— Эсер, — звук исходил издалека, будто с другой планеты, постепенно приближаясь и отдаляясь вновь, — Эсер ты жив? Очнись!

Он открыл глаза, но видеть мог не сразу. Слух тоже немного подводил, поэтому он узнал её по запаху.

— Анна? Это действительно ты? — еле слышно, неразборчиво бормотал он.

— Да это я. Как ты? Что случилось? Мне позвонили из полиции. Сказали, что ты хотел заявить о пропаже. Ты что совсем спятил, со своими романами? Никак не придёшь в себя? — обвиняла его Анна. Теперь он мог отчетливо слышать её голос.

Она без труда подняла его и усадила на кровать.

— Господи, во что ты превратился. Посмотри на себя. Ты же ходячий труп! Как можно доводить себя до такого? — все сетовала она.

— Анна, ты вернулась, — в полубреду все мямлил Эсер.

— А это что? — она схватила проигрыватель, — ты все продолжаешь жить прошлым. Это тебя загубит. Ты должен перестать писать об этом.

— О нашей дочери. Не называй её «этим», — настаивал Эсер слегка приоткрыв глаза.

— Ты знаешь о чем я. Как же от тебя воняет.

Затащив его в ванную, она оставила его там исчезнув на время. Эсер был уверен, что она настоящая.

— Эсер, где ты взял эту куклу? — она появилась в пороге с игрушкой в руках.

— Я отнял её у слабоумного соседа. Это любимая кукла Алисы.

— Ты сошёл с ума? — её удивлению, казалось не было границ, — она же сама отдала её Эзре.

— Эзра? Что ещё за Эзра?

— Слабоумный брат Мили. Он остался присматривать за квартирой, после их с матерью переезда.

— Почему у него была эта кукла. Алиса оставила её для Мили?

— Она подарила её ему, когда он согласился быть для неё донором крови. Что с тобой? Ты ничего не помнишь?

— Черт, я кажется силой отнял у него эту куклу. Ещё и угрожал ему. Со мной что — то происходит. И я не знаю как это остановить, — безысходность слышалась в его голосе.

— Может тебе снова сходить к доктору Грэйди? Может на этот раз он тебе поможет? — она осторожно брила его подбородок опасной бритвой. Ласково и бережно. Едва прикасаясь, — как же ты зарос.

— Я уже был у этого мозгоправа.

— Но с тех пор прошло уже много времени.

— Нет, я был у него недавно. Хотя не уверен. Он себе то помочь не сможет. Все кормил печеньями, да говорил о совах.

— О совах?

— Да. У меня тут появился частый гость. Большая полевая сова. Не представляю, что она здесь забыла, но наведывается почти каждую ночь, — Эсер тяжело дышал.

— Лили, — тихо произнесла Анна и заплакала, усевшись прямо на порог.

— Лили? — Эсер был удивлён, услышав это имя, ведь его носила одна из главных героинь его не дописанного романа.

— Лили это питомец Алисы, — вытирая слезы ответила ему Анна.

— Что?

— Вы с ней были на крыше, когда это случилось. Вы часто поднимались туда, чтобы понаблюдать за городом сквозь бинокль…

— Она запуталась в проволоке, — перебил её вдруг Эсер, — она была там на крыше. Я попытался ей помочь, освободить, но она больно клюнула меня в руку, — он посмотрел на кисть своей правой руки, — тогда Алиса протянула к ней свои ладошки. Помню как я испугался за неё, но птица её не трогала. Она успокоилась и перестала трепаться в ловушке. А потом мы принесли её домой, чтобы вылечить раненное крыло.

— Я сначала была жутко против, — продолжила Анна, — но потом увидела как они поладили и привязались друг другу.

— Я удивился, когда ты разрешила ей оставить пернатого питомца, — устало улыбнулся он.

— А я удивилась когда Лили вернулась домой, когда вылетела в открытое окно. А потом ты прогнал её, когда Алисы не стало, — прохныкала Анна сидя на полу.

— Мне было не справиться с этим. Я просто не мог её больше видеть. Она скучает за ней. Прилетает сюда и ищет. В последний раз даже пялилась на нашу общую фотографию. Я не могу, — у него задрожали губы, — просто не могу принять этого. Неужели нашей малышки больше нет? Как это могло случиться?

— Я не знаю. Никто этого не знает. Но так больше нельзя. Тебе пора отпустить её.

Она помогла ему встать и дойти до кровати. Анна легла рядом с ним и быстро уснула.

Эсер ещё долго лежал глядя в потолок. Но сон, казалось, покинул его навсегда.

Он тихо пробрался в прокуренный кабинет, чтобы не разбудить Анну. Открыл пошире окно. Не то для проветривания, не то для приглашения назойливо постоянного гостя. Он услышал как на кухне пахнёт фирменным печеньем бывшей жены. Набрав себе полную пригоршню, он снова уселся за компьютер.

Наткнувшись на зашифрованный файл, он остановился. Немного подумав, он набрал 16.11.2014. Документ открылся. Это была дата смерти маленькой Алисы. Эсер погрузился в чтение.

«Тревога. Мне никак от неё не избавиться. Такое чувство, что должно случиться нечто ужасное. А может быть уже случилось.

Я очень торопился домой, и никак не мог вспомнить где был. Нужно было убедиться, что дома все в порядке. Но где же я все таки был черт возьми? Проклятье! Много людей. Там все были печальными. Да и хрен с ними! Нужно поскорее домой.

Анна была дома. Я облегченно выдохнул, перед тем как зашёл в комнату дочери. Там никого.

— Где Алиса? — испуганно спросил я у жены.

— Она у подруги. Скоро должна вернуться, — её голос спокоен и уравновешен. Она редко так беззаботно говорит о нашей дочери. Очень редко.

— Она у Мили? — вновь взволнованно уточнил я.

— Да, они так громко играют в куклы, что слышно сквозь стену. Можешь пойти послушать, — теперь мне понятно почему она так спокойна. Мили живёт в квартире через стенку, и когда Алиса ходит к ней в гости, то будто и не покидает квартиру.

Я успокоился. Окончательно успокоился. Анна готовит лазанью. Я слышу этот запах. Она всегда добавляет в лазанью какую — то специю. Я знаю как она пахнёт, но забываю название.

Прихватив холодного пива я отправился к себе в кабинет.

— Дорогой, а как же ужин? — остановила меня на пол пути Анна.

— Разве мы не дождёмся Алису? — я ужасно голоден, но люблю есть в полном семейном кругу.

— Тогда постучи ей, и позови домой. Лазанья уже почти готова. И не садись работать, тебя потом не оторвать от твоих романов. Книги подождут, — укоряла она меня.»

Целых два года. Он сочинил целых два года своей жизни. Но самое страшное, что все ещё хотел продолжать. Ему не нравилась реальность. Эсер безмерно жалел о том, что вернулся к ней, ведь там за её пределами он все ещё мог быть счастлив. Там все ещё оставалась его дочь. Она могла бы там повзрослеть. Могла бы пойти в школу. Закончить университет, и выйти замуж. Прожить долгую жизнь и состариться. Или остаться вечно молодой и прекрасной. Могла бы, если бы только он мог вернуться туда. К ней.

Эсер пролистал часть своего самого лучшего романа. Он читал выборочно. Читал пристально и неотрывно. Единственное, чего он не мог понять, это как ему удавалось редактировать зашифрованный файл, пароля к которому он не знал до сегодняшнего дня. Но теперь, все стало ясно. Его не нужно было редактировать. Документ состоял из множества очерков и отрывков из его недавней жизни. Он просто добавлял их в общую папку. Один за другим.

«Я стоял у двери в ванную. Они обе были там. За этой дверью. Я слушал её голос будто впервые. Мне захотелось войти и обнять дочь, но что-то останавливало меня. Не пускало к ней. Я продолжал стоять.

Её задорный смех, взъерошил волосы на моих руках. По спине пробежал приятный холодок. Он словно возвращал меня в озорное детство. Я был счастлив в этот самый момент. Мне хотелось, чтобы он не заканчивался. Чтобы длился вечно.

В спальне витал неповторимый запах её волос и тела. Анна ещё не спала. Она ждала меня в постели, совсем голая и беззащитная.

Я прилёг рядом, полу обняв её нежную, гладкую шею. Я терпеливо гладил и ласкал её до тех пор, пока она не положила руку мне на грудь. Потом я замер. Я просто сдался и доверился ей целиком.

Её пальцы обжигали меня. Её губы и язык, казалось оставляли на моем теле следы, похожие на след от паяльника.

Её рука спускалась по моему животу все ниже. Я закрыл глаза и крепко сжал сжал губы, чтобы не застонать. Но не сдержался.»

Эсер был в замешательстве. Он пытался понять, чья же рука, заставила его тогда несдержанно простонать? Ведь он хорошо помнил этот момент. Забыть такое было невозможно. Ответ напрашивался сам по себе. Рука была его собственная, в тандеме с неистовым воображением и мышечной памятью. Ему стало противно. Все было фальшью и вымыслом. Обычное самоудовлетворение, сидя за экраном компьютера. Как похотливый подросток, за просмотром порно. Он закурил и голова закружилась. Текста было не разобрать. Буквы, слова и строчки поплыли в его глазах как огромный и бесчисленный косяк рыбы, в прозрачно — чистой, не вскаломученой воде.

Зрение восстановилось, и писатель снова взялся за дело.

«Туман становился сильнее. Лили было все трудней совладать с терзающими сомнениями, и сохранить самообладание. Она с недоверием смотрела на покосившуюся избу в чаще глухого леса, откуда доносились детские голоса, пока не обратила внимание на мальчика, забившегося в корнях старого дерева.

— Луи? Ты чего здесь? Чего не пошёл с остальными? — спросила она, прежде чем вспомнила, что мальчик не говорит ни слова.

Она протянула к нему руку, но Луи продолжал отчужденно глазеть на неё.

— Вылезай. Не бойся. Он скоро вернётся. Но я не обижу тебя, — приговаривала улыбаясь малышу, — знаю, ты все время молчишь, но совсем скоро ты вернёшься к родителям.

— Не вернусь, — вдруг ответил ей обиженно Луи.

— Что? Ты разговариваешь?

— Я не немой. И язык ваш я знаю, — его произношение было не идеальным, но вполне понятным и различимым.

— Почему же ты молчал все это время?

— Я не хотел говорить с ним, — сердито произнес мальчик.

— С кем ты не хотел говорить? — выпытывала Лили.

— Твой друг. Он никогда не отпустит нас. Никого из нас. Он нас не отдаст.

— Почему ты так говоришь? — она слегка нахмурилась.

— Мы уже приезжали сюда. А потом я побежал и заблудился. Я хотел попасть домой. Но он нашёл меня. И забрал. Он и в этот раз заберёт меня. Нас всех, — у ребёнка накатывали слезы. Он был испуган и весь дрожал.

— Нет, этого не произойдёт я ему не позволю, — возразила Совински.

— Тогда он тебя убьет. Заберёт нас, и снова оденет это страшное платье.

— Какое платье Луи? Когда он вас привозил сюда?

— Давно привозил. Я не помню. Остальные думают, что это не он. Даже моя Кира. Но я знаю. Это он приходит к нам в зеленом платье, и с красными губами. А они думают что это их мама. Но это совсем не так. У него волосы не настоящие. Он не моя мама.

— Что? Какое платье? Какие волосы? — она совсем растерялась, хотя в глубине подсознания начинала улавливать смысл, в словах заплаканного Луи.

Но мальчик вдруг утих. Его взгляд был прикован к чему — то, прямо за её спиной. Лили хотела было обернуться, чтобы взглянуть на что он так пристально смотрит, но не успела. Сильный удар в голову, лишил её сознания.

— Так ты умеешь говорить? — послышался искаженный голос Валериана, — почему же ты скрывал это от мамочки, иди ко мне, — он стоял, склонившись над норой у дерева, в зеленом платье, чуть ниже колен. На голове у него был женский парик, а на губах, жирным слоем неумело нанесённая ярко — красная помада. В образ не вписывались лишь огромные мужские туфли, испачканные болотом, с прилипшей опавшей листвой и хвоей.

— Ты простудишься, ну ка немедленно вылезай оттуда. Луи, послушай мать. Я тебе плохого не пожелаю. Разве я хоть раз обидела тебя чем-то? — воспитывал его Валериан.

Луи отрицательно помахал головой, но оставался под деревом.

— Не заставляй меня ползать по земле, Луи. Хочешь чтобы я испачкала себе платье, которе подарил твой отец? Он очень огорчится твоим поведением.

Малыш неохотно покинул укрытие.

— А теперь отправляйся к своим братьям и сёстрам, и поиграй с ними. Пока я разберусь с этой тетушкой, которая хотела похитить вас у меня. Хотела отобрать у меня моих детей, — его голос становился все выше. Он притворялся женщиной, которая без труда и трёх пальцев на руке, взвалила на плечо Лили, и спокойно понесла её в дом.

Детвора внутри резвилась и шумела. Дощатый пол, скрипел ржавыми гвоздями, что торчали тут и там. Доски хрустели под ногами Валериана, на плечах у которого, бездыханно болталась напарница. Он усадил её в старый кривой стул. Затем связал её веревкой, крепко затянув запястья.

— Так дети, бегите играть на чердак. Нам с этой любопытной особой нужно серьёзно поговорить, — скомандовал Валериан. И дети послушно отправились вверх по трухлявой лестнице, — только осторожней там. Сильно не бегайте и не вздумайте прыгать. Потолок уже совсем старый, может обвалиться. И тогда мы с вами ещё не скоро выберемся на природу.

Дети слегка притихли. Они по — прежнему веселились, но делали это на два тона тише, и спокойней.

Совински очнулась с жуткой болью в затылке. Она чувствовала, как по её спине, под одеждой, что-то медленно проползло, щекоча и досаждая, словно гнусное насекомое. Это была её собственная кровь. Она струилась, медленно сгущаясь от самой раны на разбитой голове, аж до поясницы.

Внутри обветшалого дома было темно и грязно. Сквозь запылённые пожелтевшие окна, едва пробивался дневной свет.

Напарник все топтался с места на место, пока не заметил, что она очнулась.

— О, ты наконец пришла в себя? Я уж заждалась! — заговорил он своим новым голосом.

— Ты обманул меня. Сукин ты сын. Одурачил! — прищуриваясь от боли, обвиняла она.

— Мое имя Лора. Я мать этих детей. А ты хитрая змея. Это ты одурачила моего мужа. Пыталась обманом увести наших детей из под его носа. Я знаю. Я знаю что ты задумала. Вот только тебе это не удастся! Лгунья! — он глубоко вошёл в образ, и говорил крайне убедительно.

— Валериан, опомнись! Что на тебя нашло? Что ты делаешь? Мы ведь договаривались. У нас был план. Помнишь? Уговор? Я помогаю тебе.

— Я не знаю ни о каком уговоре. Об этом не может быть и речи. Возможно тебе удалось провести моего мужа, но меня не выйдет! Ты за все ответишь. Ты поплатишься за свою ложь! — парик на голове был приколот из рук вон плохо. Он ссовывался на бок, и ему постоянно приходилось его поправлять.

— Они все время были у тебя. Так? Ты сумасшедший! Ты убил свою бывшую жену потому, что она узнала. Так ведь. Она узнала и требовала вернуть детей обратно их семьям. А ты убил её. Ты настоящий психопат! Не она. А ты свихнулся на почве смерти вашей дочери.

— Я забочусь о нашей семье. Я никому не позволю разлучить нас и наших детей, — его разукрашенные губы плевались и фыркали, — кто ты такая? Откуда ты появилась? Работаешь с моим мужем?

— Я детектив. Если со мной что — то случиться, меня будут искать. Не только местные. Сюда приедут из столицы. Приедут профессионалы, которые вмиг выйдут на твой след, — угрожала она, чувствуя мокрое пятно крови, у себя под ягодицами. Она понимала, что скоро умрет, от потери крови, если не освободится, — почему же Лора не пошла в полицию? Хотя ясно почему. Ты же создал целую легенду о её невменяемости. Коллеги бы непременно встали на твою сторону. А если и решились бы ей поверить — все равно бы ничего не нашли, — она пыталась спровоцировать его. Спровоцировать на необдуманные действия и поступки, рискуя собственной жизнью.

— Лору никто не убивал. Это я. И я жива, как видишь, — не поддавался Валериан, — а ты значит из полиции. Муж мне о тебе рассказывал. Говорил, что ты поймала известного серийного маньяка. Только вот подробности дела засекреченны. Скажи, как тебе это удалось? И что за шрамы у тебя на шее? Мне он и о них тоже рассказывал. Мой муж мне доверяет, ничего от меня не скрывает. Ты ему сразу не понравилась. Но он считал тебя глупой. Это его единственная ошибка. Так как ты поймала того убийцу?

— Отпусти, и я расскажу тебе.

— Не выйдет. Ты хочешь бежать. Я вижу тебя насквозь. Ты можешь обмануть моего мужа но не меня. Нет. Я не отпущу тебя, — коварно приговаривал Валериан.

— Тогда ты ничего не услышишь. Я не пытаюсь тебя обмануть, просто истекаю кровью. Наверняка потеряю сознание раньше, чем смогу закончить свой рассказ, — Лили продолжала стоять на своём, — посмотри сама. Взгляни на мой затылок. Ты же сама разбила мне его.

Валериан подошёл к ней сзади. Лили покорно нагнула голову, чтоб он смог разглядеть рану в темноте.

— Да, я немного перестаралась. Но не беда, сейчас я все исправлю, — он достал ржавую аптечку из насквозь прогнившего шкафа и снова подошёл к ней сзади, — кровотечение остановить не так сложно. Я умею это делать. Ведь мой муж полицейский, а у меня четверо детей. Они так часто калечат себя и друг друга.

Лили не видела, что он там делает. У неё за спиной. Но через мгновение кровоподтёк, прекратился.

— Ну так что, теперь расскажешь мне о своём самом громком деле? — спросил Валериан, когда закончил возиться с её травмой.

— А потом ты убьёшься меня, — без вопросительной интонации произнесла Лилия.

— Я ещё не решила, как поступить. Может убью, — он взглянул на пистолет, что оставил на столе у окна, — а может просто оставлю здесь.

— Но в любом случае — мне не жить, — предрекала исход ситуации Лили. Валериан промолчал. Это наверняка означало, что она права. Точно означало.

— Если выживешь, через неделю навещу тебя. Обещаю.

— Неделю. Я не протяну и двух суток. Если не умру от жажды, то сюда наверняка забредёт какой — нибудь зверь, учуяв мой запах.

— Тогда прийдется избавить тебя от сучений прямо сейчас.

— Душитель. Так его прозвали газетчики… За год он убил больше семнадцати человек. И это только те, о ком он признался. Наверняка их было больше. Вдвое больше, — начала свой рассказ Совински, — зима тогда выдалась очень холодной. В том году, она унесла гораздо больше жизней чем тот, кого мы искали, — её лицо сильно омрачнело, будучи в такой жуткой ситуации как сейчас, воспоминания о том времени, были для неё много страшнее и нежелательными. Она заперла их в такой глубокой темнице своего разума, куда боялась спускаться долгое время. Но сейчас, ей пришлось окунуться в те мрачные события с головой, сколько бы она этого не избегала, — жертвы его все были женского пола. Разного возраста. Я была стажером. Недавно закончила академию.

— Продолжай, — велел ей Валериан, взгромоздившись на стул, поставленный напротив неё. Ножки едва выдерживали его непомерный вес. Казалось, в женском наряде, он выглядел ещё больше.

— Мой бывший напарник, подобрался к ублюдку слишком близко. Он нашёл связь. Все жертвы были клиентами одного и того же маникюрного салона. Позже выяснилось, что это была частная лавка. Женщина принимала их у себя на дому. Мы сразу же получили ордер и отправились к ней. Но она не имела к серийным убийствам никакого отношения.

— Это был её муж? Сын? Отец? Кто же?

— Это был её жилец. Он снимал комнату у маникюрщицы, и там выбирал будущих жертв. Она скрыла этот факт, уклоняясь от налогов, которыми облагалась сдача жилья в аренду. Потом она сильно плакала. Говорила, что и подумать на него не могла, — Лили прервала свой рассказ.

— Но как же вы все таки на него вышли?

— Прошло несколько недель. Месяц. Он затаился. Очевидно после обыска понял, что нам удалось установить связь.

— Он съехал?

— Нет. Я записалась в этот салон, и стала ходить туда постоянно. Под видом обычной домохозяйки. Прошёл ещё месяц. Мы нашли новый труп. Думали уже бросить затею с салоном и искать новую версию. Я помню эту ночь как сейчас. Мороз был невыносимым. Я не чувствовала своих пальцев. Другое чувство преследовало меня в тот день. Всюду шло по пятам. Потом я поняла, что это была не только внутренняя тревога. Это был он. Следил за мной целый день. Подобно тому, как хищник выслеживает добычу. Затаился и ждал. Ждал удобного момента, чтобы напасть, — она побледнела. Губы её задрожали, а из глаз непроизвольно покатилась слеза, — когда я очнулась, у меня жутко болел живот. Невыносимо болел. Так, будто начались месячные, но только в три раза хуже. Вы как женщина наверняка можете меня понять, — она нарочно сказала об этом, ожидая его реакцию.

— И почему же он болел? — слегка раздраженно ответил Валериан, — он избил вас?

— Нет. Отнюдь. Этот садист давал мне неизвестный препарат. Он вызывал спазмы и сильную боль. Он давал его всем своим жертвам. А потом наблюдал за их мучениями. Но это было только начало. Я провела у него в плену три недели. Но и об этом мне стало известно лишь потом. Там я потеряла всякий счёт времени. Его ориентир исчез. Не было ни дней. Ни часов. Ни недель. Были лишь постоянные муки и страдания. Но он не давал мне умереть. Он нашёл мои документы. Узнав, что я сотрудник полиции, он решил поразвлечься со мной больше других.

— Что же он делал с тобой бедняжка? — в его голосе слышалось как сострадание, так и некая доля насмешки.

— Все во что я верила до того дня, все что знала или могла ещё узнать, все это потеряло всякий смысл. Я просто ждала. Голая и измученная, я каждый день ждала смерти. Подонок подвешивал меня за руки к потолку без одежды. У него был специальный прибор. Позже его в полиции назвали «галстуком смерти». Это был тонкий металический трос. На нем была установлена петля со специальным механизмом. Он надевал её на шею своим жертвам. Механизм приводился в действие и петля сужалась до тех пор, пока не сдавливала шею ровно настолько, чтобы жертва теряла сознание. Он настраивал её под каждого индивидуально. А затем наблюдал. Каждый день он наблюдал как я задыхалась, судорожно извиваясь на цепи. Потом очередной обморок. И я вновь приходила в себя. Он не позволял мне умереть, реанимируют раз за разом. А я отчаянно молилась, в надежде что в следующий раз, механизм наконец даст сбой и затянет петлю потуже.

— Ах вот откуда эти ужасные шрамы у тебя на шее. Какой негодяй! — сарказм и ирония все же прослеживались в его тоне. А может так казалось из — за более высокого голоса, которым он теперь пытался говорить, — и какие тебе удалось выбраться оттуда?

— Мои молитвы сработали. Не совсем так, как я ожидала, но подействовало. На двадцать первый день, механизм все таки сломался. Рана на шее постоянно болела и кровоточила. Каждое удушение давалось для меня все тяжелей. Болезненные ощущения начинались как только холодная петля касалась моей кожи. Но в тот раз «галстук» заклинило. Я поняла что механизм остановился намного раньше положенного. Но я не подала виду. А он стоял и продолжал смотреть, глазами полными восторга и возбуждения. Тогда я решила не разочаровывать его, и сыграть небольшой спектакль. Я сделала все точно так как он того ждал. Я притворялась, задыхаясь в конвульсиях и судорогах, и в завершение, изобразила потерю сознания, — Лили остановилась, словно переходя к новому этапу, — он снял меня и положил на пол. Отстегнув, свой зловещий прибор, он стал делать мне непрямое искусственное дыхание. Он купился. Было омерзительно и противно, но я упорно продолжала притворяться мертвой, когда его губы касались моих. Он занервничал, собрался делать мне укол адреналина. Когда я осталась вне поля его зрения, то начала действовать. Руки мои были связанны, но это не мешало мне схватить огромный крюк, на котором я висела. Я беззвучно подкралась к ублюдку сзади, пока он набирал шприц. Удар пришелся ему точно в голову. Тяжелый крюк сбил его с ног. Он был ещё живой. Тихо стонал, лёжа на полу. Я могла бы не делать того, что сделала. Могла бы арестовать его. Но мне затмило разум. Я ударила его ещё раз. И ещё. Я била его сколько хватило сил, моего ослабленного организма. Но этого оказалось более чем достаточно. Когда я остановилась, больше не в силах поднять руки, все вокруг было залито его кровью. От его головы ничего не осталось, она разлетелась по всей этой чертовой камере пыток. Я успела позвонить, прежде чем меня стошнило, но сказать я ничего не успела, кроме своего имени. Очередной обморок застиг меня врасплох.

— Ты хладнокровно убила его.

— Убила. И сделала бы это снова. Потом я очнулась в больнице. А когда выписалась — меня повысили в звании.

— Почему мой муж ничего об этом не знал? — в его голосе, прозвучало некое возмущение и ненависть.

— Этого нет в моем досье. А подробностей он не спрашивал.

— Ну в этот раз твои фокусы не пройдут. Тебе не удастся меня перехитрить. Ты уже покойница. Я создавала эту семью. Мы с мужем вложили в неё все. В этих детей. А ты хочешь все разрушить. Но я тебе не позволю! — он снова поправил парик, и сделал несколько шагов к связанной напарнице. В его руке блеснуло лезвие опасной бритвы.

— Не трогай её! — вдруг остановил его детский голос.

Валериан обернулся. Зажмурив глаза, на него направил пистолет маленький Луи. Тяжелое оружие едва умещалось в его ладошки. Он держал его обеими дрожащими руками, но сил все равно не хватало и он постепенно опускал их.

— Ты направил пистолет на родную мать? — возмутился Валериан.

— Ты мне не мать! — он с трудом нажал на курок, но выстрела не последовало. Сработал предохранитель, и Луи обронил пистолет.

— Ну погоди негодник! Вот я расскажу все твоему отцу. Будешь наказан как следует! — Валериан поднял пистолет и схватил мальчика за руку, — пойдем со мной, я закрою тебя в чулане, а дома мы с тобой разберёмся.

— Оставь ребёнка в покое, психопат! — кричала им вслед Совински, — если с его головы хоть один волос упадёт!

— Будешь учить меня как воспитывать моих детей? Мразь! Помалкивай, я с тобой ещё не закончила, — после этих слов, он исчез вместе с малышом в подвале заброшенного дома.

Лили отчаянно пыталась освободиться. Она изо всех сил выворачивала кисти рук, но узел был слишком крепким и надежным. Непомерно занятая попытками освободиться, детектив даже не заметила девочку, что стеснительно и неуверенно тихо подошла к ней. Это была Кира.

— Кира? Солнышко, ты не могла бы мне помочь? — обрадовалась Лили.

— Он попросил меня это сделать, — растерянно ответил ребёнок.

— Кто попросил? Что сделать?

— Луи. Он попросил меня развязать вас, пока он будет отвлекать маму, — боязно прошептала Кира.

— Какой молодец. Ну же скорее отвяжи меня, — билась в панике Совински, но девочка не спешила ей помогать.

— Если я развяжу вас, вы же не причините вреда моей маме?

— Эта женщина не твоя мама. Я отведу тебя к настоящей матери. Только поскорее.

— Но я не хочу к настоящей. Мне здесь нравится.

— Хорошо, — соврала Лилия, — я не стану обижать твою маму. Это просто такая игра.

— Очень туго, — расстроено жаловалась Кира, пытаясь развязать узел, — я не могу.

— Постарайся солнышко. Прошу тебя. Ещё немного, — она чувствовала как омут слабеет, и через секунду, сумела наконец вырваться.»