Автобус опаздывал уже на двадцать минут. Бабуля, сидевшая на камне под тенью усохшего тополя, смотрела вдаль, вспоминая потерянные годы. Я достал пачку сигарет, но курить не хотелось, жара отбивала желание жить, покрутил её в ладони и закинул обратно в карман шорт. Проезжающие машины оставляли тающие стены пыли. У меня оставалось только одно развлечение — угадывать машины по звуку двигателя. Закрываю глаза, прислушиваюсь, делаю ставку и проигрываю. Отличить легковую от грузовой, отечественную от иномарки — не проблема. А вот грузовую от автобуса — другое дело.

Автобус приехал почти в десять часов. Он застал меня на камне, рядом с бабулей, которая попросила сигарету и зажигалку. Мы курили молча, а когда пожёванный временем автомобиль остановился, мы выкинули окурки, одновременно встали и поплелись к людям. Она держала в руках табличку «Жильё», а я держал на лице тупую улыбку.

Лиза выпрыгнула с автобуса, подняла голову к небу, глубоко вдохнула и зажмурила глаза. Она стояла ко мне боком, в белых кедах Converse, джинсовых шортах, чёрной майке и с бордовым кожаным рюкзаком за спиной. Я остановился, чтобы попытаться ощутить и проанализировать первые эмоции, но ничего не вышло. Я смотрел на неё, не понимая собственных чувств. Она повернулась, улыбаясь всё той же детской, мальчишеской улыбкой, и крикнула «Ура!».

Мы обнялись и поцеловались, не зная, насколько это правильно. Я всё пытался понять свои чувства, но они закрылись. Поиски не давали результатов. Чувство радости, что родной человек рядом, бурлило во мне, правда, только это и бурлило.

Она рассказывала о приключениях, о том, как прожила последние полгода, где работала, куда ездила, словно эти шесть месяцев и были её жизнью. Словно она заново со мной знакомилась. Может быть, так было лучше, забыть всё, оставить только имя. Так мы хотя бы улыбались.

Я открыл дверь двухкомнатного номера, скинул кроссовки и упал на кровать, забирая под голову две подушки.

— Ты чего это раскинулся на моей кровати? — сказала она, открывая рюкзак.

— Я на вашу половину не претендую, — перекочевав на левую сторону кровати, ответил я.

— Ах, значит, вы решили тоже тут остаться? — Она аккуратно доставала вещи и медленно опускала их на одну из пустых полок небольшого шкафчика, словно это бабушкин сервиз.

— Конечно, не всю жизнь в подвале же ночевать.

— Я подумаю об этом, пока буду в душе.

Приятно лежать на кровати под лучами солнца, прислушиваться к проливному дождю в ванной комнате, где купается она, и понимать, что сегодня ты не одинок. «Где ваша настоящая жизнь?» — спрашиваю я себя, закрывая глаза. Иногда так трудно понять, что настоящее, а что нет. Какая работа серьёзная, а какая временная. Кажется, что всё это временно, что в конце будет правда, будет жизнь, которую представляешь. Так а сейчас? Прямо сейчас мне хорошо, только это я и должен знать, чтобы не сказать потом, будто бы постоянное ожидание и называется — жизнь.

Звонок телефона разбудил меня, первые несколько секунд растерянности: где я нахожусь, кто спит рядом со мной. На часах было начало первого, Арчи должен был идти встречать жену. Лиза, сонная, сказала, что придёт чуть позже. Дорога с Краснодара её вымотала.

Я смотрел клипы по телевизору, когда зашла женщина лет пятидесяти с коляской и крепким молодым человеком. Проводив их в зал, они сразу сделали заказ: окрошку, солянку, два кусочка чёрного хлеба, фреш и капучино. После того как я вынес еду, мне пришлось снова прикоснуться к кофемашине. Вышло у меня паршиво, вторая попытка оказалась такой же. Выбора не осталось — закинул на поднос вместе с фрешем, прикусил язык от злости и отправился к столу.

Главное правило в таких случаях — спрятать кофе как можно лучше. Сперва я ставлю фреш, попутно спрашивая, нравится ли им окрошка с солянкой, затем опускаю кофе, пряча его за стеной салфеток. Беру пустые тарелки и сбегаю в надежде не услышать в спину «Молодой человек, подождите». В этот раз ничего не вышло. Крепкий мужичок подошёл на бар и попросил заменить кофе. Ещё две попытки, и магия свершилась — выгребаю пенку ложкой, накидывая белоснежное одеяло на бушующую лаву. Только бы успеть.

Через час пришла Лиза. Я познакомил её с нашей могучей командой рейнджеров. Надя сразу полезла в атаку, задавая вопросы, которые никоим образом не касаются её. Такие люди наслаждаются историями других, им требуется больше информации. Нет, не знания, а именно информация, укус, ещё, пока не подавится. У Нади в голове были личные дела на всех жителей набережной. В советское время получила бы орден за заслуги перед отечеством, поставляя одни из первоклассных доносов. Отправляла бы всех в ГУЛАГ без разбора.

Я стоял за барной стойкой, делая латте девчонкам, Лиза попросила капучино, и я громко засмеялся. За полгода она ничуть не изменилась: светлые короткие волосы спускались к загорелому подбородку, напоминая лианы, что растут не в джунглях, а на небе, на каждом белоснежном облаке. Карие глаза, взгляд которых всегда вызывал теплоту и доверие. Аккуратные розовые губы и скулы подчёркнуты отличной косметикой. Она всегда много времени проводила перед зеркалом, придумывая себе новый образ.

Мы включили Рэя Чарльза, Синатру, Армстронга, многих других отличных музыкантов, покинувших наш потерянный мир. Это выглядело забавно: площадка, напоминающая дешёвую столовую, пустые столы, Лиза и музыка вымирающих кабаков. Я сделал лёгкий коктейль ей, холодное пиво — себе. Распивая напитки за стойкой, пританцовывая под музыку, каждый окунался в свою атмосферу, затем они соединялись с помощью припевов, усиливались и взрывались смехом. Где ещё можно было найти место лучше? Это был райский уголок, временный, но беззаботный и свободный в некотором смысле.

Арчи с Леной пришли в пять часов. Лена была уже на пятом месяце, живот немного выпирал, но это абсолютно не сковывало её движений. Эта пара словно инь и ян: он — высокий, темноволосый, с вечно загорелой кожей, острыми чертами лица, чёрными глазами и длинными пальцами загубленного пианиста, а она — хрупкая девушка, с бледной кожей, светлыми волосами и чистыми голубыми глазами, переливающимися цветом коктейля «Блю Кюрасао». Они предложили пожарить шашлыки после закрытия, Лиза сразу же поддержала идею, и все начали составлять список. Ведь шашлыки — это в последнюю очередь мясо.

После закупки дамы перекусили и отправились на пляж, прихватив бутылочку вина, Арчи мариновал мясо, а я обслуживал несколько столиков. Я ощущал, как что-то просыпается внутри. Всё это рождало некое странное чувство. Арчи с Ленкой, Лиза, море, отдых, шашлыки, работа — один день из жизни молодой семьи с ещё одной парой. Это всё сегодня, а вчера — это было слишком далеко.

В десять часов Арчи пошёл чистить мангал, искать угли, заниматься ужином, оставив зал на меня. Ничего серьёзного — всего два столика: семья из четырёх человек и две парочки. Первые ушли через полчаса, а вторые не собирались покидать заведение. Катя разрешила им пить свой коньяк, если они закажут двести грамм у нас. На что мы только тогда ни шли, чтобы заполучить хоть какую-нибудь выручку. Счёт у них был всего на две тысячи, а пафоса на десять с лишним. У девушек за столиком была поразительная особенность: они могли смеяться над шутками избранников, попивать разбавленный коньяк и строчить смс, попутно фотографируя всё вокруг.

Через час я подошёл к ним, чтобы попросить рассчитаться. Мы впервые за много дней отработали до одиннадцати. Арчи уже сдвинул два стола, чтобы накрыть стол, девчонки попивали вино, разговаривая на разные темы. Меня всегда удивляло то, как девушки находят темы для общения при первом знакомстве. Совсем необязательна взаимная симпатия, пусть они хоть ненавидят друг друга, однако тему для разговора всегда найдут без проблем. Лена с Лизой подружились с первых минут, поэтому я был рад, что во время работы они не скучают.

— А вы точно закрываетесь? — сказала одна из двух дам с блестящим лицом от помады, туши и прочей мишуры.

— Да, к сожалению, через пять минут кафе закрывается. — Я ждал момента, когда побегу в душ, чтобы почувствовать себя человеком.

— Не очень-то и похоже, что вы закрываетесь, — подхватила вторая белокурая принцесса.

— Молодые люди, заведение работает до одиннадцати. Ничего не могу поделать.

— Ну ладно, несите счёт, — сказал один из парней, у которого под ногами была пара пустых тар из-под прекрасного напитка.

Катя была расстроена, узнав, что они выпили две бутылки коньяка, а у нас заказали всего двести грамм. Она попыталась перекинуть ответственность на меня, правда, мне было абсолютно плевать.

— Ты сама дала добро, — сказал я, ожидая чек.

— Но я не знала о двух бутылках, — кивая головой, сказала она, словно сама себя же и убеждала.

— Да какая разница. Давай чек, уже нет смысла об этом говорить.

Катя вздохнула, дала чек и отправилась дальше к Наташе и Наде за столик, смотреть клипы, попивая «Голубую лагуну».

Никакого чая. Только чек и куча грязной посуды да любимая стеклотара. Нас поимели, открыто и красиво поимели. Арчи отправил меня в душ, сказав, что всё уберёт.

Приятно стоять под напором воды, смывать рабочую смену, чувствуя, как усталость сползает в трубу. Работа официантом уничтожает разум. Никакой умственной нагрузки, только физическая и моральная. Наблюдатель и боксёрская груша. В свободные минуты ты смотришь, как другие отдыхают, а в остальное время преклоняешь колено или выслушиваешь жалобы, «остроумные высказывания», презрительные взгляды и неловкие паузы. Раскрываешь шире глаза при расчёте, закрываешь при уборке столов, закидывая книжку в фартук, в надежде, что люди оставили хоть немного чаевых. Всё это было, есть, будет. В нашей стране отношение к обслуживающему персоналу до сих пор находится на уровне «хозяина и раба». Мы любители критиковать труд, а не восхвалять, поэтому нас не спасти. «Этот официант слишком навязчив», «Он не подходит к нам, когда надо», «Слишком долго всё выносил» и прочие фразы постоянно исходят из уст людей. Я и сам не раз ловил эти высказывания от приятелей, удивляясь скупости тех, кто и сам работает в сфере обслуживания.

Арчи пригласил женский коллектив присоединиться к нам, однако они решили остаться перед экраном телевизора, распивая коктейли. Арчи отнёс им шашлык и овощи на гриле, они с радостью приняли дары с открытой площадки. Видимо, им было неловко сидеть с нами, хотя, взглянув на них, так сразу и не скажешь.

Мне всегда доставляло удовольствие смотреть на стол с обилием блюд, которые никто не сможет съесть. Это у нас в крови — готовить на десятерых, когда за столом пятеро. Главное — это три бутылки красного полусладкого вина, а мясо, салаты, овощи были лишь дополнением.

Все принялись за еду, первые минут пятнадцать на площадке царила музыка шестидесятых. Затем Арчи обновили бокалы с вином, и можно было отлипнуть от тарелки. Первые темы — как штрафбат на войне, никогда не знаешь, куда наступишь.

— Какой же у нас хороший номер, — сказала Лена. — Мужчины, вы нас обрадовали.

— Поверь, мы и сами обрадовались, — ответил я. — Мы как-то в Коктебеле снимали металлическую коробку с кроватью и душем.

— Да, это было жёстко, — подхватил Арчи. — Как мы вообще на это согласились? У нас же тогда были деньги.

— Всё из-за того, что нас отвезли туда на машине. Мы вышли из автобуса, и сразу же накинулись бабули со своими табличками. Одна женщина показалась нам адекватной, и в итоге она усадила нас на заднее сидение и увезла в эту клоаку.

— Да, точно, точно, — подхватил Арчи, — она ещё звонила кому-то, чтобы узнать, получится на пару дней сдать или нет.

— Из-за того, что нам было неловко отказать, мы отдали хорошие деньги за номер, который и половины не стоил.

— Зато было весело, — произнёс он.

— Безумно весело и поучительно. Теперь никогда не поеду на машине смотреть жильё. Либо своим ходом, либо на такси.

— Ну вы и бздыхи, — засмеялась Лиза, — это же классическая схема развода.

— Мы были молоды и…

— Просто молоды.

— Ладно, старички, выпьем за хороший отдых. Чин-чин, — смеясь произнесла Лиза.

Лена допила второй бокал вина и перешла на яблочный сок. Мы выпили за будущего ребёнка, новую жизнь и новый день. Я не знал, понимает ли Арчи, насколько это большая ответственность, как он собирается к этому готовиться, однако страха в его глазах не было. Как не было жилья, стабильного заработка, богатых родных, нет никаких материальных благ. Только вера в себя, а это важнее всего остального, когда ничего нет.

— А ты ещё не надумал жениться? — Голос Лены остановил весь процесс, казалось, будто музыка отключилась.

— Зачем вообще жениться? — подняв руки ко лбу, ответил Арчи. — Это всё чушь. Если людям хорошо вместе, то необязательно просить благословения у конституции.

Я сидел молча, в голове пустота, нет ответа, его нет. Голос Кати оторвал меня от поиска:

— Мальчики, выключите музыку, мы спать собираемся.

— Видимо, пора скоро выдвигаться. — Арчи выключил музыку, а мы собирали вещи в поход.

Мы отправились на мыс Плака. Чтобы туда добраться, надо пройти через частную территорию нескольких отелей, затем подняться по ступенькам к санаторию «Утёс» (бывшее имение княгини Гагариной), пролезть сквозь дыру в металлическом заборе, пройти пару сотню метров по дороге в гору, и там свернуть направо. По пути я с Лизой выпил полбутылки вина, Арчи с Леной довольствовались соком.

Вид с утёса был изумительный. Впереди Медведь-гора, спящие буны вдоль набережной, фонари, освещающие рыжим светом тёмные улицы, напоминая о неизбежном приходе осени. На небе бесчисленное количество звёзд выставляли собственную красоту напоказ на блестящем морском подиуме длиною в бесконечность.

Все стояли, не нарушая тишину, пока мне не приспичило отлить. Найти укромное место оказалось непросто — всё открыто как на ладони. Обойдя весь мыс, мне посчастливилось увидеть куст, на радостях начал справлять нужду, взгляд в небо — мысли о прекрасном. Мне послышалось чьё-то дыхание, тяжёлое, неравномерное. Не придав этому значения, ускорив процесс, прикрыв глаза, услышал стоны. Закончив дело, мне стали интересны эти вздохи, заглянул за куст, а там два тела друг на друге создают силу трения. Не знаю, заметили они меня или нет, да и плевать, я своё дело сделал, поэтому надо идти обратно.

Возвращаясь к ребятам, широко раскрыл глаза и включил фонарик на телефоне. Днём это место наверняка выглядит убого. Проход на мыс стоит пятьдесят рублей, за что? И кому идут деньги — никто не знает. Все камни исписаны дешёвой краской из баллончиков: «Здесь был… 20…», люди гадят и подписываются. Куча бутылок из-под алкоголя, несколько шприцев, «булики» и просто мусор. Мы любим природу с картинок, но уничтожаем наши поля.

— Макс, мы тут с Ленкой подумали, точнее сказать, давно уже говорили об этом, — начал Арчи. — Нам хотелось бы, чтобы ты крестил малую.

Почувствовал внутри нити удивления.

— Мужик, это здорово, только ты же знаешь, я не любитель церквей.

— Один раз потерпишь. Пора нам с тобой породниться. Кум ты мне или не кум? — Он громко засмеялся. Я ответил тем же, правда, не знал правильного выбора.

— Да это не проблема. — Глубокий выдох. — Ты уверен? Это большая ответственность.

— Макс, не нуди. Соглашайся или нет. Ты мой друг, какие могут быть сомнения.

Я согласился, вот только сомнения захватили разум. Однажды, когда мне было лет шесть, я спросил у матери, кто такие крёстные родители. Она рассказала, что это люди, которые будут заботиться обо мне, если вдруг её с отцом не станет. «Вторые родители» — так сказала она. Я своих крёстных не видел, но эту историю запомнил.

Вернувшись в номер, Арчи с Леной пошли спать, а мы с Лизой поднялись на четвёртый этаж, прошли жуткую комнату, напоминающую отельный бар на чердаке, где стояли старые холодильники, висел дискобол, пара покусанных временем диванов и пустая барная стойка. «Отель в лучшие свои годы», — подумал я, выходя на террасу, откуда открывалась отличная панорама на всю набережную. Несколько столиков с пепельницами, мангал и сушилка — так же видел этот прекрасный вид. Мы подошли к каменным перилам, поставили бутылку вина, сделав из неё по глотку, затем молча стояли, устремив взгляд в море.

Алкоголь нашёл ключи от камеры, где находилась обида. Мне стало тошно от того, что сейчас происходило, от того, что было до этого, оттого, что ничего не исправить. Я хотел одновременно обнять её и ударить, поцеловать и плюнуть в лицо. Пьян и убит собственной жалостью к себе.

— Ты так и будешь молчать? — как можно тише и мягче сказала она.

— Я не знаю… что сказать.

Мы не смотрели друг на друга.

— Ты ненавидишь меня?

— Это уже прошло, надеюсь.

— Ты любишь меня?

— И это уже прошло, надеюсь.

— Тогда зачем я здесь?

— Ты же у нас путешественница, вот это твоё приключение. — Я всё так же продолжал смотреть вперёд.

— Ты хоть сейчас можешь быть откровенным? Мы и так много сделали ошибок из-за того, что не говорили правду. — Она подошла ближе, коснулась моей руки. Алкоголь, только не сейчас.

— Откровенным?! Хорошо, — я начинал гореть. — Начнём с того, что ты уехала, ни сказав мне ни слова! Что ты вернулась домой к своему бывшему. Что ты вышла замуж, а сейчас ты наконец-то решила поговорить?! — Меня рвало гневом.

— Да, всё именно так. И что? Ты это знаешь, но ты же здесь. Ты встретил меня, снял жильё, пьёшь со мной. Зачем? Раз ты не можешь всё отпустить? — Она подошла ближе.

— Я не знаю… Столько всего.

— Максим, мы сделали много ошибок, и они внутри нас, мы делаем самую главную ошибку — не отпускаем обиды. — В этом что-то было, вчерашний день должен навсегда умереть.

— Ага, — грубо сказал я, — молодость создана для ошибок.

— Именно, — она не заметила моей иронии, — хватит этого.

Вино полилось прямо в горло.

— Ты вышла замуж. Это смешно. — Я сделал ещё один глоток вина.

— Вышла замуж, развелась, выйду ещё, разведусь. Это жизнь, и больше тут нечего сказать.

— Больше нечего сказать… — Мне показалось это забавным. — ЭТО ЖИЗНЬ, ВЫ СЛЫШИТЕ? ВЫ ЖИВЁТЕ! ПОМНИТЕ ЭТО! — закричал я во всё горло.

— Маркин, ты полный кретин! Полагаю, ты знаешь это. — Лиза выхватила бутылку, сделала глоток и показала мне средний палец.

— Предпочитаю быть кретином, но жить!

— Вот именно! — Она протянула мне тару с вином.

— Да, — добрый глоток, — интересно, как долго это будет продолжаться.

— До тех пор, пока это приносит нам эмоции. — Вино снова в её руках.

— До тех пор, пока это не разрушит нам жизни.

— Проклятый циник! Пусть будет так!

Я потянулся за бутылкой, захватив алкоголь одной рукой, второй — талию. Глоток мне, глоток ей, поцелуй мне, поцелуй ей. Запах её тела принадлежал ветру, морю, асфальту, мне. Я прижал её к перилам, почувствовал свою власть — она принадлежала мне, только сейчас, только в эту секунду, нельзя бросать время, терять наслаждение. Внутри нас — вино и страсть. Руки крепко сжимали хрупкое тело, поцелуи вперемежку с укусами, никакой нежности. Нежность для тех, у кого есть целая вечность, а мы не знали, что будет завтра, поэтому отдали на растерзание друг другу не только души, но и тела.