Около девяти вечера накануне свидания Кэт и Дэна в парке, когда бабушка Кеттл ела тост с жареным сыром, запивая его хорошим чаем, и смотрела любимый эпизод «Кто хочет стать миллионером», в заднюю дверь ее дома влетел кирпич и с глухим стуком опустился на линолеум.

Бабушка услышала необычный шум и, конечно, подумала, что это опять негодная дедушкина собака. Ей нравилось ругать эту собаку, и поэтому она тут же поставила видео на паузу.

– Ну и что же ты сейчас наделала, глупая зверюга? – грозно крикнула она, как будто дедушке стало бы от этого легче.

Когда она ругалась на собаку, то чувствовала себя так, будто Лес был еще жив и сейчас работает где-то там, в задних комнатах. Она ждала, что вот сейчас он крикнет: «Дорогая, сиди! Я сам посмотрю, что там».

Она прямо с ума сходила от того, как Лес баловал эту собаку.

Бабушка поднялась на ноги, сердито бормоча себе под нос, и вдруг услышала чьи-то шаги.

– Кто там еще? – крикнула она скорее сердито, чем испуганно, проходя через прихожую. И у Фрэнка, и у внучек – у всех были ключи. Но конечно, вежливо было бы постучать.

Вот почему, когда на нее надвинулся незнакомец, в ее же собственном доме, в ней поднялась волна страха – от кончиков пальцев ног до самого рта.

Она упала. Плечо больно ударилось о стену.

На несколько секунд мир вокруг покрылся красным налетом. Из глаз брызнули слезы. Она почувствовала, как из носа потекла кровь.

В гостиной снова включилось видео. «Что же вы выбираете? Рискнуть или все же забрать деньги?» – спрашивал участника Эдди Макгир.

Она слышала, как в спальне кто-то хлопает дверцами шкафа, перебирая ее вещи.

«Думаешь, я, старая бабка, совсем выжила из ума и храню все деньги под матрасом, – подумала она. – Не повезло тебе, друг! Они все до последнего гроша лежат себе спокойненько в Банке Содружества!»

Потом уже она обнаружила, что он забрал ее кошелек, лучшие украшения, горшок с двухдолларовыми монетами, которыми она пользовалась как фишками, и новенькую десятидолларовую бумажку, которую она заранее приготовила, чтобы вложить в поздравительную открытку для Кары. Он прихватил и новенький фотоаппарат, который она выиграла в ночном радиошоу, правильно назвав цену кольта в фильме «Человек с заснеженной реки».

Целых двадцать минут он болтался по ее дому, выбирая то, что ему нравилось, – так спокойно, будто разгуливал по супермаркету.

Вышел он через парадный вход, даже не оглянувшись.

Пес прибежал со своей прогулки и минут пять взволнованно бегал вокруг бабушки, задыхаясь и повизгивая.

Она попробовала приподняться, но рука отказывалась слушаться.

Она попробовала еще раз и поняла, что у нее не получится.

– Лес… – позвала бабушка в ковер.

На следующее утро, часов в десять, Бев заметила своему мужу Кену, что Гвен Кеттл что-то до сих пор не выходит поливать свой сад. По субботам она всегда делала это, а накануне не говорила, что у нее другие планы. Может, у Гвен гости? Хотя никаких машин во дворе нет… Кен, как думаешь?

Кен никак не думал. Недовольно поцокав языком – невозможно с этими мужчинами разговаривать! – Бев пошла на разведку, осторожно толкнув открытую входную дверь дома соседки.

Когда она увидела распростертую на полу прихожей Гвен, то опрометью выскочила на крыльцо и завопила: «Кен!» – так громко, что он чуть не повредил себе спину, когда перепрыгивал через заборчик и со всех ног бежал к дому Кеттлов.

– Ради всего святого, Бев, где тебя так долго носило? – с иронией спросила Гвен.

У нее под носом запеклась лужица крови.

Бев опустилась на больные колени, бестолково дернула Гвен за рукав и впервые в жизни лишилась дара речи.

Кэт поймала такси и поехала в больницу. Она сидела на заднем сиденье, твердо сжав коленями ладони, и рисовала себе параллельный мир, в котором, по счастливой случайности, она заскочила к бабуле именно в тот момент, когда подонок забрался к ней в дом.

«Стой, урод!» – крикнула бы она ему.

Он обернулся бы, и тогда она двинула бы ему прямо по яйцам.

Он согнулся бы от боли, и тогда она ухватила бы его за уши и наподдала бы коленом по лицу. А потом, когда он, поверженный, валялся бы на полу, она еще дала бы ему несколько раз по почкам.

«В следующий раз выбирай жертву себе под стать!»

Перед тем как увидеть бабушку, Кэт увидела все свое семейство. Все они очень прямо и очень спокойно расселись полукругом вокруг бабулиной кровати.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Максин.

Фрэнк ничего не говорил, только поднял руку в приветствии. Вид у него был такой, будто его била лихорадка. На шее краснели пятна.

Джемма, напротив, была смертельно бледна. Сэл лежал в переноске у ее ног и только беспокойно водил туда-сюда темными глазенками.

– Бабуля, посмотри, это Кэт! – сказала Джемма.

– Кэт, привет. – Лин сжала губы в подобие улыбки. Она ставила цветы в вазу, а глаза у нее были красные и мокрые.

– Бабуля… – У Кэт даже не было сил радостно поздороваться.

Теперь она заметила, как подавлены все, будто каждого неожиданно и больно ударили по лицу.

Смотреть на бабушку было все равно что наблюдать, как на твоих глазах избивают человека.

Вместо рта у нее был большой синеватый синяк, на нижней губе запеклась кровь. Одна рука была на перевязи. Особенно плохо выглядели волосы. Бабушка всегда уделяла им много времени, накручивая на горячие бигуди, чтобы получились белоснежные локоны. Сегодня они были перепутанные, грязные, прилизанные.

Перед ними лежала хрупкая, некрасивая старая женщина. Совершенно чужая. Не удивительно жизнелюбивая бабушка Кэт.

– Слышала? – обратилась к ней бабушка и сжала ее руку, пока Кэт целовала тонкую, морщинистую кожу щеки. – Он забрал камеру, которую я выиграла на радио. Я почти час тогда дозванивалась!

– Мы тебе купим новый фотоаппарат, Гвен, – сказала Максин. – И даже лучше прежнего.

Бабушка, казалось, ее не слышала. Она крепко сжимала руку Кэт.

– На прошлой неделе я в почтовом ящике нашла эту маленькую зеленую карточку. Я еще сказала Бев: «Что это еще такое? Какая-то посылка мне пришла!» Я и забыла совсем, что выиграла в том конкурсе. И Бев мне говорит… – Она замолчала, посмотрела на Кэт, и на глазах у нее выступили слезы. – Я очень испугалась вчера, милая. – Ее голос дрогнул.

– Да, могу себе представить, бабуля, – пришла ей на помощь Кэт.

Фрэнк со скрипом отодвинул стул и встал:

– Это… это… я не знаю… это… О господи! – И он с силой ударил кулаками по спинке стула.

Бабушка поймала руку Кэт и неожиданно властно произнесла:

– Успокойся, Фрэнк! Что толку так вести себя. Это жизнь! Бывает!

Все молча посмотрели на синяк у нее на лице.

– Здравствуйте, миссис Кеттл! – прервала их молчание запыхавшаяся сестра. – О, сколько у вас гостей! А цветов-то, цветов!

– Спина болит просто страшно, – пожаловалась бабушка.

– Ну, давайте попробуем поудобнее вас устроить. Выйдите все, пожалуйста, ненадолго. – И сестра посмотрела на Кеттлов доброжелательно, но твердо.

– Спустимся вниз, перекусим, – объявила Лин. – Мы быстро, бабуля.

– Не торопитесь.

Джемма подняла Сэла.

– Пусть отец понесет, – сказала Максин, глядя на Фрэнка.

– Хочешь понести, папа?

– Что? А, да, конечно… – Он взял ребенка на руки. – Привет, малышок.

Кэт смотрела, как Сэл, одетый в ярко-оранжевый комбинезон, пухлым кулачком вцепился в рубашку Фрэнка. Это стало чем-то вроде застарелой спортивной травмы: знакомый, рефлекторный укол боли при взгляде на Сэла.

– Чего там Дэн хотел? – спросила Лин, когда сестры шли к лифту.

– Он получил работу в Париже. Едет вместе с Анджелой.

И Лин, и Джемма обернулись и потрясенно посмотрели на нее.

– А я не знала, – тут же сказала Джемма. – Чарли ничего мне не говорил.

– Мало ли что там Анджела делает? Ты за нее не отвечаешь, – заявила Кэт.

– Я подумала… – Лин прикусила губу. – Извини.

– Да. И я об этом подумала.

Лифт подошел в то же мгновение, как их догнали родители. Двери лифта закрылись, и вдруг Фрэнк сунул Сэла Джемме и закрыл лицо руками. Плечи его тряслись. Кэт не сразу поняла, что впервые в жизни видит, как отец плачет. Он поднял лицо и тыльной стороной ладони вытер нос. Рот его скривила судорога ненависти.

– Убил бы этого подонка!

В тот самый момент, когда самолет Дэна и Анджелы вылетал из Сиднея, Кэт спускала гигантский зеленый пластиковый пакет с мусором с переднего крыльца бабушкиного дома, шмыгая носом и вытирая слезившиеся от пыли глаза.

Что они там делают? Держатся за руки? Нервно шутят о прекрасном будущем?

Кэт с Максин затеяли генеральную уборку в доме, где бабушка прожила пятьдесят с лишним лет. Теперь Гвен переезжала в «шикарный дом отдыха для тех, кому за пятьдесят пять».

– Понятно, что это дом престарелых, – говорила им бабушка, показывая глянцевую брошюру; на фото седоволосые пары весело пили шампанское, сидя на «огромных балконах». – Я же все понимаю. Собрание жизнерадостных идиотов. Но там мне будет спокойнее, да и вообще, на что мне этот большой старый дом? Не знаю, почему никто из вас до сих пор до этого не додумался. Переживали, наверное, что я ваше наследство растрачу!

Семейство героически промолчало о том, что последние десять лет думает только об этом. А теперь вот бабушка сама высказала эту мысль – абсолютно разумно и обоснованно.

Лежа на больничной койке, она призналась, что одной в доме ей будет страшно.

– Почему одной, мама? – сказал Фрэнк. – Можешь жить со мной и Максин!

Кэт заметила, как сверкнули глаза матери, но бабушка не дала отцу договорить:

– Глупости говоришь, Фрэнк. С чего бы это я захотела жить с вами? Я хочу жить в шикарном доме отдыха!

После нападения у бабушки, казалось, появились две совершенно противоположные черты характера.

Временами она казалась Кэт трогательно хрупкой и испуганной – точно девочка, которая не успела еще отойти от ночного кошмара. Когда она говорила о нападении, голос ее дрожал от слез удивления. Казалось, она была оскорблена в своих лучших чувствах. «Он на меня не смотрел, – говорила она. – Я ведь говорила уже? Ни разу даже не взглянул». А в другое время ее ум казался яснее, чем обычно. Она по-новому поднимала подбородок, и решительные нотки слышались в ее голосе.

Может быть, поэтому она стала чем-то вроде знаменитости местного масштаба.

В «Дейли телеграф» появился заголовок: «НАПАДЕНИЕ НА ВОЛОНТЕРА ОЛИМПИЙСКИХ ИГР!» Лин отдала в газету фотографию бабушки, которую она сделала на параде. Гвен радостно улыбалась с газетной страницы – милая, простая пожилая женщина, которая помнила все реплики «Человека с заснеженной реки», муж которой воевал во Второй мировой!

Казалось, весь Сидней в ужасе всплеснул руками. Бабушку прямо завалили сочувственными письмами, цветами, игрушечными медведями, открытками, чеками и чуть ли не сотней совершенно новых фотоаппаратов. Писали письма в газету, звонили на радиостанции. Все возмущались – это было так не по-австралийски, так отвратительно, да просто невозможно!

Грабителя задержали – подруга опознала его по фотороботу, составленному при помощи Гвен Кеттл. «Когда я увидела эту милую бабушку в газете, то сразу подумала: да, это он», – важно говорила девушка перед телекамерами.

– Милая бабушка, надо же такое ляпнуть! – сказала Максин, вытаскивая вместе с Кэт на веранду очередной зеленый мешок. – Она меня просто укатает!

– Меня тоже… – вздохнула Кэт, вытерла нос тыльной стороной ладони и посмотрела на свою майку и джинсы. Они были все в пыли.

На ее матери, конечно же, не было ни соринки.

– Она, наверное, последний раз году в пятидесятом что-нибудь выбрасывала, – вздохнула Максин.

Бабушка упрямо настаивала на том, что перед тем, как чему-нибудь вынесут окончательный приговор – «выбросить», «Смитам», «переставить» и тому подобное, – нужно посоветоваться с ней. Ей не терпелось поведать подробную историю каждой вещи, и только после этого принималось решение, которое она могла поменять, заставляя Кэт с Максин копаться в мусорном пакете, и вся троица снова пускалась в бесконечные дискуссии.

Ни Кэт, ни ее мать не могли похвастаться самообладанием, необходимым для всего этого.

– Джемму надо позвать, – сказала Кэт. – Она будет сидеть, болтать с бабулей, а мы под шумок столько барахла успеем выкинуть!

– Она с Чарли к его родственникам куда-то отправилась. – Заметив свою оплошность, Максин поджала губы и быстро перевела разговор, вытащив откуда-то старые, пожелтевшие листы. – Смотри-ка, что я нашла!

Кэт улыбнулась, узнавая свой детский почерк.

– А, еще один привет из прошлого!

Это был «Вестник Кеттлов» – еженедельник, который Кэт выпускала, когда ей было лет десять. Вышло четыре номера, а потом ей надоела эта затея.

– Очень рада! – сказала Максин. – Как раз тот номер, которого не хватало! Я знала, что у Гвен он точно есть! Ты зашла и с очень серьезным лицом вручила мне эти листы, – продолжала Максин. – И мне пришлось сесть и так же серьезно прочитать все от корки до корки. Я чуть не рехнулась. А потом, когда ты ушла из комнаты, я вволю посмеялась. Ты была очень забавной, порывистой девочкой.

– А мне тогда казалось, что я делаю серьезное издание!

Кэт прочла первую страницу:

ИНТЕРВЬЮ С ДЕДУШКОЙ КЕТТЛОМ!

Мистер Лес Кеттл (которого называют также дедушкой Кеттлом) – высокий, очень пожилой мужчина лет шестидесяти. Он седой, а из еды любит больше всего что-нибудь запеченное в духовке и пиво «Тухейз». Он очень любит читать газеты, делать ставки на собачьих бегах и маникюр своей жене. Меньше всего ему нравится косить газон и есть брокколи. Иногда репортер видел, как он тайно скармливает брокколи своей собаке, которая сидит под столом! У дедушки Кеттла есть три внучки (тройняшки). И когда они приходят к нему все вместе, он называет их всех одинаково – «Сьюзи». Он и сам не знает, почему так делает. Наш тайный репортер спросил, какая Сьюзи его самая любимая. Он ответил – КЭТ! «Только сестренкам не говори!» – тихонько попросил мистер Кеттл. Мистер Кеттл не знал, что беседует с тайным репортером, но сказал он именно так. Прекрасный пример СВОБОДЫ ПРЕССЫ!

Рядом со статьей была приклеена расплывчатая фотография дедушки – Кэт помнила, что сама ее сделала. Под звездочкой в самом низу страницы стояло: «В следующем выпуске „Вестника Кеттлов“ вы узнаете, кто НАСТОЯЩИЕ родители Джеммы! Все знают, что Джемма – приемная дочь!»

Во время чтения Максин то и дело вытирала слезы от смеха.

– Дай сюда! – потребовала она. – Я обязательно ее сохраню!

Кэт передала листы матери. Ей нравилось, что та назвала ее «забавной, порывистой девочкой».

– Ну, – Максин сложила листки почти пополам и стукнула ими по руке, – и что же ты собираешься делать со своей жизнью?

– То есть?

«Как всегда», – подумала Кэт. Как только мать становилась мало-мальски приятной, она тут же старалась это компенсировать и снова превратиться в грымзу.

– Что – то есть? Не многим выпал такой шанс, как тебе. Я надеюсь, ты не будешь до конца жизни попадать во всякие истории и кидаться вилками, потому что не пошла своим путем.

Кэт уставилась на нее. Она не верила своим ушам. Вот она помогает выносить старую рухлядь из дома бабули, а Лин и Джемма счастливо проводят день в кругу своих маленьких семей. Кэт чувствовала себя той дочерью, что осталась старой девой, праведницей, Бет из «Маленьких женщин» – с той только разницей, что она, увы, не умирала.

– О чем ты? – В голосе ее звучала глубокая горечь. – Не многим выпадает шанс пережить счастье выкидыша и развода? Им что, радоваться надо?

– Не многим случается выбрать новую жизнь, – сказала Максин. – Ты молодая, сообразительная, способная, тебя ничто не связывает, можешь делать что хочешь…

– Молодая? Скажешь тоже! И я хочу, чтобы меня что-то связывало! У меня, может, и детей-то никогда не будет!

– Может, и не будет, – философски заметила Максин. – И что, на этом жизнь закончится?

– Да! – вырвалось у Кэт.

Максин вздохнула:

– Послушай… Когда я была такой, как ты, мои три дочери-подростка ничуть не сомневались, что я порчу им жизнь. У меня была работа без всяких перспектив, был бывший муж с милой привычкой знакомить меня с очередной своей пассией. Я чувствовала себя загнанной лошадью, подавленной и раздавленной, – и, как я сейчас понимаю, с сильно расшатанными нервами. Со всем этим в активе я была бы счастлива быть в твоем теперешнем положении.

– Но у меня нет никаких активов. Нет даже того, чего я хочу.

А хочу я сидеть сейчас в самолете рядом с Дэном. Хочу своего ребенка. Хочу Сэла. Хочу быть другим человеком.

– Как – нет? Есть! Ты просто капризничаешь.

Бабушка властно крикнула из прихожей:

– Максин! Кэт! Где вы там?

– Посмотри на бабушку, – сказала Максин.

– А что с бабушкой?

– Не прикидывайся дурочкой, Кэт.

Бабушка снова крикнула:

– Максин!

– Иду, Гвен!

В этот момент над домом прогудел самолет. Кэт оперлась на решетку балкона и стала смотреть, как он превращается в точку на горизонте.

Открылась дверь, и на балкон вышла Максин.

– Это Дэн мечтал о Франции, – сказала она, придерживая дверь. – Почему бы тебе не разобраться в себе и не понять, о чем мечтаешь ты?

– Неправда! – крикнула Кэт, но мать уже ушла и захлопнула за собой дверь.

Гордость заставляла ее держаться прямо. Что-то было жалкое в брошенной жене, которая старается жить как ни в чем не бывало, ходит в теннисный клуб, записалась на курсы фотографии, подстригает волосы, осторожно выходит на сцену жизни совсем одна. Это было все равно что смириться с наказанием, приготовленным тебе злыми силами судьбы. Она не собиралась быть хорошей девочкой и стоически собирать осколки собственной жизни.

Да, в личной жизни были одни осколки, а вот на работе все шло на удивление гладко. Кампания ко Дню святого Валентина оказалась невероятно успешной – продажи рванули вверх. Поступали даже жалобы! Ей всегда хотелось запустить такую кампанию, на которую были бы жалобы («Конечно же, у нас и в мыслях не было никого обижать!» – заявила директор по маркетингу Катриона Кеттл). В утренних шоу диджеи позволяли себе рискованные шутки насчет шоколада «Холлингдейл». «Что ты еще придумаешь, Кэт? – спросил ее Роб Спенсер. – Может, в каждую коробку теперь вибратор будем класть?» – «Заметьте, это предложила не я», – ответила Кэт.

Вместо того чтобы стыдиться проведенной вместе ночи, Грэм Холлингдейл, казалось, наоборот, считал, что пережил восхитительное приключение. На собраниях он многозначительно, чуть ли не игриво поглядывал на нее. Иногда она подмигивала в ответ. Для настоящего распутства ему не хватало ума. Полигамия была для него новым, захватывающим хобби.

Однажды он вызвал ее к себе и сообщил, что собирается повысить в должности. Должность называлась очень длинно: главный менеджер по маркетингу и продажам в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Роб Спенсер и его коллектив вынесут представление о ней (Роба Спенсера, наверное, бешеная собака укусила). Оклад ей увеличат на двадцать процентов.

Грэм улыбнулся, а Кэт подумала: «Снится это мне, что ли?»

– Двадцать процентов? – переспросила она.

– Да! – радостно подтвердил Грэм. – Совет директоров как нельзя доволен итогами квартала. Твоя новая стратегия оказалась такой эффективной!

На сколько еще она может продвинуться?

– Умножайте на три, – услышала она собственный голос.

– Ты хочешь шестьдесят процентов?

– Да.

– Хорошо!

Ничего себе!

Она вздохнула и вспомнила, как мать посоветовала ей разобраться, о чем она мечтает.

– Видите ли, – обратилась она к Грэму, – я больше не хочу торговать шоколадом.

Он со скорбным сочувствием взглянул на нее:

– Ну да. Я тоже не хочу. А чем ты хотела бы заняться?

– Еще не знаю.

– И я не знаю.

Оба виновато рассмеялись, точно два подростка перед дверью консультанта по профориентации.

– Среда тебе все так же не подходит?

– Нет, Грэм.

Был субботний вечер, и Кэт первый раз за полгода вполне законно сидела за рулем. Самой управлять машиной после такого длительного перерыва – в этом было особое удовольствие. Ощущения очень напоминали те, которые она испытывала подростком, когда первый раз поехала сама, без инструктора. Может быть, не совсем так же здорово, но ведь и все ее взрослые эмоции были лишь бледными тенями, подражаниями ярким, очень подлинным чувствам ее детства.

Она самой первой сдала экзамен по вождению – в девять утра того дня, когда ей исполнилось семнадцать лет, – сразу же, как только ей позволили. Сестры относились к этому спокойнее. Лин не торопилась, а Джемма вечно умудрялась во что-нибудь врезаться.

Фрэнк ждал ее в конторе и, опустив голову, читал газету. Когда он поднял глаза и увидел выражение ее лица, то широко ухмыльнулся, сложив газету, засунул ее под мышку и сказал:

– Ты моя девочка! – Он даже разрешил ей сесть за руль своего новенького «коммодора». – Только не убейся. А то мне потом мать всю плешь проест.

Она двинулась прямиком на Палм-Бич. Никаких взрослых рядом, в машине так удивительно пусто! Она разгонялась на каждом новом участке дороги, и вино свободы ударяло ей в голову. Она все могла! Если уж она научилась параллельной парковке, то и весь мир ей нипочем!

Сейчас Кэт думала: собственное будущее тогда представлялось ей этаким буфетом, в котором стоят экзотические блюда и только и ждут, чтобы она что-нибудь выбрала. Та карьера, эта карьера… Тот мальчик, этот мальчик… Замужество, дети? Ну, это потом, попозже – на десерт…

Она и не понимала, что тарелки начнут мыть слишком быстро.

Кто-то выехал на полосу перед ней, не включив стоп-сигнала, и Кэт быстро и одновременно нажала на тормоз и на гудок. Вот оно! Ощущение новизны от вождения улетучилось примерно через четыре минуты.

Она ехала к Лин выпить кофе.

Знаменитый красавец Джой был сейчас в Сиднее, и Лин по какой-то одной ей известной причине хотела, чтобы Кэт с ним познакомилась.

– Уж не хочешь ли ты свести меня с ним? – спросила Кэт.

– Ну что ты, он женат! – ответила Лин. – Но вообще – сама посмотришь. Приезжай, и все. Захвати тортик.

Кэт съехала на обочину напротив кондитерской и выпрыгнула из машины. Движение стало замедляться, и прямо рядом с ней остановился грузовик. Пассажир, небрежно положив руку на открытое окно и закинув ноги на приборную доску, сверху вниз посмотрел на нее и протяжно присвистнул.

Кэт взглянула на него снизу вверх, они встретились взглядами, и он расплылся в улыбке. Она так же широко улыбнулась в ответ. Машины двинулись дальше, и она побежала через дорогу, чувствуя, как солнце греет спину.

В очереди в кондитерской Кэт заговорила сама с собой, как сторонний наблюдатель.

Ты ведь знаешь, почему тебе чуть-чуть радостно, правда? Потому что тот парень тебе свистнул! Вместо того чтобы оскорбиться до глубины души, как следовало бы феминистке, ты чувствуешь себя польщенной, верно? Ты чувствуешь себя ХОРОШЕНЬКОЙ! Ты даже испытываешь БЛАГОДАРНОСТЬ! Стареешь, наверное, раз становится хорошо оттого, что кто-то свистнул вслед тебе из машины. Меня от тебя тошнит!

– Что для милой девушки?

Маленький человечек за прилавком игриво, не скрываясь подмигнул ей.

– Ммм… Еще не знаю. А что вы можете предложить? – ответила Кэт, и человечек покатился со смеху и шлепнул ладонями по прилавку.

– Эх! Скинуть бы мне лет двадцать!

Ну вот… Теперь что, начала со стариками кокетничать?

ПЕРЕСТАНЬ, зануда! Отвали!

Когда она подъезжала к дому Лин с тортиком в белой коробке на переднем сиденье, с бесплатным дополнительным эклером – «Только жене не говорите, умоляю!» – она думала о том, что бабушка всегда охотно кокетничала с мясником, киоскером и продавцом фруктов. Ходить с бабулей за покупками было все равно что прогуливаться по деревне. «Ой, канитель идет!» – кричали люди, едва завидев ее.

Кэт потянулась за эклером и откусила огромный кусок. Шоколад, тесто и крем сладким взрывом перемешались у нее во рту.

Бабуля имела обыкновение заводить новых друзей в своем новом торговом центре. Она тоже будет так делать. Через неделю она, скорее всего, уже будет знать, как кого зовут.

Кэт была дома, когда бабушка в последний раз прошлась по комнатам. Синяки у нее уже успели сделаться грязно-желтыми. Волосы снова были любовно уложены аккуратными волнами.

– Намного просторнее сейчас стало, правда, дорогая? – спросила она, потом тяжело вздохнула, повернулась и вышла через парадную дверь. – Вот и все, – твердо сказала она.

Кэт ехала, держа руль одной рукой и слизывая с другой остатки крема.

Она завернула на улицу, где жила Лин, и откусила еще один огромный кусок эклера.

Солнце и правда грело приятно. Эклер и правда был восхитительный. Она припарковалась, выходя из машины, сняла джемпер и пошла по дорожке к двери Лин. Кэт слышала, как быстро топочут в прихожей ножки Мэдди, готовой кинуться ей в объятия.

Может, быть счастливой – это не так уж трудно.

Может, завтра она войдет в кабинет Грэма Холлингдейла и положит ему на стол заявление об уходе, обретет свободу и увидит, что будет дальше. Может, она продаст свою долю.

Да, черт возьми! Может, она даже коротко подстрижется.

«Тверже стой на ногах, девушка», – сказала Кэт – сторонний наблюдатель.

Может, это не уступка. Может, это самооборона.

Часа через четыре Кэт вышла к своей машине. Она пристегнула ремень безопасности, вставила ключ в замок зажигания.

От предвкушения больших возможностей по рукам бегали мурашки. Пальцы отстукивали на руле веселый ритм.