Перед всплытием на поверхность Ветрогон самым бесцеремонным образом ухватил Белянку за лодыжку и задержал ее под водой. Крысодевушка всполошилась и ударила его по лапе, сердито прикрикнув:

— Что ты делаешь? Я задыхаюсь! Мне уже нечем дышать!

Однако опытный мореход не отпустил ее, объяснив:

— Всплывать сразу нельзя! Мы слишком долго были на дне. Нужно потерпеть еще хотя бы четверть часа!

Белянке казалось, что она вот-вот упадет в обморок, когда Ветрогон наконец позволил ей высунуть нос из воды. Широкая корма каравеллы спокойно плескалась неподалеку. Боцман Губошлеп сбросил им веревочную лестницу и помог перелезть через бортик. Однако едва они оказались на палубе, как их подхватили стражники в медных кирасах и бросили на колени перед Твердолобом.

— Без приказа не рыпаться! Вот вы и попались! — торжествующе выкрикнул начальник охраны.

— Бушприт тебе в глотку! Откуда ты здесь? — недовольно спросил Ветрогон.

— Ты не рад видеть законного представителя власти? — издевательски расхохотался охранник. — А где ваш дружок, этот противный студентик?

— Он остался прикрывать наш отход. Мы не видели, что с ним случилось.

— Что бы с ним не случилось — мне нужна его шкурка! — зашевелил густыми усами охранник. — Так что придется рискнуть и дождаться его. Хотя оставаться тут опасно — вода так и бурлит. Что там вообще происходит?

— А то ты не знаешь? — резко сказал Ветрогон, глядя ему прямо в глаза. — Кто кидал в жерло вулкана глубинные бомбы? Кто отрезал нас от свежего воздуха? Чтоб тебя якорем придавило!

— Так значит, это подводный вулкан! — удивился Твердолоб, не обращая внимания на его ругань. — Вот что так громыхает. Пора убираться подобру-поздорову! Губошлеп, сигналь галеону!

Боцман нехотя поднял в лапах цветные флажки и замахал ими, отдавая команду приблизиться. Из-за острова выплыл двухпалубный галеон и устремился к ним.

На высоком юте сверкнула под солнцем золотая коронка. Возвышаясь над палубами и галеона, и низенькой каравеллы, победу праздновал «Верховный Деспот» Гнилозуб. Он стоял, опираясь на трость, и вглядывался в альбиноску, склонившую голову под его взглядом. Бархатный камзол его раздувался на ветру, а напудренный парик едва держался на голове.

С борта на борт перекинули мостик.

— Твердолоб, запри арестованных в трюме! — распорядился правитель.

Стражники схватили пленных и потащили их к галеону.

— Бизань-дерезань! — заругался Ветрогон. — Посмотрите, как бурлит вода. Вы разбудили подводный вулкан. Сейчас все тут взлетит на воздух, а вы собираетесь запереть нас в тесноте. Да отсюда нужно дуть быстрее на всех ветрах!

Едва услышав это зловещее предостережение, разоруженные пираты переполошились и бросились по мостику с разоренной каравеллы на галеон. Белянку грубо оттолкнули, отчего она упала на палубу и расплакалась от злости.

— А своего дружка не боишься оставить? — сверкая коронкой, ухмыльнулся Гнилозуб Ветрогону.

— Его уже поздно искать, — опустил руки шкипер. — У него кончился воздух.

Услышав эти слова, Белянка сорвалась с места, перегнулась через борт и принялась громко кричать, перекрывая шум волн:

— Ти-хо-ня! Ты где? Покажись!

Но никто ей не отвечал.

— Эй, ваше высокородие, или как вас там? — недовольно закричал боцман. — Команда уже переправилась. Медлить больше нельзя. Уплываем!

— Никуда я не поплыву! — заголосила Белянка. — Я буду ждать, сколько нужно. А вы все хоть пропадом пропадите!

— Генерал, обеспечьте доставку пленных! — сухо распорядился Гнилозуб. — А ты, красотка, утри слезки со своего милого носика и поднимайся ко мне. Твоего дружка нет в живых. Он сварился! Как вкусно, наверно, дракону! Он любит вареных крыс!

— Тихоня! — зарыдала Белянка, склоняясь над темной водой.

Твердолоб схватил ее подмышки и потащил на галеон. Девушка завизжала и начала отбиваться.

На каравелле царил беспорядок: ее собирались бросить, но перед этим с нее спустили снасти и утащили все ценное. Реи, такелаж, обрывки парусов валялись на палубе кучей бесформенного хлама.

В этот момент в морской глубине послышался раскат грома. Вода в темно-синей подводной дыре закружилась и образовала водоворот, подхвативший оба корабля и понесший их в разные стороны. Белянка отчаянно укусила Твердолоба за палец, отчего тот громко вскрикнул и выпустил ее.

Девушка бросилась от него по палубе. Твердолоб ринулся за ней, спотыкаясь о валяющиеся реи, но на пути у него встал Ветрогон с обломком весла в руках.

— А ну, стой, сушеная каракатица! — заорал он, замахиваясь веслом. — Оставь ее в покое, чтоб тебя кит проглотил, не жуя!

Огромный охранник надвинулся на него, но Ветрогон изо всех сил двинул его веслом по медной кирасе, отчего на ней образовалась глубокая вмятина. Твердолоб схватился за брюхо и отступил назад.

— Отставить сопротивленье! — вращая глазами, выкрикнул охранник. — До вас что, до сих пор не дошло? Каравелла обречена. Водоворот утащит ее на глубину. Спастись можно только на галеоне.

— Вали к своему Гнилозубу, и скажи ему, что этим веслом я выбью его золотую фиксу! — заорал Ветрогон.

Водный поток уносил галеон прочь. Мостик соскользнул с борта каравеллы и принялся падать. На борту галеона Губошлеп ухватил его противоположный конец и попытался затащить на борт.

— Твердолоб, прыгай, пока не поздно! — закричал Гнилозуб.

Кирасир оглянулся, увидел отплывающий галеон, махнул на них лапой и крикнул:

— Да ну вас к морскому дьяволу! Идите на дно, если хотите. А мне терять шкуру без надобности устав не велит!

И разбежавшись, прыгнул через борт. Между каравеллой и галеоном было уже не меньше десяти крысиных ярдов. Тяжелая кираса со шлемом тянули охранника вниз, в бурлящий водоворот. Но ему все же удалось уцепиться за краешек мостика, который боцман с пиратами как раз втаскивал на борт.

— Что уставились, остолопы? Помогайте! — завизжал Гнилозуб стражникам, выпучившим глаза от растерянности.

Те бросились на помощь и все вместе затащили мостик с начальником на палубу. Даже оказавшись в безопасности, Твердолоб не сумел отцепиться от досок — его когти так глубоко впились в дерево, что выдирать их пришлось клещами.

А корабли продолжало разносить в разные стороны.

— Потопить каравеллу! — приказал Гнилозуб канонирам.

Те подкатили пушки к бортам и принялись их заряжать. Пираты, до которых никому не было дела, смотрели на них с вытянутыми лицами. Неожиданно Губошлеп завопил, указывая за борт:

— Посмотрите! Там шляпа нашего капитана!

В самом деле: водоворот вынес на поверхность фетровую треуголку с орлиным пером. Увидев ее, пираты заволновались и бросились отталкивать канониров от пушек.

— Что такое? Что за бунт? — обеспокоенно спросил Гнилозуб с высокого юта.

— Сударь, команда не может отплыть без своего капитана! — склонившись в притворном поклоне, яростно выкрикнул боцман.

— Вы уже не команда! — надменно заявил Гнилозуб. — Ваш корабль брошен. Теперь я — ваш капитан.

— Ошибаетесь, ваше высокородие! — со злобной решимостью возразил Губошлеп. — А ну, ребята, бей этих сухопутных мышей!

Пираты мгновенно набросились на охранников и завязали с ними отчаянный рукопашный бой. Оружия у них не осталось, но они ловко прыгали, цепляясь за корабельные снасти и падая на противника сверху. Тяжело вооруженные стражники в медных кирасах оказались слишком неповоротливыми. Уже через несколько мгновений у них отняли неудобные на тесной палубе алебарды.

— Капитан за бортом! — закричал матрос в люльке, подвешенной на грот-мачте.

В самом деле: в набирающем силу водовороте показался прозрачный колпак Лихогляда. Сам капитан был изрядно потрепан. Камзол он давно сбросил, оставшись голым по пояс. Мокрая шерсть его слиплась комьями и мешала бороться с водой. Длинные щегольские усы обвисли и приняли жалкий вид. Он тянул лапу с растопыренными пальцами вверх, призывая на помощь.

Губошлеп сорвал со стенки каюты спасательный круг и стрелой бросился за борт. Он подплыл к капитану, ухватил его за загривок и начал буксировать к кораблю. С палубы ему скинули канат и затащили обоих на борт. Пираты в один голос разразились дружными воплями радости.

— Наш капитан и в огне не горит, и в воде не тонет! — кричал громче всех Губошлеп.

Но Лихогляду было в этот миг не до них. Он ошалело вращал глазами и шумно дышал, широко раскрыв рот. Его подняли на руки и понесли к кормовым каютам. Как раз в эту минуту водоворот проносил мимо «Лазурную мечту», потерявшую управление. Лихогляд взглянул на нее и горестно выкрикнул:

— Моя каравелла! Моя мечта! Неужели она гибнет?

И в этот миг он разглядел на его палубе Белянку, перегнувшуюся через борт.

— Капитан, где Тихоня? — отчаянно закричала она.

— Увы, мадмуазель! Он остался на дне, — печально выкрикнул в ответ Лихогляд. — Когда я поднимался, на него напал гигантский осьминог и потащил в бездну. Я своими глазами видел, как чудовище душило его присосками. Мне жаль, но больше вы его не увидите. Уплывайте! Спасайтесь, как можете!

Белянка упала на палубу и завыла от горя.

— Почему вы оставили этих двоих на каравелле? Они же погибнут! — выкрикнул Лихогляд, обращаясь к пиратам.

— Это их собственный выбор. Они отказались переходить на галеон, — ответил ему Губошлеп.

— Нет, я так просто не сдамся! — взревел Гнилозуб, которого бросили без присмотра среди всеобщего переполоха. — Твердолоб, вернуть контроль над кораблем! Стража, в атаку! Канониры, огонь!

Разоруженные стражники опомнились и набросились на пиратов. Канониры опять овладели пушками и принялись палить по каравелле, которую уносило течением. В воздухе засвистели ядра, раздался яростный звон схлестнувшихся клинков.

— Ах ты, вяленая селедка! — гневно завизжал на Гнилозуба пришедший в себя Лихогляд. — Это по твоей вине нам перестали качать воздух! Это ты бросил нас погибать на дне! Ну, сейчас ты мне за все ответишь, предатель!

И он кинулся по лестнице на высокий ют, попутно отобрав саблю у стражника. Гнилозуб испуганно взвизгнул и полез спасаться на бизань-мачту.

— А ну, спускайся! Я тебя на куски порублю! — рассерженно закричал на него пиратский капитан, потрясая саблей.

— Господа, как хотите, но не время сейчас выяснять отношения! — подал голос боцман, с беспокойством вглядывающийся в бурлящую воду за бортом. — Нас затягивает в водоворот. Мы еще можем уплыть, если немедленно поднимем все паруса. А если нет — то сгинем все разом!

— Я никуда не уплыву, пока не потоплю каравеллу! — продолжал вопить вцепившийся в мачту Гнилозуб. — Канониры, огонь! Пали по всему, что шевелится!

Растерянные пушкари дали залп по каравелле. Раскаленные ядра ударили в ее деревянные борта, обшивка разлетелась на целую тучу осколков, уцелевшие весла переломились. Мачты маленького корабля уже давно стояли голыми, но обстрел еще больше усилил разруху.

Ветрогон схватился за голову и завопил:

— Что вы творите, пресноводные моллюски? Мы и так тут остались вдвоем. Что мы можем вам сделать? Прекратите, чтоб вас всех акула на завтрак схавала!

В самом деле, на каравелле давно уже никого не осталось, кроме Белянки и Ветрогона. Но пушкари по привычке продолжали выполнять приказы хозяина, и лишь усиливали огонь. Раз за разом раскаленные ядра вдребезги разбивали остатки снастей, лишая шкипера и альбиноску последней надежды на спасение.

Неожиданно из клокочущей воды выпросталось длинное сизое щупальце с мертвенно-бледными присосками. Вслед за щупальцем из пенистых бурунов показалась ужасная пучеглазая морда, торчащая, казалось, прямо из живота. Челюсти, похожие на клюв хищной птицы, были распахнуты, отчего становилось не по себе.

— Морское чудовище! — завизжал боцман. — Сматываем удочки! Живее!

— Нет! Продолжать огонь! — вопил залезший на мачту Гнилозуб.

— Вы совсем одурели! Что вам еще нужно? Чтобы нас живьем сожрали? — в панике заорал Губошлеп.

На этот раз боцмана послушали и пираты, и стражники. Все вместе кинулись поднимать паруса. Канониры прекратили огонь и бросили пушки. Лихогляд встал за штурвал и принялся отчаянно вращать его колесо, пытаясь вырулить из стремнины. Галеон накренился и начал ложиться на борт. Все, кто был на палубе, похватались за мачты и снасти.

Солнце исчезло, небо покрылось пасмурной пеленой туч. Порывы яростного ветра раздули паруса и понесли галеон прочь от этого гиблого места. Уже через несколько минут Глубоководье осталось далеко за его кормой.

Лихогляд обернулся. В поднимающихся волнах мелькал силуэт каравеллы. На ее палубе носились две одиноких фигурки — одна белая, как облако в ясную погоду, вторая черная, как жесткая шкура тюленя.

— Ну, ребята, не держите на меня зла! — пробормотал капитан. — Я сделал, что мог.

И он заложил вираж, пытаясь увести галеон подальше от бушующего шторма.

— Лампедуза-медуза! Этого нам только не хватало! — схватился за голову Ветрогон, увидев мешок жестких мускулов с парой щупальцев, плещущихся на волнах.

Однако Белянка отреагировала на появление чудовища так, как мореход и представить себе не мог. Она завизжала от ярости, схватила тяжелый абордажный багор с острым наконечником и изо всех сил запустила им в разинутую пасть.

— Где Тихоня? — заорала она вслед багру. — Что ты сделала с ним, задница с щупальцами?

Багор плюхнулся в воду, не долетев пары ярдов.

— Ой, что это у него? — тонким голоском пискнула девушка.

Из-под брюха чудовища выплыл синий шейный платок из тонкого шелка.

— Это мой платок! — обернувшись к Ветрогону, пролепетала Белянка. — Я сама повязала его на шею Тихоне.

Она впилась ладонями в бортик, ее пальцы побелели от напряжения.

— Жаль, у нас нет пушки, — вглядываясь вдаль, произнес шкипер. — Я разнес бы эту тварь в клочья.

— Я сама ее разнесу! — снова пришла в ярость Белянка.

Она схватила алебарду, оставленную Твердолобом, и ловко метнула ее в осьминога. На этот раз ей удалось попасть: острие угодило прямо в разинутую пасть и прошило ее насквозь. Однако чудовище даже не шелохнулось, как будто ему было все равно.

— Как-то странно оно себя ведет, — заметил Ветрогон.

И в этот же миг головобрюхий сгусток мускулов выскочил из воды и отлетел в сторону. На его месте показался торчащий как поплавок подводный колпак, а рядом с ним — рваное серое ухо.

— Тихоня! — прошептала Белянка.

Вслед за ухом из воды показался высокий лоб со свалявшимися комьями серебристой шерсти. Острый нос высунулся на поверхность и начал с шумом втягивать воздух.

— Лови конец! — заорал Ветрогон, бросая канат.

Белянка не верила своим глазам. Чудовище не шевелилось, а вот рядом с плавающим колпаком на пенистом гребне волны возникла перекошенная физиономия Тихоскока, который отчаянно шевелил усами, как крот, впервые выбравшийся на дневной свет.

— Тихоня, ты жив? — завизжала она.

Тихоскок помахал ей ладонью. Побарахтавшись, он ухватился за канат и начал грести к кораблю. Щупальца осьминога раскачивались на волнах и вздымались при каждом подъеме, отчего казалось, что тварь пробудилась и шевелит ими. Одно из щупалец потянулось к Тихоне.

— Осторожно! — выкрикнула Белянка. — Оно к тебе тянется!

— Ну уж нет! — ответил ей Тихоскок, выныривая и отплевываясь. — Оно уже ни до кого не дотянется. Дракон откусил ему половину брюха.

— Он напал на тебя? — Белянка прикрыла ладонями глаза от страха.

— Скорее, на осьминога, — ответил Тихоня. — Эта добыча для него поважнее, чем мелкая крыса. Дракон так смачно хрустел челюстями, что у меня самого аппетит разыгрался. И сделал он это в самый удачный миг — как раз тогда, когда я шел ко дну.

Ветрогон вытащил канат на палубу и сказал:

— Ты, помнится, спрашивала, что значит «травить конец». Вот, смотри и учись.

Тихоскок плюхнулся на палубу и сел на задок, широко расставив в стороны лапы. Белянка бросилась к нему, обхватила его руками и затряслась, уткнувшись носом в его грудь.

— Я как увидела плывущий платок, так сама не своя стала! — пожаловалась она.

— Твой подарок всегда со мной, — улыбнулся Тихоня и разжал лапу.

Синий платок выскользнул из его ладони и упал на палубу. Белянка подхватила его, вытряхнула воду и повязала ему на шею, приговаривая:

— Вот, носи и больше не теряй!

— Главное, сам не теряйся, — добавил Ветрогон. — И давай поднимайся. Нам до спасения еще далеко. Начинается буря, а мы без снастей.

Тихоскок поднялся, обнял Белянку и крепко прижал ее.

— Ребята, вы вот что… — смущенно проговорил Ветрогон. — Вы на меня не сердитесь за это… за то, что я сделал там, под водой.

— Ладно. В конце концов, у тебя все вышло, как надо, — сказал Тихоскок.

— Ой, а что это у тебя? — выпалила Белянка, ощупывая его шерсть. — Серебряный волосок! А вот и еще один! Ты что, поседел?

— Да нет! Быть не может. С чего это? Ты ошиблась, — смущенно проговорил Тихоскок, оглядывая свою шкурку. — Это так капли в грозовых бликах играют.

Он заглянул за борт. Морская вода бурлила, как будто ее вскипятили. Время от времени из ее мрачных глубин раздавался глухой рокот, и тогда каравеллу поднимало на волнах, несло и бросало вниз. От этих скачков перехватывало дух, а сердце замирало и уходило в пятки. Белянка попискивала от испуга, но в конце концов умолкла и только вцепилась изо всех сил в грот-мачту. Ветрогон, сломя голову, носился по палубе и тянул за канаты, пытаясь управлять обрывками парусами.

Неожиданно Тихоскок услышал гулкий раскат подводного грохота, который показался ему особенно зловещим.

— Тихоня, волна! — завизжала Белянка.

Он обернулся. В ста ярдах за кормой показался огромный девятый вал, который догонял их быстрее, чем ветер. Он был высоким, как башня цитадели. На его гребне пенились буруны, которые грозили обрушиться и разбить в щепки кораблик, казавшийся совсем крошечным по сравнению с этой громадой.

— На этот раз нам не устоять, — устало проговорил Ветрогон. — За свою жизнь я видел много штормов, но такой волны не бывало даже в легендах. Прощайте, друзья! Я рад, что в эту последнюю минуты вы вместе со мной!

Волна неслась к ним, теперь ее отделяло от корабля не более полусотни ярдов. Белянка с надеждой взглянула на Тихоскока, но увидела, что он стоит в растерянности посреди палубы и остановившимся взглядом рассматривает пенную громаду. Альбиноска зажмурилась и спрятала нос между сжатых ладоней. Тихоскок взглянул на нее. Его вдруг пронзила мысль, что через несколько мгновений он потеряет ее навсегда, и ничего не останется от ее ласкового взгляда, от прикосновения ее ладоней, и от той нежной привязанности, которую он чувствовал к ней.

— Ну нет, мы так просто не сдадимся! Ветрогон, помогай мне! — закричал он.

Тихоня бросился к бизань-мачте, у подножия которой трепыхался спущенный косой парус. Рядом валялись большие и малые реи, обрывки канатов и куча ненужных снастей, от которых опытный Ветрогон поспешил избавиться перед началом шторма.

— Мне нужны самые легкие реи! — уверенно заявил Тихоскок.

— Зачем? Лучше хватайся за мачту, и встречай последнюю волну в своей жизни! — хриплым голосом откликнулся шкипер.

— На моей улице пацаны запускали летучего змея. Я сделаю такого же, только большого! — сказал Тихоскок.

Ветрогон мигом оправился от ступора и бросился ему помогать. Он поднес две самые легкие реи — одну длинную, а другую короткую, и положил их одна на другую, крест-накрест. Тихоскок тут же скрутил их канатом и сцепил в крепкую крестовину. Плетеный трос он привязал к четырем концам рей, создав легкий, но прочный каркас, на который Белянка принялась натягивать косой парус с бизани. Края паруса она завернула, обмотав ими трос, и быстро прошила в нескольких местах леской, чтобы они лучше держались. Тихоскок выхватил шпагу и натыкал дырок в полотне, чтобы ей проще было продевать в них леску. Получилось воздушное крыло в виде ромба.

Тихоскок потянул его за конец, привязанный к крестовине, и поднял в воздух. Однако сооруженная им конструкция не хотела держатся ровно и рыскала из стороны в сторону. Порывы ветра бросали ее то вправо, то влево.

— Быстрее! Нас сейчас захлестнет! — вскричал Ветрогон.

Тихоскок сжал голову руками — он не знал, как исправить ситуацию.

— У каждого змея бывает хвост, — слабым голосом сказала Белянка.

— Да! Хвост! Как же я не догадался! — хлопнул Тихоскок себя по лбу. — Ветрогон, быстро привязывай трос к нижней рее! И подвесь к нему какую-нибудь корзинку или мешок!

Ветрогона не нужно было просить дважды. Он мигом прицепил к концу самой длинной реи трос, другой конец которого привязал к просторному холщовому мешку для зерна. Змей резво взмыл в воздух и завис над палубой. Он держался ровно, без рывков и скачков. Ветер раздувал косой парус, превратившийся в сплошное крыло.

— Бизань-дерезань! — удивленно выкрикнул Ветрогон. — Он держится в воздухе! Он летит! Да это просто ветролет какой-то!

Волна была уже в десяти ярдах за кормой. Пенные буруны на ее гребне нависли над ютом, как гигантская длань, приготовившаяся схватить мелкую рыбу.

— Лезьте в мешок! Быстрее, быстрее! — завопил Тихоскок.

Он первым прыгнул в холстину, болтающуюся на тросе. Белянка не решалась сдвинуться с места — она только смотрела на эту рвущуюся ввысь конструкцию глазами, расширенными от ужаса. Тихоскок подхватил ее на руки и затащил внутрь. Ветрогон подтолкнул ее снизу и быстро заскочил сам.

— Режь канат! — заорал Тихоскок.

Ветрогон принялся кромсать кортиком канат, которым воздушный змей был привязан к мачте. И тут на корабль обрушился мощный удар. Волна наконец догнала и захлестнула его. И в этот же самый миг натянутый до предела канат лопнул, и летучий змей резко взмыл в воздух.

Тихоскока бросило на самое дно глубокого мешка. Он нырнул в темноту и ударился носом о спину Белянки, а задней лапой угодил Ветрогону в брюхо. Шпага на его боку согнулась и упруго пружинила. Все трое сплелись в клубок и принялись беспомощно барахтаться. Ветрогон первым выбрался из этой толкотни, уцепился за край мешка и высунул нос наружу.

— Зуб дракона мне в хвост, вот это высота! — с удивлением сказал он.

Тихоскок подтянулся на лапах за ним. Ветер поднял воздушного змея высоко над морем. Их несло в сторону суши, которая виднелась вдали. Темное грозовое небо над их головами грозило разразиться ливнем, а далеко внизу, в пенистых бурунах, виднелись обломки разбитой вдребезги каравеллы с разодранными лазурными парусами.

— Мы едва унеслись! — облегченно проговорила Белянка, подтягиваясь и высовывая нос вслед за ними.

— Погоди, до спасения еще далеко! — предостерег ее Ветрогон. — Ветер бросает нас, как пушинку. Как бы он не разбил нас о скалы!

Белянка снова взглянула на Тихоскока. Тот вцепился в веревку, закрепленную у змея на крестовине, и потянул ее. Парус выровнялся и перестал вихляться.

— Кажется, им можно управлять! — проговорил Тихоскок. — Но я этому не учился! Так что заранее извиняюсь за тряску!

Решительно настроенная толпа студентов во главе с профессором Гладкошерстом подошла к зданию ратуши. Твердолоб вышел ей навстречу, сверкая медной кирасой, и велел страже направить на студентов пушку, специально расположенную рядом со входом. Однако студенты не испугались и принялись ругаться с начальником охраны. К ним присоединились многочисленные горожане, торговавшие на рыночной площади.

— Почему зерно в город не пропускают? — возмущенно закричал Шишкобор, бросивший лямки своей тележки.

— Отчего все подорожало? — присоединились к нему хозяйки, пришедшие за продуктами.

— Куда ты дел бургомистра? — кричали другие. — Мы его выбирали, а за тебя никто не голосовал!

Гнилозуб выглянул в распахнутое окно. Рыночная площадь расстилалась перед ним, как на ладони. На ее каменной мостовой, среди торговых лотков и прилавков, было полно народу, и все возмущенно гомонили и грозили охране кулаками.

Увидев, как сверкнула в окне золотая коронка на зубе магистра, народ возмутился и издал такой возглас негодования, что у Гнилозуба подогнулись задние лапы. Он отпрянул от подоконника и спрятался за вертящимся глобусом. На лбу его выступил пот.

В высокое окно было видно, как плотная толпа мастеровых и торговцев осаждает здание караулки и выпускает из ее подвала отощавшего бургомистра и членов городского совета, за время заключения растерявших свой великосветский лоск. Серобок оттолкнул Шишкобора, поддерживающего его под локотки, и начал отросшим когтем грозить в сторону ратуши. Гнилозуб понял, что свергнутый бургомистр ищет глазами свой бывший кабинет. Он попытался задернуть штору, но она, как назло, зацепилась за гардину, и ему пришлось подпрыгнуть, чтобы поддеть ее.

Увидев в своем окне прыгающую толстобрюхую фигуру, Серобок пришел в ярость и на всю площадь закричал:

— Ах, вот ты где! Выметайся из моего кабинета, гнилой узурпатор!

Гнилозуб пришел в полную панику и бросился в двери. Он бежал по коридорам ратуши, забранным стеклами с цветной мозаикой, изображавшей подвиги древних рыцарей и картины сельских работ.

Над городом собирались темные грозовые тучи, солнце ушло за них и померкло, отчего стало сумрачно, как поздним вечером. Длинные коридоры сделались мрачными, но лучи тусклого света все же пробивались сквозь разноцветные стекла и бросали на бурую шерсть Гнилозуба синие, красные и желтые отблески.

Он добежал до лестницы, ведущей с чердака вниз, но внизу были мятежники, и он пополз вверх. С чердака магистр перебрался на крышу, его туфли с узорными пряжками гулко застучали по черепице. Он поскользнулся и едва не скатился вниз, но тут же вскочил и бросился на соседние крыши, соединенные друг с другом арками и мостками. Дома в цитадели стояли так близко друг от друга, что их верхние этажи соединялись надстройками, нависавшими над узкими улицами.

В небесах раздался раскат грома. Сверкнула молния. На фоне вспышки его фигура ярко высветилась на высоте. Глазастый Барабаш заметил его и завопил:

— Смотрите, магистр сбежал! Вон он несется по крышам!

Студенты заверещали и бросились за ним. В мгновенье ока они забрались на окрестные крыши и застучали по ним башмаками. Верховный Деспот что было духу бросился дальше и оказался на вершине Парадной арки, нависавшей над Рыночной площадью.

Парадная арка тянулась к небу полукруглым горбом, на котором высились мраморные статуи Восьми Мудрых Крыс. На этих статуях Мудрые были изображены во время эпических подвигов, которые они совершили в незапамятные времена. Крысолап расправлялся с огромной химерой, имевшей тело тигра, хвост ящерицы и пасть крокодила. Крысоматерь завораживала огромного великана, вставшего перед ней на дыбы. Мастер-Крыс ковал первый в мире меч, а Земледел впервые в истории пахал ячменное поле. Статуи выглядели массивными и производили подавляющее впечатление на горожан, смотревших на них снизу, с мостовой. Под их тяжелыми взглядами простонародье ощущало себя мелким и беспомощным.

Под аркой тянулся длинный туннель, через который главная улица выходила на Рыночную площадь. Из этого туннеля во время праздников появлялись ряды вооруженной стражи, шагавшей парадным строем перед бургомистром и членами городского совета.

Мраморные чудовища, боровшиеся с Мудрецами, выглядели, как живые. Горожане побаивались их и считали верхушку Арки недобрым местом, которое лучше обходить стороной.

Гнилозуб добежал до ее середины и принялся голосить:

— Твердолоб! Помоги мне! Пришли сюда охрану!

Но он оказался так высоко, что начальник стражи не мог слышать его. А студенты уже рыскали по окрестным крышам, пытаясь понять, куда делся всем ненавистный олигарх.

— Вон он! Прячется за химерой! — заорал Барабаш, тыча в него коготком.

Толпа студентов загомонила и бросилась в его сторону. Магистр в панике побежал от них прочь, но увидел, что с другой стороны арки к нему поднимается бургомистр Серобок, и вид его не сулит ничего доброго.

Гнилозуб вскарабкался на спину тигровой химеры и отчаянно завопил:

— Не смейте меня трогать!

И в этот миг землю под городом ощутимо тряхнуло. Дома покачнулись, кое-где стены и участки крыш с грохотом обрушились на мостовую. Пожилой профессор, в силу возраста оставшийся на площади у фонтана, крикнул:

— Землетрясение! Срочно спускайтесь вниз!

Однако студенты не желали упускать магистра и продолжали на него надвигаться. Землетрясение не прекращалось: подземные толчки следовали один за другим, вызывая все новые и новые разрушения.

— Мы все же достанем тебя! — прорычал Барабаш, залезая на подножие статуи и пытаясь ухватить магистра за завязки на его коротких штанах.

— Нет, ты меня не достанешь! — с ледяным спокойствием возразил ему Гнилозуб. — Взгляни в сторону моря, за городские стены!

Барабаш повернул голову. Со стороны моря на город надвигалась огромная волна. Она была выше стен, выше башен и даже выше шпиля от ратуши. Буруны на ее гребне зловеще сверкали в свете молний, которыми полыхало поднебесье.

Студент замер от изумления и раскрыл рот.

— Что там? — закричали товарищи.

— Что случилось? — с беспокойством выкрикнул бургомистр.

— Что ты видишь? — пискнул с площади Гладкошерст, протирая очки.

— Цунами! — прошептал Барабаш. — Я такого в жизни не видел! Оно смоет весь город! Ни одно здание не устоит! Спасайтесь!

И он первым бросился удирать, забыв о своем враге.

Огромная волна нахлынула на крысиный город. Ее не могли задержать ни крепостные стены, ни земляные валы. Вода обрушилась мощным ударом на дома и соборы, смела ветхие хижины, подняла и закрутила прилавки, ларьки и тележки. Мутные потоки понеслись по узким улицам и выплеснулись на площадь. Фонтан испуганно перестал брызгать струями, и тут же его поглотила пучина, залив все по самую статую крысы, сжимающей в лапах книгу.

Горожане бросились спасаться на верхние этажи зданий, но вода преследовала их и не отставала до тех пор, пока они не взобрались на крыши. Только там, на самой большой высоте, у них выдалась минутка, чтобы передохнуть.

Улицы превратились в каналы, площадь — в озеро. Повсюду плавали обломки мебели и бревенчатых мостков, обрывки одежды и разбитая деревянная посуда.

Волна смыла остов нового корабля, строящегося на судоверфи, перенесла его через стену цитадели и водрузила на купол храма Восьми Мудрых Крыс, стоявший на площади справа от ратуши.

Лихогляд сорвал с головы фетровую шляпу с пером и заголосил:

— Мой особняк! От него ничего не останется!

Водоворот закрутился вокруг столба с памятником Крысе Разумной, подхватил одиноко стоящего Гладкошерста и накрыл его с головой. Струя сорвала с его носа очки в тонкой позолоченной оправе и швырнула их на медное изваяние. Стекло жалобно звякнуло о табличку с надписью «Rattus Sapiens» и треснуло.

Толпа студентов на миг замерла без движения, и тут же Барабаш выпалил:

— Спасаем профессора!

И все в один дух ринулись вниз, где бурлил мутный водоворот.

До вершины Парадной Арки вода не доставала. Из грязного потока виднелся ее горб с тяжелыми статуями, перекосившимися от землетрясения. В стороне, ближе к ратуше, из пенных бурунов торчал памятник Крысе Разумной. Далее виднелись затопленные крыши домов, на которых жались друг к другу мокрые горожане, а за крышами поднимались каменные башни и стены цитадели, зубцы которых не хотели сдаваться потопу.

Гнилозуб вскарабкался на огромную ладонь Крысолапа, разрывающего пасть химере, и торжествующе закричал:

— Что, съели? Это я разбудил морского дракона! Либо город будет подчиняться мне, либо на его месте останется поганая лужа!

И тут же земля под ногами опять содрогнулась. Из переборок арки посыпались пыль и щебень. Тяжелые мраморные статуи треснули и перекосились. Казалось, что они вот-вот завалятся набок: у статуи Крысы-Воительницы из рук выпал огненный факел, с грохотом ударился о постамент и раскололся на части, которые тут же погрузились в бурлящую пучину.

Но Гнилозуба это не остановило. Он вскочил на задние лапы, поднялся повыше на цыпочки, чтобы его лучше было видно, и заорал во всю глотку, обращаясь к уцелевшим горожанам, облепившим окрестные крыши:

— Мой дракон — ваша смерть!

— Что ты делаешь? Ты совсем из ума выжил! — попытался образумить его бургомистр. — Спускайся немедленно! Еще есть шанс уцелеть!

Но Гнилозуб только дико расхохотался, оскалив свою золотую коронку. Серобок подпрыгнул и ухватил его за завязку на коротких штанах. Магистр затряс ногой, стараясь отделаться от него, и распустил узел, на который завязка была затянута. Бургомистр рухнул вниз, на каменное подножие изваяния. Выскочившая из петель завязка осталась у него в руках. Пробормотав: «Эх, видно, тебя уже не исправишь!», Серобок кинулся прочь — к ватаге студентов, которые разобрали багры и тянули их к стремнине, выуживая утопающих.

Гнилозуб гордо поднял свой нос. В этот миг он был выше всех. Рыночная площадь, превратившаяся в бурлящее озеро, простиралась у него под ногами. И тут его по носу что-то хлопнуло. Удар свалился на него оттуда, откуда он ждал меньше всего — сверху, из поднебесья. Магистр удивленно принялся таращиться вверх.

И тут же увидел, как под темными грозовыми тучами, среди раскатов грома и полыхающих молний, мчится невиданное летающее крыло с длинным канатным хвостом, на который подвешен увесистый шевелящийся мешок. Ветер нещадно трепыхал крыло и бросал его во все стороны, так что мешок покачнулся и снова заехал магистру по голове.

Опешивший Гнилозуб сорвался со статуи и только в последний миг уцепился когтями за зуб химеры. Внизу, за краем рушащейся арки, бурлила мутная пена потопа. Магистр отчаянно попытался поднять свою тяжелую тушу, но вес его был слишком велик, а силы слабы. Порывы ветра принялись раскачивать его самого. Покачавшись немного, он кое-как выкарабкался на спину химеры, но тут же осторожно спустился вниз и за спинами студентов, занятых спасением тонущих, прокрался в ратушу — одного из немногих зданий, верхние этажи которого оказались выше потопа.

А ветер тем временем понес летающее крыло, сшитое из косого паруса, в сторону памятника Крысе Разумной. Болтающийся хвост зацепился за ее вздетый вверх коготь, отчего крыло резко дернулось и рухнуло вниз. Тяжелый мешок на его хвосте булькнул в воду. Из него тотчас же выбрались Ветрогон, Белянка и Тихоскок, и принялись отчаянно барахтаться, пытаясь удержаться в водовороте. Навстречу им течение понесло тело пожилой крысы в академической мантии.

— Это профессор! — воскликнул Тихоскок. — Держитесь, я попытаюсь его ухватить!

Белянка не могла ему ответить — она едва держалась на плаву, и лишь ее острый нос еще торчал на поверхности. Ветрогон изо всех сил греб лапами, но и ему лишь с трудом удавалось бороться с потоком.

Тихоскок поймал массивную деревянную дверь, которую с петлями вырвало из входа в таверну, вскарабкался на нее, и втащил следом друзей. Втроем они кое-как выудили из воды тело профессора Гладкошерста, который плыл, закрыв глаза, и не подавая признаков жизни. Край двери наклонился и начал тонуть — он не выдерживал веса четырех пассажиров.

Но в этот момент к ним подплыла лодка, в которой сидели Барабаш с Яской. Они зацепили дверь багром, подтащили к лодке и помогли всем перелезть через борт. Дольше всех пришлось провозиться с неподвижным профессором, но и его удалось заволочь внутрь. Оказавшись на днище лодки, Гладкошерст раскрыл глаза, удивленно повел носом и спросил:

— А где мои очки? Кажется, я их потерял…