Еще в прошлой четверти, перед каникулами, у Максима возникла идея организовать для одиннадцатиклассников психологический лагерь. Увезти всех желающих на недельку в деревню на турбазу и дать им вволю насладиться психологическими играми, от которых молодежь всегда в восторге на половом воспитании и на которые так катастрофически не хватает времени в рамках школы.

И вот, спустя месяц, на майские праздники плюс три дня, которые Максим Викторович объявил для путешественников дополнительными выходными, собрав с учеников по чуть-чуть денежек и заплатив за домики на одной базе отдыха в пригороде Сочи, огромная компания во главе с директором школы прибыла на заслуженный отдых.

Вообще-то, отдыхом это можно назвать с достаточной долей оптимизма: это работа. Большая работа над собой. И распорядок дня, не принимающий возражений, тому подтверждение. Молодежь знала все расписание предстоящей недели назубок: Максим ставил всех в известность заранее, и каждый понимал, на что идет. Ленивым просьба остаться дома.

Первый день был самым халявным — день приезда и мягкой акклиматизации. Одиннадцатиклассники усвоили, что это лес, что неподалеку есть речка, и что кормить в ресторане их никто не будет. Теперь понятно, зачем Максим Викторович настоял на таком количестве сумок с едой и питьем.

Сегодня кашу на обед готовили всем скопом и точно так же всем скопом собирали дрова для мангала. Дорога на электричке заняла несколько часов, а потом еще был час ходьбы пешком по горной местности, и компания зверски проголодалась. Максим специально не брал с собой Катю, потому что знал, как трудно ей будет. И скучно, потому что она еще маленькая для таких игр.

А Настя оказалась в тысячу раз ревнивее самого Максима! Мало того, что весь месяц устраивала ему сцены по поводу «распутных учениц», так еще и требовала, чтобы он оставил эту затею с лагерем только потому, что Настя с ним поехать не может из-за работы. Максим не послушался: кто важнее, Настя или его дети?

И вот они, немножко странные: его 11 «А» заметно доброжелательнее настроен даже к соперникам по школе, не говоря уже о взаимопомощи внутри класса. 11 «А» уже привык бывать вместе в походных условиях и заботиться друг о друге, к тому же они были почти в полном составе, а значит, в большинстве. Остальные же держались немного скованно, кучками по два-три человека, и Максим дал «своим» задание ввести эти кучки в одну целую компанию, никого не кидать и показать на своем примере, что такое дружба. Сам же со своей стороны старался быть лишь наблюдателем и ненавязчиво руководить обстановкой.

Андрей долго недоумевал по поводу того, что Максим едет с молодежью сам и не берет себе в помощь еще одного надзирателя. На самом деле Андрей просто напрашивался ехать вместе с ними, но, зная Андрюхину страсть к старшеклассницам, Максим прекрасно представлял, во что превратится эта поездка при участии учителя ОБЖ.

Обедали, тесно примостившись за двумя длинными деревянными столами — сорок шесть человек. Солнце еще не греет, хотя слепит глаза, и очень яркой кажется от этого молодая зелень деревьев. Всё по-простому, стол старый, темный, с продольными щелями и без скатерти, на столе — обычное туристическое меню: каша, овощи, лаваш. А по лицам и смеху ребят кажется, что здесь проходит невероятной щедрости пиршество. Девчонки мерзнут, зябко запахиваясь в теплые кофты, а мальчишки с радостью прижимаются к ним, чтобы «погреть».

— Не лапай меня, извращенец! — хихикала Света, когда ее лучший друг и сосед по парте от безвыходности положил руку ей на плечо.

После обеда разделились по домикам. Максим не заставлял девочек заселяться только с девочками, хотя предложил, чтобы два или три домика были чисто женскими для тех, кто на самом деле не желает спать в присутствии представителей противоположного пола. Вообще-то домики рассчитаны на четырех или шестерых сожителей, так что остаться ночью наедине даже у сложившейся пары не получится. Максим поселился в шестиместном «номере» вместе с двумя девочками и тремя мальчиками. Он выбирал свою койку последним, чтобы у девчонок не было соблазна к нему присоединиться, но девочки — не промах: в нескольких домиках зарезервировали для него место, и тогда Макс нарочно выбрал домик, где дамочки самые скромные.

После отдыха, когда стемнело, все собрались у костра на совещание. Максим Викторович вновь объяснил правила игры, которые позаимствовал из книги психолога Козлова, потом путем конкурса выбрали лидера завтрашнего дня и распределили роли на всю неделю.

— Обязательные тренинги: «Немой», «Слепой», «Хозяин», «Раб», «Ругатель» и «Комплиментщик», — рассказывал Максим Викторович под ненавязчивый треск костра, время от времени отмахиваясь от мотыльков. — Каждый из вас должен побывать во всех этих ролях, по одной в день.

Девочки любят не только ушами! Иначе чего бы они сейчас с таким удовольствием любовались бы лицом и фигурой своего директора, романтично освещенного пламенем костра?

По поводу «Хозяин-раб» возникали некоторые препирательства: девочки уверяли, что хотят быть рабынями только у девочек, но стоило одной кокетливо заявить, что она хочет, чтобы ее Господином был Стас, как мнения предыдущих слегка закачались. Нет, девочки не против прислуживать парням, но они боятся, что парни станут приказывать станцевать стриптиз или что еще… Максим же даже порекомендовал, чтобы пары были разнополые.

— Вы же уже взрослые. Каждому из вас будет интереснее и полезнее играть в эту игру с представителем противоположного пола. А насчет всяких сексуальных приказов — бегом ко мне, я разрешу не подчиниться. И учтите — рабы не смогут потом отомстить своим хозяевам. Меняя роль, вы также меняете и своего партнера. После тренинга — обратная связь. Раб расскажет Хозяину, чем он недоволен, и наоборот. А вечером у костра обсуждаем все ваши впечатления.

Составили целый график: кто когда будет играть какую роль, чтобы каждый день были представители всех этих шести видов. Оказалось, здесь есть всего две девочки, которые по-настоящему стеснялись играть в паре с парнем; их Максим так и записал вместе.

Все. Утро. Девять. Начало новой жизни для многих из вас. Тот, кого вчера выбрали лидером дня, должен в течение получаса разбудить всех, причем так, чтобы утро для всех получилось добрым. Татьянка ходила по домикам и целовала каждого человека в лоб со словами: «Давай, зайчик, поднимайся».

Разминка на свежем воздухе. Максим Викторович своим атлетическим телом — уже призыв к спорту. И сию секунду запускаются все обязательные тренинги: Немые на весь день прекращают разговаривать, Слепые надевают на глаза повязки, Ругатели всем недовольны, Комплиментщики же наоборот хвалят каждого по любому поводу, Хозяева отдают распоряжения своим рабам, а Рабы подчиняются.

Максим с улыбкой наблюдал, как Хозяева полдня пытаются научить своих рабов правильно разговаривать: «Да, госпожа» или «Что прикажете, господин?» и опускать глаза в пол. Первые распоряжения были связаны с утренним туалетом: нести полотенце, мыло, пасту и щетку.

Потом была порция факультативных занятий. Кто-то шел играть в волейбол к речке, кто-то — на актерские тренинги к месту ночного костра. Дежурные готовили завтрак на всех, им помогали рабы, которых хозяева сдали в аренду, не придумав им других дел.

Завтракали все вместе, в обед, долго и медленно. Рабы кормили с ложечки своих хозяев, а добрые люди точно так же ухаживали за Слепыми. Потом убирали со стола, и все шли на общий обязательный тренинг в духе тех, что Максим проводит на половом воспитании: имитация жизненных ситуаций, уроки общения.

В разгар дня становится особенно жарко. На открытой солнцу поляне молодежь изображает кораблекрушение. Как каждый поведет себя в экстремальной ситуации? Время ограничено, вы скоро утоните: у Максима Викторовича секундомер. Это, конечно, не по-настоящему, но уже в этой придуманной ситуации видно, кто паникует, а кто пытается найти решение.

Свободное время. Кто-то выясняет отношения, кто-то заигрывает с Максимом Викторовичем, кто-то сплетничает, а Немые с удивлением обнаруживают, что и без них этот мир продолжает существовать, как обычно! Девочки с удовольствием подходят поближе к Максиму Викторовичу: он нравится им еще больше, когда в джинсах и майке, а не в деловом костюме. Его даже можно как бы невзначай попытаться обнять, проходя мимо, или слегка подвинуть его, когда он якобы мешает. Вообще, такие прикосновения кажутся девчонкам большим риском. Максим Викторович ни разу в жизни вслух не запрещал это делать, но они почему-то и сами боятся.

Вечером поужинали, поиграли в волейбол и сели у костра на вечерний сбор. Вот тут и полились бурные впечатления. Максим мягко руководил и давал высказаться каждому.

Говорил один из Немых:

— Когда ты выключаешься из общения и просто наблюдаешь, начинаешь замечать, как много лишнего говорят люди.

А другой ему вторил:

— Я услышал одну фразу, с которой не был согласен. Если бы я ответил, была бы неслабая словесная драчка. А может, и не только словесная. Но я сегодня Немой, молчал и чувствовал себя мудрым. Типа я избежал конфликта.

А Слепая девочка призналась:

— Я сильно нервничала первое время. Одну-две минуты воспринимала все, как игру, но потом серьезно испугалась. Когда перестаешь видеть, кажется, что теряешь контроль над ситуацией. Не знаю, как другим Слепым, а ко мне Максим Викторович подошел и сказал: «Расслабься. Вокруг тебя есть люди. И есть звуки и запахи. Доверься миру». И было странно: меня кто-то отвел на обед — незнакомый голос, не из нашего класса. Я сидела на скамейке и ничего не видела, только слушала. Но при этом участвовала в обсуждении, высказывала свое мнение. В общем, в итоге, мне кажется, я смогла жить, как обычно.

— А мне показалась, — поддерживал ее Слепой парень, — что я заново узнал всех одноклассников, причем узнал совсем по-другому. Иначе воспринимал их голоса, интонации. А еще мне было трудно принимать помощь от других. Как-то унизительно просить, чтобы меня отвели в туалет… Но хорошо, что друзья всегда рядом.

Ругательница с улыбкой делилась:

— Я столько возмущалась, что мне еще долго не захочется повторять те слова! И я сильно удивлена, что умею так много говорить. Мне не понравилось быть в центре внимания в таком контексте. Я понимала, что выгляжу занудой, у которой полно претензий. Но с другой стороны, я побыла врединой, и мне как-то полегчало.

— А я, — вполне по теме встала Комплиментщица, — поняла, что не всегда могу найти слова, чтобы сказать, как я чем-то довольна. В жизни я бы промолчала, так легче. Проще всего было восхищаться, например, вкусной кашей, а сложнее всего — сказать что-то личное в глаза человеку. Но было безумно приятно, когда люди улыбались в ответ. И новым для меня было то, что обычно я большую часть времени думаю о себе, как любой человек, а тут пришлось целый день следить за другими, замечая в них все самое лучшее.

Хозяев и Рабов Максим оставил напоследок, предполагая, что это будут самые долгие рассказы.

— Мне было трудно научиться повторять «то, госпожа, сё, госпожа». Но когда получил пару ударов хворостиной по попе, обучение пошло быстрее, — Сережка рассмеялся и взглянул на Маринку. — А когда днем стало жарко, и она приказала раздеть ее… Блин, я чуть с ума не сошел! Жаль, что дальше куртки дело не двинулось. А вообще, понравилось. Она вся такая Госпожа, а без меня голодной останется! И наверно я мазохист, но розги — это рулез.

— Я долго думала, чем бы его нагрузить, — рассказывала сама Маринка. — И поначалу был страх, что он не станет меня слушаться, подымет восстание рабов… А высечь его хворостиной я решилась не сразу, хотя хотелось. Я приказала ему сделать мне массаж, и это было классно!

— О, спасибо, Мариночка! — кокетничал Сережка. — Повторим как-нибудь?

— И всего-то? — удивилась Таня, которая была рабыней у Олега. — Мой хозяин требовал называть его «Барин». Он заставлял меня петь ему песни, массаж тоже делать, я ему ноги мыла! Наверно, ему это было приятно…

— Еще как! — раздалось со стороны скромного в обычной жизни парня.

— Потом он приказал мне стоять, как статуя, позу сам мне придал, а сам сидел и смотрел на меня, как на скульптуру в музее. Долго это было, я устала, сказала ему об этом, а он мне «молчать!» и — веткой по заднице. Потом он не разрешил мне пойти на тренинг, а потом заставил готовить ему персональные бутерброды. А еще налил в блюдце масла, положил туда хлебный шарик и приказал носить это блюдце одной рукой так, чтобы шарик не соскальзывал! А он реально скользкий был! Я два часа это блюдце таскала! Придумал мне занятие, блин…

— Тебе не понравилась эта роль? — задавал Максим Викторович наводящие вопросы. — Олег был плохим Хозяином? Что ты чувствовала? Что-то новое для себя открыла?

— Ну, Олег был хорошим хозяином. По крайней мере, со своей задачей он справился отлично. Вон, раб-Сережка постоянно без дела маялся, а мне Олег всегда какие-то поручения придумывал. И в принципе, пожалел меня, когда я сказала, что устала. Побил веткой, но разрешил отдохнуть. А насчет впечатлений — прикольно! В жизни мы часто суетимся, постоянно должны делать выбор, решать. А тут все было просто: никаких сомнений, никаких переживаний, колебаний, противоречий. За тебя принимают решения. Это даже большая свобода, чем в реальной жизни, Вы меня понимаете?

— Отсутствие ответственности, правильно? — уточнил Максим.

— Да, точно!

— Олег, а твои впечатления?

— Я к ней привязался, — тихо признался Олег. — Она для меня стала как бы частью меня, как рука или нога. Может быть, даже влюбился, посмотрим.

Максиму уже давно кажется, что Олег — потенциально хороший любовник. Уж мальчишек-то своих Макс знает досконально, ведь ведет у них воспитание со всеми сопутствующими откровенными беседами. Редко встретишь подростка, тем более мальчишку, с такими развитыми чувственными установками. Олег не просто любит и умеет испытывать физическое удовольствие — уж это-то умеют все пацаны! — Олег умеет наслаждаться и нефизическими аспектами межполовых отношений. Смотреть на девочку (не голую!), как на произведение искусства… И при всех, не стесняясь, сказать, что он к ней привязался! Он уверен в себе, и Максиму почему-то кажется, что Олег уже прекрасно знает, как заполучить любую девчонку в свое безраздельное пользование.

А другие Рабы удивленно рассказывали, что пошатнулся их закоренелый эгоизм, что они научились принимать жизнь, как данность, и как следствие — не чувствовать холода, не злиться на комаров. И что в состоянии раба они неуязвимы: их нельзя обидеть, нельзя чего-то лишить — ведь у них ничего и нет.

Обсуждение прошедшего дня закончилось анекдотами и песнями под гитару. Максим с облегчением ушел спать: позади второй день пребывания в лагере, и ничего плохого не случилось. Осталось еще пять. Деревянные доски пола поскрипывают от осторожных шагов Анжелы и Ани. Шушукаются. Собираются ложиться спать и стесняются раздеться. Прошлой ночью все были уставшие и спали прямо в одежде, а сегодня, освоившись, хотят чувствовать себя, как дома. «Как думаешь, можно?» — «А если проснется?»…

— Если бы вы не шептались, не проснулся б, — подколол Максим со своей койки, не поворачиваясь к ним на всякий случай, хотя они, кажется, еще не разделись.

— Ой, извините! Мы случайно!

А было ощущение, что девчонкам этого и надо. Они не из его класса и к таким подаркам судьбы не привыкли.

— Как вам психологические эксперименты? Нравятся? — продолжал Максим, не желая прекращать общение со своими детьми.

— Еще как! Вроде бы серьезно задуматься помогают, а в таком непринужденном режиме… — девчонка захихикала, — «Веткой по заднице» — это просто мегаЛОЛ!

— Да, кстати, — улыбнулся мужчина, — я так часто слышу это слово: «лол»… Что это значит?

— Смех вслух. Это аббревиатура по-английски.

— А «имхо»?

— Тоже английская аббревиатура. «По моему скромному мнению».

В результате Максиму расшифровали еще сотню жаргонных понятий: кто такой «няняка», что значит «фтопку», и что слово «нравится» слишком длинное, сейчас все говорят «нра». А в итоге девчонки провозгласили: «Максим Викторович форева!»

Целых четыре дня прошли без эксцессов. Неподалеку от турбазы обнаружилось село, где Максим прикупил консервов для пополнения стремительно истощающегося запаса питания. И в этом же селе, как оказалось, обитают совсем невоспитанные пацаны, которые и стали причиной паники на пятый день.

Был увлекательный психологический тренинг на солнечной полянке, даже «слепые» поснимали повязки, так как тоже хотели поучаствовать. Ночью прошел дождь (и судя по звукам, пробивающим с западной стороны тонкие стенки домиков, это был целый ливень), а с утра вовсю светило солнце, превращая в искрящиеся бриллианты невысохшие капельки на листьях и траве. Вокруг турбазы, где лес местами даже выглядел устрашающе, легко можно было поскользнуться и укатить на попе в речку или в кусты, поэтому Максим предупредил ребят, чтобы были очень осторожны.

А суть тренинга заключалась в том, что на сей раз происходит катастрофа на воздушном шаре. Что-то случилось с газовым нагревателем, и шар, постепенно остывая, медленно снижает высоту. Внизу океан, рифы и сильный шторм, и, чтобы выжить, нужно всеми силами дотянуть до необитаемого острова. Максим выдал ребятам список вещей, которые есть на воздушном шаре, с указанием их веса в килограммах. Чтобы шар продержался на высоте, надо что-то выкинуть, но с учетом того, что еще придется жить на необитаемом острове, и сколько жить — не известно. На каждом воздушном шаре падает группа из восьми человек, и решение должны принимать только единогласно. Если хоть один человек не согласен выкинуть именно эту вещь, то вещь не выкидывается, шар по-прежнему падает, а время идет. Нужно определить, что в какой последовательности выкидывать. На обсуждение дается двадцать минут, и каждая сэкономленная минута — это одна сохраненная вещь из списка, то есть, чем быстрее команда поставит единогласные приоритеты в списке, тем больше вещей останется для жизни на необитаемом острове. А список вещей — интересный. Есть то, что совсем не пригодится, например, бриллианты, но они весят всего 400 грамм. А есть теплая одежда и одеяла — 50 кг. Есть большая собака — для кого-то это друг, для кого-то 75 кг мяса…

Шло горячее обсуждение в командах — ребята уже привыкли на таких тренингах полностью входить в роль. Может быть, поэтому не сразу расслышали доносящийся из леса крик. Только почувствовав какой-то отвлекающий момент — крик не на воздушном шаре — начали растерянно переглядываться. Доли секунды — и у Макса все похолодело в груди: только бы не кто-то из наших; а самый настоящий женский вопль в глубине леса звучал с такой убедительностью, что не оставалось сомнений — там нужна помощь.

Кинулись они туда все вместе — мужская часть, а девочки из любопытства робко поторапливались следом. Еще один вопль — и голос явно напомнил Белку. Пробежав поляну с обеденным столом, а потом вниз мимо туалетов, оказались среди деревьев. Мужчины молниеносными прыжками перелетали через влажные корни, выдающиеся из почвы, одновременно успевая найти себе в этой лесной чаще дорогу получше, и все вместе напоминали горстку булыжников, спущенных с горы. Совершенно точно разбирая крики Беллы внизу, Максим Викторович не мог дождаться, когда же закончится это бесконечное время! А ведь всего-то еще несколько прыжков — и они на месте.

Заметив эту необузданную толпу, трое небритых и, видимо, пьяных незнакомцев отшвырнули Белку в сторону и бросились прочь через речку — прямо в кроссовках, по колено в воде. Один из них выкинул в реку Белкину кофту, которую зачем-то потащил с собой.

Максим Викторович рухнул возле девчонки на колени.

— Все в порядке?

Парни притормозили вслед за лидером, но секунду поразмыслив, тут же метнулись дальше — за беглецами.

— Одиннадцатый «А», на место! — скомандовал Максим громко.

Пацаны в нерешительности остановились, готовые в любую секунду бежать за подонками.

— Ко мне, я сказал! — непререкаемо требовал учитель.

— Они же убегут, Максим Викторович! — жалобно завыл один.

— Что их, просто так отпустить?! — подхватил второй.

— Я за вас отвечаю, — объяснил мужчина. — Вы должны быть со мной.

Тут подоспели и девочки. Ничего не видя сквозь неудержимый поток слез, грязная Белла сидела на влажной земле и сдирала с себя кусочки покромсанной на части маечки. Похоже, у местных жителей был перочинный ножик, или что-то в этом роде, потому что на теле Беллы вместо разрезов маечки местами остались синхронные царапины. Любительница вульгарного стиля, она и сейчас не заботилась о внешнем приличии: в короткой юбке сидела так, что было видно трусы, а голую грудь даже не пыталась прикрывать руками.

— Белла, они что-нибудь успели? — выяснял Максим самое важное, не думая ни о чем другом.

А девчонка не могла ответить, или из-за шока не слышала вопросов.

— Чего уставились?! — нервно заорала она столпившимся вокруг ровесникам. Все-таки ощущала себя голой, и ей было неприятно, что ее так откровенно разглядывают. Пацаны тут же смущенно отвернулись, и некоторые девчонки отвели глаза в сторону. Максим снял свой свитер и накинул Белле на плечи, заботливо укутав ее по самые уши. Но Белка этого не замечала. Ползая по грязи, обращалась к толпе чужим истеричным воплем:

— На концерт прибежали?! Чего вам надо?! Рады, да?!

Трудно понять, кому она это говорила, ведь она даже не видела, к кому обращается. Максим держал ее обеими руками за плечи, чтобы она остановилась и прекратила суетиться, и чувствовал сильнейшую дрожь в ее теле то ли от холода, то ли от переживаний.

— Белла, успокойся, — требовал он настойчиво.

— Идите все в жопу! — орала она в ответ. Пытаясь вытереть слезы, водила грязной ладошкой по щекам и снова плакала, плакала, плакала.

— Идите в лагерь, — исправил ее просьбу Максим Викторович и кивнул своим ребятам: давайте, идите.

Он долго пытался поставить Беллу на ноги: ее ножки совершенно не слушались, словно земля казалась ей невероятно мягкой — она делала шаг, и ее тело не верило, что не провалилось.

— Перепугалась? — спрашивал он вполголоса, и тут же, не сдержавшись, добавлял раздраженно: — А разве ты не этого хочешь от парней? Разве не для этого так развратно одеваешься?

Макс уже не знал, кого ругать: местных пацанов, Беллу или себя за то, что не уследил за ней. А может быть, за то, что до сих пор не перевоспитал ее… Видя, что она не в силах идти, позволил ее сесть на землю, сам сел рядом (здесь как раз чистое сухое место), обнял девчонку и долго бормотал ей что-то успокоительное на ухо. Комары кусали его голую спину, а он этого даже не чувствовал: все укутывал и укутывал Беллу своим свитером, чтобы она перестала дрожать. Интуитивно понимал, что не должен ее упрекать, только тогда Белла начнет принимать участие в разговоре, и вскоре она уже стала осознанно реагировать на его реплики.

— Бельчонок, что именно тебя так напугало? — спрашивал он. — Ну, пьяные пацаны, что удивительного? Вполне можно было ожидать, что они поведут себя, как животные.

— Максим Викторович, они не пьяные! Это у них тут, походу, нравы такие. Я в жизни не думала, что мужчины НАСТОЛЬКО сильнее женщин! А их еще и трое… Они бы меня изнасиловали, если б успели! Я чуть с ума не сошла! Я ничего не могла сделать! НИЧЕГО!

— Зато сколько парней тебя спасать прибежало! — возразил Максим. — А ты на них наорала. Да они за тебя готовы были поубивать этих подонков!

Теперь в Белле стал просыпаться стыд: весь класс видел ее голой, и она стесняется возвращаться в лагерь. Одни проблемы с этой девчонкой.

— Если не вернешься в лагерь, то останешься здесь одна? — уточнил директор.

Ее домик находится рядом с обеденной поляной, и сейчас здесь прекрасно слышны разговоры сегодняшних поваров, готовящих ужин.

— Вечером засыпать нормально или так же шумно? — поинтересовался Максим, вспомнив, что три дня подряд разрешает молодежи оставаться у костра, сколько им захочется.

— Не знаю, я вырубаюсь в первую секунду, как моя голова касается подушки, — отшутилась Белла. Вообще-то, шумно, но своих одноклассников она не выдаст. Вчера, например, она сама сидела там до середины ночи и изо всех сил хохотала с Олегом.

Белла достала из своей сумки влажные салфетки.

— Максим Викторович, Вы мне спину не протрете? Мне кажется, я вся в царапинах.

Он согласился, взял у нее упаковку салфеток, и Белла повернулась к нему спиной.

— Я сниму свитер? Он же все равно Ваш…

— М-м… подожди! — замялся мужчина, прекрасно помня, что под свитером у нее голое тело. — Давай, я лучше тебе кого-нибудь из девчонок пришлю?

— Да ладно, я Вас не стесняюсь, — откликнулась Белла простодушно.

— Да я не о тебе сейчас беспокоюсь, — улыбнулся Макс.

Она оглянулась на него через плечо и, поняв, смущенно опустила глаза.

— Тогда я лучше сама попытаюсь, — пробормотала она устало. — Девчонки меня терпеть не могут, а я отвечаю им взаимностью, так что никого из них мне видеть не хочется, — и снова оглянулась на него с благодарностью: — Спасибо. Я переоденусь и верну Вам кофту.

Он кивнул и даже собрался уходить, но взглянул в лицо девочке — и передумал. Она даже бровки расслабить не может — такое жалостливое выражение! Уголки рта печально опущены, даже несмотря на подобие улыбки, которую она пыталась изобразить, чтобы показать, что все нормально. Настоящая белочка — рыженькая с темными прядками; ей бы не один хвостик, и не такой растрепанный, как сейчас, а две «кисточки» на макушке… А вот челочка — в самый раз: коротенькая, тоненькая. Карие глаза так спокойно и безмятежно смотрят, что не верится, что это она еще несколько минут назад дрожала и нервно срывалась на обеспокоенных окружающих.

Он уже сделал ошибку: не надо было показывать ей, что он видит в ней женщину. Хотя это искренне. Весь массив учеников со всей школы для него — дети, а эта девчонка, единственная — нет. Но не надо было ей это демонстрировать. Надо было сделать вид, что он относится к ней, как к своей дочери. Дочку же видел голой — и ничего страшного при этом не чувствовал; просто — ничего! Белка его не стесняется, и он не должен бояться увидеть какие-нибудь интимные части ее тела… Плечи, например. Можно подумать, она станет показывать ему еще что-то!

— Давай, — потянулся он снова за салфетками.

— Мой парень узнал, что я девственница, — сказала Белла, отложив свитер и прикрывая голую грудь ладошками. — Он долго смеялся мне прямо в лицо… Так обидно было, до слез прям. Можно подумать, другие девчонки девственницами никогда не были! А потом спросил, не шучу ли я. Перестал ржать, только когда я несколько раз повторила, что не шучу. Тогда он просто сказал, что неопытная девчонка ему не нужна, он хочет секса, а не возни.

— Он смеялся не потому, что ты девственница, а потому, что ты развратно одеваешься при этом, — объяснял Максим Викторович, осторожно водя влажной салфеткой по кровавым ссадинам на спине девочки. — Знаешь, ты же, в принципе, можешь вообще не сообщать парням об этом, а девственную плеву порвать самостоятельно.

— Да дело не только в этом, хочется и набраться опыта тоже, чтобы, когда я найду хорошего человека, ему не пришлось со мной «возиться»… А насчет порвать самостоятельно… Я уже думала об этом, но мне так страшно сделать себе больно. Это, понимаете, как, например, моя мама сама себе уколы делает, а я в жизни так не смогу!

— Так ты из-за этого полезла к тем подонкам? — догадался Максим. — Из-за ссоры с парнем? Что это, месть?

— Да нет, не месть… Мне было плохо с ним, но расстаться с ним тоже оказалось нелегко. Знаете, мне шестнадцать, но я уже успела понять, что посторонние парни дают девчонке гораздо больше внимания, чем свой собственный… Всегда так было: он испортит мне настроение, а я пройду по улице, и настроение улучшится: парни улыбаются, говорят комплименты, хотят познакомиться… А сейчас получилось не так. Не пойму, почему.

Одна царапина лихо сворачивала со спины под грудь. Белла задумалась. Максим проводил рукой по ее ребрам — протирал салфеткой, но так смущенно, словно ласкал — и больше всего в данный момент хотелось наклониться и поцеловать ее плечико. Жаль, что нельзя.

— Всё, зайка, — констатировал директор, сложив салфетку. — Жить будешь.

— Я не зайка, я белка, — улыбнулась девушка, надевая чистую майку, и Максим вдруг понял, что девочки обращают особое внимание на его машинальные ласковые слова.

Максим разобрал ее постель и позвал девчонку под одеяло, укутав ее, как маленького ребенка. Сидел рядом с ней на кровати, и они еще долго болтали о жизни, о парнях, о любви… В домик, постучавшись, заглянула Танька.

— Бел, что-нибудь принести тебе поесть?

Белла растроганно переглянулась с учителем, и на ее глаза невольно набежали слезы.

— Нет, Тань, спасибо.

— Ну, хорошо. Если что надо — пусть Максим Викторович меня позовет.

— Танюш, аптечку найди у меня в сумке, — тут же позвал Максим Викторович, — зеленку, ватку…

— О'кей!

Танюша закрыла дверь, и у Белки по лицу, стекая на подушку, хлынули слезы.

— А ты говоришь, девчонки тебя терпеть не могут… — улыбнулся Максим.

— Как вы тут? — вскоре постучался Олег. Этот, правда, с корыстной целью: — Максим Викторович, сегодня, я так понимаю, актерского тренинга не будет?

— Будет, подождите часик, — и дверь за Олегом тут же деликатно закрылась.

— Иногда бывает так тяжело, — вздохнула Белла. — До тех пор, пока не поймешь, что все позади. Что иногда легче просто сказать себе: «Ну и что?».

— Белла, в мире не существует проблем, — Макс ласково поцеловал девушку в лоб. — Все проблемы вот тут, в наших головах. А в мире есть лишь события. Мне стыдно признаваться, но это я узнал от своей юной жены. Бывшей. Она пыталась простить меня и убеждала саму себя, что в самом моем поступке нет ничего ужасного, а вся проблема только в том, как она этот поступок воспринимает, как она видит его через свое собственное окно в мир. Вот под каким углом ты посмотришь на ситуацию, под таким и увидишь. Ты выбираешь, только ты и больше никто. Никакой бойфренд не может испортить тебе жизнь — только ты сама.

Потом Таня принесла зеленку, и Максим Викторович с удовольствием мазал Белке спину. Она скулила: «Щипет!», и мужчина отвечал: «Это моя месть — ты реально могла создать мне проблемы!»

* * *

Сразу столько бед навалилось — что за совпадения?! Именно сейчас вздумал увольняться бухгалтер «Эго» — молодой амбициозный парень, которому предложили выгодную работу в Москве. Надо искать ему замену, но как? Разве кто-то сравнится с Владом? Макс так привык к нему, так был доволен его старательностью и так доверял ему, что увольнение Влада казалось концом света. Настя согласилась первое время вести бухучет «Ингредиента» — молодежного бара на первом этаже, но «Эго» — это такая масштабная структура с таким числом персонала… Ресторан, ночной клуб, большой зал и большие финансовые обороты…

Влад очень извинялся и со своей стороны пытался помочь в поиске работника на свое место, но две недели закончились, и он уехал, а подходящий человек так и не был найден. Многие не устраивали Максима Викторовича, а кому-то не нравилась и предлагаемая работа: боялись брать на себя такую ответственность.

Этот голос Максиму понравился, как только он услышал его по телефону — голос человека, умеющего вести деловые переговоры. Голос уточнил все интересующие детали о предприятии, зарплате и графике работы и — не испугавшись! — попросился на собеседование. Обладательница голоса Максиму показалась школьницей, но обладательница этой манеры речи — женщиной пятидесяти лет.

Евгения заходила в «Эго» повидаться с Максом, и уже на выходе из кабинета директора столкнулась с молодой женщиной.

— Здравствуйте, мне мужчина по телефону собеседование назначил. Мне сюда?

— Скорее всего, — хитро улыбнулась Евгения. — Если мужчина с волшебным сексуальным голосом, то да, — она оглянулась на Макса, и тот с ненастоящим упреком покачал головой.

Претендентка на роль бухгалтера оказалась милой и скромной девушкой. Увидев красавца-мужчину, сидящего на подоконнике, незнакомка робко замерла и так откровенно растерялась, что запуталась в собственном взгляде. Максим уже не раз встречал подобные проявления женской очарованности, когда девушка просто не может себе позволить смотреть ему в лицо, и сейчас сам пришел ей на помощь.

— Анна Вениаминовна?

— Да, здравствуйте.

Она была в шоке: не ожидала, что директор может оказаться таким… таким… У Анны Вениаминовны не было слов, чтобы подобрать эпитеты, и не было мыслей — ни одной. Пришла устраиваться на работу, и надо что-то сказать, как-то начать этот разговор, но в голове — пустота; такая пустота, словно все, чем она жила раньше, было всего лишь разминкой перед встречей с Ним, и теперь — все с нуля…

— Присаживайтесь, — указал ей мужчина рукой на черный стул с широкой мягкой спинкой. — У Вас есть резюме, или Вы заполните анкету?

Максим прошел и сел напротив нее в свое огромное офисное кресло. «О чем это Он?» — суматошно соображала претендентка на ответственную должность. Слова он называет знакомые, но что они значат?

— Да, есть резюме, — спохватилась вдруг девушка, вникнув, наконец, в сказанное и обрадовавшись, что нашлась общая тема для разговора. Полезла в сумку и извлекла оттуда красиво оформленный лист А4.

Тридцать лет, в разводе, дочери двенадцать. Девять классов школы, экономический колледж и Университет. Знание языков: английский, французский. Только пока он читал, Анна Вениаминовна рискнула разглядеть его получше.

А вот ее разглядывать Максу не хотелось. Ничего особенного, обычная девушка. Худощавая, не высокая и не низкая, никакой изюминки в одежде, скромный макияж, аккуратная прическа — Анна шатенка, и цвет волос у нее самый непримечательный. Максим поднял на нее глаза. Губки у нее — как бантик из карамельки.

— Улыбнитесь.

— Что? — не поняла Анна.

— Улыбнитесь. Что Вы такая серьезная? Вы же в ночной клуб пришли устраиваться!

Девушка смутилась еще больше.

— Я волнуюсь… Хочется сосредоточиться и произвести благоприятное впечатление.

— Уже произвели, — признался директор. — На данном этапе Вы мне кажетесь умной, ответственной, трудолюбивой. А еще веселой, — Максим облокотился на стол. — Но только в компании близких людей. И я не понимаю, почему Вы одеты в деловой костюм, Вы же неуютно себя в нем чувствуете. Что Вы обычно носите?

— Вы увлекаетесь психологией? — уточнила девушка с улыбкой, впервые открыто взглянув ему в лицо.

Максим кивнул, продолжая ждать ответа. Она не кокетничает, и это плюс.

— Обычно длинные юбки, пышные такие, легкие. Люблю блузки, напоминающие нижнее белье, кружевные. Наверно, Вы поймете, почему я не стала так одеваться на собеседование.

— Романтичная девушка, — сделал Максим вывод.

— Да, есть немного, — призналась та ласково.

Когда ее голубые глаза не прячутся в панике — в ней появляется шарм. Черно-белый рисунок постепенно превращался в полноцветную фотографию: Максим видел эту женщину все лучше и лучше. Он задал ей с десяток вопросов по теме — каковы особенности ведения бухгалтерского учета на предприятиях сферы общественного питания, в каких числах нужно сдавать отчетность — он уже сам так хорошо разбирался в этом предмете, что мог экзаменовать даже такого опытного бухгалтера, как она.

Когда эта тема ему надоела, предложил другую:

— А если бы Вы узнали, что Вашей лучшей подруге изменяет муж, Вы бы ей сказали об этом?

— Что? — оторопела девушка. — Какое это имеет отношение к работе бухгалтером?

— Я много лет работал учителем в школе, и довольно быстро различаю, выучил человек или нет, — объяснил Максим. — Бухучет Вы выучили, пятерка Вам за это. Но мне же нужно знать, что Вы за человек: мне же придется работать с Вами.

— Я бы не сказала подруге. Это не мое дело, — ответила Анна послушно. — А Вы в такой же ситуации как бы поступили? Мне же тоже придется работать с Вами, и я тоже хочу понять Ваш характер!

Максим Викторович отметил для себя — скромная и смелая одновременно.

— Я бы тоже не сказал.

И добавил:

— У меня на работе можете одеваться, как Вам нравится. Только, можно, я буду называть Вас просто Анной? Без отчества. Оно Вас старит.

* * *

«Эго» работает с восьми вечера до пяти утра, и Катя всячески пытается ездить туда вместе с папой. Нет, вообще-то, с Катей папа там бывает днем, когда надо решить какие-нибудь дела с бухгалтером или менеджером по закупкам, или с всевозможными проверяющими комиссиями, но Катя всегда с надеждой ждет, что, может быть, в этот раз папа пробудет в клубе до семи или половины восьмого, когда на работу приходит персонал и охрана… До этого времени она папина дочка, а после — верный хвостик охранника Сашки. Она привыкла с детства сидеть у него на коленях, у школьных дверей разгадывать вместе сканворд и сейчас не изменяла своей привычке. Только сейчас это было иначе: принарядившись и сделав прическу из своих жиденьких белокурых волос и воспользовавшись косметикой. Она явно строит ему глазки и заигрывает с ним в меру своих способностей, но и он с радостью и удовольствием отвечает ей тем же, а потому считает это игрой.

Максим вышел из зала, где он что-то обсуждал с администраторшей, и направился к гардеробной, где персонал отдыхал на диванчиках, пока не начался рабочий «день».

— Сань, — позвал он, — со следующей недели мы работаем как ресторан, и мне нужен еще один плюс один охранник, посменно. Ты у нас ответственный за это, займись наймом, позвони в охранную контору — ну, ты знаешь. График будет у каждого — через день с двенадцати дня до восьми вечера.

И взглянул на дочку, довольно обнимающую Санькино плечо.

— Пойдем, Катюш, мне надо с тобой поговорить.

Взял Катерину за руку и повел ее в кабинет.

— Ты его любишь? — тихо спросил он по дороге.

— Кого? — смущенно удивилась Катя.

Пары секунд хватило, чтобы папа почувствовал, как вспотела ее ладошка.

— Зайчонок, есть только один человек, которого я сейчас могу иметь в виду, и ты прекрасно понимаешь, о ком я.

Дал Кате время свыкнуться с мыслью, что ее разоблачили, и только лишь в кабинете, закрыв за собой дверь, присел на краешек стола, поставив дочку перед собой.

— Ну, так что, любишь Саню или он тебе просто нравится?

Катя покраснела от волнения и опустила лицо. Папа нежно держал ее за пальчики и так спокойно ждал ответа, как будто такие разговоры между ними — обычное дело. А ведь, и правда, обычное! Просто почему-то именно в отношении Саши у нее возникает какой-то стыд. Максиму вдруг вспомнилось, как Евгения рассказывала про Наташу в двенадцать лет: «Ей было стыдно, что ее уличили. Значит, это было что-то глубокое, что хотелось спрятать и бережно хранить». Катя всегда делилась с папой своими впечатлениями о мальчиках и в этот раз тоже не удержалась:

— Я все время думаю о нем. Точнее, только о нем и думаю, даже на уроках. Он мне снится. Со мной такого еще никогда не было! Мне хочется все время быть с ним, и я всегда очень жду, когда он придет сюда на работу, весь день жду, с самого утра! Улыбка его очень нравится… И я украла у тебя несколько фоток, где он есть, с собой ношу и смотрю постоянно. Это любовь, да?

Она вскинула на папу огромные заинтересованные глазищи, и тот молча кивнул. Глаза у нее — мамины. У Максима продолговатые, очень изящные и от этого запоминающиеся, а у Дашки были большие, круглые, всегда увлеченные всем, что происходит вокруг. И у Кати — такие. Даже не верилось, что этот ребенок уже такой взрослый. Макс только сейчас увидел, что перед ним — девушка. Позавчера, четвертого июня, ей исполнилось одиннадцать, и Саня подарил ей плюшевого кота.

Папа улыбнулся ей по-дружески:

— Тебе, наверно, кажется, что ты ничем себя не выдаешь, но со стороны заметно, что ты к нему тянешься.

— Я не могу с собой ничего поделать, — безвыходно пожала Катя тоненькими плечиками. — Только не говори никому!

* * *

Да, бывают чувства настолько глубокие, что ты не в силах ни вытравить их из своего сердца, ни смириться с ними… Максим Викторович вручал одиннадцатиклассникам аттестаты, словно отрывал по кусочку от самого себя. Когда ведешь физику, становишься учителем; когда ведешь половое воспитание — становишься другом. Так трудно быть директором! Так трудно стоять здесь, на сцене актового зала, в микрофон вызывая своих любимых, и отдавать им эти «корочки», словно билеты на поезд. Билеты в один конец. Назад дороги уже не будет. Сегодня последний вечер, последняя ночь…

Они сами выбрали грузинское кафе на открытом воздухе, где пространства, уюта и кавказского гостеприимства хватит на три одиннадцатых класса. Сейчас, на исходе июня, здесь царит процветание: и в зелени, которая густо оплетает деревянные заборчики, колонны и потолки; и в воздухе — самый разгар года. Отдыхающих в городе пока не много, они обычно заезжают в санатории в июле-августе, и тротуар возле кафе — любимое прогулочное место жителей и гостей города — не выглядит перенаселенным.

Их собирается здесь с каждой минутой все больше и больше, его маленьких взрослых детей. Садиться за столы рано, пришли еще не все, и они собираются в компашки по интересам — наговорить друг дружке комплиментов о платьях, поделиться, кто как прическу делал, или свысока заметить, что «этим девчонкам только дай о шмотках поговорить»… Максим Викторович с тоской вылавливал из шумного говора стук своих туфель по дощатому полу — чем хуже этот стук становится слышен, тем явственнее проступает боль предстоящей разлуки.

— Моя любимая Никифорова! — обнимал Максим Викторович только что пришедшую на Выпускной ученицу. — Моя медалистка золотая!

Девочки знают, что с ним можно обниматься, но для этого нужно быть отличницей и активисткой общественно-полезной работы.

— Аревик, Солнышко! — взяв девушку за руку, заставил ее покрутиться, как в танце. — Ты прямо амазонка сегодня! — ей, армяночке с копной черных кудрей, очень к лицу модный, неклассический наряд зелено-коричневых, природных, оттенков.

И Белка сегодня не похожа на себя! Такая элегантная в черном вечернем платье, нежном и тонком, с точностью ювелира обтягивающем ее стройную фигурку. А где та особа, вульгарная внешне и грубовато-прямолинейная в душе?

— Радость моя, почему бы тебе не взять такой стиль за правило? — кокетничал классный руководитель направо и налево.

Обычно Максим не ходит на Выпускные вечера, ведь они его не касаются. С Наташей ходил, потому что было бы крамольно — ждать ее дома. А в этом году поводов сразу два: он классный руководитель 11 «А» и директор школы… Инесса недавно усмехалась, и Костик постоянно язвит: знали бы мы, что ты станешь директором нашей школы… Оказывается, время идет.

Первое, что дети вытребовали, едва сев за стол, это напутственную речь Максима Викторовича. Он и сам собирался взять на себя функции тамады, но в горле ком стоит. Коротким тостом Макс не отделался: только начал говорить, как захотелось высказать все наболевшее, передать им хоть чуточку того тепла, которое испытывает к каждому из них. Начал словами «Плохих детей не бывает», но увлекся персональными комплиментами КАЖДОМУ по порядку, слева направо. Получилось долго, но красочно и увлекательно, с юмором, так, что в тишине все внимательно слушали даже о тех ребятах, которыми раньше особо не интересовались. Музыканты приглушили музыку и тоже следили с улыбками за этим необычным тостом.

Девчонки пытались делать вид, что им грустно прощаться со школой, но сами, чувствуя себя невероятно красивыми, радостно позировали для фото- и видеосъемки.

Едва певица начала выводить заунывным голосом медленную композицию, Белла подошла к Максиму Викторовичу и протянула ему обе руки:

— Потанцуйте со мной!

Они вместе убирали в кабинете, потому что Белла сидела за партой одна, и напарника по дежурству у нее не было, и это само собой постепенно переводило их отношения из деловых во все более доверительные. К Выпускному ничего не изменилось.

— Максим Викторович, Вы бы не хотели лишить меня девственности? — огорошила она его на тридцатой секунде танца.

«Ёпть! Ты что, с дуба рухнула?!» — было первой мыслью Максима.

— Не заставляй меня смеяться тебе прямо в лицо! — сказал он вслух.

— Я думала, Вы не будете смеяться… — грустно опустила Белла взгляд.

Этого диалога он никак не ожидал, но обижать девчонку высокомерными или «взрослыми» фразами не хотел, поэтому заставил себя вспомнить о том, что шестнадцать лет — это уже не мало. Зная, что ее воспитывает только мама, попытался испугать ее своим возрастом:

— Бел, я мог бы оказаться твоим отцом.

— Мой отец на год старше Вас. Ну и что?

Старался всячески контролировать собственную интонацию — девушки к таким мелочам весьма чувствительны. На минутку замолчал, пока рядом с ними покачивались еще две пары, но как только они чуть отодвинулись в сторонку, продолжил по-дружески:

— Малыш, почему тебя так угнетает твоя невинность? Угомонись, тебе всего шестнадцать лет, ты еще не «старая дева».

— Это означает «нет»? — снова смело подняла на него глаза. И пояснила в правильной логической манере девочки-отличницы: — Вы были правы, ложиться в постель надо с тем, кому, по крайней мере, не стесняешься признаться в своей неопытности. А Вы единственный, кому я так доверяю и кого я настолько не боюсь. Я уже несколько лет слышу на половом воспитании Ваше мнение об интимной жизни и Ваши принципы; я могу предположить, что Вы лучше всех знаете, как нужно обращаться с девственницей, да и вообще с любой девушкой. К тому же Вы взрослый и опытный, и Вы мне очень приятны внешне, ну и как друг.

— Столько лестных слов! Спасибо, ѓ- улыбнулся мужчина.

— Вы сами научили нас говорить приятное, если это искренне. Мне немножко неловко… Немножко, потому что я пока не поняла, Вы уже точно отказались, и мне пора сгореть от стыда? Или я еще смогу уговорить Вас?

Она говорила спокойно, с иронией, и Максим гордился ею: не многие девочки в ее возрасте способны быть такими взрослыми и уверенными в себе. Белла — словно его личная работа, его личное достижение. Сколько психологических вопросов они обсуждали за время совместного дежурства! Как интересно она менялась под его кропотливым руководством! И до слез доводил, и извинялся перед ней — и от извинений учителя Белла чувствовала себя значительнее в собственных глазах. И при этом Белла всегда знала свое место. Не задирала нос оттого, что дружит с ним, не демонстрировала их отношений сверстникам, не наглела, не фамильярничала… Девушка, которой он всей душой желает огромную гору счастья.

— Я отвечу на твои вопросы, но попозже, — пообещал он уверенно. — А пока скажи мне, зачем тебе это надо? Может, будет гораздо лучше не зацикливаться на девственности, а просто жить в свое удовольствие? Да, конечно, в школе тебе уже не на кого обращать внимание, потому что вы уже выпускники, и старше вас только учителя. Но сейчас ты поступишь в институт, там будут парни на выбор с разницей до пяти, а иногда и больше, лет. А обычно курса с третьего многие студенты устраиваются на работу, и это тоже новые знакомства. Терять девственность можно и в двадцать, и в тридцать — тебя никто не упрекнет.

Песня явно заканчивалась, и музыка становилась тише.

— Вы меня не убедили, — прошептала Белла, останавливаясь, но не желая отстраняться от учителя даже на расстояние вытянутой руки.

Здесь между песнями — несколько секунд тишины — и шороха блокнотов музыкантов, лязга вилок и ножей посетителей; и незаметные ранее чужие голоса после громкой музыки неожиданно превращаются в бурный галдеж.

— Я тебе расскажу кое-что, и ты сохранишь это в тайне, — легко и незаметно для окружающих ответил Максим Викторович. — Когда-то я упустил момент с любимой девушкой, и девственность она потеряла с другим парнем. Я всю жизнь думаю об этом: это мог быть действительно особенный день в нашей постели. И так должно было быть. Временами ты ассоциируешься у меня с ней, и мне кажется, что это могло бы стать для меня как бы эквивалентом: я взрослый, и со мной девочка-школьница… И я знаю много вариантов, как это сделать лучше всего… Мне хочется. Но я не соглашусь на секс с тобой ни при каких условиях как минимум в ближайшие года три, — и добавил ей глаза в глаза: — Не позволяй мужчинам за твой счет решать их собственные психологические проблемы.

Обескураженная такой откровенностью, Белла еще долго мучительно разглядывала пространство. Начался быстрый танец, и учитель за руку чуток подвинул Беллу в сторону от дергающихся выпускников. Не хотел оставлять ее в таком странном состоянии, и сам не хотел оставаться с этой тревогой — уже жалел о своей откровенности.

— А если я приду к тебе с этим же вопросом через три года? — спросила Белочка наконец.

— Так вот, о чем ты думаешь?! — вздохнул Максим с облегчением. — А я уже забеспокоился, не слишком ли много лишнего сказал!

— Ой, я к Вам на «ты» обратилась? — спросила она, сама не помня, как было.

Максим тоже заметил это только сейчас.

— Да наверно уже можно на «ты», — улыбнулся он.

— Спасибо. Мне было бы легче на «ты», — кивнула она, что-то обдумывая. — И большинству девчонок было бы легче на «ты». Хочешь, расскажу, почему?

Максим пошел за ней в укромное место, точнее, на лавочку на тротуаре, напротив кафе, на виду у всех, но так, что никто не рискнет подойти и помешать уединенному разговору. С первой же Белкиной фразы — тем более, что она сама произнесла ее с улыбкой — Максим начал смеяться, и с каждой новой все больше силился сдержать свой смех, потому что было чрезвычайно интересно услышать, что Белла скажет дальше.

— У нас в школе было что-то вроде твоего фан-клуба, — начала она с ностальгией. — Ты, наверно, этого не замечал — мы скрывали. Стоило тебе пройти мимо — и у нас начиналось помешательство: мы, фанатки, сбегались в кучу и выли: «Ой, мамочки! Он такой красавчик! Такой лапочка!» Мы называли это «максоманией». А после полового воспитания, когда ты уходил, мы оставались в зале одни, в смысле, без пацанов, и кидались в обсуждения: какой ты был сегодня. Строили предположения о твоем настроении, выдвигали гипотезы о причинах, делали выводы о выражении твоего лица, много выводов, разных… Мы, как папарацци, старались незаметно сфотографировать тебя на всяких школьных мероприятиях; бывало, караулили тебя неподалеку от школы, а когда узнали про «Эго» — еще и там. Любой новый снимок мы передавали друг другу; а потом кто-то из девчонок создал сайт, куда мы вывешивали для всех фанаток твои фотографии. Я скину тебе адрес sms-кой. Не знаю, будет теперь кто-то из младших поддерживать этот сайт… К нашему фан-клубу примыкали даже те, кто был к тебе вполне равнодушен, но, послушав наши восторги, они начинали сходить по тебе с ума вместе со всеми. Таких было много. Я не раз слышала: «Дайте мне смирительную рубашку! Вы меня заразили своим помешательством!» и еще множество подобных фраз. И мы просто умирали от зависти, когда ты упоминал о своей жене. Я знаю, ты считаешь, что мы еще дети, не готовые к серьезным отношениям, и поэтому выбрали тебя, такого недоступного, ты так уже говорил, только в теории. Но у многих из нас были парни, у кого-то и не по одному. Но мы все равно после уроков собирались на Цветном, занимали две лавочки возле памятника и сетовали: «Ну почему наши парни не такие сексуальные, как Макс?! Ну почему они не такие обаяшки?!» А у нас еще многие девчонки просто фигеют от длинных волос у парней.

Максим только начал привыкать к этой веселенькой информации и даже смог принять адекватное участие в беседе:

— Сейчас это сильно в моде, ваших ровесников очень много с длинными волосами. Не думаю, что вы можете кидаться на такого парня, как на диковинку. К тому же наши парни вполне следят за собой, умеют хорошо выглядеть.

— Ты нам нравишься именно потому, что ты не наш ровесник. Встречаемся мы с ними, а сходим с ума — по тебе.

Максим с задумчивой улыбкой смотрел в тротуар и снисходительно качал головой. Да, вот это молодцы его ученицы… Такое движение организовать!

— Ты меня здорово повеселила. Честно. Я давно так много не смеялся, — признался он, и это было чистейшей правдой. — А вообще, если абстрагироваться, я рад за вас. Я вижу ваш фан-клуб с другой стороны. Во-первых, вы привыкаете выражать свои чувства, рассказывать о них, делиться. Это замечательно, когда человек умеет высказать то, что у него на душе. Во-вторых, это элементарная тренировка речи. Слова надо связать во фразы со смыслом, надо подобрать синонимы, чтобы не повторять друг друга, а сказать что-то свое. Я не знаю, в фанатизме ли вашем дело, но мне кажется, многие из вас для своего возраста весьма неплохо владеют русским литературным языком. А в-третьих, общее увлечение сближает людей. Мне все равно, я этому причина или нет, но мне очень приятно, что мои ученики объединены в одну огромную диаспору. Это заметно, вы как одно большое целое. У вас нет такого разделения, как обычно бывает: мы вдвоем лучшие подруги, и они вдвоем лучшие подруги, и мы все шушукаемся по разным углам. Вы все друг с другом лучшие подруги. При этом я не уверен, что ты, Белка, внутри этой общины; ты с краю, и таких, как ты, есть еще некоторое количество наблюдателей. Ваше мнение не имеет там большого авторитета, но вас не прогоняют оттуда, вам разрешают знать все секреты, вам доверяют. А еще, мне кажется, что мальчишки ваши секреты тоже знают. Просто они считают себя принципиально другими существами и не воспринимают вашу болтовню всерьез. И все равно хранят ваши тайны. Вы у меня самые лучшие ученики в мире! Кажется, я успел вам это сказать…