Максимов Анатолий Борисович,

капитан I ранга в отставке,

Почётный сотрудник госбезопасности,

член Союза писателей России

Чуть ли не двадцать лет прошло с тех пор, как появились эти строки:

Но оглянися на года, Что принесли тебе почёт, На бремя радости труда И их волнующий черед …

Посвящены они были Герману Дмитриевичу Буркову – великому труженику и профессионалу.

Сегодня, в трагические годы в нашем Отечестве, и от этих строк, и от его «партийной принадлежности» ни на букву не откажусь. Ведь их остается все меньше и меньше – граждан-патриотов, облагороженных совестью, сильных долгом и крепких делом. В середине мая 1968 года аэрофлотовский Ил-62 доставил нас – мою семью и меня – в Канаду, вначале в Оттаву. Оттуда мы затем перебрались в Монреаль. Для меня это был второй выезд в Канаду, но в Монреале нас встретили уже новые люди. И в первое же посещение центра жизни совколонии – Генконсульства – мы попали в «объятия» столь добрых людей, что память о них прочно закрепилась в наших душах на последующие десятилетия.

Во главе совколонии стояла «триада титанов» – генконсул Павел Федорович Сафонов, предместкома (профкома по-советски) Герман Дмитриевич Бурков и женсовет с коллективным председательством.

Как-то в первые дни сидел я в небольшом каминном холле Генконсульства – видимо, кого-то ожидал. И вот на высоких ступенях послышались твердые шаги и энергичный веселый голос, а затем со шквалом слов в холл ворвался, заполнив все пространство, сияющий жизнерадостностью крепко скроенный капитан. Все в нем дышало уверенностью в себе и добрым отношением к окружающим. Непокорные, почти белесые волосы делали его улыбающееся лицо еще более открытым для собеседника. Знакомство – и с полоборота мы уже «на ты»!

Говорят, что первое впечатление обманчиво, но только не в этом случае. Этот человек прочно вошел в нашу жизнь и таким остался навсегда.

Бурковская «епархия» была в Морфлоте, который сотрудничал с главным своим партнером – агентирующей фирмой «Моршипинг». Во главе этой компании стоял югослав Антон Аксич, о котором Герман Дмитриевич отзывался с большой теплотой. Особенно запомнился его рассказ о судьбе этого «канадского югослава» – ветерана Второй мировой войны. Дело в том, что войну ветеран начинал в канадской армии, затем служил в британских войсках. И, кажется, был в плену. И от всех этих стран он получал пенсии. И тогда, и позднее мы рассуждали, что в пенсионном вопросе западная система ставила интерес личности во главу угла …

Когда в Генконсульстве появлялся Бурков, то у всех поднималось настроение, и он умел перевести его в почти в праздничное. От него, этого полярного капитана-наставника с богатым опытом жизни в «матросской среде», никогда нельзя было услышать ни грубого слова в чей-то адрес, ни даже «барского» окрика, чем обычно грешат люди, мнящие себя значимыми.

Если попытаться однозначно оценить явление «Бурков» – это светлое пятно среди наших далеко не всегда приветливых друг к другу душ. И «пятно» то было не только светлым, но и праздничным. Рядом с Германом Дмитриевичем все шевелилось быстрее. Разговор малыми потоками растекался в среде присутствующих, и даже самые угрюмые светлели рядом с ним: «кислых» он расшевеливал, чересчур бодрящихся – укрощал.

Хотелось бы привести стихотворение, написанное к его шестидесятилетию, в сентябре 1988 года:

Герману Буркову – Человеку,

Члену Партии Добросовестного труда

Тебе сегодня шестьдесят. Годами мудр, власами сед. Внучата подле тебя кишат: Ты – многократный дед! Но оглянися на года, Что принесли тебе почет, На бремя радости труда И их волнующий черед … Не ты один в строю забот: Из года в год с тобою рядом Та, кто вела тебя вперед, Поддерживая словом, взглядом … Судьба добра к твоим годам — В семье, с детьми, друзьями, делом. И что ни год, то «аз воздам!» Прочерчен след на свете белом. Еще осталися шаги, Но не крутые в высокогорье: «С годами спорить не моги, Ищи в супруге ты подспорье».

И если даже само появление Германа вносило оживление, то любая конкретная беседа проходила на повышенных тонах (задорного свойства!). И этому способствовала неотразимая способность Буркова вовлекать в свои дела любого из нас, членов совколонии.

Так, приход судов Морфлота в Монреальский порт сопровождался посещением их членами совколонии из разных ведомств с целью проведения бесед о Канаде, ее особенностях. Причем чаще всего по ведомственной принадлежности, то есть по линии Аэрофлота, Интуриста, Торгпредства …

Обычно «лекторы» брали с собой детей, связанно это было с тем, что далеко не всегда суда после рейсов за рубеж возвращались в свои воды – домой. Они могли не один месяц «путешествовать» из одного заграничного порта в другой, перевозя зарубежные грузы. Потому дети из совколонии становились своеобразной душевной профилактикой для тоскующих по семьям морякам.

Как-то на одном их сухогрузов побывали и мы – мой сын Толюшка в возрасте пяти лет и я. Еще с трапа сын попал в руки механика судна. И пока я беседовал с моряками, он облазил весь пароход. Его восторгу не было предела и в тот день, и в последующие дни.

Однажды Морфлот попал в щекотливую ситуацию – случился конфликт с местными докерами. Дело в том, что существовало правило: только докеры разгружают судно. Но наш экипаж, стремясь сэкономить на стоянке в порту, стал сразу по прибытии сам выгружать груз на пирс. Докеры возмутились и отказались работать с этим судном. Более того, они требовали погрузить груз назад в трюмы.

Не помню, как случилось, но Бурков именно меня попросил поехать к докерам, чтобы попытаться уговорить их не бастовать против нашего экипажа и отказаться от требования возвратить груз назад на борт судна.

Загрузил я в багажник десяток бутылок водки «Столичная», хорошо известной в Канаде – это был «мой» товар. В помещении с низкими потолками было накурено – хоть «топор вешай». За отдельной перегородкой сидел бригадир – внушительная личность квадратная, равных размеров по горизонтали и вертикали. Я изложил ему якобы мою личную просьбу. Просил уважить меня, как делового человека, нажимая на то, что мое начальство будет рассматривать факт ошибки с грузом как личный мой просчет, а он имеет оценку в долларах …Отказ за отказом следовали до тех пор, пока я не принес коробку с водкой и не поставил на стол перед бригадиром. При этом я сказал, что им, конечно, наша водка не в новинку, и их автомашины обычно дорогие «Кадиллаки». Но не везти же мне водку назад…

К этому времени остальные докеры прервали свои дела и сгрудились у дверей «кабинета». Мой расстроенный вид и обращение «советского из Торгпредства» с такой необычной просьбой помогли уладить дело. Этот факт тут же обмыли.

А Бурков и другие «морфлотовцы» оценили это событие по-своему – в ближайшей от офиса таверне. Правда, Герман Дмитриевич об этом казусе через годы не очень-то помнил.

Теперь снова о совколонии и атмосфере, царившей там в дни «правления» нашего генконсула Павла Федоровича Сафонова и предместкома – Германа Дмитриевича Буркова. Герман в глаза и за глаза называл Сафонова «Пашей». Правда, только в неофициальной обстановке. Они были «одного поля ягоды» – настоящие «русские мужики» с добрым сердцем и добрыми помыслами.

Павел Федорович был одним из тридцати комсомольцев, прибывших на строительство Комсомольска-на-Амуре. Мастер на все руки, инженер-самоучка, начальник сборочного цеха самолетов. В годы войны работал с прибывшей из Америки авиатехникой. Был в США представителем Внешторга, перейдя на дипломатическую работу, открывал и возглавлял консульства в нескольких странах.

Именно Буркову и Сафонову пришла в голову дерзкая идея: все торжества, даже личные, отмечать в генконсульстве (это продолжалось до тех пор, пока Послом СССР в Канаде не был назначен Александр Николаевич Яковлев).

Вот как встречала совколония Новый 1972 год. Тогда предместкома Бурков обратился ко мне с просьбой, «изобразить что-то в виде приглашения».

И вот оно:

Друзья! Сегодня Новый год
Ваш Местком.

В 4 дня встречать придет: ИКАО, Консульство, Торгпредство, наш Интурист, Аэрофлот, сам даже Свешников придет (в стихах поздравит он Морфлот), и совколонии народ! Готовьтесь! Вечер будет славный:

1.  Минут на сорок речь скажет Главный

2.  Услышим мы Москвы привет – её курантов голос звонкий

3.  Друзей-товарищей обед (точнее, ужин по-московски)

4.  Аукцион-атракцион

5.  Папы-мамы для детей подготовят сто затей … С программой всяк теперь знаком. Мы ждем, с приветом!

Шло время, и постепенно «канадцы» возвращались домой, в Россию. И если за рубежом была совколония, то теперь все ее традиции были воспроизведены рамках «канадского землячества». Встречи, начавшиеся с 1975 года, готовились по всем законам флотского братства. Помню, что Бурков и Сафонов сами обзванивал каждого «земляка» и спрашивали, как бы советуясь: «а не собраться ли нам снова?» И маховик начинал вращаться …Ибо было что вспомнить!

К третьей встрече членов Канадского Землячества была подготовлена памятная грамота со следующим текстом:

«Дана настоящая в том, что Бурков, однажды посетив Землю Канадскую, обрел уважение и дружбу товарищей совколонии: Аэрофлота, Генконсульства, ИКАО, Интуриста, Морфлота, Торгпредства, ныне собравшихся здесь, в ресторане «Интурист». А Грамота сия выдана каждому, кто пришел на третью встречу Канадского Землячества в 1981 году, месяце ноябре, дне двадцать восьмом, в чем присутствующие торжественно расписуются».

Того «тепла», какое смогли взрастить Павел Федорович и Герман Дмитриевич у нас, в Монреале, а потом сохранить в Москве, мне не приходилось встречать более нигде.

Декабрьская встреча 1984 года стала последней, на которой присутствовал Павел Федорович. Список присутствующих был «запротоколирован» благодаря написанной специально к этому дню песенке «Величальная». В ее тексте названы имена «канадских земляков» оказавшихся в тот день в Каминном зале гостиницы «Интурист». И о них стоит сказать несколько слов, точнее – расшифровать «кто есть кто».

Герман и Дина Бурковы работали в Канаде по линии Морфлота. Он – капитан-наставник с большим опытом плавания в полярных водах – был душой монреальской совколонии и как глава местком (профкома), и как человек с открытым сердцем; под стать ему была и Дина.

Александр Евдокимович Андреев – человек одной закалки с Павлом Федоровичем. Он вошел в «канадское землячество» через выставку «Детского рисунка», которую привез в Монреаль и разместил в бывшем Швейцарском павильоне ЭКСПО. Успех был грандиозный, а готовили выставку исподволь два человека – Павел Федорович и мэр Монреаля Драпо. В момент встречи «землячества» – директор Музея Ермоловой. С Павлом Федоровичем он был очень дружен и как фронтовик, и как полпред советского искусства за рубежом. А с Германом Дмитриевичем – по линии Морфлота – груз выставки перевозили на судах …

Леонид Корсик, прошлом – двенадцатилетний белорусский партизан, в Монреале возглавлял «Интурист».

Борисов Алексей Федорович – летчик-фронтовик, был партизаном у легендарного Сидора Артемьевича Ковпака. Закончил войну под Берлином. Прибыл в Монреаль представителем Аэрофлота, открыл первое представительство ИКАО за рубежом. По линии Аэрофлота работали также Олег Шуранов и его супруга. Оба молодые, активные и отлично вписавшиеся в коллектив совколонии. Им под стать в «аэрофлотовской команде» стали Николай и Александра Мурашовы. Уже после ухода из жизни Павла Федоровича эта добрейшая пара собирали нас, «земляков», у себя – в собственном доме, построенном в пригороде Москвы. Это был последний сбор «канадского землячества».

Герман Дмитриевич не одно десятилетие возглавлял Московскую благотворительную общественную организацию полярников – это было его детище, в которое он вложил всю свою душу и энергию. Приглашал на встречи по торжественным дням и меня. А однажды и дал слово – попросил рассказать о битве под Москвой. Герман был легок на подъём: по моей просьбе проводил встречи в Музее флота на Сретенке со школьниками, детьми моих коллег из ведомства, в мае 2000 года приезжал в Герасимово на открытие Часовни в память о погибших моряках АПЛ «Курск» (ее начинала строить моя семья в память о погибшем сыне-моряке), уже в новом веке выступал в Ассоциации ветеранов внешней разведки с рассказом о международных спорах вокруг Российской полярной территории. И в этой «легкости» был весь Бурков с его «принципом»: если могу, то делаю! Но были и «серьезные» дела. Об одном из них в моем дневнике за семьдесят седьмой год сохранилась запись. Этот год был отмечен грандиозным событием – походом атомохода «Арктика» к Северному полюсу. Вот что там говорилось:

«17 августа событие с «Арктикой» было действительно огромным. Космос стал обыденным делом. А Полюс снова приковал к себе внимание всех, весь мир. Вот почему в эти записи вполне приемлемо поместить краткий отчет об этом событии со слов газеты «Правда» (статья «Дорога к полюсу». Исторический поход атомохода «Арктика», прилагается). И в этом событии ключевую роль играл капитан-наставник Герман Бурков».

Еще одна дневниковая запись:

«28.05.2000 (воскресенье). Во вторник Дине исполняется 70 лет. Буду у них за Нину и себя».

Герман Дмитриевич был прост в общении, обстоятелен во всех делах и всегда готов придти на помощь – видимо, это результат многолетней работы в трудных условиях Севера, среди полярных льдов.

Как-то в процессе работы над очередной книгой по истории внешней разведки у меня возникла необходимость уточнить место и причины гибели в Баренцевом море 7 ноября 1942 года танкера «Донбасс», следовавшего одиночным порожним рейсом из бухты Белушьей (Новая Земля) на Рейкьявик. На его борту погиб замечательный советский разведчик Арнрольд Дёйч (гражданин СССР Стефан Ланг), направлявшийся в Латинскую Америку, к новому месту работы. В архивах (в том числе и в архиве Госбезопасности) и в литературных источниках бытовала версия о гибели танкера под ударами германской авиации. Но были и другие версии: атака подводной лодки противника, артобстрел германского крейсера. Бурков обратился в архивы Архангельска. Среди полученных документов была копия выписки из вахтенного журнала немецкого эсминца Z-27, потопленного кораблями ВМС Великобритании 28.12.1943 года, в которой приведен отчет об артиллерийской дуэли с танкером «Донбасс» и координаты гибели судна. Так, благодаря усилиям Германа Дмитриевича Буркова, к 100-летию со дня рождения советского разведчика Арнрольда Дёйча открылась истинная история его гибели.

Интерес Германа к истории Арктики, желание последить историю становления судоходства в студеных морях, добротное отношение к делу и доброе отношение к людям были особенно заметны в его книгах, которые он написал на склоне лет.

Книги …Его книги! Все они насыщены добросердечной признательностью в любви к своей поморской Малой родине – Патракеевке, что под Архангельском …