«Я испортила Рождество Кэт, – думала Джемма, переодеваясь в купальник в ванной Майкла и Лин. – Я сучка, сволочь, руки-крюки…» Маркус, бывало, говорил: «Джемма, знаешь, в чем твоя проблема? Ты не умеешь сосредоточиваться».

Она подтянула бретельки бюстгальтера и в поисках крема для загара открыла шкафчик Лин. В доме становилось все жарче и жарче. Бабушка, к неудовольствию Максин, разделась до нижней юбки. В зеркале ванной отражалось ярко-розовое блаженно-глуповатое лицо Джеммы с мишурой на голове.

Теперь до нее дошло, что та сестра, о которой рассказывал Чарли, и была Анджела, но раньше она ни разу не обращала внимания на странное совпадение имен. Была одна Анджела, младшая сестра Чарли, которую он безмерно любил. И была другая Анджела – злобная похитительница мужей.

Самое правильное было порвать с ним.

Это был бы благородный жест, символ сестринской солидарности.

Это была бы жертва во имя сестер.

Это было бы все равно что объявить голодовку.

«Чарли, узнай у своей сестры, почему я не могу с тобой встречаться. Узнай, почему она не посмотрела на обручальное кольцо, когда начала флиртовать и разбила сердце моей сестры».

Ах, но Чарли…

Чарли, Чарли, Чарли…

Накануне вечером они вдвоем встретили Рождество на балконе в квартире Чарли. Они готовили ужин вместе. «У тебя какой-то пунктик насчет готовки, – сказал ей Чарли. – Всякий умеет готовить». И оказалось, что если ей немного выпить, включить приятную музыку, в одну руку взять бокал вина, а в другую – деревянную ложку, то она станет шикарной поварихой! Это было прямо сказочное открытие.

Он подарил ей флакон духов и книжку.

У сестер Кеттл была аллергия на духи, но она храбро обрызгала ими запястье и немедленно чихнула одиннадцать раз подряд, объясняя в перерывах: «Аллергия! Это! Наверное! От пыльцы!»

Закончив наконец чихать, она раскрыла книжку. «Как я хотела ее прочитать!» – сказала она почти правду, потому что несколько месяцев назад, до того, как она ее купила, она и правда очень хотела ее прочитать.

– Вообще-то… – сказал Чарли, теребя себя за мочку: верный признак того, что он волнуется или стесняется; она уже знала эту его привычку и уже очень любила эту его привычку, – я об этом не знал. Я ее и купил только потому, что девушка на обложке мне показалась похожей на тебя. Почему? Не знаю…

Девушка на обложке походила на капризную принцессу, и в выражении ее лица Джемма и сама находила что-то похожее на себя. Это была картинка всего самого лучшего в ней. Такой она могла быть на каком-нибудь тропическом острове в прекрасный денек – в легком платье и, может быть, в соломенной шляпке. В этот день она не чихала, не перебирала со спиртным, никто не обижался, никто никуда не торопился, все смеялись шуткам друг друга. День, о котором Джемма вспоминала бы только хорошее. День, в котором все было смешно и интересно, – именно так, как и должно быть.

Ей было очень приятно, что Чарли узнал в ней это хорошее.

Разве не было правила, которое бы гласило, что за такого мужчину нужно выходить замуж – и как можно скорее?

Она сошла в купальнике вниз и увидела Мэдди; та, все еще голенькая и в нарукавниках, изо всех сил колотила по ксилофону. Она сидела на диване рядом с бабушкой, которая плескала голыми ногами в ведре с водой.

– Как хорошо, Джемма! – сказала бабуля. – Я тут вот что подумала. Если я окочурюсь в такую жарищу, сделай так, чтобы меня не хоронили в следующую среду. В клубе в этот день разыгрывают лотерею и все делают ставки. Передай – пусть меня хоронят в четверг!

– Да ты не умрешь!

Бабушка ответила чуть ли не обиженно:

– Все-то она знает!

– Пошли, поплаваешь со мной и Мэдди!

– Спасибо, я не хочу плавать.

Мэдди отбросила ксилофон, обняла ногу Джеммы и повторила: «Плавать!» Ну хоть кто-то был в хорошем настроении.

Бассейн у Лин и Майкла был грандиозный; из изогнутой раковины бирюзового цвета открывались захватывающие дух виды, как будто это был не бассейн, а залив.

– Джем, смотри! – скомандовала Мэдди. Она нагнулась и вытянула ручки – точно как взрослый перед прыжком, – и ее головка оказалась строго между ними, прыгнула в бассейн и упала прямо на живот. Нарукавники надежно держали ее на поверхности.

Джемма нырнула вслед за ней и поплыла у самого дна, блаженная оттого, что оказалась в этом тихом, холодном, прохлорированном мире.

Не то чтобы она влюбилась в Чарли или хотя бы состояла с ним, что называется, «в отношениях». Они не придумывали друг другу прозвищ, не обменивались шутками, понятными только им одним, не снимались на память, не имели общих друзей, которым стало бы больно и грустно от их расставания. Никаких совместных выходов. Никаких общих покупок. Будет совсем не больно и абсолютно понятно. Как ножом резануть: «Чарли, ты, конечно, понимаешь… Ты же итальянец… Семья прежде всего».

– Смотри, Джем! Смотри!

Мэдди по лесенке выбралась из бассейна и, капая водой, стояла на самом его краю, вытянув вверх руки. Она походила на маленького тюлененка.

– Ого! – захлопала Джемма, когда девочка, раскинув руки и ноги, прыгнула в бассейн и тут же всплыла на поверхность, задыхаясь и отплевываясь. Она, видимо, считала, что в бассейн только для того и ходят, чтобы полюбоваться, как она исполняет всякие рискованные трюки.

– В следующий раз закрывай рот – и не будешь глотать воду, – посоветовала ей Джемма.

Мэдди хлопнула ладошками по воде, так что брызги полетели во все стороны, и громко засмеялась – значит ей было по-настоящему весело.

– Ха! – крикнула Джемма и так же весело шлепнула по воде, думая о том, что сказала Кэт в офисе Лин: «Она порвет с ним, рано или поздно…»

Она вовсе не шутила и не издевалась. Она сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Она полагала, что это неизбежно. Да, конечно, сестры уже много лет поддразнивали ее стремительным ростом коллекции бывших. Лин даже купила ей книжку «Десять глупостей, которые совершают женщины» и заботливо отметила закладкой ту главу, где описывалась глупость, которую, как она полагала, и совершала Джемма. Но Джемма все-таки думала, что каждый раз, когда она расставалась с очередным мужчиной, они удивлялись не меньше ее самой.

Может быть, они уже догадались о том, чего в самой глубине души страшилась Джемма: что она и не способна на глубокую, серьезную любовь. Вот увлекаться у нее хорошо получалось; именно это сейчас и было у нее с Чарли, и сестры, скорее всего, были правы – это ненадолго.

Неделями, даже месяцами она с ума сходила по своим мужчинам, а потом, в один далеко не прекрасный день, все разом кончалось. Она не просто переставала им восхищаться – человек становился ей отвратителен. Вспоминалось, как она сидела на пляже с водопроводчиком – любителем музыки кантри.

– Где открывашка? – спросил он хмуро, шаря в их корзине.

Это и стало последней каплей.

«Ты мне не нравишься», – подумала она, и на нее как будто подуло ледяным зимним ветром.

Некоторым людям недостает координации зрения и движений. Некоторые люди глухи к музыкальным тонам. У Джеммы не было способности долго любить мужчину.

– Джем! Смотри!

– Ого!

Они сидели за длинным столом на веранде Лин и Майкла. Стол был сервирован с большим вкусом и украшен символами праздника; за ними блестело зеркало залива, солнечный свет радугой рассыпался на гранях хрустальных бокалов.

Джемме казалось, что такая сервировка подразумевает другую, более собранную и лучше одетую семью, – особенно сегодня, когда все сидели с багровыми лицами и истерика, казалось, была готова вот-вот прорваться наружу.

Слишком сильно шуршали бумагой и слишком обидные вырывались замечания, когда все начали хлопать хлопушки. Кэт с Дэном чуть не вывернули друг другу руки. Анекдоты, напечатанные внутри хлопушек, зачитывались нарочито громко и ядовито. Их почти никто не слушал – только Майклу они казались очень смешными да бабушка все время переспрашивала: «Что-что там сказал слон?»

Максин с Фрэнком сидели рядом, и зрелище это было не из приятных. Джемма не могла даже вспомнить, когда в последний раз они сидели так. Родители изо всех сил старались быть как можно вежливее друг с другом.

Подвыпившая Кара брезгливо взвизгивала, когда Фрэнк показывал, как попасть в ноздрю пальцем, которого у него не было.

– Папа, перестань! – попросила Лин.

– Кара, перестань! – попросил Майкл.

Мэдди сидела на высоком стульчике и громко пела самой себе песню без начала и конца. Голову она наклонила, потому что зеленый колпак был ей велик и все время съезжал на нос.

Сама же Джемма превратилась в необузданную, по-детски хихикающую особу. Словно со стороны она слушала свою безудержную болтовню. Слова… Слова… Ха-ха-ха… «Замолчи, – приказывала она себе. – Закрой рот!» Но это совсем не помогало.

Как только все начали передавать друг другу блюда с салатами и закусками, Лин и Максин привстали со своих мест и, не обращая внимания на свои пустые тарелки, принялись махать руками, точно дирижеры оркестра, готовые услышать и тотчас исполнить любую просьбу.

– Бабуля, возьми подливки для салата! – распоряжалась Лин.

– Кэт, передай отцу индейку! – командовала Максин.

Джемма не понимала, из-за чего они так суетились. Голодных за столом не было. Стояла страшная жара.

– Кому подлить? – спросил Фрэнк.

– Мне капельку, большое спасибо, Фрэнк, – произнесла Кара в нос, точно слон, и, глупо рассмеявшись, всем телом повалилась на стол.

– Отберите у нее бокал! – взорвался Майкл.

– Я давно вам говорила, что она перебрала, – назидательно заметила Максин.

– Чуть-чуть не вредно, – парировал Фрэнк и наклонил бутылку.

– Папа! Ей же всего шестнадцать лет! – рявкнула Лин.

– Ну вы-то, конечно, в шестнадцать лет не пили ни капли!

– Знаете, меня всегда интересовали прокаженные, – сообщила Дэну бабушка.

– Кто, простите? – озадаченно переспросил Дэн. Бумажный колпак оставил красную полосу у него на лбу.

– Прокаженные! – вступила в разговор Джемма. – Бабулю всегда интересовали прокаженные. Это значит, что ваш подарок – взнос от вашего имени в фонд борьбы с проказой. Вот в прошлом году она Майклу подарила… Дэн, помнишь? Как мы смеялись!

– Джемма! Теперь никакого сюрприза не будет! – сердито сказала бабушка. – Ну вот! Не слушай ее, Майкл!

– Я Дэн.

– Сама знаю, что ты Дэн, мог бы и не напоминать! – Бабушка обернулась к Джемме. – Я этому твоему новому кавалеру сказала, что ты у нас – руки-крюки! Слышала?

– Да, бабуль, слышала.

– Думаю, он со мной согласился. Он, кажется, очень благоразумен. Ты как думаешь, Дэн?

Дэн изо всех сил сжал вилку и нож:

– Да, очень благоразумен.

– А сестра у него очень хорошенькая, – продолжала бабушка, – очень! Такие красивые темные волосы. Тебе понравились, Джемма?

Джемма одними губами произнесла: «Бабуля, угомонись же!»

«Придется порвать с ним, – подумала она, – придется порвать». Глаза ее против воли посмотрели прямо на Кэт.

– Она шикарная, бабуля, – с каменным лицом произнесла Кэт. – Шикарная, слов нет. Правда ведь, Дэн?

– Да сколько же можно… – Дэн положил вилку и нож и обхватил голову руками.

– Голова разболелась? – сочувственно осведомилась бабушка.

На другом конце стола стало шумно. Фрэнк поднялся и осторожно постучал вилкой по своему бокалу. Он озорно, по-мальчишечьи усмехнулся, когда все обернулись к нему.

– Прошу внимания… – начал он. – Небольшой сюрприз!

– Хороший, надеюсь, – произнес Майкл с ноткой отчаяния в голосе. Пурпурный колпак еле держался на его упругих, коротко стриженных волосах.

– Очень хороший, Майкл, будь уверен. Очень!

Джемма почти не слышала отца. Она размышляла, правда ли у Дэна что-то было с Анджелой, и если правда, то что теперь? Ей даже стало больно оттого, что нужно хранить такой огромный секрет. Она чуть было не сразила Дэна наповал убийственным, понятным только ему взглядом, который значил: «Если у тебя есть кто-то на стороне, я об этом знаю, так что закругляйся-ка ты, пока не поздно». Но когда она вслушалась в слова отца, то чуть не лишилась сознания.

– Мы с Максин снова встречаемся!

Мы с Максин снова встречаемся…

Никто не проронил ни слова. Кара громко икнула.

– Вы встречаетесь… – Кэт подалась вперед и через весь стол посмотрела на Фрэнка с Максин.

– Мы, в общем-то, довольно давно уже общаемся, – произнесла Максин голосом, загадочно молодым для ее возраста. – И вот уже несколько месяцев мы… Да, пожалуй, это можно назвать отношениями.

– Меня, кажется, сейчас стошнит, – сказала Кэт и отодвинула свою тарелку.

– Мы не хотели говорить вам, пока все не определится. – С этими словами Фрэнк положил свою сильную, уверенную руку на плечо Максин. Она посмотрела на него, зардевшись, как девочка.

– Что не определится? – еле выговорила Лин.

– Ну… что мы любим друг друга. Снова.

– Меня сейчас стошнит, – повторила Кэт.

– Извините, – сказала Лин и встала. – Извините, я на минутку…

Она бросила свою салфетку и ушла с веранды, сильнее, чем нужно, захлопнув за собой стеклянную дверь.

– Девочки, какие вы сегодня взвинченные! – заметила бабушка.

– Но хорошая ведь новость! – Фрэнк поставил бокал, взялся руками за край стола и задумчиво нахмурил лоб. – Ты же рада за нас, правда, Джемма?

– Очень рада, – отозвалась Джемма искренне, но чувствовала она себя слегка взбешенной, как, бывало, в школе, когда Кэт или Лин отвечали учительнице иначе, не так, как ответила бы она. «Нет, – подумала она. – Не считаю я, что это правильно. Но с другой стороны… Нам ли считать, что это неправильно?»

Когда отец переехал из их дома в пригороде в свою новую квартиру в центре города, шестилетняя Джемма не очень-то расстроилась.

У нее это как-то смутно связывалось с пальцем, оторвавшимся у него в тот вечер, когда запускали фейерверки. Как будто он просто заболел и его, как одну из сестер, если с ними случалось подобное, перевели в другую комнату, чтобы вредоносные микробы не попали в их маленькие носики.

– Но ведь мама с папой усадили нас в гостиной и сказали, что они расходятся, – возразили ей Кэт и Лин много лет спустя, когда она поделилась с ними своими детскими размышлениями. – Как ты могла это забыть? Это было ужасно. Мама, как ненормальная, ломала руки, а отец то и дело подскакивал со своего места, бегал по комнате, а потом снова садился. Мы так на них сердились!

– Я тогда, наверное, думала о чем-то другом, – сказала Джемма.

Такое случалось с ней время от времени: событие крупного общественного, политического или личного значения просто проскальзывало мимо.

Лет десяти она как-то спросила сестер: «А что такое аборт»? Те в ужасе отшатнулись от нее. «Осторожней с незнакомыми словами, – посоветовала ей потрясенная до глубины души Кэт. – Сначала спроси у нас, что они значат, а потом уже употребляй».

Первый раз слово «развод» отложилось в памяти Джеммы в тот день, когда отец сказал им о поездке в аквапарк. Вся семья была на кухне, мама наклонилась над духовкой и отогнула уголок фольги, проверяя готовность курицы. Непростой инцидент произошел с Кэт и куклой Барби, Джемма как раз собиралась подробно изложить суть дела, когда отец вдруг сказал: «Лин на каникулы остается с мамой».

Джемма взглянула на уклончивую Лин и сразу поняла, в чем дело. То же самое совсем недавно случилось в школе. Джемма пошла в туалет, а когда вернулась, то обнаружила, что ее лучшая подруга Роуз уже взяла себе в лучшие подруги Мелинду. Всего пара минут – и сложились новые альянсы.

Было заметно, как выделяет Лин мама, как хочет сделать ее своей лучшей подругой. Она всегда выделяла Лин среди трех сестер. Это потому, что, заправляя постель, та аккуратно загибала все уголки и никогда ничего не роняла. Сейчас они собирались все вместе отмечать свой собственный маленький праздник. За столом они, наверное, начнут перешептываться и хихикать. Это будет ужасно…

Значит, выход один – взять маму и Лин с собой. Мама не откажется прокатиться по самому быстрому в мире водному спуску!

Но нет… Нет, об этом не могло быть и речи, такая смехотворная мысль могла прийти в голову только Джемме, потому что ведь мама с папой «разводились» – противное даже на слух слово, почти такое же противное, как «цукини».

И как раз тогда один из самых сильных страхов Джеммы начал пробиваться на поверхность.

Незадолго до этого Кэт и Лин решили сказать Джемме, что она приемная. Они даже слегка удивились, как она сама не догадалась об этом.

– Если бы ты была нашей родной сестрой, то ты бы и выглядела по-другому, – выдвинула Кэт несокрушимый логический аргумент. – Тройняшки все должны быть похожи.

– Мы тебя все равно любим как родную, – мягко добавила Лин. – Ты же не виновата. Но ты будешь делать то, что мы говорим.

– Джемма, никакая ты не приемная! – утешала ее Максин, когда девочка рыдала у нее на коленях. – Сестренки твои все придумали – в этом они все в отца!

Но до конца она все равно не разуверилась и, только услышав в кухне это противное слово «развод», окончательно поняла, что случилось что-то важное и непоправимое. Это было точно как в фильме «Ловушка для родителей» – они смотрели его у бабули; там разведенные родители разорвали пополам маленькую светловолосую девочку. Маленькой рыжеволосой девочки в том фильме не было.

Поэтому для нее было вполне естественно, что при разводе мама захочет взять Лин, а папа – Кэт. Джемма никому была не нужна, она ведь приемная…

Что с ней станется? Где она будет жить? Что будет есть? Она даже курицу приготовить не могла! Она даже не знала, как и где ее купить. И что сказать? «Мне курицу, пожалуйста»? Что, если над ней посмеются? А сколько вообще стоит эта курица? У нее в копилке лежали только три доллара. Ну, допустим, на десяток кур ей хватит. А потом что – голодать?

У шестилетней Джеммы голова шла кругом. Родители и сестры как будто отвернулись от нее. Она была еле видной точкой, поставленной карандашом на огромном листе бумаги. Существовала только она одна и только в пространстве, ограниченном кончиками пальцев ее рук и ног. А дальше была пустота.

Она даже не заметила, как ладонь у нее разжалась и голова Барби покатилась на пол.