Арчи спал до двенадцати, а я расхаживал по скрипучему паркету, обдумывая сообщение от Лизы, где она писала про Крым, про свою жизнь, про нас, как ни крути, мы ведь не чужие люди. Так ли это было? Хотелось бы верить, но прошло полгода и несколько попыток всё изменить, которые привели к краху и боли. А теперь я в Крыму и она здесь, чего стоит та встреча?
В одиннадцать часов зал был пуст. Надя переключала каналы, один за другим, слишком быстро, чтобы попытаться вникнуть. Я крутил разнос на указательном пальце правой руки, у меня никак не получалось подкинуть, затем обратно продолжить его крутить. Надя остановилась на музыкальном канале, когда в зал зашла молодая девушка в коротких шортах и лёгкой белой футболке с рюкзаком за спиной. Мы поздоровались с ней, затем она пошла к столику, стоявшему у края зала с видом на отточенные камни и мелкую гальку, танцующую под вой моря.
Я принёс ей меню, обратив внимание на татуировки на руках и ключице. Надписи, цифры и геометрические фигуры расползлись по руке.
— Можно капучино? — Она скромно улыбнулась и посмотрела мне прямо в глаза, заставив меня немного засмущаться.
— Да, конечно. — Я покрутил меню на правой руке и удалился, чувствуя взгляд её темно-карих глубоких глаз.
Проклиная всё на свете, а самое главное — этот чёртов капучино, ведь несколько попыток приготовления заканчивались трагедией. Вся пенка испарялась, а корица напоминала муравьёв, сбегающих из муравейника. Кто вообще придумал этот капучино! Да и к чему там пенка? Излишний пафос, исчезающий через пару минут.
Желание спуститься и разбудить Арчи не покидало меня во время приготовления этого чудесного напитка. Она сидела напротив барной стойки, за последним столиком, и изредка поглядывала на меня, так искренне и чисто улыбаясь, ставя меня в неловкое положение, что пришлось отвернуться и молить Господа, чтобы эта воздушная пенка получилась.
Чашка кофе разместилась по центру подноса. Мягкие, плавные шаги привели точно к цели. Пенка превратилась в решето, поверх которого усыпана пыль из корицы. На её лице ни капли удивления, на моём — неловкость.
— Спасибо… Максим. — Звонкий голос, пропитанный радостью жизни, разбудил меня.
— Пожалуйста…
— Вика, — добавила она. Растрёпанные волосы покачались на ветру и попрятались за спину.
— Приятно. — На мне был бейдж с фартуком, они тянули меня к грязному паркету, вызывая нелепую ухмылку.
— Ты здесь давно работаешь? — словно ничего не замечая, продолжала она.
— Нет. Я впервые здесь.
— Ты не из Крыма?
— Не из этой части.
— А я из Питера приехала. Первый раз здесь.
— И как? Не самое милое местечко?
— Почему? Мне нравится. Правда, на днях уже обратно, но здесь что-то есть.
— На Утёсе слишком скучно.
— Я здесь первый день. Приехала к родственникам.
— Могу посоветовать мыс Плака, единственное милое местечко.
— Отлично, — протянула она, — во сколько заканчиваешь?
— В десять или одиннадцать, когда как.
— Может быть, сегодня всё-таки в десять? — Её голос прыгал легко и плавно, обтекал острые углы и снова взлетал вверх.
— Договорились.
Она допила кофе, заказала апельсиновый фреш, достала альбом с карандашами и растворилась в воздухе, отдав себя бумаге и собственным мыслям.
В час вышел Арчи, выглядел он бодро и свежо. Сделав себе фреш из двух апельсинов, проглотив его в два глотка, он присел на барный стул напротив меня и начал поправлять длинные чёрные волосы.
— Ну что, малец. Как ты тут без меня? — Белая футболка на двух пуговицах была идеально выглажена.
— Если бы не кофемашина, то всё было бы идеально. — Я делал цветок лотоса из салфетки.
— Пора уже освоить эту банальную науку. — Ладошки заиграли барабанную дробь. — Где все люди?
— На пляже, — ответил я и выкинул салфетку в мусор.
Я был свободен до пяти вечера. Захватив с собой полотенце и лёгкий коктейль в пластиковой таре, спустился на пирс, где никого не было, бросил всё на ступеньках и прыгнул в море. Вода показалась холодной, проплыв несколько метров против волн, захотелось коснуться дна. Не открывая глаз, с лёгким страхом нога дотронулась до камня, покрытого мхом. Дальше руки ухватились за него, как за спасательный жилет, только сейчас не хотелось спасения. Волны тянули к берегу, но поддаваться им нет желания. Там, наверху, слишком шумно, а под водой лишь лёгкий заполняющий звон в ушах, который заставляет меня прочувствовать всего себя. Я словно могу путешествовать по своему телу. Открылась дверь, стук сердца, пустота в желудке, холод в ногах, звон в ушах, вода в ноздрях. Так продолжается до тех пор, пока двери не закрываются, затем не хватает кислорода — надо возвращаться обратно.
Яркий свет солнца ударил по глазам. Крики детей выстреливали в воздух, оглушая весь мир. Сплюнул солёную воду, проплыл до буйка, затем выбрался на пирс. Волны бились об буну, остужая накалённый бетон. Люди томились под обгорелыми разноцветными зонтами. Детишки бегали по берегу, забрасывая белоснежные волны камнями. Я пил коктейль, наблюдая за чайками, парящими в небе. Они плавно опускались к воде, затем снова поднимались к небу, показывая всё своё превосходство над людьми. Их лёгкость полёта завораживала, взмахи крыльев, подобно палочке дирижёра, создавали немую музыку, которая звучит в голове. Ветер брал все высокие ноты.
В десять часов я вышел из кафе, оставив Арчи с ноутбуком, чаем и шоколадкой. Вика ждала меня у входа. Волосы её были аккуратно уложены на правую сторону. Свободная толстовка цвета спелого томата, джинсовые шорты и белые кроссовки придавали ей дворовый стиль.
— Ну что? Куда пойдём? — Её голос был лёгким и непринуждённым, будто мы знакомы много лет.
— Полагаю, в магазин, а потом куда захочешь.
Мы купили две бутылки полусладкого вина, парочку шоколадок, стаканчики и бутылку минералки. Оставили мыс Плака на другой раз и спустились к пляжу, завоевав два пустых лежака. Буны резали пляж на множество больших участков, являясь подобием забора. На нашем огороде было ещё несколько парочек и одна компания из пяти человек.
Указательным пальцем затолкал пробку в бутылку, разлил вино по стаканам, передал Вике, и мы выпили до дна. Затем она начала пить чуть меньше, а я продолжал выпивать большими глотками. После первой бутылки мы решили сделать паузу, достав по сигарете, тянули дым перед лицом смущённой луны.
Разговор как кустовая роза, что расползается своими ветвями к соседскому дому, если их не подрезать. Поэтому мы летали от темы к теме и всегда могли вернуться обратно, избегая острых шипов. Этой свободе диалога всегда способствовала курортная атмосфера. Здесь люди забывали про серые будни, ожидающие их где-то там, далеко, но явно не здесь. Они приехали жить и наслаждаться, тратить деньги и веселиться. Сейчас радость заполонила их, заставляя улыбаться рассвету и пьянеть от заката.
Никаких ярлыков, только настоящие лица. Правда, не все лица приятные. Попадаются мерзкие болотные твари, которые ждут отпуск, чтобы скинуть серый костюм и превратиться в животное. Но, как правило, это всегда измученные люди, пытающиеся вечно что-то доказать и что-то получить за гроши. Свобода пьянит заточенный разум, позволяя себе немыслимые вещи. К таким зачастую испытываешь презрение, а затем жалость. Ведь ты читаешь всё нутро этого экземпляра, осознавая ничтожность его жизни. Пропускаешь мимо и радуешься новым людям в солнечных днях. Улыбка за улыбкой, никакого притворства.
— Если ты тут временно, то куда держишь путь? — Вика держала бутылку в руке, вальсируя ей на воздушной сцене.
— Не знаю.
— Это слишком скучно, — протягивая последнее слово, произнесла она.
— Разве обязательно знать? — допив вино из стакана, ответил я.
— А как же планы на хорошую жизнь? Мне казалось, парни всегда стремятся к этому.
— Иметь планы на завтрашний день — самое приятное и скучное, что может быть с нами.
— Ты же уже не маленький мальчик, чтобы так говорить. — Вино снова заполнило стакан.
— И не взрослый мужчина, чтобы лишаться этой радости.
— Я всегда хотела рисовать картины, — вдруг чётко и уверенно произнесла она.
— Но? — спустя несколько секунд продолжил я.
— Никаких «но». Я рисую, но не зарабатываю этим. — Глоток вина. — Сейчас я занимаюсь эскизами татуировок. Это лучше офисной рутины, но не то, к чему я стремлюсь.
— Веришь в свой талант?
— Да, в талант верю, только не в исключительность. Талантливых много, слишком. А чего-то особенного не чувствую. У меня много талантливых друзей, рисующих портреты и пейзажи на заказ. За несколько лет ничего не изменилось. Они всё так же занимаются портретами и пресными пейзажами. Вот в чём грусть.
— Согласен. Тяжело рискнуть, когда всё стабильно. Да и зачем рисковать, если нет амбиций.
— Нет амбиций.
Пустые бутылки валялись у лежаков, а мы слушали перестукивание гальки, устремившись на звёзды. В Москве редко когда можно увидеть звёзды, а в Крыму они были частые гости. Нередко я выходил посреди ночи покурить и улыбался им. Словно чувствуя некое тепло. Тепло одиночества, которым звёзды всегда готовы поделиться с тобой.
Мы отправились в магазин за ещё одной бутылкой, но магазины были закрыты. Тогда мы захватили по коктейлю в открытом баре, спустились на пирс, включили музыку на телефоне и танцевали, точнее, танцевала она, а я пританцовывал, держа коктейли в руках, изумляясь её раскованным и свободным движениям. В них было некое ребячество, искренность, выходящая наружу при помощи алкоголя, солёного воздуха и беспорядочных волн.
Вика схватила коктейль, сделала глоток, затем протянула его мне, пытаясь засунуть трубочку мне в рот и не потерять ритм. Глоток и неожиданный поцелуй. Страстный и бездумный. Он длился несколько секунд и завершился потоком чистого смеха.
Мы провели на пирсе около часа, интересуясь только музыкой, танцами и поцелуями. После того как закончились коктейли, путь был в номер, где находилась ещё одна бутылочка вина. Пока Вика принимала душ, я успел сделать несколько добрых глотков и отключиться в мягком кресле.