В неподвижной тишине, громом раздавался беспрерывный ход ветхих часовых стрелок, точно в такт с равномерно падающими каплями ржавой воды в неисправном кране, что на кухне, порождая некую музыкальную композицию.

В темном коридоре неподвижно лежал мужчина, ни живым, ни мертвым. Его глаза были открыты. Они застыли в одной точке, и не смыкались достаточно долго, с тех самых пор, как он их открыл.

Его руки были в крови, которая уже успела порядком засохнуть и стягивая кожу характерной коркой. Немного крови было и на небритом лице, окрасив области седины его густой щетины. Что же до одежды, то изысканный заказной костюм, в который он убран, был пропитан ней насквозь.

Он вдруг непреднамеренно, судя по выражению лица, пошевелил рукой. Другая его рука, уже умышленно, потянулась к шее. Он принялся ощупывать посиневшую избороздь, равномерно обвившую, всю его тонкую шею в обхвате. След оставленный веревкой от удушья, немного побаливал и встревожил, доселе безмятежного мужчину. Он предпринял первую неудачную попытку подняться. Мышцы очевидно слегка атрофировались, за время его пребывания в не колеблемом состоянии на твёрдом паркете. Он не рассчитал, и приложенных усилий, попросту оказалось недостаточно.

Когда же ему наконец удалось восстать, он оставил большой красный отпечаток, на давно лакированном полу.

Испачканный костюм немедленно угодил в мусор. Вслед за ним, туда же отправилась и дорогая красно-белая рубашка, которую теперь было уж ничем не отстирать.

— Ле Грэйди! Где же ты!? Выходи я знаю ты здесь. Куда же тебе деться от меня, — громко окликнул он. Но никакого ответа не последовало, — откуда у тебя эти вещи? Если верить твоим словам, их должен был купить я. Предположим я этого не помню. Но я никогда не позволял себе подобной дороговизны. Как это объяснишь? — продолжал он разговаривать с самим собой, — молчишь?

Он вдруг остановился, прислушался к тишине и прекратил свой короткий монолог.

Ржавая полость старой чугунной ванны, быстро наполнялась тёплой водой, пока он склонившись над нею, покорно ждал очищения. В целом мире не существовало ни единой процедуры, способной смыть с него всю ту грязь и нечисть, которой он был ныне осквернён, и до самых костей пропитан.

Он погрузился в грязную жидкость более напоминавшую сточные воды, либо продукт человеческой переработки, нежели приятное купание в прозрачной воде. И снова, глубоко погрузился в неимоверную тишь, опустившись в желтизну с головой. Там, под водой, ему хотелось навсегда остаться. Раствориться в ней, превратившись в маленький пузырёк и, выдернув заглушку, отправиться в нескончаемое путешествие канализационными каналами, в местную речушку, а оттуда — в необъятный океан. Воздух в легких на исходе. Если ещё бы ещё немного потерпеть…

У него оставалось ещё одно незаконченное дело.

Он попытался вспомнить когда в последний раз ел. На кухне им обнаружились засохшие блины, двухдневной давности, чем-то напоминавшие оригами. Пришлось заставить себя съесть их, без особого удовольствия. Сухими хлопьями, они резали его внутренности, а глотать было болезненно из-за причинённых увечий. Закончив мучительный приём пищи, он облачившись во что попало под руку, не медля собрался уходить.

Дорогу к месту, он помнил смутно, да и то — от восточного моста. Пришлось перво на перво, туда и направиться.

Прохожие оборачивались на него, парочки перешептывались, а женщины строили ехидные насмешки. Игнорируя повышенный интерес, встречных людей, к собственной персоне, он только у входа в трамвай заметил, что в суматохе напялил спортивную куртку своей пропавшей жены.

Вовсе не сочтя сею оплошность чем-то весьма важным, мужчина и вовсе перестал замечать посторонние взгляды.

Минуя изгибистый мост, он сделал небольшую паузу, взглянув на простиравшуюся внизу автомагистраль.

— Не так уж и высоко, — высказался он, — мог бы и сигануть. Трус.

Дорога с моста, уходила влево, а дальше разветвлялась. Прислушиваясь интуиции, он принял левую сторону, и спустя пол часа пешей прогулки, понял, что не ошибся, увидев знакомые рельсы и аномальный пустырь, с двумя вагонами вдалеке.

Краска на металической поверхности совсем выгорела и подверглась сильной коррозии, отчего определить цвет вагона вызвавшего интерес приблудшего скитальца было невозможно.

Он подошёл к дверям и обнаружил преграду, в виде запертого навесного замка, который предстояло вскрыть, либо взломать, для того чтобы попасть внутрь. Не обнаружив в своём арсенале навыков медвежатника, он предпочёл второй вариант.

Найденный неподалёку стальной прут, казался ему идеальным инструментом для взлома. Мужчина вставил его промеж безобразно приваренных петель и с силой рванул на себя используя как опорную силу.

Увы но план не сработал. Петли лишь слегка погнулись под воздействием давления. Видимо тот, кто приделал их, тщательно пытался скрыть что-то за этой дверью.

Он прошёлся вдоль вагона, в поисках ключа, заглянув под каждое колесо, проверив каждый выступ и впадину собственноручно. Но все безуспешно. Ключей не нашлось. Тогда он, очевидно вспомнив о чем-то, извлёк собственную связку из трёх ключей, из кармана своей женской куртки. Немного повертев её в руках, он понял что один ключ был явно лишним, не ведая что он отрывает.

По размеру скважины он идеально подходил, в деталях повторяя её контуры. Звонкий щелчок мог означать только одно — он неоднократно бывал здесь ранее, и даже имел свой собственный ключ.

Любопытство граничило со здравым смыслом, когда он, не боясь подхватить какую-нибудь заразу, уверенной поступью продвигался вглубь этого зловонного мусоросборника, разгоняя крыс, тараканов и прочих его обитателей.

Едкий воздух был насквозь пропитан трупным запахом щелочью и паразитами. Помойка в сравнении с этим местом казалась райским курортом.

Он отчаянно пытался определить источник запаха морга, свернув единственное уцелевшее купе.

На столике стояла опустевшая бутылка джина и один стакан в медном подстаканнике, с остатками чайных листьев, а так же, на крюке для одежды, висел грязный бежевый плащ.

В попытке поднять нижнее сиденье, он вдруг осекся, обнаружив, его пристегнутым цепью, скованной точно таким же замком что ему уже удалось открыть. Воспользовавшись все тем же ключом, цепь удалось разомкнуть и сиденье поднялось, являя его взору нечто ужасное. Человеческие останки.

Несколько больших костей и череп, служивший домом кишащим в его отверстиях жукам и личинкам, разбросались в нише под нижней полкой. Отскочив, он затылком шмякнулся о верхнюю полку сзади, и опустившись, прислонился к стенке выпятив глаза.

— Ну как тебе? Ты вспомнил наконец? — встревожил его посторонний голос.

— Чьи они? — мертвенным тоном спросил он, дрожа от страха услышать ответ.

— Ты разыгрываешь меня! Как же? Только не говори, что не узнал свою покойную женушку? — с явным злорадством произнёс присевший с ним рядом мужчина.

— Тыыыыы… Ты что такое говоришь? Моя жена жива. Это не моя жена. Ты все выдумал. Ты дьявол. Зачем ты это делаешь со мной?

— Что ты? Я не дьявол. Я просто не могу им быть. К моему великому сожалению, я никем не могу быть. Кроме тебя. А вот ты. Ласло. Ты чистое зло воплоти. Посмотри. Это твое деяние.

— Как это случилось? Я ничего такого не помню, я же любил её. София… — глаза Ласло наполнялись слезами, а во рту пересохло до мелких коликов.

— Любил. Конечно же любил. Поэтому и запер здесь, в этом вагоне. В этой железной тюрьме, чтоб она не ушла от тебя. Она все время грозилась и нервировала тебя своими упреками: «Ты ничего не стоишь, Ласло», «Однажды я уйду, и тогда не вздумай меня искать». Припоминаешь? — Ласло молча слушал его, — или вот — «Как я могла согласиться на такую жизнь. На жизнь с тобой, в нищите», «я ненавижу тебя, однажды я тебе отомщу за все» тоже не помнишь?

— Помню, — обреченно вымолвил он.

— Тогда должен помнить и меня. Помнишь как выдумал меня? А? Затем заманил её сюда, и отдал в мои руки. Я приковал эту стерву здесь! Чтоб ты мог приходить сюда к ней на свидания. Ты покупал новые костюмы, являлся сюда с цветами, и пытался все исправить. Месяцами она умоляла тебя отпустить её. Клялась, что останется с тобой на всегда. И ты почти поверил ей. Ты отпустил её, а она схватила осколок, пытаясь выколоть тебе ним глаз. Кто бы остановил её, если бы ни я? Я воткнул ей нож в спину, избавив нас от смерти, а у тебя просто не стало духу. Тюфяк! Ты едва не позволил ей убить нас!

— Прекрати. Я умоляю, — разрыдавшись просил его Ласло, — София. Моя София. Любимая, — освободив поток эмоций и жидкости хлынувшей изо рта и глаз завыл он, вспоминая свой недавний сон.

— Посмотри на себя. Накожно же ты похож. Я все лучшее в тебе. Ле Грэйди лучше Ласло. Ты жалок. Подобие настоящего мужчины. Я научил тебя всему. Только благодаря мне, ты обыграл воротил криминального мира, и вновь остался жив. Если бы тебя не было, я бы сделал твою дочь счастливой, ей бы никогда не пришлось испытывать нужды. И твоя жена. Рядом со мной она была бы счастлива, — Ле Грэйди запнулся на секунду и продолжил на тон ниже, — если бы не было тебя. Но с другой стороны, если бы не ты, то откуда тогда мне взяться. Парадокс. Как все запутанно и сложно.

— Я никого не убивал, — утирая слюну рукавом всхлипывал Ласло, — это все ты. Ты монстр, отнявший у меня жену. Уйди прочь из моей головы!

— Я монстр? Да я избавил её от страданий, на которые ты её приговорил. Как она орала оставаясь здесь в одиночестве. Если бы ты только мог вспомнить, её раздающийся округой вопль, когда ты удаляясь домой, в мягкую постель то слышал его за километр. Как тебе удалось забыть такое? Ну вынужден отдать тебе должное, местечко ты выбрал что надо. Сюда даже бродяги не забредают, опасаясь работников депо, которые в свою очередь появляются на этом кладбище поездов, ещё реже первых.

— Я что, сп — сп — сп, никогда не оставался с ней на ночь? — без устали рыдая просопел измученный вдовец.

— Нет почему оставался, несколько раз у вас даже почти был секс, да и то, не без моего вмешательства. И вас можно было вполне счесть за счастливую семейную пару, за чем искренне было отвратительно наблюдать, — он шепнул ему это прямо в ухо, — но у вас же ещё была и дочь. Которая порой приезжала домой погостить, и тебе приходилось оставлять свою благоверную в полном одиночестве, — Ле Грэйди был полностью захвачен собственным рассказом. Он получал нескрываемое удовольствие от мучений своего единственного слушателя. Он словно выступал на сцене с одиноким зрителем, и это был его триумфальный дебют.

— Почему она все ещё здесь? Почему я не похоронил её? — терзаемый мучениями совести обратился к нему Ласло.

— О, это тоже не менее увлекательная история, — приготовился к новому выходу на сцену безжалостный повествователь, — раствор формальдегида. Знакомое название? Ты пытался поместить её в формалин, для того, чтоб приходить и любоваться её неизменной красотой. Ну разве ты не псих? — он пытался заглянуть в глаза страдальца, — разве нормальному человеку придёт такое в голову? Покойники должны отправиться в землю, ну либо на костёр.

— Почему же она тогда…? Почему такая? — он снова взревел, утирая текущие сопли.

— А вот тут, когда твой гениальный план не сработал, и она начала разлагаться, снова пришлось вмешаться мне, чтобы подчистить за тобой вновь. Мы растворили её тело щелочью. И это все, что от неё осталось. Можешь похоронить, если хочешь, — он ухмыльнулся, — и вот тогда, когда чёрное дело было сделано, ты решил, что я тебе больше не нужен, и забыл обо всем. Обо мне. О том что сделал с Софией. Обо всем, что мешало тебе продолжить нормальную жизнь. Как удобно?! Не находишь. Ты засунул меня так глубоко в подсознание, как только мог. Но я нашёл способ выбраться. И теперь ты мне за все заплатишь. Я заставлю тебя страдать. Ты будешь жить с тем, что натворил. Больше тебе не удастся так просто избавиться от меня и от своих кошмаров.

— Прекрати. Умоляю прекрати. Чего ты хочешь? Что тебе нужно?

— Разве не ясно? Чтоб ты страдал.

— И тогда ты уйдёшь?

— Я же сказал. Я больше не покину тебя, старина. Ты ведь пропадёшь без меня.

Ласло задыхался. Все давило на него, и внутренние демоны неподвластно рвались наружу. Окружение было невыносимым, а присутствие его альтернативной личности заставляло сердце сжиматься до предела.

Его неотвратимо стошнит, не покинь он это место в это же мгновение.

Глоток свежего воздуха. Сердце бьется едва слышно. Пошатываясь, он упёрся одной рукой о ржавую колесницу Ада, в неуверенной попытке восстановить сердцебиение.

Он поднял голову посмотрев в окно вагона, из которого ему подло улыбнулся призрак, довольствуясь последствиями своих жестоких проделок.

«Нужно похоронить её» — подумал он — «и поскорее покинуть эту концентрацию зла и насилия».

— Ну как, полегчало? — услышал он вернувшись, — теперь что? Будешь закапывать останки? Думаешь снова сможешь все стереть? Думаю у тебя бы получилось. Но я не допущу.

— Ты не оставишь меня верно? — спросил Ласло перед тем, как взяться за дело.

— Даже не надейся. Мы теперь не разлей вода. Заруби себе это на носу.

— Тогда есть только один способ избавиться от тебя.

— Что? Предпримешь ещё одну попытку самоубийства?

Ласло ничего ему не ответил. Он молча направился прочь.

— Куда же ты приятель? Обратно на мост. Умоляю. Мы это уже проходили. Ты ведь небывалый трус. Только чтоб не прыгать ты позволил мне вернуться. Забыл?

Словно не замечая его, Ласло упрямо продолжал идти, все отдаляясь от пустоши, игнорируя всяческие попытки Ле Грэйди спровоцировать его на контакт:

— Заткнись. Убийца. Тебя нет. Ты всего лишь в моей голове. Я велю тебе заткнуться, — нашептывал он самому себе.

— Не выйдет. Я же предупреждал. Я больше не дам тебе так поступить со мной.

А между тем приближалась зима. Подходила к концу последняя неделя ноября. Холод все усиливался, постепенно замораживая город и его усталых обитателей, превращая тех в подражателей гусениц, окутавшихся в тёплые коконы бесчисленных одеяний.

Легкая изморозь в столь пасмурный день, ощущалась частым сокращением мышц всего тела и Ласло непроизвольно дрожал дорогою, ведущей в известном ему одному направлении. А его верному и неизменному спутнику приходилось мерзнуть куда хуже, в тонком строгом костюме поверх белоснежной рубахи. Хотя был ли он способен испытывать холод? Возможно видимые в нем судороги были всего лишь репликой на физическое состояние его носителя. В доказательство чего, он вдруг неожиданно перестал содрогаться будто в эпилептическом припадке, и совершенно спокойно продолжил его донимать.

— Подумать только вся твоя жизнь иллюзорна. Что есть истина? Возможно это вовсе не я нереален? Возможно это ты только моя визуальная проекция в реальный мир? И связь с ним? Может я демон? Нет это исключено? Будь я вправе выбирать, ни за что бы не вселился в тебя. Я подыскал непременно подыскал кого помоложе…

Ласло изо всех сил пытался не слушать отравленную интригами болтовню Ле Грэйди. Он не должен был допустить влияния этого создания на свою психику. Свои поступки и решения.

— Говори что хочешь, но скоро тебе придёт конец, — убеждал он.

— Угрозы. Пустые угрозы. Готов выслушать твой план, — недоверчиво огрызался Ле Грэйди.

— Скоро ты все поймёшь. А если ты и впрямь сидишь в моей голове, разве не можешь видеть о чем я думаю?

— Как это не прискорбно, но тут ты ещё имеешь власть надо мной. Но не беспокойся, скоро я найду лазейку и туда. Только тебе стоит этого опасаться, — он снова возгордился своим мнимым могуществом.

— С чего же мне так поступать?

— Когда это произойдёт, ты будешь полностью подчиняться мне, и делать все, что я прикажу. А по истечении некоторого времени, я уничтожу тебя, и запру там где запер меня ты. Только вот не могу себе отказать в удовольствии помучить тебя перед этим.

— Что ж, тебя ждёт сюрприз. Только запасись терпением.

— Люблю сюрпризы. Это так весело.

Больше Ласло не произнёс ни слова. Он не поддавался на постоянные провокации и попытки его внутреннего противника найти его слабые места.

— О. Быть этого не может. Это и есть твой коварный план? Ха-ха-ха! — рассмеялся Ле Грэйди увидев здание участка правоохранительных органов, к которому Ласло взял неизменный курс, — о нет. Не делай этого! Умоляю только не это!

Ласло остановился, наблюдая фальшивую истерику своего ненормального альтер эго.

— Такую реакцию ты ожидал увидеть? Ха-ха-ха, — снова хохотал тот, — признаю, ты победил. Я больше не потревожу тебя, только не рассказывай им обо мне. Ха-ха-ха. Твой план нелеп как и ты сам. Вперёд. Поведай полициантам о том, что натворил.

— Я сяду в тюрьму. И ты окажешься там же.

— Не факт. Останки твоей сгнившей супруги, ещё опознать нужно. А по их состоянию это вряд ли возможно.

— Ты забыл о другом убийстве. В нем я тоже намерен признаться, — его голос изменился. Он стал звучать уверенней. Бесстрашно.

— Да, об этом я не подумал. А ты уверен, что тебе это не привиделось? Так же как и я? — Ле Грэйди вопросительно взвёл брови.

— Такое не может привидеться. Я видел его труп. И там повсюду его кровь и мои отпечатки.

— Чего же ты стоишь. Вперёд! За решетку!

Ещё раз глубоко заглянув в его серые глаза, которые время от времени будто меняли оттенок, Ласло стремительно направился вверх по широкой лестнице и исчез за дверью участка.