Дьявол заметает следы

Утром 10 августа 1945 года по полю аэродрома, принадлежавшего «отряду 731», в направлении главного входа на территорию отряда медленно двигался грузовик. В его кузове находилось двое рослых военных лет тридцати. Посты, по-видимому, были уже предупреждены. Часовой отдал честь, и машина, не задерживаясь, подкатила к входу в корпус 1, где размещались хозяйственное управление и лечебный отдел.

— Господин капитан, как будем действовать?

— Только вдвоем. Форсункой нам воспользоваться не удастся, времени нет. Нужно спешить… На крыше должен быть баллон. Идем!

Перебрасываясь короткими фразами, двое вышли из машины и направились к блоку «ро». Войдя внутрь, они сели в лифт, который доставил их на крышу здания. Военные открыли дверь и внимательно осмотрелись. На плоской кровле в углу лежал большой стальной баллон, похожий на те, которые обычно используются для хранения сжиженного пропана. Военные подошли к нему. Потом они направили взгляды во внутренний двор блока «ро». С крыши хорошо просматривались два корпуса с железными решетками на окнах. Это была специальная тюрьма отряда — помещение для «бревен».

— Эти что ли? Ну, здесь разговор будет коротким.

Человек, которого назвали капитаном, поставив ногу на баллон, внимательно рассматривал помещения специальной тюрьмы. Известно было, что в тюрьме в это время находилось более сорока заключенных.

«Каков приблизительно объем всего помещения? А если поделить его на число камер, сколько получится? И какая должна быть концентрация синильной кислоты?» Вопросы, которые обсуждали двое военных, стоя на крыше блока «ро», наводят на мысль, что в отряде в тот день готовилось какое-то новое злодейство.

Кто были эти военные? Для чего они забрались на крышу блока «ро»? Что содержалось в баллоне? Что означали слова «…здесь разговор будет коротким»?

Чтобы читателю все стало ясно, необходимо вернуться на несколько месяцев назад.

Как уже упоминалось, через два месяца после своего возвращения на пост начальника «отряда 731» генерал-лейтенант Исии отдал следующее распоряжение: «Война с СССР неизбежна… „Отряду 731“ приложить все силы для увеличения производства оружия». В соответствии с этим приказом численность группы Карасавы была увеличена, группа перешла на трехсменную работу и стала производить бактерии в течение 24 часов. В результате, по словам бывшего сотрудника отряда, «только бактерий чумы было произведено 20 килограммов, а если учесть и ранее накопленные запасы и сухие бактерии, то общая масса бактерий чумы составляла 100 килограммов».

Сухие бактерии были «новым оружием», на разработку которого «отряд 731» затратил немало усилий. В итоге был найден способ хранения в сухом виде штамма бактерий чумы, обладающего вирулентностью в 60 раз больше, чем обычные бактерии чумы. Выражаясь современным языком, это были «быстрорастворимые бактерии», годные для немедленного использования. Их можно было транспортировать в глубь территории противника в легких стеклянных или других сосудах, а непосредственно перед использованием достаточно было лишь смочить их водой и небольшим количеством питательного раствора.

Летом 1945 года в «отряде 731» имелся значительный запас бактерий, включавший, помимо 100 килограммов бактерий чумы, большое количество бактерий тифа, холеры, дизентерии, сибирской язвы. Если бы накопленные в отряде бактерии тем или иным способом были все сразу рассеяны в крупных городах Советского Союза, это могло бы немедленно вызвать сильнейшую эпидемию на всем Европейском континенте. Теоретически же этого количества было более чем достаточно, чтобы уничтожить все человечество.

Три отвлекающих маневра

В июне-июле, в то самое время, когда «отряд 731» был занят увеличением производства бактериологического оружия, в отряде трижды поднималась какая-то непонятная шумиха.

В одном из внутренних дворов блока «ро» вдруг начали рыть большие ямы, вернее, не ямы, а скорее даже рвы, которые обычно заполняют водой. Глубиной они были чуть меньше метра, шириной два метра и длиной около десяти метров. Рвы копали несколько десятков заключенных.

Рядовые сотрудники отряда, видя эти внезапно начавшиеся земляные работы, думали: «Наконец-то и наш отряд вступает в решительное сражение с СССР», ведь руководство отряда всегда твердило им, что, «даже если все кругом будет занято противником, наш отряд и в Пинфане станет вести партизанскую войну с применением бактерий».

Однако старшие чины отряда сразу догадались о назначении рвов. Бывший сотрудник съемочной группы свидетельствует: «В кругу начальников тотчас же заговорили о том, что рвы предназначены для трупов заключенных. Иными словами, руководство, призывая увеличить производство бактерий и грызунов, в то же самое время готовилось к срочной эвакуации отряда».

Тогда же случилось и другое происшествие. Из приданной «отряду 731» жандармской группы внезапно исчез один из жандармов. По поводу его исчезновения ходили разные слухи. Одни говорили: «Он сбежал, потому что почувствовал, что конец войны близок и ему придется отвечать за военные преступления». Другие возражали: «Дело не в этом. Просто ожидаются решительные бои с СССР, и его тайно заслали в тыл противника».

После первых двух событий вскоре произошло и третье.

В отряде стали формировать «ударные группы особого назначения» из шести человек каждую. Перед ними была поставлена задача: «Немедленно отправиться в Харбин, связаться с гражданским населением, школами и организовать в больших масштабах отлов грызунов. Во время проведения операции заходить в район Даовай строго запрещается».

Члены «ударных групп» были обескуражены. Хотя мероприятие и называлось «боевой операцией», на деле оказывалось, что это просто ловля мышей. Сотрудникам не нравилось, что они, солидные люди, должны с мышеловками в руках ходить по домам и школам и просить: «Для армии будут шить шапки из меха грызунов. Помогите, пожалуйста, отловить их».

Среди гражданского населения Харбина и раньше ходили слухи, что в районе Пинфаня расположен какой-то странный отряд японской армии, который будто бы готовит бактериологическую войну. И вот теперь является несколько десятков человек, говорят, что они из этого отряда, и просят помочь отловить грызунов. «Шапки из меха грызунов — это вранье… Этих грызунов они используют для бактериологической войны», — стали поговаривать в городе, особенно среди русского населения.

Однако членов «ударных групп» ждало еще одно разочарование. Собранных с большим трудом в разных районах Харбина крыс и мышей они грузили на автомашины и отправляли в отряд. Однажды в разговоре по телефону с сослуживцами кто-то поинтересовался: «А что вы делаете с нашими грызунами?» И получил ответ: «Это с теми мышами, что вы там ловите?.. Обливаем горючим и сжигаем».

«Неужели мы только для того собираем грызунов, чтобы их сжигали?.. Зачем, собственно, нас послали в Харбин?» — недоумевали члены «ударных групп».

Тогда же командиры групп стали догадываться о том, что официальный запрет посещать район Даовай не следует понимать буквально.

В Харбине Даовай был районом злачных мест. Кабачки, опиекурильни, непристойные зрелища, проституция — все это сосредоточивалось в Даовае. (В главе V первой части автор упоминал харбинский район злачных мест Фудзядян. Даовай и Фудзядян — это два названия одного и того же района Харбина).

Когда «ударные группы» отправляли в Харбин, командирам были выданы довольно значительные суммы денег на ведение операции. Однако при этом руководство намекнуло, что часть средств можно использовать на развлечения. Это было неслыханной щедростью со стороны руководства отряда.

Некоторых командиров осенила догадка: «Вот оно что… Оказывается, по ночам нам нужно внедряться в район злачных мест, где полно шпионов противника». Теперь все стало ясно. «Ударные группы», как только начинало темнеть, отправлялись в кабачки и там развлекались как могли. Днем они охотились за мышами, а по ночам — за добычей совсем иного рода.

Догадка командиров «ударных групп» оказалась правильной. «Отряд 731», который всегда проводил операции тайно, под зашифрованным названием, на этот раз действовал открыто, так, чтобы это бросалось в глаза. В этом и состоял замысел руководства отряда, пославшего «ударные группы» в Харбин.

О деятельности сотрудников отряда непременно должна была узнать советская сторона. Для Советского Союза эти сведения явились бы доказательством того, что «Квантунская армия усиленно готовится к бактериологической войне». Это вызвало бы настороженность у командования советских войск, концентрирующихся на границе с Маньчжурией, и тем самым хотя бы на несколько дней отсрочило начало военных действий.

Прибегая ко всем этим уловкам, руководство отряда исходило из того, что, «если хочешь обмануть противника, нужно сначала обмануть своих». И приказ об увеличении производства бактерий, и засылка «ударных групп» были звеньями одной отвлекающей операции, которая, как и две другие, проводилась с единственной целью: выиграть время и как можно скорее подготовиться к эвакуации.

Каналы поставки подопытных

О тайной подготовке к эвакуации отряда первыми начали догадываться сотрудники транспортной группы 3-го отдела.

Штаб транспортной группы находился там же, где и весь 3-й отдел: в Харбине, в районе Биньцзянского вокзала Лафа-Харбинской железной дороги, в здании, обычно называвшемся Южным корпусом. Отдел занимался профилактикой и водоснабжением.

На транспортную группу 3-го отдела возлагались следующие обязанности.

Во-первых, обслуживание машины начальника отряда Сиро Исии. Кабинет начальника находился на территории отряда, в главном здании на втором этаже. Но жил Исии в Харбине, на Гиринской улице, 36. Этот путь, равный приблизительно 20 километрам, и проделывал ежедневно шофер, возивший Исии.

Бывший сотрудник транспортной группы вспоминает: «Его превосходительство начальник отряда имел две автомашины: „шевроле“, модель 1934 года, и „форд“, модель 1938 года. Пластинку с номером машины можно было менять на десяток других пластинок разной формы и с разными номерами. Делалось это для того, чтобы не дать возможности разведкам, действовавшим в Харбине, выследить машину начальника отряда. Каждый раз, когда машина ехала в город, пластинку с номером меняли, и таким образом автомобиль оказывался приписанным то к провинции Биньцзян, то к провинции Гирин и так далее. Когда же машина направлялась в Пинфань, спереди прикреплялся треугольный желтый генеральский флажок. Машину никто не останавливал, она мчалась с бешеной скоростью и достигала штаба отряда за какие-нибудь 15 минут».

Другой обязанностью транспортной группы было обслуживание пожарных машин. Группа в основном размещалась в Южном корпусе, но часть ее находилась в штабе отряда в Пинфане. Здесь был гараж и помещение для дежурных. На случай возникновения в отряде пожара в гараже постоянно в. полной готовности стояли две пожарные машины, выкрашенные в защитный цвет.

Третьей обязанностью группы была перевозка подопытных заключенных, а также сотрудников спецгруппы и жандармов.

Сотрудник транспортной группы продолжает свои воспоминания:

«Подопытные доставлялись в отряд в основном двумя путями. Один путь лежал через жандармское отделение, находившееся в отдаленной части харбинского вокзала. Вагоны с заключенными подгоняли точно к жандармскому караульному помещению. Все заключенные были одеты в форму вольнонаемных японской армии. Руки в наручниках были спрятаны под одеждой. Если не присматриваться специально, то понять, что это заключенные, было невозможно.

Другой путь доставки проходил через сборный пункт, помещавшийся в подвале двухэтажного желтого здания европейского типа, окруженного каменным забором. Здание находилось в Харбине на полпути от харбинского вокзала к православному кафедральному собору, неподалеку от японского храма Харупин-дзиндэя. В нем располагалось японское консульство. В подвале консульства и был пункт сбора заключенных».

О том, что существовал специальный «накопитель» «бревен», я упоминал ранее. Но тогда я еще не знал, где именно он находился. Теперь же выясняется, что он помещался в подвале японского консульства.

Широко известно, какую важную роль играли жандармерия Квантунской армии и ее разведорганы в деле поставки заключенных в «отряд 731». Но то, что в этом было замешано и министерство иностранных дел Японии, явилось полной неожиданностью.

Убийство с соблюдением правил асептики

1 августа 1945 года после полудня сотрудники транспортной группы отправились на автомашине в Харбин за очередной партией заключенных, находившихся в подвале японского консульства.

Автомобиль, предназначенный для перевозки заключенных, назывался «спецмашиной». Это был «додж» американского производства, модель 1933 года, с шестицилиндровым мотором мощностью 85 лошадиных сил и грузоподъемностью 4 тонны. Кузов «доджа» был покрыт брезентовым тентом с целлулоидными окошками. Снаружи машина выглядела как обычный грузовик с тентом. Однако это была маскировка. Тентом накрывался металлический кузов без единого окошка. Сидений в кузове не было, весь пол был покрыт соломенными матами и досками. Под ними проходили выхлопные трубы, которые в зимнее время использовались для отопления.

Сотрудник транспортной группы рассказывает: «В спецмашину сразу можно было „погрузить“ от 40 до 50 заключенных. Сзади машины прикреплялся такой же съемный номерной знак, как и у машины начальника отряда. Это было сделано для того, чтобы затруднить опознание машины и предотвратить возможное нападение на нее партизан. В отряде таких спецмашин было две, а в год окончания войны из Дальнего прислали еще одну — специально переоборудованный „форд“, и таким образом их стало три».

Итак, упомянутый «додж» въехал в ворота японского консульства. Вскоре из подвала вывели 40 заключенных, одетых в белую летнюю одежду. Головы у всех были обриты, на спинах висели таблички с номером, на руках были надеты наручники, а ноги закованы в кандалы, которые непрерывно звенели, когда узники, подгоняемые жандармами, садились в машину. Поскольку здание японского консульства окружал высокий каменный забор, никто из посторонних видеть заключенных не мог.

Через 30 минут спецмашина с 40 заключенными появилась в расположении «отряда 731» в Пинфане. Миновав пост, она повернула направо, проехала мимо пруда, находившегося за электростанцией, и остановилась позади блока «ро». Стены здания были залиты знойным августовским солнцем. Вокруг царила тишина.

Из спецмашины вышли шесть служащих отряда и стали полукругом у дверцы. Это были вольнонаемные из лечебного отдела, возглавляемые врачом Ябуки. В руках у одного из них поблескивал шприц. Все шестеро отлично знали, что должно было сейчас произойти. Один из сотрудников, выполнявший обязанности переводчика, приоткрыл дверь машины и на ломаном русском языке объявил заключенным: «Сейчас всем сделают предохранительные прививки… Выходить по одному».

Первым из машины, придерживая руками цепь от кандалов, вышел юноша. Дверца за ним немедленно закрылась. Один из сотрудников быстрым движением продезинфицировал ему запястье. Затем приблизился другой, со шприцем в руках, и сделал укол. В ту же секунду заключенный, не издав ни единого звука, рухнул наземь и остался лежать бездыханный.

В шприце содержался раствор синильной кислоты.

«Когда с первым заключенным было таким образом покончено, двое сотрудников оттащили труп за машину. Для того чтобы заключенные, находившиеся в машине, не догадались о том, что происходит снаружи, мотор все время работал. „Следующий… выходи!“ — была подана команда, и дверца машины снова отворилась. Этому заключенному также продезинфицировали запястье, а затем впрыснули примерно кубик раствора синильной кислоты. Заключенный беззвучно рухнул наземь, и его волоком оттащили к первому… Так повторилось 40 раз. За спецмашиной выросла гора трупов», — вспоминает бывший сотрудник транспортной группы, который тогда своими глазами видел все от начала до конца. Людям дезинфицировали запястье, чтобы впрыснуть яд. Это было в духе «отряда 731».

«Мы знали, что заключенных используют для экспериментов, но то, что мы увидели 1 августа, было просто массовым зверским убийством. У нас, видавших много жестокостей, на этот раз перехватило дыхание. Как все-таки ужасна война! Тебя могут уничтожить прежде, чем ты успеешь вымолвить хоть одно слово или понять, что происходит. Нас охватило чувство безысходности…»

После того как 40 заключенных были умерщвлены, сотрудникам транспортной группы все стало ясно: «отряд 731» больше не нуждался в материале для экспериментов. Подопытные были теперь для отряда помехой. «Война скоро закончится поражением Японии… Отряд готовится к эвакуации», подумали сотрудники транспортной группы, присутствовавшие при зверском убийстве заключенных.

Вехи на пути в ад

Как я уже упоминал, одной из основных обязанностей транспортной группы была перевозка подопытных. Она осуществлялась не только по линиям «харбинский вокзал — Пинфань», «подвал японского консульства — Пинфань». Больше всего трудностей представляла доставка подопытных на специальный полигон близ станции Аньда. Путь пролегал на северо-запад от Пинфаня по открытой степи и равнялся приблизительно 120 километрам.

Я уже писал о том, что иногда заключенных перевозили туда на самолете. Но кроме воздушного, использовали и наземный способ доставки. В таких случаях заключенных везли на спецмашинах.

Бывший сотрудник транспортной группы рассказывает: «Отправившись из Пинфаня, спецмашина с заключенными проезжала через Харбин, а затем в течение 10 часов ехала по степи в направлении Цицикара, пока наконец не достигала огромного, ничем не огороженного поля, на котором виднелись только шалаши косцов травы. Это и был специальный полигон Аньда.

За один рейс перевозили от 30 до 40 заключенных. Кузов машины просматривался из кабины водителя через смотровое окошко. В него вооруженные жандармы и сотрудники спецгруппы время от времени поглядывали на заключенных, которые были в наручниках и кандалах. Нередко для предотвращения побега на время перевозки к кандалам прикрепляли еще чугунное ядро. Кандалы закреплялись железными заклепками, и сам заключенный освободиться от них не мог».

Больше всего сотрудники транспортной группы боялись сбиться с пути по дороге в Аньда. Собственно, дороги как таковой и не было, машина шла по ровной степи. Никаких знаков, указывающих направление, тоже не было. В особенности трудно было ориентироваться зимой, когда все кругом было покрыто снегом. Из-за малейшей оплошности можно было сбиться с пути и замерзнуть. Чтобы этого не произошло, сотрудникам транспортной трупы давали в отряде бутылки с марганцовистокислым калием, который используется при отбеливании, стерилизации и называется «минеральным хамелеоном», потому что его водный раствор в щелочной среде окрашивается в зеленый цвет, в кислой среде — в яркий красно-фиолетовый цвет, а при контакте с органическими соединениями остается бесцветным. Зимой, везя заключенных по заснеженному полю, сотрудники транспортной группы время от времени останавливали машину и разбрызгивали «минеральный хамелеон» на снегу. Ярко-красные пятна, во-первых, показывали обратную дорогу в Пинфань; кроме того, потеряв ориентировку, можно было вернуться немного назад, к ближайшей отметине. Для заключенных же красные пятна на снегу были вехами на пути к смерти.

Бывший сотрудник транспортной группы рассказывает: «Здоровые, полные сил заключенные почти всегда возвращались из Аньда трупами, а если не трупами, то в тяжелом состоянии, практически на грани смерти. По прибытии в Пинфань их ждало вскрытие заживо. Поэтому отправка в Аньда означала конец. Живым оттуда никто не возвращался».

Страшное событие, участниками которого стали сотрудники транспортной группы, произошло на полигоне Аньда зимой 1944 года.

Побег подопытных заключенных

По словам бывшего сотрудника транспортной группы, это случилось в феврале или марте, точно он не помнит. В тот день на специальном полигоне Аньда должны были проводиться эксперименты по применению бомб, начиненных бактериями чумы.

Из Панфаня спецмашиной доставили 40 подопытных. Все они были одеты в телогрейки, зимние шапки и зимнюю обувь. На поле людей привязали веревками к крестам, стоявшим на расстоянии тридцати метров один от другого. Кресты устанавливались просто: сгребался горкой снег, в нее ставился крест, после чего горка заливалась водой. В Аньда, где зимой температура даже днем никогда не была выше -25ш, вода замерзала очень быстро. Крест стоял прочно и выдерживал вес человеческого тела.

На полигоне был поднят метеорологический конус, указывающий направление ветра. Сотрудники отряда — человек двадцать — расположились с наветренной стороны в трех километрах от привязанных к крестам заключенных и наблюдали за ними в бинокли. Находиться с наветренной стороны было необходимо, иначе возникала опасность бактериального заражения. На всех подопытных были надеты железные каски и щиты, предохраняющие тело от осколков бомб. Каски и щиты должны были «обеспечить» подопытным смерть именно от заражения бактериями чумы.

Бомбы, созданные в «отряде 731», представляли собой шрапнельные снаряды. Тонкий металлический прут скручивали в виде шнека, разрезали на кусочки длиной в сантиметр, на которые наносили бактерии чумы. Благодаря винтообразным выступам на маленьком куске прута удерживалось большое количество бактерий. Этим и начинялся снаряд. Когда он взрывался, чумная шрапнель разлеталась во все стороны. Для снарядов использовался особый штамм бактерий чумы, обладавший вирулентностью в 60 раз большей, чем обычные чумные бактерии. Бомбы, созданные в отряде, напоминают шариковые бомбы, которые американцы применяли потом во Вьетнаме.

Итак, снаряды с взрывателями были размещены между рядами крестов, к которым привязали подопытных. Вот-вот должен был произойти взрыв.

Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Внезапно один из подопытных — китаец — с криком отделился от креста и бросился бежать. Ему, по-видимому, ценой невероятных усилий удалось развязать веревку, которой он был привязан. Быстро подбежав к соседнему кресту, он освободил еще одного подопытного. Эти двое в свою очередь немедленно бросились к ближайшим крестам и освободили еще двоих. Так их стало четверо, а затем и восьмеро. В считанные секунды подопытные сняли с себя щиты и каски и побежали в разные стороны.

Сотрудники отряда, наблюдая эту картину в бинокли, сначала не могли понять, что происходит. Но, прийдя в себя от изумления и видя, что освободившихся подопытных становится все больше, они осознали всю серьезность ситуации. Подопытные устроили побег. Такого на полигоне еще не случалось.

«Тревога! Держи их!» — в растерянности забегали сотрудники отряда, находившиеся в этот момент в трех километрах от заключенных. Некоторые бросились к палатке за оружием, кто-то кричал: «Нельзя дать им убежать! Если убегут, нам придется плохо!», другие же, подняв обе руки и обращаясь к заключенным, бессмысленно кричали: «Стойте!» Сотрудников отряда охватила паника.

В этой суматохе не растерялся только один человек — жандарм С., находившийся при отряде. С криком «Есть кто-нибудь из транспортной группы?» он сразу же бросился к спецмашине.

Увидев бегущего жандарма, сотрудник транспортной группы понял все раньше, чем услышал его крик. Он включил зажигание, и в тот момент, когда жандарм сел в кабину рядом с ним, машина взревела и устремилась за беглецами.

«Заключенные разбегались в разные стороны полигона… Когда я вспоминаю об этом, я поражаюсь тому, что ни один заключенный не думал только о собственном спасении. Каждый, кого отвязывали, бросался отвязывать другого. Все разбежались только после того, как был освобожден последний подопытный. Но тогда, мчась на машине, я не думал об этом. В голове было только одно — поскорее задержать их, и я изо всех сил нажимал на педаль газа», — вспоминает сотрудник транспортной группы.

Автомашина — орудие убийства

«Полигон не был огражден ничем, — продолжает рассказывать сотрудник транспортной группы. — Это было ровное, без единого деревца, заснеженное поле, простиравшееся более чем на десять километров. Как бы быстро ни бежали заключенные, они не могли соревноваться в скорости с машиной… Сначала мы, догнав бегущего, пытались его схватить, но некоторые оказывали сопротивление, и мы поняли, что задержать всех невозможно».

Тогда, догнав задыхающихся от бега по глубокому снегу заключенных, машина на полном ходу стала сбивать их.

«Т-а-к! Дави! Чтобы ни одного „бревна“ не осталось, дави!» — кричал сидевший рядом с водителем жандарм. Машина с бешеной скоростью гонялась за людьми.

Бампер машины содрогался от ударов. Вместе со снежной пылью над капотом взлетало что-то черное, потом раздавался глухой треск, будто переломилось сухое дерево, по которому проехала машина. Позади на снегу оставались раздавленные человеческие тела.

«Хорошо! Уже три штуки готовы… Давай вперед! Так мы скоро их всех передавим», — продолжал кричать жандарм, и «додж» с бешеным ревом летел вперед. Когда машина оказалась метрах в двадцати от группы заключенных, сквозь рев мотора прорвался душераздирающий крик. Это был крик отчаяния людей, которые лишь на мгновение обрели свободу.

Сотрудник транспортной группы вспоминает: «Некоторые заключенные, обессилев, падали в снег. На таких мы не обращали внимания и устремлялись за теми, кто еще бежал. В первую очередь нужно было сбить их. Из сорока человек не убежал ни один: большинство были раздавлены, а некоторые схвачены живыми и посажены в кузов. Бампер машины был весь в крови, к нему прилипли клочки одежды и куски кожи с волосами. Запах крови смешался с запахом бензина. Картина страшной бойни предстала перед нашими глазами. На это невозможно было смотреть, и я подумал — до чего же мы дошли…»

На окровавленном снегу здесь и там лежали раздавленные трупы. У некоторых еще дышавших людей вывалились наружу внутренности, у других была раздавлена нижняя половина тела, а верхняя судорожно извивалась. Жандармы и сотрудники транспортной группы хватали людей за ноги и бросали в кузов машины.

«Если бы мы дали возможность убежать хотя бы одному подопытному, говорит бывший служащий отряда, — стало бы известно о проводившихся в отряде секретных экспериментах. Более того, и Китай, и Советский Союз немедленно узнали бы о местоположении и численности отряда. Поэтому решение жандарма уничтожить всех бежавших заключенных было вполне оправданным… Ведь заключенные были не люди, а „бревна“ — существа, приговоренные к смертной казни и только ждавшие исполнения ее. Это нам постянно внушали в отряде, поэтому-то и возникла мысль уничтожить заключенных, пытавшихся бежать на полигоне Аньда».

Но есть и другое свидетельство.

«То, что все подопытные были приговоренными к смертной казни, — явная ложь, — говорит бывший сотрудник транспортной группы. — Многие из них не совершили ничего плохого. Переводчик Касуга рассказывал мне, например, что среди заключенных был юноша-литератор, который публиковал свои произведения в разных журналах. И вот однажды к нему явились японские жандармы, схватили его и привезли в отряд. Харбинское отделение спецслужбы немедленно отправляло в „отряд 731“ всякого по малейшему подозрению в „антияпонских настроениях“. Это факт, который не скроешь…»

После всего случившегося на полигоне Аньда руководство отряда отдало приказ о повышении бдительности сотрудников и усилении вооруженных нарядов во время проведения экспериментов.

Нумерация обреченных на смерть

После опубликования первой части книги некоторые органы массовой информации обратились ко мне с вопросами: «Вы пишете, что в „отряде 731“ было уничтожено более трех тысяч человек. Откуда взята эта цифра?», «Не приводите ли вы цифру 3000 просто потому, что это круглое число?».

В связи с этим мне хотелось бы разъяснить, на основании чего я утверждаю, что в «отряде 731» было зверски умерщвлено более трех тысяч человек.

В главном здании отряда на втором этаже размещалась оперативная исследовательская группа Ариты. Она состояла из 3 человек, руководил ею поручик санитарной службы Арита. Группа делала рентгеновские снимки прибывавших в отряд подопытных и проводила на людях многочисленные эксперименты по рентгеновскому облучению.

Поскольку в группе, кроме самого поручика Ариты, специалистов по рентгеновской съемке не было, каждый раз при проведении экспериментов наиболее опытные сотрудники съемочной группы получали приказ явиться для работы в группу Ариты.

Как только поступивших в отряд заключенных помещали в специальную тюрьму, группа Ариты делала их рентгеновские снимки.

Бывший служащий отряда, работавший на рентгеновских установках, рассказывает: «В рентгеновском кабинете, находившемся в 7-м корпусе, было две установки производства фирмы „Симадзу“. Прежде чем сделать снимок, на груди заключенных, как мужчин, так и женщин, сотрудники группы Ариты черной тушью писали порядковый номер арабскими цифрами. Нумерация начиналась с трехзначной цифры, то есть со 100, и продолжалась до цифры 1500. Это составляло один цикл».

Снимки делались для того, чтобы выявить у заключенных легочные и другие грудные заболевания. При проведении бактериологических экспериментов в данных о смертности среди здоровых подопытных и подопытных, страдавших грудными заболеваниями, были расхождения. Кроме того, эксперименты с бактериями туберкулеза, которыми занималась группа Футаки, желательно было проводить на совершенно здоровых людях. Заключенных, больных более или менее тяжелой формой туберкулеза, можно было использовать только для опытов с ядовитыми газами или опытов по обморожению.

Рентгеновские снимки, таким образом, делались прежде всего для сортировки экспериментального материала. Но и не только для этого. Попутно еще фиксировалась нумерация заключенных.

Читатель уже, вероятно, понял смысл высказывания бывшего сотрудника отряда о номерах, писавшихся черной тушью на обнаженной груди заключенных.

Зафиксированный на снимке номер сохранялся за узником в течение всего пребывания в тюрьме. Когда нумерация доходила до 1500, счет опять возобновлялся со 100.

Бывший служащий отряда продолжает свое свидетельство: «Насколько я помню, в мае 1942 года нумерация заключенных выражалась цифрой порядка 700… За 1000 она перевалила к концу 1943 года. В начале 1944 года она быстро достигла 1500, а затем снова началась со 100. С этого времени циркуляция заключенных стала особенно интенсивной. К концу 1944 года порядковый номер превысил 1000, а к весне 1945 года он выражался примерно цифрой 1400. Поэтому только на моей памяти нумерация заключенных прошла два цикла (2800), и говорить о том, что общее количество заключенных составило 3000, отнюдь не преувеличение». Однако были и такие подопытные, которых направляли на эксперимент, не подвергнув предварительно рентгеновской съемке, некоторых зверски умертвили сразу же по прибытии в отряд. Поэтому утверждение, что отряд истребил «более трех тысяч человек», имеет вполне достаточное основание.

Дьявольский фотоглаз

Приведу некоторые сведения о съемочной группе отряда. Эта группа входила в состав исследовательского отдела хозяйственного управления и насчитывала 8 человек. За исключением начальника группы, делопроизводителя и стажера, непосредственно фотографированием занималось 5 человек. Из них один был постоянно прикомандирован к группе Ариты. Съемочная группа располагала самой новой и совершенной по тем временам техникой, и прежде всего 16-миллиметровыми кинокамерами, 8-миллиметровых тогда еще не было. Всего в отряде имелось 10 кинокамер американской фирмы «Синэ-кодак спешл» и японской фирмы «Аро». Группа, кроме того, имела в своем распоряжении три 35-миллиметровые фотокамеры «Лейка», две фотокамеры «Контесса», три 75-миллиметровые фотокамеры «Роллей-код», а также пять зеркальных фотоаппаратов японской фирмы «Минолта-флекс». Если учесть и другую аппаратуру, то в отряде постоянно были в полной готовности до 20 кино- и фотокамер. «Этими фотоаппаратами мы снимали ужасные эксперименты над живыми людьми. Не очень-то приятный объект для съемки», — говорит бывший сотрудник группы. Далее он вспоминает:

«Почти все поступавшие в отряд заключенные были молодыми людьми, лет двадцати. Прежде всего их направляли в корпус 7. Раздетые донага, со следами пыток, худые от недостатка питания, они представали перед тюремщиками. Русские заключенные были, как правило, в гражданской одежде. С первого взгляда можно было понять, что это обыкновенные горожане.

Насколько я помню, женщин-заключенных иногда помещали не в корпусе 8, а на первом этаже корпуса 7. В 1944 году в корпусе 7 находились три женщины и один ребенок. Две из них были русские, одна китаянка. Ребенок — русская девочка лет четырех-пяти. Я знал, что женщин подвергали вскрытию заживо или же экспериментам с использованием ядовитых газов».

У сотрудников съемочной группы было в основном четыре рабочих места. Первое — полигон Аньда, второе — рентгеновский кабинет в корпусе 7 и находившаяся здесь же специально оборудованная комната. Третьим рабочим местом был секционный зал и, наконец, четвертым — «экспериментальная камера», впервые упоминающаяся в этом повествовании. О первых трех я уже писал ранее. «Экспериментальная камера» тоже была страшным местом. Подробно о ней я расскажу несколько позже.

Сотрудники съемочной группы через видоискатели камер следили за ходом экспериментов над живыми людьми и фиксировали все на пленку. «Съемка опытов над живыми людьми была самым мучительным занятием», — свидетельствует бывший сотрудник съемочной группы. Кинокамеры были с ручным пружинным заводом. Операторы должны были постоянно следить за объектом съемки, держа в руках тяжелую камеру и время от времени подзаводя пружину.

Был такой эпизод. Однажды новый сотрудник группы присутствовал при вскрытии заживо. Подопытному, лежащему на операционном столе, дали наркоз… Вскрытие началось…

Внезапно у оператора обмякла рука, которой он заводил пружину, в глазах потемнело. Его стало мутить, ноги подкосились, и он сел на пол. «Эй, оператор, черт побери! Что ты там мешкаешь? Сейчас важный момент, пошевеливайся!» — закричал руководитель эксперимента, и этот крик был последнее, что услышал оператор перед тем, как лишился чувств.

Бывший сотрудник съемочной группы говорит: «Десятки и сотни раз мы вдалбливали себе в голову, что подопытные не люди, а всего лишь материал, и все равно при вскрытиях заживо у меня мутилось в голове. Нервы нормального человека этого не выдерживали».

С работой съемочной группы в корпусе 7 связан еще один случай. Иногда эксперименты на заключенных, проводимые в специально оборудованной комнате, затягивались, и сотрудники съемочной группы оказывались на некоторое время свободными. Некоторые из них, кто мог немного говорить по-китайски, брали в рентгеновском кабинете маленькие стульчики, садились в коридоре и, чтобы как-то скоротать время, украдкой от сотрудников спецгруппы разговаривали с заключенными.

Приблизив лицо к окошку, через которое подавалась пища, они спрашивали у заключенного, откуда он и т. д. Некоторые узники весьма охотно отвечали на эти вопросы.

Самый плохой на свете японец

Говорят, что это было на следующий год после начала войны на Тихом океане, то есть в 1942 году. В корпусе 7 появился новый заключенный китаец крепкого телосложения. Когда сотрудник съемочной группы без всякой цели заговорил с ним, тот вдруг ответил, что он командир китайской Восьмой армии. Услышав это, фотограф насторожился. Восьмая армия, руководимая Коммунистической партией Китая и известная своей доблестью, была самым серьезным противником японской армии.

— Как ты думаешь, японская армия сильная? — негромко спросил фотограф и услышал из камеры неожиданный ответ:

— Сейчас она успешно продвигается вперед, но через два года начнет терпеть поражение и разваливаться… — сказал заключенный тихим, но уверенным голосом, — потому что Япония ведет несправедливую войну. Это увеличивает число ее противников и уменьшает число сторонников. А среди самих японцев Гиити Танака — самый плохой японец за всю историю страны.

Гиити Танака был политическим лидером японской военщины. Он возглавлял партию Сэйюкай и в 1927 году стал премьер-министром Японии. В 1928 году Танака послал войска в Шаньдун, открыто вмешавшись таким образом в ход китайской революции. Правительство Танаки обрушило жестокие репрессии на Компартию Японии. 15 марта 1928 года по всей стране были проведены массовые аресты коммунистов. Правительство изменило также «закон об опасных мыслях», введя смертную казнь за выступление против существующего строя и частной собственности.

Сотрудник съемочной группы, несколько задетый тем, что заключенный назвал Гиити Танаку, который и в самом деле был известен как сторонник жесткого курса по отношению к Китаю, «самым плохим человеком», продолжал придирчиво расспрашивать:

— Ну, а тогда скажи, кто из японцев, по-твоему, хороший человек?

И снова из камеры послышался уверенный голос:

— Сейчас в глубине Китая, в Яньани, находится японский революционер Ебань, а в одной из тюрем Японии томится в заключении другой человек Дэтянь (Ебань и Дэтянь — китайское произношение фамилий известных лидеров Коммунистической партии Японии Носаки и Токуды). Вот они — выдающиеся люди.

Сотрудник съемочной группы не знал японцев с такими фамилиями. В ответ он только хмыкнул и на этом прекратил свои расспросы.

Далее он вспоминает: «Вскоре после войны, когда я вернулся в Японию, я увидел однажды в газете крупный заголовок: „Возвращение Сандзо Носаки на родину“. Пробежав статью глазами, я ахнул от изумления. Да это же он! Тот самый Ебань, о котором говорил мне тогда заключенный. А Дэтянь — это японский коммунист Кюити Токуда. Я не мог не восхититься тем, как точно предвидел тогда заключенный ход войны и ее конец. Если бы этот командир Восьмой армии остался жив, он, несомненно, стал бы видным деятелем в современном Китае. Он назвал мне тогда свое имя, но я никак не могу его вспомнить». При этих последних словах лицо бывшего сотрудника съемочной группы приняло печальное выражение.

Ядовитый газ по заказу

А теперь вернемся в Пинфань.

10 августа 1945 года. Двое мужчин стоят на крыше блока «ро». Один из них лет тридцати, высокий, светлокожий, на лице поблескивают очки. Второй называет его «господин капитан».

— Послушай, а какая там кубатура? — обратился капитан к подчиненному.

— Так… Площадь камеры примерно 3 метра 60 сантиметров на 2 метра 70 сантиметров.

— Ну и какой получается объем?

— Высота потолка там метра два?

— Похоже, что так. Можно считать приблизительно.

— Хорошо… Перемножив все это, получаем примерно 19,5 кубических метра, — быстро сосчитал в уме подчиненный.

— … Значит, объем камеры — 19,5 кубометра, — произнес «господин капитан», мельком взглянув на подчиненного. Последний, по-видимому, без слов понял мысль своего начальника и тут же сказал:

— Господин капитан, удельный вес «чая» — 0,72. Разделив 19,5 на 0,72, получим, что на одну камеру достаточно 27 миллилитров.

Капитан снова кивком одобрил подсчеты своего подчиненного, а затем задумчиво посмотрел в небо.

— Нет, не годится. Для верности, я думаю, нужно дать двойную дозу. Да, так и сделаем. При таком удельном весе… на каждую камеру по 40 миллилитров. Этого будет вполне достаточно.

— Слушаюсь! Сейчас все приготовлю. — С этими словами подчиненный принялся вынимать из принесенного с собой ранца поблескивающие на солнце прозрачные стеклянные сосуды. Это были конусообразные колбы, какими пользуются в школах на занятиях по биологии и химии. Подчиненный проворно расставлял колбы в ряд. Стекло преломляло солнечные лучи и отбрасывало разноцветные блики на крышу блока «ро».

Из другого ранца оба мужчины достали белые халаты и длинные резиновые перчатки. Быстро надев все это, они снова порылись в ранце и вынули оттуда противогазы.

— Будь осторожен, «чай» проникает через кожу. Если на нее попадет хоть капелька — конец…

— Слушаюсь! Может, сначала взвесить на весах?

— Да, пожалуй. Одна колба вмещает 100 миллилитров. Значит, половины колбы будет вполне достаточно. Однако нам нельзя ошибаться, поэтому лучше взвесить.

— Понятно!

Оба мужчины подняли лежавший на крыше стальной баллон, поднесли его к колбам, медленно наклонили и открыли вентиль. Движения их были размеренны и осторожны.

Послышалось шипение выходящего воздуха, и на дно колбы полилась прозрачная жидкость. Сначала она казалась бесцветной, но по мере того как количество ее в колбе увеличивалось, жидкость приобретала цвет некрепкого чая. Несомненно, что несколько раз проскользнувшее в разговоре мужчин слово «чай» относилось именно к этой жидкости.

Когда колба была до половины наполнена, вентиль закрыли, а горлышко колбы быстро заткнули резиновой пробкой. Затем колбу поставили на небольшие фармацевтические весы. «Чай» весил чуть больше 40 граммов.

Не снимая противогаза, подчиненный жестом дал понять, что все в порядке. Капитан в ответ кивнул головой. Потом они наполнили до половины не менее 10 колб и заткнули их резиновыми пробками.

— … - сказал что-то капитан, но голос его прозвучал очень глухо. Поскольку оба были в противогазах, подчиненный не расслышал слов капитана, который хотел предупредить, что точка кипения сжиженного цианистого водорода +26 °C, следовательно, возможно небольшое испарение и надо быть осторожным.

Итак, то, что называлось «чаем», в действительности был цианистый водород.

Далее мужчины действовали быстро и уверенно. Неся в руках ранец с колбами, они спустились на лифте на первый этаж блока «ро». Там их встретили сотрудники спецгруппы. Пройдя вместе с ними через несколько дверей с металлическими решетками и поднявшись по лестнице, они оказались перед входом на второй этаж. Здесь капитан и его подчиненный жестами остановили сотрудников спецгруппы, пытавшихся проводить их дальше. Это был приказ покинуть здание, так как дальнейшее пребывание здесь было опасно.

Двое мужчин, стуча сапогами, прошли по коридору, в который выходили двери камер, и приблизились к первой из них.

«Если бы заключенные увидели мужчин в белых халатах, противогазах, да еще с ранцами за спиной, — говорит бывший сотрудник спецгруппы, — они, вероятно, сразу поняли бы, что пришел их конец… Эти двое не были членами „отряда 731“. Они были военными специалистами „отряда 516“ Квантунской армии».

Этот отряд занимался ядовитыми газами. Официально он назывался «Отряд 516 Химического управления Квантунской армии».

В японской армии было Главное управление вооружений, которое подчинялось непосредственно военному министру. Управление имело в своем составе несколько военных научно-исследовательских институтов. Один из таких институтов, № 6, находился в Токио, в районе Ёдобаси, и занимался разработкой химического оружия.

Позволю себе сделать небольшое отступление. В составе американских вооруженных сил, оккупировавших Японию, было много сотрудников контрразведки («Си-ай-си»), которые занимались сбором разведывательных данных. Скрывшийся после войны в префектуре Тиба Исии был обнаружен и арестован именно сотрудниками этой службы.

Сотрудники контрразведки и американские оккупационные войска в Японии приложили немало усилий, чтобы отыскать некоторых бывших военнослужащих японской армии, в частности сотрудников военных научно-исследовательских институтов и особенно института № 99, который находился в префектуре Канагава. Во время войны этот институт в тесном контакте с «отрядом 731» занимался исследованием смертоносного для человека излучения и синтезированием специальных веществ, предназначенных для диверсий, дефолиантов, ацетонциангидрина — соединения синильной кислоты, примененного, как полагают, преступником в Имперском банке.

В японской армии существовала, кроме того, школа Нарасино, подчиняющаяся Главной учебной инспекции. Школа располагалась в префектуре Тиба. Это учебное заведение готовило специалистов по применению ядовитых газов в военных целях. Его официальное название — «Учебный отряд».

Выпускники школы распределялись в военный научно-исследовательский институт № 6, где занимались разработкой ядовитых газов. Часть выпускников направлялась в «отряд 516» Квантунской армии в качестве кандидатов на командные должности для руководства операциями по применению химического оружия. Иными словами, «отряд 516» Квантунской армии фактически был базой научно-исследовательского института № 6. Методы ведения химической войны, разработанные в этом институте, отрабатывались в «Учебном отряде», то есть в школе Нарасино, а затем широко применялись на практике «отрядом 516», базировавшимся в Маньчжурии, в городе Цицикаре.

Родственное формирование — «отряд 516»

Почему сотрудники «отряда 516», разрабатывавшего химическое оружие, появились в «отряде 731», занимавшемся бактериологическим оружием? На это были свои причины.

После нападения на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года японская армия быстро завладела Малайей, Филиппинами, Борнео, Явой, южной частью Бирмы и стала называть себя «непобедимой армией». Однако летом 1942 года в оборонительном сражении на острове Гуадалканал она потерпела поражение и после эвакуации с острова, потеряв господство на море и в воздухе, постепенно стала уступать противнику в силе. В это время и развернулось ожесточенное сражение на Соломоновых островах между американскими и австралийскими войсками, применявшими тактику последовательных ударов, и японскими войсками, пытавшимися остановить их продвижение.

В этой обстановке в крепости Рабаул среди японских солдат и офицеров имели место случаи отравления окисью углерода со смертельным исходом.

Рабаул — важный стратегический пункт на северо-восточной оконечности острова Новая Британия. Японская армия превратила Рабаул в мощную крепость, которая обрушивала свой огонь на американские самолеты и крейсировавшие в этом районе военные корабли американского флота. Однако при длительном ведении артиллерийского огня из полуподземных крепостных сооружений в помещениях скапливалась окись углерода.

Окись углерода, или угарный газ, не имеет ни цвета, ни запаха. Всего лишь одна сорокатысячная доля его в составе воздуха вызывает у человека головную боль. Окись углерода вступает в соединение с гемоглобином крови, препятствуя снабжению ее кислородом. Начинается кислородное голодание.

В крепости Рабаул отравление солдат и офицеров происходило не только во время ведения огня. Окись углерода — легкий газ. Его наличие в воздухе обнаруживается только при высокой концентрации, когда он воздействует на клетки мозга, вызывая потерю сознания и быструю смерть.

Ставка, позже переименованная в Верховный военный совет, обратила серьезное внимание на случаи отравления в крепости Рабаул. «Отряду 731» и «отряду 516» было приказано провести совместные исследования процесса отравления окисью углерода и разработать меры защиты. В результате «отряд 516» командировал для постоянной работы в «отряд 731» пять-шесть своих сотрудников. Говорят, что впервые сотрудники «отряда 516» появились в Пинфане 1 июня 1943 года.

Прибывшие в «отряд 731» специалисты по ядовитым газам были строго засекречены. Их поселили в квартирах для высшего командного состава. Сотрудники «отряда 516» старались ничем не отличаться от сотрудников «отряда 731». И это им удалось: большинство служащих «отряда 731», за исключением командования, и по сей день ничего не знают об этом факте.

Итак, двое мужчин — специалистов по химическому оружию — остановились перед первой камерой. Вначале они осмотрели ее через смотровое окошко. В тесной камере находилось четверо заключенных. Поскольку стояло лето, некоторые из них были обнажены до пояса. Они сидели на полу и разговаривали между собой.

Один из сотрудников «отряда 516» быстрым движением вынул из ранца конусообразную колбу, наполненную сжиженным цианистым водородом, и бросил ее в камеру. Послышался звон разбившегося стекла, и вслед за этим раздались крики заключенных: «Газ! Спасайся!»

Сотрудники «отряда 516» переходили от одной камеры к другой и бросали через смотровые окошки колбы с газом. Практически одновременно с тем, как сосуды разбивались о пол, бурно испарявшийся цианистый водород наполнял камеры.

Корпус 7 превратился в ад. Заключенные в муках, с пеной у рта испускали последнее дыхание. Одни прижимались лицом к полу, стремясь хоть как-то защититься от газа, другие пытались укрыться под трупами уже погибших людей. Некоторые исступленно стучали наручниками в смотровые окошки, а когда силы покидали их, медленно опускались на пол и оставались недвижимы.

«Забрасывание колб в камеры продолжалось минут пятнадцать. Мы знали, что уничтожение подопытных — первый шаг на пути подготовки „отряда 731“ к эвакуации. Всего мы, помнится, забросили 9 колб, потому что были ведь и пустые камеры, а кое-где одной колбой уничтожались сразу 3–4 человека. Некоторые не умирали сразу, они кричали и стучали в двери камер. В газовом баллоне, который находился на крыше блока „ро“, был жидкий газ, оставшийся после подавления бунта заключенных, который произошел незадолго до окончания войны», — вспоминает бывший сотрудник «отряда 516».

Ящик смерти

Среди многочисленных злодеяний, совершаемых «отрядом 731», самыми ужасными были опыты над живыми людьми и эксперименты с ядовитыми газами, проводившиеся совместно с «отрядом 516».

Приблизительно в четырех километрах к северо-востоку от сооружений «отряда 731», в ложбине находился участок, огороженный где кирпичной стеной, где изгородью из болотной травы амперы. Кругом расстилалось ровное поле. Участок издали напоминал заброшенный склад, однако на самом деле здесь проводились эксперименты с ядовитыми газами.

В то время в распоряжении японской армии имелись следующие ядовитые газы: «желтый» № 1 (иприт), «желтый» № 2 (люизит), «чай» (цианистый водород), «синий» (фосгеноксим), «красный» (дифенилцианарсин).

Эксперименты с ядовитыми газами проводились в «отряде 731» летом. Зимой в условиях холодного климата эксперименты были невозможны. Ставились они, как правило, на тех заключенных, которые уже неоднократно подвергались другим экспериментам.

Бывший сотрудник «отряда 516» рассказывает: «Опыты с ядовитыми газами проводила группа Иосимуры в тесном сотрудничестве с „отрядом 516“. Для них использовали преимущественно заключенных, уже подвергавшихся экспериментам по получению сыворотки крови или экспериментам по обморожению. Большинство таких подопытных были либо с ампутированными конечностями, либо крайне изможденные. Привозили их на специальной машине».

Эксперименты проводились в небольших, особым образом сконструированных камерах. Их было две — малая и большая, соединенные в одну систему.

Большая камера в плане представляла собой квадрат со стороной 3 метра 60 сантиметров. Стены камеры были из листового железа толщиной 5 миллиметров. В большой камере генерировался газ. Вернее, она была непосредственно соединена с генератором газа. В самой камере регулировалась только его концентрация.

Малая камера, за исключением задней стенки и потолка, была стеклянной. Длина стенки составляла полтора метра.

К большой камере были подсоединены генераторы иприта, цианистого водорода и окиси углерода. На потолке камеры находился большой воздушный винт — смеситель воздуха. По потолку и полу шли две трубы диаметром 50 сантиметров. Они соединяли большую камеру с малой. По ним циркулировал воздух с определенной концентрацией газа. Чтобы направить его из большой камеры в малую, достаточно было лишь повернуть выключатель.

Малая камера была сделана из особого, пуленепробиваемого стекла. Находясь снаружи, сквозь прозрачные стены камеры можно было наблюдать за тем, что происходит внутри, а также снимать это на пленку. Камера имела дверцу, к которой были подведены рельсы.

Бывший служащий «отряда 731», присутствовавший на экспериментах с ядовитыми газами, вспоминает: «Подопытных помещали в небольшую вагонетку и привязывали к стойкам. Вагонетка передвигалась по рельсам. Малая камера была чуть больше телефонной будки. Когда дверца камеры открывалась, наружные рельсы состыковывались с рельсами внутри, вагонетка въезжала в камеру, дверца закрывалась, и все было готово для эксперимента».

Оплакивание через 37 лет

По свидетельству бывших служащих «отряда 731» и «отряда 516», всякий раз во время опытов в малую камеру вместе с подопытными людьми помещали птиц, морских свинок, собак, кур и т. п. В зависимости от использовавшегося газа и его концентрации меняли одежду подопытных. Иногда на них надевали противогазы и военную форму, иногда, наоборот, полностью обнажали, оставляя только набедренные повязки. Вокруг камеры всегда находилось 6–7 человек. Это были сотрудники группы Иосимуры, сотрудники съемочной группы, военные специалисты из «отряда 516», а иногда и прибывшие из Мэнцзятуня сотрудники «отряда 100».

В тот момент, когда подопытных привязывали к стойкам вагонетки, они уже обо всем догадывались и некоторые пытались оказать сопротивление. Охранники изо всех сил били их дубинками и вкатывали вагонетки в камеру. Особенно сопротивлялись заключенные-корейцы. Для каждого опыта использовался один заключенный, за день же «потребляли» в среднем 4–5 человек.

Наблюдая за подопытным, находившимся в малой камере, экспериментаторы включали аппаратуру большой камеры. Электропитание подавалось по проводам с территории «отряда 731». Установленная в камере мензурка с коричневатым раствором синильной кислоты нагревалась, и от нее начинал медленно распространяться ядовитый газ. От вращения воздушного винта камера вибрировала.

Бывший сотрудник «отряда 516» рассказывает: «В трубах, соединявших обе камеры, имелись стальные задвижки. Газ поступал в малую камеру только тогда, когда они выдвигались. Поскольку воздух оказывал давление, чтобы выдвинуть их, требовалось приложить немалые усилия. Это выполняли два солдата по команде.

В большой камере был установлен прибор, сделанный фирмой „Симадзу“ и предназначенный для определения концентрации газа в воздухе. С помощью этого прибора выяснялась зависимость между концентрацией газа и временем наступления смерти подопытного».

Как только задвижка отодвигалась, сотрудники «отряда 731» включали секундомеры, запускали кинокамеры, которые фиксировали весь эксперимент от начала до конца.

Стараясь не дышать, подопытные, обезумев, бились в вагонетке, но уже в следующее мгновение глаза их расширялись, изо рта показывалась пена, конечности сводила судорога, голова повисала. Наступала смерть.

«У всех подопытных, погибших от цианистого водорода, лица были багрово-красного цвета, — говорит бывший служащий отряда, — у тех, кто умирал от иприта, все тело было обожжено так, что на труп невозможно было смотреть. Наши опыты показали, что выносливость человека приблизительно равна выносливости голубя: в условиях, в которых погибал голубь, погибал и подопытный человек. Обычно эксперименты продолжались целый день, с утра до вечера. А всего в „отряде 731“ было проведено более 50 подобных экспериментов».

Однажды — это произошло в год окончания войны, в июле месяце, — даже у бывалых сотрудников отряда перехватило дыхание, когда они увидели подопытных, высадившихся из спецмашины. Это были русские, мать и ребенок.

Бывший служащий отряда рассказывает: «Женщина была лет тридцати, хрупкая, светловолосая. Ребенок — девочка лет трех-четырех. На вопрос: „А этих для чего привезли?“ — был дан ответ: „Отряд вынужден эвакуироваться, их нужно уничтожить“… Мать и девочку поместили в вагонетку, не привязывая и без наручников. Вагонетку затем вкатили в камеру, Женщина, похоже было, уже со всем примирилась. Перед тем как должны были пустить газ, девочка, копошившаяся у ног матери, вдруг подняла изумленное личико и из стеклянной камеры посмотрела на окружающих. Мать обхватила обеими руками ее голову, а девочка прижалась к матери и затихла… Пошел газ».

Мать прижимала к полу головку ребенка, чтобы хоть как-то защитить его от постепенно наполнявшего камеру газа. Она старалась закрыть ребенка всем своим хрупким телом. Но струи непрерывно поступавшего газа сначала дошли до девочки, а потом и до матери. Вскоре они обе были бездыханны. Руки матери по-прежнему обхватывали головку ребенка.

«Ужасное воспоминание! Я тогда должен был следить по секундомеру, когда наступит смерть у матери и у девочки. Нежные материнские руки, обхватившие голову ребенка… Даже сейчас, через 37 лет, они стоят у меня перед глазами. Зачем я тогда видел все это!» Бывший служащий отряда, которому сейчас 74 года, сжал в кулаки лежавшие на коленях руки. Он замолчал, и по щекам его скатились две слезы. Старик вытер их кулаком. Он не мог справиться с волнением и время от времени всхлипывал. Но этих пролившихся спустя 37 лет слез русские мать и девочка видеть не могли.

Живые мумии

«Прочитав об ужасах, описанных в Вашей книге, я разуверилась в людях. Каким бы дьявольским ни был „отряд 731“ Квантунской армии, но и в нем должны были найтись хоть несколько человек, которые не побоялись бы пойти против своих начальников. В Вашей книге столько страшных сцен, что нервы читателей не выдерживают».

Это письмо прислала мне 33-летняя читательница И. М., домашняя хозяйка из префектуры Мияги. Подобных писем от читателей в возрасте 20–30 лет я получаю много. Мой помощник Масаки Симодзато тоже говорит, что, куда бы его ни пригласили — выступить с лекцией или принять участие в читательской конференции, — всюду люди интересуются такого рода вопросами.

Эта книга написана не для того, чтобы смаковать жестокости. Излагая факты, я желал только одного — чтобы в истории войны не осталось белых пятен.

Во время работы над первой частью книги я еще ничего не знал об экспериментах с ядовитыми газами. Бывшие сотрудники «отряда 731» молчали, считая, что «все должно оставаться в тайне». Однако благодаря «смелому сообщению» одного из бывших членов «отряда 516» обнаружилась сначала часть фактов, а затем стали всплывать все новые и новые сведения.

«Эксперименты с ядовитыми газами проводились в „отряде 731“ на уровне последних достижений науки, — свидетельствует бывший сотрудник отряда из числа старшего офицерского состава. — Чтобы умертвить подопытного в газовой камере, требовалось всего 5–7 минут. Однако в отряде проводилось и множество самых примитивных экспериментов, когда в течение определенного времени людей просто замучивали до смерти. Например, эксперименты, когда подопытному не давали пить, эксперименты по голоданию, по высушиванию организма воздухом, по ошпариванию тела кипятком, эксперименты на чувствительность к электротоку, пытки огнем, водой. Все эти адские опыты над живыми людьми были в отряде самым обычным делом».

Зверства, которым подвергали в «отряде 731» подопытных — отряд «потреблял» в среднем трех человек каждые два дня, — намного превзошли воображение автора. Описывать зло, причиненное японцами другим народам, тяжело. Но это зло — реальность, и, какой бы страшной она ни была, мы не должны отводить глаза от фактов — бесчеловечных экспериментов, которыми руководили образованные люди: ученые-медики, научно-исследовательские работники.

Во время эксперимента по голоданию подопытному просто не давали есть и регистрировали, сколько времени он проживет только на одной воде. Аналогичными были эксперименты, когда подопытному давали только хлеб, но не давали ни капли воды. Выяснялось, сколько времени он сможет прожить в таких условиях.

Сотрудник отряда, имевший отношение к этим опытам, рассказывает: «Эксперименты, во время которых людям не давали есть или пить, проводились в подвале так называемого Южного корпуса, находившегося в Харбине, в районе Биньцзянского вокзала. Опыты проводила группа, которой руководил подполковник Эгути. Когда подопытному давали одну воду, он жил в среднем от 60 до 70 дней. Но если его лишали воды и давали один только хлеб, уже на пятый день у него отекало лицо и он начинал испытывать страшные мучения. На седьмой день у всех подопытных без исключения шла горлом кровь и они умирали».

Во время эксперимента на высушивание подопытного привязывали к стулу и помещали в комнату, где поддерживалась высокая температура и не было влажности. У человека начинал обильно выделяться пот, который тут же высушивался нагнетаемым горячим воздухом. Так, чередуя потоотделение и высушивание в течение приблизительно 15 часов, организм подопытного полностью обезвоживали. Это была в полном смысле слова адская «финская баня».

«В конечном счете, — свидетельствует бывший сотрудник отряда, — тело подопытного превращалось в сухую мумию. При взвешивании оказывалось, что оно весит приблизительно 22 процента от первоначального веса… Таким образом, с помощью этого эксперимента было установлено, что человеческое тело на 78 процентов состоит из воды».

При проведении эксперимента с электротоком подопытного закрепляли на электрическом стуле и постепенно усиливали пропускаемый через него ток. Нередко от электрошока подопытный опрокидывался вместе со стулом. Когда пропускали разряд, равный по силе небольшой молнии, «тело подопытного в одно мгновение становилось черным, как уголь».

При проведении эксперимента с кипятком на обнаженное тело человека лили в разных количествах кипяток, пытаясь установить зависимость между «локализацией ожога, его степенью и условиями выживания человека, получившего ожог».

Врачи, ученые, научно-исследовательские работники придумывали самые различные вариации опытов над живыми людьми. В «отряде 731» имелся плановый отдел, который и составлял «меню» экспериментов по заказам, исходившим от каждой исследовательской группы. Для опытов с ядовитыми газами, например, использовали людей, у которых после экспериментов по обморожению были ампутированы конечности. Подопытных, зараженных чумой, после того как у них начинался жар, немедленно направляли на эксперименты по выкачиванию крови.

Используя батерии чумы в ходе боевых действий, нельзя было допускать заражения своих войск. Разработка противочумной вакцины являлась поэтому важнейшей задачей «отряда 731». Кровь у подопытных выкачивали для получения большого количества сыворотки.

Подопытные в «отряде 731» «использовались» с той же рациональностью, с которой употребляется японцами рыба: чешуя идет на удобрение, сама рыба варится или жарится, а из костей, плавников и т. д. варится бульон. В этом смысле при «использовании» подопытных тоже не было отходов. Для этого ученые-медики напрягали весь свой ум и злую волю.

Вышедшие из стен высших учебных заведений, где они изучали медицину для того, чтобы лечить болезни и спасать жизнь людей, японские ученые-врачи добровольно продали свои знания и способности дьяволу. Жажду новых открытий они поставили выше гуманизма: под предлогом поиска истины они, как мясники на бойне, разделывались с телами подопытных.

Но дьявольские способности проявляли не только члены «отряда 731». Немалую «изобретательность» выказывали также сотрудники японской жандармерии и спецслужб, которые, отлично зная о проводившихся в отряде экспериментах, придумывали разные предлоги для ареста людей и отправки их в Пинфань. Не меньшую «изобретательность» обнаружили и сотрудники японского консульства в Харбине — дипломатического органа, который, вместе того чтобы в военное время служить каналом переговоров, стал важнейшим пунктом пересылки заключенных.

Между человеком и дьяволом нет китайской стены. Прикрываясь красивыми словами о том, что все совершаемое необходимо для страны, для победы, многие японцы превратились из людей в дьяволов. Книга об «отряде 731», основанная на документальном материале, подтверждает это.

Последний выбор

Вернемся к событиям, происходившим в Пинфане с 9 на 10 августа 1945 года, когда советские войска неудержимой лавиной двигались по территории Маньчжурии.

Бывший сотрудник исследовательского отдела отряда, одной из обязанностей которого был сбор данных о противнике, вспоминает: «О вступлении СССР в войну я узнал в 6 часов вечера 10 августа. По радио передавали песни Квантунской армии, а потом передали чрезвычайное сообщение о том, что в 4 часа утра советские войска вошли в пределы Маньчжурии. Наши войска оказали сопротивление и в настоящее время ведут ожесточенные бои. Я тогда подумал: произошло то, что должно было произойти».

Командование Квантунской армии, мобилизовав все, что было в ее распоряжении, и в особенности значительные противотанковые средства, сосредоточило отборные войска в районе Муданьцзяна. Если оснащенные новейшей техникой советские моторизованные дивизии прорвут узел сопротивления у Муданьцзяна, до Харбина им будет рукой подать. Необходимо сохранить тайну «отряда 731» и уничтожить доказательства его деятельности, а для этого нужно выиграть время у Муданьцзяна — «не менее 48 часов». К такому выводу пришло командование Квантунской армии.

Позже маршал Малиновский, уже будучи Министром обороны СССР, запишет в своих воспоминаниях, что в ходе развернувшегося по трем направлениям наступления в Маньчжурии сопротивление японских войск в районе Муданьцзяна было самым ожесточенным (См.: «Финал». Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г.).

Сообщение о наступлении советских войск вызвало панику у японцев, находившихся в Маньчжурии. «Отряд 731» тоже стал лихорадочно готовиться к эвакуации.

После того как заключенные на втором этаже 7-го корпуса были уничтожены ядовитым газом, сотрудники спецгруппы сложили их еще не успевшие остыть трупы в одном месте, привели сюда же всех заключенных из 8-го корпуса и показали им эту картину.

Бывший служащий отряда рассказывает: «Среди остававшихся еще в живых заключенных были женщины, был русский, который до конца выполнял обязанности переводчика. Он хорошо знал японский язык и дольше других находился в тюрьме. Заключенным было сказано: „Если вы не хотите умереть такой же смертью, покончите жизнь самоубийством“».

Ни один узник не имел права остаться живым. Либо газ, либо самоубийство — такой выбор предоставил «отряд 731» заключенным. Это было нечто похожее на «сострадание», но поистине дьявольское.

Присутствовавшие при этом служащие отряда вспоминают: «Мы раздали собравшимся заключенным тонкую бечеву и палки… Двое человек должны были продеть головы в петлю и вставить в нее палку, одному нужно было взяться за верхний конец палки, другому — за нижний. Дальше мы им приказали, чтобы, вращая вместе палку в одном направлении, они затянули петли».

С каждым поворотом палки петля затягивалась, заключенных сначала прижимало грудью друг к другу, потом веревка впивалась им в шеи и дыхание останавливалось.

«Сотрудники отряда с маузерами в руках зорко следили, чтобы заключенные делали все так, как им было велено. У заключенных не оставалось никакого выхода». «Бечева натягивалась до предела, и глаза узников готовы были выскочить из орбит, но их рукам не давали остановиться. Когда один терял сознание и отпускал руки, другой должен был продолжать вращать палку. Вскоре и у него наступало удушье, никто не мог этого избежать». «Это был самый простой способ массового самоубийства».

Женщинам-заключенным «посоветовали» повеситься каждой в одиночку.

Река смерти

Когда я слушал рассказ бывших служащих «отряда 731» о последних минутах жизни заключенных, моя рука наливалась свинцом и я с трудом фиксировал на бумаге всю эту жестокость.

Одновременно с уничтожением узников обливались горючим и поджигались все сооружения отряда. В десятках мест взвивалось гигантское пламя и валил черный дым.

Чуть западнее домов для высшего командного состава находился запасной склад горючего — сотни зарытых в землю баков. Вскоре землю в этом месте вскопали, в яму заложили взрывчатку и весь склад разом взорвали.

В одном из складских помещений на первом этаже находился «неприкосновенный запас» совершенно новых грузовых машин, каких в то время не было ни в каком другом формировании Квантунской армии. Это были грузовые машины марки «форд», приготовленные для ведения бактериологической войны в широких масштабах.

«Машин было 80… Нет, пожалуй, даже больше. Их облили бензином и мазутом и стали укладывать взрывчатку. В этот момент мы не могли удержаться от вздохов сожаления — жаль было губить такое богатство», — вспоминает один из бывших служащих отряда.

Очень трудно было сжечь трупы заключенных. Я уже писал о том, что перед корпусом 7 узников заранее заставили вырыть огромные ямы-могилы. Специальный наряд на уборку трупов получили все группы отряда. Работали попарно. Стараясь не смотреть на обезображенные тела, служащие отряда носили трупы и сбрасывали их в яму.

«Горы трупов облили горючим, туда же уложили дрова, сверху все покрыли листовым железом и подожгли, — расказывает бывший служащий отряда. — Трупы не горели, и поджигать их приходилось снова и снова… Когда наконец все сгорело, был дан приказ: „Кости немедлено собрать в мешки, вывезти и выбросить“. Пепел и кости были очень горячими, к ним нельзя было прикоснуться рукой… Помнится, сбор костей затянулся до самого вечера».

Бывших служащих отряда, которые тогда занимались сожжением трупов, до сих пор мучают кошмарные сны.

Кости были сложены в десятки мешков, вывезены на грузовых машинах и сброшены в реку Сунгари. Сотрудники транспортной группы, получившие приказ «высыпать кости в разных местах реки», всю ночь, обливаясь потом, сбрасывали их в воду. Вместе с костями на дно реки пошли, оставив лишь пузырьки на ее поверхности, сотни наручников и кандалов, тысячи стеклянных сосудов с препаратами частей человеческого тела.

По словам бывших служащих отряда, утром 13 августа, когда эвакуация вступила в заключительную стадию, был отдан приказ всему личному составу собраться около угольного склада, где проходила железнодорожная ветка на Пинфань. Все в поту и копоти, собрались служащие отряда во главе с руководством. На штабеле шпал возвышалась фигура генерала Исии. Руководитель дьявольского отряда, пристально вглядываясь в собравшихся и утирая пот полевой фуражкой, громким голосом начал свою речь: «…Некогда здесь находился „отряд Исии“, который не жалел сил для научных исследований на самом высшем уровне современной науки… Имя отряда не померкнет в истории…»

До предела уставшие служащие отряда смотрели, как крупные капли пота стекают с лица Исии, и с изумлением слушали его речь, которую часто прерывал грохот. Это взрывали специальную тюрьму отряда…

А теперь перенесем место действия в Сан-Франциско, чтобы проследить путь, который прошел «отряд 731» после войны.

Встреча с Джоном Пауэллом

B восточном полушарии тьма сменяется светом. Горизонт светится зарей, и воздушное ее покрывало окутывает землю.

Отодвигаю штору иллюминатора, и глазам предстает хаос облаков, окрашенных во все оттенки розового. Поднимается ослепительно золотой диск только что народившегося солнца. Вот оно наступает, новое утро.

«Боинг 747» японской авиакомпании «Джэпэн эйрлайнз», рейс 002, с обычной крейсерской скоростью идет курсом на Сан-Франциско. В салоне слышны звуки отодвигаемых штор. Позевывая, просыпаются пассажиры. Час ночи. Это на часах. Но линии часовых поясов мы пересекли в полудреме где-то над просторами Тихого океана, и по местному времени — 8 утра.

Приносят завтрак. В полусне не чувствую вкуса еды, но холодный апельсиновый сок приятно освежает. От недосыпания вялость, аппетита нет, через силу проглатываю хлеб и салат, а в утомленном бессонницей мозгу вдруг проносится мысль о еще не знакомом мне американце. Джон Пауэлл, вероятно, еще спит… Родился в Китае, живет в Сан-Франциско — вот все, что я знаю о нем.

Осенью 1981 года в журнале «Буллетин оф атомик сайентистс», издающемся в Чикаго, была опубликована небольшая статья — «Неизвестная глава в истории», — в которой сообщалось, что начальник «отряда 731» генерал Исии после войны передал разработки по бактериологическому оружию американским оккупационным войскам в Японии, взамен чего последние укрыли его от ответственности за военные преступления. В доказательство приводились документы, обнаруженные автором статьи Джоном Пауэллом в Государственном архиве официальных документов США. Статья Пауэлла и привлекла внимание к «отряду 731» не только в Японии, но и в США.

Но может быть, Джон Пауэлл китаец, имеющий американское гражданство?..

Сколько ему лет? Почему он заинтересовался «отрядом 731»? При каких обстоятельствах узнал об официальных документах, касающихся отряда? Я связался с ним заранее, но все же интересно, как он примет меня?

Пока я раздумывал обо всем этом, вспыхнуло табло «Пристегните ремни». Мы были над Сан-Франциско. Самолет несколько раз тряхнуло, когда он пробивал облака. За окном мелькнули их разорванные клочья. Плавный разворот, и взору открылись зеленые и коричневые краски западного побережья Америки. Однако знаменитый мост «Золотые ворота» и красивейшие кварталы, выходящие к морю, увидеть не удалось — самолет, вероятно, заходил на посадку с другой стороны.

Перед глазами мелькнули коричневатого цвета поля, изрезанные оросительными каналами, серебристые резервуары для горючего, сеть пересекающихся под прямым углом автомобильных дорог. По автострадам, как бесчисленные насекомые, ползли автомашины. Несколько небольших самолетов кружило над городом. А потом все исчезло, последовал легкий толчок, и шасси коснулись бетонной полосы аэродрома. Идя по следу «отряда 731», я прибыл на Американский континент.

Утро на залитой калифорнийским солнцем Черч-стрит, которая, казалось, еще не пробудилась от сна, было тихим. По улице — сплошной ленте подъемов и спусков — шли машины, машины, машины, пешеходов не было. По обе стороны улицы, круто взмывавшей на холмы, выстроились двух- и трехэтажные белые особняки в испанском колониальном стиле. Здесь. Вот он, двухэтажный деревянный дом. Первый этаж нежилой, зеркальная витрина. Надпись золотыми буквами по стеклу: «Магазин Пауэлла». В витрине старая керамика, кресла, плетенные из тростника, перья птиц, поблескивающая затейливо изогнутыми крючками старинная вешалка. Это антикварная лавка.

Журналист сопротивления

Нажимаю кнопку звонка. Слышится звук шагов по лестнице, затем приоткрывается боковая дверь, в нее выглядывает мужчина — европеец лет шестидесяти с каштановыми волосами. Это рослый человек в широких брюках коричневого цвета, стоптанных ботинках и полосатом спортивном свитере. Рост примерно метр семьдесят пять, здоровый цвет лица, очки в черной оправе, в руке авторучка.

— О… Рад вас видеть! — По интонации чувствуется, что он ждал меня. Это и есть Джон Пауэлл. — Вчера я заново перечитал документы штаб-квартиры, вопросов у меня целая гора, — начинает он, — есть о чем поговорить.

Он жмет руку гостя из далекой Японии. Ладонь у него крупная и сильная. И лестница скрипит под его ногами, когда он ведет меня в скромную гостиную на втором этаже: стол из дубовых досок, шесть простых деревянных стульев. За дверью видна просторная кухня. Все просто, все удивительно тепло в этом доме.

Другая дверь ведет в довольно просторный кабинет. На письменном столе большой глобус, все четыре стены заняты книжными полками. Ищу по корешкам подсказки о профессии и склонностях хозяина. «Нравы и обычаи Китая», «Китай. Очерки истории торговли», «Куда идет коммунистический Китай?» Преобладает литература о Китае, преимущественно на английском языке.

В коридоре, соединяющем кабинет и гостиную, в углу на лакированной подставке блестит на солнце большая ваза — цветы лотоса нанесены красной и золотой краской. На стене картина времен династии Южная Сун, XII–XIII вв., изображающая детей, размахивающих ветвями цветущего дерева. На картине вязь иероглифов — древнее изречение, которое сегодня можно перевести так: «Жизнь человека должна быть радостной, но обстоятельства часто бывают сильнее нас». На стене гостиной китайские декоративные тарелки, мягко отражающие солнечный свет.

— Кофе, чай? — спрашивает Пауэлл и через минуту появляется с двумя чашками кофе. — Сильвия, это моя жена, ушла на концерт, так что не взыщите, кофе я готовил сам.

Комнату наполняет аромат, черный кофе сварен отменно.

— Большое спасибо, господин Пауэлл, я надеюсь, нас ожидает интересная беседа, под стать этому отлично сваренному кофе.

— О! Итак, с чего начнем? «Отряд 731» — это настолько обширная тема, что чашечкой кофе не обойтись.

Мы смотрим друг на друга. Между хозяином и мной сразу же устанавливается атмосфера доверия.

Я вручаю вместо сувенира свою книгу, глаза Пауэлла разгораются, и вопросы сыпятся градом.

— Кто этот человек? Насколько Исии типичен для японского интеллигента? Эти фотографии ужасны! Как вы их достали? Можно их опубликовать в американских журналах? Нет ли у вас фотографий подопытных заключенных? Насколько достоверна краткая схема сооружений отряда? Сколько осталось в живых бывших служащих отряда? «Генерал-лейтенант медицинской службы» и общевойсковое звание «генерал-лейтенант» — есть между ними различия? Как культивировались бактерии? Известны ли вам подробности операции по заражению местности бактериями холеры методом распыления, осуществленной японской армией в Чунцине? Почему вы считаете, что подопытных было три тысячи человек? Что вы знаете о заключенных американских военнопленных? Полностью ли уничтожены препараты, изготовленные по результатам вскрытий? Какими еще данными располагают в Японии об «отряде 731»? Что вы думаете о причинах эпидемии сыпного тифа, вспыхнувшей в Японии сразу же после окончания войны? А о последовавшей затем в пятидесятые годы эпидемии полиомиелита? Разрабатывалась ли в «отряде 731» вакцина против чумы?

В беспорядке следующие вопросы Пауэлла и мои ответы растут как снежный ком, и девушка-переводчица Энн М. хватается за голову от сыпящихся на нее терминов: «военврач», «профилактика эпидемических заболеваний», «патологоанатомические вскрытия», «военные смотры», «допросы с пытками», «эксперименты по выкачиванию крови»…

Едва стихает ураган вопросов Пауэлла, набрасываюсь я:

— В вашей работе сказано, что в «отряде 731» находились военнопленные американцы. Есть ли основания для этого утверждения, и если да, то какие? Почему у вас возник интерес к «отряду 731»? Каким образом вы вообще отыскали материалы об отряде? Гражданином какой страны был переводчик, переводивший допрос Исии и других руководителей отряда в штаб-квартире американских оккупационных войск в Японии? Какую позицию по отношению к Исии занял отдел «Джи-2» штаб-квартиры?..

Около двух часов дня мы прервали беседу.

Джон Пауэлл родился в Китае в 1919 году. Родители — американцы. Отец был известным журналистом, издававшим в Шанхае журнал «Чайна уикли ревью». Под влиянием отца и сам Пауэлл вступил на журналистскую стезю в качестве корреспондента этого журнала. Бактериологической войной заинтересовался в 1940 году, когда с мая по июнь японские войска применяли бактериологическое оружие в Центральном Китае, в районе города Нинбо. В этот район были направлены подразделения «отряда 731», которые с воздуха рассеяли чумных блох. Вызванная таким образом эпидемия чумы охватила ряд китайских городов и поселков.

— Я как раз оказался тогда в Нинбо и видел результаты применения японской армией бактериологического оружия, Видел, как погубили, словно насекомых, множество китайских крестьян. Вот тогда-то и родились в душе ненависть и невыразимый гнев к японской военщине, — говорит Пауэлл.

Ненависть Пауэлла к фашизму имела и личные причины: после вторжения в Шанхай японские власти арестовали отца, который выступил с публичной критикой японского милитаризма, заявив, что вторжение японских войск в Шанхай — это «произвол и применение грубой силы, осуществленные к тому же без объявления войны». Он был заключен в шанхайскую тюрьму по обвинению в «оскорблении японского императора». Судьба его сложилась тяжело: на почве истощения у него развилось заболевание, из-за которого ему пришлось ампутировать обе ноги.

Семья возвратилась в Америку. Джон Пауэлл как «специалист по Китаю» был взят на службу в армию и работал в области пропаганды. Отец умер в 1947 году.

Козел отпущения маккартизма

Сразу же после окончания войны Пауэлл вернулся в Китай. Пытался возродить издание журнала, но потерпел неудачу. Остался работать в качестве корреспондента, стал свидетелем китайской революции. В 1953 году Пауэлл вновь уехал в США, где стал публиковать многочисленные работы о Китайской Народной Республике, завоевав репутацию «журналиста — знатока Китая».

Однако к этому времени в США задул ветер маккартизма. Началось с развернувшейся приблизительно с 1949 года «охоты на красных», которую возглавил сенатор Маккарти. Он проявлял злобную подозрительность в отношении деятелей культуры и интеллигенции Америки. Начались вызовы в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, и тех, кого признавали «красными», изгоняли с официальных постов и подвергали преследованиям.

У Маккарти появились последователи. Одним из них был сенатор Дженнер, «занявшийся» газетами, радиовещанием, учебными заведениями, кино и театром. Создав комиссию по расследованию, он стал вызывать в нее представителей творческой интеллигенции и увольнять с работы тех, кого комиссия клеймила как «нежелательных для Америки элементов». Жертвой комиссии Дженнера стал и Пауэлл. Сенатору попалась на глаза статья Пауэлла «Бактериологическая война, которую американская армия вела в Корее, уходит корнями в „отряд 731“». Комиссия вынесла определение, что Пауэлл «нанес вред интересам США, сфабриковав статью, не имеющую под собой никаких оснований», и приняла меры для изгнания Пауэлла из органов массовой информации.

Однако Пауэлл не сдался. В ходе возбужденного против него судебного процесса он настойчиво требовал, чтобы правительство США опубликовало официальные документы о бактериологической войне, которыми оно располагает. В итоге изнурительной борьбы в суде, длившейся десять лет, власти были вынуждены прекратить судебное преследование.

— Вот так моя журналистская судьба странным образом оказалась связанной с бактериологической войной… В течение десяти лет, когда я был лишен возможности печататься, мы кочевали с места на место… Мы были бедны и бережно хранили достававшуюся нам в каждом новом месте старую мебель и утварь. Теперь они сослужили нам хорошую службу, — говорит Пауэлл.

Когда разразилась мода на предметы старины, жена Пауэлла обратила в капитал скопившуюся у них старую мебель и утварь и открыла «Магазин Пауэлла». Так удавалось прокормить семью из четырех человек, включавшую, кроме безработного мужа, еще и двоих детей.

Не давать заглохнуть росткам беспокойства, если они появились в душе, это хорошая черта журналистов и писателей. По странному совпадению приблизительно в то же время, когда я начал работу над «Кухней дьявола», то есть с лета 1981 года, Пауэлл принялся переворачивать горы бумаг в Государственном архиве официальных документов США, отыскивая все, что касалось «отряда 731». Результатом этой работы и явилась его статья «Неизвестная глава в истории».

На вопрос «Почему вы заинтересовались „отрядом 731“?» Пауэлл спокойным тоном рассказал следующее.

Истинное назначение бомбы на воздушном шаре

— А знаете ли вы, — Пауэлл резко поворачивается ко мне, — что такое бомба на воздушном шаре? Об этих бомбах, несколько тысяч которых японская армия сбросила в 1944 году, уже писали… Но, как вы думаете, каково было их назначение? Бомба на воздушном шаре и «отряд 731» — между ними нет никакой связи или наоборот, это тесно связанные вещи?

Бомба на воздушном шаре и «отряд 731»!

Вопрос Пауэлла попадает в точку.

Бомба на воздушном шаре была особым оружием, разработанным японской армией в конечный период войны на Тихом океане. Поколение японцев, переживших войну, помнит фантастический план «прямого нападения» на территорию США с помощью оснащенных бомбами огромных шаров, наполненных водородом, которые запускали, используя естественные воздушные потоки над Тихим океаном.

— Не думаете ли вы, — продолжает Пауэлл, — что истинным назначением этого оружия была фугасная бомбардировка территории США? Есть основания полагать, что это было «новое оружие», непосредственно связанное с «отрядом 731». Поезжайте в Вашингтон, там в Смитсоновском историческом музее выставлена такая бомба. Американские химики и врачи в свое время поломали голову над ее истинным назначением.

Как же мне не пришло это в голову!

Если бомба на воздушном шаре была бактериологическим оружием, то действия загнанной в тупик в последний период войны японской военщины, которые расценивались тогда как «операция с отчаяния» — так она была примитивна, приобретают совсем иное освещение.

«Но тогда и этот документ японской армии, который попал нам в руки…» — эта мысль пронизывает как молния.

«Ш» и «склад продовольствия и фуража № 1»

Перед нами циркулярное письмо, направленное оперативным отделом военного министерства некоторым заинтересованным ведомствам в дни окончания войны. В нем речь идет о мерах, которые должны быть предприняты оперативным отделом военного министерства в отношении специальных исследований. Документ небольшой, и мы приведем его полностью.

«О мерах в отношении специальных исследований

15 августа 1945

Оперативный отдел

I. Задача:

Принять срочные меры для уничтожения всех доказательств специальных исследований, поскольку недопустимо, чтобы таковые доказательства попали в руки противника.

II. Способ осуществления:

1) относительно „Ш“ и мыса Ноборито связаться с подполковником Кусакари. Меры принять тотчас, 15 августа, 8.30;

2) относительно „отряда 731“ и „отряда 100“ Квантунской армии связаться по телефону с офицером штаба Квантунской армии Фудзии (офицер штаба Мотокава в отсутствии), действия предпринимать по согласованию с ним;

3) о складе продовольствия и фуража № 1 сообщить ответственному отдела обмундирования и продовольствия (капитан Ватанабэ). Последний ответственен за немедленное принятие мер, 15 августа, 9.30;

4) вызвать ответственного сотрудника медицинской службы, сообщить задание, о мерах связаться с майором Онодэрой и подполковником Ямадэ, 9.30;

5) вызвать ответственного сотрудника ветеринарной службы, дать задание.

Подполковник Цутиэ в курсе дела. В пределах территории Японии информацию передавать только письменно, 10.00».

Документ предписывает немедленно ликвидировать следы всех «специальных исследований», поскольку недопустимо, чтобы доказательства этих исследований были захвачены противником. Эта директива всплыла в памяти, когда Джон Пауэлл задал вопрос о связи бомбы на воздушном шаре и «отряда 731». При чтении документа вырисовывалась зловещая цепочка, скрывавшаяся за этим циркуляром. В нем перечислялись не разрозненные, не имевшие между собой связи, факты, касающиеся «специальных исследований», а конкретная система, которую необходимо было ликвидировать до того, как она попадет в руки противника. Именно система.

Противником, упоминавшимся в циркуляре, были силы союзников, но по ситуации, сложившейся в конце войны, было совершенно ясно, что прежде всего имелись в виду войска США и перечислялось в циркуляре то, доказательства чему ни в коем случае не должны были попасть в руки американцев. При внимательном прочтении этого сухого, на первый взгляд ничего не говорящего документа угадывался замысел тех, кто его составил.

В самом начале фигурирует зашифрованное название «Ш». Не является ли оно шифром бомбы на воздушном шаре?

(По возвращении М. Симодзато из США в Японию мы немедленно приступили к выяснению того, что скрывалось за названием «Ш». Это действительно оказалась бомба на воздушном шаре. О существовании цитируемого циркуляра военного министерства нам сообщил Манабу Хаттори. В настоящее время этот документ принадлежит Сэйити Ниидзуме.

О бомбе на воздушном шаре имеется довольно обширная литература, см., в частности: Сакё Адати. Военные операции с применением бомбы на воздушном шаре. «Гакугэй-сёрин»; Сюмпэй Судзуки. Бомба на воздушном шаре. «Синтёся»; Сёити Сакута. Чем завершились операции с бомбой на воздушном шаре? «Яматэ-сёбо».

О связи бомбы на воздушном шаре и «отряда 731» мы снова говорили с Джоном Пауэллом, прибывшим в Японию 13 марта 1982 года. Одновременно мы узнали от бывшего сотрудника группы Такахаси «отряда 731» о том, что действительно существовал план применения бактерий, полученных в отряде, в бомбе на воздушном шаре. Подробности обо всем этом см. в книге: Записки о кухне дьявола. «Бансэйся». — Прим. автора.)

Вопрос Джона Пауэлла пролил свет на многое.

Шифр «Ш», «отряд 731» и «отряд 100» Квантунской армии, склад продовольствия и фуража № 1, медицинская служба, ветеринарная служба — все это выстраивалось в циркуляре в единую линию.

«Ш» — это бомба на воздушном шаре, 731 и 100 — бактериологические отряды японской армии. Неясно, что такое «склад продовольствия и фуража № 1». Однако пункты циркуляра о медицинской и ветеринарной службе соответствуют «отряду 731» и «отряду 100» или, во всяком случае, связаны с ними.

До войны в Токио, в квартале Вакамацу района Синдзюку, в военном госпитале и в Лаборатории профилактики эпидемических заболеваний находились препараты частей человеческого тела. Среди них высушенные как мумии, почерневшие трупы умерших от чумы, препараты, связанные с заболеванием холерой и тифом. Накануне капитуляции персонал и курсанты были мобилизованы на их уничтожение. На участке позади лаборатории были вырыты ямы, куда сбрасывали емкости с препаратами, содержащимися в формалиновом растворе. По свидетельству очевидцев, работы по уничтожению препаратов продолжались с 15 августа в течение месяца. По их словам, ямы были квадратными — со стороной 15 метров, глубиной 10 метров, — в такую яму легко могло поместиться трехэтажное здание. Помимо стеклянных емкостей, туда сбрасывались обработанные парафином сотни препаратов тканей человеческого тела. Сброшенные в яму мумифицированные трупы привлекли внимание оказавшихся в том месте представителей медицинского факультета Токийского императорского университета. Они извлекли их и перевезли в университет. Среди препаратов были также внутренние органы, по слухам полученные из группы Такахаси. Их забрали в Главное полицейское управление.

Работы по ликвидации препаратов и предусматривались в упоминавшемся циркуляре, о чем читатели, вероятно, уже догадались. По-видимому, в Лаборатории профилактики эпидемических заболеваний и в Военно-медицинской академии были многочисленные препараты тел «бревен», доставленные из Харбина. Среди них головы и внутренние органы европейцев, умерщвленных в «отряде 731».

Пункт о «медицинской службе», возможно, относился к уничтожению улик, касавшихся вскрытий заживо американских военнопленных, имевших место на медицинском факультете Университета Кюсю. Как бы там ни было, ясно, что основной замысел оперативного отдела военного министерства в отношении специальных исследований заключался в том, чтобы скрыть доказательства действий, которые являлись военными преступлениями против Америки. Не дает ли это оснований предполагать, что «Ш» (бомба на воздушном шаре), «отряд 731» и «отряд 100» тесно взаимосвязаны?

Разногласия между США и СССР по поводу данных о бактериологической войне

Внимательно слушавший эти мои соображения Джон Пауэлл кивнул головой и вышел из комнаты. Через некоторое время он вернулся с толстой папкой в руках, раскрыл ее. Я прочел: «Входящие телеграммы».

— Это копии текстов официальных телеграмм, которые я недавно обнаружил в архиве официальных документов. Вот, пожалуйста. Эта отправлена 21 марта 1947 года из Вашингтона Объединенным комитетом начальников штабов в Токио Верховному командующему американскими войсками в Японии Макартуру. Здесь мнение Вашингтона на запрос, следует или не следует выдавать начальника «отряда 731» Исии Советскому Союзу. В течение долгого времени текст этой телеграммы был засекречен. Читайте.

«Объединенный комитет начальников штабов, Вашингтон

Верховному командующему Макартуру No W 94446.

Ответ Государственного департамента, Военного министерства и Морского министерства на Вашу телеграмму No С69946…»

Телеграмма из Вашингтона делится на две части. На ней повсюду видны следы штампов: «совершенно секретно», «особо важно», «конфиденциально». Они говорят о том значении, которое ей придавалось. «I. Допрос советской стороной генерала Исии и полковников Кикути и Ооты может быть разрешен под Вашим контролем на следующих условиях…»

Указанный в телеграмме генерал Исии — очевидно, генерал-лейтенант медицинской службы Сиро Исии. Полковником Кикути, видимо, назван генерал-майор Кикути — начальник 1-го отдела «отряда 731». Полковник Оота начальник 2-го отдела и по совместительтву руководитель группы исследования сибирской язвы 1-го отдела отряда. Судя по содержанию телеграммы, советская сторона потребовала предоставления возможности непосредственно допросить Исии, Кикути и Ооту. Объединенный комитет начальников штабов в Вашингтоне ставит для этого следующие условия: «…а) перед допросом советской стороной полковники Кикути и Оота должны быть непосредственно допрошены и проинструктированы ответственными лицами американской стороны. В помощь Вам (генералу Макартуру? — Прим. автора) Военное министерство срочно направляет специально проинструктированного представителя, который должен присутствовать и осуществлять наблюдение как во время допроса советской стороной, так и во время предварительного допроса американской стороной;

б) если во время предварительного допроса будут получены сведения, о которых будет решено, что они не должны стать известны советской стороне, то надлежит проинструктировать Кикути и Ооту не сообщать эти сведения советской стороне;

в) указать японским специалистам-бактериологам (имеются в виду Исии, Кикути, Оота. — Прим. автора), что они не должны разглашать факта предварительной проверки и инструктажа, проведенных США перед их допросом советской стороной…»

Таким образом, все важные сведения должны быть монополией США, а предварительный допрос американскими военными властями необходимо скрыть таковы американские условия. Но Вашингтон не ограничивается этим и добавляет следующие инструкции: «… II. Сообщить советской стороне, что для обвинений в преступных действиях японской армии в отношении китайского народа (путем применения бактериологического оружия) нет оснований, достаточных, чтобы квалифицировать их как военные преступления, и что допрос советской стороной должен вестись с лояльных позиций, а не в порядке обвинения в военных преступлениях. Одновременно сообщить советской стороне, что разрешение Верховного командующего Макартура на данный допрос не должно рассматриваться как прецедент, дающий право проведения следствий в будущем».

На этом текст телеграммы заканчивается. Дата отправления из Вашингтона, то есть март 1947 года, приходится на период, когда по приказу Макартура была запрещена всеобщая забастовка в Японии 1 февраля и когда президент США провозгласил свою «доктрину Трумэна». Уже тогда между СССР и США возникли серьезные разногласия по поводу ареста и привлечения к ответственности руководства «отряда 731». Текст приведенной телеграммы отчетливо демонстрирует это.

Реагируя на требование советской стороны допросить начальника «отряда 731» Исии, правительство США решило монополизировать сведения об отряде. Почуявший опасность и понявший позицию США Исии постарался немедля вступить в сделку со штаб-квартирой американских войск в Японии.

Сделка Исии с США

Пауэлл берет следующую телеграмму и продолжает:

— Исии потребовал от американских властей гарантий освобождения его от преследования за военные преступления в обмен на то, что он передаст Соединенным Штатам всю имеющуюся у него информацию об «отряде 731». Он обратился в штаб-квартиру к Макартуру с просьбой выдать ему такую гарантию письменно. Макартур немедленно затребовал у правительства США инструкции на этот счет. Я обнаружил телеграмму, содержащую ответ госдепартамента на запрос Макартура.

Эта совершенно секретная телеграмма датирована 8 сентября 1947 года. В ней говорится:

«Государственный департамент США дает следующий ответ на запрос Верховного командующего Макартура 188/2. Не давать гарантии, что прохождение данных, полученных от генерала Исии и его сотрудников, будет ограничено только каналами разведки и что эти данные не будут использованы как доказательство их военных преступлений, поскольку необходимые сведения могут быть получены от Исии и его сотрудников и без такой гарантии. Предоставление гарантии в письменном виде может вызвать серьезные проблемы для США в будущем. Одновременно необходимо принять все возможные меры, чтобы информация о бактериологической войне, которой располагает Исии, не стала достоянием открытого судебного процесса».

Таким образом, госдепартамент требует сохранить в тайне сведения о бактериологической войне, полученные от Исии и его сотрудников, и не допустить их утечки. Госдепартамент совершенно точно рассчитывает, что «необходимые сведения могут быть получены от Исии и его сотрудников и без всяких гарантий». Здесь безошибочно учитывается, что «Исии предпочтет спасти свою жизнь, согласившись на все требования Америки, чем быть арестованным советскими военными властями». В этой связи госдепартамент США дает генералу Макартуру три указания.

Подход только с позиций национальной безопасности

В дополнение к совершенно секретной телеграмме госдепартамента от 8 сентября 1947 года относительно защиты жизни генерала Исии и других руководителей «отряда 731» и сбора данных о бактериологической войне Верховному командующему Макартуру даются следующие указания:

«1) Верховному командующему, не давая никаких обещаний Исии и другим связанным с ним лицам японского гражданства, продолжать сбор максимума данных о бактериологической войне;

2) полученные данные сделать достоянием только каналов разведки и продолжать их сбор вплоть до того, как станет ясным, что доказательства военных преступлений Исии и его сотрудников нельзя будет далее скрывать от Международного военного трибунала в Токио;

3) не давать Исии и его сотрудникам гарантий, что они будут освобождены от ответственности за военные преступления, но дать понять, что США в целях обеспечения своей безопасности не будут возбуждать против них преследования за военные преступления…»

Далее телеграмма обосновывает эти указания Макартуру:

«а) японский опыт бактериологической войны имеет большую ценность для планов разработки методов бактериологической войны в США (выделено мной. — С. М.);

б) (пункт „б“ опускается);

в) данные о разработке бактериологической войны в „отряде 731“ являются чрезвычайно важными для обеспечения национальной безопасности США и значительно превосходят то, что было бы достигнуто в результате преследования Исии как военного преступника;

г) крайне нежелательно с точки зрения безопасности США, чтобы данные об „отряде 731“ фигурировали на процессе над военными преступниками и стали достоянием гласности в других странах;

д) обращение с информацией о бактериологической войне, полученной от японцев, ограничить каналами разведки. Информацию от Исии и его сотрудников не следует использовать для преследования их как военных преступников. Сбор информации и получение доказательств продолжать до тех пор, пока их будет возможно скрывать от Международного военного трибунала в Токио».

Документы штаб-квартиры американских войск в Японии, полученные Джоном Пауэллом, не оставляют сомнения относительно того, что «отряд 731» был освобожден от преследования за военные преступления, и отчетливо показывают, как это было сделано.

Освободить «отряд 731» от ответственности за преступления для США «было необходимо с точки зрения обеспечения национальной безопасности» независимо от соображений сохранения жизни Исии и его коллег. Данные отряда «имеют большую ценность для планов разработки в США методов бактериологической войны» — такова циничная оценка Вашингтона.

Стремление избежать любой огласки

— Теперь вы понимаете… Позиция США совершенно ясна. Данные о бактериологической войне, которыми располагал «отряд 731», представляли собой предел достижений того времени… И военные власти США стремились к тому, чтобы они не стали известны другим странам и даже их ближайшему союзнику — Великобритании… Об этом же свидетельствуют и другие документы штаб-квартиры, — говорит Пауэлл. На телеграмме со штампом «совершенно секретно» обозначены фамилии ответственных лиц Пентагона, которые знакомились с ее текстом, — Джордж А. Бартлет, М. Гризон, М. Хамильтон, М. Д. Фрэнкc. Среди них и некий офицер, обозначивший только свои инициалы Р.IВ. — Поскольку это секретный документ, — продолжает Пауэлл, — с ним мог ознакомиться только ограниченный круг лиц.

Разговор через переводчика занимает значительно больше времени, чем обычная беседа, и встреча с Пауэллом затягивается далеко за полночь. Наша переводчица Энн М. жалуется на усталость. Действительно, ее японский язык по крайней мере становится несколько неуверенным. Пора заканчивать.

Мы переносим разговор на следующий день.

— Закулисную, но не последнюю роль в освобождении Исии от преследования за военные преступления сыграл генерал Уиллоуби, — говорит Пауэлл. — Он настойчиво убеждал Макартура, что именно потому, что представители советских вооруженных сил требуют допроса и ареста Исии, американцы должны всеми силами препятствовать этому. Вам известна фамилия Уиллоуби? — спрашивает он.

Еще бы, генерал Уиллоуби! Имя главы отдела «Джи-2» штаб-квартиры американских войск, неограниченно правившего в послевоенной Японии, было известно едва ли не каждому японцу. Армия США буквально опутала Японию сетью разведывательной службы. Отделы контрразведки «Си-ай-си» (СIC) имели свои штабы в семи созданных американскими оккупационными войсками военных округах: Кюсю, Тюгоку, Кинки, Токай, Канто-Каи-Синано-Санъэцу, Тохоку, Хоккайдо. Руководил всей работой «Си-ай-си» отдел «Джи-2» штаб-квартиры, начальником которого и был генерал Уиллоуби. Активно используя службу «Си-ай-си», Уиллоуби, с одной стороны, накапливал информацию о японских финансовых кругах, рабочем классе, интеллигенции, а с другой стороны, вступая в контакт с высшим руководством бывшей японской армии и поддерживая личные связи с ним, использовал это для превращения Японии в «плотину против коммунизма».

Под руководством Уиллоуби активно занимались разведкой такие представители правых в Японии, как Гиити Миура, Иосио Кодама и другие. Известное своей подрывной деятельностью пресловутое «ведомство Кэнона» (подполковник Кэнон — руководитель одного из подразделений американских спецслужб в Японии) было также органом разведки, непосредственно подчиненным «Джи-2». Известно также, что нити от трех нашумевших в послевоенное время провокаций — «дело Симояма», «дело Митака» и «дело Мацукава» (17 августа 1948 года у станции Мацукава префектуры Фукусима произошло крушение поезда. Полиция тут же арестовала 20 профсоюзных активистов и коммунистов, обвинив их в организации крушения. В декабре 1950 года городской суд Фукусимы признал их виновными только на основании косвенных доказательств, причем часть документов, доказывающих непричастность обвиняемых к крушению, была уничтожена прокуратурой. Суд приговорил пять человек к смертной казни, пять — к пожизненной каторге, а остальных — к длительным срокам тюремного заключения. «Дело Мацукава», как и другие аналогичные инциденты — «дело Симояма», «дело Митака», сфабрикованные реакционными силами Японии и США, было использовано в качестве предлога для проведения массовых репрессий против коммунистов и профсоюзных руководителей, для ослабления народного движения против массовых увольнений и ухудшения условий жизни) — также тянутся к «Джи-2».

По некоторым сведениям, гостиница «Факудакэ» у токийского вокзала Ёцуя, клуб «Романс» на улице Ниси-Гиндза и кафе «Акахоси» в районе Сибуя непосредственно после войны служили местами явок старших офицеров бывшего японского военно-морского флота, выпускников разведывательной школы Накано с офицерами, состоявшими при штабе бывшей японской армии в Корее. Явки контролировались отделом «Джи-2». Среди явочных пунктов «Джи-2» была также гостиница «Вакамацусо» в квартале Вакамацу в Токио. В этой гостинице часто бывали Сиро Исии и другие офицеры из «отряда 731».

— Уиллоуби презирал японцев и называл их «япошками». Он презирал Исии и Китано, называя их «япошками» и «швалью». Подписывался он C.A.W. Это инициалы его полного имени. Уиллоуби — американец немецкого происхождения. Он известен как ярый противник цветных и антисемит. Он был одним из самых приближенных к Макартуру людей.

Джон Пауэлл считает, что именно благодаря систематическому противодействию генерал-майора Уиллоуби советская сторона так и не получила возможности допросить Исии, Китано и других руководителей «отряда 731».

Пауэлл основательно поработал в Государственном архиве официальных документов США и снял копии более чем с девяти тысяч материалов штаб-квартиры американских войск в Японии, в том числе с пятидесяти секретных документов, содержавших переписку правительства США и штаб-квартиры американских войск в Японии непосредственно по «отряду 731».

— Каждый день я переворачивал горы документов, но в среднем счет был двести к одному. Иногда просто руки опускались. Стоимость копии одной страницы — десять центов. Только на копирование я затратил девятьсот долларов, — грустно улыбается Пауэлл.

Разгадка «доклада Фелла»

В ходе наших трехдневных дебатов всплыла еще одна важная фигура. Это доктор Норберт X. Фелл. Поскольку он именуется доктором, по-видимому, он доктор медицины. Его происхождение, учебное заведение, которое он окончил, и т. д. неизвестны, так же как неизвестно, жив ли он в настоящее время. Известен только один факт: в 1947 году Норберт X. Фелл находился в Японии и участвовал в допросе Сиро Исии, Масадзи Китано и других сотрудников «отряда 731».

— Нет ли у вас каких-либо данных о Фелле? Почему он присутствовал при допросе Исии и других японских бактериологов? — допытываюсь я.

На этот вопрос Пауэлл только пожимает плечами.

— Видите ли, Норберт Фелл — один из руководителей химических войск армии США, он работал в Форт-Детрике.

Форт-Детрик находится в штате Мэриленд, в небольшом городке Фредерик. «Форт» означает «крепость», причем в американском обиходе военные базы долговременного характера называют «форт», а военные сооружения кратковременного использования обозначаются в отличие от них «кемп» (лагерь). С учетом этого можно сделать вывод, что база Детрик уже давно использовалась как военное сооружение.

— Раньше там располагался научно-исследовательский центр по разработке бактериологического оружия армии США… — говорит Пауэлл. — Я был в Форт-Детрике один-единственный раз: с двумя помощниками ездил в тамошнюю библиотеку. Правда, директор библиотеки встретил нас настороженно, и мы уехали почти ни с чем.

С этими словами он кладет передо мной фотографию перчатки-манипуляторы, изготовленные из металла и особой резины, вставлены в камеру, куда помещаются мелкие животные. Камера и внешняя среда герметически изолированы.

Пауэлл объясняет:

— В Форт-Детрике есть помещение, где можно работать с такой вот «рукой». Мне рассказывали, что в камеру помещаются зараженные бактериями мелкие животные, и все это приспособление служит тому, чтобы работать с ними, находясь вне камеры и не подвергаясь опасности заражения. Говорят, в настоящее время исследования в области бактериологического оружия приостановлены, а все эти сооружения продолжают находиться в ведении USAMRID, что означает: армия США, исследование эпидемических заболеваний… военная база…

Итак, Норберт Фелл — один из руководителей Форт-Детри-ка. Он допрашивал Сиро Исии и его сотрудников. Значит, если предположить, что есть протокол этого допроса… У меня тут же возникает вопрос:

— На каком языке Норберт Фелл допрашивал Исии? Руководство «отряда 731» английского не знало. Японцы, если даже читают и пишут по-английски, говорить, как правило, затрудняются…

Пауэлл сначала не понимает вопроса. На лице его написано одно: что я хочу этим сказать?

— Ведь если допрос Исии и его сотрудников велся на японском языке и если предположить, что Фелл не говорил по-японски, то, значит, кто-то должен был переводить, то есть был переводчик?

— Разумно. И это должен был быть японец.

— Этот японец был вольнонаемным армии США?

— Вероятно. Во время войны, когда я служил в армейских органах пропаганды, у нас строго придерживались правила: перевод документов и перевод на допросах поручать только вольнонаемным армии США. Местных японцев для этого не привлекали.

— Итак, вольнонаемный армии США, знающий японский язык. Вполне возможно, что переводчиком был гражданин США японского происхождения…

— Переселившийся в Америку. Японец первого поколения переселенцев, заканчивает мысль Пауэлл.

— Да! Именно об этом-то я и подумал. Скажите, а если мы попытаемся его разыскать?

— Человеку, который был переводчиком на допросе Исии в штаб-квартире… Если тогда ему было около 30, сейчас около 70, вероятно. Но ведь…

— Да, но я все-таки попытаюсь. Америка велика, но, если методически перебрать японцев, которые после окончания войны служили в штаб-квартире американских оккупационных войск, могут открыться неожиданные возможности. Поскольку это мои соотечественники, может быть, они будут со мной откровенны…

Пропасть между второй родиной и страной предков

«… Убийство скрипачки в нью-йоркской Метрополитен-опера, несмотря на все усилия полиции, по-прежнему остается окутанным тайной… Исчезнувшая 23-го числа в антракте спектакля скрипачка Элен Хейнз (31 год) на третий день была обнаружена мертвой, связанной по рукам и ногам и обнаженной, между стеной и вентиляционной шахтой за кулисами сцены. Это чудовищное убийство, напоминающее детективную историю, потрясло даже привычных ко всему нью-йоркцев».

Мой взгляд рассеянно скользит по строчкам, все внимание приковано ко входной двери ресторана. Я читаю о загадочной смерти популярной артистки, а мысли заняты пожилым японцем, представителем первого поколения эмигрантов, который должен вот-вот появиться. Метрдотель сказал: «Ваш гость появится минут через двадцать… а пока почитайте-ка вот эту газету для японцев. Горячее блюдо мы подадим вам, как только прикажете…»

Я сижу в первоклассном ресторане «Q» на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Здесь тепло, стоит украшенная елка. Время приближается к обеду, но посетителей мало. Седовласый метрдотель с галстуком-бабочкой принес мне подшивку «OCS News» — выходящую в Нью-Йорке раз в две недели газету для японцев.

За окном кружит снег. На восточное побережье Америки пришли массы холодного воздуха, и Нью-Йорк с утра покрыт белым покрывалом.

— …У.У.- так назвал себя старик, появившийся два часа тому назад в вестибюле отеля. Рост высокий, румяное лицо, лет — семьдесят четыре, представитель первого поколения переселенцев из Японии. Когда мы, оба несколько смущенные встречей, заканчиваем церемонные приветствия, он скороговоркой бросает:

— На 17.30 я заказал столик в ресторане «Q» на Мэдисон-авеню, приходите туда.

Затем, сообщив, что до этого ему еще нужно кое с кем повидаться и уладить некоторые вопросы, он покидает отель, уходя в снежную вьюгу.

Моя переводчица Энн М. взяла «выходной» на вторую половину дня. За полчаса до назначенного времени с картой города в руках я прихожу в ресторан «Q». Когда я сообщаю, что у меня здесь назначена встреча с У.У., метрдотель радушно приглашает к столику, заявляя: «Вы можете ждать здесь сколько вам угодно», и тотчас же приносит подшивку японской газеты. Похоже, У.У. здесь постоянный и уважаемый гость.

— Да, я действительно был переводчиком в отделе «Джи-2» штаб-квартиры американских войск в Японии. — Эти слова, сказанные им тогда, до сих пор звучат у меня в ушах.

Я сгоряча сказал Джону Пауэллу о своем желании отыскать японца, который переводил допросы Исии и его сотрудников Норбертом Феллом и другими руководителями Форт-Детрика. У меня не было тогда никакой надежды на успех. Я исколесил все улицы Сан-Франциско. Тщетно. Вылетел в Чикаго. С рекомендациями от одних японцев к другим я, как эстафетная палочка, из Чикаго с его огромными, мрачными, как могильные камни, зданиями, был направлен в Детройт, где продолжил свои дающие мало надежд на успех поиски. Я ходил от одного к другому, встретился с десятками людей.

До войны на западном побережье Америки, главным образом в Лос-Анджелесе, проживало около 112 тысяч японцев. Треть из них — чуть менее 40 тысяч — составляли первое поколение переселенцев. Почти все они ввиду ограничений, накладываемых американским законодательством, имели японское гражданство. Воспитанные на японском трудолюбии, эти переселенцы осваивали пустынные земли Калифорнии, становились фермерами, занимались торговлей. До начала войны между Японией и США переселенцы из Японии монополизировали розничную торговлю свежими овощами и фруктами в Калифорнии, производя до 40 процентов всей сельскохозяйственной продукции этого штата.

Нападение японского флота на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года в корне изменило существование японских переселенцев. Правительство США, стремясь поднять боевой дух американцев, развернуло широкую кампанию против «враждебной и вероломной нации», как оно называло японцев.

«Японцам запрещается покидать дома без крайней необходимости. Запрещается выходить на работу. Посещение школ и выход из дома за покупками ограничиваются радиусом в пять миль» — такой циркуляр за подписью мэра города и начальника полицейского управления был разослан японским семьям в Лос-Анджелесе. Прохожие плевали в сторону японцев, идущих по улице. Китайцы и корейцы, дабы не быть ошибочно принятыми за японцев, «оборонялись» тем, что носили на груди табличку с надписью «Я китаец» или «Я кореец». Решение президента США о «немедленном интернировании японцев в лагеря» было принято в феврале 1942 года. Японцам было предписано покинуть свои фермы, магазины, конторы, ограничив ручную кладь двумя местами на человека. Их направляли в глубь Америки, в ее центральные штаты: Аризону, Арканзас, Колорадо, Айдахо, где в девяти пунктах были устроены лагеря. В пустыне, на болотах, в индейских резервациях были выстроены бараки, окруженные колючей проволокой, и около ста тысяч японцев были насильственно размещены в этих концентрационных лагерях.

Выходец из Японии А. рассказывает: «Из Калифорнии через Техас до концентрационного лагеря в Арканзасе мы добирались добрых четыре дня. В эшелоне кончилось продовольствие, мы были голодны, а когда на станции мы попытались зайти в магазины, нас встретили объявления: „Японцам не продаем“. Нас втиснули в вагоны, как скот. От сознания своей беспомощности хотелось плакать».

Выбраться из этих концентрационных лагерей японцы смогли, только когда стало отчетливо вырисовываться поражение Японии в войне, то есть в 1944 году. Однако селиться на западном побережье им было запрещено. Правительство США разрешало им селиться в городах восточного побережья при условии поручительства кого-либо из коренных американцев. Западное побережье обращено к Японским островам, и указанная мера была рассчитана на то, чтобы предотвратить «подрывную и шпионскую деятельность в пользу Японии антиамерикански настроенными японцами».

Разведцентр — «ведомство Донована»

Японские переселенцы первого поколения, которые после освобождения из лагерей расселились по городам восточного побережья, — это люди, которым было тогда около тридцати. Война застала их, когда они только что приехали в Америку попытать счастья. Может быть, называть их переселенцами первого поколения и не совсем правильно.

Пентагон обратил внимание на японских переселенцев первого поколения летом 1944 года, когда, по его оценкам, до конца войны оставалось не более года, и когда готовилась оккупация Японии. Было решено привлечь к работе разумеется, после соответствующей проверки — тех японских переселенцев первого поколения, которые не проявили фанатичной преданности японскому правительству и хотели навсегда остаться в Америке. Им предложили работать на Пентагон. Подобное предложение последовало и от Управления стратегических служб.

Управление стратегических служб — разведывательный орган, созданный полковником (впоследствии генералом) Уильямом Дж. Донованом по приказу президента Рузвельта за пять месяцев до начала войны между Японией и США. Эта организация, которая получила название «ведомство Донована», несколько изменила традиционные методы сбора информации путем подготовки и засылки агентов на территорию противника и прибегла к новой, «научной» системе широкому привлечению специалистов в области экономики, психологии, техники, лингвистики и т. д. и получению данных о противнике путем комплексной обработки информации.

Управление стратегических служб в тесном контакте с Федеральным бюро расследований предприняло проверку японских переселенцев первого поколения и после тщательного отбора привлекло их в «ведомство Донована». Большинство японцев (вольнонаемных армии США), которые после войны выполняли обязанности переводчиков в подразделениях «Джи-2» штаб-квартиры американских войск в Японии, прошли службу в «ведомстве Донована» в качестве ответственных работников контрразведки.

Вот что вкратце следует иметь в виду к истории вопроса о переводчиках штаб-квартиры, который, как смутная догадка, впервые всплыл во время моей поездки в США.

«Работавший ранее в Секретариате ООН в Нью-Йорке некто Е. в прошлом служил в Управлении стратегических служб, а после войны, как говорят, работал в Японии…» — такое обнадеживающее сообщение я получил к вечеру третьего дня пребывания в Чикаго. Мой энтузиазм постепенно распространялся на окружающих, а суть вопроса из уст в уста передавалась среди американских японцев. Пожилые люди несколько раз связывались по междугородному телефону Чикаго-Лос-Анджелес, Сан-Франциско — Бостон — Коннектикут, расспрашивая у друзей о переселенцах первого поколения.

Я наводил справки в Секретариате ООН. Разыскивать переводчика, присутствовавшего при допросе Сиро Исии, — это было похоже на погоню за призраками войны, окончившейся более тридцати лет назад. Неужели в конце концов все окажется напрасным!.. Я уже готов был сдаться. Но однажды, когда я возвратился в отель после беготни по заснеженному Нью-Йорку, меня ждала телеграмма. «Разыскиваемый вами человек, не Е., но похожий по приметам, живет в городке N на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк. Его зовут У.У.»

Зазвонил колокольчик у входной двери. Я отложил газету и поднялся, увидел крепкого старика со здоровым цветом лица. Это был У.У. Перебросившись двумя-тремя шутками на беглом английском языке с метрдотелем, У.У, стройный и подтянутый, подошел ко мне. Трудно было поверить, что ему семьдесят четыре года.

Снова о Сиро Исии

— Да, я помню, я переводил на допросе японского генерала, о котором вы спрашиваете, — сразу же говорит У.У., садясь за столик. Его густые брови, видимо придававшие когда-то суровое выражение лицу, теперь седые, на лице загар. Глаза большие. У правого уха нет мочки. Когда он смеется, у рта образуется несколько глубоких складок.

— Вы говорите о Сиро Исии? — от волнения слишком громко спрашиваю я.

— Да-а… Его звали Исии. Точно! Высокого роста, крупный мужчина с усами… Я хорошо его помню.

— Да, да, совершенно правильно. Крупный мужчина высокого роста.

— Помню еще, он был болен. С лета 1946-го до лета 1947-го.

— Болен? Начальник отряда Исии был воплощением здоровья…

— Нет, он был болен. По-моему, нам даже приходилось для допросов отправляться к нему на квартиру. Правда, все это было тридцать пять лет тому назад, определенно я утверждать не могу…

— А чем он был болен?

— Ну, такие подробности я уже не помню. Однажды… — Он смотрит на фотографию Исии, которую я кладу перед ним. — Да, да, это он… Однажды допрос, в котором я участвовал, проходил в Токио, в районе Маруноути, в здании Почтового пароходства.

Почтовое пароходство — это именно то здание, где располагался отдел «Джи-2».

— Я ведь перед самым концом войны служил в Управлении стратегических служб… Мои сослуживцы — японские переселенцы первого поколения — почти все уже умерли… Танака, Томосуэ, Ина… Хорошие все были люди… В Управлении стратегических служб — с октября 1944 года. Начали с прослушивания передач японского радио. Из передач явствовало, что Япония страдает от нехватки ресурсов. Строились планы добычи горючего из корней сосны, получения спирта из стеблей батата. Бедная Япония, думали мы.

Так начался наш разговор с У.У., служившим переводчиком в отделе «Джи-2».

Показания из пропасти

Вопрос: Расскажите, как началась ваша работа в Управлении стратегических служб.

Ответ: В феврале 1944 года ко мне на квартиру пришли два полковника из Объединенного разведывательного комитета. Эта организация находилась в ведении президента и под общим руководством Пентагона. Объединенный разведывательный комитет направлял деятельность разведывательных управлений военного министерства и министерства ВМС, разведотдела штаба ВВС, Управления стратегических служб, а также разведывательных служб госдепартамента и министерства внешней торговли. Меня посетили офицеры армейской разведки. Они пришли с толстой папкой документов из Федерального бюро расследований.

Вопрос: ФБР?.. За вами числилось преступление?

Ответ: Нет, никакого преступления я не совершал. Документы ФБР содержали информацию о моей личности. ФБР подробно проверило, когда я женился, где провел медовый месяц, какие высказывания и поступки были за мной замечены во время пребывания в концентрационном лагере для японцев. Опираясь на эти документы, двое офицеров и попытались привлечь меня к работе в Управлении стратегических служб. Разговор велся в тоне, не терпящем возражений, похожем на приказ. Спустя неделю за счет УСС я был отправлен в Вашингтон. Меня поселили в общежитии Университета Джорджа Вашингтона, там меня в течении многих дней допрашивали старшие офицеры управления.

Вопрос: Каково было содержание допроса?

Ответ: Почему я согласился работать в УСС? Что я думаю о войне между Японией и США? Все в таком роде. Я отвечал так: «Я до мозга костей японец и люблю Японию. Я знаю психологию японцев. Но одновременно я чувствую, что многим обязан Америке: своей многолетней успешной торговой деятельностью, тем, что получил здесь образование. Наконец, Америка — родина моей жены и детей. Я считаю несчастьем войну между Америкой и Японией и искренне хочу, чтобы мои знания послужили делу скорейшего окончания войны». Меня допрашивали несколько офицеров по одним и тем же вопросам, и я все время отвечал одно и то же, потому что это было мое искреннее убеждение.

Вопрос: В чем заключалась ваша основная работа в УСС?

Ответ: С помощью мощных радиоприемников мы слушали внутренние радиопередачи Японии, фиксировали данные относительно настроений в Японии, которые можно было вывести из этих передач и, дополнив эти сведения своими соображениями, представляли в виде доклада руководству.

Из интервью с бывшим вольнонаемным УСС У.У. постепенно стала вырисовываться полная превратностей судьба «переводчиков из числа первого поколения японских переселенцев в США». Приведу вкратце рассказ У.У.

НАЧАЛО КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ НА РОДНУЮ СТРАНУ — «ДЕНЬ X»

Весной 1945 года последовал приказ о перемещении вольнонаемных японских переводчиков, служивших в УСС, на военную базу в Монтерей близ Сан-Франциско. Всего на эту базу прибыло около четырехсот человек. Встретили их хорошо, но соответственно и озадачили.

Это один из неосвещенных вопросов конца войны, о нем еще не писали. «День X» — время высадки американской армии на территории Японии — был намечен на сентябрь 1945 года. Были определены пункты высадки: силы, действующие в направлении залива Сагами, занимают Одавару и Йокосуку; войска фронта Токийского залива оккупируют Иокогаму и Токио; войска фронта Сэндай — залив Сэндай, города Сэндай и Камаиси; войска фронта Японского моря оккупируют Канадзаву и другие пункты. Еще два пункта высадки были намечены на острове Кюсю и в нескольких других местах. Всего было определено двенадцать пунктов высадки на Японские острова.

Присланные из УСС вольнонаемные японского происхождения прошли на базе Монтерей тщательную десантную и разведывательную подготовку. Из их числа были сформированы отдельные подразделения — отряды по 25–30 человек, причем каждый включал офицера разведки, старшину, водителей, дикторов и наборщиков-печатников. Таких отрядов было двенадцать, по числу пунктов высадки. Вольнонаемные тщательно изучили планы городов и населенных пунктов, где предстояло высаживаться. Причем это были не просто планы, а модели городов в миниатюре с обозначением улиц, дорог, зданий, важнейших официальных учреждений, транспорта, магазинов и т. д. Модели точно воспроизводили все, вплоть до резиденций должностных лиц. Например, на модели города Сэндай было обозначено, где находится квартира мэра города. На торговой улице рядом с рыбной лавкой расположена рисовая лавка, а через два дома — магазин, торгующий подержанным платьем. Все это следовало запомнить. Поразительно, но в УСС точно знали происхождение и состав семей, играющих сколько-нибудь значительную роль в жизни того или иного города или населенного пункта, имена всех влиятельных лиц и т. д. Вольнонаемные должны были наизусть запомнить все данные по пункту, где им предстояло высадиться. С грузовых машин, оборудованных мощными громкоговорителями, немедленно после высадки они должны были наладить радиовещание на населенные пункты. Кроме того, предстояло сразу же организовать выпуск листовок. «Жители города Сэндай! Прослушайте нашу передачу. Мы пришли не притеснять и преследовать вас, а защитить. Мы приготовили для вас продовольствие и медикаменты. Мы пришли с дружественными намерениями…»

Заранее заготовленные тексты должны были передаваться по каналам вещания спокойным голосом, который сам по себе внушал бы доверие населению. Вольнонаемных обучали также, как за ночь отпечатать тысячи листовок и распространить их по городу. Конечно, они проходили и боевую подготовку на тот случай, если окажутся под огнем японских войск.

«В „день X“ в сентябре 1945 года американские военно-морские и армейские части должны были начать высадку и оккупировать город Сэндай, разумеется после артподготовки — массированного обстрела корабельной артиллерией и бомбардировок с воздуха. Сразу же после высадки должны были вступить в дело наши отряды, развернув пропагандистскую работу. „День X“, кажется, был назначен на 20 сентября, но, может быть, я и ошибаюсь», вспоминает У.У.

Отправленные на базу Монтерей японцы действительно располагали поразительной секретной информацией. Этим они были обязаны разбросанным тогда по всей Японии осведомителям — лицам, передававшим в США сведения об объектах для бомбардировок и их результатах, о настроениях в Японии, о перемещении материальных ресурсов и т. д. Считают, что к лету 1944 года УСС имело в Японии «значительное число осведомителей», включая и руководящих лиц в правительстве…

В это время японская военщина провозгласила защиту Японии пусть даже ценой «славной гибели всего стомиллионного населения». Вполне возможно, считалось тогда, что японская армия окажет отчаянное сопротивление, в том числе и пропагандистской деятельности японцев из числа вольнонаемных армии США.

Специальная подготовка продолжалась четыре месяца, и «день X» неумолимо приближался. Но 14 августа японское правительство объявило о принятии Потсдамской декларации и безоговорочной капитуляции. Война окончилась. На базе Монтерей раздавались ликующие голоса японских вольнонаемных…

Однако возвратившегося домой У.У. ждало новое задание. Он должен был направиться в Японию в составе американской оккупационной армии. В июне 1946 года на транспортном судне он отплыл из порта Сиэтл и после двухнедельного плавания прибыл в порт Иокогаму.

В автобусе, направлявшемся из Иокогамы в Токио, было много японских переселенцев — вольнонаемных армии США. Это были переводчики, непосредственно приданные отделу «Джи-2» штаб-квартиры американских оккупационных войск.

Местом работы переводчиков стало здание Почтового пароходства в районе Маруноути в Токио. Здесь разместились службы отдела «Джи-2», начальником которого был бригадный генерал Уиллоуби. Первоначально работа сводилась к переводу японской прессы на английский язык.

С лета 1946 года наладились «контакты» «Джи-2» с офицерами бывшей японской армии. Это значительно прибавило работы переводчикам.

В июне 1947 года, точной даты У.У. не помнит, в один из дождливых дней в здание Почтового пароходства был приглашен крупный мужчина с усами. Выглядел он плохо и попросил извинения за то, что не снимает шарф, так как его знобило. Это был генерал-лейтенант медицинской службы Сиро Исии.

«Я не помню, — говорит переводчик, — кто вел допрос с американской стороны, помню только, что это было в отведенной нам комнате на шестом этаже здания Почтового пароходства. Исии беспрестанно повторял, что „разработку бактериологического оружия в Маньчжурии он проводил так, как это полностью изложено в уже представленных им показаниях“. Мне запомнилось, как он с самодовольным видом рассказывал о том, как на плечи больного чумой мужчины взваливали мешок с песком и дотошно проверяли, сколько метров он сможет с ним пройти. Содержание разговора обычно не остается в памяти переводчика, это естественно, но эти слова Исии я запомнил, потому что был поражен их ненормальным с точки зрения человеческого разума смыслом. — У.У. также отмечает, что допрос Исии велся „очень корректно“. — Слушая Исии, я думал, какие же зверства творила японская армия… Во время этих допросов, — говорит У. У.,- мне было стыдно, что я японец».

Насколько он помнит, этот допрос Исии в здании Почтового пароходства был не первым и не единственным. Можно сделать вывод, что соответствующие органы американских оккупационных войск «работали» с Исии.

У.У. подтверждает это предположение. Он говорит: «Контакты генерала Исии со штаб-квартирой начались сразу же после оккупации. Американцы неоднократно проводили допросы и в здании Почтового пароходства, и на квартире Исии… Я знаю об этом, хотя сам присутствовал в качестве переводчика только один раз».

«Отряд 731» в подполье

Продолжим наш рассказ об Исии с того момента, как «отряд 731» эвакуировался из Пинфаня. Впрочем, с этого времени и на весь послевоенный период действия Исии представляют загадку.

По словам бывших сотрудников отряда, непосредственно перед эвакуацией Исии отдал приказ транспортной группе отбыть в Тунхуа, провинция Гирин, и приготовить большегрузный автомобиль в распоряжение начальника отряда. В многотонный «форд» загрузили десять металлических бочек с горючим. Но Исии тут же отменил приказ, и грузовик был взорван.

Бывшие сотрудники отряда видели после этого Исии в ряде пунктов: на вокзале в Чанчуне (в первой части книги я рассказал об эпизоде выступления Исии 16 августа 1945 года на станции Чанчунь с речью перед пассажирами специального эшелона. — прим. автора), Мукдене, в Тунхуа, а также в Корее в Пусане.

Сопоставив рассказ У.У. и воспоминания бывших сотрудников «отряда 731», я постарался восстановить путь, который проделал Исии после эвакуации отряда.

9 августа 1945 года, когда советские войска начали наступление в Маньчжурии, Исии вылетел в Чанчунь. Там по телефонным каналам штаба Квантунской армии он передал распоряжение отделениям отряда в Муданьцзяне, Линькоу, Суньу и Хайларе об уничтожении вещественных доказательств работы по подготовке бактериологической войны.

Кроме перечисленных филиалов, у «отряда 731» был секретный филиал в городе Дальнем, именовавшийся Научно-исследовательским центром санитарной службы Южно-Маньчжурской железной дороги. Кроме того, в Тунхуа, провинция Гирин, за несколько месяцев до окончания войны было переправлено большое количество материалов и документов. Исии дал указания об уничтожении части их и о дальнейшем ходе эвакуации, после чего возвратился в Пинфань.

После отправления эшелона с личным составом, вольнонаемными и членами их семей в направлении Харбина Исии проследил за его движением с самолета и на этом же самолете несколько раньше эшелона прибыл в Пусан.

Из Пусана Исии отплыл в Японию на специально зарезервированном для этого эсминце японских ВМС. В Японии он руководил операцией по уничтожению препаратов, находившихся в Лаборатории профилактики эпидемических заболеваний японской армии, в квартале Вакамацу в Токио, в Императорском университете в Киото и в Медицинском институте города Канадзавы. Одновременно Исии организовал временую базу «отряда 731» на территории Медицинского института в Канадзаве.

Послевоенная база «отряда 731»

Это было 19 августа 1945 года, через несколько дней после окончания войны. В синтоистском храме Нома, расположенном в квартале Косака города Канадзавы, появилось несколько мужчин в форме вольнонаемных японской армии. Вышедшему к ним настоятелю храма они сказали: «Мы из воинской части, эвакуированной в порт Майдзуру. Здесь, в Канадзаве, ищем помещение. У нас достаточно продовольствия, мы не причиним вам хлопот, только просим разрешения расположиться на некоторое время на территории храма».

Нома — главный храм округа. Величественные гранитные ворота «тории», за ними сосны и дубы храмового парка, замшелые каменные светильники «торо» и сосуд с очищающей водой «тёдзу» под бронзовой кровлей. Крутые каменные ступени ведут к главной постройке из светлого дерева и часовне, выкрашенной в красный цвет. Люди в форме прошли в канцелярию храма, служившую квартирой настоятеля.

Настоятель вспоминает, что их обращение и манеры были спокойными, лишенными свойственной военным грубости, и они действительно производили впечатление людей, оказавшихся без крыши над головой. В Канадзаве дислоцировался 7-й пехотный полк японской армии, куда, собственно, и должны были бы обратиться прибывшие, но настоятель не стал вдаваться в подробности, просто поверил людям на слово.

Канадзава был одним из немногих провинциальных городков, почти не тронутых войной. Он находился вблизи демобилизационного пункта в Майдзуру и действительно был переполнен людьми, искавшими пристанища. Просьба показалась естественной. В беде нужно помогать друг другу; что с того, если в условиях послевоенной сумятицы храм станет временным прибежищем для остатков императорской армии, рассудил настоятель и согласился их приютить. Пришедшие не назвали свою часть, но сказали, что их немногим более двадцати человек, и для них был освобожден второй этаж канцелярии.

Отряд действовал энергично и быстро. К вечеру того же дня в храм Нома прибыли грузовики. Машин было несколько, и, когда они одна за другой стали останавливаться у ворот, это не осталось незамеченным. Прежде всего внимание местных жителей привлек груз: десятки соломенных и джутовых мешков с рисом, пшеницей, соей, солью; выгружали бочонки с мисо и соевый соус в стеклянной посуде. Мешков было не десять и не двадцать, они громоздились горой.

Население, страдавшее от нехватки продуктов, знало, что армия снабжается хорошо, но, глядя на эти горы продовольствия, сгруженные прямо на дорогу, люди не верили своим глазам.

Видевшие это местные жители рассказывают: «Когда сгружали бумажные кули с сахаром и глюкозой, мы просто глаз не могли оторвать от этого богатства. Потом грузовики уехали и через несколько часов вернулись… Мы с любопытством ждали, что привезли на этот раз. Теперь разгружали новенькие швейные машины „Зингер“, бурты новых канатов из манильской пеньки и целую гору тканей. И еще завернутые в промасленную бумагу какие-то железные коробки, паровые котлы и громоздкие сейфы».

Отряд с темным прошлым

Для отряда в двадцать человек такое количество груза? Это вызывало подозрение. Груды мешков и коробок не уместились под тентами, натянутыми в парке храма, пришлось освободить находившееся неподалеку от храма здание, которое принадлежало молодежной организации.

После разгрузки было объявлено о раздаче продуктов окрестному населению. У храма выстроилась длинная очередь. «Дополнительный паек» должен был заставить людей воздержаться от лишних пересудов. А о том, что прибывшая часть была остатками «Маньчжурского отряда 731», стало известно лишь много позже.

В действиях постояльцев, разбивших на территории храма свой лагерь, люди замечали странности.

Во-первых, если кто-то из постояльцев отлучался, то неизменно переодевшись в гражданское платье. Среди них, по опросам, было двое мужчин, очень похожих на старших братьев Сиро Исии — Мицуо Исии и Такэо Исии. Был также офицер интендантской службы, который называл себя Курихара, и некто по фамилии Цудзи.

В первое же утро человек, к которому все обращались «господин майор», отбыл из храма в гражданском костюме и очках в роговой оправе. Возвратился он поздно вечером. И на другой день и все последующие дни повторялось то же самое. Как-то поздним вечером один из служителей храма слышал, как возвратившийся говорил, что «по сведениям, которые ему удалось собрать сегодня, американские оккупационные войска в ближайшее время начнут прибывать на аэродром Ацуги в префектуре Канагава».

Значит, походы в город в гражданском платье использовались с целью сбора информации об американских войсках. «Есть основания считать, что американские войска… сентября прибудут на аэродром Нанао», «Американские военные самолеты приземлились в Нанао» — двое, похожие по описаниям свидетелей на братьев Исии, неутомимо продолжали сбор информации.

Настоятель храма вспоминает: «Однажды, когда поступило сообщение, что в 11 часов ожидается прибытие крупных сил американской армии на аэродром Комацу, в отряде засуетились… От Комацу до города Канадзавы рукой подать… В тот же день выяснилось, что сообщение не соответствует действительности, и в отряде вздохнули с облегчением… Я тогда понял, что у этих людей есть особые основания опасаться прихода американцев».

Второе, что не осталось незамеченным, — это круглосуточный пост на территории храма. У входа на второй этаж канцелярии храма все двадцать четыре часа в сутки стоял часовой. Похоже, столь тщательно охранялось содержимое больших сейфов, которые там установили.

Однажды поднявшийся на второй этаж служитель храма увидел, как офицер отряда, открыв шкаф, что-то разбирает в нем.

Шкаф был битком набит папками с документами и какими-то свертками.

В-третьих, как только отряд обосновался на территории храма, сюда зачастили неизвестные лица. Похоже было, что в храм стекаются военные со всей Японии и, получив какие-то ценности, немедленно исчезают. На втором этаже обосновался солдат-портной. С утра до поздней ночи он строчил на швейной машине, перешивая военное платье на принятую в то время среди населения Японии так называемую «народную форму», похожую на военную, но темнее. Появлявшиеся в военной форме люди уходили обычно переодевшись.

Вокруг отряда царила атмосфера таинственности. Как-то в канцелярии обсуждался вопрос, «не может ли быть заметен с воздуха» дым от кухни большого котла, установленного в парке.

В тот год 17 и 18 сентября праздновался очередной осенний праздник храма Нома. Прихожане как приношение к храмовому празднику собрали выращенные ими овощи и фрукты. Тот, кого называли «майором», пожертвовал «от отряда» несколько бутылок сакэ, рис, пасту «мисо» и сахар. Настоящее сакэ в то время было большой ценностью. Среди прихожан пошли разговоры: «Что ни говорите, все это очень странно. Откуда у отряда в двадцать человек столько запасов? И потом, почему они избегают попадаться на глаза местному населению? Похоже, это какой-то секретный отряд, не иначе. Как в такой обстановке держать его в нашем храме? Придут американцы, и мы тогда все окажемся замешанными…»

В довершение всего из штаба 7-го полка, дислоцированного в городе Канадзаве, настоятелю пришел запрос: «Что за воинская часть расположилась на территории храма?»

Окончился храмовый праздник, и настоятель прямо обратился к «майору» с просьбой освободить территорию храма. «Майор», казалось, был в затруднении, но спокойно ответил: «Понятно». Отряд эвакуировался из храма Нома 22 сентября 1945 года.

По показаниям бывших сотрудников «отряда 731», именно это прибежище в храме Нома в городе Канадзаве и послужило началом организации подпольного штаба отряда, скрытого от американской оккупационной армии.

Распределение памятных подарков дьявола

Это было тогда, когда началась эвакуация отряда из храма Нома.

От склада клиники Медицинского института в городе Канадзаве в направлении Токио выехали два грузовика. В кузовах, кроме аппаратуры и снаряжения — микроскопов, медикаментов, медицинских инструментов, зимней одежды, шерстяных одеял и т. д.,- было еще «что-то тщательно упакованное в деревянные ящики». Я уже писал, что Медицинский институт в Канадзаве и Императорский медицинский институт в Киото были, по сути дела, филиалами «отряда 731». Привезенные из Маньчжурии богатые запасы материалов и продовольствия, кроме храма, были укрыты также в Медицинском институте в Канадзаве.

По воспоминаниям бывшего сотрудника «отряда 731», в кабинах грузовиков сидели генерал-майор Кикути (начальник 1-го отдела отряда), полковник Оота (начальник хозяйственного управления отряда), земляк и родственник начальника отряда Исии некий Хосоя (из спецгруппы отряда?) и еще один сотрудник транспортной группы. Из Канадзавы грузовики направились в восточном направлении по дороге, которая теперь называется государственным шоссе N304. Миновав горный район Хида в префектуре Гифу, грузовики вышли к деревне Сиракава. Здесь произошла авария. Один из грузовиков не вписался в поворот горной дороги и пошел под откос. По счастливой случайности машина зацепилась за дерево. Люди не пострадали, но поднять тяжелый груз не удалось. Четверо из потерпевшего аварию грузовика пересели в другую машину. Ночевали на горячем источнике Гэро. Затем через Токайдо прибыли в Токио. Грузовик остановился у военного госпиталя в квартале Вакамацу, у входа в небольшой двухэтажный отель «Вакамацусо». Прибывшие вошли в вестибюль, по лестнице им навстречу спускался высокий мужчина. Это был генерал-лейтенант медицинской службы Сиро Исии.

«Материалы разработок „отряда 731“ большей частью уже известны командованию американской армии, — вместо приветствия сказал он. — В отряде, оказывается, тоже были свои „убежденные“». «Убежденными» в Японии до войны называли членов коммунистической партии и людей, сочувствующих коммунистам. Это ошеломило присутствующих. «Убежденные» в дьявольском «отряде 731»?!

Комментируя это, один из бывших сотрудников отряда говорит: «Это ложь. Невозможно даже предположить, что в „отряде 731“ мог служить хоть один член Коммунистической партии Японии. Я не говорю об убеждениях, он просто не проник бы туда через сети контрразведки, поставленные харбинской жандармерией и спецслужбами Квантунской армии. Конечно, ядро отряда составляли ученые. Специфика в том и состояла, что главную роль в нем играли не кадровые офицеры, а вольнонаемные ученые. Да, в определенной мере была атмосфера, присущая людям этого круга… Однако все это ничуть не помешало пышным цветом расцвести на дьявольской почве таким злодеяниям, как эксперименты над живыми людьми… Но в глазах Исии и этот, с позволения сказать, „либерализм“ выглядел нетерпимой „убежденностью“». По впечатлениям присутствовавшего при этой сцене сотрудника отряда, Исии выглядел подавленным исходом только что закончившейся войны, но был абсолютно здоров и не проявлял никаких признаков недомогания.

После того как машину разгрузили, полковник Оота поспешил уехать к своим знакомым, жившим в районе Сугинами в Токио, а генерал-майор Кикути отбыл в префектуру Гумма на станцию Сибукава. Когда они покинули отель, Исии настойчиво повторял оставшимся о необходимости строго хранить тайну и распорядился, чтобы «бывшие служащие отряда не поддерживали между собой связи». Привезенные медикаменты и теплые вещи приказал раздать всем в качестве «памятных подарков».

Упомяну кстати, что «знакомые» из Сугинами в Токио, куда отправился полковник Оота, проживали рядом с производственными помещениями фабрики фотоматериалов «Ориентал». Это все, что удалось выяснить. Говорят, что фактически этот дом около двух лет после войны служил явочной квартирой для офицеров «отряда 731». Можно добавить, что его посещали и те, кого Главное полицейское управление подозревало в причастности к делу об отравлении в Имперском банке.

Я уже упоминал, что среди грузов, полученных Исии из города Канадзавы, были тщательно заколоченные деревянные ящики. Что в них находилось неизвестно. Возникает вопрос — куда делись 1) привезенные из Пинфаня в Японию слитки платины, олова и других ценных металлов; 2) штаммы бактерий чумы, холеры, тифа, эпидемической геморрагической лихорадки и другие; 3) все виды вакцин, необходимых при ведении войны с применением бактериологического оружия; 4) материалы экспериментов на живых людях, накопленные в «отряде 731».

Обитавший в последней декаде сентября 1945 года в квартале Вакамацу в Токио Сиро Исии в конце того же года из гостиницы «Вакамацусо» исчез.

У.У. высказывает такое предположение: «Генерал Исии скрылся в своем родовом поместье в префектуре Тиба… Сотрудники контрразведки американской армии с первых дней оккупации стали разыскивать генерала Исии. По поступившим к нам донесениям бывших сотрудников отряда, Исии, кажется, был задержан именно в своем родовом поместье». И далее: «Исии был перевезен в гостиницу „Вакамацусо“… Одновременно с офицерами Советской Армии допросить генерала Исии стремились и офицеры американской разведки. Однако Исии поспешил встать на путь сотрудничества с американцами и передал им все данные по „отряду 731“».

На вопрос, где сейчас в Америке могут находиться эти показания Исии, У. У. отвечает: «Я думаю, в одном из четырех мест: во-первых, в архиве Пентагона в Вашингтоне; во-вторых, в Мемориальной президентской библиотеке — она тоже в Вашингтоне; в-третьих, в Государственном архиве официальных документов, опять же в Вашингтоне, и, наконец, в Форт-Детрике, штат Мэриленд. Это центр по разработке бактерилогического оружия армии США».

Форт-Детрик… Я впервые услышал это название в Сан-Франциско от Пауэлла, и вот оно снова всплывает в рассказе У. У. Тот факт, что генерала Исии допрашивал один из руководителей Форт-Детрика, доктор Норберт Фелл, установлен на основании документа штаб-квартиры, найденного Пауэллом.

База бактериологического оружия

Оставив позади вашингтонские улицы, машина вырывается на автостраду с четырехрядным движением. Вокруг, куда ни глянешь, тянутся пологие холмы, поросшие смешанным лесом.

На платной дороге N 370 Вашингтонского национального парка в зимнее время налог не взимается. На контрольном пункте — ни души. Расчищенный от снега бетон темной стрелой прорезает бескрайние белые просторы. С полчаса идут подъемы и спуски, по обе стороны стена деревьев, дальше, сколько хватает глаз, только белая пелена снега.

Наконец далеко впереди, на холме, коричневым пятном показывается городок Фредерик. Машина плавно сворачивает с автострады налево и въезжает в город. Над ним серовато-серебряные шпили — это городские церкви. Преобладающие тона здесь темные. Все это мелькает за окном, и через несколько минут мы снова среди необъятной белой равнины. Только по обеим сторонам дороги теперь не деревья, а изгороди из металлической сетки, редкие строения. Вдалеке высятся выкрашенные в зеленый цвет и припорошенные снегом сферические резервуары, чуть дальше — аккуратные домики.

Мы подъезжаем к Форт-Детрику, цитадели армии США, сыгравшей главную роль в применении бактериологического оружия в войне в Корее. Никаких данных, доказывающих связь Форт-Детрика и «отряда 731», кроме сведений о том, что начальник химического отдела Форт-Детрика доктор Норберт Фелл тридцать пять лет тому назад допрашивал Сиро Исии, у меня нет.

Дорога, обозначенная как военная, упирается в ворота. От караульного помещения отделяется человеческая фигура. Человек в форме делает знак остановиться. Снег валит стеной, но я вижу, как фигура приближается к нам. Круглолицая девушка в форме вольнонаемной армии США. Она стучит пальцем по стеклу машины:

— Опустите стекло. Добрый день. С кем вы встречаетесь?

— Я хотел бы встретиться с командующим базой. Об этом есть договоренность. — Ветер уносит обрывки слов из машины. О встрече я специально не договаривался, но ничего не остается, как уверенно заявить, что договоренность есть. Девушка выслушивает меня и, нахмурясь, просит или приказывает: «Подождите здесь», а сама скрывается в караульном помещении. Через некоторое время она выходит и направляется к нам, держа в руке бумажный бланк. Конечно, я знал, что еду на военную базу, и понимал, что все будет не так просто. Под ложечкой противное ощущение пустоты. Девушка протягивает мне бумагу и, козырнув, исчезает.

В руках у меня буклет. «Добро пожаловать на военную базу США Форт-Детрик, штат Мэриленд».

Возрожденный протокол допроса Исии

В буклете, который вручила мне девушка-вольнонаемная, — план Форт-Детрика и пояснения к основным сооружениям. На плане сооружения разбросаны как беспорядочные следы птичьих лап. От главных ворот через центр базы с севера на юг идет главная дорога. Недалеко от главного въезда ее пересекает почти под прямым углом другая, для тяжелых машин. Судя по схеме, основная часть важнейших сооружений сосредоточена левее главной дороги. В левой же части схемы даны в алфавитном порядке пояснения к условным обозначениям сооружений.

Когда, следуя этому указателю, от буквы А доходишь до буквы U, встречаешь обозначение USAMIIA. В объяснении сказано, что это US Army Medical Intelligence and Information Agency, что, видимо, следует перевести как Управление разведки и разведывательной информации медицинской службы армии США.

Ориентируясь по схеме, подъезжаем к управлению. По обе стороны площадки стоят зачехленные минометы, по одному слева и справа. Над площадкой развевается звездно-полосатый флаг. Здание управления по форме похоже на 1-й корпус в «отряде 731». Странное и, несомненно, совершенно случайное совпадение, но оно почему-то запоминается.

Открыв двойную дверь, входим в вестибюль — направо и налево тянется коридор, пол которого покрыт зеленым линолеумом. По обе стороны коридора двери кабинетов. В нос ударяет сильный запах дезинфекции. Группа людей в белых халатах что-то оживленно обсуждает. Просторная комната направо и есть Управление разведки и разведывательной информации.

Просим, чтобы о нас доложили. Через некоторое время появляется высокий мужчина лет сорока, блондин с голубыми глазами. У него тонкий нос, открытое румяное лицо, на щеках чуть видны веснушки. Приветливая манера говорить, пытливый внимательный взгляд. Он в безукоризненном синем костюме. Это начальник информотдела Форт-Детрика Норман М. Кэббот.

Преподношу ему первую часть книги «Кухня дьявола». Поясняю, что это документальный рассказ об «отряде 731» бывшей японской армии, где разрабатывалось бактериологическое оружие. Кэббот кивает головой. Разворачиваю краткую схему расположения отряда, поясняю ее. Кэббот из вежливости слушает, так же вежливо прерывает мои объяснения.

— У нас здесь тоже есть кое-что об «отряде 731».

— Вы имеете в виду документы?

— Да, протоколы показаний начальника этого отряда генерала Исии о подготовке бактериологической войны.

У меня захватывает дыхание. Как все просто. Бросив короткое «подождите», Кэббот поднимается и выходит.

Через некоторое время слышатся его шаги, он возвращается, держа в руках папку и свернутую в трубку схему. Мне бросается в глаза штамп на обложке папки: «Существует в единственном экземпляре, хранить вечно».

Кэббот быстро листает страницы.

— Вот… Показания Сиро Исии.

На первой странице открытой Кэбботом подшивки мелким шрифтом напечатано на пишущей машинке на английском языке: «…Протокол расследования. Проводилось на основании пункта 1 приказа Военно-оперативного управления от 16 декабря 1945 года, Вашингтон 25, документ А. Т. Томпсона, 21 декабря 1946 года…» Далее следует заголовок: «Доклад о деятельности японской армии по подготовке и ведению бактериологической войны». Доклад составлен подполковником ветеринарной службы А. Т. Томпсоном.

— Кто этот подполковник А. Т. Томпсон, понятия не имею… По всей вероятности, его уже и в живых нет, — поясняет мне начальник информотдела.

По его словам, подборка документов, касающихся «отряда 731», хранится в архиве Пентагона в Вашингтоне. Подшивка, которая у него в руках, содержит документы от 001 до 009. По содержанию они представляют собой следующее: 1. Показания генерал-лейтенанта медицинской службы Сиро Исии; 2–5. Показания других руководителей «отряда 731»; 6. Краткая схема сооружений отряда в Пинфане, составленная Сиро Исии и Масадзи Китано; 7. Схемы разных типов бактериологических бомб и пояснения к ним; 8. Схема структуры Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии; 9. Краткое описание работ, осуществлявшихся в «отряде 731» в Пинфане.

Но как секретные документы, хранившиеся в архиве Пентагона, оказались вдруг в информотделе Форт-Детрика?

Кэббот только усмехается:

— Материалы об «отряде 731» долго находились в Пентагоне, пока с конца октября (1981 год. — прим. автора.) к нам в Форт-Детрик не стали звонить журналисты — и, в частности, ваших газет — с запросами о них. Вопросы касались в основном японского отряда по подготовке и ведению бактериологической войны, особенно экспериментов над военнопленными американцами.

ГЛАВНАЯ БАЗА ФОРТ-ДЕТРИК

См. файл sheme01.gif

1. Главный въезд

2. Управление разведки и разведывательной информации медицинской службы армии США

3. Штаб базы

4. Казармы

5. Группа исследований эпидемических заболеваний армии США

6. Здание Управления военно медицинcкой службы армии и ВВС США

7. Стрельбище

8. Вертолетная площадка

9. Склад

10. Учебный комплекс химических войск армии США

11. Зона отдыха

12. Жилые дома семей личного состава

13. Автодром

14. Гаражи и авторемонтные мастерские

15. Территория, арендованная Управлением сухопутных войск армии США

16. Высоковольтная подстанция

17. Военная дорога

18. Западная 7-я улица

19. Портер-стрит

20. Шоссе Опоссумтаун-пайк

21. Пруд

22. Буллен-драйв

23. Розмонт-авеню

24. Дитто-авеню

Когда информотдел попытался разобраться в этом взрыве интереса со стороны органов массовой информации к японскому отряду, выяснилось следующее.

Американский журналист из Сан-Франциско Джон Пауэлл опубликовал в журнале «Буллетин оф атомик сайентистс» статью, где говорилось, что после войны данные о японском отряде по подготовке бактериологической войны были переданы армии США. Похоже, статья Пауэлла не прошла незамеченной и в Японии, так как интерес к «отряду 731» стали проявлять и японские органы массовой информации. База Форт-Детрик, гудящая от звонков журналистов, запросила архив Пентагона о наличии материалов об «отряде 731». В архиве нашли подшивку из девяти тетрадей, находившихся там в течение тридцати шести послевоенных лет.

— И вот, когда мы затребовали эти материалы и стали изучать их, приезжаете вы, — говорит Кэббот. — Вам повезло. Конечно, для непосвященного все эти материалы не более чем макулатура. Но для человека, занимающегося «отрядом 731», они большая ценность.

Итак, книга «Кухня дьявола» и статья Пауэлла послужили искрой, которая разожгла интерес общественности Японии и США. И вот в Форт-Детрике, штат Мэриленд, извлекают из архива показания Сиро Исии… Я не знаю, верить или не верить своим глазам — передо мной протокол допроса Исии.

Не буду утомлять читателя рассказом о перипетиях, о всем, что пришлось сделать, чтобы получить копии материалов Пентагона. Перейду к изложению их содержания.

Общие сведения о бактериологическом оружии «отряда 731»

Прежде всего доклад подполковника Томпсона. Он озаглавлен «Доклад о деятельности японской армии по подготовке бактериологического оружия» и содержит следующие пункты:

«1. В японской армии велось широкое изучение применения бактериологического оружия в военных целях как наступательного, так и оборонительного характера. Японский ВМФ активно бактериологическое оружие, по-видимому, не разрабатывал.

2. Изучение и разработка бактериологического оружия в японской армии в основном осуществлялись по инициативе и под руководством генерал-лейтенанта Сиро Исии. Исии утверждает, что какого-либо официального приказа о разработке бактериологического оружия не существовало. Он также утверждает, что вся работа проводилась в интересах профилактической военной медицины. Однако из последующих показаний Исии совершенно ясно, что исследование методов ведения бактериологической войны и разработка бактериологического оружия велись комплексно и в крупных масштабах с разрешения и при поддержке высшего военного командования…»

Значит, прибывшим в Японию из Форт-Детрика американским специалистам-бактериологам Сиро Исии заявил на допросе, что официального приказа вышестоящих органов о деятельности «отряда 731» не было. Но откуда без указаний и санкций высшего военного командования взялись тогда секретные бюджетные ассигнования, достигавшие 10 миллионов иен? Естественно, что это не ускользнуло от внимания подполковника Томпсона.

Далее он переходит непосредственно к разработке «оружия» (пункты 3 и 4 я опускаю как не представляющие интереса).

«5. В японской армии считали возможным применение в качестве бактериологического оружия бактерий брюшного тифа, паратифа, холеры, дизентерии, сибирской язвы, сапа, чумы, столбняка, газовой гангрены и других болезнетворных бактерий, а также фильтрующегося вируса и риккетсий. Однако для экспериментов в полевых условиях считалось целесообразным применение ограниченного числа бактерий, поражающих как людей, так и животных, конкретно — сибирская язва „В“ и лошадиный сап „М“.

6. Средства доставки и способы распространения включали авиационные бомбы, артиллерийские снаряды, распыление с самолетов и наземные диверсионные операции. Основное внимание уделялось, однако, авиационным бомбам, как наиболее эффективному оружию. К 1940 году было разработано и испытано 9 видов таких бомб, включая взрывные устройства для заражения местности, для создания инфекционного облака и осколочные бомбы для комбинированного поражения живой силы…»

Доклад подполковника Томпсона лаконичен и ясно рисует содержание работы отряда. Под выражением «инфекционное облако», по-видимому, подразумевается «способ распыления бактерий в виде дождевого облака». Здесь «отряд 731» столкнулся с трудностями, методика так и осталась неразработанной. По словам бывшего сотрудника отряда, на полигоне близ станции Аньда расстилали белые полотнища, затем распыляли с самолета смесь из двадцати тысяч яичных желтков, чтобы выяснить, как будет распределяться на поверхности распыляемый материал.

«Отряд 731» экспериментировал с разными типами самолетов истребителями-бомбардировщиками, разведывательными и т. д. На фюзеляж крепились специальные устройства для распыления в виде аэрозолей бактерий чумы, холеры и других остроинфекционных болезней.

В докладе Томпсона, далее, читаем:

«Бомбы типа В и „системы Удзи“ считались наиболее эффективными из числа разработанных в Пинфане. В обеих были выявлены определенные недостатки, но Сиро Исии уверен, что таковые устранимы, если над ними поработают специалисты-оружейники, и при небольшом усовершенствовании будут получены эффективные средства доставки и применения бактериологического оружия».

Я уже касался вопроса о производстве, накапливании и практическом применении в «отряде 731» в военных целях различных типов бактериологических бомб. Подробности конструкции этих бомб так и оставались, однако, невыясненными. Материалы Пентагона проливают на это свет. (Пункты 7 и 8 опускаем).

«9. В японской армии считали, что профилактика заболеваний и совершенные методы очистки воды являются наиболее эффективным оборонительным средством в условиях применения бактериологического оружия. Во фронтовой обстановке задача обнаружения очагов эпидемических заболеваний, профилактика их и борьба с эпидемиями возлагались на оперативные и обычные отряды профилактики и водоснабжения. К этому подключались и жандармские подразделения с целью наблюдения и выявления очагов бактериального заражения, сбора доказательств, задержания диверсантов, а также принятия других охранных мер».

В пункте 10 Томпсон отмечает, что в разработке наступательных методов ведения бактериологической войны были заслуживающие внимания моменты, но японская армия не была еще в состоянии практически применить бактериологическое оружие.

Здесь он явно недооценивает реальные результаты разработки бактериологического оружия в японской армии. Масштабы действительного применения этого оружия японской армией значительно превосходили оценки военных специалистов армии США. Об этом я скажу позже. Проследим далее, что сообщается в докладе подполковника Томпсона.

«Мнение проводившего допрос следователя сводится к следующему:

1. Полученные показания о деятельности японской армии по разработке бактериологического оружия в точности совпадают с данными, полученными из источника, который считается совершенно не связанным с опрашиваемым. Можно сделать вывод, что оба источника были предварительно проинструктированы о количестве и качестве данных, которые следует показать на допросе.

2. Как заверяют опрашиваемые, все данные сообщаются по памяти, поскольку письменные материалы были уничтожены по приказу командования японской армии. Однако часть данных, в частности чертежи бактериологических бомб, отличаются необыкновенной точностью, и это вызывает сомнение, что все письменные доказательства были уничтожены.

3. В ходе допроса совершенно ясно выявилось стремление преуменьшить масштабы подготовки бактериологической войны в японской армии, и в особенности усилия, затрачивавшиеся на разработку оружия в наступательных целях.

4. Исследование и разработка бактериологического оружия сдерживались отсутствием сотрудничества между армией и ВМФ в этом вопросе. Это мешало полному использованию научного потенциала Японии в военных целях и практическому применению бактериологического оружия.

5. Можно предположить, что даже полностью закончив разработку практического применения бактериологического оружия, Япония не прибегла бы к нему из-за опасения встречного применения в качестве возмездия химического оружия. Насколько удалось выяснить, Япония не располагала данными о подготовке бактериологического оружия в США».

На этом доклад Томпсона заканчивается. В тексте есть примечательное место. При допросе руководства «отряда 731» содержание отдельных показаний «в точности совпадает», что дает основание считать, что источники «были предварительно проинструктированы о количестве и качестве данных, которые следует показать на допросе».

Подполковник Томпсон допрашивал Сиро Исии и Масадзи Китано. Оказалось, что показания руководителей отряда полностью идентичны и явно согласованы.

По воспоминаниям сотрудников отряда, много позже, на собрании «Общества боевых друзей» «отряда 731» Масадзи Китано рассказывал одному своему бывшему подчиненному, что «перед самым допросом специалистами армии США штаб-квартира американских войск в Японии организовала тайное совещание Исии с Китано, разрешив им согласовать показания. Поэтому допрос свелся к простой формальности».

Напрашивается предположение, а не было ли ведомственных разногласий в штаб-квартире с самого начала контактов с Исии и другими руководителями «отряда 731»? Ведь занимался этим не только отдел «Джи-2» штаб-квартиры.

Конечно, «Джи-2» первым заинтересовался Исии и другими руководителями отряда. Обратив внимание на большое количество данных по бактериологическому оружию и экспериментам над живыми людьми, здесь решили, что эти данные должны полностью стать достоянием армии США. Гражданская война в Китае, победы китайской Красной армии, близившееся рождение Китайской Народной Республики, успехи освободительной борьбы во главе с Ким Ир Сеном на севере Корейского полуострова — все это беспокоило правительство США и вызывало стремление превратить Японию в «оплот против коммунизма». Разработки «отряда 731» и его кадры могли прямо способствовать укреплению военной мощи США в Азии. Исходя из этих соображений, отдел «Джи-2» решил сохранить и поддержать Исии и других руководителей отряда.

Однако к расследованию подключились и сотрудники американской администрации, прибывшие из США. Одним из них и был Томпсон из Форт-Детрика. Томпсон, хотя и имел звание подполковника, был ученым-бактериологом, далеким от военно-политических проблем отношений США и СССР в оккупированной Японии, от стремительного развития событий в Азии. Вполне возможно, отдел «Джи-2» намекнул Исии и его сотрудникам, что необязательно давать исчерпывающие показания представителям администрации, прибывшим из США. В таком случае, «ученых из центра» встретили «подготовившись», могло быть заключено молчаливое соглашение между Исии, другими сотрудниками «отряда 731» и сотрудниками «Джи-2». Несколько забегая вперед, заметим, что для любой бюрократической системы отнюдь не редкость, что «действия на местах» сводят к нулю усилия «центра». Вспомним слова Томпсона о том, что источники «были предварительно проинструктированы».

Секретный документ 002

Мое предположение подтверждается еще одним секретным документом, хранившимся в Пентагоне под номером 002. Этот доклад, также озаглавленный «Доклад о деятельности японской армии по подготовке бактериологической войны» без указания имени автора, значительно подробнее приведенного выше. Рассмотрим его детально. «Первое расследование деятельности японской армии по подготовке бактериологического оружия было проведено в сентябре-октябре 1945 года подполковником Мэрреем Сандерсом и лейтенантом Гарри Янгсом из отдела изучения химических методов войны штаба армии США на Тихом океане в порядке сбора научной информации о Японии… В ходе этой работы ответственные сотрудники отдела изучения химических методов войны, а также отделов „Джи-2“ и WDIT штаб-квартиры провели в Японии допрос руководителей отряда по подготовке бактериологической войны. В первую очередь были допрошены генерал-лейтенант Сиро Исии и генерал-лейтенант Масадзи Китано бывшие руководители отряда, на который было возложено изучение методов ведения бактериологической войны…

Первый допрос генерал-лейтенанта Сиро Исии, который играл в Японии основную роль в осуществлении исследований по ведению бактериологической войны, был проведен в Токио 17 января 1946 года. Местопребывание Исии в тот период было неизвестно. Однако отдел контрразведки установил, что он скрывается у себя на родине, в префектуре Тиба.

По требованию штаб-квартиры и контрразведки, обратившихся к японскому правительству, Исии был доставлен на его квартиру в Токио. Поскольку Исии страдал хроническим холециститом и обострением дизентерии, ему было разрешено находиться в своей токийской квартире, где и проходил допрос…»

Таким образом, документ Пентагона 002 показывает, как был арестован Исии.

Автобиография застрельщика бактериологической войны

В протоколе допроса Сиро Исии — документе 002, полученном из Пентагона, далее говорится:

«Допрос Исии проводился систематически в период с 22 января по 25 февраля 1946 года как устно, через переводчика, так и путем письменных ответов на заданные вопросы. Ответы Исии об исследованиях в области бактериологического оружия были короткими, сдержанными, часто уводившими в сторону от сути дела.

Показания по вопросам профилактики эпидемических заболеваний и водоснабжения Исии давал сравнительно свободно. В ходе устных допросов выявилось, что, собственно, к этой проблеме он и пытается свести разговор о содержании работы „отряда 731“».

Установлено, что в «отряде 731» был 3-й отдел, которым руководил подполковник Эгути, действительно занимавшийся производством фильтров для воды «системы Исии», водоснабжением в условиях военных действий и профилактикой эпидемических заболеваний.

Однако все это было не более чем ширмой для отряда. Многие его бывшие сотрудники, особенно из числа руководства, пытаются утверждать, прикрываясь этим, что «отряд 731» благодаря «своей деятельности по противоэпидемическому водоснабжению сделал крупный вклад в медицину», что «деятельность „отряда 731“ привела к многим замечательным открытиям в области профилактики эпидемических заболеваний».

Суть деятельности «отряда 731» заключалась, однако, в экспериментах над живыми людьми в плане подготовки и ведения бактериологической войны. Это подтверждают хотя бы послевоенные публикации сотрудников отряда (большинство научных медицинских работ, написанных сотрудниками «отряда 731» на основе экспериментов над живыми людьми, опубликованы в «Журнале японского общества изучения патогенеза».- прим. автора). Скрытое лицо «отряда 731» и было его подлинным дьявольским лицом.

Компетентные работники штаб-квартиры быстро поняли, что «Исии стремится преуменьшить свою деятельность по подготовке бактериологической войны».

Далее документ Пентагона касается биографии Сиро Исии:

«Генерал Исии по требованию следователя изложил свою биографию.

Дата рождения — 25 июня 1892 года.

1920 год, декабрь — окончил медицинский факультет Императорского университета в Киото.

1921 год, 20 января — 9 апреля — военная подготовка в качестве офицера-стажера 3-го пехотного полка гвардейской дивизии.

1921 год, 9 апреля — назначен военврачом в чине лейтенанта в 3-й гвардейский пехотный полк.

1922 год, 9 апреля — назначен в 1-й армейский госпиталь в Токио.

1924 год, 20 августа — присвоено звание капитана медицинской службы.

1924 год, апрель — 1926 год, апрель — аспирантура при Императорском университете в Киото по проблемам серологии, бактериологии, эпидемиологии и патологии.

1926 год, 1 апреля — назначен в армейский госпиталь в Киото.

1928 год, апрель — 1930 год, апрель — научно-ознакомительная поездка за границу. Посетил Сингапур, Цейлон, Египет, Грецию, Турцию, Италию, Францию, Швецию, Германию, Австрию, Венгрию, Чехословакию, Бельгию, Голландию, Данию, Швейцарию, Норвегию, Финляндию, СССР, Эстонию, Латвию, Восточную Пруссию, Америку, Канаду, Гавайи.

1930 год, 1 августа — присвоено звание майора медицинской службы, назначен преподавателем Военно-медицинской академии.

1935 год, 1 августа — присвоено звание подполковника медицинской службы.

1936 год, 1 августа — назначен начальником Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии.

1938 год, 1 марта — присвоено звание полковника медицинской службы.

1940 год, 1 августа — начальник Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии и одновременно преподаватель Военно-медицинской академии.

1941 год, 1 марта — присвоено звание генерал-майора медицинской службы.

1942 год, 1 августа — начальник 1-го отдела Военно-медицинского управления.

1943 год, 1 августа — преподаватель Военно-медицинской академии.

1945 год, 1 марта — присвоено звание генерал-лейтенанта медицинской службы, назначен начальником Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии.

1945 год, 1 декабря — уволен в запас».

Такова биография Сиро Исии в его собственном изложении.

Обращает на себя внимание число стран, которые посетил Исии. По его показаниям, он побывал не только в Европе, но и в странах Юго-Восточной Азии, Ближнего и Среднего Востока, Америке и Канаде.

(Краткая биография Сиро Исии уже была изложена в первой части этой книги. В ней есть некоторые расхождения с тем, что выясняется на основе этого протокола. Например, сроки заграничной поездки Исии расходятся почти на целый год. В протоколе нет сведений о том, что Исии был руководящим работником Главного арсенала японской армии. Очевидно, Исии, стремясь преуменьшить свою роль в создании бактериологического оружия, не упомянул об этом в показаниях. — Прим автора).

Цели этого вояжа заключались в том, чтобы, находясь некоторое время в качестве военного атташе при посольствах и консульствах Японии в этих странах, собирать секретную информацию.

Коснемся некоторых моментов биографии Исии, о которых он умолчал. Я уже упоминал, что на территории «отряда 731» находился храм Того, упоминал также, что «отряд 731» одно время так и назывался — «отряд Того» и что жилой комплекс носил название «деревня Того». Все эти названия были даны в честь адмирала Хэйхатиро Того, который руководил Цусимским морским сражением с русской эскадрой в 1905 году и был кумиром Сиро Исии. «Капитан инженерных войск Того» — с такими документами Сиро Исии совершил в свое время поездку по Китаю. У командования одного из полков японской армии, в который прибыл капитан Того, он вызвал подозрения несколько странным для офицера поведением. В отношении, посланном в жандармерию, говорилось, что перед тем, например, как съесть поданную на десерт дыню, капитан Того вынул из портфеля вату, пропитанную дезинфекционным раствором, и тщательно протер пальцы. Капитан служил в инженерных войсках, говорилось в отношении, но пальцы его рук были холеными, тонкими и на них отнюдь не было мозолей от инструментов. В результате предпринятой проверки было выяснено, что настоящее имя капитана — Сиро Исии и что он прибыл с секретной миссией. Командиру полка подсказали, что «дальнейшего расследования не требуется».

Сеть дьявольских отрядов

В хранившемся в Пентагоне протоколе допроса, далее, говорится:

«В ходе допроса Исии в конечном счете признал свою ответственность за разработку в японской армии бактериологического оружия. Исии подтвердил также, что главным образом по его инициативе и с целью оказать должное противодействие возможному бактериологическому нападению противника в Японии стали разрабатывать наступательное бактериологическое оружие. В качестве иностранной литературы по проблемам бактериологической войны, которой он пользовался, Исии назвал работу майора армии США Леона А. Фокса „Бактериологическая война“ и труды немецких ученых. Впрочем, Исии считает, что все эти работы относятся к области фантастики и не основаны на научных фактах». Исии заявил, что «необходимы были оборонительные меры против подрывной деятельности „красных“ с использованием бактериологического оружия в Китае и особенно в Маньчжурии, поскольку у него были опасения по поводу деятельности и намерений СССР в области разработки бактериологического оружия, и это якобы было основной причиной, побудившей Японию заняться собственными исследованиями». Он многократно повторил, что «у Японии не было намерений разрабатывать бактериологическое оружие в качестве наступательного или развязывать бактериологическую войну».

Исии не уставал утверждать на допросах, что «„отряд 731“ был создан с целью защиты Японии от бактериологического нападения противника». Совершенно ясно, с какой целью он неустанно повторял, что предполагаемым противником всегда был Советский Союз. Выставляя себя непримиримым противником СССР, Исии стремился добиться расположения ответственных лиц американской оккупационной армии. Утверждением, что бактериологическое оружие разрабатывалось для целей обороны, Исии пытался снять с себя ответственность за военные преступления. Впрочем, для военщины обычно утверждение, что новое оружие разрабатывается для целей самообороны. В истории не перечесть примеров, когда оружие для самообороны превращалось в оружие агрессии. Еще точнее: почти все агрессивные войны в истории велись под предлогом «защиты государства».

В документе Пентагона, далее, излагается структура Управления по водоснабжению и профилактике японской армии:

«…Управление имело в своем составе обычные (штатные) и оперативные части в самой Японии и на местах боевых действий за пределами страны. К июлю 1938 года вне Японии в пяти пунктах были размещены такие части Управления по водоснабжению и профилактике:

а) Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии (Харбин);

б) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Северном Китае (Пекин);

в) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Центральном Китае (Пекин);

в) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Центральном Китае (Нанкин);

г) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Южном Китае (Кантон);

д) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в южных странах (Сингапур).

Как видим, такие части Управления по водоснабжению и профилактике были приданы армии каждого направления. Они подчинялись командующему армией по месту дислокации. Исии подчинялся, таким образом, командующему Квантунской армией.

Отделы профилактики в самой Японии, имевшие оперативный характер, включали дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике и отделы военных округов; вне Японии это были полевые и дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике. Так же как и постоянно дислоцированные органы управления, его оперативные части были приданы соответствующим войсковым соединениям и непосредственно подчинялись командующим этими соединениями».

Таким образом, японская армия имела не только «отряд 731», но и подобные ему формирования в Северном, Центральном и Южном Китае и в странах южных морей. На основании некоторых данных можно судить, что и их деятельность отличалась теми же зверствами и жестокостью, которые были свойственны «отряду 731», просто полная картина за давностью времени вряд ли может быть восстановлена.

О применении бактериологического оружия Управлением по водоснабжению и профилактике в Южном Китае есть книга Икуо Ито «Записки Сасафунэ». Она публиковалась главами в информационном журнале фармацевтической фирмы «Оцука» «Фармакологические известия „Оцуки“».

Военнослужащий фармацевтической службы японской армии Тояма становится свидетелем того, как в разгар военной операции при Сянгуе в 1944 году среди личного состава японской армии вспыхнула эпидемия. Инфекционные отделения госпиталей оказались переполненными, возросло число смертных случаев.

От своего друга, подпоручика Сугиты, Тояма узнает, что по приказу генерального штаба в верховьях Янцзыцзян было сброшено большое количество бомб с бактериями холеры. Сугита и Тояма выясняют, что приказ о применении бактериологических бомб был отдан майором медицинской службы Исогаи. Трудно установить, какой урон нанесен в результате этого китайской армии, что же касается японцев, то лишь в госпитале на берегу реки Янцзыцзян, где работает Тояма, ежедневно (не ежемесячно, а ежедневно) умирает более десяти человек. Сугита замечает, что «…подобные методы ведения войны необходимо прекратить, хотя бы приняв во внимание абсолютную численность японской и китайской армий. Это не война, а безумие, ибо раньше погибнет японская армия».

Тояма и Сугита отправляются в штаб армии и пытаются подать рапорт о необходимости немедленного прекращения бактериологической войны. Но Исогаи уже переведен в Бирму, и им отвечает полковник медицинской службы Иосида. «Как вы, вероятно, оба знаете, Исогаи — преподаватель Военно-медицинской академии и любимый ученик его превосходительства генерала Сиро Исии, начальника Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии. Похоже, плохи дела на Бирманском фронте, если его туда вызвали. Будем надеяться, что он сумеет принести там пользу».

По поводу рапорта полковник Иосида замечает: «Вы заблуждаетесь насчет военного успеха акции. Ничего, конечно, не поделаешь, нанесен ущерб и своим войскам, но иначе мы потеряем все, а для победы все средства хороши. Вам понятно?..»

Я не беседовал с автором «Записок Сасафунэ» Икуо Ито, вообще с ним не знаком, но полагаю, что описанные им события вполне реальны. Вымышленные имена ничего не меняют, возникает только вопрос: что делал в Бирме срочно вылетевший туда майор медицинской службы Исогаи?

В документе Пентагона читаем:

«Исии показал, что к июлю 1938 года были сформированы и действовали на фронтах восемнадцать дивизионных отделов по водоснабжению и профилактике, а по мере развертывания боевых действий японской армией оперативные части создавались дополнительно». Что касается связей Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии (то есть «отряда 731») с подобными управлениями на других фронтах, то «Исии заявил, что о положении в армиях, действовавших на других направлениях, ничего не знает, поскольку это вне его компетенции». Однако, как видно из «Записок Сасафунэ», «отношения», подобные тем, которые были между генералом Исии и его любимым учеником Исогаи, пронизывали, вероятно, всю систему связей управлений по водоснабжению и профилактике.

О поведении руководства «отряда 731»

Из протокола допроса, хранившегося в Пентагоне, явствует, что руководители «отряда 731» Сиро Исии и Масадзи Китано не очень заботились о сохранении в тайне существа работы отряда. Кадровые военные, еще несколько месяцев назад провозглашавшие громкие лозунги о «войне до полного разгрома проклятых англичан и американцев», теперь угодливо пресмыкались перед «Джи-2», спасая свою шкуру.

Как я уже упоминал, при эвакуации «отряда 731» в Японию Исии отдал знаменитые три приказа: по возвращении на родину скрывать свою службу в «отряде 731», не занимать никаких официальных постов, сотрудникам отряда связей между собой не поддерживать. Среднее и низшее звенья личного состава в течение долгого времени добросовестно выполняли эти приказы. Я убедился в этом, собирая материал для книги. Многие бывшие члены отряда отказывались сообщать что-либо, говоря, что «эти сведения — военная тайна и разглашению не подлежат».

Ну а руководство?

Исии, строго приказав своим подчиненным хранить тайну, сам открыто разглашал ее на допросах, стремясь спасти свою жизнь.

В протоколе читаем:

«…как показал генерал Исии, Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии включало главную базу и пять филиалов. Все они были расположены в Маньчжурии. Главная база в свою очередь делилась на шесть подразделений: хозяйственное управление, 1-й, 2-й, 3-й, 4-й отделы и отдел материального снабжения. Все эти подразделения, исключая 3-й отдел, находившийся в городе Харбине, располагались в Пинфане, в 24 километрах к югу от Харбина, где и были сосредоточены основные научно-исследовательские сооружения базы. Филиалы находились в Муданьцзяне, Линькоу, Суньу, Хайларе и Дальнем».

В ответ на вопросы следователя американских оккупационных войск Исии показывает, что «двадцать процентов бюджета „отряда 731“ использовались на разработку бактериологического оружия», что «личный состав Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии в период максимального укомплектования штатов насчитывал 2500 человек», что «личный состав включал: военных врачей, фармацевтов, офицеров санитарной службы, офицеров-техников, саперов, преподавателей, младший командный состав медицинской службы, солдат санитарной службы, финансовых работников, вольнонаемных».

Генерал Китано в свою очередь представил следствию составленную им подробную схему управления.

Керамические бактериологические бомбы «системы Исии»

Исии и Китано показали, что «строительство сооружений в Пинфане развернулось к 1937 году, но еще до этого проводились полевые эксперименты по применению бактериологического оружия и была разработана первая бактериологическая бомба». «… В начальный период, до завершения строительства сооружений в Пинфане, для научно-исследовательской работы использовалась небольшая лаборатория в Харбине. После того как строительство в Пинфане было завершено, лаборатория в Харбине использовалась главным образом для производства и ремонта оборудования для очистки воды. Генерал Исии разработал трубчатые водяные фильтры из диатомита. Они были приняты на вооружение для использования в полевых условиях во всей японской армии. Оборудование лаборатории в Харбине для обжига фильтров из диатомита использовалось также для производства керамических корпусов бактериологической бомбы, имевшей форму буквы U. Научно-исследовательская работа в области подготовки бактериологической войны, по показаниям Исии, велась не только силами персонала в Пинфане. Для проведения специальных экспериментов к отряду временно прикомандировывались специалисты из других подразделений. По окончании работы они возвращались к месту службы». (Из протокола допроса Исии.)

Упомянутая в показаниях Исии «небольшая лаборатория в Харбине» располагалась рядом с военным госпиталем, в здании, именовавшемся Южным корпусом. Там вплоть до окончания войны находился 3-й отдел «отряда 731».

По воспоминаниям бывших сотрудников отряда, находившийся в районе Биньцзянского вокзала в Харбине Южный корпус примыкал к военному госпиталю (так называемому 7-му отряду Квантунской армии) и представлял собой похожее на склад здание с просторным полуподвалом. Здесь с 1933 года и до ввода в строй комплекса в Пинфане и размещалась специальная тюрьма для «бревен». Так что бесчеловечные эксперименты над живыми людьми начались еще со времен «небольшой лаборатории».

Керамика как материал для корпуса бактериологической бомбы, производившейся в 3-м отделе, была выбрана потому, что обычный металлический корпус требовал больше взрывчатки, кроме того, из-за высокой температуры при взрыве чумные блохи и крысы погибали. Металл в осколках к тому же оставлял доказательства, а керамика взрывалась при более низкой температуре и рассыпалась, не оставляя следов. Бактериальная масса оставалась невредимой.

Производство бактериологических бомб «системы Исии» было налажено не только в 3-м отделе, но и в Армейском арсенале в Мукдене (Шэньяне).

Далее Исии дает показания относительно общего содержания исследовательских работ, проводившихся в «отряде 731».

«Исследования в области бактериологии и профилактики эпидемических заболеваний:

1. Разработка и усовершенствование вакцин против тифа, паратифа, дизентерии, холеры, чумы, коклюша, эпидемического цереброспинального менингита, гонореи и других заболеваний.

2. Исследование штаммов болезнетворных бактерий — газовой гангрены, столбняка, дифтерии, скарлатины — после обработки формалином.

3. Усовершенствование сывороток против газовой гангрены, столбняка, скарлатины, рожистого воспаления, дифтерии, дизентерии, стрептококковых и стафилококковых заболеваний, пневмонии, эпидемического цереброспинального менингита, чумы.

4. Мероприятия по укреплению здоровья личного состава: исследование питания, отдыха, сна, водоснабжения в местах дислокации частей японской армии.

5. Профилактика туберкулеза:

а) изучение режима питания, отдыха, сна, водоснабжения и расчеты калорийности питания;

б) предохранительные прививки;

в) карантин и дезинфекция…»

Перечисленные здесь исследования сами по себе свидетельствуют о размахе работ, выходящих за рамки армейской санитарной службы.

Люди, истребляющие себе подобных ради получения сыворотки

Напомним, что эксперименты над живыми людьми стали проводиться в отряде в начале тридцатых годов, во время, когда медицина не имела еще надежных сывороток для лечения, например, брюшного тифа. А устойчивые результаты по профилактике столбняка были получены только после 1945 года. Нечего и говорить, что о противочумной сыворотке тогда еще не знали ни в одной стране.

В «отряде 731» такие сыворотки — против тифа, холеры, столбняка, чумы и других болезней — были получены путем заражения живых людей. Это делали медики, для которых люди были «бревнами».

Излюбленный прием для оправдания деятельности «отряда 731» — призыв не акцентировать внимание лишь на темных сторонах его работы, посмотреть и на тот вклад, который был сделан им в медицинскую науку. Но как при этом забыть, что этот «вклад» — результат чудовищной сделки между наукой и дьяволом и основывается на загубленных человеческих жизнях?

Есть одно свидетельство, оно принадлежит бывшей старшей медсестре С., которая была прикомандирована для работы в отряде.

18 марта 1943 года с Главной базы в Пинфане в госпиталь, расположенный в Южном корпусе, поступил больной. Это был уроженец префектуры Тиба, земляк Исии, вольнонаемный И. двадцати лет. Он работал в группе Такахаси, занимавшейся исследованием чумы. Больной поступил с высокой температурой и жаловался на общую слабость. У него была легочная чума, но ему об этом не сказали. Осматривал его начальник лечебного отдела Нагаяма (в то время подполковник медицинской службы). Нагаяма появился в палате в специальной защитной маске на лице. За спиной у него испуганно жались три медсестры. Нагаяма с одного взгляда оценил состояние больного и тут же вышел из палаты. Медсестрам он сказал, что, как только у больного начнется кровохарканье, они должны немедленно задержать дыхание и покинуть палату. «Если вы дорожите своей жизнью, ни в коем случае не поддавайтесь чувству сострадания…»

Дело в том, что во время кровохарканья бактерии чумы рассеиваются в воздухе, что приводит к заражению окружающих.

На следующий же день в госпиталь с Главной базы в Пинфане был прислан металлический контейнер. Во льду там лежала пробирка с прозрачной жидкостью и примесью небольшого количества крови. «Это сыворотка против чумы», пояснил Нагаяма. Медсестра сделала инъекцию метавшемуся в жару больному. Ему стало немного лучше. На следующей неделе из Пинфаня пришел второй контейнер с сывороткой. Медсестры по указанию Нагаямы регулярно, через каждые два часа, вливали больному раствор глюкозы с витамином С и раз в неделю — сыворотку.

— Почему сыворотку не хранят в госпитале, а каждую неделю присылают с Главной базы? — поинтересовалась старшая сестра. В ответ Нагаяма загадочно улыбнулся:

— Видите ли, чтобы получить эту сыворотку… каждую неделю проводится эксперимент. Пока это все, что удается получить за неделю.

В это было трудно поверить, но больной И. выздоровел. Через четыре недели после поступления в госпиталь рентгеноскопия показала в легких только локальное затемнение, как после пневмонии, а через два месяца он благополучно выписался. Медсестры были поражены чудодейственной силой противочумной сыворотки, еженедельно поступавшей в госпиталь. Излечение легочной чумы — заболевания, неизбежно приводившего к летальному исходу, казалось им в буквальном смысле слова чудом.

Мне, неспециалисту, трудно судить, какое научное значение имеют показания С. Однако слова Нагаямы о том, что для получения этой сыворотки каждую неделю требуется проводить эксперимент, наталкивают на страшную мысль: как только регистрировали случай заболевания сотрудника отряда, одному из заключенных вводили бактерии чумы, а затем у подопытного брали кровь. А может быть, сыворотку получали из внутренних органов еще живого человека…

Бывшая старшая медсестра госпиталя вспоминает также, что как-то в разговоре Нагаяма упомянул, что «во время бомбардировки Чунцина с воздуха разбрасывалась карамель и печенье, зараженные бактериями чумы».

Что скрывалось под названием «обезьяна»

Вернемся к тому месту в показаниях Исии, где он излагает содержание научно-исследовательских работ, проводившихся в «отряде 731»:

«6. Разработка вакцины против риккетсий и вирусов тифа (R Провачека), маньчжурской лихорадки (R Манчуриа), эпидемической геморрагической лихорадки, клещевого энцефалита, гидрофобии, натуральной оспы.

7. Изучение витаминов.

8. Исследования по обезвоживанию: методы обезвоживания и хранения в сухом виде профилактических и лечебных сывороток, препаратов для диагностирования инфекционных заболеваний, плазмы крови.

9. Размножение мелких быстроразмножающихся животных в исследовательских целях — мышей, морских свинок, кроликов и др.

10. Санитарно-гигиенические исследования окружающей среды.

11. Изучение проблемы самоснабжения продуктами питания работников отряда.

12. Изучение способов профилактики заболевания сибирской язвой и лошадиным сапом».

В ходе исследований, скрывающихся здесь под рубрикой, например, «исследования по обезвоживанию», десятки подопытных погибали в мучениях, потому что им не давали ни капли воды, предварительно искусственно подняв температуру. Звеном в этих «исследованиях по обезвоживанию» были ужасающие эксперименты по высушиванию, когда привязанного к стулу подопытного обдували горячим воздухом, превращая его заживо в сухую мумию. Удивительно, что для полноты картины Исии не описывает самого дьявола, который, разодрав плоть жертвы, упивается ее кровью.

В показаниях Исии упоминается клещевой энцефалит — вирусное заболевание, поражающее стриапаллидарную область мозга. На территории СССР оно встречалось главным образом в районах Сибири. Врачи «отряда 731» получали мозг умершего от энцефалита человека, «частицы больших полушарий мозга, мозжечка и продолговатого мозга помещали в глицеринрингеровскую жидкость, а затем переносили в стерильный сосуд для эмульгирования», получая таким образом десятипроцентную эмульсию, которую использовали для прививок.

В «Журнале японского научного общества патологической физиологии» за 1944 год, номер 34, помещено описание научно-исследовательского эксперимента с клещевым энцефалитом. Приведены полностью имена авторов. Это Масадзи Китано, Сай Кикути, Сиро Касахара, Мотодзи Сакуяма, Кэнъити Канадзава, Наомицу Нэдзу, Ясуо Иосимура, Тадао Кудо (научный руководитель Масадзи Китано). Все они — из исследовательского персонала «отряда 731». Это довольно пространная работа. Приведу некоторые выдержки:

«… Если взять 8 мл. препарата эмульсии мозга заболевших мышей и ввести каплями через нос — для эксперимента брались тайваньские обезьяны (выделено мной. — С. М.), — то после недельного инкубационного периода у подопытных поднималась температура до 39,8°, которая на четвертый день заболевания достигала 40,6°. Заболевание протекало следующим образом: на третий день появлялся парез верхней правой конечности, на пятый начинались судороги всех четырех конечностей, вплоть до опистотонуса. Приступы наблюдались в течение трех дней. На пятнадцатый день после прививки температура падала до 37°, наутро наступала смерть. При вскрытии, кроме кровенаполнения головного и спинного мозга, других изменений, в том числе и увеличения селезенки, не наблюдалось…»

Кем же в действительности были эти «обезьяны», которых наблюдали научно-медицинские работники «отряда 731» и которым они так тщательно измеряли температуру? Глазам рисуется страшная картина. Возникают фигуры подопытных «бревен», которым в процедурном кабинете специальной тюрьмы «отряда 731» вводят эмульсию через нос и которые затем мечутся в жару в своих одиночных камерах. Не об этих ли «обезьянах» говорится в работе?

Судя по показаниям Исии, отдел «Джи-2» проявил повышенный интерес к технологии культивирования бактерий. Следователи выразили пожелание, чтобы Исии продемонстрировал работу портативного культиватора бактерий, дававшего возможность получать значительное количество бактерий в полевых условиях. В протоколе допроса об этом записано следующее:

«… Недавно с помощью технического персонала японского военного госпиталя Исии продемонстрировал работу портативного культиватора. Было использовано 7 литров питательной среды — стандартного агарового бульона. Перевернув культиватор, питательную среду влили через отверстие в крышке. Затем культиватор поставили в нормальное положение, при этом питательная среда автоматически заполнила специальные формочки слоем в 9 мм…»

Исии искусно демонстрирует следователям штаб-квартиры обращение с культиватором, объясняет, как готовится и используется питательная среда для культивирования бактерий. Результаты всего этого, по-видимому, поражают следователей. Протокол допроса фиксирует:

«В другом культиваторе он произвел посев кишечной палочки. Однократный посев позволил получить около 160 граммов микробной массы».

Сотрудники отдела «Джи-2» жадно впитывают технологию производства бактериологического оружия, разработанную в «отряде 731».

Бомба, рассеивающая бактерии

В протоколе привлекают внимание показания Исии относительно способов рассеивания бактерий. В нем говорится:

«Способы рассеивания. В целях разработки способов рассеивания бактерий при ведении бактериологической войны в Пинфане исследовалось рассеивание:

— с помощью авиационных бомб;

— с помощью артиллерийских снарядов;

— посредством распыления с воздуха.

В поисках эффективных способов рассеивания бактерий больше всего внимания уделялось разработке бактериологической бомбы. Проводились также подготовительные эксперименты с целью усовершенствования артиллерийских снарядов и способов распыления бактерий с воздуха…»

Именно распыление с воздуха в виде аэрозолей, то есть мельчайших взвешенных капелек жидкости, образующих облако, которые проникают через кожу и органы дыхания человека, представляет собой новейшую технологию применения биологического оружия. Таким образом, «прототип» аэрозольного метода, который, как обычно считается, был разработан в армии США в послевоенное время, в действительности был создан в «отряде 731». Это была «блестящая» идея, рожденная генералом Исии. В настоящее время «специалисты» рекомендуют в качестве биологического оружия аэрозоль бактерий сибирской язвы, «одной тонны бактериальной массы при этом достаточно, чтобы вызвать заражение у всего населения на площади 100 квадратных километров». По всей вероятности, это усовершенствованное применение способа, разработанного в «отряде 731».

«Бомбы. К 1940 году было разработано и испытано в полевых условиях девять типов авиабомб, предназначенных для рассеивания бактерий. В их число входят бомбы для заражения поверхности земли, бомбы для распыления аэрозоли и разрывные бомбы осколочного действия, предназначенные для заражения человека через открытые раны. Первая бомба представляла собой модификацию химического снаряда. Позже появились бомбы, разработанные по собственным проектам „отряда 731“. Среди них были керамическая бомба, взрывающаяся с помощью запального шнура, бомба со стеклянным корпусом и бомба с распылителем для ОВ».

Бомба осколочного действия, о которой здесь говорится, упоминается в материалах судебного процесса в Хабаровске. Она предназначалась для заражения лошадиным сапом и газовой гангреной (Материалы судебного процесса…, с. 287).

Заслуживает внимания упоминание о стеклянной бомбе. Подтвержден факт, что на территории «отряда 731» находился стеклодувный цех, в котором работали в качестве вольнонаемных мастера-стеклодувы высшей в Японии квалификации. Многие бывшие сотрудники отряда помнят старого мастера, который, «подхватив на кончик металлической трубки шарик расплавленного стекла, с легкостью выдувал статуэтку в форме утки или карпа»… Предполагали, что стеклодув был необходим в отряде для изготовления медицинской посуды для нужд отряда. Однако чтение протокола Исии убеждает в том, что это было связано, кроме того, с изысканиями по усовершенствованию «стеклянных корпусов бомб». В протоколе также записано:

«По словам Исии, все указанные типы бомб были разработаны и изготовлены сотрудниками отряда с помощью оборудования, имеющегося в Пинфане и в лаборатории в Харбине. Исии заявил также, что если бы ему была оказана помощь со стороны специалистов по изготовлению бомб, то их разработка в отряде продвигалась бы более успешно. Взрыватели и взрывчатку для бактериологических бомб получали обычным путем — по каналам снабжения армии. Самым слабым местом в разработке бомб в Пинфане было, по словам Исии, низкое качество взрывателей: использовались несколько усовершенствованные взрыватели старой системы от артиллерийских снарядов».

Протокол свидетельствует:

«Исии не помнит точно, какое количество бомб было использовано для полевых испытаний. Он говорит, что в экспериментах использовалось лишь крайне небольшое число бомб каждого типа, остальные были уничтожены при эвакуации отряда из Пинфаня».

(Один из бывших сотрудников отряда, касаясь показаний Исии о количестве проведенных экспериментов с бактериологическими бомбами, говорит следующее: «Испытания бактериологических бомб проводились в течение десяти лет: сначала просто осуществлялись наземные взрывы, затем стали проводить эксперименты на полигоне Аньда с использованием „бревен“ и наконец бомбы начали применять в ходе боев в Пекине и в районах Северного Китая. Самолеты авиагруппы „отряда 731“, несущие на борту бомбы с бактериями сибирской язвы, делали по нескольку вылетов в неделю. Самолет-разведчик, тип 94, для одного вылета брал на борт 4 бактериологические бомбы, а самолет-бомбардировщик — 12 бомб. Общее число экспериментов никак не две и не три тысячи, а десятки тысяч…»- Прим. автора).

Следователь записывает:

«…принимая во внимание тот факт, что первая бомба была сконструирована и испытана в „отряде 731“ еще в 1937 году, можно сделать вывод, что подготовка к бактериологической войне в японской армии велась очень интенсивно».

Далее говорится:

«… Исии на допросе отрицал существование управляемой по радио бомбы „мать и дочь“ и бомбы марки „7“, разработанных в японской армии.

Из всех разработанных в Пинфане авиабомб наиболее перспективными Исии считал бомбу типа В и бомбу „системы Удзи тип 50“. Он считал, что эти два типа после доведения их специалистами-оружейниками смогут стать эффективным бактериологическим оружием».

Упоминающаяся здесь бомба «мать и дочь» — это бомба нового типа, специально предназначавшаяся для бактериологической войны и сконструированная в 1944 году в 9-м армейском научно-исследовательском институте поручиком Гондо. Устройство представляло собой комбинацию двух бомб — крупногабаритной (материнской) и малогабаритной (дочерней). Первая связывалась со второй системой, подающей радиосигналы. Когда первая достигала земли, вторая еще продолжала падение. При взрыве материнской бомбы радиосигналы прекращались и срабатывал механизм, осуществлявший надземный взрыв дочерней бомбы. Сочетание наземного и надземного взрывов позволяло получить устойчивое бактериальное заражение.

По свидетельству связанных с этим изобретением лиц, комплект бомб «мать и дочь» был испытан, но их просто не успели применить, поскольку война закончилась. Если верить, что Исии не знал о разработке этой бомбы, то это была идея поручика Гондо.

Положение дел в отряде бактериологического оружия военно-морского флота

Что такое бомба марки «7», существовование которой Исии отрицал?

Среди документов японского военно-морского флота, попавших в отдел «Джи-2», оказались документы, свидетельствующие об ассигнованиях на разработку и применение химического оружия. Армия США уже давно располагала данными, что важнейшие корабли японского военно-морского флота, которых готовили к морским сражениям с использованием снарядов с ОВ, были оснащены мощными вентиляционными установками и техникой, обеспечивающей герметичность. Нет ничего удивительного поэтому, что японскому флоту ассигновывались средства на химическое оружие.

Однако подробное ознакомление с документами показало, что ассигнования касались не только снарядов с ОВ. Обнаружилось и некое секретное оружие, именовавшееся маркой «7» (или типом «7»). В отделе «Джи-2» насторожились, не скрывалось ли под этим названием бактериологическое оружие? На допрос был вызван бывший военно-морской министр Сигэтаро Симада. Он заявил, что такого оружия никогда не видел и ничего не слышал о нем. Он отрицал также, что военно-морской флот занимался разработкой бактериологического оружия. В здание Почтового пароходства стали вызывать одного за другим бывших офицеров японского военно-морского флота. Однако безрезультатно, никто ничего не знал о марке «7» и о разработке бактериологического оружия на флоте вообще. «Джи-2» оставалось предположить, что марка «7», по-видимому, существовала только в чертежах, а реально не производилась.

Предлагаю, однако, вниманию читателя выдержки из опубликованной в 3-м номере журнала «Рипорт» за 1950 год статьи под названием «Записки о группе химического оружия училища Татэяма отряда бактериологического оружия японского военно-морского флота».

Рассказ лейтенанта К. (по его просьбе фамилию и имя не называю): «… Отработка приемов ведения бактериологической войны осуществлялась военно-морским флотом только в одном пункте — на побережье полуострова Босо в Артиллерийском училище Татэяма. Здесь в обстановке строжайшей секретности проходила подготовку группа химического оружия из 150 человек, тщательно отобранных со всего ВМФ. Я был одним из курсантов второго выпуска этой группы, а затем до конца войны занимал пост инструктора по химическому оружию в одном из штабов военно-морской авиации.

…В конце 1943 года я был зачислен в состав второго корпуса морской пехоты в Йокосуке, где на холодном, обдуваемом зимними ветрами побережье прошел двухмесячную подготовку. Из более чем трех тысяч человек было отобрано около семидесяти, в том числе и я, и зачислено в состав группы химического оружия. Мы прошли курс практической подготовки по ведению химической войны. В середине июля 1944 года нас перевели в Артиллерийское училище Татэяма. Артиллерийским оно называлось для камуфляжа.

Первый и второй выпуски этого училища вместе насчитывали чуть более 150 человек. Начальником отдела химического оружия был майор Оокава. Вся работа проводилась в обстановке строжайшей секретности, какие-либо упоминания о работе в разговоре с однокурсниками и ближайшими родственниками запрещались.

…Осенью 1944 года весь личный состав группы химического оружия был поднят на рассвете и выстроен на берегу моря в местечке Мэра. В предутреннем тумане внушительно звучал голос майора Оокавы, который говорил о том, что сегодняшние занятия относятся к высшей категории секретности, что, кроме нас, о них не должен знать никто и что речь идет о военной операции величайшей важности на случай высадки десанта противника… Рядом с майором Оокавой виднелось озабоченное лицо небезызвестного на флоте авторитета по специальным видам оружия подполковника Китасато.

…„Это оружие номер 1“, — поняли мы, но что это было за оружие, нам не говорили.

…Нас заставили облачиться в полный комплект противохимического обмундирования — костюм из высококачественной резины, закрывающий полностью руки и ноги, перчатки, сапоги, противогаз. Все было продезинфицировано хлорной известью. Работать в этой одежде было тяжело. Дышали мы с трудом и через час вымокли от пота. Но вскоре убедились, что малейшее нарушение техники безопасности может стоить жизни.

…Инструктор черпал из большой бочки лейкой странной формы с носиком длиной более метра какую-то жидкость, а курсантам в спецодежде, выстроившимся по побережью, надо было на бегу по команде разбрызгивать ее. Нам объяснили, что жидкость должна попадать точно на кромку прибоя.

… Если ее разбрызгать перед высадкой американского десанта, „она будет сохранять активность в течение недели“. „Попадая через рот внутрь, жидкость вызывает сильнейший понос“, — объяснил инструктор. И тогда мы поняли, что имеем дело с бактериями.

… Затем нам раздали большие ампулы длиной 30 сантиметров и диаметром 4–5 сантиметров, наполненные мелким порошком белого и оранжевого цвета, и пояснили, что нужно отломить кончик ампулы и быстро рассеять порошок чуть выше линии прибоя.

…Бегать в спецодежде было настолько трудно, что мы просто изнемогали. Один из курсантов, чтобы отдышаться, вставил спичку между лицом и маской, но вдохнул порошок, который рассеивал, и тут же угодил в госпиталь. Вот такое это было средство, а еще говорили, что оно специально ослаблено для учений.

Доступ на наш участок побережья был запрещен, но однажды сюда забрела корова, и у нее тут же вздулись от ожогов ноги. Ходили слухи, что переменившийся ветер донес наш порошок до домов поселка и там поднялся переполох».

Я думаю, суть ясна. Неизвестно только, что подразумевается под «оружием номер 1», о котором упоминает в статье лейтенант К. Непонятна и связь порошка в ампулах с «оружием номер 1». В том же номере журнала сообщается, что с целью проверки рассказа лейтенанта К. редакцией был разыскан майор Оокава, который работает в настоящее время на бумажной фабрике «Отонэ» в префектуре Гумма. Он подтвердил, что был начальником отдела химического оружия в училище Татэяма японского военно-морского флота. По словам Оокавы, эксперимент в местечке Мэра «в целом не принес особого результата. Значение его ограничилось проверкой методики и препаратов для дезинфекции на случай контакта с бактериями».

Устройство бактериологической бомбы

Вернемся к протоколу допроса, хранившемуся в Пентагоне. В нем говорится:

«Исии было дано задание восстановить по памяти конструкцию бомбы в чертеже. Полученный от него чертеж и сведения по технологии применения бомбы свидетельствуют о его поразительной осведомленности в технике ведения бактериологической войны…

По-видимому, большинство сведений, представленных Исии, получены им при помощи его бывших сослуживцев по Пинфаню, которые в момент допроса оказались в Токио. Допрос Исии проводился длительное время, и многие сведения были получены в форме схем и письменных ответов на поставленные вопросы. У Исии были все возможности посоветоваться со своими бывшими сослуживцами».

Итак, какую же конструкцию имели разработанные в «отряде 731» бактериологические бомбы типов А, Б, В, Г, старые «системы Удзи», «системы Удзи тип 50», «системы Удзи тип 100» и другие? Протокол допроса раскрывает нам секретное оружие японской армии, иллюстрируя это чертежами.

Бомба «системы Удзи тип 50» имела совершенную конструкцию. Она состояла из трех основных элементов: 1) дистанционного взрывателя, помещенного в хвостовую часть, с зарядом тринитротолуола; 2) керамического резервуара, содержавшего бактериальную жидкость; 3) целлулоидных стабилизаторов.

Общий вес бомбы — около 25 килограммов, емкость — 10 литров. Бомбу с бактериальной жидкостью сбрасывали с самолета, выдернув предохранитель. Помещенный в хвостовой части взрыватель срабатывал на высоте 200–300 метров, тут же срабатывали детонаторы. Поскольку имевшиеся в то время в японской армии дистанционные взрыватели были низкого качества, Исии продублировал их, установив в головной части бомбы еще и взрыватель ударного действия.

Корпус бомбы был керамическим. Вдоль корпуса шли канавки, в которых помещался детонирующий шнур общей длиной 4 метра. Он крепился к корпусу бомбы цементом. Шнур сам по себе являлся взрывчаткой, и, если дистанционный взрыватель срабатывал, бомба еще в воздухе разлеталась на мельчайшие осколки, а содержавшаяся в ней бактериальная жидкость микроскопическими капельками рассеивалась в воздухе.

Длина корпуса бомбы «системы Удзи тип 50» была около 700 миллиметров, диаметр 180 миллиметров, толщина стенки резервуара 8 миллиметров. После заполнения десятилитрового резервуара бактериальной жидкостью общий вес бомбы составлял 35 килограммов. По показаниям Исии, в результате испытаний было установлено, что при взрыве бомбы на высоте 200–300 метров и при скорости ветра 5 метров в секунду максимальный объем зараженного пространства составлял 40х60х800 метров. Если при той же скорости ветра взрывали бомбу, установленную неподвижно на высоте 15 метров, то объем рассеивания бактерий составлял 20х30х500-600 метров. О результатах взрыва бомбы, заполненной жидкостью с бактериями сибирской язвы, на высоте 15 метров Исии показал следующее: «Погибли 70 процентов лошадей и 90 процентов овец, которые паслись в течение одного-двух часов с подветренной стороны». Исии высказал уверенность, что «при усовершенствовании бомбы „системы Удзи тип 50“ она могла быть превращена в чрезвычайно эффективное бактериологическое оружие». (Из протокола допроса Исии.)

Исии дал показания следователям отдела «Джи-2» и о трудностях, с которыми столкнулись создатели бомбы. Прежде всего, керамический корпус бомбы не обладал достаточной ударостойкостью, и поэтому с бомбой нельзя было обращаться так, как обычно обращаются с боекомплектами при транспортировке. Увеличивать же толщину стенок керамического резервуара нельзя было из опасения, что бомба может оставить осколки, то есть доказательства ее применения. Кроме того, потребовалось бы увеличение массы взрывчатки, что повело бы к повышению температуры при взрыве, а следовательно, к гибели органического материала.

Были и другие трудности. Диатомит, служивший материалом для корпуса бомбы, обжигался неравномерно, и бактериальная жидкость часто протекала в месте сочленения металлической горловины, через которую она заливалась в корпус. Материал не позволял делать корпуса строго одинаковыми по весу, что сказывалось на траектории полета бомбы и снижало точность попадания. Чтобы при скачке температуры увеличивавшаяся в объеме бактериальная жидкость не выливалась, емкость заполнялась на 70 процентов. Воздушный мешок (30 процентов объема) служил причиной произвольного вращения бомбы в полете, что также снижало точность попадания.

Исии показал:

«Мы пытались использовать керамические стабилизаторы, но при обжиге они коробились, а на холоде становились хрупкими и в полете нередко отваливались от корпуса… Несовершенство же взрывателей не давало возможности точно определить высоту взрыва. Ряд трудностей мы освоили, и, если исключить несовершенство дистанционного взрывателя, основные конструктивные недостатки можно было бы считать преодоленными».

При дальнейшем чтении протокола становится понятным, что Сиро Исии был доволен разработанной бомбой «системы Удзи тип 50» и был уверен в ней. Керамическая бомба, взрывающаяся в воздухе небольшим зарядом так, что не оставалось доказательств ее применения, со сгорающими целлулоидными стабилизаторами в глазах следователей отдела «Джи-2» выглядела действительно уникальным новым оружием.

Американских следователей изумило и то, что в «системе Удзи тип 50» могли использоваться самые различные бактерии: достаточно было отвинтить металлическую головку, чтобы заполнить емкость любой бактериальной жидкостью. Следователи дали в протоколе весьма высокую оценку бомбе, отметив, что «при легко разрушающейся керамической оболочке можно обойтись небольшим зарядом, температура взрыва которого не повреждает органический материал, находящийся в емкости, а сама бомба является принципиально новой разработкой для рассеивания бактерий».

На основе показаний Исии отдел «Джи-2» провел, по-видимому, секретное испытание бомбы. Я употребляю осторожную формулировку «по-видимому», так как в нескольких протоколах допросов хотя и упоминается факт тайного проведения в армии США такого эксперимента, содержание его нигде не раскрывается.

(В докладе Пентагона 005 говорится:

«Данный допрос преследует две цели: а) точно оценить замыслы и возможности японской армии в отношении биологического оружия;

б) использовать результаты этого допроса для совершенствования биологического оружия теперь и в ближайшем будущем… Настоящий доклад составлен на основе многочисленных опросов и по результатам секретных экспериментов, проведенных в Японии после ее капитуляции 2 сентября 1945 года…»

Биологическим оружием в США принято называть бактериологическое оружие. Пентагон, несомненно, использовал данные «отряда 731», поэтому я и называю позицию США по отношению к отряду преемственным сообщничеством. — Прим. автора).

В бактериологической бомбе «системы Удзи тип 50» использовались жидкости с бактериями красной плесени, холеры, чумы, различных видов дизентерии, сыпного тифа, сибирской язвы. В протоколе указывается: «Эксперименты, проведенные Исии в Пинфане, показали, что при взрыве бомбы на высоте 200–300 метров минимальный объем рассеивания бактерий составлял 20-30х60х700 метров. Величина распылявшихся капель жидкости была разной от крупных и мелких дождевых капель до микроскопических, диаметром 50 микрон. Баллистические качества бомбы „системы Удзи“ были приемлемыми, но полностью удовлетвориться ими было нельзя. Один из недостатков бомбы состоял в том, что невозможно было точно рассчитать время взрыва из-за неодинакового рельефа местности в районах бомбардировок. Надежного высотомера для бомбометания в японской армии не было, вследствие чего результаты всякий раз получались разными. Именно поэтому и приступили к разработке устройства, названного „мать и дочь“. При общей оценке конструкции бомбы, представленной в чертежах, ясно, что, если бы при всем разнообразии рельефа местности удавалось точно контролировать точку взрыва, у бомбы „системы Удзи“ появились бы многообещающие возможности. При небольшом заряде резервуар разлетался на мельчайшие осколки, а головка бомбы почти не повреждалась. Это говорит о стремлении конструктора к тому, чтобы бомба не оставляла никаких доказательств применения биологического оружия».

Далее в протоколе читаем:

«Увеличенной модификацией бомбы „системы Удзи тип 50“ была бомба „системы Удзи тип 100“ вместимостью около 25 литров. Было изготовлено около 300 таких бомб, которые с 1940 по 1942 год были широко испытаны теми же методами, что и „тип 50“. Недостатком бомбы были ее большие размеры, которые повышали опасность повреждения корпуса при обращении с ней. Считалось, что она ниже по практической ценности, чем „тип 50“».

Прошу читателя запомнить типы бактериологических бомб, разработанных в «отряде 731», которые встречаются на страницах этого протокола, потому что бомбы, очень похожие на описанные выше, вновь появились во время войны в Корее, начавшейся в 1950 году.

Кроме бомб «системы Удзи», были еще бомбы типа ГА. В них вместо керамического использовался стеклянный корпус.

Общий обзор исследований, проводившихся в дьявольском отряде

Внимание следователей отдела «Джи-2», помимо бактериологических бомб, привлекли и отравляющие вещества, которые исследовались в «отряде 731» для целей диверсионной работы. Протокол допроса приводит в качестве примера показания лектора Военно-медицинской академии, находившейся в Токио, в районе Усигомэ, подполковника медицинской службы Рёити Найто об исследовании яда целого ряда рыб, известных в Японии под общим названием «фугу».

«…Найто показал, что в Военно-медицинской академии исследования бактериологического оружия и профилактики эпидемических заболеваний не были четко разделены… велись секретные исследования по разработке наступательного бактериологического оружия. В порядке этих исследований была, в частности, поставлена цель получить стойкое, удобное в обращении отравляющее вещество для диверсионной работы. Объектом заражения были продукты питания. В ходе исследований обратили внимание на устойчивый к высокой температуре яд „фугу“, добываемый из печени рыб фугу. „Отряд 731“ и Военно-медицинская академия совместно работали над получением концентратов этого яда. Было обнаружено, что яд эффективно действует на человека и может быть практически применен для диверсионной деятельности.

Легко представить, сколько людей было использовано в „отряде 731“ вместо морских свинок при этих экспериментах. Производство концентрата осталось незаконченным. В ноябре 1944 года эксперименты были прерваны налетом американских бомбардировщиков В-29, а в апреле 1945 года Военно-медицинская академия была разрушена пожаром и работы здесь прекратились сами собой».

Я упоминал, что в «отряде 731» была оперативная исследовательская группа Кусами (фармакологические исследования). Кстати сказать, Кусами и посейчас жив-здоров и процветает в одном из медицинских институтов. Исследования по синтезированию химических ОВ велись именно в его группе, для чего в отряде находилось восемнадцать дипломированных фармацевтов.

Однако по свидетельству бывших сотрудников, в «отряде 731» была еще одна родственная подразделению Кусами оперативная исследовательская группа. В ней занимались разработкой техники покушений на высший командный состав противника, а также испытанием орудий убийства. Группа Сэкитори — так она называлась — работала в условиях строжайшей секретности даже внутри «отряда 731». В отличие от группы Кусами, которая занималась фармакологическими исследованиями, здесь отрабатывались практические методы террористической деятельности.

Сотрудники «отряда 731», из числа опрошенных, прямо заявляют, что ограбление в Имперском банке «было осуществлено при участии одного из бывших коллег Сэкитори и сотрудника штаб-квартиры американских войск из отдела по борьбе с эпидемическими заболеваниями». Сотрудники группы Сэкитори, как и их шеф, после войны поспешили скрыться. Сведений об этой группе нет…

Вернемся к протоколу допроса Исии. «Средства защиты личного состава армии при ведении бактериологической войны», которые перечислил Исии, также привлекли внимание отдела «Джи-2». Исии показал: «…Одновременно с проводившимися в Пинфане экспериментами по применению бактериологического оружия в наступательных целях разрабатывалась противобактериологическая техника».

Надо думать, что это последнее было одной из важных задач «отряда 731», так как высокотоксичные бактерии могли в ходе военных действий поразить и личный состав своих войск…

Пенициллин, открытый англичанином А. Флемингом, стал применяться в США для лечения людей только в 1941 году, в массовом же количестве его начали производить в Америке еще позже. А в «отряде 731» производство сульфаниламидов и пенициллина к тому времени уже было налажено. Дело не ограничивалось только антибиотиками. Были синтезированы витамины группы В стимуляторы роста, необходимые при массовом размножении крыс. Из растений получали относительно чистый витамин С, который имеет большое значение как препарат полифункционального действия.

По словам бывших сотрудников, разработанные тогда в отряде инсектициды и гербициды были «по тем временам высшего в мире качества». Сейчас много говорят о губительных последствиях применения дефолиантов армией США во Вьетнаме. Но в «отряде 731» уже в то время проводились эксперименты по применению дефолиантов на посевных площадях территории противника.

Некоторые бывшие сотрудники отряда самодовольно заявляют: «Основы ведения бактериологической войны — и технология производства бактерий, и способы их распространения — полностью заимствованы армией США у „отряда 731“. Американцы также переняли систему защиты от бактерий и технологию производства многих медикаментов…»

Как бы подтверждая это, Исии пишет в показаниях:

«Были изготовлены следующие вакцины и сыворотки: вакцины против чумы, тифа и паратифа, газовой гангрены, столбняка, холеры, дизентерии, скарлатины, коклюша, дифтерии, три вида вакцин против сыпного тифа (вакцина, полученная из куриного яйца; вакцина, полученная из легких белых мышей; вакцина, полученная из легких дикой белки); сыворотки для лечения газовой гангрены, столбняка, дифтерии, дизентерии, стрептококковых и стафилококковых заболеваний, рожистого воспаления, пневмонии, эпидемического цереброспинального менингита, чумы; сыворотки для диагностирования тифозной лихорадки, паратифа, различных видов дизентерии, различных видов холеры, эпидемического цереброспинального менингита, пневмонии, сальмонеллёзов».

Разработанные в «отряде 731» медикаменты, методы лечения и диагностики, вакцины и сыворотки являлись высшим достижением японской медицины того времени. Но одновременно они представляли собой и «достижения» бесчеловечных опытов над живыми людьми, в ходе которых было умерщвлено более трех тысяч подопытных заключенных. Багряный лотос, пышно расцветший на реках людской крови, и усмешка дьявола, которому продали свои души ученые-медики, — вот символы «кухни» генерала Сиро Исии.

К документу, составленному отделом «Джи-2» американских оккупационных войск в Японии и известному под названием «Доклад Фелла», приложены выполненные генералами Исии и Китано схемы расположения и структуры «отряда 731».

Отдел «Джи-2» приблизительно в то же время, когда шел допрос Исии и Китано, вызвал и допросил, кроме упоминавшегося уже подполковника Рёити Найто, полковника Такатомо Иноуэ, полковника Сабуро Идэцуги, полковника Сэйити Ниидзуму, командующего армией Хироси Исивату, поручика Хироси Камбаяси, адмирала Нобуаки Хори, майора Дзюнъити Канэко и полковника Томосаду Масуду. Вопросы, заданные им, сводились к следующим: 1) подробные данные относительно эффективности и недостатков бактериологической бомбы; 2) технология выращивания мелких животных и насекомых; 3) данные об использовавшихся бактериях.

Начавшееся в октябре 1945 года «следствие по делу разработки и применения Японией биологического оружия», к которому были привлечены руководители «отряда 731», генералитет японской армии и военно-морского флота, закончилось приблизительно через два года.

Армия США ничего не упустила из тщательнейших допросов, включавших в ходе следствия и контрольные эксперименты. Она унаследовала все сделанное в «отряде 731» до мельчайших деталей.

Деревня, плодящая грызунов

Это было в феврале 1950 годе, около четырех лет после допроса Исии в отделе «Джи-2». В деревне Кавабэ уезда Кита-Кацусика префектуры Сайтама был создан странный кооператив. Назывался он «Кооператив деревни Кавабэ по разведению подопытных животных». Теперь здесь, в восточной части префектуры Сайтама, в долине между реками Эдогава и Накагава, расположен поселок городского типа Сёва. Статус поселка он получил в 1964 году, объединив деревни Кавабэ, Минами-Сакураи, Томите и Хосюбана. В кооператив по разведению подопытных животных вступили человек сорок крестьян, живших в Кавабэ. Сохранился устав кооператива, принятый при его образовании.

В мае 1950 года состоялась церемония открытия кооператива. Для участия в церемонии с приветствием в адрес кооператива из поселка Касукабэ (теперь город) уезда Минами-Сайтама префектуры Сайтама прибыл представитель Японского объединенного научно-исследовательского института подопытных животных, некто Кобаяси. Это был мужчина лет сорока, высокий, плотного телосложения, с застывшей улыбкой на лице. Научно-исследовательский институт, где работал Кобаяси, оказывал всяческое содействие организации кооператива в деревне Кавабэ, привлекая людей, разъясняя суть будущей работы, оказывая помощь в разработке устава и в закупке животных. Фактически кооператив был базой этого научно-исследовательского института, где Кобаяси занимал пост управляющего делами и начальника финансового отдела.

На церемонии открытия Кобаяси обратился к крестьянам с приветственной речью: «… Поздравляю вас с организацией Кооператива деревни Кавабэ по разведению подопытных животных, — сказал он. — Хорошо, если бы подобные кооперативы были созданы и в других деревнях. До войны в окрестностях Касукабэ интенсивно разводили животных, так что такие кооперативы здесь не в новинку. После войны было трудно с кормами, да и научно-исследовательские учреждения, покупавшие животных, закрылись…»

Кобаяси обвел взглядом собравшихся. Крестьяне молча слушали. Он продолжал: «Во время войны я служил в Маньчжурии. Там была Главная база Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, где занимались изучением эпидемических заболеваний в армии. Начальником базы был его превосходительство Сиро Исии — генерал-лейтенант медицинской службы, выдающийся человек. Я некоторое время был адъютантом его превосходительства генерала Исии, затем был назначен на работу по материальному снабжению базы и по делам службы часто приезжал к господину Одзаве в Касукабэ. Мы тогда закупали здесь крыс и других подопытных животных и на самолетах отправляли их в Маньчжурию для изучения эпидемических заболеваний.

База, которой руководил его превосходительство генерал Исии, была сформирована по личному указу императора. Это была единственная в японской армии часть, созданная по высочайшему указу. Поэтому мы располагали неограниченными финансовыми средствами…»

Приветственная речь г-на Кобаяси пошла по несколько неожиданному пути, и крестьяне стали перешептываться. Одзава из Касукабэ в послевоенное время стал видным деятелем, депутатом собрания префектуры Сайтама от Либеральной (как она тогда называлась) партии. Еще бы им не знать его. Знали они и о закупках крыс и других подопытных животных, проводившихся в этих местах.

До войны Одзава был здесь на виду. Он скупал грызунов и даже организовал в префектуре кооператив по разведению животных для медицинских экспериментов, стал его председателем, быстро расширил дело, открыв филиалы в ряде деревень уезда Минами-Сайтама. Говорили, что он был поставщиком грызунов для армии, получал для их разведения корма, проволочную сетку и, сбывая все это на черном рынке, нажил состояние. Это был период, когда всего не хватало, когда предметы первой необходимости выдавались по карточкам. После войны он стал депутатом префектурального собрания. И вот теперь этот воротила черного рынка создал Японский объединенный научно-исследовательский институт подопытных животных и снова развернул скупку грызунов.

Не обращая внимания на шум, Кобаяси продолжал: «… Главная база Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии была очень важной воинской частью. Там у них был свой аэродром, и я, например, самолетом возил грызунов в Маньчжурию… Времена меняются, теперь исследованием эпидемических заболеваний вместо японской армии занимаются американцы».

Для крестьян было новостью узнать, что грызуны, которых разводили в этих местах до и во время войны, поставлялись в «часть его превосходительства генерала Исии». Тем более удивились они, узнав, что «теперь исследованием эпидемических заболеваний вместо японской армии занимаются американцы». «… В настоящее время исследование эпидемических заболеваний имеет не только медицинское значение, но выполняет и важную роль с военной точки зрения. Большинство ученых-медиков, работавших в отряде его превосходительства Исии — а все они были профессорами высших учебных заведений, — теперь работают в американских научно-исследовательских институтах. Советский Союз называет этих почтенных ученых военными преступниками, применявшими бактериологическое оружие, и требует предать их суду, но генерал Макартур, как видно, решительно отклоняет это требование. Командование штаб-квартиры американских войск очень высоко оценило исследования его превосходительства Исии в области бактериологии и создало для него условия, в которых он может спокойно продолжать свои исследования, что его очень радует. Грызуны, которых вырастят в вашем кооперативе, будут переданы американской армии для медицинских исследований, а поставлять для этой цели подопытных животных разрешено во всей Японии лишь нашему Объединенному научно-исследовательскому институту. Это стало возможным только благодаря его превосходительству генералу Исии, и… я хочу попросить вас приложить все усилия для успешного разведения животных. Это перспективное дело. Разрешите на этом закончить».

Кобаяси сошел с трибуны, и крестьяне, не скрывая своего удивления, поаплодировали ему своими мозолистыми ладонями.

Шло время, и постепенно стал вырисовываться облик Японского объединенного научно-исследовательского института подопытных животных, его директора Одзавы и управляющего делами Кобаяси. Крестьяне деревни Кавабэ постоянно слышали от Одзавы и Кобаяси о «связях его превосходительства генерала Исии с американской армией», а затем и сами убедились в этом.

Отдел «Джи-2» (Одзава так и называл его — «Джи-2») включил многих бывших руководителей «отряда 731», начиная с Исии, в состав особого отряда армии США. Этот отряд располагался в Токио, в центральном районе Тиёда-Маруноути в здании Мицубиси. Он получил название «Джей-2 Си-406». Сюда свозили в больших количествах, кроме крыс и мышей, также морских свинок, хомяков, кроликов, кошек, кур, черепах, лягушек и других мелких животных. Отряд закупал их якобы для изучения эпидемических заболеваний, но на самом деле — для проведения экспериментов с бактериологическим оружием.

В Японском объединенном научно-исследовательском институте подопытных животных работали два японца — Иида и Кигураси, — из числа второго поколения японских переселенцев в Америку. Иида в качестве ответственного за снабжение особого отряда «Джей-2 Си-406» осуществлял связь между этим отрядом и Объединенным научно-исследовательским институтом. На письменном столе у Кигураси лежали блокноты, на которых было написано по-английски: «группа вирусов», «группа риккетсий» и т. д. В блокнотах мелькали имена ученых-медиков, бывших сотрудников «отряда 731».

Что же касается Исии, то он поручил своей любовнице ведение дел гостиницы «Вакамацусо» в доме номер 77 квартала Вакамацу района Синдзюку, а сам в уцелевшей после пожара части здания бывшей Военно-медицинской академии, только под новой вывеской: «Токийский научно-исследовательский институт питания», продолжал разработку бактериологического оружия. Теперь уже по заданию отдела «Джи-2».

Одзава и Кобаяси определили крестьянам в Кавабэ строгие стандарты на поставляемых животных. Морские свинки делились, например, по весу на четыре категории: 60, 70, 80 и 90 граммов. Хомяки должны были весить 80 граммов, мыши — от 8 до 15 граммов, кролики — 4 килограмма, кошки — 2 килограмма и т. д.

В 1951 году поставки из Кавабэ возросли. Это было выгодное подсобное хозяйство, которое обеспечивало доход наличными, поэтому в окрестных деревнях один за другим стали создаваться такие же кооперативы. Максимальные месячные поставки через Объединенный научно-исследовательский институт в отряд «Джей-2 Си-406» были следующими: мышей — 150 тысяч особей, морских свинок — 20–30 тысяч, хомяков — 4–5 тысяч.

Как-то крестьянам было велено доставить морских свинок не в институт, а в другую фирму, которой руководил тот же Одзава. Там они увидели деревянные бочки высотой около 1 метра 80 сантиметров и диаметром около полутора метров. Находившийся при этом сотрудник отдела «Джи-2», японец Кигураси, пояснил крестьянам: «Здесь мы разводим комаров»…

Через два дня после начала войны на Корейском полуострове, 27 июня 1950 года, президент США Трумэн отдал приказ находившимся в Корее и в Японии вооруженным силам армии, а также военно-морским и военно-воздушным силам США начать военные действия. На Корейский полуостров были направлены вооруженные силы под видом войск ООН.

1 июля американские войска высадились в Пусане, и корейская война стала разрастаться в международный конфликт.

15 сентября вооруженные силы США и ООН высадились в Инчхоне (Чемульпо) и крупными силами предприняли широкое наступление.

Но здесь произошло то, чего не ожидали войска США и ООН. В событиях принял участие Китай, который уже давно провозгласил лозунг «Сопротивление Америке и помощь Корее!». 25 октября более чем 100-тысячная армия добровольцев КНР перешла реку Ялуцзян и приняла участие в военных действиях на корейском фронте.

С наступлением 1951 года успех стал сопутствовать то одной, то другой стороне, и война приобрела затяжной характер.

Узловой момент в Корейской войне

Начавшиеся 10 июля переговоры о перемирии в Корее в условиях сложной обстановки на фронте не открыли путь к мирному урегулированию. На Корейском полуострове происходила ожесточенная артиллерийская дуэль и велись воздушные бомбардировки.

В начале 1952 года весь мир облетело сообщение официального органа КНР — телеграфного агентства Синьхуа. Датированное 22 февраля и озаглавленное «Демократические силы всего мира протестуют против применения бактерий армией США» сообщение передавало действительно потрясающие сведения. «… По сообщению нашего фронтового корреспондента, войска американского агрессора, попирая справедливость и международное право и поставив своей целью массовое уничтожение корейского гражданского населения, а также корейских и китайских войск, развернули бактериологическую войну, которая угрожает гибелью всему человечеству. С 28 января по 17 февраля этого года военные самолеты американского агрессора систематически рассеивали в больших количествах в Корее — на позициях наших войск и в тылу — бактерии и различных ядовитых насекомых. 28 января самолеты противника рассеяли юго-восточнее Ичхона, в Кымкокъи и ряде других районов три вида насекомых, которые ранее никогда не обнаруживались на Корейском полуострове зараженных бактериями черных мух, блох и пауков…»

Вслед за тем агентство Синьхуа передало новое сообщение: «С началом войны американское командование доставило из Токио на Корейский полуостров крупных военных преступников — Сиро Исии, Вадзиро Вакамацу и Масадзи Китано, — которые вели бактериологическую войну еще в Китае во время агрессии японского империализма против этой страны. В Корее они снова проводили эксперименты над взятыми в плен китайскими добровольцами с использованием бактериологического оружия и теперь продолжают свои варварские действия, применяя это оружие».

Сиро Исии и Масадзи Китано — бывшие начальники «отряда 731», а Вадзиро Вакамацу — бывший начальник родственного «отряду 731» «отряда 100».

Японские отряды по подготовке и ведению бактериологической войны сохранены и действуют!

Эти сообщения агентства Синьхуа всколыхнули весь мир. Соответствующие ведомства вооруженных сил США и ООН, разумеется, поспешили заявить, что «это не имеющая под собой оснований политическая пропаганда коммунистов».

Опубликовавшая сообщения агентства Синьхуа китайская газета «Жэньминь жибао» вслед за тем поместила многочисленные фотографии насекомых и бактериологических бомб, сброшенных в северной части Кореи и в северо-восточных районах Китая. Среди них были бомбы, очень напоминавшие по форме бомбу «Удзи» и другие устройства, созданные в «отряде 731».

Действия Сиро Исии и его подручных во время войны в Корее и по сей день представляют загадку.

Чтобы решить ее, нужна новая работа и, конечно, сбор материала на месте — в Китае и Корее.

Оживет ли дьявол

В заключительной главе первой части я писал, что намерен проследить, как в послевоенное время вырос «новый дьявол» — отряд бактериологического и химического оружия армии США, вскормленный на дьявольской кухне «отряда 731».

Начиная работу над второй частью, я предполагал, что прослежу историю «отряда 731» вплоть до того времени, когда его работа была продолжена армией США, когда данные о подготовке бактериологической войны, полученные в «отряде 731», были использованы в ходе войны в Корее, иными словами, когда произошло «возрождение дьявола». Однако вразрез с моими первоначальными намерениями мне приходится, лишь упомянув о начале войны в Корее, закончить эту книгу. Причина в том, что материалы, которые при содействии определенных кругов министерства обороны США удалось получить моему компаньону Масаки Симодзато, и прежде всего протокол, составленный после войны во время допроса Исии и его помощников в штаб-квартире оккупационных войск США, оказались чрезвычайно обширными. Причем характер этих материалов не позволял исключить их из моего повествования.

Отклики на «Кухню дьявола»

Работа над «Кухней дьявола» была начата 19 июля 1981 года. С тех пор прошло более года, и все это время я и Симодзато целиком погружены в нее. Необычно уже то, что число читателей книги перевалило за миллион человек. А ведь она не развлекательный роман, не дань моде и не содержит полезных для жизни практических советов. Она и не из тех книг, которые возбуждают повышенное внимание читателей после ее экранизации. Эта книга не доставляет удовольствия. Ее, скорее, хочется запрятать подальше, чтобы не попадалась на глаза. Повествование об «отряде 731» — это рассказ о преступлениях, совершенных Японией во время войны. Это рассказ об охватившем страну безумии и позоре. Поэтому стоит задуматься над тем, почему ее читают.

Сам факт, что книга без кино- и телерекламы привлекла к себе более миллиона читателей, говорит о том, что война не стерлась в памяти людей. Среди читателей много представителей послевоенного поколения. Но война оставила след и в их душах. Рассказы родителей, старших братьев и сестер, дедушек и бабушек, а если и не эти рассказы, то инстинктивный страх и отвращение к войне, милитаризму и фашизму, вероятно, способствовали тому, что обличение зла и призыв не допустить повторения страшных зверств нашли отклик в их сердцах.

Книга вызвала интерес не только в Японии. Запросы о ней последовали от органов массовой информации США, Англии, Франции, Китая, КНДР, Южной Кореи, Гонконга, Канады, Швеции, Швейцарии, Югославии, Австралии и других стран. Для людей было откровением, что японская армия совершала военные преступления, сравнимые разве что со зверствами Освенцима. И еще книга вызвала недоумение: как могло все это оставаться в тайне в течение десятилетий, прошедших после войны? Чем бы ни был продиктован интерес к книге, я вижу, что он выходит за рамки обычного.

Помните, что мы люди, а не звери

Человека отличает от животного то, что в нем заложено благоразумие не прибегать к грубой силе как средству решения проблем. Ему свойственно искать решение в переговорах и сближении точек зрения. Гонка вооружений есть накопление грубой силы, отказ от благоразумия и превращение человека в агрессивного зверя, сидящего в засаде. А если это происходит в мире, в котором обладание грубой силой означает и обладание властью, — торжествует закон джунглей.

Развертывающееся сейчас во всем мире антиядерное движение — это реакция на провозглашенную в США администрацией Рейгана «политику ограниченной ядерной войны», проявление чувства опасности, связанного с домогательствами США, которые трубят о своем отставании от СССР в области ядерного вооружения. Дальнейшая эскалация ядерных вооружений есть проявление психологии безответственности: после нас хоть потоп. Антиядерное движение поддерживается людьми, которые не хотят превратиться в зверей, и это движение приобрело глобальные масштабы. Цель, ради которой написана книга «Кухня дьявола», в том, чтобы с корнем вырвать бесчеловечность спутницу милитаризма и войны, чтобы не повторить ошибок прошлого, чтобы заявить во всеуслышание, что мы люди, а не звери.

Дружеское обращение к читателям

Мои попытки скрупулезно проследить послевоенную историю «отряда 731» объясняются стремлением привлечь внимание к опасности возникновения национального безумия и национального чванства и сделать хотя бы небольшой вклад в дело предупреждения человечества от повторения ошибок прошлого.

Мне удалось получить список главным образом высшего руководства «отряда 731», опубликованный 1 ноября 1956 года организацией «боевых друзей» «отряда 731» — обществом «Ясный дух». В настоящее время больше половины указанных в этом списке лиц уже умерли. Вначале я хотел поместить список как приложение к книге, но затем, решив, что это может быть неприятно семьям этих людей и их однофамильцам, и исходя из намерения не выяснять личную ответственность каждого бывшего служащего «отряда 731», я отказался от этой мысли.

Еще я хочу упомянуть, что некоторые работники телевидения расценили эту основанную на фактах книгу как фантастику. Я надеюсь, что читатели поймут, насколько такого рода утверждения далеки от истины. Это повествование ни в коем случае не является плодом воображения автора. Созданная вместе с моим компаньоном книга основана на обширном материале, собранном с помощью бывших сотрудников отряда: документах, показаниях, фотографиях, схемах, вещах, и, наконец, протоколе допроса бывших руководителей «отряда 731» Сиро Исии и Масадзи Китано (так называемом «Докладе Фелла») и других материалах армии США, которые публикуются впервые.

Следуя журналистской этике, я не мог в ряде случаев открыть источник информации, однако часть бывших сотрудников «отряда 731», упоминаемых в этой книге, затем открыто выступили в специальных передачах телевидения и, не скрывая ни своего имени, ни прошлого, сообщили важные сведения об экспериментах на живых людях.

Эта книга родилась благодаря совместным усилиям и помощи бывших сотрудников отряда, вниманию и помощи лиц японской национальности, проживающих в США, и граждан США.

Меня критиковали за то, что я отказался от мысли выявить личную ответственность каждого бывшего сотрудника «отряда 731». Но я не имею ни компетенции, ни права на это. Если бы я служил в «отряде 731» и, рискуя жизнью, выступил бы с протестом против экспериментов над «бревнами», тогда, может быть, я и имел бы на это право. Но мне было 12 лет, когда закончилась война, и я понятия не имел о существовании «отряда 731». Поэтому я мог ставить себе целью лишь одно — обнародовать факты и тем заполнить пробелы в истории.