Горяинов Андрей Андреевич,

Председатель правления

Союза московских филателистов

Память не зафиксировала точной даты первой встречи с Германом Дмитриевичем Бурковым. Помню только место – большой зал заседаний Московского филиала Русского географического общества на Никольской улице. Была зима, скорее всего, 1993–1994 года. Тогда я только входил в полярное сообщество и еще не знал многих его корифеев.

В конце 80-х годов прошлого века мои юношеские увлечения сбором почтовых марок переросли в серьезное занятие полярной филателией. И очень здорово, что и настоящие, и филателистические полярники встречались в московском филиале Русского географического общества на Никольской – месте культовом, основанном знаменитым исследователем Арктики И. Д. Папаниным. На ту памятную встречу меня привел Александр Петрович Ушаков, с которым мы готовили предложения в Министерство связи России по возобновлению выпуска почтовых марок, посвященных исследованиям Арктики, Антарктики и Мирового океана. Ушаков предложил проконсультироваться по ряду вопросов со своим коллегой и другом Германом Бурковым. Он подвел меня к высокому, энергичному, обаятельному человеку, коротко представившемуся «Бурков». Выслушав наши вопросы, Герман Дмитриевич категорически отказался «на ходу» обсуждать их и предложил приехать в офис Московской ассоциации полярников (МАСПОЛ) в Большой Коптевский проезд и спокойно поговорить.

В то время я работал в одном из «почтовых ящиков», и убежать с работы пораньше было сродни подвигу. Каким-то образом мне все-таки удалось отпроситься с работы и вскоре впервые оказаться в МАСПОЛ’е, благо мой «ящик» находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от Союзморниипроекта. Здесь меня встретили Герман Дмитриевич, Елена Исааковна Мороз и формальный хозяин кабинета Владимир Яковлевич Плаксий. Разумеется, я попытался сразу перейти к деловой части встречи, но все присутствующие запротестовали и практически в ультимативной форме заявили, что это возможно только после чашки чая с бутербродами. Сказать, что я был поражен такой встречей, – ничего не сказать. Ведь ожидал я, в лучшем случае, формальных ответов на свои вопросы и совершенно не предполагал, что на ближайшие двадцать лет МАСПОЛ станет частью моей жизни. Конечно, удалось обсудить и тему выпуска почтовых марок по полярной тематике. Эта тема очень заинтересовала Германа Дмитриевича. Он считал, что совершенно необходимо открывать имена полярных исследователей, не получивших широкой известности, но внесших, порой, решающий вклад в освоение высоких широт, и принимал деятельное участие в процессе подготовки эскизов, с удовольствием предоставляя материалы из своей личной библиотеки и фотоархива. Так появились на российских почтовых марках и конвертах Петр Пахтусов, Эдуард Толль, Георгий Ушаков, Борис Вилькицкий, Владимир Русанов, Георгий Брусилов, Александр Колчак, Николай Зубов, Рудольф Самойлович, Алексей Трешников, Михаил Сомов, Владимир Визе, Павел Гордиенко, Марк Шевелев, Михаил Белоусов, Александр Дралкин, Василий Бурханов и многие другие. Не остались забытыми и признанные полярные асы Георгий Седов, Фритьоф Нансен, Руаль Амундсен, Отто Шмидт, Иван Папанин, Эрнст Кренкель, Петр Ширшов, Евгений Федоров.

Спустя год или полтора с момента нашего знакомства Г. Д. Бурков пригласил меня на заседание Правления МАСПОЛ. В кабинете находились Л. Э. Кренкель, М. Г. Ушакова, А. Г. Дралкин, другие члены президиума МАСПОЛ. Там же был и Ю. К. Бурлаков. К тому времени я уже привык к традициям Ассоциации, поэтому накрытый стол не вызвал удивления. Деловая часть заседания прошла быстро, в завершении ее Герман Дмитриевич предложил присутствующим избрать в президиум МАСПОЛ Ю. К. Бурлакова и меня. Единогласно приняв это решение, присутствующие завершили официальную часть, и она плавно перетекла в дружеский обед и задушевную беседу, затянувшуюся до позднего вечера.

С тех пор я стал не только гостем, но активным участником жизни МАСПОЛ. Меня всегда поражало стремление людей придти и просто поговорить с Германом Дмитриевичем, поделиться наболевшим, получить добрый совет, а в случае чрезвычайных жизненных обстоятельств – и материальную помощь. Может быть и поэтому спустя несколько лет МАСПОЛ был переименован в Московскую благотворительную общественную организацию полярников – МОСПОЛ. Разница в одной букве аббревиатуры, а смысл меняется кардинально. Сделано это было во исполнение изменившегося законодательства об общественных организациях, но новое наименование очень емко и точно отразило суть нашей деятельности – помогать словом и делом ветеранам полярникам. Ежегодно ветераны получали материальную помощь ко Дню Победы и к Новому году. А это сотни тысяч рублей, и мало кто знает, какой ценой добывалась эти средства. Мне доводилось быть участником походов с Г. Д. Бурковым к «сильным мира сего» с просьбами о помощи. Далеко не всегда мы находили понимание, чаще вежливый прием и никаких последствий. Каждый такой визит он пропускал через свое сердце, эмоционально и страстно доносил до собеседника свою позицию и проблемы ветеранов. Но иначе он просто не мог, не умел, как не мог согласиться с позицией тех, достучаться до которых не получилось.

Я уже отмечал, что МАСПОЛ-МОСПОЛ был очень гостеприимным домом. Это гостеприимство всегда поддерживала Е. И. Мороз. Конечно, центром притяжения людей был Герман Дмитриевич. Круг его знакомых, друзей и коллег поражал разнообразием – военные и гражданские моряки и летчики, начальники морских пароходств и крупных промышленных предприятий, врачи и ученые, государственные и общественные деятели, крупные военачальники и известные полярники. А рядом с ними матросы, синоптики с полярных станций, авиатехники и просто люди, любящие Арктику. Встречи с ними мне запомнились особенно. Поскольку я причисляю себя к последней категории и мое познание Арктики и Антарктики началось с почтовых конвертов и марок, одно только присутствие в такой компании было невероятным счастьем и радостью. Всем им я бесконечно благодарен за те незабываемые встречи, за дружескую, можно сказать семейную атмосферу, за те знания, которые я жадно впитывал во время этих встреч. Я видел и искреннюю боль этих людей, их переживания за будущее арктического региона, за то, что у него должен наконец-то появиться настоящий хозяин, чтобы во главу угла встали интересы государственные, а не коммерческие, чтобы не забывали о людях, работающих в экстремальных условиях.

С течением лет установились мои личные отношения с Германом Дмитриевичем. Наверное, началось это с совместных поездок в Мурманск, Санкт-Петербург, Архангельск, Калининград и другие города, когда мы многие часы проводили за разговорами в купе поездов и гостиничных номерах, ходили в гости к его друзьям и сослуживцам. Не будет преувеличением сказать, что эти отношения перешли на семейный уровень. При всей открытости и радушии, в семью Бурков допускал немногих, во всяком случае, случайных людей в этом круге не было.

Мне посчастливилось познакомиться с его детьми и внуками, братом, супругой. С большим удовольствием общаюсь с Ларисой Бурковой, ее детьми Ксенией и Дмитрием. Бывая в Мурманске, всегда встречался с его сыном Сергеем. В последний раз мы виделись за год до его ухода из жизни, весной 2011 года. Вскоре Сергей заболел, и в августе 2012 года его не стало. С этим печальным событием связан один поступок Германа Дмитриевича, который меня удивил. Мы собирались в августе 2012 года вместе лететь в Мурманск на празднование 35-летия достижения Северного полюса атомным ледоколом «Арктика», но в последний момент мне пришлось от поездки отказаться. Бурков вернулся из Мурманска очень подавленным. На мои вопросы ответил коротко: «Есть проблемы». Ничего больше вытянуть из него не смог. У него были планы поехать в Патракеевку и участвовать в Архангельске в конференции, посвященной 100-летию экспедиций Седова, Брусилова и Русанова. Там мы и договорились встретиться. Но в Архангельске Бурков не появился, о кончине Сергея я узнал от мурманчан-атомфлотцев, приехавших на эту конференцию. Теперь можно только гадать, почему он ничего не сказал мне. Но это было его решение, и я его принял.

Был еще один очень личный эпизод в наших взаимоотношениях. Конец августа 2000 года. Я в Питере и иду к нашему общему товарищу Сергею Кесселю. Его офис недалеко от Московского проспекта. Дорога проходит мимо Чесменской церкви. Как только я поравнялся с храмом, мозг посылает сигнал – «ты должен здесь креститься». Я не был крещен в детстве, и любые предложения родных и близких по этому поводу всегда вызывали во мне бурю протеста. Да и мимо этого храма я шел не впервые. И вот такая реакция организма.

Вернувшись в Москву, рассказываю эту историю Герману Дмитриевичу. В ответ он хитро улыбнулся и сказал что-то типа «Ну и слава Богу!». Через несколько дней звоню Буркову, чтобы поздравить с днем рождения. Он мне в ответ «Я обо всем договорился. Когда ты планируешь быть в Питере?». Я с удивлением «О чем договорился? Причем здесь Питер?». «Как о чем? Ты же хотел креститься. Я договорился с батюшкой, звони ему» и диктует номер телефона. Отвечаю – «Да я хочу в Чесменском храме». Бурков, выходя из себя – «А я тебя туда и посылаю». Вот так и поговорили. Еду на следующий день в МОСПОЛ. Выясняется, что настоятель Чесменской церкви – сын подруги Дианы Александровны Бурковой, жены Германа Дмитриевича, что дружат они семьями уже больше пятидесяти лет.

Спустя примерно два месяца я вновь в Санкт-Петербурге. Звоню отцу Алексию Крылову. Он уже предупрежден Бурковым, но мы никак не можем найти устраивающее обоих время. В конце концов я предлагаю перенести на следующий раз, но отец Алексий категорически отверг этот вариант, сказав, что он не может не выполнить просьбу Буркова. В результате приходим к согласию провести обряд глубоким вечером, по-моему, в 20 часов. Опуская подробности, скажу, что все состоялось в пустом полутемном храме, без посторонней публики, тайно.

На моих глазах раскрылся еще один талант Германа Дмитриевича. Он начал писать книги. Сначала автобиографические, а потом и воспоминания о военных годах и работе на арктических просторах. Ему удалось документально проследить свои родственные связи на глубину почти пяти столетий. А тема войны в Заполярье знакома Буркову не по книгам. Военное детство в Мурманске, учеба в послевоенном Архангельске сделали выпущенную в 2011 году книгу «Война в Арктике» необыкновенно достоверной и очень личностной. Получив от автора «Войну в Арктике», я спросил, над чем он намерен работать дальше.

Смысл ответа можно сформулировать так – я уже обо всем написал, все, что мог сказать – сказал. А как же поход «Арктики» на полюс? Приближается круглая дата. Вы единственный участник подготовки и проведения этого рейса и обладаете уникальным архивом документов. Обязательно нужно делать книгу об этом рейсе и опубликовать в ней все эти документы – не унимался я. Только для того, чтобы я, наконец, отстал, Бурков сказал, что подумает, но вряд ли это кому-то интересно. А уже через несколько недель он начал собирать документы, писать запросы в архив, словом, приступил к созданию книги. И очень здорово, что ее первые экземпляры приехали в Мурманск вместе с автором в дни юбилейных торжеств. Приняли этот труд очень тепло и заинтересовано. А тираж ее разлетелся в считанные месяцы. Незадолго до смерти Герман Дмитриевич подготовил к печати второе издание «Войны в Арктике», но вышла она уже без него. В память о нем.

Двадцать лет жизни рядом с Германом Дмитриевичем Бурковым. Двадцать счастливых интереснейших лет, озаренных его обаянием, жизнелюбием, энергией, добротой и заботой. Всего двадцать лет. Мало. Несправедливо мало. И уже ничего не поправить.

Эти годы навсегда в моем сердце. Спасибо Вам за все, Герман Дмитриевич.