Последнее собеседование было позади, и Гейл Уэст выходила из офиса Трайпл Стар Лайн, чувствуя себя легко и беззаботно. Трудно было поверить, что ей так повезло – ее только что приняли медсестрой на «Юджинию».

Пат Нейли предупреждал ее о строгости характера миссис Белмонт, которая занималась набором женского персонала на суда. Она была так неприветлива с Гейл во время первого собеседования, что та почти не сомневалась в провале; неудивительно, что последовавшее за второй беседой согласие взять ее на работу было для Гейл и большой радостью и сюрпризом одновременно.

Во время первого собеседования миссис Белмонт ясно дала понять, что они хотели бы видеть в качестве медсестры кого-нибудь поопытнее. Гейл, по ее словам, в свои двадцать три года вряд ли сможет отвечать за свою работу в той мере, в какой это требуется от медсестры на корабле такого класса, как «Юджиния».

– Но это именно то, чего я хочу – быть ответственной, – горячо запротестовала Гейл.

– Ну, это вы так считаете.

– В Святом Амброзии нас очень хорошо обучили, – в словах Гейл слышалась гордость за родную больницу. Миссис Белмонт углубилась в лежащие перед ней бумаги.

Действительно – сестра Уэст блестяще сдала все экзамены. Она перешла к рапорту медицинского советника компании.

– Доктор Логан, похоже, впечатлен вашими успехами, – суперинтендант как бы размышляла вслух, но при этом не открывала все свои мысли. – Симпатичные молодые медсестры на судах, как известно, могут создавать проблемы. Особенно такие красотки. Но, с другой стороны, уставшие бизнесмены и полуинвалиды, пользующиеся морскими линиями, чтобы немного отдохнуть в дороге, наверняка отдадут предпочтение молодым и симпатичным медсестрам. Почему вы хотите идти в море?

– Я всегда об этом мечтала, – глаза Гейл загорелись, янтарные искорки в них слились в золотое сияние. – Если бы я была мужчиной, я бы стала моряком.

– Мечтала, вот как... Не думайте, что там, в море – очень весело.

Казалось, этот разговор будет продолжаться до бесконечности. Гейл отчаянно боялась сказать что-нибудь не то. Получалось, что суперинтенданту не понравился ни возраст Гейл, ни ее мечты. Наверное, она забыла, как сама мечтала когда-то.

Гейл была бы немало удивлена, если бы узнала, что миссис Белмонт до сих пор живет, как в мечте, с моряком-инвалидом, за которого она вышла замуж во время войны.

Окончательное собеседование было совсем другим. Оказалось, что когда миссис Белмонт улыбается, то выглядит просто очаровательно.

Вскоре Гейл уже бегала из одного отдела в другой вслед за строгого вида стареющей секретаршей. Повсюду ей давали какие-то инструкции. Гейл точно знала, что ей их никогда не запомнить. Освободившись, девушка в растерянности стала искать выход.

В ее мозгу проносились обрывки мыслей. Что скажет на все это мама? Она почувствовала тревогу. Со старшей медсестрой в госпитале все будет в порядке. Она знает, что Гейл пытается устроиться на корабль и, в случае чего, найдет ей замену. Остается еще Пат. У нее сжалось сердце. Пат Нейли, конечно, помог ей приблизиться к исполнению ее мечты, но, на самом деле, вряд ли он будет рад ее уходу из госпиталя, где они провели столько времени вместе – вместе работали, вместе готовились к этим ужасным экзаменам. Дружба с Патом, конечно, очень помогала ей все эти годы, проведенные в Святом Амброзии, но они оба знали, что это еще не настоящая любовь, и, возможно, пройдут еще годы перед тем, как они полюбят кого-нибудь всерьез. Относительно любви у Гейл, впрочем, тоже были мечты.

Гейл была уверена, что когда-нибудь, наверное, после того, как утихнет ее страсть к морским путешествиям и можно будет спокойно в кого-нибудь влюбляться – вот тогда-то и появится он – совершенный мужчина, отвечающий всем запросами ее сердца. Иногда у нее даже начиналось сердцебиение, от которого бесполезно было принимать таблетки – в такие моменты ей представлялся этот самый герой, с приходом которого ее мечты станут реальностью.

Гейл добралась, наконец, до входа в лифт. Ее не отпускало чувство нереальности происходящего, возникшее после слов миссис Белмонт.

– Хорошо, медсестра Уэст, вы зачислены в состав экипажа. С вами будут рассчитываться в начале и конце каждого рейса. Она нажала кнопку лифта и через некоторое время услышала, как он со скрипом поднимается с нижних этажей. Лифт добрался, наконец, до ее этажа, остановился, и человек в кабине приоткрыл решетку двери, чтобы пропустить Гейл внутрь прежде, чем выйти самому. Она благодарно улыбнулась и подняла голову. Глаза незнакомца еще какое-то мгновение оставались задумчивыми, но, как только он глянул в лицо Гейл, это выражение молниеносно сменилось сильнейшей неприязнью, как будто он был шокирован и даже отчасти испуган тем, что увидел перед собой. Его рука выпустила решетку и та с грохотом захлопнулась – удивленная Гейл еле успела отскочить.

– Простите, – в смущении человек опять открыл дверь, краснея под густым загаром. Его глаза опять обратились к лицу Гейл, он продолжал смотреть на нее через решетку двери, выходя из кабины. Вид у него был такой, будто он зачарован чем-то пугающим и не может отвести взгляд.

Подобная манера вести себя застала Гейл врасплох, она даже забыла поблагодарить незнакомца и, нахмурившись, провожала взглядом его высокую фигуру до тех пор, пока он не скрылся за поворотом коридора.

«Интересно, – подумала она, войдя в лифт. – Что такое могло случиться с моим лицом?»

На отражении в маленьком зеркальце, которое Гейл достала из кармана, вроде бы все было на месте. На ее раскрасневшемся от негодования лице не было видно внезапно выросшего второго носа или чего-нибудь еще в том же роде, глаза смотрели вполне дружелюбно. Решительно ничего такого, что могло бы вызвать внезапное отвращение.

– Должно быть, у него аллергия на девушек вроде меня. – Она усмехнулась собственной мысли и, напевая себе под нос, стала спускаться вниз.

На улице моросил дождь, и в воздухе висела пронизывающая до костей холодная сырость. Погода как бы бросала вызов утверждению, что март весенний месяц. Узкие городские улицы были похожи на унылые глубокие каньоны среди унылых серых утесов домов. Даже голуби выглядели потрепанными и безнадежно усталыми.

Гейл достала из сумочки пластиковый плащ и накинула его на свой лучший костюм, одетый специально по случаю собеседования. Она чувствовала себя самой счастливой девушкой в мире.

Конечно, ей было жаль тех, кому повезло меньше, чем ей. Но как, все-таки, здорово знать, что скоро ты будешь далеко отсюда, где-нибудь в южных морях на пути в Австралию!

При мысли об этом, ей ничего не стоило улыбнуться этому безрадостному полутуману-полудождю и тяжелому серому небу, которым, как крышкой, был накрыт сверху Лондон.

Корабли и море всегда привлекали ее. К полетам на самолете Гейл была равнодушна – ведь ей хотелось смотреть на мир, а не на ватные облака.

До сих пор у нее не было такой возможности. Она кончила школу как раз к тому времени, когда заболел отец. Его болезнь все тянулась и тянулась. Нечего было и думать о том, чтобы оставить уход за ним на мать – миссис Уэст, в отличие от дочери, была совершенно беспомощна в практических вопросах.

После смерти отца настало время задуматься о дальнейшей жизни. Университетское образование не привлекало Гейл, а на другое ей просто не хватало денег.

– Ты – прирожденная медсестра, моя дорогая, – заявил однажды друг семьи, доктор Манфред. – Я могу замолвить за тебя словечко перед начальницей в моей больнице.

К тому времени брат Гейл – Питер уже стал летчиком-испытателем и женился. Он с семьей жил в Сюррее около большого авиационного завода. Мать Гёйл не ладила с невесткой и предпочитала жить у своей сестры на окраине Лондона. Как только Гейл исполнилось восемнадцать, она поступила на начальные курсы медсестер.

Гейл нравилась работа медсестры. Еще при жизни отца, ухаживая за ним, она поняла, что испытывает удовлетворение, оказывая помощь тем, кто сам не может о себе позаботиться; доктор Манфред оказался прав, когда говорил, что работа медсестры или сиделки вполне может стать ее призванием.

Кроме того, такая работа дает возможность много путешествовать. Детское увлечение путешествиями по-прежнему было живо в Гейл, несмотря на тот энтузиазм, с которым она училась на курсах.

Гейл спешила на встречу с Патом в маленький ресторанчик недалеко от их больницы, где обычно обедали студенты и персонал.

Среди пассажиров автобуса, в котором ехала Гейл, был один высокий и симпатичный – он напомнил Гейл о человека в лифте. Кровь прилила к ее щекам. Она никогда не думала, что может вызывать отвращение у привлекательных молодых людей.

«Ну и ладно, – подумала она. – Все равно, я его никогда больше не увижу». Но Гейл никак не удавалось выкинуть все это из головы; воспоминание о случившемся пробивалось даже сквозь радостное возбуждение сегодняшнего дня. Может быть, тот человек просто придумал себе такую манеру смотреть на незнакомых людей? Однако он выглядел слишком серьезным для такого нелепого поведения и, кроме того, Гейл видела, какое проницательное и умное лицо было у незнакомца в лифте.

Уютная обстановка и запах хорошей пищи успокоили ее, когда она вошла в ресторанчик. Она заметила в зале вихрастую голову Пата и направилась к нему, ловко маневрируя между тесно стоящими столиками. Перед тем, как поднять навстречу ей голову, Пат многозначительно поглядел на свои часы.

– Я опоздала, извини, Пат.

– Ничего, – он глубоко вздохнул, – Ну что, получилось? Одного взгляда на ее искрящиеся радостью глаза, впрочем, было достаточно, чтобы понять, что все в порядке.

– Ты выглядишь так, будто вот-вот выскочишь из собственной кожи – как сосиска на сковородке.

Гейл засмеялась.

– Отлично! Сегодня у меня великий день. – Если она вызывает такие ассоциации у Пата, то на что же она должна была показаться похожей тому, другому человеку.

– Извини, что мы не можем отпраздновать это чем-нибудь покрепче томатного сока. – Пат придвинул к себе стакан с кроваво-красной жидкостью. – В этой забегаловке ничего крепче не подают. Ну и ладно, мы займемся празднованием позже.

Пат, казалось, избегает смотреть ей в глаза.

– Ну, давай, милая, рассказывай; как тебе удалось пробиться через грозную Бесси Балмонт? Ты теперь будешь у нас плавучая медсестра. – Он поднял свой стакан.

– Постой, Пат, не нужно, – закричала Гейл. – Если говорить тосты за безалкогольным напитком, то удачи не будет.

Пат недоуменно вскинул брови.

– Глупости. Это все придумали пивовары и виноделы. Каким это образом добрые пожелания могут принести неудачу?

– Я думаю, ты прав, Пат, – улыбнулась она ему в ответ. Она оказалась права. Пат вовсе не рад, что она уплывает и изо всех сил старается этого не показать. Он не поздравил ее, не сказал, что рад перемене в ее жизни. Он никогда не умел притворяться – все его мысли тут же отражались на его лице. Кроме того, он упорно избегал смотреть на Гейл.

Чтобы дать ему время привыкнуть к новой мысли, Гейл начала торопливо рассказывать историю собеседования у миссис Белмонт.

Официантка принесла им рыбы с жареной картошкой и Гейл с удовольствием отметила, что аппетит Пата, в отличие от его чувств, ничуть не пострадал.

– Послушай, – сказал Пат, покончив с рыбой. Он наконец поднял глаза и смотрел теперь прямо на Гейл.

– Если честно, когда я говорил о тебе со своим дядей, мне и в голову не приходило, что ты можешь получить это место. Надо же было быть таким идиотом.

Гейл попыталась что-то возразить, но он быстро продолжил:

– Ты же знаешь, сколько народу пытается получить эту работу. Тебе просто очень повезло, да, ты здорово везучая, это уж точно.

– Я думаю, что твой дядя очень помог, миссис Белмонт упоминала его рекомендации.

Доктор Логан, начальник медицинского отдела Трайпл Стар Лайн, был дядей Пата. Именно от Пата она впервые услышала о том, что в компании появилась вакансия. Но она и сама не очень-то верила раньше, что ей удастся ее занять.

– Пат, я понимаю, как мне повезло. – Ее взгляд, все еще искрящийся радостью, теперь, когда она смотрела Пату в глаза, посерьезнел и выражал благодарность. – Если бы не ты, у меня ничего не вышло бы. Я тебе очень благодарна, Пат, очень.

– Перестань, – Пат вяло отмахнулся.

– Это все неважно. – Он улыбнулся и стал опять похож на того жизнерадостного парня, каким она его привыкла видеть.

– У тебя есть все данные, чтобы по праву занимать это место. Ведь не каждый же день к ним приходят девушки вроде тебя – умные и красивые. Они были бы полными дураками, если бы тебя не взяли. – Некоторое время Гейл нежилась в тепле и восхищении, которые излучал его взгляд, он успокаивал и внушал ей уверенность в себе, какой контраст с открытой неприязнью, на грани с отвращением, которая отразилась во взгляде того человека в лифте!

Пат не зря восхищался ею. Гейл была очень хороша собой. Блестящие рыжевато-каштановые волосы выгодно оттеняли ее живые, карие в золотую крапинку глаза и лицо с нежной гладкой кожей. Длинные ноги и стройная фигура дополняли картину. Двигалась она плавно и грациозно, и даже бесконечная беготня по больничным коридорам не нарушила изящество ее движений.

Она разглядывала Пата, с которым сильно сдружилась за годы обучения в больнице. Первое, что в нем бросалось в глаза – это непослушная шевелюра какого-то невероятного ярко-рыжего цвета. Глаза у него были бледно-серыми, а кожа ослепительно белой, как будто природа израсходовала всю свою живописную фантазию на окраску его волос.

Они сидели, обсуждая планы Гейл на ближайшие дни. За две недели ей предстояло собраться и сделать все необходимые прививки; двадцать восьмого «Юджиния» будет готова в рейс.

– «Юджиния»? – Пат встрепенулся. – По-моему, там до сих пор главным врачом ходит Грэм. Бретт. Если это так, то, считай, тебе повезло. Он отличный мужик – на свой манер.

– Что значит «на свой манер»? – спросила Гейл.

– Да ничего особенного. – Пат угостил ее сигаретой. – Просто слишком серьезно относится к жизни, не знаю, может хороший доктор так и должен. Дядя Берни очень высоко его ценит. Ты знаешь, на суда часто попадают те врачи, которые не могут найти работу на суше – старики, лентяи и просто неудачники. Они порой бывают не слишком хорошими специалистами. Но Грэм Бретт не таков. Он просто одержимый. В нем чувствуется какая-то загадка. Я пару раз встречался с ним, и он мне очень понравился. Кстати – он совершенно не интересуется женщинами. Пат бросил многозначительный взгляд на Гейл. – Что делает его, на мой взгляд, еще привлекательнее.

– Звучит интригующе, – улыбнулась Гейл. – Сколько ему лет? И, надо понимать, раз у него аллергия на женщин, то он, конечно, не женат.

– Чисто женский вопрос. Нет, не похоже, чтобы у него была жена, но ты можешь попросить моего дядю – он заставит Бретта заполнить анкету.

– Умник, – засмеялась Гейл, – ведь вполне естественно, что я заинтересовалась человеком, под началом которого буду работать.

– Конечно, конечно, но я – и не хотел бы, чтобы ты слишком заинтересовалась. – Лицо Пата внезапно скривилось, и он громко простонал: – Как подумаю только обо всех этих чертовых миллионерах, помирающих на борту судна от скуки и о том, как они будут пялиться на тебя голодными глазами, так прямо хоть на стенку лезь.

– Ну, я думаю, что буду занята большую часть времени, и вообще, на судне, насколько я знаю, экипаж держится отдельно от пассажиров.

Пат был безутешен. – Один взгляд на тебя – и все эти богатые бездельники прикинутся смертельно больными.

Гейл откинула голову и засмеялась, представив, как маленький судовой лазарет осаждают толпы состоятельных симулянтов.

– Перестань дурачиться, Пат, лучше расскажи мне еще о Бретте, – попросила она. Пат мог добавить к уже сказанному не так много.

Бретту должно было быть что-то за тридцать, хотя его постоянная серьезность делала его старше на вид.

Бой часов на ближней церкви напомнил им, что пора идти. Утром, отпрашиваясь с дежурства на собеседование, Гейл обещала отработать свое время позже.

Они вышли на улицу и быстро зашагали под моросящим дождем. Гейл жалела, что мало чем может утешить Пата, расстроенного ее скорым отъездом. Перед тем, как попрощаться с ним у ворот больницы, она обещала, что до отплытия они обязательно выберутся куда-нибудь пообедать вместе.