В час, когда сон крепче всего, перед рассветом, Сигмару приспичило облегчиться. Нетвердой походкой, шатаясь и опираясь руками о стены, он брел по коридорам трактира, совершенно непонятным способом выйдя к потайной двери открывающей выход на задний двор. Выбравшись на улицу, Северин мгновенно продрог от утреннего холода. Постояв еще немного и продышавшись, уже более трезвый, он попытался отыскать взглядом нужник, но быстро сдался.

Обхватив себя за локти, дрожа всем телом, он пошел вдоль сложенной из серого камня стенки вперед. Изо рта солдата вырывались облачки пара. Щурясь и позевывая, он завернул за угол и увидел в предрассветных сумерках совершенно непонятную для себя картину. Низенький и щуплый субъект старательно поливал из кожаного бурдюка стену таверны какой-то черной маслянистой жидкостью. Северин протер глаза, но субъект никуда не исчез и продолжал свое занятие. Внезапно, почувствовав на себе взгляд солдата, злоумышленник обернулся. Заметив Сигмара, он злобно ощерился и кинулся в драку. От неожиданности Северин завопил как сирена, оглушив щуплого, и попытался ударить в ответ, но промахнулся. Поджигатель скрылся, напоследок здорово заехав солдату в нос. На шум тут же сбежались охранники Хенрика. Здоровенные ребята, увидев пятна горючей смеси на стене и клочья пакли уже собирались забить Северина на месте, но разглядев в нем знакомого хозяина, решили подождать главного лично. Хенрик не заставил себя долго ждать.

— Ну, что там случилось? — бодрым, словно он и не ложился спать голосом, осведомился тавернщик.

Все еще пьяный Сигмар с трудом, заплетающимся языком, описал произошедшее. Поняв, что большего от солдата не добиться, Хенрик отправил его спать, а сам удалился, прихватив с собой оставленный злоумышленником кожаный бурдюк с деревянной пробкой, внутри которого плескалась тяжелая, масляно-черная жидкость, пахнущая нефтью и серой.