Волосы быстро пригладила, закрутив потуже, все равно вылезут из прически, но времени идти переодеваться теперь нет, так и пошла с подолом в крови, мда, картина так себе. А она ведь засыхает и запах не очень, но сами виноваты, нечего были припираться в замок без предупреждения, да и с предупреждением нечего было припираться.

«Внешников» даже в замок не пустили, даже в официальную часть, так и стоят парни во дворе, хоть ящерам их дали воды, и то молодцы. А так двор пустой, вот только на старой яблоне Степка сидит — это его любимое место для засады, да Марфа в окне с поварёшкой в руке, как кара наблюдающая.

Стало приятно, ведь каких— то полтора года назад я для них тоже была чужой, а значит, опасной, и тогда бы никто за меня не переживал, а сейчас вот хоть двое, но волнуются. Оглянулась, смотрю, конюх шкандыбает, значит, трое, тут из боковой двери начальник охраны замка вышел с шестью бойцами, вроде как на тренировку их вывел. Да не в обычное место отвел, а почему— то сбоку от хозяйских построек оставил, да, стоит, смотрит, как парни учебные бои проводят, вот только смотрит он сквозь них на приехавших мужчин в черной форме. Стало почему — то смешно, тут во двор выскочили девчонки-служанки, стайкой хихикающих девиц прошли к колодцу, а на секундочку у нас в замке есть водопровод, а колодец — это пережитки прошлого, но девчонки упорно к колодцу подошли и втроем ведро поднимают, и, судя по звуку цепи, почти пустое поднимают.

— Я даже не знаю, кто из этих охранников действительно грозный соперник, — проговорил Колин, старший в этой пятерке.

— Я бы поставил на повариху, уж очень умело она поварешку держит, а нет, уже нож, да и при случае отравить, наверняка, сможет… — это Стан, — и как ты тут живешь? — а это уже мне, я постаралась не улыбаться, а то потом не объяснишь же всем замковым, чего это я с «внешниками» любезничаю, да улыбки свои дарю.

— Микаэла, это кровь, — он бы еще добавил «кровь, это Микаэла», старший смотрел на подол моего рабочего платья и чуть принюхивался, — есть повод для волненья? — я отрицательно машу головой.

— Работа, — просто добавляю, а у них в глазах явный вопрос о том, что это за работа и кого я тут убила между делом, явно прирезав, мысль продолжить не дала и перешла сразу к делу, — что случилось, что вы приехали сюда?

Колин тяжело вздохнул, и мне ой как не понравился этот вздох, а еще то, что парни глаза отвели, интуиция уже не шептала, она орала, что сказанное мне не понравится.

— Сегодня ночью убит страж, — четыре слова, а как будто взрыв.

Я молчала, не зная, что и думать, с чего начинать вопросы и вообще, как теперь жить с этой информацией.

— Ему на смену кого — нибудь пришлют? — наверное, не это стоило спрашивать, но я не могу, просто не могу.

— Микаэла, — Колин явно собирался меня утешать, вот только это плохой план.

— Не надо, Колин! — я даже руки подняла, пытаясь остановить все эти слова, — Какие действия собирается предпринять отдел?

— Увеличить охрану тебя…

— То есть они планируют ждать, когда попытаются убить меня? — во мне начала бурлит злость, — Так себе план, — мда, я разве что ядом не капаю, — а что говорят светлые?

— Ситуация не изменилась, — Колин говорит, глядя мне в глаза, но от этого не легче, сейчас он зачитывал мне приговор, и не мог не понимать этого, — давай мы тебя заберем в город, там под охраной…

— Ему это помогло? — резко перебила я мужчину, — Смысл, если узел здесь?

— Там тоже, — он явно не хотел сдаваться.

— Вот только тут я держу, — а там все будет его, это я не сказала, я ничего не сказала и того, что хотелось.

— Тело отправят сегодня, ты? — он не договорил, но и так понятно.

— Нет, — не буду объяснять, ничего говорить не буду.

— Выйди сегодня на связь, — я кивнула, надеюсь, получилось спокойно, а не судорожно, — если что — то надо будет, дай знать, время подлета семь минут, — хотел сказать, чтобы я продержалась семь минут и не погибла, как все мои сослуживцы.

— Спасибо, что сказали, — я кивнула и, развернувшись, ушла, не прощаясь, меня на большее просто не хватит, это был мой максимум слов без слез.

— Надо было забирать ее отсюда, — зло рыкнул Стан, когда я уже отошла и по идее ничего не должна была услышать, по идее…

— Она страж, а не просто девчонка, попавшая в беду, — зло ответил Колин, прожигая мне взглядом спину, спокойно дойти я смогла только до угла, а вот там я побежала, через конюшню и старый сад подальше куда — нибудь ото всех.

Как уехали «внешники», я уже не видела, и о чем говорили, не слышала, я лежала на траве под старым дубом и ревела, как обычная девчонка, хотя, почему как? Я еще и была сейчас обычной девчонкой, двадцати пяти лет от роду, которая находится на службе у отдела внешнего контроля, стражем границы купола. И эту работу я не выбирала, как и то, на кого мне учиться, хотя нет, я выбрала ветеринарию, как вторую профессию и это единственная мне поблажка. Остальные стражи работали в правоохранительных органах и только я работала ветеринаром в баронстве. Сразу, когда только начала учиться, куратор меня не поддержал, пытался даже заставить бросить, но я уперлась. А вот при распределении все даже порадовались, что я могу находиться в этой точке границы и жить не как служащий, которого боятся простые люди, работать «под прикрытием».

И он работал, первая моя любовь и первое разочарование и боль, он во всем был у меня первым. Как я радовалась, что нас распределили рядом друг с другом, и что я всего на год позже буду работать с ним рядом. Мы были парой, пока учились, с моего третьего курса, его четвёртого, он был вхож в наш дом, хоть родители и не были в восторге от него. Но когда это останавливало влюбленных девушек — мнение их родителей. Вот и меня не остановило, первая любовь, она вообще, как вино для ребенка, а все понимают: от алкоголя дети пьянеют. Вот и я была пьяная, ждала его с практики, считая дни, проводила с ним все свое время, потом он уехал работать, и я последний год ежедневно мечтала оказаться в королевстве людей, где он нес свою службу. На меня смотрели, как на дуру: еще бы, королевство людей — это больше наказание, а не поощрение отличной работе. Вот только таких, как я, воспитывали и учили, что мы должны защищать и беречь людей, обделенных даром.

Про то, что у Димитрия есть постоянная любовница и периодические интрижки, я узнала за первый мой месяц работы здесь. Тогда же и рухнул мой иллюзорный замок будущей жизни, а ведь так все красиво было в фантазиях, мы, и наше совместное будущее, дети… Корежило меня знатно тогда. Как продержалась и продолжила службу, не знаю. Хотелось на другой конец мира бежать и там прятаться от всего: от общих знакомых, от напоминаний, вот только память, она со мной в любом случае осталась бы, а значит, и бежать смысла нет, ведь все равно на новое место себя возьму…

Отомстила тогда я ему, как ни крути, а темная я, а мы не прощаем, и он легко отделался, подумаешь, походил с розовыми волосами. Которые даже при стрижке опять росли розовыми, да, все любовницы его бросили, и пару месяцев ни одна девица с ним ничего не хотела общего иметь. Да кому захочется, если при взгляде на мужика, внутри все сжимается, да и признаки не очень хороших болезней были слишком явные. Он вытерпел, естественно, все и даже не пытался меня вразумить и повлиять, прощение просил, да смысл, если он кобель. Он и сам понимал — не прощу. Так что любовь свою я выжигала изнутри, а это не легко обычному человеку, а темному так вообще. Выжгла, вот только почему— то известие о его смерти меня подкосило, и слезы рванули, которые и не лила по нему, только в первый месяц они лились, а потом высохли, как и мои эмоции. Вот так из — за несчастной первой любви я стала внешне настоящей темной, внешне…

Плакала я долго, потом слезы высохли, и я просто лежала, слушала ветер, шелест листьев и пыталась себя заставить идти обратно в замок. У меня служба и животные, Мону надо проверить, жеребенка еще раз осмотреть, да и по мелочи, Зорьку глянуть, что — то у нее глаза гноятся. В замок брела, еле передвигая ноги, идти не хотелось, но есть ужасное слово «надо». Первым, кого встретила, был Степка. Увидел меня, выдохнул, бочком подошёл и, пристроившись под мой шаг, рядом пошел, сопит, сказать что — то хочет, да побаивается.

— А я тому самому здоровому все — таки в голову землей попал, не стал камнем бить, вдруг у него служба, а он ранен, — я невольно улыбнулась, представляя Колина, вытирающего с волос комок земли.

— Земля мокрая была?

— Ага, хорошая такая, черноземная, — он тоже улыбнулся, заглядывая мне в глаза.

— А он что?

— На ящере сидел тогда, выровнялся, волосы вытер медленно, и не оборачиваясь, спокойно так, прямо леденяще душу проговорил, «вот только потому, что ее защищаешь, не накажу», — мальчишка попытался передать голос командира, и кстати, вполне правдоподобно.

— Мог наказать, — сказала и так известную ему истину, мальчишка пожал плечами и промолчал.

Он сирота, его и так жизнь наказала, а физического наказания он давно не боится, поэтому и не ревет, как другие дети, он ударов и ран.

Мне конюх шепнул, что Степка раньше жил в деревне, да там чуть что не так, любой пнуть мог, он тогда его оттуда забрал в замок, да поселил в своей каморке, управляющий все шипел, да конюх у барона вымолил возможность парню тут жить и работать.

— Он тебе гадости сказал? — мальчишка весь подобрался, ожидая моего ответа, — Или угрожал?

— Степа, это не обычные гвардейцы и даже не просто кто — то из правоохранительных, это «внешники», они не угрожают и своей властью практически не пользуются, — это чистая правда, хоть власть у них и огромная, но все знают, если попытаются «внешники» перегибать, может и восстать народ, да и правительству с королем вместе повода для недовольства лучше не давать.

— А чего ты тогда плакала, — мальчишка резко остановился и мне тоже пришлось остановиться, чтобы ответить честно по возможности, просто этот ребенок, он особенный, и для меня давно другом стал.

— Погиб нечужой мне человек, они расследуют, приехали сообщить лично, видимо, чтобы проверить, что я об этом знаю. Да только я от них и узнала эту новость, — я сглотнула комок, который опять почему — то в горле появился.

— Зря я, наверное, его тогда грязью… — мальчишка стоял совсем потерянный.

— Зато он перестал таким важным индюком выглядеть, — попыталась я пошутить, чтобы отвлечь мальчишку от мыслей, и знала, что не стоит про смерть заикаться, но по — другому никак мне ему мне соврать, чтобы он себя не почувствовал преданным.