Эсер на минуту остановился. Он прислушался, не проснулась ли его жена. Ей точно не понравиться то чем он занимался в этот момент. Поэтому он спешил закончить побыстрее.

«Она была безоружна. В то время как её из ума выживший напарник, разгуливал по дому, полному детей, с заряженным пистолетом и заточенной острой бритвой. Лили замешкалась. Закопошилась. Ей нужно было придумать, как увести отсюда детей. Но вдруг, она услышала как Валериан поднимается дряхлыми ступеньками под полом. Оставались считанные секунды. Она осмотрелась. Вокруг не было никаких предметов для самообороны. Ни тебе даже ржавого топора или затупившегося охотничьего ножа.

— Послушай меня, Кира, — шептала она девочке, поглаживая её пухлые, запачканные щеки, — это такая игра. Сейчас тебе нужно пойти наверх, к остальным, и спрятаться там. Ты главная. Они все должны слушаться тебя. Хорошо?

— Хорошо, — послушно ответила малышка.

— Ну все беги. И ни звука, — Совински уселась обратно на стул. Веревку она спрятала в карман пиджака, а из щели в полу между досок, выковыряла осколок кости какого — то животного и крепко сжала его потной ладонью.

— Ну что? — спросил Валериан, выбравшись из подвала, — ты готова умереть?

— Где Луи? Что ты с ним сделал, сволочь? — она держала руки за спиной, будто связанные.

— Он наказан. Будет знать как направлять оружие на родную мать. Посидит немного в чулане и подумает. А скоро приедет Валериан. Он то его научит. Как с матерью обращаться, — он снова положил пистолет на разделочный стол для дичи. Лили только теперь поняла, цель его истинного предназначения, увидев засохшие на нем пятна крови. Отсюда и кости на полу.

Напарник подошёл к ней впритык. Помада размазалась по его подбородку и левой щеке. Глаза его горели ненавистью. Дрожали скулы.

Он схватил Лилию за волосы и сильно потянул вперёд, так, что она еле удержалась на стуле, будучи отвязанной от него. Он только было собрался выдвинуть лезвие бритвы, как она со всего маху воткнула кусок кости, размером с чайную ложку, прямо ему в левую щеку. Он вонзился по самый хрящ. Валериан оторопел. Этого мгновения ей хватило, чтоб добраться до пистолета.

— Брось, гнида, — скомандовала она, прицелившись ему в голову, — брось лезвие.

Он пошатнулся. Подошёл к ней ближе на несколько шагов и остановился. Из его рта, обильно хлынула кровь. Кровь потекла к шее, заливая зеленое платье до самого пола, капала ему под ноги.

— Ещё один шаг и я выстрелю, — её палец на спусковом крючке был напряжен и крепко зафиксирован. Она сразу сняла оружие с предохранителя.

— Ах ты туарь, — неразборчиво пробормотал Валериан. Говорить ему мешала чужеродная костная ткань, глубоко торчавшая внутри его ротовой полости, — ты что натуорила?

Громкий выстрел. Лили немного опустила руку, чтобы произвести предупредительный огонь и остановить злоумышленника. Пуля угодила ему точно в грудь. Он упал, и стал бормотать несвязные оскорбления в её адрес, захлебываясь собственной кровью и цепляясь языком за инородную кость.

Когда Лили наконец поняла, что произошло, то обнаружила отсутствие обоймы, в пистолете из которого выстрелила. Её же табельное оружие, наверняка осталось в машине.

— Ука! Туарь онючая! — орал во все горло раненный Валериан, — я до тебя ещё оберусь!

Теперь Совински жалела, что не выстрелила сразу в голову. Но спуская курок, она и не подозревала, что у неё есть лишь один патрон. Со страху вес пистолета было не определить. Ну а теперь, было уже поздно.

Бросив напарника истекать кровью, она рванула на помощь своему спасителю.

— Луи? Ты где Луи? — она спускалась на ощупь, — Луи! Ты здесь?

В подвале было темно — темно и пахло очень скверно. Фонарика у неё не оказалось. Пришлось воспользоваться дежурной бензиновой зажигалкой, которую она носила с собой, на всякий случай. А случай представился, как раз из ряду вон.

Весь пол был устлан останками дохлых животных. Их кости, рога и скелеты были повсюду. Это была просто яма, куда охотники сбрасывали обглоданные туши своей добычи.

Она заметила как что — то пошевелилось в дальнем углу. Это был Луи. Его рот был заклеен, а глаза красные от слез.

— Не смотри, малыш, — она освободила его и взяла за руку, — лучше зажмурься. Я тебя выведу.

— Извини, что я не смог, — всхлипывая и хныча произнес он.

— Что? Ты о чем это?

— Извини, что не выстрелил.

— Ты чего это, Луи? Ты мне здорово помог. Ты умница. Если бы не ты, не знаю, что со мной было бы. Я жива только благодаря тебе, и твоему плану, — она взяла его на руки.

— Ты убила его?

— Не уверена, — ответила она досадно, — ну а теперь, давай отсюда выбираться.

Внутри никого не было. Толстый, кровавый след вёл к самой двери. Она была открыта. «Значит он все ещё жив. Мало того, ещё и способен передвигаться. Наверняка он направился к машине за моим пистолетом» — в уме рассуждала детектив.

— А Кира? С ней все в порядке? — спросил Луи вытирая слезы, — он её не обидел? Только с этими словами Совински вспомнила, что в доме есть ещё дети.

Они осторожно поднялись на чердак. Кира и остальные, со страху забились в угол, под самую крышу.

— Нам нужно уходить, — обратилась детектив к Луи, — собирай остальных, он скоро вернётся.

Она разбрасывала ящики, засохшие шкуры животных и прочий хлам. Лили искала средство самозащиты. Ей нужно было раздобыть оружие. У неё не было ни рации ни телефона. А добраться до машины живой, шансы, у неё были ничтожно малы. Передвигаться по аварийной крыше, приходилось крайне осторожно. Ведь в любой момент она могла просто обрушиться.

— Лучше все равно ничего не придумать, — сказала она наткнувшись на длинные оленьи рога.

Вдруг, Кира показала куда — то своим маленьким пальчиком. Лили обернулась. Здесь на стене, у маленького разбитого окошка, висел огромный капкан. Он был и впрямь устрашающе — здоровенным. Лили попыталась осторожно снять его. Но он оказался слишком тяжёлым. К тому же механизм был взведён, и делать это нужно было очень бережно. В противном случае, она могла бы легко лишиться руки, или даже головы, если бы угодила ней в его пасть. С другой стороны, все старания могли оказаться напрасными, если он за много лет заржавел здесь настолько, что уже не сработает. Но проверять его функциональность, ей не очень хотелось. Ведь даже если она умудрится уцелеть, ей больше никогда не взвести его в одиночку.

Она вся вспотела, устанавливая капкан под окном. Дверь, засов которой, держался на одному честном слове, пришлось подпереть перегнившим столом, поверх которого она набросала все, что нашла в доме.

Теперь, вооружившись оленьими рогами, оставалось только ждать.

— Вот, возьми, — Луи протянул ей заряжённую обойму, — я вынул её, потому, что не мог поднять пистолет. Я видел, как это делают в кино.

— Да ты просто золото! И что бы я без тебя делала?! Напомни мне представить тебя к награде, когда выберемся, — она взъерошила его волосы, — ты молодец. Лили со щелчком вставила обойму. Вместе с этим прозвучал и другой щелчок. Щелчок засова.

— Тшшш, — прошептала она приставив палец к губам. Она выглянула в маленькое окошко. Вход был под небольшим навесом. Поэтому, ей не было видно, что происходит под самой дверью.

А между тем, Валериан настойчиво пытался попасть в дом. Преграда на его пути, в виде горы мусора, зашаталась и с грохотом обрушилась. Но он был тяжело ранен, и стол ему было не сдвинуть с места. И снова воцарилась тишина. Лишь отдаленное пенье птиц, изредка нарушало её, доносившись сквозь маленькое окошко на чердаке.

Звон разбитого стекла, вызвал невольную дрожь у маленьких участников жутких событий. Лили же напротив, осталась непоколебимой. Она ждала этого звука и была к нему полностью готовой. За этим, должен был последовать следующий. Ей не терпелось услышать дикий вопль.

— А-а-а-а! — капкан захлопнулся.

Совински сделала несколько шагов по ступенькам вниз. Она увидела его. Но он выстрелил первым.

Свинец прошёл сквозь её голень, как раскалённый уголёк, сквозь тонкий лист бумаги. Она выстрелила в ответ, но от неожиданности промахнулась и быстро заняла своё укрытие.

Он ещё долго и громко кричал от боли. Но постепенно крики становились все тише. Она успела заметить, что платья на нем больше не было. Как и парика.

— Да, — он вступил в диалог первым, — я ведь изначально тебя недооценивал. Думал ты столичная пройдоха, — он взял паузу, говорить ему было непросто, хотя на слух определялось, что кость из щеки он успел извлечь, — думал ты ни способна ни на что. А теперь вот, лежу в луже собственной крови, с перебитой пополам ногой, и мясом наружу, расплачиваясь за свою недальновидность. Дети в порядке?

— С ними все хорошо. Не беспокойся. Самое худшее у них позади, — ответила Совински осматривая свою рану.

— Я ведь и правда хотел создать семью. Может я и рехнулся, но их никогда не обижал. Поверь.

— Расскажешь это полиции, — она сцепив зубы, перевязывала сквозную рану.

— До приезда полиции мне не дожить. Мы оба об этом знаем. Я потерял слишком много крови. Да и сейчас с меня хлыщет порядочно, — он дышал все тяжелее.

— Ты сам затеял эту кашу. И карнавал, с переодеванием.

— Но у них ведь должна была быть мать. Разве ты не понимаешь?

— У них она была. У каждого из них. Пока ты не их не похитил. Здоровенный верзила. Как я сразу не догадалась. В этом захолустье ведь больше никто под это описание не подходит лучше тебя. И в дом Луи ты пробрался без проблем.

— Да. Его мать. Она сразу меня вычислила. Она догадывалась, чувствовала, только вот объяснить никак не могла.

— Я думала первой узнала твоя жена?

— Нет. Она ничего не знала.

— За что же ты убил её?

— Я насильно удерживал её. Против её воли. Хотел, чтобы она заботилась о наших детях. Хотел вернуть ей семью, которую мы потеряли. А в тот вечер ей удалось сбежать. Это произошло перед самым моим возвращением домой. Она увидела мою машину и спряталась в той церквушке. Только вот она боялась темноты. Так я заметил свет. А все, что случилось дальше — трагическая случайность, — он тяжело закашлялся, — поздравляю.

— С чем?

— Ты поймала ещё одного маньяка. Твоя репутация растёт. Только вот не получиться у тебя громкого раскрытия с задержанием, — клокочущим голосом убеждал он Лили.

— Ты считаешь?

— Ты и сама об этом думала. Ведь тебе снова придётся убить. По другому, вам отсюда живыми не выйти.

Лили промолчала. Она посмотрела на испуганных детей, что прижались друг к другу как можно крепче. У всех, кроме Луи, были закрыты глаза. Но этого одного взгляда, ей хватило, чтобы осознать всю ответственность. Он надеялся на неё. Верил ей. И она не могла их подвести.

Под ними раздавалось тяжелое, хриплое дыхание. Он был ещё жив.

Окошко было слишком маленьким. Лили понимала, что ей сквозь него не выбраться. Но дети. Их жизнями рисковать нельзя. Нужно было их срочно эвакуировать.

— Луи, — позвала она, связывая найденную веревку, — ты должен мне помочь, малыш. Сейчас ты, тихо и осторожно спустишься вниз. Затем, я спущу тебе остальных. Ты должен собрать их и отвести к тому дереву, под которым прятался. Помнишь?

— Помню, — ответил Луи.

— Ты должен быть смелым и храбрым. И защищать остальных. Самое главное, далеко в лес не убегать. Просто отведи их к дереву.

— А ты? Ты не пойдёшь с нами?

— Я догоню. Я должна остаться ся здесь, чтобы он ничего не заподозрил. Но это не надолго. Как только вы будете в безопасности, я сразу прийду за вами. Главное ничего не бойся, — все твердила она мальчику. Он лишь молча кивал ей в ответ.

Обвязывая детей веревкой, Совински по очереди спустила всех вниз. Луи послушно ждал пока Кира, которая была последней, не окажется на земле. Детектив нарочно оставила её напоследок. Так Луи бы непременно дождался всех до единого. Она не сомневалась в нем и знала, что он и без того ответственно выполнит её поручение, но хотела лишний раз перестраховаться.

Луи не подвёл. Он все сделал в точности так, как она и просила. Теперь дело было за ней. Хрип и стоны, прекратились. Возможно Валериан уже отдал богу душу. Ну или по крайней мере, утратил сознание.

Совински взяла задубевшую медвежью шкуру, и осторожно спустила её в чердачный проем. Громкий выстрел из охотничьего ружья, изрешетил шкуру как древний пергамент. Одна из множества, мелкой картечи, угодила ей в руку, между большим и указательным пальцами. Она еще не успела понять, откуда у него появилось ружье, как прогремел второй выстрел. Она вовремя откатилась в сторону, но поймала ещё одно неглубокое ранение. Дробь, со щепками пробившая настил, застряла у неё между рёбер, что было весьма не приятно и больно.

Воспользовавшись интуицией, рассчитав пространственное положение стрелявшего, она выпустила половину обоймы в пол, сквозь который с треском и грохотом, тут же провалилась.

Он ещё дышал, когда она смогла подняться и подойти, пуская кровь сквозь плохо вытертые от помады губы. Лужа крови под ним, была размером с теннисный стол, а в его руке все ещё был пистолет. Когда он попытался поднять его, скорее не для того чтобы убить, а для того, чтобы спровоцировать её, Лили выстрелила ему прямо в челюсть. В обойме оставалось три патрона, и она разрядила их в голову уже мертвого напарника.

Все закончилось довольно странно. Прибывшая бригада, взяла Лили под арест. Оказалось их вызвал сам Валериан, когда возвращался к машине. Он сообщил, что вышел на след похитителя, но тот оказался в тайном сговоре с его напарницей. Они собирались продать детей на органы. Похитителю удалось сбежать, а напарница открыла по нему огонь и тяжело ранила. Он просил подкрепления.

Она пробыла под следствием целых два месяца, пока все улики, доказательства и материалы дела не были рассмотрены и тщательно изучены. После чего её выпустили и полностью оправдали. А впоследствии, даже представили к награде.

Все дети выжили и остались целы, однако дали неоднозначные показания. Только один Луи рассказал всю правду, чем существенно помог детективу Совински. Благодаря его показаниям, и был вынесен оправдательный приговор. После суда он ещё долго молчал, посещая сеансы психотерапевта, пока снова не смог говорить. Он вернулся во Францию, откуда Лили каждый год получала рождественские открытки с надписью: «моей спасительнице, спасибо за новую жизнь».

Прошло много лет, Лили состарилась и ушла из полиции, но открытки продолжали приходить. Она так и не смогла обрести семью. Слишком много демонов терзали её душу. Единственный, кто был ей близок, находился за сотни километров, и писал лишь раз в году. Она столько раз хотела позвонить. Услышать его. Как он повзрослел и изменился. Но так и не решилась. Раздобыв номер, она каждый раз бросала трубку набирая его. Он тоже не разу ни позвонил. Боялся. Думал, что услышав её, сразу вспомнит все то, что так долго пытался забыть. Но он не забывал о ней никогда, и в канун каждого нового года, он отправлялся на почту.

На своё семьдесят первое рождество, она так и не дождалась новой посылки, не дожив лишь два дня. Она знала — это будет последняя. Знала, что не протянет ещё год, и слалась бы ещё раньше, но для неё это было очень важно. В последний раз прочесть заученную фразу. Лили боролась изо всех сил.

Луи прилетел на её похорон, как только узнал, но немного опоздал. Высокий, возмужавший он, стоял у надгробья той, кому был обязан жизнью, в чёрных, затемнённых очках, под которыми прокатилась слеза.

В руках он держал пышный букет цветов, и открытку. Ту самую. Которую она так сильно ждала.»

Поставив точку, Эсер почему — то не ощутил желаемого облегчение. Не было и радости, гордости или недовольства. Все, что он почувствовал — это опустошение. Эта книга была для него не просто очередным детективом или второразрядной писаниной. Он что — то оставил в ней. Какая — то частичка его самого просто исчезла на этих страницах. И вернуть утраченное было уже невозможно.

Он тяжело вздохнул и поднялся. Затем с облегчением отправил рукопись в издательство по почте и устало покинул кабинет.

Проходя мимо комнаты давно погибшей дочери, он вдруг схватился за грудь. Внутри очень сильно защемило. Писатель заново переживал её смерть, и это было непросто. Ему неожиданно захотелось обнять жену. Найти в её объятьях покой и утешение.

— Анна! — отчаянно выкрикнул он, не обнаружив её в комнате, — Анна! — обессиленно метался по квартире.

«Ушла» — подумал он, неуклюже обуваясь, — «увидела меня за компьютером и ушла».

Эсер немощно миновал бесконечные пролеты, напрочь позабыв про лифт. Он несколько раз упал и сильно ударился спиной о ступени, но это его нисколь не остановило. Повстречавшаяся на лестнице девушка, шарахнулась от него в сторону. Позже он понял, что это была та самая соседка, которая прогнала его из своей квартиры. Он подумал, что она узнала его, и поэтому испугалась. Но тут же вспомнил, как читал отрывок об этом в своём дневнике. Вымышленной автобиографии. Значит он никогда не был в её квартире, а испугалась она, его внешнего вида. И это было не удивительно, ведь он выглядел так, точно восстал из мертвых. Им было впору пугать детей в комнате страха. Похожий на отощавшие мощи мумии, он едва ли передвигался ступеньками.

— Моя жена, — запыхавшись выпалил он, домоправительнице, страдающей сильным ожирением, — она давно ушла?

— Что? — переспросила та, пережёвывая вязкую конфету, что липла к её зубам.

— Моя жена. Анна. Когда она ушла? — повторил он вопрос погромче.

— Вы. Вы пугаете меня, — заявила она.

— Мне не до этого сейчас. Вы можете ответить на мой вопрос?

— Эсер, но вас ведь нет жены.

— Что? Это вас не касается. Да мы не живем вместе почти два года, но это не ваше дело! Просто скажите кода она ушла? Разве это так сложно? Это все что вам приходится делать. Весь день следить за тем кто входит и выходит. Но вы и с этим не справляетесь! Жир уже затмил вам глаза?

— Да как вы смеете?! Снова напились до чертиков! Так не за чем оскорблять окружающих. Сами то на кого похожи! Страшно смотреть на вас. Совсем из ума выжили! — завопила толстуха.

Эсер не стал дослушивать её истерику, и отправился прямиком на улицу, выскочив на проезжую часть. Свет фар и визг тормозов. Он зажмурился и упал.

— Придурок, — раздалось из опущенного окна проезжавшего автомобиля, — да он не в себе. Поехали отсюда.

— О господи! Что с вами? — отскочил от него прохожий, который решил помочь, как только рассмотрел его лицо поближе.

Он встал, опершись на фонарный столб, яркие лучи которого, предательски явили его окружающим. Он видел их взгляды, полные презрения и отвращения. Их реакция, застала его врасплох. Типичное отчуждение. Одни отворачивались. Другие тыкали пальцами. Третьи, корчили мерзкие гримасы и насмехались. Ему стало так стыдно, как не было ещё ни разу в жизни. Он был уродом. И не удивительно, что вёл затворнический образ жизни.

Вбежав в подъезд, он подпер собою дверь, переводя дух. Ещё никогда он не испытывал подобного. Это была беспомощность.

Толстуха сердито вытаращилась на него, выколупывая между зубов остатки липкой конфеты.

Вдруг, со скрипом открылся лифт. Влюблённая парочка, что вышла оттуда подозрительно посмотрели на мужчину, что отворачиваясь, прятался в тени мрачного подъезда. Он прошмыгнул в элеватор, прежде, чем двери сомкнулись.

Когда он вернулся домой, громко звонил телефон.

— Анна? — схватил трубку он, быстро, как только мог.

— Да это я. А как ты узнал? — удивился голос на другом конце провода.

— Когда ты ушла? Почему ничего не сказала? — с облегчением выдохнул он.

— Откуда ушла?

— Из квартиры. Из нашей квартиры.

— Постой Эсер, это Анна, твой агент. Я получила экземпляр твоей книги, поэтому и звоню.

— Агент? Какой агент?

— Что с тобой? Ты в порядке? Я сейчас приеду к тебе. Как раз обсудим некоторые детали. Я должна тебя предупредить… пи — пи — пи.

Гудки прервались. Эсер повесил трубку не дослушав до конца. Из зеркала на него смотрел страшный монстр. Кто же он? Неужели таким он был всегда? Прогрессирующая анорексия, приобретённая впоследствии работы над книгой, превратила его в это чудовище? Или же это был врожденный дефект? Так или иначе, он не мог смотреть на своё отражение. Возможно поэтому в доме было только одно зеркало, да и то, спрятанное в самый темный угол комнаты. По той же причине, он наверняка избегал солнца и других видимых источников света. Поэтому он спал днём.

Он потрогал своё мерзкое лицо, и невольно оскалился. Ему было противно, точно так же, как тем прохожим. Он был противен сам себе. Густая борода, скрывала неестественно впавшие щеки, и отсутствие подбородка. Теперь же он увидел своё истинное лицо. И уже начинал об этом жалеть.

Он вспомнил о жене и погибшей дочери, когда раздался продолжительный и настойчивый звонок в дверь.

— Здравствуй, — женщина в длинном пальто и белоснежном платке вошла без приглашения, — как ты? Наконец то что — то написал. В издательстве уже хотели ставить на тебе крест. Но я знала, что ты ещё не сдался. В машине я немного прочла, пока вникнуть не успела, но по — моему написанно неплохо. Я всегда знала, что ты талант, — она сняла платок, и темные очки. Это была Анна. Её речь, сразу его насторожила.

— Анна, ты куда пропала? Я уже начал тебя искать. Я не знаю что со мной. Наверное мне нужно в больницу.

— В больницу? Ты же боишься их как огня. Что случилось? — она казалась ему чужой. Будто изменилась за время своего короткого отсутствия.

— Посмотри на меня. Я же как худой как червь, только они посимпатичней. Я уродлив!

— Ну не стоит утрировать, — успокаивала она.

— Утрировать? Да я преуменьшаю! — оскорбился он.

— Но ты всегда таким был. С каких это пор тебя перестало это устраивать?

— Устраивать? Меня? Как это вообще может устраивать? Как ты смогла полюбить меня таким?

— Полюбить? О! Не стоит забываться, Эсер. Я конечно люблю тебя как автора, но не более того, — насмешливо произнесла она.

— Как автора? Но ты ведь моя жена! — выкрикнул он.

— По моему, ты сильно забываешься, — возразила она.

— Ладно пускай бывшая. Пускай, ты бросила меня два года назад! — продолжал настаивать он.

— Я твой агент! — перебила она твёрдо, — и только. Мы никогда не были женаты. Снова навыдумывал?

— А как же Алиса? Наша дочь. Что навыдумывал?

— Ещё и дочь. Наверное пора звонить доктору Ле Грэйди, — она прошла вперёд коридором.

— Ле Грэйди? Он разве настоящий? — он шёл за ней на кухню.

— Послушай Эсер, присядь, — пригласила она, — ты болен. Как физически, так и морально. У тебя никогда не было детей, сомневаюсь, что ты вообще можешь их иметь. Ты ни разу не был женат. Я бы об этом знала. Тем более на мне. Что касается, твоего…

— Уродства, — продолжил он когда она запнулась.

— Называй как хочешь. Ты родился таким. С этим ничего нельзя сделать. Но ты всегда пытался. Ты хорошо фантазировал. Всегда. Поэтому и произведения твои так хороши. Ты вырос в детском доме, родители тебя бросили, очевидно из — за патологии, но ты не желал с этим мириться. Ты создал себе семью. Ты написал о ней. Тогда ты впервые и попал к доктору Ле Грэйди. Он выявил твой талант, так ты и стал знаменитым писателем. Но у тебя по — прежнему никого не было. Ни друзей. Ни семьи. Ты прожил здесь всю свою жизнь. На людях ты появлялся нечасто, да и то — облачаясь в панцирную оболочку… Ты затворник, Эсер. Но зато успешный писатель. В последний раз, доктор Грэйди лечил твой недуг два года назад. Ему с трудом удалось развеять твои фантазии о том, что ты живёшь с матерью и старшей сестрой.

— Я хочу, чтоб ты ушла. Мне нужно побыть одному.

— Может ты поедешь со мной. Я отвезу тебя к нему, — трепетно спросила Анна.

— Просто уйди. Оставь меня, — огорчённо и болезненно ответил ей Эсер.

— Но ты же обратишься к нему за помощью?

— Убирайся! — свирепо взревел он, — прости, но тебе действительно лучше уйти, — извинился, взяв себя в руки.

— Хорошо. Хорошо, я ухожу. Только хотела тебе сказать, что издательство сократило твой гонорар. Ты слишком долго работал над этой книгой. Ты нарушил все сроки.

Он промолчал. Казалось, что он больше не слушает её. Или просто не слышит. Она простояла ещё несколько минут у порога, так и не решившись что — нибудь сказать на прощание.

Безмолвный шум в голове. Паскудный привкус обиды и горечи не покидал его, пока он не закурил. Все оказалось тленом. Жалким самообманом.

Он вернулся в кабинет. В мусорном баке, среди окурков и бумаг, Эсер достал бутылку. На самом дне оставалось несколько глотков водки. Этого было недостаточно, чтобы выброситься из окна, но почти хватило, чтобы смыть противный осадок.

Он попытался представить хоть одного человека во всем проклятом мире, который был более одинок чем он сам. И пришёл у выводу, что таких не существует. Ещё сигарета. Ещё и ещё. Одна за другой, пока пачка не опустела ровно на половину.

Он посмотрел в открытое окно. Там было холодно и кажется пролетал небольшой снег. Он подумал о сове. Лили. Как она там? Не замёрзла ли? Почему не прилетает? «Ах да, мне же нужно сначала открыть компьютер. Только тогда она сможет появиться», — досадно подумал он, и тут же вспомнил. Стал одержимо копаться в бумагах и книгах на столе, швыряя их на пол.

— Где же оно? Я ведь точно сохранил его. Куда же я его подевал, — бубнил себе под нос, словно одержимый.

На столе осталась лишь одна книга, автором которой, он был сам. «По собственному следу», было незатейливо написано на монотонной обложке.

— Вот же оно. Настоящее. Она была здесь. Точно была, — вдохновенно произнес он, держа в руке серое оперение, спрятанное среди страниц своего произведения.

Странно, но он вдруг воспрял. В глазах появилась надежда, а в голове ясность. Он смотрел на совиное перо с таким задором и воодушевлением, будто держал в руках огромный золотой слиток. Но только для него оно было гораздо весомей. В сто крат дороже и сокровенней.

Снова ярко загорелся монитор, почти так же ярко, как глаза уставшего писателя, вновь вспыхнувшие вдохновением и целью. Он точно знал чего хочет от жизни, и на этот раз своего не упустит.