Она передумала. Вот так просто – взяла и передумала.

– Прости, Кэт. – Джемма честными, широко открытыми глазами посмотрела на Кэт. – Прости, прости, пожалуйста!

Кэт расхохоталась, ведь она знала, что такое может случиться. Может быть, всегда знала, что именно так будет.

Но она все же давала ей шанс.

– Ты уверена, что хочешь именно этого? – спрашивала она снова и снова.

И Джемма снова и снова отвечала:

– Совершенно уверена! Всем сердцем уверена!

Когда Джемма предложила свой план, Кэт согласилась на удивление легко. То, что Джемма может быть беременна, казалось таким невероятным. Тогда, в кухне Кэт, в своих коротких шортах она казалась совершенно нормальной, даже худой. Все казалось не более чем игрой воображения. Почти то же самое она чувствовала, думая о том, что может обратиться в банк спермы. Да, она, конечно, была серьезной, даже очень, но неужели банки спермы существуют не только в комедиях? Помещают ли они свою рекламу в «Желтых страницах»?

Воображая, что держит ребенка Джеммы на своих руках, она могла не думать о Дэне и Анджеле – о волосах Анджелы, о груди Анджелы, о белье Анджелы…

Было легче, когда она проходила мимо родителей с колясками, не возникало желания остановиться и в слепой ярости закричать этим самодовольным, беззаботно-счастливым женщинам: «Ну и что в вас особенного? На себя посмотрите! Вы что, очень хорошенькие или сильно умные? Как вы умудрились завести ребенка? Вы сумели, а я не могу? Не могу получить это самое простое, основное, скучное?»

Это помогало ей засыпать по ночам. Это помогало ей просыпаться по утрам.

Никто, кажется, не замечал того чуда, что Кэт все еще функционирует, а она чувствовала себя так, будто разлетается на миллион кусочков. Никто не верил – а Кэт это твердо знала, – что Дэн действительно ушел, что он теперь просыпался в постели другой женщины.

Ее рана была для нее вечной отговоркой. В самом деле, а почему нет? Почему не получится, если этого хочет Джемма? Почему?

По многу часов она проводила во второй спальне, крася стены в масляно-желтый цвет. За этим занятием разум мирно спал и не беспокоил ее.

Детская выходила очень миленькой. Все так говорили.

Вот только вчера она купила белое соломенное кресло с синими подушками и поставила его у окна, из которого было видно магнолию. Здесь она будет сидеть под ярким солнечным светом, кормить ребенка из бутылочки и размышлять о возможности счастья.

Во всем мире их будет только двое – она и ребенок. И больше никого.

А теперь Джемма передумала.

И вся эта благостная картинка, весь этот солнечный свет будто провалились куда-то, и Кэт вернулась в выжженную землю памятных записок, прозрачных кабинок-офисов, бракоразводного процесса и пустого дома, где по вечерам тебя никто не ждет.

Лучше уж тогда остаться навсегда холодной, чем ощущать такое вот тепло.

Кэт сидела в шумном ресторане, в голове гудело от шампанского, перед ней на тарелке таял тошнотворный кусок шоколадного торта, несколько секунд она не ощущала совсем ничего, и внезапно на нее налетел ядовитый ураган.

Это было совершенно детское разочарование.

Это было унижение: «Ха! Ну и кто выглядит сейчас дурой?»

Это были самодовольно поднятые брови Лин.

Это было завтра. И послезавтра.

Это было потому, что четырнадцатилетняя Кэт Кеттл подумала когда-то, что она неудачница.

Да мало ли что это могло быть, только от волнения голова у нее пошла кругом, и уже потом она так и не вспомнила, как вскочила на ноги, что говорила, что держала в руке; она помнила только, что швырнула этот предмет на пол и заорала:

– Вы обе испортили мне жизнь!

А потом вдруг в ее голове раздался голос Максин: «Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко».

Вот она и зашла…

Из живота Джеммы торчала вилка.

Кровь!

Первая мысль была: «О господи! Я же ее убила…»

Вторая: «Сейчас меня стошнит».

Затем в ушах зашумело.

А потом она обнаружила, что лежит на полу, половина лица и ухо ужасно болят, во рту металлический привкус.

Оливия опустилась рядом с ней на колени:

– Ничего страшного. Вы упали в обморок. Как вы себя чувствуете? Сильно ударились?

Вокруг себя Кэт видела только икры ног.

– Не волнуйтесь! Скажите ей, чтобы не волновалась! Милая, не волнуйтесь, ТОЛЬКО не волнуйтесь!

– «Скорая» уже едет! Ш-ш-ш… Это не сирена?

– А полицию вызвали? Я видела! Она прямо напала на нее!

– Вы слышали? Они сестры! Невероятно!

«Я ее убила?» – хотела спросить она, но в рот будто мраморной крошки насыпали.

– Все прямо с ума сходят! – радостно заявила Оливия.

– Ах, Лин… – Это была Джемма. Она была совершенно спокойна. – По-моему, начались схватки…

У Оливии смешно опустились уголки рта.

Вокруг стола послышались вздохи и перешептывания. Кэт видела, как пара мужских туфель осторожно отступила на пару шагов. Она слышала, как Лин спрашивала с необычной для нее паникой в голосе: «Здесь есть врач?»

Кэт начала молиться – горячо, сбивчиво: «Господь Иисус, Святой Дух, Матерь Божия, каждый по отдельности и все вместе… Умоляю, не допустите, чтобы и этот ребенок умер!»

– Я врач, – отозвался кто-то.

– Ее не нужно приводить в сознание, – добавил кто-то еще.

– Правда, схваток у меня пока не было, – задумчиво рассуждала Джемма вслух. – Так что, может быть, я и ошибаюсь…

– Помошите, пошалуйста, – прошепелявила Кэт, ощущая привкус крови. Оливия взяла ее за запястья и поставила на ноги.

– А вот и директриса! – Оливия как будто веселилась от души. – Она сейчас просто с ума сойдет. Послед и все такое прямо здесь, на полу…

Это была та самая элегантно одетая женщина, которая любезно проводила их к столику в начале вечера. Сейчас она с нескрываемым презрением посмотрела на Кэт и руками стала раздвигать людей:

– Прошу расступиться… «Скорая» сейчас приедет.

Люди послушались. Все торопились вернуться к своим столикам, чуть застенчиво, взволнованно и негромко переговариваясь друг с другом.

Через десять минут в зал прошли санитары, распространяя вокруг волнение и уверенный авторитет, как кинозвезды, непринужденно входящие в зал для пресс-конференции.

Лин обратилась было к ним, но Джемма перебила ее, быстро заговорив деловым тоном:

– У меня срок через две недели. Я только вчера ходила к врачу, и она сказала, что, возможно, у меня начнутся легкие схватки. Не знаю, то это было сейчас или не то… Вокруг матки ведь много всякой ткани, да? От вилки ребенку ведь ничего не будет?

– Вряд ли, – согласился санитар. – Для этого она должна проникнуть очень глубоко. По-моему, она кожу только повредила, и все. Давайте-ка давление померим!

– Мне кажется, нужно послушать сердце ребенка, – резко сказала Джемма. – Вот что, по-моему, вам нужно сейчас делать.

Кэт про себя отметила, что Джемма говорит точно как Лин.

Или как Максин.

Или как чья-нибудь мама.

Кэт молча придерживала рукой свою челюсть и смотрела через окно машины на городские огни. Молодой человек, который сидел за соседним столиком и любезно нес сумку Джеммы, вез теперь их в больницу. Кэт не знала и знать не хотела, где была та девушка, что пришла с ним.

Он представился Кэт, но его имя тут же вылетело у нее из головы. Он казался ненастоящим. Да никто не казался настоящим. Будто от всего мира ее отделяет мутная перегородка. Все было не важно, кроме здоровья Джеммы и ребенка. Половина лица страшно болела, и Кэт странно осознавала каждый свой вздох.

Кэт слышала, как Лин, сидя на переднем сиденье, разговаривает с Максин по телефону.

– Да, я помню, что у нас день рождения. Вот поэтому…

– Да, я не забыла, сколько нам…

– Нет, мама, мы не пьяные. Ну, разве что чуть-чуть…

– Да, вилкой. Вилкой для фондю. Фондю из морепродуктов.

– Да, нам очень понравилось!

– Немного повздорили, мам. Потом объясню…

– Ладно, может быть, не так уж мало. Только…

– Ну, вообще-то, да… Весь ресторан, наверное, видел. Но…

– Наследный принц Альфред.

– Хорошо. Пока. – Лин положила трубку, обернулась и посмотрела на Кэт. – Мама сказала, чтобы мы были поосторожнее, что она нас любит и уже едет.

Кэт непонимающе уставилась на нее, а Лин фыркнула:

– Шучу, шучу!

Молодой человек за рулем закашлялся. Кэт прижала салфетку ко рту и отвернулась к окну. Лин теперь говорила совершенно как Джемма. Мир перевернулся вверх тормашками.

У входа в больницу Кэт безмолвно вышла из машины, захлопнула дверь, прищурилась от яркого света и услышала приглушенный шум: звонили телефоны, беспрерывно визжал ребенок, быстро и в разных направлениях двигалось множество людей.

Лин, кажется, успела подружиться с этим случайным человеком из ресторана. Кэт видела, как она наклонилась к окну и о чем-то долго и горячо говорила, а потом выпрямилась и помахала ему на прощание.

Она показала сестрам несколько визитных карточек, сложенных веером.

– Он ландшафтный дизайнер, свадебный фотограф и к тому же личный тренер! – громко провозгласила она, как будто это было исключительно интересно. – У него было свидание с незнакомкой, из которого, по-моему, ничего не вышло.

Кэт пожала плечами.

Лин убрала карточки в бумажник.

– Так, давай-ка узнаем, что там с Джеммой, а потом пусть тебя осмотрят, не прикусила ли ты язык.

Кэт опять пожала плечами. Наверное, ей нужно умолкнуть навсегда. Всем тогда будет проще.

– Это вы? Лин, Кэт?

Сестры обернулись. Им навстречу шел Чарли. На нем были перепачканные грязью спортивные штаны, майка и черная круглая шапочка. Он был мокрый от пота и очень взволнованный.

– Я тут еду с регби, а сестра ваша мне звонит – первый раз за полгода, – начал он. – Звонит и спрашивает, как работает лампочка. Я начинаю объяснять. Думаю, что это Джемма, понимаете? Она всегда такие смешные вопросы задавала. И вдруг начинает рыдать так, будто у нее сердце разрывается, и говорит, что звонит из больницы, что вот-вот родит и что, может быть, я приеду и помогу ей дышать, если, конечно, не сильно занят. Вы, девушки, совсем ку-ку или как?

– Без вариантов, совсем, – подтвердила Лин.

Очень итальянским жестом он поднял обе руки ладонями вверх:

– Ни фига себе! Она, значит, дает мне от ворот поворот, ни слова не говорит, что беременна, и здрасте – езжай к ней в больницу, помогай, видите ли, дышать!

– Все так, – согласилась Лин.

– А я откуда знаю, как это делать? – Лицо его выражало совершенный ужас. – Для этого дела всякие там классы есть, курсы. Книжки. Видео. Я хочу знать, как это делается!

Лин расплылась в сияющей улыбке:

– Держишь ее за руку. Знаешь, как в кино…

– О боже! – Он стянул шапочку, провел рукой по волосам и глубоко вдохнул. – А она как, нормально?

– Был небольшой инцидент, но сейчас вроде бы все хорошо.

Только теперь Чарли взглянул на Кэт и на перепачканную кровью салфетку. Кэт смотрела в землю, делая вид, что еще не все сказала.

– Случилось что-нибудь?

– Давайте зайдем, узнаем, что там, – предложила Лин.

Лин и Чарли ушли в поисках начальства, а Кэт уселась на зеленый пластмассовый стул и начала тяжелый разговор с Богом.

Ей хотелось только одного: чтобы с Джеммой и ребенком все было хорошо. Это была совершенно разумная просьба. Ей хотелось, чтобы одно особенное дело осталось без последствий.

А если бы Бог сделал это, Кэт готова была навсегда позабыть про алкоголь и прочие потенциально опасные удовольствия. Она даже готова была согласиться, что у нее самой детей никогда не будет, что она будет жить как монашка и полностью посвятит себя заботе о других.

Можно даже подумать о какой-нибудь самой противной волонтерской работе.

После бесконечно долгого отсутствия Чарли и Лин вернулись к Кэт. Она молча посмотрела на них.

– Сейчас к нам кое-кто придет, – объявила Лин.

Чарли пристально посмотрел на Кэт:

– Ты-то как? Вид у тебя не очень.

Кэт кивнула:

– Спасибо, нормально.

– Вы родственники Джеммы Кеттл? – серьезно спросила вышедшая к ним сестра. – У нее все в порядке. Раскрытие четыре сантиметра. Кто пойдет на роды?

– Только отец, – сказала Лин.

Чарли сделал короткий шаг вперед:

– Ну, я…

Сестра многозначительно взглянула на Лин и Кэт, как бы желая сказать осуждающе: «Все они, мужчины, одинаковые!» – но вслух произнесла только:

– Сюда, пожалуйста.

– Отличненько. – Чарли передал Лин свою спортивную сумку и послушно, не оглядываясь, двинулся за сестрой, распрямив плечи под грязной майкой.

Лин села рядом с Кэт и покачала головой:

– Святой человек… Если она с ним не останется, я в нее вилкой ткну!

В этот момент в дверь решительно вошла Максин и увидела, как ее дочери держат друг друга за плечи и хохочут во все горло. Она недовольно поправила на плече ремешок сумки:

– Нет, в самом деле…

На следующее утро Кэт в первый раз взяла на руки своего племянника – почти четырехкилограммовый, туго запеленутый кулек со сморщенным красным личиком, спутанными черными волосиками и длинными ресничками, таинственно опущенными на смуглую кожу.

Кэт и Джемма были одни в палате.

Чарли уехал домой переодеваться. Лин должна была подъехать позже, с Мэдди и Майклом. Максин с Фрэнком отправились выпить кофе.

– Извини, Кэт… – Лицо Джеммы на подушке было покрыто пятнами, чуть отекло, но сияло радостью. – Я ужасно с тобой поступила.

Кэт покачала головой, не отводя взгляда от ребенка.

Вчера вечером врач сказал, что у нее перелом челюсти. Передние и задние зубы ей стянули скобкой. Если она произносила хоть слово, изо рта текла слюна.

Она чувствовала себя соответственно – полной дурой. Это было ее наказание.

– Я думала о ребенке как о твоем, – сказала Джемма. – Все время думала. А потом ни с того ни с сего я вдруг захотела… захотела этого ребенка и Чарли. Всего сразу захотела…

Кэт положила мизинец младенцу на ладошку и почувствовала, как крошечные пальчики сжали палец.