Глава 1

· «Малыш бежал со всех ног, оглядываясь в пустую темноту и спотыкаясь, о изгибистую структуру водосточной трубы, на каждом шагу. Её высоты, едва ли хватало на его небольшой рост, отчего преследователь, непременно должен был ползти на четвереньках, ведь иначе, взрослому человеку здесь было никак не пройти.

Мальчик был весь в грязи и ссадинах. Особенно его колени, на которые он падал чаще всего. Они были сбиты до самых косточек, причиняя ему сильную боль и замедляя его передвижение. Он громко плакал и кричал, убегая от невидимки, прятавшемся в полумраке бесконечно длинной норы, простиравшейся под широким холмом. Плач коротким эхом прокатился по волнистой подземной скважине, и спустя секунду — вырвался наружу, распугав всех птиц на ветках растущих в овраге деревьев.

Это был хороший знак. Оповещавший о том, что выход уже где-то совсем близко.

И когда наконец долгожданный проблеск света, округлой формы уже явился перед ним, замерцав последней надеждой в голубых, заплаканных глазах ребёнка, настигшая сильная рука схватила его лодыжку. Он упал, и завопив что было силы, затрепал ногами в истерике, оставив в крепкой, как тиски хватке, лишь свою зеленую сандалию. Вырвавшись, он со всех ног помчался прочь к выходу.

Оставалось всего несколько жалких метров, и он даже успел вдохнуть свежего осеннего воздуха, ухватить пожелтевший кленовый лист своими маленькими пальцами, цепляясь за края зловещей водосточной трубы…» ровные и ухоженные, все десять пальцев как один, неожиданно остановились, перестав выплясывать на клавишах потрепанного ноутбука, импровизированный танец фантазии. Они немного размялись, после чего, пять из них медленно потянулись прямо к задумчивому лицу, освещенному монитором в небольшой комнате, без других видимых источников света, почесывая и ощупывая запущенную на нем щетину.

Сочинитель устало выдохнул. Рядом с ним стояла начатая бутылка дешевой выпивки и пустой стакан, заманчиво попадая в радиус прожекторов жидких кристаллов. В стеклянной пепельнице одиноко истлела сигарета, оставив по себе лишь хрупкий сероватый скелет.

Ноутбук громко захлопнулся, погрузив пространство замершего помещения в абсолютный мрак и полную тишину. Несколько минут совсем ничего не происходило, отчего казалось что в комнате никого и нет. Но вдруг, после нескольких звонких щелчков, в воздухе вспыхнуло остроконечное пламя бензиновой зажигалки, которая на мгновение осветив все то же небритое лицо с сигаретой в зубах, неуловимо погасла с цокотом закрывшейся крышки.

Еле заметное пятнышко, так называемый «сигаретный светлячок», продолжал двигаться во тьме по определенно неизменной траектории. От пепельницы к губам, надо полагать, и обратно. Пока и вовсе не исчез, возвратив прежнюю атмосферу гробовой тиши.

В дверь постучали:

— Да, входи, — тихо пригласил голос из темноты.

Дверь бесшумно отворилась, освещая безлюдную часть комнаты, ровным отблеском света. За ней, отбрасывая длинную тень, появился стройный женский силуэт.

— Эсер? — окликнул сонный приятный голос.

— Да. Я здесь, — отозвался мужчина скрываемый темным пространством.

— Ты чего сидишь в темноте?

— Да так. Размышляю. Никак не могу закончить нынешнюю главу.

— Я в постель, — широко зевнув, предупредила она, — ты скоро, любимый? Не хочу засыпать одна.

— Да сейчас иду. Только ещё покурю напоследок.

— Не засиживайся, — добавила она и молча удалилась, бросив дверь нараспашку.

Ему захотелось немного выпить, прежде чем отправиться в спальню. Он осторожно, тайком наполнил стакан ровно на одну треть, наливая из бутылки настолько тихо, чтоб в соседней комнате не было слышно ни одной упавшей капли. Сделав несколько жадных глотков, он отложил половину и закрыв глаза, откинулся на мягкую спинку высокого кожаного кресла.

Дым наполнял легкие как гелий, с каждой затяжкой, будто отнимая вес. Он допил до дна, и затушив окурок, неохотно побрел по следам девушки, захлопнув за собой дверь.

Когда он вошёл, она уже крепко спала на боку. Эсер сел на мягкую кровать подле неё и поправил одеяло укрывая ей плечи. В небольшой комнате пахло её духами. Лицо девушки было безмятежно. Он любил наблюдать за ней. Особенно во сне. Вот только жаль, что глаза её в это время суток были закрыты, столь неотразимым был омут её очей. Темные пряди шелковистых волос, окутывали нежную шею. Его пальцы погрузились в них целиком.

Он вдруг понял, что ему не удасться уснуть. Так бывало часто. И в такие моменты единственной отрадой, становились слова. Слова, что порой нескончаемым потоком рождались в его голове, нуждаясь в освобождении, материализовались на бумаге, либо на экране его старого компьютера. Они выходили из него как болезнь, что не даёт покоя и мучает во сне.

Сегодня был один из таких дней. И нужно было дать волю воображению.

В комнате напротив, за закрытой дверью, горел не погашённым тусклый ночничок, слегка пробиваясь сквозь узкую щель в полу. Эсер отправился прямиком к этому источнику.

Он подкрался к двери так плавно, что не издал ни единого звука. Прислушался, плотно приложив ухо к полому дереву, и прокрался внутрь столь же тихо.

На маленькой кровати, под разноцветным одеялом кто-то продолжительно сопел. По стенам хаотично прыгали зайчики, отброшенные лучами светильной лампы, со сказочным трафаретом. Кнопка на ней досадно заедала, и прибор отключился не сразу, потухнув лишь с третьей настойчивой попытки.

На дисплее вновь загорелась не законченная глава его нового романа, о коварном и неуловимом маньяке — похитителе, орудовавшем в небольшом спокойном городке. Стакан снова наполнен, а свет погашён;

«Следователь Валериан, был крайне растерян и обеспокоен собственной беспомощностью — непригодностью. Бесследно исчез уже четвёртый ребёнок, а у него ни единой зацепки, по словам начальника отдела, кроме неразборчивого рисунка младшей сестры одного из пропавших, которую иначе как детской мазней не назовёшь. На большом альбомном листе, девочка изобразила высокую человеческую фигуру в черных тонах, которая по её трудно выговариваемым словам, уволокла её старшего брата на окраине, когда он без спросу родителей решил сводить её в лес. Ну а чего же ещё можно ожидать от четырехлетнего ребёнка? Уж точно не подробного описания подозреваемого, или отчетливого фоторобота в её неумелом исполнении.

С момента первого инцидента прошло больше года, а сподвижек в деле никаких. Валериан в отчаянии, горстью проглотил сильные антидепрессанты. В последний месяц расследования, лишь они стали для него единственным возможным спасением от беспрестанно терзающих душевных мук и страданий. Он почти окончательно утратил сон, который теперь являлся к нему гораздо реже, да и то в образе жутких видений жертв, терроризирующего окрестности маньяка.

Он медленно подъезжал к дому, откуда сегодня поступил четвёртый сигнал. Пропал шестилетний сын семьи, чьей фамилии он не запомнил, так как они перебрались в город всего тремя неделями ранее, из Франции кажется.

В доме под номером двадцать три, повсюду горел свет. В одном из окон первого этажа, можно было разглядеть, как маятник мелькавшую женскую фигуру, непрерывно метавшуюся из угла в угол, подобно аквариумной рыбке. Обе её руки были у основания рта, а пальцы судорожно терзали губы. Затем женщина остановилась точно посредине окна. Её глаза искали что-то в сумерках снаружи, и Валериану казалось будто она смотрит точно на его машину. Он уже пробыл здесь больше десяти минут, но все никак не мог заставить себя покинуть салон автомобиля, оттягивая неприятный момент разговора с родителями пропавшего Луи. Так звали их исчезнувшего сына. Это единственное, что ему удалось запомнить из того, что по телефону, с сильным акцентом, поведал встревоженный отец. Этого он не любил больше всего в своей жестокой, циничной работе — её эмоциональную часть. Общение с родными убитых, бесследно пропавших и других жертв беспощадных преступников и маньяков. Их лица, которые с мольбой в глазах возлагают на него слишком большую ответственность. Но такова была его работа, и нужно было её выполнять.

Он расстроено взглянул на флакон с таблетками. В нем оставалось всего несколько синих капсул. И это его немного удручало. Зависимость от этих препаратов, приобретала навязчивый характер.

Еще раз, напоследок, взглянув в широкое окно дома, сквозь замызганное лобовое стекло, сыщик в нем никого не увидел. Было довольно прохладно. Он навострил воротник своей осенней куртки и втянув шею, неохотно побрел к крыльцу, небрежно хлопнув дверью служебной машины. Небольшие галлюцинации окружали его дорогой к дому. Маленькие дети хороводом бегали вокруг, улыбаясь окровавленными лицами. Они играли с ним. Воздействие таблеток.

На пороге его уже нетерпеливо поджидала женщина из окна. Она смотрела на него обеспокоено и заинтересованно в одночасье. Видимо пыталась определить уровень его профессионализма, который стоило принимать в расклад, когда речь идёт о поисках твоего едва ли окрепшего сынишки. Мать Луи вся явно извелась, кусая себе ногти и хватая ими себя за раненную губу. Она сразу стала что-то объяснять прибывшему следователю, но Валериан не мог разобрать ни слова. Она говорила на родном языке, а из французского он знал только «люблю», сомнительно правильного произношения. Так что, если она не собирается признаться ему в любви, им вряд ли удасться достигнуть консенсуса.

— Здгавствуйте, — вовремя вмешался её картавый муж, — это я вам звонил сефодня днём. Пгоходите в дом.

— Спасибо, — поблагодарил его Валериан.

— Меня совут Жегаг, — представился он, — а это моя супгуга Стефания. Она не снает местного ясыка.

— Это я уже понял.

Она схватила его холодную руку и снова принялась взахлёб рыдать. По всей вероятности её обращение к нему, несло прошенческий характер. И не трудно было догадаться, о прошении какого рода, шла речь в её непонятных, отчуждённых разуму словах.

Жерар снова тактично избавил Валериана от необходимости как то реагировать на её мольбы, что-то прошептав ей на ухо. Она смолкла. Но не отводила от него своих заплаканных глаз ни на секунду. Её поведение было вполне объяснимым и оправданным случившимся горем, но она невольно напоминала сыщику послушную собаку, что жалостливо просит корма.

В доме царил беспорядок. Было похоже, что все перерыли в поисках чего-то, или скорей кого-то. Видимо Луи проделывал с ними нечто подобное и ранее — прятки наверняка были одним из его излюбленных занятий. Поэтому и в этот раз Жерар и Стефания обыскали все его тайники, решив, что это очередная детская забава.

— Пгостите за беспогядок. Мы надеялись, что Луи пгячется дома. Мы часто так иггали, — подтвердил его теорию глава семейства.

— Я догадался. Вы точно везде проверили?

— Увегяю вас. Дома его нет.

Стефания снова заговорила на непонятном языке. Муж сразу же перебил её, с чем-то не согласившись, что было заметно по его повышенной интонации.

— Что сказала ваша жена? — угрюмо спросил Валериан массируя пальцем у виска. Очередной приступ мигрени.

— Она, — он запнулся, — она говогит, его похитил этот ваш монстг. Но я увеген, он ского найдётся. Вы ведь найдёте его детектив?

— Я сделаю все, что в моих силах, — он ненавидел эту заезженную фразу, означающую лишь собственную беспомощность и непригодность. Но как он мог, что либо им обещать? Как ему смотреть им в глаза после этого? Ведь он и сам был склонения к трагической версии матери почти на девяносто процентов. Боль в виске усиливалась, — скажите, он может быть у друзей, знакомых или родственников?

— Исключено! У нас в этом гогоде ещё не каких связей. Все наши годственники остались во Фганции, — уверенно отрицал Жерар.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Фчега вечегом, — он замешкался на секунду посмотрев на жену, — да, это было вчега вечегом, когда супгуга, укладывала его спать. А на утго, его не оказалось в постели, — он с трудом сдерживал подступивший ком.

— У вас есть враги, которым было бы выгодно удерживать Луи? — очередной стандартный вопрос, который с уверенностью не даст никаких результатов.

— Што вы! Я никому не сделал плохо в этой стгане, — похоже, что его возмутил последний вопрос.

— У вас есть его недавняя фотография?

Жерар обратился за помощью к жене, и она удалилась.

— Скажите, как вы думаете, его похитил этот ужасный душегуб? — спросил Жерар, как только Стефания исчезла из гостиной.

— Ну во-первых, еще нет подтверждения, что предыдущие жертвы были убиты. Нами пока не было найдено ни одного трупа. А что касается вашего случая — ещё рано делать выводы. Слишком мало времени прошло с момента пропажи, — врал ему в глаза следователь Валериан, — мне нужно осмотреть его комнату.

— Да, конечно пойдёмте.

Валериан следовал за ним на второй этаж, где беспорядок перерастал в настоящий хаос. Повсюду были разбросаны вещи, опущена лестница на чердак, и даже оторваны половицы на нескольких ступеньках под ногами.

— Остогожно, не пговалитесь, — вежливо предупредил его хозяин дома, — это наши кгайние мегы. Жене казалось, что из под лестницы слышен его голос. Навегное мы пгосто сходим с ума.

Валериан ничего не ответил. Что уж тут скажешь? Его маленькая дочь умерла одиннадцать лет назад от лейкемии. В то тяжелое время он столько пил, заливая горе, что жена, так и не найдя поддержи в его опухшем лице, не выдержала и ушла от него. Он смог выкарабкаться лишь спустя два года после смерти девочки. Но прежним уже так и не стал.

Таблетки остались в машине, а боль все не утихала. От нее мутнело в глазах.

Комната Луи была крохотной. Маленькая кровать и раскладной красный столик. Однако все было завалено мягкими игрушками. Валериан поднял фиолетовую гориллу, размером с настоящую шимпанзе и бросил её на кровать, освобождая проход к окну. Он тщательно осмотрел оконную раму и механизм. Следов взлома не было. Так же он внимательно исследовал деревянный паркет, на наличие отпечатков грязной обуви. Все было чисто. Не похоже, чтоб его выкрали отсюда. Никаких следов взлома и похитителя. Нет так же признаков борьбы, или сопротивления.

— Скажите, мистер Жерар, мог ли Луи сам выйти из дому? — спросил детектив.

— Нет, двегь была запегта изнутги. Я точно это помню. Я пегвый выходил сефодня, — опровергал его подозрения Жерар.

Все складывалось мистическим образом. В дом никто не проникал, равно как и не покидали его стен. Но куда же запропастился ребенок?

Стефания вернулась протягивая ему снимок своего сына, где он сидит на плечах у Жерара, фоном которому послужила Эйфелева башня.

— Это было снято пегед самым нашим отъездом из Фганции, — комментировал Жерар. Его жена снова принялась бормотать навзрыд недовольным тоном.

— Она обвиняет меня в случившемся, — неохотно перевёл Жерар, — мы пегеехали сюда из-за моей габоты. Луи не хотел и боялся этого места.

— Он боялся долговязого? — супруги вопросительно уставились на него, — простите, так в городе прозвали этого маньяка. Таким его изобразила одна маленькая девочка, а слухи, как вы сами понимаете в таком маленьком городке как наш, расходятся моментально, — прищуриваясь от недуга объяснил следователь.

— Нет. Мы об этом ничего не знали, пока не оказались здесь. Он тяжело пегеносил любые изменения.

— Вы точно все проверили? Ему негде больше прятаться? Возможно он так выражает своё недовольство?

— Мы пегегыли все ввегх дном. Его в доме нет.

— Странно. Что ж, я распечатаю его фото и мы расклеим его по всему городу. Возможно он потерялся, и кто-то его видел, он же не знает языка, — не веря в собственные слова произнёс Валериан, — сейчас вам лучше успокоиться. Мы возьмёмся за поиски, организуем бригаду специалистов и добровольцев. Он обязательно найдётся. Я позвоню, как только буду обладать какой-то информацией.

— Спасибо детектив.

Они проводили его к выходу. Он не хотел оборачиваться, и смотреть в глаза миссис Стефании, но не мог попрощаться спиной. Нагнув голову, он протянул руку её мужу, избегая зрительного контакта с ней.

— Мы будем ждать новостей, — с надеждой промолвил Жерар.

Валериан молча кивнул в ответ и поплёлся к машине. Первым делом он открыл бардачок, и стал судорожно копошиться среди мусора. Отискав аптечный флакон, он с облегчением вздохнул, когда все его содержимое провалилось к нему в желудок. Глаза расслаблено сомкнулись, а сердце забилось гораздо медленнее. В округе было тихо. Не слышно было даже крика сов, которых в этих краях развелось немало за последние годы. Мертвенная тишина иногда бывала страшнее всяких бесовских звуков. Она предвещала нечто плохое и зловещее.

Когда Валериан открыл глаза, Стефания все ещё стояла на пороге, по — прежнему не сведя с него глаз. Возможно она хотела поведать ему нечто, что скрыл её благоверный супруг? Но не могла», Эсер уныло заглянул в пепельницу. В ней прибавилось шесть с половиной окурков, за последний час. За окнами взвыла сирена.

Жалюзи со скрежетом взлетели вверх, обнажая ночную улицу с одиноким фонарным столбом, освещающим парадный вход. Машина с мигалками, остановилась прямо под ним. Эсер приподнял окно и выглянул. Из неё неторопливо вышла женщина брюнетка в строгом костюме, и отдав неизвестное поручения водителю, скрылась утонув в подъезде.

Эсер был крайне заинтригован ночным визитом полиции, в их спокойный и ничем не примечательный район. Он бесшумно прошмыгнул коридором к выходу и накинув на себя шерстяную вязанную кофту, вышел на лестничную клетку.

Лифт громыхал этажами подобно дряблому старику в его кряхтениях, покоряющему непосильную вершину. Задребезжал и остановился двумя этажами ниже. Дверь открылась — послышался нечастый стук широких каблуков.

Эсер с любопытством спускался вниз. Обогнув лифтовую шахту дважды, он остановился у стены выглядывая из — за угла седьмого этажа. Женщина стояла у двадцать третьей квартиры, приложившись указательным пальцем к звонку. Она не видела, и не подозревала, что за ней следят.

Из квартиры послышался звонкий женский голос:

— Кто там?

— Детектив Совински, — уверенно ответила та.

Дверь открылась, но Эсер не смог разглядеть никого за фигурой детектива пусть и стройной, которая заграждала собой лицо той другой женщины. Он мало знал своих соседей, сколь по роду своей деятельности, почти не выходил из дому. И владельцы этого номера были ему к сожалению неизвестны.

Он с трудом мог объяснить самому себе, чем был так упрямо движим, но его влекло прямо туда, в эту квартиру. Может и здесь всему виной был характер его профессии, хоть он редко страдал от недостатка материала или вдохновения. Но руководимый неведомой силой он уже не мог остановиться. Он должен был разузнать что здесь произошло.

Голоса оттуда доносились глухие. Не иначе, как они расположились в глубине комнат. Эсер набрался смелости и тихо опустил ручку двери. Он просунул голову в образовавшуюся щель:

— Это случилось сегодня утром? — тактично спрашивала детектив Совински.

— Да. Я вернулась с ночной смены в больнице, а его кровать… Его кровать уже была пуста, — всхлипывала неизвестная.

— Он мог самостоятельно выйти отсюда?

— Да нет, что вы. Он был заперт снаружи, и если вдруг просыпался среди ночи, то всегда звонил мне. Я рассказывала ему сказку, и он засыпал под неё, — слова были прерывистыми, она перешла навзрыд.

— Вы работаете медсестрой по ночам?

— Да. Сегодня пришлось взять отгул.

— У кого — нибудь ещё есть ключи от дома? — твёрдо, не поддаваясь эмоциям выясняла детектив.

— Нет. Только у меня. Ну может ещё у домоправительницы есть. Я точно не знаю. Это съемное жильё. И действительно, как я об этом раньше не подумала, — раздался громкий топот.

От неожиданности Эсер едва не оборвал себе уши, будучи в секунде от разоблачения, он успел выдернуть голову из чужих владений в последний момент. На цыпочках, преодолев целый лестничный пролёт в три прыжка, он оказался между седьмым и восьмым этажами.

— Подождите ну куда же вы Элла? — говорила ей вслед Совински.

— Нужно к домоправительнице. Она может знать что случилось.

— Ну постойте же. Дайте мне нормально делать свою работу. Я обязательно опрошу её, как только закончу с вами, — не отставала от неё детектив.

— Работу?! У меня пропал ребёнок! А вы говорите о какой-то там работе? — скрипя и шарпая, проснувшись среди ночи, открылся лифт.

— Я же хочу вам помочь, а … — разговор поглощённых сонным железным чудовищем дам, вдруг прервался на полуслове, но Эсер был уже слишком сильно увлечён этим делом, чтобы вот так просто отправиться к себе восвояси.

События разворачивались в точности как в его книге. В такое совпадение поверить непросто. В одних лишь шлёпанцах, на босу ногу передвигаться было тяжело. Но зато бесшумно. Подъезд освещался лишь тусклым светом неполной Луны. Торопившись, он промахнулся ступенькой, чудом удержавшись на ногах, схватился за тонкие перила.

Лифт вновь, с рокотом отворился.

— А где его отец? — эхом раздался голос детектива.

— Мне это не известно, — тихо прозвучал ответ, да так, что писателю этажом выше было едва разобрать.

— А у него мог быть ключ? — предположила Совински.

— У него? Ключ? — прозвучало надменно, — он никогда не видел сына. Сбежал, как только узнал о моей беременности. Этот человек пропал из нашей жизни.

— Я вас слушаю девушка, — появился в разговоре третий, самый низкий голос.

— Я из двадцать третьей квартиры, у меня пропал сын прошлой ночью. Вы что-нибудь об этом знаете? Может быть вы видели его?

— Не припомню такого. А как он выглядит? — медленно промямлил, по всей видимости управдом.

— Шести лет, темные длинные волосы. Одет… Подождите а во что он был одет? Я ведь даже не смотрела что пропало из вещей, — опомнилась мать ребёнка.

— Это я вам и пыталась объяснить, когда просила придерживаться порядка протокола, — обвинила её детектив.

— А вы из полиции? — вмешалась домоправительница.

Эсер тайком выглянул из своего укрытия. Полная тётушка с красными огромными щеками, сидела в крохотной стеклянной кабинке. Раньше он никогда не замечал её проходя мимо, в те редкие моменты, когда покидал сею обитель. Детектив и девушка в махровом розовом халате стояли к нему спиной. Их лиц было не разглядеть.

— Детектив Совински, — представилась она, машинально предъявив удостоверение в кожаной обложке.

— Так я могу отдать вам записи с камер наблюдения, — незатейливо предложила толстуха, чем вызвала искренней удивление обратившегося к ней жильца:

— Видеонаблюдение? — протянула девушка. Эсер был удивлен не меньше.

— Хорошо. Вы пока все подготовьте, а я за ними спущусь в скором времени, — распорядилась Совински, — а мы пока поднимемся, и закончим допрос? — взглянула она на мать пропавшего ребёнка. Лица её все же было не разглядеть, в слабом лунном отблеске, полумрака подъезда.

— Я ещё хотела спросить кое-что, — все не успокаивалась ночная медсестра, — запасной ключ? Он у вас есть?

— От какой квартиры?

— Двадцать три.

Тётушка лениво потянулась к полке слева, что была завалена документацией, журналами и прочей макулатурой под завязку. Выдернув из стопки один из них, она демонстративно шлепнула его о стол:

— Сейчас посмотрим, — бормотала она облизывая пальцы, — итак, двадцать третья сдаётся с ноября прошлого года.

— Да все верно, я арендую этот номер уже почти год, — подтвердила найденную управительницей запись, девушка в розовом халате.

— Здесь указанно, что дубликат ключа имеется. Значит будем искать на стенде, — недовольно захлопнув домовую книгу, тучная тётушка, оторвалась от стула.

Большой деревянный стенд с ключами находился за её спиной. Она скрупулёзно натянула очки, оправа которых, слишком выгнулась под распоркой её лица, и принялась водить короткими пухлым пальцами по номерам на доске.

— Двадцать три, — остановилась она, — но запасного экземпляра нет.

— Ну а где же он? — осмелилась спросить детектив.

— Не имею ни малейшего понятия. Должен быть здесь.

— То есть, вы хотите сказать, что он пропал? — возмутилась хозяйка двадцать третьей квартиры.

— Похоже на то, — спокойно ответила ей тётушка.

— Ну как же так?! Вы то здесь для чего?! У меня ребёнка выкрали, по вашей халатности! И если он не объявится, или не найдётся, я приложу всех усилий, чтобы вы понесли за это наказание! — угрожала ей отчаявшаяся мать.

— Чего вы на меня кричите? Здесь всегда заперто. Есть записи с камер. Так пусть полиция во всем разбирается, — кивнула домоправительница, в сторону детектива Совински.

— Призываю всех к спокойствию. Мы во всем разберёмся. Только давайте все же вернёмся в квартиру. Мы с вами ещё не закончили, — настаивала детектив на своём.

И снова шум лифтовых лебёдок ржавого механизма подъемника, нарушил покой погружённого в сон дома.

Эсер решил более не вторгаться в чужую собственность, и задумчиво отправился к себе домой.

В квартире было тихо. Он прошёл мимо спальни, где безмятежно спала его жена. Остановился у детской и замер. Прислушался. За дверью тоже тихий час.

Была четверть минут третьего, когда он вновь уселся за свой компьютер. Его палец завис над клавишей, будто остановилось время. Он чувствовал чей то пристальный взгляд на себе, но все не решался обернуться. Наконец набрался смелости и посмотрел в открытое окно. Прямо с внутреннего широкого подоконника, на него таращилась пара огромных серых глаз. Это была крупная, ночная сова. Её пятнистое оперение, мистически переливалось в лунном отблеске, мрачной палитрой серебра. Птица не шевелилась, казалась спокойной. Он решил не прогонять полуночного гостя.

 

Глава 2

«Её беспомощный взгляд все не шёл из головы. Дорога к фургону была ухабистой и узкой. Фары тонули в густом тумане, не в силах разогнать чёрную мглу впереди колёс. Высокая безликая фигура мелькала перед ними, появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда. Валериан утопил педаль газа до упора, пытаясь сбить неуловимого призрака. Автомобиль стал неуправляем в один момент, как только выехал на бездорожье. Его швыряло и заносило в разные стороны, но он не отпускал педаль включив следующую передачу в погоне за тенью. Высокое дерево, словно взросло в нескольких метрах перед ним. Вернуть контроль над транспортным средством было невозможно, педаль тормозов, туго опускалась под давлением всей силы водителя. Он провернул руль вправо на сто восемьдесят градусов и зажмурился. Со звонким стуком и хрустом разбитого стекла, почувствовал как остановился, ударившись грудью о твёрдый руль. В бескрайнем поле раздался протяжной гудок.

Дерева перед ним не было. Он обернулся. Осмотрелся по сторонам. Одинокий дуб стоял точно позади, раскинув свои ветви над крышей автомобиля. Валериан тяжело выдохнул. Его руки судорожно тряслись, обхвативши рулевой механизм. Двигатель заглох.

Туман был холодным. Он сразу это почувствовал, как только открыл дверь.

Боковое зеркало было напрочь отбито, повиснув на кишках и рваных проводах. Он достал фонарик на заднем сидении. Немного счёсан правый борт, в несколько глубоких царапин избороздивших корпус и содравших голубую краску до самого основания. Крупных повреждений практически не было. Не одной вмятинки. Манёвр чудом удался, и весь удар пришелся лишь на боковое зеркало, которое теперь придётся поменять.

В груди немного болело, но в целом он отделался лёгким испугом. Тень долговязого монстра исчезла. Это его отрезвевший от антидепрессантов мозг, избавился от него? Или все же он остался под колесами? Второй вариант ему нравился куда больше, хотя первый казался куда вероятней.

Похлопав себя по карманам, он достал пачку сигарет. Запрокинул голову и закурил, пытаясь расслабиться. И лишь молчаливый ночной наблюдатель, был единственным свидетелем перехватывающей дух аварии. Им оказалась старая полевая сова, что сидела на нижней ветке дерева, глазея за происходящим под ним.

Валериан бросил пачку на приборную панель и повернул ключ в зажигании. Старенький рабочий седан, пыхал и кряхтел в попытке завестись после такой нагрузки. Еще одна попытка. И еще разок. Сработало. Валериан тронулся с места плавно манипулируя акселератором.

В беспроглядном тумане, он с трудом выехал на дорогу, среди полей на окраине городка. Оставалось уже немного, и он настроив приёмник на нужную частоту, медленно катился пригородом, окружённый уникальным природным явлением.

Пристанищем ему нынче служил купленный на последние деньги фургон на колёсах. После смерти маленькой дочери, он бросил работу в полиции. А когда остался совсем один, принялся топить горе в бутылке пуще прежнего. Жить было не на что, и тогда он заложил дом и все своё имущество. Но это был ещё не конец. У него все отобрали. Оставили ни с чем. Все отвернулись, а жена возненавидела. И вот когда больше уже нечего было терять, и он оказался на самом дне, что — то изменилось. В тот самый момент. Самоуничтожение перестало быть для него целью, всего в одном шаге от её достижения, отделявшем его от долгожданной встречи с дочерью.

Он нашёл в себе силы и переехал сюда — подальше от всех, расположив свой фургон в глухой тиши. Здесь он научился жить заново. Вернулся к работе. И когда все немного успокоилось и утихло, а он начал возвращаться в социум, ему передали это злосчастное дело, которое превратило его новую жизнь в беспробудный кошмар. Зло осело в этих местах. Коварное и безнаказанное, оно процветало и не собиралось покидать их.

Сюда на окраину уже давно никто не забредал. Жители боялись того, кто похищает их детей и не совались сюда без надобности. А коль приходилось, то исключительно в составе больших групп. Последняя такая была организована в средине лета. Пятьдесят восемь добровольцев и четверо представителей органов правопорядка прочесывали местность в поисках пропавшей Авроры, целых четыре месяца. Они проверили под каждым камнем заглянули в каждую щель. Провели более ста двадцати рейдов в лес за глиняной горой. Но так ничего и не нашли. Никаких следов. Семилетняя дочь матери одиночки, была официально объявлена без вести пропавшей.

Теперь даже норовистые на приключения подростки и криминальные элементы посещали эти края столь редко, что Валериан не боялся оставлять фургон открытым. Хотя можно подумать, что замок убережёт от кражи. Откровенно признать, в его холостяцкой берлоге и поживиться то было нечем. Денег он там не хранил, поэтому и в собаке не нуждался. Отчего был губительно одинок и несчастен. Тоска прижилась в его глазах настолько глубоко, что порой казалась окружающим неискоренимой.

Сегодня все без изменений. Он припарковал машину возле фургона, в который едва ли не врезался из-за сильного тумана. Внутри было холодно и сыро, но он слишком устал, чтобы прогреть свою обитель перед сном. Избавившись от обуви и верхней одежды, он завернувшись в одеяло попытался уснуть».

Пустая бутылка и полная пепельница. Набор украшавший его письменный стол по завершению работы. Эсер уткнулся в него лицом и стремительно погружался в сон. Было уже пять часов по утру, и почти столько же промилле в организме.

В окне уже никого не было. Медленно наступал рассвет, превращая его в трусливого вампира, что боится солнца и прячется от дневного света, уподобившись этим существам. В ожидании следующей ночи.

Через некоторое время появилась она — девушка из спальни, одетая в тонкую пижаму. Её звали Анна.

— Эсер, — тихо позвала она, — ты где?

Глубоко зевая, Анна отправилась в кабинет мужа, который не отзывался. Обнаружив его спящим за работой, она немного прибралась. Очистила пепельницу. Выбросила бутылку и закрыла все папки на компьютере, предварительно выполнив необходимые сохранения.

— Любимый, проснись. Тебе нужно в кровать, — тихо будила она, нежно поглаживая его по плечу, — слышишь меня?

— Ммммм, — прозвучало в ответ несвязное мычание.

Хрупкая девушка обхватила его за талию. Он был худощав от недоедания и хило сложен. Она с трудом сумела оторвать его от стола, но поднять обмякшее тело мужа ей сил не стало.

Прибегнув к небольшой хитрости, Анна покатила передвижное кресло прямиком в спальную, вместе с ним. Там она заботливо раздела и переложила спящего супруга на кровать.

В соседней комнате послышался детский голос:

— Мама, — позвал он, совсем тонкий и юный.

— Сейчас иду, — отозвалась Анна, раскладывая вещи мужа.

Она вернула кресло обратно в кабинет и исчезла за дверью детской комнаты.

Его лоб нахмурился во сне. Дети водили хоровод вокруг одинокого старого дуба в поле. Того самого. Из выдуманного городка посреди глухой пустоши. Было ещё солнечно, но погода все портилась, затягивая небо мрачными тучами. Вдали, за оврагом, прогремел гром, раскатываясь долиной что простиралась за ним. Первые капли дождя упали на зеленые листья дуба, которые укрыли от них играющую детвору. Стало темно. Из-за горы повеяло холодом. Испугавшись дети сбились у ствола дуба, похожие на беспомощных цыплят. Улыбки исчезли с их лиц. Они дрожали, прижимаясь друг к другу. Эсер тихо простонал.

Вдалеке, на вершине холма появилась темная фигура. Верзила в коротких штанах, замер в сотне метров. Его горбатый голый торс был весь в грязи и глине, размытой густым дождем. Рядом с ним блеснула молния, на мгновение осветив опущенное лицо, по которому стекали болотные капли. Босыми ногами он зашагал к дубу. Дети запищали. Их вопль приглушил очередной раскат грома.

Эсер проснулся в своей кровати. Кошмар все не отпускал его. Крик беспомощных детей, продолжал звенеть в голове. Он выдохнул.

В комнате никого не было. За шторами опускался стремительный закат. Эсер дождался, пока верхушка солнца не спрячется за соседним домом, и лишь тогда покинул мягкую постель.

Вещи были аккуратно сложенны на спинке стула. Попытка вспомнить прошлую ночь обвенчалась полным провалом. Последним воспоминанием промелькнула ночная слежка. Но ни намека на то, как он очутился в кровати. Ему стало не по себе от этого чувства неизвестности.

— Анна, — позвал он чуть слышно, — Анна, — повторил ещё раз погромче, не дождавшись ответа. В ответ прозвучал лишь глухой стук из соседской квартиры, в которой обитал слабоумный смотритель городского приюта для бездомных. Оттуда частенько доносились странные звуки, на которые уже давно все перестали обращать внимание.

Длинный коридор, ведущий прямо в кабинет, был наполнен таинственным сумеречным светом. Сквозь открытое окно повеяло прохладным вечерним воздухом осени.

В твёрдом намерении закурить, он зевая заглянул в кабинет. На столе лежала небольшая записка: «Любимый, мы вышли на прогулку в парк. На обратном пути зайдём за продуктами. Заодно выберем подарок Алисе. Не скучай, скоро вернёмся. Твои любимые девочки».

Эсер виновато взялся за голову, вспомнив о наступающем дне рождении дочери, до которого оставалось всего четыре дня. Алисе исполнится целых семь лет в это воскресенье. И все они пролетели как один. Все семь. Будто ещё вчера она смотрела на него своими любопытными голубыми глазами, лишенная всякого дара речи. Время. Оно неумолимо носило характер прошлого, создавая архив воспоминаний. Он ненавидел время. Ненавидел часы. Ненавидел каждую минуту отнимающую у него кусочек жизни. Порой даже каждую секунду. Но с другой стороны — у времени нет конца. А без него все лишиться смысла, рано или поздно.

Он отпил немного воды прямо из крана, умывая сонное лицо. От него исходил неприятный и несвежий запах. Нужно было его смыть.

Зачерствелый кусок вчерашней пиццы лежал на одной из грязных тарелок. «Странно», — подумал он — «Анна обычно выбрасывает вчерашние продукты, да и посуду грязную она никогда не оставляет. На неё не похоже. Может это мне в наказание?» — закончил он размышления и принялся за мытьё посуды, предварительно поживившись вчерашней выпечкой из доставки. Она была отвратительной, он скривился, но на голодный желудок то, что надо.

Ожидание мучило его и сводило с ума. Он бродил по квартире не находя себе места, пока не вспомнил о вчерашнем инциденте. В доме пропал ребёнок. А ведь он и сам был отцом. Во всем этом нужно было поскорее разобраться, дабы обезопасить свою семью. Перед уходом, он прихватил записной блокнот и ручку.

Подле квартиры под номером двадцать три, в суматохе копошилась девушка. По всей видимости она уже собиралась уходить когда он её заметил.

— Добрый вечер, — обратился к ней он.

— Здравствуйте, — вежливо ответила она. Её лицо было слегка встревожено.

— Меня зовут Валериан, — представился он именем своего персонажа, — я из газеты.

— Чем я могу вам помочь?

— Я не отниму у вас много времени. Вы наверное спешите на работу? — вспомнил он о роде её деятельности, из подслушанного на кануне разговора.

— Да, — ответила та, — откуда вы знаете? — добавила настороженно.

— Не беспокойтесь Элла. Вас ведь так зовут, не правда ли? Вам не стоит меня бояться.

— Мы знакомы?

— Нет. Но мне о вас рассказали друзья в полиции.

— Какие друзья? — она явно была в недоумении.

— Я по поводу вашего пропавшего ребёнка. Мы можем зайти к вам на несколько минут. Не более. Я обещаю.

— Какого ребёнка, я вас не понимаю, — удивленно ответила, совсем сбив его с толку.

— Вашего сына. Мне все известно. Или мальчик уже нашёлся?

— Моего сына?! — она с ужасом начала открывать двери не тем ключом. Как только ей это удалось — перепуганно вбежала внутрь исчезнув из его роля зрения.

— Простите, что напугал. Вы не против, если я войду? — спросил он перешагнув порог. Квартира показалась ему не знакомой. Она совсем не была похожа на ту, которую он видел вчера. Другие обои. Мебель не та. Неужели он перепутал? — простите, но это ведь двадцать третья квартира?

— Кто вы такой? И зачем пришли? Отвечайте немедленно, или я позвоню в полицию! — девушка вернулась в коридор, вооруженная кухонным ножом. Следом за ней из комнаты появился мальчик в пижаме. Он спрятался за её спиной.

— Я не причиню вам вреда. Это лишнее, — уверял он девушку, основным из инстинктов которой, внезапно стал материнский, — мне тут давеча сообщили, что ваш ребёнок пропал. Я и пришёл к вам по этому. Я хотел все выяснить. Хотел написать в газету, — оправдывался псевдожурналист.

— Вам лучше уйти. Мой ребёнок в порядке, — угрожающим тоном уверяла она.

— Ну если все разрешилось, чисто из любопытства: где он был?

— Я сказала вон! Или будет хуже. Мой сын никуда не пропадал! — крикнула Элла. Он не мог поверить своим ушам.

— Как это? Вы же сами вызывали полицию? Я же сам все слышал. Здесь была ещё одна девушка. Детектив. Её фамилия Совински.

— Я никого не вызывала. Я дежурила в больнице всю ночь, — утверждала она.

— Правильно! В больнице. Вы работаете медсестрой в ночную смену. Откуда мне это известно? — спрашивал он скорее у себя самого, — а вчера, вы брали отгул, потому, что когда вернулись утром, ваш ребёнок исчез.

— Послушайте, у меня никто не исчезал. Я всю ночь работала. А мой сын в полном порядке.

— Вас что запугали? Но я ведь знаю ваше имя, знаю кем вы работаете. Откуда? Только вот в квартире что-то поменялось.

— Вы что были у меня в квартире? Вы следили за мной?! Предупреждаю в последний раз…

— Мама, кто это? — огорчённо спрашивал малыш, обхватив её за ногу.

— Никто. Он уже уходит. Не бойся сынок.

— Вы уверенны, что ваш сын никуда не исчезал? — ещё раз попытался Эсер, и вдруг вспомнил, что не видел её лица вчерашней ночью, — а может здесь был кто-то ещё? Кто-то кто мог представиться вашим именем.

— Да никого здесь не было! И быть не могло. И вас здесь уже давно быть не должно! Вы пугаете его. Вам пора.

— Извините меня. Я не хотел доставить неприятности, — виновато промолвил он, — ещё раз извините за вторжение.

Лифт все не ехал. Эсер задумчиво отпустил кнопку вызова и отправился пешком по лестнице. Неужели это все ему приснилось? Не уж то он постепенно сходит с ума?

Полная домоправительница не отрывалась от просмотра любимой телепередачи, с завидной амплитудой поглощая пышные пончики. Она последняя, кто мог пролить свет на события вчерашней ночи. Он трижды постучал в окошко.

— Я вас слушаю, — прожевывая отреагировала она.

— Я по поводу вчерашнего, — решил он не ходить вокруг да около.

— Извините?

— Вчерашнего происшествия.

— Какого такого происшествия? — отложила коробку с лакомством.

— В двадцать третьей квартире.

— А что там случилось?

— Вы притворяетесь? — разозлился он — ведь это были именно вы! Вчера в три часа ночи!

— Я не понимаю о чем вы? И почему повысили тон? — возмущённо оборонялась тётушка.

— Там пропал ребёнок. К вам приходили из полиции. А потом выяснилось, что запасной ключ пропал! Вспоминаете? — раздраженно излагал Эсер.

— Никакой полиции у меня этой ночью не было, — она вдруг обернулась, — а запасной ключ от двадцать третьей висит на стенде, где ему и место. И о пропавших детях я ничего не знаю.

— Вы что сговорились? — в пол тона выпалил он.

— Что вы сказали? — переспросила она очевидно не расслышав.

Он ничего не ответил. Распахнулись двери неуловимого лифта. Эсер двинулся открытую пасть оного, бросив домоправительницу наедине с испорченным аппетитом.

Он вернулся домой. На стуле в прихожей, была брошена одежда. Две пары обуви были посреди комнаты, а дальше следы от мокрых ног, которые уходили в ванную комнату. Дверь была заперта. За нею раздавался задорный детский смех, и громкий шум воды. Он постучал.

— Да любимый. Это ты? Мы отмываем следы преступления, — доносился веселый голос Анны.

— Какого преступления?

— По дороге домой, кое-кто уронил куклу в лужу. Как думаешь кто это мог быть?

— Даже не знаю, — с улыбкой произнёс он, прислонившись к запертой двери, — наверное одна непослушная девчонка, — снова прозвучал сдавленный детский хохот.

— Имя преступника. Назови её имя, — потребовала Анна.

— Я затрудняюсь. Может есть какие-то особые приметы?

— Свидетели утверждают, что ей не больше шести лет. Светлые длинные волосы. Она безумно вкусно пахнет и выглядит. А ещё прозвище. Её прозвище «одуванчик».

— Знаю! Я наю эту проказницу! Алиса! Я прав? Не так ли? Её ведь зовут Алисой?

— Какое наказание ждёт преступника? — игриво спросила Анна.

— Боюсь ей придётся сдаться, иначе я буду вынужден заключить её в крепкие объятия. Навечно, — он снова улыбнулся, — Вы там надолго?

— Да. Мы не сдадимся! — наотрез отказывалась выходить Алиса.

— Давайте скорее. Я уже за вами соскучился.

Казалось бы разговор с женой и дочерью должен был унять его внутреннее беспокойство, но ничего не отлегло. Из головы не выходили странные обстоятельства, минувшей ночи.

В кабинете было прохладно и сыро. Он закрыл окно, включил свет, и принялся рыться на полке с книгами. Поиски телефонного справочника заняли некоторое время. Он принялся перелистывать страницы, выписывая номера всех полицейских участков города. За тем, вооружившись телефонной трубкой, стал обзванивать все подряд.

— Здравствуйте, моё имя Эсер. Вчера ко мне заявилась некая особа, и представилась детективом Совински, — говорил он, набрав первый номер из четырёх, — в вашем отделе есть сотрудники с такой фамилией?

— Побудьте на линии, мы соединим вас с отделом кадров, — ответил безымянный голос, за которым последовали протяжные гудки… Затем другой голос, — нет сотрудников с такой фамилией у нас нет. А с какой целью к вам обратились?

Он без раздумий повесил трубку, набирая следующий номер.

Как выяснилось, после звонка в последний участок — в полиции не работал никто с подобной фамилией. И такого детектива просто не существует. Но кого же тогда он видел? И что это все значит? Это не было похоже на сон. Он не спал. Он был твёрдо в этом уверен. Нечто мрачное происходит вокруг. Он это чувствовал. Знал и не мог усомниться.

Когда включился компьютер, он услышал как дверь в ванную открылась. Голоса Анны и Алисы были счастливыми. Он прислушивался к ним, перечитывая вчерашний материал, и уже было собирался идти, как вдруг наткнулся на отрывок, от которого волосы на руках и голове, буквально встали дыбом: «Валериан молча вёл машину. Голова снова раскалывалась и он избегал всяческих разговоров. Совински чувствовала это, и просто спросила разрешения включить радио, чтобы не сидеть в тишине.

— Конечно, — ответил он. Остаток пути они проделали под неизвестную обоим композицию, будто не решаясь нарушить обет данного друг другу молчания. Она выскочила из салона, не успев Валериан нажать на тормоз. Будто наконец избавилась от тяжкого бремени безмолвия.

— Я забыла номер квартиры, — все же обратилась она к нему, обойдя с водительской стороны.

— Двадцать третья, — ответил он опустив стекло, — я подожду тебя здесь. Ты не против, если я не пойду с тобой?

— Думаю я и сама справлюсь.»

Это было немыслимо. Грань между реальностью и вымыслом, куда-то испарилась, и он стал участником событий описанных и придуманных самим собой. Круг замкнулся. Все стало на свои места. Он даже не покидал стен этого кабинета, когда следил за соседкой снизу. Она жила точно под ним, двумя этажами ниже. Отсюда знакомая квартира, но отличие мебели и расстановки. Но откуда же он знает её имя?

— Милый. Ты идёшь? — одернул его голос незаметно вошедшей жены, — прости, не хотела напугать. Ты работаешь?

— Да нужно закончить поскорее. Сроки поджимают, из издательства уже звонили.

— Ты много работаешь по ночам. Мне это нравиться все меньше, — огорчённо произнесла Анна, — а теперь, пойди поцелуй дочку на ночь и приходи ко мне в постель, — она обняла его за шею, — и ещё; тебе пора побриться.

— Обещаю завтра же этим заняться, — ответил Эсер, — послушай, а ты не знакома с девушкой из двадцать третьей? Она ещё медсестрой подрабатывает по ночам.

— Знакома. Я водила к ней Алису, когда у неё был жар пол года назад. А почему ты спрашиваешь?

— Да так, написал о ней случайно в книге, а теперь сижу и не могу вспомнить откуда её знаю. Очевидно из твоих слов.

— Ты написал о ней? И что же?

— Не о ней. Просто у её прообраза похитили ребёнка.

— Ты пишешь о похищениях детей? Это ужасно, — критиковала она, — почему ты выбрал такой сюжет?

— Не знаю. Это всего лишь моя фантазия.

— Куклу мы так и не спасли. Утонула в канализацию.

В детской, хоровод зайчиков был вновь в самом разгаре. Алиса укрылась с головой.

— Одуванчик? — прошептал Эсер, — ту уже спишь? — он присел у кроватки дочери, — это хорошо. Спи. Сладких тебе сновидений, — погладил бугорок по одеялу, — а с куклой твоей все будет хорошо. Там, внизу под землёй, её ждёт кукольный театр. Много таких же как она, потерянных хозяевами кукол, живут там уже очень давно. Ей там понравиться.

На окна нахлобучилась тьма. Тусклый светильник в спальне, освещал таинственную улыбку Анны. Он лежал рядом стараясь не дышать и обнимал её. Такую мягкую. Воздушную. Она шептала ему на ухо как любит его, а он не верил. Не верил своим ушам. Не верил в собственное везение.

Её холодные пальцы скользили по его горячей, неспокойной груди, из которой вот-вот вырвется сердце, опускаясь все ниже и ниже.

— Ты где? — спросила она, остановившись внизу живота.

— Здесь. В твоих руках, — тяжело дыша ответил он ей, думая совсем иначе. Он был рядом. Но только не его мысли. Они порхали далеко за пределами этой комнаты.

Она продолжила. И он больше не смог сдерживать стон…

 

Глава 3

Его разбудил телефон. Он схватил трубку, чтоб не проснулась жена, и только потом понял — он дома один.

— Ало, — хрипло выдавил Эсер, — да Елена, я все помню. Книга будет готова через неделю, — голос на той стороне провода его перебил, — да я помню все условия, дайте мне одну неделю! — он громко опустил трубку на место.

Было уже далеко за полдень. Он снова проспал весь день, но казалось, что уснул совсем недавно.

Компьютер был включён. Кто-то оставил его работать на всю ночь. Но Эсер ведь точно помнил, как выключал его вчера. Документ без названия был открыт. Это была его книга. И в ней была напечатана новая глава:

«Небольшое озеро, находилось прямо за высоким холмом. Образовалось оно сугубо искусственным путём. Поселение напоминало некий желоб, ограждённый холмами и возвышенностями со всех сторон. Во время сильных и продолжительных ливней, которые часто заливали город и его округи, находившиеся в воронке без отверстия, местные жители пробурили скважину сквозь холм в долину, по которой стекала дождевая вода, образуя водоём с другой стороны.

Дети часто ходили к озеру. Там было неглубоко и безопасно. Но только не в последнее время. Теперь за глиняной горой редко встретишь живую душу. А в озере уже почти год, никто не купался.

Валериан долго смотрел на своё измученное отражение в непоколебимой глади дождевой воды. Он представлял, что на него оттуда смотрит незнакомец. Другой человек. Неизвестный. Он попытался представить его жизнь. Дать ему имя. Он мог бы быть кем угодно только не ним. Мог бы стать счастливым. Если бы только…

— Как думаешь, они ещё живы? — детектив Совински держала в руках детскую сандалию зеленого цвета. Она была в перчатках и высоких резиновых сапогах.

— Да. Я почему-то в этом уверен. Не знаю кто он, и чем руководствуется, но мы до сих пор не нашли не одного тела, — из темной воды показалась чёрная макушка водолаза. Следователь отшатнулся от берега. Через несколько метров вынырнул ещё один. Оба отрицательно качали головой, — и в этот раз ничего.

Водолазы обискивали дно озера в поисках тела, или других улик. Обычно в мелких водоемах они не работают, но после двухдневного ливня, вода поднялась почти до трёх метров, и стала очень мутной. Пришлось вызывать специалистов из соседнего города, после того, как четверо мужчин, прочищая водосточную трубу, обнаружили в ней детскую обувь.

— Может остались отпечатки? — предположила Совински.

— Для начала, нужно выяснить кому из шести пропавших, она принадлежит, — возразил ей Валериан, осматривая предмет в руках коллеги. Он открыл пакет для улик.

— Ну это определенно принадлежит кому-то из мальчиков.

— Почему?

— Девочкам такое не покупают. Ну я бы точно не купила, — она осматривала обувь сквозь полиэтилен.

— Что ж, доверимся твоей интуиции. Нужно опросить родителей. Начнём с мальчиков, — Валериан уставился на торчавшую из глины трубу. По ней все ещё стекала скопившаяся с другой стороны вода после прочистки. Мелкие струи были коричневыми, с примесью глиняной породы. Но с другой стороны глины не было. Он застыл и пригляделся. Прямо в омуте трубы что — то пошевелилось. Он потянулся к кобуре. Пара мутно-белых глаз промелькнула в черноте той трубы. Ещё одно мгновение и их не стало. Таблетки. Нужно было принять их два часа назад.

— На что уставился? — заметила его приступ Совински, — увидел что?

— Да так ничего, — он застегнул кобуру обратно. Вода была просто грязной.»

Эсер вдруг остановился. Это был явно его почерк и стиль. Автором был точно он. Но ведь он не работал этой ночью. Впервые за долгое время он спал. Пальцы непроизвольно потянулись за сигаретой. Ему захотелось выпить. Но ещё больше ему хотелось наконец понять, что же все таки с ним происходит? Виски обжигал его изнутри:

«Мокрая глина ускользала из под тяжелых сапог как раскалённый воск. Подняться наверх было невозможно. Они стояли у подножия холма, увязнув в болоте на треть сапога.

— Бросьте нам веревку! — выкрикнул Валериан патрульным сверху. Нам не выбраться отсюда самим.

— Но у нас нет веревки! — беспомощно отозвался человек в форме полицейского.

— У нас есть! — один из членов бригады водолазов, подошёл к следователям с веревкой в руках. Он размахнулся и забросил один конец на вершину. Второй любезно отдал женщине-детективу.

Патрульный без труда вытащил стройную напарницу Валериана. Но когда дело дошло до самого Валериана, ему пришлось привязать веревку к машине, да и та медленно покатилась к оврагу, как только следователь начал взбираться. Испугавшись не то за автомобиль, не то за детину, что тащил его в пропасть, полицейский суетливо вскочил за руль, завёл двигатель и включил задний ход, уложив Валериана на оба колена.

— Твою мать! — выругался детектив оказавшись на верху.

— Простите меня. Я… Я не знаю как так вышло. Просто она покатилась, и я… — нелепые оправдания виноватого, выглядели жалко, но Совински почему-то улыбнулась.

— Все нормально, — успокоил его Валериан, пытаясь отчистить грязь с коленей, отчего становилось только хуже. Совински еле сдерживала смех, прикрывая лицо руками. Напарник заметил её насмешки, но не придал этому никакого значения, — давай за руль, — фыркнул он ей, а сам обернулся лицом к озеру. За двадцать с лишним лет, оно стало по настоящему огромным, заполонив половину оврага. Когда его дочь была маленькой, оно было гораздо меньше, напоминая скорее глубокую лужу, или небольшой пруд. Но за прошедшие годы, вода вымыла здесь настоящий карьер, захватив в свой плен вот уже несколько деревьев, ветви которых невольно тонули в ней.

— Нужно получше исследовать трубу. Возможно там есть и другие следы, — поделился Валериан своими мыслями усевшись в машину.

— Ну её же только очистили. Эти четверо наверняка уничтожили все следы, если они там были? К тому же они наверняка заметили бы, будь там что-либо ещё.

— Нужно отправить туда криминалистов. Или ты всерьёз считаешь, что от от них ничего не скрылось? — сыщик посмотрел на неё осуждающе, — а ещё комендантский час. Давно уже пора ограничить пребывание жителей на улице после восьми вечера.

— Всех? — удивилась она.

— Прийдется применить для всех. Это ограничит число подозреваемых.

— Думаешь это кто-то из местных?

— Не важно, что я думаю. Но тот, кто без веской причины будет замечен после захода солнца, станет главным подозреваемым в этом деле, — он глотнул сразу две таблетки не запивая.

— Что ты принимаешь? — подозрительно взглянула на флакон Совински.

— Мигрень. Это лекарство от мигрени, — соврал Валериан, о истинном предназначении препарата.

— Голова болит?

— Просто раскалывается.

— И часто у тебя такие боли?

— Чаще чем хотелось бы. Особенно в последнее время, — запрокинув голову на подголовник, ответил Валериан.

— Может быть нужно показаться врачу? — посоветовала Совински. Он открыл глаза и недоверчиво её разглядывал.

— Это врач мне прописал. Со мной все в порядке, — он не сводил с неё глаз. Итак рассказал ей больше, чем она должна была знать, хотя сам не знал о ней почти ничего. Кроме того что назначение о её переводе было прямиком из столицы, откуда прибыла и она сама. Раскрыла одно громкое запутанное дело, о столичном маньяке — выродке. Прославилась. И там видимо решили, что только ей под силу распутать серию исчезновений в этом богом забытом захолустье. А ещё её звали Лилия. Только здесь её так никто не называл, включая его самого. Но ни про личную жизнь, ни про неё саму он не знал ничего. Не знал потому, что никогда не спрашивал. Он не любил подобных вопросов о себе, предпочитал не задавать их и остальным. Есть ли у неё семья? Муж? Ребёнок, или может даже дети? Что в этом деле прибавило бы ей некого стимула. Возможно это стоит выяснить. Но только не сейчас. Сейчас он расположен на личный разговор, не больше чем глухонемой после операции на мозге — играть на пианино. Поэтому между ними всегда была натянута невидимая нить неловкости. Но ему она вовсе не мешала работать со знаменитой сыщицей из большого города. Правда иногда он диву давался, глядя на её методы вести расследование, как ей все же удалось поймать кого-то? Уровень её профессионализма поддавался сомнениям. Но все же что-то в ней было. Необъяснимое и пугающее. Иногда, она смотрела на мир столь же хладнокровно сколь те, кого преследовала. Факты. Детали преступлений, не вызывали в её женском, казалось бы подверженном впечатлениям, ранимом мозгу, ожидаемой реакции несварения.

А ещё её шрамы. На руках и подбородке. Страшный рельеф одного из них едва виднелся на тонкой шее, скрываемый высоко застегнутой блузой. Сколько их ещё могло скрываться под строгой одеждой этой женщины, оставалось лишь предполагать. Как и о природе их возникновения. Были ли они получены вследствие её работы? Или это последствия некой катастрофы или аварии? Об этом он не спрашивал из вежливости. Подозревая как живётся представительнице прекрасного пола, в столь изувеченном теле. Должно быть она не любит отвечать на вопросы об этом. По крайней мере он так предполагал. Она ведь не спрашивала его о умершей дочери, о его проблемах с алкоголем. Валериан был уверен, что она о них слышала. Даже если не наводила справок. Все здесь об этом знали. Это небольшой городок.

— Откуда начнём? — спросила она немного убавив скорость на въезде в отдаленный квартал.

— Французы. Начнём с них, — решение пришло спонтанно. И было лишено здравого смысла. Ребёнок Жерара и его супруги, пропал всего несколько дней назад. А босоножек пролежал в трубе не меньше трёх недель, судя по слою грязи, под которой его обнаружили. Но что-то тянуло его в тот дом. И это была не ностальгия. Вовсе не те пятнадцать лет, которые он в нем прожил в счастливом браке. И даже не надежда вспомнить радостное лицо дочки, в той гостиной, в которой изменился лишь цвет стен и лица на портрете, руководила ним в тот самый момент. Это глаза матери Луи. В них он что-то упустил. Недосмотрел. Валериан пока не мог понят что именно. Нужно было ещё разок заглянуть в них. Как бы он этому не противился. Возможно что в них таится разгадка. Пусть даже мелкая зацепка. Этого нельзя упускать.

— По моему, ограничения здесь уже действуют вовсю, — размышляла детектив Совински глядя в боковое окно, — ещё даже солнце не село, а на улицах уже никого, — зрелище было и впрямь жутковатым: их автомобиль медленно катился пустыми улицами.

— Да. Город постепенно вымирает, — согласился с ней напарник. Сейчас все у кого есть возможность, пытаются убраться отсюда подальше. Многие семьи уезжают. А те, у которых такой возможности нет — прячутся в своих домах, как в убежищах, — он был прав. Дети здесь больше не бегали без присмотра взрослых. Дома покидали один за другим. Этот населенный пункт и ранее нельзя было назвать перспективным, но некоторые были к нему привязаны.

Лобовое стекло изрешетили мелкие капли дождя. В одном дворе появилась бдительная женщина, в компании маленького сынишки, которая впопыхах срывала стирку с натянутой проволоки за невысокой изгородью. Мальчик старательно подставлял ей корзину для белья, что была с его рост высотой. Однако нынче безопасней держать ребёнка при себе под дождём, нежели бросить под крышей одного.

Они свернули на улицу, которая была слишком хорошо знакома Валериану. Здесь его знали все. Ведь здесь жили все его бывшие соседи.

Он разглядывал дома по сторонам. За шесть лет почти ничего не изменилось. Раньше он любил эту улицу. Этот район. И дом, в который они теперь направлялись. Но с тех пор много воды утекло. Безразличие? Возникало ли оно при посещении ним здешних краев. Нет. Отнюдь. Просто, ему было сложно описать свои эмоции, вызванные пребыванием в этом месте. Толи горечь, толи тоска, толи ненависть. А скорее все смешалось воедино.

— Неприветливое местечко, — высказалась Совински, — все бегут отсюда прочь, а эта семейка прибыла из живописной Франции, и осела в этой провинции в столь мрачное и жестокое время. Не странновато ли?

— Они приехали не по собственной воле. По долгу службы главы этого, как ты изволила выразиться, семейства.

— Меня здесь прям выворачивает, — произнесла она.

— Ты можешь остаться в машине. Я сам туда пойду.

— Нет, — категорично отказалась детектив, — пойдём вместе. Я предпочитаю компанию. Не хочу оставаться здесь одна.

Следователи постучали в дверь. Им открыл Жерар, удивленно застыв в проеме.

— Плохие новости? — с притупленным лицом спросил он.

— Пока ещё нет, — Валериан скрючился от холода, — можно нам войти?

— Пгошу, — любезно пригласил хозяин, забирая куртку у женщины.

— А ваша жена? Она сейчас дома? — Валериан посмотрел на горевший камин, который когда-то сам смастерил.

— Да. Она спит. Пгиняла успокоительное. Тепегь она без таплеток не мошет уснуть. Пгиходится её саставлять. А что случилось?

— Дело в том, — вмешалась Совински, глядя как Валериан молча разглядывает интерьер, — мы тут нашли кое-что, — она протянула Жерару пакет с уликой, — скажите, ведь это не вашего Луи?

— Нет, — сразу ответил отец пропавшего, — не его, — даже не потрудился рассмотреть, — у него таких никогда не было. Кто-то из детей погиб? Да?

— Нет… Мы пока не знаем наверняка… — избегала ответов детектив, пока её не перебил другой женский голос.

— Жерар, — доносился он со второго этажа. Далее набор непонятных слов, из которых состоит один из самых красивых языков мира. Валериан сразу узнал этот голос. Он стоял у лестницы, дожидаясь когда спустится та, ради кого он был здесь.

— Стефания! Почему ты пгоснулась? Ты должна отдохнуть, — устремился ей навстречу Жерар.

Вид её был совсем печальным и истощенным. Красные глаза, с мешками вокруг. Растрепанные запутанные волосы, похожие на канаты. На ней был оранжевый сарафан. Они спорили. Жерар пытался вернуть её на верх, но у него не вышло. Через секунду она уже держала руку Валериана, отчаянно приговаривая одну и ту же фразу, раз за разом.

— Что она говорит? — попросил он перевода.

— Пгостите. Она пегеутомилась. Больше двух суток не спала. Все ждёт, что Луи должен вегнутся. Пойдём милая, — он обнял её и с силой оттащил от Валериана. Её глаза покраснели с момента их последней встречи. Но выражали все тот же, непонятный ему жест.

Лили робко застыла у двери, в то время как Валериан расхаживал по дому, рассматривая и дотрагиваясь до различных предметов. Вульгарной глиняной вазы, неприсущий французским изысканным вкусам. Кочергой для камина, он спокойно поправил горящие поленья в костре, в отсутствие хозяев обители. Ей от этого было не по себе. Хотелось остановить его. Что он себе позволяет? Но она никак не могла решиться на это. Она ведь ничего об этом не знала. Не знала, что некогда это был его дом. Не знала, что эту вазу он слепил вместе с дочерью. Не знала, что на месте фотографии маленького Луи, раньше был её портрет. Она ничего этого не знала.

— Ещё газ пгиношу свои извинения. Вы должны нас понять. Такое с каждым может случиться, — наконец француз появился на ступеньках деревянной лестницы, спугнув любопытного гостя, — она сама не своя. Места себе не находит. Да и я тоже. Это очень тяжело. Так у вас больше нет никаких новостей о моем сыне?

— Нет. Пока все. Спасибо вам. Извините за доставленные неудобства. Мы не хотели их вам причинить, — оправдывалась Лилия, за своего коллегу, в руках которого все ещё была кочерга.

— Нет. Что вы? Мы ждём вас в любое вгемя суток. Днём и ночью. Только помогите найти нашего Луиса.

— Мы все для этого делаем, — Валериан вернул ему железяку и пожал руку. Совински уже ждала его за дверью.

— Я плохо запомнила дорогу. Не уверена, что смогу выбраться. Может ты поведёшь? — спросила она.

— Если хочешь, — он оглянулся на окна второго этажа. Миссис Стефания стояла в одном из них, приложив руку к стеклу. И вновь этот отрешенный взгляд провожал его к машине, — несчастная женщина.

— Ты спрашивал, что она там приговаривала, — вторглась в его подсознание Лили, — я изучала французский в университете. Так вот, она все твердила: «верните моего ребенка».

— Если б это было так просто, — промямлил он вяло. Взглянул на напарницу: не столь уж и бесполезным могут быть её навыки.»

Курсор медленно замигал в конце строчки, приглашая Эсера продолжить книгу. На лбу проступила испарина. Этот роман без названия, был пятой книгой рождённой его воображением. Четыре предыдущих стали бестселлерами. Но над этой он работает уже слишком долго. Творческий кризис. В издательстве уже трижды давали отсрочку, ожидая от автора известных произведений, очередного хита. Но такое с ним творилось впервые.

Пепел от сигареты упал на чистый пол. Было уже довольно темно. Он вдруг понял, что жена с дочерью ещё не вернулись домой. Что-то закололо в груди. Так бывает, когда должно случиться плохое.

— Анна! — позвал он в надежде, что просто не заметил их возвращения. В спальне было пусто, — Алиса!?

Он набрал номер жены на телефоне. Длинные гудки. Знакомая мелодия заиграла где-то рядом. Телефон звонил в спальне. Анна забыла сотовый дома.

— Где же вы? — с отчаянной тревогой произнёс писатель. Вдруг за стеной, послышался знакомый голос. Он прислушался.

— Если ты сделаешь мне больно, мой папа тебя поколотит. Он непременно тебя изобьет, — произнесла девочка.

— Алиса! Ты меня слышишь?! — выкрикнул Эсер, — дочка это ты!?

— Да папа. Я здесь. Этот человек меня не отпускает. Он страшный, но не сделал мне ничего плохого! Ты заберёшь меня?

— Конечно! Я уже иду за тобой, ничего не бойся! Я мигом! Не трогай её ублюдок!!

Он стремглав бросился на выручку дочери. В кухне прихватил самый большой из ножей. Остановился. Поставил обратно в ножны, и взялся за тесак. Промчавшись лестницей, оказался на улице. Испуганные прохожие, избегали его как прокаженного.

Через несколько минут, Эсер изо всех сил барабанил в дверь слабоумного, распугав всех жителей подъезда.

Наконец дверь отворилась. На пороге, стоял испуганный владелец квартиры. Он был в одних трусах. Без растительности на голове. Даже бровей не было. На две головы выше вломившегося, скрестив руки в области гениталий, он весь дрожал. Маленькие глаза уродца, были опущены вниз. Верхняя губа выдавалась вперёд, обнажая неровные и огромные зубы. На подбородке свисала вязкая слюна.

— Где она, мразь!? Отвечай! — Эсер толкнул его в грудь, размахивая тесаком перед его мерзким лицом, — что ты с ней сделал!? — он сдерживал гнев, сделав остриём лишь небольшой надрез под глазом уродца, который теперь лежал на земле.

— Фффффф, — шипел на него недоумок, разбрызгивая слюной.

— Я тебе яйца отрежу, если ты её хоть пальцем тронул!

Жильё полоумного было пропитано вонью и затхлостью. Повсюду были сложены тюки с одеждой. В ванной текла вода.

Эсер осмотрелся. В квартире кроме фыркающего, извивающегося в припадке слабоумного больше никого не было. В ванной, наполненной водой, плавала знакомая кукла. Это была кукла его дочери, которую она вчера уронила в лужу.

— Где моя дочь? — он присел на колени над трепещущим телом урода. Снова пригрозил блестящим тесаком, приставив ему между ног. Тот сразу же обмочился. Желтая лужа растекалась под ним, отблёскивая в лунном свете свирепым отражением лица человека, с холодным оружием в руках. Эсер не сразу узнал его. Бородатого безумца, с тесаком. Не узнал самого себя.

— Там плавает кукла моей дочери, — процедил он сквозь зубы, — я спрашиваю тебя в последний раз, что ты с ней сделал? — лезвие впивалось в отросток выродка все глубже. Одно движение, и он отвалится совсем.

— А-а-а-а, — завопил невменяемый смотритель приюта для бездомных.

— Не ори! Я сейчас прикончу тебя!

— Эсер, — услышал он своё имя, приглушенное стенной перегородкой, — это ты? — прозвучал голос Анны. Она была дома.

— Анна? Где Алиса? — он не убирал тесак с промежности урода, закрыв ему рот другой рукой.

— Она здесь со мной. Ты что там делаешь?

— Она в порядке? Вы целы?

— Конечно. Ты как там очутился?

— Алиса точно дома? — переспросил он.

— Ну да. А что случилось?

— Ничего не случилось. Я сейчас прийду. Все в порядке, — оставайтесь там.

Он медленно поднялся на ноги, переводя дух. Слабоумный, чьего имени он не знал все ещё громко стонал.

— Перестань. Ну все прекрати. Прости меня. Я тебя не обижу. Слышишь. Ты хоть меня понимаешь? — он спрятал тесак за спиной, — все вот видишь. Я его убрал. Не обижу. Откуда у тебя кукла? А?

— А-а-а, — с новой силой принялся завывать, размазывая сопли мокрой рукой.

— Ну все, успокойся. Ты её просто нашёл. Так ведь? Нашёл, но она не твоя. Я заберу её и уйду. Больше тебя не потревожу. Извини, — он медленно пятился назад, глядя на перепуганного беднягу, в луже своих испорожнений, — я больше не прийду.

На улице почти никого не было. Он мигом промчался мимо вахтерши, прикрыв тесак грязной игрушкой. Ему нужно было поскорее убедиться, что с семьей все хорошо.

Вломившись, словно очумелый, бросил разделочный тесак под тумбу с обувью в прихожей.

— Алиса!

— Тише. Не кричи, — шепотом остановила его Анна, — она уже уснула. Ждала тебя, но пришлось её уложить. Был тяжелый день.

— Но я принёс её куклу, — он трепал игрушку в руке перед лицом жены.

— Господи, где ты её взял?

— У смотрителя, что живет через стену.

— Но что ты там делал? Почему пошёл туда? — она смотрела с недоумением. Эсер приоткрыл дверь в комнату дочери, чтобы убедиться, что она там. Комочек был под одеялом. Она была жива.

— Это странно, — он не смог рассказать ей истинную причину своего вторжения в дом того ненормального, поскольку, она бы поставила под сомнение его собственную вменяемость, — просто я увидел в окно, как он несёт её куклу домой. Вот я и пошёл за ним, — соврал он.

— Ты весь дрожишь. Что с тобой? — она держала его за руку.

— Все нормально, просто разволновался. Вас долго не было. И эта чёртова кукла. Я уж было подумал…

— Что?

— Я испугался за неё. Вот и все, — Эсер пытался перевести дух. В ушах звенело. Сердце колотилось в бешеном ритме и мутнело в глазах.

— Боже она такая грязная. Все же нашлась. Малышка будет рада её видеть, только нужно прежде постирать, — её голос отдалялся. Он звучал приглушённо, будто она говорила из бочки. Толи это он провалился глубоко под землю, в темницу без отверстий. Он оказался в гробу. Заколочен. Выхода нет и он задыхается.

— Анна, — успел простонать он прежде чем рухнул без сознания.

— О господи! Любимый! Что с тобой? — слышал он сквозь крышку гроба, — Эсер! Эсер, — все тише и тише, словно почва поглощала его, а сверху сыпалась влажная земля.

Кромешная тьма. Он больше ничего не слышит. И этот тяжёлый воздух, насквозь пропитанный запахом нашатырного спирта. Он повсюду. Даже под кожей. От него никуда не деться.

 

Глава 4

Когда Эсер очнулся, горел яркий свет. Он прищурился, лежа на кровати. Анна лежала рядом и гладила его мокрый лоб, растирая капельки пота по волосам.

— Как же ты меня напугал, — шептала она ему на ухо, — тебе нужно больше отдыхать. Ты выглядишь очень уставшим.

Он думал лишь о том, как его хрупкой жене удалось взволочь его на кровать?

— Где же вы пропадали так долго? — выдавил он едва слышно.

— Мы были на птичьем рынке. Смотрели на маленьких сов. Ты же сам пообещал дочери пернатого питомца на день её рождения.

— Ты купила ей сову? — хрипло простонал удивленный отец.

— Ещё нет. Пообещала что мы в следующий раз отправимся туда втроём. Я бы не стала без тебя принимать подобное решение, — оправдывалась перед ним жена, — прости что задержались. Не хотели чтоб ты так переживал.

— Телефон, — он усиленно сглотнул, — в следующий раз бери его с собой.

— Я и не заметила, что не взяла его. Ну не злись. Как мне загладить свою вину? — её пальцы оказались на его шее. Гладили засохшие губы, сквозь которые пытались прорваться внутрь, — ты так и не побрился. Хоть и обещал. Так что ты тоже передо мной виноват. Собираешься просить прощения? — её голос стал томным и каким-то влажным. Липким. Хотя, это уже был не голос, а её язык, который проскользнул сквозь губы Эсера, так ловко и непринужденно, как делал это всегда. Соленый привкус во рту. Она пытается сдержать стон. Но ей это не удаётся. Он вырывается из её обнаженной груди, сдавленным воздухом удовлетворения. Она положила голову ему на грудь. Эсер погладил её по волосам. Ещё мгновение и она уснула.

Он осторожно выбрался из объятий спящей супруги. Слабость. Она одолевала его изнеможенное тело. Ещё очень хотелось пить.

За стеной ничего не происходило. Он отпрянул и тревога медленно растворялась в стакане тёплого бурбона.

Слабоумный не стал сообщать о его вторжении. Возможно эта идея даже не посещала его недоразвитый мозг.

Когда экран загорелся, он налил себе ещё, в страхе увидеть там доказательство собственного помешательства.

Две сигареты и крепкий кофе. Стоявшая посреди стола тарелка с ужином из бифштекса и двух яиц, осталась нетронутой.

«проснувшись от адской мигрени, Валериан нервно искал свои пилюли, переворачивая все вверх дном. Фургон раскачивался и подпрыгивал под тяжестью его неуравновешенного хозяина.

— Куда же я их подевал к черновой матери?! — выругался он, — тварь! Тварь! Достало!! — пнул в дверь ногой, так что та отлетела и захлопнулась обратно. Он выскочил на улицу в одном лишь белье, сразу почувствовав легкую ночную изморозь.

Укрывшись в машине, он обыскал бардачок, вывернув все его содержимое на переднее сидение. Заглянул под него. Но флакона там не было. Он подло закатился назад.

Не желая больше этого терпеть, Валериан опрокинул все восемь оставшихся капсул, в надежде избавиться от боли навсегда, пускай даже посредством самоубийства. В ожидании действия препарата, он заметил мерцающий свет вдалеке, глядя в зеркало заднего вида. Радиоприёмник показывал пятнадцать минут четвёртого. Свет снова загорелся в заброшенной церкве, что вот уже больше сорока лет, украшала своими руинам окраину городка. Поселенцы как-то раз хотели сровнять её с землёй, иль разобрать до камешка, но некоторые выступили против, защищая бродяг и бездомных, которым она служила кровом. Да только вот в последнее время, там кроме собак, некого было встретить.

Валериан вспомнил про одну секту, организованную бывшим священником, которую ему пришлось прогнать из города не так давно. Это место служило им притоном.

— Неужели вернулись? — скрипя зубами от холода произнёс он в пол тона.

До церквушки было не больше мили. Ночь казалась особенно темной, а неполная луна напоминала состриженный ноготь.

Семь месяцев назад, под куполом забытого Богом и людьми храма, обосновались сектанты-кочевники. Их предводителем был некий «дьякон», бывший пастырь, ввергнувший свою паству на служение непонятно кому. По словам нескольких местных, которых им удалось обратить в свою веру, секта поклонялась некоему существу, которого считали выше Бога, и называла истинной бытия. Организация насчитывала не более двенадцати человек. Но в городе их численность возросла на два прихожанина. На них не обращали особого внимания, до тех пор пока не была пролита первая капля человеческой крови. Именно человеческой, потому как о жертвоприношениях животных узнали лишь потом, от тех же местных, один из которых и подвергся насилию. На жизнь бедного плотника из неблагополучной семьи никто не покушался. Все чего они требовали это его язык. Он должен был отдать его тому существу, чтоб идол мог заговорить с ними. Жена бедняги, прознав об этом, сразу же обратилась в полицию, сохранив мужу, как впоследствии шутили, главный и единственный орган, которым он её удовлетворял.

Валериану поручили заняться этим, и через два дня секта покинула это место и его окрестности, без потерь для местного населения.

Действие таблеток застигло его на половине пути. Боль утихала. Ровная дорога стала извиваться под ногами как гигантский змей… А ещё фонарик. Он вдруг неожиданно потух. Валериан стукнул его несколько раз. Поморгав немного он вновь загорелся. Дорога исчезла, а церковь отдалялась. Галлюцинации вызванные таблетками. Нужно было предпринять что-то, пока ещё не все растворилось в крови.

Он выставил два пальца перед собой. Медлить было нельзя. Ему пришлось изрядно повозиться в собственной глотке, чтобы опустошить желудок упав навзничь, на сырую и твердую почву.

Перекошенная балка преграждала вход в церковь. Он пригнулся под ней угодив в липкую паутину, продираясь сквозь неё вперёд.

Внутри было тихо. Никаких признаков посторонних. Издали ему показалось, что здесь горел костёр, но не было ни дыма ни запаха. Возможно они заметили его и затаились.

Он медленно ступал вперёд, освещая свой путь яркими лучами фонаря. Что то сорвалось над его головой. Посыпались щепки. Следователь съёжился, руками закрываясь от опасности, что нависла над ним. Все стихло. Он посветил под трухлявый купол, разглядывая в темноте летучих мышей, которых потревожил его ночной визит. Конструкция давно прогнила, и выглядела крайне аварийно. Все здесь казалось держится на помете этих тварей, и может рухнуть в любой момент. Нужно было поскорее убираться из этого места.

Сектантов здесь не было. Кучки прошлогодних костров, разбросались повсюду. Становилось все холоднее, а плащ, в торопят наброшенный на голое тело, согревал все меньше. Изо рта клубил пар, застилая глаза. Он обратил фонарь на лестницу ведущую к просевшим балконам, на мгновение осветив чей-то силуэт, который тут же скрылся из поля его зрения.

— Кто здесь?! Немедленно выйдите на свет! Это полиция! — потребовал он нащупывая короткоствольный револьвер, что обычно был в кармане длинного плаща. Он почувствовал отсутствие патронов в барабане по весу оружия, ещё перед тем, как направил его перед собой. Происходящее вполне могло быть побочным действием передозировки препаратом, но он все же решил проверить, смело ступая на ветхие ступени, что скрипели под ногами настолько громко, заставляя пыль осыпаться со старых икон в большом зале.

Круглый балкон был совсем обветшалым и прогнившим. С каждой поступью, детектив чувствовал как доски хрустят и проваливаются под его ботинком.

Фигура вновь промелькнула в лучах фонаря и тут же исчезла за небольшим выступом поворота.

— Выходи с поднятыми руками, иначе я выстрелю! — из под волос на лбу проступил пот, неконтролируемая дрожь в руках и холод прополз по спине, растворившись немного ниже пояса. Капля пота пробежала по лицу, повиснув на кончике носа замершей росой. Горячее дыхание превращало пар в густой туман, что застилал все впереди, окутывая своей дымкой неизведанность. Он был в покровительстве тьмы, во власти собственного страха.

— Верни моих детей, — эхом раздался женский голос в темноте. Он исходил из-за того самого выступа. Но к нему было не подобраться. Большая дыра в полу преграждала путь. Под самой стеной была узкая балка. Она наверняка рухнет под ним.

— Кто вы? — спросил Валериан, — и что вам здесь нужно? — голос казался ему крайне знакомым.

— Я знаю где они. И я заберу их.

— Вы пришли искать здесь своих детей? — продолжал он диалог, пытаясь тем временем пройти через обвал, — они среди пропавших? Вам известно о об исчезновениях?

— Исчезновениях? — раздался громкий смех, — Я просто должна забрать их обратно. Мне без них так плохо, — вдруг она разрыдалась, и он узнал этот плач. От неожиданности он замер. Сильный рывок вниз. Будто желудок подпрыгнул до самой груди. Опора ушла из под ног, но он успел ухватиться за выступ в последний момент неожиданного падения.

Цепляясь за край обвала, Валериан судорожно пытался удержаться на весу. Он выронил револьвер и оказался полностью беззащитным.

Вскарабкиваясь обеими руками, он увидел босые ноги перед своим лицом. Пальцы были грязными и израненными, с множеством скалок и кровоподтёков.

Балансируя на краю, он посмотрел вверх.

— Лора? Что ты делаешь здесь? — надрываясь выдавил он. Женщина продолжала молча разглядывать его. На ней был длинный пеньюар ниже колен, и огромный нож в руке, — помоги мне, — кряхтел он из последних сил.

— Я заберу их, — склонившись над ним промолвила она, приставив нож к его пальцам.

— Не делай этого! Что с тобой?!

Она безжалостно резала его руку, и тогда он отпустил её, повиснув на одной конечности. Конструкция заскрипела. Он уже собирался прыгать, когда все с грохотом обрушилось на него сверху.

Целое облако пыли поднялось от разрушений, распугав всех ночных обитателей старой церкви, кроме одного. Старой облезлой совы, которая разглядывала тела под обломками, восседая на месте где когда то висел огромный колокол»

Задумчиво прислушиваясь к тишине, Эсер поглаживал густую бороду, которую уже давно обещал сбрить. Он хотел поскорее закончить книгу, но она не желала отпускать его. Это произведение было особенным. Таинственным и загадочным. Казалось, будто оно не зависит от своего автора, а наоборот. События развиваются не по его сюжету. Они развивают сами себя. Развиваются вокруг него.

«Боль и ужас, разлагались внутри него, перекрыв дыхание. Мигрень будто не исчезала. Он схватился за голову, и по лицу потекла кровь. Пальцы. На левой руке их было недостаточно. Двух не хватало — мизинца и безимянного. Средний повис на третьей фаланге. Густая и чёрная, как мазут кровь текла из обрубленной конечности, которая при всем болела гораздо меньше головы.

— Лора? — позвал он, — где ты?! О Боже! — вскрикнул он увидев тело женщины, среди обломков. Из груди её торчал один из них. Валериан осмотрел её поближе. Прощупывался слабый пульс.

Ослепительный рассвет освещал ему дорогу к фургону. Валериан мчался со всех ног, оставляя кровавый след от самой церкви.

— Лилия! Лилия, Приём! — кричал он в рацию добравшись до машины, — Нужна скорая! Скорей, прошу тебя! Старая церковь на окраине! Вызови скорую! — мигрень отступала. Он проваливался сквозь сознание, потеряв слишком много крови, обматывая рану подолом своего плаща.

На ноги больше не встать. Головокружение стало слишком сильным. Он в отчаянии полз обратно к церкве, на помощь той, что едва не убила его.

Вой сирен, взбудоражил тихое утро горожан. Валериан больше ничего не видел. Он лежал на обочине дороги еле дыша, когда к нему подбежали медики. Он пытался отправить их в церковь. Но его безмолвной попытки никто не заметил. И вдруг все исчезло.

Противный запах. Мигрень вернулась. От звуков издаваемых приборами, подключёнными к нему, захотелось пустить себе пулю в висок. Больница. Это место он узнал с закрытыми глазами. А ещё он знал, что здесь непременно найдутся нужные таблетки. Сильные обезболивающие. Может даже наркотического действия.

Белая палата оказалась пустой. Рядом никого не было. Забинтованная рука без трёх пальцев, посинела и отказывалась слушаться. Вдруг перед ним стал образ. Тот самый образ, который он видел перед тем как попал сюда.

— Лора! — закричал он, — что с ней? — аппарат измерения пульса зафиксировал чрезмерную активность.

— Вам нельзя вставать! — на крик отреагировали врачи, — только покой. Вы потеряли слишком много крови, — уверяла девушка в белом халате.

— Дайте мне таблетку. Ужасно болит голова.

— Я сейчас принесу, — она поправила капельницу.

— Моя жена. Она была там? Что с ней?

— Я не могу ответить вам. Сейчас сообщу вашим коллегам что вы очнулись, — она удалилась.

Прошло несколько минут, прежде чем Совински появилась в палате. Но для него эти минуты длились вечно.

— Как вы? — спросила она как только вошла.

— Паскудно. Жалею что выжил.

— Печально слышать.

— Как она? Как Лора? Вы нашли её? — простонал он с закрытыми глазами.

— Нашли. Что там произошло, в этой церкве?

— Так она жива?

Она несколько замялась, нервно поправляя волосы.

— Вы ответите мне? Я не в том состоянии, чтобы терпеть ваш испытывающий взгляд.

— Она уже была мертва. Когда мы нашли её. У неё не было шансов. Слишком серьезная травма. Большие кровопотери. Им вас едва удалось спасти. А у неё было сквозное отверстие в груди, размером с Крупное яблоко. Я сожалею, — она снова запнулась, но явно не собиралась на этом заканчивать, — так что произошло?

— А вы не так уж сентиментальны, — огорчённо ответил Валериан.

— Возможно, она имеет отношение к пропавшим детям, — холодно высказалась она.

— Что? Что за чушь вы несёте?

— Мы обыскали её дом.

— Да? И что вы там нашли?

— Детские игрушки.

— А вы знали о том, что у нас с ней была дочь?

— Сегодня узнала.

— Она наверняка хранила их как память о ней.

— Возможно, но только их было так много, что их опись отняла у нас больше часа, — она пыталась быть тактичной.

— Мы любили нашу девочку и баловали её.

— Игрушками для мальчиков?

— Возможно? Я не припомню! Что это, черт возьми доказывает?! — он зажмурился от боли.

— Отпечатки.

— Что с отпечатками?

— Они детские. И все разные. Найдено более восьми. В том числе, троих пропавших.

— Но она любила детей. А они любили её. Может заходили к ней за сладкими конфетами, которые она делает самостоятельно.

— И оставались там.

— Что вы хотите сказать?! Что моя бывшая жена заманивала детей сладостями, и похищала, оставляя в плену?!

— Это одна из версий. А ещё таинственное исчезновение маленького Луи. Она знала этот дом лучше его нынешних жильцов. Только она могла проникнуть туда и исчезнуть без следа.

— Да вы просто не ведаете о чем говорите! Лора никогда бы не причинила ребёнку зла!

— А я и не говорила что она это делала. Может они даже не хотели уходить. Может им было настолько хорошо, что они сами там оставались. Но это все равно похищение, — она сдерживала самообладание.

— Господи! Откуда вас прислали?! Что вы вообще знаете о местных жителях? О моей жене наконец?! Ваша версия — это чушь полнейшая! — Валериан напротив, все больше терял самоконтроль, поддаваясь эмоциям.

— Я могу ошибаться, но есть ещё кое-что.

— Ну давайте, поразите меня своими методами ведения следствия!

— Помните это? — она держала в руке детскую сандалию зеленого цвета, помещенную в пакет для улик.

— Да. Помню. Её нашли в водосточной трубе у канавы, — его тон заметно смягчился.

— Не её. Это вторая. Которую обнаружили в доме вашей бывшей супруги. Есть предположения, как она там оказалась?

— Вы нашли там детей?

— К сожалению нет. В доме никого не было.

— Может это и есть главное доказательство? Вам не приходило в голову?

— Какое доказательство? — недоумевая спросила Лили.

— Которое доказывает её непричастность к исчезновениям, черт возьми! По вашему куда пропали дети, после вчерашнего. Спрятались от полиции?

— В доме осталась следственная бригада, которая обыскивает жилище на предмет тайников, скрытых посещений, или, — вновь осеклась.

— Или чего? Договаривайте. Я знаю что у вас на уме! Думаете найти там останки. Хотите сделать из Лоры очередного серийного маньяка, которых ловили у себя в столице!

— Я просто хочу найти пропавших и вернуть их семьям.

— Пусть даже в полиэтиленовом мешке? Вам наплевать на них. Только бы раскрыть очередное дело, оправдывая возложенную на вас миссию, — и тут он понял, что зашёл слишком далеко. Перегнул. Умолк.

— Я понимаю, что для вас дело обретает личные мотивы, но вы бы не могли все же рассказать что произошло там, в церкве? — настаивала она.

— Когда мне принесут таблетки? Я не могу продолжать этот допрос в таком состоянии! — раздраженно потребовал Валериан, оттягивая время.

— Снова мучает мигрень? Может вам показаться специалисту, пока вы здесь?

— Мне просто нужны таблетки. А со своими проблемами, я уж как-нибудь сам разберусь.

— Хорошо, я сейчас позову доктора.

Когда напарница исчезла, Валериан почувствовал подступавший к горлу ком. Это образование душило его, а глаза наливались слезами. Он понял что вот-вот разрыдается и всеми усилиями подавлял в себе растущее чувство обиды и горечи. От этого пульсирующая боль прогрессировала и захватила весь мозг как раковая опухоль. Рука тоже давала о себе знать, пульсируя так, словно пальцы все ещё на месте и их отрезают тупой и маленькой пилкой, прямо в этот самый момент.

Наконец Совински привела медсестру, вооруженную шприцем с на редкость, как ему казалось, длинной иглой.

— Поворачивайтесь на бок, — скомандовала последняя.

— Где вас носило столько времени, и что это такое? Я ведь отчетливо попросил принести таблетки. Уколы мне ни к чему, — проворчал пациент.

— Таблетки вам сейчас не помогут. Чтоб боль прошла нужно ввести большую дозу опиума. Так что не указывайте как мне делать свою работу и поворачивайтесь на бок. А вы можете не ждать, — обратилась она к Лили, — от этого укола он быстро уснёт. Так что с вопросами придётся подождать до завтра.»

Эсер почувствовал, как немеют пальцы и тяжелеют веки, будто это ему вкололи опий. Предрассветная тишина окутала город и пленила всех его обитателей, в своё неподвижное царство.

Сон настигал его обрывками. Тяжелыми и будоражащими. Он едва добрался до постели, где умиротворенно дремала Анна. Она что-то сонно ему пробормотала, но он ничего не смог разобрать.

Нежно прикоснувшись губами к её щеке, он обмяк, стремительно погружаясь в иной мир. Мир собственных кошмаров и иллюзий, крадущихся шагов и постоянной угрозы. Туда, где нет места светлому, а лишь густеет кровь.

Чужой запах. Он сразу его почувствовал, как только вошёл. Эту вонь ни с чем не спутать.

— Алиса? — дрожащим тоном позвал Эсер, — здесь кто-нибудь есть? — попытался включить свет, но вдруг понял, что люстра здесь была лишь декоративным предметом для сбора пыли и пауков. Ни единой лампочки.

Под ногой оказалась чья-то обувь. Детские босоножки. Точно такие как у Алисы. Он боялся признаться себе в том, что это были именно её босоножки, ступая дальше по комнате. Впереди была дверь. Заперто. За другой, что слева послышался отнюдь не детский плач.

— Откройте! — заорал Эсер налегая плечом в дверь. Замок был крепким. Не сломать. Но скважина дала трещину, после того как он несколько раз подряд ударил по ней ногой. Громкий хруст. Дверь со стуком влетела в стену.

Это был он. Слабоумный, которого Эсер сразу узнал по запаху. Он сидел на полу, скрестив ноги перед собой. Рыдал, и всхлипывал, обливая слезами маленькое окровавленное платье. Рядом стояла девочка, которая гладила его лысую голову. Малышка Мили. Лучшая подруга его дочери.

— Не плачь, — все приговаривала она, — ты ведь не хотел. Она же сама попросила.

— Мили. Где Алиса? — заговорил с ней Эсер.

— Не волнуйтесь, — ответила девочка повернувшись спокойным лицом, — с ней все будет в порядке. Мы её вылечим.

— Где она? Что случилось?! — он метнулся назад, к другой закрытой двери.

— Она просто очень хотела на ту карусель, но нас туда не пускали, — рассказывала Милли ему вслед.

Неожиданно Эсер замер перед второй дверью. Он боялся выбивать её. Боялся того, что за ней скрывается. Он просто стоял, разглядывая разбросанные на полу предметы: ножницы, набор иголок и нитей. Повсюду следы его грязных рук. Из под двери виднелся кончик белой нитки. Он волнительно потянул за него, так медленно, что казалось там не меньше двух метров.

— Вы все испортите, — заявила Мили, когда в его руках оказалась огромная иголка. Она стояла точно за его спиной. Девочка, которая боялась грозы, часто пересиживая непогоду в комнате Алисы, спокойно смотрела на кровь, что была на игле.

Отчаяние овладело ним. Он сделал несколько шагов назад и с разгону влетел в дверь, что было силы.

Все закончилось. Кроме частого дыхания и сильных спазмов в груди. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем он понял, что больше не спит.

 

Глава 5

Голос в телефонной трубке был слишком вежливым. Он говорил что пора встретится.

Эсер шёл по улице шарахаясь на каждом шагу, подобно пугливому страусу, готовому в любой момент спрятать голову в песок. Симфония уличных звуков и запахов, заставляла его нервничать и постоянно оглядываться по сторонам. Ему удалось немного совладать с собой, через три длинных квартала. Но иного выхода не было. Общественный транспорт пробуждал в нем инстинкты пострашнее. Но теперь он сильно пожалел, что не воспользовался услугами частного извоза, вспомнив об этом слишком поздно.

Несколько раз едва не оказавшись под колесами автомобиля, оглядываясь на громкие крики прохожих, он все же сумел достичь пункта назначения.

Здание выглядело неприметно. Он спросил где находится нужный ему офис на охраняемой проходной, и отправился к лифту, раздумывая о том, что обратно непременно вызовет такси.

Увидев табличку 237, он без стука отворил дверь.

— Доктор Ле Грэйди? — учтиво интересовался Эсер.

— Да, я вас слушаю, — человек в кресле офиса отвлёкся от писанины.

— Здравствуйте. Меня зовут Эсер, мы договаривались о встрече.

— Ах да, вспомнил. Проходите. Присаживайтесь, — скудноватой улыбкой пригласил доктор.

Эсер застенчиво вошёл. Обстановка была домашней. Мягкий диванчик, перед которым стоял журнальный столик с угощениями. Фотографии незнакомцев в подставках, очевидно приходившихся близкими хозяину офиса, так же добавляли атмосферы домашнего уюта.

— Дайте мне минутку, я должен закончить, — попросил человек в кресле, с бумагами в руках.

— Да конечно, я ни сколь не возражаю, — поспешно согласился с ним Эсер, усаживаясь на мягкий диван.

— Угощайтесь. Печенье готовит моя мама, по особому рецепту. Ручаюсь вы такого ещё не пробовали.

Эсер хотел было отказаться, когда вдруг вспомнил, что есть ему доводилось больше суток тому назад. Он скромно потянулся к вазе с угощениями.

— Не правда ли? — озадачил его неожиданным вопросом Ле Грэйди.

— Что? — не понимая вопроса переспросил Эсер.

— Я о сладостях. Не правда ли вам не доводилось пробовать подобное?

С этими словами, Эсер вкушал до боли знакомый шедевр кулинарного искусства. Печенье рассыпалось и таяло во рту, с приятным, тленным послевкусием, точно так же, как фирменное печенье его жены.

— Вы правы, — соврал он, не сочтя за начало хорошего знакомства, ставить под сомнение слова своего психиатра, — такого я ещё не пробовал, — добавил он, пережевывая сладкое тесто, словно только вытянутое Анной из духовки.

— Так что же вас беспокоит, — начал было доктор приём пациента, окончив записи.

— Даже не знаю с чего начать, — задумался Эсер, — дело в том, что я писатель…

— Что ж, неплохо. Но для диагноза маловато, — пошутил психиатр.

— Я работаю над книгой, которая сводит меня с ума. Порой вокруг меня происходят вещи, описанные мной на её страницах. А ещё я стал находить странные записи в своём компьютере, которые я проживал реальной жизнью. И самое интересное, что я не помню как их написал.

— Вы теряете грань между реальностью и вымыслом? Я правильно вас понимаю?

— В некотором смысле. Со мной такого никогда не происходило. Я не могу объяснить это, — замялся уставший сочинитель, — открывая книгу, я боюсь увидеть там…

— Что?

— Откровенно?

— Вам решать, насколько посвящать меня в собственный мир. Но не забывайте — вы же сами обратились ко мне за помощью.

— Я боюсь прийдя сегодня домой, обнаружить на рабочем столе подробное описание этого сеанса психотерапии. Боюсь, что сейчас сижу не перед вами, а перед монитором. Боюсь что что рот мой сейчас закрыт, вопреки воображению, и я лишь молча стучу по клавишам, описывая неповторимый вкус этого печенья, рецепт которого в точности походит на тот, по которому готовит моя жена. Как вам подобная откровенность?

— Вы считаете, что наш с вами разговор, всего лишь плод вашей фантазии?

— Может вы мне ответите на этот вопрос? — его голос прозвучал немного укоризненно.

— Но если я всего лишь персонаж вашей книги, и каждое моё слово прописано вами же? Как вы можете мне верить?

— Вы взялись помогать мне? Или окончательно запутать?

— Боюсь, что и то и другое. Дело в том, что я не смогу доказать вам собственную реальность, если вы сами в ней не уверенны. Поэтому и разбираться во всем придётся вам самому.

— Но я так больше не могу. Мне пора сдавать книгу, продолжать которую я больше не намерен. У меня нет времени на семью. Я измотан. Вы должны мне помочь, доктор. Я хочу избавиться от этих видений.

— О каких видениях вы говорите?

— Совы. Они преследуют меня. Я уверен что они иллюзорны. За последние три дня, я видел этих птиц два раза. А это в два раза больше, чем за всю мою жизнь! — отчаянно выкрикнул Эсер.

— Почему именно совы?

— Откуда же мне знать?! Может быть потому, что они есть и в моей книге.

— В книге встречаются совы? Или одна сова? — заинтересовался доктор.

— Разные. А это имеет значение? Как это поможет? — Эсер становился все агрессивнее.

— Пока не знаю. Но возможно, это связь. Быть может эти птицы не дают вам окончательно свихнуться, и навсегда уйти от реальности.

— Вы хотите сказать, что я могу полностью потерять связь с реальным миром?

— Нет. Вы, с вашим талантом, сможете выдумать себе новый. И усомниться в его реальности, вас заставить сможет далеко не каждый, — с набитым ртом произнёс психиатр.

— Но как мне этого не допустить? Я не хочу потерять связь с женой и дочерью, — этими словами он заметно озадачил Ле Грэйди.

— О чем ваша книга, если не секрет?

— О исчезновениях детей. А что?

— Возможно ничего. Или напротив: это ваш единственный шанс.

— О чем вы говорите?

— Я говорю о вашей книге, — вытирая уголки рта произнёс Ле Грэйди. Эсер молча уставился на психиатра, всем естеством излучая непонимание, — возможно лишь дописав книгу до конца, вам удастся найти ответы.

— Книга может скрывать в себе истину? Вы это пытаетесь сказать сказать?

— Я лишь говорю, что ваш случай душевного расстройства, далеко не типичен по своей природе. Я с таким ещё не сталкивался. И мне не известны подобные в практике других моих коллег.

— То есть, вы не знаете как мне помочь, и вместо этого, предлагаете мне продолжать? — злился на собеседника Эсер.

— Не продолжать, а закончить. Это решит как минимум одну из ваших проблем — книга попадёт в издательство.

— А если я сойду с ума, пока буду работать над ней?! Что тогда? Боже, что я здесь делаю. Возможно я сейчас спорю с самим собой, не покидав стен собственного кабинета.

— Может и печенье испекла вовсе не моя мать. А ваша жена. Анна.

— Постойте. Разве я говорил вам как её зовут? Не припомню такого! Вы нереальны. Все здесь не реально! Я все это придумал! — он схватился с места как прокажённый, и стремглав бросился к выходу, перевернув железную урну для окурков, звон которой, эхом стоял после его непредсказуемого побега.

— Возьмите угощение в дорогу! — кричал ему вслед доктор Ле Грэйди, — и звоните, когда станет лучше.

Эсер вылетел из офисного центра едва ли не сбив с ног охранника, пожелавшего ему хорошего дня. Перемахнув через турникет, он в два пряжка оказался у парковки, легко миновав лестницу.

— Поехали, — выпалил он водителю, как только очутился в салоне первого попавшегося такси, стоявшего на обочине.

— Какой адрес? — обернувшись спросил тот.

— Просто езжайте вперёд, — он так давно не выходил из дому дальше чем за сигаретами, что забыл собственный адрес.

Объясняя дорогу, Эсер увидел своё отражение в зеркале заднего вида. Запущенная борода на глубоко впавших щеках, жирные не мытые волосы и желтые мешки под глазами. Он был похож на бездомного. Не удивительно, что водитель подозрительно поглядывал на своего неряшливого пассажира время от времени. Ко всему этому, следует добавить запах пота, что исходил от него весьма значительно и норовисто. Так же его вполне можно было счесть и за безумца, что выдавал блеск его взбудораженного взгляда, с расширенным зрачком.

Горячая ванна с закрытыми глазами, тёплый джин без льда, и несколько таблеток снотворного. Таблетки выплюнул обратно и отложил в сторону. Ведь так можно пролежать в холодной воде до самого утра.

— Эсер, ты там? — постучала в дверь Анна.

— Да. Я ещё немного полежу, ладно?

— Только не долго. Я приготовила ужин.

Разговор с доктором Грэйди, звучал у него в голове, как запись, повторяясь снова и снова. Опять и опять, с самого начала. «Нужно поскорее проверить компьютер», — подумал он, подливая себе в стакан.

Он слышал как Алиса читает «Волшебника изумрудного города» за стеной. Это была её любимая книга и в такие моменты, он сильно жалел о том, что не пишет подобные детские сказки. Добрые и наивные. Он боялся представить, как бы эта история вышла из под его черного пера. Кем бы в ней предстал добрый «железный дровосек»? Насколько длинным оказался бы список жертв «страшилы»? Это наверняка превратилось бы в огромную гору трупов. Поэтому он и не пишет для детей. Вот почему, его дочь не прочла ни единой написанной ним строчки.

«Нужно ещё немного расслабиться», — успокаивал себя писатель, погружаясь под воду с головой, — «нельзя чтоб они видели меня в таком взвинченном состоянии».

Вокруг темно. За окнами давно ночь. И лишь тусклый свет, наполовину погасшего монитора, заставил его открыть глаза.

Эсер мучительно зевнул. На экране снова мигал курсор, оставив позади неоконченное предложение.

«Снотворное, запитое двумя большими глотками джина подействовало быстро. Разговор с мозгоправом, постепенно утихал в памяти, и теперь были слышны лишь его обрывки…»

Эсер едва удержался в кресле после прочитанного. Переварив события, которые с трудом укладывались в голове, он принялся внимательно просматривать все документы.

Среди множества черновиков, своих старых произведений и нескольких ранних работ, так и не попавших в печать большими тиражами, он обнаружил безымянный документ, открыть который никак не удавалось. Папка была защищена паролем. Он перепробовал все. Дни рожденья, знаменательные даты семьи, а так же те, под которыми обычно хранил всю информацию. Все мимо.

Расхаживая комнатой, он нервно курил, перебирая варианты. Где-то на шестой сигарете, он наконец пришёл к выводу, что они закончились и он не знает ответ. Пришлось на время бросить все попытки и смириться с этим, ведь создателем документа вполне могла оказаться Анна, которая крайне редко пользовалась его компьютером и никогда не использовала защиту. Да и создан он был почти два года назад.

Глаз было не сомкнуть. Тихая бессонная ночь, искушала писателя своим безмолвием. Он чувствовал себя наркоманом, испытывая некую разновидность ломки. Эта потребность была беспрецедентной, но слишком уж явственной. Противостоять ей становилось все сложней.

«Похоронная процессия закончилась быстро. Людей пришло не много, из-за всплывших фактов из жизни накрытого крышкой гроба человека. Совсем не много. Теперь среди населения пошла скверная молва о усопшей женщине. Многие из друзей и знакомых Лоры, не пришли проводить её в последний путь, уверовав слухам, которые уже почти стали официальной версией расследования.

Валериан стоял у самого края глубокой ямы. Лицо его было угрюмым и безмятежным. Скорбь и жалость сплелись на нем воедино, придавая чертам мужественности и невинности. Он слышал шепот окружающих. Они шептались о её не доказанных злодеяниях прямо здесь, на похоронах. О том что она сделала с детьми. О том как их убивала, куда прятала трупы, и какими демонами была одержима. Ему казалось, что все они пришли сюда не за тем, чтобы почтить её светлую память, а для того, чтобы воочию убедиться что эта «ведьма» мертва, и её закопают как можно глубже. Эти люди пришли поглазеть на смертную казнь.

Оставшись в одиночестве, он нерушимо стоял у могилы до тех пор, пока не пошёл дождь.

Лили терпеливо ждала его в машине у кладбища, перелистывая материалы дела, которое начальство собирается закрыть в скором времени. Она настолько глубоко погрузилась в изучение бумаг, что не заметила, как он подошёл к машине, и растерянно сунула папку между сидений, как только напарник открыл дверь.

— Ты весь промок, — попыталась отвлечь она, — может горячий кофе?

— Кофе оставь себе. Мне нужно что покрепче, — отрицал ей Валериан. Они вдруг резко перешли на «ты».

— Что ж, хоть врачи и запретили тебе спиртное, но я сохраню это в тайне, и могу составить компанию. Только вот пить я не умею.

— Я говорил об одиноком и беспробудном пьянстве. Только если мы не сможем поговорить о деле?

— Дело собираются закрыть, — виновато выдавила Совински.

— Мне об этом известно. Я просто хочу услышать все. Все подробности. Хочу знать что они нашли.

— Ты же знаешь, мне запретили…

— Не хочу ничего слышать! — перебил он её неуверенные отговорки.

— Даже если дело возобновят, — снова замялась она, — ты же понимаешь, что тебя к нему никто не допустит.

— Мне их допуск не нужен. Пускай засунут его себе поглубже. Я должен распутать это. Должен очистить имя своей жены. Или лично убедится в том, что это она их похитила и убила. Может даже съела! Как многие утверждают, из-за отсутствия трупов! — вскипел он глядя перед собой, в залитое дождем, лобовое стекло.

— Хорошо. Я помогу тебе. Если хочешь знать, я первая выступила против закрытия этого дела. И я говорю это не из жалости или соболезнования к тебе, а потому, что их версия сдаётся мне так же далекой от истины, как и та, что у тебя заново отрастут пальцы! — вспылила в ответ Лили.

— Сколько они тебе дали?

— До завтрашнего утра. Если результатов не будет. Твою бывшую жену покажут по национальному телевидению, в образе маньяка-пожирателя. А твоя фотография, появится во всех газетах, под заголовком «герой-полицейский спас городок от монстра, на котором когда-то был женат».

— Прекрати, — приказным тоном произнёс он.

— Извини. Я не хотела. Ты только похоронил жену.

— Бывшую, как вы успели заметить, детектив — поправил он.

— Я думаю это лишь формальность. По крайней мере для вас. Для тебя. Я узнала о случившемся с вашей дочерью лишь два дня назад. Когда она умерла. Не стану говорить, что понимаю ту боль, которую вам пришлось пережить…

— Не понимаете, — снова перебил он.

— Я только хотела сказать, что это даёт ей мотив.

— Какой? На уничтожение всех детей в городе? Вы правда в это верите? — он наконец укоризненно взглянул на напарницу.

— Я думала мы перешли на ты, — она же напротив, потупила взгляд на свои колени.

— Вопрос остаётся открытым. Ты правда считаешь, что потеряв дочь, Лора настолько помешалась, что взялась за истребление всех детей в округе?

— Нет. Но если на чистоту, то и этого исключать нельзя. Тем более, я не знала вашу супругу. И понятия не имею, на что она способна.

— Тогда о каком мотиве идёт все таки речь? — он чувствовал как вновь накатывает приступ мигрени.

— Да о том, что она хотела восполнить ту пустоту, оставленную вашей дочкой. И поэтому могла пойти на подобное, — Совински была гораздо сообразительнее, чем считал Валериан.

— И что? Это могло толкнуть её на убийства? Первый похищенный ребёнок, не смог заменить ей дочь, и тогда она решает избавиться от него? Затем крадет следующего и происходит то же самое? Так по вашему?

— Нет. Но это точно совпадает с версией наших психологов, — она включила двигатель и медленно вела машину.

Валериан вовсе не ожидал, что сумеет в точности повторить заключение судебных психологов.

— Ну а каковы же твои домыслы? И почему они идут в расход с приказами начальства? — спросил он.

— Пока точно не знаю. Но Лора была как то связанна с этими исчезновениями.

Они остановились у бара без вывески.

— Пить то, что наливают внутри этого заведения безопасно? — вполне серьёзно спросила Лили.

— Ты конечно же привыкла к другому, но здесь не так уж много питейных заведений, и все они сродни одному.

— Доверюсь твоему опыту. Ты все же местный.

Бар был полупустой, но все заметно оживились с приходом новых гостей. Двое мужчин, прихватив своё пиво покинули место у стойки, когда рядом присели детективы. Они шли к столику оборачиваясь и бросая в адрес Валериана косые осуждающие взгляды. Еще одна компания молодых парней, демонстративно выпили за упокой пропавшего племянника одного из них, входившего в число предполагаемых жертв супруги Валериана.

Бармен неохотно подошёл к парочке, всем своим видом излучая неприязнь и недовольство. Он так и не предложил выпить, молча ожидая заказ, поглядывая в сторону рассиживающейся за столом молодежи, демонстрируя свою абсолютную солидарность со всеми своими постояльцами и завсегдатаями.

— А налейте ка нам виски, — проявила инициативу Совински, пока напарник испытывал неловкость от воцарившей враждебности, — двойной, — добавила с уверенностью.

— Давай бутылку, — грубо потребовал Валериан, — и два стакана.

Они молча выпили дважды. В компании за столиком выпили на один раз больше, что удвоило их храбрость и дерзость, для дальнейшей дискуссии.

— Он был таким доверчивым. Наверняка эта тварь воспользовалась этим, — говорил один из парней.

— Да, племянник у тебя был что надо. Веселый малыш. Из него бы вырос настоящий мужик, — добавил к тосту второй, презрительно посматривая за стойку, и все дружно выпили.

— Надеюсь она страдала перед смертью. Надеюсь ей было очень больно. Жаль, что она не попалась мне. Я бы сделал с ней такое, — громко подливал масла в огонь первый.

Лили с ужасом наблюдала изменения на лице напарника, предчувствуя неминуемый конфликт. Валериан схватил бутылку и стремительно подошёл к столику. Двое парней сразу же вскочили на ноги, агрессивно преграждая ему путь. Будучи на две головы выше их обоих, следователь без особого труда раздвинул ребят по сторонам и поставил бутылку на стол.

— Вы что-то хотели детектив, — надменно прошипел главный сквозь зубы, не поднимая глаз.

— Я слышал вы здесь поминаете одного из пропавших? — едва сдерживая гнев произнёс он.

— Из погибших, — с ненавистью поправил его парень, не покидая своего места, — а вам что до этого?

— Хотел угостить вас выпивкой, — с этими словами он наполнил все пустые стаканы, и прильнул к горлу бутылки.

Он допил её до дна. После этого вернулся за стойку и заказал ещё одну. Парни притихли.

— У меня были проблемы с алкоголем, — начал было исповедоваться Валериан, пока Совински все ещё не могла оправиться от случившегося, — Лора поэтому меня и бросила. После смерти дочери, она осталась одна. А я был словно призраком. Ей нужна была поддержка. А мне всегда лишь очередная бутылка. Она не выдержала. Я бросил слишком поздно. И с тех пор не сделал ни одного глотка.

— Я не знала об этом.

— Как для детектива, ты слишком мало расследуешь, — на его лице промелькнуло нечто, напоминавшее улыбку, — ничего не знаешь даже о своём напарнике.

— Расскажи, что там произошло? В церкве? — она чувствовала легкое алкогольное опьянение.

— Все было размыто. Я не успел ничего понять. Я думал это старая секта. Они там проповедовали какое-то время. Я увидел её лицо в самый последний момент. А потом обвал. Мы рухнули, и я очнулся в в луже собственной крови, среди обломков. Потом я нашёл её.

— Она тебе что-то сказала? Что она вообще там делала?

— Не знаю. Она говорила что-то. Но я ничего не помню. Может стоит туда вернуться?

— Церковь обискали. Все до камешка. Было рискованно, она ведь в аварийном состоянии, но была собрана специальная бригада. Им удалось проникнуть везде. Под фундаментом был обнаружен подвал. Попасть туда было крайне сложно, но им удалось.

— И?

— Никаких следов исчезнувших обнаружено не было. Церковь нам ничего не даст. К тому же это опасно.

— Ты думаешь она все же убила их?

— А ты уже склонен принять мою версию? — делая глотки все меньше спросила Лилия.

— Возможно. Я бы хотел её услышать.

— Я думаю, только ты сможешь положить этому конец. Ведь ты знал её больше других. Может тебе известны её тайны? Я знаю лишь то, что она была ко всему этому причастна. Предположим она их всех похитила. Просто предположим.

— С трудом, но допустим, — согласился он.

— Это ведь не просто, скрывать от всего города четверых детей. Это место можешь найти только ты.

— Расскажи что они нашли у Лоры дома?

Она рассказывала все до мельчайших подробностей. Старалась не упустить ни одной детали. Она надеялась помочь ему. Помочь что-нибудь вспомнить. Каждое её слово он запивал большим глотком, будто оно ранило его так глубоко, куда добраться был способен, лишь крепкий алкоголь. Когда она закончила, Валериан был в стельку пьян.

— Наверное на сегодня хватит, — тяжело произнёс он.

— Но завтра уже будет поздно, — напомнила ему Лили.

— У меня нет никаких идей.

— Ладно. Тогда я отвезу тебя домой.

Они покидали бар, под пристальным наблюдением все тех же парней, двое из которых ещё находились в сознании, тогда как их товарищи, уже беспомощно пускали слюни под стол. Их жажда к приключениям и возмездию, постепенно угасала в блеклых взглядах, и погружалась на дно опустевших стаканов. Все, на что они ещё были способны, это икать и плеваться вслед уходящим.

Валериан отключился как только попал в машину. Дорогой, его глубокий сон не могли потревожить даже многочисленные бугры и ухабины, которые его нетрезвая напарница, будто и не пыталась объезжать, умудряясь угодить в каждую.

Вытащить неподвижное тело громоздкого детектива, оказалось ей не по плечу. Все попытки привести его в чувства сошли на нет.

Лили жутко устала, и хотела прилечь. Но добраться домой она могла только на машине, в которой трупнем лежал её напарник. Она не понимала почему, но везти его к себе ей вовсе не хотелось. Нужно было срочно что-нибудь придумать.

Опустив спинку сидения напарника в лежачее положение, она долго искала ключи от его фургона. Ей было неловко входить к нему без приглашения, тем более в отсутствие самого хозяина, но иного выхода Лили не нашла. Ключей нигде не было ни в его куртке, ни в салоне автомобиля, а поиски совсем выбили её из сил.

Она дернула за ручку и дверь легко открылась. «И впрямь», — подумала она, — «кто станет запирать жилище на отшибе, тем более в такие времена».

Его образ жизни слегка шокировал Лили. Он был настоящим отшельником, у которого даже посуды почти не было.

Кровать была твёрдой и довольно небольшой. Лили пыталась представить как Валериан умещается в ней с его высоким ростом. Она улеглась не снимая обуви. Её невысокие туфли, уперлись прямо в стену. Примеряя другие положения тела, в которых на этой кровати смог бы лежать мужчина, таких размеров как владелец этого дома на колёсах, она уснула».

 

Глава 6

Снова звонили из издательства. Хотели проведать Эсера дома, но он наотрез отказался. Волнуются, что он давно не появлялся. Он стал затворником. Но ведь такой образ жизни и должны вести писатели вроде него.

Очередная попытка открыть файлы без названия, закончилась как и все предидущие. Безуспешно. После разговора с женой, все это стало ещё более интригующе и непонятно. Анна понятия не имела, о чем идёт речь. Природа возникновения этих документов, оставалась для него загадкой. Но ещё куда загадочнее, казалось их содержимое, окутанное тайной неизвестного пароля.

В кабинете раздался странный шум. Шорох был тихим, но отчетливым. Эсер точно знал, что в доме один.

Он подошёл к двери и ещё раз прислушался. Звук явно исходил из — за неё. Тогда он присел, чтобы заглянуть в замочную скважину. Это была сова. Та самая, что прилетала несколько дней назад, и садилась на окно. Ещё даже не полностью село солнце, а она уже была здесь. Только теперь она набралась наглости и влетела внутрь. Птица уселась прямо на спинку стула, такая гордая и бесстрашная, когтями впиваясь в мягкую кожу, она понемногу передвигалась. Её огромные глаза были прикованы к чему-то на столе. Казалось она разглядывает предметы на нем совершенно сознательно. Казалось будто она ищет что-то. Вдруг она остановилась. Эсер не мог быть до конца уверенным, что эта птица была реальной, но он готов был поклясться, что она не сводя глаз, смотрит прямо на их семейное фото, где они с женой и дочерью. Смотрит словно заколдованная.

Сова не испугалась когда он вошёл. Она обернулась на него, но улетать даже не собиралась.

— Кыш! — попытался прогнать незваного гостя писатель, — прочь! Что тебе здесь нужно?! Улетай, — махнул он рукой.

Птица одним взмахом крыльев оказалась в окне, и снова обернулась. Громадные круглые глаза, смотрели прямо ему в душу. Эсер на мгновение растерялся. Он что-то почувствовал. Почему они преследуют его? В произведениях. Наяву.

Несколько минут спустя, гостья вспорхнула и исчезла. Эсер задумчиво пялился ей вслед. На стуле он нашёл небольшое перышко, оставленное птицей словно в доказательство своего присутствия. Он сохранил его, и отложил в сторону.

«Валериан испуганно спохватился в своей машине, припаркованной у фургона. В руках была недопитая бутылка Бурбона из бара. Он хотел было выпить, но вот открыть её смог не сразу. Сказывалось тяжелое похмелье и отсутствие пальцев на правой руке.

В фургоне горел свет. Пошатываясь, он медленно вошёл. Лили все еще. Две верхние пуговицы её блузки были расстегнуты, обнажая глубокие шрамы вокруг шеи. Он ещё долго смотрел на них, пытаясь понять чем их нанесли, когда вдруг он заметил зеленую сандалию, под своей кроватью. Такую же, как нашли в сточной трубе. Именно такую же, но не ту же самую. Он в этом был точно уверен, потому как сам принёс её сюда.

Заметила ли её напарница, он не знал. Но если это так, то рисковать нельзя. Она непременно об этом расскажет. А этого он допустить не мог.

Он осторожно забрал пистолет, брошенный ею рядом. Достал из шкафчика ключи, и тихо закрыл её внутри, предварительно пристегнув наручниками к спинке кровати.

Затем он сел за руль, и подъехал к фургону задом, так, чтобы можно было его прицепить. Нагнувшись над креплением, у него закружилась голова. Он упал.

Фургон плавно двинулся с места. Он слышал как она кричала внутри. Слышал громкий стук в окно, но все сильнее давил на газ. А стук становился все громче и громче. И наконец он разбудил его на переднем пассажирском сидении, с бутылкой в руках. Дуло пистолета напарницы, было наставлено точно ему в лицо. И это был уже не сон.

— Подними руки и медленно выйди из машины, — приказала она.

— Опусти пистолет, что на тебя нашло, — прохрипел он сонно.

— Ты. Все это был ты!

Валериан не видел фургона. Он оглянулся. Тот был прицеплен к машине сзади. Оказалось, не все ему приснилось. Он и впрямь ехал, только был не за рулем.

— Ты нашла их, — виновато догадался он, — как ты это сделала?

— Сандалия. Вторая, левая сандалия. Она валяется у тебя под кроватью.

— Но как ты узнала о тайнике?

— Следы от шин. Они совсем свежие. Таня поняла, что фургон оттягивали совсем недавно. Ещё и суток не прошло.

— А ты настоящий детектив. Должен признать, я тебя недооценил.

— Подними руки. Медленно выходи из машины и выпусти их.

— Так они все ещё здесь?

— Я не нашла ключей. Только слышала их голоса. Они там под тем люком. Они все время были под твоим фургоном. Ты держал их под землёй?! Это же дети! — возмутилась она.

— Я заботился о них. Там у них есть все. Ты ничего не знаешь! Я любил её. Свою Лору. Но она свихнулась после смерти дочери. Когда я вышел на её след, я поверить в это не мог. Ты ещё не вызвала подкрепление?

— Как раз собираюсь, — заявила Лили.

— Тебе нужно выслушать меня. Не звони никому.

— Я вчера хотела тебя выслушать. Да я напилась с тобой для этого, сволочь! Жалела тебя. Проявила сочувствие. Хотела чтоб ты выговорился. А ты врал мне все это время!

— Не все. Я узнал совсем недавно.

— О чем узнал? Что ты несёшь?

— О том кто их всех похитил.

— Это был ты! Не вешай мне лапшу! — пригрозила пистолетом Совински.

— Я всего лишь хотел всех вернуть их семьям. Хотел покончить со всем этим. У меня ужасно болит голова.

— Не дави мне на жалость. Не на ту напал. Молись, чтоб я не прикончила тебя ещё до приезда полиции.

— Давай! Выстрели! Ты думаешь я этого боюсь. Да ты только избавишь меня от проблемы, которую я взвалил на свои плечи, когда нашёл всех пропавших в подвале своей бывшей жены, — он сделал несколько шагов ей навстречу.

— Хочешь сказать их похитила она.

— Ну а разве не это вчера мне доказывала мне сама. Вы же были у неё в доме. Вы же провели там обыск. Я хотел тебе рассказать вчера, но не смог. Думал все сделаю сам. Не хотел тебя в это впутывать.

— Во что впутывать?

— Разве ты не понимаешь? Я хотел освободить их, но не мог. Нужно было придумать как очистить её имя. Ведь она не причинила им вреда. Она любила их всех. И им с ней было хорошо. Но это преступление. Она совершила преступление и попала бы за решётку, как только бы один из них вернулся домой. Мне пришлось построить для них временное убежище. Я убеждал её уехать. Но она и слышать не хотела. Хотела их вернуть. А я прятал их здесь. Это мучительно. Ты и понятия не имеешь как! — искренне рассказывал Валериан.

— Почему же ты не отпустил их после её гибели? Почему не рассказал мне вчера?! — не сводя с него оружия, требовала объяснений она.

— Это же сразу бы доказывало её причастность к похищениям. А я все же любил Лору. Да и сейчас не перестал. Я не хочу, чтоб её такой запомнили. Из ума выжившей похитительницей. Я хотел тебе все рассказать, но не мог довериться полностью. Опусти пистолет. Я не опасен. Уверяю.

— Открой эту темницу. Я должна убедиться, что с ними все в порядке.

Он медленно поднял железную дверь, и осторожно опустил на землю. Лили все ещё держала его на мушке.

— Полезай первым, — скомандовала она.

В темнице ничего не было видно, пока он не включил свет, проведённый туда из фургона. Там было тепло и сыро. Пахло детским мылом и карамелью. В большой яме была отдельная комната. Лили удивилась масштабам этого подземного сооружения. Комната была низкой но огромной. Потолки были везде тщательно укреплены толстыми балками, а пол устелен шлифованным деревом. Стены обшиты плотной тканью с разноцветными узорами. В центре был небольшой стол, в окружении четырёх детских стульев. Повсюду были разбросаны игрушки. Их было так много, что глаза разбегались от подобного изобилия.

— Это все купила для них Лора, — оправдывался Валериан.

— Сколько времени у тебя ушло, чтобы построить такое? — пригнувшись почти вдвое, поразилась Лили.

— Когда-то на этом месте была старая мельница. Её снесли, а здесь раньше хранили запасы зёрна. Пришлось лишь немного подлатать да исправить, — Валериан сидел на корточках, нагнув голову к коленям.

— Где дети?

— Наверное ещё спят, — он повёл указал на миниатюрную дверь в конце «карликового» зала.

— Но я слышала смех.

За крохотной дверцей, было четыре маленьких кроватки. Три из них были заняты. На них сладко зевая спали двое мальчиков и одна девочка. Возле четвёртой стояла девочка в бирюзовом платье и с завязанными русыми волосами. Она громко разговаривала с куклой, которую крепко держала в объятиях. Она радостно улыбнулась Валериану.

— Привет папуля, — подбежала она обняв его за шею, — а это кто? — увидела она Лилию.

— Привет, солнышко, — шепнул он чуть слышно, — почему ты не в постели? Давай обратно. Бери Лизу и в постель.

Девочка схватила куклу, и послушно улеглась в кроватку.

— Она назвала тебя отцом? — удивилась Лили.

— Я позволяю им так звать себя. Лора была им как мать. Они обожали её. Это Кира. Когда я забрал их она очень плакала. Постоянно спрашивала где мама? Пришлось сказать им, что я отец, и они побудут у меня.

— Ты будешь жить с нами в нашем подземном царстве? — обратилась девочка к Лили.

— Нет Кира. Я не могу здесь остаться. И вы тоже. Придётся вам всем вернуться к своим родителям.

— Но нам здесь нравиться. И у наши родители здесь, — огорчилась девочка. Совински не смогла ей ничего ответить. Она промолчала, все ещё не спуская напарника с прицела.

— Поверить не могу. Они все чистые и ухоженные. Ты сам заплетаешь им волосы? — спросила она выдержав небольшую паузу.

— Приходиться. У меня же тоже была дочь. Забыла?

— Ответь, ты правда собирался отпустить этих детей?

— И сейчас собираюсь. Только ты мне можешь в этом помочь. Мне плевать, если посадят меня. Моя жизнь давно уже не стоит ломанного гроша. Но умоляю, об этом нельзя рассказывать. Это навсегда осквернит память о Лоре.

— Как ты предлагаешь это все скрыть?

— Мы скажем, что нашли их за оврагом, а преступник скрылся. Там в лесу есть заброшенный лесничий домик. Лес конечно неоднократно прочесали, заглядывали и в дом. Но с тех пор прошло немало времен, — предложил Валериан.

— Как нам это удасться? Я не могу принимать в этом участия.

— Если не хочешь — просто уезжай. Я сделаю все сам.

— Но я уже в сговоре, если стану скрывать правду.

— Тогда вызывай подмогу. Все им расскажи. А я сопротивляться не стану. Можешь опустить пистолет.

— Зачем ты меня втянул во все это? — она сердито нахмурилась, — есть ещё кое-что.

— Выкладывай, — смиренно вымолвил Валериан.

— Возможно вопрос тебе покажется странным, но там в трейлере, я нашла женское платье зеленого цвета. Оно очень большого размера. И ты ведь живёшь один?

— Это платье я подарил Лоре в день её рождения.

— Но я видела труп… прости тело твоей бывшей жены. Это явно не её размер.

— Я купил его далеко отсюда, а в магазине перепутали размер. Мы долго смеялись, когда она открыла коробку. Ехать за другим я не стал. А когда она уходила, то это единственное, что после неё осталось. Вот и храню как память. Такая вот странная история, — он улыбнулся так, будто хотел в этот момент заплакать.

Её рука невольно размякла и опустилась. Лили была зла на него. Она знала, что помогать ему не правильно, но ничего не могла с собой поделать. Этот здоровяк, просто запутался. Он поступил неправильно, и то что он намерен сделать, тоже не будет считаться правым делом, но он беспомощен. И она не хотела отправлять его за решётку. Его жизнь была преисполнена страданий, и кем же она будет, если обречёт его на новые?

Они вылезли из подземного царства, забрав с собою всех его счастливых обитателей. Наступал медлительный рассвет. Они торопились, все сделать под его слепительным покровом. Пока город ещё спит.

Багажник машины был доверху забит игрушками и детскими вещами. Многое пришлось выбросить или оставить под землёй.

Лилия усадила детишек на заднее сиденье, пока Валериан собирал все необходимые улики и доказательства, чтобы сбить следствие с верного пути и заставить поверить в ложь. В такую ложь, в которую детективы сами ещё не верили до конца. Но правда была куда невероятней и ошеломительней. Разве мог кто подумать, что пропавшие все это время, пока их искали всем городом, заглядывая под каждый камень, находились у всех под носом. И совсем даже не прятались, радостно проживая день за днём, окружённые теплом и заботой. Все это время…

— Как ты узнал, что это была она, — спросила Совински, когда они скрылись в лесу за оврагом.

— Случайно. Я как-то вечером заехал навестить её. Она никогда не любила мои визиты, но тогда была слишком негостеприимной. Она буквально не пускала меня за порог. Я не ожидал тёплого приёма, но это меня насторожило, — ему пришлось говорить громко, из-за непрекращающихся визгов резвящейся детворы.

— Ручаюсь, ты заподозрил, что у неё мужчина.

— Я всегда втайне надеялся, что сумею её вернуть. Но навещал, скорее для собственного спокойствия. Я просто должен был знать, что у неё все хорошо. Но тогда во мне и впрямь проснулась ревность. Ты меня раскусила.

— Поверить не могу, ревность способна на многое. Иногда даже помогает раскрыть преступление, — шутила детектив.

— Когда я увидел там первого из пропавших детей, я глазам своим не поверил. Я начал кричать на неё. Я угрожал тюрьмой, но она ничего не хотела слышать. Она заявила, что не отдаст малышей ни за что на свете, — возмутился он.

— Ну а ты что? Взял и отнял их? Просто вот так?

— Я испугался. Я не знал что мне делать. Как убедить её или заставить. Я приходил к ней неделю. Раз за разом. С новыми доводами и новыми уговорами. Но Лора продолжала выставлять меня за дверь. И тогда я решился, я просто выкрал их, пока она спала. Но что дальше? Я не знал что с ними делать?

— Почему сразу не отдал их?

— Они бы все рассказали, и её бы ждал суд.

— Почему ты думаешь, что они сейчас будут молчать?

— Не будут. Но это же дети, кто поверит о сказкам про счастливую жизнь в подземелье? Тем более когда мы представим им новые улики.

— Почему четверо? Одного ей было мало?

— Все началось с того, что первая девочка, очень скучала по своему лучшему другу — второму похищенному ребёнку. Вот они рядышком, Поли и её лучший друг Герби. Тогда Герби стало одиноко без своего соседа Луи, с которым они уже успели подружиться. Но с Луи все было гораздо сложнее. Я понял это недавно. Когда увидел, как он ухаживает за Кирой. Малыш просто влюбился в девочку со своей группы.

— Бедняжке Луи наверное пришлось тяжелее всех, — предположила Лилия, глядя на кучерявого паренька, молча смотревшего в окно, на проносящиеся мимо сосны.

— Почему? — недоуменно переспросил Валериан.

— Как же? Он ведь наверное говорит только на французском.

— Луи не говорит. Он немой.

— О Боже. Это ведь ещё сложнее. Как вы находили с ним общий язык?

— Жесты.

— И он с такой проблемой не хотел домой к родителям? — удивилась Совински.

— Не очень. Ведь Кира все время находилась рядом.

— Как Лора вообще решилась на подобное? Украсть немого ребёнка? Почему его родители об этом умолчали?

— Она же тогда этого не знала. А родители мне говорили о его проблемах с общением. Но тогда, я тоже подумал о французском.

Дорога все сужалась и сужалась, постепенно исчезая в тени высоких и густых деревьев. И вот она пропала совсем.

— Дальше нужно пешком, — заявил Валериан.

— Ещё далеко? — спросила его напарница.

— Нет мы уже почти на месте, — ответил он открывая багажник.

Они взяли игрушек и вещей столько, сколько смогли унести, и двинулись чащей леса вшестером, дружно держась за руки, в окружении тумана и деревьев. Детям нравилась прогулка темным, мрачным лесом. Настороженно выглядел лишь маленький Луи. Он то и дело поглядывал оглядывался назад, пытаясь запомнить дорогу, крепко хватаясь за руку Киры.

Очертания деревянного домика, появились среди толстых стволов, прямо из густой сероватой дымки, что стелилась по земле, будто указывая им путь.

Дом и впрямь оказался старым и заброшенным. С одной стороны он совсем прогнил, а с противоположной — весь оброс толстым слоем многолетнего мха.

— Детишки, время поиграть, — разрешил Валериан, — здесь отличное место для игры в прятки. Только внутри дома. Далеко в лес не убегать. Договорились?

Все кроме Луи, один за другим помчались внутрь дряхлой постройки.

— А это не опасно? — остерегалась Лили, — этому дому уже лет сто. Он же может обрушиться в любой момент.

— Я был здесь несколько недель назад. Все ещё держится. Тем более они ведь дети. Если меня все выдержало, то они могут устроить настоящий погром. Главное, чтоб оставили побольше отпечатков. Я пойду к машине, заберу остаток вещей, а ты оставайся здесь и присмотри за ними.

— Ладно. Только давай побыстрей. Хочется поскорее вернуть их домой.

Валериан утвердительно кивнул, и тихо побрел назад, разгребая листву под ногами.»

Предвкушая приближение финала своей истории, автор, забегая вперёд, начинал отмечать это событие, пропустив ещё стаканчик. Может ему ещё удастся продать своё творение и кончатся наконец его проблемы? По крайней мере, ему хотелось в это верить. И он верил.»

В детской снова горел светильник. Эсер вошёл, чтобы выключить его и не смог удержаться. Ему очень захотелось поцеловать свою маленькую дочь, которая тихонько посапывала под одеялом, укрывшись как всегда с головой.

Подушки. Две маленькие подушки были аккуратно сложены под одеялом на кровати Алисы. Но её самой там не оказалось.

Улыбнувшись, он наклонился, чтоб заглянуть под кровать.

— Мой вредный лягушонок решил разыграть старого и опытного крокодила? Поймалась, — он просунул протянул руку под кроватью на ощупь. Опустился ниже и заглянул. Никого. Но кто же тогда сопит, если в комнате никого нет? Звук явно исходит от подушек.

Он хорошенько встряхнул обе. Там было что — то твёрдое. В одной из них. Пришлось разорвать ткань, чтобы узнать что в ней. Это был карманный проигрыватель с запасным аккумулятором, на котором, без конца повторялась одна и та же запись.

— Ну это уже не плохо, — похвально произнес Эсер, — новый уровень. Уловка что надо, да вот только её изобретательнице уже давно пора спать. А постель этого умника, до сих пор пустует, — он осматривался комнатой, — и я намерен сурово наказать нарушителя, — шутливо продолжал он поиски.

В шкафу никого. За занавеской тоже пусто. Он проверил везде.

— Мне все понятно, — громко излагал он свой монолог, так чтобы было слышно в соседнюю комнату, — тут попахивает тайным сговором, вы решили проучить меня?

В соседней комнате было темно и тихо. Свет не включался.

— Ну это уже перебор, — произнёс Эсер осматривая лампочку, немного тревожным тоном.

Через несколько минут, он вернулся с фонариком. А спустя ещё пять, понял что в спальне никого нет.

— Анна! Алиса! Это уже не смешно, — звал он в перепуге обыскивая квартиру, но никто так и не отозвался.

Стрелки часов едва ли перевалили за половину первого. Эсер растерянно метался из угла в угол, как загнанный зверь в поисках лазейки к свободе. Все омрачнялось в его сером, скверном мозгу, обрисовывая крайне негативные перспективы. Он застрял. Заблудился среди бесчисленных лабиринтов своего сознания. Запутался и навсегда потерялся.

— Анна! Анна! — беспомощно продолжал звать он, — Алиса! Где же вы?

Он чувствовал как растворяется. Во избежание этого, Эсер выглянул в окно, жадно хватая холодный ночной воздух, как целебный элексир. Зловещая тишина. И ни единого звука. Он прислушался. Где-то вдалеке разжался звук разбитого стекла. Бродяга, беспечно швырнувший пивную бутылку о стену, вернул писателя к реальности.

Наконец он понял, что это никакая не шутка и не розыгрыш. Все происходило на самом деле. Его жена и дочь бесследно исчезли. Эсер впервые в жизни испытал такой острый и непреодолимый страх. Оцепенение сковало движения и мысли. Он не мог даже пошевелиться, застыв на одном месте.

От момента вызова, до непосредственного прибытия полицейских, прошла четверть часа. Для Эсера же, это был отрезок, длинною в вечность.

— Что у вас произошло, — с порога спросил сотрудник органов в форме, не представившись.

— Моя жена, и моя дочь пропали, — встретил их бледный хозяин квартиры, — я точно не знаю, но они… они наверное не вернулись домой, — заикаясь и сглатывая, дрожал он в дверях.

— Подождите, давайте по-порядку, — остановил его офицер с протоколом и ручкой в руках, пытаясь делать пометки, — как ваше имя?

— Эсер. Меня зовут Эсер, — он продолжал свой рассказ, запинаясь и путаясь в датах. Все это время, двое полицейских странно поглядывали друг на друга. Казалось, будто они не верят его словам. В этих взглядах было нечто настораживающее, и Эсеру он сразу не понравились. Он чувствовал заговор. Им известно что — то, о чем он не знает. Но они терпеливо дослушали до конца.

— То есть вы хотите сказать, что ваша жена Анна не вернулась сегодня домой? — переспросил коп упустив главное.

— Вы меня вообще слушали?! — вспылил сочинитель, не выдержав их зрительного диалога.

— Успокойтесь, — посоветовал один, — не нужно на нас кричать. Это не поможет. Давайте ещё раз по порядку.

— Да что вам не понятно? Моя жена Анна, и моя шестилетняя дочь Алиса, не вернулись сегодня домой.

— Вы в этом уверены? — спросил другой, снова подглядывая на напарника.

— Уверен ли я? Да я, черт вас дери, в этом убеждён! Вы издеваетесь? — разозлившись нахамил Эсер.

— Простите сэр, но ваша дочь умерла два года назад, — робко и крайне деликатно поведал, шокирующую информацию протоколист.

— Что? Вы что такое несёте? — где — то глубоко в душе, он уже тогда знал, что это правда. Но верить в неё, категорически отказывался.

— Вашу дочь звали Алиса?

— Зовут, — поправил его писатель.

— Она погибла от лейкемии, за неделю до своего пятого дня рождения. Это случилось ровно два года назад, — Эсеру становилось все труднее дышать, по спине прополз отвратительно холодный полос, — ваша супруга, Анна, она вернулась к вам?

— Что вы этим хотите сказать?

— Вы сейчас снова живете вместе?

— Я ничего не понимаю, — сморщившись от сильной боли, мучительно прошептал Эсер.

— Вы развелись. Через месяц после смерти дочери. У меня здесь все указанно. Сэр вы живёте один. С вами все в порядке?

— Вам лучше уйти. Правда, прошу вас уходите.

— Может вам вызвать скорую?

— Никого вызывать не нужно. Просто уходите, — его сильно мутило.

— Можно мы осмотрим квартиру?

— Незачем вам этого делать. Извините за беспокойство, но вам пора, — Эсер захлопнул дверь и отправился в детскую.

Все было на своих местах. И кукла, которую он отнял у слабоумного. Она пахла так же приятно, как пахла его дочь когда играла с ней, постепенно умирая день за днём. Казалось она ещё рядом. Во всех этих вещах и предметах. Он чувствовал её, но не видел. Как не видел и последние два года, сохранив лишь в грезах и мечтах. Он не смог смириться с её смертью, и поэтому стал лихорадочно писать о ней. Он все писал и писал. Он укладывал спать её каждую ночь, включая запись с проигрывателя. Он разговаривал с ней, играл в прятки и ждал домой, но никогда не видел её. Ему никак не удавалось описать это чувство. Пожалуй единственное, чего он не мог сочинить — это ощущение её прикосновений и объятий. Это её радостная, задорная улыбка. Её образ. Вместо этого всего, у него остался её голос, записанный на пленку проигрывателя. И этот кусочек пластика заполнил ту невосполнимую утрату без которой жизнь, казалась невыносимой. Ему оставалось только писать.

Анна не могла смотреть на все это. Не смогла жить на страницах его нового, «счастливого» романа, где все живы и все хорошо. Она наняла мужу психолога, но когда сеансы доктора Ле Грэйди не принесли результатов, она ушла. Но ведь Эсер никак не мог допустить этого. Ведь семья должна оставаться вместе. А девочке нужна была мать. И тогда он продолжил писать. Не взирая ни на что.

Воспоминания нахлынули, как снегопад среди жаркого лета. Так же неожиданно и непредсказуемо.

Эсер еле стоял у кровати дочери, крепко обнимая грязную куклу. Стены, которые он возвёл вокруг себя вдруг разом обрушились, обнажая жестокую и пугающую реальность, больную опухоль, которая была за ними успешно скрыта столько времени. Он захотел взглянуть в зеркало, но обнаружил, что ни единого нет. За тем вспомнил, что их никогда не было ни в спальне, ни в уборной. Одно лишь висело в самом тёмном углу его кабинета, куда почти никогда не пробивался свет. Это показалось ему странным.

За все время одиночества, он довёл себя до жуткого физического состояния. На нем не было лица, и лишь борода скрывала глубоко впавшие от голода щеки. Отовсюду торчали острые кости. Ребра на его теле были видны даже сквозь одежду. Он чувствовал сильную слабость. Хотелось плакать, но он просто не мог. Сигареты и выпивка, лишь ускорили процесс обезвоживания его отощавшего организма. Он больше не чувствовал равновесия. Ещё мгновение и он рухнул на пол, ударившись головой об угол кровати.

 

Глава 7

— Эсер, — звук исходил издалека, будто с другой планеты, постепенно приближаясь и отдаляясь вновь, — Эсер ты жив? Очнись!

Он открыл глаза, но видеть мог не сразу. Слух тоже немного подводил, поэтому он узнал её по запаху.

— Анна? Это действительно ты? — еле слышно, неразборчиво бормотал он.

— Да это я. Как ты? Что случилось? Мне позвонили из полиции. Сказали, что ты хотел заявить о пропаже. Ты что совсем спятил, со своими романами? Никак не придёшь в себя? — обвиняла его Анна. Теперь он мог отчетливо слышать её голос.

Она без труда подняла его и усадила на кровать.

— Господи, во что ты превратился. Посмотри на себя. Ты же ходячий труп! Как можно доводить себя до такого? — все сетовала она.

— Анна, ты вернулась, — в полубреду все мямлил Эсер.

— А это что? — она схватила проигрыватель, — ты все продолжаешь жить прошлым. Это тебя загубит. Ты должен перестать писать об этом.

— О нашей дочери. Не называй её «этим», — настаивал Эсер слегка приоткрыв глаза.

— Ты знаешь о чем я. Как же от тебя воняет.

Затащив его в ванную, она оставила его там исчезнув на время. Эсер был уверен, что она настоящая.

— Эсер, где ты взял эту куклу? — она появилась в пороге с игрушкой в руках.

— Я отнял её у слабоумного соседа. Это любимая кукла Алисы.

— Ты сошёл с ума? — её удивлению, казалось не было границ, — она же сама отдала её Эзре.

— Эзра? Что ещё за Эзра?

— Слабоумный брат Мили. Он остался присматривать за квартирой, после их с матерью переезда.

— Почему у него была эта кукла. Алиса оставила её для Мили?

— Она подарила её ему, когда он согласился быть для неё донором крови. Что с тобой? Ты ничего не помнишь?

— Черт, я кажется силой отнял у него эту куклу. Ещё и угрожал ему. Со мной что — то происходит. И я не знаю как это остановить, — безысходность слышалась в его голосе.

— Может тебе снова сходить к доктору Грэйди? Может на этот раз он тебе поможет? — она осторожно брила его подбородок опасной бритвой. Ласково и бережно. Едва прикасаясь, — как же ты зарос.

— Я уже был у этого мозгоправа.

— Но с тех пор прошло уже много времени.

— Нет, я был у него недавно. Хотя не уверен. Он себе то помочь не сможет. Все кормил печеньями, да говорил о совах.

— О совах?

— Да. У меня тут появился частый гость. Большая полевая сова. Не представляю, что она здесь забыла, но наведывается почти каждую ночь, — Эсер тяжело дышал.

— Лили, — тихо произнесла Анна и заплакала, усевшись прямо на порог.

— Лили? — Эсер был удивлён, услышав это имя, ведь его носила одна из главных героинь его не дописанного романа.

— Лили это питомец Алисы, — вытирая слезы ответила ему Анна.

— Что?

— Вы с ней были на крыше, когда это случилось. Вы часто поднимались туда, чтобы понаблюдать за городом сквозь бинокль…

— Она запуталась в проволоке, — перебил её вдруг Эсер, — она была там на крыше. Я попытался ей помочь, освободить, но она больно клюнула меня в руку, — он посмотрел на кисть своей правой руки, — тогда Алиса протянула к ней свои ладошки. Помню как я испугался за неё, но птица её не трогала. Она успокоилась и перестала трепаться в ловушке. А потом мы принесли её домой, чтобы вылечить раненное крыло.

— Я сначала была жутко против, — продолжила Анна, — но потом увидела как они поладили и привязались друг другу.

— Я удивился, когда ты разрешила ей оставить пернатого питомца, — устало улыбнулся он.

— А я удивилась когда Лили вернулась домой, когда вылетела в открытое окно. А потом ты прогнал её, когда Алисы не стало, — прохныкала Анна сидя на полу.

— Мне было не справиться с этим. Я просто не мог её больше видеть. Она скучает за ней. Прилетает сюда и ищет. В последний раз даже пялилась на нашу общую фотографию. Я не могу, — у него задрожали губы, — просто не могу принять этого. Неужели нашей малышки больше нет? Как это могло случиться?

— Я не знаю. Никто этого не знает. Но так больше нельзя. Тебе пора отпустить её.

Она помогла ему встать и дойти до кровати. Анна легла рядом с ним и быстро уснула.

Эсер ещё долго лежал глядя в потолок. Но сон, казалось, покинул его навсегда.

Он тихо пробрался в прокуренный кабинет, чтобы не разбудить Анну. Открыл пошире окно. Не то для проветривания, не то для приглашения назойливо постоянного гостя. Он услышал как на кухне пахнёт фирменным печеньем бывшей жены. Набрав себе полную пригоршню, он снова уселся за компьютер.

Наткнувшись на зашифрованный файл, он остановился. Немного подумав, он набрал 16.11.2014. Документ открылся. Это была дата смерти маленькой Алисы. Эсер погрузился в чтение.

«Тревога. Мне никак от неё не избавиться. Такое чувство, что должно случиться нечто ужасное. А может быть уже случилось.

Я очень торопился домой, и никак не мог вспомнить где был. Нужно было убедиться, что дома все в порядке. Но где же я все таки был черт возьми? Проклятье! Много людей. Там все были печальными. Да и хрен с ними! Нужно поскорее домой.

Анна была дома. Я облегченно выдохнул, перед тем как зашёл в комнату дочери. Там никого.

— Где Алиса? — испуганно спросил я у жены.

— Она у подруги. Скоро должна вернуться, — её голос спокоен и уравновешен. Она редко так беззаботно говорит о нашей дочери. Очень редко.

— Она у Мили? — вновь взволнованно уточнил я.

— Да, они так громко играют в куклы, что слышно сквозь стену. Можешь пойти послушать, — теперь мне понятно почему она так спокойна. Мили живёт в квартире через стенку, и когда Алиса ходит к ней в гости, то будто и не покидает квартиру.

Я успокоился. Окончательно успокоился. Анна готовит лазанью. Я слышу этот запах. Она всегда добавляет в лазанью какую — то специю. Я знаю как она пахнёт, но забываю название.

Прихватив холодного пива я отправился к себе в кабинет.

— Дорогой, а как же ужин? — остановила меня на пол пути Анна.

— Разве мы не дождёмся Алису? — я ужасно голоден, но люблю есть в полном семейном кругу.

— Тогда постучи ей, и позови домой. Лазанья уже почти готова. И не садись работать, тебя потом не оторвать от твоих романов. Книги подождут, — укоряла она меня.»

Целых два года. Он сочинил целых два года своей жизни. Но самое страшное, что все ещё хотел продолжать. Ему не нравилась реальность. Эсер безмерно жалел о том, что вернулся к ней, ведь там за её пределами он все ещё мог быть счастлив. Там все ещё оставалась его дочь. Она могла бы там повзрослеть. Могла бы пойти в школу. Закончить университет, и выйти замуж. Прожить долгую жизнь и состариться. Или остаться вечно молодой и прекрасной. Могла бы, если бы только он мог вернуться туда. К ней.

Эсер пролистал часть своего самого лучшего романа. Он читал выборочно. Читал пристально и неотрывно. Единственное, чего он не мог понять, это как ему удавалось редактировать зашифрованный файл, пароля к которому он не знал до сегодняшнего дня. Но теперь, все стало ясно. Его не нужно было редактировать. Документ состоял из множества очерков и отрывков из его недавней жизни. Он просто добавлял их в общую папку. Один за другим.

«Я стоял у двери в ванную. Они обе были там. За этой дверью. Я слушал её голос будто впервые. Мне захотелось войти и обнять дочь, но что-то останавливало меня. Не пускало к ней. Я продолжал стоять.

Её задорный смех, взъерошил волосы на моих руках. По спине пробежал приятный холодок. Он словно возвращал меня в озорное детство. Я был счастлив в этот самый момент. Мне хотелось, чтобы он не заканчивался. Чтобы длился вечно.

В спальне витал неповторимый запах её волос и тела. Анна ещё не спала. Она ждала меня в постели, совсем голая и беззащитная.

Я прилёг рядом, полу обняв её нежную, гладкую шею. Я терпеливо гладил и ласкал её до тех пор, пока она не положила руку мне на грудь. Потом я замер. Я просто сдался и доверился ей целиком.

Её пальцы обжигали меня. Её губы и язык, казалось оставляли на моем теле следы, похожие на след от паяльника.

Её рука спускалась по моему животу все ниже. Я закрыл глаза и крепко сжал сжал губы, чтобы не застонать. Но не сдержался.»

Эсер был в замешательстве. Он пытался понять, чья же рука, заставила его тогда несдержанно простонать? Ведь он хорошо помнил этот момент. Забыть такое было невозможно. Ответ напрашивался сам по себе. Рука была его собственная, в тандеме с неистовым воображением и мышечной памятью. Ему стало противно. Все было фальшью и вымыслом. Обычное самоудовлетворение, сидя за экраном компьютера. Как похотливый подросток, за просмотром порно. Он закурил и голова закружилась. Текста было не разобрать. Буквы, слова и строчки поплыли в его глазах как огромный и бесчисленный косяк рыбы, в прозрачно — чистой, не вскаломученой воде.

Зрение восстановилось, и писатель снова взялся за дело.

«Туман становился сильнее. Лили было все трудней совладать с терзающими сомнениями, и сохранить самообладание. Она с недоверием смотрела на покосившуюся избу в чаще глухого леса, откуда доносились детские голоса, пока не обратила внимание на мальчика, забившегося в корнях старого дерева.

— Луи? Ты чего здесь? Чего не пошёл с остальными? — спросила она, прежде чем вспомнила, что мальчик не говорит ни слова.

Она протянула к нему руку, но Луи продолжал отчужденно глазеть на неё.

— Вылезай. Не бойся. Он скоро вернётся. Но я не обижу тебя, — приговаривала улыбаясь малышу, — знаю, ты все время молчишь, но совсем скоро ты вернёшься к родителям.

— Не вернусь, — вдруг ответил ей обиженно Луи.

— Что? Ты разговариваешь?

— Я не немой. И язык ваш я знаю, — его произношение было не идеальным, но вполне понятным и различимым.

— Почему же ты молчал все это время?

— Я не хотел говорить с ним, — сердито произнес мальчик.

— С кем ты не хотел говорить? — выпытывала Лили.

— Твой друг. Он никогда не отпустит нас. Никого из нас. Он нас не отдаст.

— Почему ты так говоришь? — она слегка нахмурилась.

— Мы уже приезжали сюда. А потом я побежал и заблудился. Я хотел попасть домой. Но он нашёл меня. И забрал. Он и в этот раз заберёт меня. Нас всех, — у ребёнка накатывали слезы. Он был испуган и весь дрожал.

— Нет, этого не произойдёт я ему не позволю, — возразила Совински.

— Тогда он тебя убьет. Заберёт нас, и снова оденет это страшное платье.

— Какое платье Луи? Когда он вас привозил сюда?

— Давно привозил. Я не помню. Остальные думают, что это не он. Даже моя Кира. Но я знаю. Это он приходит к нам в зеленом платье, и с красными губами. А они думают что это их мама. Но это совсем не так. У него волосы не настоящие. Он не моя мама.

— Что? Какое платье? Какие волосы? — она совсем растерялась, хотя в глубине подсознания начинала улавливать смысл, в словах заплаканного Луи.

Но мальчик вдруг утих. Его взгляд был прикован к чему — то, прямо за её спиной. Лили хотела было обернуться, чтобы взглянуть на что он так пристально смотрит, но не успела. Сильный удар в голову, лишил её сознания.

— Так ты умеешь говорить? — послышался искаженный голос Валериана, — почему же ты скрывал это от мамочки, иди ко мне, — он стоял, склонившись над норой у дерева, в зеленом платье, чуть ниже колен. На голове у него был женский парик, а на губах, жирным слоем неумело нанесённая ярко — красная помада. В образ не вписывались лишь огромные мужские туфли, испачканные болотом, с прилипшей опавшей листвой и хвоей.

— Ты простудишься, ну ка немедленно вылезай оттуда. Луи, послушай мать. Я тебе плохого не пожелаю. Разве я хоть раз обидела тебя чем-то? — воспитывал его Валериан.

Луи отрицательно помахал головой, но оставался под деревом.

— Не заставляй меня ползать по земле, Луи. Хочешь чтобы я испачкала себе платье, которе подарил твой отец? Он очень огорчится твоим поведением.

Малыш неохотно покинул укрытие.

— А теперь отправляйся к своим братьям и сёстрам, и поиграй с ними. Пока я разберусь с этой тетушкой, которая хотела похитить вас у меня. Хотела отобрать у меня моих детей, — его голос становился все выше. Он притворялся женщиной, которая без труда и трёх пальцев на руке, взвалила на плечо Лили, и спокойно понесла её в дом.

Детвора внутри резвилась и шумела. Дощатый пол, скрипел ржавыми гвоздями, что торчали тут и там. Доски хрустели под ногами Валериана, на плечах у которого, бездыханно болталась напарница. Он усадил её в старый кривой стул. Затем связал её веревкой, крепко затянув запястья.

— Так дети, бегите играть на чердак. Нам с этой любопытной особой нужно серьёзно поговорить, — скомандовал Валериан. И дети послушно отправились вверх по трухлявой лестнице, — только осторожней там. Сильно не бегайте и не вздумайте прыгать. Потолок уже совсем старый, может обвалиться. И тогда мы с вами ещё не скоро выберемся на природу.

Дети слегка притихли. Они по — прежнему веселились, но делали это на два тона тише, и спокойней.

Совински очнулась с жуткой болью в затылке. Она чувствовала, как по её спине, под одеждой, что-то медленно проползло, щекоча и досаждая, словно гнусное насекомое. Это была её собственная кровь. Она струилась, медленно сгущаясь от самой раны на разбитой голове, аж до поясницы.

Внутри обветшалого дома было темно и грязно. Сквозь запылённые пожелтевшие окна, едва пробивался дневной свет.

Напарник все топтался с места на место, пока не заметил, что она очнулась.

— О, ты наконец пришла в себя? Я уж заждалась! — заговорил он своим новым голосом.

— Ты обманул меня. Сукин ты сын. Одурачил! — прищуриваясь от боли, обвиняла она.

— Мое имя Лора. Я мать этих детей. А ты хитрая змея. Это ты одурачила моего мужа. Пыталась обманом увести наших детей из под его носа. Я знаю. Я знаю что ты задумала. Вот только тебе это не удастся! Лгунья! — он глубоко вошёл в образ, и говорил крайне убедительно.

— Валериан, опомнись! Что на тебя нашло? Что ты делаешь? Мы ведь договаривались. У нас был план. Помнишь? Уговор? Я помогаю тебе.

— Я не знаю ни о каком уговоре. Об этом не может быть и речи. Возможно тебе удалось провести моего мужа, но меня не выйдет! Ты за все ответишь. Ты поплатишься за свою ложь! — парик на голове был приколот из рук вон плохо. Он ссовывался на бок, и ему постоянно приходилось его поправлять.

— Они все время были у тебя. Так? Ты сумасшедший! Ты убил свою бывшую жену потому, что она узнала. Так ведь. Она узнала и требовала вернуть детей обратно их семьям. А ты убил её. Ты настоящий психопат! Не она. А ты свихнулся на почве смерти вашей дочери.

— Я забочусь о нашей семье. Я никому не позволю разлучить нас и наших детей, — его разукрашенные губы плевались и фыркали, — кто ты такая? Откуда ты появилась? Работаешь с моим мужем?

— Я детектив. Если со мной что — то случиться, меня будут искать. Не только местные. Сюда приедут из столицы. Приедут профессионалы, которые вмиг выйдут на твой след, — угрожала она, чувствуя мокрое пятно крови, у себя под ягодицами. Она понимала, что скоро умрет, от потери крови, если не освободится, — почему же Лора не пошла в полицию? Хотя ясно почему. Ты же создал целую легенду о её невменяемости. Коллеги бы непременно встали на твою сторону. А если и решились бы ей поверить — все равно бы ничего не нашли, — она пыталась спровоцировать его. Спровоцировать на необдуманные действия и поступки, рискуя собственной жизнью.

— Лору никто не убивал. Это я. И я жива, как видишь, — не поддавался Валериан, — а ты значит из полиции. Муж мне о тебе рассказывал. Говорил, что ты поймала известного серийного маньяка. Только вот подробности дела засекреченны. Скажи, как тебе это удалось? И что за шрамы у тебя на шее? Мне он и о них тоже рассказывал. Мой муж мне доверяет, ничего от меня не скрывает. Ты ему сразу не понравилась. Но он считал тебя глупой. Это его единственная ошибка. Так как ты поймала того убийцу?

— Отпусти, и я расскажу тебе.

— Не выйдет. Ты хочешь бежать. Я вижу тебя насквозь. Ты можешь обмануть моего мужа но не меня. Нет. Я не отпущу тебя, — коварно приговаривал Валериан.

— Тогда ты ничего не услышишь. Я не пытаюсь тебя обмануть, просто истекаю кровью. Наверняка потеряю сознание раньше, чем смогу закончить свой рассказ, — Лили продолжала стоять на своём, — посмотри сама. Взгляни на мой затылок. Ты же сама разбила мне его.

Валериан подошёл к ней сзади. Лили покорно нагнула голову, чтоб он смог разглядеть рану в темноте.

— Да, я немного перестаралась. Но не беда, сейчас я все исправлю, — он достал ржавую аптечку из насквозь прогнившего шкафа и снова подошёл к ней сзади, — кровотечение остановить не так сложно. Я умею это делать. Ведь мой муж полицейский, а у меня четверо детей. Они так часто калечат себя и друг друга.

Лили не видела, что он там делает. У неё за спиной. Но через мгновение кровоподтёк, прекратился.

— Ну так что, теперь расскажешь мне о своём самом громком деле? — спросил Валериан, когда закончил возиться с её травмой.

— А потом ты убьёшься меня, — без вопросительной интонации произнесла Лилия.

— Я ещё не решила, как поступить. Может убью, — он взглянул на пистолет, что оставил на столе у окна, — а может просто оставлю здесь.

— Но в любом случае — мне не жить, — предрекала исход ситуации Лили. Валериан промолчал. Это наверняка означало, что она права. Точно означало.

— Если выживешь, через неделю навещу тебя. Обещаю.

— Неделю. Я не протяну и двух суток. Если не умру от жажды, то сюда наверняка забредёт какой — нибудь зверь, учуяв мой запах.

— Тогда прийдется избавить тебя от сучений прямо сейчас.

— Душитель. Так его прозвали газетчики… За год он убил больше семнадцати человек. И это только те, о ком он признался. Наверняка их было больше. Вдвое больше, — начала свой рассказ Совински, — зима тогда выдалась очень холодной. В том году, она унесла гораздо больше жизней чем тот, кого мы искали, — её лицо сильно омрачнело, будучи в такой жуткой ситуации как сейчас, воспоминания о том времени, были для неё много страшнее и нежелательными. Она заперла их в такой глубокой темнице своего разума, куда боялась спускаться долгое время. Но сейчас, ей пришлось окунуться в те мрачные события с головой, сколько бы она этого не избегала, — жертвы его все были женского пола. Разного возраста. Я была стажером. Недавно закончила академию.

— Продолжай, — велел ей Валериан, взгромоздившись на стул, поставленный напротив неё. Ножки едва выдерживали его непомерный вес. Казалось, в женском наряде, он выглядел ещё больше.

— Мой бывший напарник, подобрался к ублюдку слишком близко. Он нашёл связь. Все жертвы были клиентами одного и того же маникюрного салона. Позже выяснилось, что это была частная лавка. Женщина принимала их у себя на дому. Мы сразу же получили ордер и отправились к ней. Но она не имела к серийным убийствам никакого отношения.

— Это был её муж? Сын? Отец? Кто же?

— Это был её жилец. Он снимал комнату у маникюрщицы, и там выбирал будущих жертв. Она скрыла этот факт, уклоняясь от налогов, которыми облагалась сдача жилья в аренду. Потом она сильно плакала. Говорила, что и подумать на него не могла, — Лили прервала свой рассказ.

— Но как же вы все таки на него вышли?

— Прошло несколько недель. Месяц. Он затаился. Очевидно после обыска понял, что нам удалось установить связь.

— Он съехал?

— Нет. Я записалась в этот салон, и стала ходить туда постоянно. Под видом обычной домохозяйки. Прошёл ещё месяц. Мы нашли новый труп. Думали уже бросить затею с салоном и искать новую версию. Я помню эту ночь как сейчас. Мороз был невыносимым. Я не чувствовала своих пальцев. Другое чувство преследовало меня в тот день. Всюду шло по пятам. Потом я поняла, что это была не только внутренняя тревога. Это был он. Следил за мной целый день. Подобно тому, как хищник выслеживает добычу. Затаился и ждал. Ждал удобного момента, чтобы напасть, — она побледнела. Губы её задрожали, а из глаз непроизвольно покатилась слеза, — когда я очнулась, у меня жутко болел живот. Невыносимо болел. Так, будто начались месячные, но только в три раза хуже. Вы как женщина наверняка можете меня понять, — она нарочно сказала об этом, ожидая его реакцию.

— И почему же он болел? — слегка раздраженно ответил Валериан, — он избил вас?

— Нет. Отнюдь. Этот садист давал мне неизвестный препарат. Он вызывал спазмы и сильную боль. Он давал его всем своим жертвам. А потом наблюдал за их мучениями. Но это было только начало. Я провела у него в плену три недели. Но и об этом мне стало известно лишь потом. Там я потеряла всякий счёт времени. Его ориентир исчез. Не было ни дней. Ни часов. Ни недель. Были лишь постоянные муки и страдания. Но он не давал мне умереть. Он нашёл мои документы. Узнав, что я сотрудник полиции, он решил поразвлечься со мной больше других.

— Что же он делал с тобой бедняжка? — в его голосе слышалось как сострадание, так и некая доля насмешки.

— Все во что я верила до того дня, все что знала или могла ещё узнать, все это потеряло всякий смысл. Я просто ждала. Голая и измученная, я каждый день ждала смерти. Подонок подвешивал меня за руки к потолку без одежды. У него был специальный прибор. Позже его в полиции назвали «галстуком смерти». Это был тонкий металический трос. На нем была установлена петля со специальным механизмом. Он надевал её на шею своим жертвам. Механизм приводился в действие и петля сужалась до тех пор, пока не сдавливала шею ровно настолько, чтобы жертва теряла сознание. Он настраивал её под каждого индивидуально. А затем наблюдал. Каждый день он наблюдал как я задыхалась, судорожно извиваясь на цепи. Потом очередной обморок. И я вновь приходила в себя. Он не позволял мне умереть, реанимируют раз за разом. А я отчаянно молилась, в надежде что в следующий раз, механизм наконец даст сбой и затянет петлю потуже.

— Ах вот откуда эти ужасные шрамы у тебя на шее. Какой негодяй! — сарказм и ирония все же прослеживались в его тоне. А может так казалось из — за более высокого голоса, которым он теперь пытался говорить, — и какие тебе удалось выбраться оттуда?

— Мои молитвы сработали. Не совсем так, как я ожидала, но подействовало. На двадцать первый день, механизм все таки сломался. Рана на шее постоянно болела и кровоточила. Каждое удушение давалось для меня все тяжелей. Болезненные ощущения начинались как только холодная петля касалась моей кожи. Но в тот раз «галстук» заклинило. Я поняла что механизм остановился намного раньше положенного. Но я не подала виду. А он стоял и продолжал смотреть, глазами полными восторга и возбуждения. Тогда я решила не разочаровывать его, и сыграть небольшой спектакль. Я сделала все точно так как он того ждал. Я притворялась, задыхаясь в конвульсиях и судорогах, и в завершение, изобразила потерю сознания, — Лили остановилась, словно переходя к новому этапу, — он снял меня и положил на пол. Отстегнув, свой зловещий прибор, он стал делать мне непрямое искусственное дыхание. Он купился. Было омерзительно и противно, но я упорно продолжала притворяться мертвой, когда его губы касались моих. Он занервничал, собрался делать мне укол адреналина. Когда я осталась вне поля его зрения, то начала действовать. Руки мои были связанны, но это не мешало мне схватить огромный крюк, на котором я висела. Я беззвучно подкралась к ублюдку сзади, пока он набирал шприц. Удар пришелся ему точно в голову. Тяжелый крюк сбил его с ног. Он был ещё живой. Тихо стонал, лёжа на полу. Я могла бы не делать того, что сделала. Могла бы арестовать его. Но мне затмило разум. Я ударила его ещё раз. И ещё. Я била его сколько хватило сил, моего ослабленного организма. Но этого оказалось более чем достаточно. Когда я остановилась, больше не в силах поднять руки, все вокруг было залито его кровью. От его головы ничего не осталось, она разлетелась по всей этой чертовой камере пыток. Я успела позвонить, прежде чем меня стошнило, но сказать я ничего не успела, кроме своего имени. Очередной обморок застиг меня врасплох.

— Ты хладнокровно убила его.

— Убила. И сделала бы это снова. Потом я очнулась в больнице. А когда выписалась — меня повысили в звании.

— Почему мой муж ничего об этом не знал? — в его голосе, прозвучало некое возмущение и ненависть.

— Этого нет в моем досье. А подробностей он не спрашивал.

— Ну в этот раз твои фокусы не пройдут. Тебе не удастся меня перехитрить. Ты уже покойница. Я создавала эту семью. Мы с мужем вложили в неё все. В этих детей. А ты хочешь все разрушить. Но я тебе не позволю! — он снова поправил парик, и сделал несколько шагов к связанной напарнице. В его руке блеснуло лезвие опасной бритвы.

— Не трогай её! — вдруг остановил его детский голос.

Валериан обернулся. Зажмурив глаза, на него направил пистолет маленький Луи. Тяжелое оружие едва умещалось в его ладошки. Он держал его обеими дрожащими руками, но сил все равно не хватало и он постепенно опускал их.

— Ты направил пистолет на родную мать? — возмутился Валериан.

— Ты мне не мать! — он с трудом нажал на курок, но выстрела не последовало. Сработал предохранитель, и Луи обронил пистолет.

— Ну погоди негодник! Вот я расскажу все твоему отцу. Будешь наказан как следует! — Валериан поднял пистолет и схватил мальчика за руку, — пойдем со мной, я закрою тебя в чулане, а дома мы с тобой разберёмся.

— Оставь ребёнка в покое, психопат! — кричала им вслед Совински, — если с его головы хоть один волос упадёт!

— Будешь учить меня как воспитывать моих детей? Мразь! Помалкивай, я с тобой ещё не закончила, — после этих слов, он исчез вместе с малышом в подвале заброшенного дома.

Лили отчаянно пыталась освободиться. Она изо всех сил выворачивала кисти рук, но узел был слишком крепким и надежным. Непомерно занятая попытками освободиться, детектив даже не заметила девочку, что стеснительно и неуверенно тихо подошла к ней. Это была Кира.

— Кира? Солнышко, ты не могла бы мне помочь? — обрадовалась Лили.

— Он попросил меня это сделать, — растерянно ответил ребёнок.

— Кто попросил? Что сделать?

— Луи. Он попросил меня развязать вас, пока он будет отвлекать маму, — боязно прошептала Кира.

— Какой молодец. Ну же скорее отвяжи меня, — билась в панике Совински, но девочка не спешила ей помогать.

— Если я развяжу вас, вы же не причините вреда моей маме?

— Эта женщина не твоя мама. Я отведу тебя к настоящей матери. Только поскорее.

— Но я не хочу к настоящей. Мне здесь нравится.

— Хорошо, — соврала Лилия, — я не стану обижать твою маму. Это просто такая игра.

— Очень туго, — расстроено жаловалась Кира, пытаясь развязать узел, — я не могу.

— Постарайся солнышко. Прошу тебя. Ещё немного, — она чувствовала как омут слабеет, и через секунду, сумела наконец вырваться.»

 

Глава 8

Эсер на минуту остановился. Он прислушался, не проснулась ли его жена. Ей точно не понравиться то чем он занимался в этот момент. Поэтому он спешил закончить побыстрее.

«Она была безоружна. В то время как её из ума выживший напарник, разгуливал по дому, полному детей, с заряженным пистолетом и заточенной острой бритвой. Лили замешкалась. Закопошилась. Ей нужно было придумать, как увести отсюда детей. Но вдруг, она услышала как Валериан поднимается дряхлыми ступеньками под полом. Оставались считанные секунды. Она осмотрелась. Вокруг не было никаких предметов для самообороны. Ни тебе даже ржавого топора или затупившегося охотничьего ножа.

— Послушай меня, Кира, — шептала она девочке, поглаживая её пухлые, запачканные щеки, — это такая игра. Сейчас тебе нужно пойти наверх, к остальным, и спрятаться там. Ты главная. Они все должны слушаться тебя. Хорошо?

— Хорошо, — послушно ответила малышка.

— Ну все беги. И ни звука, — Совински уселась обратно на стул. Веревку она спрятала в карман пиджака, а из щели в полу между досок, выковыряла осколок кости какого — то животного и крепко сжала его потной ладонью.

— Ну что? — спросил Валериан, выбравшись из подвала, — ты готова умереть?

— Где Луи? Что ты с ним сделал, сволочь? — она держала руки за спиной, будто связанные.

— Он наказан. Будет знать как направлять оружие на родную мать. Посидит немного в чулане и подумает. А скоро приедет Валериан. Он то его научит. Как с матерью обращаться, — он снова положил пистолет на разделочный стол для дичи. Лили только теперь поняла, цель его истинного предназначения, увидев засохшие на нем пятна крови. Отсюда и кости на полу.

Напарник подошёл к ней впритык. Помада размазалась по его подбородку и левой щеке. Глаза его горели ненавистью. Дрожали скулы.

Он схватил Лилию за волосы и сильно потянул вперёд, так, что она еле удержалась на стуле, будучи отвязанной от него. Он только было собрался выдвинуть лезвие бритвы, как она со всего маху воткнула кусок кости, размером с чайную ложку, прямо ему в левую щеку. Он вонзился по самый хрящ. Валериан оторопел. Этого мгновения ей хватило, чтоб добраться до пистолета.

— Брось, гнида, — скомандовала она, прицелившись ему в голову, — брось лезвие.

Он пошатнулся. Подошёл к ней ближе на несколько шагов и остановился. Из его рта, обильно хлынула кровь. Кровь потекла к шее, заливая зеленое платье до самого пола, капала ему под ноги.

— Ещё один шаг и я выстрелю, — её палец на спусковом крючке был напряжен и крепко зафиксирован. Она сразу сняла оружие с предохранителя.

— Ах ты туарь, — неразборчиво пробормотал Валериан. Говорить ему мешала чужеродная костная ткань, глубоко торчавшая внутри его ротовой полости, — ты что натуорила?

Громкий выстрел. Лили немного опустила руку, чтобы произвести предупредительный огонь и остановить злоумышленника. Пуля угодила ему точно в грудь. Он упал, и стал бормотать несвязные оскорбления в её адрес, захлебываясь собственной кровью и цепляясь языком за инородную кость.

Когда Лили наконец поняла, что произошло, то обнаружила отсутствие обоймы, в пистолете из которого выстрелила. Её же табельное оружие, наверняка осталось в машине.

— Ука! Туарь онючая! — орал во все горло раненный Валериан, — я до тебя ещё оберусь!

Теперь Совински жалела, что не выстрелила сразу в голову. Но спуская курок, она и не подозревала, что у неё есть лишь один патрон. Со страху вес пистолета было не определить. Ну а теперь, было уже поздно.

Бросив напарника истекать кровью, она рванула на помощь своему спасителю.

— Луи? Ты где Луи? — она спускалась на ощупь, — Луи! Ты здесь?

В подвале было темно — темно и пахло очень скверно. Фонарика у неё не оказалось. Пришлось воспользоваться дежурной бензиновой зажигалкой, которую она носила с собой, на всякий случай. А случай представился, как раз из ряду вон.

Весь пол был устлан останками дохлых животных. Их кости, рога и скелеты были повсюду. Это была просто яма, куда охотники сбрасывали обглоданные туши своей добычи.

Она заметила как что — то пошевелилось в дальнем углу. Это был Луи. Его рот был заклеен, а глаза красные от слез.

— Не смотри, малыш, — она освободила его и взяла за руку, — лучше зажмурься. Я тебя выведу.

— Извини, что я не смог, — всхлипывая и хныча произнес он.

— Что? Ты о чем это?

— Извини, что не выстрелил.

— Ты чего это, Луи? Ты мне здорово помог. Ты умница. Если бы не ты, не знаю, что со мной было бы. Я жива только благодаря тебе, и твоему плану, — она взяла его на руки.

— Ты убила его?

— Не уверена, — ответила она досадно, — ну а теперь, давай отсюда выбираться.

Внутри никого не было. Толстый, кровавый след вёл к самой двери. Она была открыта. «Значит он все ещё жив. Мало того, ещё и способен передвигаться. Наверняка он направился к машине за моим пистолетом» — в уме рассуждала детектив.

— А Кира? С ней все в порядке? — спросил Луи вытирая слезы, — он её не обидел? Только с этими словами Совински вспомнила, что в доме есть ещё дети.

Они осторожно поднялись на чердак. Кира и остальные, со страху забились в угол, под самую крышу.

— Нам нужно уходить, — обратилась детектив к Луи, — собирай остальных, он скоро вернётся.

Она разбрасывала ящики, засохшие шкуры животных и прочий хлам. Лили искала средство самозащиты. Ей нужно было раздобыть оружие. У неё не было ни рации ни телефона. А добраться до машины живой, шансы, у неё были ничтожно малы. Передвигаться по аварийной крыше, приходилось крайне осторожно. Ведь в любой момент она могла просто обрушиться.

— Лучше все равно ничего не придумать, — сказала она наткнувшись на длинные оленьи рога.

Вдруг, Кира показала куда — то своим маленьким пальчиком. Лили обернулась. Здесь на стене, у маленького разбитого окошка, висел огромный капкан. Он был и впрямь устрашающе — здоровенным. Лили попыталась осторожно снять его. Но он оказался слишком тяжёлым. К тому же механизм был взведён, и делать это нужно было очень бережно. В противном случае, она могла бы легко лишиться руки, или даже головы, если бы угодила ней в его пасть. С другой стороны, все старания могли оказаться напрасными, если он за много лет заржавел здесь настолько, что уже не сработает. Но проверять его функциональность, ей не очень хотелось. Ведь даже если она умудрится уцелеть, ей больше никогда не взвести его в одиночку.

Она вся вспотела, устанавливая капкан под окном. Дверь, засов которой, держался на одному честном слове, пришлось подпереть перегнившим столом, поверх которого она набросала все, что нашла в доме.

Теперь, вооружившись оленьими рогами, оставалось только ждать.

— Вот, возьми, — Луи протянул ей заряжённую обойму, — я вынул её, потому, что не мог поднять пистолет. Я видел, как это делают в кино.

— Да ты просто золото! И что бы я без тебя делала?! Напомни мне представить тебя к награде, когда выберемся, — она взъерошила его волосы, — ты молодец. Лили со щелчком вставила обойму. Вместе с этим прозвучал и другой щелчок. Щелчок засова.

— Тшшш, — прошептала она приставив палец к губам. Она выглянула в маленькое окошко. Вход был под небольшим навесом. Поэтому, ей не было видно, что происходит под самой дверью.

А между тем, Валериан настойчиво пытался попасть в дом. Преграда на его пути, в виде горы мусора, зашаталась и с грохотом обрушилась. Но он был тяжело ранен, и стол ему было не сдвинуть с места. И снова воцарилась тишина. Лишь отдаленное пенье птиц, изредка нарушало её, доносившись сквозь маленькое окошко на чердаке.

Звон разбитого стекла, вызвал невольную дрожь у маленьких участников жутких событий. Лили же напротив, осталась непоколебимой. Она ждала этого звука и была к нему полностью готовой. За этим, должен был последовать следующий. Ей не терпелось услышать дикий вопль.

— А-а-а-а! — капкан захлопнулся.

Совински сделала несколько шагов по ступенькам вниз. Она увидела его. Но он выстрелил первым.

Свинец прошёл сквозь её голень, как раскалённый уголёк, сквозь тонкий лист бумаги. Она выстрелила в ответ, но от неожиданности промахнулась и быстро заняла своё укрытие.

Он ещё долго и громко кричал от боли. Но постепенно крики становились все тише. Она успела заметить, что платья на нем больше не было. Как и парика.

— Да, — он вступил в диалог первым, — я ведь изначально тебя недооценивал. Думал ты столичная пройдоха, — он взял паузу, говорить ему было непросто, хотя на слух определялось, что кость из щеки он успел извлечь, — думал ты ни способна ни на что. А теперь вот, лежу в луже собственной крови, с перебитой пополам ногой, и мясом наружу, расплачиваясь за свою недальновидность. Дети в порядке?

— С ними все хорошо. Не беспокойся. Самое худшее у них позади, — ответила Совински осматривая свою рану.

— Я ведь и правда хотел создать семью. Может я и рехнулся, но их никогда не обижал. Поверь.

— Расскажешь это полиции, — она сцепив зубы, перевязывала сквозную рану.

— До приезда полиции мне не дожить. Мы оба об этом знаем. Я потерял слишком много крови. Да и сейчас с меня хлыщет порядочно, — он дышал все тяжелее.

— Ты сам затеял эту кашу. И карнавал, с переодеванием.

— Но у них ведь должна была быть мать. Разве ты не понимаешь?

— У них она была. У каждого из них. Пока ты не их не похитил. Здоровенный верзила. Как я сразу не догадалась. В этом захолустье ведь больше никто под это описание не подходит лучше тебя. И в дом Луи ты пробрался без проблем.

— Да. Его мать. Она сразу меня вычислила. Она догадывалась, чувствовала, только вот объяснить никак не могла.

— Я думала первой узнала твоя жена?

— Нет. Она ничего не знала.

— За что же ты убил её?

— Я насильно удерживал её. Против её воли. Хотел, чтобы она заботилась о наших детях. Хотел вернуть ей семью, которую мы потеряли. А в тот вечер ей удалось сбежать. Это произошло перед самым моим возвращением домой. Она увидела мою машину и спряталась в той церквушке. Только вот она боялась темноты. Так я заметил свет. А все, что случилось дальше — трагическая случайность, — он тяжело закашлялся, — поздравляю.

— С чем?

— Ты поймала ещё одного маньяка. Твоя репутация растёт. Только вот не получиться у тебя громкого раскрытия с задержанием, — клокочущим голосом убеждал он Лили.

— Ты считаешь?

— Ты и сама об этом думала. Ведь тебе снова придётся убить. По другому, вам отсюда живыми не выйти.

Лили промолчала. Она посмотрела на испуганных детей, что прижались друг к другу как можно крепче. У всех, кроме Луи, были закрыты глаза. Но этого одного взгляда, ей хватило, чтобы осознать всю ответственность. Он надеялся на неё. Верил ей. И она не могла их подвести.

Под ними раздавалось тяжелое, хриплое дыхание. Он был ещё жив.

Окошко было слишком маленьким. Лили понимала, что ей сквозь него не выбраться. Но дети. Их жизнями рисковать нельзя. Нужно было их срочно эвакуировать.

— Луи, — позвала она, связывая найденную веревку, — ты должен мне помочь, малыш. Сейчас ты, тихо и осторожно спустишься вниз. Затем, я спущу тебе остальных. Ты должен собрать их и отвести к тому дереву, под которым прятался. Помнишь?

— Помню, — ответил Луи.

— Ты должен быть смелым и храбрым. И защищать остальных. Самое главное, далеко в лес не убегать. Просто отведи их к дереву.

— А ты? Ты не пойдёшь с нами?

— Я догоню. Я должна остаться ся здесь, чтобы он ничего не заподозрил. Но это не надолго. Как только вы будете в безопасности, я сразу прийду за вами. Главное ничего не бойся, — все твердила она мальчику. Он лишь молча кивал ей в ответ.

Обвязывая детей веревкой, Совински по очереди спустила всех вниз. Луи послушно ждал пока Кира, которая была последней, не окажется на земле. Детектив нарочно оставила её напоследок. Так Луи бы непременно дождался всех до единого. Она не сомневалась в нем и знала, что он и без того ответственно выполнит её поручение, но хотела лишний раз перестраховаться.

Луи не подвёл. Он все сделал в точности так, как она и просила. Теперь дело было за ней. Хрип и стоны, прекратились. Возможно Валериан уже отдал богу душу. Ну или по крайней мере, утратил сознание.

Совински взяла задубевшую медвежью шкуру, и осторожно спустила её в чердачный проем. Громкий выстрел из охотничьего ружья, изрешетил шкуру как древний пергамент. Одна из множества, мелкой картечи, угодила ей в руку, между большим и указательным пальцами. Она еще не успела понять, откуда у него появилось ружье, как прогремел второй выстрел. Она вовремя откатилась в сторону, но поймала ещё одно неглубокое ранение. Дробь, со щепками пробившая настил, застряла у неё между рёбер, что было весьма не приятно и больно.

Воспользовавшись интуицией, рассчитав пространственное положение стрелявшего, она выпустила половину обоймы в пол, сквозь который с треском и грохотом, тут же провалилась.

Он ещё дышал, когда она смогла подняться и подойти, пуская кровь сквозь плохо вытертые от помады губы. Лужа крови под ним, была размером с теннисный стол, а в его руке все ещё был пистолет. Когда он попытался поднять его, скорее не для того чтобы убить, а для того, чтобы спровоцировать её, Лили выстрелила ему прямо в челюсть. В обойме оставалось три патрона, и она разрядила их в голову уже мертвого напарника.

Все закончилось довольно странно. Прибывшая бригада, взяла Лили под арест. Оказалось их вызвал сам Валериан, когда возвращался к машине. Он сообщил, что вышел на след похитителя, но тот оказался в тайном сговоре с его напарницей. Они собирались продать детей на органы. Похитителю удалось сбежать, а напарница открыла по нему огонь и тяжело ранила. Он просил подкрепления.

Она пробыла под следствием целых два месяца, пока все улики, доказательства и материалы дела не были рассмотрены и тщательно изучены. После чего её выпустили и полностью оправдали. А впоследствии, даже представили к награде.

Все дети выжили и остались целы, однако дали неоднозначные показания. Только один Луи рассказал всю правду, чем существенно помог детективу Совински. Благодаря его показаниям, и был вынесен оправдательный приговор. После суда он ещё долго молчал, посещая сеансы психотерапевта, пока снова не смог говорить. Он вернулся во Францию, откуда Лили каждый год получала рождественские открытки с надписью: «моей спасительнице, спасибо за новую жизнь».

Прошло много лет, Лили состарилась и ушла из полиции, но открытки продолжали приходить. Она так и не смогла обрести семью. Слишком много демонов терзали её душу. Единственный, кто был ей близок, находился за сотни километров, и писал лишь раз в году. Она столько раз хотела позвонить. Услышать его. Как он повзрослел и изменился. Но так и не решилась. Раздобыв номер, она каждый раз бросала трубку набирая его. Он тоже не разу ни позвонил. Боялся. Думал, что услышав её, сразу вспомнит все то, что так долго пытался забыть. Но он не забывал о ней никогда, и в канун каждого нового года, он отправлялся на почту.

На своё семьдесят первое рождество, она так и не дождалась новой посылки, не дожив лишь два дня. Она знала — это будет последняя. Знала, что не протянет ещё год, и слалась бы ещё раньше, но для неё это было очень важно. В последний раз прочесть заученную фразу. Лили боролась изо всех сил.

Луи прилетел на её похорон, как только узнал, но немного опоздал. Высокий, возмужавший он, стоял у надгробья той, кому был обязан жизнью, в чёрных, затемнённых очках, под которыми прокатилась слеза.

В руках он держал пышный букет цветов, и открытку. Ту самую. Которую она так сильно ждала.»

Поставив точку, Эсер почему — то не ощутил желаемого облегчение. Не было и радости, гордости или недовольства. Все, что он почувствовал — это опустошение. Эта книга была для него не просто очередным детективом или второразрядной писаниной. Он что — то оставил в ней. Какая — то частичка его самого просто исчезла на этих страницах. И вернуть утраченное было уже невозможно.

Он тяжело вздохнул и поднялся. Затем с облегчением отправил рукопись в издательство по почте и устало покинул кабинет.

Проходя мимо комнаты давно погибшей дочери, он вдруг схватился за грудь. Внутри очень сильно защемило. Писатель заново переживал её смерть, и это было непросто. Ему неожиданно захотелось обнять жену. Найти в её объятьях покой и утешение.

— Анна! — отчаянно выкрикнул он, не обнаружив её в комнате, — Анна! — обессиленно метался по квартире.

«Ушла» — подумал он, неуклюже обуваясь, — «увидела меня за компьютером и ушла».

Эсер немощно миновал бесконечные пролеты, напрочь позабыв про лифт. Он несколько раз упал и сильно ударился спиной о ступени, но это его нисколь не остановило. Повстречавшаяся на лестнице девушка, шарахнулась от него в сторону. Позже он понял, что это была та самая соседка, которая прогнала его из своей квартиры. Он подумал, что она узнала его, и поэтому испугалась. Но тут же вспомнил, как читал отрывок об этом в своём дневнике. Вымышленной автобиографии. Значит он никогда не был в её квартире, а испугалась она, его внешнего вида. И это было не удивительно, ведь он выглядел так, точно восстал из мертвых. Им было впору пугать детей в комнате страха. Похожий на отощавшие мощи мумии, он едва ли передвигался ступеньками.

— Моя жена, — запыхавшись выпалил он, домоправительнице, страдающей сильным ожирением, — она давно ушла?

— Что? — переспросила та, пережёвывая вязкую конфету, что липла к её зубам.

— Моя жена. Анна. Когда она ушла? — повторил он вопрос погромче.

— Вы. Вы пугаете меня, — заявила она.

— Мне не до этого сейчас. Вы можете ответить на мой вопрос?

— Эсер, но вас ведь нет жены.

— Что? Это вас не касается. Да мы не живем вместе почти два года, но это не ваше дело! Просто скажите кода она ушла? Разве это так сложно? Это все что вам приходится делать. Весь день следить за тем кто входит и выходит. Но вы и с этим не справляетесь! Жир уже затмил вам глаза?

— Да как вы смеете?! Снова напились до чертиков! Так не за чем оскорблять окружающих. Сами то на кого похожи! Страшно смотреть на вас. Совсем из ума выжили! — завопила толстуха.

Эсер не стал дослушивать её истерику, и отправился прямиком на улицу, выскочив на проезжую часть. Свет фар и визг тормозов. Он зажмурился и упал.

— Придурок, — раздалось из опущенного окна проезжавшего автомобиля, — да он не в себе. Поехали отсюда.

— О господи! Что с вами? — отскочил от него прохожий, который решил помочь, как только рассмотрел его лицо поближе.

Он встал, опершись на фонарный столб, яркие лучи которого, предательски явили его окружающим. Он видел их взгляды, полные презрения и отвращения. Их реакция, застала его врасплох. Типичное отчуждение. Одни отворачивались. Другие тыкали пальцами. Третьи, корчили мерзкие гримасы и насмехались. Ему стало так стыдно, как не было ещё ни разу в жизни. Он был уродом. И не удивительно, что вёл затворнический образ жизни.

Вбежав в подъезд, он подпер собою дверь, переводя дух. Ещё никогда он не испытывал подобного. Это была беспомощность.

Толстуха сердито вытаращилась на него, выколупывая между зубов остатки липкой конфеты.

Вдруг, со скрипом открылся лифт. Влюблённая парочка, что вышла оттуда подозрительно посмотрели на мужчину, что отворачиваясь, прятался в тени мрачного подъезда. Он прошмыгнул в элеватор, прежде, чем двери сомкнулись.

Когда он вернулся домой, громко звонил телефон.

— Анна? — схватил трубку он, быстро, как только мог.

— Да это я. А как ты узнал? — удивился голос на другом конце провода.

— Когда ты ушла? Почему ничего не сказала? — с облегчением выдохнул он.

— Откуда ушла?

— Из квартиры. Из нашей квартиры.

— Постой Эсер, это Анна, твой агент. Я получила экземпляр твоей книги, поэтому и звоню.

— Агент? Какой агент?

— Что с тобой? Ты в порядке? Я сейчас приеду к тебе. Как раз обсудим некоторые детали. Я должна тебя предупредить… пи — пи — пи.

Гудки прервались. Эсер повесил трубку не дослушав до конца. Из зеркала на него смотрел страшный монстр. Кто же он? Неужели таким он был всегда? Прогрессирующая анорексия, приобретённая впоследствии работы над книгой, превратила его в это чудовище? Или же это был врожденный дефект? Так или иначе, он не мог смотреть на своё отражение. Возможно поэтому в доме было только одно зеркало, да и то, спрятанное в самый темный угол комнаты. По той же причине, он наверняка избегал солнца и других видимых источников света. Поэтому он спал днём.

Он потрогал своё мерзкое лицо, и невольно оскалился. Ему было противно, точно так же, как тем прохожим. Он был противен сам себе. Густая борода, скрывала неестественно впавшие щеки, и отсутствие подбородка. Теперь же он увидел своё истинное лицо. И уже начинал об этом жалеть.

Он вспомнил о жене и погибшей дочери, когда раздался продолжительный и настойчивый звонок в дверь.

— Здравствуй, — женщина в длинном пальто и белоснежном платке вошла без приглашения, — как ты? Наконец то что — то написал. В издательстве уже хотели ставить на тебе крест. Но я знала, что ты ещё не сдался. В машине я немного прочла, пока вникнуть не успела, но по — моему написанно неплохо. Я всегда знала, что ты талант, — она сняла платок, и темные очки. Это была Анна. Её речь, сразу его насторожила.

— Анна, ты куда пропала? Я уже начал тебя искать. Я не знаю что со мной. Наверное мне нужно в больницу.

— В больницу? Ты же боишься их как огня. Что случилось? — она казалась ему чужой. Будто изменилась за время своего короткого отсутствия.

— Посмотри на меня. Я же как худой как червь, только они посимпатичней. Я уродлив!

— Ну не стоит утрировать, — успокаивала она.

— Утрировать? Да я преуменьшаю! — оскорбился он.

— Но ты всегда таким был. С каких это пор тебя перестало это устраивать?

— Устраивать? Меня? Как это вообще может устраивать? Как ты смогла полюбить меня таким?

— Полюбить? О! Не стоит забываться, Эсер. Я конечно люблю тебя как автора, но не более того, — насмешливо произнесла она.

— Как автора? Но ты ведь моя жена! — выкрикнул он.

— По моему, ты сильно забываешься, — возразила она.

— Ладно пускай бывшая. Пускай, ты бросила меня два года назад! — продолжал настаивать он.

— Я твой агент! — перебила она твёрдо, — и только. Мы никогда не были женаты. Снова навыдумывал?

— А как же Алиса? Наша дочь. Что навыдумывал?

— Ещё и дочь. Наверное пора звонить доктору Ле Грэйди, — она прошла вперёд коридором.

— Ле Грэйди? Он разве настоящий? — он шёл за ней на кухню.

— Послушай Эсер, присядь, — пригласила она, — ты болен. Как физически, так и морально. У тебя никогда не было детей, сомневаюсь, что ты вообще можешь их иметь. Ты ни разу не был женат. Я бы об этом знала. Тем более на мне. Что касается, твоего…

— Уродства, — продолжил он когда она запнулась.

— Называй как хочешь. Ты родился таким. С этим ничего нельзя сделать. Но ты всегда пытался. Ты хорошо фантазировал. Всегда. Поэтому и произведения твои так хороши. Ты вырос в детском доме, родители тебя бросили, очевидно из — за патологии, но ты не желал с этим мириться. Ты создал себе семью. Ты написал о ней. Тогда ты впервые и попал к доктору Ле Грэйди. Он выявил твой талант, так ты и стал знаменитым писателем. Но у тебя по — прежнему никого не было. Ни друзей. Ни семьи. Ты прожил здесь всю свою жизнь. На людях ты появлялся нечасто, да и то — облачаясь в панцирную оболочку… Ты затворник, Эсер. Но зато успешный писатель. В последний раз, доктор Грэйди лечил твой недуг два года назад. Ему с трудом удалось развеять твои фантазии о том, что ты живёшь с матерью и старшей сестрой.

— Я хочу, чтоб ты ушла. Мне нужно побыть одному.

— Может ты поедешь со мной. Я отвезу тебя к нему, — трепетно спросила Анна.

— Просто уйди. Оставь меня, — огорчённо и болезненно ответил ей Эсер.

— Но ты же обратишься к нему за помощью?

— Убирайся! — свирепо взревел он, — прости, но тебе действительно лучше уйти, — извинился, взяв себя в руки.

— Хорошо. Хорошо, я ухожу. Только хотела тебе сказать, что издательство сократило твой гонорар. Ты слишком долго работал над этой книгой. Ты нарушил все сроки.

Он промолчал. Казалось, что он больше не слушает её. Или просто не слышит. Она простояла ещё несколько минут у порога, так и не решившись что — нибудь сказать на прощание.

Безмолвный шум в голове. Паскудный привкус обиды и горечи не покидал его, пока он не закурил. Все оказалось тленом. Жалким самообманом.

Он вернулся в кабинет. В мусорном баке, среди окурков и бумаг, Эсер достал бутылку. На самом дне оставалось несколько глотков водки. Этого было недостаточно, чтобы выброситься из окна, но почти хватило, чтобы смыть противный осадок.

Он попытался представить хоть одного человека во всем проклятом мире, который был более одинок чем он сам. И пришёл у выводу, что таких не существует. Ещё сигарета. Ещё и ещё. Одна за другой, пока пачка не опустела ровно на половину.

Он посмотрел в открытое окно. Там было холодно и кажется пролетал небольшой снег. Он подумал о сове. Лили. Как она там? Не замёрзла ли? Почему не прилетает? «Ах да, мне же нужно сначала открыть компьютер. Только тогда она сможет появиться», — досадно подумал он, и тут же вспомнил. Стал одержимо копаться в бумагах и книгах на столе, швыряя их на пол.

— Где же оно? Я ведь точно сохранил его. Куда же я его подевал, — бубнил себе под нос, словно одержимый.

На столе осталась лишь одна книга, автором которой, он был сам. «По собственному следу», было незатейливо написано на монотонной обложке.

— Вот же оно. Настоящее. Она была здесь. Точно была, — вдохновенно произнес он, держа в руке серое оперение, спрятанное среди страниц своего произведения.

Странно, но он вдруг воспрял. В глазах появилась надежда, а в голове ясность. Он смотрел на совиное перо с таким задором и воодушевлением, будто держал в руках огромный золотой слиток. Но только для него оно было гораздо весомей. В сто крат дороже и сокровенней.

Снова ярко загорелся монитор, почти так же ярко, как глаза уставшего писателя, вновь вспыхнувшие вдохновением и целью. Он точно знал чего хочет от жизни, и на этот раз своего не упустит.