Не очень-то они доверяют друг другу
Тем, не менее, несмотря на бунт автономий, Заявление «9+1» снизило градус политического напряжения в стране. Казалось бы, и между Горбачевым и Ельциным теперь должна наступить полоса мира, или, по крайней мере, устойчивого длительного перемирия. Тем паче, что они вместе, плечом к плечу, отбивали «мятеж» автономистов. По крайней мере, на словах они оба выражали такую надежду. Выступая 4 мая по телевидению, Ельцин заявил:
– Я убежден, что произошло большое событие. Встреча высших руководителей республик – девяти республик и президента страны – может положить начало существенному оздоровлению внутриполитической ситуации в стране, в России, конечно, тоже… Был достигнут компромисс, который позволяет сегодня проводить реформу в условиях согласия по основным вопросам, а не противостояния и конфронтации.
Горбачев также расхваливал это соглашение.
– Заявление (23 апреля. – О.М.) имеет огромное значение, – говорил он 12 мая на встрече с руководителями российских автономий. – И так оценено у нас и во всем мире… Атмосфера была товарищеская, хорошая. Разговор получился. Был, по сути, первым, который отвечал потребностям переживаемого момента. Мы с Борисом Николаевичем согласились в том, что для того, кто пошел бы против этого Заявления, это означало бы политическую смерть…
При этом, однако, Горбачев иронически, точнее сказать – саркастически отозвался о том месте в недавнем телевыступлении Ельцина, где он говорил о грядущем перераспределении полномочий между Центром и республиками:
– Ельцин показывал по телевидению образно, как он представляет себе [сужающиеся] полномочия Центра – просвета между ладонями у него в этот момент почти не было видно.
Компромиссное Заявление подписали, но компромисса в том, кто какими полномочиями должен обладать, что-то не просматривалось. Центр противостояния переместился сюда – в проблему дележа полномочий. Горбачев вновь и вновь предупреждал, что если каждый будет тянуть одеяло на себя – причем не только союзные республики, но и российские автономии – ничего не останется ни от целостности Союза, ни от целостности Российской Федерации.
– Борис Николаевич иногда на меня обижается, – сокрушался Горбачев, – когда я призываю его стоять за Союз. Он говорит: что вы меня уговариваете, я за Союз. Но надо, чтобы это было выявлено с предельной четкостью. Надо выбрать единственно жизнеспособный вариант…
Как бы то ни было, в главном компромисс был найден. Правда, Горбачев и Ельцин не очень-то доверяли друг другу (соответствующие цитаты уже приводились). Одна из западных газет написала, что уже после ново-огаревского совещания на проходившей за закрытыми дверями встрече с депутатами Ельцин, отметив, что Горбачёв «пошёл на важнейшие уступки», вместе с тем напомнил, как осенью прошлого года Горбачёв обманул Россию с проектом программы «500 дней». «На этот раз Горбачёв поклялся, что выполнит свои обещания – сказал Ельцин. – Это было самое важное».
Мир так и не наступил
Однако ни мира, ни перемирия между Горбачевым и Ельциным не получилось. Приближались выборы российского президента, и Горбачев делал все, чтобы им не стал Ельцин. В секретной записке, направленной в ЦК Компартии РСФСР, рекомендовалось «распылить силы пропагандистской машины противника» путём выдвижения десяти – двенадцати кандидатов на президентские выборы России, «ни один из которых не должен и не может рассчитывать на победу», но все вместе они должны отобрать голоса у Ельцина. Вообще рекомендовалось организовать мощное и хорошо скоординированное наступление на позиции Ельцина. И коммунисты действительно готовились к ожесточённой предвыборной схватке. Как полагает Ельцин, все это делалось с ведома и под руководством генерального секретаря.
Кандидатуры, противостоявшие Ельцину на президентских выборах, действительно были подобраны довольно расчетливо. Бывший горбачевский премьер Рыжков… Предполагалось, что за него проголосуют те, кто не хочет нового, кто – за СССР, за плановую экономику. Бакатин… Вроде бы человек прогрессивный, симпатичный, многим тогда нравившийся, отправленный в отставку с поста главы МВД под напором коммунистических «ястребов». Эта фигура должна была вызвать некоторое смятение, некоторый раскол среди демократически настроенных избирателей: вроде бы тоже подходящий человек… И, напротив, помимо более или менее симпатичных кандидатов были три отвратительные фигуры, три «ястреба», выступавших и против Горбачёва, и против Ельцина, за наведение порядка железной рукой – Макашов, Тулеев, Жириновский… Отвратительные-то они отвратительные, но как, показало время, за Жириновского, например, с его тогдашними фашистскими и полуфашистскими лозунгами на разных выборах голосовали миллионы наших соотечественников. Довольно популярен среди значительной части населения был и ярый антидемократ, ярый антисемит генерал Макашов…
«Конечно, «ястребы» во всем обвиняли Горбачёва, – писал позднее Ельцин, – (да и Рыжков порой выступал с критикой в его адрес), но ведь он-то (Горбачев. – О.М. ) в выборах не участвовал! Объективно все кандидаты работали на него. То есть против меня. И он через своих людей помогал всем моим противникам – за исключением, быть может, Жириновского. Рыжкову и Бакатину помогали организовывать избирательную кампанию, на Тулеева работали депутатские фракции российского парламента, Макашова поддерживали Полозков и его компартия».
Ельцин был уверен: люди вполне осознают, что в реальности все сводится к противостоянию между ним и Горбачевым; они проголосовали против Горбачева – за Ельцина:
«Самым важным политическим мотивом этих выборов я считаю разделение ролей: Горбачёв представлял собой Союз, империю, старую державу, а я – Россию, независимую республику, новую и даже пока ещё не существующую страну. Появления этой страны все ждали с нетерпением. Большая часть российского общества подошла к июню 91-го с ощущением финала советского периода истории. Само слово «советский» уже невозможно было произносить. Оно исчерпало свой ресурс… Горбачёв продолжал твердить о социализме, о дружбе советских народов, о достижениях советского образа жизни, которые нужно развивать и обогащать, не понимая, что зашёл в тупик… Со всем «советским» у наших людей – пусть не всех, но наиболее активной и мыслящей части общества – уже было покончено. Именно с этой точки зрения, сквозь эту призму страна смотрела на выбор нового лидера».
Все же я не думаю, что избиратели голосовали «против Горбачева». Да, они голосовали за Ельцина, против его соперников, но вряд ли многие из них думали о том, что за спинами этих соперников, за кулисами стоит Горбачев. Ну что общего между Горбачевым и Жириновским, между Горбачевым и Макашовым?
Да и распыления сил демократов особенного не получилось. Их голоса у Ельцина мог отнять разве что Бакатин.
Ельцин – президент России
Итак, 12 июня 1991 года Ельцин был избран президентом России (он получил более 57 процентов голосов). Это было поистине историческое, хотя и ожидаемое, событие. «Российская газета» писала по этому поводу:
«Итак, первым президентом России стал Борис Ельцин. Тот самый Борис Ельцин, которого 10 ноября 1987 года пленум МГК КПСС, ведомый Михаилом Горбачевым и Егором Лигачевым, освободил от всех занимаемых им постов и должностей. Тот самый Ельцин, которому в ноябре того же года М. Горбачев в телефонном разговоре сказал: «Должность мы тебе подберем неплохую, на хлеб будет хватать. Но политической деятельностью ты заниматься больше не будешь, об этом - забудь»...
И еще. 12 июня… на вершину политической жизни вышел не только Борис Ельцин со всеми его взглядами, позицией, характером, – вышла, что неизмеримо важнее, подлинно суверенная Российская Федерация...
Мы все вступаем в новую эпоху. Дай Бог, чтобы она была для каждого из нас не столь драматичной, как та, которую мы оставляем за спиной».
В общем-то, этот пафос не был чрезмерным. Вся демократическая Россия именно так воспринимала избрание Ельцина президентом. После этого избрания мы действительно вступили в новую, демократическую эпоху. Жаль, что с уходом Ельцина эта эпоха кончилась.
Горбачев поздравляет Ельцина. Не очень искренне
8 июля на торжественном заседании IV съезда народных депутатов РСФСР состоялась президентская инаугурация Ельцина. Перед церемонией произошел забавный разговор между ним и Горбачевым. Цитирую по книге «В Политбюро ЦК КПСС…»
Горбачев пересказывает этот разговор своему помощнику Георгию Шахназарову:
« – Не следует ли организовать прямую трансляцию церемонии на Красной площади? – поставил вопрос Б.Н.
– Зачем? – говорю ему. – И так ведь будут передавать по телевидению. А тут столпотворение. Как бы новой Ходынки не случилось!
– Еще вопрос, – продолжал Б.Н. – Не следует ли дать залп из 24 орудий?
Хотел я ему сказать: ворон распугаешь и людей насмешишь. Но он ведь чертовски обидчивый. Начал отговаривать: зачем пыль поднимать?
– Третий вопрос – говорил Б.Н. – На чем присягу принимать – на Конституции или на Библии?
– Понимаешь, Борис Николаевич, покажется странным, если на Библии. Ты ведь, кажется, не из отчаянно верующих.
– А как же в США присягают президенты? – упорствовал Б.Н.
– Так у них другая культура, традиции. К тому же в России миллионы мусульман. Почему тогда и не на Коране? Есть еще и евреи – может, и на Торе?
Последний довод сразил собеседника.
Какие амбиции и простодушная жажда скипетра! Как это в нем умещается вместе с политическим чутьем, – ума не приложу».
Так что обошлось без Красной площади, без орудийного салюта и без Библии…
Но ельцинское политическое чутье Горбачев все же отметил.
На церемонии Горбачев выступил с поздравлением. Сказал все подобающие для таких случаев слова…
Впрочем, не преминул «подпустить шпильку»:
– Может быть, кто-нибудь по этому поводу (приведения Ельцина к присяге. – О.М.) скажет: «Ну что особенного, одним президентом стало больше в стране». Я придерживаюсь другого мнения…
– Введение института президентства, – сказал Горбачев, – является результатом тех демократических преобразований, которые происходят в русле перестройки, политической и правовой реформы. Сама жизнь подвела к выводу, что рядом с сильной и компетентной законодательной властью должна действовать столь же сильная и компетентная исполнительная власть.
Не он ли, Горбачев, еще недавно, выступая на участке по проведению референдума, а потом через противников Ельцина в российском парламенте всячески препятствовал созданию в России этого самого института президентства и тому, чтобы российским президентом стал Ельцин?
Свернул Горбачев, естественно, и на свою любимую тему – Союзный договор:
– Глубоко убежден, что интересам народов Российской Федерации, как и всех республик, объединенных в наш Союз, отвечают не расхождение по своим углам, не самоизоляция, а, напротив, сотрудничество и согласие в обновленном государстве. Этому и должно служить заключение нового Союзного договора.
Ну почему же нежелание подписывать Союзный договор должно было непременно означать самоизоляцию. К этому моменту такое нежелание определенно выразили шесть республик. Готовились сделать то же самое и другие. Почему обязательно это подразумевало самоизоляцию?
Надо полагать, и Ельцин, и руководители других республик, присутствовавшие на инаугурации, читали «между строк» то, что в действительности хотел сказать Горбачев: избрание российского президента вовсе не означает, что это шаг – к распаду Союза.