Кэт казалось, что она набирает скорость с того самого домашнего ужина со спагетти, что она продолжает падать, судорожно хватаясь за все подряд, лишь бы спастись. А когда обнаружила счет за мобильник, ей показалось, что оборвалась последняя соломинка, и Кэт полетела в пропасть на максимальной скорости.

– Ты звонил ей в Рождество…

Он не стал отводить глаза, не стал смотреть на счет, который она ему протягивала.

– Да, звонил. Кэт, детка…

– Пожалуйста, не делай такое лицо!

– Хорошо.

– Зачем ты притворялся, что рад ребенку?

– Не притворялся. Я действительно был ему рад.

– Не хочу, чтобы ты щадил мои чувства! Лучше скажи мне правду.

И, как настоящий идиот, он понял ее буквально и не пощадил ни ее, ни ее чувства.

Оказалось вот что: он сомневался, чуть-чуть сомневался, а потому долго пытался во всем разобраться. По меньшей мере год…

По меньшей мере год? У Кэт земля ушла из-под ног.

Он думал: может, это нормально, ведь они уже так давно женаты… Он ощущал какую-то… как это сказать… пустоту. А разве с ней такого не бывало?

– Не знаю. – Кэт действительно ничего больше не знала.

В тот вечер с Анджелой он в одно и то же время и ненавидел себя, и нравился себе. Первый раз за много лет. С Анджелой он почувствовал себя человеком. Кэт же иногда обращалась с ним как с полным дебилом.

– Мы никогда не уступали. Шон как-то заметил, что мы постоянно подкалывали друг друга.

Как будто они поженились тысячу лет назад…

– Продолжай, все это очень интересно.

Она чувствовала себя так, будто у всех на глазах совершила огромную, немыслимую оплошность. Что же получается – их отношения казались со стороны жестокими и холодными, а вовсе не сексуальными и веселыми? Что же получается – Дэн каждый вечер ложился с ней в одну кровать, но пребывал в каком-то параллельном мире?

– Продолжай, – повторила она.

После того как он рассказал ей об Анджеле, Дэну пришлось несладко. Кэт не говорила с ним, а когда молчать было нельзя – кричала. Он проводил ночи на диване и не высыпался. Силы были на исходе…

И вот настал день, когда он, почти не думая об этом, набрал номер Анджелы.

Кэт презрительно расхохоталась:

– Ты что же, хочешь мне сказать, что все случилось только потому, что ты устал? Тебе пришлось несладко из-за твоего маленького флирта и ты решил раздуть его в большой роман?

– Ты снова извращаешь мои слова.

– Не извращаю. Я стараюсь тебя понять!

– Путано как-то.

– Значит, в то время как мы каждую неделю таскались к этой Энни, ты крутил роман?

– Это не было романом! Каждый раз я говорил себе: «Все, это последний раз». Это как когда пытаешься бросить курить и постоянно срываешься. – (Кэт фыркнула и приберегла это выражение для Лин и Джеммы. Это было все равно что бросить курить. У нее на языке крутилось: «Ну ты и придурок».) – А потом ты забеременела.

– Ага… А потом я забеременела. – Она вспомнила ту простую сияющую радость, что охватила ее на полу в ванной.

– И тогда все встало на свои места. Я тут же прекратил бегать к Анджеле. Когда я увидел ее у Лин, потом несколько недель с ней не разговаривал. Только тем вечером позвонил, потому что знал, как она расстроится.

– А теперь я не жду ребенка… – (Он уставился в пол.) – Удобно, ничего не скажешь! – Слезы щекотали ей нос. – Вот, наверное, ты обрадовался!

– Да нет же! – Дэн сделал движение в сторону Кэт, чтобы обнять, но она отшатнулась от него.

– Ты здесь только потому, что не хочешь выглядеть конченой сволочью. У жены только что был выкидыш, а он уже из дома вон!

– Неправда!

– Так кого же ты хочешь? Меня или ее?

– Не знаю.

Он напомнил Кэт маленького ребенка.

– Тряпка! Трус!

– Кэт!

– Если ты меня больше не любишь, имей хоть мужество сказать это!

– Но я люблю тебя! Я только думаю, что, может быть, я в тебя больше не влюблен.

– А в нее, значит, влюблен?

– Да.

На нее как будто вылили ведро ледяной воды.

– Вон отсюда!

– Что?

– Я облегчу тебе задачу. – С этими словами она сорвала с пальца обручальное кольцо и швырнула его через всю комнату. – Все, мы больше не женаты. Вали к своей шлюхе!

– Я не…

Ни с того ни с сего ее охватила маниакальная ненависть к нему. Она не могла видеть решительно ничего: ни его взволнованного лица, ни тянувшихся к ней рук, ни вялого, глупого рта.

– Уходи! Вали отсюда! Пошел во-о-он!!! – Она сама не ожидала, что будет так громко орать, и неистово толкнула его в грудь. – Вон!

Она испугалась своего голоса. Где-то на обочине сознания появилась холодная, циничная Кэт и стала с интересом наблюдать за тем, что происходит: «Я, должно быть, сильно расстроилась. С ума сошла от горя. Вы только посмотрите на меня!»

– Кэт! Возьми себя в руки, перестань… Соседи сейчас полицию вызовут!

Он схватил ее за запястья, но она вырвалась, извиваясь, как пациентка психиатрической клиники.

– Уходи! Пошел вон! Прошу!!!

– Хорошо! – Он отпустил ее руки, а свои поднял вверх, смиряясь со своим поражением. – Не знаю, куда я ухожу, но ухожу.

По чему-то едва заметному в его глазах она поняла, что ему стало легче. Он вышел, хлопнув дверью.

Кэт опустилась на пол, обхватила колени руками и принялась раскачиваться туда-сюда; в глазах ее не было ни слезинки.

Что ты делаешь, Кэт? Зачем ты так качаешься? Никто тебя не видит… Кого ты хочешь разжалобить?

– Ой, заткнись ты! – Ее голос эхом разнесся по пустой кухне.

Она встала, оделась и вытащила себя в паб. В голове засел раскаленный добела прямоугольник пустоты.

Она устроилась у стойки и стала пить текилу, рюмку за рюмкой, не позволяя голове ни о чем думать.

Конечно же, она напилась. За весь день она не съела ни крошки.

Она не пила с того момента, когда узнала, что беременна.

А с пяти рюмок текилы кто хочешь окосеет.

В какой-то момент все сдвинулось и поплыло, как в сумасшедшем клипе MTV.

Она помнила, как говорила с барменом о крикете. Как рвала на мелкие кусочки бумажную подставку под пивной стакан. Как рассказывала о своем выкидыше девушкам в туалете.

– Ах ты господи! – пропела одна из них собственному отражению, пока подкрашивала губы. – Как грустно-то, а!

А потом она вдруг оказалась на парковке и поехала куда-то в очень нужное, очень важное место, чтобы все исправить.

Он меня больше не любит…

Лязг металла. Голова откидывается назад.

– Она, по-моему, пьяная. Давай позвоним в полицию…

Бирюзово-красные мигалки…

Неожиданно посреди всего этого возникла Лин.

Кэт сидела на заднем сиденье, а впереди нее маячила шея полицейского… Шея по-мальчишечьи тонкая, чуть красноватая, волосы подстрижены ровной, аккуратной линией.

Чуть позже другой молодой человек по одному прижимал ее перепачканные чернилами пальцы к листу белой казенной бумаги. Он держал ее руку очень почтительно, хотя ведь она была злостным нарушителем, за рулем в состоянии алкогольного опьянения, чуть было не убила ребенка… Кэт разрыдалась.

А потом они приехали к Лин, в дверях ее тепло встретил Майкл, обнял, проводил по лестнице в спальню для гостей.

– Я тебя люблю, Майкл, – призналась она.

– И я тебя тоже, Кэт, – отозвался он и мягко толкнул ее на кровать.

– Но вот физически ты мне совсем не того. – И она грустно покачала головой.

– Не беда.

Появилась Кара, осторожно поставила на тумбочку стакан воды и положила таблетку аспирина.

Было ли это на самом деле или нет, она так и не узнала, но перед тем, как провалиться в глубокий сон, Кэт показалось, что в комнату тихо вошла Лин и поцеловала сестру в лоб.

Назавтра она уже никого не любила.

Лин с Майклом отвезли ее домой. Они, точно добросовестные родители, трясли головами, советуя Кэт поудобнее расположиться на заднем сиденье. Кэт мучилась от похмелья и страшно злилась на всех и вся. В глубине души она неблагодарно подозревала, что Лин с Майклом получают искреннее удовольствие от этой драмы.

– Ты первый раз нарушила, так что права у тебя отберут самое большее на год. Не так уж и страшно, – заметила Лин.

Почему это она сказала именно так – «первый раз нарушила»? «Закона и порядка» насмотрелась, что ли?

– С вами, девушками, такое нередко случается! – весело заметил Майкл.

Ну и редкостный же придурок!

В квартире было пусто. Дэн не звонил.

Она съездила на такси в мастерскую, куда отвезли ее смятую машину, и удивленно заморгала, когда увидела, что обожаемый ею автомобиль грустно стоит у безобразного штакетника, да еще и с огромной рваной дырой в боку. Прямо как она сама.

– Подменную машину возьмешь, подруга? – спросил хозяин мастерской, заполняя свои бланки.

– Да, – ответила она.

Ну остановят за вождение без прав, и что теперь? Дэн ее больше не любит. Любые правила не имели теперь никакого значения.

На столе у хозяина стояла рамка с фотографией маленького ребенка.

– Твой? – спросила Кэт.

– А то чей же? – Он встал и снял с крючка связку ключей.

– У меня мальчик примерно такого же возраста.

– Да?

– Недавно пошел, – не унималась Кэт. – Мой малыш.

– Ага.

Он подвел ее к агрессивного вида драндулету с гигантской надписью по борту: «Поставарийная ремонтная мастерская Сэма. Вы бьете, мы чиним».

– Надеюсь, против бесплатной рекламы не возражаешь? – спросил он.

– Нисколько. Отличный слоган! – Ведь матери должны говорить именно так, не скупясь на похвалы.

– Нравится? Я сам придумал. Коротко и ясно.

– Так и есть.

Она с легкой улыбкой помахала ему рукой, медленно выезжая с парковки, – мать маленького мальчика, одна из тех женщин, которые слегка нервничают, сидя за рулем огромного фургона.

Но стоило ей выехать на шоссе и посильнее надавить на газ, как внутри ее будто защекотал лапами сам дьявол.

Женщина, дело которой будут разбирать в суде.

Женщина, у которой во рту пересохло от похмелья.

Женщина, которую никто не ждет дома.

Женщина, которая машинально начинает искать глазами ближайший поворот, стоит ей завидеть издали полицейскую машину.

Она и Дэн решили расстаться.

Расстаться.

Мысленно она все время репетировала такой разговор:

– Как там Дэн?

– Знаете, мы расстались.

– Мы с мужем решили расстаться.

Рас-стать-ся…

Три маленьких тоскливых слога.

Она вышла на работу через семь дней после выкидыша и через два дня после того, как Дэн вывез свои вещи из квартиры.

Впервые в жизни она жила совсем одна, сама по себе.

В ней будто навечно поселилась другая Кэт – безмолвная, наблюдательная. Она чувствовала, что со стороны смотрит на все, что сама же делает, ища в каждом движении свой особый смысл.

И вот я просыпаюсь. Одеяло новое, с большими желтыми подсолнухами – подарок Джеммы. Дэн его даже не видел. Я обвожу пальцем каждый лепесток.

А вот ем тост из мультизернового хлеба, намазанный «Веджимайтом», – одинокая женщина, которая сама себя содержит, а сейчас готовится к очередному бесконечному дню в офисе.

– Доброе утро! – Ее секретарша Барб просунула голову в дверь небольшого кабинета. – Все в порядке? Ой, вы ужасно выглядите!

Кэт показалось, что эти последние слова – самое искреннее, что она когда-либо слышала от Барб. Она давно уже смирилась, что Барб, даже слишком живая, в глубине души глубоко презирает ее, Кэт. Но это не имело никакого значения – секретарем она была превосходным.

– Вы не зря вышли на работу? Точно хорошо себя чувствуете?

На работе никто не знал о ее беременности.

– Ничего. Просто сильно простудилась.

Кэт подняла глаза от компьютера и заметила, что Барб кинула быстрый взгляд на ее левую руку без обручального кольца.

– Ну… Ничего так ничего. Может, чашку кофе?

Барб работала у Кэт уже два года, но кофе предлагала в первый раз. Она была гораздо, гораздо выше этого.

Кэт прерывисто вздохнула. Если уж Барб начнет ласково с ней говорить, она просто распадется на части.

– Нет, спасибо, – бросила она.

Однажды вечером к ней в гости неожиданно пришли Фрэнк с Максин, нагруженные самыми разными пакетиками и коробочками.

Мультивитамины. Замороженная морковка в контейнерах «Таппевер». Домашний цветок. Электрическая сковорода вок.

– А зачем вы вок привезли? – поинтересовалась Кэт.

– Я купил ее сто лет назад, – ответил Фрэнк. – Все думал приготовить в ней что-нибудь, но так ни разу и не собрался.

– Я ему говорила, что у тебя газовая плита, – раздраженно сказала Максин, но Кэт заметила, как ласково она дотронулась до его поясницы.

– А хлеба не купили? – без энтузиазма спросила Кэт.

Максин вынула из очередной сумки белый бумажный пакет:

– Купили, конечно. Давай, Фрэнк, шевелись! Поставь чайник.

Фрэнк с Максин вели себя так, будто всю жизнь были такими родителями.

– Как там личная жизнь? Бурлит? – спросила Кэт.

– Ваша мама всегда была для меня Той Самой! – ответил Фрэнк.

– Да ладно тебе, пап, – возразила Кэт. – Вы пять лет друг с другом не разговаривали.

– Я восхищался ею на расстоянии. – И он с улыбкой подмигнул дочери.

– Ради бога, Фрэнк! – Но глаза Максин ласково смотрели на бывшего мужа.

Кэт потянулась за хлебом:

– Вы оба очень странные.

– Странные, говоришь? – сказал Фрэнк.

И оба улыбнулись ей так, словно были страшно довольны тем, что они такие странные.

Иногда она думала, что ей вполне по силам все пережить и со всем справиться.

А временами она ловила себя на том, что собственная жизнь представляется ей скучным праздником, с которого просто не терпится уйти. Допустим, она проживет лет восемьдесят. Значит, сейчас она только еще приближается к половине пути. Смерть – это горячая ванна, которую обещаешь себе устроить после того, как покончишь с ни к чему не обязывающей болтовней и скинешь неудобные туфли. Вот умрешь – и можно уже не притворяться, как тебе все нравится.

Однажды, заслышав шум за дверями своего офиса, Кэт выглянула и увидела восторженно шушукающих женщин и радостно ухмыляющихся мужчин.

Кто-то громко произнес:

– Пойдемте с нами, Кэт! Лиам свою девочку привез!

Кэт изобразила на лице восторженную улыбку. Лиам ей нравился. Девочка, родившаяся совсем недавно, в ноябре, была его первым ребенком. И потому ее коллега был вполне достоин чуточки притворного восторга.

– Ой, какая красавица, Лиам, – произнесла она машинально, а потом перевела взгляд на девочку, прижимавшуюся к отцу, как детеныш коалы, и неожиданно для самой себя спросила: – Можно?

Поддавшись безотчетному физическому желанию и не дожидаясь ответа, она взяла девочку у отца.

– В ком-то, похоже, проснулся материнский инстинкт! – воскликнула какая-то женщина.

Теплое, прижавшееся к ней детское тельце причиняло нестерпимую боль. Девочка взглянула на Кэт и вдруг улыбнулась – широко, во весь слюнявый ротик, отчего все пришли в бурный восторг:

– Ах, какая миленькая!

Крики испугали девочку, и она захныкала.

Жена Лиама, маленькая, цветущая женщина с точеной фигурой (рядом с такими Кэт всегда чувствовала себя неуклюжей великаншей), сказала: «Она, по-моему, хочет к мамочке» и с милой материнской властью протянула руки к дочке.

Когда все разошлись по отделам, Кэт вернулась на свое место. Она чувствовала себя опустошенной.

Барб принесла целую стопку входящих документов.

– Хорошенькая девочка, – заметила она. – Жаль только, что ушки у нее мамины.

С этими словами она приставила к голове растопыренные ладони и помахала ими.

Кэт улыбнулась. Барб определенно начинала ей нравиться.

– Слушайте, а ведь уже скоро выходные красоты и здоровья! – заметила однажды Лин, вертя в руках сертификат, который Джемма подарила им на Рождество.

Для Кэт было что-то нелепое в этом кусочке бумаги. Веселый привет из ее прошлого, как те чудом не пострадавшие вещи, которые порой находят на пепелище дотла сгоревшего дома. Даже почерк у нее изменился: стал свободнее, увереннее. Она вспомнила, как, помечая дату в настенном календаре, сказала Дэну: «Тебе бы с друзьями тоже не мешало куда-нибудь выбраться». Тогда она и подумать не могла, что в январе все будет совсем по-другому.

– Вы с Джеммой поезжайте, – сказала Кэт. – Я, наверное, лучше останусь дома.

– Нет, дорогая, мы без тебя не поедем.

Было проще не спорить, и, когда Лин подрулила к ее дому, она смутно ощутила что-то похожее на счастье. Джемма сидела на переднем сиденье, нацепив на голову корону Мэдди из «Маленькой принцессы».

– Помните, как мы все вместе уехали на море, когда сдали выпускные экзамены? – спросила она, повернувшись к Кэт, которая устраивалась сзади. – Как мы все высовывались из окон и визжали, даже ты, хоть и была за рулем! Хочешь повторить?

– Не особо, – ответила Кэт, хотя прекрасно помнила, как было хорошо, когда бешеный ветер врывался ей прямо в легкие.

– Хочешь надеть корону Мэдди?

– Не особо.

– Хочешь поиграем: я играю начало песни, а ты ее угадываешь и получаешь приз?

– Ладно.

И, взбираясь вверх по извилистой горной дороге на Катумбу, чувствуя, как становится все холоднее, Джемма включала одну за другой песни из старой-престарой коллекции. После первых же тактов Лин и Кэт выкрикивали названия песен, а Джемма выдавала поощрительный приз – карамельку в виде змеи.

– Сейчас точно угадаете, какая будет! – сказала она, и не успела даже нажать на клавишу, как Кэт и Лин хором крикнули: «„Венера!“» Про песню группы «Бананарама» они с восемнадцати лет говорили, закатив глаза: «Ой, я от нее просто тащусь!» Сестры частенько залезали на свои кровати, танцевали под любимую мелодию и казались сами себе безумно эротичными, пока однажды не зашла мать и, как обычно, не испортила им все настроение одним только взглядом.

Только они зашли в вестибюль гостиницы и вдохнули пропитанный изумительными ароматами воздух, у Кэт зачесалось в носу. Лин, охнув, выронила сумку со словами: «Ой, мамочки!» Джемма произнесла: «Что случилось?» И все принялись чихать без остановки.

Женщины с мокрыми волосами, в пушистых белых халатах приостанавливались, с интересом глядя на трех высоких сестер, а они чихали и все никак не могли остановиться. От веселого смеха по лицу Джеммы струились слезы, Лин раздавала бумажные салфетки, а Кэт подошла к стойке и между приступами чиханья еле выговорила: «Верните деньги!»

Выходные сулили стать веселым приключением. Вне себя от радости, они нашли гостевой дом на склоне горы, в каждой комнате которого оказалось по кровати с пологом и огромной ванной: гигантское джакузи стояло у высоченного окна, из которого открывался потрясающий вид на долину, так что, сидя в нем, можно было вообразить, что летишь на ковре-самолете. «Именно так написал один наш гость в книге отзывов», – с гордостью заметила администратор.

Джемма стала убеждать, что тут же, немедленно, пока не стемнело, им всем нужно залезть в джакузи.

– Как у мамы в животе! – сказала она, когда они устроились в ванной, опираясь спинами о стенки, скрестив ноги и держа в руках бокалы с вином. – Именно так, только без совиньона и пены.

– Джемма, ты не можешь помнить, как было у мамы в животе, – возразила Лин.

– Очень даже хорошо помню! – беззаботно ответила Джемма. – Мы там только и делали, что плавали и прикалывались.

– А вот маме кажется, что мы дрались, – заметила Кэт. – Она где-то прочитала, что близнецы, пока они в животе, прямо лупцуют друг друга.

– Да нет же… – сказала Джемма. – Ну, лично я не помню никаких драк.

Лин посмотрела на Кэт и убрала с шеи волосы. Джемма зажала нос и медленно опустилась под воду, скрывшись за целой тучей мелких пузырьков.

Кэт закрыла глаза, и ей стало снова, как в детстве, уютно оттого, что ноги сестер прижимались к ее ногам.

«А что, – размышляла она, – было бы неплохо вернуться в ту сумрачную пору до появления на свет, когда всего-то и дел было – иногда повернуться на другую сторону, ни о чем не думать, ощущать только свет или звук и то, что ты не одна, тут же еще двое очень похожих на тебя. Они всегда были рядом…»