«… Я должен выкрутиться. Всего несколько часов? — и я на свободе. А если… Но в чем я могу себя упрекнуть?

Наверное, существует предопределение» во всем. Когда мне исполнился год, во время «первой стрижки» передо мной — по обычаю — поставили поднос с разными предметами. Там были карандаши, книги, деньги, женские фотографии, стакан вина. И я, говорят, набросился на деньги, что очень обрадовало моих: они надеялись, что я стану по меньшей мере банкиром…

Потом эта история с копилкой… Другие дети играли кубиками, куклами, поездами, а я предпочитал эту бесформенную зеленую коробку, в которую опускал каждую денежку, которая попадалась мне на глаза. И каждый вечер, попросив своего ангела-хранителя беречь и приумножать мое имущество, я ложился в кровать с копилкой в объятиях и засыпал под сладкий звон монет.

В школе мне морочили голову разными лозунгами, вроде: «Наш идеал — это труд». Я уже было привык к этой мысли, но тут случилось нечто, перевернувшее, все мои представления. Мне было тогда лет одиннадцать, и они свели меня с ума пропагандой выгод, которые сулит сберегательная книжка. Привлеченный миражом процентов, которые должны были увеличить мое имущество, я принес свою «сокровищницу» в школу. На первой же перемене ее украли. Тогда в моде был Макаренко, который совершал чудеса, воспитывая малолетних преступников. Так вот, он бы понял, какой переворот произошел в моих представлениях. Я узнал, что существует путь, на котором можно добывать деньги без труда. Потом… потом пришло отрочество, первые любовные опыты… Думаю, мне было лет семнадцать и я учился в последнем классе лицея, когда я влюбился в свою соученицу. Наш роман был в полном разгаре, когда один из соучеников — толстый дурак с отвислыми ушами, единственный сын видного лица нашего города — влюбился в ту же самую девушку. Наша фантастическая любовь с бесконечными прогулками, с фильмами, которые мы смотрели сидя в первых рядах, где билеты дешевле, с посещением кондитерской, где мы ели одно пирожное двумя ложечками и — высшая степень разврата! — с фруктовыми соками, которые мы пили у уличных киосков — не устояла перед черной «Волгой» с шофером, заграничными сигаретами, утонченными напитками и пирушками в домах, закрытых для таких людей, как я.

К счастью я сумел сохранить свое духовное равновесие, гордо отступив после того, как закатил счастливому избраннику здоровенную трепку и облегчил его карманы на несколько десятков лей. Моя гордыня раненого молодого самца была таким образом удовлетворена, а из всего происшедшего я извлек «мораль», как сказала бы моя учительница литературы: имеешь деньги — ты человек, не имеешь…

Путь, по которому мне предстояло пойти, представлялся туманным, но цель совершенно ясной: деньги, как можно больше денег, и как можно скорее…

Говорят, перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь… Но нет, это исключено! Разве что в том смысле, что через несколько часов я воскресну для нового существования. Я должен рискнуть, я должен выиграть! То же приятное ощущение, которое давал мне в детстве звон с любовью собранных мною монет, дает мне теперь ощущение в кармане пачки шуршащих долларов.

Удача? Нет, воля и хладнокровие. Целые годы я вел растительное существование, огорчая свою тщеславную матушку, которая мечтала о том, чтобы я получил высшее образование. Конечно, это тоже был путь… но — столько пота, столько мучений, стоит ли оно того?.. Честно говоря, меня ни на минуту не привлекала возможность протирать штаны на какой-то там парте. Существовали способы более доступные, и я прибег к ним: то жил на содержании у какой-нибудь стареющей дамы, располагавшей большими материальными средствами, — я всегда мог похвастаться успехом у женщин, то продавал в подворотнях какие-нибудь заграничные штучки, ловко обманывая наивных покупателей. Иметь хорошо подвешенный язык и уметь стучать кулаком по столу — вот два условия успеха в кругах, в которых я вращался. Болтать я умел, прозвище «Профессор», полученное мною по окончании техникума, в который я поступил в минуты затмения, настроенный на честный труд, выдавало мое интеллектуальное превосходство. Что же касается всего остального, пройденный мною курс «каратэ» сделал меня опасным противником, которого предпочитали обходить стороной. Однажды я попробовал пристать к шайке карманных воров. «Трус» — лаконично заявил Тити Серый, главарь шайки, после первых испытаний, которым я был подвергнут.

Адина вздрагивает, слыша мой горловой смех. А я как раз подумал о том, что сказал бы Тити Серый, если бы увидел меня сейчас, обладателем 60 000 долларов. А он-то думал, что я никогда не сумею украсть даже десятилеевой бумажки… «Что с тобой?» — спрашивает она. «Ничего! Так, вспоминаю… — отвечаю я поспешно. — Смотри на шоссе, будь осторожна!» Я дал ей вести машину, чтобы она к ней привыкла, — ведь ей предстоит долгий путь. Время от времени я ловлю на себе ее недоуменный взгляд… «Эфорие Норд — 2 километра…» В Эфории мы с Адиной провели когда-то волшебный месяц…

Познакомились мы на море, в Мамае. Все началось с пари, заключенного с моим приятелем. Нас очаровала великолепная блондинка, загоравшая рядом. Великолепная и неприкосновенная. В один прекрасный день я сделал широкий жест — подарил ей букет красных роз. Наверное, она подумала, что я купаюсь в деньгах, и я, насколько мог себе позволить, взял на себя роль молодого сентиментального набоба. Потом каждого из нас ждал сюрприз. Для меня он был приятным; Адина оказалась родственной душой: и для нее деньги были главным в жизни. Она работала машинисткой на одной из строек в Тырговиште, в субботу приезжала в Бухарест. Постепенно в наших бесконечных разговорах начал вырисовываться выход. Мне казалось, что передо мной — великий шанс. Сегодня одна деталь, завтра другая — и у меня начал складываться план: раз в месяц кассир привозил на стройку зарплаты служащих…

— Чего ты смеешься? Неужели ты так спокоен?

— Я думал…

И теперь мне кажется просто потрясающим, что меня не поймали. Ведь по правде говоря, мой план был невероятно рискованным: украсть велосипед, встать на пустынной дороге, по которой должна пройти машина и, увидев ее, броситься на середину шоссе. Я подозревал, что они остановятся и сойдут. А дальше все просто: кулак направо, толчок налево, кассир и шофер летят на землю, я хватаю деньги, беру ключи от машины и смываюсь…

Машина, и в самом деле, остановилась, один из двоих сошел, и когда он нагнулся, я ударил его, и он упал… Я подбежал к машине… второй ждал меня, окаменев, выпучив глаза… Я ужасно испугался, понял, что он меня запомнит, и ударил изо всех сил… слишком сильно!.. Потом все замелькало, как на киноленте… Я прихватил с собой бутылку коньяку, чтобы выпить для смелости… вылив его в горло и на одежду шофера, я завел мотор и, когда машина набрала скорость, спрыгнул… Машина разбилась о дерево…

Дальше я вспоминаю лишь отчаянное бегство по шоссе с мешками денег, ударявшими о руль велосипеда… Похоже, что отчаянным помогает сама судьба… Дома, заперев дверь и опустив шторы, я начал дрожать от страха… но голубые пачки, сотни, тысячи банкнот околдовали меня, заставили потерять голову… я начал пересчитывать их раз, другой…

И не поверил глазам. Я был миллионером».

Разъяренные собаки громко лаяли, то сужая, то расширяя полукруг возле стены. Двое мужчин бежали, расшвыривая псов пинками. Те, злобно ворча, отбежали на несколько метров и остановились, следя за фигурой человека, который бился у деревянной стены барака, пытаясь встать.

— Помоги мне, Шербан… Погоди, Джелу… Ну и ударил же он тебя, подлец!

Джелу с усилием втягивал в легкие воздух.

— Гнусные негодяи… Где мои очки?

— Ничего, Джелу… хорошо, что мы с собаками, а то кто его знает, сколько бы пришлось тебя искать… Вот твои очки. Как ему удалось тебя ударить?

— Хорошо, что ты не спрашиваешь, кто это был.

— Это я знаю. Шербан принес результат, присланный из Бухареста.

— Вы его поймали?

— Нет, мы предпочли подождать, чтобы ты стал участником этого счастливого события. Адина уехала вместе с Зиллером на машине.

— Вы их упустили?

— Погоди, не волнуйся, это тебе вредно… При въезде в Дой май их остановили для проверки. Ребятам дан приказ задержать их как можно дольше. Товарищ Шербан, ваша машина сигналит. Джелу, ты можешь идти?

Покачиваясь и держась за плечо АБВ, Джелу направился к машине, поставленной у края шоссе.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить. Сейчас нам сообщили, что подозреваемая машина направляется сюда.

В тот же момент наверху, на холме, появились два луча света, метущие шоссе. С сильным свистом мимо, на огромной скорости, пронесся лимузин с аэродинамическими линиями.

— Это они. Едут к пограничному пункту. Ну и сюрприз ждет их там, бедняжек… Поехали?

Входя в машину, Джелу осторожно согнулся, но не удержался от стона.

«Я был довольно-таки необычным миллионером. Днем я выпрашивал у знакомых десять-двадцать лей, чтобы пообедать, а вечером любовался своими сокровищами. Все мои мысли занимали горы банкнот. Словно все еще не выйдя из детства, я продолжал играть с деньгами: в один вечер складывал их по сериям, в другой — по году выпуска или по последней цифре. Это была моя любимая игра, которая мне никогда не надоедала и которой удавалось разгонять мои дневные страхи. Потому что мне постоянно было страшно: недели подряд, увидев приближающегося ко мне милиционера, я считал, что все конечно. Адина, которую я не видел с момента «нападения», принесла мне через четыре месяца первое успокоительное известие: следствие закрыто. Я спасен…

Но что делать с деньгами? Вот если бы это было «там» — другое дело! Сколько огромных состояний возникло вот из такого безумного поступка… А так? Мне необходимо было время и приличное прикрытие для того, чтобы не вызывать подозрений. Через некоторое время Адина уехала из Вылсана и нашла себе место в Бухаресте. Это был первый шаг. Второй сделал я: начал работать по своей специальности… Ирония судьбы, не так ли?.. Дом, машина, хорошая еда, дорогие напитки… Вот и все удовольствия, которые я мог доставить себе, но и те — умеренно и не все сразу, потому что иначе начнутся вопросы, а это не дело, совсем не дело… Время только усложняло мое положение: я бесился, видя, что не имею возможности истратить деньги.

— Милый, раскури мне сигарету!

Странно, этот жест напомнил мне первую встречу с Зиллером. Я познакомился с ним три года тому назад, в Нептуне. Разумеется, его околдовала Адина. Мы сочли его простым курортным знакомством — с надеждой на новую встречу и с поздравлениями на Пасху и Рождество… тем не менее мы встретились и на следующий год. Он устроил мне несколько сот долларов, по самой подлой цене. Но они меня не интересовали, это была простая разведка. У меня был другой план. В прошлом году я предложил его ему. Он был поражен суммой, которую я хотел поменять. Я даже испугался, как бы он на меня не донес. Но я сделал ставку на его жадность, и не ошибся: через несколько дней он принял все мои условия. Однако ему было нужно время. И мы отложили сделку до нынешнего лета…»

— Ох, — облегченно вздохнул АБВ, выходя из машины. — Хорошо, что все кончилось.

— Сомневаюсь, — скептически ответил Джелу.

Здание таможни было ярко освещено. Направо от опущенного шлагбаума стояла машина с открытой дверцей. В зале с большими окнами и роскошными диванными креслами жестикулировал стройный мужчина с седыми волосами, объясняя что-то офицеру-пограничнику, сохранявшему на лице выражение непроницаемой вежливости.

— Но где же тот, кто нам нужен? — удивился Шербан.

Пограничник улыбнулся им в знак приветствия, удивленно взглянул на помятый вид Джелу и, подойдя, быстро проговорил:

— Это Ганс Зиллер, один из тех, кого вы ищете. Но он был в машине один.

АБВ и Шербан обменялись пристальными взглядами. Джелу что-то пробормотал и обратился к присутствующим:

— Кто-нибудь знает по-немецки?

Ответом было многозначительное молчание. Шербан откашлялся и прочищая голос, произнес:

— Я… в школе…

— Давай!

— Wo ist die Frau? (Где женщина?)

— Welche Frau? Ich bin allein, mein Herr. (Какая женщина? Я один, господин…)

— Als Sie aus Neptun weggefahren sind, war eine Frau mit ihnen. (Когда вы выехали из Нептуна, с вами была женщина).

— Ich habe keine Ahnung, sie fuhr per Anhalter, ich liess sie in 2 mai. (Я ее не знаю. Она меня остановила… И сошла в Дой май).

— Herr Siller, ich frage sie nochmals, wo ist Fräulein Adina? (Господин Зиллер, спрашиваю вас еще раз: где барышня Адина?)

Зиллер взглянул на него расширившимися от страха глазами и забормотал:

— Welches Fräulen?.. Welche Adina?.. Ich bin allein. Ich bin österreichischer Staatsbürger. Ich reise nach Bulgarien… Ich werde mich beschweren… (Какая барышня?.. Какая Адина?.. Я один… Я австрийский гражданин… Еду в Болгарию… Я буду жаловаться…)

— Оставь его, — вмешался Джелу. — Не надо было называть Адину… — На несколько секунд он задумался, потом, повернувшись к пограничнику, сказал: — Пожалуйста, проведите обстоятельный обыск. Если все в порядке, отпустите его. Держите нас в курсе событий. У вас есть описание лиц, которых мы ищем?… Может быть, они попробуют перейти границу здесь же… Будьте бдительны!

— Слушаюсь!

— Который час?

«… С Зиллером я должен был встретиться в Ваме — тихое, уединенное местечко… Мы могли бы выбрать Костинешть, Скиту, Дой май — и все было бы в порядке. Но я выбрал Ваму, и Удача, моя добрая приятельница, изменила мне. Прежде всего, Зиллер… он приехал без денег. За прошедший год он успел передумать. Точнее, не передумать, а взглянуть на сделку более подозрительно. Он хотел убедиться в существовании миллионов и лишь после этого привезти доллары. Я позвонил Адине, чтобы она привезла деньги, и в ожидании ее решил воспользоваться последним отпуском в этой стране… Как я мог заподозрить такое идиотское совпадение?

— Осторожнее, ты словно нарочно лезешь во все ямы!

— Дорогой, если тебе не нравится, садись за руль сам. Ты ведь знаешь, как я волнуюсь…

Спокойствие. Главное — хранить спокойствие! В какой-то момент я его потерял. Но сдержаться — было свыше моих сил. Мой хозяин, некто Петреску — сколько сотен тысяча Петреску живет в этой стране? — оказался бывшим шофером из Вылсана. И — потрясающе! — хотя он видел меня всего лишь несколько секунд — когда нагнулся надо мной — он узнал меня через двенадцать лет! Его память, насквозь пропитанная алкоголем, какое-то время трепыхалась… Контакт сработал в тот день, когда приехала Адина. Вся его злость и ненависть, накопившиеся за столько лет, вырвались наружу. Я думал, что он заявит на нас в милицию. Но он хотел денег, как можно больше денег — половину украденной суммы!

Я с трудом успокоил его и предложил встретиться вечером, на берегу. Он орал, словно его резали. Теперь он хотел все деньги — в обмен на молчание. Я сделал вид, что он победил, сказал, что Адина сейчас же поедет в Бухарест, чтобы привезти деньги. Не знаю, как мне удалось убедить его… Что мне было делать? Сейчас, когда оставался всего один шаг до полного успеха, после стольких лет лишений и подавляемых желаний, потерять все из-за этого сумасшедшего алкоголика? У меня был один-единственный выход… На пирушке, на следующий вечер, его необходимо уничтожить. Вероятно, пропитанный алкоголем мозг все же передал ему сигнал опасности, потому что он пошел спать на кухню. Я уже решил, что удача совсем отказала мне, как вдруг увидел, что он выходит. Он направился к огороду. Я воспользовался суетой во дворе и последовал за ним. Он как раз снимал одеяло с импровизированной постели, на которой спал обычно. Я ударил его. Думаю, что он умер, не сходя с места».

— Где они, черт возьми? — злился АБВ. — В Ваме их нет. Что же нам делать? Искать иголку в стоге сена?

— Иголки, — уточнил Джелу, прижимая к виску влажную салфетку, которую АБВ реквизировал у дяди Тасе.

— Он еще шутит! Видно, слабовато он тебя ударил… Лучше скажи, что теперь делать?

— Ехать дальше, — ответил Джелу, осторожно опираясь головой о машинное сиденье.

— По-моему, надо поискать их в Дой май, — застенчиво предложил Шербан. — Может быть…

— Вы думаете, что они спокойно поджидают нас в ресторане «Доброджана», сидя перед тарелкой ставрид и кружкой пива? — накинулся на него АБВ. — Кто его знает, где они спрятались… Но почему они не попытались проехать с Зиллером?.. Эй, капитан, ты что замолчал?

— Они что-то заподозрили, когда была остановлена машина Зиллера, — не открывая глаз, ответил Джелу.

— Вероятно. Тогда с их стороны было бы всего логичнее бежать отсюда как можно дальше.

— Да, но это шоссе — настоящий тупик. Чтобы выехать, надо свернуть на Мангалию… Или попытаться где-нибудь спрятаться — например, в Дой май — и переждать, пока все успокоится.

— Это маловероятно, Джелу. Я — за первый вариант. Этот тип, как видно, очень осторожен и способен на быстрые решения.

— Шербан, примите меры, чтобы шоссе было прочесано там, где оно выходит из Дой май в Мангалию. Кто его знает, может, они все же приняли неудачное решение переждать здесь какое-то время. Пусть проверят, не была ли украдена в Дой май или в Ваме какая-нибудь машина. Попросите автоинспекцию сообщать нам в первую очередь о любой краже. Особенно если речь идет о машинах, принадлежащих иностранцам.

— Почему «особенно»? — удивился Шербан.

— Потому что, если наше предположение, что они хотят пересечь границу, верно, то они заготовили себе и фальшивые паспорта… Можете вы себе представить, что два важных иностранца пересекают границу в «Дачии», зарегистрированной в Телеормане?

Показались огни, все больше людей — подвое или группами — начало попадаться на шоссе. Шофер остановил машину, и старший лейтенант Шербан вышел.

«Зиллер, увидев деньги и убедившись, что дело серьезное, поехал в Вену, привезти доллары и фальшивые паспорта, которые входили в условия сделки.

Каждый час казался нам целым веком. Если рассуждать здраво, мне казалось, что им трудно до меня добраться: я работал чисто, но меня мучила мысль о том, что удача меня оставила, и в любой момент может появиться какая-нибудь деталь, которая… На следующий день после смерти Петреску Габриэлла спросила меня, отдал ли я ему деньги. Этот вопрос ошеломил меня, ударил, как обухом по голове. И все же он мог оказаться совершенно невинным, поэтому я пробормотал в ответ что-то нечленораздельное. Однако через некоторое время она снова упомянула о «ссоре» на пляже. Надеясь, что она не бог знает что услышала и, главное, не связала это со смертью Петреску, я спокойно рассказал какую-то историю про арбузы и прочее и прочее… Она взглянула на меня иронически и заявила, что разговор записан у нее на кассете. Было ясно, она почуяла запах денег.

Шантаж! Несчастная, она думала, что может меня шантажировать! Вечером, на террасе, она напомнила мне — намеками, которые казались ей очень тонкими, — что я у нее в руках. Потом все пошли ложиться. Габриэлла, слегка подвыпившая, решила выкупаться в море. К моему счастью, Ионеску ей отказал. Я предложил сопровождать ее. По дороге на пляж я еще колебался. А если это все же простая игра, и она не понимает всей серьезности положения? «Сколько тебе дать за кассету?» — неожиданно спросил я ее. «Но почему она вас так интересует?» Я не знал, как объяснить ее тон, и отступил: «Как память об этом лете…» «Для вас так важна память об этом лете? Для меня тоже. Если мой пасьянс сойдется, это будет просто сокровище». Она засмеялась. Мы разделись и вошли в воду. Она нагнала меня за несколько секунд. Мы поплыли к сетям. Тут я приблизился к ней и ударил, некоторое время продержал под водой… а когда вышел на берег, едва держался на ногах. Несчастный случай или самоубийство — между этими двумя предположениями будет биться следствие, думал я, проскальзывая во двор… Все спали. Я вошел в ее комнату. Кассетофон стоял на столе, рядом — две кассеты. Не прослушивая их, дрожа при каждом движении, я стер запись».

— Хоть бери колоду карт да гадай — где теперь бубновый валет с червонной дамой, — взорвался АБВ. — Сидим здесь уже битый час и ждем… — он закурил и начал нервными шагами измерять комнату.

Голубоватые струйки дыма клубились вокруг лампочки и лениво улетали в открытое окно. Шербан, только что появившийся, стоял перед телефоном и глядел на него сосредоточенно, в упор. Джелу подвигал ногами, упершимися в столик, на котором царила пишущая машина, затем снял с виска компресс и внимательно посмотрел на него. АБВ подошел, вырвал компресс у него из рук, смочил его у раковины и протянул снова.

— Что нам делать?! Сидим здесь, как истуканы, а эти типы, наверное, уже бог знает где!

В 22 часа пограничники сообщили, что Зиллеру позволено выехать в Болгарию. Потом подоспели отчеты из Вамы и Дой май: не украдено ни одной машины, подозреваемых нигде нет.

— Что тут делать?.. Надо ждать! — ответил ему Джелу, снова закуривая.

— Чего?

— Опять сначала? Ну ладно, слушай… Они либо спрятались где-нибудь между Вамой и Мангалией и тогда им не выбраться, либо попытаются нынче ночью пересечь границу… Но так как все пограничные пункты охраняются… Пожалуйста, не маячь передо мной, у меня голова кружится.

— Или, — продолжал АБВ, останавливаясь перед ним, — им удалось проехать мимо контрольных пунктов, они затеряются в стране и — ищи ветра в поле.

Джелу осторожно опустил ноги на пол, встал и подошел к окну.

— Не думаю. Нынче ночью что-то должно произойти. Разумеется, их план был нарушен, но он человек изобретательный, что-нибудь выдумает. Ведь он прекрасно понимает, что каждый потерянный час затягивает веревку вокруг его горла. Вот это-то и хорошо, что у него нет времени. Так что — терпение и табак. Кстати, который час?

«Первым сигналом тревоги было начало следствия. Тело обнаружили вечером, а на следующий день, утром, милиционеры сказали нам, что у них нет отчета врача судебной экспертизы. Как это может быть? Разве не с этого начинается любое следствие? А вдруг они подозревают преступление? Второе в одном и том же дворе! В таком случае, круг заподозренных сократится до проживающих в этом дворе. Правда, и это было бы еще не страшно: в конце концов, почему бы им заподозрить именно меня? Еще немного — и я буду спасен. Но нужно быть очень осторожным!

Второй сигнал тревоги — Ионеску! Невероятно долгий допрос, чрезвычайное любопытство. Теперь мне показался странным и сам факт его прибытия, да и вообще персонаж был каким-то непонятным. Следователь, что ли? Но уверенности не было. Пришлось проследить за ним и за супругами Верня, потому что — если он и в самом деле работник милиции, двое остальных прекрасно об этом знают. И вдруг, в тот же самый день Олимпия появляется с кассетой, которую Габриэлла, будто бы, оставила ей перед смертью. Инсценировка? Возможно… Но если и в самом деле кассета Габриэллы? Если она попадет в руки милиции? И если — бывают же такие неудачи! — на ней записан мой разговор с Петреску? Нужно было действовать молниеносно. Я купил в Мангалии кассету и умудрился подменить ее. Впрочем, это было нетрудно: Олимпия то и дело оставляла повсюду свою сумочку — как немое приглашение для одного из нас. Если это все же инсценировка, они добьются немного: круг подозреваемых сократится до трех человек. Разумеется, радости мало — оказаться одним из них, но так как скоро я буду далеко, какое это имеет значение? На следующий день утром Адина принесла мне добрую весть: Зиллер вернулся, все в порядке. В последний момент, под влиянием какого-то предчувствия, я предложил Зиллеру еще один вариант — дверцу, через которую можно будет ускользнуть, если первый план сорвется. После обеда, в горячке предотъездных часов, я убедился: инженер Ионеску на самом деле — работник внутренних дел. Я застал его в пивной, оживленно беседующим с лейтенантом, который занимался разбирательством по поводу обеих смертей. Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения, единственным моим удовлетворением было то, что чутье мне не отказало. В 20,15 я должен был встретиться с Зиллером и Адиной и переехать на машине в Болгарию. А там на самолет, и запад — наш! В восемь часов я покинул двор, направляясь к месту встречи. Поняв, что за мной следят, спрятался и выжидал за углом бывшей керханы. Это был Ионеску… Надеюсь, что его отыщут только завтра утром.

23 часа 10 минут. Длинный телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Шербан кинулся и поднял трубку. Низкий голос собеседника прерывисто звучал в тишине комнаты:

— Украдена еще одна машина. На этот раз — у иностранца, — сообщал им Шербан. — «Форд Эскорт», зарегистрированный в Австрии, который стоял перед отелем «Мунтения» в Нептуне. Владелец заявил о пропаже.

— Сообщите всем патрулям номер машины. Может быть, нам повезет.

— Только бы не получилось, как с предыдущими, — нудным голосом прокомментировал АБВ.

Им сообщили о двух кражах: в Констанце и Эфории. Первая оказалась ложной тревогой: жена пострадавшего, возмущенная тем, что супруг явился пьяный в дым, погрузила в машину несколько вещей и двоих ребятишек и отправилась к своим родителям. Патруль обнаружил машину через двадцать минут после того, как о ней было заявлено. О второй, украденной в Эфории, пока не было никаких известий.

— Эй, дежурная телефонистка, выполнять свои обязанности! — смеясь, обратился АБВ к Шербану, когда телефон зазвонил снова…

— Может, наконец, нашли.

Разговор преобразил Шербана: апатичное выражение пропало с его лица, в глазах снова появился свет.

— Напали на след, — сообщил он, опуская трубку.

— Говори!

— Они в австрийской машине. В автоинспекцию поступило новое телефонное подтверждение кражи машины. Какой-то человек заявил, что он присутствовал при…

— Кто?! Привезти его сюда!

— Он не хотел сказать своего имени. Заявил, что живет в том же отеле, что и австриец, и дал подробное описание двух лиц, уехавших на машине. Несомненно, это те, кого мы ищем.

— Наконец-то удача нам улыбнулась, — радостно воскликнул АБВ.

— Может быть, даже чересчур, — заметил, немного подумав, Джелу. — Что-то у этого человека слишком развито гражданское чувство… Но, как бы то ни было, теперь у нас есть ниточка. Значит, они все же попытаются перейти границу нынче ночью… Из Вамы, из Дой май никаких известий?

— Нет. На их месте я бы и не пытался проехать там.

— Разумеется. Свяжитесь со всеми постами милиции в местностях, лежащих на их пути в Остров. Узнайте, не проехали ли они.

Шербан начал звонить. АБВ ждал, нервно крутя в руках лист бумаги, разрисованный всевозможными машинами. С улицы доносились отдаленные аккорды какого-то оркестра… Слышался все более мирный шум гуляющих… Время, казалось, остановилось и отмечалось лишь отрывистыми фразами Шербана. Потом прекратились и они. Давящая тишина нависла над комнатой.

Зазвонил телефон, словно рассеивая колдовство.

— Патруль милиции из Басараб, — коротко сообщил Шербан. — Машина только что проехала.

— Наконец-то мы вас поймали, голубчики! — радостно потер руки АБВ. — Значит, в Острове история будет завершена.

— Шербан, свяжитесь с пограничным пунктом, пусть будут очень внимательны. АБВ, возьми машину и поезжай в Остров… — начал Джелу раздавать приказы.

— А ты?! — с недоумением спросил АБВ. — Неужели ты не хочешь присутствовать при развязке?

Джелу усмехнулся:

— Я оставляю это удовольствие тебе.

— Нет, здесь что-то не так. В чем дело?

— Не знаю… Мне что-то мешает… Нужно еще подумать… Поезжай! Желаю успеха!

АБВ недовольно пожал плечами и вышел в сопровождении Шербана. Несколько минут Джелу рассеянно листал записи, лежавшие перед ним на столе, затем задумался, устремив взгляд в пустоту и время от времени улыбаясь своим мыслям. Вернувшийся Шербан, застав его в таком положении, тревожно подумал о том, не были ли удары, полученные капитаном сильнее, чем они показались на первый взгляд… Телефон зазвонил снова.

— Отель «Дойна», — сообщил Шербан, закончив разговор. — В котором жил Зиллер, — поспешил он добавить, заметив недоумение Джелу. — Зиллер позвонил десять минут тому назад из Варны. Четыре минуты разговаривал со своим секретарем. В результате: Зиллер не вернется, а тот должен срочно собраться и бежать с первым же самолетом.

— Как испуганный зайчишка, — весело засмеялся Джелу. — Поинтересуйтесь, на какой самолет он взял билет. Господина Миллера ждет небольшой сюрприз в аэропорту… Который час?

— 23,55.

— Значит, мне пора.

— Куда? — удивленно спросил Шербан.

— Довить убийцу.

«Я ждал уже четверть часа, не в силах объяснить себе причины их опоздания. Мрачные мысли вертелись у меня в голове. Наконец они появились. Их остановила машина милиции у въезда в Дой май. Адина была очень бледна, на ее лице ясно читался страх. Ей показалось, что проверка длилась слишком долго, и их отпустили только после того, как один из милиционеров получил какой-то приказ по рации. Зиллер был спокоен, не видел ничего подозрительного и спешил как можно скорее кончить дело. Зато я был в страшном волнении. Я подозревал — и по мере того, как об этом думал, мое подозрение превращалось в уверенность — что за Адиной или Зиллером или за обоими следит милиция. Это был ужасный удар. У меня появилось ощущение, что, направившись к границе, мы будем похожи на осужденных, с вытянутой шеей идущих навстречу палачу. Мой ум, подобно компьютеру, анализировал, комбинировал, планировал… Я колебался всего несколько секунд. Затем сказал Зиллеру, что выбираю второй вариант и посоветовал ему все же прокатиться в Варну. Открыть ему больше я не мог. Если бы он узнал о совершенных мною преступлениях, все деньги мира не остановили бы его от того, чтобы донести на меня! Ведь он просто жалкий негодяй и трус. Он взглянул на меня с подозрением и тут же потребовал объяснить, зачем ему ехать в Болгарию… Не сделал ли я чего-нибудь, что могло бы поставить под удар безопасность всех остальных?.. «О, нет, я ведь не ребенок» — поспешил я ответить, заверяя, что я забочусь только о дополнительной мере безопасности для него. Он, казалось, был не слишком уверен в необходимости этого, но все же поехал к границе… Мне повезло, я почти тут же попал на автобус и в 21,30 был в Нептуне… Убедить Адину предпочесть выбранный мною вариант оказалось нелегко, хотя до сих пор она всегда верила в мою находчивость и умение приспосабливаться к создавшейся ситуации… Ведь в конце концов, я был «ее мужчиной» — и в радости и в горе… Колесо счастья повернулось снова, на этот раз в нашу сторону. Примерно через полчаса поисков я нашел то, что искал: машину «Форд Эскорт» с иностранным номером. Дверца была открыта, ключи небрежно брошены на сиденье. «В Болгарию, через Остров!» — шутливо приказал я Адине, пытавшейся разобраться в кнопках и рычажках на приборной доске. Я удобно уселся и закурил сигарету… «А завтра — в Вену», — сказала она. Я погрузился в воспоминания…»

Дорога на Остров, в полдень или на закате, очаровательна. Вокруг — живописные деревеньки, гнущиеся от плодов виноградные лозы. Но сейчас, в полночь, шоссе напоминало мрачный пустынный коридор. Иногда, на повороте, проеханном на полной скорости, фары выхватывали казавшийся покинутым двор или мертвенно-белые стены дома. Мы достигли вершины холма, с которого начинался спуск к Острову. В долине, в лучах круглой красной луны, бледно светилось озеро. Машина промчалась последние километры, метры. Перед пограничным пунктом находился летний ресторан, знаменитый среди автомобилистов своей сарамурой. Теперь на покинутой террасе стояло лишь несколько одиноких стульев, словно ожидавших призрачных гостей. Машина резко остановилась перед шлагбаумом. Пограничники подошли и встали по обе стороны. Чья-то рука протянула им документы. Один из пограничников внимательно просмотрел их и сказал, прочищая голос:

— Bitte, Frau Tauber, kommen Sie einen Augenblick! Die Kontrolle dauert noch (Будьте добры, мадам Таубер, выйдите на минутку. Контроль продолжается).

Женщина в машине заколебалась, потом открыла дверцу и вышла. Два пограничника встали по обе ее стороны. Один из них осветил ярким фонариком внутренность машины и, в недоумении повернувшись к женщине, произнес на этот раз на чистом румынском языке:

— Один вопрос, барышня Чаушу: что вы сделали со своим спутником?

Женщина пошатнулась, словно ее ударили наотмашь, затравленно оглянулась, попробовала кинуться к машине, потом вдруг сильно съежилась и с трудом волоча ноги, как старуха, поплелась между двумя пограничниками к ярко освещенному зданию.

«Удобно устроившись в кресле в зале ожидания аэропорта имени Когэлничану, я небрежно листал страницы «Стерна». Зеркало напротив отражало фигуру элегантного господина со спокойным и мягким выражением лица. Но спокойствие оставляло меня. Было 1,30 — час, когда самолет должен был взлететь. Несколько минут тому назад бархатный голос сообщил на четырех иностранных языках, что вылет самолета на Вену откладывается на полчаса по техническим причинам. Билет на самолет был лебединой песней в моем плане. После смерти Петреску и Габриэллы я решил обеспечить себе, на всякий случай, дополнительную возможность смыться. Если все пойдет, как задумано, Зиллер переправит нас в Болгарию, если же вмешается что-либо непредвиденное, он переправит одну Адину, а я улечу на самолете. Зиллер купил мне билет и забронировал место на этом самолете. Мне было нелегко уговорить Адину пойти на великую авантюру переправки через границу на украденной машине, но в конце концов она согласилась. Она довезла меня до аэропорта, я дал ей пять тысяч долларов и мы расстались со слезами на глазах, пожелав друг другу доброго пути до Вены… Я потерял всего несколько минут. В конце концов, следовало подумать о собственной шкуре, а также и о том, что 55 000 долларов — маловато для двух человек. Поэтому, как сознательный гражданин, заметивший недостойный поступок, я позвонил в милицию и сообщил о краже машины, на которой Адина направлялась теперь в Остров, и чтобы не оставалось никаких сомнений, для подробное описание нашей внешности. Я был уверен, что они попадутся в растянутую мною сеть и сосредоточат все усилия на поисках машины… Я думал об Адине с грустным смирением: жаль!.. она была так молода и прекрасна! Интересно, как она будет выглядеть через несколько лет, по выходе из тюрьмы?..

Наконец бархатный голос попросил пассажиров рейса Констанца-Вена подойти для таможенного осмотра. Я стоял в конце очереди, пытаясь в предотъездные минуты проникнуться мыслью о том, что я покидаю… Самое интересное — то, что я и в самом деле грустил… А ну, посмотрим, что мне предстоит сегодня: итак, в пять часов — прибытие; с аэропорта Швехат такси привезет меня на одну из кокетливых улочек возле Пратера. Скромный отель, богатый завтрак, теплая ванна и заслуженный сон… очищение после волнений этих дней. К обеду — фирменные блюда: венский шницель и яблочное пирожное, сдобренные красным вином из Штильрута. А вечером…

— Dankeschön! — поблагодарил я, дружески улыбаясь чиновнику, который возвращал мне паспорт.

Через окно коридора, по которому мы проходили, я увидел на летной площадке посеребренный лунным светом силуэт самолета. За моей спиной послышались поспешные шаги — вероятно, какой-то опоздавший пассажир, боится, что самолет улетит без него… Мне захотелось обернуться и весело сказать: «Полегче, парень! Не бойся! Самолет от нас не убежит».

— Herr Krankl.. Herr Krankl, — послышалось за моей спиной.

Я спокойно продолжал путь.

— Herr Krankl…

Господи, ведь это я! Это мое новое имя: Франц Кранкль!

— Bitte… — отвечаю я, с любезной улыбкой поворачиваясь к неизвестному собеседнику.

Но улыбка застывает у меня на устах… Я замираю, без мыслей, без движения… «Не может быть, это привидение…» — повторяю я про себя.

— Guten Abend, herr Димок — вежливо здоровается со мной привидение».