– Приветик! – Чарли пинком открыл дверь и, положив обе ладони на ее щеки, смачно поцеловал в губы. – С праздником тебя!
– Ммм…
Каждый раз, когда они с Чарли целовались, у нее вырывалось это «ммм», как будто она смаковала восхитительный десерт.
А вообще, физически возможно порвать с человеком, который на вкус как десерт?
– Я сегодня утром заделалась домохозяйкой, – сказала она, когда он отпустил ее и зашел в квартиру. – Приготовила все для пикника и даже сложила в рюкзак, чтобы было удобнее нести.
И она закружилась перед ним, не отдавая себе отчета в том, что выглядит хорошенькой и очаровательной.
На мотоцикле Чарли они собирались поехать в Норд-Хед, где как раз открывалась регата «Сидней – Хобарт».
Был и еще один план. Лин поручила Джемме разузнать точно, встречается ли Дэн с Анджелой. «Выясни, что там творится, – наставляла Лин. – Смотри только, не сболтни лишнего!»
Чарли сделал шаг назад и внимательно осмотрел ее:
– Меня поражает твоя беспечность. Ты что, серьезно думаешь, что на мотоцикле можно ехать в таких шортах?
Джемма посмотрела на свои голые ноги и смутилась:
– Оу…
– Прости, но я не готов рисковать такими сексуальными ножками.
Она подняла вверх ногу, вытянув носок, как балерина.
– Мы наши ножки любим… Они нам от мамы достались.
– Мы? – Чарли удивленно поднял брови. – Что это ты, как королева: о себе – и «мы»?
– Мы с сестрами.
– Честно говоря, меня только твои ноги интересуют, а что там у сестер…
– Кстати, о сестрах…
Улыбка тут же сползла с лица Чарли.
– Давай не будем.
– А то поссоримся?
– Да.
– Да уж, немного неловко. – Джемма стиснула лямки своего рюкзака.
– Давай поговорим о чем-нибудь не таком неловком.
– Кэт хочет, чтобы я порвала с тобой.
Чарли застыл, как громом пораженный.
– Кэт – это та, что выскочила из кухни как ошпаренная? Жена Дэна?
– Да.
– А ты сама хочешь со мной порвать? Потому что, если тебе только нужен повод… Хочешь порвать – порывай.
– Нет… Я не хочу с тобой порывать. Мне нравятся твои ресницы.
Чарли шумно выдохнул и расслабил плечи.
– Вот и хорошо. – А затем с улыбкой добавил: – А мне – твои ноги.
– У Анджелы с Дэном роман, не так ли?
Чарли изобразил на лице комическое отчаяние.
– Я не хочу говорить об этом. Неужели нельзя просто поехать на пикник и послать к черту всех родственников?
– Нет, нам придется об этом поговорить. – Она произнесла это почти так же внушительно, как Лин.
Он вздохнул:
– Мы об этом почти не говорили, потому что, честно признаться, я не хотел ничего слышать. Хотя и так было ясно, что там на кухне произошло что-то странное. Ну да – они несколько раз встречались. Сколько точно – я не знаю. Но он все прекратил, когда его жена, твоя сестра, забеременела.
Его жена… Кэт была «его женой», которая забеременела. Джемма так и видела, как Кэт сидит на полу ванной, смотрит на нее, делает вид, что ее совсем не волнует, что покажет тест на беременность, и вся трясется. Ее колотит всю, с головы до пяток, а она, кажется, этого совсем не замечает. И теперь, благодаря Дэну, о ней можно сказать «его жена забеременела».
Мерзкий негодяй!
– Она клянется мне, что между ними все кончено, – продолжал Чарли. – Я ей верю. Она не хочет разбивать семью.
Джемма молчала. Мысленно она давала Дэну хорошего пинка.
– Слушай, давай я допрошу ее с пристрастием, – предложил Чарли.
– Думаю, не стоит…
– Может, тебе от этого будет лучше? Она сильно расстроилась из-за всей этой истории.
– Она расстроилась! Подумать только!
– Бог ты мой! – Чарли воздел ладони к потолку. – Я все понимаю. Но эту кашу заварил сам Дэн. Он мне, кстати, сразу не понравился.
– Правда? – живо спросила Джемма.
– Правда. Самоуверенный хлыщ.
– Так ты уверен, что все кончено?
– Уверен.
– Точно уверен?
– Точно. Слушай. Вся эта история никак не должна сказаться на наших с тобой отношениях.
– Не должна.
Хотя Иисус, Мария и Кэт очень бы этого хотели.
– Потому что, я думаю, у нас все должно быть хорошо, – сказал он, взялся за лямки ее рюкзака и покачал туда-сюда.
– Ты так думаешь? – В ней опять зашевелилось карамельно-сладкое чувство.
– Ну да. Я думаю, мы могли бы ездить в разные места. В Норд-Хед, например. И ехать надо прямо сейчас, не откладывая.
– Тогда поехали.
– Вот и отлично! – Чарли пошел было за шлемами, но вдруг снова обернулся к Джемме. – Я хотел спросить…
– Да?
– Андж сказала, что видела вас троих около своего дома. Вы же не собираетесь ее выслеживать?
Джемма почувствовала, как у нее запылали мочки ушей.
– Это всего один раз было…
– Хорошо. Она ведь моя младшая сестра. Даже когда глупости делает, все равно…
– Ну… да.
Но обида все равно кольнула.
Для поездки в Норд-Хед она влезла в джинсы Чарли. Когда они останавливались на красный, он всякий раз тянул руку назад и поглаживал ее ногу. Она прижималась к нему, и их шлемы романтично постукивали друг о друга. В заполненном людьми Норд-Хеде они еле нашли место, чтобы расстелить свой коврик, и, радуясь, смотрели, как по океану, точно по шоссе, туда-сюда носятся яхты и сверкают на солнце паруса.
– Лучше и быть не может, правда? – обратился к ним сосед справа.
– Нет, может, – задумчиво отозвалась Джемма.
– Ты прав – не может, – перебил ее Чарли и, точно старший брат, прикрыл рукой ее рот.
Она всегда мечтала – даже немного переходя границы приличия – о старшем брате, который бы любил, защищал и учил ее.
Когда яхты скрылись за горизонтом, они отправились на Шелли-Бич – поплавать с масками и трубками. От жары в воздухе стояло марево, а вода была серовато-зеленоватая. Они видели стаи стремительных блестящих крохотных рыбок и медлительных гигантов – морских окуней, которые то прятались в каменных расщелинах, то таинственно появлялись из них. Ритмичные движения ног Чарли, обутых в ласты, создавали целые облака блестящих пузырьков, и Джемма, глядя на них, думала: «Вот сейчас я счастлива, совершенно счастлива». Она почувствовала его прикосновение, обернулась и подплыла поближе. Чарли вынул изо рта загубник и показал куда-то вниз; лицо его за маской было радостное, как у десятилетнего мальчишки. «Скат, да какой огромный!» Он сказал это, сунул загубник обратно в рот и нырнул поглубже, чтобы хорошенько разглядеть морского жителя. Джемма поплыла за ним и наглоталась соленой воды, пока следила за действительно гигантским созданием, неторопливо проплывавшим над песчаным дном.
Потом, когда они делали банановый смузи в прохладной кухне Чарли, она спросила:
– Ты всегда жил в Австралии?
– В двадцать лет я год прожил в Италии, с мамиными родственниками. – Он положил в блендер мороженое. – Они все родом из маленькой горной деревни на восточном побережье. Я когда-нибудь тебя туда свожу. Тетки будут кормить на убой, а двоюродные братья и сестры – веселить до упаду. Ха!
Вот всегда так – он рассуждал, как будто у них было общее будущее.
Джемма наблюдала, как он нажал кнопку на блендере. Облизнув губы, она почувствовала на них соль.
– Знаешь, что мне в тебе нравится? – неожиданно сказала она. – Ты как будто всегда на отдыхе. Вечный турист.
Когда Чарли одевался, он как будто впрыгивал в джинсы или шорты. Она не говорила ему этого. Не хотела, чтобы он застеснялся и перестал это делать.
– Это потому, что я с тобой. Это ты на меня так влияешь.
– Нет, не поэтому. Я уверена, ты всегда такой был. Родился таким. Пухлым хорошеньким малышом. Чарли, маленький…
– Я, наверное, тебя разочарую, но меня не всегда звали Чарли. По-настоящему меня зовут Карлуччо. Это мой друг Пол стал называть меня так. Я тебе о нем рассказывал?
Выражение его лица стало таким, что Джемма с содроганием подумала: «Ну вот, сейчас начнет делиться сокровенным…» Конечно, это было очень мило, вот только она имела отвратительное обыкновение: смеяться в самых неподходящих местах.
Она постаралась придать своему лицу серьезное выражение.
– Нет. Расскажи!
Чарли передал ей стакан с молочным коктейлем:
– Он жил через дорогу от нас. Я даже не помню, как и где мы познакомились. Мы все делали вместе. Знаешь, как это говорят – куда он, туда и я. На великах – вместе. Искать что-нибудь – вместе. Строить – вместе. Ну вот… А когда мне исполнилось пятнадцать лет, Пол умер.
– Боже! – Джемма чуть не выронила стакан из рук. – Какой ужас!
– Умер он ночью, от астмы. Когда мать нашла его, он так и сжимал в руке свой баллончик. Подростки плохо умеют справляться с горем. В день его похорон я кулаком пробил дырку в стене своей комнаты. Все костяшки разбил в кровь. Отец ничего не сказал – заделал дырку и похлопал по плечу.
– Чарли, милый… – Она подалась к нему, представляя себе убитого горем мальчишку.
– Нечего нюни разводить. Пей лучше свой коктейль. Так вот этот мой друг Пол… Он всегда и всему удивлялся. Я был спокойный как слон, меня трудно было расшевелить. А от него, бывало, только и слышишь: «Круто! Клево!» Увидит, например, какую-нибудь ящерицу с синим языком – и за ней на четвереньках, глаза горят, как у охотника за крокодилами, я виду не показываю, хотя в душе волнуюсь не меньше, чем он. Мне стало не хватать этого, когда он умер. И в один прекрасный день я решил: притворюсь, что я такой же, как Пол. Когда я видел хороший фильм или ловил огромную волну, то говорил себе: «Чарли, это так круто! Это так клево!» Как будто влезал в рубашку Пола. Сначала я просто подражал, а потом это стало вроде привычки. Так что это все из-за Пола. Он придумал мне имя. Он сделал меня таким, какой я есть.
– Хорошее имя. И ты хороший.
Чарли осушил свой стакан и стал внимательно разглядывать его дно.
– А твой жених, который погиб? – спросил он, не глядя на нее. – Тебе тоже, должно быть, пришлось несладко.
– Да, должно быть, – отозвалась Джемма, вообразив себе, как Чарли представляет себе ее – молодую, влюбленную и убитую горем. – То есть да, конечно, мне пришлось несладко.
– А после никто так и не сумел окрутить тебя. Почему? Никто не дотягивал до его стандартов?
– Никто не дотягивал до моих стандартов.
– Понятно… И ты всегда уходишь первой?
– Да. Полгода для меня – критическая отметка.
– Понятно… – Чарли покачал головой и сделал вид, будто рассматривает ее сквозь очки, задумчиво поглаживая воображаемую бородку. – Очень, очень интересно. Пройдемте-ка ко мне в кабинет, поговорим об этом…
Он взял ее за руку и повел в гостиную. Она легла на диван, и вдруг ее врач улегся на нее, говоря, что он поставил ей диагноз и готов приступить к лечению. Да, в определенных кругах оно считается нетрадиционным, но он уверен, что эффективность этого метода весьма высока.
Ей всего-то и нужно – лежать и не шевелиться…
– Скажи что-нибудь по-итальянски.
– Io non vado via.
– Что это значит?
– Это значит – я преодолею критическую отметку.
От кого: Лин
Кому: Джемме, Кэт
Тема: Родители
Не хотите как-нибудь собраться и поговорить на эту тему? Может, часов в одиннадцать у «Бронте»? Мать Майкла может забрать Мэдди на всю среду, если вы свободны.
У меня просто мозги набекрень от этой новости. Л.
От кого: Кэт
Кому: Лин, Джемме
Тема: Родители
Годится. Я приду сразу после радостей консультации у семейного психолога.
Родительский праздник любви – это что-то тошнотворное.
Джемма, не дала еще слесарю от ворот поворот?
От кого: Джемма
Кому: Лин, Кэт
Тема: Родители
Он не СЛЕСАРЬ, а ЧАРЛИ! И потом, я сказала, что подумаю, – так вот, я пока думаю.
P.S. Встретиться в среду могу. По-моему, ЗДОРОВО, что мама с отцом встречаются. Что с вами такое??
До того как Маркус вылетел на проезжую часть Милитари-роуд, они с Джеммой уже почти два года жили в его очень дорогой и очень уютной квартире в районе Поттс-Пойнт. Как дома она себя там никогда не чувствовала. Просто всю неделю спала у Маркуса, и все.
Перед похоронами Маркуса Кэт и Лин ночевали там вместе с ней.
Бронзовый загар Лин портили синие круги под глазами от долгого ночного перелета. Ее не было почти год, за который она успела отрастить длинные волосы и теперь носила то, чего Джемма никогда на ней не видела. Даже туфли у нее были другие.
– Ой, какие туфли у тебя здоровские! Итальянские? – спросила Джемма.
– Даже не думай, – машинально произнесла Лин, но потом как будто вдруг спохватилась. – Конечно, можешь их поносить, если хочешь.
– Конечно хочу! – И Джемма принялась расхаживать по квартире в туфлях Лин и все ждала, когда та скажет: «Ходи нормально! Ну что ты ковыляешь, ты же их испортишь!» – но Лин все улыбалась делано заинтересованной улыбкой, и Джемма подумала, насколько ее еще хватит.
Джемме было противно от того, как ласково с ней обращаются сестры. Даже разговаривали они с ней неестественно ровно. Джемма то и дело ловила на себе внимательные взгляды, как будто она их пугала.
Может, она вела себя не так, как подобало девушке, у которой погиб жених? Наверняка – она так странно себя чувствовала… Очень странно, прям совсем!
Его отсутствие – вот что не давало ей покоя. Как мог так вот взять и исчезнуть высокий, сильный, настоящий мужчина – Маркус? Она обдумывала это по сотне раз на дню, старалась понять, осознать. Маркус погиб… Маркус погиб… Я больше никогда его не увижу… Маркус ушел… Ушел навсегда. Огромная рука протянулась в ее мир и вырвала из него большой кусок. От этого шла кругом голова.
До гибели Маркуса Джемма встречалась со смертью только однажды – когда скончалась бабушка Леонард, но она ушла тихо, незаметно. После нее не осталось зияющей пустоты, она просто исчезла, и мир после нее почти не изменился. Но Маркус? Маркус был большим, шумным, настоящим. За это она его и любила. Маркуса было бессмысленно спрашивать: «А ты уверен?» У Маркуса были собственные взгляды, планы, машина и мебель. У Маркуса было сильное либидо и твердые политические взгляды. Он мог отжаться от пола сто раз и даже не вспотеть.
Маркус, должно быть, сердится, что сейчас его здесь нет.
«Да, парень! Я так не думаю». Вот что он говорил по телефону, если был с кем-то не согласен. Со смертью он бы точно не согласился. «Да, парень! Я так не думаю, – повторил бы он, наверное, у святых врат. – Я хочу поговорить с менеджером. Мы сейчас все исправим».
Если Маркуса не было, то как здесь оказалась Джемма?
Она посмотрела на свои ноги, обутые в итальянские туфли Лин, и почувствовала себя очень, очень странно.
– Мне не по себе, – сказала она.
– Еще бы! – ответила Кэт.
– Это совершенно нормально, – подтвердила Лин.
Лица у них были каменные.
Джемма смотрела, как сестры совершенно одинаково прикусывают нижнюю губу, и ясно поняла: ни за что в жизни она не признается им в страшной, кощунственной мысли, которая пришла ей в голову, пока она бежала через дорогу посмотреть, что там с Маркусом. Их бы это наверняка шокировало. Даже если бы они и сказали: «Глупости какие! Не волнуйся ты. Ты же была не в себе!» – Джемма знала бы, что они лгут.
Они всегда теперь будут думать о ней по-другому. Она долго надеялась, что они как-нибудь поймут ее, но это было им не по силам. Конечно не по силам.
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Сестры вскочили на ноги.
– Чаю хочешь? – спросила Лин и отвела прядь волос Джеммы за ухо, как будто она была маленькой девочкой. – А булочку? Булочку хочешь?
– Нет, спасибо.
Кэт нервно похлопала ее по руке и сказала:
– А может, тебе напиться?
– Да, наверное. Или нет… В верхнем…
– Что – в верхнем?
– У Маркуса есть какая-то травка. В верхнем шкафчике, над плитой.
Вот так они провели вечер перед похоронами Маркуса.
Лин скрутила аккуратный косяк, они расселись, скрестив ноги, на бежевом паласе Маркуса и передавали его по кругу, не говоря ни слова. Джемма чувствовала, как спасительная пустота быстро заполняет и как будто расширяет ее мозг.
– Свадьбы теперь не будет, – заметила она философски, передавая косяк Лин.
Лин прищурила глаза, затянулась – кончик косяка ярко вспыхнул – и спокойно ответила:
– Да уж, не будет…
– И платья подружек невесты вы теперь не наденете.
– Не-а. – Лин кашлянула, передавая косяк Кэт.
– Вам же они совсем не нравились?
Они сели совершенно прямо и обменялись задумчивыми взглядами.
– Точно, не нравились, – медленно сказала Кэт. – Совсем не нравились.
И тут они стали смеяться – громко, от души, качаясь, трясясь от смеха, смеяться до истерики, до слез. Джемма заметила, как Кэт уронила пепел на безупречно чистый палас Маркуса, и представила, как бы сейчас исказилось от ярости его лицо. Она встала на четвереньки и, все еще сотрясаясь от смеха, подползла к пеплу и попробовала пальцем стереть его с бежевой шерсти.
– Ты только хуже делаешь, – сказала Лин.
– Знаю, – ответила она, но терла и терла, пока на паласе не появилось большое черное пятно.
Она никогда и никому не говорила, что пришло ей в голову, когда Маркус упал на бетон, когда она ждала, что кто-нибудь скажет ей, что же делать, когда она еще не убежала.
Она, скорее, даже не сформулировала свою мысль про себя, а услышала ее, звонкую, как колокол; как будто трезвый человек оказался в шумной хмельной компании и, выключив музыку, в полной тишине что-то громко объявил.
Она услышала собственный голос. Четыре четко произнесенных слова:
– Надеюсь, что он умер.