1. Приманка для рыбы-призрака

Всё началось с убийства мистера Дарсли.

Хотя нет. Если разобраться, всё началось ещё раньше, в тот день, когда мы закончили каноэ.

Отличное у нас получилось каноэ! Мы несколько месяцев искали подходящее дерево, пока не наткнулись на здоровенный кипарис, росший у болота. Потом долго кромсали его топориком (точнее, рубил я, ну и Жюли немного, пока Эдди ныл, что нечего женщинам валить деревья, а Тит пялился на нас, не говоря ни слова. Хотя если по правде, то Тит вообще всегда молчит).

Повалить кипарис — это только начало, в нём ведь ещё надо выдолбить четыре сидячих места. А потом гладко выстругать ствол и как следует отшлифовать — мы шкурили его мелким песком с одного конца до другого чуть ли не до крови в ладонях.

На всё это ушли месяцы — ещё и потому, что хранить каноэ мы решили в Убежище, а это довольно далеко от дома, и я мог заскочить туда лишь вечером после заката, ну или когда мама разрешала погулять — а такое разве бывало?

В тот день, например, я всё-таки решил удрать без разрешения. Наврал маме, что иду на ферму к Фабронам помогать с починкой сарая, а сам смылся в Убежище. Это что-то вроде хижины, которую мы с ребятами из банды соорудили прошлым летом. Она находилась как раз на краю байу — большущего зелёного болота, прикрытого густой сеткой болтающихся лиан, над которыми зависло облако здоровенных комаров. А ещё из-за этого болота и весь наш край называют байу.

Сама хижина, конечно, не ахти — кособокая соломенная крыша да земляной пол, — но ведь никто, кроме нас, не знает о её существовании! А это самое главное. Постепенно мы даже натащили в неё кучу никому не нужного барахла. Добраться до неё можно на лодке или пешком — через Трухлявый мост и короткую, но дико опасную тропу, ну, где зыбучие пески. Говорят, там уже сгинуло невесть сколько народу.

Ясное дело, нас в это место тянуло со страшной силой. Добраться до Убежища уже само по себе было приключением (хотя, если честно, мы-то отлично знали потайную тропинку на болоте). Вот и тогда я примчался сразу после обеда и застал там Жюли и Тита, которые уже работали над каноэ, оттачивая последние детали.

Жюли и Тит — брат и сестра, но держу пари, с первого взгляда это и в голову никому не придёт. Жюли моего возраста и очень красивая. Не то чтобы я в неё влюблён и всё такое, просто все в посёлке так считают, поэтому и называют её Жоли, «красотка». Жоли Жюли, Жужу. У неё рыжие волосы, веснушки, тёмные глаза и забавная щербинка между передними зубами. Что до Тита, так он весь шоколадного цвета, волосы у него жёсткие, кудрявые. И маленький такой, и по возрасту, и по росту, так что все называют его Петит — «малыш». Сокращённо Тит.

Короче, Жюли была белой, а Тит — чернокожим, и то, что они всё-таки брат и сестра, автоматически ставило мать Жюли в очень нехорошее положение — «продажная женщина, шлюха», как поговаривал мой брат Чак, заявляя в придачу, что небось именно потому-то Тит и родился таким полудурком. Но я-то знаю, что всё это враки — Тит куда умнее прочих. Просто он предпочитает молчать. Он смотрит, слушает и никогда не говорит. Может, он давно понял, что много болтают одни дураки. Например, мой братец Чак — так тот вообще не умолкает ни на минуту.

Тит спокойно сидел себе на старом пне, а Жюли скребла ножом корпус каноэ. Она как раз заканчивала вырезать на нём название: «Гроза морей». Незаметно от них я скользнул в Убежище, где пахло плесенью и гнилым илом. Жужу оставила на земле свой конопляный кисет, я тут же схватил его, выудил жменю крошеного табака и набил трубку. Потом вышел и с трубкой в зубах уселся перед Убежищем, не скрывая улыбки. Вот тогда-то Тит меня и заприметил — я ж говорю, что он не дурак, — и тут же ткнул в меня пальцем.

Жюли бросила работу, подняла голову и вытерла потный лоб подолом юбки. На мгновение передо мной мелькнули её бледные ноги, и внутри всё словно перемешалось. Рядом с ней на меня частенько что-то накатывало.

— Те Труа! — крикнула она. — Ты стащил мой табак!

Ну да, Те Труа — это я, и в тот момент я дьявольски (как мне показалось) ухмыльнулся и вскочил на ноги.

— Да ладно тебе, я даже не разжёг трубку! Дай-ка мне лучше нож, не то мы и до завтра не закончим.

Ага, так Жюли и разогналась уступить мне нож. Хочешь не хочешь, пришлось строгать весло.

Тут приплёлся Эдди. Эдди-Кузнечик, или Эд-очкарик, мой лучший друг. Эд на год старше меня и на ладонь выше, но он такой худосочный, что, когда мы дрались, я всегда укладывал его на лопатки. Светлые волосы Эдди напоминали торчащие волокна сахарного тростника, а старые очки были связаны за дужками бечёвкой. В байу ни у кого, кроме Эда, вообще не было очков — его отец, доктор, специально ездил за ними аж в Новый Орлеан.

— Что-то скверно я себя чувствую, — простонал Эдди, усаживаясь на пень рядом с Титом. — Наверное, у меня температура.

У Эдди вечно поднималась температура. И он вечно плохо себя чувствовал, иногда даже бредил — и говорил, что в такие мгновения он слышит голоса болота и понимает тайный язык зверей. Ясное дело, сплошные враки.

Как бы то ни было, если Эдди говорил, что у него температура, никто и ничто не могло заставить его взяться за работу, поэтому мы с Жюли молча переглянулись и продолжали работать сами. На отделку ушло ещё несколько часов, зато до заката каноэ было готово. Вот она, лучше некуда — гладкая красавица лодка, которая по скорости могла заткнуть за пояс хоть межокеанские корабли, это уж точно.

Так как постройка каноэ — целиком моя заслуга, мне и следовало первым спустить его на воду, но Жюли почему-то и слышать об этом не хотела, и Эдди тоже, а Тит так вообще неизвестно зачем уже залез на борт, и выпихнуть его оттуда не было никакой возможности.

Тогда мы решили, что спустим каноэ на воду все вместе, и стали отталкивать его от берега. Каноэ держалось на воде просто отлично, даже чуть выше предполагаемого, и мы все вскочили в него друг за дружкой. Я пристроился стоя и начал медленно грести, стараясь не врезаться в редкие островки и стволы деревьев, словно растопыренные пальцы, неожиданно поднимавшиеся из застоялой воды.

День стоял душный и жаркий, солнечные лучи застревали среди листвы и раскрашивали болото изломанными тенями. Я продолжал грести, пока Убежище не исчезло из виду, и лишь затем, уставши, присел, чтобы разжечь давешнюю трубку.

— Давай сюда, — сказала Жюли. — Как-никак табак-то мой.

— Я не буду, у меня температура, — вставил Эдди.

Пока Жюли разжигала трубку, я насадил на удочку свою фирменную наживку на рыбу-призрак, которую сам и смастерил, и поверьте, она была куда лучше, чем фирменные крючки из Каталога.

— Осторожно, — предупредил Эдди. — Эта часть байу опасна, я слышу странный шёпот.

— Опять враки, — бросила Жюли.

— А вот и нет. Из воды доносится зловещий шёпот, бормотание и свист. Можете мне поверить, это мокасины, их тут сотни.

Водяные мокасины — это болотные гадюки, и очень ядовитые: один их укус может укокошить насмерть любого. Но в то, что их тут сотни, я, конечно, не верил, да и вряд ли эти твари повелись бы на мою наживку. А вот на стеклянного сома она в самый раз, и поздоровее бы!

Я забросил поплавок и устроился поудобнее, перекидываясь байками с остальными. Эдди рассказал, что этой ночью у мадам Бушер начались схватки и она родила девочку, только та оказалась с шестью пальцами на левой руке, что было дурным знаком. В жизни не встречал никого, кто так охотно верил бы всяким глупостям, как Эдди-Кузнечик!

Жужу похвасталась, что едва не поймала гигантскую черепаху, которая чуть не оттяпала ей ногу. Скажи это любая другая девчонка, я бы не поверил ни единому слову, но Жюли я знал хорошо, и если она сказала, значит, так оно и есть.

Тут удочка дёрнулась и чуть было не упала в воду, но я вцепился в неё как раз вовремя.

— Клюёт! — завопил я. — Да это сущий монстр, во как тянет!

Эдди, желая помочь, подскочил ко мне, но я велел ему сидеть и не дёргаться — ещё перевернёт каноэ, и вывалимся все в воду. Враки враками, а болотные мокасины тут и правда могут водиться. Сам я покрепче упёрся в лодку широко расставленными ногами, стиснул удилище и приготовился к долгой борьбе. Гигантский стеклянный сом, как пить дать! Самый огромный из всех, что попадались на этом берегу байу.

Увы, я ошибался. Наживка оказалась на поверхности после первого же рывка, а на крючке вместо огромной рыбины болталась грязная и дырявая жестяная банка.

— Фу, да это просто жестянка от томатной пасты, закинь её подальше, — сказал Эдди.

— Дурак, — тут же ответила ему Жюли, — мы можем сделать из неё фонарь для Убежища.

— Точно, и будем приходить по ночам, — поддержал я.

— Но по ночам здесь черти шастают! — воскликнул Эдди.

— Опять врёшь, — не сдавалась Жюли.

— А вот и нет! Они бродят по болоту, как голубые огоньки!

Похоже, разгоралась ссора, но маленький Тит что-то промычал, протянул руку и первым ухватил жестянку. В ней что-то звякнуло.

— Дай-ка взглянуть, — сказал я.

Выхватив банку из руки Тита, я вывалил её содержимое на дно каноэ. Сперва оттуда вылилась вода вперемешку с илом, потом вывалились три монеты. Три долларовые монеты, блеснувшие на солнце, словно три крошечные искры.

— Три доллара! — воскликнул Эдди и протянул руку.

Я тут же врезал ему в плечо, и он чуть не упал в болото.

— Не лезь, — предупредил я. — Это я их выловил!

— Но удочка же моя!

— Зато наживка моя!

— А каноэ общее, — вмешалась Жюли. — И если бы не я и не Тит, то вы бы давно выбросили эту банку вместе с монетами.

Мы смотрели на сияющие монеты, пока не начало резать глаза.

— Каждый может взять по монете… — пробормотал Эдди.

— Но монет всего три, а нас четверо, — заметил я. — Хотя Жюли и Тит все равно родственники.

— За доллар можно, конечно, купить что-то стоящее, — задумалась Жюли. — Но три доллара — это уже настоящее богатство! Я считаю, мы должны все вместе решить, на что их потратить!

— Держу пари, что за три доллара мистер Траверт продаст нам половину своей лавки, — выдохнул Эдди. — Вот уж набью живот ирисками, пока не лопну!

— Можно пойти к мистеру Фаброну и купить поросёнка, — предложил я. — Держать его в Убежище и кормить объедками. А как разжиреет — продать и купить ещё трёх-четырёх. Да мы устроим настоящую ферму! И лет через пять разбогатеем!

— Но пять лет — это уйма времени, — возразил Эдди. — А вдруг поросёнок заболеет и умрёт?

— Я умею обращаться с животными, — запротестовал я. — Кто ходит к Фабронам помогать по хозяйству?

— Но это не значит…

Пока мы спорили, Жюли молча рассматривала монеты. Потом вдруг улыбнулась, собрала их и сжала в кулаке.

— Я придумала! — воскликнула она.

— Что?

— Каталог! Мы можем купить что-нибудь из Каталога.

 

2. Дровяная кухонная плита

Когда говорят о Каталоге, то каждому ясно, что речь о ЗНАМЕНИТОМ КАТАЛОГЕ «УОКЕР&ДАУН»: «САМЫЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ! ПОТРАТЬ СВОИ ДЕНЬГИ С УМОМ! ВОЗВРАТ ГАРАНТИРОВАН!»

Если верить рекламе, это вторая по популярности книга в Америке после Библии, но как по мне, так даже и первая, потому что в наших местах ведь мало кто умеет читать, а в Каталоге хоть рисунки есть.

И что за рисунки! Две тысячи страниц всевозможных вещей и предметов, и на каждую — отдельный рисунок, будто вещь эта прям вживую у тебя перед глазами.

В Каталоге продаются пуговицы, медикаменты, молотки и аграрные инструменты. Телеги. Лошадиные сёдла. Драгоценности и часы, платья и шляпы, дамские туфли. Ружья. Рыболовные снасти. Целебные мази. Боксёрские перчатки. Полный набор инструментов для постройки дома. Стоит лишь подумать о чём-то, о чём угодно, и можно быть уверенным, что эта вещь найдётся в Каталоге, а к ней и рисунок, две строчки описания и, конечно, цена.

Мистер Фаброн говорит, что много лет назад по Каталогу можно было купить даже африканских рабов, но как по мне, так это он шутит: всем известно, какой он зубоскал, и потом, не думаю, что мне было бы приятно заказать Тита из какого-то Каталога. Хотя, может, и наоборот: я немедленно бы его выкупил, лишь бы они с Жюли снова были вместе.

Короче, для нас, ребят из банды, Каталог — точно чудо из чудес. Его присылают в каждый дом примерно в начале года, и для нас это праздник чуть ли не похлеще Рождества. После ужина мама садится в кресло-качалку с Каталогом на коленях и внимательно рассматривает каждую картинку. Палец её движется по странице, и, когда он замирает на чём-то, что кажется ей интересным, мама спрашивает:

— Те Труа, что здесь написано?

И тогда я послушно читаю описание.

— А сколько стоит?

Я озвучиваю цену. Мама улыбается и замолкает, но палец вновь медленно ползёт по странице, словно она уже забыла о той вещи, про которую спрашивала.

Лишь один раз, один-единственный, палец остановился на одном месте и задержался там надолго. Это случилось два года назад, когда наша старая печка треснула и из трещины вывалилась кучка горящих углей, которые чуть не спалили весь дом. Печку пришлось выбросить, и сначала мы пару недель мёрзли, но потом так похолодало, что мой младший брат, Те Синк, заболел: у него поднялась температура, и он мог даже умереть. В общем, не то что температура у Эдди. Тогда мама решила купить новую печку и много вечеров подряд заставляла меня перечитывать ту страницу Каталога, где они были нарисованы, бесконечно переспрашивала цены и характеристики и всё качала головой. На следующий вечер всё повторялось.

Самая дешёвая печка стоила пять долларов семьдесят пять центов плюс расходы на пересылку — в итоге выходило больше семи долларов. Мама отправилась в посёлок с Ниной, нашей лошадью, и, когда вернулась, Нины с ней больше не было, зато она принесла деньги на печку. Конечно, мне было жаль Нину — она была отличной лошадью, и с тех пор мне и Те Ду пришлось таскать тележку вместо неё, но что поделаешь — печка зимой нужнее.

Кажется, я немного сбился. То есть я хотел сказать, что Жюли это здорово придумала: если надо решать, как потратить наши три доллара, то лучше Каталога ничего не найти. Точка.

Я повернул каноэ назад и начал быстро грести в сторону Убежища. Вместе мы вытащили лодку на берег и накрыли её ветками и тростником, чтобы спрятать от чужих глаз. А то кто знает.

Потом вырыли яму в земляном полу Убежища и закопали там наши три доллара, хорошенько затоптав это место. Теперь бегом домой — я впереди, нащупывая тропу среди зыбучих песков, за мной Жюли с Титом и последним Эдди. Как обычно, я распрощался с друзьями на перекрёстке после Трухлявого моста.

Эд жил в посёлке, где у его отца была своя амбулатория, а Жюли с Титом — в хибарке позади плантации Маккоя, и если честно, то лучше бы они переселились в наше Убежище, такое это было скверное место.

Я вернулся к себе домой. Нас в семье пятеро: мама, Чак — мой старший брат, вторым идёт Те Ду, потом я и ещё Те Синк. Отец умер, когда я был совсем маленьким, и я его плохо помню. А вот Те Катр родился через год после меня, но тоже умер, когда я ещё даже ползать не начал, поэтому его я совсем не помню, но мама настояла на том, чтобы имя осталось при нём, поэтому моего следующего брата, пятого ребёнка в семье, называли Те Синком.

В общем, у нас одни мужчины в семье, кроме мамы, конечно, поэтому она частенько называет нас «моя маленькая армия». Мне это нравится, только бесит, что она имеет в виду и Чака тоже, который вечно ничего не делает, а только и горазд, что бахвалиться на всю округу да раздавать подзатыльники направо и налево.

Когда я добежал до дома, Те Синк во дворе возился в грязи, а Те Ду как раз кормил скот и позвал меня на помощь. Я не очень-то хотел ему помогать, но Те Ду поманил меня пальцем и сказал:

— Тебе же лучше будет.

— Это в каком смысле? — не понял я.

Те Ду не ответил, только криво ухмыльнулся.

— Ты где сегодня был?

— У Фабронов, — тут же выдал я. — Помогал с сараем.

— А-а, устал, небось?

— Ну да.

— Так я тебе и поверил.

Те Ду уже стукнуло пятнадцать, и по росту он почти догнал Чака, но в отличие от нашего старшего братца Те Ду был славным парнем, и всё, о чём он думал, можно было прочесть у него на лице. В придачу он совсем не умел врать.

— Случилось что? — дошло до меня наконец.

Те Ду вздохнул, вылил в корыто полведра каши, и свиньи в загоне тут же начали толкаться и кусаться, чтобы добраться до еды первыми, будто им жареную индейку подали!

— Иди-ка ты лучше к маме, — снова вздохнул Те Ду. — Она давно тебя дожидается.

Когда он так говорил, вырвать у него какое-то объяснение было так же трудно, как заставить рыбу залезть на дерево. Поэтому я оставил Те Ду со свиньями и поднялся на веранду. И даже не забыл вытереть грязные ноги о тряпку перед дверью.

Мама перемешивала в котле рыбный суп — мой любимый! В кухне стояла ужасная духота. На стенах был всюду налёт из жирных пятен, над деревянным столом — туча мух, которые вели схватку за крошки не хуже давешних свиней.

Увидев меня, мама подняла голову и откинула с глаз прядь волос. С тех пор как умер отец, она всегда одевалась в чёрное, а из-под закатанных рукавов виднелись такие мускулы, что она могла бы потягаться в «железную руку» даже с мистером Дюбуа, нашим местным силачом.

— А, вот и ты, — сказала мама.

— Прости, что так поздно, мы немного задержались с работой…

— А как там Мишель?

Мишель был младшим сыном Фабронов.

— Нормально. Мы провозились с крышей весь день, да ещё на такой жаре…

Мама взглянула на меня. Всего на мгновение. И в это самое мгновение я понял: что-то не так.

— Ах, вот как? — заметила она. — Что ж, я рада, что Мишель уже может лазать по крышам. Не думала, что он так быстро поправится…

Теперь я совершенно точно знал, что что-то не так.

— В три часа мистер Фаброн заходил к нам, — продолжала мама, — чтобы одолжить бричку. Мишель упал с лестницы и сломал ногу, его нужно было срочно везти в посёлок к доктору Брауну.

Отцу Эдди.

— И знаешь, что самое странное? Сарай Фабронов, оказывается, не нуждается ни в какой починке… А когда мы приехали в посёлок — я, конечно же, отвезла их самолично, — доктор Браун уже обегал всю округу в поисках Эдварда. Он спросил меня, не отправились ли вы снова на байу играть в ваши глупые игры… Ты же знаешь, как там опасно!

Я так глубоко вздохнул, что вздох этот отозвался в пальцах ног щекоткой…

— Прости, мам.

Мама была темнее, чем её чёрное платье.

— А не хочешь ли ты поведать мне, чем занимался весь день, вместо того чтобы помогать Фабронам?

— Мы с Эдди гуляли, — признался я. — Ловили рыбу.

— И где же ваш улов? Может, добавим его в суп?

Конечно, у меня не было с собой ни рыбёшки: выудив наши три доллара, мы тут же вернулись в Убежище.

Мама покачала головой:

— Те Труа, ты ведь уже не маленький…

Я прекрасно знал, чем всё это закончится, и, если честно, нисколечко не желал это выслушивать, потому что каждый раз, когда мама так мрачнела, у меня сжималось сердце. Поэтому я молчал, понурив голову, пока она меня отчитывала, и в конце концов мама сказала, что я отправлюсь спать без ужина, а то ведь, наверное, мы с Эдди уже слопали кучу рыбы. И что будет ещё лучше, если с этого момента я стану вести себя как полагается.

Я так проголодался, что мог бы запросто выхлебать весь котелок, ещё бы и вылизал его в придачу, но я лишь вздохнул и молча поплёлся в свою комнату. Что ж, сам дурак — пару рыбёшек мог бы и прихватить для мамы.

Наша комната на втором этаже, она совсем маленькая, но спим мы там вместе с братьями. Только у Чака есть собственная комната, потому что он самый старший. Так что мне редко выпадало побыть одному, когда никто не путался под ногами.

Я плотно прикрыл дверь и на всякий случай привязал ручку бечёвкой. Потом вытащил из-под матраса деревянную шкатулку — я сам смастерил её прошлым летом. Там я прятал самые ценные сокровища: наконечник индейской стрелы, который я нашёл в байу, беличью лапку, перо морского орла и кусочек гравированного дерева. Некоторое время я перебирал это богатство, но из головы никак не шли три доллара и всё, что мы могли бы на них купить.

Тут внизу мама зазвонила в колокольчик, и я услышал, как братья собираются к ужину. Голос Чака заглушал все остальные — он спросил, где я, и, конечно, не упустил случая сообщить всем, какой же я лентяй и бездельник. Но мне до одного места, что обо мне думает Чак. Я снял бечёвку, осторожно приоткрыл дверь, чтоб не скрипела, и на цыпочках пробрался в мамину комнату. Посереди стояла большая кровать, на которой они раньше спали с отцом, а рядом, на комоде, лежали мамин ночной чепец, огрызок свечи и Каталог.

На обложке Каталога изображён большой глобус, вокруг которого на всех парах летит паровоз. А обложка довольно помята, потому что мы просматриваем Каталог каждый вечер, прежде всего, конечно, мама.

В мгновение ока я схватил Каталог, укрылся с ним в своей комнате, растянулся на кровати и принялся листать страницу за страницей. В нём красовались серебряные ложки, которые привели бы маму в восторг, и всякие непонятные штуки, как, например, электрический реостат. Фортепиано стоило пятьдесят долларов, а скрипки продавались по два. Книжек же было так много, что мой дружище Эдди свихнулся бы от зависти.

В Каталоге продавались перья, чернильницы и другие школьные принадлежности (пустая трата денег!), велосипед за восемь долларов (эх, будь у меня столько…). Нескончаемые складные ножики, один лучше другого. Кресла цирюльника, как у мистера Флинча. Фонари. Свёрла. Воротнички и манишки. И…

Клянусь, на мгновение у меня остановилось сердце. Потому что я нашёл то, что искал. Идеальное приобретение. И стоила эта вещь немногим меньше трёх долларов, которые как раз имелись в нашем распоряжении.

 

3. Полицейский револьвер

По ночам на болотах полно привидений. Деревья словно становятся выше, длинные тени тянутся до самого неба, а лианы колышутся на ветру, словно гигантская паутина. Грязь и вода сливаются в единую гладкую поверхность — блестящую, как стекло, и опасную, точно капкан. Вокруг раздаются странные звуки, крики зверей, звон комаров, зловоние гнили и дыхание хищников.

Как по мне, так всё это детские сказки, и никаких привидений нет. Только такой дурак, как Эдди, верит в разные глупости. Но по ночам в болотах и правда опасно, и тот, кто этого не понимает, ещё больший дурак, чем тот, кто верит в привидения.

Я выскользнул из дома, когда все уже спали, — просто перемахнул через окно и спустился по карнизу. Те Синк проснулся как раз в тот момент, когда я залез на подоконник, но промолчал — знал, что иначе ему от меня влетит. А Те Ду — его и из пушки не разбудишь.

Сжимая в одной руке потушенный фонарь, а в другой — Каталог, я побежал в темноту. Последние два дня я только и делал, что постоянно листал Каталог и выучил его чуть не наизусть, но в голову то и дело возвращался тот предмет, что попал мне на глаза в первый вечер, когда мама отправила меня спать без ужина. А всё из-за этой истории с Фабронами!

Нынче после обеда Эдди удалось освободиться, и он заскочил к нам на ферму, чтобы оставить мне записку. В записке синими чернилами было выведено всего три слова: «Ровно в полночь».

Болота начинались сразу после перекрёстка — дальше надо было идти средь высокого, по грудь, бурьяна и невидимых в зарослях прудов. Луна светила где-то далеко, за деревьями. Какой-нибудь раззява сразу зажёг бы фонарь, но я-то знал, что как раз этого делать и не следует. При свете фонаря отличить твёрдую землю от зыбучих песков сложно, и можно запросто упасть в воду и навсегда сгинуть в болоте. К тому же свет может привлечь хищников, и если привидений не существует, то змеи тут уж точно есть, можете поверить мне на слово.

Я начал было насвистывать для храбрости, но каждые два шага свист так и замирал в горле, хоть зрение в ночи у меня отличное, что у рыси, но болота в темноте — это вам не шуточки. Внезапно мне почудился какой-то шум, похожий на приглушённый крик, и среди деревьев зловеще зашуршало и промелькнуло что-то белое.

Ноги мои вросли в землю, я и шагу ступить не мог от ужаса. Белое нечто то появлялось, то исчезало. Тогда я понял, что оно приближается, и снова почувствовал ноги. Я припустил к Трухлявому мосту, фонарь колотил меня по боку, а Каталог шуршал всеми двумя тысячами страниц.

Призрак, призрак, призрак!.. Сердце выскакивало из груди. Тремя скачками я оказался на Трухлявом мосту, и в этот миг чудовище бросилось на меня и повалило на землю. Я наугад заехал куда-то кулаком, и оно заголосило.

Голос у призрака был точь-в-точь как у Эда. Белая простыня упала на землю, и под ней оказался не кто иной, как мой дружок Эдди, только очки его криво сползли на нос. В ярости я врезал ему ещё разок и пнул ногой в придачу — будет знать, как устраивать идиотские розыгрыши. В ответ Эдди принялся было царапаться, как девчонка, но понял, что за это огребёт ещё больше, и заныл, как всегда, когда ему доставалось:

— Я не хотел тебя напугать…

— Врёшь! — рявкнул я в ответ. — Именно этого ты и хотел — устроить мне нарыв сердца!

— Неправда. Я вступил в контакт с болотом, и его дух велел мне изгнать чужаков…

— Глупости, никакой я не чужак.

— Ясное дело, но дух ведь этого не знает.

Может, Эдди был даже прав, но меня дико взбесило, что я, как придурок, попался на его удочку. Хотя… теперь мы можем провернуть эту шутку с Жужу!

Мы притаились за стволом дерева и стали ждать, но ни Жужу, ни Тит так и не появились. Потом нам совсем надоело так сидеть, мы перешли мост, пробрались через зыбучие пески и подошли к Убежищу. Из-под деревянной двери просачивался свет. Жужу давно была там. Тит спал, свернувшись калачиком в углу, как сурок. Жюли сидела на перевёрнутом ящике перед зажжённой свечой, подперев голову руками.

Только я вошёл, как сразу понял: что-то не так. Во-первых, Жужу не поздоровалась, а лишь молча взглянула на нас исподлобья. Во-вторых, на шее у неё красовался синяк, точно к ней присосалась большая пиявка. И это точно был не тот синяк, который проступает, если вдруг свалишься с дерева или споткнёшься на лестнице.

Я хорошо знал Жюли и давно зарубил себе на носу, что в таких случаях лучше не задавать ей вопросов. А вот Эдди смекалкой не отличался. Он поправил очки, пригляделся и воскликнул:

— Эй, Жюли, что это с тобой приключилось?

Хуже не придумаешь. Сейчас Жужу покажет ему, что почём. Но Жужу лишь долго так посмотрела на Эдди и коротко ответила:

— Ничего.

— Как ничего? Да на тебе лица нет, и, похоже, тебя кто-то…

Но тут он заткнулся — мой друг хоть иногда и простоват, но сердце у него доброе, он и букашки не обидит. Я кашлянул и вытащил Каталог из-под рубашки. После нашей возни на Трухлявом мосту он весь испачкался в грязи, но в тот момент мне было начхать на грязь.

— Смотрите, что я нашёл, — сказал я.

Мы с Эдди подсели поближе к свече, и я мельком бросил взгляд на Жюли, на её потемневшие глаза, холодные, словно чёрные камушки. Может, это мать её так? Или… кто-то из тех мужчин, что частенько захаживают в хижину на окраине? Лучше ничего не спрашивать, потому что одно дело синяк, который виден, а ведь бывают такие раны, от которых не остаётся ни синяков, ни других следов, однако они-то как раз болят сильнее всего. Поэтому я молча распахнул Каталог, прикрыл рукою страницу, чтоб они сразу не увидели, что же это я выбрал, и объявил:

— Я придумал, как нам потратить наши три доллара.

— Как? — Эдди уже попытался было отодвинуть мою ладонь, да ведь я не дурак, я не позволю ему испортить сюрприз. Я ухмыльнулся и выдал:

— Мы купим полицейский револьвер! — И, убрав руку, я гордо продемонстрировал объявление из Каталога.

«Полицейский револьвер двойного действия с автоматическим взводом. 38-й калибр, нарезной ствол. Надёжен и точен. Легко разбирается на части».

Пистолет стоил чуть меньше двух долларов, так что у нас оставались деньги на патроны и пересылку. И может, даже несколько центов на ириски из магазина мистера Траверта. Я уже так и видел, как иду по главной улице с пистолетом за поясом, как настоящий шериф. В воскресенье я дождусь, пока Донни-Красавчик выйдет из церкви в своей новой франтовской шляпе, и — БУМ! — одним выстрелом собью её у него с головы! Вот все вокруг примутся хохотать, а Бекки, которая глаз с него не сводит, отныне будет смотреть только на меня, и…

— А зачем нам револьвер? — спросил Эд.

— Как это? — не понял я. Даже Эдди-Кузнечик был не настолько глуп, чтобы задавать такие идиотские вопросы.

— Ведь у тебя дома уже есть ружьё, верно? А ружьё стреляет куда дальше…

— Да ты только подумай своей башкой! — немного обиженно воскликнул я. — Ты знаешь, кто такой Билли Кид? А Джесси Джеймс? А Бутч Кэссиди?

Глаза Эдди за стёклами очков расширились и сделались как блюдца.

— Преступники? — неуверенно предположил Эдди.

— Это самые знаменитые бандиты Дикого Запада! — возмутился я. — И они, по-твоему, ходят с ружьями? Да ни разу! Ружьё — оно у любого фермера есть. А у преступников — револьверы!

Эдди задумчиво почесал за ухом:

— Я, право, не знаю, что там у преступников, но, если честно, когда надо попасть в цель, всё же лучше ружьё. Индеец Джо однажды подстрелил из ружья медведя. А ты вот попади в медведя из револьвера!

— Ясное дело, поэтому на охоте и используют ружья. А преступники — они все вооружены револьверами, так героичнее! Если у нас будет револьвер, мы тоже станем героями!

— Но я бы не хотел быть преступником… — уже не так уверенно протянул Эдди.

— Вот поэтому мы и купим полицейский револьвер! — вздохнул я. — В объявлении же всё ясно сказано!

Эдди всё ещё сомневался, и мне пришлось убеждать его, что в нашем посёлке нас точно назначат шерифами и, само собой, дадут звезду. Все станут смотреть на нас с уважением, и у нас будет море приключений, мы покроем наши имена славой, как герои тех журналов за один пенни, которые мы случайно нашли в бумагах отца Эдди.

Жужу всё молчала, потом вдруг подняла голову.

— Я согласна. Уж я-то знаю, на что сгодится револьвер, — сказала она.

В это мгновение Тит громко зевнул из своего угла, словно тоже давал своё согласие, и таким образом решение было принято. Оставалось лишь сделать заказ, а это тоже дело нешуточное. Не можем же мы просто так заявиться к почтальону и вручить ему письмо. Он ведь тотчас всё разболтает родителям, и крышка нашим мечтам. Или, чего хуже, мистер Куинау может заметить, что в конверт вложены монеты, откроет его и присвоит наши деньги.

В общем, стоило хорошо пораскинуть мозгами, ведь второго такого шанса могло и не представиться. Мы провели всю ночь, отбрасывая идею за идеей, пока, наконец, не придумали план действий.

Из нас четверых Эдди лучше всех умел читать и писать, а уж бумаги и чернил у него дома было навалом, так что порешили, что он и напишет письмо — только аккуратно и без ошибок, точнёхонько указывая номера заказов для револьвера и для патронов.

Жужу взяла один из трёх долларов и отправилась покупать почтовую марку. Из всех нас только она могла ходить куда вздумается, не переживая, что на неё косо посмотрят, — наверное, потому, что на Жужу всегда смотрели косо. И потом, никто бы не удивился, завидя у неё в руках целый доллар, — дружки матери иногда подкидывали ей деньги, и Жужу покупала на них всякое разное для хозяйства.

Оказалось, что на один конверт нужно целых три марки. На одной был нарисован пароход, а на двух других — поезд, мчащийся во весь опор в клубах дыма. Эти марки так нам понравились, что на мгновение мы даже подумали: а не бросить ли к чертям затею с пистолетом и не купить ли на все деньги почтовых марок?

Когда всё было готово, пришла моя очередь, и, как всегда, мне досталось самое трудное. Я вложил письмо и полдоллара на пересылку в конверт, наклеил на него марки и приготовился к «передаче заказа».

Мистер Куинау развозил почту по фермам раз в неделю: рано утром он выезжал из посёлка на своей бричке и не спеша объезжал окрестности, вручая почту получателям и собирая письма для отправки в центральный почтовый офис в Новом Орлеане. Примерно в час дня почтальон останавливался на обед на одной из ферм, чаще всего у Фабронов или на хлопковой плантации Лафонтенов. По вечерам он отправлялся в бар пропустить стаканчик-другой и после нескольких стаканов виски уже не проверял адреса на каждом конверте, а просто собирал почту в мешок и передавал с дилижансом в Новый Орлеан.

Конечно, в любой момент что-то могло пойти не так, но выбора у нас не было. Если мы хотели заполучить револьвер, то приходилось идти на риск. В назначенный день я смылся из дома, пока никто не видел, сломя голову побежал в посёлок и залез на высокий кипарис, росший у дороги. Завидев, что мистер Куинау поворачивал бричку налево, я понял, что сегодня он поедет окружной дорогой, а значит, заедет к Лафонтенам. Я помчался в ту сторону и залёг в засаде вблизи хлопковой плантации.

На самом деле я надеялся, что почтальон остановится на обед у Фабронов — там я был за своего, и собаки хорошо меня знали. Оставалось убедить себя, что всё и так пройдёт как надо.

Я спрятался среди хижин чернокожих, работавших на плантации, поболтал с женщинами, они угостили меня куском дыни. Когда почтальон вошёл в дом обедать, я вскочил в бричку и сунул наш конверт в сумку, спрятав его среди других писем.

Готово! Довольный, веря в успех нашего предприятия, я вернулся домой, где мама закатила мне настоящий концерт, потому что я опять исчез неизвестно куда. Тем же вечером в Убежище я гордо сообщил друзьям, что дело в шляпе и что нам не остаётся ничего другого, как ждать.

И мы стали ждать.

#i_008.jpg

 

4. Топорик Миссури

Примерно тогда и произошло убийство мистера Дарсли.

Эдгар К. Дарсли был заключённым, то бишь преступником, которого полицейские сцапали и засадили в тюрьму. Он наверняка натворил что-то ужасное, потому как судьи дали ему пожизненный срок. Но однажды ночью Дарсли всё-таки сбежал из тюрьмы, где просидел уже несколько лет.

Мастерски он провернул это дело, уж вы мне поверьте. Неизвестно как, но мистер Дарсли раздобыл длинный гвоздь и воткнул его прямо в горло стражнику. Пока тот барахтался на полу, Дарсли схватил ключи и бросился во двор тюрьмы, нырнул в люк канализации и исчез в подземной клоаке Чикаго, что твоя крыса. Правда, копы тут же забили тревогу и помчались по следу. Через несколько часов его труп уже нашли в заброшенном переулке: кто-то прикончил мистера Дарсли, не дав ему насладиться вновь обретённой свободой.

Понятно, что в те времена ни я, ни мои друзья и слыхом не слыхивали о каком-то там Дарсли, ничего не знали о Чикаго и вообще. Но в каком-то смысле именно той ночью и начались наши приключения. И если бы мистер Дарсли сидел себе спокойно в камере, то прожил бы куда дольше, а я знай себе только и думал бы что о каноэ да о том, как здорово мы поплаваем на нём этим летом.

Ан нет — мистер Дарсли сбежал, его уложили тремя пулями в самое сердце, а за этим убийством потянулось и всё остальное. Как любил повторять преподобный Томпсон в воскресной школе, прошлого не поворотишь. Вот почему следует заранее хорошо подумать, ведь разбитую вазу уже не склеить.

А пока я, Эдди, Жужу и Тит ждали. Мы знали, что пройдёт какое-то время, прежде чем наш заказ попадёт в офис компании «Уокер&Даун» — это как раз те, что выпускают Каталог. Но мы не предполагали, что времени понадобится так много.

Через неделю мы с Жюли чуть ли не по пятам бегали за мистером Куинау, пока он развозил почту. Но завидев, что он и не думает поворачивать на дорогу, что ведёт к нашей ферме, так огорчались, что у нас чуть сердце не разрывалось.

Ещё через неделю дело стало хуже. Мама навалила на мои бедные плечи совершенно непосильное задание — помогать Чаку и Те Ду строить загон для гусей, а так как я был самым младшим из них, те разобрали себе самое интересное (пилить и строгать доски), а мне только и оставалось, что быть на побегушках — сгоняй туда, подай то да сё: топор, молоток, гвозди. И когда внезапно показался мистер Куинау, причём совсем рано, ещё до обеда, и объявил, что для нас почта, то я бросился к нему со всех ног, чтобы перехватить пакет до того, как кто-нибудь заметит почтальона, но мама уже вышла из кухни. Слава богу, это была не посылка из Каталога, а всего лишь письмо от тётки Анны, что жила в Батон-Руж, и мне пришлось долго читать его маме, а потом ещё полдня писать длинный и нудный ответ.

На третьей неделе мы решили, что уже пора, но мистер Куинау так и не объявился, и на четвёртой тоже, а на пятой привёз ответ от тётки Анны.

— Как по мне, так старый орангутанг нас надул, — поделился я своими подозрениями с Эдди и Жужу.

Стоял полдень, мы рыбачили на берегу байу, опустив ноги в воду. Такой жаркой весны уже давно не бывало. Тит играл неподалёку с разноцветными камушками. Он сгрёб их в кучу и раскладывал на земле по очереди: сначала один, потом второй. Затем добавлял ещё два, три, пять, восемь и так далее. Потом он снова собирал все камни в кучку, недоумённо глядел на них, что-то мяукал по-своему и начинал по новой в том же духе.

— Невероятно, — заметил Эд. — Не зная твоего брата, можно подумать, что он умеет считать.

— Может, он и умеет, — отозвалась Жужу. — Кто его знает, он ведь почти не говорит.

Я шлёпнул по воде ногой, поднимая сверкающие брызги.

— По мне, так он и вовсе не говорит. И вообще, вы меня слышали? Этот хитрюга почтальон обвёл нас вокруг пальца. Небось заметил письмо, которое я подложил в сумку, и сунул себе в карман наши полдоллара, вместо того чтобы отправить их в Новый Орлеан.

— Да ну, — помотал головой Эдди, покусывая травинку, точно сигару. — Это противозаконно. Почтальоны обязаны исполнять свои обязанности, иначе их и арестовать могут. Мой отец говорит, что именно почта сплотила воедино нашу великую нацию.

— Но это ведь не простое письмо, так? — сказала Жужу. — Мы ведь не вручили его из рук в руки, а просто сунули в сумку. Может, в таком случае почтальон имеет право открыть письмо и оставить деньги себе.

— Как хотите, а я завтра устрою ему ловушку! — заявил я. — Подкараулю его в полях, потрясу за грудки, и пусть выкладывает наш пистолет.

— Ага, разбежался! — прыснул Эдди.

— Это ещё почему?

— Потому что Куинау хоть и старый, но посильнее нас. Он тебе таких тумаков отвесит! А твоя мама ещё и добавит, когда всё узнает.

Я призадумался. Получить по шее от мамы или, чего хуже, от Чака мне вовсе не хотелось.

— Тогда мы устроим засаду все вместе! Жужу остановит бричку, я спрыгну с дерева и вырву поводья. А ты, Эдди, набросишь ему на голову мешок, чтобы он нас не увидел…

— Но если я буду набрасывать ему на голову мешок, он увидит меня! — запротестовал Эдди.

Вот вечно Эд увиливает на самом интересном месте. Жюли вдруг вскочила:

— Тит, а ну сюда! А вы оба — прочь из воды!

Я прищурился и разглядел в одном броске от нас средь солнечных бликов и изломленных теней байу, как расходится надвое зеркальная гладь, оставляя позади длинный след. Скоро показались и полукруглый изгиб лба, ноздри и длинная морда. Аллигатор.

Мы отошли подальше, Жюли взяла Тита за руку. Вообще-то аллигаторы в большинстве своём славные твари, питаются мышами и змеями и никого не трогают, если, конечно, совсем не изголодаются. Тут я заметил, что это самка, и довольно крупная, а был как раз сезон гнездования, и уж поверьте мне на слово, аллигаторше, что защищает своё потомство, лучше не попадаться на глаза.

— Как по-вашему, у неё здесь гнездо? — прошептала Жюли.

— Точно, так и есть! — приглушённо воскликнул Эдди. — Мне ещё раньше слышались какие-то звуки. Уверен, это крокодильи яйца пытались заговорить со мной и предупредить, чтобы мы были осторожны.

Я едва сдержался, чтобы не врезать ему в ухо, — сейчас не время говорить всякие глупости!

— Думаю, надо пойти за ней и проследить, где гнездо. Если оно недалеко от Убежища, так лучше знать и держаться от него подальше.

Или, добавил я про себя, можно осторожно подойти к нему, когда мамаши-аллигатора нет, и украсть яйцо, а потом попробовать его высидеть и, когда родится малыш, кормить его и воспитывать. Тогда он решит, что мы его родители, и будет предан нам навсегда, как куры Спальдингов. Луис Спальдинг видел, как цыплята вылупляются из яиц, и с тех пор они бегают за ним повсюду.

Как бы то ни было, мы отправились за аллигаторшей вдоль берега и через некоторое время увидели, как она выползла из болота и заковыляла средь кустов неподалёку от зыбучих песков. Я хотел было пойти за ней, но услышал, как в горле у неё что-то хрипло шипит и клокочет, и решил, что, коль не хочешь лишиться ноги или ещё чего похуже, лучше к ней не приближаться.

— Ну и ладно, — сказал я. — Так как насчёт завтрашней засады? Вы со мной?

Все были согласны. Пораскинув мозгами, мы всё же решили, что нападать в открытую на мистера Куинау неразумно. Лучше действовать по-другому: под благовидным предлогом я останавливаю бричку у развилки Сен-Жуст и болтовнёй отвлекаю почтальона, а Жюли и Эдди в это самое время прячутся в повозке и в подходящий момент нападают на мистера Куинау со спины, ткнув ему меж лопаток ручкой метлы, которая точь-в-точь походит на дуло ружья. И требуют от него ответа, что стало с письмом. Тогда Куинау ни за что нас не заподозрит — подумает, что на него напала банда бродячих разбойников.

Сказано — сделано. В то утро я плотно позавтракал и улизнул из дома чуть свет под предлогом, что надо напоить скот. Сам же смылся с фермы при первой возможности. Не останавливаясь, я припустил в посёлок и, подбежав к развилке, заметил на ветке дерева красную ленту — знак, что Эдди и Жужу на месте и спрятались где-то в кустах. Я немного обождал, и вскоре послышался стук приближающейся брички. Я бросился на землю и принялся громко стонать, держась за ногу обеими руками. В какой-то момент я даже почувствовал настоящую боль.

Бричка приближалась, а я стонал всё громче и громче, словно с меня шкуру живьём сдирали. Острая галька на тропе так вдавилась в мой позвоночник, что вся спина ныла и горела, и от этой боли я даже заплакал, отчего мой спектакль только выигрывал.

— Что с тобой, парнишка? — спросил мистер Куинау, натягивая поводья старого жеребца.

Я ответил, что и сам не знаю, что упал с дерева и, видимо, сломал ногу. Мистер Куинау был добрым христианином — он сошёл с брички и оглядел мою ногу, потом почесал под шляпой морщинистый лоб и проговорил:

— А ты, случаем, не Те Труа, сын миссис Шевалье?

Да, ответил я, он и есть.

— Тогда погоди, я помогу тебе взобраться на бричку. Я как раз к твоей матери еду — везу ей почту.

— Почту? — переспросил я, мгновенно позабыв о мнимом переломе. — А что за почту?

— Посылку из Каталога мистера Уокера, — охотно ответил почтальон. — Сегодня утром пришла, с дилижансом. Оплата при получении — два доллара десять центов.

У меня заблестели глаза. Чёрт, ну почему у меня с собой не было денег!

И тут этот придурок Эдди и Жужу вместе с ним выскочили откуда ни возьмись (я даже не заметил, как они вскарабкались на бричку сзади).

— А вы откуда взялись? — завопил мистер Куинау, подскочив от неожиданности.

— Мы случайно с дерева свалились, — тут же выкрутилась Жюли.

— Кстати, у нас как раз с собой два доллара и десять центов, — заявил Эдди, вытаскивая деньги из кармана и демонстрируя их почтальону. — Вы могли бы передать посылку Те Труа нам и не ехать до самой фермы.

— Ха, вот это да! — хлопнул себя по колену мистер Куинау. — Откуда у тебя, интересно, два доллара, Эдди Браун? Или ты их украл?

Эд густо покраснел, но тут вмешалась Жужу и невозмутимо, как умела только она, ответила:

— Да ему отец дал, чтоб купить мешок риса и мешок сахара. И, конечно, велел принести сдачу. Но сейчас Эд запросто может уплатить за посылку, а когда мы принесём её на ферму, миссис Шевалье вернёт ему деньги, правда, Те Труа?

Я заверил, что всё так и есть, что мы как раз шли ко мне домой, и что мать уже приготовила ровно два доллара и десять центов, потому что ждала посылку, и что это очень любезно со стороны Эда — одолжить мне денег и избавить мистера Куинау от лишней дороги по такой-то жаре.

Старый почтальон совсем запутался в наших россказнях и только потел на жарком солнце — его рубашка уже покрылась влажными пятнами.

— Так ты разве не сломал ногу?

— О, наверное, я просто ушибся, всё уже прошло!

В доказательство я несколько раз подпрыгнул на месте.

Убедить мистера Куинау оказалось не так уж трудно — он и сам не очень-то хотел тащиться на ферму, ведь это большой крюк от его обычного маршрута, и в тот день ему надо было развезти много почты. Поэтому сначала он долго и обстоятельно наставлял нас, чтобы шли прямиком домой и не делали никаких глупостей, а потом сунул деньги в свой кошелёк, дал мне подписать какую-то бумажку, вручил нам пакет и отправился прямиком на плантацию Лафонтенов.

Никогда прежде я не видел ничего прекраснее посылки из Каталога: то была небольшая бандероль, упакованная в тёмную бумагу, с кучей цветных марок и фирменным штемпелем — большим глобусом, вокруг которого на всех парах летел паровоз. И рядом неизменный девиз: «САМЫЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ! ПОТРАТЬ СВОИ ДЕНЬГИ С УМОМ! ВОЗВРАТ ГАРАНТИРОВАН!»

Пакет оказался немного легче, чем я ожидал, и Эдди собрался было потрясти его и послушать, что там внутри, но я остановил его:

— Ты что, а вдруг он выстрелит? Ты забыл, что там пистолет?

— Так разве он заряжен?

— Кто знает!

Мы помчались к Убежищу, но Жужу настояла на том, чтобы заскочить домой и взять Тита, а потом мы зажгли все свечи, что нашлись в Убежище, хоть и стоял белый день. В такой важный момент нужна подходящая атмосфера.

— Ну, готово, — проговорила Жужу. — Кто будет открывать?

Естественно, открывать должен был я, тем более что на посылке стояло имя моей матери! Но Эдди возразил, что мы указали имя моей матери лишь потому, что я единственный живу в отдалении (мать Жужу вообще не получает почты), и мы долго спорили, а потом решили, что откроем посылку все вместе.

Правда, открывать что-то втроём не слишком удобно, тем более когда посылка обёрнута такой красивой бумагой, которую мы не хотели испортить, а потому старались размотать бечёвку и развернуть посылку так, чтобы не разорвать упаковку.

Внутри оказался картонный футляр, который был ещё красивее, чем почтовый пакет, и я почувствовал, что от волнения у меня по лбу уже стекает пот, и сдавленным голосом сказал:

— Ну, ребята, вот и наш револьвер.

И открыл крышку.

Только никакого револьвера в футляре не оказалось.

Там лежали часы.

Старые карманные часы.

 

5. Железнодорожный хронометр «American Company»

Я схватил пустой пакет и хорошенько потряс. Из него выпал пакетик поменьше, и по полу со зловещим позвякиванием покатились латунные патроны размером с мизинец. Больше в пакете ничего не было. Только старые карманные часы.

Эдди приподнял их двумя пальцами. Часы были явно ни на что не годны: серебряный корпус потускнел и был покрыт глубокими царапинами. На циферблате вместо цифр были лишь палочки да крестики, под ним циферблат поменьше — наверное, для секундной стрелки. Сверху, где когда-то крепилась цепочка, торчал заводной винт.

— Ого! — воскликнул Эдди. — Вы видите эту надпись? Да это же «American Company», лучшая в мире марка часов! Не зря ими пользуются начальники поездов. Это мне отец говорил, у него самого такие же…

— Подумаешь, — пробурчал я. — Даже цифр нету…

— Как это нет? А вот и есть! Только это римские цифры. Смотри: один, два, три, а это вот четыре, галочка — это пять…

Жюли кашлянула:

— Вы уж меня простите, но проблема сейчас не в цифрах, какие бы они ни были. Проблема в том, что это совсем не револьвер…

Тут она была права, ничего не попишешь. Куда же запропастился наш револьвер? Патроны ведь на месте…

— Как по мне, так они просто ошиблись с посылкой, — предположил я.

— Да неужели? — язвительно протянула Жужу. — А я-то подумала, что наш пистолет вдруг превратился в часы…

Порой, когда она так вот выпендривается, я терпеть её не могу.

— Да какой там «превратился»! Пистолет не может превратиться в часы, нам просто прислали не ту посылку. Гляньте, обёрточная бумага на пачке с патронами вся порвана — я точно её не рвал. Нам подсунули не ту посылку — часы вместо пистолета.

Я схватил обёртку и старательно разгладил бумагу.

— Вот, читайте сами: «Возврат гарантирован», так? А значит, мы можем вернуть посылку и получить обратно наши деньги.

Жужу хмыкнула, и я понял, что она сейчас снова скажет какую-то гадость.

— Жаль только, что у нас нет ни цента на ещё один конверт. Мы потратили все три доллара. Как же мы потребуем вернуть нам деньги?

— Ну, что-нибудь придумаем…

Эдди и Тит в это время, словно два идиота, пялились на часы с открытым ртом.

— Эд, — позвал я, — хватит валять дурака, лучше помоги нам что-то придумать!

— Вы слышали, что я сказал? Это часы «American Company»!

Я лишь пожал плечами. Подумаешь, старые поцарапанные часы — тоже мне сокровище!

— Спорим, они стоят как минимум двадцать долларов! — продолжал Эдди. — Уж наверняка больше, чем пистолет. Здорово нам повезло! Их можно продать и заработать кучу денег!

Эта перспектива меня заинтересовала. Я взглянул на часы другими глазами.

— Что, прям двадцать долларов? — пробормотал я.

— Ага. Сейчас попробую их завести…

Мой друг вцепился в заводную головку и крутанул. Вот только вместо механического щёлканья послышался КРАК, и часовая стрелка перепрыгнула на семь. Ещё один оборот, и снова КРАК — часовая стрелка сделала полный круг и переместилась на девять. Минутная даже не шевельнулась, так же как и секундная в маленьком окошке.

— Как же так… — пробормотал Эд и принялся крутить вдвое сильнее, но всё напрасно.

Стрелка словно свихнулась, и заставить её идти как надо не было никакой возможности. Ясное дело, механизм сломан. Нам подсунули не просто старые, но ещё и сломанные часы.

— Что ж, — повернулся я к Жюли, — как видно, придётся копить деньги на письмо в Каталог и требовать возврата.

— Может, продать патроны? — предложил Эд.

Я фыркнул:

— Ага, и кому же, по-твоему? Как только нас увидят с патронами, так всё сразу выплывет наружу, и нам крышка.

— Может, стоит ещё порыбачить — вдруг нам повезёт… Нам и нужно-то всего несколько центов. Или, — тут Жужу обернулась к Эду, — Эдди, твои родители вроде дают тебе монетку после воскресной школы, если ты хорошо ответишь урок?

— Даже не думайте! — воскликнул тот. — Это мои деньги, я заслужил их честным трудом! Я покупаю на них печенье и шоколад, который, кстати, вы тоже лопаете…

— Полно, не будь эгоистом…

Жужу сжала меня за локоть, чтобы я не набросился на Эдди с кулаками.

— Я уверена, мы найдём выход. А часы пока пусть побудут у нас. Похоже, Титу они пришлись по душе.

Я обернулся. Малыш держал часы перед собой и старательно крутил заводную головку. При каждом щелчке он радостно улыбался, чего мы давненько не видели. Я вздохнул и сказал, что ладно, если уж они ему так приглянулись, то пусть пока побудут у него. Только не стоит слишком к ним привязываться, ведь мы скоро раздобудем деньги и потребуем «гарантированного возврата», как и обещано в Каталоге, а часы вернутся туда, откуда появились.

Как я тогда был прав. Только ещё не догадывался об этом.

Никто и представить себе не мог, что невезенье в тот день обрушится на нас, точно гроза. Дома меня уже поджидал Чак с ремнём в руке. Те Ду лишь покачал головой, а мама посмотрела на меня красными заплаканными глазами. Сначала я не понял, что стряслось, но тут Те Ду влепил мне пощёчину (Те Ду вообще никогда меня не бил, так, даст шлепок-другой) и сказал:

— Мистер Куинау всё нам рассказал. Что ещё за посылка и к чему ты одолжил два доллара?

А-а, так вот в чём дело: старый бездельник вдруг почувствовал муки совести. Он знал, что деньги у нас особо не водятся, а два доллара — это вам не хвост собачий, а тут ещё и Эд, который как ни в чём не бывало одалживает такие суммы, — вся наша история попахивала палёным. В общем, почтальон отправился к моей матери, чтобы убедиться, всё ли в порядке, а та и слыхом не слыхивала ни о каком заказе из Каталога мистера Уокера, тем более что денег на покупки у неё попросту не было.

— Так что выкладывай всё начистоту, Те Труа, — гаденько ухмыльнулся Чак. — Иначе, даю тебе слово, надеру задницу так, что неделю сесть не сможешь.

Мои домашние страшно рассердились, а всё из-за чего? Конечно, Куинау наябедничал, что мы ошивались в компании Жюли, у которой была дурная репутация. В придачу вроде как заказали что-то из Каталога, никого не спросив. И вдобавок было непонятно, где мы раздобыли деньги, что наверняка означало, что мы натворили что-то ещё.

Вы, конечно, можете думать что угодно, но Те Труа никогда не был трусом. В ответ на все обвинения я героически молчал, решив, что оправдываться ниже моего достоинства, а когда Чак пустил в ход ремень, я проронил лишь несколько скупых слезинок.

Наконец мама, потеряв терпение, схватила меня за локоть и поволокла в посёлок. Дом доктора Брауна как раз стоял на главной улице, рядом с магазином мистера Траверта. Это был лучший дом в округе: двухэтажный, со свежеокрашенным фасадом. У Брауна были люстры, зеркала и множество книжных полок — словом, настоящий фейерверк богатства, и даже имелась прислуга, чтобы помогать миссис Браун стряпать.

Такая роскошь немного смутила маму, но не помешала ей заявить, что она хочет поговорить с доктором Брауном, который, едва меня завидев, сразу послал за Эдди. Мой друг моментально разревелся, но что на это скажешь — мне-то уже влетело, а ему ещё предстояло получить своё.

В общем, мистер Браун, моя мать, Чак и мы с Эдди закрылись в кабинете у доктора, и пошёл такой допрос, что никакая полиция не сравнится, а вперемешку с вопросами нам ещё читали мораль и давали разные наставления. Вроде того, что зря мы шляемся с Жюли, и сколько раз нам уже говорили с ней не водиться, и что мы позорим доброе имя семьи, и что деньги добываются тяжким трудом, и что кража — это нарушение одной из десяти заповедей, и так далее и тому подобное.

Выслушивая это битых два часа кряду, я не выдержал и закричал, что с меня довольно и что ничего мы не крали, а деньги мы просто нашли.

— Да неужели? — сказал доктор Браун. — И где же можно просто так найти деньги?

— Да в байу, — ответил я. — Мы рыбачили и выудили старую жестянку, а в ней было три доллара.

Эдди покосился на меня, опасаясь, что я ляпну про каноэ и про Убежище, а если взрослые про это узнают, то плакали тогда наши встречи, но я-то не дурак! Правда, мне не пришло в голову, что после моего признания мама и доктор рассердятся ещё больше, потому что уж коли мы нашли деньги, так надо было принести их домой, а не тратить на всякие глупости.

— Сам знаешь, как бы нам пригодились эти три доллара! — сказала мама.

— Я ожидал от вас большего, молодые люди, — добавил доктор.

Тут они стали допытываться, что же мы заказали из Каталога и на какие глупости профукали целых три доллара. Мы с Эдди переглянулись и поняли, что влипли ещё сильнее. Если мы расскажем про револьвер, то получим добавки. А если узнают про часы, то взрослые наверняка их отберут, и тю-тю наш гарантированный возврат.

Тогда я поднялся и с виноватым видом сказал:

— Мы купили книжку с картинками, но она выскользнула у нас из рук на мосту и упала в воду.

Конечно, объяснение было так себе, но хоть что-то! Эдди тут же поддержал мою выдумку и добавил подробностей, и мы ещё какое-то время вешали взрослым лапшу на уши. В итоге пришлось выслушать бесконечную проповедь на тему того, что мы ещё никогда так не разочаровывали своих близких и что уж после этого нам точно друг друга больше не видать, потому что мы заслужили домашний арест как минимум лет на десять.

После этого мама и Чак довольно церемонно и с тысячей извинений распрощались с доктором Брауном, а Эдди продолжал фонтанировать слезами. Потом мы вернулись домой, где мой братец Чак ещё раз хорошенько вздул меня — на случай, если я вдруг забыл недавнюю порку, хотя на недавние порки память у меня отличная. Вдобавок ко всему меня снова отправили спать без ужина.

Ужасно тоскливо сидеть взаперти зимой, когда холод просачивается сквозь стены и пробирает прямо до костей, а над болотом слоями висят клоки серого тумана, в котором движутся неясные тени. Но в сто, в тысячу, в миллион раз хуже торчать под домашним арестом летом! Наша комната выходит на восток, и потому солнце бьёт в окно с самого утра, а к девяти становится жарко, как в печке.

Моим братьям было велено ни за что на свете со мной не заговаривать, и сразу после пробуждения они молча вышли из комнаты. Те Синк бросал на меня озабоченные взгляды, а Те Ду всё качал головой. Мне же пришлось снять москитные сетки со всех кроватей, вывесить их за окном, застелить заново простыни и наволочки и проверить, не намочил ли Те Синк постель. Только после этого мама принесла мне завтрак — стакан молока и яблоко — и сказала:

— Надеюсь, ты будешь вести себя как следует, Те Труа. — И ушла.

Я уселся на подоконник и стал глядеть сквозь открытое окно на поля, деревья и на тёмные очертания байу вдалеке, а меж тем становилось всё жарче, так что воздух скоро начал подрагивать. Как же здорово было бы погоняться за кроликами или порыбачить, а потом укрыться от жары в Убежище и, быть может, выкурить трубку-другую с Эдди и Жюли, болтая о том о сём…

Пару раз мне приходила в голову мысль, что три доллара не принесли нам ничего, кроме беды, что с тех пор, как мы их нашли, нам постоянно не везёт. Говорил ведь преподобный Томпсон, что не в деньгах счастье и всё такое.

В обед мама послала меня помогать Те Ду и Чаку на ферме, и те глаз с меня не спускали и всё отдавали приказы, словно я у них на побегушках, а когда я вернулся домой, умирая от усталости, мне пришлось ужинать в одиночестве и потом снова отправляться в комнату — развешивать москитные сетки и так далее. Сил у меня оставалось только на то, чтобы уснуть.

Такая ужасная жизнь тянулась несколько дней. Пока однажды, на закате, ко мне не заявилась Жужу.

#i_011.jpg

 

6. Кожаный портсигар с металлической отделкой

Я как раз чистил курятник, а хуже работы нет на свете. И если кто-то вам скажет, что это не так, что, к примеру, смотреть за свиньями куда хуже, — это значит, что он никогда в жизни не оказывался по уши в курином дерьме, а большей дряни, уверяю вас, точно не бывает.

В общем, стою я в курятнике с ведром воды и метлой, а куры вокруг так и кудахчут, так и косятся на меня, будто какие принцессы, и вдруг замечаю у двери курятника рыжую шевелюру и знакомую щербатую улыбку. Жужу!

Я страшно обрадовался, когда её увидал, тем более что всё это время я не знал, что с ней сталось, но вместо того чтоб улыбнуться, я побледнел как полотно.

— Ты что здесь делаешь? — прошипел я. — Если нас застукают, мне точно крышка!

— О-о-о, — протянула она, пригнувшись при входе в курятник, — ты говоришь точь-в-точь как Эдди.

Эдди я тоже уже сто лет не видел, а в последнюю нашу встречу он так рыдал, словно всю семью потерял.

— Ты и у него побывала? Как он?

— Ну, примерно как ты, — ответила Жюли, разглядывая курятник сквозь облако перьев. — Чтобы забраться к нему, пришлось залезть на крышу над крыльцом, а Эдди так заорал с испугу, что я чуть оттуда не свалилась.

Бедняга Эдди! Я и не думал, что мне будет так не хватать этого очкарика.

— Значит, он тебе уже всё рассказал? Про то, как нам досталось, и всё такое?

Да, Жужу уже всё знала. И хотя её никто и не думал наказывать (у её мамы были дела поважнее воспитания Жюли и Тита), Жужу тоже предпочла на некоторое время затаиться.

— У меня важная новость, — сказала она. — И срочная. В посёлок приехал какой-то тип. Пару часов назад прибыл из Нового Орлеана.

— Кто такой? И нам-то что с того?

— Незнакомец, такой весь разодетый, сапоги со шпорами и редингот, словно только что с витрины. Он приехал верхом, и такого красивого коня я в жизни не видала — весь чёрный, как смоль. А ещё у него с собой кожаный чемодан с надписью.

Жужу так волновалась, что чуть ли не заикалась, и я стал терять терпение. Чак мог заявиться в курятник в любой момент, а у меня не было ни малейшего желания получить ещё одну взбучку.

— Ну, что за надпись?

— «Уокер&Даун», — выдохнула Жюли. — Дошло? Этот тип работает на Каталог! И зачем он сюда, по-твоему, явился?

— Ну, там, не знаю…

— Я тебе говорю, это он по наши души!

Я замотал головой — вот ещё глупости. С какой стати?

— Точно-точно, — убеждённо сказала Жюли. — Как только он въехал в посёлок, так сразу отправился к почтальону, мистеру Куинау, и они закрылись в почтовой конторе. А потом я видела, как они вышли, и мистер Куинау указал рукой в сторону вашей фермы и сказал: «Сейчас уже поздно, но завтра утром я вас провожу». Незнакомец стал настаивать, говорил, что очень спешит, и что ещё вон как светло, и что он и сам доберётся, но Куинау сказал, что лучше ему поберечься, потому как уже не один чужак затерялся у нас на байу. После этого Куинау отвёл его к мистеру Буфферу, чтобы снять комнату.

— А что потом?

Жужу помотала головой:

— А ничего. Я ещё с полчасика подождала и увидела, как тот вышел, сел на коня и пустился в эту сторону… Я сразу побежала к Эдди, уговорила его выбраться и взять пони, а потом мы поскакали к тебе. Мы очень боялись опоздать, но срезали путь через лес, и вот, вроде как успели.

— Эдди? Так он тоже здесь?

— Ну да, вон, в кустах сидит. Вроде как на карауле, но, по-моему, он просто боится… Сказал, что как только увидит человека на коне, так свистнет кукушкой.

Я фыркнул — очень уж невероятной показалась мне вся эта история, и, если бы не Жужу, я бы в жизни в такое не поверил. Но Жужу и вправду была обеспокоена, и как раз в эту минуту раздался странный звук — что-то среднее между кашлем и криком недорезанного петуха. Эдди никогда не умел изображать кукушку.

Я схватил Жюли за руку, и мы выбежали из курятника.

Всадник только что свернул в нашу сторону и медленно приближался. В седле сидел именно тот человек, о котором говорила Жужу: на голове — шляпа с высокой тульёй и блестящей лентой, на ногах — новёхонькие сапоги, по бокам развевался редингот. Он осматривался, как тот, кто не знает дороги и боится заблудиться, и явно не подозревал, что ещё два шага — и он окажется прямиком у главной калитки нашей фермы. Но если такое произойдёт, то мне точно крышка. Всадник поговорит с мамой или Чаком, и если он и в самом деле работает на Каталог, то проблем не оберёшься.

— Иди за Эдом, — прошептал я Жюли. — Потом возвращайтесь вместе и подыграйте.

Словно белка, Жужу мгновенно скрылась в кустах, и я быстро огляделся: Чак как раз неизвестно зачем зашёл домой, а Те Ду работал на другом конце двора. С нарочитым безразличием я направился по дороге навстречу всаднику.

Едва завидя меня, тот улыбнулся самой сияющей улыбкой, которую только можно вообразить, и дотронулся до шляпы, словно мы с ним ровня.

— День добрый, — сказал он. — Я ищу ферму миссис Шевалье, это ведь где-то здесь? Я не знаю этих мест и боюсь, не спутал ли дорогу.

У него был голос проповедника и приятный, слегка растерянный вид. Было ясно как день, что он нездешний — тип обратился ко мне на английском, тогда как здесь, в байу, все говорят по-французски, и я ответил ему на том же языке:

— Ферма здесь, мистер, прямо за деревьями. А я Питер Шевалье, хоть все называют меня Те Труа.

— Те Труа? А, французский, вы ведь здесь по-французски говорите, верно… Скажи-ка, парень, а мать твоя дома? Мне надо поговорить с ней о деле.

Я только того и ждал и, напустив на себя самый что ни на есть благодушный вид, спросил:

— А что за дела? Вы, стало быть, коммивояжёр?

У незнакомца при этом слове словно что-то щёлкнуло. Он с акробатической ловкостью соскочил с коня, поправил шляпу и проговорил:

— Я агент компании «Уокер&Даун», Чикаго. Может, ты уже слышал это название, мы…

— Издаёте знаменитый Каталог «Уокер&Даун»! — тут же закончил я. Потом, пораздумав секунду-другую, добавил: — Мы с друзьями как раз кое-что прикупили у вас пару недель назад…

Я обернулся. Эдди и Жужу вышли из-за кустов и приближались, держа пони за уздечку.

Незнакомец тоже заметил их и рассмеялся:

— А, так это вы мои покупатели? Так, значит, у меня дела не с госпожой Шевалье, а как раз с вами. Может, отойдём с дороги, а то тут нас слишком хорошо видно… Верно я говорю?

Язык у него был подвешен ловко, и он так задорно нам подмигнул, что Эдди даже рассмеялся.

Мы устроились в тени деревьев в стороне от дороги, и незнакомец вытащил из кармана редингота шикарный кожаный портсигар с металлической застёжкой, где лежали тонкие сигариллос, так и пахнущие роскошью. Он уже сунул одну из них в рот, как вдруг, разглядев что-то в моём взгляде, проговорил:

— Не желаешь ли? Ты ведь уже в том возрасте, когда можно курить… А когда говоришь о делах, без хорошей сигары не обойтись.

Незнакомец дал мне прикурить от красивой металлической зажигалки, и я вдохнул аромат самой замечательной сигары, какую только курил в своей жизни, столь крепкой, что я едва не прослезился.

— Итак, — проговорил он, протягивая руку Эду, — как я уже говорил, меня зовут Джек, и я агент «Уокер&Даун».

Эд пожал ему руку, потом пихнул меня локтем — тоже захотел покурить. После второго тычка мне ничего не оставалось, как передать ему сигару. Джек в это время поцеловал руку Жюли, как это принято у богачей, но наша подруга — вот ведь дикарка, — вместо того чтобы обрадоваться, аж скривилась вся. К счастью, Джек оказался очень воспитанным и сделал вид, будто ничего не заметил.

— Видите ли, — снова заговорил он, — я проделал долгий путь, но «Уокер&Даун» — особенная компания, для нас наши клиенты на первом месте. Вы же знаете наш девиз? «САМЫЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ! ПОТРАТЬ СВОИ ДЕНЬГИ С УМОМ! ВОЗВРАТ ГАРАНТИРОВАН!»

Он глубоко затянулся сигарой, широко улыбнулся и продолжал:

— Как выяснилось, наш посыльный офис что-то напутал, и мне выпало уладить эту ошибку. Я путешествую по Луизиане уже несколько дней, заезжая ко всем нашим клиентам, которые недавно совершили покупку. Сил моих больше нет!

На самом деле его довольная улыбка говорила, что не так уж ему и надоело путешествовать по Луизиане на чудесном коне и с прекрасными сигарами, и от этого он понравился мне ещё больше. Я сказал:

— Я, пожалуй, угадаю. Видимо, кто-то заказал некую вещь, а по ошибке получил другую, верно?

Джек вдруг перестал улыбаться. Он наклонился вперёд и сказал:

— С чего ты это взял? Неужели такое случилось именно с вами?

Я обернулся к друзьям с триумфальной улыбкой. Эд мечтательно покачивался в дыму, и я воспользовался моментом, чтобы выхватить сигару у него изо рта, а у Жужу было какое-то странное выражение лица, которое я никак не мог истолковать.

— Может быть, — загадочно ответил я.

Джек громко расхохотался:

— Надо же, вот повезло так повезло! Я не только попал в нужное место, но и говорю как раз с нужными людьми. Недаром мне показалось странным, что дама вдруг заказывает себе полицейский револьвер… да ладно вам, не смотрите так — я же говорю, у меня есть список всех недавних покупок из этих мест. Вы заказали револьвер и патроны к нему, верно?

— Всё так, — подтвердил я. — Но в пакете оказалась совсем другая вещь.

— И что же? — спросил он.

Я открыл было рот, но Жюли с силой сжала моё плечо, и я сдержался.

Джек снова ослепительно улыбнулся и сказал:

— Слушайте, сейчас я объясню вам, как у нас всё происходит. Мне нужно узнать, что именно вы получили вместо вашего заказа… Я-то и сам знаю, но мне необходимо убедиться, что вы говорите правду. Конечно, я вам доверяю, иначе что бы я здесь делал? Но таковы правила, а я всего лишь выполняю свою работу. — И он снова мне подмигнул. — И если вы те самые люди, которые мне нужны, то вам придётся отдать мне требуемую вещь, а взамен вы получите вознаграждение. Своего рода подарок, чтобы загладить нашу ошибку и извиниться за причинённые неудобства.

Его улыбка стала такой широкой, что я стал опасаться, не вывалятся ли у него все зубы.

— А теперь держитесь, — проговорил незнакомец, — потому что речь идёт о целых пятидесяти долларах! Пятьдесят долларов, которые могут достаться вам.

 

7. Ручной керосиновый фонарь из меди и никеля

Пятьдесят долларов! Не веря своим ушам, я потряс головой, точно пёс после купания, а Джек рассмеялся и повторил:

— Да, да, вы не ослышались, так я и сказал: пятьдесят долларов.

Сидящий рядом со мной Эд тоже мелко задрожал, а Жюли в изумлении распахнула глаза. Пятьдесят долларов? Сколько же всего можно сделать на такие деньги! Даже вообразить трудно.

— Вот это подарок! — воскликнул я.

— Да уж, чего только не сделает мистер Уокер для своих клиентов, в самом деле. И чтобы получить пятьдесят долларов, вам нужно всего лишь передать мне содержимое пакета.

— Но, — запинаясь пробормотал я, — часы у нас не здесь… Нам надо… надо за ними сходить.

— Ага, — кивнул Джек, — Значит, часы. Это правильный ответ. И что за часы?

— Серебряная карманная луковица «American Company», железнодорожный хронометр… Только они не на ходу… Сломаны.

Джек довольно прищёлкнул пальцами:

— Сходится! Всё в точности сходится с моим описанием. Ну, и где же они? Когда вы сможете передать мне эти часы? Без обид, но мне хотелось бы закончить сделку и поскорее вернуться в Новый Орлеан.

Я открыл было рот, чтобы предложить ему поехать с нами к Жюли, но та потянула меня за рукав и прошептала:

— Я не хочу, чтобы он видел мой дом.

— Сегодня в полночь, Джек, — тут же вывернулся я. — Встретимся на южной стороне дороги, где развилка, мы принесём часы в обмен на пятьдесят долларов.

Джек приподнял шляпу в лёгком поклоне:

— Не забуду. Приятно иметь с вами дело, друзья. Увидимся сегодня в полночь.

Надо ли говорить, как мы скакали от радости, стоило Джеку скрыться за поворотом? Я кинулся обнимать Жюли, Жюли обняла Эдди, Эдди обнял меня, и от счастья мы чуть было не принялись обнимать и пони.

— Представляете? Пятьдесят долларов! Если поделить на троих, то это…

— На четверых, — поправила меня Жужу. — Не забывай Тита.

— Но Тита ведь с нами не было… и вообще, он ещё маленький…

— Тит был с нами, когда мы нашли три доллара, и часы, кстати, тоже у него, он очень к ним привязался. С тех пор как их увидел, так не выпускает из рук.

— Думаю, за пятьдесят долларов он сможет с ними расстаться, — сказал я, начиная немного нервничать. — И вообще, это несправедливо, что нам достанется всего лишь по двенадцать с половиной долларов, а вам с Титом как брату и сестре целых двадцать пять…

Мы переглянулись и прыснули со смеху. Двенадцать с половиной долларов на брата! Да кто из нас вообще видел столько денег? А мы ещё жадничаем!

— Тит получит свою долю, как каждый из нас, — не важно, что он твой брат, — решительно заявил я. — Но тебе, Жужу, придётся уговорить его отдать часы. Мы с Эдди подождём вас в Убежище.

— В Убежище? Но сейчас время ужина! — запротестовал мой приятель.

— Пораскинь мозгами, — сказал я. — Родители тебя уже хватились и пони тоже, так? Так. Ты наплевал на их запреты. И если сейчас ты появишься дома, тебя тут же запрут в чулан как минимум на неделю. А лично мне совсем не хочется объяснять, почему я до сих пор не управился с курятником. Сил моих больше нет пахать! Так что мы с тобой сейчас пойдём в Убежище и будем ждать Жюли, а когда вернёмся домой с двенадцатью долларами в кармане, нас встретят, как героев! — Я уже видел, как мама падает на колени, и просит у меня прощения, и велит Чаку уступить мне его комнату на все времена.

Я убедил Эда одолжить пони Жужу — до её дома было куда дальше, чем до Убежища, и мы пошли среди деревьев, насвистывая весёлую песенку.

— Те Труа, ты где? — послышался крик моего братца Чака где-то за деревьями. — Вот поймаю, всю шкуру с тебя сдеру!

«Ага, как же», — подумал я про себя. Вот посмотрим, что будет, когда я объявлюсь дома с таким богатством.

Мы пришли в Убежище, когда уже почти смеркалось, комары грозным войском кружили над болотом. Но мы с Эдом проголодались, поэтому, вместо того чтобы укрыться в Убежище, решили порыбачить. Мы недолго посидели на берегу с удочками, опершись спинами о наше каноэ, но в итоге всё время крутились и болтали, да и комары не давали покоя. В общем, ничего мы не поймали.

Наступил вечер, за ним ночь, и скоро мы услышали стук копыт: это были Жюли и Тит. На лице Тита проступали грязные следы слёз, а Жужу сказала, что с тех пор, как он понял, что с часами придётся расстаться, то рыдал не переставая.

Я наклонился к Титу и пообещал, что на деньги Джека мы купим ему другие замечательные поломанные часы, но он даже не слушал, а всё плакал и плакал, сжимая луковицу часов так, словно от неё зависела его жизнь.

— Ладно, решаем проблемы по порядку, — сдался я. — Сначала пойдём на место встречи, а то времени почти не осталось.

И мы отправились в путь. Эд шагал впереди, ведя пони по тропе меж зыбучих песков, а мы с Жюли вполголоса всё уговаривали Тита отдать часы. Малыш машинально продолжал крутить заводную головку на часах, и этот постоянный КРИК-КРАК сводил меня с ума.

В это время дорога всегда безлюдна, Джека тоже нигде не было видно.

— Не нравится мне это, — пробормотал Эд. — У меня от этого места мурашки по коже…

— Да ты просто трусишка, — поддел я его. — Что тут такого? Нет ни души.

— Может, кто-то и есть. Ну, например, бандиты! Бандиты всегда поджидают жертв на таких перекрёстках…

Я немного поразмыслил, но ничего такого не вспомнил, но тут Жюли взяла меня за руку и сказала:

— Может, Эд и прав.

— В смысле? — не понял я.

— В том смысле, что, может, лучше, если мы с Титом спрячемся за деревьями и будем ждать вас там. А когда Джек придёт и вытащит пятьдесят долларов, вы нас позовёте, и мы отдадим ему часы.

При слове «часы» Тит обеспокоенно захныкал.

— Ну не знаю… — протянул я.

Однако сама идея мне нравилась, было в ней что-то из приключенческих романов, которые читал нам иногда Эдди. Правда, я не понимал, к чему все эти предосторожности.

— Этот твой Джек, — воскликнула Жужу, — какой-то он… Не знаю, но вам не кажется, что он слишком уж мило улыбался? И вообще, сигара, поцелуй, как-то всё у него чересчур.

— Ну, он же коммивояжёр, — сказал Эд. — Такая у него работа.

— Всё равно, не хочу рисковать, мне так спокойней.

Сказав это, Жюли взяла Тита за руку, и они скрылись в темноте.

Слова Жюли меня взволновали. Может, она права и Джек вовсе не собирался отдавать нам пятьдесят долларов? Хотя мне он понравился, такой весь свой парень. Или я просто попался на его удочку, как в том году, когда в посёлке какой-то тип продавал целебное зелье для роста волос, а потом оказалось, что это просто вода из болота.

— Когда Джек появится, говорить буду я, — прошептал я Эду. — Нас ждут непростые переговоры.

Эдди ничего не ответил, и в это мгновение я заметил вдалеке фонарь, что двигался в воздухе, словно пьяный светлячок, а потом послышался стук копыт, и на дороге показался Джек при шляпе и в рединготе. К седлу его были приторочены две большие кожаные сумки — верный знак, что он не собирался ночевать в посёлке, а хотел сразу же отправиться в путь.

— Да-да, — подтвердил он, перехватив мой взгляд. — Я решил сразу вернуться в Новый Орлеан, переночую где-нибудь по дороге. Ночь тёплая, светит луна, да и фонарь у меня при себе — зачем терять время?

Он направил свет фонаря прямо на нас, и Эдди чуть не свалился в кусты.

— Ну, принесли?

— Да, — ответил я. — Поломанные часы, как и договаривались.

— И где же они?

Не знаю, может, у меня разыгралось воображение, но тон Джека мне совсем не понравился.

— А пятьдесят долларов? — пролепетал я.

— Будут вам пятьдесят долларов, не беспокойся. Так где часы?

Слишком уж он спешил, слишком торопился. Он и сам это заметил, а потому кашлянул и добавил:

— Мне надо проверить, та ли это модель и всё ли в порядке. Ты говоришь, часы не ходят? Хм, они вроде были рабочие…

Было ясно как день, что он лгал. До этого я, может, и вёл себя как наивный дурачок, хотя обычно эту роль берёт на себя Эдди, но, когда мне лгут в лицо, я это легко просекаю.

— Сначала пятьдесят долларов, — сказал я самым грозным голосом, — потом часы.

В жизни бы не подумал, что симпатяга Джек может действовать так быстро! В мгновение ока он схватил меня за шкирку, и вот я уже болтался на уровне его фонаря.

— А ну хватит, парень! — прорычал он. — Гони сюда часы!

— Жюли, БЕГИ!!! — закричал Эдди, а вслед за ним и я.

— Девчонка! Где она?

Джек оглянулся по сторонам, и я воспользовался этим и изо всех сил врезал ногой по его богатству. Он сложился чуть ли не вдвое, прикрыв руками пах, а я оказался на земле, вскочил и припустил бежать со всех ног. Эдди что-то вопил позади меня, но я не обращал на него внимания, а лишь мчался среди деревьев в ту сторону, куда скрылась Жужу. Эдди бежал за мной, и я слышал, что Джек тоже двинул за ним, постанывая от боли и рыча от ярости, но с каждой минутой он был всё ближе.

Он оставил коня на дороге (как и мы пони Браунов) и нагонял нас огромными прыжками, которые становились всё увереннее по мере того, как боль отступала, и луч его фонаря вырисовывал круги света среди кустов и деревьев.

В голове у меня было пусто, я ни о чём не думал, лишь чувствовал, как воздух врезается в лёгкие и как ветки хлещут меня по всему телу. Я догнал Жужу — она старалась бежать как могла, но Тит был напуган и спотыкался на каждом шагу, всё крепче сжимая свои драгоценные часы.

Я даже не замедлился, просто наклонился на ходу и подхватил Тита на руки, и мне показалось, что на меня взвалили мешок камней. Никогда бы не подумал, что мелкий чернокожий мальчишка может столько весить. Я пытался бежать, но выходило так плохо, что даже Эд скоро нас обогнал. Тит стискивал меня руками, не давая вдохнуть. Пришлось остановиться и пересадить Тита на закорки — тогда я снова смог бежать.

Джек был уже совсем близко, и я услышал, как он закричал:

— Стой, или буду стрелять!

Он блефовал или у него и правда был пистолет? Проверять это как-то не очень хотелось.

Жюли и Эд уже перебрались через Трухлявый мост и, похоже, петляли среди зыбучих песков, но чёртов фонарь выписывал круги совсем близко, и я почти ничего не видел. Я уже говорил, что с фонарём на болоте куда опаснее? Кажется, да.

Я вскочил на Трухлявый мост, больше похожий на кособокие мостки, перекинутые через речку, так что во время прилива приходилось идти по щиколотку в воде, а доски сплошь покрывались скользким илом. Я замедлил ход, но тут Джек снова заорал:

— А, вот ты и попался, маленький мерзавец!

Я сделал шаг вперёд, метнулся на ту сторону и упал, уронив Тита, который немедленно заревел. Джек издал триумфальный вопль и на всей скорости бросился к Трухлявому мосту, и я понял, что если сейчас не поднимусь и не подниму Тита, то нам конец или не знаю что.

Я снова бросился бежать, сам не зная куда, — просто метался вслепую среди зыбучих песков, как взбешённый конь. Как вдруг раздался страшный, отчаянный вопль и крепкое ругательство, и я услышал за спиной множество разных звуков: плеск, шорох, чавканье и что-то ещё, не знаю, что именно, — слишком уж я был напуган.

Мне и в голову не пришло остановиться и посмотреть, что там происходит. Быть может, Джек опять что-то придумал, чтобы нас провести. Я лишь пригнул голову и нырнул в заросли деревьев, а потом свернул в сторону, чтобы не попадаться в свет проклятого фонаря, и припустил к Убежищу с Титом на закорках.

Наконец-то в полной темноте. То есть в безопасности.

#i_014.jpg

 

8. Мужской редингот

— Кто там?

— Сто грамм, придурок! Впусти!

Дверь Убежища распахнулась, и две пары рук втащили меня внутрь.

— А где Джек? — Это был Эд.

— Тит в порядке? — спросила Жюли.

В Убежище стояла кромешная тьма, слышалось лишь наше испуганное дыхание да стук сердец. Я опустил Тита на землю, и тот прижался к сестре. Эх, жаль, что не люблю я телячьих нежностей, не то б я и сам её обнял!

— Ну что? — прошептал Эд. — Джек был прямо за тобой. Он идёт сюда?

— Сам не знаю, — прошептал я.

— Как это — не знаешь?

— А вот так. Из-за дурацкого фонаря я ничего не мог разглядеть, слышал лишь странный шум и непонятные звуки, потом Джек как заорал, а я побежал сюда.

— А с Джеком-то что? — спросила Жужу.

— Без понятия.

— Ты не посмотрел?

— Вы что, спятили? Я что, совсем дурак? Хорошо ещё, что добрался живой и здоровый, ещё и Тита дотащил.

— Угу, — промычал Эд. — А что, говоришь, за звуки?

— Вроде как жижа какая чавкала, а потом понеслись проклятия.

В ответ все молчали. Сейчас, когда я немного поразмыслил, я понял, что это были за звуки. Зыбучие пески. Как пить дать, Джек угодил прямёшенько в зыбучие пески, он же не местный и не знает, как тут опасно, а там трава, листья, ничего не видно… Только инстинкт и опыт помогают найти верную тропу.

— Вот это да… — пробормотала Жужу. — Что теперь делать будем?

Что делать, я понятия не имел, голова у меня не соображала, точно меня самого засосало в болото. Мистер Дюбуа, охотник, как-то говорил, что видел, как здоровый медведь провалился в зыбучие пески по самые уши… Но мистер Дюбуа мог и не такое порассказать, в этом месте зыбучие пески были глубиной максимум по колено, я как-то сам шестом проверял. Тем более что прохвост Джек был молодым и сильным.

— По мне, так уже скоро он будет здесь, — сказал я. — Высвободится из песков и заявится к нам, злой, как тысяча гадюк.

— Да ещё грязнючий, — хихикнул Эд и сам же прикусил язык — разве сейчас время острить?

Мои глаза постепенно привыкали к темноте. На цыпочках я прокрался в угол, где мы держали пеньковый мешок с нашими ценностями, порылся в нём и вытащил старый перочинный ножик. В нём всего-то и лезвия, чтоб карандаш поточить, но с ножом в руке я почувствовал себя немного лучше.

— А ну-ка, — прошептал я, — помогите забаррикадировать дверь.

Эдди подполз поближе, и мы установили поперёк двери широкую доску. Убежище убежищем, но лачуга наша была до того непрочная, что Джеку ничего не стоило снести её одним ударом. Как бы то ни было, нужно задержать его хоть ненадолго.

— И что теперь? — прошептал Эд.

— Будем ждать, — ответил я.

— Мне страшно, — заныл Эдди.

— Лучше помолчи, — отозвалась Жужу.

Так мы и сидели в темноте, не говоря ни слова, и, если честно, мне тоже было ужас как страшно, а время тянулось бесконечно. Наконец, я не выдержал:

— Знаешь, Жужу, а ведь ты была права. Он и не собирался отдавать нам пятьдесят долларов.

— Да уж. Лучше бы я ошибалась.

Эдди снял очки и протёр их полой рубашки:

— Должно быть, эти часы страшно ценные. Иначе зачем Джек так хотел их заполучить?

Я как-то об этом не подумал, но ведь Эдди был прав! Если Джек готов был убить нас, чтобы заполучить часы, то они точно представляли какую-то ценность…

Мне уже страсть как надоело сидеть в темноте и трястись от страха. Если не двигаться, то так и умом тронуться можно…

— Ладно, — сказал я. — У Джека было достаточно времени. Если его до сих пор нет, то он, верно, убрался восвояси или заблудился на болоте. Пойду разведаю, что там как, а то какой толк сидеть здесь без дела?

— Если ты на разведку, я с тобой, — тут же отозвалась Жюли.

— Вы что, решили нас тут одних оставить? Нетушки, этот номер не пройдёт. Мы тоже с вами!

Я фыркнул:

— Если придётся бежать, с Титом далеко не уйдёшь!

— Один я здесь не останусь, — заявил Эдди, и было ясно, что он не передумает.

Так что мы вышли из хижины друг за дружкой, прижимаясь к стене, чтобы с нею слиться. Вода в байу мерцала странным серебряным светом. Я сжимал в руке перочинный ножик и старался ступать неслышно. Через какое-то время я увидел впереди свет, и это как пить дать был фонарь Джека! Я так резко затормозил, что Эдди уткнулся мне в спину.

— Тс-с, — почти беззвучно прошептал я и пригнулся к земле.

Несколько мгновений мы не сводили глаз с фонаря, а потом сообразили, что тот не двигался. Может, Джек понял, что в байу лучше ориентироваться в темноте, и оставил фонарь? А может, он сел в засаде и поджидал момента, чтобы наброситься на нас?

Я прикусил губу, думая о том, что часы всё ещё у Тита, который стоял за нами, и что надо было оставить упрямца Эдди в Убежище.

— Я пойду, — пробормотал я. — А вы подождите здесь.

— Брось, пойдём все вместе, — отрезала Жюли. — Но только тихо.

Мы молча пробирались среди деревьев, и, так как это была незнакомая тропа, я каждые два шага останавливался, чтобы проверить грунт и не попасть в зыбучие пески.

Наконец я увидел, что произошло. Джек по пояс застрял в зыбучих песках и лежал на болоте лицом вниз. Левая рука его была вывернута, а правой не было вообще. Кто-то просто оторвал её целиком.

— О боже!

— Он мёртв?

— Конечно, мёртв, — ответил я. — Ему оторвали руку, а может, и сердце вырвали!

— Ты уверен? — не успокаивалась Жюли.

— Он потерял море крови, — ответил Эд. — И лежит здесь уже с час, не меньше. Он точно умер. Бедняга, а ведь ему почти удалось выбраться из песков!

— Ага, бедняга, правда, он нас чуть не убил.

— Да, но…

Жужу была так бледна, словно испачкалась в золе.

— Как вы думаете, кто это его так?

— Болотное чудище? — предположил я.

— Думаю, это та крокодилиха, — заключил Эдди. — Мы совсем рядом с её гнездом. Джек тут, наверное, шумел и помешал ей, а она — ЦАК! — его и успокоила.

— Тогда лучше нам убраться отсюда, — добавил я. — Может, она ещё где-то здесь.

Я даже прикусил губу — так сильно у меня стучали зубы — и осторожно подполз к Джеку на расстояние вытянутой руки. Перед смертью он снял свой шикарный серый редингот, и ему почти удалось на него заползти — так он надеялся выбраться из зыбучих песков (если вы никогда не имели дела с зыбучими песками, это может показаться глупым, но на самом деле ткань прилипает к болотной жиже и образует довольно устойчивую поверхность вроде платформы, на которую можно постепенно перебраться).

Я на мгновение задумался, но тут в кустах что-то зашевелилось, и мне показалось, что меж ветвей блеснул глаз аллигатора.

— Бежим! — закричал я. — Тварь всё ещё тут!

Я сделал шаг назад и оглянулся в поисках палки, камня или ещё чего, но Эдди выскочил вперёд меня, воздел руки к небу и принялся скакать на месте как сумасшедший, приговаривая:

— О сестра, благодарю тебя, что спасла нас от злого человека, который хотел нас убить… Хотя ты могла бы и не убивать его… Но я благодарю тебя. А теперь болотный шаман велит тебе покинуть это место! И прямо сейчас!

Не знаю, то ли аллигаторша так хорошо понимала людскую речь, то ли была такой же сумасшедшей, как мой друг Эдди, то ли ей просто всё надоело и она хотела убраться отсюда к своим яйцам… Как бы то ни было, кусты зашелестели, уже в последний раз, и наступила полная тишина.

Мы с Жюли взглянули на Эдди и снова приблизились к мертвецу. Тит уткнулся лицом в юбку сестры. Перед нами был труп. Что же с ним делать?

— И что теперь?

— Надо его обыскать, — вздохнула Жюли, — проверить, нет ли в его карманах чего-то, что может объяснить эту историю? Ясно, что Джек не собирался отдавать нам деньги… Но он явился сюда издалека, долго гнался за нами и всё такое. Думаю, Эд прав: сломанные часы имеют какую-то ценность.

В жизни не видел девчонки, у которой голова работает так здорово, как у Жужу. Только вот сказать — это одно, а дотронуться до мертвеца — это совсем другое.

— Кто пойдёт? — спросил я, а Эд тут же взял Тита за руку, и я понял, что действовать, как всегда, придётся мне.

Я приблизился к трупу, стараясь не подходить к опасному месту. На последнем клочке твёрдой земли я распластался плашмя, как только мог, вытянулся вперёд и достал до полы редингота. Пальцы Джека всё ещё сжимали его, но я дёрнул посильнее, и он оказался у меня в руках.

Редингот был довольно тяжёлым, и, осветив его фонарём, я понял почему. В правом кармане лежал пистолет. Настоящий револьвер с дулом, длиной с ладонь, заряженный шестью патронами. Он казался ещё грознее, чем тот, что мы заказали в Каталоге, — может, из-за того, что был испачкан в крови… Джек, верно, пытался его достать, когда аллигаторша оттяпала ему руку.

Я тут же сунул пистолет себе за пояс, потом обшарил второй карман и обнаружил там кожаный бумажник и толстый конверт. Я пополз обратно, сжимая в руке редингот. Как по мне, так обыск закончился, не стану же я шарить по другим карманам! Во-первых, так и самому недолго угодить в болото, а во-вторых, я бы не пошёл на это даже за всё золото Калифорнии.

— Покажи пистолет! — тут же попросил Эд.

Я помотал головой:

— Потом.

Ясное дело, я никому не собирался показывать свой пистолет.

#i_016.jpg

 

9. Мужской бумажник

Мы снова вернулись в Убежище. Стояла глубокая ночь, часа два, а то и три. Как по мне, так лучше было бы вернуться на развилку, найти пони и, кто знает, проверить дорожные сумки, что были приторочены к седлу Джека. Но, ясное дело, об этом не могло быть и речи. Мама наверняка уже хватилась меня и места себе не находит, не говоря уж о Браунах. О том, что мы пропали, уже всему посёлку известно, наверное, и поиски организовали.

Значит, мы вернулись в Убежище и сделали стол из старого ящика, выложив на него часы, бумажник и конверт. Эд хотел, чтобы я и револьвер положил, но я дал ему понять, чтоб даже и не мечтал.

— Начнём с бумажника, — решила Жужу.

Мы внимательно смотрели, как она берёт кожаный бумажник и открывает его. Раздался лёгкий хруст, и мы сгрудились у ящика, чтобы лучше видеть.

— Ого! — воскликнул Эдди.

Внутри оказалась пачка банкнот и несколько монет, два чека, выписанных на «Уокер&Даун», и сложенная в несколько раз бумага, в которой говорилось, что мистер Ричард Нортон Болтон является коммерческим агентом «Уокер&Даун», а значит, уполномочен заключать сделки и выступать от имени компании и так далее.

— Как вы думаете, на самом деле Джек — это Ричард? — спросила Жужу.

— Вполне возможно. Или Джек — преступник и обокрал этого Ричарда, — ответил Эд.

Я в это время пересчитывал хрустящие банкноты и впервые в жизни понял, что имел в виду преподобный Томпсон, говоря, что умение считать ещё пригодится мне в этой жизни. В бумажнике оказалось тридцать четыре доллара и восемьдесят центов.

На всякий случай я пересчитал деньги три раза, чтобы не ошибиться, но сумма не менялась. Тридцать четыре доллара. Восемьдесят центов. Губы мои сами собой растянулись в улыбке:

— Вы только вообразите! Да мы богачи!

— Ага, размечтался, — сказала Жужу. — Как только узнают, что случилось с Джеком, и найдут в болоте тело, у нас отберут всё до последнего цента.

Я немедленно принялся думать, как быть. Спрятать деньги? Закопать? Меж тем Жужу открыла конверт и вытащила из него пачку бумаг. То оказался длинный список имён и фамилий, адресов и кодов заказов.

Первые несколько страниц были выпачканы чернилами, а каждая строчка зачёркнута. На пятой странице значилось имя моей мамы — «миссис Джоанна Шевалье», и то была первая незачёркнутая строчка. Затем следовало название посёлка и адрес нашей фермы, наименование заказов 61R510 и 92R510, патроны и револьвер, и цена $ 2,20. Сразу после стояла дата нашего заказа из Каталога, день и месяц, и дата посылки — та же, что на коробке с часами.

— Вот чёрт! — воскликнул Эдди. — Этот Джек, Ричард или как там его и правда знал о нас всё!

— Да уж, — протянул я. — Это ведь список заказов из Каталога, верно? Он же говорил, что заезжает ко всем семьям, чтобы выяснить, кто получил часы вместо своего заказа.

Жужу всё ещё просматривала страницы с заказами, как вдруг выудила из общей кипы какое-то письмо, не похожее на другие бумаги. Она протянула его Эду, который читал лучше всех.

— «Доводим до сведения всех агентов „Уокер&Даун“, обладающих полномочиями…»

— Сведения? Полномочиями? Что всё это значит? — прервал я.

Эд пожал плечами и продолжал:

— «…допущена грубейшая ошибка при отправлении заказа предположительно в штат Луизиана, район Нового Орлеана; штат Техас, район Сан-Антонио; штат Оклахома, штат Канзас, штат…»

— Ладно, ладно, — прервала его Жужу, — хватит со штатами! Читай дальше.

Огонёк свечи вырисовывал странные тени на лице Жюли, делая её похожей на индианку.

— «Вышеуказанная ошибка произошла в течение последних двух недель (см. дату почтового штемпеля) и заключается в отправлении неавторизированного почтового пакета. Содержимое данного пакета обладает высокой ценностью и представляет собой карманные часы марки „American Company“ со встроенным хронометром. Вышеуказанные часы являются точной копией модели под кодом 99S171, см. соответствующее изображение и описание в Каталоге. На корпусе часов имеются вмятины и царапины, из них особо выделяется одна, в виде креста, в верхней части корпуса слева. На кромке часов указан год изготовления, 1881. Часы неисправны».

Я задрожал.

— Тит, — негромко позвал я. — Дай-ка мне часы.

Малыш помотал головой.

— Тит, — повторила Жужу, — это важно.

Он вздохнул и протянул мне серебряную луковицу. Я так волновался, что чуть не выронил часы на пол. Повертев их в руках, я тут же нашёл среди царапин ту самую в форме креста, глубокую, словно её специально выдавили остриём гвоздя. На кромке малюсенькими, почти невидимыми цифрами был выгравирован год изготовления. 1881.

— Ого, да они старые, — присвистнул я. — Им больше двадцати лет…

— Хм-хм, — кашлянул Эд. — Если вам интересно, тут есть ещё кое-что… «Возврат часов компании является задачей первостепенной важности. Необходимо посетить всех клиентов, получивших заказы в указанные сроки в указанных штатах, и вернуть часы, предложив клиенту денежную компенсацию за ошибочно доставленный заказ. Размер компенсации остаётся на усмотрение агента, но не более четырёх тысяч долларов».

— Вот чёрт! — вскочил я, чуть не опрокинув наш импровизированный стол. — Четыре тысячи долларов! Вы представляете? Четыре тысячи долларов? Да эти часы стоят почище золота! Как вам такое? И теперь всё это наше!

Жужу тоже вскочила на ноги.

— Джек хотел обдурить нас на славу, ишь ты, пятьдесят долларов! А теперь…

Эд сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал читать:

— «Как только вышеназванный предмет будет найден, необходимо немедленно оповестить телеграммой центральный офис в Чикаго, после чего агенту, нашедшему вышеуказанный предмет, надлежит сесть на первый же поезд и лично доставить находку в главный офис „Уокер&Даун“, невзирая на возможные расходы. Запрещается пользоваться почтой, курьерами и так далее, а также выпускать предмет из видимости даже на короткое время. Передать найденный предмет следует строго в руки представителю фирмы в главном офисе».

Эдди глубоко вздохнул и добавил:

— Тут ещё прилагается список агентов, приписанных к различным районам, но нас это уже не касается… Вот ещё в конце: «Уполномоченный в штате Луизиана — мистер Ричард Нортон Болтон. Желаем удачи».

Последние слова зазвенели у меня внутри, точно удар колокола. Мы переглянулись.

— Что будем делать?

Как по мне, так тут и думать нечего. Нам всем надо срочно отправляться в Чикаго.

Но как только я произнёс эти слова, Эдди подскочил, всё же перевернув наш стол. Свеча упала, и нас ошпарило брызгами горячего воска.

— Да ты совсем свихнулся! — воскликнул он.

— Эй, поосторожней, а то как врежу!

Но Эдди, похоже, даже не слышал угрозы — настолько он был взволнован.

— У нас тут почти по десять долларов на нос, это же куча денег! Стоит лишь вернуться домой, и нас встретят с распростёртыми объятьями, как ты и хотел.

Я ушам не мог поверить — Эдди думает от меня отвернуться?

— Да плевать мне на эти вшивые десять долларов! — крикнул я. — Мы можем стать настоящими богачами! Мы всегда об этом мечтали, а сейчас что, струсим? Да это наш шанс!

— Мы с Титом за, — тихо проговорила Жюли. — Как по мне, можно ехать хоть сейчас.

Тит взял сестру за руку, и та улыбнулась ему самой чудесной улыбкой, какую я только видел, словно говоря брату, что она обо всём позаботится.

— Но Чикаго ужасно далеко, — тянул волынку Эд. — Что скажут наши родители? Их надо предупредить…

— Никто из нас не может вернуться домой, — заявил я. — Вы только представьте, какой там переполох! Нас уже повсюду ищут, и как найдут, запрут под замок как минимум на год. А коли кто прознает про часы, так сразу махнёт в Чикаго вместо нас, и крышка всем нашим планам!

Я так и видел Чака, который едет в поезде с нашими часами, заходит в главный офис «Уокер&Даун» и даже, быть может, красуется на первых полосах газет… С него станется. Нет уж, от славы и богатства так просто не отказываются!

— Но они будут переживать за нас! — всё хныкал Эд.

— Не будут. Как только сможем, мы пошлём телеграмму, — заверил я. — Напишем, что у нас всё хорошо и что мы уехали по важному делу. А уж как разбогатеем, то все будут только рады. Вы только подумайте, за часы нам дадут четыре тысячи долларов! Как вернёмся, сможем купить себе каждый по плантации! И…

— Если кто-то вообще собирается возвращаться, — буркнула Жюли.

— Не хочешь — не надо! Будешь путешествовать, как настоящая дама… Слушайте, нельзя терять ни минуты, надо немедленно ехать. Соберём вещи, и вперёд. Этой же ночью. За два дня мы доберёмся до Нового Орлеана, а там…

— А там? — поддел меня Эд.

Я не очень хорошо представлял себе, где находится Чикаго. Знал просто, что очень далеко.

— А там купим карту! — воскликнул я. — Подумаешь, проблемы! В письме Джека говорилось о поезде, а деньги у нас есть. А пока двинем в Новый Орлеан.

— Пешком? — снова съязвил Эд.

— На каноэ, — терпеливо объяснил я. — Доберёмся до города и сядем на первый поезд в Чикаго или что там поблизости. Может, придётся пересесть раз или два… Короче, там видно будет. Но я уверен, у нас всё получится!

— Вообще-то от Нового Орлеана до Чикаго будет примерно миль тыща. Я видел в атласе отца. На деле нам придётся пересечь все Соединённые Штаты, а ты так говоришь, будто это раз плюнуть…

— Нет, конечно. Это не раз плюнуть, это будет самое великое приключение, и, когда мы вернёмся домой, никому и в голову не придёт заставлять нас ходить в воскресную школу или дразнить Жюли с Титом…

Я испуганно умолк. Наверное, этого было лучше не говорить. Но Жужу лишь улыбнулась:

— Всё изменится. Навсегда.

Я вытянул руку, Жужу положила на неё свою, и Тит тоже. Тогда Эд посмотрел на нас в последний раз и повторил, что мы все с ума посходили, но что один он домой не пойдёт, ведь ему тогда достанется за всех, и тоже шлёпнул поверх наших рук ладонью.

Осталось решить самое главное — кто будет командиром экспедиции. Я, конечно, не собирался предлагать себя — это ведь и так ясно: Эд не может быть главным, слишком он хрупкий, да ещё и в очках, Жужу тоже не может — она ведь женщина. А Тит так вообще слишком мал, да ещё и чернокожий в придачу. Но ведь настоящий вожак сам себя никогда не предлагает — его должен избирать и провозглашать народ.

Я немного подождал, пока меня изберут и провозгласят, и уже стал думать, что бы такого сказать, прежде чем согласиться, — нет-нет, что вы, я этого не достоин, вы так добры и всё такое… Но тут Эдди сказал, что главным должен быть он, так как он шаман и умеет говорить с аллигаторами, а Жужу — что командиром будет она, потому что главарь должен быть самым шустрым, и даже Тит вдруг начал потрясывать часами и вроде как собирался выдвинуть свою кандидатуру.

Я вздохнул — с таким народом нужно иметь терпение, — потом двинул кулаком в живот Эдди так, что тот чуть не заплакал, и завязалась потасовка, но зато всем стало совершенно ясно, что командиром должен был быть я, и никаких разговоров.

— Итак, мой первый приказ: собираем вещи и отправляемся в путь, мы уже и так потеряли кучу времени, а к рассвету нам надо убраться отсюда подальше, не то нас обнаружат.

Эдди и Тит взяли всё необходимое, включая бумажник Джека и письмо, и даже прихватили выпачканный в крови редингот. Я в это время вышел наружу и начал готовить каноэ к отплытию — загрузил в него удочки и всё такое. Не прошло и часа, как все, кроме меня, устроились на борту, а я оттолкнул каноэ и запрыгнул на место командира — на корму, взял весло и изо всех сил начал грести, направляя каноэ в самое сердце байу.

Через несколько мгновений Убежище скрылось из глаз, а вместе с ним позади остались наши дома, семьи и всё, что мы знали до этих пор.

#i_018.jpg