1

Расследование убийства Джонни Хэйворда не двигалось с места. Что значило загадочное «кисми», никто понять пе смог.

Прошло уже двадцать дней с начала следствия. Несмотря на постоянные розыски, на след напасть не удалось. Все гипотезы рассыпались в прах, дело представлялось крайне запутанным.

Инспектор Ёковатари был раздражен. В конце концов, какое ему дело до того, что некий иностранец, прибывший в Японию, был убит.

Надо же ему было приехать именно к нам, чтобы распроститься с жизнью! Мог бы для этого куда-нибудь еще поехать. И без него дел хоть отбавляй, — говорил он.

Однако иностранцы тоже люди, — возражал Каваниси. Даже летом его мундир без единой морщинки был застегнут на все пуговицы. Каваниси был каким-то уж слишком подтянутым и, может быть, именно поэтому, как ни странно, производил впечатление человека неотесанного. — Хотя, правду сказать, иностранцев я не люблю. Особенно тех, что приезжают из Америки и Европы Мы их давно по многим статьям обогнали, а они все еще корчат из себя передовых. Приезжает всякая деревенщина, ничего в жизни не видавшая, даже своего Нью-Йорка или Парижа. Токио их изумляет, в глубине души они просто сражены, а все пыжатся, все кичатся. Небось, если б японца где-нибудь в Нью-Йорке убили, тамошняя полиция не старалась бы так, как мы. Слишком уж мы заискиваем перед иностранцами. Вот нас ни во что и не ставят.

Инспектор Насу только мрачно ухмылялся, слушая такие разговоры. Злись не злись, а дело с места но двигается. Первоначальный энтузиазм остыл, и в следственной группе царила атмосфера всеобщего уныния.

Тут-то в полицию и явился человек по имени Такаёси Понояма, он был шофером из таксопарка, расположенного в районе Накано.

— Я, собственно, должен был раньше к вам прийти и все рассказать, но, видите ли, я только что вернулся из провинции, газет не читал… — обратился он к инспектору Мунэсуэ.

— Что рассказать? — спросил Мунэсуэ, вздрогнув от неясного предчувствия. В полицию поступило уже достаточно сведений. Но, как выяснилось, к делу они отношения пе имели.

— По-видимому, пассажир, которого я вез тринадцатого сентября от аэропорта Ханэда до «Токио бизнесмен отеля», и есть тот самый негр, которого потом убили в отеле «Ройал».

При первых же словах Ноноямы Мунэсуэ напрягся как пружина.

— А вы не ошибаетесь?

— Думаю, что нет. Тот негр был не очень темнокожий, и я запомнил его. Я даже подумал, что он, скорее, азиат.

— Отчего же вы не пришли раньше?

— Да ведь я в деревню ездил. Отпуск в таксопарке брал.

— Как же получилось, что вы к нам вдруг пришли?

— Да попалась мне на глаза в нашей столовой подшивка газет. Увидел фотографию — ну, думаю, точно, тот самый.

— Хорошо, что пришли. Мы вас долго искали.

— Уж извините, что запоздал.

— Ничего. Прежде всего я хочу спросить вас: почему вы повезли вашего пассажира в отель в Синдзюку? Он попросил вас об этом?

— Да, он велел мне везти его именно туда.

— Выходит, он знал этот отель…

— Выходит. Но по всему было видно, что он знал лишь его название. Он явно там раньше не бывал.

— А он не говорил, откуда знает название?

— Нет, он вообще говорил мало, почти рта пе раскрывал.

— Он по-английски обратился к вам?

— Нет, по-японски, но с большим трудом. Похоже, он знал лишь несколько японских слов. Когда выходил, «спасибо» и «сдачи не надо» тоже сказал по-японски.

— А больше он ничего не говорил?

— Нет. Вообще мне показалось, что он угрюмый человек.

— Может быть, что-нибудь в нем обратило на себя ваше внимание?

— Да нот, пожалуй.

Вот и все, что сообщил Нонояма. Благодаря ему стало ясно, что Хэйворду нужен был именно «Токио бизнесмен отель». Однако в ходе следствия выяснилось, что ни с кем из проживавших в этом отеле он в контакт не вступал.

Откуда Хэйворд узнал о существовании этого отеля? Может быть, он хранил в памяти случайно услышанное когда-то название отеля и, оказавшись впервые в чужой стране, решил ехать прямо туда?

Пока судить об этом было трудно. Мунэсуэ уже собрался было, поблагодарив Нонояму, распрощаться с ним, как вдруг тот нерешительно протянул ему какой-то предмет. Это была книга.

— Что это? — спросил Мунэсуэ, переводя взгляд с книги на Нонояму.

— Я нашел ее в моей машине.

— Ее забыл Джонни Хэйворд?

— Точно сказать не могу. Она завалилась за сиденье, и нашел я ее не сразу, до того еще несколько пассажиров подвозил.

Книга оказалась совсем затрепанная. Даже название невозможно было прочитать. Твердая обложка тоже порядком истерта. Казалось, возьми книгу в руки — и она рассыплется.

Раз после Джонни Хэйворда в машине побывали еще трое или четверо пассажиров, значит, книга могла принадлежать и кому-то из них. Не говоря о том, что ее могли забыть задолго до Джонни Хэйворда.

Книга была настолько старой, что невольно напоминала о старой соломенной шляпе, найденной в парке Симидзу-дан. Возраст этих двух предметов был примерно одинаков.

— Вы каждый день заглядываете за сиденье? — спросил Мунэсуэ таксиста.

— Как кончится рабочий день, так обязательно осматриваю всю машину. Бывает, что за сиденье заваливаются забытые пассажирами вещи.

— В предыдущий день вы там ничего не обнаружили?

— Я работаю день — утро, день — вечер, так что, если бы в машине что-нибудь оставили, сменщик тут же сказал бы мне. Но я перед сменой на всякий случай тоже смотрю. Ничего там не было.

Следовательно, книга была забыта в машине Ноноямы именно в тот день, когда в ней ехал Джонни Хэйворд.

— А почему эта книга до сих пор у вас?

— Видите ли, все находки мы должны раз в неделю сдавать в полицейский участок, но продуктами и всякими мелочами мы распоряжаемся сами. На это полиция смотрит сквозь пальцы.

— Конечно, полиции приходилось бы туго, если бы все неукоснительно следовали циркуляру о сдаче найденных вещей. Администрациям пароходов, таксопарков, общественных зданий приходилось, подменяя полицию, брать на сохранение забытые вещи, но, разумеется, с едой и предметами, не имеющими ценности, они поступали по собственному усмотрению.

— Так что же?

— Книга мне показалась интересной, я унес её домой, а потом забыл о ней. Поверьте, в этом не было злого умысла.

Кажется, Нонояма боялся, что его обвинят в присвоении чужого имущества. Мунэсуэ хмуро улыбнулся.

— Это, кажется, сборник стихов?

— Да, сборник стихов Ясо Сайдзё.

— Ясо Сайдзё? Который песни писал?

— Ясо Сайдзё действительно прославился песнями, но он и прекрасный поэт романтического склада. Когда он был студентом университета Васэда, они вместе с Хинацу Коноскэ издавали литературный журнал, потом Ясо Сайдзё учился во Франции, дружил с Йейтсом и Метерлинком, под влиянием французских символистов создал особый поэтический стиль. В его сборнике «Красная птица» помещено несколько превосходных колыбельных песен, которые можно поставить наравне со стихотворениями Китахара Хакусю. Ясо Сайдзё — тонкий лирик.

Нонояма неожиданно оказался знатоком литературы. Вот почему эта книга для него, любителя поэзии, была такой ценностью. Если считать, что книгу забыл Хэйворд, то возникает вопрос: каким образом у него могли оказаться стихи японского поэта? К неразгаданным тайнам прибавилась еще одна.

Сборник Ясо Сайдзё был издан вскоре после войны. С тех пор прошло двадцать с лишним лет. И все же, если книгу забыл в такси именно Хэйворд, таким вещественным доказательством пренебрегать не следует.

И Мунэсуэ оставил книгу у себя.

2

Мунэсуэ не интересовался ни романами, ни стихами. Был к ним попросту равнодушен. Литературу он считал выдуманным миром, в котором люди, наделенные творческим воображением, забавляются словами.

Ему, ведущему борьбу со злом и преступностью, «словесные игры» казались непозволительной роскошью.

Получив от Ноноямы сборник Ясо Сайдзё, Мунэсуэ решил навести справки о поэте. В библиотеке полицейского участка была энциклопедия. Мунэсуэ отыскал в ней раздел «Литература», затем нашел статью о Ясо Сайдзё.

Ясо Сайдзё (1892–1970), поэт. Родился в Токио. Учился в английской школе, затем изучал английскую и японскую литературу в Токийском университете. Большое влияние на становление его литературных вкусов оказал преподаватель английского языка профессор Ёсиэ Хасимацу; в это время определились и главные творческие принципы поэта. В 1919 г. он публикует первый сборник стихотворений «Песчаный колокол». Его изысканные романтические строфы получили высокое признание. В 1921 г. поэт начал преподавать в университете. В 1920 г. вышел его сборник переводной поэзии «Белый павлин», затем собственные поэтические книги «Неизвестная возлюбленная» и «Восковая кукла» (1922). В 1923 г. Сайдзё едет учиться в Сор бонну, где занимается исследованием французской поэзии начиная с XVI века. Там он становится членом поэтического кружка Малларме, сближается с поэтами-символистами, приверженцами Валери. После возвращения на родину становится профессором университета и признанным главой японской поэзии символизма. Выходят в свет его поэтические книги: «Сборник стихов Ясо Сайдзё» (1927), «Прекрасная утрата» (1929), «Золотой замок» (1944). Наибольшее влияние на современников оказали его сборники «Король поэтов», «Белый павлин», «Восковая кукла». Важную роль в развитии детской поэзии сыграл сборник Ясо Сайдзё «Красная птица». В 1924 г. вышло «Полное собрание детских стихов Ясо Сайдзё». Поэт занял ведущее место в мире песенной поэзии, создав около шести тысяч стихов, положенных на музыку. После второй мировой войны, помимо поэтического сборника «Горсть кристаллов», вышло его «Исследование об Артюро Рембо» (1967)…

Вот что говорилось в энциклопедии.

Ясо Сайдзё и Джонни Хэйворд… Мунэсуэ, оторвав взгляд от энциклопедии, уставился прямо перед собой. Что могло быть общего между этим изысканным лириком, рожденным Японией, и негром из нью-йоркских трущоб?

Мунэсуэ стал внимательно, страница за страницей, листать книгу, которую сначала пробежал лишь мельком. Хоть и не было доказано наверное, что книга принадлежала Хэйворду, у Мунэсуэ было предчувствие, что это так.

Сборник издан в 1947 году. Издательства, выпустившего книгу, уже не существует: что и говорить, прошло больше двадцати лет. Столько же лет было и тон самой соломенной шляпе, найденной в парке Симидзудани.

Джонни Хэйворд… Соломенная шляпа… Ясо Сайдзё… Что их объединяет? Может быть, книга подскажет? Надо сначала попытаться самому найти эту связь, а потом уж передать книгу в следственную группу.

Мунэсуэ медленно перелистывал страницы. На грубой бумаге послевоенных лет знаки были еле видны. Мунэсуэ уже подходил к концу, и им начало овладевать отчаяние. Он так внимательно вчитывался в каждое слово, а ничего проясняющего связь между шляпой и книгой отыскать не смог.

Наверно, книгу забыл в машине какой-то другой человек.

Дойдя до последней страницы, Мунэсуэ вздрогнул. Рука его, занесенная над книгой, застыла в воздухе. Ему показалось, что перед глазами блеснула молния.

— Нашел! — невольно вскрикнул Мунэсуэ. В сборнике Ясо Сайдзё отыскалась соломенная шляпа. Мунэсуэ прямо задрожал от возбуждения.

Мунэсуэ несколько раз перечитал это довольно длинное стихотворение. Когда возбуждение наконец улеглось, он почувствовал, что его душу заливает волна радости: он отыскал необходимое звено. Радость была тем более велика, что его очень тронуло само стихотворение. Его сердце вдруг поразила эта картина: мать и сын идут по летней, залитой солнцем долине и разговаривают друг с другом о соломенной шляпе. Мунэсуэ, с детских лет не знавшего материнской ласки, потрясла та теплота, с которой поэт вспоминал о днях, проведенных со своей матерью.

Наверно, стихи были написаны, когда матери поэта уже не было в живых или когда они жили врозь. И наверно, соломенная шляпа была ее подарком.

Перед глазами Мунэсуэ стояли эти двое — мать и сын; держась за руки, они идут по летней долине, напоенной прохладой, полной зелени. Мать еще молода и красива, а ребенок мал. Разгар лета, полдень, гулкая тишина, бодрость и свежесть.

Мунэсуэ тоже захотелось оказаться там, в той долине. Интересно, где именно в Киридзуми находятся горячие источники? Если идти от Усуи, то, верно, где-то недалеко от границы между префектурами Гумма и Нагано.

И тут Мунэсуэ, начав было представлять себе далекий горный источник, вдруг вздрогнул, пораженный неожиданной мыслью. Ведь Джонни Хэйворд говорил, что «едет в Японию поглядеть на кисми». Слова «кисми» и «Киридзуми» были, несомненно, похожи. Ну конечно, это соседка Джонни услышала «кисми». А сказал-то он наверняка «Киридзуми».

Соломенная шляпа и Киридзуми!

Итак, два обстоятельства, самым тесным образом связанные с Джонни, нашли вдруг отражение в книге Ясо Сайдзё. Мунэсуэ отправился докладывать о своих открытиях в следственную группу.

Его сообщение произвело впечатление. Относительно соломенной шляпы разногласий не было, однако высказывались сомнения насчет тождества «кисми» и «Киридзуми».

— И все же я думаю, что так оно и есть, — настаивал Мунэсуэ. В конце концов, услышал же таксист «стоха» вместо «стро хэт». В речи Хэйворда никто не улавливает звук «р». Может быть, он произносил его как-нибудь не так?

Конечно, в нью-йоркских предместьях, как и в токийских, существует свой особый диалект. Может быть, там принято опускать звук «р»?

Однако в следственной группе никто не был особенно силен по части английского языка. Тем более что речь шла о гарлемском говоре.

— На догадки тут полагаться нельзя. Проконсультируемся со специалистом, — сказал инспектор Насу, раньше остальных пришедший к единственно правильному выводу.

Обратились к профессору Тосиюки Миятакэ, главному авторитету по американскому произношению в Токийском институте иностранных языков. Тот объяснил: Поскольку территория Соединенных Штатов огромна, а лексика и особенности произношения варьируются, «географически» язык делится на так называемый образцовый английский язык, восточный и южный. В Нью-Йорке говорят в основном на образцовом английском языке, включающем в себя также элементы восточного наречия. Что же касается редукции звука «р» в словах strawhat и Kirizumi, о которой вы спрашиваете, в американском произношении она не фиксируется.

— Не фиксируется… — проговорил разочарованно Мунэсуэ, заслуживший своими «открытиями» право самому объясняться с профессором.

Бывает, конечно, что какой-то звук не произносится под влиянием соседнего как в рамках одного слова, так и на стыке слов. Например, некоторые американцы в словах asked и stopped согласные к и р по произносят, и мы слышим est и stat. Бывает, что редуцируются начальные и удвоенные согласные, но то, о чем вы спрашиваете, не встречается.

Мунэсуэ сник. Так далеко продвинуться — и вдруг разочароваться в своих надеждах. Он почувствовал, что с трудом держится на ногах.

Что касается звука «р», то он настолько важен в американском варианте английского языка, что, скорее, сам оказывает влияние на другие звуки. Бывает, что в слове вообще нет «р», но если следующее слово начинается с гласной, то между этими двумя словами вставляется сонорное «р». Например, «видел ото» — saw it — или «он и я» — he and me — произносятся как so: rit и hi.-rendmi:. Прошу простить мое дурное произношение. И все-таки редукция «р» возможна, — утешил профессор павшего духом Мунэсуэ.

— Что значит «возможна»?

По лицу Мунэсуэ скользнул лучик надежды.

— Возможна, но не норма.

— Да это как угодно. Мне бы знать только, встречается ли такое в жизни…

— Вы, кажется, интересовались моим мнением ученого? — Тосшокы Миятакэ был явно недоволен пренебрежительным отношением собеседника к науке.

— Видите ли… э… дело в том, что… э… Словом, нижайше прошу вас, профессор, сообщить мне ваше мнение непревзойденного специалиста: встречается ли такое произношение, даже если оно «по норма»? — поспешил исправить дело Мунэсуэ — не хватало еще из-за собственной, впопыхах сказанной фразы лишиться помощи профессора.

— Английский язык в Соединенных Штатах иной, но только в каждой местности, но и в каждом социальном слое. Тот английский, который мы учим в школе, — это литературный английский язык. Человек, выучивший английский в школе, не поймет ничего из того, что говорит кокни или бруклинец. А в нью-йоркских предместьях живут вперемешку ирландцы и скандинавы, азиаты и итальянцы, испанцы, пуэрториканцы, евреи, негры с Юга — кого там только ист. Само собой, английский там каждый коверкает на свой лад и при этом, естественно, проглатывает некоторые звуки. Например, испанцы обычно раскатывают «р». Но некоторые, желая скрыть свое испанское происхождение, произносят этот звук ослаблено, что приводит к почти полному его выпадению.

— Значит, такой человек мог бы произнести «стоха» вместо «стро хэт» и «кисми» вместо «Киридзуми»? — Голос Мунэсуэ невольно дрогнул. Ведь Джонни Хэйворд жил в испанской части восточного Гарлема.

— Вполне возможно, — кивнул профессор.

Таким образом, следственная группа неожиданно получила возможность продолжать свои поиски, теперь уже в Киридзуми. «Ключ к разгадке убийства Джонни Хэйворда наверняка отыщется именно там», — думал Мунэсуэ, раскланиваясь и благодаря профессора.

3

Одновременно с этим в следственную группу поступили новые известия от нью-йоркской полиции. Высказывалось предположение, что отец Джонни, Уилл Хэйворд, бросился под машину миллионера, чтобы получить компенсацию и тем самым обеспечить Джонни поездку в Японию. Пожертвовав жизнью, он оплатил сыну путешествие. Но зачем ему это понадобилось — и именно теперь? На этот вопрос ни отец, ни сын ответить не могли — они были мертвы. Ясно было только одно: поездка Джонни явно преследовала какую-то важную цель. Может быть, ее удастся понять в Киридзуми? В следственной группе наконец повеселели.

Провинциальное местечко Киридзуми было известно горячими источниками и находилось в горах Усуи, на границе префектур Гумма и Нагано.

В путеводителе, выпущенном транспортным агентством, о нем говорилось кратко: «Расположено в верховьях реки Киридзуми, на высоте 1180 метров над уровнем моря, то есть на 200 метров выше, чем курорт Каруидзава. Окружено горами, что делает пейзаж весьма живописным. Особенно красиво здесь осенью, когда в горах алеют клены. Киридзуми — прекрасное место для туристов. В полутора часах ходьбы от источников расположена гора Кривоносая, где осенние клены особенно хороши».

Вода в источнике горьковатая, известковая. Считается, что она помогает при кожных заболеваниях, склерозе сосудов, болезнях нервной системы, женских болезнях и заболеваниях желудочно-кишечного тракта.

Добраться до Киридзуми можно было так: сначала автобусом до Синъэцу, отправляющимся из Ёкогава, затем девять километров пешком, что займет часа три.

— Три часа пешком! — Участники следствия удив ленно переглянулись. — Неужели в паше время сохранились такие курортные местечки?

В Киридзуми было две гостиницы: старая и новая. Туда немедленно позвонили, и в старой гостинице, именовавшейся «Кинтокан» — «Дом золотых вод», нашлись места.

Говорят, при жизни Ясо Сайдзё завтраки постояльцам в «Кинтокане» заворачивали в салфетки, на которых были напечатаны его «Стихи о соломенной шляпе», потому что написал он их в память о тех днях, когда отдыхал в Киридзуми.

Если Киридзуми как-то связано с Джонни Хэйвордом, то обнаружится это, скорее всего, в «Кинтокане». Приказ отправиться туда получили двое: Мунэсуэ и Ёковатари.

Тем временем были получены результаты анализа пятна, обнаруженного Оямадой на медвежонке. Это была кровь человека, по группе и составу совпадающая с кровью Фумиэ.

Как это было ни печально, но предположения обоих мужчин оправдались. И Оямада отправился в полицию. Получив конкретный материал, полиция уже не могла квалифицировать дело как ординарный розыск пропавшего.

Медвежонок был тщательно изучен специалистами. Однако с момента преступления времени прошло немало, и никаких новых следов на нем отыскать не удалось.