Глава шестая.

Я специально выбрал противоположную от города, более длинную из двух дорог ведущих к садовому товариществу. Зато теперь мы сразу оказались почти у нужного нам участка. Не мотыляя по садовым аллеям и не привлекая ничьего внимания. Хотя и маловероятно, что в самом начале апреля тут активно тусуется множество народа, но осторожность и скрытность нам однозначно не помешают. Здоровая и правильно сбалансированная паранойя ещё никого в лишние траблы не заводила, знаете ли.

— Вот этот участок теперь и будет местом нашей постоянной дислокации.

— Егор, а чья это дача? Ты говорил, что хозяин…

— Друг мой. Лучший и единственный. На юбилее у родителей он. В Казахстане. С женой и двумя дочками. За пятьсот верст отсюда. Так что, думаю, вероятность того, что он сюда доберется — не очень большая. Да и зачем? Если везде одинаково. Хотя — дома и стены помогают.

— Ну, может как-нибудь доберется.

— Всякое бывает, конечно. Коча бы нам сейчас точно не помешал.

— Кто?

— Да это прозвище у него такое. С юности.

— Кстати о погонялах, — прокуренно кашлянув, вошел в разговор новый знакомый, — Если не трудно, называйте меня Шептун. По имени я как-то, не очень привык.

— Да не трудно, конечно. Шептун, так Шептун. Как скажешь. А если не секрет, почему «Шептун»?

— Да какие секреты — фамилие у меня такое. От него и погонялово по-жизни. И по воле, и на зоне.

— Валентин, мне как-то не совсем — так к вам обращаться, — заделикатничала девочка — учтивость.

— Ольга, мне и правда — так привычней и удобней. И давай: «на ты»? Для упрощения. Я же теперь в вашем коллективе. Жить рядом и вместе дела делать проще, когда без лишних условностей.

— Хорошо, Шептун.

В первый раз в её произношении, такое обращение прозвучало достаточно забавно. Я усмехнулся. Художник тоже осклабился.

— Ну что — давайте уже осваиваться. В темпе. Думаю, нам сегодня еще пару ходок за хабаром хорошо бы успеть предпринять. Сейчас только девять пятнадцать, весь световой день впереди, так что — время позволяет. А то завтра «трансформеры» одыбаются и понесутся ажиотаж и конкурентная борьба. В полный рост и со всеми атрибутами. Если, конечно они уже не очнулись. Так — вот ключи от дома и от бани с сараем. В сарае дрова, ну и хлам всякий — разный. Может, что по-нынешним временам и пригодится, но это потом. Печь в доме топить сейчас некогда, да и незачем. В мангале около бани огонь разведите и чайку — кофейку замутите. Вода в колодце, само-собой. Перекусим наскоряк, да и двинем. Все нужные кухонные приблуды в доме возьмете. Найдете — там всё на виду. Всё добро из корзин — туда же. Сортировкой позже займемся — пока просто покомпактней разместите. Я отойду по-быстрому. Если что — буду вон в том приметном доме, с черепичной крышей. Всё — я скоро.

— А что там, Егор?

— Там — кто, Оля! Человек, который может быть очень полезен. Во всех смыслах и отношениях.

— Заинтриговал.

— Да ничего особенного, партнер. Там живет сторож этого поселка.

— Сторож? — брови девочки — самурая удивленно выгнулись ввверх, спрашивая: чем это сторож дачного товарищества, может быть нам полезен? Таким красивым умным и неповторимым.

— Сторож, — кивнул я невозмутимо, многозначительно устремив указательный палец ввысь, — зато какой!

— Вот теперь точно заинтриговал, партнер. А мне с тобой можно?

— Счас! А добро таскать и завтрак готовить Шептун в одну каску будет? Время, Оля! Я пулей! — и вышел за калитку. Что и где — разберутся сами, чай не дети. Да и что там, разбираться-то. Олежкина загородная недвижимость представляла собой два смежных участка, объединенных в один, общей площадью двенадцать соток, на котором стоял небольшой кирпичный домишко, с деревянной мансардой, банька с сараем — пристройкой, да беседка со вкопанным рядом мангалом. Вот и все незамысловатые постройки, в строительстве которых, я принимал самое активное участие. В качестве неоплачиваемой рабсилы, лишь за еду и напитки. Ну, это так — к слову. Ключи от всего вышеперечисленного у меня имелись. Как и разрешение на пожизненную эксплуатацию данных объектов в любое удобное время, выданное владельцем этой плантации. Когда, разумеется, в пределах владений отсутствовали жена и дочки плантатора. Ибо его супруге и юным дщерицам, было абсолютно точно противопоказано знать, каких глубин падения нравственности может достигать, казавшийся им ранее приличным человеком, лучший друг их семьи. То есть — я. В общем: руссо туристо — облико морале! О, я-я, дас ист фантастиш! Ну вы, я думаю, понимаете.

Суровый страж здешних мест, к дому которого я направлялся, на мой взгляд, был действительно весьма незаурядным типом. Бывший главный инженер одного из небольших заводов, едва перевалив за полтинник, в одно прекрасное утро вдруг почувствовал внутри себя непреодолимую усталость. От ежедневных производственных проблем, от муравьино суетящихся людей и вообще от всей этой бессмысленной, пустой и нескончаемой, бестолковой спешки бытия. А жизнь-то проходит! Каким-то образом он исхитрился выбросить корабль своей судьбы из бурных волн океана — бушующих заводских интриг и страстей, на благостный спокойный и тихий берег пенсиона,

заодно устроившись тутошним сторожем. Полтора года прожил здесь в деревянной сараюхе с печкой — буржуйкой, наотрез отказываясь ночевать в городской квартире, даже в самые свирепые морозы. Категорически не поддаваясь ни на какие уговоры жены, остававшейся в городе и приезжавшей к мужу на выходные. Перед бывшим главным инженером стояла великая цель. Он строил свой дом! Нет, не так: он возводил дом своей мечты! Не какое-нибудь там помпезное, вычурно — величавое строение, а именно дом, в котором он на этой планете — чувствовал бы себя дома. Ну, вот напала на мужика такая блажь! Захотелось ему своими руками построить себе жилище, в котором ему будет хорошо! Не самая дикая причуда, на мой взгляд. Ладно, сейчас не об этом — часы тикают, после, может быть. Хотя не могу не отметить, что дом мечты, и впрямь получился на славу.

— О, здорово Егор! Хочешь — верь, хочешь — нет, я как чувствовал во всей этой эпидерсии, что ты сюда заявишься сегодня. Рад видеть тебя! — трубно прогудело где-то на уровне моих волос.

— Здоров, Долгий! Я тоже рад, что с тобой всё ОК! — надо сказать, что экс — главинж, то ли по привычке, то ли смолоду стесняясь, не совсем типичного для наших широт имени — Эрик, предпочитал, чтобы к нему обращались по фамилии. Ну, а «на ты», мы перешли уже очень давно. После первого совместного употребления антигрустиновой жидкости. Вернее будет сказать — в процессе оного.

— Да я-то в норме. А вот Елена Михайловна моя, как вырубилась вчера, после всей этой непонятности, так и до сих пор в отключке находится. А я активность проявлять опасаюсь. Легонечко пробовал старую растормошить, но без толку. Что думаешь?

— Трансформируется организм, видимо, — я мотнул головой в сторону города, — видел там такое. Лучше не лезь. Подожди. Дай ей время. А то, это для тебя лося — «легонько», а я до сих пор помню, как мы с Олежкой: два в одного — тебя опрокинуть пытались. Отойдет, Михална, старый. Потерпи — не дергайся понапрасну. Там, по-ходу, почти весь город такой. На улицах — хрен кого сыщешь.

— Ну подождем. — могуче вздохнул Долгий, — Так-то, всё вроде нормально: дышит, шевелится, вроде даже бормочет что-то. Разве что горячая, как в лихорадке. Воду подношу пьет, через трубку не приходя в себя и потеет дико. Я этот меморандум прочитал и тоже, так и подумал. Трансформация значит. Вот и сижу, покой её сторожу. Охраняю… — он явно хотел добавить что-то ещё, но не стал. Только скривившись, несколько нервно и раздосадованно, вислый смоляной блестящий усище подзакусил.

Мы пристально смотрим друг другу в глаза.

— Что, вижу уже было, от кого? Охранять? — напрямки спрашиваю я, — Да не переживай, Яныч — не ты один такой. Мне тоже пару душ упокоить уже довелось.

— Насовсем?

— А как иначе? Когда на тебя с топорами, да трубами. Думаешь, этот арсенал я для маскарада и важности напялил? — хлопаю ладонями по мачете и лопатке.

— Мой тоже с топором был, — с некоторым облегчением выдыхает Долгий, поглаживая вороную окладистую бороду без намеков на седину, своей здоровенной богатырской могучей ручищей; с две моих, наверное. — Серега — бомж. Не знаешь его?

Я отрицательно мотаю головой.

— Ну, не важно. Из местных. Так, побухивал что-то себе, калымил по дворам. Вроде не воровал. В общем: пару часов назад я перекурить вышел, а тут и он откуда-то нарисовался. И ни тебе здрасьте… Вообще ни слова не говоря — прет на меня с топором. Он всегда был хоть и здоровенным, но тупым и от этого тихим, а тут — откуда что взялось? Да такой резкий вдруг стал! И глаза — пустые и бешеные. Ноль разума! Ну, я его и приложил. Шибко испугался, что зацепит он меня, с такой-то резвостью, а под это дело и до Елены доберется, черт лупоглазый.

— Да всё правильно сделал, Долгий. Мне — мои тоже выбора не предлагали. Да и вообще, видно время наступило такое: либо мы их, либо они нас.

— Да это всё понятно, Егор. Только я до сих пор в себя до конца прийти не могу. Машина не едет, связь отсутствует, газ — бензин не горит, ружье не стреляет. Ох-ре-неть! Пойдем по полтинничку накатим? — больше просит, чем предлогает Долгий.

Я хочу отказаться, но секунду подумав, киваю.

— Давай, только по-быстрому. Сюда неси. Не один я — меня люди ждут. В город поедем. Хотим, пока все не прочухались, помародерить, мал-мала. А то сам видишь — времена наступили непонятные. А жрать и пить — никто не отменял.

— Ты с Олежкой? И Маша с девочками там? — быстро оборачивается с крыльца Долгий.

— Да уехал Олежка вместе с ними. К Машиным родителям. Выберется или нет? — я невесело пожимаю плечами.

— Да, дела. Ладно, не журись, Егорка — этот если решит, то — выберется. Вы же, черти такие. Я щас, мигом.

Долгий скрывается за дверью. Я оглядываюсь по сторонам, чутко прислушиваюсь к тишине и присаживаюсь на врытую около крыльца аккуратную, любовно сделанную скамейку с очень удобной, прямо ортопедической спинкой. Юное солнышко нежно ласкает лицо. Окружающий мир пряно пахнет оттаявшей землей и почему-то свежими огурцами.

Эрика Яновича Долгого мы с Олегом знали уже лет семь, с самого его появления в поселке. Этот здоровенный высоченный мужичище с ухватками медведя, как-то сразу глянулся нам обоим. Впрочем, в оценках людей мы с Кочей редко расходились. Долгий всегда был рассудителен, спокоен, невозмутим и ровно доброжелателен к окружающим. К тому-же нам, тогда ещё не достигшим и тридцатника, весьма импонировало отношение этого простецкого, но весьма непростого, пятидесятилетнего мужика к нам — как к равным. Без малейших попыток поучений, давления возрастом, поистине энциклопедическими знаниями, огромным опытом и разнообразием умениями. А умел бывший главный инженер — удивительно многое. Будь-то: устранение неисправности любой — самой экзотической тачки, сооружение бумажного змея для старшей дочки Олега или ковка, на спор, какой-нибудь приблуды, прямо в стоящей на участке небольшой мастерской — кузне. Кузню Яныч соорудил сразу после постройки дома. Маленькую, но настоящую, со всеми необходимыми элементами. В общем, дом служил ему для души, а мастерская для души и досуга. Счастливый человек! Совсем скоро Долгий стал для нас своим. Старшим товарищем. Равным среди равных.

… - А кто там с тобой? — спросил Долгий, зажевывая вкусную ароматную «свою» самогонку не менее вкусным «своим» копченым салом.

— Ты не знаешь. Девчоночка молодая и мужик, вроде тертый. Только сегодня жизнь свела.

— Люди стоящие?

— Поживем — увидим. Вроде, без гнили.

— Ну и ладненько. Сейчас куда собрался?

— Помародерить, говорю же. Пока тихо.

— Я бы с тобой пошел, но Елену не оставлю. Как очнется, так и будем думать.

— Да понятно, Яныч. О чём говорить, — особо близким иногда позволялось обращаться к Долгому по отчеству, — может тебе, что конкретное нужно?

— Да вроде нет, — он ненадолго задумался, — хотя, Михайловне моей таблеток от давления посмотри.

— Понял. Мы там по аптеке уже задел сделали. Потом разберемся. Но ещё возьмем — раз надо. Если что — весь хабар в сарае и в доме. Разберешься. Ключи же у тебя есть.

— Вы там что — на горбу в рюкзаках все переть будете?

— Да нет. Велики трехколесные позаимствовали. В «Мускате».

— А броняшка откуда?

— С полисменов, вестимо.

— С живого или…?

— Да живее всех живых. Может и не стоило отпускать. Очень уж — рожи гнилые, ну и поведение соответствующее.

— Как вообще жить будем, думал уже?

— Ты со мной?

— Мог бы не спрашивать. Или ты против?

— Да, пошел ты! Ладно, Долгий, побежал я к бойцам своим. Может, сегодня еще пару раз сгонять успеем. Потом все обкашляем — сейчас времени нет. Да, мастер — пораскинь своей инженерной извилиной, насчет щитов каких-нибудь. Ну, как в кино у рыцарей. А то, кинулся там один демон с двумя топорами. Если бы деваха ему молотком в лоб не кинула, я бы тут с тобой наверное сейчас не беседовал. Думаю, со щитом от такого попроще отбиться будет.

— Сделаю, Егор. Заодно и насчет дистанционно — поражающего помозгую. Тоже лишним не будет. Ну, давай — буду ждать. Удачи!

— И ты тут будь начеку, Яныч. Да, слушай — ещё поищи у себя трубку какую, попрочнее, диаметром сантиметра полтора. Есть одна идея — вернусь, опробуем.

…Наскоро подкрепившись, тронулись в путь. Прошуршали шинами по гравию садовой аллеи и выбрались на дорогу в город. По-прежнему пустующую и оттого слегка напрягающую нервную систему.

— Егор, я что подумал-то, — подал голос из-за спины «освежившийся» и оттого оживившийся Шептун, — нам с тобой, по прицепу автомобильному, можно было бы на буксир взять. Как считаешь, утянем?

— Хз, хз — пробовать надо. Если не перегружать, то вполне возможно, что и вывезем. Интересная идея, Шептун. Будете представлены к награде, — негромко заржал я, — Вот на тебе первом и проведем испытания. Инициатива — имеет инициатора! Смотрим по сторонам — ищем авто с прицепом. А вообще — мысль вполне бодрая, Валентин.

В утреннем городе всепоглощающе царила всё та же непривычная тишина. Только шорох шин по асфальту, да шумный, бестолковый птичий базарный гомон, в прежней жизни заглушенный разнообразными техно звуками мегаполиса. От необычности происходящего, а вернее непроисходящего — невольно становилось как-то не по себе. И не только мне — дитю асфальта. Мои спутники также, явно чувствовали себя не очень уютно. Общались приглушенными голосами и поминутно озирались на все четыре стороны света.

… Я смотрел на безликие серые окна домов и думал о том, что ничего из того, что было, уже не вернется. Вот за этим окном, на втором — где схлопнуты жалюзи: еще вчера, возможно, поэтически пахло сквозняком, сексом, кофе и сигаретами. А хозяйка квартиры — любила пить вино на балконе, во время дождя. А вот за этим, за запахнутыми кремовыми шторами — через два левее от него, уютные вечера были наполнены запахом горячего чая и теплых блинов. И мягко светил торшер, у старенького, но ничуть не сгорбленного и такого родного, ещё маминого дивана. А там, под крышей — на пятом, в крайней справа однухе — доводя соседей до бешенства и трусливой злобной бессоницы, после одинадцати, часто, вызывающе громко лабали «Крематорий» и «Сплин» и драйвово завывала красотка Ксю из «Элизиума», а на площадке явственно, до слюноотделения кумарило анашой. А на первом — просто невозможно густо забивало ноздри едкой кошачьей мочой, из квартиры тихой одинокой старухи, с её шестью или семью котами — кто их сосчитает, этих шелудивых тварей… Ничего этого уже не будет. Кончилось всё…

Обреченный город, ещё вчера полный жизни. Веселой и печальной — разной. Хотите честно — мне было не очень его жаль. Вернее не так: мне было жаль город, жаль его обитателей, которым ещё предстояло пережить мощнейший катаклизм, но не было жаль своей прежней жизни. Вот такой вот парадокс. Хотя ничего странного. Тут сугубо личное, конечно — этим городом и этой жизнью я был походя вышвырнут за борт, лишен того дела, которое создал, чему отдал годы и надежды. И положа руку на сердце, большой вопрос — выплыл бы я или погряз и захлебнулся в пучине алкоголя и обиды? Сумел бы выбраться из нищеты с повешанными на меня миллионными долгами?

Впрочем, теперь это уже совершенно не важно. Сейчас всё начиналось с нуля. Прошлое обнулилось. У всех. При равных стартовых возможностях. Ну, почти.

Искомое вскоре было обнаружено на автостоянке справа от дороги. Ханыжистого вида охранник, добросовестно присутствовал на боевом посту в своей будке, но по причине прохождения трансформации был недееспособен, слеп, глух и недвижим.

Для начала решили ограничиться одним прицепом. Оценить тестовым путем, насколько тяжело будет ворочать педалями с таким утяжелителем в нагруженном состоянии. Мышцы ног «забивать» не следовало. А то завтра и налегке передвигаться тяжко будет. Если буксировать за собой дополнительный груз, окажется слишком уж тяжело и энергозатратно, то на трицикле, отягощенном прицепом — рулевого поменять недолго.

Подкатили к «Мускату», миновав лежащий на обочине труп Николая.

— Так и лежит, — показательно нейтральным тоном сообщила тишине Амазонка.

— А ты думала — его стервятники расклюют или термиты растащат?

— Вы его упокоили?

— Нет, «обезумевший». Ну, а валькирия уже его самого угомонила — вон в том «Магните»

— Оля, не смотри на меня так… Не сможем мы каждого похоронить. Сама же понимаешь! Хочешь, оставайся…

— Егор, можно я на стреме постою, а вы с Валентином потаскаете?

— Можно, партнер. Только, чуть что — сразу кричи.

Понятное дело — не хочется девчушке, ещё и на «своего» покойника любоваться. Это нормально.

Скоренько, но без непродуктивно выматывающей лишней суеты, загрузились по той же схеме: продукты, медикаменты, алкоголь. Оставили в «багаже» немного свободного места для полезных приблуд хозяйственного назначения из «Муската». Переместили свой трехколесный транспорт через площадь к крыльцу торгового комплекса. На этот раз, Ольга решительно заявила о своём намерении направиться за добычей лично, поэтому на «фишке» решено было оставить Шептуна.

— Значит, первым делом берем «горки», Оля. Это форма такая, я там их видел, — поднимаясь на крыльцо, поясняю девочке — самураю я, в ответ на её недоуменный взгляд. И не дожидаясь дальнейших вопросов, продолжил, — Форма нужна. Теперь нас трое, а это уже, какой-никакой, отряд. Да двое ещё на дачах дожидаются. Лишний шанс, что поглядев на однообразие одежки, какой-нибудь потенциальный агрессор посчитает, что у нас организация солидная, за нами сила немалая и люди непростые. Глядишь, и задумается, прежде чем напасть решит. Но этот финт сработает только в случае обычных шакалов, конечно. Одержимым-то, похоже — всё едино. Так что забираем все комплекты до каких дотянемся и…

— … Эйч, отцы, а ну-ка тормози!

Что ещё за траблы?

Из-за ближнего угла, направляясь к нам, бодро выруливала немалая кодла молодняка. В количестве восьми нагло ухмыляющихся рыл. В ассортименте. По-быстрому «прицениваюсь» к их физиономиям.

Становится понятно, что: «съехать на базаре», без драки, в этой ситуации — шансов у нас практически не имеется. Ребятишки были уверены в своем подавляющем численном превосходстве и к тому же изрядно подогреты «храброй огненной водой». Да и вообще, судя по всей внешней атрибутике, мальчишечки принадлежали к «маргинально — криминальной субкультуре городских окраин», — как выразился бы какой-нибудь молодежный социолого — психолог. Попросту же, говоря: перед нами была стая гопников. Ну что ж: «фарту — масти АУЕ», пободаемся, малята…

— Чё хотел, фуцан? Излагай, только внятно! Не мычи — не люблю! — вздыбив шерсть на загривке, я выпустил на свободу своего внутреннего зверя. Тот — только того и ждал. Нам с ним на двоих — сразу стало не хватать кислорода. Ноздри не справлялись и свирепо трепетали, с шумом проталкивая через себя прохладный апрельский воздух.

Пробирая до самого мозга, будоражаще вкусно шибануло талым снегом и сырой землей…

Где-то — с карниза рухнула сосулька. Звонко брызнула о твердую, мерзлую землю.

— Ольга, назад, держишь спины. Вперед не суйся. За спину и добивай! Шептун — держимся рядом, в дверях! А то обложат. Твой — коренастый в кожане. Мой — длинный, — всё это быстрой, негромкой скороговоркой — для своих.

— Понял! Принял! Валю — крепкого. Кончай своего сразу.

Все-таки не ошибся я в Шептуне. Мужик тертый, битый, уличный. Как и я — влёт вычислил наиболее опасных членов стаи. Пока эти не начнут — остальные даже не рыпнутся. Вот основных и надо валить в первую голову: сразу и на глушняк — показательно жестко и жестоко. Остальные разбегутся. Может и не все, но большинство — по-любому.

… - Ты чё, в край охренел, козлина? — а вот это уже мне. Гнусаво, но энергично, — а я вас отпустить хотел. Но, по-ходу, ты смертник, дядя! Ладно, так уж и быть, на первый раз прощаю. Радуйтесь! Можете сваливать оба. А матрешку и велики мы себе забираем.

Долговязый изо всех сил хочет выглядеть увереннее — зная, что начнись бой — ему бросаться первым. Ибо — вожак. «На положении». А имеющееся «статус кво» — надо подтверждать. Только вот, первым «под замес» — ему, ой, как не хочется. Перед шакаленком — два здоровых, «взрослых», трепанных мужика и никаких гарантий того, что ему удастся остаться живым и целым. Но и «заднюю» — не врубить. Не поймет стая такого. И даже если не отторгнет после проявленного малодушия, то в лучшем случае, понизит в ранге до «пехоты». А то и до шестерки — обиженки. Из князей в грязи. Лучший раскладом для длинного будет — если мы с Шептуном сейчас действительно решим свалить. И авторитет сохранен и сам цел.

А вот угрюмому кривоногому коренастому, с тяжелой челюстью и битой в руке, такие расклады, напротив — совсем не в масть. Сейчас он у них явно за «второй номер». Ну а какой же второй — не мечтает стать первым? Спит и видит, как Акела промахнется. Этому, большая драка — как раз нужна! И не заурядное месилово: восемь в два, а с возможностью проявить наибольшую лихость и удаль с беспощадностью. Дабы в глазах кентяриков очков поболее поднабрать. Этим и опасен. Может, зря я «кожаного» честолюбца Шептуну в цель определил? Самому надо было с ним разобраться? Да — всё! Теперь уже — поздняк метаться. Сука, и каски не одели…

— Чё, от счастья онемели? Свободны, говорю! Валите, а то у меня уже на вашу телку встал. Давай — иди сюда, красивая. Жарить тебя буду! Жестко — тебе понравится!

— Ты такой брутальный! Прямо секс — идол! Самец моей мечты! Но только, опасаюсь — ты вряд ли, как мужик, чего-то стоишь. Секунд пять поелозишь и обкончаешься. Малыш! Ну, не дуйся, малыш! Сбегай за угол — передерни по-быстрому. Сразу и полегчает. Замори своего червячка. А мы подождем. Недолго же, — и голосок у Ольги: такой елейный — елейный. Ну, сучка безбашенная! Синеглазая бестия! Борзянки обпоролась? Она, что думает, я и Шептун — два киборга? А если бы мы все же надеялись, как-то по-тихому ситуацию разрулить? После таких заяв — подобное без шансов, однозначно! Хотя Амазонка всё правильно поняла. И до того — без единого шанса было. Так что: всё по делу. Пусть взъярится, мальчонок. Тем проще достать его будет. Ну?

— Мочи их, пацаны! — выпучив глаза за спины малолеток, дурниной заорал я, за полмгновения до рывка, подобравшегося длинного.

Купился — таки, на детскую обманку, дурашка! Как и ожидалось. Все купились — котята небитые. Школота безмозглая! Инстинктивно испуганно дрогнули, в резком синхронном движении, стремясь назад глянуть. Что там? Кто? Где, сколько? А вот и нету там ничего, козлята. Смертушка ваша — она здесь! На лезвиях сверкает!

…Рву вперед! От души, широко и быстро лопаткой рублю по напрягшемуся горлу — очень удачно на миг окаменевшему парнишке слева. Тут же засаживаю клинок мачете в живот долговязому вожаку. Мощно и резко, но не вкладываясь до конца, дабы не «провалиться» в атаке. Этого хватает с лихвой. Длинный пропорот почти насквозь, как стрекоза иглой энтомолога. помогая клинку вырваться наружу — тычком колена отталкиваю замершее тело, еще даже не осознавшее свою смерть. Мачете вновь задорно вылетает на оперативный простор и кровавую жатву… Левый уже оседает — фиксирую это перифирийным зрением. Хоп! Добавляю покойному лидеру рубящим по кисти, со всё ещё зажатым в ней топориком. Да, лопатка все-таки не секира! Однако надрубил основательно… Разворачиваю корпус вправо — к рыхлому и угрястому, в капюшоне. Нож в его пухлых руках впечатляет размерами, но не пугает нисколько: им ведь ещё уметь работать надо. В этом случае — размер не имеет значения, совершенно точно. Тебе бы бежать толстый, а ты тормозишь… Эффектный, с гыканьем, замах над головой, заодно отпугивающий пребывающего в нерешительном ступоре низкорослого, похожего на кролика юнца, впереди — слева…

Шаг вперед. И увесистая рубчатая подошва моего коркорана с противным хрустом врезается в колено жиробаса. Повелся — волк плюшевый. Всё — ты мой! Вернее, ты труп! Отбегался — одноногий. Без сустава — ты труп! Сверху — вниз! Коротко настигаю оседающее тело тяжелым лезвием мачете. Ширкаю сверху по широкой шее… Раскормили урода, однако. Ну, а где мой зайчик — попрыгайчик? Что ж ты не упрыгал, дятел? Время было. Вон, у тех двоих шустриков — только пятки сверкают. Чтож: кто не спрятался — я не виноват! Железку выронил, лапки поднял… Жить хочется, дурашка? «На пол упал, сука! Замер, блядь!» — рычу так, что аж самому страшно… «Ольга — пригляди!» Прыгаю за спину противнику Шептуна и уже спокойно, не скупясь, рублю по лохматому белобрысому темечку. Промазал, мля — надо же! Вместо темени по затылку поднес! Надо же, резвый какой, блондинчик… Был! Готово! Всё? Похоже, что всё! Наши — все целы! Нормально отработали… Перекур… Уфф.

…Котятки, ребенки, школота… Вам бы пьяных после получки, невменяшек — работяг в гаражах оббирать. Это ваш потолок — оленята. А вы кем-то серьезным и взрослым себя почувствовали, волки тряпошные…

— Контролим всех! Валькирия — ты чего? Если невмоготу — отвернись и вывернись уже. Не страдай! — всё же, проняло девочку. Ошалело замерев, зависла над разбросанными телами… Ну да — приятного мало, согласен. Мой первый, вон еще трепыхается. Колготится, вскрытой гортанью всхрапывая. Красные струи, мешаясь с пылью на неровном изрытом трещинами и колдобинами асфальте, становятся черными.

Длинный вожак тоже ещё не «отьехал» — мучается, сердешный в полуобморочном состоянии. Что-то неразличаемое лопочет. Ну да, когда в живот — тогда так! Тяжело уходят… От ран в брюхо — очень долго помирать можно… Видел такое… Тяжкая смерть. А, вот жирный — похоже, всё! Шептуновский первый, который коренастый — тоже готов. Ни хрена себе! А он ему полчерепа снёс, однако! Как скорлупу! Вот ведь сколько дури конской в мужике! «Последний самурай» — блондин, тоже совсем мертвый — правки не требуется! Двоих, сбежавших с поля битвы — уже не наблюдается. «Кролик» замер в луже непонятного происхождения и боится даже дышать… Да нет — однозначно вода. Столько жидкости в мочевом пузыре просто не уместится. Ну, хотя может он и подразбодяжил лужу малость. Ладно, чего ждать: взялся за гуж… Работу доделать надо. Чего уж, зря людей мукам подвергать? Давай, Егорка! Не Валькирию же припахивать? Она и так вон бледнющая стоит и ресницами трепещет. Достаю верную «вишню» и поочередно упокаиваю двух недобитков, вгоняя клинок в сердце. Кстати, а где сообщения от демиургов-то?

— Чё, по пятьдесят? — сипло, с присвистом спрашивает или предлагает, Шептун. От его головы парит, как с теплотрассы. Слипшиеся мокрые кудри блестят на веселом апрельском полуденном солнышке. Птички вокруг надрываются — в перепевках и цвирканье. И тишина! И шесть трупешников на заляпанном асфальте под ногами… Стоп, вернее пять! Это просто «зайчик» очень талантливо ветошью прикинулся и лежит себе не отсвечивая.

— Хлебни, командир, — художник протягивает мне стандартную армейскую флягу. И где только надыбать успел? Или она у него изначально с собой была? — Оля, иди, приложись — полегчает. Точно говорю.

Принимаю и осторожно отхлебываю. А недурной коньяк, однако. Шептун сует под самый нос шоколадный батончик. Помотав головой, отказываюсь. Снова, уже без опаски, прикладываюсь к фляжке. И-эх — хорошо! Огненный шар прокатывается по пищеводу как родной. Передаю флягу девочке — самураю. Ох, я бы её сейчас… Аат-стави-ить! Не без борьбы, загоняю слишком разошедшегося зверя в огороженный для него дальний потаенный угол. Сопит огорченно, но повинуется строгому хозяйскому приказу.

— Ну, и хули с тобой делать, ушлепина? Казнить смертью лютой? Ломтями настрогать? Руки — ноги обрубить и собакам бросить?

Вжался в асфальт, трясется крупной дрожью, сейчас еще и обосрётся, муфлон малолетний!

— Чего молчишь, насекомое? — вопрошающе оглядываюсь на соратников. — Ну что — никто уровень приподнять не желает?

Шептун отрицательно и похоже, что брезгливо, кривится. Бледная Амазонка энергично машет заволновавшейся челкой. Оба молчат, но попрятав глаза, все же цепко держат меня и потенциального покойника в поле зрения. Чистоплюи, бля! Ждут, подельнички! Но ведь не ошибся ты в них, Егорка, что весьма и весьма радует.

— Ну что — раз никому кроме меня, ты неинтересен… — по-садистски не спеша, основательно вытираю клинок мачете о дешевую тряпичную куртяшку, облегающую окаменевшую, узкую, обреченно замершую спину… — а ну, пошел на. уй отсюда!

Отхожу к своим. Вижу не скрываемое, откровенное и облегченное одобрение в глазах художника. И радостное — прямо засиявшее, личико Амазонки.

— Бегом, бля, — громовым рыком оглушаю, медленно и неверяще встающего с земли уцелевшего «кролика» — шакаленка. Вскочив, он несется в сторону Пьяной рощи, похоже, совсем не понимая — куда и не разбирая дороги. Пронзительно и резко, хулигански свистит вслед Шептун, ударяя по нашим с Амазонкой ушам. Завистливо смотрю на художника — а вот у меня так никогда не получалось…

…«Вы отразили нападение значительно превосходящего вас по численности противника вашего вида и вышли победителем.

Вами уничтожено индивидуумов вашего вида нулевого уровня: два.

Вами уничтожено индивидуумов вашего вида первого уровня: два.

Количество среди уничтоженных индивидуумов первого уровня обьектов с отрицательной репутацией: два из двух.

Вами достигнут новый уровень! Ваш уровень: 4.

Доступно 3 свободных очка характеристик.

За отражение нападения значительно превосходящего по численности противника вашего вида получено достижение: «Бесстрашный». Награда — 3 свободных очка характеристик. Пунктов репутации +10.

За отражение нападения противника с отрицательной репутацией: пунктов репутации + 5.

За проявленное милосердие к обезоруженному и поверженному противнику, получено достижение: «Милосердный». Награда — 5 свободных очков характеристик. Пунктов репутации + 10.

За гуманизм в отношении умирающего противника и избавление его от страданий, получено достижение: «Гуманист». Награда — 3 свободных очка характеристик. Пунктов репутации +5.

Вы первый в вашем секторе достигли уровня репутации + 30. Награда — 3 свободных очка характеристик.

Вы первый в вашем секторе достигли уровня репутации + 50. Награда — 3 свободных очка характеристик.

Всего пунктов репутации: + 50.

Всего доступных свободных очков характеристик: — 46. Желаете перейти в меню управлением характеристик?»

Н-да, вот это меня премировали! Впору задумываться об эволюции. Хотя я с трудом представляю, как это будет происходить, взбреди в мою голову, например, идея стать монстром — терминатором и одномоментно вкинуть все имеющиеся очки в силу? Сорок шесть очков — это же семьдесят пять процентов из того, что у меня во всех характеристиках имеется сейчас. Я быстренько глянул на свои нынешние показатели. Ну да, точно:

СИЛА — 14

ЛОВКОСТЬ — 15

ВЫНОСЛИВОСТЬ — 14

ИНТЕЛЛЕКТ — 16.

Сколько же времени займет, настолько масштабная перестройка организма? И не грозит ли мне, в процессе такого грандиозного апгрейда, бесхитростно откинуть копыта? Как-то это всё невнятно и непонятно. Где организм, подвергнутый эволюции, возьмет столько белка, кальция и прочей биомассы, необходимой для построения новой улучшенной конфигурации? За счет чего, начнет увеличиваться и укрепляться костный и мышечный каркас? Кости, суставы, связки, мышцы, включая гладкие и сердечную? Одни вопросы без ответов. А эти демиурги хреновы: хоть какой-нибудь мануал по билдингу моего единственного, кстати, боди, в заданных новых условиях обитания, тупо ленятся скинуть. Хоть намекнули бы, коварные рептилоиды — искусители! Что ж, придется действовать на свой страх и риск — привычным эмпирическим путем. Впрочем, почти как всегда и во всем. Не журись, Егорка! Прорвемся. Да и с репутацией этой — полная непонятка. Хотя всё же, понемногу что-то начинает проясняться: у двоих из четырех, уработанных мной чертей, она была в минусе. Интересно у кого? И за что — в минус? Бабушку через дорогу отказались перевести — антитимуровцы? Или завалили кого: не по понятиям, одобряемым демиургами? Я глянул на кули неживых тел, разбросанные вокруг в живописном беспорядке. У мертвых, к сожалению, не спросишь… Да ладно, пох, на самом деле — важно, что у меня этих пунктов плюсовой репутации похоже через край, целый полтинник уже собрал! Только вот, что с ними делать — совершенно непонятно.

— Егор, ты чего подзавис? — голос Шептуна выводит меня из раздумий, — ништяков, поди, большой лопатой отвесили? Любуешься? Кстати, по-запаре не поблагодарил тебя за подмогу в махаловке.

— Брось, — отмахиваюсь я, — ты бы и сам справился. Наоборот, это я у тебя верняковую добычу увел. Мне вот тут еще уровень накинули. — я вкратце излагаю соратникам инфу о полученных бонусах.

Выясняется, что моим спутникам уровень не обломился. Обоим дали по достижению «Бесстрашный», три очка характеристик и десять пунктов репутации. Шептуну накинули ещё пять — за уничтожение противника с отрицательной репой.

— Ладно, об этом потом порассуждаем, — подытоживаю я, — пора уже к нашим делам вернуться. Вечером помозгуем. Ольга, не передумала идти? Тогда всё по плану — Валентин на фишке, мы с тобой за хабаром… Стоять, Зорька! — неожиданно вспоминаю о важном.

— А поведай-ка нам, звезда синеглазая: с чего это тебя вдруг понесло? — вкрадчиво начинаю на пониженных тонах, — Когда? Ты знаешь когда, не прикидывайся! Куда ты полезла? Я тебе говорил — без команды не мотыляться? У тебя головушка закружилась? — и резко повысив голос почти до крика, нависаю над виновато опустившей голову девушкой, — Бессмертной себя почувствовала? Озверина обхерачилась до передоза? Еще раз высунешься без команды… Посажу на даче и будешь крестиком вышивать и вонючие носки бойцам штопать! Зена — королева воинов, бля! Есть команда — идешь и умираешь! Нет команды — сидишь мышью и не дышишь даже попой своей красивой! Что здесь непонятного? Так ты и нас когда-нибудь в блудняк ненужный втравишь и сама подставишься! И легко не умрешь, если мы сотни сложим! (Армейский жаргон. «Сложить сотни» — «груз 200». Погибшие.) По твоей глупости. — заканчиваю спокойно, почти интимно.

Кошусь на Шептуна — тот предельно спокоен и похоже воспринимает происходящее абсолютно правильно. Такая прививка нашей валькирии была необходима. Для её же будущего блага и нашей общей безопасности.

— Прости, Егор. Простите меня, ребята. Это от страха, наверное. Само вырвалось. Я на самом деле — так испугалась! — пискляво шелестит Амазонка. Явно, с трудом удерживаясь от рыданий. — Я больше не…

Что-то подобное у этой девочки в прошлом, похоже уже было. И, судя по всему — не очень светлое. И не так радужно закончившееся. Хм. Ладно — разберемся…

— Детский сад, мля. Смотри у меня! Бог простит, пошли уже, воительница!

Шмыгнув покрасневшим носом, девочка — самурай интенсивно кивает своей восхитительной челкой и по-солдатски четко; носок — пятка, развернувшись кругом, энергично двигает в затененное чрево торгового комплекса. Хорошо хоть не строевым шагом. Это был бы уже явный перебор и означало, что в процессе воспитательной работы — я все-таки перегнул.

Перед тем, как направиться следом, с невеликой высоты крыльца, бегло оглядываю близлежащие окрестности, все ещё пустынные на наше счастье. Взгляд, помимо воли, так и цепляется за площадку между двумя магазинами. С пятью трупами, нами только что, свежесотворенными… Художник, перехватив мой взгляд, шумно вздыхает:

— Пионэры. Вот такая вот херня, малята. Дурачье небитое! Совсем костлявую не боятся — молодняк не пуганый. А, безносая-то, как шалава старая — таких вот молодых да небитых, больше всего и любит. Пионэров…

— Ладно — мы недолго. Бди! — и шагаю с крыльца, залитого солнечным светом и сырой весенней свежестью, в прохладную тень магазина.

… «Горок», обнаружили одиннадцать комплектов. Можно было бы еще порыться по подсобкам, но решили ограничиться уже имеющимся количеством. Размерами не заморачивались — вечером разбираться будем. Наугад рыскали по спортивно — туристическому магазину в поисках того, что может быть полезным. Быстро, но вдумчиво. Стараясь быть внимательными. Ольга нарыла кучу тактических наколенников, я отобрал десяток годных рюкзаков и несколько обнаруженных черепаховых мотозащит. Не «броники» конечно, но все же… Вообще — дай этой девахе волю, она, как любая нормальная женщина, сгребла бы всё, невзирая на нашу ограниченную грузоподьёмность. Честно говоря — я и сам такой «ухватистый», но тут надо было выбирать.

…- Егор, иди сюда, — звонко позвала невидимая мне из-за стеллажа, Амазонка, — я сама её достать не могу…

— Ну, что ты тут такого нашла, запасливая девица? — подойдя к стоящей у стены с развешанным товаром, Ольге, я в недоумении зависаю. Ничего остро необходимого в нашем теперешнем положении, на стене передо мной не было, — подожди, дай сам угадаю…

… Близкую, уже слишком близкую смертельную угрозу, я скорее почувствовал, чем осознал. Шкурой. Лопатками. Затылком… Понимая, что уже не успею даже приподнять локоть, оттолкнулся стопами и плечом резко ударил — оттолкнул девочку — самурая. В сторону. С траектории стремительно опускавшейся на её голову, смерти… Успел! Я успел!

…Боль. Взрыв мира. Смерть?

Всё? Это всё? Всё! Нет, рано, не моё ещё! Н-е мо-ё! Пришло четкое понимание, что надо делать. Глухой гул колоколом гудит прямо в темени. Заполоняет собой целую вселенную… Делай! Ну! Судорожно проламываясь через затягивающуюся прямо перед оцепеневшими глазами корку тусклого безмолвного льда и туманную глухоту, наползающую из-за спины, я сделал это. Смог! Успел? Поздно… Всё? Обволокло уже почти всего. Опускаюсь в этот обморочный густой туман, подо льдом. Сдаюсь. Медленное тяжелое погружение в плотную густоту. Серый, сумеречный болотистый туман. Навзничь. Лицом вверх. Только пузырьки воздуха вокруг: поднимаются, торопятся. Туда, где должно быть небо. Где кружится жизнь. Где весна! Вверх.

Они вверх, а я вниз. Ко дну. В покой. В пустоту. В тишину… Пусть себе плывут — я уже могу не дышать! Мне это не надо. Ничего не надо… Вообще ничего! Только лицо еще на поверхности, в узком зазоре между бездонным омутом великого ничто, тумана и холодной стеной тонкого, на глазах нарастающего льда над ним. Яркие блики — сполохи, где-то далеко. Уже с той, живой стороны льда. Облегающая тело, невесомая ватная мягкость небытия… Мозг обледенело застывает… Медленно. Искра во мраке. Еле заметная во все тускнеющем мире… Упрямое тело само, без меня, рвется вверх. На последнем, ещё не затухшем до конца, инстинкте. Трескучий глухой далекий взрыв… За облаками и туманом. Далеко! Ещё один — прямо в голове. Тугая неожиданная боль — шомполами в перепонки! Хлесткий колючий удар по глазам. Мир обретает звуки — лёд хрустит. Потом еще и еще. И темнота взрывается, больно резанув лицо осколками, а зрачки нереальной ослепительной вспышкой света… Слепну! Бесцветный мрак и забвение… Всё! Я ушел!