На вечернем пляже перестукивалась мелкая галька. Впереди горели огни Орджоникидзе, казалось, до него можно добраться пешком по воде, ставшей шелковым ковром под звездным небом. Позади шумела современная музыка. Отовсюду доносились пьяные возбужденные крики людей — отдых, ничего не поделаешь. Только черное море было одиноко. Оно не обращало внимания на бледных туристов, громкую музыку, яркие огни и пустые бутылки, оставленные приезжими свиньями.

— За что теперь выпьем? — Егор разлил мутный коньяк в пластиковые стаканчики, протянул мне.

Его короткая загорелая рука заиграла у меня перед глазами. Я посмотрел на него уже не трезвым взглядом и быстро отметил про себя квадратную форму лица, полузакрытые зеленые глаза, скрытые за железными веками. Редкие брови аккуратно сходились на переносице, они были почти незаметны. Короткие русые волосы выгорели за два месяца огненного лета. Он был немного выше, немного больше меня. Когда ходил, то горбатился, как-то скрючивался, словно потолок давил ему на шею. Младший брат, с которым я никогда до этого дня не пил, вырос, и теперь ему восемнадцать лет. Три года разницы. Каких-то три года.

— Давай, за море, — волны шипели у наших ног, мы чувствовали присутствие живой воды, энергии, силы, чего-то другого, отдаленного и родного.

— Давай.

Бронзовый коньяк наполнил юные тела дубовым ароматом. Вторая бутылка начинала расслаблять. Соленый теплый воздух подслушивал людские тайны. Он расхаживал по пляжу, обнимая каждое живое существо. Он делал тебя своим в окружении сотен людей.

Коктебель каждое лето давал приют более десяти тысячам бездомных, скучающих весь год по солнцу, пляжу, алкоголю и морю. Я провел не одну ночь на набережной скромного, развратного поселка. Ночевал в съемных домах, железных будках, спортивных залах, грязных столах, под звездами на мягких лысых камнях, которые в обед превращались в накаленную плитку.

— Не пора ли нам выдвигаться? — Егор перевел взгляд на бутылку, последние слезы упали мне в стакан.

— За еще одно Крымское лето, — я почувствовал горький привкус на губах.

Последний глоток был сделан. Первые попытки восхождения, встреча с силой притяжения — надо встать на ноги. Еще секунда, устоял. Помог встать брату. Две пустые бутылки, бумага от шоколада, упаковка от соленых орехов — все это мы закинули в пакет, оставили его в первом мусорном бачке, преодолев семь двадцатисантиметровых каменных ступенек.

Набережная напичкана людьми разных сортов. Их слишком много, все они вышли на прогулку, пряча кошельки во внутренний карман. Никто не спешит заходить в цветные бары, время только десять часов. Скупой засыпает после полудня. И тогда все столики будут забиты, алкоголь будет распит, а музыка будет кружить головы, создавая общество из пьяных зверей.

Компании останавливаются посмотреть, почему останавливаются другие. Перед нами образовался круг, в центре уличные танцы. Полуголая девушка, рядом выпивший турист, разбрасывающий вялые конечности во все стороны. Он — отжигает ради веселья, смеха, она — пытается показать мастерство. Итог один — они оба не попадают в такт музыки. Все хлопают, радуясь этому цирку. Девушка каждые тридцать секунд переключает песню, только все равно не попадает. Мне непонятно, как такое вообще возможно. Монеты падают в потрепанную шапку, изредка купюры. Довольные лица мелькают под вечерним небом. Я продолжаю стоять, отвращение накапливается в желудке. Взгляд касается знакомого лица. Андрей, точно, он. Мой давний друг, приятель, а затем просто знакомый. Прошло около двух лет, как мы не виделись.

— Молодой человек, вы кого там высматриваете? — вытянутая голова, широкие плечи, живот колесом, длинные руки — все это поворачивает в мою сторону. Два клыка выдаются впереди всех зубов.

— Макс, дружище, вот это встреча! — он делает хлопок над головой. Мы обнимаемся, я чувствую резкий запах пота, но не придаю этому значения. — Как жизнь? Как местный коньяк? — надо было не обниматься.

— Коньяк прекрасно, я еще лучше. А ты как? С кем прибыл сюда? — музыка глушила слова, приходилось говорить четко и громко, мне это было не по душе.

— Я как сыр в масле, — он пригладил левой рукой выпятившееся брюхо. — Санек еще где-то тут, — глаза мелкой рысью пробежались по головам. — А, вон он. — Маленькая крепкая фигура подходила к нам. Черная майка, короткие нейлоновые шорты, стрижка полубокс и крохотные черные глаза.

— Свои, смотри, свои, — Андрей для чего-то взмахивал руками, создавая нелепую атмосферу. Саша подошел к нам и протянул руку. Мышцы, как броня, покрыли его тело.

— Да вижу, что свои, — вяло ответил он. Еще несколько пустых фраз, и поезда разошлись в надежде никогда не встретиться.

Мы направились в бар, стоявший на другом конце набережной. Сплошной коридор, а с боков вывески, висевшие коршунами над людьми. Одни наблюдали за тобой, другие тщетно молили заглянуть в их жилище. Симпатичные накрашенные девушки раздавали листовки, заставляя мужчин глазеть на их фигуры. Они мясо, на котором постоянно сидят мухи. Блеск косметики, высокие каблуки, яркий цвет глаз, губ, накрашенные брови — это убивало в них истинную женственность, рождая только похоть. Они продукт потребления, причем многие их них уже несколько раз использованный. Если я скажу когда-нибудь об этом, то они будут прятаться за деньгами, нуждой, работой — это в лучшем случае. Другой — меня просто пошлют куда подальше, дадут пощечину, изобьют охранники. Я стараюсь не придавать этому никакого смысла. «Выбирай, как жить, только не унывай», — кто-то когда-то так говорил.

— Стой. Егор, остановись.

— Что случилось?

— Он закрыт. Бар закрыт.

Мы стояли напротив, смотрели в пустые стеклянные ворота. Там, внутри, еще стояли стулья, стойка, шест. Видна стенка, где приезжие оставляли пожелания на рублевых купюрах. Надписи, те самые надписи, они всегда оставались, и сейчас тут. Но никого нет. Огромный замок повис над жизнью этого заведения. Мне не хотелось верить. В том году я оставлял там все деньги, смотрел на пьяных девчонок, танцующих на стойках, пил коньяк, водку, самбуку, абсент, ром, виски и уйму коктейлей. Отбивал «пять» бармену каждый раз, когда оставлял ему на чай, пел песни и танцевал, несмотря на то, что заведение не превышало двадцати квадратных метров.

— Это тот самый бар? — ехидно спросил он.

— Тот самый, — теперь все это выглядело уныло и скучно — мертво. Рядом стояли огромные шумные бары, извергающие свою однотипность. — Пойдем, выпьем. Куда-нибудь.

Стойка, несколько стульев, квадратная колонка, сумбурная музыка. У них нет названий, они существуют, чтобы разливать, разливать и брать деньги. Совсем не важно, к кому ты пойдешь, главное, не покупать вино на розлив, все, что угодно, только не вино на розлив.

«Две „Хиросимы“, пожалуйста!» — еще одно место, еще один заказ. Никто не просит паспорта, все просят наличные. «Бейлис» смешался с самбукой, но это нормально. Синий огонь гнется под напором ветра. Соломинка, как игла, проникающая под кожу, оставляющая крохотный след, делает свое дело. Момент, чувствуешь огонь во рту, он касается легких и падает на дно. Ликер стягивает все раны. Нельзя тормозить, заказываю еще по одной.

Мы теряемся в толпе, цепляемся за спины других людей, направляемся в бар. Местная охрана в черных обтягивающих футболках давно перестала существовать. Они призраки, их приковали. Белые буквы на широкой спине уже почти ничего не значат. Каждый из них не спешит влезать в стычку, знает — ему не нужны проблемы, ему нужна работа. Я чувствую, как тело начинает изменять мне, нужно выпить, чтобы избавиться от стеснительного паралича. Два «Лонг-Айленда» красуются перед нами.

Я прикуриваю сигарету и смотрю на танцпол, где подгорелые, хрустящие тела изводятся под голос искусственной музыки. Они так легки и свободны, но только сегодня, только в этот час. Завтра останется только мусор, а люди будут скрываться от трезвых глаз небесного светила.

Надо бы спрятаться в этих массивных потных телах, оказаться среди них, быть как они, быть ими. Меня нет, есть только мы. Нам надо прятаться за маской индивидуальности, в то время как на нас красуется штамп одноразовой посуды. Сегодня ничего не изменится. Единственное, кем или чем мы можем стать, — это кляксой, помаркой на белейшем листе бумаги. Оставим собственный мир себе, он все равно никому не нужен. Еще одна сигарета закуривается, брат сидит рядом и забирает у меня зажигалку, чтобы воспользоваться этой искрой. Наше с ним прошлое, клише старшего брата-надзирателя рассыпается пеплом на стеклянном дне. Я вспоминаю — сегодня пьянка, а такое нельзя забывать. Рука вытягивается навстречу взгляду.

— Какой коньяк у вас есть? — не знаю, почему коньяк.

— «Ай-Петри», три и пять звезд, — громко и четко. Ясно, что бармен не первый сезон на пляже.

— Два по пятьдесят, тройки. — Мы ведь ребята не гордые, утешаю я сам себя. Оборачиваюсь к Егору. Он завис в телефоне.

— Оставь эту штуку. Давай лучше выпьем. Две рюмки отдают честь неслужившему телу.

— Четыре, — говорит бармен. Я отдаю ему пять соток и благодарю, его круглые глаза ничего не показывают, только уголки губ заворачиваются, как улитка перед дождем. Коньяк проходит тестовый режим на отлично. Егор немного покривился, запивая его «Лонг-Айлендом». Все оттого, что сделал слишком большой перерыв между глотками.

— Так вот, братец! — без малейшего понятия, зачем я так начал. — Ты мне скажи, как твоя жизнь, куда планируешь дальше? Он ожидал этого вопроса, ухмылка разлилась по лицу.

— Не знаю, изначально думал к тебе, а сейчас, наверное, в Севастополь, — музыка ограничивала слышимость.

— Все из-за нее? — я уже полгода как знал о существовании его девушки.

— Да, она не поступила туда, теперь возвращается домой. Будем в Севастополе. — Его две фразы разделяло двадцать секунд, в эти двадцать секунд он поверил в переезд, поверил в Севастополь, никакой ноты сомнения. Но все же он посмотрел на меня и ждал. Его залитые алкоголем глаза блестели под ударами света, руки обессилено валялись на стойке, а тело машинально двинулось ближе ко мне.

— Поступай, как знаешь, — небрежно, ядовито выплюнул я, только зачем — опять неизвестно. — Только думай в первую очередь о себе, сделай так, как ты хочешь.

— Я постараюсь, брат. — Он протянул остатки «Лонг-Айленда», прозвенел звон, подобный церковным колоколам, только не он.

Я смотрел на него и не понимал, кто он. Да, он мой брат, но заканчивается ли на этом список? Неужели у нас только одна связующая нить — родство? И эта нить настолько крепка, что протянет за собой все жизненные беды, стоящие где-то там впереди. Я не понимал, во что мне верить. Я не понимал его, он не понимает меня, мы ничего не знаем друг о друге. Братья и все. Мало этого или достаточно, не понять, нет, не понять.

Мой выход на танцпол закончился после трех несуразных песен. Одновременно хотелось танцевать и пить, поэтому пришлось сделать выбор не в пользу гимнастики. Колонки играли прошлое, позапрошлое лето, старые, пожеванные песни, все их, как ни странно, почему-то знали. Колесо крутится на одном месте, люди бросаются в него и крутят, крутят, крутят. Они сливаются в стадо без имени, без лиц и возраста, только с одной целью — отдохнуть. Алкоголь развращает их умы, развращает их желания. Я не страдаю болезнью отпуска, потому и пью в любой день, с поводом и без, один или в компании. Когда моя тушка опустилась на высокий стул, из-за чего мне пришлось сделать несколько постыдных движений в силу невысокого роста, я заказал еще «Лонг-Айленда». Егор развязывал язык, искал во рту золотые слова, делал все, чтобы изъясниться перед дамой сердца. Его телефон надолго прилип к уху.

Крепкая рука обхватила мое плечо, я почувствовал длинные ногти рядом с ключицей. Маленький ледяной глоток, я обернулся.

— Привет, — легкий, ненавязчивый голос прокрался на мою территорию. — Не угостишь сигаретой? — ее рука потянулась к пачке, лежавшей на стойке. Два тонких кольца сжимали длинные пальцы, видимо, куплены давно.

— Да, конечно, почему бы и нет, бери, не стесняйся, — при этом я захватил и себе одну. Мы прикурили по отдельности, каждый сам себе.

— Я заметила, что ты много пьешь, — голубые глаза метнулись в сторону стакана, накрашенные брови пытались что-то сказать.

— Может быть, а может, это все остальные пьют мало, — пальцы бегали по граням стакана. Ее длинные волосы ложились на большую грудь, сбежавшую под облегающее платье золотого цвета. Краска на лице скрывала временные ямы, успевшие поселиться на круглом лице. Хоть она и сидела, я понимал, что она выше меня.

Я не имел ни малейшего понятия, сколько просидел рядом с этой дамой. Помню только, как закончились деньги, как попросил Егора сходить в номер и выпотрошить сумку в поисках налички.

Почувствовав землю под ногами, отправился к берегу, прикоснуться к морю. Музыка уходила на задний план, симфонии соленой воды покоряли набережную. Маленькие волны, как избалованные дети, стучали по гальке. В пачке оставалось две сигареты, взял одну. Картинка черных легких с надписью «онкозаболевания» никак не повлияла на решение.

Почувствовав свинцовую усталость, упал на камни, они уже успели отдать всю теплоту окружающему миру, теперь они стали ежами с колючими холодными иглами. Я захватил один плоский камень, похожий на грушу, и крепко сжал и швырнул в море, один, два, три… Три удара по подолу вечернего платья воды. Еще раз, еще раз и еще раз, пока не заболела рука. Угрюмые скалы охраняли пляж.

В детстве мы любили прыгать со скал, всякий раз поднимаясь все выше, под самые облака. Вот стоишь на обрыве, решаясь прыгнуть, правда, это нелегко получалось. До воды метров семь-восемь, а в тебе только полтора. Страх сжимает грудь. Нет, назад нельзя. Позади тебя приятели, им так же страшно, но вы все прыгнете, никто не спустится вниз по земле. Прыжок, ветер, разрывающий юное сердце, ледяной адреналин и погружение. Полет дает невообразимую свободу, ее невозможно потрогать, только почувствовать. Почувствовать, как внутри тебя горит жизнь. Жизнь и свобода. Так скалы научили нас всегда идти до конца, плевать на то, что внизу, ты просто делаешь это, чтобы потом никогда не жалеть.

Я вспомнил Питер, вспомнил перелет, отель, Эрмитаж, мосты и бары. Вспомнил далекое счастье, дождь и тепло, людей и дворы. Мы просто гуляли, не задумываясь ни о чем, шли в неизвестном направлении, постоянно мокрые, но довольные. Она была рада сюда вернуться, а я оказаться здесь. Она пробовала граппу и кривилась от ужаса, я пил яблочную водку и смотрел на нее. Так много я смотрел на нее в те дни, так далеко казался мир, что стесняет нас, где-то там, но не в этом городе. Мы улыбались прохожим, скучали в музеях и постоянно искали самобытное место, где можно посидеть. Как в то самое утро, когда мы несколько часов бродили по центру в поисках вкусного завтрака. Пошел дождь, и мы купили зонт за триста рублей. Где сейчас этот зонт? Не знаю. Где сейчас ты? Не знаю. Люблю я тебя? Не знаю.

Мне захотелось встать и окунуться в море. Наспех скинув кроссовки с носками, я подбежал к воде. Первые уверенные шаги, затем вода коснулась чашечки колена, по телу пошли мурашки. Нет, не сейчас, не сегодня, да и зачем это. Когда я вернулся в бар, то не застал там моей спутницы. Брат, как видимо, тоже уже давно спал дома. Я попросил у бармена сигарету, просидел еще какое-то время, наблюдая за коротконогой брюнеткой. Эта дама гипнотизировала всех обнаженным телом, точнее большей его частью. Никто не хотел ввязываться в это дело, мужики всего лишь скрытые наблюдатели и великие ораторы в своей голове. Я бы хотел остаться в их числе, но пора было идти домой. Потушил сигарету, пробрался к брюнетке:

— Послушай, — начал я, она приблизилась ко мне. — Ты очень плохо танцуешь, прекращай.

— Да пошел ты! — она отвернулась от меня.

— Как скажешь, как скажешь. — Теперь можно было отправляться на поиски своего острова.

Я не спеша брел по набережной, забитой мусором. Разбитые бутылки под деревянными лавочками. Облеванные углы и всеобщее веселье вокруг. Бар за баром уходил назад.

— Эй, Макс. Ты куда собрался? — Я поднял голову и увидел Егора.

— Я тебя уже потерял. Ты где был?

— В номер заходил. На туалете пришлось посидеть.

— Можно без подробностей. Деньги нашел?

— Только тысячу. Но это же на дорогу.

— Плевать. Пойдем, выпьем пивка где-нибудь.

Мы зашли в первый попавшийся бар, заказали по бокалу пива и присели за столик. Это было двухэтажное здание. На первом этаже открытый бар, где работали два бармена, разливая коктейли молодым девчонкам, за столиками никто не сидел. Все движение происходило у барной стойки. Все стулья заняты длинноногими красотками. Они перекидывались взглядами со всеми прохожими. Бесплатная яркая вывеска. Я за целый день не видел столько симпатичных лиц, сколько их находилось у стойки. Платья, короткие юбки, шорты — соблазняли и отпугивали одновременно. Надо было помнить, что мы зашли выпить пива и отправиться домой.

Опустошив бокалы, мы заказали еще по одному, прихватив с барной стойки пепельницу. У Егора оказалась в запасе пачка сигарет, мы закурили по одной, когда к нам подошел белобрысый парень. На вид ему было лет двадцать пять, крепкого телосложения, со смазливым лицом и голубыми глазами.

— Парни, не угостите сигаретой? — Он был чуть выше меня.

— Да, без проблем, — я взял пачку у брата и достал сигарету.

— А две не дадите? Себе и девушке, — взгляд перебежал на даму в черном платье за стойкой. На секунду я засомневался, но все-таки достал вторую.

— Спасибо, мужики, — мы пожали руки. Крепкая кисть и легкая улыбка встретила меня. — Вы откуда? — стандартный вопрос.

— Мы из Крыма.

— С Коктебеля?

— Нет. — Секунда молчания, взгляды бегали, как стрелки поломанных часов.

— А я из Москвы. Кстати, Дима, — он еще раз пожал нам руки.

Через полчаса мы уже пили вместе с ним и его девушкой разливное вино. Дешевое разливное вино. Он рассказал об успехах в спорте, как он выступал на турнирах по боксу, рассказал, как встретил свою девушку, с которой был всего неделю, про то, как приезжает в Коктебель раз в год на месяц, про друзей барменов и остальных завсегдатаев этого заведения. Ни с того ни с сего мы стали своими в тесном кругу неизвестного бара. Всего-то потребовалось две сигареты, чтобы изменить этот вечер.

Я перешел на новую стадию опьянения. Мне хотелось танцевать и петь. Допив бокал пива, приступил к действию. Дима с Егором поддержали эту идею, оставив тары на столе, они ворвались в танец, где кроме нас троих было еще с десяток опьяненных дам.

После двух треков людей стало в два раза больше, но мы не стеснялись и продолжали размахивать руками во все стороны. Возле меня танцевала блондинка в коротких шортах и клетчатой рубашке, достаточно расстегнутой для прохладного летнего вечера. Она завоевывала мои земли быстрее Гитлера во времена Второй мировой. Ее рука коснулась шеи, затем поползла вниз. Я к такому был не готов, схватил горячую кисть, улыбнулся и закружил ее в бальном танце. Атака продолжалась, в ход пошла упругая задница. Она терлась и наваливалась на меня. Но я полностью отдался танцу и песням. Голос пропадал после очередного припева знакомой песни.

— Ты ее берешь? — спросил Дима, схватив меня за плечо.

— Нет, — ответил я, продолжая пританцовывать.

— Хорошо, тогда я забираю ее себе.

— А твоя девушка?

— Мы расстались с ней на пару часов, — он подмигнул и протянул руку.

— Дело твое.

Он ушел с ней на прогулку вдоль ночного пляжа, Егор отправился разговаривать по телефону, а я вышел покурить перед входом, стоя на углу барной стойки. Возле колонки красовался полный бокал пива. Недолго думая, приватизировал его, сделав большой глоток. С правой стороны, в самом углу, сидели пять выкрашенных девушек в вечерних платьях. Они попивали коктейли, уткнувшись в телефоны. Музыка их не будила, коктейли не бодрили, а компания не веселила. Никто не ценил момент, они стали мерчендайзерами собственной жизни. Выставляя себя напоказ как можно чаще, как можно больше. Полное одиночество среди сотен поклонников. Зажигалка сработала не сразу, барабан начинал плохо крутиться. Я не успел вернуть голову в обычное положение, как услышал крики. Началась драка. Через несколько секунд два парня повалили соперника. Я оставил пиво за стойкой и двинулся вперед. Схватил одного из них и вытянул клеща из кожи. Он сделал несколько шагов назад. Оценил противника взглядом и пошел на меня.

— Мужик, я не хочу с тобой драться. Успокойся, — говорил я, а он продолжал идти, выстреливая боковыми с правого и левого фланга. Мне оставалось только делать шаги назад, чтобы не попасть под его удары.

— Сука, иди сюда! — кричал он.

— Успокойся, мужик. Я всего лишь за честный бой.

— Эй! Трус! Стой! — продолжал орать он.

— Ты начинаешь меня бесить, — мысль ударить его не покидала голову, но вовремя подлетел охранник из соседнего заведения.

Я вернулся обратно допивать чужое пиво и смотреть на представление. Один из барменов стоял рядом с бойцом, прильнувшим к земле. Они разговаривали с двумя мужиками, пытаясь урегулировать конфликт. Я взял пиво, сделал глоток и спокойно наблюдал за этим. Егор подошел ко мне, молча отобрал бокал и начал спокойно пить. Люди создали круг, пытаясь насладиться зрелищем. Мы с Егором невольно оказались в кругу.

— Что произошло? — спросил он.

— Да того длинного парня били два мужика, — я указал на худощавого русого паренька с разбитой губой. — Один там за мной бегал, а второй стоит рядом с барменом.

— За тобой?

— Да. Пришлось влезть и откинуть одного из них.

— А без этого никак?

— Только честный бой.

К нам подошел второй боец. Его лысина была на уровне моих глаз. Серая майка обтягивала грудь, а серебряная цепочка прыгала на шее.

— Ты кто такой? — Я стоял к нему боком, когда он задал этот вопрос. — Ты чо вообще полез!

— Мужик, расслабься. Иди к друзьям.

— Нет! Ты ответь мне, уродец! Ты чо такой дерзкий! — я продолжал стоять боком, ожидая его выпада.

— Отвали.

— Слышишь ты! Я тебя сейчас поломаю прямо здесь, — он сделал шаг навстречу.

— Да ты зае**л! — я оттолкнул его от себя, не предвидев, что тело не устоит на ногах. — Он повалился на спину.

— Ты чо! Сука! — прорычал он.

Бармен и остальные парни подорвались к нам. Крики, запугивание, маты и больше ничего. Все закончилось так же быстро, как и началось. Компания агрессивных парней отправилась на поиски нового приключения, бурча себе под нос что-то, а мы снова закурили.

— Спасибо, братан, ты меня выручил, — подойдя ко мне, произнес молодой парень с разбитой губой.

— Все нормально.

— Ванек, — он протянул руку.

— Макс.

— Приятно.

— Держись крепче на ногах, — ответил я, пожимая его руку.

— Да они мудаки. Забей. Выпить хочешь?

— Еще не наступил тот день, когда я отказывался, — ответил я, вспомнив блондинку.

— Отлично. Я, кстати, тут барменом работаю. Сегодня выходной просто. Пойдем, сейчас договорюсь с пацанами.

Он взял виски с колой для меня, брата и себя. Мы чокнулись и выпили до дна. Пока роксы наполнялись, парни ворвались в танец, а я присел на стул. Чувство свободы и полной уверенности захватило меня. В кармане не было денег, но они больше и не требовались. Я смотрел, как пузырьки газа поднимались вверх, оставляя золотые кольца после себя на черном поле. Я вспомнил про кольцо. Оно должно быть где-то в рюкзаке. Кольцо без памяти безымянного пальца. Как легко сбить человека с ног, дав ему стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Стоит только раз прикоснуться к этому, и ты забываешь про все цели, оставляя их где-то позади. Через тернии к звездам добраться не слишком тяжело. Тяжело добраться к звездам через собственные корни, вросшие глубоко в землю. Бросить все хорошее ради поисков настоящего себя. Мир так и останется «нормальным», если ты не рискнешь. Я сделал глоток, осушив рокс наполовину. Мне оставалось только верить в то, что Лиза сделала правильный выбор.

— Ты чего такой серьезный сидишь? — Я повернул голову в сторону голоса и увидел девушку Димы.

— Иногда алкоголь не выводит все печальные мысли из головы.

— И что же это за мысли? — она придвинулась ко мне. Длинные каштановые волосы пробежались по грязной стойке.

— Самые ужасные. Представляю, каким будет утро.

— Не думай об этом. Еще вся ночь впереди.

— Согласен. Дима еще не пришел?

— Нет, он написал, чтобы я его не ждала, а возвращалась домой. — Снова эта блондинка в голове.

— Полагаю, это правильное решение.

— Возможно, ты прав. Не проведешь меня? — она коснулась руки, затем взяла рокс и допила виски.

— Черт, у меня больше нет алкоголя и денег, — я смотрел на роксы Вани и Егора.

— По дороге есть магазин. Мне бы не помешала бутылочка вина на утро.

— Эх, только ради вина. — Я отпил из рокса брата и пошел на выход. Егор указательным пальцем коснулся виска, а потом кинул его в мою сторону. Я кивнул в ответ.

Путь до ее номера вышел очень быстрым, даже с учетом магазина с небольшой очередью. Заходить она не хотела, а побежала на пляж, раскинувшийся всего в метрах тридцати от дома. Я прикинул в голове, сколько стоят сутки на первой линии и порадовался, что живу в минутах пятнадцати от пляжа.

Я протолкнул пробку внутрь и сделал несколько глотков красного вина. Она выхватила у меня бутылку и побежала к воде. Море глушило все мысли, оставляя легкое шипение в голове. Оставив обувь рядом с ее босоножками, я пошел за ней.

— Подтяни джинсы, — смеясь, сказала она.

— Да плевать.

— Ну ты и дурак, — она засмеялась и пошла вдоль пляжа.

Черное платье чуть выше колен кружилось вокруг стройных ног. Она ступала медленно и аккуратно, наблюдая, как следы исчезают от касаний волн. Я забрал бутылку и сделал несколько шагов в черное море. Вода тронула коленки и отошла обратно.

— Меня, кстати, Настя зовут, — произнесла она, подходя ко мне.

— Это было необязательно. — Глоток теплого напитка. Она подошла ближе, сделала глоток и вернула мне бутылку.

— Почему же? Обязательно. Я просто не хочу, чтобы ты меня забыл. — Она развернулась и пошла на берег.

— Это ни к чему. — Она продолжала идти молча. — Правильно, пора домой. — Я побрел за ней, держа в руках бутылку.

— Я завтра уезжаю, — крикнула она, играя правой ногой с волнами.

— Здорово. Наверное. — Она взяла бутылку, хорошенько пригубила, затем поставила ее на свой след от ноги.

— Только не говори мне, что ты все выпила.

Настя подошла ко мне вплотную, ее грудь коснулась моей. Я чувствовал, как алкоголь побеждает рассудок. Как море и вечер придают ее лицу волшебства. Длинные волосы легли на левое плечо, открыв правую сторону утонченной шеи, большие игривые глаза и остатки вина на губах. Я провел рукой по гладкой щеке до подбородка, затем она подалась вперед, встречая мои губы. Медленно, вытягивая каждую ноту наслаждения, мы понеслись вперед. Рука коснулась талии, вторая шеи. Мы никуда не спешили, у нас было время. На секунду мне показалось, что трезвость настигла меня. Я чувствовал абсолютно все ее движения, контролировал свои. Это был танец, который мы знали наизусть, но все еще получали удовольствие от его исполнения.

Я возвращался в бар, не осознавая до конца происходящее в эту ночь. В руке полбутылки вина, а впереди дорога, встречающая разнообразной музыкой, пьяными лицами, счастливыми в этот час. Забуду ли я Настю? Вряд ли. Забуду ли этот вечер? Вряд ли. Этот час? Абсолютно точно. Как много теряет наша память, оставляя нам крохи воспоминаний. Иногда они сладкие, как сахар на корке хлеба с маслом, а иногда мерзкие и отвратные, как огромные куски вареного лука, вызывающие приступы рвоты.

Бар был полупустой. Димы там не оказалось, как и Егора, зато за барной стойкой сидел Ваня. Он что-то нашептывал девушке, находившейся по правую сторону. Шаг за шагом его рука сползала с плеча на талию. Скрытое завоевание с помощью лестных слов. Я присел рядом с ним.

— О, Макс. Твой брат отправился на поиски, — сделав поворот туловищем на сто восемьдесят градусов, пробурчал он.

— На какие поиски? — я искал глазами рокс.

— Тебя пошел искать, — он протянул мне стакан. — Твой брат сбежал, не выпив со мной.

— Он просто знал, что я вернусь, — я отхлебнул треть напитка.

Разговор закончился, Ваня вернулся к охоте в открытом поле. Усталость и сон начинали поглощать разум. Мне впервые за долгое время захотелось спать. Почувствовать запах чистого покрывала, наволочек, простыни. Прилечь на мягкий матрас, обнять любимую девушку и выспаться уже наконец-то. Вот только вместо этого меня ожидает одноместная старая скрипучая кровать, побитое временем одеяло и нескончаемые тревожные сны, будившие меня по несколько раз на ночь последние полгода.

Стакан выскользнул из рук и полетел на кафель. Звук разбитого стекла писком донесся до ушей, заставив приоткрыть глаза. Один из барменов обратил на меня внимание. Взглянул и покачал головой, словно разочарованный тренер в минуту падения спортсмена.

— Сколько с меня? — как можно громче промычал я.

— Дружище, забей, — проговорил бармен, подойдя ко мне.

— Нет! Сколько с меня! — упорство и тупость заиграли на сцене.

— Послушай, тебе пора домой.

— Возможно! Сколько?

— Сто рублей, — спокойно объявил он.

— Хорошо! Завтра занесу.

— Ну ты и чудак.

— Завтра занесу. Обещаю. Запомни.

— Как скажешь, — он ухмыльнулся, затем отправился расставлять бокалы.

Дорога домой превратилась в мучение. Бутылка вина осталась в баре, веселье осталось в баре, ночь осталась в баре. Теперь весь смрад подползал ко мне из всех темных уголков. Грязь покрыла набережную. Это все — мы. Мы оставляем весь этот хлам, мы не хотим жить среди мусора, в то время как сами превращаем все и всех вокруг в биомусор. Парочки прячутся за углом, другие выбрали парапет — животные, пожирающие друг друга. Музыка царапает зубы, прикусываю щеки, надо спасаться, бежать домой.

Оставляю позади набережную, иду вдоль крохотных ларьков, последняя надежда на задние карманы, да, осталась все-таки сотка, нужно раздобыть бутылочку пива. Окна открываются и закрываются, все кричат про закон, будто бы они знают всю конституцию наизусть. Когда они успели стать такими примерными? Всего лишь одна бутылка пива и только. Вижу рыжего спортсмена с литровой бутылкой. Его спортивный костюм мне бы сейчас пригодился, на улице стало прохладно, мысль о купании становится для меня дикой. Он тычет бледным пальцем, указывая на единственный шанс, который ничем не отличается от других. Маленькое окно, чертово маленькое окно.

— Бутылку пива, будьте добры. — Окно закрывается.

— Эй, Марин, — звучит голос позади меня, ему надо откашляться. — Это свой, продай ему, слышишь?!

— Какого?! — резко обрывает Марина, я не успеваю рассмотреть ее лицо, лишь пухлую правую руку с китайскими пластиковыми часами.

Бутылка теплая, но я не осмеливаюсь спросить у нее чего-нибудь из холодильника. Через пятнадцать минут мне открылось истинное лицо моего спасителя. Андрей работал сезонным охранником на автостоянке, он знает всех постояльцев и ненавидит большинство из них. Вечерами пьет пиво, иногда позволяет себе выпить чего покрепче, после идет история тяжелой жизни, она шла в подарок вместе с теплым пивом. Его слова сыпались круче осеннего града — увернуться от них невозможно. Где-то недалеко послышалось шарканье кроссовок, я повернулся — это был мой брат, его ноги убивали обувь, голова была опущена вниз, видимо, он шел на голос.

— Эй, брат, — это не походило на дружеский позыв. — Слышишь меня?!

— Да, конечно, не стоит кричать, — я почувствовал на лице ухмылку.

— А ты давай, не указывай мне! — он встал в пяти шагах от меня.

— Слушай, угомонись и не кричи.

— Вы все вечно пытаетесь управлять мной, но я вырос! Ты меня понял? — Я встретил его глаза, наполненные алкоголем и бычьим бешенством.

— Я понял, пошли спать.

— Давай один на один. Давай, а! — он переминался с ноги на ногу — это начинало мне надоедать. — Или ты только с девчонками валяться умеешь?

— Я не буду с тобой драться, отвали.

— Я серьезно говорю, давай один на один. Или ты боишься?

— Что ты хочешь? Я не понимаю тебя.

— Я хочу выйти с тобой один на один. — Андрей мельтешил перед нами, пытаясь угомонить обоих. Его никто не слушал. — Ты ведь любитель покрасоваться! Вот сейчас и посмотрим.

— Зачем? Ты вообще откуда пришел? — нужен был разговор, но стены жутко молчаливы.

— Какая разница, ты слышишь меня?! — он был на пределе. — Час назад тебе было плевать, где я.

— Ты чего такой буйный. Все ведь хорошо.

— Вы все гнобили меня, я устал это терпеть. Ты не лучше меня, понял? Я вырос, вырос и теперь я могу дать сдачи. — Я снова захотел спать, захотел уйти и лечь в кровать.

— Егор, давай поговорим и все решим.

— Хочешь поговорить? Ну, давай.

Он двинулся на меня, я стоял на месте. Андрей захотел подойти ближе, но я остановил его, глупо веря в идею разговора. Егор не остановился, а только набрал разгон, вмазав мне правой. У него вышел хороший прямой, в левую часть лица. Один шаг назад, еще один — появился Андрей, одной рукой он оттолкнул Егора, тот полетел на землю, вторую выставил передо мной.

— Вы чего, мужики?! — он озирался по сторонам. На меня и на Егора, на меня и Егора. Тот вальяжно, не спеша поднялся, осмотрел себя. Чего я ожидал? Дурак. Посмотрел на него. Я знал, зачем он это сделал, знал, как давно ему этого хотелось. Он хороший брат. Наконец-то повзрослевший брат.

Я плюнул на землю, слюна смешалась с кровью. Левой рукой вытер губу, кровь, как дешевая помада, размазалась по щеке. Капля за каплей приземлялась на аэродром из почвы. Подставил ладонь, теплые произвольные шары лопались на холсте, превращаясь в нечто иное. Я поднял глаза к небу и понял — наступил рассвет.