О господи! Вот это да!

Мне кажется, я могла бы…

Приготовить обед? Сшить платье? Принять ванну?

Сплясать джигу?

Роза, округлив руки, поднимает их над головой, как танцовщица фламенко. У нее ничего не болит, и она чувствует себя просто восхитительно. К ней вернулось легкое и свободное в движениях тело десятилетней девочки. И все это благодаря садовнику Рику.

Когда это было? Ну разумеется, в вечер Годовщины – а ведь с тех пор прошло уже несколько месяцев, – прежде чем началась вся та суета с Психом и аллергическим приступом Грейс. Пока Рик готовил все необходимое для глотания огня, они с Розой разговорились. Садовник признался, что ужасно боится выступать и у него весь день трясутся руки. Он заметил, что Роза терла себе спину, и спросил, как у нее со здоровьем. Ну и Роза, в свою очередь, тоже откровенно рассказала мальчику, что иногда боль от ревматоидного артрита бывает такой сильной, что ей хочется лечь на землю и рыдать навзрыд. Рик сказал, что знает одно болеутоляющее средство, и вытащил из кармана джинсов толстую, аккуратно скрученную сигарету. Роза спросила: «Небось это запрещенный наркотик?» А садовник ответил: «Ну да, типа того, но это всего лишь травка, а ее разрешают курить раковым больным. Так почему бы и вам не попробовать?» Она тогда положила сигарету в карман жакета и совсем позабыла о ней. Вспомнила только сегодня вечером, когда смотрела по телевизору интервью с глотателем огня. И подумала: «А и правда, почему бы не попробовать? Хуже все равно уже не будет».

Итак, Роза уселась за кухонный стол, нашла спичку и зажгла сигарету. Сначала она кашляла, разбрызгивая слюну, и обожгла себе глотку, но потом почувствовала знакомый кайф. Они с сестрой курили много лет подряд, но в конце концов бросили по настоянию Конни. Как-то, дело было в семидесятые, ее очень впечатлила одна статья. Там говорилось, что врачи установили: курение якобы вызывает рак легких. «Немедленно выбрось сигареты!» – заявила тогда Конни, решительно входя в комнату и размахивая газетой. А ведь именно под влиянием Конни Роза в свое время и пристрастилась к курению. Господи, всю жизнь одно и то же: «Кури» – «Не кури!»; «Вяленые помидоры для нас непозволительная роскошь!» – «Вяленые помидоры придают омлету особенный вкус!» – «Вяленые помидоры устарели!»; «Нет, нельзя говорить Энигме, что ты ее мать, – подождем, пока ей исполнится сорок!»; «Нет, на свадьбе дочери ты никак не можешь быть матерью невесты!»; «Нет, ты не можешь встать на поминках Нэта и сказать всем, что он был лучшим на свете зятем!»; «Ни одна из твоих внучек не может звать тебя бабушкой! Пойми же, Роза, это бизнес, это очень серьезно, речь идет о деньгах!»

Ну разумеется, Роза не могла честно заявить всему миру, что она мать, и бабка, и прабабка, потому что какая роль в таком случае отводилась бы Конни? Не родоначальница, а всего лишь престарелая бездетная тетушка.

Роза затягивается и смотрит, как из ноздрей выходят колечки дыма, словно она дракон. И вспоминает…

Ей десять лет, и мать отчитывает ее за что-то, имеющее отношение к Конни: «Ты разве не знаешь, что старшая сестра обожает тебя с самого твоего рождения? Да она за тебя в огонь и в воду, все готова для тебя сделать!»

Ей двадцать пять, и она застает Конни плачущей на кухне – та говорит, что это из-за лука, который она режет, но никто не плачет так сильно из-за лука, и глаза так не опухают, и наконец сестра признается, что у нее была задержка пять дней и что она позволила себе надеяться – до чего же глупо. «Я не говорила никому, даже Джимми, а вот сегодня утром мне пришлось, черт возьми, примириться с тем, что опять ничего не произойдет. Роза, ради бога, не сиди понапрасну без дела, вон хоть морковь, что ли, нарежь!»

Если бы не Конни, у них отобрали бы Энигму и Роза никогда бы не увидела свою дочку. Не было бы на свете ни Лауры, ни Марджи, ни Грейс, ни Вероники с Томасом, ни Лили с Джейком. И с Софи она бы никогда не познакомилась. Не было бы детей, доверчиво поднимающих личики, чтобы их раскрасили. Не было бы денег на красивые ткани, и на рождественские подарки, и на посудомоечную машину, до блеска отмывающую стаканы.

Роза вдыхает замечательную доморощенную травку, ощущая, что тает, что откусила кусочек шоколадного трюфеля, что сама стала шоколадным трюфелем. Что бы ей такого сделать? И тут Роза понимает, что именно сделает. Она хочет рисовать. Не раскрашивать лица, нет. Она хочет написать огромное полотно, большими смелыми мазками, краской великолепного цвета. Грейс права! Разве у Розы не достаточно таланта? Почему бы ей не попробовать другую форму живописи?

Она величаво проплывает по кухне и находит коробку с красками и кистями. Но где она будет писать? Надо купить мольберт! Они с Грейс, ее красавицей-правнучкой, будут рисовать вместе, и, пока они рисуют, Роза расскажет ей то, чего не могла поведать прежде. Роза объяснит Грейс, что ни к чему понапрасну терзать себя, думая, будто она плохая мать и недостаточно любит Джейка. Роза расскажет ей, что когда родила Энигму, то тоже поначалу не испытывала особых эмоций, но потом в один прекрасный день это вдруг пришло к ней – прилив сильной, безудержной любви.

Роза слегка раскачивается, вспоминая свои тогдашние чувства, разгоревшиеся ярким пламенем. Потом, нахмурившись, кусает губу. Разумеется, она не расскажет Грейс о том ужасном происшествии. Это было так давно, и она никогда не жалела о том, что совершила, но все же ей не хочется, чтобы бедную девочку мучили ночные кошмары. Наподобие тех, что терзали саму Розу много лет подряд, заставляя ее просыпаться в холодном поту, с трясущимися губами.

Она опускает глаза на сверкающие белые плитки кухонного пола, оплаченные призрачными мифическими фигурами Элис и Джека Манро. Идеальное полотно для художника!

Роза снимает с одного из кухонных стульев подушку и кладет ее на пол, чтобы подложить под колени. Конни похвалила бы ее за предусмотрительность. Ну, приступим! Кисть в руке кажется Розе частью ее собственного тела, этаким сверхдлинным пальцем.

Она начинает писать, поначалу робко, потом более раскованно. Кисть движется сама собой. Роза ложится на пол, подкладывает подушку под живот и скользит по кафелю. Вот здорово! До чего же весело! Она представляет себе лицо дочери – если бы Энигма вошла сейчас и увидела ее лежащей на кухонном полу, пишущей красками свои воспоминания, она бы точно решила, что у матери болезнь Альцгеймера.

Роза пишет красками воспоминания об Энигме, когда та только училась ходить. На ее личике было такое самодовольное выражение, словно она первый человек во вселенной, освоивший это трудное дело. Малышка ковыляла к Розе, и Роза сказала тогда очень тихо, почти шепотом, чтобы не услышала бывшая в соседней комнате Конни: «Иди к мамочке. Ну же, смелее, иди к мамочке!»

Энигма простила Розе разглашение тайны Элис и Джека. Вкусив безмерную славу семиминутного появления на телеэкране с Реем Мартином, она приобщилась к новой карьере приглашенного выступающего. Энигма посещает клубы для пожилых людей, а также различные ротари-клубы и боулинги, рассказывая всем желающим конфиденциальную историю о тайне младенца Манро. Ей нравятся беспроводные микрофоны, позволяющие расхаживать среди слушателей, похлопывая по плечу наиболее симпатичных поклонников. Энигма купила себе новый мобильный телефон и завела ежедневник. Роза обожает смотреть на дочь, когда та говорит со своими «клиентами», – то же самодовольное выражение, что было на личике годовалого ребенка.

Она рисует Марджи и Лауру, когда сестричкам было соответственно десять и двенадцать и они хвастались перед ней своим умением нырять с Салтана-Рокс, вереща: «Смотри, тетя Роза! Правда же, мы похожи на лебедей?» – и затем прыгали, широко раскинув тонкие ручонки.

Марджи сейчас где-то в Центральной Австралии. Она посылает Томасу по электронной почте фотографии, а он показывает их Розе на компьютере: бесконечные просторы, земля красноватого оттенка, спокойная загорелая Марджи стоит перед запыленным джипом. Непохоже, что она скоро возвратится домой. Маргарет заставила всех женщин пообещать, что они не станут готовить для Рона, пока ее нет, но, разумеется, сердобольные родственницы его все-таки подкармливают. Трудно не пожалеть бедолагу, который неприкаянно слоняется без дела, иногда выполняя какую-нибудь работу по дому, которую жена просила его сделать много лет назад. На днях Роза пришла к нему с запеканкой из говядины под острым соусом и обнаружила на кухне Томаса: тот терпеливо жарил для отца стейк с перцем, а у его ног ползала Лили.

Что касается Лауры, то она вернулась в свой дом на острове и сейчас изучает в университете философию. Роза считает, что она вряд ли в этом преуспеет: у Лауры, на ее взгляд, совершенно нет философских наклонностей. А еще Лаура открыто встречается с Психом, и всем приходится притворяться, что они забыли о его попытке шантажа с помощью урны, заполненной пылью из пылесоса. Вообще-то, этот Дэвид довольно приятный и общительный мужчина, но, поскольку ранее у него уже были проблемы с азартными играми, им следует быть начеку. На днях говорили об одной звезде из старого фильма, и Роза неосмотрительно сказала ему: «Спорю на десять долларов, это была Кэтрин Хепбёрн!» И тут же спохватилась, ужаснувшись: а вдруг Дэвид согласится, и тогда получится, что это она его спровоцировала.

Роза встает на колени и снова глубоко затягивается сигаретой. Надо будет рассказать подруге Мэри, которая тоже страдает от ужасно болезненного артрита, об этом новом средстве.

Роза вновь ложится на пол и рисует воспоминания о детях, когда они были маленькими. Томасу было пять лет, а Веронике и Грейс – по четыре годика. Однажды они вместе играли на острове и умудрились бог знает где жутко перемазаться. Марджи засунула их всех вместе в большую ванну с пеной, а Роза помогала им делать из пены бороды и усы. Радостный смех ребятишек звучал по всей ванной комнате, и Роза подумала тогда: «Эх, солнышки мои, если бы и впредь можно было сделать вас счастливыми, просто опустив в воду!» И вот теперь все трое, похоже, обрели наконец-то взрослое счастье. Вероника живет со своей новой близкой подругой, и порой на семейных сборищах Роза видит ее сидящей в молчании, без единого слова! Конечно, долго это продолжаться не может, но, кажется, Вероника больше не бьется насмерть со своей жизнью, как со взбесившимся крокодилом. Томас всегда был беспокойным парнишкой, но сейчас они с Дебби обеспокоены в основном выбором плитки для своего бассейна, и это, как говорится, приятные хлопоты. Лили – славная девчушка, которая сумеет руководить родителями. Роза догадывается, что Томас всегда будет немного влюблен в Софи, но такова жизнь, верно? У Софи в последнее время просто нет отбоя от кавалеров. Но особенно хорошо и весело ей бывает с тем симпатичным высоким другом Кэллума, Эдом Риплом. Правда, все наперебой уверяют Розу, что они точно не поженятся, потому что Эда не интересуют женщины. Но насколько понимает Роза, Софи как раз очень даже его интересует, и Эдди, между прочим, тоже ей по душе, так что кто знает, что там может произойти! Грейс, Кэллум и Джейк переехали в свой красивый новый дом в горах, и Грейс закончила очередную книгу про Габлета. Роза не сомневается, что это будет лучшая книга из всех. Накануне вечером она ужинала у них, и Грейс поинтересовалась, хочет ли она прочесть посвящение. Роза сказала: «Ну конечно хочу». Там было написано: «Розе, моей любимой прабабушке». Вот так, чтобы видели все на свете.

Она рисует Конни, высокую, тонкую и взволнованную, – как та, втыкая палку в песок, обдумывает идею насчет Элис и Джека. Сама Роза в это время безучастно лежит рядом с закрытыми глазами, предоставив сестре обо всем позаботиться. «Когда-нибудь, – сказала тогда Конни, – мы станем чопорными сухонькими старушками и напрочь забудем про свои нынешние страхи и опасения».

Она рисует свою мать, какой та была до болезни, в красивом шелковом платье, с юбкой колоколом и вышитым воротником – такого платья мама не могла себе позволить. Такой наряд Роза купила бы мамуле в дизайнерском отделе самого лучшего универмага, если бы могла вернуть ее хоть на один день, чтобы показать, какой чудесной может быть жизнь, когда у тебя есть деньги.

Она рисует реку – зеленую, спокойную и таинственную, – разворачивающуюся лентой блестящего бирюзового крепдешина. Она рисует туфли, в которых пришла к Мистеру Яйцеголовому, чтобы показать ему их дочь. Узнай об этом старшая сестра, у нее наверняка бы случился припадок. Роза сказала тогда, что якобы хочет прогуляться с ребенком по городу и поглазеть на витрины магазинов. Сама Конни собиралась в тот день пойти с Джимми в кино, так что она ничего не знала о намерении Розы доехать на поезде до дому Мистера Яйцеголового в Аннандейле, где тот сидел в одиночестве, дожидаясь возвращения жены, которая работала уборщицей. К тому времени его уже уволили из универмага. На службе он одевался опрятно и даже щеголевато, теперь же Розу поразил вид хмурого небритого мужчины в подтяжках и сорочке с грязным воротничком. Он провел гостью на неряшливую кухню и уселся на свое место, продолжая запихивать в рот полные ложки ужасной комковатой каши. Роза сказала: «Просто я хотела, чтобы вы увидели свою дочь» – и подняла Энигму за подмышки. Дома Роза одела девочку в лучшее платьице и завила ей волосы. Малышка глазела по сторонам с безмятежным интересом, а Мистер Яйцеголовый бросил на нее насмешливый взгляд, фыркнул и заявил с полным ртом: «Чертовски уродливая спиногрызка, а?»

И тут на Розу неожиданно накатила волна сильного гнева. Она положила Энигму в коляску, а потом повернулась к грязному кухонному столу, не глядя схватила обеими руками первый попавшийся предмет и со всей силы ударила обидчика по затылку. Послышался глухой звук удара, и Мистер Яйцеголовый рухнул лицом в кашу, после чего воцарилась тишина, нарушаемая лишь резким жужжанием жирной навозной мухи.

«Моя доченька – красавица!» – заявила Роза, обращаясь к его затылку. Потом положила хлебную доску на место, выкатила коляску на улицу и села в поезд до города. Там она встретилась у кинотеатра с Конни и Джимми, сказав, что прекрасно прогулялась по городу с ребенком. В последующие годы, стоило ей услышать пересуды людей о тайне Убийцы-С-Хлебной-Доской, Роза всегда невольно вспоминала жужжание той мухи.

Она очень аккуратно рисует разбитое яйцо, из которого капает кровь. Эта картинка занимает целую плитку.

Наконец Роза откладывает кисть в сторону, поднимается на ноги и стоит, уперев руки в бока и глядя на развернутую на кухонном полу картину жизни – как своей собственной, так и членов своей семьи, – а потом берет швабру и смывает все, не переставая жевать шоколадное печенье.

На следующий день, когда к ней приходит Софи, чтобы пригласить на свой сороковой день рождения, на кухне чувствуется сладковатый аромат мускатного ореха: Роза печет бисквитный торт. Белый кафельный пол на кухне сверкает чистотой, и Роза выглядит как милая сухонькая старушка, которой не известны абсолютно никакие секреты, за исключением кулинарных рецептов.