«Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить»
В августе Ельцин, свежеиспеченный председатель российского парламента, совершил поездку по «подведомственной» ему территории — посетил Татарию, Башкирию, Воркуту, побывал в Сыктывкаре, Свердловске, Кузбассе, Приморском крае, на Сахалине и Камчатке.
Пожалуй, наиболее примечательное событие из этого турне случилось в Казани то ли 7-го, то ли 8 августа. Здесь Ельцин произнес одну из своих самых знаменитых фраз, которая с тех пор без конца цитируется, чаще с обвинительным по отношению к Ельцину уклоном. Вот как об этом писала татарская журналистка Венера Якупова:
«Август 1990 года. Активисты Татарского общественного центра узнали, что Ельцин после [Набережных] Челнов будет в Казани в моторостроительном объединении. И решили караулить его у проходной.
Только микроавтобус с высоким гостем подъехал, националы (то есть требующие независимости Татарстана от России. — О.М.) тут как тут. Развернули плакаты и молча стоят.
Ельцин вышел из микроавтобуса и бодро воскликнул:
− О, плакаты! Надо прочитать!
Подошел. У слесаря производственного объединения «Тасма» Рауфа Ибрагимова был в руках плакат: «Мы в Россию не входили!»
Ельцин это прочитал и задумался. А Ибрагимов ему в лицо не смотрит — неудобно! Но краем глаза видит — все замешкались. Даже Шаймиев деликатно отвернулся и молчит.
Ельцин помолчал и двинулся дальше.
А вечером на встрече с общественностью Казани он сказал:
− Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!»
Это, конечно, была опрометчивая фраза, но вряд ли она случайно вылетела из уст Ельцина. Во всяком случае сам он позднее объяснял ее вполне рациональным образом, — дескать, это был один из вынужденных ходов в противоборстве российского руководства с союзным Центром. Как уже говорилось, 26 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами федерации», который «выравнивал» права автономных и союзных республик. Этим законом из состава России фактически выводились шестнадцать автономий. При этом их руководители получали право участвовать в принятии решений о судьбах Союза. Горбачев, по-видимому, надеялся, что благодаря этому он получит поддержку региональных лидеров в противостоянии со строптивыми «старыми» союзными республиками, прежде всего с РСФСР. Для России же единственным способом сохранить автономии в своем составе было — предоставить им как можно большую свободу. Именно так позднее, в 1996 году, Ельцин объяснял произнесенную им знаменитую фразу:
«Про суверенитет было сказано то, что нужно, в нужном месте и в нужное время. Чем можно было остановить сепаратизм автономий, не имея еще необходимых властных и экономических рычагов, которые были в то время сосредоточены в ЦК и союзных министерствах? Было найдено нестандартное решение, в чем-то похожее на тактику «встречного пожара»: когда горит лес, пожарные, точно рассчитав траекторию, пускают навстречу стене огня встречный пожар. И огонь, захлебнувшись, глохнет. Так вот, начало этой сложной работы часто ассоциируется с моей фразой, сказанной в Казани, — «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». И наш расчет оправдался».
Точно так же, хотя и несколько другими словами, объяснял эту ельцинскую щедрость по части суверенитета в разговоре со мной и Геннадий Бурбулис:
— В тот момент это была единственная возможность дать России, Российской Федерации надежду на выживание. Мы не можем ничем помочь республикам. У нас нет ни денег, ни ресурсов… Единственно, что мы можем дать руководителям республикам, — что-то такое, что могло бы стимулировать у них внутреннюю мотивацию для самостоятельного поиска путей выживания. И этим «что-то» как раз была идея суверенитета. Тут у Ельцина не только сработал инстинкт политика, но и проявилась реальная практическая мудрость, которая действительно помогла выжить в той тяжелой ситуации.
Через несколько дней при встрече с общественностью Казани в Казанском университете Ельцина напрямую спросили: возможен ли такой вариант, что Татария получит статус союзной республики, оставаясь в составе РСФСР?
− Возможен, — ответил Ельцин. — Вам решать. Можете иметь абсолютно все права. Что из них вы захотите взять, что делегировать России, — никто вас подталкивать не будет.
Трудно, конечно, себе представить, как это может выглядеть, — чтобы одна союзная республика входила в состав другой союзной республики, да еще обладая при этом полной самостоятельностью. Но тогда Ельцин готов был обещать что угодно, лишь бы удержать автономии в составе России.
Фразу насчет неограниченного суверенитета, почти слово в слово, он повторил и в Башкирии, на встрече с общественностью Уфы 13 августа:
− Мы говорим башкирскому народу, мы говорим Верховному Совету, правительству Башкирии: возьмите ту долю власти, которую сами сможете проглотить. И мы согласимся с этой долей, с этим решением…
Позднее Ельцину придется затратить немало сил, чтобы погасить запаленный им «встречный пожар», чтобы не допустить распада России. Возможно, он даже придет к заключению, что сила и направление «встречного пожара» были рассчитаны не очень точно. Но это потом. Теперь же, в августе 1990-го, став председателем российского парламента и объезжая «владенья свои» (напомню строчки из Некрасова: «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои»), он предавался эйфории, не слишком думая о последствиях.
«Семь русских государств»
Любопытное признание, касающееся того, как «перестроить» РСФСР, сорвалось с ельцинских уст во время его выступления в Свердловске 15 августа.
− Первоначальный вариант моей программы — сказал он, — семь русских государств. Но сам потом понял, что это будет серьезная ошибка и этого пока допустить нельзя.
Обратите внимание на это «пока».
Что же это за план — «семь русских государств»? Возможно, Ельцин оговорился, и вместо «семь русских» надо было сказать «семь РОССИЙСКИХ». Тогда еще можно было бы догадаться, в каком направлении двигались его мысли: создать некую структуру, некую федерацию, каким-то образом сгруппировав территориально близкие республики, края, области. Однако при этом пришлось бы ликвидировать образования, созданные по национальному признаку. Кто же ему это позволил бы сделать? Нет, план, если он действительно существовал в голове Ельцина, был, конечно, совершенно нереализуемый. Однако он свидетельствовал, что Борис Николаевич в ту пору мучительно размышлял над тем, какой все-таки в конечном итоге должна стать структура российского государства, размышлял, не останавливаясь при этом и перед совершенно фантастическими проектами.
Это была пробная идея
Впрочем, как сказать… Был ли этот проект таким уж фантастическим? В принципе и тогда уже было ясно, да ясно и теперь, что территориальное деление России не идеально.
— В сущности, мы получили в наследство лоскутное одеяло, — говорил в беседе со мной Геннадий Бурбулис. — По каким принципам формировались так называемые регионы внутри России, — неисповедимо. Чаще всего они формировались волюнтаристски. В результате образовалась нелепая несимметричная федерация — от автономных округов до гигантских краев и республик. Статус каждой республики как самостоятельной единицы весьма двусмысленный. У каждой своя конституция… Каждая вскоре стала претендовать и на самостоятельную международную деятельность и на все прочее. Создать какую-то грамотную систему, чтобы управлять вот этим конгломератом, в принципе невозможно. Так что мы уже тогда искали какие-то варианты более оптимального территориального деления. Так что идея о семи русских, или российских республиках была одной из таких пробных идей…
По словам Бурбулиса, Ельцин примерял здесь свой партийный, обкомовский опыт. Он уже в пору своей работы на высшем партийном посту в Свердловске видел, какую пользу могло бы принести более тесное сотрудничество секретарей обкомов соседних областей, жизнь толкала к этому — к тому, что позднее вылилось в межрегиональные ассоциации экономического сотрудничества. Однако в те догорбачевские и доельцинские времена московское начальство не поощряло слишком тесное сотрудничество и хозяйственное сближение соседей, видело в этом опасность сепаратизма…
Горбачев будет «английской королевой»
Понятное дело, во время своей поездки, при встречах с людьми, Ельцин говорил не только о будущем устройстве России, но и об устройстве Союза. Выступая в Коми 14 августа, он заявил, что Россия отказывается «от союзной структуры… от всех министерств союзных…», все берет на себя.
− Вокруг России будут и другие союзные республики как-то консолидироваться, — сказал он. — . Потому что как только мы приняли Декларацию о суверенитете, так сразу приняла Декларацию Украина, Белоруссия, Молдавия, Грузия…
Насчет Грузии он ошибся. Грузия провозгласила суверенитет чуть раньше, чем Россия, — 26 мая 1990 года.
Это ельцинское намерение как бы подменить собой, Россией, прежний союзный Центр в дальнейшем не раз будет «напрягать» лидеров других союзных республик.
А что же будет с Горбачевым при таком разбегании республик? Будущее союзного президента виделось Ельцину не слишком радужным. И он этого не скрывал. Выступая в Новокузнецке, он заявил, что после заключения нового Союзного договора роль президента СССР будет равнозначна «роли королевы Великобритании».
Вот опять ненужная агрессия по отношению к Горбачеву. Для чего, спрашивается, вновь и вновь настраивать против себя союзного президента? Каким там в будущем окажется роль Горбачева, покажет время. Но сейчас-то они, Ельцин и Горбачев, вполне могут быть не только противниками, но и союзниками — в борьбе с консервативной партийно-советской бюрократией, коммунистическими ортодоксами, с антиперестройщиками, вместе искать способы, как предотвратить экономическую катастрофу (может, вместе лучше получится?)
— Да, действительно у Бориса Николаевича была такая черта — склонность прибегать к формулировкам, которых публичный политик чаще всего избегает, — соглашается со мной Бурбулис, когда я напоминаю ему об этой истории.
«Он занимается демагогией»
Горбачев тоже не отставал от Ельцина в «лестных» оценках, касающихся российского лидера. Анатолий Черняев:
«Пригласил однажды вечером Горбачев меня и Примакова на семейный ужин к себе на дачу. Говорили откровенно, главным образом вокруг Ельцина и Полозкова. Горбачев:
− Все видят, какой Ельцин прохвост, человек без правил, без морали, вне культуры. Все видят, что он занимается демагогией (Татарии — свободу, Коми — свободу, Башкирии — пожалуйста). А по векселям платить придется Горбачеву. Но ни в одной газете, ни в одной передаче ни слова критики, не говоря уже об осуждении. Ничего, даже по поводу его пошлых интервью разным швейцарским и японским газетам, где он ну просто не может без того, чтобы не обхамить Горбачева.
«Прохвост, человек без правил, без морали, вне культуры…» Это ведь тоже перехлест. Правда, Горбачев произносит все это в узком кругу приближенных, в то время как Ельцин поносит его публично. Хотя Горбачев, наверное, догадывается, что и его слова после станут известны широкой публике — через опубликованные дневники, записные книжки, мемуары его соратников. Но это все же будет позднее, когда его слова уже утратят сиюминутную остроту.
Впрочем, после своего антиельцинского выпада Горбачев добавил примирительно:
− Как с человеком ничего у меня с ним (с Ельциным. — О.М.) быть не может, но в политике буду последовательно держаться компромисса, потому что без России ничего не сделаешь.
И это тоже рассчитано, конечно, на дальнейшее оглашение: дескать, Горбачев умел отделять личное от делового, политически значимого.
Оба они старались отделять личное от политически значимого. Но, думаю, не всегда это получалось. Взаимная личная неприязнь то и дело прорывалась наружу, накладывая отпечаток на те или иные действия обоих. Так ведь у всех людей бывает, не только у Горбачева и Ельцина.
Впрочем, эта взаимная неприязнь, конечно, не была у них величиной постоянной, она то усиливалась, то ослабевала. И это тоже отражалось на политическом поведении каждого.
Ельцин обещает…
Нетрудно было предвидеть, что помимо вопросов о суверенитете тех или иных республик Ельцину в его поездке по России будут задавать и более приземленные вопросы — о хлебе насущном. Здесь он мог опереться на некую, вроде бы вполне основательную, договоренность с Горбачевым, которой он достиг перед тем как отправиться в путь. В конце июля они вдвоем, Горбачев и Ельцин, подписали совместное поручение о разработке программы «500 дней» (вот оно — помимо взаимных уколов и оскорблений могли же эти два человека и договариваться о чем-то значимом. — О.М.) За этот срок — несколько более полутора лет — предполагалось перевести экономику страны на рыночные рельсы. Трудно сказать, верил ли сам Ельцин в успех этой программы — на его веку, веку опытного партработника, — программ принималось немало… Но, безусловно, при общении с народом у него не было иного выхода, как только внушать людям оптимизм.
На упомянутой встрече в Казанском университете он пообещал «в течение двух лет стабилизировать экономику и на третий год повысить жизненный уровень людей».
− Всегда так говорил, говорю и от этого не отступаю, — твердо заявил Ельцин.
То же самое посулил и в Коми:
− Переходный период будет — самый тяжелый — год, год с небольшим… В этот период — пятьсот дней, два года — перехода к рынку не будет снижен уровень жизни людей. Третий год — повышение!.. Поддержите нас эти два-три года.
Если бы он знал тогда, насколько в действительности растянутся эти сроки…
Впрочем, если бы даже и знал… Не мог же он повергать людей в еще большее уныне. Задача была противоположная — поднять настроение, вселить оптимизм, повысить жизненный тонус. Обычное поведение политика, государственного деятеля, стремящегося завоевать и укрепить доверие людей.
«Россия подкармливает всех»
Желая сыграть на «патриотических» чувствах слушателей, Ельцин довольно рискованно представлял Россию в роли этакой дойной коровы для остальных союзных республик. Это, разумеется, не могло не вызывать раздражения у других республиканские лидеров, у других народов — членов «семьи единой», как любили именовать СССР партийные пропагандисты, но здесь, в России, такие речи действительно встречались с пониманием и сочувствием.
− Россия подкармливает всех, — говорил Ельцин на встрече с общественностью Уфы. — Россия все время жертвовала. Россия все время отдавала, но, в конце концов, благотворительность начинается у себя дома. И если мы действительно не можем накормить народ, не можем одеть народ, то мы не можем допустить, чтобы мы оплачивали другие государства, направляя помощь туда, да и другим республикам… Давайте улучшать жизнь своего народа, поскольку дальше он терпеть уже не может. И если мы за два-три года не выполним свою программу, то народ просто поднимет на вилы и сбросит тех, кто не способен руководить… Программа союзного правительства («павловская», выдвинутая несколько ранее программы «500 дней». — О.М.) нам не пригодна. Мы ее категорически отвергаем. И Верховный Совет России ее не принял, потому что начало этой программы — повышение цен. Это не выход из положения, народ не может принять такую программу… Российская программа рассчитана на 500 дней, отличается от союзной, она рассчитана на повышение не цен, а уровня жизни народной. Через два года. То есть это программа стабилизации экономики за два года, чтобы нам не упасть в пропасть окончательно, чтобы не завалиться России набок и уже больше не встать. И третий год — повышение жизненного уровня людей…
И снова призывы набраться терпения на этот небольшой срок:
− Мы просим вас, уважаемые граждане Башкирии, дать нам кредит доверия. Два года — на стабилизацию, третий год на повышение жизненного уровня.
Если бы Ельцин и его слушатели знали тогда, как в действительности взлетят цены в ходе реальных реформ, которые, впрочем, и начнутся со значительным опозданием, только в январе 1992 года…
Чудес не бывает, и в той ситуации ни одна реформа не могла бы обойтись без повышения цен. Значительного повышения. Правда, какого именно, — тут авторы различных проектов, и осуществленных и не осуществленных, до сих пор спорят и обвиняют друг друга: одни — в жестоком обращении с народом (дескать, цены могли бы взлететь и не так высоко), другие — в популизме и маниловщине.
Ельцин поддерживает и одобряет…
Повсюду, как и другой бы на его месте, Ельцин желал понравиться, увеличить свою популярность.
В Кузбассе и на Дальнем Востоке он обещал создать свободные экономические зоны. Это тогда вообще была довольно распространенная идея, вроде бы обещавшая быстро устроить экономический рай в данном конкретном месте посреди всеобщей разрухи.
Поддержал решение Кемеровского облсовета об инвентаризации имущества обкома КПСС. Впрочем, довольно осторожно высказался по поводу того, какие отношения следует поддерживать с бывшей «руководящей и направляющей»: «С КПСС нужно сотрудничать, но не позволять ей властвовать и решать кадровые вопросы».
Какое уж тут сотрудничество, если вот-вот конфискуют партийное имущество…
Одобрил требования жителей Кузбасса, выдвинутые во время июльской политической забастовки, в том числе о «деполитизации органов МВД, КГБ, армии, суда, прокуратуры, народного образования, создании правительства народного доверия».
Тогда подобные требования тоже были у всех на устах.
На Курилах, встречаясь с жителями одного из «спорных» островов, Ельцин повторил свой план разрешения российско-японского «спора»: необходимо заключить договор с дальневосточным соседом, демилитаризовать «спорные» территории, создать здесь зону свободного предпринимательства…
В общем народ, с которым Ельцин встретился во время этой своей, первой в его новой роли, поездки, услышал от него то, что хотел услышать. По-другому, повторяя, наверное, и не может быть при таких поездках-презентациях, поездках-знакомствах.
Парад суверенитетов продолжается
22 августа Декларацию о государственном суверенитете приняла Туркмения, 24 августа — Таджикистан.
Некоторые уже не различали слова «суверенитет» и «независимость»: 24 августа Верховный Совет Армении принял Декларацию о независимости республики. Правда, после выяснилось, что все-таки имелся в виду пока что лишь суверенитет.
(Кстати, и день провозглашения государственного СУВЕРЕНИТЕТА России 12 июня одно время почему-то назывался Днем НЕЗАВИСИМОСТИ России, вызывая недоуменные вопросы: независимости — от кого?)
С августа, как уже говорилось, суверенитет начали провозглашать уже и автономии, — российские, грузинские, молдавские. 9 августа «суверенной» стала Карелия, 31-го — Татарстан (видимо, «поощренный» выступлениями Ельцина), чуть позже, в сентябре, — Удмуртия и Якутия. Ряд других автономий объявил о суверенитете в октябре…
Реально «автономные» суверенитеты так и не были реализованы. Но процесс, несомненно, подстёгнутый неосторожными речами Ельцина, привел к довольно тревожной ситуации внутри России.
Какого Союза хочет Горбачев
Между тем, в июле 1990 года начались консультации по новому Союзному договору. Первый его вариант был опубликован 24-го числа. Следуя поветриям времени и эволюционирующему настроению Горбачева, авторы предусмотрели в нем расширение суверенитета союзных и автономных республик, однако никаких существенных изменений в структуре Союза не предполагалось.
Как уже говорилось, главным для Горбачева было, — не допустить распада страны. Но в какой именно форме ее сохранить, он, по-видимому, и сам не знал. Анатолий Черняев, 21 августа:
«Шахназарову он… поручил подготовить интервью по проблемам Союзного договора. Когда тот прислал проект, Горбачев забраковал и долго ругался. А ругался, потому что Шах реалистически изобразил, что неизбежно произойдет. А М. С. этого не хочет и опять опаздывает. Сначала он ратует за восстановление ленинского понимания федеративности, потом — за обновленный федерализм, потом — за реальную федерацию, потом — за конфедерацию, потом — за союз суверенных республик. Наконец — за союз государств, и это — когда некоторые республики уже заявили о выходе из СССР. Шахназаров переделал и прислал взамен слезливую бодягу, увещевание — не уходите, мол, вам будет плохо, а в новом Союзе будет хорошо!
Но Горбачев уже передумал… насчет интервью. Решил поехать на маневры в Одесский военный округ…»
Так что же должно было произойти, по мнению Шахназарова и по поводу чего Горбачев долго ругался? Догадаться нетрудно: следуя эволюции взглядов самого Горбачева и несколько экстраполируя, логически продлевая их дальше, его помощник, видимо, написал, что СССР в конце концов превратится в Союз Суверенных Государств, то есть именно в союз, в подлинном смысле этого слова. Однако в ту пору Горбачев еще не был готов, чтобы окончательно принять эту идею. Да, собственно, он никогда ее и не примет. При всей сумятице сменяющих друг друга представлений о будущем СССР неизменным для него оставалось одно: Союз должен оставаться ЕДИНЫМ ГОСУДАРСТВОМ.
Катастрофа всё ближе
«15 августа 1990 года руководители объединений Министерства внешнеэкономических связей, отчаявшись добиться ответа Внешэкономбанка, обратились прямо к руководству государства. Председатель ВВО «Продинторг» А.Кривенко — председателю Совета министров СССР Н.Рыжкову:
«По состоянию на 15 августа задолженность Всесоюзного объединения «Продинторг» перед иностранными фирмами в свободно конвертируемой валюте составила 245 миллионов рублей… Несмотря на принятые решения о приоритетной оплате импортных продовольственных товаров, Внешэкономбанком СССР платежи за продтовары не производятся, хотя сроки платежей наступили… Из-за задержки платежей фирмы-поставщики ФРГ, Франции, Новой Зеландии, Норвегии заявили о прекращении поставок масла животного, мяса, мясопродуктов и сухого молока. Прекращены отгрузки по заключенным контрактам мяса и мясопродуктов из Бразилии, растительных масел из Малайзии, Кипра, сухого молока из Голландии, сливочного масла из Швеции. Под угрозой прекращения отгрузки продтоваров в СССР из ряда других стран».