Пролог

14 июня 1971 года

Это было чертовски неподходящее место для того, чтобы провести свою последнюю ночь в Штатах. Будь у него выбор, Ларри Блэр предпочел бы сейчас лежать в постели со своей женой, чем сидеть в этом прокуренном баре и наблюдать, как его дружки накачиваются виски.

Но армия не предоставляет выбора. У Ларри приказ — прибыть в международный аэропорт в Сан-Франциско 15 июня в пять утра. Пять новых солдат, назначенных в его взвод — все техасские парни, — условились встретиться в понедельник в Остине, штат Техас, чтобы вылететь в Сан-Франциско. Там они пересядут на другой самолет — последний этап их путешествия.

Место назначения: Вьетнам.

Ларри окинул взглядом парней, сидящих за столом. Живчик Эдди. Ти Джей. Проповедник. Пончо. Ромео. Конечно, это не настоящие имена. Настоящие имена были забыты два дня назад, как только они прибыли в лагерь, и заменены на те, которые соответствовали личностным качествам парней. Ларри получил прозвище Батя, поскольку был самым старшим в группе.

Он грустно покачал головой. Самый старший, а ведь ему всего двадцать один.

Ларри задумчиво сощурился, разглядывая солдат, сидящих за столом. В отличие от остальных для него это была уже вторая командировка во Вьетнам. Когда первая закончилась, он остался еще на шесть месяцев. Поначалу это казалось правильным решением. Во многих смыслах Вьетнам — заветная мечта любого парня. Шлюхи, спиртное и наркотики — сколько душе угодно, плюс к этому высокий уровень адреналина во время боя и радостное возбуждение оттого, что ты еще раз обманул смерть. Не имеющий ни семьи, ни работы, Ларри подумал: почему бы не рискнуть и не остаться еще на шесть месяцев.

Но во время тридцатидневного отпуска, полученного в качестве поощрения за дополнительный срок службы, он встретил и полюбил Жанин Портер, с которой они поженились через две недели. Теперь он бы отдал правую руку за то, чтобы иметь возможность стереть свое имя из списка. У него есть жена, а это чертовски веская причина остаться в живых.

На стол упала тень, и Ларри, оглянувшись через плечо, увидел стоящего позади него мужчину.

— Вы солдаты, которые отправляются во Вьетнам? — спросил незнакомец.

На мгновение Ларри заколебался. Отношение американцев к войне во Вьетнаме было разным, а его самого называли по-всякому, от героя до убийцы. Но он не стыдился ни формы, которую носил, ни работы, которую выполнял в этой стране.

Отодвинув стул, он встал, высоко держа голову и расправив плечи.

— Да, сэр.

Мужчина кивнул. Выражение его лица сделалось мрачным.

— Я так и подумал. Мой сын служил во Вьетнаме. Ушел добровольцем сразу после школы.

— А как его имя? — поинтересовался Ларри. — Может, я знаю его. Это моя вторая командировка.

— Уолт Вебер, — ответил мужчина, затем печально покачал головой. — Но сомневаюсь, что ты знаешь его. Он погиб в шестьдесят восьмом. Наступил на мину за четыре дня до того, как должен был возвращаться домой.

Ларри сдержанно кивнул, он слышал подобные истории.

— Примите мои соболезнования, сэр. Много хороших парней не вернулись домой.

Мужчина выдавил улыбку и протянул руку.

— Я Уолт Старший, хотя, думаю, в слове «старший» больше нет необходимости.

Ларри крепко пожал протянутую руку.

— Раде вами познакомиться, сэр. Ларри Блэр.

Уолт перевел взгляд на остальных, собравшихся за столом.

— Почту за честь, если ты позволишь мне угостить тебя и твоих товарищей выпивкой.

Ларри выдвинул еще один стул.

— Только если вы выпьете с нами, сэр.

Лицо мужчины засветилось от удовольствия.

— Что ж, спасибо, сынок. Давненько я не имел возможности посидеть с молодежью.

Уолт принес для всех по порции виски с содовой, затем оглядел парней, потягивающих свою выпивку.

— Боитесь, ребята? — спросил он без обиняков.

Проповедник, самый мягкий из всех и самый честный, ответил первым:

— Да, сэр. Я никогда раньше не стрелял в человека. Не уверен, что смогу.

— Еще как сможешь, когда эти вьетконговцы начнут стрелять в тебя, — заверил его Уолт. Он сделал глоток, затем отставил стакан и вздохнул. — Проклятая война. Как рассказывал мне сын, это все равно, что сражаться с привидениями. Вьетконговцы наносят удар, а потом растворяются в тропиках, словно их и не было.

— Это правда, — согласился Ларри. — Хуже того, трудно сказать, кто твой враг. Старики. Женщины. Дети. Они все представляют угрозу, потому что почти все вооружены, как солдаты.

— Мой сын говорил то же самое. — Уолт угрюмо сжал губы. — Его разорвало на мелкие кусочки.

Ларри увидел тень грусти в глазах Уолта и понял, что тот все еще скорбит по своему сыну. Но он ничем не мог облегчить его печаль.

— Он был моим единственным сыном, единственным ребенком. Его мать умерла от рака, когда он еще был подростком, а с ней умерла и надежда иметь еще детей. Уолт Младший собирался работать со мной на ранчо после окончания службы. Мы бы были партнерами. — Он стер рукавом непрошеные слезы.

Ларри прекрасно понимал его. Он, конечно, не терял сына, но зато терял друзей. Близких друзей, память о которых сохранит до конца жизни.

Он сжал плечо мужчины.

— Вашему сыну повезло, что у него такой любящий отец.

— Спасибо, сынок. Надеюсь только, что он знал, как сильно я его любил. Я никогда не умел выражать своих чувств.

— Он знал, — заверил его Ларри. — Слова не всегда нужны.

Уолт кивнул и оглядел стол.

— Итак, чем вы, парни, планируете, заняться, когда вернетесь домой?

Ребята неопределенно пожали плечами, ответив, что еще не думали об этом.

Уолт взглянул на Ларри.

— А ты?

Ларри задумчиво нахмурился.

— Пока не уверен. Не знаю ничего, кроме военного дела. Пошел в армию сразу после школы, намеревался сделать там карьеру. — Он застенчиво улыбнулся. — Но пару недель назад я женился, и это все изменило. Когда эта командировка закончится, я надеюсь заняться чем-нибудь другим, чтобы быть поближе к дому.

— Никогда не работал на ранчо?

Ларри усмехнулся.

— Что нет, то нет, сэр.

Уолт взглянул на остальных.

— А вы, ребята?

Молодые люди отрицательно покачали головами.

— Вот что я вам скажу, — продолжал Уолт. — Поскольку мой сын не может быть моим партнером на ранчо, почему бы вам шестерым не занять его место? Каждый получит равную долю, а когда я умру, ранчо станет вашим.

На мгновение Ларри лишился дара речи. Он что, пьян? Или рехнулся? Никто не отдает ранчо вот так запросто совершенно чужим людям.

— Вы очень добры, сэр, — неуверенно проговорил он, — но мы не можем принять такой подарок.

— Почему? — возмутился Уолт. — Это мое ранчо, и я могу отдать его кому захочу, а я хочу отдать его вам, парни.

Ларри бросил взгляд на остальных, не зная, стоит ли говорить вслух о своих тревогах.

— При всем уважении, сэр, нет гарантии, что мы вернемся домой.

Уолт уверенно подмигнул ему.

— Бьюсь об заклад, что вернетесь. — Он сунул руку в карман рубашки и вытащил сложенный листок бумаги и ручку. Разложив листок на столе, начал писать. — Это купчая, — пояснил он. — Я вписываю всех вас как совладельцев ранчо «Кедровая долина».

— Но мы совсем не разбираемся в сельском хозяйстве, — напомнил Ларри. Уолт лишь отмахнулся.

— Не имеет значения. Я могу научить вас всему, что нужно знать. — Закончив писать, он встал и крикнул на весь бар: — Есть среди вас нотариус?

Какая-то женщина, сидящая за столиком в противоположном углу бара, подняла руку.

— Я.

— Печать у вас с собой? — спросил Уолт. Она взяла свою сумочку и похлопала по ней.

— Никогда не выхожу из дома без нее.

Он жестом попросил ее подойти.

— Мне нужно, чтобы вы нотариально засвидетельствовали кое-что.

Когда женщина подошла к их столику, Уолт объяснил ей суть дела: она должна удостоверить подписи солдат на документе и скрепить его печатью.

Все пятеро солдат поставили свои подписи, но когда очередь дошла до Ларри, он с сомнением взглянул на Уолта.

— Вы уверены в этом?

— Никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Скажу тебе по секрету. Во время последней налоговой оценки ранчо «Кедровая долина» было оценено в три миллиона. Если вы будете знать, что являетесь совладельцами такого места, у вас появится дополнительный стимул жить.

Три миллиона долларов! — изумился Ларри. Да он в жизни не видел столько деньжищ! Он надул щеки и длинно выдохнул, потом подумал: «А, была не была» — и подписался внизу страницы.

Позаботившись, чтобы все было сделано по закону, Уолт взял документ и разорвал его на шесть частей.

— Теперь ваша очередь, — сообщил он женщине-нотариусу. — Распишитесь на каждом куске и поставьте печать.

Женщина, которая, как видел Ларри, была потрясена не меньше него, аккуратно исполнила все, о чем ее просили.

Когда она закончила, Уолт собрал листки.

— Храните это где-нибудь в надежном месте, — сказал он солдатам, вручая каждому по куску документа. — Когда ваша командировка закончится, вы, парни, сложите купчую вместе и приедете на ранчо «Кедровая долина».

Ларри все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сунув бумагу в карман рубашки, он протянул Уолту руку.

— Спасибо, сэр.

Улыбаясь, тот стиснул его ладонь.

— Это вам всем спасибо. — Уолт встал. — Думаю, мне пора домой. Уже слишком поздно для такого старика, как я. — Он погрозил пальцем солдатам. — Берегите себя, ребята, вы слышите? Теперь у вас есть ранчо, которым нужно управлять.

 

Глава первая

Стефани Кэллоуэй всегда гордилась своим умением справляться даже с самыми сложными ситуациями со спокойствием и деловитостью. Ей, как одному из наиболее популярных фотостилистов в Далласе, эти два качества были жизненно необходимы для успеха. Она свободно оперировала шестизначными цифрами бюджета, держала в памяти длинные инвентарные списки ценностей, порой стоимостью в миллионы, и координировала расписание фотографов, моделей и ассистентов, назначенных на какую-то конкретную съемку. Если требовалось, она могла превратить пустой угол фотостудии в пляж на Карибах, экипировать дюжину моделей в купальники для массовости, а потом снести все это и создать совершенно иной фон по желанию капризного клиента.

Так почему же, столкнувшись с задачей разобрать вещи, которые родители накопили за тридцать лет совместной жизни, она чувствовала себя совершенно беспомощной?

Потому что это личное, напомнила она себе, оглядывая комнату, где прошло ее детство. С каждой вещью было связано столько эмоций и воспоминаний, что она боялась не справиться с ними.

Сделав глубокий вздох, она подошла к отцовскому креслу и положила руку на его изголовье. О, как он любил это кресло. Когда отец не работал на ранчо, то сидел в кресле, а очередная собака лежала, свернувшись, у его ног. У него всегда были собаки, и Малыш, помесь овчарки и лабрадора, который сейчас стоял возле нее, был его последним…

Взглянув на соседний с отцовским креслом шезлонг, Стефани подумала о маме, и на глаза навернулись слезы. Мама любила вязать по вечерам, сидя в шезлонге рядом с отцом. Хотя она умерла на два года раньше отца, здесь до сих пор стояла ее плетеная шкатулка с недовязанным свитером для Стефани, лежала теплая шаль.

Как я справлюсь со всем этим одна? — задала она себе вопрос, затем обреченно опустила плечи, понимая, что у нее нет выбора. Не имея ни братьев, ни сестер, она вынуждена была в одиночку справляться с этой тяжелой обязанностью.

Они с Малышом вышли в коридор, и Стефани снова остановилась, на этот раз возле галереи фотографий, отражающих жизнь ее семьи. Взгляд задержался на фотографии ее вместе с отцом, сделанной на банкете девочек-скаутов. Глядя на гордо выпяченную грудь Бада Кэллоуэя, мало кто догадался бы, что он ее отчим, а не родной отец. С того момента, как Бад женился на ее матери, он удочерил Стефани и принял на себя все отцовские обязанности. Ни разу за все последующие годы он не пожаловался и не дал ей почувствовать, что она обуза. Стефани ласково дотронулась пальцем до стекла. Она будет скучать по нему. О боже, как сильно она будет скучать.

Проглотив свою скорбь, она оторвала взгляд от фотографии, но не сделала и пары шагов, как Малыш остановился и зарычал. Взяв пса за ошейник, Стефани оглянулась через плечо, прислушалась и напряглась, услышав знакомый скрип петель, означающий, что открывается входная дверь. Она никому не рассказывала о своих планах и не ждала посетителей, особенно таких, которые могут войти, несмотря на запертую дверь.

— Надеюсь, ты умеешь кусаться не хуже, чем рычать, — прошептала она Малышу, осторожно приближаясь к двери.

В дверях стоял мужчина. Высокий и худощавый, с широкими плечами и песочно-каштановыми волосами. Вылинявшая ковбойка, джинсы и потертые ковбойские сапоги.

Девушке не составило труда узнать его. На собственном горьком опыте она убедилась, что Уэйд Паркер не из тех мужчин, которых легко забыть.

Малыш заскулил. Уэйд повернул голову на звук, и их со Стефани взгляды встретились. Заглянув в его голубые глаза, она почувствовала знакомую тоску и постаралась поскорее прогнать ее прочь.

Пес подпрыгнул и уперся передними лапами в грудь Уэйду. Улыбаясь, Уэйд почесал его за ушами.

— Привет, Малыш. Как поживаешь, приятель?

Стефани сделала шаг вперед, напряженная от гнева.

— Что ты здесь делаешь?

Улыбка, предназначенная собаке, сползла с лица Уэйда. Он жестом указал на переднее окно.

— Занавески были открыты. Поскольку они обычно были закрыты, во всяком случае, после похорон Бада, я подумал, что лучше проверить. Машины не видел. Если бы увидел, то постучал бы.

— Я поставила ее в гараж, — сообщила она ему, потом подозрительно сощурилась. — Как ты вошел? Дверь была заперта.

— Я ее не взламывал, если это то, что ты подумала. После смерти твоей матери Бад дал мне ключ на тот случай, если с ним что-нибудь случится и понадобится войти в дом.

Она протянула руку.

— Бада больше нет, значит, и ключ тебе не нужен.

Уэйд рывком снял шляпу.

— Черт возьми, Стеф! — Он в расстройстве ударил шляпой по бедру. — Ты теперь до конца жизни будешь ненавидеть меня?

Она прищурилась.

— Если чувства исчезают со смертью, то да.

Насупившись, он вытащил связку ключей из кармана и снял один с кольца.

— Долго планируешь пробыть здесь?

— Это не твое дело.

Уэйд шлепнул ключ ей на ладонь и обжег взглядом.

— Может, и нет, зато скот Бада — мое.

Она в замешательстве уставилась на него.

— Но я полагала, мистер Викерс заботится о животных. Раньше он всегда помогал отцу.

Уэйд фыркнул и сунул связку ключей обратно в карман.

— Это показывает, как мало ты знаешь. Викерс уже с год как переехал в Хьюстон. Когда Бад уже не мог сам справляться по хозяйству, я предложил ему помощь.

Стефани вытаращила глаза.

— Ты работал на моего отца?

— Нет, — ответил он, затем добавил: — Во всяком случае, не за деньги. Я предложил, он согласился. Именно так поступают соседи.

Стефани была потрясена, что отец принял что-то, пусть даже услугу, от Уэйда Паркера.

— Я… я не знала.

— А могла бы знать, если бы потрудилась приехать домой.

Она вздернула подбородок.

— Мы с отцом разговаривали три-четыре раза в неделю.

— Ладно. Я пришел сюда не ругаться с тобой, а просто накормить скот.

— Надеюсь, очень скоро я освобожу тебя от этой обязанности. Когда закончу разбирать вещи, то выставлю ранчо на продажу.

Уэйд как-то странно взглянул на нее и потянулся к дверной ручке, приготовившись уходить.

— Ты разговаривала с поверенным Бада?

— Коротко. Мы с ним должны встретиться после того, как я закончу с домом. — Она нахмурилась. — А почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами и вышел на крыльцо.

— Просто так. Если тебе что-нибудь понадобится…

— Не понадобится.

Уэйд помедлил внизу крыльца, словно хотел что-то сказать, но никак не мог найти нужных слов. Молчание затягивалось. Наконец он заговорил:

— Стеф… я сожалею.

Она угрюмо втянула Малыша внутрь за ошейник и захлопнула дверь, не ответив. Его сожаление слишком запоздало.

Уэйд вышел из сарая и направился к дому, чувствуя неимоверную усталость, но не от работы, а от неожиданной встречи со Стеф.

Конечно, он сам виноват в том, что она так к нему относится, но какого дьявола она ожидала от него? Уэйд совершил ошибку — большую ошибку — и постарался исправить ее, поступив правильно. Тем самым он причинил боль Стеф. Но, черт возьми, он же тоже страдал. Из открытых окон доносился грохот музыки, от которой, казалось, весь дом ходуном ходит. Подавив стон, Уэйд быстро ретировался в сарай для инструментов. Он был сейчас не в настроении препираться, но знал, что непременно заведется, если войдет в дом. Ему не нравилась музыка, которую Меган называет хип-хоп, а она ее обожает, и всякий раз на этой почве у них возникает скандал. Меган визжит и обвиняет его в том, что он испортил ей жизнь. Впрочем, тут ничего нового: она ставит ему это в вину по крайней мере один раз в день.

Уэйд захлопнул за собой дверь сарая и, опустившись на бочонок с гвоздями, спрятал лицо в ладони. Как, черт возьми, справляться отцу с непокорной дочерью? Если бы Меган была мальчишкой, он бы просто выпорол ее как следует, как делал отец Уэйда, когда тот не подчинялся правилам. Но девчонка? Как можно пороть девчонку?

Застонав, Уэйд прислонился к стене. И когда его жизнь превратилась в сущий кошмар? Ведь было время, когда дочь боготворила его, считала чуть ли не святым. Теперь же она кричала, что ненавидит его и хочет уйти жить с матерью. И бывают дни, когда он испытывает искушение собрать ее вещи.

Он покачал головой, прекрасно зная, что никогда не позволит Меган жить с Анжелой. Черт, ведь именно поэтому он так боролся за опеку над своей дочерью! Анжела не годится быть матерью. Даже судья, который обычно склоняется в пользу матерей, распознал ее пороки и передал опеку над Меган ему.

Ничего, он справится, как справлялся со всем раньше. Но, черт возьми, как бы ему хотелось, чтобы был кто-то, с кем можно разделить ответственность, кто-то, с кем можно хотя бы поговорить о проблемах с дочерью! Он бы отдал правую руку за возможность сидеть сейчас за столом с отцом и матерью и черпать у них мудрости и опыта, накопленных за годы.

Но его родителей нет, они погибли в дорожной аварии.

Уэйд воспринял потерю родителей тяжело, и унаследование миллионов, которые они оставили ему, не смягчило удар. Наоборот, это лишь усугубило дело. Когда родители погибли, ему было двадцать два и он жил самостоятельно. Похоронив их, он словно обезумел и наделал дел, которыми не очень гордился.

К счастью, Уэйду все же хватило ума осознать, что он быстро скатывается в пропасть. Однажды утром он взглянул на себя в зеркало и устыдился того, что увидел. В отчаянной попытке вновь вернуть свою жизнь в нормальное русло он купил ранчо в Джорджтауне, надеясь начать сначала.

Меньше чем через два месяца после переезда Уэйд познакомился со Стеф. Он не искал никакой романтики в тот день, когда привел быка на ранчо Кэллоуэев… Уэйд вспомнил, как Бад познакомил его со своей дочерью, как улыбка освещала ее лицо, как зеленые глаза искрились весельем и наивностью, которым он завидовал. Уходя через несколько часов, он уже был влюблен и придумывал предлог увидеться с ней снова.

С самого их первого свидания они проводили почти все время вместе. Правда, у Уэйда, которому нужно было управлять ранчо, его было не слишком много, но Стеф, казалось, не возражала. Она ездила вместе с ним верхом, когда ему нужно было проверить ограждения, помогала, когда его кобыла жеребилась, приносила в поле завтрак и сидела с ним под старым дубом, смеясь и болтая, пока он ел.

Лето закончилось, и Стеф вернулась в колледж. И вот тогда-то Уэйд понял, что не может жить без нее. В тот же уик-энд он достал материнское кольцо из сейфа и поехал делать предложение.

Ему никогда не забыть выражение лица Стеф, когда он отдал ей кольцо. Подняв на него глаза, в которых блестели слезы счастья, она дала свой ответ. Это воспоминание будет жить с ним до самой смерти.

Но никакие воспоминания не помогут ему справиться с дочерью. Уэйд заставил себя подняться и направился в дом, заранее страшась отвратительной сцены, которая ожидала его.

Стефани научилась бороться с неприятностями, отсекая их прочь, поэтому не стала раздумывать над своей встречей с Уэйдом Паркером, а сосредоточилась на своей основной задаче — разборке родительских вещей. Она разделила их на три категории: «сохранить», «выбросить», «пожертвовать». К сожалению, после двух дней хладнокровной, как ей казалось, сортировки, кучка под заглавием «сохранить» оказалась в два раза больше остальных двух.

Для упаковки ей понадобились еще коробки, за которыми она отправилась на чердак. Войдя в полутемное, заросшее паутиной помещение, Стефани подошла к какому-то предмету, накрытому простыней, надеясь отыскать пустую тару, но, сдернув простыню, обнаружила под ней старый дорожный сундук. Она не могла припомнить, чтобы видела его раньше. Заинтригованная, Стефани подняла крышку. Еще одна простыня защищала содержимое сундука. Под ней она нашла несколько коробок, перевязанных бечевками.

В одной из них, к своему безграничному изумлению, девушка обнаружила аккуратно сложенную военную форму, именная бирка на нагрудном, кармане которой гласила: сержант Лоренс Е. Блэр.

— О боже, — с благоговением прошептала она.

Понятия не имевшая, что мама хранила что-то, принадлежащее ее биологическому отцу, Стефани отложила коробку и взяла другую. В ней были связки писем, все адресованные Жанин Блэр и датированные 1971 годом. Потрясенная своим открытием, она стала доставать коробки одну за другой и обнаружила в них еще письма.

Почему мама никогда не рассказывала ей об их существовании? Потому что воспоминания были слишком болезненными? Или просто мама предпочла похоронить воспоминания о своем первом муже вместе с его телом?

Брак родителей был скоропалительным. Мама, помнится, рассказывала ей, что отец уехал через две недели после того, как они поженились. Но, в сущности, Стефани ничего не знала о нем, за исключением имени и того, что он погиб на войне. Она как-то спросила маму, есть ли у нее отцовская фотография, и получила отрицательный ответ.

Порывшись в сундуке, девушка обнаружила нечто, похожее на фотоальбом. Первая же фотография заставила ее затаить дыхание. Это был профессиональный снимок солдата. На нем была форма и шляпа, низко надвинутая на лоб. На бирке с именем значилось: Лоренс Е. Блэр.

Какой он молодой, подумала Стефани. И такой красивый. Ее отец. Она ожидала каких-то чувств, эмоций, но не было ничего. Этот человек был для нее чужим. Родной отец — и тем не менее чужой.

Мама должна была показать ей этот сундук, сердито подумала Стефани. Должна была сделать так, чтобы воспоминания о нем жили в ее, Стефани, душе. Он храбро и честно служил своей стране и был достоин того, чтобы о нем помнили.

Сжав губы, Стефани встала и начала собирать коробки. Она прочтет все его письма. И не позволит памяти о нем умереть. Он же ее отец, мужчина, который дал ей жизнь.

 

Глава вторая

Позже тем вечером, когда Стефани проходила через кухню, волоча большой мешок с мусором, который наполнила за день, зазвонил телефон. Она даже не приостановилась. Это же телефон родителей; тот, кто захочет поговорить с ней, позвонит ей на мобильный.

Не обращая внимания на настойчивые звонки, она перетащила тяжелый мешок через заднюю дверь и бросила на растущую кучу возле крыльца. Запыхавшись, она опустилась на верхнюю ступеньку, чтобы перевести дух.

Хотя Стефани выросла на ранчо, всю взрослую жизнь она провела среди шума большого города и уже успела позабыть, насколько полной может быть тишина в деревне. Закрыв глаза, она прислушалась, различая ночные звуки: далекое уханье филина, стрекотание кузнечиков и перекрывающий этот хор крик куропатки.

Стефани откинулась на деревянные планки крыльца и посмотрела на небо, усеянное звездами.

До того, как мама вышла замуж за Бада, они жили в городе с мамиными родителями. Стефани мало что помнила с того времени, но мама часто рассказывала ей истории из ее раннего детства.

Но никогда ничего не рассказывала ей об отце.

Горечь обиды и негодования сковала ей сердце. Почему, мама? — молча восклицала она. Почему ты ничего не рассказывала мне о нем? Каким он был? Забавным? Серьезным? Что любил? Чего боялся?

Сотовый телефон завибрировал, заставив ее подпрыгнуть, и она быстро вытащила его из зажима на ремне шорт. На дисплее высветился номер Кики, ее ассистентки.

— Кики, зачем ты мне звонишь? — добродушно пожурила ее Стефани. — Ты же должна быть в отпуске.

— В отпуске? Ха! Сидеть дома с трехлетними близнецами — это не отпуск, а тюремное заключение!

Засмеявшись, Стефани оперлась локтем о колено. Она была рада, что Кики позвонила. Разговор с ней отвлечет от грустных мыслей.

— Не смей так говорить о моих крестниках. Морган и Мария — ангелы.

— Гм. Легко тебе говорить. Ты же не сидишь с ними целыми днями.

— Хочешь поменяться местами? — усмехнулась Стефани. — По мне — так лучше посидеть с близнецами, чем делать то, что я делаю.

Кики сочувственно поцокала языком.

— Ну, как там у тебя дела? Прогресс есть?

Стефани устало вздохнула.

— Не слишком заметный. Я понятия не имела, что у родителей так много вещей. Только в одной столовой я провозилась три дня и еще не закончила.

— Нашла какие-нибудь спрятанные сокровища?

Стефани подумала о сундуке на чердаке.

— Может быть, — туманно ответила она, не уверенная, что готова говорить об этом.

— Может быть? — немедленно ухватилась за намек Кики. — Давай, колись, подруга. Я умираю от любопытства.

— Я нашла письма и фотографии, принадлежащие моему настоящему отцу.

Последовало мгновение потрясенного молчания.

— О, — пробормотала Кики, — я и забыла, что Бад удочерил тебя.

— Я и сама редко вспоминала об этом. Думаю, мама намеренно прятала его письма на чердаке.

— В чем дело? Ты, похоже, злишься.

— Нет, — оборонительно ответила Стефани, потом ворчливо призналась: — Ну, может, немножко. Просто я не могу поверить, что мама никогда не рассказывала, что хранила какие-то его вещи.

— Да, загадка, — задумчиво протянула Кики. — А ты уже читала письма?

Стефани проглотила ком в горле.

— Нет еще, но обязательно прочитаю все до единого. Кто-то же должен хранить память о нем.

— Эй, ты в порядке? — озабоченно спросила Кики. — Я слышу слезы в твоем голосе, а ты же никогда не плачешь.

Стефани закусила губу, сдерживая порыв рассказать Кики все — от негодования за материнский обман до встречи с Уэйдом.

— Все нормально, — заверила она подругу. — Я просто устала.

— Хочешь, я приеду и помогу?

Стефани усмехнулась, представив, как много работы им удастся сделать с двумя малышами, путающимися под ногами.

— Спасибо, но у меня все под контролем. Ты просто застала меня в момент слабости. Ладно, уже поздно. Поцелуй от меня малышей, хорошо?

— Обязательно. И не торопись, — сказала Кики. — Если тебе потребуется больше двух недель, чтобы уладить все дела, что с того? Рекламная индустрия без нас не рухнет. А когда вернешься, мы поработаем с удвоенной силой и наверстаем упущенное.

— Спасибо, Кики, — пробормотала Стефани, затем торопливо попрощалась, боясь, что может расплакаться, и отсоединилась.

Через пятнадцать минут девушка уже лежала в постели, опираясь спиной о подушки, с разложенными вокруг пачками писем ее отца. Два она уже прочла и потянулась за третьим, когда зазвонил телефон.

Поскольку у родителей не было определителя номера, Стефани не могла узнать, кто звонит. Скорее всего, кто-то из друзей родителей узнал, что она здесь, и хочет выразить ей свои соболезнования. Однако, учитывая ее теперешнее эмоциональное состояние, она, услышав слова сочувствия, вполне могла разреветься, поэтому отвечать не собиралась.

После пятого звонка телефон смолк. Со вздохом облегчения Стефани развернула следующее письмо.

Дорогая Жанин!

Денек выдался препаршивый. Без конца идет дождь. Мы уже третий день охраняем зону высадки десанта, и все, что у меня есть, промокло насквозь.

Я получил твое письмо перед тем, как покинуть лагерь. То, в котором ты спрашиваешь, можно ли тебе завести собаку. Милая, я нисколько не возражаю. Я даже буду рад, зная, что тебе есть кому составить компанию, пока меня нет. Только возьми настоящего сторожевого пса, а не какую-нибудь шавку вроде пуделя. От них пользы как монашке от титек.

Стефани усмехнулась. Ее отец был явно с юмором. Довольная, что обнаружила эту маленькую деталь в его характере, она стала читать дальше.

Я говорил, как сильно люблю тебя? Наверное, уже миллион раз, но никогда не устану это повторять. Я так скучаю по тебе, что даже больно.

Стефани приложила руку к сердцу, точно зная, что он должен был ощущать. Она испытывала такую глубину чувства только раз в жизни и, хотя прошло уже больше десяти лет, помнила все так, словно это было вчера. Любовь, настолько сильная, что отзывалась болью в груди. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, мысли о Уэйде нет-нет да и просачивались непрошеными в ее сознание и отзывались болью в сердце.

Я отдал бы все что угодно за то, чтобы сейчас обнять тебя. Иногда ночью я очень крепко зажмуриваюсь и пытаюсь представить тебя. Пару раз, клянусь, мне показалось, я даже слышал твой запах.

Ну что ж, мне пора закругляться. Становится совсем темно, а нам здесь нельзя зажигать свет, потому что это может выдать наши позиции. Боже, как я буду рад, когда эта проклятая война закончится!

Навеки твой, Ларри.

Долгое время Стефани сидела, уставившись на письмо и пытаясь уяснить для себя то, что узнала о своем отце. Совершенно ясно, что он очень сильно любил маму и беспокоился о ней. Любила ли она его так же, как он ее? Не зная ответа, Стефани сложила письмо и взяла другое из стопки.

Дорогая Жанин!

Я буду папой? Ух, ты, вот это новость! Я так счастлив, просто слов нет! Обидно только, что я торчу здесь, на другом конце света, и не могу быть с тобой. Одно радует: если мои подсчеты верны, я уже буду дома к тому времени, когда наш малыш родится.

Ты хорошо себя чувствуешь? Я знаю, иногда женщин вначале тошнит. Надеюсь, ты не из тех, кого выворачивает все девять месяцев. А живот уже виден? Наверное, это дурацкий вопрос, потому что срок-то ведь у тебя еще небольшой. Бьюсь об заклад, что беременная ты выглядишь ужасно сексуально!

Боже, не могу поверить! Я — папа! К этой мысли еще надо привыкнуть. Когда я вернусь домой, мы найдем свое собственное жилье. Я очень рад, что сейчас ты со своими родителями и они заботятся о тебе, но когда я приеду, то хочу, чтобы бы была только со мной. Я эгоист, да? Ну и пусть! Я так соскучился, что не желаю тебя ни с кем делить, даже с твоими мамой и папой!

Нам понадобится большой дом, потому что я хочу целую кучу детей. Мы никогда не говорили об этом, но я надеюсь, ты не будешь против. Не хочу, чтобы наш малыш рос без братьев и сестер, как я. Поверь, порой мне было так одиноко.

Ты пишешь, что ради меня надеешься, это будет мальчик. Милая, это не имеет значения. Если у нас родится девочка, я буду любить ее не меньше.

Ну, пока все. Надо узнать, не поедет ли кто через город, чтобы привез мне коробку кубинских сигар. Мне есть что отпраздновать.

С любовью, Ларри.

Не в силах больше сдерживать слезы, Стефани уткнулась головой в колени и разрыдалась. Она плакала о юной загубленной жизни, о храбром молодом парне, который воевал в чужой стране, на другом конце света.

Она лила слезы из-за несправедливости того, что никогда не знала своего отца, и слезы гнева на мать за то, что не поделилась с ней своими воспоминаниями о нем.

И еще она оплакивала любовь своего отца к ее матери, любовь, которую он унес с собой в могилу, любовь, которая угасла раньше, чем успела полностью расцвести.

А когда она думала, что слез больше не осталось, то заплакала о своей любви к Уэйду Паркеру и мечтах об их несостоявшейся совместной жизни.

Бормоча проклятия себе под нос, Уэйд хлопнул дверцей грузовика и завел мотор. Он был не в настроении мчаться куда-то среди ночи и играть доброго самаритянина, когда у него раскалывалась голова после стычки с дочерью из-за одежды, которую приличествует носить девочке ее возраста. Нет, он ничего не смыслит в женской моде, но в одном абсолютно уверен: его дочь не наденет на люди топик на шесть дюймов выше пупка и джинсы, сидящие так низко на бедрах, что едва прикрывают зад!

Откуда вообще дети набираются таких идей? — спросил он себя, потом фыркнул, уже зная ответ. Из телепередач, вот откуда.

Чувствуя, что снова начинает кипятиться, Уэйд ослабил пальцы, мертвой хваткой сжимающие руль, и постарался сосредоточиться на насущной проблеме.

А Стеф была проблемой, сознавала она это или нет. И благодаря звонку какой-то незнакомки она теперь — его проблема. Он, конечно, мог бы отказать в просьбе незнакомки проверить, как там Стеф, но тогда совесть замучила бы его, а на ней и без того уже был немалый груз. Уэйд не знал, как долго продлится еще его искупление, прежде совесть очистится от чувства вины за то, что он сделал со Стеф. Судя по тому, что он сейчас мчится к ней среди ночи, когда давно должен спать, конца пока не видно.

Сначала Уэйд попытался дозвониться до нее, но не получил ответа, поэтому ему ничего не оставалось, как самому поехать на ранчо Кэллоуэев и убедиться, что с ней все в порядке. Вдруг она упала с лестницы, сломала ногу и не может подойти к телефону?

Припарковавшись за ее грузовичком, Уэйд заметил, что света в окнах нет. Это хорошо, с некоторым злорадством подумал он, шагая к двери. Если Стеф в постели, он разбудит ее и помешает ей спать, как она мешает ему.

Уэйд постучал, подождал немного и снова постучал. Когда ответа не последовало, он нахмурился, недоумевая, уж не покалечилась ли она и в самом деле. Рискуя разозлить ее до чертиков, пошарил рукой над дверью и нашел ключ, который Бад всегда прятал там, вставил его в замок и открыл дверь.

— Стеф? — позвал он, войдя в холл. — Ты здесь?

Не получив ответа, Уэйд включил свет.

Дом выглядел так, словно по нему пронесся торнадо. Повсюду громоздятся коробки, двери шкафов в столовой распахнуты настежь, на столе груды посуды и всякой всячины.

Покачав головой, Уэйд направился дальше. Какой-то приглушенный звук донесся из задней части дома и привел его к двери бывшей детской. Приоткрыв дверь, он обнаружил, что Стеф сидит на кровати, спрятав лицо в подушку, которую держит на коленях.

Он заколебался, не желая нарушать то, что выглядело как глубоко личный момент скорби. Но разрывающие сердце всхлипывания потянули его в комнату.

— Стеф? — тихо позвал он. — Что с тобой?

Она резко подняла залитое слезами лицо и, бледная, уставилась на него широко открытыми глазами, словно увидела привидение.

Слишком поздно сообразив, что, наверное, напугал ее до полусмерти, он вскинул руки.

— Я не хотел напугать тебя. Пару раз позвонил тебе, но ты не ответила, и я забеспокоился, не случилось ли чего.

Она отвернулась, вытирая слезы.

— Все нормально. Просто я была не в настроении с кем-то разговаривать.

Физически с ней все в порядке, решил Уэйд, чего нельзя сказать о состоянии душевном. Судя по припухшим глазам, она уже давно плачет и еще не выплакалась.

Уэйд помялся с ноги на ногу. Ему хотелось убраться отсюда, но он не мог оставить ее в таком состоянии.

— Я могу побыть с тобой, если хочешь.

— В этом нет необходимости.

Про себя проклиная ее упрямство, Уэйд подошел и сел на край кровати.

— Я знаю, ты скучаешь по Баду, — мягко проговорил он. — Я тоже по нему скучаю.

По-прежнему не поворачивая лица, Стефани покачала головой и подняла руку, в которой держала какое-то письмо.

— Это от моего… о-отца.

Уэйд в замешательстве уставился на ее затылок.

— Бад оставил тебе письмо?

— Не Бад. Мой настоящий отец.

Он заколебался на мгновение, потом потянулся к телефону.

— Пожалуй, надо вызвать доктора.

Стефани схватила его за запястье.

— Не нужен мне доктор! Бад был моим отчимом! — Отпустив его руку, она упала на подушки и закрыла лицо руками.

Уэйд вытаращил глаза, пытаясь осмыслить то, что она сказала.

— Бад удочерил тебя?

Стефани кивнула, давая понять, что его предположение верно.

— Но… кто же твой настоящий отец?

— Ларри Блэр. — Сделав глубокий вздох, Стефани отняла руки от лица. — Он… он был убит во Вьетнаме.

Уэйд потер шею.

— Я всегда думал, что твой отец — Бад.

— Этого, как видно, и добивалась моя мать.

Он вгляделся в ее лицо, удивленный злостью в голосе.

— И что все это значит?

Она подтолкнула ногой конверты, разбросанные по постели.

— Это все письма от моего отца. Я нашла их вместе с фотоальбомом на чердаке.

— И что? При чем здесь твоя мать?

— Я понятия не имела об их существовании! Она никогда не говорила мне!

Потрясенный степенью ее ожесточения, он попытался предложить какое-нибудь логическое объяснение.

— Может, и говорила, да ты забыла.

— Нет, — покачала головой девушка. — Я отчетливо помню, как спрашивала, есть ли у нее его фотография, и она сказала, что не сохранила ничего из его вещей. Она никогда не хотела говорить о нем. Никогда! — Она ударила себя кулаком по бедру, глаза опять наполнились слезами. — Она лгала мне! Моя собственная мать лгала мне!

Уэйд вскинул руку.

— Ну, ну, не стоит предполагать худшее. Может, она просто пыталась защитить тебя.

— От чего? — чуть ли не истерически крикнула Стефани. — От моего наследия? От возможности узнать человека, который дал мне жизнь?

— Нет, от боли и страдания. — Он кивнул головой на листок, который она сжимала в руке. — Видишь, как расстроило тебя чтение его писем. Твоя мать, возможно, знала, что так будет, и хотела уберечь тебя от боли.

— Она не имела права. Он же мой отец! Ты можешь представить, каково это — ничего не знать о своем отце? Он был так рад, когда мама написала ему, что беременна…

Удержавшись от каких-либо комментариев из опасения, что Стефани опять расплачется, Уэйд неопределенно заметил:

— Ну, конечно, рад.

— Неважно. Ты не поймешь. Я и сама не уверена, что понимаю. — Она сделала глубокий вдох, потом выдохнула и выдавила вежливую улыбку. — Спасибо за то, что беспокоился обо мне и приехал, но больше тебе незачем оставаться. Я в порядке.

При всем желании поскорее оказаться вне стен этого дома Уэйд не мог этого сделать. Совесть не позволяла.

— Спешить некуда. Могу еще немного посидеть.

Стефани сжала губы, от вежливости не осталось и следа.

— Тогда выражусь яснее. Я не хочу, чтобы ты был тут.

Уэйд пожал плечами.

— Значит, в этом наши мнения совпадают, потому что я тоже не особенно хочу находиться здесь.

— Тогда осчастливь нас обоих и уезжай!

Он покачал головой.

— Не могу. Я и рад бы уехать, но, боюсь, это ничем тебе не поможет.

Она прищурилась.

— Хочешь на спор?

Уэйд спрятал улыбку, осознав, что ему удалось-таки немножко отвлечь Стеф от грусти. Довольный собой, он подтолкнул ее плечом и улегся рядом с ней на кровати.

— Что это ты делаешь? — изумленно спросила она.

Он заложил руки за голову.

— Устраиваюсь поудобнее. Похоже, тебе требуется эмоциональная разгрузка, и я готов выслушать тебя.

Она вскочила на колени, сверля его гневным взглядом.

— Когда я решу, что мне нужен психоаналитик, я найму его.

Не обращая на нее внимания, он взял один конверт и вытащил из него письмо.

— В каких войсках служил твой отец?

— В сухопутных, — бросила она. — И ты сейчас же уходишь.

Уэйд пробежал глазами несколько строчек и взглянул на нее.

— Ты это уже читала?

Стефани сложила руки на груди и поджала губы.

Уэйд спрятал улыбку.

— Полагаю, это означает «нет». Что ж, пожалуй, лучше тебе и не читать, — посоветовал он и сунул листок обратно в конверт. — Есть такие подробности в жизни родителей, о которых дочери лучше не знать.

Стефани выхватила конверт из его руки и вытащила письмо. Он наблюдал, как ее глаза расширились, когда она пробежала первую страницу.

— Я же тебя предупреждал, — заметил он, стараясь не засмеяться.

С пылающими щеками она всунула листок обратно в конверт.

— Ты сделал это нарочно. — Он развел руками.

— Ну, откуда же мне было знать, что в этом письме окажется красочное описание сексуальной жизни твоих родителей?

Она одарила его гневным взглядом и сунула письмо в самый низ пачки.

— Ты мог бы просто отложить его в сторону и промолчать.

— Но рано или поздно ты бы все равно прочитала его, — резонно заметил он, — я просто пытался избавить тебя от неловкости. — Он склонил голову набок и задумчиво протянул: — Неужели этим и вправду можно заниматься в…

Стефани вскинула руку.

— Прошу тебя, не будем это обсуждать.

— Почему ты плакала?

Она заморгала, сбитая с толку резкой сменой темы, затем уронила руку.

— Не знаю. Все это так печально. На свете не осталось никого, кроме меня, чтобы помнить его, а я совсем ничего о нем не знаю.

Уэйд взял пачку писем и задумчиво взвесил ее на ладони.

— И с помощью этого ты собираешься узнать его?

— Больше у меня ничего нет.

— По-моему, ты обрекаешь себя на страдания. — Он перевел взгляд на девушку и добавил: — И пожалуй, на смущение, ведь то, что он писал в этих письмах, предназначалось твоей матери, и больше никому.

Она кивнула с несчастным видом.

— Я понимаю это, но чтение его писем — единственный для меня способ узнать о нем.

Уэйд отложил пачку в сторону.

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

— Что?

— Обещай, что позвонишь, если почувствуешь потребность поговорить.

— Нет, я…

Он прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.

— Ты помогла мне в тяжелое время, после того как я потерял родителей. Думаю, я заслуживаю шанса сравнять счет.

Уэйд видел, что ей хочется отказаться, но в конце концов Стефани опустила голову и кивнула. Может, она соглашается лишь для того, чтобы избавиться от него? Ну и пусть.

Уэйд спустил ноги с кровати и подобрал пустую коробку с пола, после чего рукой сгреб в нее связки писем.

Стефани немедленно рванулась к нему.

— Что ты делаешь?

Он прижал коробку к себе, чтобы она не дотянулась.

— Помогаю тебе сдержать обещание. Каждый день, приезжая кормить скот, я буду оставлять по связке писем, которые ты сможешь прочитать. Справившись по хозяйству, буду заходить и проверять. Так я буду знать, держишь ли ты слово.

— А как ты узнаешь?

— Одного взгляда на твое лицо мне хватит, чтобы понять, надо тебе поговорить или нет.

Она открыла было рот, но тут же захлопнула его, очевидно понимая, что спорить бесполезно.

С чувством выполненного долга Уэйд направился к двери.

— Постой!

Он остановился и, оглянувшись через плечо, увидел, что она смотрит на него с подозрением.

— Как ты попал в дом? Я же забрала у тебя ключ, который Бад когда-то дал тебе.

— Я воспользовался тем, что спрятан над передней дверью.

Она вытаращила глаза.

— Ты знал об этом?

Он вскинул бровь.

— О, думаю, ты бы удивилась, как много я знаю.

 

Глава третья

На следующее утро Стефани носилась по дому, снимая картины и складывая их у стены в столовой. Она не находила себе места от злости.

Ей не верилось, что она согласилась на смехотворное предложение Уэйда. То, что он будет выдавать ей порциями письма отца, уже само по себе достаточно унизительно, но подвергаться его рассматриванию, чтобы он мог судить о ее психическом и эмоциональном состоянии, — это сущий мазохизм! Она не желает делиться с ним своими мыслями и чувствами. И умрет счастливой, если больше никогда не увидит его!

Услышав, как грузовик Уэйда остановился перед домом, девушка застонала, потом стиснула зубы и промаршировала к двери. Не успел он постучать, как она рывком распахнула дверь, выхватила пачку писем и, захлопнув дверь у него перед носом, повернула замок. Довольная тем, что перехитрила его, она поспешила в гостиную и устроилась в материнском кресле.

Она только развязала ленточку, которой была перевязана пачка, как волосы у нее на голове зашевелились. Почувствовав, что за ней наблюдают, она подняла глаза на дверь и чуть не подпрыгнула, когда обнаружила стоящего там Уэйда, размахивающего в воздухе ключом от дома.

— Неплохая попытка. Жаль, что ничего не вышло. — Уэйд сунул ключ в карман и дотронулся пальцами до полей шляпы. — Я вернусь, как только закончу кормить скот, — бросил он через плечо и закрыл дверь.

Честя себя на все корки за то, что не додумалась забрать спрятанный ключ, Стефани сгребла рассыпавшиеся письма и сложила их в аккуратную стопку на коленях. Ей следовало знать, что закрытая дверь не остановит Уэйда Паркера.

Потом на ее губах заиграла такая же самодовольная улыбка, какая только что была у него. Ну что ж, в эту игру могут играть и двое, сказала она себе, разглаживая помятые страницы. Она умеет скрывать свои эмоции, если ситуация того требует. Когда Уэйд вернется посмотреть, то найдет ее совершенно спокойной, занятой упаковкой вещей. Уверенная, что сможет перехитрить его, она начала читать.

Жанин!

У тебя никогда не было такого чувства, что все вокруг сошли с ума и ты единственный нормальный человек? Именно это я сейчас чувствую. Клянусь, двое парней в моем подразделении съехали с катушек. Если они не пьют, то курят травку, или еще хуже.

В бою мы все действуем как единый организм, и жизнь каждого зависит от остальных. Но этим парням я не могу доверять. Я пытался поговорить с ними, внушить им, что если они не прекратят накачиваться этой дрянью, то из-за них нас всех убьют. Они только рассмеялись и обозвали меня стариканом и кое-чем похлеще. Черт, мне плевать, как они меня называют, Я просто не хочу, чтобы из-за их дурости нас всех убили.

Извини, не стоило тебе все это рассказывать, но иногда мне просто необходимо выговориться, но некому.

Ну да хватит об этом. Как ты себя чувствуешь? Какой вес уже набрала? Еще не думала насчет имени? Если будет мальчик, мы можем назвать его Уильям, в честь моего отца, а если девочка, мне всегда нравилось имя Стефани. Знавал я одну девчонку — не подружку, просто друга — по имени Стефани, и она была такой классной. Стефани Блэр. Звучит, правда?

Ну, заканчиваю. Скоро прилетит вертолет, чтобы забрать почту, и я хочу отправить с ним это письмо.

Любящий тебя, Ларри.

Стефани аккуратно сложила письмо и сунула обратно в конверт. Он назвал ее. Не мама, а отец выбрал ей имя. Девушка пару раз шмыгнула носом, но сдержала эмоции в узде. Значит, сможет и дальше не расклеиться. С этой ободряющей мыслью она взяла следующее письмо из пачки.

Моя милая Жанин!

Вчера мы потеряли одного парня. В нашем районе были замечены вьетконговцы, и наше подразделение послали подтвердить эту информацию и выяснить, сколько их и много ли при них боевой техники. Два дня мы не видели никаких признаков врага и уже собрались возвращаться, когда разверзся ад.

Мы как раз были возле старой воронки от взрыва и побежали к ней, чтобы организовать защиту и вызвать по рации вертолет. Нам удалось продержаться, пока не прилетел вертолет, чтобы прикрыть нас сверху. Когда мы уже увидели его, кто-то заметил, что нет Дика, одного из новичков.

У нас было всего несколько секунд, чтобы вскочить в вертолет и убраться оттуда. Двое из нас — я и Ти Джей, еще были на земле, когда внезапно раздался звук, похожий на индейский военный клич, а за ним автоматная очередь. Я взглянул влево и увидел Дика, стоящего на краю воронки и палящего без разбору из автомата. Я закричал ему, но было уже поздно. Вьетконговцы заметили его.

Первая пуля попала ему в шею, и она же, скорее всего, и убила его, но он получил еще штук двадцать, прежде чем повалился вниз. Мы с Ти Джеем втащили его в вертолет и привезли на базу. Его родителям теперь уже, наверное, сообщили. Надеюсь только, что они никогда не узнают, что он перед смертью свихнулся.

Если бы он тогда послушался меня и завязал с наркотой, то мог бы остаться в живых. Впрочем, здесь никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту.

В некотором смысле я даже благодарен Дику. Его смерть заставила меня о многом задуматься. Я полночи не спал, размышляя об ошибках, которые наделал в прошлом, и вот что решил: в будущем я без колебаний стану говорить людям, что думаю о них. Я начну охотнее воспринимать новые идеи и не стану осуждать те, с которыми не согласен. И буду легче прощать, ведь никогда не знаешь, хватит ли у тебя времени все исправить.

Я люблю тебя, Жанин.

Ларри.

Стефани опустила письмо и слепо уставилась на стену, ошеломленная живой сценой, описанной отцом. Господи, каких ужасов он, должно быть, нагляделся во Вьетнаме за восемнадцать месяцев своего пребывания там!

Как человек может с этим справиться? — спрашивала она себя. Какие шрамы это оставляет в его душе?

Она положила ладонь на письмо. Если бы отец остался жив, интересно, каким человеком он был бы? Как печально, что у него не было возможности улучшить свою жизнь, как он намеревался.

Зато она может, внезапно подумала Стефани. Она может взять на вооружение его планы и решения и претворить их в жизнь. Это будет своего рода данью памяти отцу. Способом сделать его частью своей жизни.

Уэйд тихо стоял в дверях, наблюдая за Стефани. Она не плакала, и это было уже хорошо, но и джигу не выплясывала. Она морщила лоб, словно находилась в глубокой задумчивости.

— Закончила читать письма?

Стефани подскочила, затем схватилась за сердце и вздохнула.

— Я не слышала, как ты появился.

Сняв шляпу, Уэйд вошел в комнату.

— Извини. В следующий раз я покричу. — Он присел на подлокотник кресла Бада. — Ну? Как идут дела?

Отведя взгляд, она пожала плечами и обмотала ленточкой пачку писем.

— Вроде неплохо. Я прочитала два.

— Два? — переспросил Уэйд и взглянул на часы. — Должно быть, они длинные — меня не было почти час.

— Не длинные. Тяжелые.

— А, — понимающе протянул он, но больше ничего не добавил. Если она хочет поговорить, он послушает, но не станет заставлять ее говорить то, чем она не готова или не желает поделиться.

Выражение ее лица сделалось задумчиво-печальным.

— Ему было только двадцать один, когда он умер, — сказала она, словно размышляя вслух. — И тем не менее он, вероятно, видел и испытал больше, чем мужчины вдвое старше него.

— Ну, еще бы.

Стефани подняла на него глаза.

— В последнем письме он пишет о парне из его взвода, который был убит. — Поморщившись, она покачала головой. — Даже читать об этом ужасно, каково же видеть своими глазами?

— Война не пикник. Спроси любого ветерана.

Опустив взгляд, Стефани виновато затеребила ленточку на связке.

— Стыдно признаться, но мои знания об этой войне чисто исторические: даты, сражения, политические результаты. Словом, то, что изучают в школе. А поскольку ни фильмы, ни романы о войне меня особенно не привлекают, я не имела о ней почти никакого представления. И, честно говоря, не хочу иметь. — Она взглянула на него. — Это делает меня похожей на страуса, прячущего голову в песок?

Уэйд подумал о своей дочери и о текущих проблемах, связанных с ней, и покачал головой.

— Нет. Наивность — это такая вещь, которую в современном мире очень трудно сохранить.

— Наивная? Я? — Стефани усмехнулась. — Думаю, я лишилась наивности лет примерно в шесть, когда Тэмми Джонс сказал, что Санта-Клауса не существует.

Уэйд схватился за сердце.

— Прошу тебя, только не говори, что это правда.

Пряча улыбку, она отложила связку писем в сторону и поджала под себя ноги.

— Я же не утверждаю, что его и в самом деле нет, просто повторяю слова Тэмми.

Уэйд вздохнул с преувеличенным облегчением.

— Уф, как ты меня напугала. Я рассчитываю, что Санта принесет мне новый трактор, о котором я мечтаю.

— Трактор? — повторила она и закатила глаза. — Ох, уж эти мужчины и их игрушки.

— Трактор не игрушка, — сообщил он ей. — Это машина.

Стефани отмахнулась:

— Какая разница.

— Ладно, мисс Острячка, а что Санта собирается принести тебе?

Она заморгала, словно застигнутая врасплох этим вопросом, на глаза набежали слезы.

Уэйд проглотил стон, осознав, что после смерти Бада это будет ее первое Рождество без семьи. Опустившись на колено, он накрыл ее руку своей.

— Прости, Стеф. Я не подумал.

Пряча лицо, она покачала головой.

— Ты не виноват. Просто… я еще не заглядывала так далеко вперед.

Надеясь хоть немного взбодрить Стефани, Уэйд взял ее за руку и потянул, поднимая.

— Вот что я тебе скажу. В наказание за мой глупый язык от меня — час рабского труда: таскать коробки, выносить мусор, словом, все, что скажешь.

Он почувствовал ее сопротивление, но потом она удивила его, решительно кивнув.

— Хорошо, но помни — это была твоя идея, не моя.

Стефани сама не знала, почему приняла предложение Уэйда помочь… а может, и знала.

Я буду легче прощать…

Это был один из способов, посредством которых ее отец планировал изменить свою жизнь… и одно из тех изменений, которые Стефани должна внести в свою, если собирается почтить память отца, переняв его план.

Но сможет ли она простить Уэйда? По-настоящему простить?

Она покачала головой, опуская в коробку завернутое в бумагу блюдо, не уверенная, возможно ли это.

— В какую кучу определить вот это?

Стефани подняла глаза.

— Ой, ну надо же, — она взяла у него из рук круглый кусок гипса, — сто лет его не видела.

Уэйд присел на корточки рядом с ней.

— А что это?

Она улыбнулась.

— Я сделала это на кружке по искусству. Учитель наливал гипс в сковороду, а мы оставляли в нем отпечаток своей руки.

Уэйд приложил свою ладонь к отпечатку.

— Посмотри, какая маленькая, — изумленно проговорил он, — моя раза в три больше твоей.

Стефани насмешливо взглянула на него.

— Мне тогда было всего пять лет. С тех пор я подросла.

— Не сказал бы, что намного. — Он поднял руку. — Приложи свою к моей. Давай посмотрим, чья больше.

Она заколебалась, опасаясь физического контакта, но все же собралась с духом и приложила к его ладони свою, ощутив вначале тепло, а потом и силу руки Уэйда. А затем закрыла глаза, когда ощущение его близости омыло ее с ног до головы.

— На добрых три дюйма длиннее, — похвастался Уэйд, — а может, и больше. И моя ладонь шире, по крайней мере, на два дюйма. — Он посмотрел на нее и нахмурился. — Стеф? Что с тобой? У тебя лицо все красное.

Ну еще бы! Ее тело горит огнем, а в голове проносится воспоминание за воспоминанием о том, как эти руки могут сводить женщину с ума.

Судорожно вздохнув, она выдавила улыбку.

— Ничего страшного, просто немножко голова закружилась.

Девушка хотела убрать свою руку, но он сплел их пальцы, не отпуская ее. Стефани испуганно подняла глаза и встретилась с его взглядом. В его глазах она прочла то же осознание близости, ту же потребность, которая горела в ней. Не в силах отвести взгляд, она все смотрела, медленно сознавая, что он собирается поцеловать ее.

— Стеф…

В последнюю секунду она отвернулась и покачала головой.

— Нет. Не надо. Пожалуйста, я…

— Что?

Проглотив слезы, она снова посмотрела на него.

— Я не хочу, чтобы ты целовал меня. То, что случилось… я не могу это забыть.

В его глазах полыхнул гнев.

— Не можешь или не хочешь?

Покачав головой, она отвела взгляд.

— Это не важно. Результат тот же.

Он с силой стиснул ее пальцы.

— Для тебя, может, и нет, а для меня важно. Бога ради, Стеф! Все это в прошлом. Почему ты никак не можешь забыть?

Стефани разозлилась. Неужели он думает, что это так легко?

— Да потому что мне больно! — закричала она, прижимая кулачок к груди. — Столько лет прошло, а все равно болит.

Уэйд уставился на нее, мускулы на лице расслабились.

— Ты все еще страдаешь, — изумленно пробормотал он.

Она отчаянно затрясла головой и попыталась вырвать свою руку.

— Нет, нет, это невозможно.

Он крепко сжимал ее пальцы, отказываясь отпустить.

— Возможно, ты этого не хочешь, но я же вижу, что ты чувствуешь.

Слезинка выкатилась из-под века и покатилась по щеке девушки.

— Ах, Стеф, — горестно воскликнул Уэйд, — я никогда не хотел причинить тебе боль. Я просил тебя простить меня, но ты отказалась. — Он опустил глаза и покачал головой, потом снова поднял голову, встречаясь с ее взглядом, и она чуть не расплакалась от того, сколько сожаления было в его глазах. — Я знаю, что погубил наши шансы быть вместе, но не могли бы мы остаться по крайней мере друзьями? — Он умоляюще сжал ее руку. — Пожалуйста, Стеф? Неужели я прошу так много?

Ей хотелось крикнуть: да, ты просишь слишком много, хотелось засыпать его градом обвинений, но она обнаружила, что не может. И дело было не только в ее желании претворить в жизнь отцовский план о прощении. Мольба в глазах Уэйда и искренность в голосе проникли в такие глубины ее сердца, до которых она уже и не мечтала добраться.

Но Стефани не позволит ему еще раз причинить ей боль. И сделает все возможное, чтобы быть его другом, но не больше.

Сделав успокаивающий вздох, она расправила плечи.

— Полагаю, мы можем попробовать.

Уэйд долгое мгновение смотрел на нее, не мигая, словно не верил своим ушам.

— Что ж, по крайней мере, это начало. — Отпустив ее руку, он взял гипсовый круг. — Итак, куда его?

Радуясь, что он положил конец эмоциональной сцене, Стефани заморгала, прогоняя слезы с глаз, затем показала на кучу под названием «выбросить».

— Может, потом я и буду ругать себя, но выбрасывай.

— Если ты хочешь оставить его как нечто особенно дорогое…

— Да в том-то и дело, что здесь все особенно дорогое! — Стефани жестом обвела комнату. — С каждой вещью связано какое-нибудь воспоминание. Как я могу с ними расстаться?

— Не расставайся. Или пристрой комнату к своему дому, или найми еще одно помещение под склад.

Стефани нахмурилась, когда он взял кусок бумаги и стал заворачивать в нее гипсовый круг.

— Что ты делаешь? Я же сказала выбросить.

— Такое произведение искусства? — Он покачал головой. — Ни за что. Эта вещь бесценна.

К глазам девушки опять подступили слезы, когда Уэйд положил завернутый отпечаток ее ладошки в коробку. В этом простом действии была какая-то доброта, которой даже он сам, вероятно, не сознавал. Его отказ выбросить сувенир из ее детства проделал еще одну брешь в броне, которой она окружила свое сердце.

Чтобы еще больше не расклеиться, Стефани спросила:

— Который час?

Он взглянул на свои часы.

— Тридцать пять второго.

— Это означает, что ты уже отработал свою повинность.

— Я могу еще остаться, если хочешь.

Она повернулась и легонько подтолкнула его в сторону двери.

— Я очень благодарна тебе за помощь, но мне прекрасно известно, сколько у тебя своей работы.

— Да, — согласился Уэйд, — это точно. — В дверях он остановился и оглянулся. — Стеф, я рад, что мы снова будем друзьями.

Она проглотила комок, прежде чем ответить:

— Да, я тоже.

Стефани открыла глаза и уставилась на темный потолок. Сон все не шел к ней. Мысли о том, что произошло сегодня, не давали ей покоя.

Если бы она не отвернулась, Уэйд поцеловал бы ее. Одна часть Стефани возмущалась, как он вообще осмелился на такое, а другая жалела, что не позволила ему.

И именно это не давало ей уснуть — сознание того, что она все еще жаждет его поцелуев. Ну, что за дура! Какая женщина в здравом рассудке по собственной воле снова подвергнет себя такой боли?

Застонав, Стефани схватилась руками за волосы, словно хотела вырвать мысли о Уэйде из головы. Но это не помогло, только голова заболела еще сильнее.

Малыш тихо зарычал, и она напряглась, прислушиваясь.

— Что такое, Малыш? Ты что-то услышал?

В ответ пес встал и подошел к двери. Стефани спустила ноги с кровати и тоже подошла.

— Кто там? — прошептала она.

Малыш тихо заскулил и поцарапал лапой дверь.

Хотя пес не мог видеть ее лица в темноте, Стефани сурово взглянула на него.

— Если тебе просто понадобилось выйти в туалет, я ужасно разозлюсь, — предупредила она. Пес резко гавкнул.

— Ну, Малыш, может, не стоит, а?

Стефани набралась храбрости, приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Не увидев ничего необычного, она приоткрыла дверь пошире. Внезапно в голову полезли жуткие мысли о грабителях и серийных убийцах. Вспомнив про винтовку, которую Бад держал за дверью прачечной, она тихонько прокралась по темному коридору.

Взяв винтовку и убедившись, что она заряжена, Стефани открыла входную дверь. Собака пулей понеслась к сараю, оглушительно лая. Стефани помедлила секунду, потом вышла следом.

Небо было покрыто густым слоем грозовых облаков, скрывающих лунный свет. Подавив дрожь, Стефани подняла винтовку к плечу и, крадучись, двинулась к сараю, прислушиваясь к лаю Малыша.

Вспышка молнии расколола небо, заставив девушку подпрыгнуть, а секунду спустя грянул гром. Поклявшись убить Малыша, если он всполошил ее понапрасну, она ускорила шаги.

Когда до сарая оставалось несколько шагов, Малыш внезапно перестал лаять. Нахмурившись, Стефани всматривалась и вслушивалась, но не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Сжимая ружье, она на цыпочках подкралась к открытой двери сарая. Прислонившись плечом к косяку, прокричала своим самым грозным голосом:

— Выходи с поднятыми руками!

— Стеф?

Она подпрыгнула при звуке мужского голоса.

— Уэйд? Это ты?

— Да, я.

Вспыхнул верхний свет, и когда глаза привыкли, она увидела идущего к ней Уэйда, за которым трусил Малыш.

Стефани не знала, то ли пристрелить их обоих за то, что напугали ее до смерти, то ли осесть на землю от облегчения.

— Какого дьявола ты здесь делаешь среди ночи? — напустилась она на Уэйда. Внезапно до нее дошло, что она не слышала звука подъезжающей машины. — И где твой грузовик?

— Дома. Я пришел пешком.

— Пешком? — Она вытаращила глаза. Уэйд сунул руки в карманы и пожал плечами.

— Не мог уснуть, поэтому решил проверить телку, которая должна отелиться.

— Ты пришел пешком, — повторила она, словно никак не могла в это поверить.

— Тут недалеко, если идти напрямик, через лес.

— О господи! — простонала Стефани. — Ты же мог наткнуться на койотов или гремучих змей! — Она покачала головой. — Ох, уж эти мужчины.

Позади нее сверкнула молния, за которой последовал оглушительный удар грома. Уэйд забрал у нее ружье и взял за руку.

— Идем, — потянул он ее за собой. — Тебе надо поспешить в дом, пока не пошел дождь.

— А как же ты? Как ты вернешься домой?

— Так же, как и пришел. Пешком.

Стефани резко остановилась.

— Но ты же вымокнешь насквозь!

— Не впервой, не растаю. — Едва Уэйд успел произнести эти слова, небеса разверзлись и хлынул ливень. — Бежим! — крикнул Уэйд.

Стефани не нужно было уговаривать. Она помчалась к дому, радуясь, что Уэйд держит ее за руку, иначе она непременно бы поскользнулась на скользкой траве и упала. Он добежал до задней двери и распахнул ее. Стефани нырнула внутрь и включила свет, Малыш — следом за ней, и последним вбежал Уэйд. Стянув шляпу, он прислонил ружье к стене и закрыл дверь.

— Мама дорогая! — воскликнул Уэйд, стирая рукавом воду с лица. — Ну и погодка.

Стефани вытащила пару кухонных полотенец из ящика, одно бросила ему, а вторым принялась вытирать Малыша.

— Не подлизывайся, — проворчала она, когда пес с благодарностью лизнул ее в лицо. — Если бы не ты со своим глупым лаем, мы бы не вымокли насквозь.

Уэйд присел на корточки рядом с ней и забрал полотенце.

— Давай я. Это я виноват, а не Малыш.

Стефани встала и направилась к прачечной, где оставила корзину с чистым бельем. Она стащила с себя мокрую рубашку, вытерлась насухо и переоделась в майку и шорты. Взяв одну из отцовских футболок, вернулась на кухню и протянула футболку Уэйду.

— Может, не твой размер, но, по крайней мере, сухая.

— Спасибо. — С признательной улыбкой он взял футболку и начал расстегивать свою рубашку.

Стефани не собиралась смотреть, но обнаружила, что не может отвести взгляд, когда с каждой расстегнутой пуговицей его грудь все больше обнажалась. Еще с тех давних времен она знала, что он часто работает без рубашки. В результате кожа у него на груди такая же загорелая, как лицо и руки, а маленькие волоски, спускающиеся к пупку, выгорели добела.

К тому времени, когда он добрался до ремня джинсов и начал вытаскивать края рубашки, во рту у нее пересохло. Смущенная своей реакцией на такое вполне невинное действо, она поспешно отвернулась. В это время выключился свет.

— О боже, — пробормотала Стефани. — Еще и электричество вырубили.

— На полке справа от раковины лежит свеча.

Она нахмурилась:

— Я знаю, где лежат свечи.

— Извини.

Стефани зажгла свечу, подняла ее и подозрительно поглядела на Уэйда.

— А тебе-то откуда известно, где что лежит?

Он натянул футболку и посмотрел на девушку.

— Может, ты и выбросила меня из своей жизни, но твои родители предпочли этого не делать.

— Ты хочешь сказать, что ты… они…

— Да, именно это я и хочу сказать. — Уэйд поднял с пола полотенце, которым вытирал Малыша. — Твоя мать, правда, не сразу простила меня, но думаю, в конце концов она поняла, что я поступил, так, как должен был поступить благородный человек, попавший в такую ситуацию, как я.

Стефани осторожно поставила подсвечник на стол, боясь уронить его. Внезапно ей стало нехорошо.

— Но они не сказали мне ни слова. Ни разу даже не упомянули твоего имени.

Уэйд бросил мокрое полотенце в раковину.

— Просто они знали, что это расстроит тебя.

Она спрятала лицо в ладони.

— Не могу поверить. Как они могли так поступить со мной?

— Ну, перестань, Стеф, — мягко пожурил он ее. — Они не сделали ничего плохого. Ты же знаешь, что твои родители любили тебя. Они бы никогда не сделали ничего, что причинило бы тебе боль.

— Но они простили тебя! — крикнула Стефани. — Зная, как ты поступил со мной, они все равно простили тебя!

— Одно с другим не связано, — возразил Уэйд. — Они простили меня за то, что я сделал, но не за боль, которую я тебе причинил. Не думаю, что они смогли бы это когда-то простить.

Она вскинула руки.

— А что еще было прощать?

— То, что я вынужден был жениться на женщине, которая забеременела от меня.

Потрясенная, Стефани могла только молча смотреть, не в силах поверить, что ей сейчас так же больно слышать об этом, как и тогда, много лет назад.

Она хотела закрыть уши, но Уэйд не позволил ей, схватив за руки и заставляя выслушать его.

— Я никогда не любил Анжелу. Не могу сказать, что горжусь этим, но это правда. Я любил тебя, Стеф, всем сердцем и душой. Твои родители знали это и понимали, чего мне стоило потерять тебя. — Уэйд еще крепче стиснул ее руки и медленно покачал головой. — Но не вини мать с отцом за их доброту ко мне. Без них я не знаю, как бы пережил все это. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. — Наверное, мне пора идти, чтобы ты могла лечь спать. — Уэйд наклонился, чтобы потрепать Малыша по голове. — Думаю, тебе лучше взять с собой в спальню пару свечей. Электричества может не быть до утра.

Стефани смотрела, как он идет через кухню, и горло ее так сдавило, что она едва могла дышать.

Я любил тебя, Стеф, всем сердцем и душой.

Уэйд уже дошел до двери, прежде чем она обрела голос:

— Я тоже любила тебя. — Слезы выступили у нее на глазах. — А ты разбил мне сердце.

 

Глава четвертая

Уэйд стоял, парализованный не только безысходным отчаянием, отражающимся на лице Стефани, но и тем, что она только что сказала. Эту женщину он любил — все еще любит, если уж начистоту, — и, по ее собственному признанию, он разбил ей сердце. Уэйд знал это, по крайней мере догадывался, что так и есть, но слышать, как она произносит эти слова, и видеть, что спустя столько лет она все еще страдает от его измены, было просто убийственно.

Тогда Уэйд не мог утешить ее, да и как бы ему это удалось, если она даже на порог бы его не пустила.

Но теперь может.

Двумя широкими шагами он пересек комнату и обхватил лицо девушки ладонями.

— Я так сожалею, Стеф. — Подушечками больших пальцев он стер слезинки под ее глазами. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Клянусь, если бы был другой выход… — Осознав, каким жалким звучит его извинение, Уэйд крепче сжал лицо Стефани, отчаянно пытаясь заставить ее поверить ему. — Ты не заслужила того, что я сделал с тобой. Это мой грех. Ты не принимала в нем участия, и все же тебе пришлось заплатить дорогую цену. — Он тяжело сглотнул. — Но и я тоже заплатил, Стеф. И, если хочешь правду, до сих пор плачу.

Он увидел вспышку удивления и надежды в ее глазах.

Не в состоянии сделать что-либо еще, Уэйд опустил голову и коснулся губами ее рта. Это не был страстный поцелуй, лишь простое соприкосновение губ. Но для Уэйда это было как возвращение домой после долгой отлучки. Он отстранился лишь настолько, чтобы сделать судорожный вдох, затем обнял Стефани и снова прижался ртом к ее губам. Он почувствовал пробежавший по ней трепет, проглотил тихий вздох, который сорвался с ее губ. Со стоном Уэйд крепче прижал девушку к себе и захватил ее губы своими.

Ее вкус стремительно хлынул по нему, как вздувшаяся река, затопляя его воспоминаниями, которые он отчаянно пытался побороть все эти годы. Ощущение прекрасного обнаженного тела в его руках, стремительное, ненасытное скольжение маленьких ладоней. Довольное кошачье мурлыканье Стефани, вибрирующее у него на груди, влажное тепло ее смеха, щекочущего подбородок.

Жаждущий большего, Уэйд, не прерывая поцелуя, подвел Стефани к стене и прижался к ней, пригвоздив своим телом. Наполнив свои ладони ее влажными от дождя волосами, он углублял поцелуй до тех пор, пока дыхание не обожгло легкие, а в жилах вскипел огонь, и каждая клеточка в теле запульсировала от потребности овладеть ею, снова сделать своей.

— Я хочу тебя, Стеф, — прошептал Уэйд и осыпал поцелуями ее лицо, веки, щеки. — Хочу заняться с тобой любовью. — Он просунул колено между ног Стефани и спрятал лицо в изгибе ее шеи, чтобы заглушить стон, когда тепло девушки обожгло ему бедро.

Уэйд знал, что ее желание не уступает его собственному, однако ощутил неуверенность в дрожании рук у него на груди и испугался, что слишком торопит события.

Сделав длинный, прерывистый вздох, чтобы успокоиться, он поднял руку и накрыл грудь Стефани. Под своей ладонью он почувствовал биение ее сердца.

— Помнишь, как хорошо нам было вместе? — Сомкнув пальцы вокруг мягкой плоти, Уэйд нежно помассировал ее. — Я всегда любил твою грудь. — Он приподнял ту, которую держал, и согрел своим дыханием. Замычав от удовольствия, когда сосок заострился под тонкой тканью, он лизнул языком припухшую вершинку.

Стефани инстинктивно выгнулась, полнее подставляя ему грудь. Уэйд легонько прикусил, но ткань мешала ему как следует прикоснуться, попробовать ее.

— Я хочу тебя обнаженной, — сказал он, затем взглянул на нее, ожидая разрешения.

Сглотнув, она кивнула и снова с тихим стоном прислонилась головой к стене, когда он спустил ее футболку, обнажая грудь. Свеча позади него отбрасывала мерцающий свет на пылающую плоть: заострившийся бутон, коричневатый ореол, окружающий его, бледную кожу, залитую румянцем желания. Зачарованный этим зрелищем, Уэйд сомкнул губы вокруг соска и втянул его в рот.

Посасывая, дразня сосок языком и зубами, он чувствовал ее возрастающее желание. Стефани обхватила Уэйда за голову, ее нетерпеливые пальцы путались в его волосах. Горячо желая удовлетворить обоих, он оторвался от нее и подхватил на руки.

Оставив свечу в кухне, Уэйд зашагал по темному коридору, и без света прекрасно ориентируясь в доме ее родителей. Очутившись в спальне, захлопнул дверь ногой на случай, если Малыш прибежит следом, и, подойдя к кровати, положил Стефани и вытянулся рядом.

В темноте он не видел лица девушки, да это и не требовалось ему, чтобы понять, что за время короткого перехода из кухни в спальню ее неуверенность вернулась. Он физически ощущал годы, лежащие между ними, все те бесконечные дни и месяцы, когда она цеплялась за свою ненависть к нему, окружая свое сердце такой неприступной стеной, которую он мог лишь надеяться когда-нибудь разрушить. Несколько минут назад Уэйд понял, что способен соблазнить ее. Но он не может позволить своей потребности обладать ею уничтожить тот малый шанс, который у него еще есть.

Дотронувшись до щеки Стефани, Уэйд повернул ее лицо к себе.

— Ты не представляешь, как сильно я скучал по тебе. Сколько ночей мечтал вот так обнимать тебя. — Он сделал глубокий вдох, отчаянно желая, чтобы она поняла, что он на самом деле чувствует. — Но это гораздо больше, чем физическое желание. Я тосковал по твоему смеху, твоей улыбке, по тому, как ты всегда точно знала, что мне нужно. А еще по нашим беседам часами и тому времени, которое мы проводили в молчании, счастливые уже тем, что вместе. — Он нашел ее руку и поднес к своим губам. — Я бы солгал, утверждая, что не хочу тебя сейчас. Но больше, чем сексуальное освобождение и удовольствие, которое это дало бы мне — я надеюсь, нам обоим, — мне нужна ты. Снова в моей жизни, в моем сердце. Когда мы займемся любовью, Стеф, я хочу, чтобы ты желала меня так же сильно, как желаю тебя я. Я хочу, чтобы не было никаких сожалений. — Услышав, как ее дыхание сбилось, Уэйд провел большим пальцем по ее щеке, чтобы поймать выкатившуюся слезинку. — Не плачь, Стеф. Просто позволь мне обнимать тебя. Я больше ничего не буду делать, клянусь, просто подержу тебя.

Стефани проснулась. Какие-то обрывки неясных чувств и эмоций завертелись в голове. Не открывая глаз, она попыталась определить их все. Тепло. Нежность. Покой. Защищенность. Вожделение.

Уэйд, медленно осознала Стефани, вспомнив события прошедшей ночи. Он возбудил ее своими соблазнительными словами, губами, прикосновениями. От одного только воспоминания об ощущении его губ на своей груди, от трепета желания, которое он вызывал, ей пришлось плотно сжать бедра, сдерживая тянущую, пульсирующую боль снизу живота.

Девушке также вспомнилось беспокойство, возраставшее в ней с каждым шагом, который делал Уэйд по направлению к спальне. Недоверие. Это такое отвратительное, губительное слово, с которым Стефани жила много лет. Но как бы упорно она ни старалась изгнать его из своего сознания, оно все равно оставалось, удерживая ее от того, чтобы отдать свое сердце мужчине — любому мужчине.

Но Уэйд утверждал, что страдал так же сильно, как и она. И, если верить ему, до сих пор страдает. В памяти Стефани всплыло то, как он привлек ее в свои объятия, говоря, что просто хочет обнимать ее. Она закрыла глаза, отдаваясь ощущению тепла и защищенности, которые почувствовала в его руках.

И внезапно резко открыла глаза, окончательно проснувшись. Он все еще здесь, с ней? В ее постели? Затаив дыхание, Стефани протянула руку и пошарила у себя за спиной. Когда пальцы наткнулись лишь на холодные простыни, сунула ладонь под щеку, испытывая разочарование.

И с какой стати она грустит? Ей следует радоваться. В ее жизни хватает горестей и без Уэйда.

Со вздохом Стефани откинула одеяло, собираясь вставать, но застыла, когда листок бумаги слетел с подушки и медленно спланировал вниз с другой стороны кровати. Нырнув за ним, она поймала его прежде, чем он упал на пол. С колотящимся в горле сердцем она села и прочла:

Доброе утро, Солнце!

Извини, что ушел, не разбудив тебя, но ты так сладко спала, что я решил не тревожить тебя. Вернусь около полудня, завезу еще одну связку писем. Если хочешь, могу остаться и помочь тебе собирать вещи.

Уэйд.

Стефани вновь перевела взгляд на первую строчку, и приятное тепло растеклось в груди. Солнце. Он часто называл ее так тем летом, когда они познакомились. Удивленная, что он помнит ласковое прозвище, Стефани откинулась на подушку и уставилась в окно, гадая, к чему все это приведет.

Судя по страстной сцене на кухне прошедшей ночью, Уэйд надеется, что их дружеские отношения плавно перетекут в любовные. Но она не уверена, что позволит ему что-то большее, чем дружба. Он уничтожил ее доверие, причинил ей боль, которую не описать никакими словами. Сможет ли она простить, забыть? А если не сможет, какой смысл возобновлять с ним отношения, ведь прошлое всегда будет стоять между ними?

Стефани задрожала, вспомнив его губы на своей груди и собственное отчаянное желание, делавшее ее слабой и безвольной. Он был прав, говоря, что им было хорошо вместе. Им действительно было хорошо, и это целиком и полностью заслуга Уэйда. Она больше не встречала мужчину, который бы удовлетворял ее так, как он. Уэйд всегда, казалось, понимал ее желания, точно зная, как доставить ей удовольствие и когда она хочет, чтобы он остановился.

Так было и прошлой ночью. Стефани сама даже еще не успела принять решение, как он высказал ее страхи вслух и пообещал не заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не сможет делать это без сожалений.

Стефани судорожно вздохнула. Ну как, скажите на милость, может женщина устоять против такого мужчины, который знает о ее страхах не хуже ее самой и предлагает понимание и терпение, пока она не справится с ними?

Услышав приглушенный крик «дверь открыта!», Уэйд вошел в дом.

— Я здесь!

Поскольку ее голос доносился из задней части дома, он предположил, что «здесь» означает в одной из спален. Пройдя коротким путем через столовую, Уэйд сунул голову в гостевую спальню и обнаружил Стефани стоящей на стремянке внутри стенного шкафа. Она была в шортах, и при виде ее длинных загорелых ног и голых ступней Уэйд почувствовал напряжение в паху. Надув щеки, он медленно выдохнул, чтобы успокоиться, и бросил связку писем на кровать.

— Вижу, ты потрудилась на славу.

— Не то слово, — последовал ответ. Девушка спустилась с лестницы, держа под мышкой обувные коробки. Поставив их на пол, выпрямилась, сдула с лица завитки волос, выбившиеся из хвоста, и улыбнулась. — Я закончила в столовой, теперь работаю здесь.

Уэйд оглядел кучи барахла на полу, затем наклонился и поднял куклу, лежащую у изножья кровати. Черная дыра зияла в том месте, где должен быть глаз, а светлые волосы клоками торчали в разные стороны. Он вскинул бровь.

— Твоя?

Ласково улыбаясь, Стефани взяла у него куклу.

— Это Мэдди. Я не расставалась с ней лет с трех до семи.

— Что случилось с ее глазом?

— Одна из собак Бада выдрала его.

— Волосы тоже?

Она покачала головой и попыталась пригладить клочковатую паклю.

— Нет, это моя работа. Я подумала, что ей больше пойдет короткая стрижка.

Уэйд присел на край кровати.

— Напомни мне не приближаться к тебе, когда у тебя в руках будут ножницы.

Улыбнувшись, она положила куклу на трюмо.

— Трус.

В зеркале трюмо он увидел, как улыбка Стефани сникла, и по появившимся на лбу морщинкам понял, что ее что-то беспокоит.

— Насчет прошлой ночи… — смущенно начала она.

Он поймал ее за руку и, потянув, усадил рядом с собой.

— Что насчет прошлой ночи?

Она взглянула на него, затем отвела глаза; ее щеки вспыхнули.

— Ты наверняка думаешь, что я подаю…

Когда ее голос стих, он спрятал улыбку.

— Противоречивые сигналы?

Стефани опустила голову и кивнула.

— То я прогоняю тебя, а то…

— Растекаешься восторженной лужей у моих ног?

Она нахмурилась.

— Ну, я бы так не сказала.

Усмехнувшись, он обнял ее за плечи.

— Не сердись. Я просто пытался рассмешить тебя, чтобы ты немного расслабилась.

Стефани вскочила на ноги и нервно заходила по комнате.

— В этом-то и проблема. Рядом с тобой слишком легко расслабиться. Так легко, что я забываю об осторожности.

— А это плохо?

Она развернулась лицом к нему.

— Да, это очень плохо! Ты причинил мне боль, и я не могу этого забыть.

— Но ты простила меня.

Это было утверждение, не вопрос, и Стефани уставилась на Уэйда, осознав, что это правда. Девушка не знала точно, когда и почему, но она действительно простила его.

Но что проку в прощении, если она не может забыть?

— Дай себе время, — предложил Уэйд, словно читая ее мысли. — И мне тоже. Я намерен вновь завоевать твое доверие, — сказал он тоном, который не оставлял сомнений, что ему это удастся. Удерживая взгляд Стефани, он поймал ее руку, поднес к своим губам и прижался поцелуем к костяшкам пальцев. — Доказывать что-то в данной ситуации нужно мне, не тебе.

Стефани заморгала, прогоняя слезы, вызванные глубиной его решимости, нежностью, с которой он пообещал вновь завоевать ее доверие. И все же она не могла не усомниться в том, что правильно поступает, позволяя ему делать это.

И снова, словно прочтя ее мысли, Уэйд сказал:

— Я не идеален, Стеф. Я наделал много ошибок. Но любовь к тебе никогда не была одной из них.

Ее лицо сморщилось, она опустилась на колено и прислонилась лбом к его лбу.

— Ох, Уэйд! Ну почему все должно быть так сложно?

Он повернул ее лицо к себе.

— Не должно. По крайней мере то, что касается нас с тобой. Нам было хорошо вместе. И опять будет.

Стефани заглянула в его глаза и по теплу, которое обнаружила в них, поняла, что он предлагает ей новое начало, от которого трудно отказаться. У него это звучит очень легко, очень просто. Но так ли это на самом деле?

— Уэйд…

Он ласково приложил палец к ее губам, заставляя замолчать.

— Не нужно ничего говорить. Я не тороплю тебя и не толкаю ни на что, к чему ты еще не готова.

Стефани закрыла глаза, сглотнула. Когда открыла их и встретилась с его взглядом, увидела там такое участие и понимание, что те сомнения, которые еще оставались у нее, исчезли без следа.

Она поднесла руку к его щеке, и пальцы ее задрожали.

— Я более чем готова.

Уэйд уставился на нее, словно не веря своим ушам.

— Ты уверена?

— Да, — пробормотала она и коснулась губами его рта.

Застонав, Уэйд обнял ее и прижал к своей груди. С нетерпеливой настойчивостью, от которой у Стефани закружилась голова, он снял с нее блузку и лифчик и усадил к себе на колени лицом к лицу.

— Бог мой, — пробормотал Уэйд, когда его взгляд остановился на груди Стефани. Он наполнил ладони ее мягкостью. — Такая красивая. — Скользнув руками вниз, Уэйд приподнял груди и поцеловал вершинки. Потом поднял голову и погладил большими пальцами соски. — Точно такая, как я помню. Идеальная во всех отношениях.

Зная, что это неправда, Стефани покачала головой.

— Ты лгун и льстец, но возраст сделал свое дело.

— Идеальная, — повторил он и дразняще улыбнулся. — Думаю, мне лучше знать.

Стефани ахнула, когда Уэйд прильнул губами к ее груди и, поймав сосок между зубами, легонько потянул.

— Ах, Уэйд! — простонала она.

Отчаянно желая прикоснуться к нему, Стефани непослушными пальцами стала расстегивать рубашку, затем нетерпеливо распахнула полы и прижалась губами к его груди. Она вдохнула и задержала дыхание, впитывая такой знакомый мужской запах.

Опьяненная этим ароматом, Стефани начала медленное исследование крепких мускусов груди, постепенно спускаясь ниже, к поясу джинсов. Найдя застежку, расстегнула пуговицу и потянула «молнию» вниз.

Со стоном Уэйд повалился на спину и потянул ее за собой. Торопливо сбросив с себя одежду, с силой прижал Стефани к себе и снова взял губы в плен. Он целовал ее с горячей настойчивостью, которая питала ее собственное желание, и в то же время с нежностью, от которой сердце переворачивалось в груди.

Полуденное солнце светило в окна, позволяя Стефани видеть лицо Уэйда и мускулистые линии его тела. С каждым поцелуем, с каждым движением годы отступали, а на их место возвращались знакомые ощущения, которые она когда-то испытывала с этим мужчиной.

Стремясь вновь почувствовать Уэйда в себе и испытать восторг единения, Стефани освободилась от остатков одежды и с глубоким вздохом опустилась на него, вбирая в себя.

Счастье, нахлынувшее на нее, перехватило дыхание и взорвалось бриллиантовыми осколками радужно-золотого за закрытыми веками. Его имя стало горячечной мольбой об освобождении, которую она шептала, раскачивая бедрами. Давление нарастало внутри, питаемое приливной волной жгучего желания, накапливающегося в самой сердцевине ее женственности.

Уэйд что-то хрипло пробормотал, затем стиснул зубы и крепко зажмурился. Издав низкий стон, он взорвался внутри нее, и его пульсирующий жар заставил ее воспарить.

Натужно и прерывисто дыша, сжимая руки у него на плечах, она на мгновение задержалась на острой вершине боли и наслаждения, больше всего на свете желая сохранить эти ощущения, которые переполняли ее. Но не в силах и дольше удерживать их, с головой нырнула в наслаждение.

Обессиленная, Стефани рухнула к нему на грудь и ткнулась лицом в могучую шею. Каждый нерв в ее теле дрожал, словно порванная струна.

— Ох, Уэйд, — прошептала она, не в состоянии выразить словами то, что испытала.

— Хорошо было?

Стефани погладила пальцами ног его вспотевшие икры.

— О, да, — ответила она с удовлетворенным вздохом. — Более чем хорошо.

Не успела она сделать еще один вздох, как оказалась на спине, а Уэйд на ней сверху, вплотную приблизив свое лицо к ее лицу.

— Детка, это была всего лишь прелюдия. То, что будет дальше, иначе как фантастикой не назовешь.

Смеясь, она обхватила его за шею и притянула еще ближе.

— Тогда покажи мне, что у тебя есть, ковбой.

 

Глава пятая

На следующее утро Уэйд пораньше отправился в сарай для инструментов, чтобы поскорее справиться с делами и снова увидеть Стефани.

Он до сих пор не мог поверить, что они занимались любовью. Конечно, он надеялся, что это произойдет, даже планировал, но думал, что потребуется гораздо больше времени, чтобы убедить ее.

Уэйд не знал, что заставило ее передумать, и ему было все равно. Единственное, что имело значение, это что она отдалась ему охотно, безо всякого нажима с его стороны. С того момента, как Уэйд увидел ее, стоящей в родительском доме неделю назад, он понял, что его чувства к ней не изменились. Уже только глядя на нее, он испытывал то же, что и тринадцать лет назад, а уж про поцелуи и говорить нечего.

— Па-па! Я с тобой разговариваю!

Уэйд поднял голову и обнаружил в дверях свою дочь. Отложив в сторону гаечный ключ, он вытащил из кармана тряпку и вытер руки.

— Извини, малышка, кажется, я задумался. Ты что-то хочешь?

Она сжала руки в кулаки и нетерпеливо выдохнула:

— Я спросила, можно ли мне переночевать у Бруки.

Он подозрительно взглянул на дочь.

— А мама Бруки не возражает?

Девочка бросила на него обиженный взгляд.

— Нет. Она сказала, что я могу приехать к ним домой прямо после школы, если ты не против.

Зная по опыту, что все это может быть хитроумным враньем, он вытащил сотовый из зажима на поясе.

— Я только позвоню Джен, чтобы удостовериться.

— Папа! — закричала Меган. — Я же сказала, что миссис Беккер не возражает!

Он набрал номер.

— И все же я хотел бы услышать это от нее.

Меган сложила руки на груди и надула губы.

— Ты мне не доверяешь.

— Последний, раз, когда ты попросилась пойти куда-то с подружкой, я обнаружил тебя в пиццерии с парнем на два года старше. — Когда дочь открыла рот, чтобы возразить, Уэйд вскинул руку, призывая ее помолчать. — Джен? — сказал он в трубку. — Это Уэйд Паркер, папа Меган. — Он послушал, потом улыбнулся. — Отлично. А у тебя? Это хорошо. Тут такое дело, Джен. Меган говорит, что собирается ночевать у Бруки, и я хотел удостовериться, что ты не против, прежде чем давать ей свое разрешение. — Он снова послушал, затем облегченно вздохнул. — Что ж, замечательно. Тебе тоже, Джен. И спасибо.

Уэйд отсоединился и вернул телефон на место. Меган надменно вскинула бровь.

— Ну что? Теперь ты доволен?

— Лучше придержи свой язык, юная леди, не то никуда не поедешь.

Меган пробормотала что-то себе под нос и, раздраженно тряхнув белокурыми волосами, зашагала к дому. Тяжело вздохнув, Уэйд проводил ее взглядом. Ну почему дети так торопятся повзрослеть? Неужели они не понимают, что быть взрослыми совсем не так весело? У детей нет той ответственности и тех волнений, с которыми взрослые сталкиваются каждый день. Черт, это же лучший период в жизни Меган! Она должна радоваться этому, а не подстегивать время, стремясь к тому, что ей еще не позволено.

Стефани открыла дверь и удивленно заморгала, когда увидела Уэйда, стоящего на пороге со шляпой в руке.

— Что ты здесь делаешь в такое время дня?

Он застенчиво улыбнулся.

— Неловко признаться, но до меня только сейчас дошло, что сегодня вечер пятницы и мне нечем заняться. Я подумал, если ты не занята, мы могли бы съездить в кино или еще куда.

Стефани рассмеялась бы, если бы он не был похож на потерянного щенка, ищущего новый дом. Она взглянула на свои голые ноги и старые джинсы, потом на часы.

— Пока я приму душ и переоденусь, кино уже закончится.

— Да, наверное, ты права. Мне надо было позвонить заранее.

Пожалев его, она открыла дверь пошире.

— Вот что я тебе скажу. Мы можем посмотреть кино и дома. А если по телевизору ничего нет, у родителей наверняка найдется видео.

— Ты уверена? — спросил Уэйд, входя в дом. — Если ты занята или у тебя другие планы, я уберусь восвояси.

Смеясь, она закрыла за ним дверь.

— Я не занята. В принципе, я как раз собиралась поставить замороженную пиццу в духовку. Ты уже ужинал?

Уэйд схватился рукой за живот, словно только сейчас вспомнил, что голоден.

— Вообще-то нет.

Стефани повела его на кухню.

— Ничего не имеешь против пепперони?

Он бросил шляпу на стойку.

— Нищим не приходится выбирать.

Она остановилась, держа пиццу в одной руке, а другой держась за ручку духовки.

— Если ты не любишь пепперони, я могу наскрести чего-нибудь на сэндвич.

Усмехнувшись, Уэйд покачал головой.

— Нет, все в порядке. Мы тоже едим пиццу с пепперони, потому что Меган ее очень любит.

Улыбка Стефани погасла. Заметив это, Уэйд подошел к ней и взял за руку.

— Стеф, она моя дочь. Я не могу делать вид, что ее не существует.

Она расправила плечи и выдавила улыбку.

— Я знаю и не жду этого от тебя. Просто… ты застал меня врасплох, когда упомянул о ней. Это для меня не так-то легко.

— Но… — Уэйд замолчал: все, что он скажет, лишь еще больше разворошит прошлое, а ему не хотелось портить вечер пережевыванием своих ошибок. — Как насчет вина? — спросил он, меняя тему. — Бад обычно держал одну-две бутылки, если ты их не выбросила.

Стефани указала на один из шкафчиков.

— Вот там, а штопор… Впрочем, я уверена, что тебе известно, где найти штопор, так же как и вино, поскольку ты, похоже, знаешь все в этом доме.

Двумя широкими шагами Уэйд пересек комнату и повернул Стефани лицом к себе. Его гнев растаял, когда он увидел блеск слез в ее глазах.

— Послушай, Стеф, мне казалось, мы уже проехали это. Да, я дружил с твоими родителями. Да, я знаю, где что лежит у них доме, возможно, так же хорошо, как и в своем. Но я не допущу, чтобы это встало между нами. У нас хватает сложностей и без этого. И не плачь, Стеф. Я понимаю, тебе кажется, будто все сговорились против тебя, но это совсем не так. Твои родители боялись, что упоминание моего имени расстроит тебя, поэтому они этого не делали.

Стефани вздохнула.

— Я знаю. И очень сожалею, правда. Просто мне нужно время, чтобы привыкнуть… ко всему. Происходило слишком много такого, о чем я и не подозревала. Впрочем, я сама виновата, — поспешила добавить она. — Теперь насчет вина…

Уэйд прикоснулся поцелуем к ее губам.

— Замороженная пицца и вино — чем не настоящее свидание? — Он достал вино, штопор и бокалы, открыл бутылку и налил понемногу. — Хочешь посидеть в патио, пока пицца будет готовиться?

Она улыбнулась.

— Хорошая идея.

В патио Уэйд поставил два плетеных кресла рядом, и они опустились в них.

— Обожаю этот вид, — с грустью проговорила девушка, глядя на пастбища и холмы на горизонте, за которые садилось солнце.

Он сплел вместе их пальцы.

— Красиво. С балкона моей спальни почти такой же вид.

Не отводя взгляда от заходящего солнца, Стефани спрятала улыбку.

— Я помню и балкон, и вид. — Помолчала секунду, потом добавила: — А еще я помню, как однажды ночью ты расстелил на балконе одеяло и напоил меня текилой.

Уэйд прижал руку к груди.

— Я? Ты, наверное, что-то путаешь. Чтобы я спаивал женщину?

Она толкнула его плечом.

— Ой, ради бога. И это был не единственный раз, когда ты меня напоил. Я отчетливо помню случай с пивом и купание голышом в речке, которая протекает через твои поля.

— Было жарко, — оборонительно сказал он. — И насколько я припоминаю, ты выпила всего две банки.

Стефани пожала плечами.

— Что я могу сказать? Я быстро пьянею.

Закусив губу, он чокнулся с ней.

— Ну, тогда пей. Может, сегодня мне опять повезет.

Девушка удивленно взглянула на него.

— А на сколько ты планируешь остаться?

— На всю ночь, если ты позволишь.

Она разинула рот и воззрилась на него.

— Ты имеешь в виду… что можешь остаться на целую ночь?

Уэйд забрал у нее бокал и отставил его вместе со своим, потом усадил ее к себе на колени.

— Да, именно это я и имею в виду.

— Ты понимаешь, что это первый раз, когда мы будем спать вместе?

— Думаю, ты забыла про ночь с грозой, — хмыкнул Уэйд.

— Нет. Она не считается, потому что тебя не было, когда я проснулась.

Уэйд поднес ладонь к ее щеке и посмотрел ей прямо в глаза.

— Эта тоже может не считаться, потому что ни ты, ни я не будем спать.

Жар в его голубых глазах прожигал ее насквозь.

Таймер духовки запищал, сигнализируя, что пицца готова.

Не в силах оторвать от Уэйда взгляда, Стефани облизала губы.

— Ты голоден?

Уэйд обхватил ладонью шею Стефани и приблизил ее лицо к своему.

— Ужасно, — пробормотал он, прежде чем прижаться к ее губам в поцелуе.

Стефани обвила его руками и прижалась теснее. Она чувствовала, будто тонет, погружается все глубже и глубже в море желания, мягкие голубые воды которого медленно обволакивают ее. Потом цвет воды меняется, становится огненно-красным, опаляющим, и этот жар накапливается, растекается по ней, обжигая кожу, затрудняя дыхание.

— Уэйд, — выдохнула она, вспомнив про ужин. — Пицца.

Он скользнул рукой ей под рубашку, обхватил грудь и снова нашел ее губы.

— Пусть сгорит.

Несмотря на соблазн, она все же нашла в себе силы отстраниться.

— Нельзя. Дом тоже может сгореть.

Нахмурившись, Уэйд извлек руку из-под рубашки.

— Ладно, давай вытащим эту чертову пиццу.

Он встал, подхватил девушку на руки и отнес на кухню.

Одной рукой держа его за шею, чтобы не упасть, Стефани надела рукавицу, открыла дверцу духовки и вытащила пиццу.

Уэйд вскинул бровь.

— Удовлетворена?

Сцепив теперь уже обе руки у него на шее, она лукаво улыбнулась.

— Пока нет, но я рассчитываю, что ты позаботишься об этой маленькой проблеме.

Он хрипло рассмеялся и преодолел расстояние от кухни до спальни в рекордное время. Оказавшись в комнате, сгрузил свою драгоценную ношу на кровать и нырнул следом за ней. Перекатившись на спину, потянул ее на себя.

— Ну, теперь давай посмотрим, что мы можем сделать для твоего удовлетворения.

Обхватив Стефани за ягодицы, Уэйд приподнял голову и завладел ее губами. С трепетом наслаждения Стефани сдалась, готовая последовать за ним куда угодно.

Тропа, которую он избрал для них, была дикой — то опасно крутой, а то ленивой и извилистой. На каком-то этапе их путешествия куда-то подевалась одежда. Уэйд исследовал тело Стефани, а она — его, восторгаясь крепкими, бугристыми мускулами, перекатывающимися под ее любопытными ладонями, гулким биением сердца под ее губами, мягкой порослью волос на груди.

Уверенная, что ни один мужчина не знает ее так хорошо, как Уэйд, не может доставить ей такое полное, такое захватывающее наслаждение, Стефани прогнала прочь все мысли о том, что будет завтра, и сосредоточилась на том, что есть в данную минуту.

А когда он вошел в нее, слезы радости выступили у Стефани на глазах от ощущения единения, охватившего ее, чувства правильности того, что она сейчас здесь, с этим мужчиной.

Стефани решила, что спать с Уэйдом почти так же восхитительно, как и заниматься с ним любовью. Лежать, уютно прижавшись спиной к его груди, было поистине божественным ощущением. Добавляло удовольствия и то, что его рука лежала у нее на талии, прижимая еще плотнее. Это положение казалось таким удобным и естественным, и обоим было в нем так хорошо, что они проспали всю ночь, не меняя позы.

И Уэйд до сих пор еще спал.

Чтобы не разбудить его, она осторожно повернулась под рукой Уэйда и едва сдержала тихий стон восхищения, когда увидела его лицо. Сейчас Уэйд скорее был похож на растрепанного мальчишку, чем на зрелого мужчину. Расслабленные губы чуть приоткрыты, нижняя, немного полнее верхней, так и просится, чтобы ее поцеловали. На щеках, подбородке и над верхней губой проступила щетина.

Не в силах устоять, Стефани прикоснулась губами к его губам.

Уэйд вздрогнул, заморгав, открыл глаза, затем улыбнулся и притянул ее к себе.

— Доброе утро.

Его голос был хрипловатым со сна, и у нее по спине побежали мурашки.

— Доброе утро. Хорошо спал?

Он потерся щекой о ее щеку.

— Как убитый. А ты?

Найдя царапанье его щетины о кожу неожиданно эротичным, Стефани вздохнула и прильнула теснее.

— Отлично, как никогда.

Убаюканная нежным поглаживанием его руки по спине и ягодицам, она зажмурилась, удовлетворенная умиротворяющим молчанием.

— Ты не вышла замуж.

Стефани резко открыла глаза, удивленная и напуганная этим неожиданным утверждением.

— Нет, не вышла, — отозвалась она, надеясь, что он оставит эту тему.

— Почему?

Потому что так и не встретила мужчину, который заставил бы меня забыть тебя. Именно такой ответ сразу же пришел ей в голову. Однако вслух она этого не сказала. Почему? Наверное, из-за гордости, которой был нанесен смертельный удар, когда он разорвал их помолвку и женился на другой.

— Полагаю, потому, что не повстречала никого, с кем хотела бы провести остаток жизни, — ответила Стефани и затаила дыхание, уповая на то, что он не станет копать глубже.

Некоторое время Уэйд молчал, продолжая ритмично поглаживать ее спину, и Стефани облегченно выдохнула.

— А ты могла бы провести остаток жизни со мной?

Сглотнув, девушка подняла голову и посмотрела на него.

— Это был риторический вопрос или предложение?

Крепко обхватив бедра Стефани, он уложил ее на себя.

— Поскольку я не вполне уверен, что значит «риторический», я бы сказал, что это предложение.

Она вгляделась в его лицо, полагая, что он подшучивает над ней, но не нашла в нем и намека на веселье. В нем была… надежда.

Я не готова к этому, подумала Стефани, чувствуя, как паника медленно начинает охватывать ее. Пока не готова. Они стали любовниками… но мужем и женой? Стефани тяжело сглотнула, представив, что подразумевает брак с Уэйдом: отказаться от своего дома и бизнеса в Далласе; переехать в дом, в котором он когда-то жил с другой женщиной; стать мачехой.

От этой мысли Стефани стало дурно. Его дочь. Ребенок, появление на свет которого вырвало Уэйда из ее рук и сломало ей жизнь. Как она сможет смотреть каждый день в лицо девочки и не вспоминать все то, что вызвало ее рождение. Гнев. Разбитое сердце. Потерянные годы, которые она могла бы провести с Уэйдом. Одиночество. Сожаление.

— Стеф?

Вздрогнув, Стефани заставила себя сфокусироваться на озабоченном лице Уэйда.

— Я не знаю, Уэйд. — Она слезла с него и устроилась рядом. — Это так неожиданно. Мы же только начали заново узнавать друг друга.

Уэйд приподнялся на локте и взял ее за руку.

— Между нами нет ничего нового, Стеф. Во всяком случае, мои чувства к тебе теперь еще сильнее, чем были прежде. Я люблю тебя. Всегда любил. И ты тоже любишь меня. По крайней мере, я думаю, что любишь.

Девушка опустила взгляд, не в силах отрицать, что по-прежнему любит Уэйда. Но выйти за него замуж? Господи, конечно же, ей хочется этого больше всего на свете. Но, выйдя за него, она должна будет принять все то, что он привнесет в их отношения, включая и его дочь.

Решив быть до конца откровенной, Стефани сделала успокаивающий вздох и встретилась с Уэйдом взглядом.

— Да, я люблю тебя. — Она остановилась, чтобы проглотить комок в горле. — Но помимо наших чувств есть и другие обстоятельства, которые мы должны принимать в расчет.

Уэйд озадаченно наморщил лоб.

— Что может быть важнее того, что мы чувствуем друг к другу? — Он сжал ее руку. — Я люблю тебя, Стеф. Все остальное второстепенно.

— Даже твоя дочь?

Его лицо заметно напряглось, рука разжалась.

— Стеф, пожалуйста, — взмолился он. — Не делай этого.

Она с силой вцепилась пальцами в его запястья, сознавая, что сделала ему больно, упомянув о дочери, но ей хотелось, чтобы он понял ее точку зрения.

— Дело не в том, что мне не нравится твоя дочь, Уэйд. Да и как это может быть, когда я даже не знаю ее? Но из-за этого ребенка нам пришлось расстаться. Ты ведь понимаешь, как трудно мне будет видеть ее, жить с ней и не думать об этом.

Уэйд сел и оперся локтями о колени.

— Она всего лишь ребенок. Невинный ребенок. Ты не можешь винить ее за то, что случилось.

— Я и не виню… во всяком случае, намеренно. Но она будет постоянным напоминанием. — Стефани положила ладонь ему на руку, надеясь, что ласковое прикосновение облегчит резкость ее признания. — Прости меня, Уэйд. Прислушайся к моим словам. Я бы никогда не сделала ничего, что может причинить тебе боль. Но и лгать я тоже не желаю. Твоя дочь представляет для меня проблему, и я не могу обещать, что… сумею принять ее.

— Но ты даже не знаешь Меган, — произнес он в отчаянии. — Если ты познакомишься с моей дочерью, проведешь с ней какое-то время, может, она понравится тебе.

— В том-то и дело. Я не хочу знакомиться с ней. Пока не хочу, — быстро добавила Стефани и взяла его руки в свои. — Мы же только начали залечивать старые раны. Вероятно, со временем…

Уэйд вгляделся в ее лицо.

— Значит, это не окончательное «нет»? Я имею в виду, насчет того, чтобы выйти за меня.

— Это совершенно определенное «может быть».

Уэйд раздвинул колени и привлек Стефани к своей груди.

— С таким «может быть» я могу жить. — Улыбаясь, он убрал волосы с ее лица и уверенно произнес: — Она тебе понравится. Как только вы познакомитесь, уверен, вы отлично поладите.

 

Глава шестая

Стефани бросила потрепанную книгу по ветеринарии в коробку с надписью «выбросить».

— Эй! — Нахмурившись, Уэйд потянулся и выудил ее обратно. — Ты не можешь избавиться от этого.

— Почему? Мне она не нужна, а библиотека не принимает книги в таком плохом состоянии.

Он разгладил рукой потертую обложку.

— Но для Бада она была как Библия. Перешла к нему от отца. Он постоянно пользовался ею.

Девушка нетерпеливо махнула рукой.

— Тогда забери ее себе. Тебе она пригодится больше, чем мне. — Встав на колени, Стефани достала еще одну стопку книг с полок и села сортировать их.

Уэйд недоуменно хмурился, не понимая, как она может быть такой равнодушной к тому, что принадлежало ее отцу, к книге, которую Бад ценил на вес золота.

Закончив с книгами, Стефани принялась за одежду. Открыв дверцы шкафа, она сняла груду вещей вместе с плечиками, на которых они висели, и бросила все на кровать. Взяв сверху рубашку, рассмеялась.

— О, бог мой. Ты помнишь это? — спросила она Уэйда. Спереди на рубашке были полоски и звезды, символизирующие американский флаг. — Бад надевал ее каждый год в День независимости, сколько я себя помню.

Уэйд поставил мешок с мусором, который собирался поднять, и подбоченился.

— Надеюсь, ты не собираешься ее выбросить?

Стефани озадаченно взглянула на него.

— А почему я должна ее оставить?

— Понятно. Ты избавляешься от всего, что принадлежало Баду, так? Он любил рубашку, он любил книгу… — Видя недоумение Стефани, Уэйд нетерпеливо провел рукой по волосам. Утром у него была стычка с Меган из-за того, идти ей на вечеринку или нет, и он все еще был расстроен. — Ты заметила, что никогда не называешь Бада «мой отец» или «мой папа»? Ты говоришь — Бад.

Она развела руками.

— Ну и что? Это его имя.

— Но раньше ты не называла его так. Ты называла его папой, а не Бадом.

— Какая разница, как я его называю? Ты же знаешь, о ком я говорю.

— Для меня никакой, но для Бада, черт возьми, разница была бы огромной! Ты хоть представляешь, как бы он обиделся, если б услышал тебя сейчас? Или увидел бы, как ты выбрасываешь вещи, которые были ему очень дороги. Во имя всего святого, Стеф! Он же твой отец, а не знакомый! — Поняв, что зашел слишком далеко, Уэйд остановился и резко втянул носом воздух. — Извини. Я не хотел так.

— Очевидно, хотел, иначе не сказал бы все это.

Уэйд в расстройстве взъерошил рукой волосы.

— Просто ты, кажется, забыла, что Бад был твоим отцом. Это он вырастил тебя, заботился о тебе. Но с тех пор, как ты нашла эти письма, ты не можешь говорить ни о чем, кроме своего настоящего отца.

— Я не забыла Бада, — защищаясь, сказала Стефани. — Я любила его и всегда буду любить. Но у меня есть моральный долг и перед моим биологическим отцом. Единственная причина, по которой сейчас я не называю Бада отцом, это для ясности. У меня два отца, — напомнила она ему, — настоящий и тот, который меня усыновил. И то, что я решила узнать своего биологического отца, ни в коей мере не умаляет моих чувств к тому, кто меня вырастил.

Осознав, как сильно расстроил ее, Уэйд привлек Стефани к себе.

— Прости, — пробормотал он с искренним сожалением. — Просто, наверное, это для меня больная тема из-за того, что Меган сказала мне сегодня утром.

Стефани нахмурилась.

— А что она тебе сказала?

— Что ненавидит меня.

— Что? — вскричала Стефани.

— Меган так не думает, — поспешил заверить ее Уэйд. — Она просто разозлилась, потому что я не разрешил ей пойти на вечеринку с парнем на три года старше ее.

— Но, Уэйд…

Он поцелуем заставил ее замолчать.

— Забудь. Это же только слова. Перемелется — мука будет.

Стефани тихонько мурлыкала песню, звучащую по радио, пока сортировала постельное белье, которое вытащила из комода. Большую часть она отправляла в коробку для пожертвования, но скатерти, особенно вышитые мамой, складывала в отдельную стопку, планируя сохранить.

Стук в дверь заставил ее оторваться от своего занятия. Взглянув на часы, она нахмурилась и поспешила в коридор, гадая, кто это может быть. Для дневного визита Уэйда слишком рано, к тому же он сказал, что сегодня, возможно, припозднится, потому что будет прививать свой скот.

Стефани удивленно подняла брови, обнаружив стоящего на крыльце Уэйда.

— С каких это пор ты стучишь? — засмеялась девушка и открыла дверь пошире. Когда он не сделал попытки войти, она озадаченно взглянула на него и заметила напряжение у него на лице. — Что-то случилось?

— Можно и так сказать, — отозвался Уэйд и длинно выдохнул. — Мне нужна помощь. — Он махнул рукой в сторону припаркованного во дворе грузовика. — В машине Меган, и я был бы тебе очень признателен, если бы ты присмотрела за ней.

— Меган? — повторила Стефани, ощутив легкий приступ паники. — Но… разве она не должна быть в школе?

Уэйд стиснул зубы.

— Должна — ключевое слово. Ее выгнали сегодня утром. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Я знаю, что прошу слишком много, учитывая обстоятельства, но это всего лишь на пару часов.

— А почему она не может посидеть дома? Меган ведь уже достаточно взрослая, чтобы побыть одной.

— Понимаешь, я не доверяю ей, — расстроено признался Уэйд. — Меган уже грозилась убежать. Если я оставлю ее дома, боюсь, она может удрать.

Стефани встревоженно взглянула в сторону грузовика.

— Не знаю, Уэйд, — неуверенно проговорила она. — А что, если твоя дочь выкинет какой-нибудь фокус? Я не буду знать, что делать.

— Позвонишь мне. Сотовый у меня с собой.

И прежде чем она успела придумать еще какую-нибудь отговорку, он повернулся и мгновение спустя уже открывал пассажирскую дверцу грузовика, из которого вышла девочка-подросток. Хорошенькая, с длинными белокурыми волосами, красиво уложенными и заколотыми на макушке, она совсем не походила на девочку, которую выгнали из школы… пока Уэйд не подвел ее ближе и Стефани не увидела воинственное выражение лица Меган.

Стефани нервно сглотнула. Если раньше она просто полагала, что ей не следует знакомиться с дочерью Уэйда, то теперь у нее не осталось никаких сомнений в этом.

— Хочешь пить? — спросила Стефани девочку, приведя ее в гостиную.

Меган, ссутулившись, села на диван.

— Не хочу.

Ломая голову над тем, чем бы занять ребенка, Стефани увидела пульт от телевизора и взяла его.

— Может, телевизор посмотришь?

— Мне все равно.

Стефани бросила пульт на журнальный столик.

— В общем, вот пульт, если возникнет желание. Я буду разбирать вещи в задней части дома. Если что-то понадобится, найдешь меня там.

Удаляясь по коридору, она услышала, как заработал телевизор. Неудивительно, про себя подумала Стефани, что девчонку выгнали из школы. С таким поведением странно, что ее вообще туда пустили.

Проходя мимо спальни, она услышала музыкальную трель сотового, лежащего на прикроватной тумбочке. Взглянув на дисплей, улыбнулась.

— Привет, Кики, — сказала Стефани, поднеся телефон к уху. — Как дела у молодой мамочки?

— Лучше не спрашивай. Когда ты приезжаешь? Не знаю, сколько еще я здесь выдержу.

— Что на этот раз натворили близнецы?

— Лучше спроси, чего они не натворили. Все, я не желаю говорить о них, это вгоняет меня в депрессию. Расскажи, чем ты занимаешься.

Стефани бросила беспокойный взгляд в сторону коридора, затем на цыпочках подошла к двери и прикрыла ее.

— Присматриваю за малолетней преступницей, — сообщила она.

— За кем?

— За дочерью Уэйда.

— Что?! — Кики была одной из немногих людей в Далласе, которые знали о ее прошлых отношениях с Уэйдом, поэтому ее потрясение было вполне понятно. — Означает ли это, что вы с ним…

Стефани опустилась на пуфик.

— Я пока и сама не знаю, — несчастно проговорила она. — Мы заключили некоторого рода перемирие, но… — девушка с опаской взглянула на дверь, боясь, что Меган может услышать ее, — его дочь представляет проблему.

— Потому что она малолетняя преступница?

Стефани вздохнула.

— И поэтому тоже. Но ты же понимаешь, каково мне было бы смотреть на нее каждый день и думать, что, если бы не она, мы с Уэйдом были бы женаты?

— Ты сказала это Уэйду?

— Да.

— О, нет, не может быть!

Стефани нахмурилась, услышав ужас в голосе Кики.

— Разумеется, сказала. Нет смысла лгать…

— Ох, Стеф, — простонала Кики, — о чем только ты думала? Это же его дочь, нельзя говорить такое родителю.

— Но Уэйд знает, что она не идеальна, — возразила Стефани. — Черт возьми, да ее даже из школы выгнали! Именно поэтому он и привез ее ко мне.

— Не имеет значения, — не унималась Кики. — Родитель может думать о своем ребенке все что угодно, но если кто-то другой скажет о нем плохо, тот же родитель кинется в драку, чтобы защитить свое чадо.

Стефани закусила губу. Она знала, что задела чувства Уэйда своим отказом познакомиться с Меган, но ей просто хотелось быть честной.

— Уэйд все понял, — сказала Стефани, стараясь убедить себя, что это правда, затем поднялась и подошла к окну. — Я сказала, что, возможно, со временем мои чувства изменятся. Все это так ново и неожиданно, что… — Она широко раскрыла глаза и отдернула занавеску, чтобы лучше видеть. — О боже! — ахнула она. — Кики, мне нужно бежать!

— Что случилось?

— Меган удирает! — Стефани бросила телефон на кровать и выскочила в коридор. На улице она припустила бегом, на ходу прокричав: — Меган! Ты куда? Остановись!

Меган испуганно оглянулась и побежала, но через несколько шагов споткнулась и упала, зацепившись за рюкзак, который был у нее в руках. Это дало Стефани возможность сократить расстояние между ними. Прежде чем девчонка успела подняться, она нагнала ее и крепко схватила за руки. Меган вырывалась, но Стефани держала ее мертвой хваткой.

— Отпустите меня! — заорала Меган.

— Еще чего. Ты останешься здесь, со мной.

— Вы не можете указывать мне, что делать! Вы мне не мать!

— Слава богу, нет, — пробормотала Стефани и буквально потащила девчонку обратно к дому. К тому времени, когда они дошли до крыльца, Меган начала всхлипывать. Стиснув зубы, чтобы не поддаться жалости, Стефани снова привела ее в гостиную и ткнула пальцем в сторону дивана. — Сядь.

Шмыгая носом, Меган плюхнулась на диван.

Стефани достала бумажные носовые платки и сунула их девчонке в руку.

— Не знаю, что у тебя на уме, но не вздумай еще раз выкинуть подобный фокус. Ясно?

Меган шмыгнула, кивнула, потом подняла голову.

— Вы расскажете папе? — нерешительно спросила она.

Стефани впервые как следует посмотрела на девочку и против своей воли стала искать в ней черты Уэйда, однако не нашла ничего.

— Отец оставил тебя на моем попечении. Твой побег делает меня безответственной и некомпетентной, и я не думаю, что это справедливо, а ты?

Меган повесила голову.

— Нет, мэм, — пробормотала она.

Стефани не знала, притворяется девчонка или действительно искренне раскаивается в том, что натворила. Как бы там ни было, Стефани не намерена была допустить, чтобы она сбежала еще раз.

— В наказание за ослушание ты будешь помогать мне.

— А что я должна делать?

— Упаковывать вещи. — Стефани дала знак Меган следовать за ней. — Я разбираю шкаф с постельным бельем… — Осознав, что Меган не идет за ней, она оглянулась и увидела, что девочка остановилась перед спальней ее родителей. — Меган? Что случилось?

Девочка повернулась, и Стефани увидела, что ее глаза снова полны слез.

— Просто я не была здесь с тех пор, как мистер Кэллоуэй умер, и на минуту мне показалось, что я сейчас увижу его лежащим в кровати.

Стефани сглотнула, понимая, что это не притворство. В глазах ребенка отражалась искренняя печаль.

— Да, я знаю, — сказала она и подошла к Меган. — Иногда мне кажется, что я вот-вот услышу его голос, особенно в обеденное время. — Обняв девочку, Стефани повела ее по коридору. — Ты часто навещала его? — поинтересовалась она. Меган пожала плечом.

— Не очень, после того как он заболел. Папа боялся, что я буду утомлять его своей болтовней.

Усмехнувшись, Стефани села на пол среди стопок белья и похлопала рядом с собой.

— Садись. Значит, ты болтушка, а? — сказала она, приступив к сортировке наволочек.

Меган опустилась рядом с ней, затем вытянула ноги и постучала носками теннисных туфель друг о друга.

— Папа, похоже, так думает.

— Полагаю, ты и мою маму знала, — с любопытством заметила Стефани.

— Да. Когда я была маленькой, она иногда сидела со мной, когда я сильно болела и не могла ходить в школу, а у папы были какие-нибудь дела. А когда у меня была ветрянка и я вся ужасно чесалась, она делала мне овсяные примочки. Она была очень добрая.

Стыдясь того негодования, которое испытывала к матери, Стефани проглотила комок в горле, прежде чем ответить:

— Да, у нее было доброе сердце. — Почувствовав на себе пристальный взгляд девочки, она взглянула на нее. — Что?

— Просто я думаю, почему никогда вас раньше не видела.

Стефани быстро отвела глаза.

— Ну, — пробормотала она, пытаясь придумать правдоподобное объяснение. — Я живу в Далласе, у меня там свой бизнес.

— Какой бизнес?

— Я фотостилист.

Меган наморщила лоб.

— А кто это?

Стефани отложила в сторону стопку белья, которое держала на коленях.

— Рекламу в журналах видела? Ту, что с фотографиями?

— Ага.

— Я придумываю и организую фон для фотографий, расставляю моделей, а фотографу остается только прийти и снять все это.

Меган сделала большие глаза.

— Вот это классно!

Стефани усмехнулась:

— Да, работа классная, но временами бывает такой занозой в заднице.

— Занозой в заднице? — повторила Меган, затем, смеясь, повалилась на пол. Стефани вскинула бровь.

— Кажется, мне пора вымыть рот с мылом.

Меган оперлась на локти, округлив глаза.

— Вы хотите сказать, что миссис Кэллоуэй заставляла вас мыть рот с мылом?

— Конечно, — кивнула Стефани, — но только два раза, прежде чем я научилась не произносить слов, которые она не одобряла. А какое твое наказание за нехорошие слова?

Меган заморгала, потом пожала плечами.

— Никакого.

Стефани искоса посмотрела на нее.

— Только не говори, что твой отец позволяет тебе ругаться.

— Вовсе нет, но если я сболтну что-нибудь не то в его присутствии, он просто бросает на меня сердитый взгляд и говорит: «Придержи-ка свой язык, юная леди».

Она так забавно изобразила Уэйда, что Стефани не могла не рассмеяться.

— Пожалуй, мне стоит дать ему несколько подсказок, которым я научилась у своей мамы.

Меган поморщилась.

— Он и так вечно кричит на меня из-за того, как я одеваюсь и какую музыку слушаю.

Стефани недоверчиво подняла бровь.

— Это так не похоже на Уэйда, которого я знаю.

— Вы знаете моего папу?

Осознав свою ошибку, Стефани отвела взгляд и занялась складыванием белья.

— Он поселился на соседнем ранчо, когда я училась в колледже, — туманно ответила она.

— А мою маму вы тоже знаете?

Стефани сглотнула.

— Нет, ее я никогда не встречала. Я жила в Далласе, когда твои родители поженились.

— А… — в голосе Меган прозвучало разочарование.

— Хочешь чего-нибудь попить? — спросила Стефани, торопясь сменить тему. Она поднялась с пола. — Лично я хочу. Пойдем выпьем содовой.

— Ладно.

Едва Стефани с Меган пришли на кухню, открылась задняя дверь и появился Уэйд.

— Привет, — удивленно сказала Стеф. — Мы с Меган собирались выпить содовой. Хочешь?

— Как-нибудь в другой раз. — Он кивнул в сторону дочери. — Она не доставляла тебе хлопот?

Стефани посмотрела на Меган. Увидев страх в глазах девочки, успокаивающе улыбнулась ей.

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться.

Уэйд с сомнением переводил взгляд с одной на другую, затем вздохнул и поманил Меган.

— Пошли, — сказал он, поворачиваясь к двери. — Нам нужно ехать.

— А можно мне остаться со Стефани? — спросила Меган. — Я помогала ей разбирать вещи.

— Нет, у нас… — он заколебался, затем закончил: — нас ждут.

Глаза Меган засияли надеждой.

— Мама приехала?

Уэйд вышел в дверь, не ответив. Меган радостно взвизгнула и побежала за ним. У двери остановилась и оглянулась.

— Спасибо, что не выдали меня.

Стефани предостерегающе погрозила ей пальцем.

— Смотри, чтобы я не пожалела об этом.

— Не пожалеете, — улыбнулась Меган и с криком: «Папа, подожди меня!» выскочила за дверь.

Стефани старалась не думать о том, что бывшая жена Уэйда сейчас у него дома, но тщетно. Не успевала она отодвинуть эту мысль, как она тут же снова возвращалась. Решив, что горячая ванна — именно то, что ей нужно, чтобы выбросить разлучницу из головы, Стефани направилась в ванную и открыла воду. Только она разделась, как зазвонил сотовый. Наскоро обернувшись полотенцем, Стефани помчалась в спальню.

— Алло, — сказала она, запыхавшись.

— Ну, как там наша юная преступница, сбежала? — поинтересовалась Кики.

— Нет, я поймала ее, — с нотками гордости в голосе ответила Стеф.

— Да ну! Что ж, поздравляю. А теперь давай рассказывай. Почему Уэйд привел ее именно к тебе? Она знает о вас с ним? Рассказывала что-нибудь про свою мамашу? Я хочу знать все подробности, так что выкладывай.

Стефани поморщилась.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком любопытна?

— Многократно. Ну, колись.

Стефани проверила воду, сбросила полотенце и забралась в ванну.

— Я не знаю, почему Уэйд привез ее ко мне, но думаю, больше просто не к кому было. Он прививал скот и не мог сам за ней присмотреть.

— А почему он просто не оставил ее дома?

— Потому что не доверяет ей. Говорит, она грозилась убежать.

— Ну и дела, — озадаченно протянула Кики.

Стефани подняла ногу и пальцем лопнула мыльный пузырь.

— Может, я и ошибаюсь, — задумчиво сказала она, — ведь у меня нет опыта общения с детьми, но не думаю, что она дурной ребенок. Внешне, во всяком случае, она похожа на ангела. — Вспомнив упрямое, воинственное выражение на лице Меган, когда Уэйд только привез ее, Стефани добавила: — Но мне довелось увидеть и ее темную сторону: злость, враждебность, непослушание.

Если он в скором времени не возьмет ее в руки, она может легко превратиться в огромную проблему для него.

— Бьюсь об заклад, у него синдром вины родителя-одиночки.

— Что-что?

— Что слышала. В случаях с разводом такое встречается сплошь и рядом. Это ведь Уэйд потребовал развода, верно?

— Так говорят в городе.

— То-то и оно. Он мягок с дочерью, потому что винит себя за то, что лишил ее матери. Он жалеет ребенка и старается восполнить ей этот пробел. Если девчонка умная, а похоже, что так и есть, она беззастенчиво пользуется этим.

Покачав головой, Стефани скользнула поглубже в воду.

— Тебе бы психологом работать.

Кики усмехнулась.

— Нет уж; спасибо, мне и так неплохо. А что насчет ее матери? Девчонка говорила что-нибудь о ней?

— Ничего особенного, хотя спрашивала, знаю ли я ее.

Кики тихонько присвистнула.

— Черт возьми, это становится все более захватывающим. Прямо мыльная опера.

— Точно, — сухо пробормотала Стефани. — Особенно если учесть, что его бывшая сейчас у него в доме.

— Зачем? Приехала навестить ребенка?

— Откуда мне знать? — огрызнулась Стефани. — Я знаю только, что она там.

— Неужели я слышу нотки ревности?

— С чего бы мне ревновать? Они разведены.

— Ну и что? Может, она и не нужна ему, но это не значит, что он не нужен ей.

Поскольку именно об этом Стефани старалась не думать, она промолчала.

— Стеф?.. Ты явно не желаешь говорить о бывшей жене Уэйда, — заключила Кики, затем разочарованно вздохнула: — Ладно, скажи, что ты думаешь о ребенке после того, как провела с ним утро?

— Такая же, как все двенадцатилетние девочки, — ответила Стефани, потом поправилась: — за исключением скверной склонности к непослушанию.

— Так она тебе понравилась?

Стефани на мгновение задумалась и с удивлением поняла, что Меган ей действительно нравится.

— Она ничего, — туманно ответила она. — И до безумия любит свою мать.

— Следовательно, ты станешь злой мачехой, если у вас с Уэйдом все наладится.

Стефани нахмурилась, хорошо представляя, какие проблемы это может создать для них с Уэйдом.

— Ну, спасибо, подруга, утешила.

— Прости, — покаянно пробормотала Кики, потом повеселела. — Но взгляни на это с другой стороны. Девчонка не будет вечно жить с вами. Ей сейчас двенадцать, так что лет через пять-шесть она вылетит из гнезда. И тогда вы с Уэйдом останетесь одни.

Если их отношения продлятся так долго, с грустью подумала Стефани. Мысленно встряхнувшись, она сказала Кики:

— Нет смысла беспокоиться об этом. Мы же с Уэйдом еще не поженились. Мы просто… друзья.

— Стеф?

Стефани подскочила при звуке голоса Уэйда, чуть не уронив телефон в воду.

— Я здесь, — крикнула она, потом лихорадочно зашептала в трубку: — Ну, все, Уэйд пришел.

— Друзья, говоришь? — хохотнула Кики. — Я бы сказала, что вы больше чем друзья, поскольку ты только что пригласила его в ванную, когда сама моешься.

— До свидания, Кики, — твердо сказала Стефани и отсоединилась.

Только она наклонилась, чтобы положить телефон на крышку унитаза, как Уэйд вошел в ванную. Он мгновение постоял, глазея, потом направился к ванне, расстегивая рубашку.

Стефани нервно рассмеялась.

— Что это ты делаешь?

Не сводя с нее взгляда, он потянул «молнию» на джинсах.

— А как, по-твоему?

Понаблюдав, как он сбрасывает один сапог, потом другой, Стефани смиренно поинтересовалась:

— Исполняешь стриптиз?

Уэйд снял джинсы и отбросил их в сторону.

— Нет, — он слегка подтолкнул девушку и скользнул в воду позади нее, — принимаю ванну.

— А где Меган?

Он обхватил руками ее за талию и прижался губами к изгибу шеи.

— Дома.

Поскольку он утверждал, что не доверяет Меган оставаться одной, Стефани предположила, что ее мать все еще там, с ней. И хотя эта мысль отнюдь не являлась успокаивающей, Уэйд был здесь, а это говорило о его предпочтениях. Она наклонила голову, чтобы ему удобнее было целовать ее.

— Как долго ты можешь остаться?

Он скользнул губами по плечу.

— Столько, сколько потребуется.

Стефани закрыла глаза, сдерживая стон.

— На что потребуется? — спросила она, прерывисто дыша.

Уэйд повернул ее лицом к себе, отчего вода выплеснулась через край. Его голубые глаза, потемневшие от страсти, прожигали Стефани насквозь, когда он притянул ее к себе.

— На то, чтобы удовлетворить этот голод.

Обхватив его руками за шею, она приблизила к его лицу свое лицо.

— Это может потребовать много времени.

— Ага, — выдохнул он ей в губы. — Как раз на это я и надеюсь.

Позже, в постели, уютно прильнув к груди Уэйда, Стефани вспомнила о своем разговоре с Меган.

— Уэйд?

— Мм? — полусонно пробормотал он.

— Меган сказала, что ты не наказываешь ее, когда она говорит плохие слова.

— Только не говори, что она была груба, — простонал Уэйд.

Услышав испуг в его голосе, Стефани спрятала улыбку и успокаивающе погладила его по волосам.

— Нет-нет, она не была груба, дело вовсе не в этом. Просто мне кажется, тебе надо быть с ней немного потверже. Она должна понимать, что нужно отвечать за свои поступки, что плохое поведение наказуемо. Тебе следует установить правила и определить наказания за их нарушение.

Он вскинул бровь.

— О? И сколько же детей ты вырастила?

На мгновение Стефани оцепенела, так больно задело ее небрежное замечание Уэйда.

— Нисколько, — она отодвинулась и свесила ноги с кровати. — Я лишь выразила свое мнение после того, как побыла с твоей дочерью.

Уэйд поймал девушку за руку, не давая встать.

— Эй, — мягко сказал он. — Я не хотел. — Когда она отказалась посмотреть на него, он притянул ее обратно к себе. — Прости, Стеф. Возможно, ты права. Наверное, я слишком мягок с Меган. Но иногда я, черт возьми, просто не знаю, что с ней делать. Ты даже не представляешь, во что только не вляпываются дети в наши дни. Пирсинг и татуировки, я уж не говорю о сексе и наркотиках. Я пытаюсь держать Меган в узде, надеясь удержать от беды, но она брыкается и кричит, что я слишком строг, и грозится убежать к матери. Боюсь, что если я слишком надавлю на нее, она так и сделает.

— Может, ей на самом деле следует жить с матерью.

По выражению лица Уэйда Стефани поняла, что сказала что-то не то.

— Уэйд, — она потянулась к нему, желая объяснить.

Он оттолкнул ее руку и соскочил с кровати.

— Ты думаешь, Анжела будет лучше воспитывать дочь, чем я? — Не дожидаясь ответа, Уэйд прошел в ванную, поднял с пола свою одежду и вернулся, рывком натягивая джинсы. — Ну, так вот что я вам скажу, мисс Всезнайка, — он ткнул в нее пальцем. — Даже в мой самый худший день я лучший родитель, чем Анжела когда-либо будет. Именно по этой причине я боролся за опеку над Меган и выиграл. Анжела не более чем… — Он сжал губы и направился к двери, на ходу надевая рубашку.

Соскочив с кровати, Стефани схватила халат и побежала за ним.

— Уэйд, постой!

Он даже не замедлил шаг.

Стефани догнала его у входной двери.

— Ты не уйдешь, пока не выслушаешь меня. Я не имела в виду, что ты плохой родитель. Меган девочка, Уэйд, а девочкам нужна мать. Если бы она была мальчиком, может, все было бы по-другому. Но она девочка, причем в таком возрасте, когда ей нужно поговорить с кем-то о таких вещах, о которых она не может поговорить с тобой. Поэтому я предположила, что, возможно, сейчас она больше нуждается в матери, чем в отце. Я не имела в виду, что ее мать лучший родитель, чем ты. Мне и в голову такое не могло прийти, я ведь даже не знаю эту женщину.

Уэйд порывисто схватил ее за руки, заставив удивленно заморгать.

— Вот именно, не знаешь. Если б знала, ты бы поняла, почему я изо всех сил пытаюсь держать Меган подальше от нее. Почему я настоял на опекунстве. Анжела — наркоманка, шлюха, которая продается любому мужчине, который даст ей дозу. — Он отпустил ее руки и сделал шаг назад, как-то сразу сделавшись усталым, обессиленным. — Знаешь, откуда мне это известно, Стеф? Когда-то я сам был одним из этих мужчин.

 

Глава седьмая

На следующее утро Стефани ходила как в тумане, все еще ошеломленная признанием Уэйда. Разумеется, когда они только начали встречаться, Уэйд немного рассказывал ей о своей жизни, предшествующей его переезду на ранчо по соседству с ее родителями. О том, как он слегка обезумел после смерти своих родных и совершал поступки, которыми не гордился. Но наркотики? Связь с такой женщиной как Анжела?

Расстроенная, Стефани подошла к окну. Какое имеет значение, если Уэйд и вправду все это делал? Теперь он изменился, начал жизнь сначала. Уэйд замечательный, добрый. Разве не он присматривал за Бадом после маминой смерти? Разве не он успокаивал Стефани, когда нашел ее рыдающей над отцовскими письмами? Разве не он боролся за опеку над Меган, желая защитить дочь от окружения, в котором живет ее мать? Мужчина, который делал все это, не может быть плохим. Он хороший и добрый.

А ей… ей не следовало отпускать Уэйда, не сказав, что его прошлое не имеет значения.

Стефани взглянула на часы и удивилась, увидев, что уже за полдень, время, когда Уэйд обычно завозит ей связку писем. Она поспешила к входной двери и, выйдя на крыльцо, зацепилась ногой обо что-то твердое. Сердце на мгновение остановилось, когда Стефани увидела, что это та самая коробка, в которой Уэйд увез письма ее отца. Но почему он оставил коробку здесь, на крыльце? И почему всю коробку, а не одну связку, как обычно?

Девушка сглотнула, боясь, что уже знает ответ. Вчера она обидела Уэйда, предложив, чтобы его дочь жила с матерью, сказав, что не сможет жить в одном доме с ребенком, который будет постоянным напоминанием о ее страданиях.

Она подвела его. Когда он больше всего в ней нуждался, она отказала ему в любви, понимании, вместо этого вылив на него всю свою обиду и горечь.

С тяжелым сердцем и глазами, полными слез сожаления, Стефани подняла коробку и вернулась в дом.

Жанин,

Не знаю, как я выжил год, который провел во Вьетнаме до встречи с тобой. Твои письма — вот что поддерживает меня, помогает пережить трагедию и смерть, которые я вижу каждый день.

Порой бывает даже трудно вспомнить, как оно там, дома. Каково это спать, не боясь, что ночью кто-то нападет на тебя и перережет глотку. Ходить без страха наступить на мину.

Не понимаю я эту войну. Зачем людям нужно убивать друг друга? Наверняка есть лучший способ уладить разногласия и поддерживать мир между нациями. Потеря жизней — это немыслимо, не говоря уже о том, сколько горя это приносит людям, теряющим своих любимых…

Не в силах больше читать, Стефани опустила письмо на колени и уставилась в окно. Ее отцу было всего двадцать один, однако в его словах столько мудрости, несвойственной для такого возраста. Сама Стефани в двадцать один была на третьем курсе колледжа. Образование оплачивалось родителями, и ее единственной заботой было хорошо учиться, а единственной трагедией стала разорванная Уэйдом помолвка.

Потребовалось несколько месяцев, чтобы вытащить себя из депрессии после этого, но она так до конца и не исцелилась. Жила с ненавистью к Уэйду и использовала ее как талисман, чтобы оградить себя от новой боли. Долгое время отказывалась приезжать домой — ей была невыносима мысль о том, что она может столкнуться с Уэйдом и его женой.

Больше года Стефани не встречалась с парнями, а когда все же стала ходить на свидания, крепко держала свои эмоции в узде, решительно настроившись на то, что больше ни один мужчина не причинит ей боли.

Но самым прискорбным последствием их разрыва было то, что Стефани так и не сумела простить Уэйда. Сразу после предательства Уэйда она наотрез отказалась видеть его или говорить с ним, удаляла его послания на автоответчике, не прослушивая, и рвала на мелкие клочки письма, не читая.

Стефани опустила голову от стыда, осознав, какое воздействие оказали ее упрямство и горечь на людей, которых она любила больше всего. Упрямо отказываясь навещать родителей, она лишила себя драгоценного времени, которое могла провести с ними. И считала, что наказывает Уэйда своим непрощением, упиваясь чувством вины, которое он, несомненно, испытывал.

Она не заслужила его любви. Уэйд много раз пытался сказать ей, что сожалеет, все время молил о прощении. И, несмотря на злость и ненависть Стефани, утешал ее, когда увидел плачущей над отцовскими письмами.

А что она дала ему взамен? Простила его, когда он признался в том, что совершил ошибку? Предложила понимание, когда он поделился с ней своим прошлым? Согласилась разделить жизнь с ним и его дочерью?

Нет, печально покачала головой Стефани, на все вопросы ответ отрицательный. Она использовала его ошибку против него. Промолчала, даже пришла в ужас, когда он признался в прошлом, которого все еще стыдился. И отказалась разделить с ним жизнь, сказав, что его дочь представляет для нее проблему.

Она обещала быть Уэйду другом, сказала, что любит его. Но разве может любящая женщина отвернуться от мужчины, когда он больше всего нуждается в ее понимании и любви?

Стефани встала. Она должна поговорить с ним. Сказать, что прошлое Уэйда не имеет значения. Убедить, что простила его. И она справится со своими противоречивыми чувствами к его дочери, сказала себе Стефани, садясь в машину.

Девушке не приходило в голову, что бывшая жена Уэйда может все еще находиться у него в доме, пока она не остановилась и не увидела чужую машину, припаркованную на подъездной дорожке. В какой-то момент Стефани подумала было развернуться и уехать домой. Она не хотела встречаться с его бывшей, сомневаясь, что сможет посмотреть в лицо женщины и не поддаться искушению выцарапать ей глаза.

Но Стефани не могла ждать. Она должна высказать Уэйду все, что скопилось у нее на сердце. Полная решимости, девушка вышла из машины.

Несмотря на поздний час, на кухне горел свет. У дверей она на мгновение заколебалась, затем расправила плечи и постучала.

Дверь в то же мгновение распахнулась, и в проеме показалась женщина. Лицо ее оставалось в тени, но Стефани сразу поняла, что впервые встретилась лицом к лицу с бывшей женой Уэйда.

— Уэйд дома? — неловко спросила она.

— А кому он понадобился? — тон женщины был открыто враждебным.

— Я Стефани Кэллоуэй, соседка.

Женщина медленно оглядела ее с ног до головы, затем отступила назад и крикнула:

— Уэйд! Тут к тебе явилась эта наглая маленькая сучка с соседнего ранчо.

Шокированная, Стефани вытаращила глаза. С трудом поборов злость и возмущение, она вздернула подбородок и вошла.

Прошествовав к мойке, Анжела встала, прислонившись бедром к ее краю и самодовольно ухмыляясь. На ней была короткая джинсовая юбка и футболка с глубоким вырезом. Грудь словно силиконовая — казалась слишком большой для тонкокостного тела.

— Стеф?

Стефани развернулась и обнаружила Уэйда, стоящего в дверях, ведущих из кухни в столовую.

Она почувствовала неимоверное облегчение от того, что видит его.

— Прошу прощения за вторжение. Я понятия не имела, что у тебя…

Женщина быстро встала перед Стефани, зазывая от нее Уэйда.

— Так, так, так, — проговорила она, сложив руки на груди. — Похоже, я нарушила ваши планы. — Она вскинула выщипанную бровь и подчеркнуто добавила: — Опять.

— Хватит, Анжела, — предупредил Уэйд. Сверля взглядом Стефани, женщина усмехнусь.

— Ну, уж нет. По сути дела, я еще даже и не начинала. Мне очень давно хотелось высказать этой дамочке все в лицо.

— Анжела, — снова предостерег Уэйд и шагнул к ней.

— Что такое, милый? — Она не сводила глаз со Стефани, но вопрос адресовала Уэйду: — Боишься, что я скажу что-то такое, чего мисс Святоша не должна слышать?

Уэйд схватил женщину за локоть и развернул к себе.

— Я сказал, хватит, Анжела. — Он ткнул пальцем в сторону лестницы. — А теперь иди наверх, пока не заставила меня сделать то, о чем мы оба пожалеем.

Анжела вплотную приблизила к нему свое лицо.

— Ты не можешь указывать мне, что делать. Больше не можешь. Я исполняла твои приказы шесть долгих лет, пока ты пытался вылепить из меня ту, которую считал идеальной женой. И что же, Уэйд? — Она широко развела руки. — Я не идеал и никогда им не была, даже когда прикидывалась такой, какой ты хотел меня видеть. Пока ты работал, я оставляла Меган на целый день в садике и уезжала в Остин, где отлично проводила время. Те парни из колледжа умеют веселиться. Я получала дозу и расплачивалась натурой.

Он попытался снова схватить ее, но она увернулась и отскочила в сторону.

— Мне нравятся наркотики и те ощущения, которые они у меня вызывают. — Она нахально улыбнулась. — И мне нравится спать каждую ночь с разными мужчинами, не горюющими по старой пассии.

— Предупреждаю тебя, Анжела, — прорычал Уэйд, красный от гнева. — Или ты заткнешься, или я позабочусь, чтобы ты больше никогда не увидела нашу дочь.

— Нашу дочь? — повторила она, затем откинула назад голову и рассмеялась злым смехом, от которого у Стефани мурашки побежали по спине. — Меган не твоя дочь. Я убедила тебя в этом только для того, чтобы стать твоей женой. Ты думал, что можешь просто бросить меня в Хьюстоне и сбежать вместе со всеми своими денежками? — Она хохотнула. — Да не тут-то было, а? Вы с мисс Святошей так чудненько распланировали свое будущее, а я взяла и все испортила, верно? Когда заявилась к тебе беременная.

На этот раз Анжела не успела отскочить — Уэйд потащил ее к лестнице, а она брыкалась и проклинала его на каждом шагу.

Стефани словно приросла ногами к полу, чувствуя дурноту от отвратительной сцены, свидетельницей которой только что стала, от тех признаний, которые выплеснула Анжела. Она стояла, прижав руку к животу, заставляя себя делать глубокие вдохи, пока тошнота не прошла.

Меган не твоя дочь.

Стефани закрыла глаза, вновь слыша мстительность в голосе Анжелы, представляя ее искаженное злостью лицо.

Но, возможно, она сказала это только для того, чтобы отомстить Уэйду, причинить ему боль?

В этот момент Стефани увидела Уэйда, спускающегося по лестнице. Плечи его были опущены, словно на них лежала вся тяжесть мира.

— Уэйд? — неуверенно окликнула она его.

Он повернулся к ней.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось выслушать все это. Ты этого не заслуживаешь.

Стефани покачала головой, не в силах произнести ни слова из-за кома в горле. Испытывая отчаянную потребность дотронуться до него, она взяла Уэйда за руки и успокаивающе сжала.

— Я сама виновата. Надо было сначала позвонить. Просто мне не пришло в голову, что она все еще может быть здесь. Мне так хотелось увидеть тебя, поговорить с тобой, что я больше ни о чем не думала. Найдя коробку на пороге, я поняла, что ты, возможно, больше не придешь. — Глаза наполнились слезами, однако она упрямо сморгнула их. — Но только прочтя одно из писем отца, я осознала свою вину. Мне следовало сказать тебе вчера, что твое прошлое не имеет значения, что я люблю тебя всем сердцем и хочу стать твоей женой.

Пока Стефани говорила, Уэйд слушал ее молча, не перебивая, не отводя взгляда. Но вот она высказала все, что у нее на сердце, а он по-прежнему продолжал молчать.

— Уэйд? — неуверенно спросила Стефани, ощутив укол тревоги. — Что-нибудь не так?

— Ты не упомянула Меган. Когда я попросил тебя выйти за меня, ты сказала, что не сможешь жить в одном доме с ней, потому что она будет постоянным напоминанием о прошлом.

— Да, но это больше не проблема.

— Почему? Потому что Анжела призналась, что Меган не моя? — Высвободив свои руки, он сделал шаг назад. — То, что сказала Анжела, правда… до некоторой степени. Когда медсестра в роддоме сообщила мне, что Меган весит всего четыре фунта и считается недоношенной, я понял, что Анжела солгала и пытается всучить мне чужого ребенка. Но вот что я тебе скажу, Стеф. Для меня это не имело значения. Ни тогда, ни тем более сейчас. С того момента, как врач вложил Меган мне в руки, она стала моей. Я не мог оставить малышку на попечение Анжелы, поскольку знал, какая жизнь ждет Меган, если я брошу ее. Поэтому я развелся с Анжелой и начал бороться за опеку над Меган.

Покачав головой, Уэйд сделал еще шаг назад, увеличивая расстояние между ними. Стефани не решалась перебивать его.

— Но не только из-за образа жизни Анжелы я хотел оставить девочку у себя. Я люблю Меган так, как если бы она была моей. И поэтому никогда не женюсь на женщине, которая не любит ее так же сильно, как я, и которая не хочет поставить счастье Меган выше своего собственного. Именно так поступают родители, Стеф. Они любят своих детей несмотря ни на что. Даже если ребенок не их собственная плоть и кровь.

Уэйд повернулся и пошел прочь.

Всю короткую дорогу домой Стефани смотрела прямо перед собой, стискивая руками руль. Слезы стояли в горле, но плакать она не могла.

Она потеряла его. Ее горечь и колебания стоили ей второго шанса быть с любимым.

Стефани не заслуживает слез, не заслуживает того облегчения, которое они приносят. Она подвела его, подвела мужчину, который открыто и великодушно предложил разделить с ним все, чем дорожил больше всего на свете — свое сердце, свою дочь, свой дом. Она подвела его, когда он больше всего в ней нуждался, и теперь он ушел из ее жизни навсегда.

В течение двух дней Стефани упаковывала вещи как безумная, за это короткое время умудрившись сделать больше, чем за всю предыдущую неделю. Дважды она видела, как Уэйд проезжал мимо, проверяя скот, и всем сердцем молилась, чтобы он заглянул к ней, но он даже не смотрел в сторону дома. Окончательно отчаявшись, она решила поскорее уехать с ранчо, от Уэйда, от преследующих ее воспоминаний.

На третий день, почти закончив с вещами, Стефани отправилась в город, чтобы встретиться с поверенным Бада, мистером Бэнксом, предварительно договорившись с ним о встрече.

Сразу приступив к делу, мистер Бэнкс полистал бумаги на столе, затем передал Стефани пачку листков.

— Здесь все изложено на стандартном языке и содержит то, что вы и ожидаете, поэтому я обращу ваше внимание на те пункты, которые могут вызвать у вас сомнения в их действительности.

Стефани удивленно взглянула на него.

— Какие у меня могут быть сомнения? Я знакома с волей Бада. Он дал мне копию своего завещания вскоре после маминой смерти.

Мистер Бэнкс отвел взгляд.

— Ну… — он прочистил горло, — видите ли, Бад внес некоторые изменения.

Холодок дурного предчувствия пробежал по позвоночнику Стефани.

— Какие изменения?

Поверенный указал на бумаги, которые она держала.

— Откройте, пожалуйста, страницу шестую, параграф три. — Пока она искала нужное место, Бэнкс продолжил: — Как единственный ребенок Бада вы наследуете все: ценные бумаги, облигации, страховые полисы, дом и все его содержимое. — Он остановился, чтобы откашляться, затем добавил: — Но землю Бад оставил Уэйду Паркеру.

Потрясенная, Стефани вытаращила глаза.

— Он оставил ранчо Уэйду?

С угрюмым выражением мистер Бэнкс кивнул.

— Я знаю, как вы, должно быть, шокированы этим, и сожалею, что именно мне пришлось сообщить вам эту новость. Но заверяю вас, Бад был в здравом рассудке, когда вносил эти изменения.

Стефани мягко улыбнулась Бэнксу.

— Вам не стоит беспокоиться. У меня нет намерения опротестовывать завещание Бада. Он знал, что я не интересуюсь землей и не собираюсь возвращаться в Джорджтаун. Отдавая землю Уэйду, он хотел, чтобы ранчо осталось нетронутым и не поделенным на части.

— Он действительно упоминал, что опасается этого.

Поднявшись, Стефани протянула руку.

— Спасибо, мистер Бэнкс. Я очень ценю вашу заботу обо мне, но заверяю вас, что уважаю волю Бада и не сделаю ничего такого, что может препятствовать ее исполнению.

Позже тем вечером Стефани сидела на качелях возле переднего крыльца, медленно раскачиваясь, и думала над тем, что сделал Бад. Мистер Бэнкс прав: она действительно была поражена.

Но ее потрясение длилось всего пару мгновений. Бад обожал ранчо, и казалось вполне разумным, что он захотел передать его тому, кто будет любить его так же сильно, как и он. Не то чтобы Стефани не испытывала сильных чувств к дому, в котором выросла, но она никогда не делала секрета из того, что больше не имеет желания жить здесь. Правда в том, что она избегала приезжать домой большую часть своей взрослой жизни. И хотя это, должно быть, обижало Бада, он никогда не упрекал ее. Бад безоговорочно любил ее и после своей смерти великодушно оставил ей все, кроме земли.

Вполне естественно, что он завещал ранчо Уэйду. Тот по достоинству оценит дар и будет заботиться о ранчо так же, как заботился сам Бад, если не больше. Подарок был значительным, стоимость одной только земли, наверное, около миллиона долларов. Но Уэйд никогда не продаст землю ради денег. У него достаточно своих.

Закрыв глаза, Стефани попыталась разобраться в своих чувствах, но не было ни негодования, ни горечи по отношению к Уэйду за то, что он получил то, что по праву должно принадлежать ей. Странно, но она не испытывала ничего, кроме гордости, что Бад догадался отдать ранчо Уэйду.

Вздохнув, она оттолкнулась ногой от земли, раскачивая качели. Завтра придут машины, и она отправится в Даллас…

Совсем недавно, когда Стефани приехала в родительский дом разбирать вещи, ей хотелось поскорее завершить эту главу своей жизни и вернуться в Даллас.

Теперь от одной лишь этой мысли хотелось плакать.

 

Глава восьмая

Громкий лай Малыша вырвал Стефани из глубокого сна, и она села в кровати. Сердце ее колотилось.

— Что случилось, Малыш? — прошептала она.

Пес снова залаял и подбежал к двери.

Стефани свесила ноги с кровати и набросила халат. По дороге к двери она услышала громкий стук.

— Стеф? Открой! Это я, Уэйд.

Окончательно проснувшись, она побежала по коридору, лавируя между коробками, уверенная, что Уэйд пришел, чтобы помириться с ней.

Увидев тревогу на его лице, она поплотнее запахнула халат и вышла на крыльцо.

— Что такое? Что-нибудь случилось?

— Меган. Она сбежала. Еще четыре часа назад она спала в своей кровати, а сейчас ее нет.

— Ты уверен?

— Ну, разумеется! — нетерпеливо закричал он. — Я обыскал весь дом, сарай, но ее нигде нет. Я подумал, может, она пришла сюда.

— Сюда? — переспросила Стефани, потрясенная тем, что он мог такое предположить.

— Ну да. Ты ей нравишься. Она ужасно разозлилась, когда я не разрешил ей вернуться к тебе, чтобы помогать упаковываться.

Стефани сглотнула. Она и помыслить не могла, что Меган испытывает к ней какие-то чувства, тем более симпатию. Она покачала головой.

— А ее друзьям ты звонил?

— Нет. Не хотелось будить людей среди ночи, пока не буду окончательно уверен, что она сбежала. Я так надеялся найти ее здесь. — Из его груди вырвался стон. — О боже! Она убежала к Анжеле, это точно.

Стефани поежилась от одного этого предположения, понимая тревогу Уэйда, потом решительно стиснула зубы, понимая, что кому-то из них нужно сохранять спокойствие.

— Ты не можешь знать наверняка. Кстати, ты звонил Анжеле? Может, она разговаривала с Меган.

— Я пытался. Она не отвечает, что меня не удивляет. — Уэйд нахмурился. — Она была ужасно зла на меня, когда уезжала.

— Ее чувства сейчас не имеют значения, — твердо напомнила ему Стефани. — Безопасность Меган — вот на чем нужно сосредоточиться. Теперь думай. Куда она могла пойти?

Уэйд вскинул руки.

— Черт, я не знаю! Меган всегда грозилась сбежать к матери. Не представляю, куда еще она могла податься.

— Хьюстон почти в трех часах езды отсюда, — сказала Стефани, пытаясь рассуждать логически. — Пешком ей не дойти. — И тут ее осенило. — Автостанция! — воскликнула она и, схватив Уэйда за руку, потащила его к грузовику. — Возможно, она села на автобус. Проверь там. Покажи ее фотографию. Может, кто-то вспомнит, что видел девочку. Найди и привези ее.

С угрюмым лицом Уэйд забрался в машину и завел мотор.

— Если она появится здесь или свяжется с тобой…

— Я позвоню тебе на сотовый, — пообещала она. — А ты сообщи мне, если найдешь ее.

С горящими от недосыпания глазами и взвинченными от беспокойства нервами Стефани ходила по дому, руководя действиями служащих компании по грузоперевозкам и отбирая мебель и коробки с вещами, которые она решила оставить себе.

Уэйд позвонил около четырех утра и сообщил, что Меган взяла билет на автобус до Хьюстона, и он едет туда, надеясь перехватить ее до того, как она доберется до квартиры Анжелы. С тех пор телефон упорно молчал.

Ей отчаянно хотелось позвонить ему, но всякий раз, протягивая руку к телефону, она тут же отдергивала ее, говоря себе, что он свяжется с ней, если будут новости.

Когда вещи были погружены и машины уехали, Стефани вернулась в пустой дом и огляделась, не зная, что ей делать. Она намеревалась уехать после того, как увезут вещи, но теперь не могла, не имея сведений о Меган.

Отсутствие новостей — это хорошая новость, напомнила себе Стефани. Не найдя утешение в старой мудрости, она стала ходить туда-сюда и подпрыгнула от неожиданности, когда телефон зазвонил.

Она схватила трубку и поднесла к уху.

— Да?

— Ее нет у Анжелы. Здесь никого нет.

Ее сердце едва не разорвалось от пораженческих ноток в голосе Уэйда.

— Что ты собираешься делать теперь?

— Останусь здесь. Я знаю адреса пары притонов, где может обретаться Анжела. Собираюсь проверить, не видел ли кто ее.

— А вдруг Меган вернется домой? Если тебя не будет, она может опять убежать.

— Я надеялся, что ты побудешь там. Задержишь Меган, пока я не вернусь.

— Ну, конечно.

— Ключ под ковриком у задней двери.

— Я найду.

Она хотела отключиться, но голос Уэйда остановил ее:

— Стеф?

— Да?

— Спасибо.

Слезы подступили к глазам, но прежде чем девушка успела ответить, загудел гудок, давая понять, что Уэйд прервал связь.

Как же странно находиться в доме Уэйда! Стефани была хорошо знакома с планировкой, поскольку часто бывала тут в то лето, когда они встречались с Уэйдом, но сейчас предпочитала оставаться на кухне и поближе к телефону.

Девушка сделала себе целый кофейник кофе, чтобы не уснуть, и пила чашку за чашкой, сидя за столом. Электронные часы на микроволновке показывали десять вечера, напоминая Стефани, что она пробыла в его доме уже больше четырех часов.

Телефон зазвонил, напугав ее, и Стефани бросилась к нему со всех ног, схватив трубку после второго звонка.

— Алло? — выдохнула она.

— Уэйда Паркера, пожалуйста.

Разочарованная, Стефани откинула волосы с лица.

— Сожалею, но его сейчас нет. Может, ему что-то передать?

— Нет, мне нужно поговорить с ним лично.

Стефани нахмурилась, удивляясь настойчивости в голосе незнакомого мужчины.

— У меня есть номер его сотового. Не хотите попробовать связаться с ним?

— Уже пробовал. Не отвечает. Не вешайте трубку.

Еще больше хмурясь, Стефани пыталась разобрать, что говорилось на том конце провода, но ее собеседник прикрыл трубку рукой.

— С кем я говорю?

Вопрос удивил ее.

— Стефани Кэллоуэй, соседка.

— Одну минуту. — И снова раздались неразборчивые звуки, а потом мужчина произнес: — Здесь у нас девочка, которая хочет поговорить с вами.

Следующим Стефани услышала голос Меган.

— Стефани? — сказала она и шмыгнула носом. — Ты не знаешь, где мой папа?

Боясь, что Меган повесит трубку, прежде чем объяснит, где она находится, Стефани поспешно спросила:

— Ты где, Меган? Твой папа сходит с ума от беспокойства.

Меган снова шмыгнула носом, затем произнесла со слезами в голосе:

— В полицейском участке. В Остине.

У Стефани округлились глаза. Тысячи вопросов вертелись на языке. Но она не могла задать их. Сейчас не время.

— Милая, твой папа в Хьюстоне, ищет тебя, — сказала она. Меган ударилась в слезы, и Стефани пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы тоже не расплакаться. — Меган, послушай меня, — твердо проговорила она. — Мужчина, с которым я разговаривала, офицер полиции?

— Д-Да.

— Дай мне поговорить с ним.

— Хорошо. Стефани?

— Да, милая?

— Ты приедешь забрать меня?

— Ох, детка, — простонала Стефани, ее сердце разрывалось от мольбы в голосе девочки. — Я не знаю, отдадут ли тебя мне. Я же не родственница.

— Пожалуйста, — взмолилась Меган и опять заплакала. — Мне так страшно.

— Я уже еду, — быстро сказала Стефани, повысив голос, чтобы Меган услышала ее сквозь всхлипывания. — Передай трубку полицейскому, чтобы он рассказал мне, куда ехать.

Это был первый визит Стефани в полицейский участок и, она надеялась, последний. Возможно, место выглядело таким пугающим из-за позднего часа, но она не побилась бы об заклад. Какие-то люди — хулиганы, судя по виду — болтались возле здания и стояли неплотными группами в коридоре. Прижимая к себе сумочку из опасения, что кто-нибудь из этих бандитов может ее выхватить, Стефани подошла к конторке.

— Я бы хотела увидеть Меган Паркер, — сказала она дежурному офицеру.

Тот скользнул по ней равнодушным взглядом.

— Вы родственница?

— Нет, друг.

Он покачал головой.

— Мы можем отдать ее только члену семьи.

Стефани сдержала поднимающееся в ней раздражение.

— Мне об этом известно, но она всего лишь ребенок и напугана. Я просто хочу побыть с ней, пока не появится ее отец.

Дежурный поднял брови.

— А он уже едет? Насколько я знаю, с ним никак не могут связаться.

Стефани сжала руки в кулаки, чтобы не поколотить упрямца. Она должна увидеть Меган во что бы то ни стало.

— Совершенно верно, но я оставила ему сообщение на мобильном и уверена, как только он его получит, сразу же приедет сюда. А теперь, пожалуйста, можно мне поговорить с Меган?

Пожав плечами, дежурный встал и сделал ей знак следовать за ним. Он повел ее по длинному коридору и остановился перед дверью с табличкой «Комната свиданий», потом предостерегающе посмотрел на нее.

— Не вздумайте умыкнуть ее. Тем самым вы лишь навредите себе и угодите за решетку. Она несовершеннолетняя и может быть отдана только члену семьи.

Стефани обожгла его взглядом.

— Не волнуйтесь. Я не испытываю ни малейшего желания оказаться за решеткой и не имею намерения оставаться здесь хоть на секунду дольше, чем это необходимо. — Пройдя мимо него, она открыла дверь.

Меган лежала на составленных вместе стульях, спрятав лицо в изгибе руки. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой, такой невозможно юной.

— Меган? — тихо окликнула ее Стефани.

Девочка села, заморгала. Глаза ее округлились, когда она увидела Стефани. В мгновение ока Меган соскочила со стульев и бросилась в ее объятия.

— О, Стефани, — всхлипывала она. — Я так боялась, что ты не приедешь.

— Тихо, милая, не надо плакать. Я здесь и останусь с тобой, пока папа не приедет. А теперь почему бы тебе не рассказать мне, что случилось? Почему ты убежала?

Всхлипывания Меган стали еще громче.

— Мама сказала, что я папе больше не нужна. Что я не его дочь. Она велела мне ехать на автостанцию и купить билет до Хьюстона. Но потом она приехала на вокзал и забрала меня. Сказала, что билет — это только для того, чтобы обмануть папу. Она отвезла меня в Остин, в дом к своему другу. Это было ужасно! — Меган зарыдала и крепче прижалась к Стефани. — Они там все нюхали кокаин и делали всякие гадости.

Стефани нежно погладила ее по голове.

— Я умоляла маму отвести меня куда-нибудь еще, — продолжала девочка. — Но она приказала мне заткнуться и поучиться для разнообразия, как нужно веселиться. Ой, мне было так страшно. Те дядьки так странно смотрели на меня. Я зашла в ванную и закрылась там.

Стефани содрогнулась. Ее приводила в ужас мысль, что могло случиться с Меган, какой опасности подвергла ее мать.

— Ты очень умно поступила, детка.

— Мне тоже так казалось. Но потом пришли полицейские и начали колотить в дверь. Только я-то не знала, что это полиция. Я плакала и кричала, чтобы они уходили, и тогда они выбили дверь. Я пыталась рассказать, что не хотела быть там, что это мама привела меня туда и заставила остаться, но главный полицейский не стал слушать. Сказал, что я должна поехать с ним, потом посадил меня с двумя другими людьми в полицейскую машину и привез сюда.

Стефани пыталась отгородиться от ужасных образов, которые вставали перед ее мысленным взором: вместе с какими людьми арестовывали Меган, что ей довелось увидеть в том доме. И что могло бы случиться с девочкой, если бы полиция не подоспела вовремя. Крепко зажмурившись, она заставила себя сосредоточиться на том, что говорила Меган.

— Когда мы приехали сюда, женщина-полицейский привела меня в эту комнату. Я назвала папино имя и номер. Она позвонила ему, но его не было дома. Тогда я дала им номер его мобильного, но и он не отвечал.

— Я тоже пыталась дозвониться до него, милая, — сказала ей Стефани. — Должно быть, у него села батарейка, или он вне зоны доступа. — Обняв Меган, она повела ее к стульям. — Но он приедет, как только получит сообщение.

Меган села, глядя на Стефани круглыми от страха глазами.

— А что, если не приедет? — Слезы снова заблестели у нее на глазах. — Может, я больше ему не нужна. Так сказала мама…

Стефани нежно привлекла девочку к себе.

— Это неправда. Твой папа очень сильно любит тебя.

— Но в том-то и дело, — всхлипнула Меган. — Он не мой папа. Мама обманула его. Она сказала ему, что беременна, только для того, чтобы он женился на ней.

Стефани стиснула зубы так сильно, что едва не сломала их, и еще крепче прижала Меган к своей груди.

— Мне наплевать, что там сказала твоя мама. Уэйд любит тебя. Никогда даже не сомневайся в этом.

Чертыхаясь, Уэйд выдернул зарядное устройство своего телефона из адаптера на приборной доске и вышвырнул его в окно. Надо ж было такому случиться, что эта дурацкая штуковина сломалась именно сейчас! Уэйд сосредоточился на дороге, пытаясь сообразить, что делать. Увидев впереди заправку, он резко затормозил перед платным телефоном, висящим на стене сбоку здания.

Выпрыгнув из кабины, Уэйд выудил из кармана четвертак и бросил его в щель, затем набрал номер своего сотового, надеясь, что Стефани позвонила ему и оставила сообщение. Когда включилась запись, он быстро набрал номерной код своей голосовой почты. Прижав трубку к уху, стал слушать.

— О, нет, — простонал он и оперся рукой о стену, чтобы устоять, пока слушал мужчину, назвавшегося полицейским из Остина, который доложил, что его дочь, Меган Паркер, в настоящее время находится в полицейском участке Остина.

Стерев дрожащей рукой пот со лба, Уэйд стал ждать следующего сообщения.

— Уэйд. Это Стефани. Я разговаривала с Меган, она в полицейском участке Остина на Седьмой улице. Она в порядке, хотя, понятное дело, напугана. Я сейчас еду туда, к ней. Мне ее не отдадут, поэтому тебе нужно приехать в Остин как можно быстрее.

Бросив трубку, Уэйд вскочил в машину. Он убьет Анжелу. Если только когда-нибудь доберется до нее, то свернет ей шею. Как она это провернула, этого Уэйд не знал, но если Меган в полицейском участке, то в этом виновата Анжела.

Дверь комнаты для свиданий резко распахнулась, и вошел Уэйд. Он бросил один взгляд на Меган, свернувшуюся калачиком возле Стефани, потом быстро посмотрел на Стефани, безмолвно спрашивая, все ли в порядке с девочкой. Кровь отхлынула от его лица.

— С ней все хорошо, — прошептала Стефани. — Просто утомилась.

Меган подняла голову и заморгала.

— Папа? — сонно пробормотала она. Ее личико сморщилось, на глазах выступили слезы. — Ох, папа, прости меня.

Уэйд в два шага пересек комнату и подхватил ее на руки.

— Ничего, малышка, — успокаивающе проговорил он, потом спрятал лицо у нее в волосах и проглотил собственные слезы. — Слава богу, что с тобой все в порядке. Это главное. Ты в безопасности.

Меган крепче прижалась к нему.

— Я хочу домой, папа. Пожалуйста, отвези меня домой.

— Не волнуйся, моя хорошая. Я уже все уладил с полицией. Мы можем ехать. — Он остановился в дверях, словно только сейчас вспомнил о Стефани, и вопросительно поднял бровь. — Тебя подвезти?

Стефани встала, осознав, что теперь, когда Уэйд с дочерью воссоединились, в ее услугах больше не нуждаются. Ей бы следовало испытывать облегчение, но она чувствовала необъяснимую печаль.

Девушка заставила себя улыбнуться.

— Нет, я на машине.

Направляясь по дороге в Джорджтаун, Стефани размышляла, какой у нее выбор. Она слишком устала, чтобы прямо сейчас ехать в Даллас, однако спать в родительском доме ей негде. Часть мебели, которую она оставила себе, увезена в Даллас, а остальное забрала благотворительная организация.

Увидев вывеску мотеля, она сбросила скорость, прикинув, что можно снять на ночь комнату, но передумала и поехала дальше. После сегодняшних событий ей необходимы покой и знакомая обстановка, даже если это означает, что придется спать на полу.

Приехав, Стефани не стала заезжать в гараж. Выйдя из машины, она тихо застонала и потянулась, разминая затекшие мышцы. Надеясь найти что-нибудь, чтобы соорудить постель, она открыла заднюю дверцу машины и порылась в имеющихся там запасах. Ей удалось отыскать тонкое одеяло и маленькую подушку, которую подкладывала под шею, когда летала на самолете. Прихватив также коробку с отцовскими письмами, она направилась в дом.

Побродив из комнаты в комнату в поисках наиболее удобного места, Стефани в конце концов решила, что ковер в ее спальне самый мягкий. Она поставила коробку, опустилась рядом с ней и взбила подушечку. Довольная тем, что сделала все, чтобы устроиться поудобнее, она легла на бок и, натянув одеяло до плеч, утомленно вздохнула раз, другой… и уснула.

— Папа?

— Да?

— Мама сказала, что вы со Стефани когда-то были помолвлены.

Уэйд напрягся, затем заставил пальцы расслабиться и опустил жалюзи, чтобы утром солнечный свет не помешал Меган отдыхать.

— Да, были.

— Мама сказал, что ты разорвал помолвку, чтобы жениться на ней.

Добавив еще один пункт к длинному списку причин презирать свою бывшую жену, которыми Меган уже снабдила его по дороге домой, Уэйд подошел и сел на край кровати.

— Да, это правда, — ответил он, не желая обременять ее подробностями.

Слезы выступили на глазах Меган.

— Это я виновата, да? Из-за того, что мама была беременна мной, тебе пришлось расстаться со Стефани.

— Нет, солнышко, — заверил Уэйд девочку. — Вина на мне. Ты здесь ни при чем.

— Она тебе все еще нравится, да? Стефани, я имею в виду.

Уэйд печально улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Да, и, наверное, всегда будет.

— Но вы же и сейчас еще можете пожениться, разве нет? Ты ведь больше не женат на маме.

Он опустил взгляд, не зная, что ответить.

— Все не так просто.

Меган села, подтянув к себе колени.

— Почему?

Уэйд заколебался, пытаясь сообразить, как объяснить, почему он не может жениться на Стефани, чтобы дочь снова не почувствовала себя виноватой.

— Брак — это большая ответственность, — начал он.

Меган закатила глаза.

— Ой, как будто я этого не знаю.

Усмехнувшись, Уэйд взъерошил рукой волосы.

— Если ты такая умная, тогда скажи, почему я должен жениться на ней.

— Потому что она сексуальная.

Он поперхнулся смешком, потом покачал головой.

— Только пустой человек женится на женщине из-за ее внешности.

— Но это же не единственная причина, — возразила Меган, затем принялась загибать пальцы: — Она умная, модная, классная и очень, очень хорошая. — Девочка опустила руки, ее глаза наполнились слезами. — Она приехала в Остин, чтобы побыть со мной, и обнимала меня, когда я плакала, прямо как настоящая мама. С ней я почувствовала себя защищенной, любимой. Даже зная, какой плохой я была, она не ругала меня, не отчитывала. Она просто была… хорошей.

Уэйд уставился в одну точку, гадая, является ли доброта Стефани по отношению к Меган знаком того, что она больше не питает к девочке неприязни.

— Меган? — неуверенно проговорил он. — Если мы со Стефани поженимся, она станет твоей мачехой. Как ты к этому отнесешься?

Меган секунду размышляла, словно раньше это не приходило ей в голову, потом улыбнулась:

— Это будет клёво.

— Ты уверена? Хорошенько подумай, прежде чем отвечать, — предупредил Уэйд. — Она станет жить с нами в одном доме, и, я уверен, у нее будут свои требования, которые нам придется выполнять.

Меган откинулась назад и подозрительно оглядела его.

— Пап, ты говоришь так, словно она какая-то ведьма.

Он пожал плечами.

— Просто я хочу убедиться, что ты понимаешь самое главное: если мы со Стефани поженимся, ты должна будешь относиться к ней с тем уважением, которого заслуживает любая мать.

Девочка вскинула бровь и посмотрела на него свысока.

— Любая? — уточнила она, намекая на Анжелу.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Буду. Обещаю. — Меган подтолкнула его. — Иди и спроси ее. Бьюсь об заклад, она скажет «да».

Он разинул рот.

— Сейчас?

Меган плюхнулась на спину и натянула одеяло до подбородка.

— А почему нет? Разве у нас в эту минуту есть какое-то более важное дело?

Уэйд медленно поднялся, внезапно занервничав.

— Нет, думаю, что нет.

Уэйд не был уверен, что найдет Стефани в родительском доме, но решил, что разумнее всего начать поиски оттуда.

Он воспринял как добрый знак то, что нашел ее машину, припаркованную на заднем дворе. Не имея представления, как она ответит на еще одно предложение, Уэйд подошел к передней двери и постучал. Секунда бежала за секундой, он ждал, нервно переступая с ноги на ногу. Когда ответа не последовало, Уэйд пошарил рукой над дверью в поисках ключа. Найдя его, отомкнул замок и вошел.

Дом был совершенно пуст: ни мебели, ни вещей, ни коробок. Осознав, что Стеф закончила работу, ради которой приехала, и скоро вернется в Даллас, Уэйд почувствовал, как живот скрутило от страха.

Малыш выбежал из кухни и ткнулся носом ему в руку.

— Привет, Малыш, — пробормотал он и рассеянно потрепал пса по голове, оглядываясь вокруг. — Где Стеф?

В ответ собака потрусила по коридору. Уэйд пошел следом. Ладони у него вспотели, а в горле пересохло, как в пустыне.

У двери в спальню Стефани Малыш сел и выжидающе поглядел на Уэйда.

— Хороший мальчик, — пробормотал Уэйд и погладил собаку, затем тихонько заглянул внутрь.

Совесть кольнула его, когда он увидел Стефани, спящую на полу, укрытую тонким одеялом. Честя себя на все корки за то, что не сообразил пригласить ее к себе домой, когда они уезжали из полиции, он на цыпочках вошел в спальню и присел с ней рядом.

— Стеф? — прошептал Уэйд и легонько потряс ее за руку.

Девушка тихо застонала и натянула одеяло на голову.

— Не сейчас, Малыш, — пробормотала она. — Я сплю.

Спрятав улыбку, Уэйд лег на бок лицом к ней. Осторожно, чтобы не напугать ее, приподнял край одеяла.

— Это не Малыш, Стеф. Это я, Уэйд.

Она мгновенно открыла глаза.

— Что случилось? Что-нибудь с Меган?

Он погладил ладонью ее щеку, тронутый тревогой и озабоченностью в ее голосе.

— С ней все в порядке. Когда я уходил, она спала.

С явным облегчением Стефани опустила веки.

— Слава богу. Бедная малышка так устала.

Бедная малышка. Эти слова сказали Уэйду все, что он хотел знать. Он придвинулся к ней ближе.

— Стеф? Мне нужно, чтобы ты проснулась.

— Устала, — жалобно простонала она. — Я так устала.

— Я знаю, Солнце, но мне необходимо спросить тебя кое о чем.

— А это не может подождать?

Усмехнувшись, он пальцами приподнял ее веки кверху.

— Нет, не может.

Тяжело вздохнув, она перевернулась на спину и потерла лицо руками.

— Что?

Уэйд сел, чтобы лучше ее видеть.

— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты поехала в Остин и оставалась с Меган до моего приезда. Это очень много для меня значит.

Зевнув, Стефани снова повернулась на бок и натянула одеяло на плечо.

— Не стоит благодарности.

— Меган тоже благодарит тебя.

— Бедняжка, — сочувственно пробормотала Стефани. — Могу себе представить, как она, должно быть, испугалась.

Очень хорошо зная, каким ужасам подвергла дочь его бывшая жена, Уэйд нахмурился. Затем вздохнул и снова сосредоточился на лице Стефани.

— Меган сказала, что ты была очень добра с ней. Крепко обнимала ее, как настоящая мама.

Хотя глаза оставались закрытыми, нежная улыбка тронула губы Стеф.

— Это очень мило. Она хороший ребенок.

— Ты так думаешь?

Что-то в его голосе, должно быть, привлекло ее внимание, потому что Стефани открыла глаза и посмотрела на него.

— Да.

— Прежде ты говорила, что едва ли смогла бы жить с ней в одном доме. Ты по-прежнему так думаешь?

Не сводя с него взгляда, она медленно приподнялась на локте.

— Уэйд, что ты говоришь?

Он опустил голову и пожал плечами.

— Мы с Меган немножко поговорили перед тем, как я поехал сюда. Кажется, она считает, что мы должны пожениться.

У Стефани округлились глаза.

— Меган так сказала?

— Да. Анжела рассказала ей, что мы когда-то были помолвлены, и теперь Меган беспокоится, что это по ее вине помолвка была расторгнута.

Стефани села и спрятала лицо в ладонях.

— О, нет, — простонала она. — Это так несправедливо, так неправильно. Анжела никогда не должна была говорить ей этого. Меган не виновата.

— Не волнуйся. Я все разъяснил Меган. Сказал ей, что это полностью моя вина, а она здесь совершенно ни при чем.

Стефани убрала руки от лица и взглянула на него.

— И она поверила тебе?

Он пожал плечом.

— Не имеет значения, кто виноват. Я не жалею о решении, которое принял. Мне достаточно только посмотреть на Меган, чтобы знать, что я поступил правильно.

— Ох, Уэйд, — сказала Стефани со слезами на глазах, — после всего того, через что эта женщина заставила тебя пройти, ты не отвернулся от Меган!

— И никогда не отвернусь, — твердо произнес он, затем поймал ее руку и сжал. — Надеюсь, что и ты тоже.

Ее глаза еще больше наполнились слезами.

— Конечно, нет. Я бы не смогла.

Он сглотнул и сжал ее руки еще крепче.

— Есть кое-что, что ты должна знать. Нечто такое, что может рассердить тебя. Мне, наверное, следовало сказать тебе об этом раньше, но я думал, что это не мое дело.

Мягкая улыбка тронула ее губы.

— Если ты о том, что Бад завещал тебе землю, то не беспокойся. Я уже знаю.

Его глаза расширились от удивления.

— Знаешь?

— Я встречалась с поверенным Бада. Он рассказал мне.

— И ты не разозлилась?

— Нет. Удивилась — да, но не разозлилась. Бад оставил тебе свою землю, потому что знал: ты будешь любить ее так же сильно, как любил он. — Стефани усмехнулась. — И я бы не удивилась, если он сделал так в надежде, что это сведет нас вместе.

Улыбнувшись, Уэйд кивнул.

— Это очень похоже на Бада. — Посерьезнев, он встал рядом с ней на колени и поднес ее руки к своим губам. — Стефани Кэллоуэй, не окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Стефани уставилась на него, словно боялась, что это сон и она сейчас проснется.

— Так ты согласна?

Смеясь, она обвила его за шею руками.

— Да, да, тысячу раз да!

Уэйд стиснул ее в объятиях и спрятал лицо в волосах.

— Я так долго ждал, когда ты скажешь это, — пробормотал он, затем отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. — Мы будем семьей. Ты, я и Меган. — Громкое «гав» заставило его взглянуть в сторону двери, где сидел Малыш и выжидательно смотрел на него. Улыбнувшись, Уэйд добавил: — И Малыш. — Он снова посмотрел на Стеф, и улыбка сползла с его лица. — Я люблю тебя, Стефани Кэллоуэй.

— Не больше, чем я люблю тебя, Уэйд Паркер.

Он взял ее лицо в ладони.

— На этот раз у нас все получится. Ничто и никогда не разлучит нас.

— Ничто, — пообещала она. — И никогда.

 

Эпилог

Стефани медленно повернула руку, наблюдая, как свет от настенного бра играет на кольце с изумрудом. Это было то самое кольцо, которое Уэйд надел ей на палец почти тринадцать лет назад. Кольцо его матери. Через две недели после этого она сорвала кольцо с пальца и швырнула им в него. Зажмурившись от нежелательного воспоминания, она сжала пальцы в кулак, словно защищая кольцо, и молча поклялась больше никогда не снимать его.

Вздохнув, Стефани открыла глаза и потянулась к последней пачке писем, лежащей на тумбочке. Она прочла их, как и обещала себе, и осталось только одно. Взяв конверт, она открыла его и вытащила сложенные листки. Когда Стефани разворачивала их, ей на колени упал оторванный кусочек бумажки.

— Что это? — пробормотала она и стала рассматривать клочок. На одной стороне были написаны от руки какие-то непонятные слова, а на другой стояла нотариальная печать и подпись: Элен Томпсон.

Хмурясь, Стефани снова попыталась разобрать смысл написанного, но быстро сдалась. Одно было совершенно ясно: это кусок какого-то документа.

Надеясь найти объяснение в отцовском письме, она отложила клочок в сторону и разложила письмо на коленях.

Дорогая Жанин!

Навсегда твой, Ларри.

Высылаю тебе часть документа, хочу, чтобы он был у тебя. На всякий случай сохрани его. Я раньше не рассказывал тебе об этом, но, честно говоря, просто думал, что мужчина, который дал его мне, был либо не в себе, либо пьян. Сейчас объясню.

В ночь перед тем, как вылететь во Вьетнам, мы с другими парнями были в баре в Остине, а этот человек подошел к нашему столику и предложил угостить всех выпивкой. Мы пригласили его присоединиться к нам, и он рассказал, что его сын был убит во Вьетнаме. Это случилось за несколько лет до нашей с ним встречи, но я видел, что мужчина все еще скорбит. В общем, он сказал, что теперь, когда его сын погиб, ему некому оставить свое ранчо, и добавил, что хочет оставить его нам. Он вытащил эту купчую, заставил каждого из нас подписать ее, затем разорвал на шесть частей и вручил каждому кусок. Он сказал нам, что когда мы вернемся из Вьетнама, то сложим куски вместе и приедем, чтобы заявить права на ранчо.

Не знаю, получится ли из этого что-нибудь, но пусть этот клочок будет у тебя на случай, если я не вернусь домой. Что-то вроде страховки, полагаю.

Я никогда всерьез не думал о смерти, но в последнее время мысли о ней почему-то преследуют меня. Может, это потому, что вскоре у нас появится ребенок? Я беспокоюсь, что будет с тобой и малышом, если со мной что-нибудь случится. Деньги от армии ты получишь, это я знаю точно, вот только достаточно ли их будет, чтобы ты могла не работать? А мне бы не хотелось, чтобы у вас были подобные проблемы.

Надеюсь, я не сильно расстроил тебя. Я написал это с единственной целью, чтобы ты по возможности воспользовалась этим, если со мной случится беда. Остальные парни будут знать, что делать, и свяжутся с тобой. Можешь доверять им. Они позаботятся, чтобы ты получила справедливую долю.

Ну, пора заканчивать. Рано утром мы выступаем в район, где идут бои. Надеюсь, скоро увидимся.

Моргая, чтобы прогнать слезы, Стефани аккуратно сложила письмо, затем взяла оторванный клочок бумаги. Страховка, печально подумала она, вертя бумажку в пальцах. Поскольку девушка никогда не слышала, чтобы мать получала какое-то неожиданное наследство, она склонна была верить, что отец был прав. Тот человек был либо не в себе, либо пьян.

— Ты еще не спишь?

Стефани подняла глаза и обнаружила Уэйда, стоящего в дверях. Хотя она переехала к нему, но отказалась спать с ним в его спальне до тех пор, пока они не поженятся. Присутствие его дочери обязывало соблюдать приличия.

Улыбнувшись, Стефани похлопала по кровати рядом с собой.

— Я только что прочитала последнее письмо отца.

Он плюхнулся на кровать с ней рядом и вытянул ноги.

— Ну и как? Какие-нибудь новые открытия?

— Не знаю. — Стефани нахмурилась и подала ему клочок бумаги. — Взгляни, это было в письме.

Уэйд изучил вначале одну сторону, затем другую, пожал плечами и отдал бумажку ей.

— Что это? Какой-то секретный код?

Она мягко рассмеялась.

— А что, и вправду похоже, верно? — Затем улыбка ее сникла, и она покачала головой. — Отец прислал это маме и попросил сохранить. Сказал, что это страховка на случай, если он не вернется домой.

Уэйд еще раз внимательно оглядел клочок.

— Совсем не похоже на страховой полис.

— Это не страховой полис. Какой-то мужчина дал его отцу в ночь перед отправкой во Вьетнам. Ему и еще пятерым солдатам. Это было что-то вроде соглашения, полагаю. Сказал, что его сын погиб во Вьетнаме, и поскольку ему некому оставить ранчо, он захотел, чтобы мой отец и его друзья унаследовали его.

Уэйд хохотнул.

— Какой человек в здравом уме отдаст свое ранчо шестерым совершенно незнакомым людям?

— Отец думал точно так же. В письме он сказал, что, вероятно, мужчина был либо пьян, либо не в себе. — Стефани задумчиво помолчал; — Интересно, что сталось с другими пятью парнями. — Она взглянула на Уэйда. — Есть шанс, что кто-то из них вернулся домой.

Он пожал плечами.

— Возможно.

— Уэйд, — проговорила Стефани, когда идея начала формироваться у нее в голове. — Как ты считаешь, можно было бы отыскать этих солдат? Выяснить, что с ними случилось, где они живут?

— Не знаю, — задумчиво сказал он. — Это было так давно.

— Да… — Прикусив нижнюю губу, Стефани задумалась, какие меры предпринять, чтобы найти этих людей. — Я могла бы написать письмо в военное министерство, — сказала она, размышляя вслух, — узнать имена тех парней, которые служили в отцовском подразделении.

— Да, — согласился Уэйд. — Это было бы начало.

— Интересно, сколько там было человек?

Уэйд пожал плечами.

— Полагаю, много.

Стефани решительно сжала губы.

— Ну, не имеет значения. Я готова написать тысячи писем, чтобы отыскать тех пятерых, у которых остальная часть документа.

— Ты действительно думаешь, что этот документ представляет какую-то ценность? Даже если тот человек был в здравом уме, это было слишком давно. За такое время многое могло произойти.

Улыбнувшись, Стефани чмокнула его в щеку.

— Не имеет значения. Для меня главное — найти друзей моего отца.

— А ты не могла бы подождать с поисками, пока мы не поженимся?

Она озадаченно взглянула на него.

— Почему?

Он придвинулся к ней ближе и прижался губами к нежной шее.

— Потому что я не хочу, чтобы что-то задержало нашу свадьбу. То, что ты живешь в моем доме и не спишь в моей постели, сводит меня с ума.

Она соскользнула вниз, пока их лица не оказались на одном уровне.

— А разве Меган никогда не ночует у своих подруг?

Медленная улыбка расплылась на его лице, когда до него дошло, что она предлагает.

— Ага, ночует. Напомни мне завтра же позвонить Джен и договориться.

Стефани отстранилась и удивленно взглянула на него.

— А не будет ли нахальством просить, чтобы твоя дочь ночевала у кого-то в доме? Разве предложение не должно поступить от самой Джен?

Уэйд обнял ее за талию и привлек к себе.

— Джен поймет. — Его улыбающиеся губы приникли к ее губам. — Она ведь тоже воспитывает дочь в одиночку.