В подвальном помещении выразительно пахло сыростью и ржавчиной. Тут и там, слышался протяжной звон капель, падающих и стекающих со старого прогнившего водопровода. Было темно и влажно, но впереди горел слабый, тусклый светильник, обнажая своими блеклыми лучами весь неповторимый антураж этого зловещего места.

Сбежавший пленник, осторожно ступал в мокрые ловушки, расставленные густо изветвленными дырявыми трубами, определяя границы пространства лишь наощуп.

Добравшись до освещенного места, он увидел как подземный ход расширяется, сворачивая вправо.

Старые больничные кушетки для перевозки, избитые временем и укрытые слоем многолетней пыли. Сломанные тележки, для транспортировки инструментов, с многочисленными скальпелями зубилами и прочим хламом, были небрежно брошены посреди этой лаборатории.

Одна из четырёх, изолированных огромными механическими дверьми камер, была открыта.

Ласло неуверенно вошёл внутрь. Сюда уже давно никто не спускался, судя по многочисленному мусору под ногами и состоянию этой палаты.

Запах, в точности напоминал трупную вонь из вагона, только вдвое сильнее и выразительнее. Он насторожился, щёлкнув несколько раз неисправным выключателем, так и оставшись в темноте, под едва проникаемым светом из забытого всеми коридора.

Сделав ещё несколько шагов, он наткнулся на одну из тележек, с грохотом перевернув её на пол, содрогнулся от неожиданного контакта с невидимым предметом.

Вдруг яркий прямой луч появился прямо у его дрожащих ног, упершись в стену слева. Это был зажегшийся от удара о землю фонарь, что издавна подвергался коррозии на перевёрнутом возке.

Ласло поднял случайно подвернувшийся источник света и направил его перед собой.

Стены были обшиты специальным смягчающим покрытием, дабы содержавшийся здесь душевно больной, не смог нанести себе никаких увечий, на почве собственного недостатка ума, либо другого психического дефекта. Палата оказалась довольно просторной, и с явно повышенными комфортными условиями содержания. Имелся здесь и разбитый ламповый телевизор, устаревшего образца, и удобная кровать, перепрофилирования под больничную койку без острых углов и твёрдых поверхностей. И даже небольшая библиотека, с коллекцией из нескольких сотен книг, некогда была собрана для постояльца этой комнаты, которую и палатой то назвать можно было с неким преувеличением, да и то из-за обитых ватой и поролоном стен.

Был здесь даже некий встроенный холодильный шкаф, а в дальнем правом углу, вполне полноценный санузел, с душевой. Вот только все давно утратило свой первоначальный вид и вряд ли было пригодно для эксплуатации, или вовсе неисправно.

Во избежание неприятных сюрпризов, он вновь попытался выявить источник зловонного благоухания, осматривая все в мельчайших деталях. Его внимание привлекла передвижная коляска с множеством ремней, и фиксатором головы, на удлиненной спинке. Она была в пятнах, и это несомненно были пятна крови. Здесь что-то произошло. Нечто страшное. Нужно было поскорее убираться отсюда.

На морозильной камере виднелась надпись. Он направил на неё фонарь: «покойся с миром брат» гласила она.

Дверь примёрзла и не сразу поддалась. Пришлось упереться ногой в стену. Резкий рывок. Ласло опрокинулся под тяжестью собственного веса, используемого как опорную силу. Протяжной скрежет…

Холодный пар клубами повеял из взломанного морозильника. Там было темно и очень холодно. И этот запах. Он явно шёл из этого места.

Его будто током ударило, от увиденного. Он напрягся и затаил дыхание, никак замороженный мертвец мог его увидеть иль услышать. Его голова была отсечена и занимала отдельную верхнюю полку. Обледеневший взгляд и приоткрытый рот, означали, что перед смертью он страдал. Возможно его пытали.

Расчленённое туловище было разбросано по остальным полкам.

В самом низу, были другие человеческие останки. Череп. Ласло сразу же узнал этот череп. Это его Ле Грэйди подбросил в качестве доказательства смерти Софии. Кости. Те самые кости.

Он захлопнув дверь, собираясь уходить, но на обратном пути, споткнулся о большую коробку. Из неё посыпались фотокарточки, обрамлённые бумаги, и много другой макулатуры. Ласло хотел было перешагнуть и уйти, но взгляд его привлёк мужчина, изображённый на фото. Это был покойник из холодильника. Ласло с опаской наклонился, дабы поднять снимок, вставленный в резьбленую рамку. Труп из морозильника скромно улыбался ему из фото. На тыльной стороне, имелась истертая надпись: «доктор Грэйди. Главный психиатр клиники».

Под кожей пробежали мурашки. Ласло и не осознавал, насколько все искажено и запутанно. Он судорожно перерыл весь ящик. На всех снимках был тот же человек. Незнакомец, который всем был известен как доктор Грэйди. Он был запечатлён и в компании местного персонала, и на дипломе выданном на то же имя, специалисту психиатрии.

«Кто же тогда меня сюда упёк? Кто этот самозванец?» подумал Ласло перебирая содержимое ящика.

И вдруг он неожиданно остановился, увидев знакомое лицо. Известный ему Ле Грэйди, стоял на снимке под разбитым стеклом в обнимку с ныне обезглавленным обитателем этой палаты. «Я и мой дорогой брат» повествовала строка на обороте.

Казалось, будто некая сверх естественная сила управляла событиям вокруг него. Могло ли удивить его что-то, после того, как его заставили поверить в то, что он собственноручно отправил свою жену на тот свет? Оказывается могло. Он сидел в полном недоумении, в темном подземелье, в компании одного лишь трупа, не представляя как ему быть дальше.

Всплеск шагов по залитому узкому проходу. Некто еще спустился в эту преисподнюю. Ласло погасил фонарь и беззвучно прокрался в душевую, прикрывшись лоскутьями испорченной шторы, замер в безмолвии. Шаги были равномерными и медленными. Неизвестный приближался. Вот Ласло уже слышит его дыхание, спокойное и размеренное. Он внутри палаты. Прохаживается, расталкивая горы мусора.

Это был он. Ле Грэйди. Или кем бы он ни был. Ласло разглядел его сквозь одно из многочисленных отверстий своего укрытия. Самозванец остановился точно у двери в морозильник.

— Пора от тебя избавиться братец, — вымолвил он, — у нас случился побег. И возможно, этот непокорный, скоро приведёт сюда ищеек. Будет совсем не просто обьяснить им твоё присутствие.

Безумный доктор, достал замороженную голову, и положил её в черный мешок. Туда же он сложил и остальные части тела, не забыв и про скелет на полу.

Погрузив мешок изрубленной плоти на залитую засохшей кровью коляску, он покатил её к выходу, поскрипывая заржавелыми колёсами.

Ласло тихо покинул укрытие, преследуя насвистывающего маньяка, вооружившись фонарём, и тупым скальпелем.

Он бесшумно настиг его за порогом, со всего размаху треснув по голове тяжелым железным фонариком. Самозванец в ту же секунду, покачиваясь, свалился теряя сознание.

Ласло растерянно проверил пульс. Доктор был жив. Тогда он с пренебрежением столкнул мешок с кресла скрипучей коляски, и приложив немало усилий, усадил туда пластилиновое тело доктора. На потрескавшихся, кожаных подлокотниках, имелись широкие ремни из твёрдой кожи, которыми он сразу же пристегнул его руки. Та же процедура повторилась и с ногами на специальной подставке, оборудованной такими же ремнями для безопасности окружающих. После тщательной проверки всех замков и креплений, Ласло затащил скрипучее средство передвижения обратно в палату.

Он приходил в себя довольно долго. Видимо Ласло немного переборщил, не рассчитав силу удара.

— Ну что? Очнулся? — спросил его Ласло, как только он открыл глаза.

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? Ты же сбежал, — прищурившись от боли переспросил доктор, — ну вот, ты видел слишком много. Теперь ты только ускорил процесс, собственного помешательства. Я вскрою твой череп в самое ближайшее время. Как только встану из этого кресла.

— Уже порядком устал спрашивать тебя об этом, но все же. Кто ты такой? И кто в этом мешке?

— Не ожидал, что ты зайдёшь так далеко. Мой любимый братец. В мешке его голова. И тело тоже его, — без сожаления и скорби произнёс он.

— За что ты убил его?

— Я был его пациентом, — его глаза, вдруг засияли безумием, — он держал меня здесь как в клетке. Держал с тринадцати лет. Он верил что сможет вылечить мой недуг. Но он даже не мог поставить мне диагноз. В семье сразу пришли к тому, что я невменяем. Первым признак проявился в семь лет, когда я на глазах матери задушил бездомного щенка, которого притащил в дом только для этого. Меня отправили в заведение, подобное этому. А когда спустя ещё пять лет меня боялись все врачи, и отказывались меня лечить, отец отправил моего старшего брата изучать психиатрию. Когда он получил диплом, и работу в этой психушке, он приволок сюда меня. Он создал это место специально для меня. Я никогда не покидал этих стен. Он говорил, что это слишком опасно. Но только не говорил для кого.

— Что было дальше?

— Ты уверен, что хочешь знать?

— Рассказывай, — приказал ему Ласло.

— Однажды я решил все взять в собственные руки. Он заботился обо мне. Но я хотел свободы. И я зарезал его. Проще простого. А затем расчленил и спрятал здесь. Он носил очки, а внешне мы были очень схожи. Небольшие перевоплощения. И я вышел отсюда, из самого опасного психа, превратившись в главного психиатра клиники. Об этом месте никто не знал. Он никого не пускал ко мне. Три остальные палаты всегда пустовали. Потом я посадил в одну из них медсестру, заметившую подмену. Она просидела в соседнем изоляторе пол года, прежде чем скончалась от моих пыток. Я заставил написать письмо её ухажеру, в котором она заявила, что собирается посмотреть мир, и уезжает. А её старая мать мало интересовалась жизнью дочери. Больше её никто не искал. И уже не найдёт никогда.

— Тебе это так не сойдёт с рук.

— Ты помешаешь мне выйти сухим из воды?

— Не сомневайся в этом.

— Но ведь ты так и не знаешь всей правды до конца. О своей жене. Ты хочешь её услышать? Развяжи меня, и я расскажу тебе, — ухмылялся безумец.

— Ты блефуешь. Больше тебе нечего поведать. Ты блефуешь, — отрицал Ласло.

— Ты думаешь? Ну а твоё любопытство считает иначе. Давай. Развяжи. Ты же этого хочешь.

— Ты и так мне все расскажешь, — Ласло пригрозил ему ржавым тупым скальпелем, приставив его к глазному яблоку доктора, что сияло от возбуждения.

— Думаешь этим меня напугать? Считаешь я боюсь пыток? Ты и представить не в силах, через что мне пришлось пройти, пока я был заперт здесь. Брат испытывал на мне свои новые экспериментальные методы лечения. Целый год он проводил через моё тело электричество, общей мощности которого, наверное хватило бы чтобы осветить целый город. Затем, он разработал теорию, согласно которой, если лишить меня кислорода на определенное время — от шока в моем мозгу станет вырабатываться некое вещество, способное нейтрализовать мою одержимость. Он проделывал это несколько месяцев, пока однажды я едва не задохнулся. Он всовывал мне спицы в голову, мучил голодом, и даже замораживал. А ты приставил мне лезвие к лицу, и думаешь я испугаюсь. Ха-ха-ха. Я же говорил, что ты ни на что не способен.

Ласло выходил из себя. Этот безумец пробудил в нем нечто животное, нечто дремлющее, и очень плохое.

Он схватил пустую керосиновую лампу, и быстро наполнил её из открытого бочонка легко воспламеняемой жидкости. Среди мусора, нашёлся и полный коробок отсыревших спичек. Ласло разбил защитное стекло фонаря, и поднёс спичку прямо к раскалённой лампочке. Через несколько секунд она вспыхнула неравномерным пламенем.

Керосин горел отлично, наполняя всю палату слабым нестабильным светом, и едким, горючим воздухом.

Ласло оставил связанного доктора на некоторое время, и вернулся с полными руками ампул и бутылочек, препаратов с неизвестными ему названиями. Он схватил грязный шприц, что валялся под ногами и наполнил его жидкостью из найденного ассортимента.

— Теперь, мы поиграем в мою игру, — начал он решительно, с размаху вколов содержимое шприца прямо в пристегнутую ногу Ле Грэйди.

— Ааааай. Что ты вытворяешь? — возмущённо прокричал тот.

— Я понятия не имею, что я ввёл тебе за препарат. Сомневаюсь так же, полагаясь на состояние этикетки, что он ещё пригоден к использованию, — он наполнил тот же шприц из другой ампулы, — но я намерен продолжать пока ты не заговоришь, — он снова занёс руку над его коленом.

— Остановись черт тебя дери! Это же может быть что угодно. Игла не стерильна!

— Да что ты? Переживаешь подхватить заразу? Нравится играть в доктора? Думаю если это получилось у отъявленного психопата, мне тоже по плечу. Так что расслабься, — он воткнув шприц во вторую ногу.

— Да успокойся же ты наконец! — пытался вразумить его врачеватель, — она пациент!

— Что? — остановился Ласло набирая препарат из третьей пробирки.

— Твоя жена поступила к нам примерно год назад с депрессивным расстройством. Она уже сидела на нескольких сильных препаратах.

— Продолжай.

— Я взялся за её лечение. И выявил корень проблемы. Ты довёл её до отчаяния. По твоей вине она стала эмоционально неустойчивой.

— А ты нахватался терминов, за свою недолгую практику. Так это все твоих рук дело? Ты своими опытами превратил её в ту, которую я видел?!

— Ну мне же нужна была пара, — злорадствуя смеялся он, — я хорошо поработал с ней. Теперь прежнюю Софию уже не вернуть. И она полюбила меня. Это любовь навеки. Уж поверь, она ради меня на все готова.

— Отсюда есть другой выход? — он приставил наконечник иглы к его шее.

— Тебе не выбраться отсюда, — ответил доктор и почувствовал как игла медленно пробивает кожу, впиваясь все глубже, — постой, не делай этого. Я покажу.

— Это правильное решение. А укол, я пока вынимать не стану. Будет для тебя отличной мотивацией. Веди. Только без глупостей, не вздумать заманить меня в ловушку. Если меня схватят — ты труп.

— Мой брат построил это место для меня. И сделал отдельный потайной выход, для того, чтоб я мог иногда гулять на свежем воздухе отдельно от других постояльцев. Я любил эти редкие прогулки под его тщательным присмотром. Но однажды и они прекратились. После моей неудачной попытки побега. Я схватил заряд транквилизатора, выпущенного из пистолета моего брата, и после этого ещё долго не видел солнечного света. Выход там, в конце тоннеля, — объяснил доктор, когда они свернули направо, — только вот ключ…

— Что ключ?

— По моему он остался там, в изоляторе. Если я не ошибаюсь, он выпал, когда ты стукнул меня по голове. Нужно поискать. Вернёмся? А?

Ласло молча развернул коляску, и со скрипом покатил её в обратном направлении.

— Где-то здесь я думаю, — остановил его пристегнутый заложник, — нагнись, поищи.

Только Ласло хотел было нагнуться, как вдруг заметил большую связку ключей, прикрепленную карабином к поясу обманчивого доктора. Почуяв неладное, он тот час же обернулся. За его спиной застыла София, в попытке ударить его металическим шприцем. Она была без обуви, в одном халате. Она оскалилась на него как дикая кошка, замахнулась.

Ласло чудом удалось увернуться. Он метнулся в открытую дверь изолятора, пытаясь укрыться от неё.

— Любимая, что так долго? Освободи меня, — просил её Ле Грэйди.

— Так ты все время была здесь? — отступая вглубь палаты спросил её Ласло.

— Грэйди попросил меня помочь, избавиться от трупа своего брата. Сказал, что будет ждать меня здесь. Но ты! Ты как всегда все портишь. Пора тебе уже здохнуть! — она вновь занесла руку над головой, приготовившись атаковать.

— Постой. Прошу, не делай этого — умолял её Ласло.

— Не слушай его любимая, тебе не нужно убивать его, просто закрой его там! Слышишь? Запри дверь! Он попался!

Ласло вдруг осознал всю сложность своей ситуации. Он все же угодил в ловушку. Сам опрометчиво в неё зашмыгнул. Он видел как её, полное неистовства лицо, постепенно меняется, и от наступления она переходит на попятную.

— Беги София! Просто закрой эту чёртову дверь и ему никуда не деться! — выкрикивал ей советы связанный больной.

В один момент она развернулась и стремительно обратилась в бегство. Ласло преодолел дистанцию между ними в несколько шагов, когда она уже была почти у цели. Он крепко схватил её за руку и дернул, потянув к себе. Она снова попыталась пронзить его шприцем, но он сумел противостоять ей. Они яростно и отчаянно боролись, толкаясь и швыряя все вокруг. И вдруг Ласло упал навзничь, споткнувшись о перевёрнутую тележку. София тут же воспользовалась этим, и навалившись на него всем телом проткнула ему грудь. Острая длинная игла, жалом вонзилась в грудную клетку, и проколов легкое, вырвалась обратно наружу.

Она готовилась нанести следующий удар, целясь ему точно в сердце. Но соперник не собирался сдаваться, и что было мощи оттолкнул её от себя. С криком она отлетела в сторону, головой ударившись о железную подставку, на которой стояла горевшая лампа.

Пламя вспыхнуло молниеносно, и расползалось палатой, пожирая своими языками все на своём пути. В считанные секунды огонь добрался до бездыханного тела Софии, которая от удара утратила сознание.

— Нееет! Что ты наделал! — завопил, словно бешеный, доктор.

Огонь распространялся слишком быстро, а как только достиг обшивки стен — все помещение было объято его цепкими лапами, пальцы которых двигались и шевелились под потолком, в угрожающем танце света и тени.

Лежа на спине с проколотой грудью, Ласло нерушимо наблюдал как пожар сжигает тело его свихнувшейся жены под душераздирающие крики её возлюбленного психиатра. Но все было кончено. И нужно было уходить.

Становилось жарко. Дым, наполнив палату, повалил прямиком в открытый просторный коридор, отравляя все на своём пути. Следом за ним, из густых клубов продуктов горения, показался и Ласло, откашливаясь и задыхаясь, он подобрался к связанному злодею.

— Освободи меня! Быстрее! — командовал тот.

Ласло безответно обыскивал его ремень. Когда связка ключей от всех тайных замков оказалась у него, он расстегнул ремешок своих часов, что достались ему от отца, украсил ими запястье доктора, и хладнокровно толкнул коляску в самый очаг возгорания:

— Я же тебя предупреждал. За все придётся платить по заслугам. Твоя игра окончена, — коляска, поскрипывая ржавыми колёсами исчезла в пучине пламени, с истерическим криком безумца в её седле.

Лживый самозванец впервые не соврал ему. Путаясь узкими проходами, Ласло все же удалось отыскать её — лестницу ведущую наверх. Поднявшись скользкими ступенями, он упёрся в тяжелые кованные ставни, что были закрыты толстой щеколдой, на которой висел массивный замок. Последняя преграда на пути к свободе. Густой дым неотвратимо настигал его, но сквозь узкую щель можно было вдохнуть свежего, зимнего воздуха. Чистого и непорочного.

Здесь было тихо. Он слышал как густо падал снег…

***

Холодным февральским вечером, у высоких ворот загородной психиатрической лечебницы остановился черный автомобиль. Четверо мужчин одновременно покинули его салон.

Двое из них были в форме приставов. Третий был молод, одет в недорогой темный костюм, позабыв про куртку, что осталась в машине. В руках его был большой кожаный чемодан, по обыкновению положеный служащим среднего звена. Он то и дело, без надобности поправлял свои очки, в тонкой оправе с фальшивой позолотой, и обтягивал короткие рукава пиджака, из под которых выглядывали манжеты его голубой рубахи.

Последним, ссутулившись, шёл пожилой мужичок, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и сплевывая горькую табачную стружку.

Стоял лютый мороз, врата были закрыты, и новоприбывшей четверке пришлось немного помёрзнуть, прежде чем из здания показался старенький сторож, направившись к ним на встречу, медленной хромающей походкой. Впустив, по всей видимости ожидаемых гостей, немощный старик сразу повёл их ко входу через длинный опустелый двор, по протоптанной в снегу тропинке.

— Здравствуйте, мы вас уж заждались, — внутри их приветливо встречала женщина со строгими чертами лица и в белом халате, — замёрзли? Чаю быть может?

— Будьте так добры, — потирая ладони от холода, изъявил интерес к предложенному напитку парень в очках и с кейсом.

— А вам? — обратилась дама к остальным. Двое приставов наотрез отказались, закивав головой.

— А у вас имеется бренди, или что-то другое, покрепче чаю? — прошептал ей на ухо пожилой в плаще с длинными полами.

— Я думаю найдётся, — фальшиво улыбнулась она ему в ответ.

— Отлично, тогда мне плеснёте в чайную посуду если вас не затруднит. А мы пока приступим.

Она тут же удалилась за обещанным чаем и не только, пока остальные, вслед за хромым сторожем спустились в мрачный подвал. Узкими коридорами старик передвигался значительно быстрее его сопровождающих, что слишком осторожничали и боялись то угодить в лужу, то испачкаться о невысокие ржавые трубы, что были повсюду и везде. Запах сырости здесь бесстыдно совокуплялся с вонью горелой плоти. Их соитие было невыносимым. Далее стены становились все чернее, под слоем гари и копоти.

— Это произошло здесь? — хрипло спросил сутулый, прикуривая очередную сигарету. Старик молча закивал в ответ.

— Он нем детектив, — вмешалась в разговор, дама с разносом чайных принадлежностей, — один из наших бывших пациентов. Отрезал себе язык год назад, не признав главного врача, который как раз и сгорел в этом пожаре, — сторож заметно занервничал, и испугался после её слов, — он конечно утверждал, что язык ему вырезал сам доктор Грэйди, ну что право взять, с душевно больного бедолаги?

— Так вам уже удалось опознать тела? — допрашивал её скрупулёзный очкарик.

— О нет. Это лишь догадки. Догадки и предположения, основанные на исчезновении трёх человек лечебницы.

— Кто эти трое? — выпуская дым уточнил усатый детектив.

— Уже упомянутый мною доктор, и двое пациентов. Семейная пара. Она попала к нам год назад. К слову доктор испытывал к ней особую симпатию. Она и впрямь была очаровательной. Среди персонала ходили слухи, что это были настоящие чувства, хоть я в это лично и не верю. Ну что-то между ними явно происходило. Ваш чай, — протянула она детективу чашку с бренди, — а вот второй — её законный муж. Его доставили неделю назад, с сильнейшим расстройством личности. Его имя Ласло. Он был вашим коллегой, — обратилась она к молодому человеку, — тоже работал в страховой сфере.

— Я знал его, — угрюмо поведал детектив, — он явился ко мне с бредовой и навязчивой идеей, что он якобы, отправил жену на тот свет. Это я его к вам сюда направил. Так что же по вашему произошло?

— Я думаю обычная семейная драма. А что? Среди психов такое тоже случается. Муж приревновал жену к доктору, и притворился больным, чтобы лично во всем убедится, а когда узнал, что его догадки оправданны, устроил скандал, в ходе которого случился пожар. И все трое погибли.

— Что ж, очень логично, но мы все же проведём осмотр места происшествия. Вы же не против детектив? — обратился к нему страховой инспектор.

— Да. Можем приступать.

Они вошли в обгоревший изолятор вооружившись большими яркими фонариками. Все в этом месте было либо уничтожено, либо сильно изувечено огнём и языками его безжалостного пламени. Даже тележки из прочной стали деформировались от высокой температуры горения.

Первый труп находился всего в метре от входа, распластавшись на пепельном полу. Он сильно обгорел, кожа и мясо были уничтожены практически до самой кости, но по строению скелета, он явно походил на женский. Другой, принадлежал мужчине, так же сильно обугленный, он был пристегнут к инвалидной коляске, со специальным смирительным механизмом на руках и ногах. Третий, заметили не сразу. Обгоревшие и расчленённые останки, лежали в углу покрытые множеством пепельной пыли.

— Этот явно умер ещё до пожара, — констатировал детектив, швырнув окурок прямо на пол.

— Да, иногда жестокость этих людей поражает, — заговорила женщина в дверях, не желая преступать порог, — мы нашли это тело в таком же виде.

— Каковы ваши предположения, детектив? — озадачил вопросом страховой агент.

— Моя версия произошедшего такова, — начал было он, достав следующее табачное изделие из внутреннего кармана своего длинного плаща, — ревнивец муж, изрубил на куски любовника своей жены. Узнав об этом, она пристегнула его к креслу, и устроила поджег.

— Вы так считаете? Это все организовала она? — недоверчиво переспрашивал страховщик.

— Я просто сомневаюсь, что лишенному рук, ног и головы доктору было бы это под силу. Так же не думаю, что на это способен привязанный к креслу пациент.

— То есть вы, вот так вот по обгоревшим телам, способны распознать, что страдавший психическим расстройством Ласло, находиться в этом кресле? И это без всяких экспертиз и прочих процедур?

— Я же говорил, что мы встречались, — уверял его детектив.

— Да, но вряд ли он не изменился с тех пор до неузнаваемости.

— Часы.

— Что часы?

— На нем те же самые часы, что и в тот день. Это он инспектор. И что-то мне подсказывает, что ни одна экспертиза, не способно не подтвердить этого не опровергнуть.

— Это ещё почему? — недовольно интересовался проверяющий.

— Зубы. Видите его зубы?

— Вижу. И что в них такого?

— В том то и дело что ничего. Они абсолютно целые. Уверен, к дантисту он не обращался никогда. А достоверно опознать обгоревший труп, можно только по зубам. И сделать это возможно, если существует хотя бы один рентгеновский снимок его челюсти. Объяснять почему вы такой не найдёте? Или до вас наконец дошла суть моего послания? — красноречиво излагал детектив.

— То есть, по вашим словам, дальнейшее расследование не имеет смысла? — все не отступал страховщик.

— Для вас нет. Вы же здесь для того, чтобы выяснить обстоятельства смерти этого человека? — указал он на тело в кресле, — и я вас уверяю, что кроме очевидного отсутствия пульса, вы не найдёте ни одной улики, свидетельствующей о том, что он ещё жив.

— Вы уверенны, что это те самые часы что вы видели? Моя ошибка будет дорого стоить моему руководству. Его родственникам полагается немалая сумма в случае несчастного случая.

— Несомненно. Часы те самые. Жаль, что вам придётся сообщить руководству плохие новости, но пожалуй им придётся заплатить.

Расхаживая с сигаретой в зубах, детектив покинул изолятор, осматривая коридор.

— А что находиться дальше? — выяснял он у дамочки с угощением на разносе.

— Не могу вам ответить. Сюда уже сто лет никто не спускался. Это место позабытое всеми. Мы не использовали его, а доктор Грэйди строго запрещал сюда спускаться. Говорил, что это слишком опасно для нас. Он закрыл дверь ведущую сюда, забрав себе единственный ключ.

— Я погляжу? Вы же не возражаете, если я немного прогуляюсь?

— Пожалуйста, — разрешила она.

Он шёл освещая себе путь яркими лучами фонаря. И ничего не было в этих бесконечных тоннелях кроме вони и страха остаться здесь навсегда. И вдруг, на очередном перекрёстке он остановился. Он посветил в обе стороны, и увидел нечто в непроглядной темноте. Там вдалеке правого прохода, был сугроб. Настоящий снежный сугроб.

Когда детектив обнаружил открытый потайной выход он, по какой-то известной лишь ему одному причине не сказал об этом никому. Он сохранил этот секрет и лишь хотел убедиться. Только подтвердить догадку о том, что некто покинул это место живым. Ведь часы покойника были не на той руке.