Кэт пришла в парк на несколько минут раньше и в ожидании Дэна уселась на качели.
Субботнее утро кололо холодом, в парке было пустынно. Пустая игровая площадка немного пугала, цепи качелей таинственно позвякивали на ветру.
Воспоминание, яркое, будто впервые возникшее, вдруг всплыло в голове Кэт. Максин качает Лин на качелях… Какое-то желтое платье…
– А когда моя очередь, мама?
Лин взлетает высоко в воздух.
Кэт, как рыба, то открывала, то закрывала рот, от души радуясь, как свободно двигается челюсть.
После эпизода с вилкой прошло полтора месяца.
Видимо, историю передавали из уст в уста. Майкл рассказал, как кто-то на работе обсуждал историю о том, как в китайском ресторане беременной женщине воткнули в живот вилку. И эта беременная прямо там же, в ресторане, разрешилась тройней.
Майкл не стал поправлять рассказчика.
– Надеюсь, тебе не стыдно водить с нами знакомство, – сказала Лин.
– Вовсе нет, дорогая! Я просто не хотел выпендриваться.
Джемма и Чарли назвали сына Сальваторе Лесли – в честь своих дедушек.
Крошка Сэл оказался очень непростым ребенком. Он не унаследовал ни мамину страсть поспать, ни папину кротость. Джемма и Чарли ходили вечно сонные, как в трансе, и были похожи на зомби.
К счастью, во вторник Сэл решил в первый раз улыбнуться, и оба родителя чуть не расплылись в обожании перед его маленькими ножками, обутыми в ботиночки.
Кэт плотно закрывала дверь детской с желтыми стенами и жила точно робот. Теперь она все время твердила про себя: «Я ничего не чувствую… Я ничего не чувствую…». В «Холлингдейл чоколейтс» она работала так истово, что Роб Спенсер вынужден был прочесть ей небольшое, но лестное внушение о том, что в жизни важно соблюдать баланс.
Она завязала с алкоголем на рекордные четыре недели, затем сказала: «Думаю, на этом хватит, Господи», и снова стала рьяной атеисткой.
Накануне позвонил Дэн и сказал, что хочет поговорить с ней.
– Может, сходим куда-нибудь выпьем?
– Давай лучше по телефону… – сказала она манерно, чуть поддразнивая его, как всегда.
– Лучше лично, с глазу на глаз, – произнес он новым голосом – казенно, сдержанно, как будто давал показания. У нее упало сердце.
Я знаю, какое у тебя выражение лица, когда ты приходишь домой. Знаю, как ты кусачками обрезаешь ногти на ногах, как чистишь нитью между зубов, как сморкаешься. Я знаю, что тебя сердит твой отец, что ты боишься пауков и терпеть не можешь тофу.
– Хорошо. Но только не в пабе. – Ей не хотелось, чтобы ее окружали радостные люди с нормальными голосами. – Встретимся в парке.
Она пнула деревянные стружки и задумалась над тем, чего же от нее хочет Дэн.
Они не жили вместе уже семь месяцев. Закон гласил, что развестись можно, только если супруги проживают раздельно не меньше года. Никаких воссоединений в это время не допускалось.
Нужно было доказывать в суде, что это было не просто какое-то там недоразумение и что ваш брак и правда не выдержал испытания и расползся по швам.
И вот он появился.
Она смотрела, как он выходит из машины, как смотрит на знак парковки. Он взглянул на часы, снова на знак, нахмурил лоб. Он никогда не разбирался, что на этих знаках пишут. Не волнуйся, Дэн, еще не три часа дня и уже не девять утра.
И вот он широким шагом двинулся по густой траве набережной. Он заметил ее, улыбнулся, махнул рукой, подошел к ней так непринужденно, как будто она все еще его любила.
– Привет.
– Привет.
– Холодно.
– Очень.
Он приблизился, словно хотел поцеловать ее в щеку, а она наклонила голову и протянула руку к соседним качелям:
– Садись.
Он сел и осторожно вытянул свои длинные ноги.
– Ты как?
– Нормально.
Наверное, через Чарли и Анджелу он в подробностях знал о том, что случилось в ресторане. Унижение было так сильно, что даже не беспокоило ее. Достоинство было потеряно окончательно.
Он выбрал Анджелу. Джемма выбрала своего ребенка.
– Кэт…
На миг подпрыгнуло сердце – она подумала, что сейчас он скажет, какую сделал ошибку, что хочет вернуться домой, все исправить, начать заново…
– Я еду во Францию. Мы едем во Францию.
Я ничего не чувствую…
– Что, снова работа в Париже появилась? Я и не знала.
А они ведь об этом мечтали. Теперь мечту Кэт выполнит Анджела.
– Мне неделю назад сказали.
Он старался говорить спокойно, но она прекрасно чувствовала, что он волнуется. Как они, наверное, это отмечали!
– Я сам хотел тебе об этом сказать.
– Премного благодарна.
Он быстро взглянул на нее:
– Не знаю, что сделать, чтобы ты поверила, как я сожалею. Обо всем сожалею. Я хотел… Я не хотел… Прости, прости меня.
Кэт пришло в голову, что у Анджелы в один прекрасный день появятся дети от Дэна. Мальчик, которого воображала себе Кэт, миниатюрная копия Дэна, теперь будет принадлежать Анджеле.
У этой женщины теперь будут сбываться ее мечты и будут рождаться ее дети.
А когда Дэн сегодня придет домой и Анджела спросит: «Ну и как все прошло?» – Дэн грустно ответит: «Не очень хорошо», и Анджела будет вся такая сочувствующая, хорошенькая, большегрудая…
Кэт неожиданно вскочила на ноги и встала за Дэном. Другая женщина ни за что не должна узнать, что она плакала.
– Дай-ка я тебя толкну.
– Что-что? – напрягся Дэн.
Она легко толкнула его в спину:
– Тебя что, мама на качелях не качала?
– Ну качала, наверное.
Она уперлась ладонями ему в спину и легко подтолкнула вперед. Ногами он оттолкнулся от земли и уселся на качели поплотнее.
Я ничего не чувствую… Я ничего не чувствую… Я ничего не чувствую…
– Значит, Париж! Наконец-то! – произнесла Кэт самым светским тоном, как гостья на коктейльной вечеринке. – А жилье они вам предоставят?
– На месяц поселят в съемную квартиру, а потом что-нибудь подберем.
– А Анджела? Она что будет делать? Работать?
– Еще не знает.
– Дел, наверное, сейчас полно! Машину продаешь? Вещи на хранение сдаете?
– Машину отдаю Мел.
– Дэн!
Вдруг у нее не стало сил ни делать что-либо, ни выносить все это.
Она наклонилась к его уху и заговорила поспешно и тихо, своим обычным голосом, как будто ей нужно было быстро сказать ему что-то очень срочное:
– Спасибо, что сказал. Все у меня в порядке, правда, в порядке. Но только можешь кое-что для меня сделать? Уходи, пожалуйста, поскорее, и ничего не говори, и не оглядывайся. Пожалуйста!
Он сидел очень тихо. Не в его натуре было повиноваться такому капризному и мелодраматичному приказу. А потом Дэн взял ее руку в свою, очень крепко сжал ее, и на секунду Кэт вдохнула запах его волос. Затем он отпустил ее руку, встал и пошел к машине.
Это была бы подлинно трагическая мизансцена, если бы, идя по набережной, он не поскользнулся и его нога не вытянулась бы некрасиво сзади.
Ну да… Подлинно трагические мизансцены были не в ее стиле. Фарс… Вот что куда больше ей подходит.
Кэт похлопала ему и крикнула:
– Оревуар, увалень!
Не оборачиваясь, он иронически поднял вверх большой палец и пошел дальше, к машине.