Гномий Клинок

Морозов Дмитрий Витальевич

Эльтеррус Иар

Отказавшись от всего, он шагнул в неизвестность. Взял в руки Фиолетовый Меч, который в ином мире называли Кристальным Пеплом, и ринулся в бой. Но остался один, без поддержки и помощи. Не каждый сумеет пройти через ад и не сломаться, остаться собой. Он сумел. И спас многих других. Стал тем, кем должен был стать. Но это оказалось только началом. Впереди ждало столько, что слов для описания всего этого он никогда бы не нашел. И тайные враги остались в тени. Их еще только предстояло найти и одолеть.

 

Пролог

Он ждал. Время текло медленно и неторопливо, века стекали по его граням, словно песчинки по лезвию… Он ждал. Когда-то в его честь строились храмы — однако блестящая игрушка славы его не занимала, и храмы давно обратились в пыль. Люди проходили мимо, не замечая ничего — не желали видеть необычного, боялись хотя бы приоткрыть глаза. Они сами не хотели видеть! Иногда шустрые мальчишки брали его в руки — он любил движение. Дети сшибали лопухи у забора, пребывая в полной уверенности, что держат в руках палку — представляя себя воинами с настоящими мечами, они не подозревали даже, что в руках у них нечто стократ более прекрасное. Он лишь усмехался где-то глубоко внутри себя, выслушивая горячие детские фантазии, и следил, чтобы зазевавшийся ребёнок не смахнул руку соседу — или ветхий забор. Кристальные грани с лёгкостью могли резать не только плоть, но дерево, камень, и даже металл — однако это давно не приносило удовольствия. Зачем крушить и жечь, если нет достойного противника? Только когда он найдёт избранного, проснётся тот, кто способен выдержать его удар — и ответить своим…

Он ждал. Время струилось неторопливо, словно сытая змея, выбирающая себе местечко среди камней для полуденного отдыха. Свет, обмануть который не дано никому, играл в его гранях, рождая искры радуг вокруг — однако равнодушная человеческая река текла мимо, не способная восхититься неземными красками — и пепел веков с тихим шелестом осыпался под лаской света, наполняя древний кристалл.

Любое ожидание когда-нибудь заканчивается. Закончилось и его — в недоступных человеку пространствах Дух объединился с готовящейся к воплощению душой. А затем в роддоме не слишком большого города где-то на бескрайних просторах России раздался первый крик новорожденного. Он довольно усмехнулся про себя и переместился в этот город, привычно притворившись ржавым прутом, на который никто не обратит внимания. Ждать осталось совсем недолго, только пока будущий Хранитель повзрослеет. Что эти несчастные двадцать лет по сравнению с прошедшими тысячелетиями? Да ничего! Он дождется.

 

Глава 1

Отвратное настроение заставляло сдавленно рычать от ярости, да еще и голова трещала после вчерашнего, словно там на барабанах играли. Надо же было так нажраться! А денег на опохмел нет ни копейки, все вечером оприходовали. С кем хоть пил-то? Вспомнить Фрол не смог и злобно выматерился. Еще и этот паскудный аптекарь! Лепетал чего-то про то, что спирта нет, пока разъяренный громила разносил витрину аптеки и требовал выпить. А что? Сразу бы дал, что просили, ничего б не было. Заслужил, падла!

Фрол уныло плелся по улице, раздумывая где бы взять на бутылку, когда навстречу попались двое полузнакомых парней. Как их кличут-то? Вспомнить он не смог и угрюмо буркнул что-то в ответ на приветствие.

— Бедняга, совсем ты седня плохой… — покачал головой один из приятелей, протягивая открытую бутылку. — Бушь?

— А то! — обрадовался Фрол и припал к ней, как умирающий от жажды к воде.

Парни внимательно наблюдали, как водка исчезает в глотке громилы.

— Слышь, братан, хошь бабулек чуток зашибить? — спросил второй.

— А чего делать надо?

— Да ничего такого. Прижать одного фраерка. По штуке зеленых на брата, коли он подожмет хвост и все подпишет — и то, что при нем, поровну? Ты как?

Фрол аккуратно допил содержимое бутылки, встряхнул, проверяя, не осталось ли чего на дне, заел заботливо протянутым сырком, а затем ответил севшим от облегчения голосом:

— Что за базар! Я всегда! Как тот пионер! Где клиент?

«Клиента», старика, случайно оказавшегося в кругу интересов «новых русских» — то ли квартиру не согласился продать за гроши, то ли еще чего за душой осталось — пришлось ждать в почти заброшенном дворе, причем довольно долго. Живот подвело до тошноты, дружки насмешливо ухмылялись, и Фрол снова начал звереть. Вместо быстрого и легкого дельца предстояло томительное ожидание с непредсказуемым результатом. Отдых в кабаке откладывался. И неизвестно насколько! Громила продолжал накручивать себя и вскоре выглядел так, что подельники начали с опаской поглядывать на него и отодвигаться подальше — знали, на что этот «бык» способен в гневе. Когда же наконец позади послышалось облегченное «Вот он!» Фрол ждать не стал. Атакующим танком вылетев из-за полуразвалившегося сарая, он схватил «клиента» за грудки и принялся немилосердно трясти, срывая накопившуюся злобу. Не обращая никакого внимания не невысокого, щуплого паренька, который при виде этого мертвенно побледнел, но все равно двинулся на подгибающихся ногах к громиле. Однако стоило мозгляку подойти, как Фрол, на мгновение отпустив старика, резким движением повернулся на пятках и нанес доброхоту такой удар, что бедняга отлетел к стенке сарая, приложившись спиной об рассыпанные кирпичи, и затих.

— Ты чо, не мог подождать, пока «клиент» один останется? На кой ляд нам свидетель?

— На хрен ждать! И так до х… времени потеряли. Держите своего мазурика — щас он вам все подпишет! Верно, дядя?

Фрол поднес пудовый кулак к носу старика. Однако тот, вместо согласного кивка, вдруг нелепо дернул головой и посинел.

— Ты что сделал, придурок?! — чуть не подпрыгнул один из подельников. — У деда ж, похоже, инфаркт с перепугу! Он же теперь ни на что не годен!

Громила взвыл. Снова никакого кабака из-за какого-то поганого старикашки!

— Ты все подпишешь! — он схватил руку «клиента» и положил на заранее приготовленный договор. — Пиши! Или убью!

Старик судорожно вздохнул, рука корявым росчерком вывела что-то на бумаге — и закатил глаза.

— Ну что? — Фрол жадно облизнул губы. — Гуляем?

— Если бы… Крепкий дедок попался. Сталинская школа. Гляди!

Через весь лист документа, под завязку напичканного юридическими терминами, шла косая надпись: «Хрен вам!»

Фрол, дико матерясь, принялся остервенело пинать уже остывающее тело.

— Да оставь ты жмура, придурок! — рявкнул кто-то из подельников. — За собой лучше подчисти.

Он кивнул на давешнего парнишку. Тот очнулся и что-то мычал, пытаясь встать, однако ноги только слабо подергивались — явно был поврежден позвоночник.

— Не, на мокруху я не подписывался… — заканючил Фрол, мигом уловив новую возможность получить хоть какие-то деньги. — Коли боитесь, сами и кончайте, а я на поезд сел — токо меня и видали.

— Ладно. Получишь свою штуку. Только не тяни — мало ли кто тут может объявиться.

Громила довольно оскалился, сунул было руку в штаны за ножом, но передумал. Новая финка, недавно только купил — и портить ее об такого заморыша?! Фрол пошарил глазами по строительному мусору и подхватил какую-то плоскую ржавую железку примерно метровой длины.

— Что, спинка болит? — ласково спросил он, подойдя к пареньку, смотрящего на него с ужасом. — Ничо, щас полечим… Укрепим…

Рывком посадив у стены слабо стонущего мозгляка и наклонив ему голову, Фрол воткнул железку в спину несчастного — вдоль позвоночника. Послышался противный хруст, однако железка пошла легко, даже слишком легко для ржавой палки — однако громила не успел удивиться. Глаза его внезапно остекленели, и он неверными шагами направился в сторону подельников.

— Ну ты и зверь!.. — восторженно протянул один из них. — А просто горло перерезать нельзя было?

Подойдя, Фрол сильно ударил его в висок. Рэкетир отдал Богу душу, не успев понять, что происходит.

— Только без крови… я помню… — толстые руки громилы схватили за голову второго отчаянно заверещавшего «коллегу», рывок, хруст — и еще одно тело повалилось на траву.

Немного постояв, покачиваясь, Фрол пробормотал:

— Да-да, без крови…

С этими словами он отрезал веревку от висевших неподалёку самодельных качелей, наскоро соорудил петлю, закрепил ее на своей шее и, поднявшись на крышу сарайчика и привязав второй конец к трубе, бросился вниз. Несколько раз дернулся, засучил ногами — и в дворике настала тишина.

Жизнь Олега можно было назвать таковой только с очень большой натяжкой. Скорее, бессмысленным, безнадежным существованием без какого-либо просвета. Когда наступили лихие девяностые, родители парня, как и многие другие, не сумели найти себя в новом мире. Заводы и фабрики закрывались, рабочие места исчезали быстрее льда на июньском солнце, а государство на своих граждан плевать хотело: там, наверху, делили бывший общий пирог, внезапно оказавшийся безхозным, судорожно вырывая друг у друга куски посочнее. Многие тогда оказались на мели. Пытаясь хоть как-то прожить, они несколько раз перепродавали квартиру — в итоге оказались в старенькой коммуналке, в двух комнатушках, разделенных дощатой перегородкой. Отец Олега прыгал с работы на работу, пытаясь прокормить семью — пока наконец, не заболел и с некоторым смущением не отошел в мир иной. Навсегда запомнил парень застывшую виноватую улыбку на его мертвых губах: «Вы уж простите… больше ничем не помогу…»

Мать пережила отца ненадолго. Через год после смерти мужа она тихо уснула — и не проснулась. Олегу пришлось бросить институт, до окончания которого осталось совсем немного, устроиться на две работы — и горбатиться с утра до вечера, пытаясь хоть как-то свести концы с концами. На похороны отца они истратили все сбережения, а чтобы похоронить мать, он сдуру взял ссуду в банке: там, где «все можно оформить очень быстро и под минимальные проценты». С тех пор работал только на возврат этой проклятой ссуды, не будучи в силах выплатить даже часть — так называемые «минимальные проценты» обернулись кабальным ярмом, отбирающим почти все деньги, которые мог заработать обычный трудяга без образования. И жизнь была пустой.

Девушки не смотрели на парня, одетого так, что сразу было понятно — у него ветер в карманах гуляет. Их интересовали только крутые, прикинутые «пацаны», разъезжающие на дорогих иномарках. А этот? Что с него взять? Что он может дать жаждущей «красивой жизни» девице? Ничего!

Последним утешением осталось книги. В соседнем, довольно приличном доме жил Семен Семеныч — тихий, благообразный старичок, который иногда подкармливал вечно голодного парня и делился экземплярами из собственной библиотеки. Причем какими! В них жизнь кипела и бурлила, рекой лилось шампанское и темноволосые красавицы преданно ждали своего принца… Иногда Семен Семеныч, правда, заставлял его читать всякую «тягомотину» — старые, в потертых кожаных переплетах, книги вели с Олегом пространные разговоры — однако со временем именно они стали для парня друзьями, заменив и отца, и мать. В них было маловато приключений — зато много мыслей, и коллеги на работе, раньше с удовольствием зовущие молодого «трудягу» поговорить под бутылочку о политике, теперь смущенно замолкали и старались поменьше общаться с человеком, чьи незамысловатые реплики били точно в цель, смущая умы и уничтожая разговор на корню — о чем говорить, если все уже сказано? Олег все больше отдалялся от людей, но не замечал этого — у него были книги!

Однако теперь кончено и это! Черт дернул его сократить дорогу через незнакомые дворы — ведь никогда так не ходил! Зачем полез заступаться за незнакомого человека? Знал же, что он этим громилам на один зуб — вернее, на один взмах руки! Удар — и острая боль в спине, тьма… Олег все еще пытался справиться с собой, хотя бы куда-то уползти, когда спину обожгло. Что-то врывалось в него, ломая, руша — но не калеча. Боль… она стала иной. Словно его позвоночник облили кипящим, пузырящимся медом — кости горели, впитывая искрящийся жар, а во рту застыл аромат незнакомых цветов.

«Ну как, полегче? Подожди, сейчас еще подлечу — только наведу тут порядок… Эй ты, придурок! Сделай то, что тебе нравится больше всего — но только без крови, понял? Без крови…»

Олег сквозь багровую пелену видел, как вспыхнули хрустальным огнем глаза огромного бугая, стоящего напротив — толстые руки напряглись, губы шевельнулись, сложились в подобии улыбки.

— Я понял. Без крови… — и он, пошатываясь, направился к подельникам. Возня, хруст — и в темном дворике воцарилась тишина.

 

Глава 2

— Ну и что ты наделал? Целитель хренов! В кои-то веки приличный хранитель — и на тебе! Селективный шок!

— Он умирал, понятно тебе, рептилия-переросток! Он уже почти умер! Ему требовалось много — и сразу! У него вообще позвоночник был перебит! А я ещё даже не попробовал вкус его крови!

Странные голоса звучали в голове, разгоняя туман, мешая уснуть… соскользнуть поглубже — туда, где было так сладко, где ничего не болело…

Голоса? Олег поднял голову. Вокруг стояла глухая ночь. Не горели окна домов, и свет фонарей не долетал сюда, запертый каменными стенами. Молодой месяц не столько светил, сколько разгонял тьму — однако и его неверного свечения хватило, чтобы разглядеть пустой двор — и безжизненные фигуры, валяющиеся на земле. Парень скорчился — его вырвало.

— Эй, хватит! У тебя и так сил нет! Тебе наоборот, нужно поесть, желательно белок — и шоколад. Поблизости есть круглосуточная кормушка?

— Кто здесь?

В ответ послышался довольно противный смешок.

— Ещё будет время познакомиться. Я тебе не враг, понятно? Так как насчёт перекусить?

— Ну… тут есть круглосуточный ресторан, но у меня нет денег. Да и не пустят меня туда — в таком-то виде!

— Да… с тобой ещё работать и работать… дай-ка я.

Олег с ужасом ощутил, как кто-то другой словно отстранил его от управления собственным телом. Его руки легко, словно пёрышки, перевернули тела бандитов, обшаривая карманы. Нащупав жиденькую пачку долларов, он тут же бросил это бесперспективное занятие и широкими и лёгкими, словно стелющимися шагами, направился к выходу на улицу.

— Ну? Где твой ресторан?

— Пустите меня!

— Отпущу, не беспокойся. Но не раньше, чем ты основательно подкрепишься — у тебя сил почти не осталось: ещё свалишься в голодном обмороке, пока будешь рефлектировать — как да что… Философствовать лучше на полный желудок!

Олег замолчал, с ужасом наблюдая, как его собственное тело легко поднимается по ступенькам ресторана, походя сунув вытаращившему в изумлении глаза швейцару зелёную бумажку, и беспрепятственно входит в ресторан.

— У вас есть мясо с кровью? Три порции. И ещё — печень. Тоже с кровью! Сока томатного — побольше! И сто грамм коньяку!

Лишь когда мясо было съедено, коньяк расслабил нервы, а на столе оказалось несколько шоколадных пирожных и чашка крепкого какао, Олег вновь почувствовал себя хозяином собственного тела.

— Кто вы? У меня раздвоение личности? Или я умер?

— Да не суетись ты так! Всё с тобой в порядке. Даже более чем. Мне пришлось тебя здорово подлатать — и не постепенно, как это всегда бывает, а сразу. Это ради твоего же блага!

— «Ради твоего же блага». Дежурная фраза палача.

— Возможно. Однако и родителя — тоже. И перестань наконец бормотать вслух! А то тебя принимают за наркомана. Конечно, здесь и не такое видели, но могут предложить косячок — а ты не в том состоянии, чтобы отказываться или устраивать разборки. Так что ничего вслух не говори — я прекрасно слышу твои мысли.

— Кто ты?

— Скоро увидишь. А сейчас — займись десертом и послушай небольшую историю. Ты ведь любишь фантастику? Вот и слушай.

Давным — давно… Да нет, гораздо раньше. На вашей Земле еще только динозавры вымирать начали. В общем, сотни миллионов лет назад Творец миров из одной далекой вселенной решил оставить свои создания и отправиться… Кто говорит — на заслуженный отдых, кто — создавать новые миры. Короче, прочь из нашей истории. Но силы, которые он вложил в свое творение — остались. Их концы болтались по вселенной и привлекали миллионы жадных до власти личностей. Тут и там рождались новые, юные боги, жаждущие лишь силы и множества жертв. Архимаги обретали бессмертие и начинали перекраивать миры под свои нужды. Молодые миры едва не уничтожили сами себя, и в них в конце концов появился сверххищник, научившийся вбирать в себя силу других магов и даже мелких богов, постепенно становясь практически неуязвимым. Началась война всех со всеми. Этого оказалось слишком много для несчастной вселенной, и Творец вновь обратил внимание на свое создание. Он отобрал силы у всех воюющих сторон, а их бывших носителей заставил уйти. Куда? О том знает только сам Творец. Однако вселенную нельзя было оставлять без присмотра, и он решил перемешать все свободные на данный момент от активной деятельности силы, сделав их недоступными обычным смертным. Основой послужил уже упомянутый сверххищник. Так возник Предел — некая грань, преступив которую, человек становится равен богам. Нечто, в чем смешались все силы природы, все виды магии и мировые информационные потоки. Миллионы магов всех миров стремятся к нему — однако, оказавшись у Предела, понимают, что не в силах не то что преодолеть его, а даже просто понять, что происходит там — по другую сторону добра и зла. И благоразумно отступают. Однако поскольку любые барьеры имеют свойство со временем рушиться, Творец разделил Предел на девять центров сил, которые должны, по идее, контролировать состояние Предела — и подвластных ему миров. Из каждого возникло три сущности: вместилище силы — Дракон. Вместилище знаний — Меч. Вместилище воли к действию — Дух. Во всяком случае, так было изначально. Однако время всё меняет — теперь и во мне немало сил, а дракон вполне способен действовать. Ты еще ее увидишь — если повезет, конечно.

— И какое это имеет отношение ко мне?

— Ты — дух. Вернее — в тебе живет один из духов Предела. Фиолетовый. Кстати, знаешь, чем еще примечательна ваша планета?

— Ну…

— Она — курортная зона. Самые разные сущности постоянно вселяются в тела людей, устраивая себе отпуск. Высшие духи редко посещают землю, зато низшие с удовольствием придаются низменным удовольствиям. Потому, наверно, вся ваша история — поиски наслаждений всех и каждого.

— Неправда!

— Правда! Просто для одних наслаждение — секс, для других — власть, третьих — утончённое искусство. Однако вас всех объединяет одно — вам не важно, что будет дальше. Ваша жизнь — так, курортный роман без обязательств.

— У нас есть люди, которые думают о будущем всех людей!

— Может, и так. И из курортных романов, бывает, вырастает нечто серьезное. Но я сейчас не об этом. Кстати, как тебя зовут? Олег? А как ты себя называл в детстве? Элан? Пусть будет Элан — а свое настоящее имя забудь даже в мыслях. Слишком это большая сила — имя, данное тебе при рождении. Так вот, Элан — именно здесь, Земле, изредка рождаются духи творцов — тех, кто способен создавать нечто великое. Они никогда не попадаются среди «курортников», все местные уроженцы. Некоторые из них способны услышать зов — а может, это один и тот же вечно перерождающийся дух? В любом случае, я могу тебя «обрадовать»; в тебе — дух творца, и сейчас ты должен принять самое важное в своей жизни решение. Я могу вернуть тебя к твоей обычной жизни — такой, как была. Впрочем, обойдемся без подвохов: ты будешь здоровым и сильным, а не подыхающим в темном дворе. Или ты можешь пойти со мной. Это очень сложный и опасный путь. Дорога множества миров. И назад вернуться у тебя вряд ли получится. Выбор — за тобой, Элан.

— А что тут выбирать? Здесь меня ничего не держит. Хуже, чем здесь, мне нигде не будет.

— Хуже, лучше — всё будет зависеть только от тебя. Однако могу гарантировать, скучать тебе не придётся. Ладно, расплачивайся — и пошли.

Как всегда, когда дело касалось денег, Элан растерялся. Его руки судорожно зашарили по карманам.

— В правом. Нащупал? Отдай все! Эти бумажки тебе больше не понадобятся!

Элан, стараясь, что бы жест вышел не скомканным, бросил рядом с тарелками всё, что было в кармане — зеленые бумажки разлетелись по столешнице и, глядя на выпученные глаза официантов и других посетителей, он почувствовал впервые за долгое время прилив надежды: кажется, в его жизни появились иные ценности…

Парень вышел во двор. Солнце уже показалось из-за горизонта и пустые улицы были залиты нежным, розовым светом. Небольшой фонтан в скверике напротив ресторана лениво разбрызгивал утренние лучи каплями влаги. Элан подошел и сел напротив — влага была разлита в воздухе, но возбужденный человек не чувствовал холода.

— Ну и где ты?

— Позволь представиться: Меня зовут ροζοτμ`εχη ζαρι, в грубом приближении к вашему языку — Кристальный Пепел. А теперь наклони голову.

Элан послушно наклонил голову — и почувствовал, как выдвинулась верх шершавая рукоять меча. Не веря себе, он взял ее, потащил, чувствуя легкую щекотку вдоль позвоночника — и в руках его засверкал необычный кристальный клинок, омываемый утренним солнцем. Полный каких-то необычных граней, меч светился и переливался — а внутри него с беззвучным шелестом осыпался пепел прошедших тысячелетий…

 

Глава 3

— Ну как, он готов? — Голос был странный — нежный и мелодичный, певуче женственный, он был рожден явно не человеческим горлом; слишком многое смешалось в нём — и львиные раскаты, и огонь подземных недр, и сияние далёких звёзд…

— Ты, как всегда, нетерпелива… Элан, позволь представить — твой проводник сквозь миры, Кристальный дракон — Κριστιζενα`γρεα, можешь звать её попросту — Грея.

— Нахал! Кто обращается к дракону столь фамильярно?

— Только тот, кому он предназначен. Или ты опять собираешься выкинуть свой коронный фокус?

— Посмотрим. Этот, вроде, ничего… Да и жестковат. Подкормишь?

Элан наконец обрёл дыхание — и голос:

— Она меня что, съесть собирается?

Меч ехидно засмеялся:

— А что? Бывали такие случаи. Если хранитель пошёл тёмным путём — дракон обязан уничтожить его. Вот только трудно отказаться от волшебства единения — и целые миры на тысячи лет погружаются в хаос… Бывало и такое. Но только не с Греей! Она всегда готова к плотному обеду! Ведь так, моя сладкая?

— Ну, попадись мне только, железный коротышка!

— Умолкаю, умолкаю. Общайся с хранителем.

Тишина. И робкое:

— Привет.

— Здравствуйте уважаемая… Κρισ…

— Да ладно, пусть будет Грея. Ты готов отправиться в путь?

Элан засмеялся.

— Не знаю. Надеюсь определиться по ходу. А куда идти?

— Это не важно. Возьми меч в руки. Вытяни перед собой. Смотри только на его грани… Теперь иди вперёд…

Шаг. Другой. Мелодичный голос завораживал, заставляя отрешиться от всего, не замечать, что с каждым шагом меняется что-то вокруг, разбегаются и сходятся какие-то линии, создавая сложный рисунок.

— Теперь почувствуй впереди себя упругую преграду… Чувствуешь? Рассеки её!

Элан ощутил, как меч завяз в чём-то пружинящем. Он напряг все мышцы, пытаясь сдвинуть нахальную железку — но что-то сковывало, тормозило его усилия…

— Ну давай же, милый! Я жду тебя!

От неожиданности рука парня дрогнула. Она ещё издевается! Однако, как ни странно, после этого дело сдвинулось с мёртвой точки. Меч двинулся — и пошёл по кругу всё быстрее и быстрее, превращая случайное движение в уверенный взмах.

— Молодец! Теперь вперёд! — Элан замешкался, прижал клинок к себе — и шагнул в образовавшийся круг, за которым виднелись незнакомые растения иных миров…

Хлоп! Тёмная грязная вода сомкнулась над головой, и пришлось лихорадочно молотить руками, с трудом выбираясь на топкий берег. Как в этой суматохе Элан не потерял меч — он и сам сказать не мог.

— Да… Это лучший мир? Именно что бы попасть сюда, мне нужно было оказаться на грани смерти, заполучить сверкающий клинок в шею и голос говорящего дракона — в разум?

Кристальный пепел хихикнул.

— А что тебе тут не нравится? Посмотри, какой вид! Кстати, это один из миров, которые тебе придётся опекать… Если, конечно, до этого дойдёт.

Вокруг простиралось болото. Насколько хватало зрения, замутнённого болотными испарениями, висевшими в воздухе лёгкой дымкой — лишь подёрнутая ряской вода с кочками, поросшими жесткой колючей травой, да виднеющееся кое-где чахлые деревца. Единственный островок — просто большая кочка пары шагов в диаметре, на котором сох Элан, не позволял даже вытянуть ноги.

— И что, здесь кто-то живёт?

— А как же! Очень интересная раса разумных земноводных. Совершенно очаровательный склад ума! Просто обожают высокие материи и будут говорить с тобой о философии, разделывая тебя же на котлеты. Впрочем, вряд ли они нам встретятся — постоянные воины, которые они ведут, здорово сокращают их ряды, заставляя держаться вблизи нескольких основных ореалов обитания. Прежний хранитель носился с идеей вывести их из каменного века, и даже собирался начать разрабатывать месторождения угля и железа — не удивляйся, на север от тебя примерно в двухстах километрах начинается горная цепь, где полно полезных ископаемых. Мне чудом удалось убедить его не делать этого — дескать, настоящему философу не нужна технологическая цивилизация. На самом деле я просто хотел, что бы копья, которые мне приходилось отбивать, имели костяные, а не железные наконечники. Так как, будем искать старки — или попробуем двинуть дальше? В принципе, за пару тысяч лет, которые меня здесь не было, они могли шагнуть далеко вперёд!

Элан поёжился.

— Лучше, конечно, шагать отсюда… подальше и побыстрее. Однако куда мы всё-таки идём?

— Ты ещё не понял? Искать дракона! Только полное объединение даст тебе силу и знания круга опекающих миры…

— И зачем мне эти силы?

— Господи, по — моему, всё предельно просто. В тебе живёт дух творца. Не того, конечно, который создал всё сущее — но всё-таки творца! Ты можешь изменять мир! Добавлять в него что-то своё, неповторимое! Для этого нужен тот внутренний огонь, который рождается так редко — и так легко гаснет… Ну и конечно, те знания и силы, которые ты сейчас ищешь…

— Разве мир — не совершенен?

— Оглянись вокруг! По-твоему, это — совершенство? Нет, это нечто более прекрасное — не застывшее и неизменное великолепие, а постоянно меняющийся, всё время что-то доказывающий себе и другим мир… И он прекрасен в своём развитии — однако ему нужно помогать! Знаю, занятие неблагодарное, но зато — весёлое. Так что пошли дальше!

— Пошли — на поиски дракона? Или, вернее, драконессы? И в какой она стороне? — Элан с сомнением посмотрел на грязную жижу, что плескалась у его ног. — Хотя пока я не освою сложное искусство грязевого дыхания, далеко мы не уйдём…

Меч фыркнул, явственно шевельнувшись за спиной человека.

— Что ей делать в такой луже? Дракон может ждать хранителя, живя в одном из миров — или дематериализовавшись, растечься по времени, ожидая момента обретения. Она примет свой истинный облик лишь тогда, когда ты окажешься в её мире — и тогда ты не сможешь её больше слышать на расстоянии; что, по идее, должно подтолкнуть тебя на поиски и послужить неплохим ориентиром — на первоначальном этапе.

— Но я её не слышу!

— Разговор сквозь миры отнимает много сил — она заговорит с тобой, когда ты будешь готов. Не беспокойся, момент её материализации ты не пропустишь — Меч снова хихикнул.

— Скрытничаешь… Тогда — почему она сразу не направила меня в свой мир?

— А ты как хотел? Садиться на плечо глубь, или золотая рыбка попадается в сети — и всё, весь мир у тебя в ладонях? Так даже в ваших сказках не бывает. Ты — ещё не хранитель. Тебе нужно тренировать свой дух — и небольшая прогулка будет тут как нельзя кстати. Ну так что, пошли?

— И куда теперь?

— Путь множества миров бесконечен, и ты должен попасть именно к дракону — постарайся захотеть оказаться возле неё — и иди!

Элан честно представил себе драконессу — вот она говорит, свернувшись клубком межзвездной пыли (меч за плечами хохотнул), взял сверкающего негодника в руки и осторожно шагнул вперёд…

Жирная грязь довольно булькнула, заливая ботинки, ещё совсем недавно бывшие светлыми и чистыми. Парень торопливо выбрался на берег и, в очередной раз начиная разуваться, буркнул:

— Ещё парочка таких купаний — и обувь можно с чистой совестью выбросить на помойку. А стоя на месте, можно идти в другие миры?

Кристальный пепел, лежащий рядом, буквально затрясся от смеха:

— Идти, стоя на месте? Это как?

Внезапно он стал серьёзным и, сверкая гранями, сообщил:

— Теперь ты понял суть первого испытания. Ничего особо сложного — ты должен суметь сделать пять шагов по болоту. Я достаточно укрепил твоё тело и разум, что бы ты с ним справился. Начинай!

Элан крякнул, покачав головой, разделся, оставив одежду на берегу — и двинулся в сторону ряски…

— Помнится, был у нас один святой, который мог ходить по траве, не приминая её — может, он бы здесь и прошёл. Но я-то даже не верующий! — Парень весь кипел. Казалось, грязь набилась повсюду — волосы, уши, рот, глаза… Он уже не мог даже ругаться — только шипеть сквозь стиснутые зубы.

— А зачем тебе верить? Ты не веришь — ты знаешь. Конечно, святой бы просто стал и пошёл — однако и у тебя есть шанс. И хватит нырять — у меня уже от твоих попыток удержаться на воде клинок сводит. Попробуй почувствовать своё тело — и воду. Ощути родство с ней, почувствуй, как она перерождается в твоём теле… А заодно попробуй перераспределить свой вес по максимально большей площади.

— Начал за здравие, кончил за упокой — буркнул Элан, постепенно успокаиваясь.

Закрыть глаза… Представить себя водой — в воде, под водой, на воде… Сознание никак не хотело подчиняться, отказываясь верить в абсурд.

Так, расслабиться… почувствовать воду под собой… её текучесть, её вес, её силу… Она вполне может удержать меня… Шаг вперёд… Хлюп!

Нет, тут что-то не то. Либо нужно менять состав воды, либо… Измениться должен он! Если в нём живёт какой-то Дух, то именно он и должен решать подобные проблемы. Будь он полегче, проблем бы не возникло… Полегче?

Так, попробуем направить силу притяжения вверх… Интересно, а что чувствовал тот святой?

В теле словно появилась непонятная лёгкость, ряска под ногами пружинила, подобно матрасу. И ещё — ноги, прежние на вид, приминали теперь в десятки раз большую площадь — даже не касаясь её.

— Интересно… Очень интересно… Что стоишь, хватай вещи и пошли! — Меч, как всегда, был бесцеремонен — однако теперь в его голосе слышалась задумчивость — и уважение. Или удивление.

Узкий клинок легко лёг в руку, и мир задрожал рябью, открывая новые грани. Шаг. Второй. Третий. Фиолетовая дымка сгустилась, отрезая окружающее. Ещё шаг. Где-то далеко впереди подняла голову и улыбнулась прекрасная незнакомка с аметистовыми глазами. Сложный взмах мечом; казалось, он сам управлял рукой человека — и перед Эланом раскинулась серая равнина…

* * *

— Уф! Хоть воды нет, как в прошлый раз. — Хранитель стоял на совершенно пустой земле — вокруг не было ни деревца, ни травинки, и солнце, скрытое за густой пеленой туч, освещало землю тусклым серым светом, скрывающим все краски.

— Это точно. Пресной воды здесь очень мало. Может быть, поэтому и нет ни живности нормальной, ни растений приличных.

— А кто здесь обитает? Какая раса?

— Разумных здесь нет. Да и не могло возникнуть на земле, обитатели которой всем напиткам предпочитают кровь.

— Что? Здесь живут вампиры?

— Ну не все так плохо. Скорее, их дикие сородичи. Превращаться ни во что ни могут, говорить — тоже. Зато выпить всю кровь у зазевавшегося путника — это пожалуйста. Для них это деликатес.

— А обычно чем они питаются?

— Обычно толкутся на океанском побережье. Там можно поймать рыбу — и высосать из неё всю влагу. Хватает, что бы не умереть от жажды. Но при этом они всегда хотят пить…

Элан вздрогнул.

— По-моему, пора сваливать отсюда.

Кристальный пепел вздохнул.

— Ещё ни один хранитель не попытался изменить здесь что — либо. Никто не хочет делать диких вампиров разумными… Однако уходить нам пока рано — есть один ритуал, который нужно выполнить как раз на Земле крови. Пора нам познакомится поближе, Элан. Посмотри на меня.

Человек вытащил меч из тела — и поднёс поближе к глазам. Хрустальные грани не переливались в тусклом свете, с трудом пробивающимся сквозь тучи — лишь тускло мерцали, играя еле заметными сполохами. И всё так же струился внутри граней пепел — тёмный и лёгкий остаток былых надежд.

— Во мне — частица каждого хранителя, его помыслы и чаяния, его мечты и воспоминания. Память всех тех, кто сжимал мою рукоять, живёт во мне — их знания и опыт, энергия и силы. Пора и тебе стать полноценным хранителем, Элан.

— Что… что я должен делать?

— Ты уже знаешь — или догадываешься. Магия крови — одна из наиболее древних, и на Земле каждый воин, который хотел стать великим, делился с мечом собственной кровью.

— Хорошо. — Элан закатал рукав. — Как всё должно произойти?

— Сам решай. Это твой подарок — здесь важны не ритуалы, а искреннее желание.

Хранитель торопливо, словно боясь передумать, полоснул себя по руке — и отрешённо смотрел, как медленно набухает кровью рана, как первые алые капли стекают по рукаву и падают на подставленное плашмя лезвие, чтобы легко раствориться в фиолетовой глубине кристалла, оставляя слабый налёт на переливающихся гранях.

Ток крови усиливался. Теперь уже говорливый ручей стекал с белой руки — однако на землю не упало ни капли. Меч умел ценить преподносимые судьбой дары.

— Довольно. Если ты лишишься сил, мы никогда не выберемся отсюда. Скажи ране закрыться.

— Как это? Что бы остановить кровь, мне нужна перевязка…

— Господи! Ты ещё не понял, что стал хозяином собственного тела — когда изменил его вес! Просто напрягись — и выполни, что должно.

Элан вдохнул и посмотрел на рану. Тонкий аккуратный разрез пролег по диагонали от кисти до локтя — и из него торопливо выплёскивалась кровь. Он действительно не хотел этого! Ему показалось — или рана стала меньше? Парень сосредоточился, стараясь остановить кровотечение — и края разреза медленно сошлись, оставив за собой воспалившийся рубец — но кровь перестала течь, лишь на коже поблёскивали алые капли.

— Молодец! Совсем неплохо. Дай-ка я… — Кристальный пепел плашмя лёг на рану, скользнул холодком вдоль руки — и лишь тонкая царапина могла теперь указать место, где несколько секунд назад хлестала кровь.

— Хорошо! Теперь пойдём отсюда — сейчас здесь будет жарко. Поторопись!

Элан кивнул. Он взял в руки меч, шагнул раз другой… Ничего не произошло. Он закрыл глаза, сосредоточился… Нужное состояние не приходило.

— Что-то не так!

— Этого я и боялся. Ну что ж, пришло время для ещё одного урока. Слушай! Всё, что знали и умели прежние хранители, все их воинские навыки, все приёмы и хитрости: всё это во мне — и в тебе. Доверься себе, своему телу, работай на рефлексах, не задумывайся — а я не подведу! Скорее! Они уже здесь!

— Кто они? — Элан в недоумении посмотрел вокруг — и едва не пропустил выпад огромной твари. Тело само отклонилось назад, рука скользнула вперёд — и на землю упала гигантская летучая мышь — переросток. Она было похожа на обезьяну с крыльями: с короткой коричневой, словно замшевой кожей, со звериным оскалом клыков — и странным полуразумным взглядом медленно затухающих глаз…

— Вампиры! Да очнись же! Сейчас налетят! Я не смогу управлять твоим телом достаточно эффективно — если их будет много, они нас просто задавят… Разведчик наверняка перед нападением позвал своих…

Элан медленно повёл клинком из стороны в сторону. Сейчас он отрешился от всего — даже от неясной угрозы, доносившейся с востока. Меч — это продолжение тебя самого — выражение твоих мыслей, твоих надежд и стремлений… Это твой разговор, твоя ненависть — и твоя любовь… Взмахи лезвия стали плавней и скорей, выпады — длиннее и резче. Он поудобней перехватил рукоять второй рукой: это позволяло делать круговые движения вдвое быстрее — и сильней. Сосредоточенный на мече, он понемногу начинал ощущать пространство — и когда неясные тени появились на площадке, их встретил хрустальный вихрь.

Странный это был поединок. Скорее — танец. Прекрасный и опасный танец смерти, полный непонятной грации и очарования. Он был бы невозможен с земным оружием — только один клинок мог проходить сквозь плоть и кости, не сбиваясь с завораживающего ритма, словно сквозь воздух — но падали уродливые тела, а музыка битвы вёла своего танцора дальше, туда, где ярились ещё живые враги…

Он был бы невозможен с обычным человеком — и у лучшего воина может дрогнуть рука, поскользнуться нога на земле, смоченной кровью врагов; но Элан слышал танец, и его странный, завораживающий ритм не давал ему совершить ошибку, подвести себя и свой меч — пока звучит в душе эта дикая и прекрасная музыка битвы.

— Хватит! Пора отправляться дальше! Нас ждут!

Элан, подрубив крыло очередной твари, решившей атаковать сбоку, отрицательно помотал головой:

— Ты с ума сошёл! Как я могу открывать портал во время боя!

— Ну, во-первых, они уже выдохлись — и не нападают с прежней яростью. А во-вторых, раз способен разговаривать, то вполне готов и ко всему остальному. Давай!

Шаг! Меч чертит извилистую кривую — и на землю, истекая кровью, падают ещё две твари. Второй. Поняв, что жертва собирается улизнуть, вампиры бросаются в отчаянную атаку — однако уже начат новый танец, и он ничуть не менее эффективен, чем предыдущий; и меч, не прерывая своего движения, собирает кровавую жатву. Третий. Искристая дымка закрывает окружающее, и теперь лишь редкие твари могут прорваться сюда — что бы вновь исчезнуть в фиолетовом свете, отлетая под ударами танцующего меча… Четвёртый. И где-то далеко впереди задорная улыбка подбодрила человека «Всё хорошо… Ещё шаг». Меч вновь взрезал пространство… и в лёгкие человека хлынула вода.

* * *

Вода была кругом. Со всех сторон, сверху, снизу. Огромное давление сжало хранителя, словно в тисках — нужно было, плыть куда-то, искать воздух…

— Элан! Успокойся! Отправь меня в ножны! Скорее!

Человек извернулся — и меч скользнул в плоть, прижавшись к позвоночнику.

— Хорошо! А теперь дыши — о воздухе позабочусь я.

Хранитель недоверчиво открыл рот; вода тут же заполнила его — однако вдох, хоть и тягучий, был вполне нормален. Каким-то непонятным образом вода бурлила во рту, отдавая накопленный в ней кислород — однако дальше не шла.

— Это Скиндал, мир воды. Здесь нет ни земли, ни воздуха — только вода. Глубоко под тобой она густеет от высокого давления, образуя ядро; там в воде есть особые примеси, делающие её гораздо более тяжёлой и густой, чем, например, ртуть — а ближе к поверхности жидкость разряжена — не вода, но водяные пары. Однако газов там, тем не менее, нет — зато они есть вокруг нас, растворённые в самой воде. Как тебе здесь?

— Нормально. И кто живёт в таком мире?

— Рыбы, кто ж ещё. — Будь меч человеком, он пожал бы плечами. Возможно, у них и есть разум — однако вряд ли ты сможешь с ними поговорить… Во всяком случае, до полного объединения. Потом и ты сможешь стать рыбой — если захочешь. Сможешь вернёшься сюда и поплаваешь вволю — может, кого и отыщешь. Перерождений пять назад хранитель Сибел постоянно тут отдыхал — ему эти места очень нравились. У него были здесь даже друзья — однако разумных среди них не было.

— Ты говорил, что и вампиры неразумны. Но я видел! В их глазах горел пробуждающийся разум!

Кристальный пепел поморщился — словно ледяная волна пробежала вдоль позвоночника.

— Я не говорил, что они безмозглые, просто — дикие. Это разница. У них есть шанс стать разумными; через пару десятков тысячелетий — и при хорошем питании. — Меч хихикнул. — Нам пора двигать дальше. Справишься?

— Дальше? Мне казалось, что в каждом мире у меня было очередное испытание. А как же этот?

— Испытание? По-моему, скорее учёба. Ты уже достаточно научился доверять себе и своему клинку, чтобы даже не заметить опасности этого мира; просто приспособился — и выжил там, где погиб бы любой другой. Пора уже направляться на встречу с судьбой. Ведь так, Грея?

— Пожалуй. Он адаптировался достаточно быстро. Теперь можно раскрутить и спираль поиска.

— Стойте! Что за поиск?

Лёгкий девичий смех был ему ответом.

— Последнее испытание для хранителя — и начало его будущёй работы. Мы встретимся только в том мире, где больше всего боли и страданий. И ещё — до встречи со мной ты должен будешь встать на одну из сторон, принимать решения и отвечать за жизнь других — не зная, что ждёт тебя впереди. Ты готов?

Элан сделал шаг. Среда вокруг пружинила, обволакивая тело — оно стало невесомо послушным, меч легко вышел на свободу, и вода забила лёгкие, не давая дышать. Ещё шаг. В глазах фиолетовые искры, однако клинок скользит сильно и плавно, направляемый твёрдой рукой. Шаг. Фиолетовая дымка сгущается, скрывая окружающее. Вода леденеет, заставляя замедлить движение. Шаг. Меч взрезает пространство, и хранителя словно выталкивает в открытое окно. Вода, кругом вода, Элан судорожно бьёт по ней руками. Воздуха! Хлоп! Небо! Синее, оно висит над головой, и яркое солнце светит по земному легко и мягко! И тут словно судорога пронзила тело хранителя. Мышцы стянуло жгутом, он забился, поднимая брызги. Дикая боль пронзила каждую клеточку, заставляя забыть обо всём.

— Поздравляю! Мы нашли нужный мир! Дракон пробудился! Дело за малым — выжить и постараться найти Грею! А пока — помолчим.

Бум! Заботливый удар палкой — и Элана поглотила тьма…

 

Глава 4

— Нет, ну вы поглядите! Вот это находка! Нового раба из реки выловил! Может, теперь выгодней с удочкой на промысел ходить?

— Нет, с рыболовным сачком!

Дружный гогот вспугнул стаю птиц, начавших с недовольными воплями кружиться над поляной. Здорово болела голова. Элан с трудом раскрыл сначала один глаз, потом другой. Обычный, вполне земной лесок, обычные бородачи, костёр, на котором жарится нечто вкусное…

— Где я? И где мой меч?

— Вы посмотрите, он ещё и разговаривает! Нет бы спасибо сказать! Я тебя, можно сказать, из реки вытащил, спас — где ж твоя благодарность? — Плечистый крепыш с бородой, залитой жиром, явно мнил себя остряком.

— Где мой меч!?

— Если ты про ту железку, которая у тебя в руке была — так я её обратно в воду бросил. Не на что путное она не годится. В отличие от тебя!

Бородачи вновь заржали, один даже упал на колени, морщась от смеха — похоже, компания оттягивалась вовсю.

Хранитель с трудом поднялся. Здорово мешали связанные от плеч до кистей руки и — от колен до бёдер — ноги. Увязая в прибрежном песке, он направился в воду.

— Э, мясо, постой! — Здоровяк подскочил к хранителю, и, развернув, опрокинул ударом кулака. — Ты теперь мой раб! Будешь делать только то, что я скажу! Понял!

— Да пошёл ты! — Элан напрягся — но кожаные ремни, стянувшие руки, держали крепко.

— Не слушаться нового хозяина? Нна! — Очередной удар опрокинул Элана в костёр. Тот улыбнулся — и остался лежать на потрескивающих углях, не делая попытки выбраться.

— Ты что делаешь! Он ведь сгорит на фиг! Если такой строптивый — отдадим жрецам, пусть они его хоть в жертву приносят, хоть сами обламывают, глядишь, налог снизят. Вытаскивай!

Это скомандовал дорого одетый бородач, похоже, предводитель — с золотой цепью и клинком с богато разукрашенной рукоятью.

Землянина вытащили из костра и принялись пинать, срывая растерянность и злобу.

Крах! Не выдержали прогоревшие ремни. Хлоп! — Один из бородачей, упал, сжимая свой хозяйство и, постанывая, откатился поближе к кустикам.

Ещё пару дней назад в такой ситуации Элан покорно выполнил бы всё, что ему приказали — и тем более не мог бы неподвижно лежать на раскалённых углях, ожидая, пока прогорят ремни; но он изменился. Да, не было меча — и дракон не подавал голоса; однако руки сами собой схватили ближайшего из подбежавших бородачей и, подняв, с размаху опустили на подставленное колено. Остальные, увидев участь заводилы, побледнели — и кинулись за оружием. Хранитель же, шатаясь, направился к реке.

Вода приятно холодила истёрзанную лаской огня кожу. Защипало сразу по всему телу — но тлеющая одежда потухла, и к тому же — кристальный пепел! Он где-то здесь. Хранитель нырнул поглубже, внутренним чутьём ощупывая дно… Правее. Ещё. Есть! Он ощутил знакомую рукоять — и сразу перестал ныть обожженный бок, голова прояснилась и можно было вынырнуть для более близкого знакомства с рыжими собеседниками.

Бородачи, похватав оружие, в растерянности толпились возле кромки воды. Едва увидев хранителя, они тут же выпустили в него парочку стрел — однако от одной Элан увернулся, другую остановил, перерубив мечом ещё в воздухе.

— Живьем брать! Кто там такой ретивый? — Предводитель стоял повыше остальных, на пригорке, ничуть не сомневаясь в успехе. Он даже не вытащил из ножен свой дорогой, изукрашенный самоцветами клинок — лишь глаза его чуть сощурились, наблюдая за ловким рабом.

Бородачи завозились — тут же взлетели арканы, перечёркивая небо тугими струнами жил. Меч Элана словно зажил отдельной жизнью, вторя натянувшимся струнам — и странная мелодия угасла, не начавшись.

— Ну, блин… — С удивлением выговорил один из рыжеволосых, глядя на порубленные верёвки. — И это ржавой железкой! Что же будет, если ему в руки попадёт настоящий клинок? Вяжи его!

Толпа взревела и накинулась вся сразу. Элан на секунду замешкался — первый жар прошёл, и рубить всех подряд, оставляя за собой кровавое месиво, не хотелось. Тут в его тело впились сразу десятки рук, и стало жарко…

Свет и тень чередовались, рождая чехарду дней. Кристальное тело протянулось сквозь столетия, отсвечивая фиолетовой дымкой. Это было изумительное состояние покоя, когда можно расслабиться, вспоминая ушедшее и прозревая грядущее… Метеориты проскальзывали сквозь туманную область, рождая крошечные искорки. Потоки света чужих солнц ласкали кристаллы, распавшиеся на атомы, однако не утратившие своей структуры — не в пространстве, но во времени… Шлейфы комет проходили сквозь призрачного дракона, создавая лёгкую щекотку. Κριστιζενα`γρεα отсчитывала время по таким щекоткам — это был не менее точно, но значительно проще, чем по мельтешению планет. Те появлялись и исчезали слишком быстро, закрывая от неё солнце и заставляя прислушиваться к течению столетий. Свет — тень, свет — тень… Когда пробудился хранитель, Κριστιζενα`γρεα стала внимательней следить за пролетающими мимо мирами — который из них.

— Впрочем, — успокаивала она себя — ещё есть время. Никто не в состоянии найти путь быстро. А может быть, он не найдёт его вообще… Дракон поплотнее свернулся во времени, сгустившись до мельтешения дней — и принялся дремать вполглаза, наблюдая за молодым и наивным человеком…

Судорога свернуло пространство, заставив время на миг остановиться и выдирать из себя распавшийся на временные частицы кристалл. Драконесса вскрикнула от неожиданности — мальчонка оказался шустрым! А затем, погасив усилием воли миллиады болевых импульсов, она принялась строить себе подходящее тело. Пожалуй, в этот раз не стоит никого ужасать — можно и пококетничать…

Голова раскалывалась, ударяясь о прыгающие прутья повозки. Элан застонал и попытался ухватился рукой за борта телеги, в тщетной попытке смягчить удары.

— Кажется, я скоро возненавижу этот мир… — Пробормотал он сквозь стиснутые зубы, пытаясь прийти в себя. При этом натянулись и звякнули цепи, прикованные к его телу.

— Не ты один. Подожди-ка.

Чьи-то сильные руки подхватили его и устроили поудобней, прислонив к стенке повозки и подложив под спину клочок соломы. Стало полегче — и Элан рискнул открыть глаза. Впрочем, почти сразу он пожалел об этом.

Допотопная, но крепкая телега с установленной на ней клеткой из железных прутьев ехала в середине каравана, вся в облаке плотной дорожной пыли. Двое животных, похожих на вытянутых и сплющенных лошадей, тянули её монотонно и равнодушно, безучастные ко всему. Возницы не было. Первыми катились повозки побогаче, закрытые полотняным верхом, защищающим от дорожной пыли. Вдоль каравана сновали всадники на таких же диковинных лошадях — сразу по двое умещалось на странным образом спаренных сёдлах, напоминающих тандем — один был занят управлением, другой осматривал дорогу. А сзади… Сзади шла вереница людей — тощих и измождённых, одетых в самые невообразимые обноски, с верёвками, обхватывающими тонкие шеи. Они ни к чему не крепились — просто толстый жгут каната, лежащий на плечах. Но, судя по всему, держал он прочно — стоило кому-то из бедолаг споткнуться, как верёвка натягивалась, рывком возвращая человека на его место в строю.

— Ну, как вид? Радуйся, что ты не среди этих бедняг — тех, кто покрепче, продадут на рудники, ну а остальные — в храм, на жертвоприношение.

Элан посмотрел на собеседника — голову поворачивать было трудно из-за цепей, сковывающих всё тело. Рядом с ним во вполне добротной кожаной одежде сидел крепкий, поджарый мужчина с чёрными как смоль волосами. Его руки явно чаще прикасались к оружию, чем к инструменту. Однако и его шею украшал металлический ошейник — массивный и широкий, он тем, не менее, так же ни к чему не крепился.

— А куда денут нас?

Довольный, что у него появился собеседник, черноволосый затараторил.

— Меня, понятное дело — в школу меча, для тренировок и на показательные выступления. Место так себе, но жить можно, если не подставляться на ристалищах по праздникам. Старха — на опыты в институт магии, его там будут изучать по кусочкам, пытаясь понять потенциального противника. А куда тебя — понятия не имею. С одной стороны, на тебя не подействовал обряд подчинения, с другой — воин ты знатный. Слушай, лучше смирись. В школе меча не так уж плохо — а из лабораторий магии ещё никто не выходил. Понял?

— Нет. — Элан был честен, однако его собеседник принял это за издёвку и отодвинулся в угол, что-то недовольно бурча. — Слушай, а кто это — старх?

Черноволосый кивнул головой в сторону странного бака из металла, занимающего не меньше трети повозки. Неуклюже склёпанный и закопченный, однако тем не менее был достаточно сложный по конструкции благодаря множеству дополнительных деталей, начиная от частой решётки сверху и заканчивая хитроумными трубками, уводящими в воду.

Элан разобрал цепи. Оковы сковывали руки и ноги, оставляя крошечное пространство для манёвра, железное кольцо надёжно обхватывало шею и крепилось где — то под днищем повозки, исчезая за рядом прутьев. С трудом встав, хранитель проковылял к чану и попытался приподнять решётку.

Под ней, в воде спиной кверху плавало удивительное создание. Мощный торс сидел на стройных, заканчивающихся плотной перепонкой ногах. Казалось, вместо ступней природа вырастила ласты. Руки, обхватившие тело, тоже были снабжены перепонками — но больше походили на человеческие. Тело до плеч было покрыто, как бронёй, крупной жёсткой чешуёй. Голова была скрыта тонкими, плавающими пушистым облаком светлыми волосами.

Воин, подойдя, глянул в воду и забарабанил по стенке бака.

— Эй, рыба! Повернись, дай рассмотреть тебя, пока ты ещё не окочурился. Тут появился новенький, который тебя никогда не видел.

Старх развернулся. Его лицо — ровное и гладкое, удивительно похожее на человеческое, было необычайно красивым. Казалось, кто-то взял лицо обычного человека — и принялся его вытягивать. Длинные брови, спускающиеся к вискам, глаза — под стать бровям, длинные губы, и на этом фоне — удивительно маленький нос и подбородок. И всё это поражало соразмерностью, законченностью. Всё это было бы прекрасным — однако сейчас глаза, устремлённые на человека, были искажены мукой.

Элан отшатнулся, словно от удара.

— Что с ним?

Черноволосый рассмеялся.

— Никогда не видел снулой рыбки? Что-то у господ караванщиков не заладилось и заклинание, которым нагоняют воздух в чан, перестало работать. Времени старху осталось — в лучшем случае до обеда. Он дышит воздухом, растворенным в воде — и, когда он кончится, одной рыбой на земле станет меньше.

Воин кивнул на странные трубки, торчащие из чана.

Элан медленно кивнул, вспоминая учебники по физике.

— Слушай, а как тебя зовут?

— Кондиг. Я воин из народа теев, захвачен во время набега. Кто ж знал, что в том распадке засада. А эту снулую рыбку зовут Крей. Хотя теперь уже — звали.

— А откуда ты знаешь, как его зовут?

— Пока работал магический движитель, мы могли говорить сквозь трубки. Стархи булькают во время разговора, но понять можно. А что?

— Помоги снять рубашку. Только не рви — она нам ещё потребуется. И вытащи несколько тонких прутьев из борта тележки. Попробуем помочь собрату по несчастью…

Минут через двадцать импровизированные меха были готовы и работа закипела. Было ужасно неудобно вручную нагнетать воздух сквозь тонкие трубки — однако пузыри шли, и через какое-то время послышалась странная, булькающая речь:

— Спасибо. Хотя лучше бы вы оставили меня в покое. Смерть от удушья мучительна, но от магических экспериментов — не лучше.

— Не спеши помирать. Кто знает, что ждёт тебя впереди.

Хранитель неосмотрительно подошёл к краю чана. Щёлк — он еле успел отшатнуться. Узкая рука стремительно выскочила из воды. На тонких, ажурных пальцах внезапно выросли острые когти.

— Зачем?

Послышался булькающий смех.

— Я хотел подарить тебе самое ценное, что есть у меня — лёгкую смерть. Ты добрый человек и заслужил такой уход — быстрый и плавный, как бег волны во время штиля…

Элан вздохнул. Похоже, работы здесь было невпроворот…

Тело. Новое и тонкое, звенящее, словно струна. Энергия била через край, хотелось бежать, петь, кричать… Однако от крика дракона, даже в человеческом теле, могли рухнуть скалы, и Грея решила выбраться из пещеры, в которой проснулась. Мрак, облегающий её стройное тело, словно плотные, дорогие одежды, не мог помешать стремительному бегу — там, где бессильны глаза, есть другие чувства — слух, обоняние, осязание…

Гулко звучат шаги, рождая эхо гранитного перестука. Вот звук изменился. Значит, впереди трещина — тело само сделало прыжок, вновь оказавшись на безопасном месте. Сменился запах — впереди плесень, ноги нужно ставить отвесно, чтобы не поскользнуться. Повеяло ветерком — значит, выход — там, и нужно ускорить и без того сумасшедший бег.

Воздух обдувал разгорячённое тело, создавая приятную лёгкость и осторожно щекоча локонами волос лицо. Свет, тускло замаячивший впереди, мигнул раз, другой — и брызнул в глаза пучком солнечных лучей, создавая сцену для выхода. Ещё несколько шагов — и вот она, свобода быть большой и сильной, свобода делать то, что хочется её новому телу. А рядом — море. Оно играло барашками волн, манило ласковым рокотом и было совсем близко…

— Стой! — Странный, шипящий голос, рождённый явно не в человеческой глотке. Грея развернулась, изучая…

— Откуда ты оказалась на архипелаге Великого Змея, человеческая девушка? Ты решила, что ты великий маг — и построила портал в неведомое? Здесь не любят незваных гостей…

Невесть откуда взявшаяся сеть сковала движения, заставив драконессу в недоумении остановиться — и давая время странным собеседникам подойти поближе. Несколько человекообразных фигур, с небольшими хвостами, в плотной одежде, сшитой не иначе, чем из чешуи рыб, безволосые, с плотно прилегающими к черепу ушами, с узкими выпуклыми глазами — со странным вертикальным зрачком — и при этом зелёными, как молодая трава. В руках они держали копья с костяными наконечниками. Грея рассмеялась. Её смех, вначале по девичьи звонкий и беззаботный, становился всё ниже и ниже, рождая громовые раскаты. Странные люди упали, зажимая уши руками — однако отпускать добычу они явно не хотели. Один из людей — ящериц поспешно выкрикнул приказ — и магическая сеть принялась сжиматься, подбираясь к горлу…

— Давай, выходи! — Элан с трудом сел, разминая затёкшее тело и щуря глаза. Цепи давили невыносимо, не давая толком уснуть. Впрочем, несмотря на тряску, он заставил себя покемарить часок-другой, справедливо рассудив, что ночью в его положении лучше попытаться исчезнуть из странного лагеря.

— Давай! Сиятельный господин Н`Рёк желает поговорить с тобой. — Древко копья чувствительно прошлось по рёбрам, заставляя торопиться. Землянин с трудом встал и вышел из повозки. Цепи стянули так, что нельзя было выпрямиться — или широко шагнуть.

Солнце садилось за горизонт, и караван невольников устроился на ночлег. Удобная поляна недалеко от реки вместила несколько повозок, уже были расставлены шатры, разложены костры — и рабы сбились кучей у самого берега, наблюдая за огромным котлом, в котором один из рыжебородых помешивал поварёшкой какое-то вязкое месиво — по всей видимости, аналог местной каши.

Предводитель караванщиков успел устроиться довольно удобно, в красивом и богато разукрашенном шатре, лениво развалясь на подушках и ощипывая с грозди что-то чертовски напоминающее виноград. Перед ним на деревянной подставке лежал… кристальный пепел!

— И как ты мог пытаться сопротивляться моим воинам с помощью этой ржавой железки? — Плюнув виноградной косточкой в сторону Элана вместо приветствия, спросил Н`Рёк.

— Это не ржавая железка. Это мой меч! — Испытывая неодолимую потребность вцепиться холёному караванщику в горло, угрюмо ответил Элан. Многочасовое наблюдение за бредущими в пыли рабами испортило его и без того скверное настроение окончательно. Он никогда не знал, что можно так унижать людей! Вдобавок ко всему его просто убивало выражение тупой покорности, написанное на усталых лицах.

— Меч, конечно, меч. — Караванщик закивал, ехидно ухмыляясь в усы. — Но почему ты им так дорожишь? Что он может?

— Резать глотки врагов. Для чего ещё нужны мечи?

— Чтобы производить впечатление на друзей. Сообщать всем встречным о твоем высоком положении и достатке. И главное — они могут быть магическими. Все мои амулеты ничего не могут мне сообщить о природе этой ржавой железки, которую я вижу перед собой — однако почему-то она тебе важна, правда? Что в ней особенного?

Элан пожал плечами.

— Это для тебя — старый кусок металла. Для меня же — друг.

Н`Рёк вскочил и в возбуждении забегал по ковру, покрывающему пол в шатре.

— Если бы мои амулеты показали мне, что это просто кусок металла, я давно выкинул бы его на помойку и забыл обо всём. Но они молчат. Глаза говорят мне, что это — самая никчемная железка из тех, что люди выдавали за оружие. Однако глаза могут ошибаться. Ведь так?

Рыжебородый подскочил к хранителю и рывком поднял его голову так, чтобы заглянуть в лицо.

— Твой меч… Что он может?

Элан усмехнулся.

— В твоих руках — ничего. В моих — дай мне его, тогда увидишь.

Хлёсткая пощёчина была ему ответом.

— Дерзкий мальчишка! Заклятие правды, заключённое в моём перстне, не видит лжи — но что-то тут не так! Ты одет не так, как здешние плебеи, не так говоришь и не так себя ведёшь… Ты прибыл издалека… Ты маг?

Элан расхохотался, хотя щёку здорово жгло.

— Будь я магом, вряд ли бы я стоял тут, да ещё в цепях. Скорее, они были бы на тебе.

Н`Рёк остановился.

— Легенды говорят о великом маге и его великом мече, сокрушителе неверных и построителе нового мира. Он всегда приходит издалека — и те, кто узнает его и начнёт служить ему, становятся первыми в королевствах, которые он создаст, разрушив всё старые. Вначале он молод и неопытен, однако с каждым мигом он набирается сил… Это великая честь — первым поклониться такому магу…

Рыжебородый пытливо смотрел на хранителя, словно пытаясь прочитать его мысли. Элан хмыкнул.

— Даже если б у меня и было собственное королевство, вряд ли я посадил бы на его трон работорговца. Скорей бы уж — прекрасную девушку с внушительными формами. Пусть бы набрала себе армию пышногрудых девиц и устраивала очаровательные парады…

Н`Рёк хмыкнул, представив эту картину, и землянин потихоньку перевёл дыхание — похоже, удалось свернуть с не в меру щекотливой темы. Интересно — похоже, здесь уже были хранители?

Ночь окутала лагерь темнотой — и тишиной. Не было слышно ни шума людей, ни пересвиста птах, ни рыскания животных. Небольшой серп луны, очень похожий на земную, но поменьше, с трудом освещал потухшие костры и фигуры часовых, мирно спящих на своих местах. Караван находился в сердце могущественной империи, и не было причин быть слишком бдительными… Элан, весь взмокший от попыток хоть как-нибудь расшатать звенья цепи, или расковырять заклёпки на них, обессилено прислонился к борту телеги. Их не стали выводить из неё — дали оправить нужду, похлебать баланду под бдительными взорами десятка стражников — и вновь загнали в клетку.

— Ничего у тебя не получится. — Одними губами прошептал Кондиг, наблюдающий за стараниями землянина сквозь полуопущенные веки. — Цепи заклёпаны магически, обычный человек с ними ничего сделать не может, тут нужен маг.

Маг! Н`Рёк намекал, что он — великий маг, не осознающий своего могущества. Интересно, как бы это проверить? Хранитель по-новому посмотрел на цепи. Ещё одно испытание? Только кем оно задано — судьбой? Или всё-таки его ехидным мечом? Он попытался что-либо приказать оковам — но железо осталось железом, не реагируя на его потуги. Хорошо. Предположим, что магия — просто неизвестный раздел физики, связывающий материю и сознание. Тогда нужно не командовать железу, а попытаться изменить его свойства. Если сделать заклёпки более пластичными… Когда через час попыток на одной из заклёпок показалась маленькая вмятинка от ногтя, Элан еле сдержался, чтобы не завопить от восторга. Дело шло на лад…

Солнце уже вступило в противоборство с тьмой ночи, рождая тот предрассветный сумрак, что так тянет в сон, когда хранитель тихонько положил свои цепи на землю и поднялся, разминая ноги. Подойдя к замку клетки, он напрягся — и дверь дрогнула, поддаваясь невидимому напору. Еще немного…

— Послушай! Не знаю, как тебе это удалось — но возьми с собой и меня! Один ты далеко не уйдёшь!

Элан обернулся — Кондиг стоял сзади, теребя руками верёвочный ошейник.

— Пойдём, в чём проблема?

— Я никуда не смогу уйти, пока на мне это!

Элан внимательно осмотрел оковы. Потом поднял цепь с заострившийся от его попыток колдовать кромкой и спокойно перерезал стягивающую горло варвара верёвку. Кондиг обрадовано подскочил.

— Рванули отсюда, через час самые ретивые уже начнут просыпаться.

— Беги, а у меня ещё пара дел. Найти свой меч — и вот. — Элан кивнул на клетку.

— Ты с ума сошёл! В любом месте мы добудем тебе оружие лучше твоей железки, а старх — он же не человек! Он враг! Или ты забыл его когти, что едва не сомкнулись на твоём горле? Не делай глупостей.

Хранитель улыбнулся.

— Знаешь, последнее время я только и делаю, что глупости — вначале ввязался в чужую разборку, потом поверил ржавой железке, теперь спасаю воина, забывшего одно простое правило — нельзя оставлять на произвол судьбы того, чья жизнь лежала у тебя на ладони… Ну так как, поможешь?

Кондиг начал ругаться. Делал это он шепотом, но так яростно, что Элан только ежился, слушая поток непонятных слов — похоже, в его обучение ругань не входила. А воин всё не унимался. Его почти было не слышно — однако пока они открывали чан, поднимали тяжёлое и скользкое тело вновь потерявшего сознание старха, варвар не замолкал ни на минуту. И лишь когда чешуя человека русалки скрылось во тьме реки, он перевёл дыхание и буднично спросил:

— Как ты меня заставил это сделать? Я ни у кого ни шёл на поводу! Но мне почему-то спокойно, словно я хорошо выполнил свой долг…

— Ничего я тебя не заставлял! Это был твой собственный выбор — и, похоже ты им доволен.

Плеск воды заставил их вздрогнуть и обернуться. Лицо старха показалось над речной гладью. Струи воды стекали с него, образуя призрачный шлем. Кондиг напрягся и пригнулся, выставив вперёд руки.

Старх смотрел на людей. Глаза его, большие и чуть навыкате, не выражали никаких чувств.

— Я вновь хозяин собственной судьбы. Однако вы — ещё нет. На этом берегу опасно. На том — пустынно и спокойно. Торопитесь!

Из воды появилась рука, протянутая в сторону людей — и когтей на ней не было.

Элан повернулся.

— Давай, Кондиг, это твой шанс. А я пойду искать своё оружие. Если всё получится — через час я буду у вас. Если нет… В общем, не жди.

Воин напрягся.

— Я никуда не пойду! Тем более, с этим!

Хранитель пожал плечами:

— Тогда возвращайся обратно в клетку. Думаю, тебя не накажут. — Он повернулся и пошёл в сторону большого шатра, с удовлетворением слушая, как ругательства удаляются на другой берег — вместе с плеском воды.

Завязки на дверях пришлось распутывать зубами — но когда развязалась последняя и Элан шагнул в шатёр, в лицо ему брызнул яркий свет и с десяток наконечников упёрлись в грудь. Поняв, что попал в ловушку, человек замер.

— Всё-таки ты маг. Пожалуй, отдав тебя в руки церкви, я смогу совершить самую выгодную сделку за всю свою жизнь. — Н`Рёк довольно потирал руки. — Взять его!

Удар — и вновь всё окутала темнота…

Гигантская сеть, разодранная на части, валялась по всему побережью. Грея растянулась на камнях, довольно греясь на солнышке. Несколько человек-ящериц суетливо несли ей самые разнообразные припасы, поглядывая на кровавое месиво, оставшееся от самых смелых — или самых глупых. Когда огромный дракон расправляет крылья — нужно или склониться, или бежать — но уж не в коем случае на нападать, по крайней мере — хорошенько не подготовившись. Сейчас они торопливо доставали всё, что у них было съестного, надеясь, что насытившись, страшное чудовище побрезгует их худосочными телами. Глава группы, склонившийся в невообразимой позе, отвечал на вопросы дракона, вновь превратившегося в хорошенькую девушку.

— Так почему ты решил, что я магиня, жрец?

— Люди давно уже не могут приплывать на архипелаг Великого змея! Стархи не позволят проплыть или прийти сюда никому из людей! Они топят их корабли в двух лигах от берега, а то и прямо у причалов! Это сильные воины!

— Стархи? Это те люди-русалки, что только начали осваивать подводные гроты, когда я была здесь в прошлый раз?

— Похоже, это было очень давно, почтеннейшая! Уже около тысячи лет, как стархи сбросили ярмо людей, перестав быть их рабами и поклявшись, что ни один работорговец не омрачит гладь моря. И они очень не любят, когда их называют людьми…

— Человеческого в них всё равно очень много. Были б рыбами — давно ушли бы в глубины, оставив сухопутных жителей их судьбе. Однако откуда здесь рабовладельцы? Когда я уходила, все люди были объявлены равными!

В глазах человека — ящерицы вспыхнуло понимание.

— Так вы….

— Не сейчас. Продолжай.

В глазах собеседника Греи вспыхнул огонь фанатизма. Он встал на одно колено и заговорил — негромко, но страстно:

— Я, жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, Ракх-инти, клянусь помочь тебе, Та-Что-Приходит-Втроём, во всех твоих начинаниях.

— Тогда помоги своим молчанием! Сейчас я одна — и не собираюсь пока ничего делать, если не считать обильного завтрака. — Грея облизнула губы, оценивающе глядя на тело раконца. Тот вздрогнул, поклонился, и сев на землю, продолжил:

— Люди были равными недолго. Около сотни лет. Когда все равны — значит, к власти может пробиться любой. Как правило, пробивались самые изворотливые, подлостью и интригами прокладывающие себе путь к вершине. Но, следуя закону, они не могли долго удержать власть в руках — явную, по крайней мере. И тогда появилась тайная, основанная на богатстве и пороке. Возможность править стала лишь инструментом разбогатеть и получить надел побольше. В те времена целые страны переходили из рук в руки, словно кусок булки. Кровь лилась рекой… Когда же правители определили границы своих торговых империй, нередко не совпадающих с границами государств — они обнаружили, что реальная власть уходит из их рук. Своей жадностью и лицемерием властители отвратили от себя лица людей — и те обратились к религии. В памяти народа ещё сохранился приход хранителя придела — и это удачно легло на культ триединого, сохранившийся с древних времён.

Народ тянулся в храмы, церковники потирали руки и богатели. Вначале восстановили все старые храмы, потом принялись за новые. В школах учителя «на добровольных началах» рассказывали подрастающим детям о необходимости веры и разгуле порока среди безбожников. Очередной президент оказался глубоко верующим. Церковные законы становились всё жестче, объявляя еретиком уже того, кто не нёс пожертвования… Потом церковь получила статус государственной — и начался новый передел власти. Кровь вновь полилась рекой — и теперь уже олигархи оказались не готовы. После очередной волны воин на всём континенте людей воцарилось единая власть церкви. Президент — фанатик, ставший кровавым тираном, уступил место епископу Конштейну. Тот пошёл ещё дальше — объявил, что поскольку души людские принадлежат богу, то их тела — воплощению бога на земле, или церкви…

Грея слушала, морща очаровательный носик и подъедая розовый нежный виноград…

Повозка вместе с толпою рабов медленно втягивалась в ворота Северина. Это город, первый увиденный Эланом в этом, таком непонятном мире, был довольно величественен. Огромные стены из тёмного камня устремлялись ввысь на десятки метров, защищая город от возможной угрозы. Толстые, не меньше дюжины шагов в ширину, они создавали ощущение надежности — и несокрушимой мощи…

Каменная кладка центральных улиц, по которым двигалась повозка с хранителем — остальные сразу же куда-то свернули за городскими стенами, была ровной и аккуратной. Клетку почти не трясло, и арбалетчики, державшие на прицеле мага, сумевшего вырваться за пределы зачарованных оков, позволили себе немного расслабиться. Они положили оружие на колени, не переставая пристально следить за ценным узником, и начали негромко переговариваться.

— Ну что, маг? Не передумал? Знаешь, что церковь делает с такими, как ты? — Н`Рёк, ехавший рядом с повозкой на великолепном жеребце, был настроен серьёзно. — Это твой последний шанс.

— Не понимаю, о чём ты. — Элан усмехнулся. — Не засти, город мешаешь смотреть…

— Смотри, смотри… Может быть, это последнее, что ты видишь в жизни. У ждущих триединого есть такая милая пытка — на глазные веки, широко раскрытые с помощью специальных приспособлений, капают капли воды… По одной в минуту. После трёхсотой ты слепнешь, после трёхтысячной — сходишь с ума. Так что смотри, пока можешь…

Мерзко ухмыльнувшись, Н`Рёк отстал, придерживая лошадь и снимая шапку — телега въезжала на главную площадь. Все здания, окружавшие её, не имели окон — но двери зданий выходили в сторону церкви.

Огромная, выложенная тёмным, не отражающим лучи света камнем, площадь поражала не столько размерами, сколько именно необъятностью этой первозданной черноты — казалось, что телега едет по остывшим углям ада… И посреди этого мрачного поля возвышалось огромное белоснежное здание, покрытое золотой росписью и главенствующее над всеми зданиями города — храм триединого.

— Зачем направляетесь в дом божий со скверной повозкой, возлюбленный чада божьи? — несмотря на умильный тон, вышедшие из тени священники могли своим видом внушить ужас банде разбойников, да и разогнать её — причём по одному. Три фигуры, вышедшие на свет из какой-то неприметной щели, поражали своей мощью: бугрящиеся горы мышц, крепкие бритые головы и явно не декоративное оружие, слабо сочетающееся с простотой монашеской рясы — увидев их, вздрогнул не только Элан. Охранники торопливо сделали какой-то сложный знак, а Н`Рёк, соскочив с коня, принялся взахлёб шептать что-то старшему из святош, всунув ему в руку несколько монет, отливающих золотом… Наконец фигуры, повернувшись, скрылись в тени стен, а рыжебородый, суетливо вскочив на коня, вновь дал команду двигаться, утирая вспотевшее лицо….

— Давайте к храму, и никуда не сворачивайте. У них новый налог: не осенённые благодатью божьей должны платить за всё время, проведённое возле дома триединого, и трёхкратно — за пребывание в нём. Так что чем меньше времени мы потратим — тем больше сэкономим. Давайте, пошевеливайтесь!

Охрана у ворот самого храма, похоже, была уже предупреждена, и без разговоров открыла чугунные, скорее декоративные, чем охранные ворота, венчающие изгородь — низкую, богато разукрашенную, ограждающую церковь от черноты площади, и отряд торопливо въехал во двор храма. Земля здесь была белоснежной, и даже грязные сапоги путешественников не могли оставить на ней ни пятнышка. Элан присмотрелся — всё под ногами сияло мягким, чистым светом, но земля оставалось землёй, а грязь — грязью.

— Тот ли это еретик, о котором нам поведали стражи?

Хранитель вздрогнул. Откуда-то из недр храма вышел священник, причем умудрился сделать это совершенно бесшумно, что было удивительно при его комплекции. По своим размерам он не уступал, а то и превосходил давешних охранников, однако мышцами здесь и не пахло. Всё было покрыто жиром: огромные жирные руки, массивные перстни, которые тонули в складках кожи, живот, выпирающий вперёд на полметра, с массивным сложным золотым знаком на нём, и головной убор — из мягкой ткани, так же расшитый непонятными знаками и отягощенный драгоценным металлом. Однако несмотря на кажущуюся беспомощность, двигался этот священник легко и тихо, а глаза глядели пристально и цепко.

— Да, святой иерарх! Это несомненный маг, который обнаружился среди моих рабов. Похоже, он спятил в ожидании триединого и таскается по всюду с ржавой железкой, называя её мечом… — Н`Рёк с поклоном протянул священнику свёрток, в котором Элан не без удивления узнал свой собственный меч.

Иерарх испытующе посмотрел на землянина.

— Это правда? Ты действительно тот, кто приходит триединым? А это твоё оружие?

Хранитель рассмеялся.

— Я обычный человек. А это — действительно мой меч. Другого у меня нет, да мне его и не нужно — я привык к этому. Поэтому во имя бога, которому ты молишься — отпусти меня и верни мои вещи!

Иерарх прикрыл глаза и задумался. Во дворе как-то сразу стало очень тихо — все молча стояли, внимательно наблюдая за лицом священника, по которому пробегали какие-то тени. Наконец он открыл глаза и провозгласил зычным голосом, сразу же заполнившим двор храма и спугнувшим стайку птиц с его крыши:

— Поелику не установлено, тот ли это маг, о котором нам говорил работорговец Н`Рёк, он получит лишь часть обещанной награды, а именно — 100 золотых. Странник же, именуемый Эланом, будет гостем церкви до тех пор, пока она не убедиться в его истинных намерениях и внутренней сущности.

Оттуда-то из неказистых построек вынырнули несколько человек со сложной символикой на одежде, резко вывернули руки землянину — и поволокли вглубь храма. Последнее, что успел увидеть хранитель — стоящего посреди двора Н`Рёка с протянутой рукой — и священника, не спеша перебирающего монеты…

 

Глава 5

Первые несколько дней Элана вообще ни о чём не спрашивали. Странные люди в коричневых рясах сидели, уставившись на него, и что-то бормотали себе под нос. О том, что это маги, хранитель понял только тогда, когда у одного из них что-то засбоило и он вспыхнул, как спичка, сразу весь, с головы до пят. Однако воспользоваться сложившейся ситуацией и сбежать он даже не пытался — несколько уроков, преподанных в первый же день, показали ему, что стража храма, равнодушная к жизни и смерти, как своей, так и чужой, не спускает с него глаз. И хоть зачастую её не было видно, но за красивыми портьерами и драпировками всегда сидело несколько человек — и их арбалеты были неизменно нацелены на Элана.

Знать, что за тобой постоянно наблюдают минимум три пары глаз — это жутко раздражало. Сильнее раздражали лишь проповеди. Хранитель и на земле не ходил в церковь, полагая, что если бог есть и так всесилен, как расписывают священники всех мастей, то ему совершенно не нужны посредники для того, чтобы заглянуть в душу к человеку и узнать, чего он стоит. Здесь же приходилось минимум пять раз в день ходить на проповеди — их обычно вели в общем зале церкви, огромной, забитой весьма богатым и преуспевающим людом. Элана, естественно, не смешивали с толпой — его сажали на низкую скамеечку в тёмной нише, скрытой в одной из боковых стен, и в спину ему тут же упирались как минимум два клинка — церковники справедливо опасались, что хранитель может воспользоваться скоплением людей и попытаться сбежать. Проповеди были длинными и чрезвычайно нудными. Первое время Элан пытался на них дремать, пока однажды один из стражников, впав в религиозный экстаз, слишком сильно нажал на клинок, разрезав ткань и оставив внушительный шрам на коже. Рану обработали, стражника сменили на более аккуратного, однако теперь приходилось быть начеку и отслеживать движения клинков — и поневоле прислушиваться к тому, что говорилось в проповедях.

Это была дикая смесь самых разных религий. Видно было, что не один хранитель пытался донести верования своего народа до здешних жителей. Христианство и ислам, буддизм и язычество, щедро приправленные фантазией местных священников, создавали совершено невообразимую смесь демагогии и риторики, замешанную на страхе и приправленную мистицизмом.

Однажды коснулись и пришествия хранителей.

— Боги добры, они не лишают своих чад свободы воли, позволяя им самим исправить грехи своего рождения — вещал с трибуны елейный проповедник с неожиданно сочным, властным голосом. — Рождённые из греха родителей, во крови, в грешной плоти, вы самим своим присутствием оскорбляете творца! Он должен был бы уничтожить вас ещё при рождении! Однако бог милосерден — он удалился от вас, чтобы вы не оскорбляли его вида своим ничтожеством! Он дал вам возможность исправиться, он дал вам тысячи жизней, прожив которые вы станете лучше и сможете находиться подле него. Но даже столь великий план нуждается в корректировке! Вернее, это вы, своим ничтожеством и своими грязными мыслями, вынуждаете ЕГО появляться в нашем мире, что уже достаточно тяжкое испытание для чистого духа. Поэтому он воплощается в триедином теле, созданном, что бы быть мудрым, милосердным и жестоким одновременно — в драконе, человеке и мече! По отдельности они ничто, скорлупки посуды, созданной для одной цели, неспособные на величие! Однако в момент их единения божественная сущность нисходит на них; и они становятся триединым — сыном божьим, присланным на Землю для суда над людьми! И если мы презираем их по отдельности, то при появлении божества надлежит упасть ниц и молить его о милосердии! Ибо если обратит он на нас свой гнев, рухнут даже горы, и реки потекут вспять, и раздастся скрежет зубовный…

Священник перешёл к обычному набору угроз для отъявленных грешников, обещая спасение тем, кто больше пожертвует храму, а Элан погрузился в раздумья. Хитро придумано! Значит, сейчас он — меньше, чем человек, никто, кусок разбитой чашки, и лишь церковники будут решать, что с ним делать… Великая вещь — демагогия! Вроде и суть не исказили — а повернули всё так, что только они одни решают, как и когда появится их бог, да и бог ли он…

Похоже, его раздумья не остались незамеченными. На следующий день его никуда не повели, оставили в келье (ему выделили комнату внешне такую же, как и у других послушников — тех, кто жил при храме, однако Элан уже убедился, что в стенах полно щелей, откуда за ним следят внимательные глаза — и острые стрелы). Он уже начал откровенно скучать, когда на пороге появился тот иерарх, что купил его у работорговцев. Звали его Протолет, и был он кем-то вроде епископа — должность немаленькая и вполне самостоятельная.

— Расскажи, сын мой, как тебе наше гостеприимство? Нет ли надобности в чём-либо? Говори, не стесняйся.

— Спасибо, конечно. Пища вкусная, жильё сносное. Не хватает самой малости — свободы! А то устал я от вашего хлебосольства — с ножами за спиной. — Буркнул Элан, недовольно поморщившись.

— Сейчас у тебя никаких ножей за спиной нет — мы одни. — Развел руками иерарх, словно и не заметив дерзости хранителя. — А что до стражей — то извини, у нас в храме колдовать не принято, а ты, говорят, балуешься этим делом. Что касается свободы — выкупили мы тебя, должен ты нам. Хочешь — отдай вместо денег свой меч, и иди себе на все четыре стороны…

Элан аж подскочил, впившись взглядом в масляно поблёскивающие глазки церковника. По потом сел и, переводя дух, помотал головой.

— Нет. Без меча не уйду. Если хотите — верьте на слово, вернусь — отдам.

Иерарх довольно улыбнулся.

— Правду говорят, ни один хранитель добровольно не расстанется с мечом. Да, да, я помню, не вскидывайтесь, молодой человек — вы не хранитель. Что касается вашего предложения — мы обсудим его, а пока — позвольте старому человеку поговорить со странником, обсудить пару важных для него вопросов… Что в вашем понимании БОГ?

Элан задумался. Что отвечать? То, что думает?

— Для начала — творец. А дальше… Это очень сложно. Во всяком случае, ни одна современная религия даже близко с сути вопроса не подошла. Им бы не о собственном брюхе заботиться, а научно-исследовательские институты открывать — по генетике, теории поля и т. д. Если, конечно, у них в планах найти и понять бога…

Иерарх довольно кивнул. Похоже, теперь шла игра на его поле. Он наклонился вперёд и начал говорить страстно, с жаром:

— Вы, похоже, совершенно не знакомы с трудами древних мастеров, и выводы делаете от своего мировоззрения и тем более еще говорите о современной религии! И у вас есть ещё какое-то мнение по этому поводу! Для того, чтобы понять, как близко религия подошла к Богу, нужно самому сначала познать Его, иначе как Вы определите, кто пришел или не пришел? Однако я и так вижу — Вы еще в пути, и далеки до истины. И главное: есть всего две науки — наука о внутреннем и наука о внешнем. Все светские теории относятся к первой категории, и кто изучает их, далёк от господа, потому что это наука внешнего, и лишь религиозность — наука о том, что внутри, о душе человеческой. — Иерарх благостно улыбнулся. — Да и как можно найти Бога, изучая окружающее, если он в нашем сердце?

Элан улыбнулся:

— То есть что бы понять, справедлива ли ваша религия, я должен найти место Всевышнего в мире… А чтобы его найти, я должен воспользоваться вашими методами, поскольку никакие другие не годятся. Приняв ваши построения, я поневоле приму и вашу веру, и спор пойдёт уже не о богах в целом, а о частностях вашей концессии. Ловко!

Иерарх ухмыльнулся:

— Вы смотрите глубже, чем другие, и видите логические ловушки там, где остальные лишь испытывают священный трепет, приобщаясь к откровению. Хорошо, попробуем более прямо:

— Существует ли Бог? Как может быть так много зла и коррупции в мире, если Он — есть? Почему процветат голод, ненависть, зло? В действительности, господь — это мифическое слово, абракадабра, придуманная невежественными людьми, ищущими благодать. На деле, Всевышний — это суть всего сущего или существование — это Бог. Когда мы говорим, что Он — есть, мы создаем что-то из слова Бог, тогда Он становится вещью. Однако Он не вещь — и не личность. Поэтому вы не можете сделать его ответственным за что-либо. Ответственность появляется, когда есть кто-то, кто может быть привлечённым к ответу.

— Разве создатель не в ответе за то, что сделал? Или вы отрицаете акт божественного творения этого мира? По моему, на этом и основаны все религии…

— Это один из наших основных догматов! Бог не просто творец, он и есть — весь мир! Всевышний не личность, он — чистая суть! Бог это бытие, качество бытия, качество существования. И если Бог это не личность, то нет вопроса о какой-либо ответственности. Если зло существует, то это просто очередной факт, и только. Ответственность подразумевает, что есть личность, которую можно заставить отвечать за содеянное. Маленький ребенок не может отвечать перед судом, потому что он еще не личность, и поэтому не может отвечать за то, что он делает. Он так невинен, в нём нет развитого разума, ощущения эго. Бог так же не имеет эго — поэтому вы не можете делать его ответственным ни за какое существующее зло. А церковь как представитель Всевышнего…

— Не несёт ответственности даже за то зло, что творится именем божьим — к этому вы меня подводите? — Элан был немного ошарашен столь примитивной демагогией из уст просвещённого иерарха.

— А вам нужен кто-то, кого мы можем призвать к ответу? Люди давно пытались переложить эту функцию на Господа. Человеческий ум очень хитрый. Сначала мы приглашаем олицетворенного Бога, мы даем Всевышнему личность — и затем мы делаем его ответственным за то, что случается. Если вы обращаетесь ко Вселенной, вы не пытаетесь заставить её отвечать за то, что происходит с вами, однако если вы обращаетесь к Богу, тогда вы можете сделать его ответственным — хотя изменилось только слово. Существование имперсонально, безличностно. Но если Всевышний становится личностью, тогда вы можете спросить: «Почему существует зло?» Вся игра идет вокруг вас одного, господь в ней не участвует.

— Странная религия… Не знаю, для чего она создана, и что вы в ней оправдываете… Может, слабость богов, которым поклоняетесь?

Глаза иерарха гневно блеснули. Он вскочил, хлопнул в ладоши — дверь тут же открылась, и свет факелов заиграл на оружии стражей. С трудом сдержавшись, Протолет сдержанно проговорил:

— Вам стоит быть сдержанней в оценке чужих богов… Особенно, если не хотите узнать их мощь на себе. Закончим на сегодня, вам нужно отдохнуть…

Элан поел безвкусную кашу, что ему давали, ссылаясь на строгие запреты в отношении мяса, рыбы и других нормальных продуктов и завалился спать. Последней мыслью перед тем, как провалиться в беспамятство, было:

— Только правда может заставить так нервничать! Но если они действительно поклоняются триединому, они, напротив, должны воспевать мощь…

— Вставай! — Плечистый монах в просторной рясе, эффективно скрывающей его накачанные мышцы, бесцеремонно толкнул Элана в плечо, прервав его сон. — Пора поглядеть, что ты за воин.

— А кто вам сказал, что я воин? — Элан недовольно передёрнул плечами, однако вслед за первым в келью вошло ещё двое — столь же внушительного вида, и хранитель решил не обострять. Отношения между ним и послушниками триединого портились с каждым днём.

Арена была небольшой, но хорошо утоптанной. Было видно, что на ней много и подолгу тренировались. Свежий желтоватый песок, ровным слоем покрывающий землю, скорее всего, насыпался каждый раз перед очередной важной схваткой, что бы скрыть от высокопоставленных зрителей засохшие пятна крови. Трибун не было, однако Элан чувствовал множество изучающих глаз, с жадным вниманием наблюдающих за ним сквозь аккуратно прорубленные щели в стенах — узкие и длинные, они наверняка давали прекрасный обзор, не позволяя в то же время бойцам на арене увидеть зрителей.

— Держи, это твоё оружие! — Плечистый монах бросил перед Эланом простую деревянную палку, окованную железом, и, гаденько усмехнувшись, крутанул в одной руке сверкающий двуручник, который он припас для себя. — Мне сказали, что бы я тебя не калечил, но, знаешь, бой — дело такое… Ничего обещать не могу. Так что извини. Заранее.

Заржав, монах направился в свой угол, а Элан, закусив губу, поднял брошенную ему палку и попытался взвесить её в руке. Выходило тяжело и неуклюже — те несколько раз, что он держал свой Меч, тот казался продолжением руки, а это… Хранитель вздохнул, продолжая изучать всученную ему деревяшку, когда услышал тонкий, чистый звон, зазвучавший сразу отовсюду. Недоумевая, он поднял голову — и увидел несущегося на него монаха с высоко поднятым двуручником над головой.

Элан запаниковал. На земле он никогда не брал в руки оружия, а те несколько раз, когда он сражался кристальным пеплом — его вел Меч, рассказывая ему о таинствах танцев смерти… Он неуклюже кинулся с арены, слепо размахивая перед собой бокеном — так, кажется, называлась та игрушка, которую ему вручили, но тут огромной силы удар развернул его, едва не заставив упасть на песок — и хранитель увидел перед собой ухмыляющуюся рожу охранника.

— Дерись! Иначе… — Он выразительно провёл рукой по горлу и подтолкнул Элана в сторону ристалища.

Огромный меч легко описывал восьмёрки и более сложные фигуры, постепенно превращаясь в огромную, слегка размытую ленту, больше всего похожую на сытую змею, забавляющуюся с очередной жертвой. Стальные кольца от сжимались, то расходились, нещадно болели руки, сотрясаемые в неумелых попытках парировать мощные удары двуручника. Его жалкий бокен мечник легко мог бы перерубить одним ударом — однако по какой-то непонятной причине не делал этого, умудряясь просто снять стальную стружку плоской стороной огромного меча.

В какой-то миг Элан почувствовал, что больше не может. Голова стала пустой и звонкой, словно разум, изнемогший в отчаянных попытках найти выход, сдался и отошёл в сторону. Руки сами, на каких-то непонятных рефлексах повели бокен в сторону — смешно и нелепо, словно подставляясь под удар — но монах споткнулся на середине тщательно продуманной связки, четырхнулся и с досадой уставился на противника.

Парнишка попался тщедушный, такого можно перешибить одним пальцем. Сколько таких он повидал, с горящими глазами и крестьянскими железками бросающихся прямо под его меч… Опыта никакого, сил и ловкости — тоже. В глазах — решимость отчаяния и дерзость юности, что заставляет сопротивляться до последнего вздоха, но мало чем может помочь в реальной схватке. Обычно он с такими не церемонился, разрубая первым же ударом, однако тут был особый случай — велено было не убивать, но сломать, заставить ползать на коленях, вымаливая пощаду. Бывало и такое — ползали, как же. И не на коленях, а на обрубках ног, пуская кровавые пузыри и жалобно уставясь пустыми глазницами… Всякое бывало. И этот никуда не денется. Не было ещё таких юнцов, которые могли бы сопротивляться замыслам Церкви и опытного воителя… Вот только пацан об этом, похоже, не знал. Раз за разом он поднимался, держа обеими руками неуклюжую, смешную палку — и упрямо шёл на мечника, вызывая в нём уважение…. Подобное испытывает волкодав перед котёнком, бесстрашно бросающимся на него — перед тем, как прихлопнуть.

— Ладно, пора кончать. Сейчас подсеку ноги, пусть почувствует, как немеет тело, как кровь заливает чистый песок арены. На обратном ходе сниму с лица клок кожи побольше — и завоет щеночек, никуда не денется…

Монах шагнул поближе, просчитывая комбинации, однако тут парнишка поднял голову — глаза его были пустые и плескалась в них, ещё недавно тёмных, фиолетовое пламя. Тщательно продуманный удар пропал втуне — нелепая палка, выставленная под совершенно неправильным, глупым углом умудрилась не только сорвать тщательно отлаженные, заслуживающие восхищения финальные задумки поединка, но и расцарапала ногу — смешно, нелепо и как нельзя некстати.

Воин рассвирепел и кинулся вперёд, вращая двуручником. Нельзя убивать? Ладно, не будем. Покалечим слегка, пусть поймёт, что значит — вставать на пути у мастера своего дела. И портить его план блеснуть умением перед высшим духовенством — а именно оно сейчас наблюдало за происходящим. Однако странный юнец ничего понимать не желал. Он всё так же падал, уворачивался, совершал глупые, смешные движения, однако отработанные, верные, никогда не подводящие приёмы пропадали даром, а окованная дрянным железом палка раз за разом чувствительно тыкалась в рёбра, разрывая одежду, кожу, заставляя почувствовать боль собственным телом.

Монах разъярился. Никто не смеет нелепыми вывертами позорить искусство боя! Да ещё как! Шатается, падает, словно пьяный… Не бой, а насмешка над его мастерством! Он начал работать уже на поражение, не думая о последствиях. Накажут? Плевать! Слишком ценен опытный мечник, что бы бояться за свою жизнь — а остальное стерпим! Но этого нахала поставим на место…

Элан недоумевал. Разум его бастовал в попытках найти смысл в происходящем, однако благоразумно не вмешивался, сознание словно парило в стороне от тела, отрешённо наблюдая за происходящим — а странный, нелепый танец продолжался. Весёлый и опасный хмель туманил голову, руки вдруг стали лёгкими, почти невесомыми — а ноги наоборот, погрузнели, заставляя спотыкаться и качаться из стороны в сторону, а то и вовсе падать навзничь, что неминуемо должно, просто обязано было по всем законам логики привести к поражению — это ясно написано было на растерянном и озверевшем одновременно лице противника Элана. Его меч, ещё недавно такой лёгкий и вёрткий, падал тяжело и сильно, как топор палача — щадить его похоже, уже никто не будет — но при этом он ничего не мог сделать! Непонятно почему у опытного и сильного воина не получалось справиться с неуклюжим юнцом, шатающимся, словно пьяный. Элан с удивлением наблюдал, как его руки взмахнули бокеном, слово пытаясь что-то показать невидимым зрителям — и совершенно случайно на его пути оказался меч противника. Взвизгнув, тот в очередной раз отлетел куда-то в сторону — а неуклюжая, вся в зазубринах палка прошлась по лицу соперника, раздирая кожу и заливая кровью лицо. Монах взревел раненым быком и кинулся вперёд, высоко подняв двуручник над головой. Хранитель отбросил бокен в сторону, пытаясь убежать — однако руки опять подвели его, и тот полетел вперёд, прямо под ноги рассвирепевшему воину. Монах споткнулся — эта проклятая деревяшка запуталась у его в ногах, и упал лицом вниз… Элан попытался поддержать противника, шагнул вперёд — но опять сделал это словно пьяный. Меч противника зарылся в песок за его головой, а его собственные руки, вместо того, чтобы смягчить удар, неловко повернули голову монаха — раздался негромкий хруст и тот затих уже навсегда.

Тишина, воцарившаяся на площадке, словно звенела. Тело медленно отходило от напряжения, Землянин встал, не отводя взгляда от распростёртого тела — когда увидел стрелы. Сотни стрел были направлены на него из за каждого выступа, из каждой бойницы; и тетивы на луках были натянуты до дрожи в побелевших пальцах — а за ними виднелись белые, испуганные лица с расширенными глазами — слово ожидая, что он сейчас превратиться в чудовище и начнёт пожирать поверженного противника.

— Спокойнее, чада. Все видели — это просто нелепая случайность. Вы ведь не хотели его убивать?

Иерарх дождался неуверенного кивка Элана и, удовлетворённо кивнув, продолжил:

— Вам следует отдохнуть и подкрепить свои силы. До завтра.

 

Глава 6

— Великая! Помоги! — Ракх-инти распростёрся перед Греей, прервав её возвышенные думы — так раконцы деликатно называли любимое времяпровождение всех драконов — покемарить на горячем камне после сытного обеда, наблюдая удивительные грёзы, проносящиеся перед глазами воспоминания о прошлом и смутные образы будущего. В принципе, каждый дракон мог, сосредоточившись, увидеть и более ясные картины грядущего — но большинство драконов этого боялось, считая, что таким образом они не столько предугадывают, сколько формируют своё «завтра», лишая себя внутренней свободы. И не было для гордого племени дракона большего проклятия, чем добровольное рабство — даже если это всего лишь зависимость от собственного предсказания.

— Встань, жрец. Чем я могу помочь приютившему меня народу Вар-Раконо, отплатив за проявленное гостеприимство и скрашивание долгого ожидания?

— Что ты, Великая! Ты нам ничем не обязана, для нас честь — принять себя земную мощь триединого, и лишь тяжкие страдания всего нашего народа заставили обратиться к тебе в этот горький час…

— Вряд ли я могу помочь целому народу; мои возможности — это просто сила обычного дракона, не более того. — Грея встревожилась. Лицо жреца было непроницаемо, однако, похоже, он уже отвёл ей место в каких-то своих планах, пытаясь втянуть во внутренние интриги…

— Не обычного дракона, Великая. Как минимум, очень мудрого. Кто знает, может, это именно то, что не хватает нашему народу… Но что не хватает вам, уважаемая, это покоя — и возможности спокойно дождаться своего хранителя. В нашей стране разгорается гражданская война, и нам нужна ваша помощь.

Грея потянулась и зевнула как можно шире, выпустив клуб дыма сквозь ноздри — даже в человеческом обличье это произвело впечатление — Ракх-инти побледнел и отступил на шаг.

— Революция? Это может быть забавным. Может я и понаблюдаю ней. Вы — за или против?

Жрец глубоко поклонился, однако в голосе его до этого прямом, зазвучали вкрадчивые нотки:

— Если вы, Великая, хотите остаться в стороне — это ваше право, и никто не смеет его оспаривать. Но, похоже, хранитель уже на подходе — и какие у него шансы выжить в стране, где все воюют друг с другом, у всех оружие, и для каждого человек — кровный враг?

Глаза Греи вспыхнули фиолетовым огнём. Тело затряслось, сразу увеличиваясь в размерах и обрастая чешуёй; огромный хвост бил по скалам, превращая камни в песок и пыль; струя пламени опалила землю, заставив раконцев, предусмотрительно попрятавшихся по щелям, взвыть в голос — как и все рептилии, они были чувствительны к высокой температуре…

Лишь через час после того, как дракон успокоился и превратился в очаровательную девушку, Ракх-инти выполз из небольшой трещины в скале, весь в земле и пыли и на коленях приблизился к Грее.

— Прости меня, Великая, можешь сорвать на мне злобу….

Та задумалась, заставив раконца стать на несколько оттенков светлее.

— Твоя смерть в данном случае ничего не изменит, а значит, нет смысла напрягаться. Лучше встань и расскажи всё подробно.

Драконесса поудобней устроилась на камне и приготовилась к долгому рассказу…

Итак, мы остановились на том, что Бог — есть всё вокруг нас. Вселенная — его тело, звёзды — его глаза, туманности — его дыхание. Он есть во всём, он есть всё. Он Бесконечен!

Религиозный огонь вспыхнул в глазах иерарха!. Он привстал собирайся упасть на колени, однако вовремя остановился — не пристало столпам церкви падать ниц перед кем бы то ни было… И продолжил уже спокойней:

— Всевышний — бесконечность, вмещающая в себя равно легко любые наши действия: ведь вы наверняка знаете, что у бесконечности есть и положительная, и отрицательная составляющая. И поэтому Вы не можете сделать его ответственным за зло, творящееся вокруг! — и иерарх с торжеством фанатика откинулся на спинку стула, с усмешкой поглядывая на растерянного таким напором Элана.

— Позвольте, но если я правильно понял… Из вашего вывода следует, что бог есть вселенная, природа, безразличная к человеку… Зачем же тогда ваши храмы и богослужения?

Иерарх усмехнулся.

— Не будьте наивным… Это нужно для черни, и, потом — есть ещё Вы. Само существование триединого как символа божества, сошедшего на Землю, позволяет говорить о локальных проявлениях бога, и персонализации его как личности. Это даёт интересные возможности для диалога между Богом и Церковью…

— Даже так? Именно церковью — с большой буквы? — Хранитель с иронией смотрел на священника. — Не много ли чести? Вы сам замечаете, что играете словами? А насчёт того, что я в пути — это точно. Тот, кто уверен, что знает ВСЁ — не знает ничего…

— Вы не правы… Религия ведёт к одному — к ИСТИНЕ. Это в науке играют словами, а в религиозности все по другому — то что было вчера, то уже ни когда не повторится! Наука — это просто ЭКСПЕРИМЕНТ, но лучше вот так: Наука исключает самих ученых. Она спрашивает обо всем, кроме самих спрашивающих. Религия вопрошает о вопрошающих. Поле деятельности религии — это та область, которую наука постоянно отрицает: узнать познающего, увидеть смотрящего, почувствовать чувствующего, осознать сознание. Определенно, это гораздо более великое приключение, чем любая наука, потому что это происходит внутри самого ученого. Ученый может отправиться к истокам, может найти самую отдаленную границу объективной реальности, однако останется абсолютно несведущим относительно самого себя. Поэтому учёные не только бесполезны — они вредны!

— Физика поля не является вещью, но существует — и учёные с ней работают! И именно они найдут бога! Просто потому, что не говорят, а делают, не жонглируют словами, а ИЩУТ! Это гораздо сложнее, но — правильней! Однако я понял, что дискуссия невозможна — Ваше сознание уже зашорено, Вы просто не допустите другой точки зрения.

— Какой вы ещё ребёнок! Именно тот, кто верит, не задумываясь — знает всё! Глупец норовит причинить добро и забывает о людях. Мудрый бездействует. Глупый делает тысячу дел, и дела его нарочиты. И оттого у глупца все именно так — утрачена добродетель — выпячивается справедливость. Утрачена справедливость — вырастает закон. Закон есть угасание преданности и веры, и начало смуты. Как цветок отвлекает от плода, так познание уводит от истины. Благоговение перед цветком — признак невежества. Мудрый ищет плод, не соблазняясь веером соцветий. Как цветок отвлекает от плода, так познание уводит от истины. И будешь ты как цветок, у которого церковь оборвёт листья, дабы превратилась его жизнь в горький, но необходимый плод завершения!

Иерарх трижды хлопнул в ладоши, с сожалением смотря на Элана — дверь бесшумно распахнулась и в проёме возникли трое плечистых монахов с верёвками в руках…

— Похоже, логические аргументы кончились, в ход пошли более сильные. — Мрачно сказал себе Элан, оглядывая карцер. Темная келья размером не больше чем метр на два — но, в отличие от того, что рисовало воображение, довольно сухая, к тому же там были деревянные нары. Однако не успел хранитель порадоваться этому обстоятельству, как его грубо бросили на пол и принялись плотно упаковывать в гигантский кусок брезента, наматывая его как можно туже. Специальные застёжки защёлкнулись вдоль всего полотна, оставляя его ровным и не позволяя пережаться.

— Человеческая плоть слаба, но именно она заставляет нас гордо поднимать голову и бросать вызов тем, кто неизмеримо сильнее и могущественней. Поднимите и положите его на скамью — мы же не хотим, что бы наш будущий соратник простудился?

Грубые руки небрежно подхватили спеленатого как младенец землянина и небрежно бросили на нары. Тот больно стукнулся затылком о стену и прикусил губу, что бы не взвыть от негодования и бешенства. А тихий елейный голосок продолжал вещать:

— Это так называемый кокон лишения тела. Несмотря на то, что ты пытался напрячь мышцы на руках и ногах, завёрнут очень надёжно. Мои помощники — мастера своего дела. Сейчас ты не можешь пошевелить даже пальцем. Правда, лицо заматывать не велено, но это слабое утешение — после того, как закроется дверь, даже лучик света не проникнет сквозь каменную толщу. И, кстати: после часа нахождения в коконе всё тело немеет и ты перестанешь его ощущать, через сутки — твои мышцы начнут медленно погибать от недостатка кислорода, а ещё через неделю у тебя начнётся гангрена рук и ног. Даже я не знаю, когда тебя отсюда выпустят. Наверное, тогда, когда ты решишь идти по пути, милосердно указанному тебе святой матерью-церковью. До встречи! Или — прощай, не знаю… Дверь закрылась — и наступила темнота.

Кап. Кап. Где-то за стеной, на пределе слышимости перестук капель. Элан облизнул пересохшие губы. А он ещё радовался, что его поместили в сухую камеру! Руки и ноги он перестал чувствовать почти сразу. Они словно растворились в тесноте чёрных тисков. Потом пришло отчаяние — и удушье. Легкие не могли растянуть толстый брезент, и человек заметался в ужасе, пытаясь вдохнуть побольше воздуха.

Но скоро сил на отчаяние не осталось. Тюремщики хорошо знали своё дело — воздуха в сжатые лёгкие попадало ровно столько, что бы не умереть от удушья. Хранитель сам не заметил, как приспособился дышать ровно и неглубоко, словно во сне, аккуратно расходуя каждую молекулу кислорода, попадающую в его тело. Он даже стал приноравливаться к странному состоянию покоя, в котором оказался — однако на смену удушью пришла жажда. Вначале слабая и еле заметная, она постепенно набирала силу — Элан с содроганием наблюдал, как растёт это столь простое, сколь и невозможное сейчас желание. В тщетной попытке освободиться он вновь заметался на топчане, пытаясь сделать хоть что-то — но добился лишь нового приступа удушья. Землянин притих, ожидая, когда вновь лёгкие заработают в том особом режиме грёз наяву, когда дыхание очень мелкое, словно ветерок от порхания крыльев бабочки — и не заметил, как сознание его стало совершенно чистым, словно кто-то провёл по нему тряпкой, сметая неуклюжие и неловкие мысли, мешающие внутреннему состоянию покоя — и какой-то странной, неземной белизны… Сразу куда-то исчезли все страхи и волнения, тело успокоилось и работало от силы в одну десятую своего обычного режима. Удары сердца стали медленней… Ещё медленней… Приходилось ждать, дожидаясь его очередного удара: стук… Тишина… Кажется, прошла целая вечность, полная пустоты… Тишина, не нарушаемая уже ничем… Стук… Потом биение сердца стало глуше, и приходилось напрягать слух, что бы уловить его и до этого негромкие удары. Элан внезапно обнаружил, что висит над топчаном, с трепетом всматриваясь в собственное тело. Страх — тело под ним забилось, кинулось вперёд и хранитель вновь ощутил давление старого брезента. Он заставил себя успокоиться и принялся рассуждать. Смерть в его положении — мелкая ошибка, не более того. А вот возможность управлять своим сознанием независимо от тела — это стоило использовать. Землянин вновь, теперь уже сознательно принялся выравнивать дыхание, пытаясь замедлить удары сердца. Это удалось не сразу — мысли и предположения, теснившиеся в голове, мешали, сбивали с нужного ритма. Но когда разум, изнемогший под непосильной задачей, расслабился, уступив рефлексам; когда пришло то состояние грёзы наяву, тот странный и непонятный миг между явью и сном, растянутый не на мгновения — на века, Элан почувствовал, как медленно отделяется от тела и поднимается над топчаном….

Всё вокруг стало иным, ярким и грёзоподобным одновременно; стены внезапно истончились и за ними были видны иные помещения и другие люди; странный серый налёт лёг на глаза, словно землянин смотрел сквозь дым — или воду.

Хранитель испугался, что, улетев, не сможет вернуться — и тонкий шнур мысли тут же отделился от него и, вытянувшись в сторону неподвижного тела, плотно обмотавшись вокруг него. Элан расслабился — и принялся подниматься вверх, с некоторым трудом просачиваясь сквозь толщу камня.

В нескольких этажах над ним были камеры — тут сидели, лежали совершенно измождённые люди. И не только люди. Ему попалось совершенно фантастическое существо, похожее на помесь человека и ящерицы — тонкое, гибкое, с кожей изумрудного цвета, местами покрытой чешуйками. Впрочем, и человекоящер то же был узником — он так же, как и остальные лежал, уставившись в стену, равнодушный ко всему, даже к собственной участи.

Потом пошли кладовые — загромождённые сундуками, полками, заваленные самыми разнообразными вещами — одеждой, отрезками тканей, непонятными инструментами, оружием. Дальше начались съестные припасы. Элан завистливо посмотрел на молодого монаха, который суетливо заскочил в кладовую, отхватил от ближайшего окорока плотный кусок и принялся его торопливо есть, чавкая и брызгая слюной. Мысленный поводок тут же натянулся, сообщая о беспокойстве оставленного тела, и Элан ускорил подъем, неожиданно оказавшись в центральном нефе здания, предназначенном для молитв.

Час был неурочный, и в нем почти никого нем было — лишь несколько коленопреклонённых человек стояли перед сложным знаком триединого, начертанным на главной стене храма, и молились, отбивая поклоны. Элан уже совсем собрался лететь дальше, когда присмотрелся — и ахнул. От каждого молящегося уходила тонкая нить энергии — словно кто-то вытягиваял часть души из людей, открытых для общения с божеством.

Постепенно истончаясь, крохотные ручейки энергии уходили куда-то вверх и в сторону, скрываясь в верхних этажах здания — или даже исчезали вдалеке. Помедлив, хранитель отправился вдоль серебристый струй энергии — крохотных, почти невидимых зрением даже бесплотного духа, однако тем не менее вполне реальных.

Просочившись ещё сквозь несколько стен, землянин внезапно оказался в личном кабинете верховного иерарха. Все стены его были покрыты золотом, повторяющим всё тот же символ триединого и украшенном драгоценными камнями; стол из красного дерева, покрытый тончайшей резьбой, был завален бумагами, долженствующими показывать высокую занятость хозяина кабинета. Впрочем, судя по слою пыли, к некоторым из них не притрагивались годами. Однако сейчас верховный иерарх был на месте, весь сосредоточенный, и что-то вполголоса обсуждал с двумя монахами, в одном из которых Элан не без содрогания узнал монаха, руководившего его палачами, а в другом — проповедника, читавшего ему проповеди.

— Последнее время его кормили сытно, но не перекармливали, давая пищу лёгкую — фрукты, злаки, лишь иногда мясо. Это возбуждает чувствительность и остроту ума, так что сейчас ему не удастся осоловеть и забыться. С другой стороны, даже самый выносливый человек рано или поздно в таких условиях теряет чувство времени и дальнейшая пребывание его в коконе уже не воспринимается им как наказание.

— Если развязать его раньше времени, уважаемый Протолет, наша цели не будет достигнута! Этот еретик довольно упорен, мы все это наблюдали во время вчерашней схватки. Он должен в полной мере ощутить ужас от пребывание в темноте и тесноте, испытать тысячи страхов в ожидании смерти — от удушья, от голода и жажды, терзаясь муками неизвестности… Иначе его не сломить! Если его развязать и накормить, всё придётся начинать сначала. Более того, решив, что мы не хотим его смерти, он воспрянет духом и дальнейшее пребывание его в коконе перестанет быть эффективным! Тут очень важно уловить момент, когда он сломается, не потеряв при этом повышенной чувствительности! Я говорил вам, что в камере нужно держать наблюдателя, следящего за состоянием подопечного, а вы: спугнем, насторожим…

— Так.

Верховный иерарх с трудом встал, опираясь на богато изукрашенный посох, в вершину которого был вставлен огромный алмаз, горящий в лучах солнца ослепительным светом — и Элан увидел, что тот совершенно сед и даже благообразен — у него был вид мирного, мягкого старичка, доброго и всепрощающего. Впечатление портил лишь острый взгляд неожиданно тёмных, со злым прищуром глаз.

— Так. Хранителя нужно сломать во что бы то ни стало. Во-первых, силы в нём много, а как она нам нужна — сами знаете. — Дождавшись утвердительных кивков с другой стороны стола, он продолжил, роняя тяжелые слова: — Если не получится сломать- жить он не должен. Это вообще большая удача, что он, ещё не инициировавшись, попал к нам в руки. Помедли мы пару недель — и весь наш труд за несколько тысяч лет пошёл бы прахом. Рано ещё Кавншугу меряться силами с инициированным хранителем…

Элан, поняв, что речь идёт о нём, подлетел поближе — и задел одну из нитей энергии, пронзающих комнату.

— Чужак!

Низкий, словно потусторонний голос заполнил комнату, заставив елейного монаха забиться под стол, а остальных судорожно оглядываться по сторонам, сжимая головы в плечи. Внезапно глаза верховного иерарха торжествующе вспыхнули — он увидел хранителя! Из камня на вершине посоха вырвался слепящий луч — и Элан, потеряв контроль, полетел вниз, во тьму….

 

Глава 7

Солнце неторопливо клонилось к закату, окрашивая тёмные громады камней побережья в золотистые оттенки. Никакой, даже лёгкий ветерок не разметал песчинки меж валунами, не тревожил водную гладь. Камни неторопливо впитывали лучи заходящего светила, готовясь к прохладе ночи. На скалах, неподвижные, словно изваяния, ловили последние лучи солнца два существа — маленькая, почти миниатюрная девушка — и крупный и мощный ящерочеловек, тем не менее стоящий перед ней в почтительном поклоне. Оба были неподвижны и, казалось, были сродни камню этого мира. Людям не дано узнать всей полноты жизни таких моментов, когда тело замирает, уходит из сознания, заставляя забыть о самом его существовании, оставляя дух наедине с мыслью… Это дано только рептилиям.

— Все началось с вопроса о устричных отмелях. Наш народ может годами питаться чем угодно, но устрицы, пожалуй, это единственный вид пиши, стимулирующий правильное развитии молодых раконцев и дающий силу пожилым. В нем есть всё, что необходимо и взрослой особи — это и комплекс витаминов, и лекарство. Неудивительно, что весь народ Вар-Раконо тщательно и трепетно выращивал устричные отмели, видя в этом залог здоровья нации. Во все времена все правители нашей земли следили за устрицами — и за их равномерным распределением. Возможно, при этом кому-то доставалось больше, кому-то меньше, кому-то приносили домой и с поклоном, а кто-то выстаивал очередь за своей порцией — однако все раконцы ели эту простую, но столь необходимую нам пищу.

Так продолжалось до тех пор, пока клан пожирающих рыбу не заявил, что это несправедливо! Что устрицы не должны быть достоянием нации, потому что среди правящего клана всегда есть те, кто захочет урвать себе большую долю, и что отмели должны быть поделены между кланами, а внутри кланов — между семьями, что бы каждый раконец имел часть побережья в своей собственности, и, следовательно, был сам хозяином своей доли столь необходимой пищи. Находящийся в то время у власти клан был не лучшим представителем народа Вар-Раконо — пользуясь тем, что быт раконцев был налажен и никаких сложных вопросов не возникало, они ничего не делали, сибаритствуя и поглощая излишек устриц. Недовольство народа росло и клан пожирающих рыбу ловко воспользовался этим. Под торжественные песни всего народа предыдущие правители были отправлены в отставку, и новый клан начал управлять змеиным архипелагом. Нужно сказать, они выполнили своё обещание. Каждый город, каждая деревня, а потом и каждый гражданин получил бумагу, согласно которому вступал во владение участком устричной отмели. По этой бумаге можно было всегда получить причитающуюся тебе долю устриц, оплатив «лишь стоимость добычи и доставки».

Но потом оказалось, что эти бумаги можно продавать! И без них стоимость устриц оставалась прежней — ещё бы, их ведь выращивало море, и никаких других затрат на них у добытчиков не было. Вначале отдельные раконцы, а потом целые семьи и кланы начали продавать свои бумаги, уверенные, что это ничего не изменит. И весь этот поток неизменно сходился к клану пожирающих рыбу!

Впрочем, тогда тоже никто не забил тревогу. Устрицы были в наличии — к тому же их стало больше. Правящий клан наладил торговлю со стархами, выменивая у народа моря глубоководные устрицы на водоросли, попадающиеся на побережье. Стархи очень ценили эти водоросли, а вкус у глубоководных устриц был даже лучше, чем у прибрежных. И всех всё устраивало, пока не начали рождаться дети.

Это было ужасно. Народ Вар-Раконо всегда очень трепетно относился к своему потомству, внимательно следя за чистотой расы и уничтожая всех, кто был слишком слаб или уродлив. Но это! Целое поколение было хилым и неразвитым, никто не знал, что нужно делать. Уничтожь их — и раконцы лишится будущего, к тому же вряд ли новое поколение будет сильнее — ведь их родители станут дряхлыми, не способными воспитать и поддержать их. Были отменены многие ограничения, в школах введён один дополнительный год, что бы у подрастающих детей было лишнее время окрепнуть. Однако всё это были полумеры. Тогда один из биологов, Кар-Их из клана метких стрелков, заявил, что согласно его исследованиям, морские устрицы не содержат веществ, необходимых молодым раконцам — более того, в них скапливаются вредные глубоководные примеси, которые жители моря специально добавляют в свои посевы, что бы получить больший урожай.

Ракх-инти слабо улыбнулся.

— Конечно, это всё вредит и нам — однако мы уже сформировавшиеся особи, к тому же давшие потомство. Но дети, наши дети! Мы начали возмущаться. Молодой учёный тут же исчез, а другие стали утверждать, что он неправ и морские устрицы не приносят такого уж вреда — но никто из них даже не пытался сказать, что они столь же хороши, как и прибрежные.

Тут внезапно вспыхнула небольшая гражданская война — один из кланов поднял мятеж, выдвигая непонятные и эгоистичные требования — однако на его усмирение не отправляли элитные части, быстро и беспощадно вырезавшие бы под корень всех восставших, а небольшие и слабые отряды, с переменным успехом постреливающие в друг друга из укрытий. Это тянулось довольно долго — с раздутыми победами и утрированной скорбью по погибшим. Война одного дня растянулась на годы. Не сразу народ Вар-Раконо что его просто отвлекают от истинных проблем. Когда раконцы, глядя на своих детей, принялись требовать у правящего клана здоровой пищи — те только посмеялись над возмущёнными и предъявили бумаги, согласно которым практически все побережья принадлежат им. Впрочем, там уже и не живут устрицы — все заливы, за небольшим исключением, засеяны водорослями — морской народ очень щедро платил на них, и клан поедающих рыбу купался в роскоши, не обращая внимания на страдания остальных раконцев. Они заявили, что закон на их стороне — и подтвердили это силой, призвав на помощь элитные войска.

Ракх-инти прикрыл глаза, рукой и помолчал, справляясь с эмоциями.

— Те немногие, кто сохранил свои бумаги, их просто выбросили; им предъявили побережье вроде этого — он обвёл рукой вокруг. — Песок и скалы, скалы и песок. Вдобавок для устрашения народа правящий клан завёл гигантскую рептилию, которой публично приносят в жертву непокорных преступников — а по сути, просто недовольных существующим положением. Те немногие, у кого есть деньги на здоровую пищу, вынуждены переехать в богатые районы — слишком многие с завистью, а то и с ненавистью начинают смотреть на их успешных детей. А там… В спец школах учат иначе, чем в обычных — и вместе с более глубокими и полными знаниями, обеспечивающими даже недалёким, но здоровым и подкованным раконцам преимущество над слабыми и плохо обученными, хотя и талантливыми детьми обычных родителей — вместе со знаниями им прививают совершенно другое мышление. О том, что все люди — существа разные, и если они — соль земли, то все остальные — прах и грязь, пыль под ногами. Их учат тому, что они супер-раконцы, а остальные…

Грея вскочила и топнула ногой, в горячке не заметив, как раскололся валун.

— Я знаю, что это такое. В мире хранителя этому даже придумали название — фашизм. Только там преследовали и уничтожали другие расы, а вы — свою собственную. До чего же это мерзко… Словно змея, кусающая собственный хвост. Впрочем, у вас это только зарождается и всё можно попробовать остановить. Что вы решили?

Ракх-инти спрятал глаза.

— Великая, нас воспитывали в уважении к собственным законам. Лишь немногие из нас постепенно приходят к мысли, что если закон направлен не на благо народа, а ему во вред — это неправильный закон, и тот, кто его принял — уже преступник. Которого нужно уничтожать без сожаления. Однако нас слишком мало и мы слишком слабы — не будь тебя, вряд ли бы мы решились на что-то серьёзное…

Грея глубоко вздохнула и посмотрела на заходящее солнце. Огненный диск уже почти касался поверхности моря, и жрецу на миг показалось, что он слышит шипение раскалённой воды, испаряющейся под взглядом яростного светила. Или это драконесса разговаривала сама с собой? Он торопливо посмотрел на собеседницу — и оторопел: заходящее солнце облило гибкую фигуру красным цветом и, казалось, она вся в крови. Потоки крови заливали землю, камни и исчезали в море, которое флегматично облизывало скалы. Наконец Грея перевела взгляд на Ракх-инти; глаза её, превратившиеся в две вертикальные полоски, медленно расширились и вновь стали похожи на глаза обычной девушки.

— Хорошо. Будем решать вопросы по мере их поступления. Первое — крокодил, или кому там у вас приносят жертвы? Потом — мятежники на юге страны. А потом вплотную займёмся правящим кланом и разведением устриц. Но сначала — мне нужно оружие.

Девушка вытянула вперёд руку — та на глазах обрастала чешуёй, превращаясь в лапу дракона. Груды мышц громоздились под кожей, свиваясь в причудливые узлы и заставляя топорщиться чешуйки. Последними вылезли когти — огромные, жёлтые, способные пробить всё на свете — и камень, и металл, и собственную чешую. Драконесса усмехнулась и, обрезав один коготь, принялась трансформировать руку обратно, сжимая обрезок в руке. Когда она закончила, в ладони у неё остался небольшой бритвенно острый волнистый клинок со странными разводами по краям и рукоятью в виде головы дракона.

Подмигнув изумлённому раконцу, Грея улыбнулась:

— Когда-то так создавалось оружие, способное перевернуть мир. А сейчас — пойдём на поиски твоего крокодила…

Дверь камеры с лязгом распахнулась и несколько фигур в просторных монашеских одеяниях мигом заполнили собой крохотную каморку. Элана тут же сбросили на пол и принялись остервенело пинать, даже не сняв брезента, который неплохо смягчал удары, да и тело, лишённое чувствительности, равнодушно воспринимало тычки и ушибы. Лишь раз, когда чей-то сапог чувствительно проехался по лицу, хранитель застонал — грубая подошва как тёркой ободрала щеку.

— Хорошо! Стонет — значит, жив. Берём его.

Монахи суетливо подхватили брезент и, вполголоса переговариваясь, понесли его вниз, к допросным комнатам.

— Разматывайте. — Ещё не увидев говорящего, Элан узнал голос — верховный иерарх решил лично посмотреть на важного узника. Потом в поле его зрения показалась седая благообразная голова и хранитель окончательно уверился, что всё происходящее с ним в коконе — не сон, а странная, причудливая реальность — или магия?

— Значит, молодой человек, вы любите подслушивать? Похоже, у вас неплохие задатки, и вы ещё можете быть полезны Церкви. Нам нужны лёгкие люди. Конечно, вы уже услышали достаточно и понимаете, что с дармовой силой придется расстаться — она вообще предназначена не людям, а существам, гораздо более высшим. — Иерарх помолчал, наблюдая за реакцией хранителя, того как раз начали растирать, восстанавливая кровообращение, и острые приступы боли в онемевших мышцах помешали иерарху продолжить беседу.

— Разомните его хорошенько, он нужен мне живым и здоровым, затем положите его у стеночки на матрац и оставьте нас. Иерарх отошёл от брезента и присел за небольшой столик, сервированный, как видно, специально для посещения высокопоставленного лица — изящный, на гнутых ножках, заставленный всевозможной снедью и запыленными бутылями с вином, он смотрелся совершенно неуместно среди камеры пыток. Взяв бокал, старичок принялся отхлёбывать густое и красное вино, проницательными глазами наблюдая за мучениями Элана.

Дождавшись окончания процедуры, он подсел поближе к хранителю, обессилено лежавшему у стены и, махнул рукой сопровождающим — те послушно вышли, в камере остались лишь две тёмные личности, но и они отошли в самый дальний угол, чтобы не мешать беседе. Иерарх наконец заговорил.

— Пока вы приходите в себя, позвольте представиться: глава церкви триединого, суть воплощения творца, верховный священнослужитель Кради`о`Лост. Можете называть меня по имени, можете просто — «отец мой».

— У меня уже был один отец. Другого мне не нужно. — Элан угрюмо смотрел на старичка. Он прикрыл глаза и вид у него был бы точь в точь как у деда мороза, если бы он улыбался. Вот только улыбки на лице верховного иерарха хранитель пока ещё не видел.

— Что ж, дело ваше. Тогда давайте попробуем определиться с вашей дальнейшей судьбой. — Кради`о`Лост многозначительно помолчал, давая время собеседнику осознать всю важность вопроса, и продолжил:

— Посмотрите внимательно на это помещение. Здесь нам иногда приходится, смиряя внутренний ужас и стыд, заниматься воспитанием упрямых еретиков, не желающих сотрудничать с матерью-церковью. И это занятие благое и праведное, ибо мы, калеча тело, чистим души людские. Умершему в муках прощается половина грехов, раскаявшемуся — прощаются все…

Элан внимательно оглядел зал. Здесь было полно оков и сложных металлических приспособлений, в полу были прорублены специальные канавки для стока крови, и судя по многочисленным бурым пятнам на полу и стенах — всё это регулярно использовалось. Инструменты же, тщательно вычищенные и аккуратно разложенные, явно были готовы к использованию. Да и камин, вделанный в стену, был разожжен не для разогрева помещения — в нём калились неприятного вида штыри, крючья и другие, более сложные приспособления.

— А что прощается невинно замученному?

Иерарх довольно кивнул. Похоже, узник проникся — и устрашился.

— Невинно замученные навсегда оставляют этот мир и приобщаются к творцу, ибо навсегда остаются праведниками. И сказано в священных книгах: «Лучше замучить десять невиновных, чем упустить одного злодея, ибо невинный мученик — это святой праведник, а упущенный злодей — это рука зла, запущенная в наш мир».

Элан прищурился:

— А вы, отче? Не желаете стать святым? Вот и палачи у стеночки без дела мучаются… — Он кивнул в сторону тёмных личностей, правильно истолковав причину их пребывания в пыточном зале. Те насторожились, привстали, однако, повинуясь знаку иерарха, вновь опустились на землю.

— Вы дерзки, юноша. Возможно, они ещё и потребуются в нашем дальнейшем разговоре. Вам самим придётся принять решение, определяющее дальнейшую судьбу. А пока — подкрепитесь, и посмотрите заодно, чего вы лишаетесь. — Иерарх кивнул в сторону сервированного стола, ухмыляясь в седые усы.

Элан с трудом, держась за стенку, встал. Усилия монахов, разминавших мышцы, не пропали даром; тело со скрипом, но слушалось. Кое-как подойдя к столику, хранитель с трудом уселся на ажурный стул и, заставляя себя не спешить, нашёл среди явств графин с водой, налил полный бокал, аккуратно, стараясь не разлить не капли, выпил. Подумал. Налил ещё. Вновь выпил и потом уже повернулся в сторону иерарха, наблюдавшего за ним с непроницаемым видом:

— Узника нужно кормить сытно, но не перекармливать, давать пищу лёгкую — фрукты, злаки, лишь иногда мясо. Это возбуждает чувствительность и остроту ума, не позволяя забыться во время пыток. Так, кажется, было сказано полчаса назад в вашем кабинете?

— Значит, вы не только смогли выйти из своего тела, но и сохранили память. Неплохо для начинающего мага. Да и вообще для мага. У нас на это способны единицы. Вы подаёте надежды, молодой человек, и будет очень обидно, если такие способности пропадут зря. А насчёт еды — подумайте об этом по другому: это силы, столь необходимые вашему организму, чтобы выжить и вновь начать нормально функционировать. К тому же, если мы сможем плодотворно поговорить, то пытки и не понадобятся. Так что ешьте, ешьте…

Элан и сам не заметил, как вновь оказался за столом и рот его оказался набит едой. «Всё-таки двух дневное голодание плохо сочетается со здравым смыслом» — мрачно думал хранитель, наблюдая за быстро исчезающей горой еды. Он повысил голос:

— Так о чём вы хотите поговорить? С учётом того, что я уже слышал?

— О многом, молодой человек, о многом. Вы не торопитесь, ешьте спокойно, а я порассуждаю пока… Когда-то много тысяч лет назад творец миров, создавший и этот, и другие миры, бросил свои творения ради возможности дальнейшего творчества. Не вскидывайтесь, молодой человек. Я помню, что обычно говорят в школах — он оставил нас, чтобы не смущать своим могуществом и дабы мы могли, уподобляясь ему, следовать вдоль божественного пути — и быть с ним. Однако от перемены слов сущность не меняется; даже если вы думаете иначе; и значит, мы предоставлены сами себе, не имея никого, кто мог бы нас опекать и учить, вести по предназначенному нам пути. Мы слабы и невежественны — нам нужна родительская помощь.

— И вы взяли на себя подобную функцию? — Элан, даже с набитым ртом, не мог унять сарказма.

— Что вы! Человеческая плоть слаба, однако и дух его не слишком крепок. Искушения, болезни, лишения, старость, наконец — всё это истощает, заставляя путаться мысли и забывать простые определения. С тех пор, как мои волосы поседели, я чувствую, что начинаю сдавать позиции. Конечно, я, как вы догадались, маг, и вполне могу рассчитывать ещё лет на пятьдесят… Но пора уже задуматься о выборе ученика и возможного приемника.

Острый взгляд иерарха как бросок ножа, метнулся к лицу хранителя — и разбился о ехидную ухмылку.

— Проклятая старость. Сочувствую.

Кради`о`Лост отвернулся, кипя негодованием. Впрочем, он довольно быстро взял себя в руки и продолжил:

— Ни один человек не в состоянии заменить творца. Он для этого слишком слаб и жизнь его слишком коротка. Любая организация, сколь могущественной она бы не была, так же не может этого — просто потому, что она состоит из людей, имеющих свои слабости и свои интересы. Лишь бог может заменить бога.

Элан подавился непрожёванным куском. Закашлявшись, он посмотрел на иерарха. Тот явно не шутил. Глаза его горели яростным огнём, руки нервно сжимали изящный столовый ножик.

— И где вы возьмёте другого Всевышнего? Насколько я знаю, вся божественная энергия ушла из этого мира — потому и был создан предел, чтобы ограничить природное и сверхъестественное. И нет никакой возможности разрушить его.

— Да, да, конечно, вы правы, молодой человек. — Иерарх закивал головой, став ещё больше похожим на добродушного дедушку — однако глаза его смотрели тяжело, оценивающе. Вы правы почти во всём — кроме одной крохотной малости: вы забыли о людях. Творец слишком любил людей — и вложил в них частичку себя. В каждом человеке горит божественная искра творца; именно она — прекрасный материал для будущего бога.

Элан вскочил, забыв о недоеденном куске.

— Значит, эти струи энергии… вот зачем вы обворовываете молящихся! Вы пытаетесь создать бога!

Иерарх поморщился.

— Обворовываете… Обман в таких делах не окупается. Люди искренне открывают себя божеству — и чья вина, что их жертва принимается? К тому же — кто вам сказал, что мы пытаемся создать господа? Мы его уже создали! И не вам, осколкам прошлого величия, тягаться с его мощью!

Кради`о`Лост подлетел к хранителю, забыв о возрасте, и встал напротив — сжав изящный столовый нож словно грозное оружие, готовый умереть — или убить во имя своих идеалов.

— Ах, если бы вас не было! Как было бы просто, если бы не появлялись в наших мирах эти дерзкие и наивные юноши, пылающие мощью и не желающие слушать старших! Век, другой — и людям подсказали, кто сотрясает землю, кто пускает молнии. Ещё пару веков молений — и сущность господа — пусть слабого, пусть в чём-то ограниченного, однако вполне пригодного для целей Церкви, появляется на свет. Затем пару веков интенсивных пыток — нужно же новорождённому богу чем-то питаться — и уже пусть слабый, зато вполне самостоятельный Всевышний изучает свои новые владения. Как это просто и удобно! Но нет, вы появляетесь — и сразу в мире начинается бардак! Рушатся все устои, революция следует за революцией, боги умирают от невнимания и голода. А мы — мы бессильны что либо сделать! Слишком многое вложили в вас создатели, слишком хитёр меч, слишком силён дракон! И наступает хаос — церкви пустеют, люди начинают жить своим умом, забывая о тех, кто все эти века неустанной рукой вел их по жизни, подсказывая, оберегая…

— Люди не овцы, их не нужно вести… В каждом из них горит огонь творца, и их высшее предназначение — идти своими ногами, думать своей головой! А ваши пути неизменно приводят на бойню!

Иерарх возмущённо заорал, брызгая слюной:

— Люди — это быдло, всегда готовое идти туда, куда прикажут! Так предопределено — у стада всегда должен быть пастырь! Предоставь их самим себе — и они погрязнут в грехе и пороке! Пьянство, наркотики, бандитизм и разврат!

Теперь уже не выдержал Элан.

— Кто вытягивает из их душ всё самое светлое? Кто с детства отучает их мыслить, под чьим патронажем работают винно-водочные заводы, кто режиссирует теракты и сквозь пальцы смотрит на продажу наркотиков? Вы, пастыри! Для вас опасны думающие люди, вам нужно стадо — и вы превращаете людей в безвольных и покорных овец, готовых по звуку хлыста идти куда угодно — даже на бойню! Вы лишаете их души — а потом смеётесь над ними, довольные, что у вас всё получилось!

Кради`о`Лост, весь багровый, сделал знак палачам — и жестокие удары сразу с двух сторон обрушились на хранителя, заставив его согнуться и извергнуть на пол только что съеденное.

— Похоже, по хорошему вы ничего понимать не хотите. — отдуваясь, выговорил иерарх, усаживаясь обратно в плетёное кресло. — Что ж, так или иначе, но пытки вытянут из вас всю силу — и Кавншуг получит своё. Вы его уже слышали — это он заметил вас в моём кабинете, а скоро и увидите. Почувствовав исходящую от вас энергию, он не сможет не придти за столь обильно накрытий стол — как не смогли не прийти и вы.

Иерарх с усмешкой кивнул в сторону остатков пищи на ажурном столике.

— Можете кричать или молчать — мне это безразлично. Впрочем, если вы захотите добровольно расстаться со своими силами, а заодно передать Кавншугу энергию своего меча — возможно, вы и останетесь в живых. Нам не помешает ещё одна овца, как вы верно подметили. Только не тяните с этим решением: в нашем обществе жизнь калеки — далеко не сахар…

Дикая боль пронзило всё тело хранителя, он дёрнулся, однако ремни, которыми его споро привязали к стене, пока от приходил в себя после первого шока, держали крепко. Помещение наполнилось фигурами в темных балахонах, что-то бормочущими вполголоса.

— Кавншуг, приди и возьми… — С ужасом услышал хранитель. Переход от умиротворяющей беседы к пыткам был молниеносным — и наверняка хорошо продуманным.

Новая боль, казалось, разрывала мозг на части. Элан скосил глаза — в его тело один из палачей медленно вдавливал раскалённый прут. Глаза его при этом остались совершенно бесстрастными. Другой уже спешил с белыми от жара клещами. Весь организм хранителя свело в один тугой нерв, казалось, что от напряжения мышцы сейчас лопнут, как гнилые канаты… Клещи вгрызлись в тело, ломая рёбра; новый спазм прокатился по каждой клетке, выворачивая чувства наизнанку и поворачивая жизненные процессы вспять; дикий гнев внезапно захлестнул Элана с головой, затмевая разум; фиолетовое, огненное пламя вспыхнуло в глазах — он рванулся, не помня себя от боли — и вышел из собственного тела.

Всё опять стало размытым, словно нереальным; боль сократилась до вполне терпимых размеров; фиолетовая дымка заполнила зал, удивительным образом успокаивая потрясённый разум и улучшая зрение — и хранитель увидел…

Серый туман клочьями просачивался сквозь стену. Мутный и прерывистый, словно рваный, он был страшен и притягателен одновременно. Словно в нерешительности, он остановился у стены, сгустился — и хранитель увидел…

Монахи перестали петь и попадали на колени; палачи бросили отливать водой бесчувственное тело пытуемого и распростёрлись ниц; верховный иерарх почтительно склонил голову — и посох с огромным камнем, а туман постепенно сгустился в серую косматую фигуру, высокую и нескладную, подпирающую собой потолок. Потом медленно, словно нехотя, раскрылись огромные, круглые глазницы — и оттуда на потрясённых людей глянула белая, мутная пустота, рождающая странные образы…

— Кавншуг! Кавншуг! Слава!

Нестройный рокот пронесся по залу и, словно ободрённый этим, призрачный гигант загустел, становясь ниже и плотнее, оглянулся по сторонам — и увидел землянина, заворожено наблюдавшего за ним со стороны. С гулким рычанием он потянул руку, пытаясь достать лакомый дух; шагнул раз другой, вначале неуверенно, потом смелее.

— Ты мой! Пища!

Волосатая рука, на ходу обрастая когтями, рванулась к Элану и вновь волны боли искорёжили хранителя; но теперь страдало уже не тело, а дух.

Драконесса, пробиравшаяся в проходе между скалами, внезапно остановилась, напугав спутников. Неожиданно она выгнулось дугой — и упала прямо в протекающий рядом ручей. Фиолетовое пламя охватило тело молоденькой девушки, судорога всё длилась, заставляя руки обрастать чешуёй, кроша камни и взбивая воду до пены; и вот уже взрослый дракон бьётся в горном ручье с невидимым противником, стирая в песок скалы и изрыгая огонь, от которого камень тёк, словно мягкий воск…. Спутники, привыкшие к её вспыльчивому нраву драконессы, торопливо попрятались ещё в самом начале странного приступа — это их и спасло. Теперь они со страхом наблюдали за происходящим из-за поворота дороги; полные ужаса — и благоговения.

Кавншуг рвал на части эфирное тело Элана, торопливо пожирая куски. Хранитель пытался отбиваться от огромного создания — однако оно легко справлялось со слабыми попытками, не переставая торопливо жевать. Дикая боль парализовала усилия, заставляя сдаться и опустить руки…. И тут — волна фиолетового гнева омыла тело человека. Он почувствовал себя гораздо больше — и сильнее. Огромные лапы, длинный хвост и крепкая чешуя, которую не пробить всяким там волосатым рукам. Кавншуг остановился на очередном взмахе, и на его лице отразилось почти человеческое недоумение. Элан взревел и кинулся вперёд, Размахивая полупрозрачными руками, которые прямо на глазах наливались фиолетовым огнём — и даже, вроде, обрастали чешуёй? Он успел здорово врезать волосатому чудовищу, когда огненная волна ударила в грудь, заставляя его отступить — Кради`о`Лост был начеку. Хранитель пытался сопротивляться, сделал шаг, другой в сторону Кавншуга, прятавшегося за спинами пребывавших в религиозном экстазе монахов — однако пламя стало нестерпимым и землянина с силой отбросило в собственное тело. Почувствовав дикую боль от многочисленных ран, тот взвыл — и иерарх облегчённо отставил в сторону посох.

— На сегодня хватит. Нужно обдумать, как быть дальше. Силёнок у него много, даже слишком — но это ничего, будем ломать постепенно, не всё сразу. Раны обработать; мы не хотим, чтобы он загнулся — и в общую. В кермалитовую. Ясно?

Не дожидаясь ответа, иерарх величественно направился к выходу, а свет перед глазами хранителя стал стремительно меркнуть….

Горный ручей весело журчал, заполняя вполне приличную впадину. Примерно через месяц здесь будет небольшое озерцо со светлой и холодной водой — прозрачной, как слёзы ребёнка… или дракона. Из воды навстречу к потрясённым раконцам поднималась девушка. От одежды, которой спутники заботливо снабдили её, остались одни обрывки. Из многочисленных ран струилась тёмная кровь — и, шипя, растворялась в воде ручья. В руке она держала волнистый клинок, пытаясь остатками ткани просушить его.

— Что это было, Великая?

Голос Ракх-инти был почти робким.

— Ну… Скажем, знакомство. С друзьями и врагами сразу. Моя битва за этот мир началась — а значит, у нас меньше времени, чем хотелось бы. Поспешим. — И небрежно смахнув кровь с уже начавших заживать ран, она устремилась по тропинке.

 

Глава 8

Тишина… Не та звонкая тишина весеннего утра, готовая в любой момент взорваться гомоном голосов, пеньем птах и криками детей — и даже не та ночная тишь, полная пространства и звёзд, безмолвие вселенной, что-то говорящей неслышным уху голосом. Нет. Тишина пыльного шкафа, спёртого, затхлого пространства, но при этом ещё полная сырости. Темница. Мама, как больно… Всё…

— Как он? — Чьи-то руки приложили к воспалённым ранам влажные повязки, смягчая боль.

— Плохо. Его необычно пытали — явно хотели не сохранить тело, а получить спонтанный выброс внутренней энергии. Будь мы на воле и будь у меня мои инструменты…

— Опять святые отцы экспериментируют… А страдают такие вот дети. Вы наложили повязки?

— Конечно. Я остановил кровотечение, вправил сломанные рёбра, однако что прикажете делать с пробитым лёгким? Жить ему осталось недолго…

Элан с трудом открыл запёкшийся рот.

— Где я?

Тот же участливый голос ответил с преувеличенной бодростью:

— Очнулся, наконец. В камере, конечно. Но теперь ты не один, и всё у тебя будет хорошо…

Хранитель слабо улыбнулся.

— Не нужно, доктор… Я всё слышал. Во всяком случае, ваши последние слова. Что ж, верховный иерарх так и рассуждал — или подчинить, или уничтожить. Рад, что первое им не удалось…

Элан закашлялся, с ужасом обнаружив во рту кровавые сгустки. Похоже, несмотря на кромешную темноту, неизвестный лекарь не ошибся.

Смущённое молчание… тихие шорохи. Кажется, все обитатели камеры собрались вокруг него. Внезапно Элан увидел слабое свечение — еле видный голубоватый свет освещал руки собравшихся вокруг хранителя — и устремлялся к нему. Стало легче, боль отступила и дышать можно было, не слыша противного хлюпанья. Но почти сразу фигуры одна за другой стали падать — просто свечение рук угасало и тихий шорох указывал на безвольно осевшее тело.

— Прости. Это всё, что мы можем. Есть в природе такой материал — кермалит. Он полностью блокирует любые виды энергии, и даже самые мощные излучения с трудом пробивают небольшую перегородку из него. А эти стены длинной с человеческое тело. А всё — чистейший кермалит — святые отцы постарались, это даже льстит таким слабым магам, как мы. Вся наша внутренняя энергия ушла на то, чтобы хоть немного помочь тебе — однако увы, её слишком мало. Во всяком случае, ты протянешь подольше, и кто знает, может, у тебя появится шанс…

Элан потрясённо уставился во тьму.

— А все остальные… Они погибли?

Тихий и печальный смех в темноте.

— Нет, просто без сил. На то, чтобы достойно умереть, тоже нужны силы, как это не странно. А у нас их остались жалкие крохи. Впрочем, если кто и не выдержал напряжения — погибнуть, спасая другого, не самая плохая смерть, ты не находишь? И хотя я не верю в триединого, но, может священники правы и кто-нибудь сможет оценить такой уход?

Элан печально улыбнулся.

— Может, кто-нибудь и сможет, не знаю, однако на триединого я бы не рассчитывал — вряд ли он сможет вам помочь. Я, во всяком случае, точно не смогу.

Дружный смех — тихий, но на этот раз полный веселья, был ему ответом.

— Смело. Ты уже равняешь себя с Всевышним?

— Вы больше слушайте ваших священников. Какой к чёртовой бабушке, бог? Из меня даже мага путного не получилось.

— Похоже, парнишке мозги отшибли. Что он несёт? — Другой голос, более степенный и строгий. Слышно было, что сил у говорившего почти не осталось — однако желание во всём соблюдать порядок взяло верх над усталостью.

— Неважно. Лучше расскажите мне про себя. Что вы тут делаете? Или, вернее, за что сюда попали?

— За что попадают за решётку? За то, что не соблюдают законы, особенно те, которые удобны власть имущим. Если у тебя есть магические задатки — иди в церковь, и тебе позволено почти всё. Иерархи ценят ручных магов и закрывают глаза на многие их делишки. — Теперь голос, доносящийся из темноты, был полон горечи. — Но только как можно спать по ночам, зная, что твои способности используются для усмирения непокорных, пыток, в лучшем случае — ради забавы духовенства. В то время как ты мог бы помочь сотням больных! А приходится тратить силы и время, помогая становлению церкви и при разборках во внутренней грызне за власть. Это у них называется политикой. Игрушка для власть имущих, призванная развлечь их и занять чем-то свободное от ограбления ближнего своего время. А если ты срываешься и пытаешься что-либо изменить, мигом оказываешься — если простой человек, просто на задворках, а если маг — либо на том свете, либо здесь. В принципе, это одно и то же — просто так немного дольше. Я рассказал тебе что-то, чего ты сам не знал?

Элан неосторожно пожал плечами. Тут же вновь вспыхнула притихшая было боль и пришлось, скрипя зубами, терпеливо ждать, пока она хоть немного утихнет.

— Да нет, про природу власти мне ничего рассказывать не нужно — она везде одинакова. Однако магов мне до сих пор встречать не доводилось. В моём мире их нет.

Изумлённая тишина, минута молчания — и взрыв вопросов:

— Ты правда из другого мира?

— А что у вас вместо магии?

— Как жаль, что у меня нет инструментов…

— Ты просто обязан рассказать нам основные движущие законы своего мира!

Элан грустно улыбнулся. Неважно, как они называются — учёные, маги, доктора наук — в любом мире есть люди, для которых познание нового, открытие тайн природы, возможность прикоснуться к неизведанному важнее, чем собственная жизнь. Запертые в каменном мешке полутораметровой толщины, ждущие смерти, они забыли обо всём на свете, столкнувшись с чем то новым. Что бы не утверждали толстосумы и их прислужники, как бы они не кичились своей властью и силой, вот она — соль земли, те, кто ценит любые блага, да и собственную жизнь гораздо меньше, чем очередную загадку — или помощь ближнему…

Землянин говорил, пока окончательно не выдохся. Решив хоть как-то помочь этому миру, он рассказывал всё, что помнил из школьных уроков — по физике, химии, основам электротехники. Хранитель почти воочию видел, как горят глаза его собеседников. Дайте им силы и средства — и именно они сделают мир лучше. А потом скромно отойдут в сторону, кивая на простых исполнителей — мол, без них ничего бы не получилось…

Когда Элан выдохся, наступила долгая тишина. Каждый по своему переваривал то, что услышал, шепотом делались какие-то гипотезы, вполголоса возникали и так же тихо велись какие-то споры. Кажется, хранитель впал в забытьё — он очнулся, лишь когда почувствовал на себе влажную ткань.

— Извини, ты застонал и я испугался, что твои раны раскроются.

— Ничего. Долго я спал?

— Трудно сказать. Здесь у всех весьма приблизительное представление о времени. Слишком долго никто из нас не видел солнца. Ты можешь говорить?

— Кажется. А что ещё вы хотите узнать?

— Всё! Но, пожалуй, самый интригующий вопрос — как ты сюда попал?

На этот раз тишина после короткого монолога Элана абсолютной. Маги, считающие, что их божество — сказка, оказались совершенно не готовы к подобному.

— Потрясающе! Если бы не твой предыдущий рассказ, я бы тебе никогда не поверил. Однако слишком много из того, что ты говорил, было правдивым и необычным одновременно… Триединый, так значит, это правда! Пусть не так как талдычат монахи, но всё-таки. Творец, боги, воины, наконец — предел… И вы, как проявление высшего божества в нашем мире…

— Ну я ещё недолго смогу играть тут роль господа. Боюсь, я элементарно не справился. Скоро я умру и следующее пришествие придётся ждать очень долго… — Элан закашлялся и умолк, борясь подступающим забытьём.

— Подожди! — Строгий голос подошедшего — или, вернее, подползшего к нему мага заставил землянина вновь сконцентрироваться на мире живых. — В тебе есть всё необходимое, что бы найти выход из создавшегося положения. Твой дух — ему тысячи лет. В этом твоя сила. Да, твоя плоть слаба, но это просто оболочка, необходимая тени создателя миров, что бы путешествовать по миру — и при этом твой дух силён и он может решать задачи, связанные с твоим телом. Кроме того, ты мог бы черпать энергию прямо из предела… Ах, если бы не кермалит!

Темнота. Она давит на разум, заставляя сдаться. Спёртая и густая темнота подземелья. Элан закрыл глаза. Темнота осталась, хотя теперь она была отгорожена от него тонким слоем век. Преграда? Иллюзия преграды? Хранитель глубоко вздохнул и принялся смирять дыхание, замедляя биение сердца.

— Будьте готовы. Я попробую доставить сюда энергию. Запасайтесь кто сколько может — нам она понадобиться. На случай, если у меня не получится — прощайте.

Стук… Ещё стук… Тишина. Медленней… Ещё медленней. Сознание вновь стало чистым и звонким, свободным от суеты повседневных забот, даже если это — заботы о сохранении собственной жизни. Вдох стал медленным и чуть заметным, воздух почти не заходил в лёгкие — ритмы тела стали едва заметными. На этот раз Элан вышел из тела спокойно и буднично, словно делал это уже тысячу раз. Мрак сменился серым сумраком, стали видны измождённые тела соседей хранителя; похоже, они не ели уже дней десять — на глаз прикинул тот, медленно пролетая вдоль стен. Они были, в отличие от обычных, всё такими же твёрдыми и плотными. Хранитель даже не пытался пролететь сквозь них — нет, он искал воздуховод. Воздух в камере был чистым и свежим, несмотря тяжёлый запах давно не мытых тел — значит, вентиляции здесь поставлена на уровне. Монахам явно не нужны болезни среди опальных магов. А если есть воздуховод, то есть и ход, по которому он сможет подняться вверх…

Серая дымка перед глазами мешала, застилая взор. Скорее всего от усталости сумрак опять загустел, становясь плотным мраком. Элан терпеливо водил призрачными руками по стенам, выискивая проёмы отверстий. Есть! Хранитель чуть не рассмеялся. Он был слишком хорошего мнения о создателях этой камеры. Вместо воздуховода несколько трещин змеилось по стенам. Они были небольшие, в палец толщиной. Сможет ли он пройти сквозь них? Землянин постоял, готовясь к рывку и решительно двинулся вперёд. Боль, дикая, казалось, его разрывают на части! Острые края кермалита резали его астральное тело легко и свободно, словно хорошо отточенный нож — масло. Элан непроизвольно дёрнулся в сторону своего тела — оно выгнулось дугой, раны вновь разошлись, и кровь хлынула на грязный пол. Люди вокруг засуетились, меняя повязки.

— Если вернусь — второго захода не будет. Думай!

Элан решительно приблизился к стене, аккуратно ощупал самую большую трещину… и принялся менять свой облик, становясь тонким и длинным, словно мысленный шнур, которым привязал себя к собственному телу. Вроде всё. Он осторожно двинулся вперёд, заходя в трещину. Похоже, он превратился в гигантскую астральную змею — большую и длинную, легко скользящую между острых углов убийственного камня. Боль! Кажется, он поспешил с похвалой. Хранитель остановился, пережидая, пока спазмы утихнут — и не видел, как маги внизу разом остановились и с тоской уставились на кровь, которая перестала толчками выплёскиваться из ран. Теперь она сочилась медленно, словно то, что гнало её вперёд, остановилось.

Вперёд. Ещё! Он осторожно двигался навстречу живительному воздуху. Поворот. Другой. Тьма вокруг посветлела, стены стали полупрозрачными — и Элан рванулся вперёд, вдоль косо струящихся трещин — и вырвался на свободу! Он увидел солнце!

— Вот он. — Грея внимательно смотрела вниз, в небольшой котлован, явно созданный метеоритом и доведённый до идеального состояния руками местных жителей. Гладкие, ровные края около 30 метров длинной, под острым углом спускались вниз, не оставляя никакой надежды подняться по ним вверх. Внизу зеленела молодой травкой площадка размером с небольшой стадион — а в центе её неподвижно лежала гигантская ящерица, похожая на смесь древнего динозавра и крокодила. Пасть её, типично крокодилья, с двумя рядами острых зубов, покоилась на гибкой шее, которой не могло быть у крокодилов, зато позволяющей почти мгновенно оказываться в любом месте в радиусе около трёх метров. Глаза — маленькие, красные, горели нечеловеческой злобой — существо заметило наблюдателей, но оставалось неподвижно, понимая, что до пищи не добраться. Лишь не сводило глаз со странных существ — а вдруг кто-нибудь из них столкнёт другого? Такое уже бывало, и не раз.

— Хорошо. Соберите побольше народу, пусть увидят, как с вашим страхом справляется молоденькая девушка. Психологический эффект поможет многим решиться и примкнуть к вам.

— Да. Великая. — Почтительно ответил Ракх-инти. — Но не проще тебе было бы обрести своё могучее тело и разом покончить с врагом?

— Проще — не значит лучше. Что помешает вашим властителям завести себе новую зверушку, стоит мне уйти? Вы должны увидеть, что они смертны и их можно уничтожить — а о моём происхождении пока умолчим. Идёт? Да, кстати — мне нужны два копья…

Драконесса замолчала и схватилось за сердце. Побледнев, она сползла на траву и принялась тихо ругаться. Где-то вдалеке, тело хранителя дёрнулось — и начало остывать…

Элан парил в небольшом ущелье, стены которого вздымались ввысь — а над ним ярко разбрасывало свои лучи солнце. Оно было очень похоже на земное — такое же яркое, полное огня и силы. Хранитель вздохнул, вспомнив дом — и принялся за работу. Над той стеной, откуда он выбрался, возвышался замок — величественный, огромный. Своих узников монахи спрятали в самый подвал — и те не подозревали, что от свободы отделяют их не сотни метров камня вверх, а лишь десяток в сторону.

— Впрочем, одно другого стоит. Десять метров кермалита — это нечто. Ладно, за дело. Как получить энергию? — Землянин задумался. Насколько он помнил из уроков физики — она разлита вокруг него, пронизывая весь мир. Но больше всего её на солнце. Неосознанно он потянулся, посмеиваясь над своей попыткой — и был награждён сиянием мощи, вспыхнувшей в нём. Торопливо он принялся сбрасывать излишки вдоль мысленной нити вниз, в камеру — а сам тем временем продолжал купаться в энергии и солнечном свете, изучая строение замка. Пожалуй, пора было выбираться отсюда. Теперь он отвечал не только за себя — слишком многих нужно было спасти. К тому же, у него появились единомышленники — и могучие помощники. Он не знал, что почувствовав энергию, пришедшую в камеру, маги застыли в изумлении — и тут же принялись врачевать его тело, используя всё, что получали — без остатка, одновременно делая искусственное дыхание и массаж сердца.

— Идиот чёртов! — Грея шипела, молотя руками по земле, однако на лице помимо воли появилась улыбка. Похоже, её хранитель — тот ещё тип и не боится рискованных экспериментов.

— Итак на чём мы остановились? Ах, да, мне нужно два копья — и кучу зрителей.

Потрясённые в очередной раз раконцы лишь молча поклонились.

Спустился Элан довольно скоро — слишком хотелось оказаться на свободе целиком, вновь пройтись по земле, ступая по ней своими ногами. В ущелье он оставил лишь нить мысленной энергии — справедливо рассудив, что, коль канал проложен, то энергия по нему потечёт. Торопливо юркнув в своё тело, от тут же ощутил огромную тяжесть в груди.

— Что… Что случилось?

— Не двигайся. — К нему торопливо подошел высокий, величественного вида старик с острым взглядом тёмных глаз. Похоже, это он был главным в камере. Но почему?

— Я… тебя вижу.

— Энергии у нас теперь много и зажечь феербол — не проблема — Старик махнул рукой в сторону потолка, где плавал миниатюрный шарик, создавая потоки света. — Это мелочи. Слушай внимательно. После того, как ты вышел из тела, остановилось сердце. Не замедлило ход, а остановилось — совсем. Ты начал умирать. Мы делали что могли, но всё было бесполезно. Когда пошла энергия и стало ясно, что твой дух жив… Я приказал вскрыть твою грудную клетку и делать прямой массаж. Иначе тебе было бы некуда возвращаться. Ты вернулся. Энергия у нас есть. Теперь дело за малым — восстановить твоё тело. Это сложно для новичка, однако — у нас впереди как минимум вся ночь, будет время научиться. — Лукавый прищур глаз. — А теперь — слушай так, словно от этого зависит твоя жизнь — тем более, что так оно и есть!

 

Глава 9

Свежий шрам зудел, вызывая непреодолимое желание почесаться. Элан сидел, непрерывно позёвывая — из-за большой потери крови его клонило в сон. Маги, сосредоточенные как никогда, упрямо пытались пробудить его способности.

— Ты должен почувствовать магию предела! Попытайся ещё! Без пищи ты будешь слабеть с каждым днём, а значит, что шансы выбраться отсюда лишь уменьшаются. Мы сделали, что могли — но кермалит по прежнему надёжно блокирует любые наши попытки. Лишь маг предела способен что-либо сделать! — Старший из магов, сиятельный льер Ир`краг был непреклонен.

— Я хочу спать!

— Это последствие потери крови. Ты уже проспал двенадцать часов. Твой организм отдохнул — просто сказывается недостаток пищи. Сосредоточься!

— Да я не против! Но как?

Ир`краг развёл руками.

— Никто из нас не работал с магией предела. Все наши техники — это в лучшем случае получение энергии из окружающего пространства. Где находится предел, отделяющий земное от божественного, и как с ним работать — за гранью понимания обычных смертных. Однако ты должен помнить — твой дух уже работал с пределом. Ответ на все твои вопросы скрыт в тебе самом.

— Повторяю, вряд ли я на что-то способен до объединения с драконом. Меч говорил…

— Забудь слова какой-то ржавой железки! Ты — сила сама по себе; вон сколько всего уже натворил!

— Учитель, давайте попробуем пробиться. Энергии в избытке, подождём, пока откроют дверь — и вперёд. — самый пылкий из магов, Эль`заг, в нетерпении вышел вперёд.

— Молодой ты ещё. Энергии в нём много! Зато тело твоё без пищи и сотни шагов не пройдёт. Если хочешь героически умереть, подожди, пока не найдём способ вывести отсюда хранителя — а потом действуй. Умник!

Элан поднял руку — и спор затих, не начавшись. Все повернулись к нему. Маги вообще относились к хранителю с некоторым трепетом и сомнением, словно не веря в происходящее — скорее всего, они просто опасались, что это всё — бред, вызванный недоеданием и хранитель сейчас исчезнет.

— Давайте прервём урок и просто поговорим. Почему вы не верили в триединого?

Ир`краг развёл руками.

— Последний раз хранитель был у нас давно… очень давно. Те легенды, что повествуют о его деяниях, его силе и мощи, больше похожи на сказки, чем реальные события. А уж о битве богов и их уходе из нашего мира неизвестно почти ничего. Как-то я наткнулся в очень старой хронике об упоминании вскользь: мол, были великие битвы, и воздух замерзал и тёк, как вода, и испарялись целые горные цепи, и мир стоял на краю гибели. Обратил тогда свой взор на воинов творец всего сущего и повелел богам и их противникам уйти из этого мира. Не посмели ослушаться бойцы, ушли туда, откуда нет возврата, и лишь посланник их приходит иногда проверить бывшую вотчину богов — всё ли на ней ладно, и творит тогда суд по собственному разумению, каждый раз заново определяя границы добра и зла.

— Примерно так мне рассказывал и мой меч, только не так высокопарно. Так почему вы не поверили?

Старый маг рассмеялся.

— Ещё в тех свитках рассказывали о гигантской изумрудной лягушке с восемью ногами, о демонах великанах, что по ночам воруют детей и о прочих легендах, которые если и были, то давным-давно канули во время. Сейчас никто не верит в силы, способные уничтожить целый город — а потом создать нечто во сто крат лучшее одним движением руки. Нет на нашей земле таких сил. То есть уничтожить, конечно, можно, ломать не строить… А вот создать что-то огромное и прекрасное, не затратив бездну сил и времени… Нет, не осталось в нашем мире богов. А раз их нет сейчас — почему мы должны верить в сказки, что они были когда-то?

— Хорошо. А почему верите сейчас?

— Твои знания — они из другого мира. Значит, в этом ты не солгал. Это первое. Твой дух — он гораздо сильнее твоего тела. Более того, наиболее эффективно ты действуешь именно в те моменты, когда твой дух выходит из плоти. Это второе. И третье — Ир`краг улыбнулся и развёл руками. — Ты слаб и неподготовлен, не имеешь представления о том, что обязан знать любой маг, который хочет добиться хоть каких-то результатов — однако то, что ты умудряешься проделывать, не под силу никому из нас.

Грея ловко, насвистывая какую-то песенку, спускалась по утрамбованной стене. Два копья — лёгкие и прочные, подобранные сообразно её теперешнему росту и весу, лежали на чуть напружиненных руках. Немного смущали сотни глаз, разглядывающие её со стен кратера — но лишь немного, не мешая и не отвлекая внимание. Когда-то восторженные толпы даже носили её на руках — а другие, столь же экзальтированные, проклинали всем пантеоном живших тогда богов. Восторги и проклятия были драконессе вдоль чешуи; она делала свое дело — спокойно и собранно, как всегда. Правда, за прошедшие века она немного отвыкла от изучающих и изумлённых глаз — но её кожа была достаточно прочной; и в прямом, и в переносном смысле. Древний ящер не сводил с неё узких красных глаз. Он явно был голоден, однако к торжеству в его реве добавлялось смущение — ещё никогда его жертвы не шли к нему так — легко и открыто, не пытаясь удержаться на склоне или криком вымолить пощаду у зрителей на трибунах. Да и зрители смущали: не разряженная в торжественные одежды толпа, вопящая и улюлюкающая, а жалкие оборванцы, молча наблюдающие за предстоящим обедом…

Решив не рисковать, ящер ударил, едва Грея оказалась в пределах досягаемости; но не головой, как можно было предположить — молниеносно, как все рептилии, умеющие за доли секунды переходить от полной неподвижности к мгновенным действиям, ящер развернулся и ударил хвостом. Мощный, бронированный, до этого мгновения прятавшийся под телом, и потому практически невидимый, хвост пронёсся словно гигантская покрытая бронёй и шипами коса, широким полукругом собирающая жатву смерти.

Девушка не стала рисковать. Самый обычный прыжок вперёд и вверх — и вот уже хвост, набравший разгон и потому не опасный, продолжает своё движение — и так же легко и спокойно продолжает Грея своё, но теперь уже на метр ближе. Люди не смогли бы понять этих движений, настолько быстрыми они были; однако раконцы не были людьми — одобрительный шепот пронёсся по трибунам — и замер в ожидании развязки.

Ящер занервничал ещё больше. Он немного помедлил — и передние лапы оторвались от земли, тело согнулось, образуя классическую боксёрскую стойку; длинная шея изогнулась почти кольцом, что бы иметь пространство для маневра; хвост упёрся в землю, служа дополнительной опорой и пружиной, посылающей тело вперёд.

Грея остановилась, не дойдя двух выпадов копья до настороженного ящера. Внимательно изучив фигуру стоящего перед ней противника, она заговорила на древнем, щёлкающем и шипящем языке всех драконов:

— Кто научил тебя стилю атакующей змеи, ящерица?

Древний динозавр помедлил, внимательно глядя на хрупкую фигуру девушки, стоящей перед ним. Наконец огромная пасть открылась, и оттуда послышалось шипящее:

— Где ты выучила древний язык, мясо? Впрочем, можешь не отвечать — тебя это не спасёт. Я Рхыг, Рхыг великий, я ел подобных тебе тысячи лет, и ты должна гордиться честью закончить свои дни, служа закуской великому Рхыгу…

Грея кивнула головой, отвечая скорее своим мыслям, чем чужим словам:

— Достаточно. Образ твоих мыслей мне понятен, а твоя история не так уж и важна; ты ведёшь себя как животное, мыслишь, как животное; ты занят лишь удовлетворением собственных потребностей; а значит, не имеет никакого значения, умеешь ли ты говорить или нет — ты всё равно умрёшь и больше никого не будут приносить в жертву.

Из гигантской глотки донёсся смех.

— Глупая маленькая самка! Если каким-то чудом тебе удастся убить меня — это ничего не изменит. Пока есть жрецы, есть и жертвы — я лишь инструмент в их руках, не более. Что бы они не приносили в жертву — тела или здоровье своих сограждан, затуманенные наркотиками мозги их детей, они остаются кровавыми языческими жрецами, покупающими собственное благополучие чужой кровью; пока народ терпит их, всегда будут появляться подобные мне — в том или ином обличье. Жрецы редко любят марать свою благородные руки кровью…

Гигантская шея резко вытянулась вперёд, целя туда, где только что стояла тонкая фигурка; огромная пасть приоткрылась и раздвоенный язык высунулся вперёд, словно пробуя жертву на вкус.

Драконесса рухнула ничком, отбросив одно копьё и крепко сжав второе; когда огромная голова оказалась над ней, приостановившись в поисках цели, она резко ударила снизу вверх, соединив зазубренным наконечником обе челюсти ящера словно гигантской булавкой; шея взвилась вверх, мотаясь из стороны в сторону; Грея поднялась на ноги и, легко подхватив второе копьё, подытожила:

— Время разговоров кончилось. Ты больше говорить не можешь, я — не хочу. Пришло время умирать.

Ящер взревел диким буйволом — кровь заливала ему глаза; рана, хоть и не опасная, были болезненной и унизительной; и древняя рептилия сделала то, что и ждала драконесса — она вслепую кинулась вперёд, пытаясь ухватить вёрткого противника.

Ловко отскочив в сторону, Грея наконечником копья вспорола проплывающий мимо бок, пытаясь задеть важные органы. Ящер с удивительной прытью повернулся, не обращая внимания на гигантскую прореху в боку, ударом тяжёлой ноги сломав копьё, как соломинку. Девушка, отбросив бесполезные обломки копья, отскочила назад, оценивая обстановку. Ящер, торопливо обломив торчащее из пасти лезвие, прохрипел:

— Всё! Ты ловка, но у тебя не осталось оружия.

Грея, усмехнувшись, вытащила из рукава волнистый клинок и, подняв вверх в приветственном салюте, кинулась вперёд, взвиваясь в воздух в двойном прыжке. Рхыг, не успев даже презрительно усмехнуться тонкой палочке, которой его собирались напугать, почувствовал, как по его спине пробежали миниатюрные ножки. Он взревел и встал на дыбы, пытаясь сбросить коварного противника, но драконесса уже уверенно сидела в основании шеи, обхватив её ногами, а её клинок легко срезал целые пласты мяса, добираясь до кровеносных артерий.

Ящер торопливо кинулся на спину, пытаясь своей тушей размазать такую опасную и верткую противницу; однако та, сделав изящное сальто, приземлилась на крутом склоне и принялась вытирать тонкий клинок пучком травы, хладнокровно наблюдая, как мечется в агонии внизу древний зверь, избравший своей целью в жизни пожирание беззащитных жертв. Тот ревел, и камни от его крика срывались со склона и падали вниз, щелкая по начинающей тускнеть шкуре. В этом диком крике полуразумного существа сквозь ненависть и ярость всё чаще проступало отчаяние; наконец он поднял голову, глядя подёрнутыми неземной дымкой глазами в сторону спокойно сидящей девушки, прохрипел:

— Ты не человек! Ни один из них не смог бы повторить то, что сделала ты!

Грея улыбнулась — печально и чуть нежно.

— Да, между нами не так уж много отличий. В определённых обстоятельствах мы даже могли бы быть друзьями — однако ты сам, пойдя по пути наименьшего сопротивления, определил свою судьбу. Прощай — и на случай, если ты воскреснешь вновь: никогда не недооценивай людей. Объединившись, они справились бы с тобой так же легко, как и я.

Презрительная улыбка исказила губы ящера, он попытался что-то сказать, но кровь хлынула горлом; древний боец дёрнулся — и начал остывать. Драконесса с сожалением посмотрела на гигантскую тушу своего дальнего сородича и, вздохнув, принялась подниматься наверх к зрителям….

— Вставай! — Тяжёлое древко копья чувствительно двинуло Элана в бок, потревожив начавшие заживать раны и вызвав острую боль; он с трудом поднялся, глядя на вооружённых стражников, возвышающихся над ним — и магов, угрюмо сгрудившихся в углу камеры под направленными на них стрелами;

— Не беспокойтесь. Я вернусь. Пока не знаю как, но я это сделаю. Ну что, служивые, пошли? — Хранитель, раздвинув направленные на него копья, зашагал по коридору. Хотелось шагать гордо и величественно, однако первое же движение отдалось тупой болью по всему телу; пришлось идти, держась за стенку и отдыхая. Однако конвоиры не торопили, угрюмо топчась сзади; во время одного из таких отдыхов один их них, легко коснувшись локтя землянин, спросил равнодушным голосом, тщательно скрывая свою заинтересованность:

— Мы не священнослужители, многого не знаем; правда ли, что ты — один из осколков триединого?

Элан медленно повернулся, глядя на встревоженные лица стражников.

— А зачем вам правда?

— Ну… Это не дело — пытать возможного бога…

— Что ж, каждый вопрос, а тем более ответ, имеет свою цену. Кормите магов в течение трёх дней, и я вам отвечу. Идёт?

Стражники замялись, наконец один, постарше, кивнул.

— Ладно. Небось не обеднеют монахи без нескольких мисок баланды. Говори.

— Я не бог и никогда им не буду. Но дух хранителя, возможно, живёт во мне. Хотя об этом я буду ещё долго думать. — И, подмигнув ошарашенным стражникам, он повернулся и с трудом зашагал по коридору. Впрочем, не успел он сделать и двух шагов, как бережные руки подхватили его и, посадив на чей-то щит, понесли по коридору.

— Вы же должны меня бояться? — Слабо удивился Элан.

— Служба в монастыре имеет свои преимущества; мы знаем, что хранители никогда не уничтожали простых людей, если те не нападали первыми. А вам силы ещё понадобятся. И не беспокойтесь — накормим мы магов, не дадим им раньше времени загнуться — они вас подлечили немного, верно? Я знал старшего из них, сиятельного льера Ир`крага. Всех в округе лечил, никому не отказывал. Хороший человек… был.

— Почему был? Он вроде ещё жив?

Пожилой стражник махнул рукой.

— Да можно сказать, что уже и нет. Ещё никто из магов не выходил из застенков святых соборов. Простые люди — да, бывало, но маги — никогда.

— Итак, вы, юноша, забрали ради спасения своей жизни остатки энергии с обессиленных голодовкой магов. Похвально. Сильная воля, заставляющая идти напролом и вырывающая у жизни каждый шанс — это мне знакомо. Я сам был таким когда-то. Эти жалкие недоучки ещё живы?

Престарелый иерарх вновь походил на доброго дедушку. Даже глаза его спрятались за прищуром век, скрывая опасный блеск. Он явно был расположен поговорить — и Элан расслабился; возможно, потому, разговор проходил в кабинете, а не в пыточной? Впрочем, не стоило себя обманывать — декорации могли смениться так же легко и непринуждённо, как сама тема разговора, а силы воли у дряхлого старикашки хватило бы и на десяток юнцов — не даром он занимал один из высоких постов в этой непонятной церкви-государстве. Однако нужно было что-то отвечать, и, по возможности, правду; наверняка этот старик и без всяких детекторов лжи сумеет распознать фальшь — вот как цепко смотрит…

— Живы. Они мне ещё понадобятся.

Кради`о`Лост довольно кивнул головой.

— Я в вас не ошибся. К власти всегда рвутся люди одного типа — сильные хищники, готовые рвать глотки, едва почуяв запах крови жертвы, и способные стать мягкими и послушными, встретив кого-то сильнее себя. Другие просто не имеют шансов — их сомнут, уничтожат в самом начале.

— По-вашему, стать правителем можно только так?

Иерарх прищурился ещё сильнее, став похожей на готовую к броску змею.

— Хотите поговорить о природе власти? Извольте. Времени у меня вдосталь. Предположим, вы родились в мире уже достаточно упорядоченном для того, чтобы вертикаль власти сформировалась, и вы не могли захватить её силой, с обнажённым мечом, залитым кровью непокорных, взойдя на трон. Какие тогда у вас шансы? Первый — заручиться высоким покровителем и ждать своего шанса, потихоньку пробираясь по служебной лестнице, всегда готовый предать и переметнуться к другому, более высокостоящему, собирая по возможности компромат на всех, кого можно — даже на высших лиц государства. Не сможете предать — не поднимитесь выше своего покровителя, не сможете даже быть ему полезным — он-то на всё готов ради продвижения к вершинам власти…. Не сумеете уничтожать непокорных, или просто слабых, для устрашения: перейдёте в разряд слабаков — и очень скоро окажетесь очередной жертвой. Вы просто не сможете подняться по этой лестнице, если не станете ласковым хищником. Разве я не прав? И разве ваш дух в прошлом не поднимался к вершинам власти подобным же образом?

Элан помотал головой.

— Понятия не имею. Но думаю, вряд ли — слишком неуютно я чувствовал себя в кабинетах начальства. Наверняка я пошёл бы другим путём…

Кради`о`Лост ухмыльнулся.

— Конечно, другим. Этот путь слишком долог, по нему поднимаются единицы, остальных он в конечном итоге губит — или заставляет почувствовать собственную неполноценность от недостижимости идей, что в конечном счёте одно и то же. Хорошо, рассмотрим другой путь — ступеней у власти много, как перепрыгнуть через несколько, ведь жизнь коротка, да и влиятельные родственники не у всех есть. Итак, у вас нет ничего, кроме энергии и честолюбия — а вы хотите иметь всё. Отлично! Обязательно организуйте какое-нибудь общество, союз, клуб — неважно, что это будет такое, неважно, какие идеи вы будите выдвигать — лучше всего что-нибудь насквозь правильное и душещипательное. Можно сказать, что до вас никто не мог правильно произнести имя бога, или читать священные книги, можно вообще ратовать против вырубки лесов или отстрела животных — главное, что бы это затронуло сердца людей и они за вами пошли. И согласились на пункт, почти незаметный среди громких фраз; что ты для них — высшая инстанция и все, вступившие под твои знамёна, подчиняются тебе, и никому больше. Конечно, они должны это принять сердцем; неустанно внушай им, что ты — их отец и основатель их движения; что тебе ведомо то, о чём и не догадываются простые смертные; что только под твоим руководством они добьются счастья, справедливости и рая на земле. Убедишь их в этом — и все, ты уже сила; отныне ты не баран в ведомом на убой стаде — ты вожак своего собственного, пусть маленького отряда, и с тобой должны считаться. Ты вступил в игру. Дальше всё зависит от твоего таланта. Конечно, ты должен будешь предать своих последователей — не официально, конечно, но фактически. Организацию разрушать нельзя, в ней — твоя сила. Кроме того, всегда есть мизерный шанс, что она сможет конкурировать с уже действующей властью; но обычно последователей у тебя слишком мало, поэтому ты присоединяешься к какой-то влиятельной группе, заставляя своих фанатов служит уже её интересам, и довольно быстро занимаешь весомое место среди высокопоставленных фигур, обретая значительные шансы на абсолютную власть…

— Возможно, это интересно… Для кого-нибудь, но зачем вы мне это рассказываете?

Кради`о`Лост наклонился вперёд, глаза его, показавшись из-за заплывших жиром век, пронзительно смотрели прямо в лицо Элану.

— Не делайте вид, что не догадываетесь, юноша, не разочаровывайте меня. Игра «под дурачка» — она для лохов, не способных на большее. Никогда не применяйте её в разговоре с умными людьми, они быстро вас раскусят и посчитают недостойным дальнейшего общения. Наш разговор — это предложение, вполне конкретное. Сила и возможность править — против вашей лояльности.

Хранитель рассмеялся.

— И вы верите в лояльность — это после ваших «откровений» о природе власти?

— Лояльность в политике — это полная подконтрольность. Вы правы, на слово мы вам не поверим; со временем вы стали бы слишком сильным, и никакие бы наши действия вас бы не удержали. Сейчас и здесь — мы можем вас остановить, сломив или физически уничтожив. В любом из этих случаев мы сохраним статус-кво, потеряв при этом возможность через вас контролировать энергии предела, проходящие по этому миру. И кто знает — вдруг ваш последователь окажется здесь через десяток-другой лет, и обстоятельства сложатся уже по-другому? Кроме того, у нас есть подопечный — Кавншуга нужно кормить.

— Кормить? Уж не мной ли?

— Не всё так страшно, юноша, не всё так страшно. Нам нужна энергия — мощная, ничем не замутнённая энергия предела, которую вы способны вызвать — и меч, укрощённый и неспособный уйти и начать поиск другого хранителя. Взамен этих вполне доступных вам вещей вы получите всё, что может дать наш мир — любых девушек и любые явства, должность верховного жреца нашей религии — поверьте мне, вам не придётся долго ждать, и вы вполне способны занять это место. Фактически, Кавншуг станет вашим ручным, одомашненным богом — и вы через него сможете изменять наш мир по своему усмотрению. Подумайте! Вы ведь к этому стремитесь?

— Интересно. Меч лежит на алтаре, укрепляя вашу власть, я подкармливаю вашего бога-карлика, что бы он быстрее вырос и заматерел, и служу ему, а вы — мне. А как же два небольших момента. Первый — а где в вашем раскладе дракон?

Иерарх сдвинул брови, разом утратив благодушие.

— Дракон есть символ сатаны, олицетворение всего тёмного, что есть в силе предела. Церковь веками уничтожала крылатое племя, добиваясь уничтожения проводников дьявольских замыслов, пока не искоренила под корень. Маги церкви уже работают над этой проблемой и пусть она вас не волнует.

— Вы правда думаете, что наиболее опасны те, кто выглядит иначе? И именно в них сосредоточенно всё зло, которое вы видите вокруг? А я всегда считал, что настоящий борец со злом должен вначале начать с себя.

Иерарх закивал, скрывая под улыбкой опасный блеск глаз.

— Вы правы. Всегда нужно думать о себе, воюя со злом. Иначе любая борьба теряет смысл. Однако далеко не каждый способен забыть о своих интересах в великой битве против всего тёмного и опасного для души человеческой. Зачастую желание прославиться или получить лишний клочок власти заставляют молодёжь забывать о вечном. Но, уверяю вас, что Церковь всегда думает только о благе людей…

Элан растерянно улыбнулся. Как легко можно исказить смысл, лишь переставив пару слов и чуть-чуть сместив акценты. Лицемерие людей, избравших смыслом жизни жонглирование словами, не имеет границ.

— А о боге Церковь думает? Не о вашем ручном зверьке, и даже не о прославляемом вами триедином, а о творце миров? Как он посмотрит на ваши художества?

— Творец? Он, конечно, велик. Причём настолько, что в величии своём нас не замечает. Ему мы интересны не более, чем вам микроорганизмы на подошвах ваших ботинок. Они есть, они живут своей жизнью — вы это знаете, но вас это особенно не интересует. Творцу одинаково безразличны наши жизнь и смерть, наши молитвы и страдания. Для него это слишком мелко, слишком незначительно. Он обратит внимание, конечно, на того, кто творит что-то новое, то, чего не было в изначально сотворённых им мирах, для того он нас и создал, вложив частицу собственной души, однако зачастую это внимание заключается лишь в том, что вам дадут возможность свободно творить, не более. Если вы хотите получить от богов нечто большее, покровителя нужно искать поближе — и, желательно, менее строгого.

— Например, Кавншуга?

— А почему нет? Он не только наш бог, но и наше дитя, и сделает то, что мы скажем. А со временем, когда он вырастет и заматереет, он сможет стать новым творцом миров — конечно, уничтожив старого — ну и, само собой, его творения. Кроме нас, естественно.

— Вы и правда думаете, что выкормыш вашей Церкви, воспитанный на лжи и крови, будет снисходителен к кому-то кроме себя? Вы создаёте монстра, который грозит мировому равновесию — и ждёте от меня помощи? Очень скоро он наберёт силу и станет сам приносить себе жертвы, руководя вами, как марионетками. И вы, те, кто командовал им — вы станете его первыми целями, которые подчеркнут самостоятельный статус Нового бога — и его силу. Я никогда не пойду этим путём, каким бы привлекательным он не был.

Верховный иерарх Церкви триединого, Кради`о`Лост, посвящённый маг третьего круга. Встал перед осуждённым еретиком.

— Выбор — это личное дело каждого. Но я хотел бы указать вам, в чём он заключается. С одной стороны — возможность выполнить вашу миссию по гармонизации этого мира — с нашей помощью и под нашим руководством. С другой — боль и кровь, которую вы отхлебнёте полной мерой. Будь мы уверенны, что та ржавая железка, которую вы таскали с собой, и есть знаменитый клинок ροζοτμ`εχη ζαρι, кристальный пепел, великое творение народа Молотов, созданное по специальному заказу творца — я бы не церемонился с вами. Однако пока мы не уверенны — нам нужен хранитель. Не обязательно целый или здоровый — лишь меч был рядом. Ваш дух велик, но терзая тело, можно сломить любого — Церковь знает это твёрдо. Вы пойдёте путём страданий, однако святым вам не стать; никто не узнает о вас — ни о ваших страданиях, ни о вашем дальнейшем предательстве. Так чем предавать в муках, лучше сотрудничать — целым и здоровым, пытаясь извлечь максимум пользы из сложившейся ситуации. Цивилизованные люди называют это компромиссом.

Элан с трудом — ноги слушались всё-таки не важно, встал напротив сурового собеседника, уже ничем не напоминающего прежнего благодушного старичка.

— Компромисс — это великая вещь, однако постоянно идя на уступки, можно зайти… слишком далеко. Я не знаю своего пути, но если я постоянно буду соглашаться с меньшим злом в надежде избавить мир от большего, то рано или поздно я соглашусь жить в согласии со всем ужасом вашего мира, и тогда вселенским злом для людей стану уже я сам. Большинство цивилизаций были уничтожены из-за компромиссов, приведших к подмене понятий. Один из ваших же служителей сказал: «Утрачена добродетель — выпячивается справедливость. Утрачена справедливость — вырастает закон». Это как раз и есть путь компромисса. Маленький отрезок бесконечного пути от добра ко злу, к уничтожению и бесправию. И я не хочу по нему идти.

Иерарх пожал плечами.

— Мудро с точки зрения хранителя, но глупо — с точки зрения слабого человека. У вас есть время до завтра — обдумайте всё.

Тонка рука слабо пошевелила пальцами — и тут же двери открылись и на пороге возникли фигуры стражников…

 

Глава 10

Дорога на юг змеиного материка была сложной, в основном потому, что на всех дорогах стояли патрули правящей партии, которые скорее защищали мятежников от возмущённых раконцев, чем мирных жителей от мятежников. Те просачивались небольшими отрядами мимо патрулей, и смешивались с остальными людьми, неразличимые в толпе до той поры, пока не решат совершить теракт, в то время как обычные люди, пройдя маленькими группами мимо охраны, не имели на территории вооружённых до зубов повстанцев, знающих друг друга, никаких шансов — а более-менее крупное объединение не пропустили бы стоявшие кордоном правительственные части. К тому же после уничтожения жертвенного ящера (о чём простым раконцам не сообщали) проверки на дорогах стали более жёсткими — проверяли и арестовывали всех подозрительных жителей без документов, или с каким-то подобием оружия, или просто так…

Труднее было удержать драконессу не проявлять свой сварливый характер и не растерзать очередных типов, из-за которых приходилось сходить с хорошей, утоптанной дороги и ползти сотню метров по каким-то грязным рытвинам.

— Великая, ты конечно, можешь смести эту жалкую заставу из трёх жирных лодырей. Но тогда станут на дыбы все правительственные части — после того, как погиб их ящер, власти стали подозрительными. А если кто-то из них заподозрит, что наша следующая цель — их карманные террористы, нам просто не дадут ничего сделать. — Ракх-инти развёл четырехпалыми руками. — Сомневаюсь, что даже ты справишься со всей армией народа Вар-Раконо, к тому подкреплённой лучшими из магов.

И Грее приходилось скрепя сердце в очередной раз делать внушительный крюк по грязи и пыли, чтобы обойти нескольких разжиревших постовых, лениво сидящих в тени у дороги. Один раз их чуть не обнаружили, и пришлось долго бежать, слыша сзади топот стражников — после чего драконесса долго с наслаждением разбивала камни в пыль, срывая накопившийся гнев. Как она не любила интриги! Племя драконов всегда предпочитало простые и ясные действия — мощные и открытые, как струя пламени. Юлить и пускаться на хитрости с себе подобными считалось недостойным настоящего дракона, хотя находились любители устраивать таким образом себе развлечения среди низших рас, сталкивая ради забавы целые народы друг с другом… Но Грея никогда не относилась к таким. Конечно она понимала, принимая бремя служения триединому, что ей придётся поступать подобным образом — однако всегда умудрялась оставить это другим, перекладывая груз интриг на хранителя, на меч, оставляя для себя самое интересное — чистую, ничем не замутнённую схватку. И теперь она с сожалением подумывала об уютной пещерке, в которой так удобно было бы свернуться калачиком в ожидании очередного хранителя… Она была совсем недалеко — всего пару часов лёту, если забыть о проблемах раконцев и начихать на конспирацию. Змеиный материк не такой уж большой для мощных драконьих крыльев, на малых дистанциях не уступающих любым, даже магическим, средствам передвижения. Никто не мог её остановить — кроме воспоминания об одной деревушке, куда они зашли по пути. Бледные, скучные дети с пустыми глазами, в которых разум давно и глубоко спал, служа животным инстинктам — они слонялись по деревне, не зная, чем заняться — и с тоски ели друг друга….

Именно воспоминание о блёклых, пустых глазах детей заставляло гордую драконессу склонять голову и кутаться в рваньё, что бы быть похожей на раконку; ползать на брюхе, скрываясь от ленивых стражников; питаться впроголодь, тем, что могли достать друзья клана бьющих прямо — а предложенная пища ну никак не была рассчитана на дракона. Грея жила достаточно долго, чтобы понять невозможность победы над собственной совестью — и достаточно искренне, что бы жить, позабыв о ней. Поэтому она молчала, роняя в придорожную пыль раскалённые искры со стиснутых зубов и мечтала о той минуте, когда можно будет отвести душу, увидев перед собой врага.

— Нужно бежать! Мы продержимся достаточно, что бы вы смогли выйти за пределы замка! — младший из магов горячился.

— Хранителю нужно не просто выйти из замка. Ему нужно по возможности тихо уйти на такое расстояние, где он сможет не опасаться погони, а ещё лучше — если никто вообще не узнает, что он бежал.

— Его же завтра начнут пытать! Вы не хуже меня знаете, на что способны святоши триединого ради достижения своих целей!

Элан лежал, прикрыв веки, и слушал спор магов. Его и разбудил этот спор — но не звук (все говорили шепотом) а, скорее, яростный накал эмоций, бушевавший в камере.

— Его дух крепок. Три дня он выдержит. За это время мы вручную расширим лаз в кермалите, а затем магически уберём обычную породу — и он сможет уйти незамеченным.

— Скорее всего, через три дня он вообще не сможет ходить!

— Ничего страшного. Мы вылечим тело, и двое из нас вынесут его на волю. Там он окрепнет и сможет продолжать путь.

— У него не будет времени окрепнуть! На его поиски будут брошены все силы королевства!

— Будет! Об этом потом. Хранитель проснулся — не будем вести пустых разговоров. Элан, вы выдержите три дня?

С трудом привстав — тело ещё плохо слушалось, хранитель повернулся в сторону старшего из магов, мельком подивившись точности, с которой тот отслеживал малейшее изменение его жизненных токов. Льер Ир`краг был, возможно, не самым сильным из магов — однако наверняка самым опытным.

— Вы роете туннель?

— Магически обычную породу легко раздвинет даже неопытный маг земли, а у нас их несколько. Тут есть две проблемы: кермалит — тут нам приходится действовать вручную, разбивать стены, до предела усиливая мощь рук магией и ставя вокруг работающего стену тишины; и скальная порода, на которой стоит замок — эта будет поддаваться нашим усилиям, хотя так же замедлит работу. Три дня — и вы сможете выйти отсюда. Не раньше.

— Есть ещё другой путь — вперёд вышел самый молодой из магов, Эль`заг. — Нам всего-то нужно разметать охрану — ничего сложного в этом я не вижу. Зачем ждать три дня?

— Если бы хранитель вошёл в полную силу… — Ир`краг с сожалением покачал головой. — Слаб он или нет — святоши его боятся, и потому там, над нами, почти наверняка наготове не меньше десятка магов полного посвящения, и каждому такие, как мы — на один плевок. С солдатами мы справимся, и доблестно поляжем в поединке магов — однако хранитель потеряет свой единственный шанс. Путь героя сладок, но, как правило, менее эффективен, чем путь мудрости. Если у тебя есть лишние силы — смени своего собрата за пологом, он наверняка уже выдохся.

Эль`заг вздохнул, признавая поражение, подхватил какую-то странную железку, и шагнул… прямо в стену, растворившись в ней. Удивлённый Элан пошёл за ним, пройдя сквозь каменный остов, как сквозь туман — и оказался в маленькой нише, в которой разбивал стену один из магов с гипертрофированно раздутыми руками. Эль`заг тронул его за плечо, жестом дав понять, что готов его сменить — тот с готовностью откинулся назад, давая место сменщику, закрыл глаза — и руки его принялись словно сдуваться, приобретая нормальные размеры. Маг закричал, по лицу его потёк пот, носом пошла кровь — видно было, что это довольно сложно. Ни звука не донеслось до потрясенного хранителя. Только сейчас он сообразил, что в этой нише стояла мёртвая тишина — здесь каждого словно окутывали толстым слоем ваты, заглушая восприятие. Между тем Эль`заг, нарастив себе мышцы, подмигнул землянину и принялся бить своим непонятным инструментом по стене, с ювелирной точностью загоняя его в малейшие щели, расшатывая их и пытаясь отколоть. Однако кусочки падали очень маленькие — за пять минут, что наблюдал за магом Элан, их набралось едва ли щепотка.

— Это не просто, но мы справимся. — Заговорил Ир`краг, едва хранитель вышел из ниши. — А вот тебе придётся гораздо хуже — сегодня тебя уже не тронут, а вот завтра и послезавтра… Ты должен выдержать — это чертовски сложно, даже когда есть надежда на освобождение. Сможешь?

Элан пожал печами.

— Понятия не имею. В нашем мире пытки не в чести. Не то, чтобы их совсем не было — просто подобных методов стыдятся и потому профессионально никого этому не учат. Будем надеяться, я справлюсь. Лучше расскажите, вы имеете представление, где мне искать дракона?

Ир`краг кивнул головой.

— Конечно. Почти наверняка он на змеином материке — уже тысячи лет на земли людей не залетал ни один ящер. За это время почти все земли нашего континента были изучены — и появись хоть подозрение, что где-то скрывается спящий дракон — шуму было бы предостаточно. Конечно, есть ещё земли северных варваров. Их святоши то ли опасаются, то ли просто придерживают, что бы было, на кого кивать за свои неудачи — они живут более-менее автономно. Однако в северных землях климат слишком холоден для теплолюбивой рептилии — остаётся лишь змеиный материк. Во-первых, он недосягаем для армий Церкви, во вторых — именно там обитали последние драконы этого мира, в третьих — там живут разумные рептилии, ртило, или народ Вар-Раконо, как они себя называют. Перед драконом они склонятся, как перед древним героем.

— Хорошо. И как мне туда добраться?

Старый маг рассмеялся.

— Понятия не имею. То есть путь, конечно, есть, и их много; какой же их них окажеться наиболее открытым — это вопрос. Лучше всего, конечно, по воздуху… Но святоши вовсю используют виверн — они их одомашнивают и не допустят в воздух никого, кроме ставленников церкви. Значит, нужно идти лесами до океана, что само по себе необычайно сложно — а потом ещё найти возможность проплыть по воде стархов, которые воюют с людьми. Впрочем, как и ртило на змеином материке. Единственный шанс — добраться до северных варваров, однако они не признают над собой никаких богов, кроме чистого неба, и вряд ли согласятся тебе помочь. Хотя по океану они плавают, причём в малюсеньких скорлупках, которые кораблями можно назвать лишь с перепою или от непомерной храбрости. Но у них и выпивки, и сорвиголов хватает. Однако и их скорлупки стархи тоже топят, стоит им оказаться в тёплых водах…

А утром дверь камеры привычно распахнулась — и яркий свет факелов заиграл на оружии стражей — за Эланом пришли…

Впервые его вывели на солнце. Перед этим он долго поднимался по бесконечным лестницам, потом его намертво приковали к чугунному столу, которое с трудом подняли лишь восемь здоровенных мужчин — хранителя явно опасались.

Солнце! Его почти не замечают, досадливо щурясь, когда оно слепит глаза или застилает экран; его поглаживания опасны для изнеженных красавиц, и они, негодуя, втирают в кожу дорогие крема, спасаясь от его ласк; мало кто помнит, что оно — та сила, которая поддерживает жизнь на Земле; и уж наверняка никто об этом не думает. Элан же, после долгого сидения под землёй, наслаждался теплом его лучей, словно хорошим, выдержанным вином, смакуя его букет и впитывая ласку солнечного света всей кожей.

— Поднимите его!

Плиту, к которой был прикован землянин, поставили вертикально — и хранитель увидел двор храма. Как он и подозревал, его перевезли из центра города куда-то в более надёжную крепость — но когда это сделали, он решительно не помнил. Вокруг не было ни черной, ни белой земли, лишь вымощенный камнем двор, высокие, в несколько человеческих ростов стены из бурого камня — и незнакомый алтарь посреди двора.

— Узнаёте? — Подошедший сзади святоша был доволен и возбуждён: он явно наслаждался предстоящим событием. — Это обеденный стол Кавншуга, но не беспокойтесь — сейчас он будет закусывать не вами. Впрочем, рекомендую — зрелище довольно поучительное. Вы первый из непосвящённых за долгие годы, кто сможет увидеть подобное.

Перед алтарём служители триединого суетливо устанавливали какую-то громоздкую конструкцию из металла, дерева и кусков кермалита. Она была сложной, полной каких-то рычагов и штырей, к тому же вся в потёках крови. И лишь когда к ней принялись привязывать шатающуюся белую фигуру, Элан понял и рванулся в оковах. Это сложный, магически-адаптированный пыточный станок!

— Узнаёте, юноша? — Кради`о`Лост незаметно подошёл и встал рядом. Это один из ваших магов. Только подобные ему могут не просто накормить, но и дать пищу для роста Кавншуга. К сожалению, это довольно неприятный процесс, заканчивающийся смертью донора. Однако вы можете остановить всё это, если согласитесь добровольно отдавать часть энергии для удовлетворения нужд нашего божества…

— Сволочи! — Хранитель рвался в цепях, не замечая, как из-под оков течёт кровь. — Это же Эль`заг! Он же ещё мальчишка!

— Для Кавншуга это безразлично. Для нас — то же. У него есть энергия — вон, как радостно он поглощает её — наверняка надеется перед смертью достать кого-нибудь своей богопротивной волошбой. Обычно мы держим жертву в стане около двух часов, давая ей время восстановить магические силы, однако мальчик, хоть и изнурён, полон рвения — думаю, скоро мы уже начнём.

— Подождите. Возьмите меня! Я накормлю вашего… божка.

Кради`о`Лост довольно рассмеялся.

— Значит, маги делились с вами остатками энергии добровольно? Похвально. Это радует, как и ваше рвение. Мы обязательно воспользуемся им — но не сегодня. Вы пока не владеете методами собирания и передачи энергии — так что ваше согласие в сегодняшнем раскладе ничего не меняет. Мы уже начинаем — смотрите!

Пытка длились несколько часов. Штыри, ведомые каким-то древним механизмом, равнодушно впивались в тело несчастного, оставляли кровавые раны — и тут же прижигали их, раскаляясь докрасна. Потом часть из них отходила — что бы появиться в другом месте, там, где нервные окончания были ещё не тронуты. Эль`заг кричал, пытался защититься магией — однако кермалитовые пластины тут же перехватывали любые всплески энергий и перенаправляли их в странный шар над механизмом. Там, вращаясь на никому не видимых нитях, равнодушно клубилась белесая тьма, жадно впитывающая остатки самых разнообразных заклинаний. С каждой новой порцией она становилась всё гуще, вызывая на лицах жадно наблюдавших ото всюду святош, в огромном количестве собравшихся в закрытом дворике, почти восторженный экстаз. Когда же странная мгла над головой несчастного достигли критической точки и оттуда вырвался тонкий луч силы, устремившийся к алтарю — многие в религиозном экстазе упали на колени. Луч ударил в алтарь — и оттуда послышался радостный рык — Кавншуг обедал.

Кради`о`Лост довольно кивнул, подняв руки:

— Возрадуйтесь, чада мои. Наша жертва принята — бог доволен. Усильте пытку!

Тут же новые штыри вонзились в тело несчастного мага — тот, не выдержав, закричал, сполох силы вырвался из него — чтобы тут же устремиться к шару над головой — и богу-выкормышу.

— Хватит! — Элан кричал, борясь с чугунной плитой, намертво сковывающей его усилия. Остановите это! Вы же люди, вы не должны становиться звере зверя! Разве можно получать удовольствие, мучая себе подобных?!

Верховный иерарх лицемерно вздохнул.

— Конечно, грех — радоваться мукам других. И те из братьев, кто думает об этом, понесут наказание… на том свете. Наивысшее счастье на этом: служить своему богу — именно это мы и делаем! И радуемся тому, что наш бог доволен! Верно, братия?

Согласный гул был ему ответом.

— Скоты! Вы сотворили зло — и счастливы, что оно живёт, питаясь болью других. — землянин рвался в цепях, покрывая их тонкой плёнкой крови.

— Наш бог пока не может есть самостоятельно. Но он растёт, и учится — у него ещё всё впереди. А пока — у него всегда будут верные слуги, готовые поделиться с ним людской болью. Прими это — и будь одним из нас! — Верховный иерарх величественно протянул руки в сторону хранителя.

— Никогда! — Элан плюнул в сторону ненавистной рожи кровью из прокушенной губы. — Уж лучше быть жертвой, чем палачом!

— Ты привыкнешь к виду страданий, и научишься получать от них удовольствие. Усильте пытку — Кавншуг может проголодаться.

Новый крик, крик юности, полной жизни и страсти, но вынужденной медленно умирать, разнёсся над двором — и хранитель забился с новой силой, чувствуя, как гнев туманит глаза, поддёргивая окружающее фиолетовой дымкой. Гнев! Всесильный, всесокрушающий, он входил в его тело, наполняя его какой-то новой, незнакомой силой, заставляя кипеть каждую каплю в крови. Рвать! Уничтожать тех, кто осмелился встать на пути великого, кто противится воле пришедшего… Элан, весь покрытый фиолетовой дымкой, рвался в оковах — и звенья цепей толщиной в руку гнулись, не выдерживая напора, а кровь, выступая из-под лопнувшей кожи, пузырилась на металле, прожигая его насквозь.

Разом побледневшие монахи растерянно смотрели на чугунную плиту, которая шаталась под напором тщедушного парнишки, а Кради`о`Лост и другие верховные иерархи торопливо шептали слова заклинаний, направив в сторону хранителя свои посохи. Но всё было напрасно. Оковы лопались одна за другой под напором покрытого туманом мальчишки, и как во сне монахи наблюдали, как разрывается одна цепь, другая… Казалось, фигура растёт, заполняя телом фиолетовую дымку… И тут Кради`о`Лост не выдержал и, тонко взвизгнув, подскочил к нечего не видящему от гнева Элану и с размаха опустил ему на голову свой массивный посох. Тонкая голова запрокинулась и фиолетовая дымка исчезла — однако ещё долго монахи перешёптывались, глядя на погнутые звенья толстых цепей…

Голова раскалывалась, заставляя вспоминать все самые страшные попойки в своей недолгой жизни. Их, правда, было немного — да и на что пить, если с деньгами всегда проблемы? Разве что соседи по лестничной клетке не забывали приглашать тщедушного паренька на праздники — скорее всего, из жалости… Однако эта головная боль давала фору всем остальным.

— Что со мной?

— Лежи, не дёргайся. Просто небольшая шишка, ничего страшного. — Чьи-то осторожные руки положили на лоб тряпку, смоченную чем-то прохладным. — Как ты?

— Где я? — Землянин открыл глаза — но увидел лишь низкий потолок камеры. — Блин, а мне показалось, что это только сон. Как хотелось бы оказаться дома…

— Дома? — Встревоженные лица магов наклонились ниже. — Разве у триединого есть дом?

— Во всяком случае, у меня — есть. — Элан окончательно открыл глаза и вспомнил всё, что случилось вчера. — Чёрт! Эль`заг! Что с ним?

Пожилой маг вздохнул — и отвёл глаза.

— Его забрали сразу после тебя. Он едва успел сбросить излишки энергии, что бы не выдать нашего секрета. Обычно если сюда не возвращаются в течении трёх часов — то не возвращаются никогда. Ты знаешь, что с ним сделали?

Хранитель почувствовал, как слёзы стекают по его щекам, пощипывая кожу. Они всегда были непослушными, выдавая чувства своего хозяина в самый неподходящий момент.

— Он… Он не выдал нашего секрета. И мы его больше не увидим. Никогда.

Все вокруг вздохнули и опустили головы…

— Но… Это не враги! — Грея уже час лежала на небольшом уступе, наблюдая за жизнью маленькой деревушки раконцев, скрытой высоко в горах.

— Сколько таких деревушек мы прошли? Пять? Десять? И там так же играли детишки, и заботливые матери криком не разрешали им отходить далеко от дома, и седовласые старцы так же мирно сидели на завалинке, разговаривая о самых обычных вещах — погоде, урожае, ценах на устрицы, скорых свадьбах и прочих важных дя них новостях. Где тут кровавые повстанцы, своим видом пугающие целый народ?

— Подожди, Великая. — Ракх-инти опасливо прикоснулся к руке драконессы, призывая к терпению. — Обычно их выводят на закате.

— Я подожду, однако если это какие-то политические игры, о жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, то я прямо тебе скажу: я их не перевариваю — зато легко могу переварить тех, кто пытается действовать мной, как марионеткой, хитростью заставляя меня….

— Великая… Смотри.

Их вытащили откуда-то из ямы, или глубокого подвала. Измождённые, узники шли пошатываясь, опираясь друг на друга. Несколько раконцев — таких же, как и жители деревни, только грязных и уставших, с трудом плелись через деревенскую улочку, еле переставляя ноги. Они были в глазах наблюдателей чужеродным пятном, неестественной краской в картине мирной деревушки — но местные жители не замечали ничего необычного. Подумаешь, несколько рабов. Ребёнок, пробегая мимо, хлестнул прутом по одному из пленников — тот испуганно вздрогнул, однако не посмел сказать что-либо, покосившись на невозмутимого конвоира с копьём. Один из мирно сидевших стариков на завалинке рассмеялся, что-то одобрительно крикнул вслед убежавшему парнишке — тот немедленно вернулся и с наслаждением вновь огрел здорового дядьку, не смеющего возразить и лишь вздрагивающего от ударов. Сонная женщина с тазом помоев выглянула на улицу — и плеснула вязкую жижу в канал, под ноги рабам, обдав их брызгами зловонной жижи. Те лишь втянули головы в плечи, зато мальчонка начал ругаться, отскочив в сторону. Женщина визгливо расхохоталась, зашла в комнату, прикрыв за собой дверь. А рабы, понуро поплелись дальше по узкой улочке…

— Хорошо. Я поняла. Но…. Почему они стали такие?

— Это тоже вина правящего клана. Когда-то все эти люди были отличными воинами — Ракх-инти махнул рукой в сторону деревни. Они и воспитывались с детства как воины, защищавшие наши границы в мирное время и стоявшие в первых рядах в годы войны. Так было до тех пор, пока к власти не пришли торгаши. Они махнули рукой на армию, и лучшие из воинов вдруг поняли, что не могут прокормить свои семьи, получая нищенские пособия вместо достойной оплаты. Нет, я не оправдываю их — немало отличных воинов из других кланов смирились с положением вещей, сумев приспособиться или незаметно уйти. Эти — не смогли. Или не захотели. Или их кто-то умело подтолкнул в сторону бесчестья. Теперь у них есть деньги. Их рабы — состоятельные люди, готовые заплатить за свою свободу. Или враги, которые платят своим унижением… Вот только они перестали быть воинами и стали — палачами.

Грея прикрыла глаза и замерла. Что она представляла себе в этот момент? Себя — без денег, без надежды, с семьей, которая вынуждена делиться последними крохами еды?

— Как воин, я понимаю их. Как дракон, я понимаю их тоже. Это не самый лучший путь, но это путь воина, не способного изменить себе, наблюдая, как голодают твои дети. Вот только за каждый наш шаг, за каждое решение неминуемо наступает расплата. Они знали, на что шли, выбирая этот путь, и не будут на меня в обиде. Оставайтесь здесь.

Драконесса обнажила клинок и, зажав его обратным хватом, от запястья к локтю, медленно пошла к деревне.

— Чужак! — Это была первая деревня, где при этом крике никто не суетился — женщины тут же похватали детей, закрываясь в домах, а мужчины, разобрав копья, окружили полукругом непонятную пришелицу, кутавшуюся в старую тряпку. Всё было сделано молча, с почти военной чёткостью — двое или трое тут же встали на наиболее удобных местах, изучая подступы к деревне. Один из них сразу же заметил наблюдавших со стороны холма, и вскинул руку, привлекая внимание к этому остальных — а Грея решительно скинула тряпку, открывая свою человеческую ипостась.

Раконцы зашипели, самый молодой, не совладав с эмоциями, метнул в стороны драконессы небольшой дротик — та легко поймала его свободной рукой и неторопливо принялась ковыряться им в зубах, игнорируя враждебные крики.

Наконец вождь клана, мощный гигант с огромным копьем в руках, двигающийся на удивление легко и плавно, выступил перед настороженно замершим строем и произнёс:

— Ты слабая девушка, однако двигаешься, как воин. Что привело тебя в клан Быстро стреляющих?

Драконесса улыбнулась.

— Желание видеть воинов.

Однако стоило раконцам вокруг расслабиться и довольно заулыбаться, добавила:

— Воинов, а не работорговцев. Здесь и сейчас — я иду путём силы. Воин — это не только тот, кто победит сильного. Это ещё и тот, кто не тронет слабого. Если он пугается сильных противников, и изгаляется над слабыми — он не воин, он трус, поправший честное имя воина.

Раконцы зашумели.

— Кого это мы испугались? Клан быстро стреляющих известен своим бесстрашием!

— Вы боитесь себя — и своей судьбы. Вы не хотите идти навстречу злу — сперва в своей душе, потом на всей земле. Идите за мной — и вам не придётся унижать других, что бы ваши дети не голодали!

Шум стал сильнее, однако гигант в центре поднял руку — и всё затихло. Он долго и пристально вглядывался в тонкую девичью фигурку — однако взгляд Греи был безмятежен. И неподвижен — словно змея, замершая в поднятой перед прыжком стойке. Наконец раконец заговорил:

— Что-то в моей душе дрожит, признавая за тобой права на совет… Однако ты — женщина, и к тому же — не нашего рода. И потом, даже если бы ты была права… У нас есть обязательства — и мы их обязаны выполнить.

— Если вы колеблетесь между путём воина и обязательством перед кучкой жирных торгашей, богатеющих на страданиях народа — вы не воины, вы наёмники. Вы вряд ли сможете глядеть в глаза своим детям, когда они вырастут, и даже ваши собственные женщины проклянут вас, увидев, на какие страдания привел клан быстро стреляющих выбранный вами путь.

Вождь нахмурился.

— Ты оскорбляешь нас, женщина. Мы докажем тебе свою силу — и свою правоту, когда ты будешь стоять перед нами на коленях. Взять её!

Толпа раконцев кинулась вперёд, тыча перед собой копьями. Грея подпрыгнула, пропуская первый, самый опасный своей слаженностью удар — и в руке её блеснул волнистый клинок…

Когда часом позже, вся в чужой крови, драконесса, с трудом переводя дыхание, поднималась по склону, губы её разомкнулись и она ответила лежащему посреди деревни гиганту, бывшему самым сильным и могучим, а теперь ставшему безликим трупом с застывшими огнями в застекленевших глазах:

— Сила никогда ещё ничего не доказывала. Всегда найдётся более сильный, более ловкий — и где она тогда, твоя правда? Ты умер воином — я готова это подтвердить перед всеми. Но ты никогда не жил воином — и это оборотная сторона твоей правды.

И закрытые ставни домов внимали её словам…

— Проспали инициацию! — Кради`о`Лост возмущённо мерил шагами свой кабинет. Несколько иерархов рангом пониже смиренно стояли в стороне, не смея поднять голову — глава местного отделения церкви никогда не был столь разъярен.

— Ещё бы немного — и он осознал бы себя адептом предела! Чего бы стоили тогда все ваши предосторожности?

— Простите, о высочайший, слава Всевышнему, ничего страшного не случилось. Ваша державная рука, направляема, без сомнения, нашим божеством, прервала столь опасное для нас превращение в самом начале, не дав свершиться непоправимому…

— Оставьте лесть! Все наши планы отправились под хвост дракону триединого! Если он так отреагировал на самый обычный обряд — как мы можем продолжать! В следующий раз он окончательно пройдёт инициацию — и что тогда будет со всеми нами?

— Нужно его уничтожить!

— Он стал опасен!

Хор голосов прервался, стоило поднять руку незаметному старичку, скромно сидевшему в уголке, почти сливаясь с запыленными портьерами. Маленький, сухонький, сам будто покрытый пылью веков, он производил впечатление необычайно древнего человека… Да и человека ли? Стоило ему пошевелить пальцами, как собрание иерархов тут же прервало обсуждение самого важного из вопросов, обсуждаемых за века существования Церкви и склонилось, что бы услышать — пожелание? Волю?

— Он был нам угрозой всегда, с самого своего появления на свет. Мы знали это, затевая эту игру. Он стал несомненно сильней, а значит, и опасней — однако и ценность его возросла. Возможно, нам не удастся его сломить, однако воспользоваться им… Если он пройдёт инициацию за обеденным столом Кавншуга, вся его сила достанется нашему подопечному. Это будет достойный конец для жалкого хранителя… Вы знаете, как поступать с магами — так почему сейчас не пойти проторенным путём?

Сухонький человек сморщился, будто попробовал чего-то кислого, но тут же улыбнулся, глядя на просветлевшие лица иерархов.

Монастырский двор гудел, напоминая пчелиный улей. Священнослужители заполонили все свободные места, жадными глазами уставившись на жертвенник перед алтарём. Сегодня им обещали рождение нового бога, они должны были лицезреть великого Кавншуга воочию! Наконец-то их труды увенчаются успехом и они увидят того, кому были посвящены их души, кто существовал лишь благодаря их усилиям, их молитвам и проповедям. Тот, чьи тайные алтари были установлены в каждом храме, в каждом приходе, тот, о ком мечтали и кому поклонялись… Кавншуг грядёт!

На жертвеннике, прикованная цепями вместо обычных ремней, неподвижно покоилась тщедушная фигурка. Монахи глядели — и шёпотом пересказывали друг другу, как «вот этот вчера едва не разорвал пополам гранитную плиту…» Незнающие верили и удивлялись, жадными глазами наблюдая за последними приготовлениями.

Элан, как зачарованный, сидел на узком, залитом подсохшей кровью сиденье. Неужели это происходит со мной? Неужели вся эта толпа с радостным улюлюканьем будет наблюдать, как рвут и поджаривают моё тело, одобрительными возгласами подбадривая палачей? Утром старший из магов, словно предчувствуя что-то долго теребил свой ус, потом нехотя обронил:

— Может, и правда… Давайте попробуем прорваться?

— Вы же сами говорили, что шансы есть, только если уйти незаметно…

Ир`краг вздохнул, нервно провёл пальцами по земле, словно рисовал какую- то одному ему видимую картину.

— Старости свойственно осторожничать. Не мне идти завтра под пытки, не мне платить за спокойный уход. Я с удовольствием поменялся бы с вами, юноша — однако завтра это никак не получится. Лучше попробовать прорваться!

— Нет! — Хранитель сам удивился рассудительности, прозвучавшей в его голосе. — Наверху собралось слишком много народа, что бы такой план имел шансы на успех. Вам нужно положиться на меня — я не подведу. В крайнем случае — я и так прожил на несколько месяцев дольше, чем планировал — и у меня появилась цель в ранее пустой и безрадостной жизни. А значит, игра стоила свеч…

Теперь же, при свете дня, прикованный к магическому агрегату, созданному, что бы уничтожать не тела — души людские, он испугался. Даже не боли, а того, что, не выдержав, сломается и сделает что-то мелкое и постыдное, чего потом, покинув своё измученное тело, будет стыдиться.

— Начинайте! — Кради`о`Лост величественно взмахнул рукой — и огромный хор монахов запел, вставая на колени. Верховный иерарх улыбнулся своим послушникам, однако пальцы его, сжимавшие посох, побелели от напряжения, а на лбу выступили капельки пота.

— Почему он так нервничает? — Додумать эту мысль Элан не успел. Тонкий визг ворвался в разум, заставив заскрежетать зубами от головной боли — и тут же над головой возник шар белёсой мути, начавший своё бесконечное вращение. Из специальных пазов выдвинулись штыри — и начали нарочито медленно приближаться к замершему в страхе человеку.

Один надрез на плече, другой… Струйка крови потекла по коже, но тут же впиталась в странную дымку, которая спустилась ниже, окутывая тело человека, словно саваном.

— Странно, вчера ничего подобного не было… И тут пришла боль. Древние мастера пытки знали своё дело, словно тысячи мельчайших игл вонзились в нервные окончания хранителя, заставив его тело забиться в пароксизме мук, натягивая удерживающие его цепи. Боль превосходила всё, что мог выдержать человек, однако продолжала увеличиваться.

Глубоко под землёй, в тесной камере белые маги остановились, бросив свою работу. Им всем послышался крик — тонкий и бессильный крик попавшего в ловушку существа.

— Что это, учитель?

— Ничего. Лучше копайте. — Ир`краг бессильно опустился у стены, лицо его стало белее мела. — «Сила Хранителя — в нём самом, а дух его крепче тела…» губы его шептали ещё что-то, но тут голова старого мага запрокинулась и он потерял сознание.

Волны боли накатывали на Элана одна за другой, порождая муки, которые он никогда бы не мог и представить себе раньше. Он стонал, рвался — однако цепи удерживали крепко, и белесый туман стекал по телу тонкими струйками, облизывая обнажённые раны…

— Что-то не так. — Кради`о`Лост внимательно наблюдал за юношей, которого отправил на мучительную смерть. — Он не кричит, по крайне мере, мы его не слышим — и не пытается сотворить заклинание! Даже для того, что бы уменьшить собственную боль!

— Скорее всего, он не умеет. Сила и знания — это разные вещи. Не стоит полагаться на него в этом вопросе, лучше утройте усилия. Когда начнётся инициация, всё станет на свои места.

Верховный иерарх вздрогнул и поклонился фигуре в сером балахоне, неслышно возникшей сзади. Торопливый взмах руки — и…

Огонь! Внезапно каждая, даже самая мелкая ранка словно зажглась, заставляя кипеть кровь. Боль превысила все мыслимые пределы, но сознание и не думало оставлять хранителя — строители станка пыток предусмотрели и это. Разум, запертый внутри корчившегося от судорог тела, безуспешно метался в поисках выхода.

День клонился к закату, бросая кровавые тени на плиты церковного двора. Хор давно охрип и служители триединого сгрудились в кучу, бросая робкие взгляды то на хмурящихся иерархов, то на алтарь, за которым ярился голодный бог. Реже кто-нибудь смелый решался посмотреть на пыточный стол, за которым умирал, и никак не мог умереть странный юноша, так и не разу не крикнувший.

— Это бесполезно. Нужно было догадаться давно — ради себя он и пальцем не шевельнёт, только ради других. У вас есть дети для жертвоприношений? — Серая фигура появилась из-за какой-то складки стены, возникнув за спиной верховного иерарха.

— Конечно, высочайший. Мы всегда держим несколько на случай…

— Увольте от ваших случаев. Остановите станок — всё равно это бесполезно, однако держите всё наготове, и пусть кто-нибудь из палачей займётся девчонкой посмазливее перед глазами этого выродка, который не хочет заботиться даже о собственной безопасности.

Океан боли схлынул, оставив лишь щемящие искры пришлых огней на воспалённых ранах, и Элан позволил себе поднять тяжёлые веки и оглядеться. Ужас, написанный на лицах монахов, заставил его лицо растянуться в гримасе улыбки — от которой самые смелые из священнослужителей прижались к стене, а остальные начали торопливо исчезать из двора, просачиваясь сквозь узкие двери.

— Над чем ты смеёшься, они ведь ужасаются они твоему виду. — Хранитель вздрогнул от собственных мыслей — на кого он стал похож в таком случае, если даже привыкшие и получающие удовольствие от вида пыток монахи предпочитают не смотреть?

— Несите! — Элан вздрогнул. Прямо перед ним, около алтаря устанавливали ещё одни пыточный стол поменьше — а на нём в ужасе вырывалась из ремней девочка лет десяти, с огромными, полными отчаяния глазами. Хранитель дёрнулся, однако сил уже не осталось — цепи даже не натянулись, лишь новая волна боли прокатилась по телу. Элан принялся ругаться — как ему казалось, громко и грозно, но на самом деле — еле слышным шепотом.

— Отлично! С этого и нужно было начинать! Давайте! — Приободрившийся иерарх, внимательно наблюдающий за хранителем, махнул рукой — и тонкий детский крик завис над двором, а на алтарь Кавншуга брызнула алая кровь. Палач взмахнул рукой ещё раз — и крик взвился ещё выше, поднимаясь над двором — и в диссонанс ему раздался ещё один, низкий и гулкий рык пробудившегося ужаса. Древний, полный скрытого торжества крик зверя, готового рвать и крушить, разорвал станок, походя уничтожив белесую мглу, пытавшуюся остановить происходящее нитями вязкого тумана. Слишком поздно вспомнили служители триединого, что предел — это смесь добра и зла, тьмы и света — слишком долго они видели и измывались над светом. Словно сполох полоснул по двору, и тела монахов, оказавшихся на его пути, морщились и рассыпались прахом, не оставляя после себя ничего, кроме пепла. Алтарь Кавншуга посерел, рассыпался в песок — и налетевший непонятно откуда ветер разогнал песчинки по двору. Солнце окончательно село, и древняя тьма опустилась на монастырь. Кради`о`Лост пытался бежать — но копьё тьмы ударило ему в спину — и его собственное сердце, прорвав одежду, выскочило из его груди. Он протянул руки в тщетной попытке его поймать — однако тело его уже рассыпалось прахом. Когда успевшие убежать монахи, возглавляемые странным незаметным человеком в неприметной серой рясе, осмелились выйти во двор, освещая себе путь фонарями, они не увидели никого и ничего — ни монахов, ни алтаря, лишь два тела неподвижно лежали на покрытом пеплом дворе: маленькой девочки и изуродованного парня, всего в запёкшийся крови. В последнем ещё теплилась жизнь.

Сухая фигура склонилась над бесчувственным хранителем.

— Что, малыш, ты готов пойти тёмной стороной силы? Тогда ты ценнее, чем кажешься…

Замок камеры магов щёлкнул, и показались фигуры стражников. Они аккуратно положили на пол бесчувственную массу, бывшую некогда Эланом.

— Высокочтимые! Велено передать — если приведёте хранителя в порядок, вас выпустят. Попробуйте — святоши так испуганны, что могут и сдержать слово.

Стражники давно ушли, оставив пару чадящих факелов, а маги потрясённо смотрели на бесформенное нечто, ещё утром бывшее человеком.

Темнота… Мягкая и нежная, закрывающая собой весь мир — но дающая взамен уют и покой… Словно ты вновь оказался в чреве матери — тебе ничего не грозит и ты спокойно дремлешь в ожидании рождения… или смерти. Капель тонких звуков стучит на краю сознания, звонко ударяя по прохладной пустоте. Что-то словно взламывается внутри тебя, словно трещит схваченный первым морозом набирающий силу зимний лёд. Капель будоражит сознание, мешая устроиться поудобней и уснуть. Недовольный помехой, ты отвлекаешься от своих приготовлений — и слышишь голоса…

— Хранитель! Ты умираешь! То, что мы смогли достучаться до твоего сознания — уже чудо. Никто из нас не может помочь человеку в твоём состоянии — только маг предела способен на подобное. Однако единственный маг предела — это ты сам! Выйди из тела и попробуй привести его в порядок.

— Оставьте меня! Я слишком… устал.

— Элан! Это говорю я, льер Ир`краг, арестованный за то, что помог умирающей девочке, не получив на это лицензии служителей триединого! Вспомни Эль`зага — неужели он умер напрасно! Ты позволишь и дальше мучить, калечить, убивать от твоего имени? Ты позволишь всё это?

Темнота дала трещины, отозвавшиеся пробуждающейся болью во всём теле. Словно лопнули начавшие подживать раны — и оттуда хлынула тёмная кровь. Боль едва не вышвырнула начавшее посыпаться сознание хранителя обратно в беспамятство, но старый маг держал крепко.

— Ты уже выходил из тела, тебе это привычно. Сосредоточься! Вспомни, как ты делал это в прошлый раз…

— Так… дыхание очень мелкое, словно ветерок от порхания крыльев бабочки… Да я вообще почти не дышу… Убрать страхи и волнения — о чём беспокоиться шагнувшему одной ногой за грань? Очистить сознание… Оно и было — пустым и спокойным. Да, тут разница! Смерть сознание не очищает, оставляя все суетные мысли как наказание за неправильно прожитую жизнь — поэтому и нет покоя душам людским. Успокоить разум, давая ему возможность созидания внутренней гармонии…Хранитель притих, ожидая грёз наяву, — и не заметил, как сознание его стало совершенно чистым, словно кто-то провёл по нему тряпкой, сметая неуклюжие и неловкие мысли, мешающие внутреннему состоянию покоя — и какой-то странной, неземной белизны…. Удары сердца стали медленней… Ещё медленней… Приходилось ждать, дожидаясь его очередного удара: стук… Тишина… Кажется прошла целая вечность и тишина так и останется. Тишина, не нарушаемая уже ничем… Стук…

— Боже! Это моё тело! — Элан с ужасом смотрел на кровавое месиво под собой. — И я ещё жив?

— У тебя сильная воля — и неоконченный долг. А сейчас займись собой — я сделал, что мог.

Хранитель, обернувшись на голос, увидел призрачное тело Ир`крага — поклонившись, он начал растворяться в воздухе, а маги внизу выпрямились над телом старшего из магов, в бессилии кусая губы.

— Нет, он нам ещё понадобиться… Элан, что стоишь! Ты вполне в состоянии впрыснуть в его тело порцию энергии, не давая ему уйти — а лечением его займёмся попозже, когда закончим наводить марафет на твою шкуру. Вообще, и пару месяцев покемарить нельзя — хранитель тут же оказывается в чёрти-каком состоянии, да ещё безутешно смотрит, как его покидают самые преданные из сторонников. Что застыл? Действуй!

Элан машинально подлетел поближе к телу старого мага — и направил на него поток энергии, пропуская его через собственный дух. Тот застонал, все тут же столпились вокруг него, что-то делая, помогая, поправляя…

— Ну а пока все заняты стариком, пора заняться собственными ножнами. В таком виде меня на улицах засмеют!

До Элана дошло, чей голос он слышит.

— Ты, железка ржавая! Где ты шлялся всё это время?

— Что значит — шлялся? И потом — разве ты видел на мне хоть шепотку ржавчины? Мало ли что говорили эти лохи в рясах! Им глаза отвести — большого ума не надо. Слишком привыкли верить в сверхъестественное — и не верить собственным глазам.

— Ты не мог объявиться раньше? И как ты со мной разговариваешь? Ты же не можешь этого делать, пока ты не во мне?

— В любом правиле есть исключения — например, смертельная опасность. А сейчас хватит болтать; время слишком ценно — потому что его осталось мало. Пора тебе научиться подключаться непосредственно к пределу — можно сказать, для тебя это жизненная необходимость. — Меч хихикнул.

— Я не знаю, что это такое!

— Узнаешь со временем. А сейчас — представь огромную чашу, полную священной манны, той энергии, которую можно было зачерпнуть лишь Граалем, той, которую называли амброзией сами боги, той… — Меч что-то ещё монотонно бормотал, но Элан его уже не слушал — внезапно перед ним появилось озеро, заполненное весёлым, пузырящимся туманом, хмельным и озорным, кипучим, полным какой-то внутренней силы. Он осторожно опустил туда руки — странная дымка послушно устроилась на них, легко перетекая по ладоням. Хранитель приподнял руки выше — и тонкие струйки, слегка покалывая, потекли вниз, напитывая астральное тело силой, открывая какие-то новые возможности…

— Отлично. — Голос меча внезапно стал серьёзным и спокойным — исчезло куда-то ерничанье и суетливость, казалось, суровый воин обнажил перед хранителем истинное лицо, сняв иссеченный в боях шлем. — Теперь, когда сил вполне достаточно, пора заняться твоим телом. Нет, черпать больше не нужно, а то сгоришь — того, что ты уже смог взять хватит на гораздо большее. Для начала — посмотри на тела твоих сокамерников.

Элан опустился пониже. Всё вокруг словно застыло — маги, капля воды, дрожащая на ладонях Ир`крага, даже пылинки в воздухе…

— Нет, со временем всё в порядке — просто ты начал двигаться гораздо быстрее. Тебе нужно много успеть сделать за несколько твоих последних ударов сердца — иначе ты больше никогда его не услышишь. Но всё по порядку; вот твои друзья — изучай!

Элан присмотрелся — и с изумлением увидел, что маги стали словно полупрозрачными — или что-то произошло с ним самим? Он видел, как работает сердце, как кровь струится по жилам, как натягиваются и набухают мышцы, посылая усилие костям. Самого движения не было, однако импульсы сил показывали, какое оно должно быть. Хранитель, как зачарованный, ходил от человека к человеку, рассматривая, изучая, пытаясь понять.

— Нет, этого мне так быстро не освоить. — Виновато сказал он, чувствуя, как сложен и гибок человеческий организм, как необычайно просто и одновременно мудро устроены все органы…

— А всё и не нужно. Общее представление получил — и то неплохо. Тебе, слава богу, не нужно создавать всё с нуля, подобно богу-творцу. Твой организм пока ещё жив — а значит, ты должен просто восстановить его, использую первоначальную матрицу, насыщая её силой и восстанавливая старые потоки — но с учётом того, что ты видел. Действуй!

Элан нерешительно приблизился к собственному телу. Легко сказать — восстанавливай! Он начал накачивать тело энергией, чувствуя, как искры мини разрядов бегут по искорёженной массе там, внизу, что-то пробуя, примериваясь… Наконец он нырнул вглубь — и принялся что-то менять, ворочая ставшими огромными и неподъемными части собственно тела, потеряв представление о картине в целом, руководствуясь скорее предчувствием и интуицией, чем разумом и здравым смыслом. Это было тяжело. Силы кончались, энергия своевольно капризничала, меняя что-то по своему усмотрению — и приходилось начинать сначала, работая уже на одних инстинктах, плохо понимая, что происходит; но действуя, изменяя, восстанавливая, где-то на грани сознания понимая — пока всё правильно.

* * *

И когда основной каркас восстановленного тела был сформирован, он вновь потянулся к пределу, напитался его энергией — и нырнул вглубь собственного творения…

Жар. Огромный жар растопленного мёда, что-то меняющий, растекающийся по всему его телу, заставляющий кипеть кровь и плавиться кости. Боль. Тягучая и уверенная боль созидания — та, которую встречаешь скрипя зубы, но с радостью, понимая, что она уйдёт, а созданное ей — останется. На какой-то миг всё вокруг растянулось, стало зыбким, грёзоподобным, стены закачались, словно живые, по ним пробежала рябь, огромный всплеск агонии омыл всё тело хранителя, пробежавшись по каждой косточке, размяв все мышцы — и всё кончилось. Элан потянулся, с удовольствием ощущая здоровое тело, полное сил и энергии, готовое служить ему не годы — века; и наткнулся на изумлённый взгляд своих сокамерников. Их глаза стали одинаково круглыми, большими — ещё немного, и все маги попадают на колени в изумлении перед новоявленным чудом.

Элан подмигнул им, легко вскочил, потянулся:

— Ну, всё в порядке! — И остановился. Его голос изменился, стал более низким и глухим. Да и рост его стал пониже — фигуры магов выглядели выше минимум на голову. Хранитель поднёс руки к глазам: они стали толще, массивнее — но не за счёт жира. В них, перекрученная жгутами мышц, притаилась сила, способная справиться и с камнем.

— Что со мной?

Один из потрясённых магов взмахнул рукой — и на противоположной стене заколыхалось зеркало, сотканное из мельчайших капелек воды. Элан неуверенно подошёл к нему — и обессилено опустился на пол. С другой стороны водной глади на него смотрел… гном.

 

Глава 11

— Возможно дело в вашем мече, который, по слухам, ковал народ молотов, храрги. — Ир`краг был, как всегда, рассудителен. — А может быть, дело в вашем внутреннем желании быть похожим на кого-то из народа молотов. Во всяком случае, переживать особо не стоит — после объединения с драконом вы будете вольны принимать любую форму, которая вам подойдёт, и вполне сможете вернуть себе первоначальный облик, не прибегая к столь, гм, радикальным мерам.

— Ковали храрги? А я думал, что сам творец…

— Встал к наковальне? — Старый маг улыбнулся. — Он сотворил этот мир, и возвращаться сюда не собирался. Увидев, что его детищу грозит опасность, он отдал приказ — остальное сделали младшие боги перед своим уходом. Но уже и это поразительно — насколько творец любил своё детище, если смог оторваться от процесса творчества, изучить обстановку и дать распоряжение. И даже если у него на всё это ушёл один миг — кто знает, возможно, его не хватит на что-нибудь гораздо более важное. Мы должны быть благодарны и за это. А младшие… огорчённые необходимостью ухода, они особо не утруждались — и поручили самой искусной из рас создать требуемое. Те, понимая, что порученное им превосходит по сложности всё, что они делали раньше, приложили все старания, вложив в свои творения всю душу подземного народа — и одним из побочных результатов могло стать твоё нынешнее тело. Насколько хорошо теперь ты сейчас себя чувствуешь?

— Достаточно крепким, чтобы помочь вам в прокладке тоннеля, причём не заморачиваясь с дополнительными мышцами. — Элан встал. — Где ваши инструменты? Кстати, из чего вы их сделали?

— Мы магическим образом собрали весь металл, скопившийся в камере за тысячелетия. Отлетевшая пуговица, выбитая палачами коронка, да мало ли что нашлось под слоем грязи в этой камере. Мы закончили проход час назад, и вашей помощи не требуется.

Хранитель почувствовал разочарование. Ему хотелось посоревноваться крепостью рук со скалой, почувствовать усталость натруженных мышц и удовлетворение от хорошо проделанной работы.

— Но почему же тогда вы ещё здесь?

— Во-первых, ждём сообщения от самого крепкого из нас — мы послали его разведать пути отхода. Во-вторых, мы ожидали, когда вы придёте в себя, и сможете начать путь.

— А если бы сюда заявились святоши?

Ир`краг усмехнулся.

— Стражники нам кое-что рассказали. Думаю, в ближайшее время их в камеру к хранителю и калачом не заманишь. Не удивлюсь, если сейчас решается вопрос — замуровать нас или уморить голодом. И если вы готовы, мы отправляемся в путь.

Элан встал.

— Ещё не совсем. Есть одно дело, но нужно выйти за пределы кермалита — пора поговорить по душам с одним старым знакомым. В вашем туннеле можно стоять?

Ир`краг помедлил, оценивая фигуру хранителя.

— Вам — да. Но только боком. Мы не рассчитывали на ширину плеч народа молотов.

Коридор действительно был тесноват. Приходилось идти боком, касаясь стен грудью и спиной и проклинать вполголоса тщедушных людишек, готовых лазить и по кроличьим норам. Наконец хранитель не выдержал. Он встал, положив ладони на потолок, создал упругую плёнку, защищающую его действия от посторонних взоров: вне стен кермалита любые магические действия легко могут быть обнаружены — и призвал предел. Стены дрогнули, поддаваясь напору мощнейших энергий — и стали медленно расходится. Элан внимательно смотрел, как порода поддаётся давлению, не допуская напряжений камня и трещин, заодно выравнивая и полируя поверхности. Он увеличил сферу влияния, делая весь коридор более ровным и аккуратным, укрепляя его, не допуская даже малейшей возможности осыпания или раскола… Тут он опомнился и с сожалением остановился — всё равно, когда проход обнаружат, его замуруют. Он усмехнулся про себя своему чисто гномьему стремлению к прочности — похоже, его тело оказывало влияние и на психику.

Оглядев творение своих рук, Элан остался доволен: места было много, и стены ниши, в которой он стоял, могли выдержать то, что он собирался сделать. Расслабившись и закрыв глаза, он мысленно вызвал Грааль — так он называл про себя образ энергии предела. Запредельная мощь уже привычно хлынула в тело, омывая его, поддерживая, укрепляя.

— Так, хорошо… А теперь… ροζοτμ`εχη ζαρι!

Тишина. Тёмная и густая, нарушаемая лишь шорохом осыпающихся где-то песчинок.

- ροζοτμ`εχη ζαρι! Кристальный пепел! Фиолетовый меч предела, твой хранитель вызывает тебя!

— Ну зачем же так высокопарно. Уже иду! — Земля зашуршала сильнее, и в разломе появился слабо светящийся клинок. Элан подскочил, дёрнул посильнее, ощутив под пальцами знакомую рукоять — и меч вспыхнул фиолетовым светом, представ перед хранителем всеми гранями кристального клинка. Вдоволь налюбовавшись, Элан наклонил голову — и ροζοτμ`εχη ζαρι скользнул вдоль позвоночника, обдав его огненным жаром мёда.

— Блин! Ну больно же!

— Терпи. Сам сотворил новое тело, вместо того, чтобы подлечить старое — так что не удивляйся — в первый раз всегда так. И почему гном? Или, как их называют в этом мире, народ молотов? Ты теперь меньше на целую голову! Мне тесно!

— Старое восстановлению не подлежало. И не прибедняйся — спина у меня здоровая, поместишься легко. Если правда тебя ковали гномы, то уж предусмотреть такой случай они явно могли.

Меч хихикнул.

— Ковать можно мечи только из металла, я же — кристалл. А в остальном — ты прав, быстро схватываешь. Ну что, пошли — или захватим твоих магов?

— Конечно! Не думал, что ты предложишь оставить их тут!

— Тут, там, какая разница. Всё равно через пару дней мы войдём в лес народа аллорнов, а туда людям хода нет.

— А ты откуда знаешь, куда я собрался идти, и что меня ждёт?

— В отличие от тебя, меня никто в камере не замуровывал — наоборот, положили на самое почётное место, так что возможности получить информацию о сегодняшней обстановке у меня было вдосталь. А что касается твоего маршрута — его только тупой не вычислит. Правда, благодаря вчерашнему переполоху, у нас есть пара дней форы…

— А кто такие — аллорны?

Меч хихикнул.

— Пусть для тебя это будет сюрпризом. Тебе понравится. А в целом — просто один из народов этого мира, который служители триединого по каким-то своим соображениям не стали уничтожать, и даже оставили автономию, обложив, правда, непомерными налогами. Аллорны всегда могут вырастить сборы самых редких и необходимых трав, щепоть которых на вес золота — так каждый год телеги подобных сборов уезжают от их лесов. Представляешь, как святоши на этом наживаются? В остальном — не помогают ничем, зато и во внутренние дела не вмешиваются. Скорее всего, и в лес за тобой не полезут — хотя аллорны и признали главенство триединого, но людям в их леса вход запрещён под страхом смерти — а лучники они отменные.

— А меня, значит, не продырявят?

— Так ты же теперь не человек! Глядишь, и помедлят. А там посмотрим, у кого тетива круче…

Обратно они шли, ничего не опасаясь. Грея, вся закутанная в тряпки, нечем не отличалась от обычных раконок, да и вообще — кто лишний раз посмотрит на женщину? Весь юг змеиного материка был в огне, деревни полыхали одна за другой, беженцы — остатки клана Быстро стреляющих оставляли свои земли, боясь непонятной силы, уничтожающей их деревни, а правительство было в замешательстве. Кто-то ловкий и могущественный легко ломал тщательно отлаженные, выверенные годами рычаги воздействия на народ — причём делал это, не оставляя никаких следов. Как можно бороться с противником, не зная, кто стоит за ним? Чьи интересы он защищает? Торговцы рыбой? Водорослями? Может, стархи решили захватить власть на змеином материке? Ну не сам же народ, это быдло, веками терпящее унижения и обман, решилось на активные действия?

У врага клана поедающих рыбу не было лица — и это пугало сильнее, чем сам факт необъявленной войны. Обычные методы — взять в заложники кого-то из близких, арестовать имущество, обвинить во всех грехах, наконец, если ничего не получится, предложить долю общего пирога, сделав из врага ещё одного «друга-политика», методы безотказные и веками опробованные, не срабатывали из-за одного простенького факта — враг не показывался. На всякий случай были арестованы несколько политиков, которые могли бы решиться на подобное, что лишь внесло дополнительную сумятицу в общую неразбериху, но это не принесло никаких результатов. А головная боль всей элиты Змеиного материка шла, кутаясь в тряпки, в толпе беженцев и мурлыкала себе под нос песню двухтысячелетней давности.

На берегу залива, среди высоких скал притаился замок. Был он примечателен тем, что ворота в него давно замуровали тройной кладкой — люди в него обычно попадали по воздуху, а продукты подвозили к стенам и поднимали сложным механизмом, состоящем из рычагов и хитроумных блоков. Именно здесь обычно собирались высшие советы служителей триединого, именно отсюда верховный иерарх оглашал его волю. Простые люди стороной обходили чёрную громаду замка — редко кто из попавших туда мог рассчитывать вновь увидеть родные места. Если и не находилось повода казнить дерзкого, посмевшего увидеть запретное — всегда имелась нужда в слугах, стражниках, да и просто рабах; человек жил до старости в замке, да и после смерти его закапывали на небольшом кладбище за задней стеной. Поэтому окрестные жители старались лишний раз не то что подходить — даже не смотреть в сторону опасной постройки, и группа путников, бредущих от замка, не вызывала ничего, кроме желания оказаться подальше. Рассматривать? Себе дороже. Да и не видно ничего — бредут себе, закутанные в тряпьё, медленно и осторожно — то ли молитвы читают, то ли по сторонам оглядываются… Все торопливо уступали им дорогу осеняя себя знаком триединого — на всякий случай.

— Нужно было ночи дождаться. Во всех книгах написано — побег нужно совершать бегом и ночью!

— Ну если в книгах — то, оно, конечно, верно. Весь день сидеть в камере, вздрагивая от малейшего шороха — а потом торопливо ковылять, вызывая вместо трепета — подозрение. Соглядатаи святошей по ночам не ходят — они по ночам арестами заняты. А вот днём, да ещё от страшного замка — никто на нас и не глянет, скорее в сторону уйдёт и уж тем более, за сбежавших заключённых не примет.

— Зато когда будут искать — все сразу укажут, куда мы пошли!

— Искать будут беглецов — а мы никуда не бежим, идём себе тихонько, да и робы наши пошиты из старых ряс служителей триединого — если не присматриваться, разницы не заметишь. Поверь мне, никто не поймёт, что спрашивают о нас. Прятаться нужно не там, где темно — а там, где не ищут. Старое, но оттого не менее действенное правило.

Элан только помотал головой, с трудом поспевая за измученным, но длинноногим магом — логика здешних жителей его порой ставила в тупик.

На вторую ночь беглые маги решили заночевать в придорожном трактире, старом и обшарпанном, однако полном посетителей. Здесь был самый обычный люд — крестьяне из окрестных сёл, мастеровые, идущие на заработки, пара богатых путешественников — но они ели в отдельной зале, отделённой от общей дощатой перегородкой. Элан переживал насчёт денег — ни у кого из беглецов не было ни гроша, зато Ир`краг лишь усмехнулся и, подойдя, к стойке, выписал пальцем в воздухе замысловатую дугу, оставив за собой светящейся след. Трактирщик засуетился и, оставив стойку на попечении жены — необъятной дамы неопределённого возраста, торопливо повёл старого мага за собой. Остальные расселись в общем зале, отказавшись от приглашения расположиться со «знатными господами», и принялись уплетать хозяйкино угощение, стараясь не показать, насколько они голодны. Ир`краг появился через час, утирая пот со лба, подхватил кружку с местным пивом — жидким, разбавленным, однако позволяющим хоть немного расслабиться, и, отдуваясь, сообщил:

— Сын у него — потолще мамаши будет. Болеет, мол. А что болеет? Я ему отвращение к пище на пару недель сделал и велел в деревню отправить на всё лето — там, на вольных хлебах, жирок порастрясёт. Ещё пришлось изучить весь двор — клад мол, там должен быть закопан. Нашли пару монет, больше ничего — да что толку, всё одно теперь спать не будет, наверняка всю ночь двор перекапывать станет. По глазам было видно — не верит никому. Небось решил, что я сам хочу ночью деньги выкопать. Ладно, за ужин и комнату расплатился — и то хлеб.

Элан заинтересовался:

— У вас тут что, трактирщики клады ищут?

Один из магов помоложе рассмеялся:

— Да старая байка: когда трактир продаёшь, говоришь, мол, где-то во дворе клад закопан, а где — никто найти не может. Сразу цена вырастает, да и решается всё быстрее. Вот только искать потом тот схорон долго приходится…

Все засмеялись и отправились в отведённую им комнату — на боковую. Элан, отстав, спросил Ир`крага:

— А что за знак вы показали? Специальный, говорящий о том, что вы — маг?

Тот улыбнулся и стремительно нарисовал в воздухе одной плавной линией что-то, напоминающее пропеллер вертолёта:

— Запоминайте, юноша — вдруг пригодится. Обычный знак триединого, просто добавьте немного энергии в воздух, сделав его на несколько секунд вязким, что бы появился след — и все сразу поймут, что вы маг и ищите работу. Вот только сможете ли вы оказать помощь… Опыта-то у вас никакого, только внимание ненужное привлечёте.

Элан задумался.

— Верно… А монеты вы как нашли?

— Монеты? Это просто. Достаточно мысленно просканировать землю, ища уплотнения — металл гораздо тяжелее, чем земля и даже камень, так что подозрительные места указать легко. А вы что, кладоискательством решили заняться? Гиблое это дело, юноша: в мире, где никто не знает, доживёт ли до завтра, вряд ли кто-нибудь станет делать запасы на будущее столь экстравагантным способом. К тому же у святош тоже есть маги, которые при обыске не прочь реквизировать все ценности, до которых способны дотянуться…

Хранитель рассмеялся.

— Нет, я не буду уподобляться нашему хозяину и рыскать по дворам с лопатой; просто есть одна мысль — пойду, прогуляюсь перед сном.

Солнце уже закатилось и дорога, освещаемая только молодой луной, была почти не видна. Элан отошел почти на сотню шагов от дороги, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь из постояльцев: среди посетителей трактира было несколько откровенно бандитских рож. Потом сосредоточился, представляя себе землю: вот она, комья грязи, перемешанной с листьями, остатки соломы, какие-то ветки, несколько камней у обочины. Ниже шли уже мощные напластования глины, сухие и твёрдые, как камень.

— Куда вглубь-то полез? — Заворчал меч, мигом понявший замысел хранителя. Лучше возьми пошире и иди по дороге, охватывай как можно более большую площадь, понял? Давай, шевелись, задумка хорошая, но таким темпом ты тут всю ночь провозишься…

— Посмотрите, кто заговорил! Это ты мне должен идеи подсказывать, направлять и учить, а ты молчишь, как обычная железка!

Меч заржал, вызвав щекотку в спине:

— Я должен… Если я за тебя думать буду, то на кой ты вообще тут нужен? Своим умом доходи, набивай свои синяки и шишки — а я буду тебе всячески помогать.

— Шишки набивать?

— И их тоже. Если иначе ты не узнаешь ничего нового, то почему нет. Ты неплохо начал, однако пока ты ещё не полноценный хранитель, и я не могу быть уверен, что моя помощь не пойдёт во вред.

— Это как?

Меч помолчал, потом буркнул:

— По разному. Ты не отвлекайся.

Элан, увлёкшись разговором, едва не пропустил монету. Маленький кругляк чувствовался плотным сгустком непрозрачной тьмы, одиноко лежащей на дороге. Но стоило ему сунуться в липкую грязь в её поисках, как неугомонный меч тут же вмешался:

— Те же не крестьянин, ты маг предела! Напрягись и вытащи её мысленно, это не сложно.

Элан представил, как кусочек металла выскальзывает из земли и падает ему в руки. Это оказалось не так уж просто — проклятый кругляш никак не давался, пока хранитель не догадался обернуть его энергией — после чего на земле проклюнулся бугорок, из которого появилась небольшая монета и спикировала на руки Элану.

Меч захихикал:

— Этого хватит только на стакан воды из канавы, дружок. Такими темпами ты будешь собирать приличную сумму целый месяц.

Хранитель стиснул зубы и, сунув первую находку в заранее приготовленный мешочек, вновь пошёл по дороге.

— А чем плохо быть крестьянином?

— Ничем. Простая жизнь на свежем воздухе, ты, в принципе, сам себе хозяин. Вот только, Элан, запомни: тебе много дано и с тебя много спросится. Жизнь, когда ты ни за что не отвечаешь, не для тебя. Скорее, наоборот…

— Как будто я просил столько ответственности!

— Ты на неё согласился! При нашем первом разговоре — помнишь?

— Если бы тогда я только знал, на что соглашаюсь?

— Что отказался бы?

— Не знаю, наверное, нет… Опа!

Элан магическим зрением наткнулся на целую россыпь монет. Меч, довольный, что скользкая тема закрылась сама собой, наблюдал, как кругляши мелькают в воздухе.

— Ладно, молодец. Этого хватит, чтобы купить одежду всей вашей компании. Там у тебя есть одна золотая — её достаточно, что бы купить всё, что есть в трактире. Пошли обратно — тебе нужно отдохнуть, завтра вы дойдёте да леса аллорнов, и нужно быть в форме. Что останется от денег — раздай магам, лесовики их не любят.

— Почему?

— Кто их знает. Другой менталитет, другие нравы. Они никогда ни с кем не торгуют, предпочитая натуральный обмен. Впрочем, их травы ценятся на вес золота, и даже выше, так что им прощают пренебрежение людскими законами.

Новая одежда сидела добротно, обувь не жала и не тёрла, спокойный сон и плотный завтрак подняли настроение Элана и он бодро шёл по тропинке. Ир`краг же, наоборот, хмурился, замедлял шаг, косясь на виднеющийся вдалеке лес.

— Может, не стоит вам туда идти? В конце концов, обойти его — самое долгое, задержка на пару недель пути, зато мы будем с вами, и будем знать, что у вас всё в порядке…

Элан удивлённо остановился:

— Вы же сами говорили мне о целесообразности этого маршрута! И о том, что святоши туда не сунутся!

— Всё верно, юноша, всё верно. Но ведь они — не люди! Нелюди, одним словом. Кто знает, что им в голову взбредёт.

— Никто. — Серьёзно ответил Элан. — А нужно знать. Предстоит большая война, и жизненно необходимо узнать, на чьей стороне будет народ леса.

— Ну так пошлите меня! Я уже пожил, и с моей смертью мир не много потеряет…

— Вот у вас как раз никаких шансов. С людьми они вообще разговаривать не будут. А насчёт пожил — давно пора кое-что подправить. Идёмте в сторону!

Элан уверенно увёл группу магов в небольшую рощу в стороне от дороги, накинул полог тишины — так он назвал собственное изобретение, частично позаимствованное у магов, частично выдуманное им самим — звуков он не опасался, а вот следящей магии… И хотя Ир`краг и другие маги уверяли его, что невозможно отследить все возмущения магических полей, давать наблюдателям святош лишние шансы он не собирался — и так у его противников преимуществ было до безобразия много…

Тишина ватным колоколом ударила по ушам, давая понять — поле поставлено, и Элан, наклонив голову вперёд, взялся за рукоять меча. Маги, как заворожённые, следили за происходящим. Всё тело хранителя окутало фиолетовое сияние, и в руке его рос, выходя из спины, огромный кристалл в форме меча, с сотнями играющих дымкой граней, кристалл, с удовольствием ловящий солнце и играющий его лучами, но светящийся — своим собственным, неповторимым светом…

— На колени! — Элан поочерёдно подходил к каждому из магов — и фиолетовое пламя окутывало человека, пронизывая всё тело, наполняя его новой, сверкающей и необыкновенной силой предела. С каждым следующим магом хранителю становилось всё тяжелее, меч стал неподъемным, и последние движения он делал лишь на упрямстве, скорее присущему гному, чем человеку… Закончив ритуал, он, полностью обессиленный, упал — впрочем, и остальные выглядели не лучше. Процессы, происходящие в телах каждого, требовали огромной затраты сил…

— Ну ты даёшь! Посвятить пределу аж семерых магов — неплохо. Я был уверен, ты свалишься после третьего. Что ж, поздравляю — теперь у предела есть семеро новых неофитов, а у тебя семеро помощников, каждый из которых чист душой; это я проверил во время церемонии. Каждый может пусть только частично, но работать с Граалем — этого ты добился сам; и отныне они будут самыми рьяными из твоих сторонников. Неплохо! Вот только что ты с ними будешь делать?

— Это моя страховка. — Элан с трудом поднялся и подошёл к магам. — Дальше я пойду один. Каждый из вас отправится туда, откуда родом — что бы начать борьбу со святошами. Задача у вас проста — правда, и ничего, кроме правды. Это самое лучшее оружие, если суметь его применить. Я надеюсь, вы сумеете. Расскажите людям — пришёл хранитель, и он недоволен тем, что творится в его церквях и храмах. После объединения с драконом он начнёт наводить порядок — и тот, кто будет поддерживать негодяев, творящих суд от его имени, станет врагом триединого. Кроме этого, больше ничего делать не нужно, по крайней мере полгода — постарайтесь только снова не угодить в застенки Церкви, что вам с вашими новыми силами будет несложно при соблюдении, конечно, разумной осторожности. Если же я не вернусь — идите к королю. На сегодняшний день он кукла, однако наверняка мечтает вернуть власть. Вы дадите ему такую возможность, при условии, что он отменит работорговлю и запретит человеческие жертвоприношения. Не требуйте большего и не соглашайтесь на меньшее. Он наверняка согласится — ради возможности уничтожить святош. Это не сделает ваш мир совершенным, но он станет чуточку лучше — в ожидании нового хранителя, более удачливого, чем я. Ну, а если я вернусь — попробуем добиться более реальных результатов. Согласны?

Элан пожал каждому из семерых руку и зашагал по тропе, оставив позади неофитов, которые ещё только приходили в себя и знакомились с новыми возможностями…

Лес был прекрасным. Умытый недавним дождём, он широко раскинул украшенные листвой руки-листья, словно пытался обнять весь мир. В нем не было величественности и стройности соснового бора, и берёзовая роща превзошла бы его по духовной чистоте; деревья вдоль опушки производили впечатление скорее суровых воинов, ощетинившихся острыми листьями, надвинувшими на лоб шлемы-кроны, готовые к отпору и защите. Элан, наслушавшийся восторженных вздохов о красоте эльфийских лесов, насторожился и пошёл медленней, с опаской поглядывая по сторонам.

Опушка оглушила его тишиной. После громких трелей полей негромкое посвистывание лесных птах лишь еще больше подчеркивало безмолвие леса. Звуки полей, крики едущих по дорогам крестьян — всё исчезало, словно кто-то невидимый отсекал их один за другим. Тишина всё сгущалась, невидимым коконом отрезая окружающий мир. Казалось, что человек нырнул глубоко под воду: давление на уши стало невыносимым, движения замедлились, словно попав в густой кисель… Он замотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, сделал ещё шаг — и темноту перед глазами прорезала небольшая молния, сорвавшаяся с ближайшего дерева и пропахавшая землю у его ног.

— Нет, так дело не пойдёт! — Элан достал меч и осторожно пошёл вперёд. Стоило ещё одной молнии сверкнуть у него перед глазами, он блокировал её мечом — и кристальный пепел легко отразил блестящею игрушку обратно, в скопление вервей. Те поспешно собрались в пучок, закрываясь листьями — больше молний не было. Впрочем, расслабляться было рано — стоило хранителю, уверившись в собственной безопасности, спрятать клинок за спину и посвистывая, двинуться вглубь леса, как земля ушла у него из-под ног и он упал прямо в скопление корней, моментально опутавших его плотным коконом, лишив всякой возможности к сопротивлению.

— А ты что думал, раз-два — и в дамки? — Меч откровенно забавлялся. — Посиди теперь, подумай, кого хочешь взять в союзники.

— Паршивец ты! Мог бы подсказать, что меня ждут ловушки!

— Ну, во-первых, не ловушки, а сторожевой лес. А во вторых: ну разобрался бы ты с защитой — аллорны попрятались бы по самым дальним ветвям, и искали бы мы их до тех пор, пока святоши от смеху бы все не перемёрли. Да и то вряд ли — у священников, как правило, весьма своеобразное чувство юмора. А так — передовой отряд уже несётся сюда, что бы разобраться с чужаком, посмевшим зайти вглубь их лесов и попавшим в их ловушку. Причем наверняка там есть и маг — молнию ты всё-таки отбил. А они по традиции все относятся к кругу опекающих, так что внимание одного из высших тебе обеспеченно. Цени — как я экономлю твоё время!

— Моё время, но не меня? А если они прикажут этому корню, нежно обвившемуся вокруг моей шеи, затянуться потуже?

Меч опять хихикнул.

— Хитрая штука. Если ты попытаешься произнести заклинание или позвать на помощь, эта удавка мигом перекроет тебе кислород. Однако ты — адепт предела, придумай что-нибудь, однако держи свою заготовку при себе, пока не увидишь присланный за тобой отряд.

— Ничего не придумывается!

— Тогда тебя так и выкинут за пределы леса, всего спеленатого — что достаточно тяжело для тебя и унизительно для меня. Хоп! Они уже близко, думай быстрее!

Листья деревьев раздвинулись и на поляне возник небольшой отряд. Не хрустнул ни один сучок, не закачалась ни одна ветка, лесные птахи ни на секунду не прервали своих трелей — казалось, высокие и тонкие фигуры, закутанные в зелёные плащи с капюшонами, являются частью леса — и были тут всегда. Увидев пленника, они направились к нему… Кряк! Не выдержали корни толщиной в руку, Элан освободил руку, наклонил голову — кристальный пепел радостно запел, играя всеми своими гранями. Пара аккуратных взмахов — и хранитель буквально взлетел из ловушки, торопясь перехватить аллорнов, пока те вновь не растворились в тишине леса. Он сделал несколько торопливых прыжков — и застыл. Фигуры в зелёном стояли перед ним на коленях, опустив оружие и обнажив головы. И уши их были острыми…

— Нет, эльфы! И ты, зараза, даже не предупредил!

— Мог бы и сам догадаться! Если уж влез в шкуру гнома…

— Да не похож я на гнома! А тут — один в один, как в книгах пишут и в сказках рассказывают. — Элан покосился на лёгкие фигуры, неслышно скользящие по сторонам в почтительном молчании — что бы не нарушать покой хранителя.

— Всё верно, ты гном лишь наполовину. Слишком много роста, костей, мяса — короче, великоват ты для гнома. Зато мне под стать, а для хранителя, по моему, это самое главное.

Меч самодовольно замолчал, а Элан, поколебавшись, обратился к старшему из провожатых:

— А как вы меня узнали?

Тот, не прерывая движения, пожал плечами и ответил певучим, нежным голосом, от которого щемило сердце:

— Мы никак не могли тебя узнать, повелитель, потому что ты никогда не встречался с народов аллорнов. А вот кристальный пепел не раз видели глаза перворожденных, хотя чаще это было на поле битвы…

Элан не сразу понял смысл сказанного, но потом резко остановился, заставив эльфов замереть в тревоге, оглядывая окрестности — в чём причина задержки?

— Вы… Вы выступали против хранителей?

— Мы — перворожденные! — Пожилой эльф гордо поднял голову, — Знаешь ли ты, что это значит, человек?

— Что вы — одна из первых рас, появившаяся в нашем мире, то есть в мирах…

— Мы не просто появились первыми. Нас создал лично творец — и мы видели, как был сотворён этот мир!

— Ага, а ещё — как он был придуман… — Ехидности у меча было хоть отбавляй. Эльф, к которому, по всей видимости, и предназначалась реплика, помолчал, потом нехотя поправился:

— Мы видели окончание сотворения мира…

— Это ближе к истине. Будь с ними поосторожней — своими речами о величии предков они достанут любого!

— Мы видели, как создавался ты, осколок! — Эльф возмущённо прижал уши к голове, сразу приобретя хищный облик.

— И видели — почему! Однако ничего не сделали. Хотя нет — делали, и столько всего! То же власти захотелось?

Почему-то пожилой эльф сразу успокоился и грустно улыбнулся:

— Аллорнам власть не нужна. Нам нужен был мир. Да, мы хотели, что бы нас уважали — но не стремились стать пастырями народов. Создавая вселенских надзирателей, Творец совершил ошибку.

— Вы имеете в виду триединого? Тогда почему вы не попытались меня уничтожить?

— Бывают времена, когда большее зло затмевает собой меньшее. — Пожилой эльф задумался и ничего не говорил, пока не показались кроны Эльдаксила — последнего города народа аллорнов.

Огромные, величественные деревья взметались ввысь на сотни метров, сполна вознаграждая Элана за прежнее разочарование. Пышные кроны раскидывались вокруг, похожие на залитую солнцем зелёную радугу — непостижимым образом листья густых крон не задерживали солнечный свет, оставляя его достаточно, что бы дать жизнь и своим собратьям внизу. Эта гармония роста, зелени и света, была совершенно другой, непохожий ни на один виденный землянином лес — словно деревья вдруг обрели какой-то сострадательный разум и принялись заботиться друг о друге и окружающем мире. И при этом стали неплохими скульпторами, формируя из ветвей и листьев коридоры, залы и величественные лестницы. Элан и сам не заметил, в какой момент он начал подниматься вверх, уходя от земли — просто бросив один случайный взгляд в окно, он увидел переплетение ветвей — и зелёную молодую поросль внизу, за ними.

— Вы боитесь высоты, повелитель? — Поддержав хранителя за руку, невзначай поинтересовался один из провожатых.

Элан хотел поблагодарить за заботу, однако меч ощутимо хмыкнул, заёрзав в спине — и человек ощутил скрытую издёвку сочувственных слов.

— Имей в виду, эльфы до 200 лет вообще не допускают своих детей до разговоров с чужаками, занимаясь совершенствованием их личности. Их учат, развивая тело и дух — причём упор на второе. Самое главное оружие любого из перворожденных — внутренняя гармония, позволяющая не только наиболее полно и мощно реагировать самому, но и изучать несовершенство окружающих. Любая слабость твоего противника, вовремя замеченная и использованная, даёт больший эффект, чем самое мощное заклинание, чем самый превосходный клинок. Их учат этому сотни лет — так что будь готов к тому, что любая твоя эмоция, любая твоя мысль не останется незамеченной ими. Аллорны всегда были наиболее опасными противниками — и могут оказаться самыми ценными союзниками. Если, конечно, удастся заставить их нарушить добровольное одиночество и покинуть свои леса…

Ветви коридора неожиданно разошлись в стороны, и изумлённый хранитель увидел величественный зал, огромный, полный неземной красоты и какого-то внутреннего сияния. Пол, сложенный из плотного слоя листьев, изогнутых в причудливой мозаике, был идеально ровным и гладким. Стены, в которых виднелись стволы деревьев, обступивших эту причудливую поляну на высоте полёта стрелы от земли, были отполированы осторожными прикосновениями — и создавали впечатление причудливых картин в обрамлении самых юных и трепетных листьев, светившихся тем нежным светом молодой листвы, который по весне заставляет быстрее биться сердце. Эльфы не использовали для украшения своих жилищ ничего, кроме листьев и веток — но какие самые необычные картины рождали сочетания оттенков зелёного и коричневого, как плавно цвета изменяли свои оттенки! Всё это было не мёртвым и статичным, а живым — и пролетающий ветерок мог, потрепав панно на стене, открыть потрясённому взору другую, новую картину, скрытую под прежней, но оттого не менее прекрасную. И кругом были эльфы — в удобных, свободных одеяниях нежно-зелёного цвета, они стояли по всему залу, почти незаметные в своей неподвижности — и все их взоры были устремлены на человека.

— Хранитель фиолетового предела, Элан — и его меч, ροζοτμ`εχη ζαρι, кристальный пепел!

Усмехнувшись, землянин нарочито неторопливо наклонил голову: тысячи мельчайших волосков на его шее разошлись — и возникла рукоять меча в виде головы дракона. Хранитель аккуратно потянул её вверх — фиолетовое сияние окутало его, и волны бурлящих искр замелькали по залу, заставляя невозмутимых эльфов отшатываться, уходя в сторону. Наконец хранитель резко поднял меч над собой — и кристальный пепел засверкал, ловя потоки солнца — и все его грани отражали лучи боготворимого эльфами светила, что бы потом, добавив что-то своё, тысячами зайчиков разбрызгивать их по всему залу.

— Хорошо, ты доказал своё право называться хранителем предела. А теперь иди, представься повелителю эльфов — тому, что стоит в противоположном конце зала. И постарайся поменьше говорить — каждый твой жест, каждое слово изучается сотнями очень внимательных глаз. Всё, что им нужно знать, мы уже сказали.

— Они не враги, они — союзники. — Возразил мечу Элан, стараясь идти как можно более торжественно. — Если они захотят узнать что-то обо мне — я расскажу им сам.

— Это пока — буркнул меч и больше не вмешивался.

— Повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн!

Навстречу хранителю встал… Самый молодой из виденных им эльфов. После разговора о эльфийском обучении, землянин готовился увидеть скорее седовласого старца и невольно смутившись, поклонился, стараясь скрыть удивление — однако по улыбкам стоящих вокруг понял, что скрывать что-либо бесполезно.

— Твоё сиятельство, я не ожидал, что ты так молод. — Элан внезапно почувствовал горячую злость, которая уже не раз помогала ему — хотя и вызывала удивление. Кто они такие, эти эльфы, что могут хихикать над простым человеком?

— По этикету к светочу древа следует обращаться…

— По вашему этикету к хранителю следует обращаться на языке стрел, не так ли? — Элан, не глядя на величественного церемониймейстера — вот уж кто вполне соответствовал роли короля! Шагнул ближе к трону, рассматривая молодого эльфа.

— Похоже, молодой человек говорит правду. Мы никогда не общались с осколками триединого, и теперь способ вести переговоры принадлежит ему. — Улаьайн легко поднялся и в два шага оказался рядом.

— Я приветствую хранителя фиолетового предела на земле народа аллорнов и надеюсь, что он простит досадную ошибку сторожевого леса — так же, как и ροζοτμ`εχη ζαρι. Ведь среди перворожденных есть те, кто носит на теле отметины его граней.

Голос у правителя оказался под стать возрасту — молодой, полный сил, как у человека, но мелодичный и певучий, как у эльфа — казалось, что он не говорит, а поёт.

— Чем может помочь мой народ хранителю?

Элан пожал плечами.

— Я появился в этом мире недавно, однако уже успел поссориться с моими собственными священнослужителями. Похоже, их намерения не совпадают не только с интересами народов, населяющих этот мир, но даже с задумками тех, чьим именем они заманивают людей в храмы. Теперь я ищу дракона — и мой путь лежит на змеиный континент. Это вы мне скажите, чем народ аллорнов может помочь мне в моих поисках?

— Мы рассмотрим просьбу хранителя. — Улаьайн пожал плечами. — Боюсь только, что мы — затворники, никто из нас не покидал лесов, и вряд ли мы сможем чем-то быть полезными путешественнику. А пока: будьте гостем моего народа — отдохните, наберитесь сил перед дальней дорогой. Уверен, что совет магов наверняка захочет задать вам тысячу вопросов — не утомите их своими ответами.

— Интересно. — Меч хмыкнул, — обещание, вежливая отговорка и совет быть настороже в одной фразе — и это в присутствии свидетелей. Не всё так гладко в датском королевстве, как говорил приятель одного из моих хранителей…

— Ты был знаком с Шекспиром?!

— Не сейчас, Элан. Посмотри направо… Незаметно.

Хранитель как можно небрежнее обернулся — и увидел небольшую группу эльфов, одетых более строго, чем остальные — их одеяния, тёмно-зелёных оттенков, полностью закрывали тела, да и длинные капюшоны были скинуты на плечи скорее по традиции, чем как дань уважения. Среди них не было ни молодых эльфов, ни эльфиек: только крепкие, сильные воины, уже всласть пожившие, но ещё полные сил — и их глаза, огромные, как у всех эльфов, были устремлены прямо в лицо Элану. Это было так непохоже на остальных эльфов, что Хранитель невольно задержал свой взгляд на лице одного из них — высокого, статного аллорна с резным посохом в правой руке, стоящего посреди необычной группы. Человек тут же ощутил давление; словно кто-то пытался пробиться в самые сокровенные глубины его души, узнать его — и подчинить своей воле. Элан закрыл глаза — однако неожиданное, но мощное воздействие только усилилось. Ураган чужого разума взламывал природную защиту хранителя, ломая наспех создаваемые рубежи обороны. Ещё пару недель назад у Элана не было бы никаких шансов — однако он изменился; и это касалось не только тела. Усилием воли сдерживая неожиданную атаку, он обратился к магии предела — и мощь невероятной силы хлынула в него, мешая чужие расчёты. Усмехнувшись краем губ, хранитель восстановил равновесие, затем принялся теснить чужую волю, загоняя её в глубины сознания — и устремился следом. Но ему противостояли профессионалы. Быстро и эффективно группа магов организовала защитный купол, который и был рассчитан на магию предела. Он если не остановил, то задержал контратаку Элана, давая время на вздох. Хранитель открыл глаза и огляделся. Эльфы вокруг его стояли неподвижно, почти белые, словно выточенные из дорогого мрамора с лёгкими зеленоватыми прожилками — и все глаза были устремлены на него. Теперь никто из них не прятал взгляд — и в них не было вражды. Элан вздохнул, и спокойно пройдя сквозь магическую защиту — нет такой защиты, которая могла бы выдержать присутствие rozotm`ech zari — и протянул руку пожилому эльфу.

— Надеюсь, это было всего лишь испытание?

— Только достойный может быть нашим гостем, и тем более — другом — ответил тот, накидывая капюшон. — Нам кажется, что вы не обманете доверие народа аллорнов.

Элан пожал плечами.

— Чтобы злоупотребить чужим доверием, его нужно как минимум иметь. Сейчас я для вас скорее противник, с которым приходится мириться.

Возможно, ему это показалось, и в глазах молодого Улаьайна промелькнула искра стыда?

— Я устал с дороги, и хочу отдохнуть. Потом я надеюсь что светоч древа удостоит меня приватной аудиенции. — Элан повернулся и, нарочито грузно ступая, направился к выходу из зала. Интересно, показалось ему или нет — но за этой довольно опасной атакой скрывалась мольба о помощи? Та, о которой нельзя сказать — однако которую легко увидеть в во время поединка сознаний? Или хотя бы — почувствовать…

Апартаменты, в которых его поселили, была неплохим аналогом людских гостиниц — на эльфийский лад, конечно. Несколько комнат, с толстым ковром пахучих трав вместо пола, бурлящий пузырями тёплый ручей, стекающий по нескольким бассейнам — причём если в первом можно было умыться, в последнем легко можно было поплавать…Свитая из лиан огромная постель, мягкая и нежно обнимающая кожу — и несколько небольших птиц у потолка поглядывающих на человека бусинками — глазками и выводящих затейливые мелодии…

— Повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн!

Элан, только умывшийся и выбиравший из корзины с фруктами, росшей прямо на столе, что-нибудь, похожее на земные деликатесы, едва не подавился, забрызгав соком недавно купленную рубашку.

— Аккуратней! — Насмешливый голос, молодой и звонкий — и крепкая рука, бьющая по спине.

— Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду сидеть за одним столом с грозой всех аллорнов, да ещё помогать ему, когда он подавится соком манильи — никогда бы не поверил. — Улаьайн сидел рядом с Эланом, и в глазах его прыгали бесенята. Но, в отличие от вчерашнего приёма, это было не обидно — а даже приятно. Словно его приняли в свой круг…

— Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду есть фрукты рядом с королём эльфов, я бы точно не поверил. Ещё бы высмеял собеседника за беспочвенные фантазии.

— Эльфов? Когда-то нас называли и так, только очень давно. А насчёт короля… Я стану королём, если поведу свой народ в военный поход. Пока я просто — светоч листвы.

Элан вздохнул.

— Как у вас всё сложно. И как ты стал королём, пардон, светочем в столь юном возрасте?

— Меня выбрали.

Хранитель снова едва не подавился очередным плодом, похожим на земную грушу, но лилового цвета.

— Заканчивай свой завтрак, а я немного просвещу тебя насчёт политического устройства нашего общества, иначе ты скоро весь с головы до ног будешь в соке — а он не отстирывается.

Улаьайн рассеянно щелкнул пальцами, отчего рубашка Элана вновь стала девственно чистой и, подхватив со стола почти натуральную виноградную гроздь, принялся рассказывать, неторопливо закидывая ягоды в рот:

— Народ аллорнов живёт долго, очень долго. Практически, если бы не сражения и колдовство, мы могли бы жить вечно. И наши пути зачастую непонятны обычным людям, меряющим свои жизни не веками и не тысячелетиями — годами. Это не похвальба, это суровая правда. Однако сейчас и здесь ты — больше, чем просто человек. Возможно, ты сможешь что-то понять…

Молодой эльф нахмурился, словно вспомнив о чём-то неприятном.

— Управлять целым народом, если, конечно, это твой народ, и ты принимаешь интересы любого близко к сердцу — это не удовольствие, а тяжкий долг, и только молодые, незачерствевшие сердца, полные юношеского задора и пыла, способны вести народ аллорнов по пути прогресса. Так, кажется, написано в древних уложениях. Но это лишь часть истины. Любой, чья кровь уже остыла, становится эгоистом, он живёт для себя, и интересы народа ему важны, лишь пока они служат его собственным целям. Вот почему нашу молодёжь держат в изоляции, не давая ей столкнуться с той стороной жизни, что заставляет сердца черстветь. Вот почему любой правитель, почувствовавший, что он думает о себе более, чем о других, добровольно покидает свой пост, уступая место более молодому.

Элан хмыкнул:

— Так и добровольно?

Улаьайн улыбнулся… Немного задумчиво и печально.

— Сейчас — почти всегда — да. А раньше… Есть два пути, которые предлагаются правителю, обманувшему доверие народа: первый — он сам делает себе айкардо, это смерть, медленная и мучительная, второй — ему помогают — и тогда мучения растягиваются на месяцы. У нас были случаи, когда правители, в ужасе от содеянного, сами выбирали путь мучений — что бы болью хоть немного загладить вину перед народом аллорнов.

— И что такого они совершили?

— Нарушили гармонию жизни своего народа. Это самое страшное обвинение, которое можно предъявить правителю. Или — не смогли её восстановить, но продолжали править…

Элан усмехнулся.

— У нас на земле под это определение подходит почти любой правитель. Вся страна в разрухе, кругом — нищета и хаос, а он продолжает набивать карманы, громогласно заявляя с трибуны: «У нас всё в порядке, всё отлично, не волнуйтесь…»

— Алтыньё, чёрный правитель. Были на земле аллорнов и такие — и всегда это оборачивалось бедствием для народа.

— А мог правитель нарушить гармонию одного уклада жизни, чтобы сделать другой, более совершенный?

Улаьайн кивнул:

— На первых порах такое случалось. Когда правители еще не имели должного образования, ни возможностей создать именно гармоничный переход, не вызывающий тёмные чувства среди аллорнов. Потому что пробудить тьму легко, а загнать её обратно очень сложно… И лучшие из лучших начинают терять представление о ценностях жизни — и смерти, и рушится естественный уклад, и прав становится не тот, кто мудрее, а тот, кто сильнее…

Забывшись, Улаьайн заговорил тонко и мелодично, словно пел песню под одному ему слышную мелодию. Элан затаил дыхание, вслушиваясь в непривычные гармонии, но молодой эльф, опомнившись, сконфуженно замолчал, словно ненароком совершил что-то недозволенное.

— Хотя и эти правители, совершив задуманное обычно шли путём айкардо. Если, конечно, они действительно думали не о себе.

— Так что же, у вас никто из правителей не может просто уступить своё место более молодому?

Улаьайн улыбнулся.

— Почему же, ты как раз знаком с теми, кто смог пронести бремя власти достойно и до конца. Хотя ваша встреча была не слишком тёплой. Помнишь ребят в плащах?

— Так это…

— Круг опекающих, князи народа аллорнов. Все сплошь маги. Обычно любой правитель, приобретя бесценный опыт управления государством, не исчезает насовсем — он воспитывает будущих правителей, передавая им свои знания и опыт, а так же следит за действиями нынешнего светоча древа.

— Получается, ты без их ведома и чихнуть не можешь?

— Вовсе нет. Обычно они не вмешиваются, предоставляя мне на практике узнавать все те истины, которые в меня вдалбливали. Лишь если ошибка может поколебать гармонию жизни, они дают совет. Но это дело светоча — прислушаться к нему или нет. В конце концов, именно он отвечает за народ аллорнов.

— И что, не бывает так, что совет вмешивается?

Улаьайн помолчал.

— Почему же, бывает. Если возникает угроза народу аллорнов, а правитель не предпринимает должных мер, член круга опекающих имеет право заявить о нарушении долга. После чего тот, кто оказывается неправ, совершает айкардо.

Элан поморщился.

— У вас кругом мучительная смерть!

— Жизнь целого народа — тяжкая ноша. Смерть одного — слишком ничтожное искупление. Любой правитель должен перестать думать о себе, если он хочет блага своему народу.

— И много желающих стать правителем? Мне бы не захотелось жить на острие клинка!

Молодой эльф грустно улыбнулся:

— Думаешь, мне хотелось? Просто Великая мать нашла у меня необходимую чистоту крови, а совет опекающих — организационные, магические и прочие способности, необходимые для того, что бы стать правителем. После чего моя жизнь на сотню лет превратилась в сплошной экзамен…

— А отказаться нельзя было? И кто такая — Великая мать?

— Отдать жизнь за свой народ — это великая честь, от неё не отказываются. А та, о ком ты спрашивал… Она уже ждёт тебя. Если ты кончил завтракать — пойдём, покажу дорогу.

Элан с некоторым удивлением обнаружил, что чаша с фруктами на столе пуста.

— Кажется, я заболтался. Теперь живот прохватит.

Улаьайн откинул голову — и рассмеялся, заглушив даже пенье птиц.

— Не бойся, ничего с тобой не будет. Это манилья — фрукты наших деревьев, которые те специально выращивают, что бы полностью удовлетворить все потребности эльфов. Конечно, обычно достаточно одного — двух плодов. Но тебе нужно было восстановить силы, да и избавиться от чувства голода в путешествии на пару недель — не самое плохое начало, ты не находишь?

Светоч древа неторопливо вёл хранителя сквозь переплетения коридоров, напоминающих кружево швеи своими бесконечными зигзагами и разветвлениями. Наконец он остановился у небольшой неприметной двери, открыл её — и в ноздри Элана ударил аромат роз…

На! Оскаленные лица, свист кроваво отсвечивающих клинков со всех сторон — сзади, с боков, спереди. Под её ударом чья-то голова раскалывается, как спелый арбуз, и ошмётки чьих-то мозгов и крови летят во все стороны, мешая оценивать обстановку. Это был не торжественный бой турнира, когда противники сходятся, предварительно обговорив условия, под торжественный грохот труб, что бы продемонстрировать своё умение… Это был удар из-за угла, когда нападают подло, исподтишка, стремясь уничтожить побыстрей и попроще…

— Получи! Драконесса перехватила свой клинок обратным хватом и принялась полосовать прямо перед собой, в горячке боя не разбирая, кто перед ней — свои или враги. Пришлось нарастить мышцы на руках и дополнительную чешую на теле, но всё равно было жарко…Жарко и мокро. Десятки клинков бестолково лезли к её телу, чтобы ткнувшись, отпрянуть, недоумевая, застыть растерянными щенками, ожидающими игры, и получившими отпор — а потом упасть на землю, застывая уже навсегда. Нет, это был не бой. Эта короткая схватка и не задумывалась, как нечто честное и незаурядное — обычная засада в укромном леске, побоище, когда трое на одного, вдобавок подготовленные и хорошо вооружённые — на безоружных. Однако, как часто бывает в жизни, приманка стала охотником, жертва — жрецом и теперь последние из нападавших падали, сжимая бесполезные, обрубленные клинки — и недоумение билось в их стекленеющих глазах…

Грея опомнилась и остановилась. Небольшой лесок, в который завела их дорога, оказался буквально завален трупами — своими и чужими. Впрочем, своих было мало. Зная цену ярости в глазах драконессы, они благоразумно нырнули назад, защищая её спину — и спасаясь от всесокрушающего гнева. Пострадали лишь те, на кого обрушились клинки разбойников в самом начале схватки. И среди них…

— Ракх-инти! Ты мне нужен! Не смей умирать! — Несколько молодых раконцев, с безнадёжным видом пытающихся перетянуть огромные раны на теле жреца, отпрянули в сторону от подлетевшей драконессы. Та, моментально разорвав острыми когтями тряпки и остатки одежды, обнажила раны, от которых человек умер бы мгновенно — а раконец умирал за несколько минут, вскрыла себе вену и принялась лить свою кровь прямо во внутренности Ракх-инти. Тело жреца выгнуло судорогой, он что-то нечленораздельно закричал — и кровь дракона вспыхнула. Яркое бездымное пламя поднялось над уже начавшим остывать телом. Грея несколько секунд с умиротворённым видом вслушивалась в полный страдания крик несчастного (оставшиеся в живых раконцы, глядя на благостное выражение морды драконессы, попятились к деревьям), наконец, решив, что лечебную процедуру можно закончить, она наклонилась к горящим ранам — и выдохнула. Огонь, смешавшись с огнём, вспыхнул — и исчез, оставив вместо себя здоровую кожу с тонкими полосками шрамов.

— Что…Что это было? — Ракх-инти пытался приподняться, с ужасом глядя на собственное тело.

— Я так понимаю, засада. — Грея небрежным тычком вернула раконца в прежнее положение, одновременно несколькими энергичными жестами дав понять остальным, что ей нужны носилки. — Скорее всего, кто-то догадался, что твой клан стоит за смутой в стране.

Старый жрец рассмеялся, тут же закашлявшись.

— Если бы кто-то из правящей партии хотя бы заподозрил, что происходит — засада была бы иной. А так — он небрежно махнул рукой. — Просто подстраховка, устранение недовольных. Но я о другом. Что ты сделала со мной? Разве драконы умеют лечить? Никогда о таком не слышал!

— А ты согласился бы на лечение, если бы знал, что тебе предстоит? — Грея почти мурлыкала.

— Нет! — Содрогнувшись, ответил Ракх-инти. — Никогда! Даже ради спасения собственной жизни! Вновь пройти через такую боль…

— Ну вот поэтому никто и не знает о драконьих методах лечения… Разве что в сказах, и то весьма приближённо. Ты слышал о живом и мёртвом огне?

— Огне? О воде…

Грея фыркнула.

— Дилетанты. Даже сказку сочинить толком не могут! Кровь дракона — это живой огонь, он течёт в жилах бессмертного существа и сам по себе несёт жизнь. Однако, стоит крови оказаться вне дракона — и через несколько мгновений она начинает умирать, уничтожая всё вокруг. По разрушению ничто не может сравниться с ней — кроме дыхания дракона. Вылетая из пасти, огненное дыхание, изначальное мёртвое, прошедшее через огненную глотку, встречает живое — и обретает жизнь на краткий миг горения пламени. И только дракон может соединить несоединимое, дав огню силы созидать, а не разрушать…

— Но всё-таки, великая… Почему ты меня спасала?

Драконесса улыбнулась.

— Потому что пора смещать ваш верховный клан, а заодно немного подкорректировать вашу демократическую систему управления. Уж больно она уязвима. И ты, как представитель древней династии, мне идеально подходишь.

Ракх-инти подавился вздохом, с испугом уставившись на Грею. Как она узнала?

Аромат роз витал в воздухе, заполняя терпким ароматом пространство небольшого зала. Элан осторожно прошёл вперёд, не обратив внимания, что Улаьайн остался на пороге и прикрыл дверь, словно опасаясь лишний раз потревожить ту, кого чтил больше всего. Под ногами что-то похрустывало, хранитель, сделав несколько шагов, остановился, чтобы оглядеться. В зале не было окон, и стены были оплетены чем-то более плотным чем листва. Единственный источник света — небольшие щели под потолком создавали в комнате сумрак, словно у обитателя этого зала болели глаза.

— Осмотрись, это интересно — буркнул меч, старавшийся во время пребывания у эльфов говорить поменьше. Конечно, разговоры меча и хранителя — дело интимное, однако кто их знает, этих ушастых?

В зале словно посветлело. Элан принялся оглядываться по сторонам, изучая убранство помещения. Вначале он решил, что потолок стены и пол покрывают корни, но теперь, присмотревшись, понял — это волосы. Всё было задрапировано волосами — живыми, струящимися, того бронзово — каштанового оттенка, который заставляет мужчин восхищаться, а парфюмерные фабрики тратить кучи денег, пытаясь искусственно создать то, что доступно лишь природе… Косы, косички, ковры из волос, просто свободно лежащие пряди — всё это образовывало какую-то сложную и совершенную картину, игру света и тени, дополняемую лишь бутонами распустившихся роз. Они росли здесь повсюду — на полу на стенах, на потолке, непостижимым образом проходя сквозь пряди — или вырастая из них? Чем дольше вглядывался Элан в игру каштановых оттенков, тем больше ему казалось, что здесь скрыта некая истина — но стоило ему вглядеться, и всё ускользало, скрывалось под водопадом волос. Элан осторожно тронул одну прядь — та легко отошла в сторону, однако тут же вернулась на место.

— Оставьте попытки, юноша, и подойдите ко мне. Всё равно понять, что скрывается под моим рисунком, вы сможете, прожив никак не менее трёхсот лет.

В центре зала шевельнулась фигура — и хранитель заметил женщину, скрытую под копной сложной причёски. Бронзовые руки легко откинули назад гриву волос, теперь отсвечивающих медью — и перед Эланом показалась эльфийка. Глядя на статную, крепкую фигуру, он понял, почему аллорны называют её Великой матерью. До сих пор все увиденные им женщины эльфов были похожи на подростков — худенькие, гибкие, грациозные, они оставались юными и в пятьсот, и в тысячу лет. Сейчас же перед ним стояла настоящая женщина — глядя на её налитое тело Элан вспомнил землю и подумал, что Рубенс отдал бы за такую натурщицу все свои картины, вместе взятые…

— Ты — гость народа аллорнов — волосы свободно спадали вдоль плеч, создавая видимость платья, однако рука, показавшаяся из-под них, была обнажённой. — Однако я пока ещё не решила, как относиться к тебе.

Чужая рука легко пробежала вдоль лица хранителя, словно изучая его — и Элан понял, что Великая мать слепа. Растерянный, он замер — а потом поймал гибкую кисть и слегка пожал.

— Не нужно сочувствий, юноша. Когда-то давно, когда враги ослепили юную девушку, боль утраты была огромной — но я сумела справиться с ней ещё тогда — и жестоко отомстить своим врагам. А сейчас эта история всего лишь легенда, одна из тех сказок, которыми матери пугают непослушных малышей, когда те не хотят ложиться спать.

— Как… как твоё имя?

— Имя? Мой народ давно уже не зовёт меня иначе, чем Матерью; но когда-то… Можешь звать меня Илиль.

— Почему они так поступают с тобой?

— Поступают? Я вольна в своей жизни, в своих поступках и решениях. Когда-то давно я приняла на себя долг… Пообещав заботиться о народе аллорнов. Мне нашлось место — и дело.

— Дело?

— Я забочусь о своём народе. Мне ведомы все линии крови, я слежу за их частотой. С годами это всё легче — нас осталось так мало…

Илиль откинула голову — волосы заструились переливающимся водопадом — и заговорила на певучем, звонком и совершенно незнакомом Элану языке. Меч в спине хранителя беспокойно заерзал и посоветовал:

— Молча поклонись и уходи… Кажется, у нас проблемы.

Едва выйдя за дверь, Элан выпалил:

— Почему я её не понял? Ты же обучил меня языкам?

Меч ответил рассеянно, погружённый в свои думы:

— Язык, который ты услышал, считался древним ещё в те времена, когда меня только начали ковать… То, что я его знаю — просто невероятная удача. Или случай — тот самый, который заставляет поверить в то, что есть высшие силы, даже представителей этих самых сил. Ладно, сейчас иди направо и вниз, там есть тренировочная площадка — я слышал разговоры в тронном зале, мол, ты неповоротливый гном и без меча ни на что не способен. Покажи им там что-нибудь, а я пока подумаю…

— Нет уж, говори прямо — что у нас случилось?

— У нас — ничего… У эльфов. Они начали необъяснимо умирать, причём в основном после контакта с людьми. Хотя умирают и не имевшие с миром людей ничего общего. Всё это настолько запутанно, что об этом не решаются говорить. Даже эльфийская королева решилась только обронить несколько слов на мёртвом языке…

— Королева?

— Когда-то — да. Впрочем, хватит отвлекаться — мы уже пришли.

Тренировочная площадка аллорнов была расположена на твёрдой земле, к немалому облегчению Элана. По сути дела, это была просто большая поляна в лесу — с ровной, хорошо утоптанной почвой, с несколькими манекенами для отработки ударов и увитой травами стойкой с оружием — преимущественно деревянным, хотя поблёскивало сложным стальным узором несколько странных клинков.

— Вы позволите размяться?

Хранитель дождался неуверенных, однако безукоризненно вежливых кивков и, подойдя к стойке, вытащил из спины кристальный пепел — тот, погружённый в свои думы, обошёлся без спецэффектов, только лёгкий холодок скользнул вдоль позвоночника; аккуратно положил его на стойку — и замер перед тренировочным вооружением.

— Повелитель, этот меч вам по руке. — Пожилой эльф, усмехаясь одними глазами, протягивал ему деревянный меч, вшешне очень похожий на только что оставленный. Элан взял его в руку — тот лёг удобно, почти так же, как и кристальный пепел. Ну и глазомер у этих эльфов! Покрутил, изучая повадки — и аккуратно положил обратно.

— Благодарю, упражнений с мечом мне хватает. Если позволите, я возьму шест. — Хранитель подхватил длинную, упругую палку и, выйдя на середину площадки, закрыл глаза и сосредоточился. Когда-то дома он любил позаниматься с подобными игрушками — вот только все его прежние упражнения слишком примитивны для нового тела. Он аккуратно положил его на горизонт, крутанул вокруг себя, чувствуя, как вскрикнул разрываемый концами шеста воздух — и замер, перехватив его сразу в двух местах — пропустив за спиной, с нижним и верхним хватом. Раньше для этого приходилось изгибать руки, в гномьем же теле это получилось более естественно. Вот только раздражала лёгкость оружия, его невесомость.

— Уважаемый! А можно такой же — но покороче и потолще, а лучше — металлический?

Пожилой эльф удивлённо поднял брови, однако ничего не сказал, лишь что-то прикинул про себя — и отправил куда-то подручного, обнадёживающе кивнув Элану.

Тот вновь прикрыл глаза.

— Ну хорошо. Что там делал с разными предметами его любимец — Джеки Чан? Боже, как давно это было. Словно в другой жизни… Ритмические рисунки новых приёмов изучались, отбраковывались, переделывались…

— Владыка! — В молодом голосе едва проскальзывали нотки злой иронии. — Ваш заказ принесли. Может, теперь Вы разомнетесь и покажете нам, как нужно обращаться с шестом? А то стали столбом, бормочите что-то…

Элан приоткрыл глаза. Похоже, придётся преподать молодым нахалам урок — вон, ухмыляются исподтишка. Новый шест оказался деревянным, длинной в рост хранителя, но значительно толще — гладкий, он приятно наполнял руку хранителя, а в разрезаемом им воздухе появились басовитые нотки. Крутанув пару раз в воздухе свою дубинку, он с удовольствием понял, что созданный им рисунок боя вполне подходит именно для такого оружия — и жестом пригласил давешнего эльфа в круг, перед собой.

— И прихвати пару-тройку друзей. Нечего им со стороны глядеть. Пусть учатся на конкретном примере.

Тройка эльфов тут же оторвалась от стены и подскочила к приятелю. В их руках Элан с удивлением разглядел не тренировочное, а вполне боевое оружие. — Решили напугать? Или настолько уверенны в себе? Впрочем, от тонких рапир в драке мало проку против деревянной, но мощной дубины. Он ухмыльнулся себе под нос, с удивлением заметив похожую ухмылку на лице пожилого тренера — на этот раз он явно был с ним солидарен.

Резкий выпад вперёд, в сторону самого ретивого — тот опешил, отскочил, извернувшись вьюном, шест пошёл на широкий мах по кругу, грозный, но медлительный. Эльфы, переглянувшись, кинулись вперёд всей кучей, торопясь подловить момент, когда, дубина уйдёт назад, став практически безопасной; однако шест, словно живой, прильнул на секунду к талии хранителя, что бы хищным жалом показаться с другой стороны, воздух пружинил, мешая развить максимальную скорость, однако хватило и этого — большой мах дал необходимое ускорение, превратившееся в небольшой, но жёсткий выпад. Лезвия рапир взвизгнули, извиваясь и пружиня, одна, несмотря на то, что все были явно зачарованны, не выдержала прямого удара и переломилась, падая бессильными обломками; а шест уже вращался над головами торопливо упавших аллорнов. Элан скорчил саму страшную рожу, желая пошутить, однако взглянул в сторону оружейной стойки — и замер. Один из эльфов помоложе явно тянулся к рукояти его меча…

— Стой, бестолочь ушастая! — Хранитель рванулся вперёд, страстно мечтая научиться летать, он бежал что есть мочи, не замечая, как время послушно застыло, но тем не менее — не успевая… Тонкие пальцы сомкнулись на рукояти с головой дракона — и мощный разряд потряс поляну, приподняв несчастного над землёй — и тут на его теле сомкнулись руки хранителя. Разряд всё шёл и шёл, и было ужасно больно и тяжело, однако так важно — принять всё в себя, не разрешая рукам разомкнуться — и позволить хрупкому телу коснуться земли.

Боль скручивала всё тело, казалось, что сила, восставшая против своего хранителя, уничтожит его — однако крепкие пальцы смогли разжать ладонь мальчишки — и меч, узнав привычную руку, успокоился. Элан выпустил тяжело упавшее тело эльфа и неловко принялся убирать окаянную железку на место. Тело было чужим и непослушным, однако стоило мечу скользнуть вдоль позвоночника — туман отступил, и стала понятна звенящая тишина вокруг: все эльфы на поляне стояли, опустившись на одно колено — и в глазах их не осталось злой иронии…

— На кой хрен ты полез? — Кристальный пепел никак не мог успокоиться, пока Элан, с трудом приходя в себя после пережитого, поднимался наверх, в отведённые ему комнаты. — Почти всегда кто-нибудь пытается стать таким образом хранителем — и горстка пепла наглядно объясняет остальным, что это — пустые мечты.

— Он не хотел ничего такого — просто ему было любопытно. Они ведь дети, взрослые дети, и не нужно наказывать их так строго.

— Смерть — не самое худшее ни наказаний, по-моему, ты это уже знаешь. Изучил на своей шкуре… Той, что у тебя была раньше.

— Шуточки у тебя… казарменные.

— Что поделаешь, оружие должно общаться с воинами… А не задохликами вроде тебя. Ну зачем, скажи, ты полез? Был бы очень наглядный урок.

— Ты — меч, и поступил, как должно. А я — хранитель, и выполнил то, для чего призван. Сохранил жизнь человека. Вернее, эльфа. Так что забыли и давай проясним: — Что там с чумой у эльфов?

Меч хмыкнул:

— Ну ты скажешь… Здоровы они, здоровы! Конечно, я предназначен для людей и строение тел эльфов мне непонятно, однако исходя из того, что я чувствую…

— Иными словами, пока ты ничего не узнал? Потому что не можешь просканировать их — так, как, к примеру, меня?

Меч хмуро помолчал.

— Когда я дал разряд в сторону того недотёпы, я вроде, что-то почувствовал… Но нужен более тесный контакт…

— Например, как при принесении присяги?

Меч оживился.

— Это бы подошло идеально. Тут нужен юный эльф, желательно с магическими задатками, однако недостаточно опытный, чтобы суметь закрыться во время обряда. Однако насколько я понял, такая попытка и может спровоцировать смерть…

— Значит, он должен быть достаточно ответственным, для того, чтобы рискнуть.

— По моему, у нас одна кандидатура?

— Но это несправедливо! Он мне нравится! Он мог бы стать моим другом!

— Наверняка станет — если выживет. К тому же — это судьба! Посмотри!

За столом в комнате Элана сидел Улаьайн, задумчиво похрустывая яблоком.

— Я пришёл выразить тебе благодарность от имени народа аллорнов! Как светоч листвы я… Что ты делаешь?

Элан плотно прикрыл за собой дверь и, выйдя на середину комнаты, спросил:

— А я, как хранитель фиолетового предела спрашиваю тебя, повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн — готов ли ты лично принести мне присягу? Сейчас и здесь? Не от имени всего народа — от себя самого?

Улаьайн побледнел, став почти белым.

— Ты не понимаешь…

— Я многого не понимаю, однако я хранитель — и никогда бы не стал без причины рисковать жизнь никого из вас. Ты мне веришь?

Молодой эльф с трудом облизал пересохшие губы.

— После того, что видел… Да, я верю тебе!

— Тогда скажи — хотел бы ты стать моим соратником? Скажи — не задумываясь и не вспоминая о последствиях?

— Да!

Элан наклонил голову — и Кристальный пепел скользнул в его ладони, весь в облачках фиолетовых молний.

— Тогда обнажи клинок!

Улаьайн, торопливо вытащил небольшой церемониальный палаш, и, опустившись на одно колено, поднял его плашмя над головой. Глаза его были закрыты — и по щекам текли слёзы. Кристальный пепел бережно лёг на подставленное лезвие — и фиолетовое сияние облаком сверкающего тумана окутало фигуру коленопреклонённого эльфа, скрывая его от посторонних глаз. Кокон тишины плотно запечатал комнату, скрывая происходящее от любопытных глаз — и ушей. А на травяном полу корчился от боли, но никак не мог прервать контакт молодой эльф — по меркам бессмертных, совсем ещё мальчик. Чуждая ему энергия бесцеремонно шарила по закоулкам его тела — деловито и спокойно, изучая, исследуя, пробуя что-то своё…

— Эй! Ты как?

Улаьайн открыл глаза. Он лежал на полу, а непонятный хранитель, умеющий быть бесконечно добрым и жестоким одновременно, держал его голову, с тревогой вглядываясь в затуманенные зрачки.

— Вроде нормально… Что со мной? Я жив?

— Вполне. И к тому же — теперь здоров. Окончательно и бесповоротно. Вот из-за таких самоотверженных оболтусов и рушатся тщательно выверенные, рассчитанные планы.

— Это…

— Это фиолетовый хранитель предела, Кристальный пепел. Я нашёл причину ваших смертей. Не знаю, кто это задумал и провернул, однако задумка действительно блестящая…

— Вы сможете создать лекарство для моего народа?

— Лекарство? Может, сначала сиятельный как-вас-там, вы послушаете старших? Я вас не на одну тысячу лет старше!

Улаьайн мгновенно замолчал, а меч, поглядывая на притихших юношей, начал:

— Аллорны — дети природы, они к корням мира, к основам природы ближе, чем любая из рас, населяющих миры, за которые я в ответе. Нет такой болезни, которую они не смогли бы распознать и победить, потому-то они и живут так долго… Тот, кто решил действовать против народа аллорнов, не хотел уничтожать всех — он собирался целенаправленно извести лишь тех, кто слишком чист и не способен на компромисс, предательство и тому подобные «цивилизованные вещи». Не знаю, как ему это удалось — наверняка собирался большой круг магов — но в голове эльфов был поставлен небольшой психоблок. Это очень хитро, ведь постороннюю магию вы наверняка почувствовали бы, а так… Наверняка чужая психика для вас под запретом, это личное дело каждого. Автор идеи был уверен, что запустил механизм эволюции — слишком чистые вымрут, а оставшиеся по своим моральным качествам подойдут для любого, даже самого грязного дела. Многие правители делают со своими народами тоже самое без всякого вмешательства в психику — чисто внешними факторами. С вами пришлось играть потоньше, однако вот в чём загвоздка: не оказалось среди аллорнов таких! В попытке спастись вы забились в глубь своих лесов, отгородились от всего внешнего и чужого, однако механизм уже был запущен — ещё пара столетий — и народ аллорнов погиб бы полностью… Хотя, возможно, их устраивал и такой конец…

— Так что, собственно, в нас изменили? — Улаьайн почти кричал.

— Всего лишь сместили чувство вины, смешав её с синусоидальными наклонностями. Ещё один небольшой перекос в чувстве равновесия, не позволяет вам отгораживаться от окружающего — и вы при виде несправедливости должны постоянно испытывать чувство вины, тревоги, и как следствие…

— Они все умерли не от болезни. Yiaza — отложенная смерть. Иногда, если аллорн не может жить, он накладывает на себя такую — чтобы успеть закончить все свои дела и уйти в мир иной, никого не потревожив.

— Всё верно, малыш, всё верно. Вы всегда отличались излишней чистотой — и кто-то ловко сыграл на этом, превратив вашу силу в вашу слабость.

— Но кто?

Тут Элан встал и решительно взял кристальный пепел со стола, привычным жестом отправив его в спину.

— Кто автор — это уже неважно, он давно умер. А вот кто заказчик… Кто, по твоему, может собрать большой круг магов — внутренний, состоящий из магов высшего посвящения — не менее десяти человек, и внешний — из магов не намного им уступающих — около ста? Кто набрал такую силу в вашем мире?

— Служители триединого. — Молодой эльф бездумно сидел за столом, уставившись в одну точку. — Они прижали всех магов, не позволяя практиковать никому, кроме принадлежащих к их сословию. Есть ещё, конечно, стархи и ртило — однако они далеко и давно забыли о народе аллорнов, если вообще знали о нём. Зачем? Мы же признали их власть, склонившись перед ними?

— Своим существованием вы были постоянным упрёком тем, кто под маской благочестия скрывал тайные замыслы. По сути — это попытка святошей избавиться от комплекса вины. — Элан пожал плечами — Впрочем, не в этом дело. Что нам делать теперь?

— Рассказать обо всём!

— Хочешь увидеть массовуюYiaza? Или ты думаешь, обман такого масштаба не вызовет в сердцах аллорнов, привыкших за эти века брать на себя вину за всю человеческую подлость и низость, чувства ужаса — и сострадания?

— Но… А как вы излечили меня?

В момент принесения присяги ты раскрылся — и кристальный пепел смог обследовать тебя, твоё тело и душу. Обследовать — и излечить. Теперь, когда мы знаем причину, будет проще — однако как заставить твоих родственников сделать то же?

Вечер. Солнечный свет, отражаясь в кронах деревьев, непостижимым образом преломляется в листьях, играя в прожилках их граней, что бы осветить чертоги Великой матери. Закат зеленеет вдоль стен, отсвечивая изумрудом и пурпуром — однако лицо старшей рода остаётся неизменно спокойным. Глаза древнейшей из эльфов лишены возможности видеть краски мира — зато она видит глубже…

— Вы нашли решение? — Голос, глубокий и мелодичный, внезапно даёт трещину — усталость? Надежда?

— Мы — на пути к нему. И нам нужен совет… Необходимо собрать всех эльфов — и дать им возможность раскрыться, сбросить тяжесть забот… Это важно!

Лёгкая, почти незаметная улыбка.

— Ну, это просто. Праздник. Причём очень важный. Такой, что бы отвлёк каждого от его дела — и подарил надежду на чудо.

— Великая… — голос Улаьайна, до того спокойный, дал трещину. — Вы знаете, что решено было не проводить праздников с тех пор… Как аллорны стали уходить. Меня не поймут, если я отменю это решение.

— Почему же. — Небрежное, царственное пожатие плечами — и водопад каштановых волос, струящихся по телу. — Если повод будет достаточно весомым… Например, принятие в род…

— Но… Вы имеете в виду…

Илиль встала, подняв руки вверх — волны пошли по волосам, покрывающим комнату, затрепетали — и полный достоинства голос заполнил последний город народа аллорнов, и его услышали последние из представителей уходящей в небытие расы:

— Я, Великая народа аллорнов, последняя из рода скользящей ветви, бывшая некогда одной из Правящих, а ныне следящая за чистотой крови, утверждаю, что в пришедшем к нам есть примесь крови нашей расы и он достоин испытания принятия в род. Слово сказано!

Тишина, заполнившая Эльдаксил, была осязаемой, почти звенящей… Случилось невероятное, небывалое событие. Никто не знал, что последует за ним, но несколько фигур в капюшонах, с увитыми рунами посохами, вздохнув, принялись готовить всё необходимое…

— Нет, я не могу! Вот это женщина! Просто и гениально! После такого не то, что праздник — пир горой закатить можно! И никто не возразит и не откажется — не часто принимают в род хранителя предела! Ай, умница…

— Но я не эльф!

— По виду ты вообще гном, однако великая опускаться до лжи не будет — когда-то эльфы были весьма мобильными, и кто знает, может быть, где-нибудь в сотом колене у тебя и случился папаша с острыми ушками… Отсюда и неудовлетворённость, и нежелание жить, как все. Всё сходится! А если это и не так — после того, что ты над собой учудил, в твоей генетике всё равно никто не разберётся. Так что крепись — пока все будут готовиться к празднику, тебе придётся пройти парочку испытаний, выдержать которые может только настоящий эльф. Причём одному, без меня — на это ушастые не пойдут. Они прекрасно понимают, что моих умений хватит, что бы сделать эльфом древесную лягушку…

— Но если я не справлюсь? Какой из меня эльф?

— Ничего страшного — просто мы пойдём своей дорогой, а в этом мире одним народом станет меньше.

— Спасибо, успокоил. Что хоть меня ждёт?

— Когда знаешь всю подноготную, лучше стараешься. А ждёт — сам увидишь. Во всяком случае, твои воинские умения им без надобности. Иди — и помни о пределе.

Дверь в покои хранителя бесшумно отворилась и на пороге бесшумно возникли две высокие фигуры, одетые в церемониальные одежды. Элан, вздохнув, провёл рукой по сверкающи граням собственного меча, одиноко лежащего на столе — и решительно вышел из комнаты…

Небольшая поляна на опушке леса была обожжена, словно в неё ударила молния — несколько старых, мёртвых деревьев, проплешина гари… Скорее всего, так оно и было — или кто-то из проходящих около леса магов решил насолить длинноухим… Впрочем сейчас это было не важно.

— Один из побегов священного леса народа аллорнов был уничтожен. — Вышедший вперёд эльф был стар и мудр. — Это причиняет боль лесу — и нам. Если в тебе есть кровь аллорна, ты должен исправить зло, причинённое твоему народу. Пусть к вечеру на месте золы и грязи вырастет дерево — вот из этого семени.

«— Просто создай семечку подходящие условия и дай внутренний толчок. Дальше оно всё сделает само. Поверь, природа — великая сила, и её нужно лишь направлять. Давай, не отлынивай!»

Кто это сказал? Длинноухие — нет, вот они уходят, Легко покачиваясь на ходу — так, что бы не потревожить лишний раз ни одного листа, ни одной ветви… Ладно, будем считать — внутренний голос.

Элан аккуратно снял верхний, обожженный слой почвы, вынес его за пределы леса, набрал свежей, плодородной земли, уложил на освободившееся место, сверху положил семечко — и полил водой из заранее захваченной фляги. Ничего не произошло.

Так. Подходящие условия — созданы. Внутренний толчок… Элан привычно воззвал к силе предела — мощь хлынула в его тело, напитывая силой его руки, крепостью — ноги, делая голову ясной и свежей. Аккуратно он попытался поделать то же самое с семечком — однако наткнулся на слабую, еле ощутимую защиту. Словно сам лес пытался уберечь одного из своих детей от опасного эксперимента.

Возможно это не то, что требуется. Эльфы не знают столь мощной магии — однако наверняка проходят подобные испытания, даже те, у кого нет способностей к волшебству. Интересно… Что необходимо для роста? Земля, вода… Свет! Элан аккуратно окружил семечко теплом собственных рук — и направил внутренний, неповторимый свет своей души на маленький тёмный комочек. Несколько мгновений ничего не происходило, но потом из набухшего семечка показался маленький росток — и нырнул в землю. Семечко заколебалось, приподнялось над землёй — и вот уже пустая кожура летит вниз, а росток, пока ещё слабый, ползёт вверх — всё стремительней и быстрее, стремясь вширь и ввысь…

Красивое, хоть и незнакомое дерево росло, увеличиваясь в размерах, заполняя собой пустующее пространство опушки — так новый боец встаёт на открытое место в воинском строю, заменяя погибшего соратника. Лес зашумел, кроны заволновались — и почти сразу же успокоился. Странное чувство посетило хранителя. Вот он лежит на небольшой полянке, прикрыв глаза — и в то же время шагает вдоль рядов статных воинов, увешенных доспехами и нахмуривших брови — и эти ветераны, всматриваются в него, ещё зелёного новичка, и лица их светлеют. Пусть он не совсем такой, как они — однако он один из них, и теперь они будут сражаться вместе…

— Лес принял выращенное тобой дерево. Более того, он запомнил тебя — и уже не тронет, впуская в город аллорнов беспрепятственно. Ты выполнил первое задание.

Голос подошедшего эльфа был беспристрастен, однако глаза немного потеплели.

— Солнце садится — самое время для следующего испытания.

Элан растерялся.

— Я думал, мне дадут отдохнуть…

— Быть аллорном — значит, жить среди природы, а это не может утомлять. К тому же, покрывало ночи всегда подходит для тех, кто идёт тропой охоты… Посмотри направо, Владыка.

Элан повернул голову — из кустов на него смотрели горящие глаза волка. Привыкший к тому, что в лесах эльфов он в безопасности, хранитель торопливо собрался и зашарил руками вокруг в поисках подходящей ветки, но мягкий голос остановил его:

— Волноваться не нужно, это — друг.

Чёрный с проседью зверь, огромный, поджарый, вышел из подлеска, недоверчиво принюхиваясь к человеку. Он пах не так, как остальные жители леса, это тревожило вожака волков, вызванного неслышным зовом прямо из ярости и упоения вечернего гона.

— Посмотри ему в глаза.

Крохотные огоньки стали ближе, разгорелись, и вот уже оранжевое пламя светит ярко-ярко, затмевая собой всё вокруг. Зрачок, маленький и узкий — карий глаз хитрого, лукавого и умного зверя, вначале почти незаметный, стал расти — и вот он уже разрастается, закрывая собой весь мир…

Элан рванулся, пытаясь освободиться от непонятного наваждения, упал на руки — но это были лапы матёрого зверя! В ужасе, он пытался закричать — однако из раскрытой пасти вырвался только звериный вой!

— Теперь ты знаешь суть второго испытания. — Фигуры эльфов на краю поляны стали размытыми, увеличившись в размерах. Запахи леса щекотали ноздри, пробуждая странные желания.

— Мы не ограничиваем тебя во времени, однако ты должен сам вернуться в прежнее состояние. И помни — с каждым часом, проведённым в шкуре зверя, тебе всё более нереальным будет казаться мир людей.

Элан повернулся и помчался в лесную чащу, с удовольствием чувствуя, как сильные лапы несут его вперёд, всё быстрее и быстрее, а упругие ветви ласкают шкуру, касаясь её во время сумасшедшего бега.

— Лучше бы тогда я умер! — Ракх-инти со вздохом посмотрел на заваленный тяжёлыми фолиантами стол.

— Смелее! Самое худшее — позади. Ты уже смирился, сел за стол и открыл книгу. Осталось понять, что в ней написано — и научиться использовать.

— Но, великая! Зачем мне ЭТО!

— Ни один дракон никогда не поможет взойти на трон человеку, не готовому к предстоящей деятельности. Есть древняя клятва замещения большего зла меньшим — каждый дракон приносит его в день совершеннолетия. И этот случай стопроцентно под неё попадает. Всё зло от дилетантов, которые добираются до вершин власти, совершенно неприспособленные к управлению государством. К сожалению, почти всегда так и происходит. Просто способности, необходимые для того, что бы захватить власть, и что бы управлять своей страной — они разные, и редко совмещаются в одном и том же человеке. А если ещё нет и знаний… Знаешь, что вымощено благими намерениями?

— Я не хочу управлять государством! — Сделал последнюю попытку старый жрец, с ужасом глядя на стол, прогнувшийся под тяжестью двух десятков здоровенных книг.

— Никто, кроме озабоченных властью маньяков, не захочет добровольно взваливать на себя такую обузу. Ты внутренне уже смирился даже не с необходимостью править — с тем, что ты отдашь жизнь за свою страну, причём ещё в тот момент, когда обратился ко мне в первый раз — помнишь, на берегу? Так у тебя есть прекрасная возможность исполнить задуманное — посвяти остаток своих дней наведению порядка на Змеином архипелаге.

— Великая! — Довольный открывшимся выходом, Ракх-инти приободрился. — Я стар и немощен, и умру до того, как закончу читать хотя бы один из этих фолиантов. У меня есть внук, умный мальчик, наверняка мы сможем…

— Нет! — Грея убедительно стукнула кулаком по стене — та немедленно зазмеилась трещинами, покосилась — однако осталось стоять. — Я просканировала тебя — ты вполне чист, твёрд душой и подходишь почти на сто процентов. Искать другого — дело долгое и неблагодарное. Вот ты им и займёшься, когда почувствуешь приближение конца — а будет это ещё не скоро, уж поверь тому, кто запустил драконью кровь в твои жилы. Зря я, что ли, таскала на себе всю эту тяжесть?

— Гхм, Великая, прости за нескромный вопрос, но… Когда мы встретились на берегу, ты была очаровательной обнажённой девушкой и никаких книг у тебя под мышкой не было… Где же ты их взяла сейчас?

Грея рассмеялась.

— Помнишь огромные пластины у меня на подбрюшье, когда я превращаюсь в дракона? Под этими пластинами есть полости, в которых удобно хранить книги… и другие вещи. Драконы — отшельники, и живут особняком, однако и нам может стать одиноко. А что лучше поможет скоротать век-другой, чем хорошая книга?

— Я не успею освоить весь этот материал… Скоро отряд, который ты уничтожила, хватятся; это были, между прочим, элитные войска — и тогда за нас примутся всерьёз.

— Тем более стоит поторопиться. Ты ведь давал клятву при нашей первой встрече:

«— Я, жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, Ракх-инти, клянусь помочь тебе, Та-Что-Приходит-Втроём, во всех твоих начинаниях.» Помнишь? Так вот это одно из моих начинаний. Впрочем, если для тебя это так сложно — я всегда могу применить выход дракона.

Приободрившись, старый жрец отодвинул книгу и обернулся к Грее, внимательно наблюдающей за ним сквозь длинные ресницы.

— Просто я дождусь хранителя, обрету силы, поднимусь повыше и уничтожу на вашей земле всё живое. Это и будет драконий принцип меньшего зла: чистая, мгновенная смерть в огне вместо медленного загнивания. Будем надеяться, что следующие жители змеиного материка будут лучше распоряжаться этой землёй и своими жизнями. Драконы любят использовать именно этот выход. Ты сомневаешься, жрец, что я это сделаю?

Ракх-инти торопливо развернулся к столу и схватился за книги. Грея лукаво улыбнулась, кивнула и растянулась на кушетке. Сейчас нужно было только ждать…

Мир людей, эльфов и прочих прямоходящих был не то что забыт — просто он был отложен на потом, на то время, когда его нынешние впечатления померкнут, став воспоминаниями. Новая, совершенно неожиданная вселенная развернулась перед ним — мир высоких деревьев, сумасшедшего гона и — запахов! О, эти восхитительные, ни на что не похожие ароматы леса! Каждый из них — это кусочек жизни, целая книга, рассказывающая о себе взахлёб и подробно. Вот молодая сосенка — в прошлом году буря сломала одну её ветку и смола, выступившая из-под потревоженной коры, ещё не успела окончательно окаменеть. Пышный куст до сих пор хранит запахи молодой лисицы, жившей здесь всё прошлое лето — у неё родилось трое детёнышей, но один так и не смог стать взрослым… Это дерево несёт в себе искусственные изменения — это страж леса, могучий хьёрн. Элан осклабился, пробегая мимо, и одна из веток, слегка изменив направление, легко коснулась крупа пробегающего зверя — словно приободрила.

Два дня провёл Элан в лесу. Он смог найти остальных волков, живущих в этих лесах — и после короткой, но энергичной драки они приняли его в свою стаю. Рубец на плече — память о неласковой встрече, перестал зудеть очень быстро — волки зализали его, высказывая тем самым своё уважение мощному собрату со стремительным ударом клыков. Он научился мгновенно распознавать, что несут ему запахи — хотя иногда и путался, вызывая иронический оскал седого вожака стаи, хромого, с начавшей белеть шерстью, однако уважаемого всеми за умение безошибочно находить любые, даже самые хитроумные ловушки. На второй день, проголодавшись, он поймал свою первую добычу — маленькую и жирную мышку, не вовремя подвернувшуюся под мощную волчью лапу. Он ловко перекусил ей шею и вдоволь напился тёплой крови, удивляясь про себя той лёгкости, с которой смог убить — и насладиться столь непривлекательной с человеческой точки зрения добычей. К вечеру он принял участие в общей охоте — и с удовольствием рвал парное мясо, недоверчиво косясь по сторонам лукавыми карими глазами…

Ночь застала новичка под старой елью, соорудившей под раскидистыми лапами отличное ложе для усталых путников из толстого слоя сухой хвои — и прекрасную, надёжную крышу от непогоды из раскидистых лап, нижние концы которых почти касались земли. Это было идеальное убежище, но остальные волки не хотели идти туда, предпочитая свои, уже облюбованные лёжки — так что места было вдоволь.

Сытый желудок вызывал дремоту, и волк, устроившись поудобней, прикрыл глаза, собираясь поспать — однако сон не шёл. Почему-то все события начали прокручиваться назад — вот он бегает со стаей, изучая новую жизнь, вот только заходит в незнакомый лес — смешной, коротконогий и на двух ногах. Вот он лежит на пыточном столе, и раскалённые стержни впиваются в его тело… Волк глухо заворчал, свежий шрам заныл, напоминая о себе — и зверь вновь успокоился, зализывая рану. События продолжали мелькать перед ним, заставляя сонно щуриться. Вот двор, залитый закатным солнцем — и плечистые фигуры монахов, привязывающие в странной конструкции знакомую фигурку… Эль`заг! Волк рванулся, и в глазах его появились вполне человеческие слёзы. Не все его дела закончены, а его глотка жаждет крови врагов, а не добычи. Зверь зарычал, вспугнув птиц, оседлавших ветки дерева над ним, и принялся нервно мерить пространство вокруг старой хвои.

— Нельзя наслаждаться жизнью, если есть долг — и дело!

Тело внезапно стало тесным, а привольное житьё превратилось в плен, мешающий идти к цели. Зверь обнажил клыки в невольной гримасе, но человек взял верх, уложив животное на подстилку из хвои, и принялся перебирать варианты. Сила предела? Вряд ли. Голая мощь не помогла ему в прошлый раз, не поможет и в этот. У него нет необходимого знания, и пытаясь взять нахрапом, он просто уничтожит собственное тело. Конечно, можно попробовать поступить так же, как и в прошлый раз — однако тогда, имея пусть и смертельно раненное, однако человеческое тело, он создал гнома — что же получится теперь, если он возьмётся переделывать полное животной силы тело волка? Вурдалак? Нет, наверняка есть другой путь — лёгкий и тонкий, изящный, как всё, за что берутся эльфы… В конце концов, это же их испытание… Испытание! Вот оно! Во время первого экзамена аллорны убедились, что в душе Элана живёт дух его далёкого прадеда эльфа. Сейчас наверняка они хотят понять, насколько силён этот дух — а именно, сильнее ли он животной составляющей его натуры!

Странная, совершенно несформированная не словами, и не мыслями, но тем не менее непоколебимая уверенность в своей правоте наполнила Элана. Он оглядел окружающую природу, последний раз втянул своим обострённым чутьём все лесные запахи, стараясь запомнить их навсегда — и нырнул вглубь своей души, туда, где всегда жил высокий, статный эльф, страдающий при виде несправедливости и способный часами любоваться прекрасной снежинкой; совершенно непрактичный, неспособный приспособиться, обмануть, предать, непригодный для подхалимства и лести; Элан вспоминал все те качества, от которых с радостью отказался бы на Земле. То, что сделало его парией, ненужным и бесполезным человечишкой, доверчивым простаком, созданным исключительно для обжуливания; тем, кого не понимали, кто всех раздражал именно своей непохожестью и внутренней чистотой, заставляющей ощущать грязным и нечистоплотным человека, до этого мнившего себя искренним и благородным. Он ощутил себя — эльфом!

Мир подёрнулся рябью, тело насквозь прошила судорога, кости на мгновение стали жидкими и поплыли, как кисель — и вот уже с хвои встаёт человек, с некоторым разочарованием ощупывая своё старое тело — на секунду ему показалось, что теперь у него будет гибкая фигура аллорна…

Праздник принятия в род был в разгаре. Молодёжь веселилась вовсю, с некоторой иронией поглядывая на смущённую фигуру приземистого гнома, всего пунцового, с тревогой оглядывающего ряды красивых девушек, то и дело приглашающих его на танец. Им, по всей видимости, жутко нравилось слушать его сбивчивые объяснения — мол, рана саднит, а то бы я обязательно…

— Ты не уступаешь в ловкости ни одному прирождённому эльфу. Согласен, ты не знаешь их танцев, однако ты вполне мог бы свальсировать пару кругов воон с той милашкой — видишь, что не сводит с тебя своих больших чудный глазок? Давай!

Меч хихикнул, наслаждаясь растерянностью хранителя.

— Может, и мог бы… Но ты можешь себе представить гнома, грациозно танцующего с эльфийкой? И как мы будем смотреться?

— Я могу себе представить и не такое. И потом, подобные вещи случались — конечно, это было очень давно, и вряд ли кто-нибудь из нынешних эльфов сможет вспомнить… Всеблагая мать?

— Что там опять? — Элан торопливо развернулся — прямо напротив него, окружённая облаком волос, стояла Илиль. Невидящий взгляд устремлён прямо на него, руки неуверенно протянуты в приглашающем жесте.

— Иди! — Меч ощутимо подтолкнул хранителя в спину. — И уж поверь — об этом танце эльфы будут петь песни ещё тысячи лет после твоего ухода.

Растерянный, Элан спустился в танцзал с возвышения, на котором сидел, ловя на себе потрясённые взгляды эльфийской знати.

«— Как же она танцевать будет, с волосами длинной около пяти метров?»

Стоило хранителю шагнуть в сторону прекрасной королевы, как волосы, покрывающие пол, разошлись в стороны, открывая проход — и вздыбились волнами, готовыми начать бесконечное движение. Небольшая, крепкая рука легла в его руку — и странная, незнакомая не только Элану, но и большинству собравшихся здесь эльфов мелодия заполнила зал… Лёгкие, плавные движения, неожиданные повороты — этот танец немного напоминал вальс, однако был неизмеримо сложней — и прекрасней. Музыка, древняя, как этот мир, и столь же прекрасная, вела за собой единственную танцующую пару, заставляя все остальных остановиться и прижаться к стенам. Тихий шёпот шёл вдоль неподвижно стоящих эльфов, и лица их бледнели, а руки бессильно опускались. Мелодия лилась, и всё больше фигур неподвижно застывало, погружаясь в воспоминания. Долго жил народ аллорнов в лесах. Он забыл, как прекрасен летний день среди полей, он забыл красоту и яркость праздника — он забыл о своей последней королеве. Многие века она жила среди них, равная среди равных, занимаясь молодёжью и не пытаясь управлять потрясённым народом. Прекрасная и неизвестная пара танцевала незнакомый танец, и всплески волос покрывали весь пол зала, вторя гармонии неземной мелодии. Королева ушла, растворилась среди серых будней, однако она вернулась — на один миг, один танец, что бы высказать свою последнюю волю…

— Пора — Илиль, не прерывая танца, выдернула откуда-то из-под волос небольшой клинок — и хрустальный пепел бережно лёг на его матово-волнистую поверхность — и фиолетовое сияние заполнило зал.

Это было прекрасно. И невыносимо тяжело. Лёгкие разряды пробегали между клинками, устремлялись по шелковым волосам — к очередной фигуре у стены, стоящей коленопреклонённой, с вытянутым мечом. Волосы на миг окутывали её — и ещё один эльф освобождался от древнего проклятия. А танец продолжался. Энергия предела лилась, заполняя собой весь зал, и больше всего хотелось рухнуть — и лежать без движения. На руках, стиснувших рукоять меча, выступила кровь — однако Илиль, по-прежнему легко улыбаясь побледневшими губами, шептала: «Ещё!» и танец продолжался. Они обошли зал по кругу. Потом ещё и ещё раз. Аллорны, бледные, с горящими глазами, смотрели на свою королеву — и гордость и отчаяние бились в их глазах. Сейчас они были раскрыты все: юнцы и старики, ветераны и молодые и недоверчивые маги — они все сняли защиту перед той, в которой вновь признали свою королеву. И она вела этот невыносимый непередаваемый по тяжести танец — вела легко и свободно, улыбаясь одними губами, прекрасная и величественная — и магия передела, магия меча и хранителя изливалась через неё, никак не приспособленную для такого. Но она держалась. На магии танца, на древней крови, на силе и упрямстве именно королевы — до тех пор, пока последний из её детей не лег обессилено на паркет бального зала — потерявший сознание, обессиленный — и здоровый. Лишь тогда Она позволила себе победно взмахнуть руками — и закрыть глаза. Водопад волос взвился, вихрем окутывая застывшую фигуру, музыка прервалась, треснув незаконченной гармонией — последний танец королевы закончился. Она ушла навсегда, выполнив самый главный долг матери — защитив своих детей.

Элан бережно опустил обмякшее тело, плотно окутанное волосами, посреди бального зала — и лишь после этого позволил себе потерять сознание.

Эльфы проводили его до опушки. Молодёжь рвалась «сопровождать хранителя до пределов вселенной ещё дальше…» и стоило большого туда отговорить бесшабашных юнцов от немедленного похода. Лишь довод о том, что они могут стать обузой хранителю в подземельях гномов, успокоил не в меру горячие головы. Старший из них, из ветви хьёрнов, смотритель границ, оказался более толковым — он вкратце описал дорогу до предгорий и указал примерное место, где находиться вход в земли народа молотов. Почти весь путь можно было пройти вдоль дорог, а то и пристать к какому-нибудь торговому обозу — недалеко от гор раскинулся большой купеческий город, и движение телег с товарами было довольно плотным. Элан немного опасался незнакомых людей — однако эльфы заверили его, что все купцы всегда с уважением относились к народу молотов, и его нынешний вид может сыграть ему на руку. Подорожная, верительные грамоты, выданные ему большим кругом аллорнов и заверенные печатью самого Улаьайна и завёрнутые в вечные листья меллиорна, наверняка помогут ему в горах — но вряд ли на равнинах; так что раньше времени ему лучше их приберечь, и представляться воином народа молотов, по болезни отставшим от каравана, который он взялся охранять — и пробирающегося к своим.

Много ещё советов могли бы дать заботливые эльфы, пока наконец не показалась опушка — и Элан, торопливо пожав руки провожатым, зашагал в сторону торговой дороги — с утра безлюдной, однако с плотными, укатанными колеями. Аллорны ещё постояли, печально глядя ему вслед, однако вскоре развернулись — и растворились в лесу: предстояла война и нужно было начинать готовиться к ней…

Дорога вспухла очередным бугорком, и Элан торопливо подставил ладонь: монета, весело сверкнув на солнце, упала ему в руку. Хранитель сунул её за пазуху, мысленно поблагодарив эльфов за обстоятельность: узнав, что он собирается идти один, они сшили ему одежду. Внешне неброская, немного мешковатая, похожая на крестьянскую и потому не привлекающая к себе внимания, внутри она была очень удобной: несколько отделений, где уместилось множество мелких, но необходимых в пути мелочей: от тонкой и прочной верёвки до небольших, завёрнутых в специальные, предохраняющие от очерствения листья лепёшек, созданных эльфами для путешественников и надолго придающих силы… Нашлось место и для вместительного кармана, куда Элан и бросал теперь монеты, отсвечивающие серебром и золотом: Несколько медных, необходимых для расчёта в пути — что бы не вызвать подозрений, он взял, но от остальных отказывался, равнодушно роняя их в пыль: не пристало гному носить с собой кучу меди…

— Опа! Это что впереди за свалка?

— Где? — Меч давно взял на себя функции наблюдателя: Элан, постоянно погружённый в свои мысли, не замечал, по его мнению, самых очевидных вещей.

— Да вон же, в двух полётах стрелы впереди — и чуть правее. Похоже, обоз щиплют. Вот тебе прекрасная возможность заиметь благодарных и снисходительных к твоим чудачествам попутчиков. Вперёд!

— Да у меня даже оружия нет! Сам говорил, что размахивать тобой без необходимости не стоит: виданное ли дело, гном с мечом.

— Думаю, к тому времени, когда ты туда доберёшься, свободного оружия там будет валяться немерянно. Подберём тебе что-нибудь гномье. И вообще — пока мы тут препираемся, там люди гибнут! Давай бегом!

Если караванщики и пытались держать какой-нибудь строй, к тому времени, как запыхавшийся хранитель продрался сквозь разросшиеся кусты, скрывавшие место засады, от него не осталось и следа. Два десятка телег, сбившиеся в кучу, дерево поперёк дороги — и около полсотни человек, ожесточённо что-то кричавших в пылу схватки — вот то, что увидел растерявшийся Элан.

— Опять не туда смотришь. Вон, гляди, глава каравана — пока он держится, шансы ещё есть. И не забудь, ты теперь гном!

Хранитель вздохнул, подскочил к ближайшему бородачу в зелёной, перевитой травой одежде, размахивающего огромной секирой, и со всей дури огрел его по затылку. Выхватив из его рук это, столь любимое гномами оружие, он взревел, оглушив всех на поляне, и принялся вращать лезвиями в разные стороны, прокладывая дорогу в сторону богато одетого купца с изогнутой саблей, ловко оборонявшегося сразу от трёх наседавших разбойников.

Внезапно Элан, до этого старавшийся никого не задеть, и норовивший вместо смертельного удара, оглушить врага плашмя, почувствовал резкую боль — в плече возник небольшой метательный нож. Острая пелена ярости словно окрасила мир в багровые тона, он заревел, подобно медведю, и кинулся на своих обидчиков, мигом превратившись в смерч сверкающей стали, одинаково опасный как для своих, так и для чужих. Впрочем, и караванщики, и разбойники оказались людьми опытными, уже имевшими дело с гномами — и если первые торопливо отходили, норовя оказаться у разбушевавшегося берсерка со спины, то вторые тут же пустились наутёк, на ходу отшвыривая оружие и ныряя в ближайшие кусты…

Через пару минут всё кончилось. Последних, самых нерасторопных разбойников достали стрелы, пущенные воспрянувшими духом купцами, и секира Элана. Он остановился, с трудом переводя дух, и выпустил из рук вдруг ставшее неподъемным оружие.

— Благодарю за своевременную помощь великого воина народа Молотов! — Глава купцов уже спешил у хранителю, оценивающее меряя грозную фигуру. — Если бы не ваше вмешательство, нас бы перерезали, как курят в этой ложбине. Каравану очень повезло, что вы проходили мимо. Позвольте, мы обработаем ваши раны!

Дождавшись усталого кивка Элана, он махнул рукой и маленький человек оказался около хранителя, изучающе оглядывая его плечо.

— Не беспокойтесь, Юджин — опытный лекарь и сделает всё, как нужно. Вы позволите разрезать вашу куртку?

Элан недовольно поморщился. Расставаться с подарком эльфов не хотелось. Оглядев небольшую рукоять ножа, он аккуратно приподнял куртку над голову, почти не увеличив прореху на ткани, затем так же поступил с рубахой. Рука слушалась плохо, было больно, зато одежда почти не пострадала.

— Нечего хорошие вещи попусту портить — Буркнул он, скрывая досаду от вновь проснувшейся боли.

— Узнаю народ Молотов! Экономный даже за счёт собственных страданий. — Скрывая улыбку, воскликнул тщедушный врач, ловким движением вытянул лезвие из раны, тут же приложив повязку, смоченную травяным настоем. Он принялся бинтовать рану, кивнув богатому караванщику — впрочем, этот осторожный жест Элан, занятый собственной одеждой, не заметил.

— Позвольте представиться. Я — Олекса, вожу караваны уже третий десяток лет, сейчас следую к предгорьям — везу груз зерна и надеюсь купить оружия у ваших соплеменников. А кто вы? Никогда не видел столь внушительного представителя славного народа молотов.

То ли от усталости, то ли реакции на бой, но голова Элана закружилась, всё куда-то поехало. С трудом раскрыв рот, он выговорил:

— И не увидите. Вряд ли вам есть доступ вглубь гор.

— Нет, это верно. — Олекса тяжело вздохнул. — А почему? Что вы там скрываете?

— Честно? — Элану стало смешно. Похоже, этот парень хочет что-то выведать у ослабевшего гнома. — Свою собственную жизнь. Ты же тоже домой не пускаешь кого попало, верно?

— Уел! — Караванщик рассмеялся, хлопая себя руками по бокам. Тогда последний вопрос:

— Ты имеешь хоть какое-то отношение к этим разбойникам?

— Никакого. Вот только как доказать это такому подозрительному парню, который в спасителе видит главаря разбойников, не имею ни малейшего понятия.

— Ну, почтеннейший, не сердитесь. — Олекса успокаивающе положил руку на плечо Элану. — Времена ныне неспокойные, сами видели. А доказывать мне ничего не нужно — Юджин добавил в травяной настой, которым обрабатывал вашу рану, немного болтун травы, и солгать вы всё равно бы не смогли. Хотя умудрились ничего и не сказать толком. — Он опять рассмеялся.

— По-моему, не только её. — Элан с трудом ворочал языком. — Что-то снотворное… Он вздохнул и неторопливо завалился на траву…

Разбудил его скрип телеги. Она мерно покачивалась, ровно скользя по накатанной колее. Было мягко и удобно — под ним лежали мешки с зерном, сверху — ворох одежды. Элан поднял голову и огляделся — солнце уже садилось за горизонт, и караван въезжал на какой-то постоялый двор.

— Вы очнулись, почтеннейший. Это замечательно! Будьте уверенны, ваша тайна умрёт вместе со мной! — Олекса тут же оказался рядом.

— Тайна? Какая тайна? — Элан присел и принялся одеваться. Было больно, однако эта была здоровая боль заживающей раны.

— Ну как же! — Караванщик взмахнул руками. — Болтун-трава производит сонное действие только на людей. Значит, в вас течёт кровь не только гнома, но и человека.

Элан нахмурился. Оказываться в зависимости, пусть даже мнимой, у столь меркантильного человека не хотелось.

— Давайте просто предположим, что вы правы — и теперь знаете мою тайну. Ведь из этого есть очень простое решение, вы не находите? — Глядя в глаза караванщику, он позволил себе ухмыльнуться уголком губ, с удовольствием глядя, как отхлынула краска с лица не в меру любопытного человека.

— Я просто сомлел от усталости. Надеюсь, именно это вы сказали своим людям? — Дождавшись неуверенного кивка, он улыбнулся и продолжил: — Думаю, на этом данная тема должна быть закрыта. Навсегда или по гроб жизни — как вам больше нравится. Вы не вскрывали данные мне грамоты?

Караванщик испуганно отскочил:

— Что вы, я бы никогда не посмел…

— Но знаете, что они есть, потому как карманы обшарили, пока я спал. Не стоит лезть в тайны, не связанные с торговлей, почтеннейший.

Олекса торопливо отъехал в сторону.

— Ну, как думаешь, пару дней он продержится?

— Пару — вряд ли. — Меч авторитетно хмыкнул. — Скорее всего, начнёт болтать, как только вы расстанетесь. Однако уж больно много всего — и получеловек, полугном, к тому же берсерк, одетый в непонятные одежды, и тайные эльфийские послания — во что-то одно люди бы ещё поверили… А так — обзовут брехуном, и всего-то делов.

— Значит, не нужно раньше времени выпускать его из виду. — Элан сел на мешках. — Олекса! Вы идёте до самых гор? Я еду с вами — надеюсь, вы не откажете своему спасителю? Я заплачу за проезд, да и лишняя секира вам в дороге не помешает — охранников у вас здорово поубавилось, верно?

Дождавшись неуверенного кивка, он довольно откинулся на мешках.

— Ты действуешь, как гном! — Меч недовольно хмыкнул. — Нет в тебе тонкости, желания плести запутанные интриги…

— Это точно. — Элан зевнул и спрыгнул с телеги, оглядывая внушительный двор, куда они заехали. — Я ещё на земле не любил подобные выкрутасы, предпочитая не замечать мышиную возню вокруг себя. Пойду лучше поищу, что тут можно поесть…

Две недели караван ехал по равнине, подбираясь всё ближе к горам, растущим на горизонте. Как-то незаметно дорога превратилось из обычной колеи в ухоженную, покрытую мелкими камешками тропу, а после и вовсе обернулась торговым трактом, выложенным ровным, аккуратным камнем, со стоками для воды по краям и симпатичными столбиками — указателями. Телеги пошли бойчее, возницы приободрились, пощёлкивая кнутами. Постоялые дворы попадались всё более обустроенные и комфортные, цены росли и хранитель начал с тоской поглядывать на дорогу — деньги таяли с потрясающей быстротой и, несмотря на запас золотых монет, Элан стал всерьёз опасаться, что до гор ему не на них не дотянуть. Заниматься поиском в присутствии Олексы, исподтишка наблюдающим за странным попутчиком, он не решался, хотя и не переставал поглядывать по сторонам — он уже почувствовал несколько крупных «заначек», закопанных на обочинах и старался по мере сил запомнить места. Причём выискивал ориентиры, хорошо видимые с воздуха — что бы вернуться сюда после встречи с драконом. Меч иронически фыркал, но ничего не говорил.

Я никогда не запомню и половины этого! — Ракх-инти мрачно смотрел на заваленный свитками фолиант. — Великая! Если уж ты решила возродить монархию, используя меня как рычаг своего воздействия, то зачем мне учить тактику ведения подрывных действий, приёмы, используемые тайными шпионами, или искусство составления различных зелий? Зачем это нужно знать владыке? И вообще, как ты поняла, что во мне течёт кровь древних династий?

Грея лениво приподняла голову с кушетки, установленной около очага — на улице было уже прохладно, а она любила понежиться в тепле.

— Во- первых, ты задаёшь слишком много вопросов. Это, кстати, тоже признак правителя — неосознанное желание докопаться до сути происходящего. Второй несомненный признак — ты переживаешь не только за свою семью, но и за весь народ, причём делаешь это искренне, не показушно. И третий — ты ужасающе беспомощен в бытовых вопросах — то есть ты, конечно, делаешь всё, что тебе говорят — однако для тебя это в тягость.

— И этого достаточно, чтобы определить потомка владык? Да я знаю тысячу…

Грея вздохнула.

— Ты опять увиливаешь от занятий. Ладно, что бы закрыть этот вопрос — я почувствовала запах твоей крови, когда лечила тебя — и узнала знакомые сочетания. Когда я была здесь последний раз, кровь владык пахла так же. Хотя — что вы можете знать об анализе ДНК!

— Ты видела и говорила с моими предками? Или… ты их съела?

Грея хищно улыбнулась и легко выдохнула, отчего огонь в камине вспыхнул, на секунду встав вдвое больше.

— Не стоит ворошить давние времена… Твои предки — они были разными. С одними я дружила, с другими — воевала. Лучше вернись к учёбе.

— Но ты так и не сказала, зачем мне…

— Один из твоих предков, небольшой такой парнишка по имени Раках-астр, носился с одной весьма забавной идеей. Он считал, что вседозволенность правителя, которая не раз приводила мир на грань гибели, должна быть ограниченна выборными из народа, однако их слабость в управлении и желание поскорее набить свой карман в, свою очередь, должны быть контролируемы царской семьёй. В своё время он не успел воплотить свою мечту в жизнь — на нас… на него внезапно напали люди, пожелавшие изгнать ящериц с материка, и было не до радикальных политических преобразований. Но почему бы тебе не воспользоваться идеей своего предка?

— Раках-астр? Родоначальник династии, приведший нас в эти благословенные земли! Расскажи мне о нём!

— Пожалуй, не буду, чтобы не разрушить столь приятные иллюзии. Лучше расскажу о идеях Раках-астра в становлении царской семьи. Дело в том, что он никогда не считал, что обязанность правителя — сидеть на троне, протирая шёлковую обивку венценосной задницей. Всю свою семью молодой правитель готовил как сложную комбинацию судей, шпионов и дознавателей. Он предполагал оставить пышные приёмы для праздников и значительных гостей, а в остальное время поручить управление государством тем лучшим представителям, которых выберет народ ртило. Однако он был достаточно мудр и понимал, что и лучшие из них, получив власть на небольшой срок, захотят либо править подольше, либо своровать побольше, и начнут плести интриги. Именно для контроля за такими людьми и стал готовить свою семью Раках-астр. Каждый из членов королевской семьи имел право карать на месте, получив весомые доказательства вины. Он был и судьёй, и, при желании, палачом — хотя выборные и могли потребовать отчёта в действиях, препятствовать они не имели права. Если вдруг кто-то из членов царской семьи начинал творить непотребства и остальные закрывали на это глаза, осудить его могло лишь собрание всего народа ртило.

— Так ты хочешь…

— Вот именно! Идея немного необычная, однако интересная и заслуживает быть воплощённой в жизнь. Твоя семья не будет править — однако будет владеть и контролировать соблюдение законов на своей земле. Вас не возможно будет подкупить — что можно предложить тому, кто уже владеет всей страной, и будет владеть и он сам и его дети — до тех пор, пока не лишится всего из-за собственных ошибок? Да, ты не сможешь принимать решения относительно постройки дорог и мостов, орошения полей или строительства домов, зато будешь следить за тем, чтобы люди, принимающие эти решения, делали это честно, в интересах всего народа, а не собственного кармана. Конечно, это произойдёт не сразу — но через два-три поколения члены твоей семьи поймут, что им выгодней — иметь почёт и уважение всего народа, вести полную славы и почестей жизнь (по праздникам) и честно заботиться о своих подданных в остальное время, или брать взятки в неге и комфорте проводя свои дни, вызывая негодование и лишая потомков права править страной — потому что порченную кровь народ будет отстранять от управления. Отказаться от царского рода ради денег, зная, что у тебя и так будет всё, что тебе нужно — смешно и глупо.

— Я понял! Ты хочешь восстановить древнюю династию, оставив у власти нынешнюю структуру правления — что бы мы наблюдали друг за другом и не позволяли заниматься ничем, кроме управления страной… Мудро… Однако это ляжет двойным бременем на плечи народа!

— Поверь мне, это гораздо дешевле, чем целая армия чиновников, растаскивающая бюджет страны по карманам — так, что до народа доходят лишь жалкие крохи. Я их видела во многих мирах, и скажу тебе так — в стране, где хотя бы половина всех денег, вращающихся в обороте, идёт на укрепление экономики — все живут припеваючи. Вне зависимости от метода правления. Но много ты знаешь таких стран? Да и я знаю их единицы, несмотря на опыт тысячелетий. Слишком любят воровать пришедшие к власти чинуши. Сможет твоя семья если не совсем остановить, то хотя бы удержать их алчность в разумных пределах — и денег сразу будет хватать и на народ, и на твою семью. Ну а не справишься — Грея пожала плечами — Никто тебе не поможет. Ни дракон, ни сам триединый. Ты очень скоро вновь окажешься в подобной халупе, и опять армия будет тебя искать — то тогда уже меня не будет рядом. Уяснил?

Ракх-инти обречённо кивнул и аккуратно пододвинул к себе свитки…

Небольшой, зато невероятнороскошный купеческий город возник как-то сразу, легко вынырнул из-за поворота дороги, словно врата предгорий. Аккуратные стены, которые скорее обозначали границы города, чем реально защищали от нападения, были затейливо разукрашены разноцветным камнем, у ворот реяли флаги, да и в целом он производил впечатление красивой и новой игрушки, дорогой, созданной на заказ и оттого вдвойне восхищавшей…

— Эл-кради! Самый молодой и самый богатый город империи, созданный по заказу купеческой гильдии всего за несколько лет! — Олекса явно гордился тем, что причастен к этому городу, да и самим его существованием.

— И кто его построил?

— Как кто! Купцы! Это их город, они там и живут — лучшие из лучших, избранные, сливки общества!

— Да ты что! — Элан не скрывал иронии — Сами и построили! Сами камень добывали, сами глину месили…

— Вот ещё! — Олекса скривил губы. — Строили люди, гномы и прочие работяги — главное, что все расходы на себя взяла купеческая гильдия. Их идея, их город, а кто в грязи возился… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Быдло для грязи всегда найдётся.

Желание выхватить меч и развалить спесивого человечка возникло внезапно — оно было острым и обжигающим, как раскаленный сироп, пролитый на рану. Элан закусил губу и сдержался, однако что-то в его взгляде Олекса всё же прочёл, потому что шарахнулся и больше не рисковал подходить — даже на воротах отъехал подальше, прислав за платой своего помощника…

Улочки града блестели чистотой — мостовые, вымощенные ровным, иногда цветным, хотя чаще чёрным, камнем, просто блестели — на них не было не соринки. Здания были нарядные, и в них было множество лавок — почти в каждом доме. Торговали в основном оружием, драгоценностями, реже — продовольствием и тканями. Были и экзотические магазинчики, с непонятными вывесками и дюжими охранниками на входе. На улицах не встречались оборванцы, почти все жители были в прекрасной физической форме — высокие, статные, они прямо лучились здоровьем, и к тому же щеголяли роскошными нарядами. Элан, со своим небольшим ростом, в заляпанной грязью мешковатой одежде, мигом почувствовал себя неуютно.

— Ясно, а ауры ты читать не умеешь. — Меч вздохнул.

— Какие ауры? Ты о чём? — Элан нервничал. — При чём тут это! Здесь все такие красивые, а я… Как босяк. Нужно переодеться, что ли… Он принялся оглядываться в поисках подходящей лавки, однако Кристальный пепел его остановил.

— Подожди. Расслабься, успокойся, отпусти тревожные мысли на волю. Прислонись к столбу, прикрой глаза… Так, хорошо, теперь словно нехотя смотри вдоль улочки.

Элан послушно встал, пытаясь успокоиться. Это получилось подозрительно быстро — внезапно он ощутил спокойную тяжесть меча, лежащего вдоль спины, его надёжность и прохладу, его уверенность в себе — и собственных силах… Словно он неожиданно стал другим человеком, далёким от суеты вокруг, от мельтешения прохожих, и чистый свет с неба стал более прекрасным, чем цвета грубой кладки, которой восхищался всего минуту назад. Лицо миловидной девицы, поглядывающей на Элана, внезапно заострилось, пропали пухлые щёчки, глаза впали и стали тёмными, и на нём проступила высокомерная и брезгливая гримаса — словно вдруг душа на мгновение проступила сквозь ухоженное тело — и вновь исчезла под маской разукрашенной плоти…

— Что… Что это было?

— Ты всё правильно понял. — Меч явно не хотел обсуждать увиденное. Ты в стране магов — несмотря на все запреты на колдовство, здесь богатый человек вполне может иметь ту внешность, которую сам захочет — были бы деньги. Так что старайся смотреть глубже. Магия, пластические хирурги, сауны, солярии и фитнес клубы ещё не делают из подлеца херувима — это было справедливо для твоего мира, справедливо и здесь.

— Возможно. Но кое-что прикупить всё же нужно. — И Элан, не слушая возражений, направился в сторону ближайшего магазина.

Звякнули колокольчики на двери, и хранитель скользнул в прохладу наполовину освещённой лавки — и у него захватило дух! Здесь был мир оружия — стройные копья и изящные сабли, роскошные кинжалы и внушительные секиры — всё блестело, переливаясь и играя. Элан понял, почему окна были занавешены — при солнечном свете всё это великолепие просто слепило бы глаза!

— У каждой монеты есть две стороны — в полумраке покупателю труднее обнаружить изъян! — Буркнул меч, и половину хорошего настроения как ветром сдуло.

— Добрый день! — К Элану спешил изящный мужчина со стройной фигурой и цепким взглядом пристальных глаз. — Вы очень удачно зашли — у меня один из самых больших завозов за последнюю неделю, так что вы сможете выбрать всё, что пожелаете — при этом я вполне готов пойти на скидки покупателю, если он купит достаточно большую партию товара.

Элан прикрыл глаза и посмотрел так, как показывал кристальный пепел — прямо перед ним стоял толстый хитрый лавочник с бегающим взглядом маленьких глазок.

— Так как он выглядит на самом деле?

— Высоким и красивым. То, что ты увидел — это всего лишь его душа. Не отвлекайся — ты молчишь уже слишком долго.

— Мне бы секиру — моя в дороге сломалась…

Взгляд продавца изменился — внезапно из него исчезла вся приветливость и дружелюбие, минуту назад, казалось, переполнявшие человека.

— ГНОМ? Ты чо припёрся в город уважаемых людей? Думаешь, если вымахал больше обычного, так тебя никто и не признает? Вон отсюда, быдло горное, а то стражу позову! Совсем обнаглели, шалупень нищая!

Элан так сжал руки, что суставы захрустели, сжимаясь в кулаки.

— Насколько я вижу, вы торгуете изделиями народа молотов — он кивнул в сторону ближайшей кирасы, на которой было выбито клеймо — два скрещенных между собой молота. Так почему же не уважаете тех, за чей счёт живёте?

— Я? За ваш счёт? Да вы благодарны должны быть, что мы вообще с вами торгуем, иначе померли бы там, в своих норах, без еды. Ещё я быдло, не имеющее за душой ни гроша, уважать должен! Вон отсюда!

Элан растерянно шёл по улице. Было невероятно обидно и противно — словно он действительно был гномом, получившим за свою работу чёрную неблагодарность.

— Похоже, нам нужно уносить ноги. Очевидно, что народ молотов здесь не жалуют, да и Олекса наверняка уже начал трепаться о странном гноме, которого он из милости отбил у разбойников и довёз до города. Да, да, а ты что думал — он расскажет том, как ты его спас? Плохо же ты его изучил за эти две недели.

— Нет. Я второй раз встречаюсь с людьми, такими же, как я — и второй раз у меня ощущение ненависти и гадливости. Я хочу разобраться!

— Не второй, а третий. Второй был, когда ты сидел в камере с магами. — Элан покраснел, осознав справедливость беспристрастных слов меча, а тот, не обращая внимания на смущение хранителя, продолжил:

— Ну, то, что ты решил кое-что для себя прояснить, хорошо. Давай так — представь себе кого-нибудь, я накину на тебя морок — пусть все видят только человека. Будем надеяться, достаточно сильного мага нам не встретиться и никто не заподозрит в тебе гнома…

Элан прикрыл глаза — и попытался представить себе давешнего продавца. Картинка получилось чёткой — прошло совсем немного времени, и образ ещё не успел рассеяться из памяти. Меч хохотнул.

— Решил доставить спесивому болвану несколько неприятных моментов? Не получится — все равно полного сходства добиться не удастся за столь короткое время — ваши черты перемешались… Хм, зато теперь в тебе человеческого гораздо больше, и ты уже не напоминаешь гнома. Да и одежда на тебе выглядит понарядней. А где ты будешь разбираться в чувствах своих собратьев?

— Вон там — Элан кивнул в сторону дорогой таверны, на втором, открытом этаже которой стояли ажурные столики, слышалась лёгкая музыка и виднелись нарядные фигуры посетителей.

Меч вздохнул.

— Этого я и боялся. Тебе непременно нужно влезть в центр проблемы. Ну-ну. Учти, при всех твоих — и моих умениях ты ещё не полноценный маг и не полноценный хранитель. Ты вполне можешь зарезать пару десятков воинов — однако двадцать первый тебя достанет. А с магами и того хуже. Ты всё ещё хочешь лезть на рожон?

Элан пожал плечами.

— Там сидят обычные люди. Если они и отличаются от тех, кого я видел на Земле, то не очень сильно. В конце концов, это же не разбойники, а образованные, интеллигентные люди.

Меч заржал, вызвав щекотку в спине.

— Ты неисправим! Прошёл пытки у святошей, которые должны быть образцом гуманизма и чистоты, однако продолжаешь верить в порядочность тех, кто выглядит представительней тебя? Здорово у вас на Земле промывают мозги… Иди — и будь осторожней.

Первый этаж трактира не намного отличался от всех уже виденных Эланом питейных заведений, если не считать почти стерильной чистоты. Простые, но аккуратно сколоченные деревянные столы, стойка у дальней стены — на удивления пустая, покрытая тонкой выделанной кожей — и полтора десятка здоровенных личностей, увешанных тяжёлым боевым оружием, сидящих кучками за столиками вдалеке друг от друга и пьющих явно не хмельные напитки.

— Телохранители — буркнул меч, недовольный задержкой. — Нам наверх.

Элан поднялся по аккуратной, обитой какой-то толстой тканью лестнице, провожаемый подозрительными взглядами нескольких пар глаз — и оказался в небольшой комнатке с закрытыми дверьми и увешенными повсюду зеркалами.

Элан легко стукнул кончиками пальцев по косяку двери и в ожидании привратника принялся оглядываться по сторонам. Впрочем, маска столичного денди едва не слетела с него — он увидел своё отражение в ближайшем зеркале.

Высокий, симпатичный молодой человек с неявной, однако заметной мускулатурой и странно тонкими чертами лица, — холёного, со скучающим взором из-под аккуратно выровненных бровей и тщательно уложенной причёской… Перед ним был шедевр целого штата поклонников аристократии: персональных тренеров, массажистов, парикмахеров и тому подобных мастеров, умеющих довести до только им понятного совершенства то, что даёт человеку природа. Если к этому добавить явно дорогой костюм и крепкие, холёные ладони, украшенные несколькими дорогими кольцами, становилось понятно, почему его никто не остановил на первом этаже.

— Да, тронешь такого — и вполне сможешь огрести неприятностей не на один день — сообщил меч, явно любующийся вместе с Эланом своей работой. — Имей в виду, этот костюм на тебе считается дорожным. Не то, чтобы в нём действительно можно было трястись в седле — однако обычно его одевают для путешествия на мягких подушках наёмного экипажа, так что смело можешь представляться путешественником, только что прибывшим в этот город для..

— Добрый день. — Двери явно хорошо и часто смазывали — ни скрипа, ни шороха, лишь внезапно появившийся широкий проём и седой величественный человек, возникший внезапно, как вышколенный джин, умеющий угадывать желания хозяина ещё до их появления. — Я владелец этого заведения, господин Аль-Рутаби. А как зовут моего нового гостя?

Элан склонил голову — чуть-чуть, на пару градусов, чтобы внимательный наблюдатель мог принять это как кивок головой.

— Мак-Элан. Я в вашем городе проездом, милейший, так что вашим «гостем» — тут он позволил себе чуть усмехнуться — почти незаметно, уголками губ — так, что бы заметить мог только очень чутко наблюдающий собеседник. — Так что вашим гостем я пробуду недолго. Мне жизненно нужно пообщаться с представителями моего круга — знаете, как утомляют эти погонщики, кучера, лакеи… — Хранитель картинно вздохнул. — От быдла в путешествии никуда не спрячешься, но что делать, дела сами делаться не будут. Поэтому я и решил посидеть вечерок в вашем… хм, заведении, благо оно считается лучшим в городе, как мне сказали в воротах, не так ли?

Распорядитель, успевший во время пространного монолога Элана внимательнейшим образом изучить его внешность, уделив пристальное внимание и холёным рукам, и огранке камней на них, торопливо закивал, неожиданно согнувшись в почтительном поклоне и повёл Элана по богато разукрашенному шелками и золотом коридору.

— Желаете отдельный кабинет?

— Я же сказал! — Элан повысил голос, добавив в него капризных интонаций. — Вы не слушали меня, что ли? Я хочу пообщаться с людьми одного со мной круга — ведите меня к вашим гостям, милейший!

Зал был огромный. Снизу была видно только его одна сторона, поэтому составить впечатление о роскоши, царившей здесь, было невозможно. Полы, покрытые тонкими и огромными, явно ручной выделки и на заказ, коврами, были яркими и расписными, создавая ощущение, что под тобой — огромное поле, покрытое всевозможными цветами. Разбросанные там и сям столики с резными ножками и белоснежными тентами, спасающими от жгучего солнца, дополняли впечатление пикника на лугу. Оркестр, занимающий крохотный пятачок на небольшом возвышении в центе зала, играл какую- то тихую мелодию, имитирующую журчание ручья.

— Что за кольца ты изобразил у меня на пальцах? Распорядитель, как их увидел, так лишился почти всей своей невозмутимости!

Меч хохотнул, явно довольный собой.

— Они дорогие. К тому же сейчас наверняка методы огранки другие, чем в то время, когда я был здесь последний раз — так что он принял тебя за потомка знатного рода, которому насчитывается несколько тысяч лет. Купцы, как правило, преклоняются перед древними династиями — так что жди посетителей. Кстати, что ты заказал?

— Понятия не имею. Просто ткнул пальцем в самые дорогие блюда. Всё равно я в здешней кулинарии ни бельмеса не понимаю, так хоть впечатление на здешнюю публику произведу.

— Угу. Но учти, что это тебе не леса эльфов — тут могут подать и такие вещи, которые нельзя есть без точного знания предмета. Так что лучше отщипывай по кусочку, словно нехотя — тем более что это как нельзя лучше подходит твоему образу.

Хранитель вздохнул.

— Хотел один раз поесть по человечески…

— Тогда нужно было идти, куда попроще. Опа! Смотри — несут!

Впереди торопливо бежал раскрасневшийся распорядитель, стараясь незаметно промокнуть вспотевшее лицо, а за ним шествовало пять или шесть очаровательных девушек, несших каждая своё блюдо, накрытое разноцветными салфетками под цвет ковра под их ногами. Каждая подходила, открывала крышку, демонстрируя Элану исходившее соком и паром содержимое, а Аль-Рутаби торжественно произносил название блюда, дожидаясь благосклонного кивка оторопевшего хранителя. Тот кивал, снисходительно улыбаясь, внутренне сгорая от стыда: на принёсших ему яства девушках не было ничего, кроме крошечных передничков!

Когда блюда были наконец, поставлены на стол, ему пришлось смутиться ещё больше: девушки принесли кувшин, тазик и вымыли ему руки, лукаво улыбаясь. Только когда они уплыли обратно на кухню, на ходу покачивая бёдрами, Элан перевёл дух.

— Ничего себе! Других обслуживают одетые официантки! За что мне такая честь?

— Наверно это входит в стоимость заказанных тобой блюд. — Будь меч человеком, он пожал бы плечами. — Хорошо, что на тебе морок: иначе бы мне никак не удалось скрыть твоё смущение. А так у тебя был просто немного скучающий вид. Давай, ешь — на тебя и так пол зала смотрит!

— Ещё бы! После такого представления. А что тут едят? И, главное, как?

— Ты же в пути! Этикет можно строго не соблюдать, а что касается яств… Вот эта здоровая рыбина — аккуратно разрежь ей горло и достань жабры — они считаются деликатесом. Остальное отодвинь — это для крестьян, не для аристократии.

Элан, с тоской оглядывая на исходящий соком бок огромной рыбы, легко полоснул острым ножом, ловко вставленным в руку услужливым официантом и вытащил ещё дымящиеся жабры. Они были нежно розовые, с тонким, чуть пряным ароматом.

— Ну как, вкусно?

Элан непроизвольно кивнул, ощутив во рту сложный, удивительно богатый букет, чуть отдающий ароматами моря. Официант тут же вложил ему в руку бокал с вином — по всей видимости, рыбу полагалось непременно запить. Вино было вкусным, чуть горьковатым…

— Выплюнь! Не стесняйся! И потребуй вина как минимум на сотню лет старше! А лучше дай я… Элан с удовольствием передал управление телом в руки Меча и перевёл дух, чуть отстранённо слушая скандал, который тот закатил подбежавшему Аль-Рутаби, потрясая остатками вина в бокале. Тот кивал, извинялся и торопливо отправил кого-то в погреб… Когда новая бутыль, вся покрытая пылью, была торжественно доставлена к его столу, и Элан, сделав неторопливый глоток, благосклонно кивнул — все расслабились, словно он сдал какой-то важный экзамен — и хранитель, наконец, перестал быть в центре пристального внимания.

— Уф! Давно я не играл подобных сценок! Теперь можешь поесть — вон то мясо, вполне приличное, напоминает курятину. Только всё равно ешь словно нехотя — помни о своей роли.

— Да помню я, помню! Знал бы, что так будет, уже был бы за городом…

— Вот потому-то я и промолчал — опыта нужно набираться не только на задворках. Повадки здешнего правящего класса тебе вполне могут пригодиться.

— И зачем мне их церемонии?

— Что бы понять суть. Вот например, эта рыба, которую ты попробовал: вкусно было? А знаешь, что её можно готовить двумя способами: обычным — и тогда она ничем не отличается от рыб у вас на Земле, или так, как приготовили её для тебя — при этом только жабры съедобны, остальное приходится выкинуть.

— Это что же — выкинуть около пяти килограммов достаточно дорогой рыбы ради одного малюсенького кусочка?

— Ради вкусного кусочка… В этом — суть их психологии: они готовы уничтожить весь мир, создавая райский уголок вокруг себя… Кстати, ты наелся? У нас гости…

Маленький человечек возник за столом неслышно, словно появился из теней тентов, образующий хоровод кругов над столиками. Ещё секунду назад его не было — и вот он стоит, поглядывая искоса маленькими, однако внимательными глазками, всегда готовый оказать услугу — тому, кто больше заплатит.

— Добрый день! Сиятельный Аркх-тнг, глава купеческой гильдии нашего славного города, приветствует гостя Аль-Рутаби и предлагает ему беседу — и покровительство.

Элан скривил губы и нахмурился, изображая раздумье.

— Покровительства мне не требуется, а от беседы — не откажусь. Где он, твой…

— Аркх-тнг? Он, как всегда, в торговом доме — работает целыми дням, не покладая рук трудится на благо нашего города (В голове хранителя тут же возникла картина: тучный мужик старательно читает бумажки, принесённые ему пышногрудой секретаршей, машинально поглаживая ее по мягкой и податливой округлости). Но его «голос», первый помощник Тонг, сейчас подойдёт…

Первый помощник оказался ещё крепким, представительным мужчиной с изящной, аккуратно подстриженной бородой и цепким взглядом пронзительных глаз. В дорогом, отделанном золотом костюме, с перстнями, нанизанными на пальцы и массивной цепью, он был ходячим олицетворением богатства. Элан прищурился, пытаясь разглядеть его ауру — и удивлённо присвистнул: перед ним сидел типичнейший «браток», одинаково готовый как зарабатывать деньги, так и убивать за них.

— А кто, по твоему, к власти приходит? — меч, по своему обыкновению, начал ворчать, в очередной раз видя удивление хранителя. — Второе лицо самого богатого города, вдобавок расположенного в глуши, в стороне от глаз закона… а может, и первое (по значимости) — тут наверняка не обошлось без очень большой крови. В таких делах на одних деньгах не выедешь…

— Добрый день. — Помощник оказался человеком практичным, начал не издалека, а с того, что больше всего его волновало. — Позволено мне будет узнать, из какого рода наш уважаемый гость?

— Мак-Элан! — Хранитель улыбнулся уголками губ, даря собеседнику самую загадочную улыбку из тех, на которые был способен. — Это, конечно, не настоящее моё имя. Я путешествую инкогнито — в дороге так проще. Поэтому и о своей семье распространяться не намерен. Но прошу не волноваться — я в вашем городе задержусь максимум на один-два дня, так что особого беспокойства не доставлю…

Тонг недовольно сжал пальцы, однако больше ничем не выдал своих чувств. Голос его остался спокойным, с некоторой ленцой.

— Я, как помощник главы этого города, могу задержать нашего гостя — до выяснения обстоятельств.

Элан чуть насмешливо улыбнулся — и кивнул.

— Можете. Но не будете. Именно потому, что вы глава города и понимаете, какие неприятности для вас лично может вызвать прилюдный необоснованный арест. Тема закрыта?

Хранитель намеренно опустил слова «первый помощник», изучая реакцию собеседника — и не ошибся. Тот не обратил на его оговорку никакого внимания, думая о своём — что неизбежно означало — мысленно он уже давно называл себя так же, не иначе.

— Не хотите говорить? Что ж, вольному — воля. Однако тогда я не смогу вам помочь в ваших делах, если возникнет такая необходимость. Мы понимаем друг друга?

— Вполне. До сих пор мне удавалось справляться самому, надеюсь, так будет и впредь. Тем более, что в вашем городе у меня нет никаких дел.

Тонг недовольно покачал головой.

— Молодость, молодость! Летит вперёд, не разбирая дороги, всегда готовая взять нахрапом, и тратит бездну сил и энергии, вместо того, что бы выслушать совет старших и добиться того же — но с минимальной затратой сил. Думаете, я не знаю ваших планов? Да триединый с вами! Всё очень просто — вы решили добраться до гор и взять у народа молотов партию оружия по низким ценам, чтобы не платить за него впятеро в столице, верно? А сейчас в молчанку играете, боясь, что мы обидимся из-за упущенной прибыли.

Элан ухмыльнулся и перевёл дух. Все мысли главы города вертелись вокруг денег, он не интересовался больше ничем и можно было продолжать свою игру спокойно, не опасаясь разглашения. Хранитель весело вздохнул и поднял руки.

— Сдаюсь. Вы прямо ясновидящий. Почти всё угадали. Только я хочу заказать особое оружие — не типовое, для очень экзотических операций, и в этом деле мне посредники не требуются.

Купец вплеснул руками.

— Да разве мы против! Это личное дело каждого гражданина империи — хочет он заниматься торговлей, пусть занимается. Более того — мы всегда готовы подсказать, помочь, дабы поездка не оказалась напрасной. Вот вы, я вижу, приехали налегке, и напрасно — денег народ молотов не признаёт, благо золота и драгоценных камней у них хватает. Знаете, сколько потов с нас сошло, пока мы наладили более-менее приличную торговлю? Поэтому я вам настоятельно рекомендую — купите в городе пару возов с продовольствием, в подземельях его всегда недостаток. Это отличный предмет для начала торгов. Кстати, у меня есть пару возов с хлебом, и я готов отдать вам их оптом — за десять тысяч… золотом, разумеется.

Элан едва не подавился куском курицы, весьма натурально разинув рот. Вот это помощь советом!

— Вам не кажется… что ваши цены слишком завышены? На равнинах я пару таких возов могу купить всего за один золотой, и крестьяне будут считать, что это выгодная сделка!

Тонг согласно закивал головой.

— Конечно, для крестьянина эта сделка необычайно выгодна. Быдло должно знать своё место — ему и одного золотого хватит. Причём надолго. А вот вам, если вы захотите привезти караван в горы, придётся пробиваться через банды разбойников с отрядом вооружённой стажи, причём нет никакой гарантии, что при этом вы не проститесь со своей жизнью… Так что цена вполне приличная — к тому же, если мы договоримся, на обратном пути вас никто не потревожит — мы позаботимся и об этом! — Глава города откинулся на спинку кресла, весьма довольный собой.

Элан задумчиво вертел в руке бокал с дорогим вином, любуясь бликами на его поверхности.

— Ловко. Даже очень. Значит, вы берёте продовольствие за гроши, обмениваете на высококачественное оружие, которое потом продаётся на вес золота, причём те, кто производит и оружие, и продовольствие, для вас — лохи, неспособные ни на что и подлежащие обязательному обману. О, честному, и вполне законному. Вы же не виноваты, что транспортные расходы столь высоки… для всех, кроме вас. В результате крестьяне бедствуют, с трудом покупая себе лишнюю рубаху, гномы голодают, деля поровну каждый кусок хлеба — а вы купаетесь в роскоши и неге, не так ли?

Купец нахмурился, поглядывая на собеседника.

— Странные разговоры для человека одного со мной класса. Вы не хуже меня знаете, что быдла, как и грязи, всегда очень много. Одна лишняя рубаха для каждого — это миллионы золотых, недополученных высшим сословием. Если мы начнём делиться с беднотой поровну, то скоро станем такими же тупыми животными, как и они. Что отличает человека высшего сословия от черни? Только деньги и то, что они несут — удобства и роскошь, лёгкую и необременительную работу, которую мы на всех перекрёстках обзываем «каторжным трудом» и которая заключается зачастую просто в заключении сделок с нам же подобными — причём у нас есть штат помощников помельче, которые берут на себя черновую подготовку по заключению договоров и поверке их выполнения. Нам же остаётся только необременительный разговор — такой, какой мы ведём с вами. В результате его вы получаете возможность доставить в столицу пару возов с экзотическим оружием — там за него вы выручите куда больше десяти тысяч — это вы должны понимать не хуже меня. В итоге все остаются довольны. Крестьяне — тем, что есть во что одеться, гномы — что не умерли с голоду, а мы с вами — что на нашем счёте появился лишний ноль.

Тонг озорно подмигнул собеседнику.

— При зрелом размышлении, мы получаем гораздо меньше, чем крестьяне и гномы — что такое лишний нолик с возможностью полноценно питаться и одеваться? Да не будь нас, они бы все ходили бы голодные и голые, ковыряясь в земле деревянными палками!

— Не будь вас… — Элан задумчиво изучал столешницу, пытаясь скрыть гнев, который требовал немедленного выхода. — Не будь вас, купцов и разбойников, хотя похоже, что в этих словах нет разницы, здесь бы не было города — зато стояло бы несколько сёл, и гномы бы не голодали. Крестьянские обозы, не боясь ничего, тянулись бы к горам — и величественные гленды выходили бы к ним, хмуря брови. Крестьяне бы жаловались на высокие цены, однако уезжали вы с полными подводами самой замысловатой техники, позволяющей снять два, а то и три урожая — а народ молотов забивал бы закрома продуктами, не боясь голода. И дети крестьян мирно ехали бы на телегах, радуясь прогулке и не опасаясь нападения. Потому что гномы создавали бы массу самых разнообразных вещей — но среди них не было оружия. Конечно, всё это могло быть — только если не было бы вас… Вы вносите в мир зло, боль и хаос — ради одного лишнего нуля на счёте…

— Да кто ты такой! — Тонг вскочил, зло глядя на собеседника. — Ты заступаешься за быдло! Я слышал, в одном мире аристократы пожертвовали собой, пытаясь сделать мир лучше — их там просто расстреляли из пушек! В нашем будет тоже самое с любым, кто попытается изменить порядок вещей! Уж поверь — лучшее оружие, создаваемое всеми мастерами, мы всегда оставляем для собственных нужд!

Хранитель прикрыл глаза — и вспомнил:

Снег. Он падал мелкой крупой, взлетал под порывами ветра, оседая на белых лицах. Мундиры — разных полков, разных чинов; многие одели сюда именно их — свои мундиры, полные наград — боевых, не парадных. Они шли умирать — за свои идеи, за возможность если не изменить, то что-то сказать; своим друзьям — и потомкам. Напротив стояли ряды солдат — таких же, как и те, что бежали за ними в самых разных сражениях, всегда готовые умирать вместе с ними, сочувствующие им — однако не способные ослушаться приказа. Слишком сильно было в них вбито уважение к власть держащим; вколочено накрепко — отцом с матерью, потом священниками, а затем и офицерами — такими же, как и они. Да и те, кто стоял на площади, не раз внушали в своих солдат такую простую истину — действовать, не раздумывая, потому что лишний миг раздумий на воине делает из хорошего солдата — плохого, мёртвого солдата… Потому и были бледны лица людей в мундирах — они шли не говорить, а умирать. Рядом стояли их товарищи в штацком — они понимали меньше, однако, глядя на направленные на них жерла пушек, и они не отступили — просто потому, что умереть иногда гораздо проще, чем изменить своим идеалам… А снег всё падал, неторопливо засыпая стоящие шеренги людей, одни из которых были готовы умереть по приказу, за интересы правителей и купцов, считающих простой народ «быдлом», другие — просто за свои идеи, и потому невооружённых…

— Вы правы. Такие, как вы, существуете только за счёт других — и никогда не отдадите своих позиций без боя. Но кто вам сказал, что бой может вестись только оружием?

Элан вздохнул и неторопливо направился к выходу. Вслед ему донеслись вполне вежливые слова:

— Всего доброго. Надеюсь, мы ещё увидимся…

— Ты его здорово разозлил. Нам лучше сейчас же линять из города.

— Ничего, кристальный пепел, ночи сейчас не холодные, а я умудрился плотно поесть перед дорогой.

— Зато не закупил припасов. Сколько мы будем искать гномов? По дорогам то уже не пойдёшь!

— Зачем? Я и так чувствую, где примерно в горах есть выходы руд — по расположению отрогов, по колебанию почвы под ногами. Не точно — однако направление могу задать уже сейчас. А там если не главный вход, то шахтёрские выработки будут наверняка.

Ночь застала их под густыми лапами широкой сосны, почти ничем не отличающейся от земной. Только шишки на покрытых зелеными иголками ветках были в несколько раз больше, и цвета их колебались от светло зеленого до голубого, отчего деревья приобретали праздничный, нарядный вид — словно кто-то разбросал по всему лесу множество симпатичных игрушек.

Забравшись на мягкую хвою, Элан зарылся поглубже в сухие иголки, с тоской вспоминая о пушистой шкуре зверя; несмотря на бодрые заверения, ночами он начал мёрзнуть — сказывалась близость гор. Вечерний туман клубился между деревьями, холодными влажными лапами забираясь под одежду. Изделие эльфийских мастеров пока держало тепло, однако промозглая влажность леденила ноги, заставляя сворачиваться клубком, мечтая о горящем камине и тёплом одеяле.

— Мёрзнешь? — Меч, как всегда, ехидничал. — Нужно было не отцов города злить, а припасы для путешествия закупать, благо финансы ещё позволяли. Вполне хватило бы на тёплое одеяло, да и отряды егерей не рыскали, высматривая гордого аристократа, решившего вставлять палки в колёса местным воротилам.

— Извини. — Элан не испытывал ни малейшего раскаяния, однако чувствовал потребность поговорить. — Не знаю почему, но я начал испытывать сильнейшие приступы гнева, во время которых с трудом могу себя контролировать. Мне кажется, ещё немного — и я словно взорвусь изнутри, стану кем — то другим — более страшным, более жестоким. Не злым, а каким-то… холодно-отстранённым, взвешивающим мелкие слабости людей как повод для их уничтожения.

— Это дракон. Ваши эмоции перемешиваются в моменты сильных потрясений, создавая малое единение — ещё один признак того, что мы на правильном пути. Не подавляй его, однако научись контролировать. Гнев дракона, правильно используемый — одна из наиболее мощных психосоматических сил хранителя. Впрочем, в этом ты ещё сможешь убедиться в дальнейшем, а пока… Хочешь вновь обрасти?

— О чём ты?

— О волчьей шкуре. Эльфы помогли тебе совершить превращение — однако это не значит, что ты не способен на него самостоятельно.

— Но я не эльф и вряд ли смогу когда-нибудь так же полно познать магию природы… Для этого нужно стать её частью!

— Магия, магия… Под этот разряд огромной кучей отбросов невежественные люди сваливают всё то, что им непонятно, не желая идти путём познания. Всё проще: свой зверь живёт в каждом. Не всегда он может жить самостоятельной жизнью и мелькать при свете луны тёмным призраком между деревьев — зато тем гуще тени, отбрасываемые им на натуру человека. Самый страшный враг — непознанный, а то и просто непредставляемый себе. Эльфы и в своих экзаменах остались верны себе, подарив тебе прекрасную возможность познать своё второе «Я». Ты почувствовал своего зверя — и понял, что ваши желания, хоть в чём-то и похожи, но разные; и твои — сильнее. Иными словами, человека в тебе больше, чем зверя — а значит, ты способен его контролировать, даже когда бегаешь на четырёх лапах.

— А что, бывает иначе?

Меч ухмыльнулся.

— Ты никогда не встречал людей, внешне вполне ухоженных и благополучных, устроивших свою жизнь сладко и комфортно, достигших высокого положения — однако равнодушно смотрящих на страдания других людей и способных перешагнуть через всё человеческое, что есть в собственной душе? В таких перевёртышах внешность осталось человеческой — а вот душа поросла шерстью. Причём это необратимо — зверь победил человека, и теперь царствует в его теле, заставляя его служить собственным желаниям. Таких нужно изолировать, или, проще того, усыплять — а вы ими восхищаетесь и подражаете.

Элан хотел возразить, однако вспомнил светлый, роскошный банк — и красивое, располагающее к себе лицо сотрудника: «мы работаем, что бы сделать вашу жизнь проще… У нас самые низкие проценты…» Взяв деньги на похороны матери, он за год вернул почти всю сумму — и узнал, что она растворилась в банковских процентах, счетах за услуги, за пользование карточкой и тому подобных «мелочах», так и не погасив основного долга. Так началось его рабство… Какая душа была у человека, придумавшего и воплотившего в жизнь такую систему? Человеческая?

— Жаль, что люди не могут опознавать подобных особей. Было бы проще жить, если бы у работников банка росла шерсть не только в душе, а и на теле.

— Не обязательно быть магом, что бы судить о людях не только по их внешности, но и их делам. Однако мы отвлеклись, а ты совсем продрог — хочешь вновь обрасти?

— Пожалуй, да… А как?

— Всё просто — ты должен нырнуть поглубже в собственную душу, и найти там зверя, чью шкуру ты носил недавно. Воспоминания наверняка ещё не успели померкнуть, так что поиски не будут представлять особого труда. Найди в себе волка, разбуди его, почувствуй себя им — и ты удивишься лёгкости перехода.

Хранитель прикрыл глаза: искать в собственной душе? С чего начать? С воспоминаний? Мир высоких деревьев, сумасшедшего гона и — запахов. Тысячи незнакомых ароматов тотчас коснулись его ноздрей. Но не совсем уже незнакомых: вот запах белки — она была здесь совсем недавно. Эту маленькую зверушку он в прошлый раз несколько раз пытался поймать — однако она, мелькнув пушистым хвостом, так похожим на такие жё у её земных товарок, неизменно оказывалась вне приделов досягаемости его клыков. Вот след мелкого хищника, похожего на куницу — похоже, зверёк не раз отдыхал, зарывшись в пахучие иголки… Сознание хранителя постепенно меркло — новые способности пробуждались в нём, заставляя ощущать себя древним и мудрым — не разумом, а той щемящей тоской, которая заставляет иногда человека просыпаться по ночам, с непонятной жаждой глядя в окно, предчувствовать опасность — и видеть красоту любимой женщины, даже если её лицо уже покрылось морщинами… Сознание погружалось всё глубже в двери разума, теряя человеческие свойства; исчезали старые, привычные понятия, догмы морали, до этого казавшиеся незыблемыми, становились мелкими и смешными. Инстинкты тела вдруг заявили о себе полной мерой, заставив быстрее бежать кровь. И там, в глубине мрака, собирающегося в самых глубинных пластах человеческого бытия, начал вставать и расправлять уставшие от долгого ожидания лапы зверь.

Что-то тёплое и дружелюбное коснулось души человека — словно мягкий, недавно вылизанный матерью щенок игриво ткнулся в его руку — привет! Поиграем? Двери сознания распахнулись, выпуская наружу другую сторону души — мгновенная боль пронзила тело, всё на краткий миг стало тягучим, грёзоподобным — и вот уже гигантский волк укладывается на подстилку хвои, опасливо выбираясь из вороха одежд…

Если бы кто-нибудь смог заглянуть под толстые лапы ели, то увидел бы необычную картину: огромный серый с чёрными подпалинами волк лежал, наполовину зарывшись в прелую хвою, и блаженно зажмурив глаза, спал, положив толстую лохматую лапу на рукоять переливающегося огнями меча…

Утро было чудесным. Фонтан брызг, поднятый ударом крепкой лапы, заставлял не испуганно вздрагивать, а блаженно щуриться, на лету пытаясь ухватить сверкающие капли, играющие зайчиками солнечного света, косясь одним глазом в отливающую голубым глубину в поисках промелькнувших всполохов рыб. За сегодняшнее утро уже две скользких тушки были легко подхваченными мощными челюстями — и съеденными сырыми, не тратя время на костёр, жарку и прочие человеческие глупости. Тихий, но частый перестук крепких лап рождал уверенность в том, что за сегодняшний день он пройдёт вдвое больший путь, чем обычно. Меч, вкупе с одеждой и прочим барахлом, надёжно притороченный к спине — крепко, однако не сковывая движений, весело сверкал на солнце, погрузившись в раздумья — ему ещё не встречался хранитель, чья животная сущность умела бы ТАК наслаждаться миром и покоем, которое дарило крепкое тело, отринув жажду убийства, власти, добычи — всё то, что и делает зверя — зверем. Это давало ощущение покоя, правильности происходящего, и меч позволил себе несколько минут отдыха…

— Оборотень! Держи его! — И волк, и его меч были захвачены врасплох. Мирный покой осенних лесов оказался обманкой, как почти любой покой в мире; занятый собой, хранитель напоролся на засаду. Впрочем утешало то, что поставлена она была на человека, не зверя, и у нападавших не было сетей. Но на этом везение заканчивалось, потому что среди нападавших был маг, тут же принявшийся плести что-то медлительное, однако смертельно опасное.

— Элан! Не вздумай оборачиваться или бежать — не успеешь. Ты и в зверином обличье можешь многое из того, что человеку не под силу — взять их!

Десятка два человек, стерегущих лесную тропинку в ожидании таинственного купца-аристократа, которого нужно было кончить, предварительно изъяв все ценности и выпытав, с кем он связан, были рады новичку-оборотню, вывалившемуся на поляну — это было неплохое развлечение. То, что он был молодой и неопытный, было понятно сразу — матёрый почуял бы засаду задолго до того, как увидел людей, и никакие бы пологи невидимости, накинутые на них магом, не помогли бы. Так что неприятностей не ожидалось, и стражники, посмеиваясь, принялись окружать застывшего в центре поляны хищника. Приблизившись, один из них лениво ткнул копьём в сторону неудачливого зверя — однако тут всё пошло не так, как рассчитывали лихие люди. Волк подпрыгнул, полоснув кулём одежды по подставленному копейному острию, мгновенно избавившись от вороха одежды — и взревев, кинулся на оторопевших людей. Строй мигом превратился в свалку, а опытные воины — в драчливую ребятню: добыча принялась охотиться на своего обидчика!

Элан, подскочив к ближайшему из стражников, прильнул к застывшему телу, обвив лапу вокруг ноги, толкнул — и человек завалился назад, уже в полёте начав беспомощно ругаться, а волк, довольно осклабившись, кинулся на следующего загонщика, небрежно полоснув челюстями по открытому горлу. Мощный толчок — человек, подловленный в состоянии неустойчивого равновесия, на миг стал абсолютно беспомощен, и звериные клыки прошлись по штанинам, заставив противника издать леденящий вопль и рухнуть ничком, зажимая руками пах — и потому уже неопасного. Звериная натура требовала остановиться и добить врага, однако хранитель прекрасно понимал, что время уходит — и принялся пробиваться к что-то отчаянно колдующему магу, на ходу стараясь зацепить как можно больше противников. Стражники отлетали, зажимая раны, но продолжали отчаянно размахивать оружием, пытаясь подловить гибкое чёрное тело. Элан крутился, как заведенный, клыками прокладывая себе дорогу к неподвижно стоящей фигуре в серой рясе, как вдруг огромная тяжесть заставила его взвыть, прижимаясь к земле — маг всё-таки успел.

Плотный тёмный кокон окружал огромное волчье тело, лишая его возможности двигаться; лишь лапы бессильно скребли по земле в тщетной попытке освободиться. Четвёрка оставшихся невредимыми стражников, угрюмо поглядывая на странную сферу, бинтовала своих менее удачливых собратьев, искоса наблюдая за серой фигурой, увлечённо копошащуюся в пакете с одеждой Элана.

— Очень интересно. Эльфийская еда, да и ткань подозрительно знакомая… Не простой это оборотень, ох, не простой. Как удачно сложилось, что я с вами отправился. Вот только если под звериной шкурой скрывается длинноухий, толку от него будет немного; через пару часов сам загнётся — в ужасе от содеянного. Зато если человек, подрядившийся на них работать — тогда удача! Всё расскажет, не целым, так покалеченным, разница небольшая. Ого! У него с собой и послание! Интересное письмо, написано старшим языком — в надежде, что никто не знает, о чем оно? Глупая надежда! Множество библиотек народа аллорнов в умирающих лесах было разобрано, и этот язык давно перестал быть мёртвым для опытного мага. Так, посмотрим…

Элан взвыл, глядя на пытающего уловить суть послания мага: ещё немного, и он поймёт, кто он! Нужно было что-то делать! Хранитель попытался магически разорвать сковывающие его путы — но был надёжно отрезан от внешнего мира. Оставалось только ждать, глядя на странного мага и стражников, жадно наблюдающих за процессом расшифровки письма: окажись пленник важной шишкой, всем выжившим обеспеченно продвижение по службе, а то и награда… Все стояли неподвижно, пожирая глазами начальство — все, кроме одного. Тот немного скованной походкой подошёл к мечу, который серый маг, небрежно повертев в руках, презрительно кинул в траву, поднял его — Элан, даже под гнётом тяжкого груза залюбовался игрой света в его гранях, удивляясь слепоте людей; повертел — и бросил. В тёмный кокон, окружавший хранителя. Кристальный пепел сверкнул, вращаясь в полёте, и легко рассёк энергетические путы, уничтожая сложное творение чуждой магии.

Словно лопнули незримые узы — раскат грома пронёсся по поляне, Элан вздохнул полной грудью, мир взорвался вокруг него яркими красками, подёрнулся рябью — и вот с травы навстречу торопливо бегущим стражникам встаёт уже человек.

Меч блестит стальными оттенками, превращаясь в звонкую ленту смерти, остановить которую не способен никто: ни сталь, ни доспехи, ни остывающая человеческая плоть. Серия взмахов — и на поляне, если не считать нескольких торопливо отползающих раненых, остаются лишь двое: маг в сером, торопливо кутающийся в сферу защиты, и совершенно голый парень, неторопливо идущий к угрюмому колдуну с обнажённым мечом в руке.

— Кто ты? Сферу отрицания невозможно разбить никому, если он находятся внутри её — даже триединому! — Бледные губы чуть подрагивают, однако на руках упрямо горит огонёк феербола.

— Я? Человек. А вот кто ты, выполняющий чёрные приказы расчётливых торгашей, убивающий мирных путников ради забавы? Разве я нападал на вас?

— Оборотня убить не зазорно. — Слова сорвались с губ раньше, чем их владелец понял их значение — просто потому, что были привычными и непреложными — среди людей одного круга.

— Оборотня? Эльфа? Гнома? Что дальше? Человек — не такой как ты? Другого цвета кожи, другого вероисповедания, другого склада ума — пока ты не останешься совсем один — среди твоих бесчисленных отражений?

Маг гордо поднял голову.

— Такие, как мы — соль земли. Сделать всех подобными нам — даже не задача, всего лишь мечта — приятная, однако недостижимая. Достаточно того, если нам будут подражать!

— Почему ты думаешь, что ты — лучше? Только потому, что тебе легче даются науки, у тебя с детства прорезался талант, позволяющий тебе закончить парочку ваших учебных заведений и устроиться на хорошую работёнку?

Маг кивнул.

— Этого достаточно в любом мире. Я гораздо умней большинства людей — мой показатель интеллекта в разы выше, чем у крестьян, и в полтора раза — чем у властителей. Я постоянно работаю в сфере открытия новейших технологий. Последняя моя разработка — молния замедленного действия способна уничтожить небольшой город, не повредив никому из исполнителей. Причём это не требует большого количества силы, используя силу одной жертвы, что бы добраться до двух других — это цепная реакция, которая не остановится, пока в радиусе её действия останется достаточно людей! За хорошие деньги я решу любую задачу!

Колдун умолк, ожидая одобрения собрата по цеху, а Элан устало облокотился на меч, словно на трость. В этот миг он почувствовал себя невероятно древним — словно слова «цепная реакция» и картины, которые она вызвала в его разуме, состарило его на века — за несколько мгновений.

— Я видел людей, которых можно назвать «солью земли». Они сидят в застенках, а не используют свой талант для потакания прихотям власть имущих, делая их жзнь более комфортной, а мир — всё более ранимым, подталкивая его к пропасти. Подобные тебе живущие ради удовлетворения своих амбиций — любой ценой, забыве о сострадании и милосердии, применяют зниния и силу бездумно, ради зарплаты, как бы велика она не была, не меньшие, а то и большие преступники, чем те, кто использует ваши изобретения. Вы мните себя суперлюдьми, не замечая, что вы — уже не люди. Вернее — нелюди. В вас жажда знаний выжгла душу не менее верно, чем в других — жажда власти или наживы. А вот вреда такие как вы, могут принести гораздо больше — потому, что умней и талантливей.

Кристальный пепел легко пробил магическую защиту и нежно, почти невесомо коснулся груди серого мага. Тот судорожно вздохнул — и упал на траву, выронив зашипевший феербол.

— Я мог бы… Изобрести что-нибудь для тебя. Ты потерял больше, чем приобрёл.

Элан покачал головой.

— Возможно. Однако знания о войне ещё никого не сделали счастливым. А что ещё может изобрести маг и исковерканной, чёрной душой? Лучше мы уж сами. Своими силами.

Он прикрыл глаза начавшему коченеть телу и, подхватив свои пожитки, направился вглубь леса…

— Великая, нас атакуют! — Молодой ртило ворвался в шатёр, где весь обложенный книгами, под бдительным присмотром драконессы в человеческом обличье жрец народа Вар-Раконо медленно, но верно становился идеальным правителем.

Грея легко стекла с кушетки, на которой она нежилась у огня, метнулась яркой молнией к столу, тело её поплыло, на секунду став призрачным драконьим боком — и книги, разбросанные на столешнице, мелькнув темными переплётами, нашли надежный приют за чешуёй. Успокоившись за сохранность самых своих ценных вещей, Грея расслабилась — и вот уже молоденькая девушка поворачивается к оторопевшему пареньку, посмеиваясь над его остолбеневшим видом.

— Говори конкретно! Кто нападает, откуда, в каком количестве.

— Э… Виверны! С неба, со стороны солнца! И их много!

Грея ухмыльнулась, поворачиваясь к жрецу.

— А ты говорил, что я зря волнуюсь. Поднимай тревогу!

Ракх-инти нахмурился, шагнул к стене, сорвал рог — и его высокий, чистый звук наполнил селение, заставив отозваться оружие на стенах и посуду у очагов. Жители торопливо направились к шатрам — и через мгновение на улицах посёлка никого не осталось.

Командир легиона всадников виверн, священнослужитель шестого ранга, преподобный Кролет лишь рассмеялся. Весь посёлок представлял собой несколько десятков войлочных шатров, которые легко поддавались огню, и не могли защитить никого из жалких заговорщиков, пытающихся спастись бегством. Да и что могло противостоять лучшему легиону крылатых всадников, «наездникам ветра»? Небольшую защиту представлял собой лишь центральный шатёр — двойной, покрытый сырыми шкурами, он мог подарить его обитателям пару лишних мгновений жизни — но не более того. Пламя виверн, контролируемоё и улучшаемое поколениями магов, было необычайно горячим — созданное специально против драконов, оно за считанные мгновения сжигало человека — или ртило дотла, оставляя от несчастного лишь кучку пепла. Командир нападавших, вглядываясь в опустевшие улицы, махнул рукой — и передовой десяток сорвался в пике, набирая скорость в направлении одиноких хижин…

Легкая девичья фигурка вышла из центрального шатра. Беспечно остановившись у ближайшего ветхого заборчика, представляющего мешанину разнородно поставленных палок, она принялась смотреть в сторону нападавших, прикрывая глаза от солнца ладонью. Это была лакомая мишень. Виверны разведки сгрудились в кучу, стараясь сжечь первую жертву боя — по преданиям, это сулило удачу. Всадники подстёгивали своих рептилий, подбадривая их громкими криками. Соревнования на скорость — древняя традиция, означающая начало схватки, и почитаемая среди «Наездников ветра». Оказавшись на расстоянии в полсотни метров, всадники придержали своих виверн, рассыпались, рептилии изогнули шеи, готовясь изрыгать огонь — и тут девчонка, до сих пор стоявшая неподвижно, взорвалась вихрем движений. Её руки ныряли в ворох прутьев ограды, выдёргивая заранее припасённые копья — лёгкие, тонкие, они летели как стрелы, выпушенные из огромного лука — мягко и свободно, чуть подрагивая под порывами ветра. Взрыв энергии, позволивший молоденькой девчонке запустить в небеса почти одновременно около десятка снарядов, кончился почти мгновенно — и она вновь застыла, разглядывая вивен. Командир передовой группы успел ухмыльнуться и поднять руку, давая сигнал к атаке — на таком расстоянии, да ещё снизу вверх, ни копье, ни стрела, даже пущенная рукой сильного мужчины, не в силах пробить кожу его подопечных. Магически адаптированная, она, хотя и уступает в крепости драконьей чешуе, но достаточно крепка, чтобы выдержать настолько слабый удар; как вдруг почувствовал сильную боль в ноге — из неё, хищно поблёскивая жалом, торчал наконечник копья — только что пробивший виверну насквозь, словно поднятую охотником на болоте утку. Рептилия начала заваливаться на бок, глаза её закатились, крылья делали последние, судорожные взмахи. Торопливо оглянувшись по сторонам, всадник выхватил переговорный медальон, настроенный на командира легиона.

— Центральный наездник передового звена — донесение. Деревня опасна! Разведка уничтожена вся за долю секунды! Мы падаем!

Медальон смолк и замолчал. Преподобный Кролет пришёл в ужас. Такие потери! Обычная акция устрашения, заказанная вождями ртило — безобидная и хорошо оплачиваемая! Что ж, ему за это заплатят — когда он уничтожит проклятую деревеньку дотла!

— Внимание! Высшая степень опасности! Заход круговыми волнами повзводно. Уничтожать всё, что горит. Я хочу, что бы от этой деревеньки не осталось ничего, кроме скалы, на которой она расположена! Вперёд!

Всадники, перегруппировавшись, принялись снижаться. Огромные полукруглые ряды, дающие максимальный фокус огня, шли один за другим, неумолимо приближаясь к жалким домишкам простых селян. Кролет, осторожно устроившийся во втором ряду, залюбовался слаженностью действий легиона и довольно кивнул головой — время, потраченное на отработку манёвров, окупилось — какова точность манёвра! А если при этом его воины и сожгли пару-тройку деревушек — что с того? Нынешняя чёткость того стоила!

Девушка, словно соглашаясь с ним, кивнула и отправилась обратно, в центральное здание. Она нырнула в открытые двери одновременно с волной огня, опустившейся на деревушку. Здания вспыхивали одно за другим, принимаясь гореть жарким весёлым пламенем — но из них никто не выбегал, словно жители начисто потеряли инстинкт самосохранения. Следующая волна пошла ниже, поливая огненными струями всё, что ещё могло гореть… И тут огонь, весело прыгающий на крышах зданий, словно взбесился. Языки пламени взвились вверх на десятки метров, обвивая виверн и их седоков — одновременно по всей деревне, над каждым домом, вдоль всех канав, замаскированных под небрежные изгороди, вставали языки пламени. Рептилии кричали пронзительными голосами, тормозили, пытаясь погасить скорость — сзади налетали другие шеренги — и люди и виверны беспорядочной кучей влетали в стены огня, расположенные таким образом, что бы максимально уничтожить врага именно при полукруглом построении. Влетали — что бы горящими шарами падать на землю, не переставая кричать.

В сотне метров от огненной вакханалии, под небольшим козырьком, позволяющим комфортно наблюдать за происходящим в деревне, не опасаясь быть увиденным, Ракх-инти согнулся над землей — его рвало от ужаса и пережитого волнения. Грея насмешливо подняла бровь, однако не обернулась, а осталась стоять, внимательно изучая происходящее в деревне. При этом лицо её оставалось спокойным и расслабленным — как у работника, хорошо потрудившегося и с удовлетворением принимающего награду за выполненную работу.

— Великая… Это жестоко. Ты уничтожила кучу народу и вызвала войну людей и ртило. Причём руками моих людей!

— Не преувеличивай. Твои люди лишь копали канавы и заполняли их горючим материалом, пропитанным кровью земли. Остальное сделала я — пока они по остаткам древних руин, над которыми мы устроили деревню, выбирались за её пределы. Святоши, узнав о появлении хранителя, сложили два и два и отправили сюда легион своих виверн — якобы для помощи местной власти, а на деле — что бы отыскать и уничтожить меня. Те счастливчики, что выберутся из этого пекла — драконесса кивнула в сторону горящих языков пламени — расскажут своим, что легион был почти полностью уничтожен, но не драконом, а вспыхнувшей деревушкой, что вызовет растерянность и отложит следующий рейд по моему поиску. А то его и отменит, если я правильно понимаю характер моего нового хранителя.

Грея хищно улыбнулась.

— Малыш набирается опыта — и неуклонно движется в мою сторону. Скоро мы встретимся — и твой народ будет с нами; если, конечно, ты сумеешь стать подходящим правителем. Вряд ли нынешняя власть после такого фиаско — новый кивок в сторону догорающего пламени — получит от святош какую-либо помощь. А, значит, пора тебе выходить из подполья — как представителю древнего рода, озабоченному положением дел в стране и готовому помочь. Но при этом не прекращая занятий! Я об этом позабочусь!

Ракх-инти тяжело вздохнул и в согласии опустил голову, а по губам драконессы, не отрывающей глаз от сполохов пламени, мелькнула слабая улыбка. Она стояла, повернувшись к ртило одним боком — на другом, повинуясь поглаживанию тонких пальцев, медленно светлел и исчезал огромный ожог, полученный от одной из расторопных виверн…

— Почему тот стражник кинул в меня тобой? Зачем было меня добивать — ведь сфера отрицания и так вполне надёжно выдавливала из меня последние остатки дыхания!

Кристальный пепел хихикнул.

— Просто он сделал глупость.

— Глупости, глупости. Их я совершаю постоянно, с тех пор, как встретился с тобой.

— Согласен. Могу даже назвать несколько. Например, умный человек не стал бы отправляться к чёрту на рога, в иные миры, удовольствовавшись только здоровым телом; сбежал бы из каравана работорговцев, наплевав на других и на меня; или договорился бы со священниками, сделав головокружительную карьеру. В конце концов, остался бы у эльфов, окружённый почётом и уважением, и провёл бы дни в холе и неге, почитаемый народом, который спас бы от гибели…

— Последнее мне в голову не приходило. — Со вздохом произнёс Элан, продираясь сквозь заросли колючего кустарника — в человеческом теле ходьба по дикому лесу была довольно тяжёлой, однако вновь становиться волком он теперь побаивался.

— Зато остальное приходило — однако ты по-прежнему совершаешь глупости. Причем сам не понимаешь, зачем. Так?

— Может, ты понимаешь? Так объясни глупцу, не способному на умные поступки!

Меч вздохнул.

— Всё очень просто. Большинство людей достаточно разумны, что бы подчиниться сильному, надавить на слабого, устроиться поудобней… Они умны и начитанны, они постоянно идут на компромиссы — с окружающим миром, с собственной совестью, с законом и другими людьми. Созданные очень интересные и научные теории компромиссов, живя по которым, ты в бесконечной войне жизни будешь выигрывать одно сражение за другим. Это так правильно, так удобно — вот после каждой такой победы ты оставляешь в очередной сделке частичку себя, своей души — по чуть-чуть, по капельке, пока в конце ты не поймёшь, что, выигрывая сражения, войну ты проиграл. Это, конечно, если останется хоть что-то от того честного и наивного юноши, который только начинает сражение за свои идеалы. А чаще всего не остаётся ничего, и человек умирает в полной уверенности, что жизнь удалась.

— То есть стражник поступил по совести, решив меня прирезать?

Меч засмеялся.

— То есть я подсказал ему эту идею — и немного надавил. Людьми управлять очень просто, используя их внутренние, нереализованные желания — и подсказывая, в какой момент их исполнить. А как, по твоему, я путешествую по миру в поисках очередного восторженного юнца, мнящего себя хранителем?

— То есть — ты меня спас?

— То есть — соберись, за ближайшими деревьями — засада коротышек, оберегающих свои шахты от посторонних глаз. Не стоит каждый раз попадать в чужие ловушки — если, конечно, не хочешь их использовать — например, для учёбы наивных юнцов…

Двое стражников народа молотов заметили человеческого отпрыска ещё издалека — он ломился через густой подлесок не менее громко и прямо, чем подвыпивший гном-шахтёр, на выходные поднявшийся на поверхность. Ухмыляясь в прокуренные бороды, они подвинули к себе массивные дубинки, отложив в сторону тяжёлые, покрытые замысловатым узором рун секиры — предстоял не бой, а потеха, после которой юнец с громким криком должен рвануть в противоположную сторону, почёсывая распухший зад. Однако стоило бородачам со страшным рыком выскочить из за кустов, как всё пошло наперекосяк. Пояс юнца молнией метнулся вперёд, подсекая ноги у ближайшего из гномов, а тоненькая, но крепкая палка, на которую он опирался при ходьбе, оказалась в ногах у второго дозорного — отчего тот споткнулся и повалился на своего собрата. Юнец, вместо того что бы выхватить оружие, и начать резать оказавшимися беспомощными воинов, счастливо рассмеялся, воскликнул: «Ага, попались!», откинул котомку, которую нес на плече и кинулся в образовавшуюся кучу-малу, тут же плавно перешедшую в какую-то праздничную потасовку — когда хотят не столько уничтожить соперника, сколько похвастаться своей силой, не причиняя особого вреда окружающим. Впрочем, против двух представителей народа молотов, закалённых многочасовой работой с камнем, надолго паренька не хватило — руки и ноги его оказались прижаты к земле, а бородачи, тяжело отдуваясь, уселись сверху.

— Ответствуй, кто ты и что делаешь у наших шахт! — Стражник, чей глаз заплыл, однако губы одобрительно улыбались, безуспешно пытался напустить на себя строгость.

— Обязательно отвечу. Но вначале давайте промочим горло — тут я с одними повстречался намедни… Одолжил у них кое-что из припасов. Выпьем, перекусим, заодно и поболтаем. Парень кивнул на котомку, отброшенную им в начале схватки — оттуда заманчиво торчало горлышко внушительной бутыли…

— Из тебя мог бы получиться неплохой гном. — Полупустая фляга лежала в стороне, а стражники жадно поглощали щедро разбросанную по чистому полотну снедь. — Конечно, ты дылда, как и все люди, однако руки у тебя крепкие — вполне мог бы работать в шахте.

— А люди мне говорили, что я — гном. — Элан вздохнул, искоса наблюдая за лицами собеседников.

— Они тебе льстили. — Старший из народа молотов на секунду оторвался от поглощения курицы, что бы свысока похлопать юношу по плечу — ему для этого пришлось приподняться и хранителю с трудом удалось сохранить серьёзное лицо. Он глядел на кряжистых бородачей, с трудом дотягивающихся ему до плеча, и почему-то чувствовал, что он — дома.

— Хотя силёнкой тебя триединый не обделил! Я бы без проблем взял тебя в кузню.

Элан вздохнул.

— Я — с удовольствием. Может, как-нибудь потом. Загляну к вам в гости на недельку, постучу молотом, поправлю старые штреки…

Бородач разом перестали работать челюстями, с недоверием глядя на паренька.

— Тебе что, подчиняется сила гор?

— Ты знаком с магией земли?

Два возгласа слились в один, и Элан улыбнулся, разливая вино по внушительным кубкам, оказавшимся с собой у запасливых гномов.

— Не так что бы очень. Попробовал как-то — вроде, получилось…

— Может, и правда кто из наших на сторону ходил… — Один из гномов задумался, однако лицо его тут же просияло. Он ободряюще хлопнул хранителя по плечу, отчего тот едва не свалился лицом в остатки еды.

— Не тушуйся, стой на своём, старейшины решат, какого ты рода.

— Да я, собственно, не за этим. А вот то, что мы так сидим — вас не накажут?

Один из бородачей хмыкнул.

— В военное время дозорный, отвлёкшийся от несения службы, конечно, был бы наказан — могли руку отрубить, или того хуже — бороду сбрить. Ну а сейчас… Кругом мир, да и шахта уже почти выработана. Гномы не чтут точного соблюдения условностей.

Элан едва не подавился куском мяса.

— Сбрить бороду — хуже, чем отрубить руку?

— Удивлён? — Старший из гномов подмигнул изумлённому юноше — Да что с тебя взять, безбородый, ты никогда не поймёшь гордости от столетия выращиваемой, волосок к волоску бороды. Теперь, когда мы поели, расскажешь, от кого ты прячешься и почему надеешься, что народ гномов возьмёт тебя под свою защиту?

— Почему вы так решили?

— Ясное дело. Идёшь тихонько, по лесу, не по дороге, избегаешь любых встреч, причём прямиком к тем, кого считаешь пусть дальней, но роднёй. За чем же ещё, как не за помощью? Вот только не вовремя ты, парень. — Пожилой гном тяжело вздохнул, и лицо его помрачнело. — У нас сейчас времена тяжёлые, чёрные времена. Голод у нас.

— Голод? Вокруг еды достаточно, а у вас должно быть в избытке то, чем можно за неё заплатить!

— Раньше так и было. Все гномы — ремесленник он или шахтёр, могли быть уверенны в завтрашнем дне, потому что труд их ценился выше золота и драгоценных камней. Всё изменилось с тех пор, как были изобретены деньги…

— Разве они не были издавна?

— Ты дитя своего века, и тебе трудно представить мир, в котором нет денег. Люди создали эту игрушку совсем недавно, а до этого обходились чисто номинальный оценкой, используя для этого куски золота и драгоценности. Никто не поклонялся монетам, не мечтал о том, что бы их стало много. И мир был намного чище. Конечно, лихих людей хватало всегда, однако сам посуди — кто будет везти за тысячи километров, тайком, дурман-траву, если взамен ему предложат зерно или полотно на рубашки? Или предавать своего бога за горсть серебра? Деньги безлики, и на них можно купить всё: И чужой труд, и ножи разбойников, и всласть поглумится над себе подобными… У нас не так — вместо денег мы используем долговые обязательства и всегда можем отследить, как и на что они были потрачены…

Пожилой гном мог говорить ещё долго, но Элан нетерпеливо спросил:

— Вы говорили о голоде?

— Голод… С тех пор, как люди начали торговать с народом молотов, всё пошло наперекосяк. Горные дороги обложены ватагами разбойников, и мы вынуждены соглашаться на те цены, которые устанавливают местные купцы. Однако несмотря на то, что мы платим золотом, они всё равно дают нам минимум — только что бы мы не умерли с голоду.

— Почему же вы сами не отправите обоз?

— Постоянно водить обозы — нас не так много, а один-два обоза ничего не изменят — купцы рассчитывают количество продовольствия, которое мы закупаем, и сокращают соответственно свои поставки. Вдобавок поднимают цены — что бы компенсировать «упущенную прибыль»

— И вы это терпите?

— Мы — не воины. Народ молотов силён и отважен, и способен дать отпор, если к нам вторгнется враг — однако мы не можем жить, не выпуская оружия из рук. Уничтожь мы купцов — на нас ополчиться всё государство людей, и нам придётся забыть о мирной жизни, превратившись в банду, с боем добывающую себе кусок хлеба. Возможно, мы и пойдём на подобное — ради спасения своих детей, однако если мы изменимся, они вырастут не честными кузнецами и ремесленниками — а разбойниками и душегубами. Люди начнут за нами охотиться, как за дикими зверьми — и народ гномов исчезнет, даже если кровь наша и останется в этом мире. Шахты окажется заброшены, а наши потомки будут кем угодно, только не порядочными глендами…

— Но разве можно добиться справедливости, просто рассуждая у костра с прохожим о добре и зле? Может, стоит что-нибудь сделать?

— Вы невежливы, юноша. Старики любят пространные разговоры, а молодёжь всё время торопится жить…

— Старики — или старейшины?

Элан заработал пристальный взгляд из-под нахмуренных бровей. Пожилой гном помолчал, теребя бороду, наконец заговорил:

— Иногда в добропорядочной семье народа молотов, гордящимися поколениями своих предков — глендов, или, как у вас называют, мастеров, рождается необычный ребёнок. Он с детства не интересуется обычными играми гномов, он томим непонятной тоской, заставляющей его часами смотреть на солнце, или брать в руки кисть, или вмешиваться в разговоры старших, мешая почтенной беседе. Народ молотов ценит таких детей, но селит отдельно. Их воспитывают старейшины — те, кто взял на себя бремя вести свой народ по дорогам судеб. Иногда таких детей убивают — и никто не знает, почему, по каким признакам отбирают тех, кому жить на этом свете, а кому — умереть. Незримый меч внезапной смерти весит над каждым из воспитуемых до его совершеннолетия — пока врата общих врат не распахнуться перед ним, и он не останется в толпе гномов — один на один со своим предназначением. Смешно, в толпе — и один на один.

Собеседник Элана нахмурился, полез в карманы, нашёл старую, прокопченную трубку, раскурил её от тлеющего огня и, выпустив большой клуб дыма, продолжил:

— Старейшиной становится лишь один из ста таких детей. Из остальных может получиться скульптор, или художник… или маг. Я был уверен, что готовлюсь в старейшины — меня учили быть частью народа молотов, принимая интересы любого — как свои. Так учат у нас правителей, потому что властитель, равнодушный к своим подданным — на самом деле убийца своего народа, пусть неявный и неосознанный — но убийца. Я был счастлив и горд выпавшим мне жребием — и честно изучал и переживал за жизнь своих соотечественников… Пока однажды не увидел сон. Обвал в отдалённом штреке — десятки глендов гибли под неимоверной тяжестью камня, медленно выдавливающего воздух из лёгких… Я умирал с каждым из них. Раз за разом я задыхался от удушья, и трое взрослых из последних сил держали бьющегося в агонии ребёнка. Тех горняков уже никто не мог спасти. Однако с той поры я вижу сны — и всегда успеваю предупредить о беде до того, как она случилась. Почти всегда. Я видел, что идёт тяжесть — но не знал, как предотвратить голод! Мои сны были бессвязными, и старейшины, выслушивая меня, хмурились и разводили руками. Потом пришли люди — и поток продовольствия иссяк, превратившись в пересыхающий ручёёк. Не потому, что еды не хватает — гораздо выгодней сеять поменьше и держать нас на голодном пайке, чем засевать больше полей!

Руки пожилого гнома непроизвольно сжались и сухая палка, которую он машинально вертел, затрещала, встопорщившись измочаленными лохмотьями. Он недоумённо посмотрел на окровавленную ладонь и, вытянув откуда-то чистую тряпицу, приложил к лопнувшей от напряжения коже, продолжая говорить уже спокойней.

— Тогда я попытался увидеть возможность спасения. Часами, обливаясь потом, я валялся на жёстком ложе, входя в транс — однако лишь темнота обступала меня. А дети — наши дети! Продолжали голодать. И вот когда я совсем отчаялся, я увидел лес предгорий — и волка, выбегающего из-за деревьев. Узнав местность, я напросился в дозор у старой штольни — однако не видел до сих пор ничего интересного… Ничего, кроме тебя.

Элан поперхнулся недоеденным куском, торопливо глотнул из подставленной кружки — и закашлялся ещё больше от хлынувшего в глотку вина.

Меч недовольно заёрзал вдоль позвоночника, сделал что-то, отчего спазмы как рукой сняло — и попросил:

— Спроси его — что стало с грибницами?

Элан, с трудом переводя дыхание, повторил вопрос — бородачи разом напряглись, недоверчиво уставившись на странного пришельца. Тот, что помоложе, молниеносно выхватил нож, прижав к боку не пришедшего в себя хранителя:

— Откуда ты знаешь про грибницы?

— Аккуратнее! — Элан, не обращая внимания на щекотавшее рёбра лезвие, смотрел на старшего гнома — спокойно и уверенно. Во всяком случае, старался таким выглядеть. Потому что понятия не имел, к какой из сокровенных тайн подземного народа ненароком прикоснулся. — Если я спрашиваю, значит, могу помочь. Или вы уже разуверились в своих снах, уважаемый?

Видящий народа гномов всё так же недоверчиво смотрел из-под нависших бровей.

— Я видел не тебя… Я видел волка!

— Не стоит доверять внешности, почтенный гленд. Я мог бы прийти и волком — бежать между деревьями в лесной шкуре предпочтительней, однако некоторые встречи учат спешить не торопясь… Можно, конечно, и обернуться — но я предпочту показать вам это.

Элан аккуратно достал верительные грамоты эльфов, завёрнутые в зелёные листья вечных деревьев. Бородачи остолбенели, пожирая глазами свёрток в руке хранителя. Потом осторожно вынули его из рук заинтересованного Элана — заинтригованный, он не возражал. Медленно положили на землю, отложив в сторону само послание — и принялись с благоговением рассматривать сами листья.

— Меллиорн! Он ещё жив!

Время текло, однако гномы всё так же стояли перед несколькими листьями — несмотря на дорогу, они выглядели сочными и свежими, будто только сейчас сорванные с дерева. Наконец один из них поднял голову — и Элан с удивлением увидел дорожки слёз на суровом лице.

— Наши грибницы погибли. В одночасье, исчезнув сразу все — и полностью. Восстановить их без листьев священного дерева эльфов не было возможным. А в то, что они остались в лесах, никто уже не верил… Слишком давно аллорны не давали о себе весточки. Ты вернул нам нашему народу друга — и надежду. Это достойный подарок.

Элан подумал — и упал на землю, корчась от смеха:

— Ну, длинноухие! Это надо же! Меня столько раз шманали по дороге, вертели послание, пытаясь понять смысл написанного — а на то, что на самом деле рассказывало обо мне и о них лучше всего, никто и внимания не обратил! Умно!

Гномы замялись — однако вскоре и их раскатистый бас присоединился к смеху хранителя.

— Это да! Это вполне в их стиле! Вряд ли они доверили бы бумаге то, что мог сказать обычный лист. Но расскажи нам о них! Почему вестей от них не было так долго?

— Эта история долгая и интересная. Вот только рассказывать я её буду в присутствии старейшин.

— Тогда нам пора собираться! — Видящий аккуратно завернул послание в листья и вернул хранителю: — Передашь это большому кругу. Послание эльфов заслуживает того, что бы быть вручённым по всем правилам. К тому же — мы не знаем, что станет с листьями вдалеке от верительных грамот…

— Значит, ты утверждаешь, что ты — хранитель фиолетового меча предела, осколок триединого — и находишься в поисках дракона?

Двенадцать седых старцев с длинными белыми бородами сурово смотрели на Элана. Он стоял в троном зале — огромном, тонущем во мраке; вокруг него столпились гномы, а старейшины, сидя на возвышениях — каждый на своём троне, с интересом разглядывали хранителя — и светящийся и переливающийся всеми оттенками фиолетового цвета меч предела над его головой.

Элан пожал плечами. Когда он на просьбу представиться выхватил кристальный пепел из собственного тела, он ожидал какой угодно реакции — только не ледяного спокойствия, сдобренного небольшой толикой вежливого интереса.

— Пожалуй, это действительно он. — Один из старцев задумчиво пожал губами, разглядывая ροζοτμ`εχη ζαρι. — Во всяком случае, тот был таким же.

Элан удивлённо посмотрел на говорившего. Даже у эльфов никто не помнил прихода прежнего хранителя — а этот так спокойно говорит об этом!

— Впрочем, есть верный способ убедиться. — Старейшина покусал седой ус, потом решительно встал и подойдя к оторопевшему юноше, буднично попросил:

— Дай мне его на минутку.

Элан растерянно шагнул назад, поднося меч к спине…

— Дай. — Голос меча был хриплым и чуть надтреснутым, словно от волнения. — Тебе… Тебе это ничем не грозит.

Растерянный, хранитель протянул кристальный пепел вперёд — впервые расставаясь с ним по чьей-то просьбе. Свет меча потускнел, став приглушённым — и обернулся вокруг приземистой фигуры гнома. Тот помолчал, прислушиваясь к чему-то внутри себя, улыбнулся, кивнул, аккуратно возвратив ροζοτμ`εχη ζαρι растерянно молчавшему Элану. Затем закрыл глаза — и медленно сполз на землю на глазах оторопевшего хранителя.

Он всё ещё стоял, когда к упавшему старейшине подошли несколько гномов и, уложив на принесённые носилки, ровной поступью вынесли его из зала.

— Гномы живут не долго. Больше людей, однако гораздо меньше, чем аллорны. Около пятисот лет. Но у нас сильная воля — и если старейшина решит, что должен дождаться следующего хранителя, что бы засвидетельствовать его приход — никто, ни время, ни смерть не сможет ему помешать. — Возле Элана оказался совсем седой старейшина, ободряюще положив руку ему на плечо. — Он был мне прадедом — и я могу засвидетельствовать, что он умер, выполнив свой долг. Пойдем, будешь гостем нашей семьи.

— Я должен идти. — Хранитель смотрел, как носилки в сопровождении старейшин выносят из зала — и всё больше гномов присоединяется к ним, появляясь из темноты зала.

— Ты должен пройти последнее испытание — силой гор, и тогда народ молотов пойдёт за тобой. Это будет завтра — а сегодня все скорбят по ушедшему.

Элан помолчал, глядя на печальную процессию, и двинулся за своим провожатым…

Гигантские ворота, покрытые толстым слоем ржавчины, дрогнули и стали раскрываться. Толщина их, с туловище упитанного гнома, вызывала почтение одним своим видом. Отряд гномов, дежуривших у врат, напрягся, зажглись фитили у странного вида машин, подсоединенных к бочкам с маслом — но за воротами было пусто — и тихо.

Тёмный зев пещеры раскрытой пастью гигантского чудовища зиял перед хранителем.

— Когноте-грох, сумерки тьмы. Так наши предки окрестили эту часть старых штолен. Когда-то здесь добывали очень редкий жизненно необходимый всему народу молотов минерал — смотри, вот он. — В руке у старейшины засветился слабым синим огоньком крохотный осколок. Он был меньше горошины, меньше пшеничного зерна — однако даже в нём чувствовалась красота и какая-то светлая, чистая, играющая с миром энергия.

— Ты хочешь, что бы мы пошли за тобой? Что бы мы признали твоё право быть с народом молотов? Тогда помоги нам! Это минерал способен покончить с угнетением нашего народа. Только идущий путём света способен не заблудиться в старых штольнях, только страж предела способен выжить там, где сгинет и армия. И только имеющий в своём сердце частицу души гнома, может найти в выработанной штольне достаточно большой кусок камня жизни — асталита…

— Если там так опасно, разве есть шансы у одного человека?

Старейшины промолчали, глядя в пол — однако неожиданно ответил кристальный пепел. Его голос отразился от стен, зазвучав ровной и красивой нотой в голове каждого из находящихся перед вратами.

— Не вини почтенных глендов. Если и есть у кого и шанс пройти в сумерках, так это у одиночки — слишком долго там плодилась тёмная нечисть. Конечно, лучше бы сюда вернуться попозже, после единения — однако ты всё равно не можешь использовать здесь космические силы — слишком близки жерла ещё не остывших вулканов. Взрыв-другой — и волна магмы хлынет в подземные туннели, уничтожая всё. Этого не выдержит даже полноправный хранитель предела. Так что придётся нам обходиться тем, что есть — а есть у нас не так уж и мало, и шансы на успех неплохие. И пусть идущие во тьму крепче сжимают секиры в руках!

Гномы все, как одни, опустились на одно колено — и в ответ прозвучало негромкое, но твёрдое:

— Кирка крепче стали, рука крепче камня, однако если в сердце сила гор — то тьма отступит!

Слой пыли был не очень толстым, но достаточным, что бы звуки шагов были почти не слышны, отдаваясь слабым эхом лишь в обострённых до предела опасностью и особой подготовкой меча ушах хранителя. Тьма была почти вещественной, такой густой, что казалось осязаемой. Элан аккуратно ставил ноги, нащупывая дорогу по уходящей вниз штольне, и не мог отделаться от мысли, что с каждым вздохом он запускает в себя не просто воздух — а кусок первозданной тьмы…

— Я не могу обострить твоё зрение — здесь практически нет света, так что даже если я сделаю тебе кошачьи глаза, ты всё равно ничего не увидишь. Зато я сместил диапазон и теперь ты в состоянии увидеть любую тварь, чьё тело теплее камня вокруг. Однако я бы не слишком обольщался — здесь наверняка полно рептилий, а они хладнокровные. Лучше учись ориентироваться на слух — и на интуицию. Ты должен суметь почувствовать врага до того, как он ударит — иначе мне придётся выбираться из туннелей очень долго…

Элан подумал и закрыл глаза — от постоянного напряжения в попытках хоть что-то разглядеть они болели, став сухими. А веки резали глазные яблоки, словно в них насыпали песку. Так, расслабиться. Шаг. Осторожный стук поставленной на камень ноги, обутой в мягкую кожу — и тихий шорох потревоженного пепла, осыпающегося вокруг ног. Пару раз ροζοτμ`εχη ζαρι вспыхивал огнями радуг, помогая выбирать направление спуска на развилках, и Элан убедился что под ногами — не пыль. Да и откуда взяться ей в тысячелетия назад закрытых пещерах. Под ногами невесомо шуршал, покрытый серым налетом времени, тёмный и ломкий пепел. Впрочем, местами он был потревожен цепочками непонятных следов — у пещер мрака были обитатели. Кто они и чем питаются, было пока непонятно — однако хранитель опасался, что это как раз скоро перестанет быть загадкой…

Первое нападение произошло, когда он поскользнулся. Нога внезапно поехала по полу, до этого бывшему сухим и пористым, но внезапно ставшему гладким, как отполированное стекло. Элан закачался пытаясь сохранить равновесие — и почувствовал рывок чего-то стремительного в его сторону из темноты. Хранитель упал, выставив перед собой меч — и тут же непонятная тяжесть навалилась на него, заставив испуганно отскочить, торопливо полосуя мечом перед собой. Кристальный пепел засветился, покрывшись фиолетовой дымкой — и в её неярком свете Элан увидел гигантскую змею, разрубленную от пасти до хребта самым первым, неумелым взмахом.

— Что ж, первое свидание состоялось. Глянь вдоль стены — след был один? — Голос Кристального пепла был наигранно беспечным.

Осторожно обойдя умирающую рептилию, в агонии свивающуюся в немыслимые клубки, Элан посветил мечом вдоль стены.

— Один. Вот только — он ползла какое-то время рядом со мной, выбирая момент для нападения — а я ничего не слышал!

— Это хорошо, что одна… Посмотри на неё, Элан.

Туловище змеи покрывала чешуя, похожая на рыбью, гладкая и блестящая. Она сверкала в фиолетовом свете тонкими искрами, создавая мини зайчики.

— Каждая чешуйка вполне способна выдержать удар секиры даже очень сильного гнома. Это броня, выращенная самой природой, ценится на вес алмазов, потому что, кроме защиты от оружия, обеспечивает и защиту от магии. Даже мне было нелегко её рассечь.

— Тебе? Но как-то ты хвастался, что способен рубить всё на земле!

— Ну, во-первых, мы уже давно не на Земле. Во всех смыслах. Мы под землёй. Во вторых — не всё, а почти всё. С тем, кто способен выдержать мой удар, тебе пока лучше не встречаться. И ещё — переверни её, Элан.

Хранитель аккуратно, кончиком меча подцепил начавшую остывать змею, опрокинул её — и открылось жёлтое брюшко — покрытоё точно такой же чешуёй, как и на спине, но сверх того — поросшее неровной желтоватой шёрсткой.

— Вот поэтому то ты её и не слышал. Ты ещё не приспособился воспринимать столь тонкие звуковые колебания. Пора учиться, Элан, если хочешь снова увидеть солнечный свет.

От движения меча тело змеи распалось — и стали видны какие-то сухие связки, прутики мышц и сухожилий. Крови не было — всё было жёлто-былым и — мёртвым. Человека передёрнуло.

— Может, вернуться и лучше подготовиться?

Меч помолчал, потом нехотя сказал:

— Подготовка к подобным экспедициям требует годы усиленных тренировок. Ни у нас с тобой, ни у гномов нет этого времени. Придётся всему учится на ходу. На нашей стороне — твои способности хранителя, моё мастерство меча — и предсказание видящего о том, что волк способен увести голод из пещер народа молотов. Не бог весть что, однако осознание предопределенности происходящего должно поднять твой боевой дух.

— А при чём тут моё испытание и их пищевой кризис?

— Кристаллы Синего пламени, как листья меллиорна, необходимы для возрождения грибниц гномов. Создание живого гриба, способного жить под землёй, с минимумом света и земли, способного брать все необходимые для роста из воды — это великая магия земли и природы. Гораздо проще поддерживать уже существующие грибницы — однако я почти уверен, что они погибли и к их уничтожению приложили руку наши святоши — церковники. Вот только как они умудрились дотянуться до самого сердца гор, защищённого всей силой народа молотов?

Элан вновь закрыл глаза. Он всё ещё сидел, прислонившись в камню в двух шагах от встречи со странной переливающейся коброй — в уютной ложбине, с трёх сторон защищённой надёжным камнем. Камень! Он был тут всюду, непоколебимый и надёжный, единственная его опора в этом иллюзорном мире неуловимых звуков и несуществующих красок. И даже тяжёлая толща над головой не пугала, а создавала иллюзию какого-то надёжного щита, отгородившего его от лжи и предательства. Где-то там, наверху остались интриги церковников и происки торгашей, непонятные стархи и дикие варвары, таинственные ртило и высокомерные эльфы. Здесь и сейчас у него был один путь, одна дорога, один помощник — крепкий, надёжный камень… Хранитель сам не заметил, как он мысленно потянулся в толще скал вокруг — и внезапно ощутил себя не только человеком — но и горой, землёй, лавой, клокочущей в её глубинах. Он встал и пошёл — на уверенности единства с этим миром, на кураже, на точном знании — о том, что он часть этого мира, часть, осознавшая свою причастность ко всему сущему и потому знакомую со всеми её тайнами.

Шаг его был твёрдым, нога не скользила даже на самых гладких участках — а меч безошибочно рассекал не ожидавших атаки тварей, уверенно поражая уязвимые места. Это была дорога жизни. Когда-то на заре времён отряды глендов, в полном боевом снаряжении, именно таким образом очищали древние туннели он порождений мрака. Став частью скалой, частью — гигантским многоруким существом, стальной лентой проползающей по коридорам мрака, неутомимой и неуязвимой именно в силу своей многочисленности — если падал один воин, на его место вставал другой, а пострадавшего, если его ещё можно было спасти, тут же утаскивали вглубь строя. Дорога жизни впавших в неистовство сил земли гномов могла тянуться сутками, поддерживаемая специальным обучением, колдовством амулетов и специальных рунных магов — но Элан был один.

Он шёл твёрдо, не глядя, чутьём ощущая и лёгкими взмахами меча уничтожая угрозу, появляющуюся со всех сторон, нападающую с боков, сзади. Никто не прикрывал ему спину и зачастую только скорость спасала его от ударов неизвестных тварей. Быстрота его рук и меча — потому что поступь его, своим эхом пробуждающая силы камня и гор, всё время оставалось ровной и словно выбивала в камне какую-то древнюю песню. Даже когда зубы уже отрубленной головы впились в его лодыжку мёртвой хваткой, хранитель не изменил ритма ходьбы. Морщась от боли, он продолжал выбивать в скале мотив неизвестного марша; понимая, что стоит ему остановиться — и кураж уйдёт, сменившись ледяной усталостью, меч дрогнет в руках — и кольцо тёмных тварей сожмётся. Кровь капала на землю, смешиваясь с прахом — и её запах вызывал из мрака всё новых и новых монстров.

— Остановись, парень. Не путай дорогу жизни и дорогу обречённых. Пока устроить себе передышку и подлечиться.

— Как, по-твоему, я могу это сделать? У меня нет даже секунды на то, что бы оглядеться!

— Сейчас ты — часть этих пещер. Найди укромный закуток, зайди в него — и обрушь свод перед нападавшими.

— А как я потом выберусь?

— Ты хранитель или нет? Сила гор откликнулась на твой зов — так что с камнем ты справишься. Вперёд!

Элан попытался сосредоточиться, найти подходящее место — однако здорово мешали неизвестные твари, атакующие из темноты. Кристальный пепел давно превратился в размытый вихрь, в фиолетовую ленту, окружающую хранителя светящейся полосой кристалла. И под его гранями крошились тела невидимых монстров тьмы.

Какая-то мелкая тварь повисла на руке, торопливо работая мелкими острыми зубками — рука сразу начала неметь, и хранитель потратил несколько лишних взмахов, сбрасывая её с себя. Ритм на секунду прервался, мрак вокруг взревел тысячью радостных глоток.

— Вправо, скорее!

Элан прыгнул, торопливо полосуя мечом низко нависающую скалу над собой; громада камня секунду помедлила, словно набирая разбег — и рухнула вниз, давя всё живое под собой, отрезая Элана от преследователей. Кристальный пепел зажёгся неярким фиолетовым светом, Элан огляделся, торопливо уничтожая остатки тёмных тварей — какую-то мерзкую гигантскую мышь со странно удлинёнными челюстями, клубок колючек, умудряющийся прыгать, втягивая и выбрасывая иголки, и что-то ещё совершено несуразное, похожее на ящерицу-кентавра — только вместо человеческого торса у неё выросла змеиная голова на тонкой шее.

Помещение, свободное от камня, было крохотным — несколько квадратных метров — пару шагов в одну сторону, пару в другую. За обрушившейся скалой слышалась какая-то возня, приглушённая камнем — там тёмные твари то ли пировали, подъедая раненных сородичей, то ли пытались грызть скалу — однако всё это было пока неважно — слишком велика была толщина гранитной плиты, упавшей сверху. Можно было расслабиться и немного поспать.

— Эй, деревня! В тебе сейчас яду хватит на полк таких же задохликов, как и ты! Быстро меня верни за спину!

Элан оторвался от дремоты. От него что-то хотят? Но всё это можно сделать и после, а сейчас так хочется спать…

— Давай, шевелись, поросячья немочь! Двигай ручками…

Кристальный пепел, до того лёгкий как пёрышко, теперь словно весил тонну. Элан кое-как, двумя руками приподнял его над землёй — и с трудом отправил в спину. Меч что-то ещё недовольно бурчал, однако Элан стремительно скользил в сон…

Темнота. Вязкая, душная. Кашель. Отголоски звука мечутся по каменному мешку, что бы бессильно заглохнуть, не найдя выхода. Неуверенное движение рукой — и твёрдый бок гранита под пальцами. Громада камня холодит руку, но это ощущение приятно, напоминая сталь привычного к руке инструмента… Меч. Кристальный пепел! Где ты?

— Очухался? Уже неплохо, вторые сутки спишь, как сурок, а время уходит. Подкрепись — и пора двигаться. Хорошо хоть, припасы не потерял в суматохе.

Элан растерянно пошарил по карманам. Брать еду у голодающих гномов ему казалось неправильным, благо эльфийских лепёшек, если тратить их экономно, должно было хватить не на одну неделю… А вот воды он взял с собой небольшую фляжку, не подумав о том, что может задержаться. Сейчас больше всего ему хотелось выпить всё залпом, за один глоток.

— Вода под землёй редко, однако встречается. Вот только пить что-либо в тёмных подземельях… Придётся потерпеть до поверхности. — Меч, как всегда, говорил всё прямо, не пытаясь приукрасить факты. — Прекрасный стимул побыстрее разобраться с заданием. С чего начнём?

Хранитель сделал маленький глоток и принялся жевать сухую лепёшку.

— Для начала подкрепиться. Потом пробить ход назад — и вновь продолжить спуск.

— Неверно. Там тебя наверняка ждут — и лучше поискать другую дорогу. Как насчёт вновь осмотреть гору? Глядишь, найдёшь что-нибудь получше. Это очень старые штольни, и ходов вокруг должно быть в избытке. Камень для меня не проблема, и пару десятков метров в сторону лучше, чем три назад.

Элан аккуратно смахнул крошки еды в рот, вновь сделал несколько экономных глотков и, с сожалением закрутив фляжку, лёг на твёрдый пол.

Что он делал в прошлый раз? Хранитель мысленно потянулся к силе предела — и был вознаграждён мощью, забурлившей в теле. Он аккуратно размял магией каждую мышцу, снимая остатки усталости от долгого лежания на твёрдом полу, заодно улучшая собственную нервную систему, делая движения долее быстрыми, а мускулы более сильными, насыщенными энергий под завязку. Кое где в теле виднелись остатки яда — похоже, он был очень мощным, проникшим за долю секунды сразу во все уголки организма, и Элан мог лишь удивляться, как кристальный пепел справился с такой прорвой работы… Хранитель аккуратно уничтожал чуждые островки, всё ещё пытающиеся вредить его организму, пока не почувствовал себя окончательно здоровым — и бодрым, полным сил и желаний что-нибудь немедленно сделать. Хотелось вскочить и выхватив меч, начать крушить врагов, однако от него требовалось совсем другое. Приглушив порыв, парень попытался войти в камень, окружавший его, ощутить своё родство с ним, стать его частью… Довольно долго ничего не получалось — но вот дыхание человека успокоилось, стало редким, сердце начало биться аккуратно и размеренно — и горы распахнулись перед мысленным напором.

Они были ещё молодыми. Пара миллионов лет — не срок для тех, чья жизнь сопоставима порой с жизнью солнц и планет. Гранит и кварц, известняк и малахит — в них было намешано множество самых разных частей, одинаково дорогих для них. Одни быстро (по меркам гор) крошились, образуя забавные пещеры, полные диковинок и интересных зверушек. Это было что-то вроде украшения — горы хвастались друг перед другом своими приобретениями, демонстрируя причудливые сочетания галерей. Везло той, в которой селились гномы — эти труженики создавали такие шедевры, укрепляя и расширяя её богатства! К тому же они заботились о горах, следя за крепостью её костей — скальных пород, выправляя подземные русла и отводя опасные воды в сторону… Когда-то и эта гора была населена этим чудным, но работящим народом. Они прорубали в ней прекрасные залы, создавая великолепные шедевры. Гора гордилась таким соседством, подкидывала своим домашним питомцам одну жилу за другой, балуя их то изумрудами, то сапфирами. Она даже поделилась с ними запасами первородных минералов, выведя поближе к поверхности запасы астралита. Гномы, обнаружив их, долго ликовали, и гора запомнила их восторг. А потом пришли эти… Да, она вздремнула на пару тысяч лет, однако это простительно для горы её возраста. Просто она задумалась о чём-то своём — а когда очнулась от дрёмы… Мерзкие создания хозяйничали в её недрах, и камень крошился от ударов когтистых лап, плавился от слюны, столь ядовитой, что не выдерживал и гранит… Всё пришло в запустение, старые штольни грозили обвалиться, новые ходы были грязными и неряшливыми… Гора была готова уничтожить это безобразие, затопив все коридоры всё очищающей лавой — но там, почти у самой поверхности, ещё жили крохотные бородатые коротышки. Им нужна была она, её внимание, её богатства — и гора медлила, не зная, на что решиться…

— Элан! Горы способы вести свои монологи столетиями, а у нас нет в запасе и двух дней. Хватит болтать! Узнал дорогу?

Хранитель вздрогнул, открыл глаза — ему показалось, или беспробудный мрак стал иным, сменившись ласковым сумраком. Он нежно погладил камень, прекрасно сознавая, что гора не почувствует его ласки, и поднялся на ноги.

— Да. Земля показала мне её. Правее и ниже на сто метров есть штольня — по ней можно добраться дочти до места. Нижние ярусы, правда, непригодны для дыхания — там скопились выхлопы из недр земли, но думаю, ты вполне способен отфильтровать нужный мне состав газов.

— Если он там есть. — Меч согласно качнулся. — И почему ты тогда такой хмурый?

— Понимаешь, там нет тех тварей, которые загнали нас сюда. Туннель почти пуст — однако там есть нечто… Гора не знает, что это, однако она ЭТО боится. Представляешь, скала — боится?

Меч хмыкнул.

— Как всегда, ни одна помощь не даётся даром. Скорее всего, старушка почувствовала твою связь с пределом — и решила воспользоваться его мощью. По мне, лучше победить одного достойного противника, чем драться со сворой его прихлебателей. Впрочем, решать тебе.

Элан подумал, со вздохом вытащил кристальный пепел из собственного тела и принялся осторожно вырезать себе путь, стараясь аккуратно складывать куски породы, что бы производить как можно меньше шума. Работа была не сложной — меч резал камень легко, почти без усилий, однако требовала придельной сосредоточенности: приходилось работать в полной темноте, на слух, двигаясь под наклоном вниз. Плохо положенный камень мог засыпать неосторожного человека, и нужно было быть постоянно начеку…

Когда после очередного разреза внизу открылась пустота, Элан облегчённо скользнул вниз, чувствуя, как от постоянного напряжения мышцы дрожат мелкой противной дрожью, и присел чуть в стороне, весь обратившись в слух. Меч подрагивал в руке, готовый в любой момент вспыхнуть ослепительной молнией удара. Всё было тихо, но темнота вновь сгустилась, превратившись в плотную, почти осязаемую завесу, норовившую сковать движения…

Элан прикрыл глаза, отчаявшись что-либо увидеть, и принялся строить энергетическую защиту. Он никогда не делал это раньше, однако основные принципы знал — то ли отозвался предел, или проснулась память прежних хранителей… Стройные схемы сами пришли в мозг, создавая ажурное плетение, поражающее своим совершенством и законченностью линий…

Силовые поля аккуратно замкнулись вокруг фигуры человека, способные защитить не только от стрелы, но и от удара меча. Многослойные, с отражающей способностью, готовые зарастить пробоину или ответить на чужой удар — своим. Элан нагнетал и нагнетал в них энергию, каким-то шестым чувством понимая, что сегодня все эти сложные построения — понадобятся.

Наконец он аккуратно вернул меч в тело — ему позарез нужен был советчик.

— Как думаешь, я всё правильно сделал?

Кристальный пепел внимательно изучил все энергетические оболочки, окружавшие Элана, хмыкнул и ответил:

— Вполне. Здесь столько мощи, что вполне можно испепелить десяток тварей величиной с буйвола. Правда, одиннадцатая тебя всё равно достанет, если ты, конечно, позволишь ей это. Поэтому, поддерживая всю эту защиту, не забывай о нападении — и держи меня в руке.

Тёмный коридор вёл всё дальше вниз, почти прямой, но неровный, словно проточенный подземными водами. Элан знал, что это не так — жар близкой магмы опалял лицо, заставляя дышать с трудом, стараясь глотнуть поменьше горячего воздуха. Одна из стен коридора была горячей — случайно коснувшись её, хранитель тут же отдёрнул руку и впредь старался держаться подальше. Несмотря на всё возрастающий жар, он не боялся извержения — не сотрясалась земля, не подрагивал под ногами воздух, да и гора обещала погодить… На последнюю его мысль меч в руке ощутимо дрогнул, словно иронично хмыкнул — похоже, он не слишком доверял старушке такого почтенного возраста. «Ляпнет, потом забудет — а ты отдувайся… Коль уж пришла ей в голову такая мысль — извержения рано или поздно не избежать. И лучше в этот момент быть подальше.» Примерно так сказал бы кристальный пепел — однако сейчас он подрагивал в руке, напряжённо разрезая тьму, и приходилось говорить за двоих.

Пол под ногами был пористый, словно разъеденный какими-то кислотами — по нему змеились канавки, твёрдый гранит крошился, словно мягкий туф. Лёгкие щелчки от ломающейся породы заставляли морщиться не только меч предела, но и его хранителя — в густой, абсолютной темноте даже такие слабые звуки разносились далеко, предупреждая здешнего обитателя о незваных гостях. Впрочем, что схватки не избежать, понимали оба. Слишком большой путь придётся пройти по охотничьим угодьям неизвестного монстра.

Через пару часов постоянного спуска Элан расслабился. Время шло, никто не показывался, и скоро уже должны были появиться копи — в воздухе появился сладковатый привкус, ощутив который, всё гномье существо хранителя взвыло, предупреждая о близости опасного газа. Он уже начал прикидывать, как, вернув меч за спину и обмотав тряпицей лицо, начать поиски нужных ему кристаллов — когда мрак внезапно стал плотным и хлёстким, как удар бича. Что-то ударило по человеку, завязло в защите — и хлестнуло с удвоенной силой, круша оборонительные порядки и радостно пожирая их осколки.

Человек отлетел в одну сторону, кристальный пепел — в другую. Упав у стены, меч полежал немного — и засветился ярким фиолетовым светом — весь, от рукоятки до последнего изгиба кристалла. И Элан, поднимающийся у противоположной стены, потирая себе грудь, застыл, поражённый увиденным.

Гигантский бесформенный комок мрака замер в центре коридора, изучая источник света. Он был огромен, закрывая собой весь проём тоннеля, и при этом безостановочно выбрасывал во все стороны тонкие длинные щупальца, словно ориентируясь в пространстве… Похоже, так оно и было — глаз или иных привычных органов у клочка тьмы Элан не заметил. Яркий свет смутил его, но не слишком — примерившись, живая тьма вытянула вперёд протуберанец и невесомо, легко коснулось раскалённого края меча. В ответ возникла ослепительная вспышка, разряд энергии пробил призрачное тело — оно легко растеклось, давая дорогу молнии — и вновь сомкнулось, оставшись невредимым. Похоже, оно питалось не плотью, а энергией — оставив хранителя без внимания, существо сосредоточилось на мече, как на более лакомой добыче. Вновь протянув один из своих отростков, оно припало к краю меча — прежний урок был усвоен, способ есть энергию был найден — меч начал стремительно темнеть.

Огромный валун, брошенный Эланом, беззвучно исчез в сгустке мрака — тёмная субстанция так же легко разошлась перед материей, как и перед энергией. Но сейчас внимание комка мрака переключилось на хранителя. Гигантский по размерам протуберанец мрака ударил в сторону хранителя, надеясь покончить с досадной помехой одним ударом — и вернуться к прерванному пиршеству. Миновав мигом отскочившего противника, призрачный таран ударил в стену — и камень зашипел, плавясь под действием ожившей тьмы. Постояв секунду, сгусток выдвинул с десяток протуберанцев поменьше — и двинулся в сторону хранителя. Метод ведения боя был выработан, и мрак спешил уничтожить юркого врага.

На этот раз Элан не двинулся с места. Он уже выбрал стратегию, потратив на неё непозволительно много времени — будь подземная тварь поразумней, у него не было бы и шанса. Сейчас же — пусть эфемерный и призрачный, но он появился. Человек понял главное: сутью противостоящего ему сгустка мрака была не материя, а энергия! Материальная основа, скорее всего полужидкая, наверняка присутствовала, однако она играла лишь вспомогательную роль.

Окружив тварь коконом пустоты, хранитель принялся собирать энергию окружающего мира, впитывая её в себя. По сути, он смоделировал миниатюрную модель предела — пустотный барьер, ограничивающий течение энергий, замыкающий их на себе — но позволяющий черпать энергию со стороны — тому, кто способен на подобное.

Вряд ли кто-нибудь из местных магов мог представить себе преграду, созданную из энергетического вакуума, и тем более построить его — однако Элан был жителем достаточно развитого технологического мира, к тому же он не раз работал с пределом, изучая устройство последнего. Его атака была направлена не на оживший комок мрака — на энергии, её питающие.

Оказавшись в изоляции, тварь забеспокоилась, двинулась вперёд — хранитель так же плавно двинулся назад, всё энергичнее выкачивая магию из пространства. Растерявшись, субстанция кинулась к тёплой стене — оттуда наверняка должна была изливаться сила вулкана, питающая её все эти годы. И налетела на поставленный барьер! Завизжав, она рванулась к заветной цели, не обращая внимания на растворяющиеся в темноте протуберанцы, осыпающиеся на закипевший пол сотнями капель. Достаточно ей было прильнуть к поверхности, и она могла бы выиграть — пустотный барьер в камне могли поставить разве что боги… Элан прикусил губу, не замечая, как струйка крови стекает по подбородку. Ему казалось, что он голыми руками удерживает плотину, и при этом сквозь него бьёт ток воды неимоверной силы… Тварь билась в агонии, теряя части мрака, разбрызгивая тяжёлые капли, заставляющие шипеть и плавиться гранитные глыбы. Некоторые из них попали на человека — боль была дикая, кровь легко хлестала сквозь рваные раны, но у хранителя было достаточно энергии — и он останавливал кровь, не ослабляя стен ловушки. От него требовалось одно: держаться, и он держался. На упрямстве, на желании жить — и необходимости помочь тем, кто надеялся на него. И ещё: на воспоминании — чёрный протуберанец легко касается сверкающего меча — и тот начинает стремительно тускнеть…

Сгусток мрака наконец понял, что проигрывает схватку. Взревев, он бросился в сторону Элана. Налетев на кокон пустоты, застыл в нескольких сантиметрах от человека — но капли разлагающейся плоти ударили в хранителя.

Сумасшедший спазм боли потряс человеческое тело, заставляя всё бросить, свернуться жгутом в тщетной попытке унять невыносимую муку… тварь взревела, чувствуя ослабление барьера, и принялась бросаться с удвоенной силой, расшатывая ослабевшие стенки защиты…

Ответом ей был дикий рёв. Фиолетовое пламя ударило во все стороны, заставив мрак испуганно отшатнуться — и ярость, древняя и могучая, ярость дикого зверя, просыпающегося вулкана, ярость первозданных стихий на пике своей мощи ответили чёрному порождению недр. Края кокона пустоты сомкнулись, одним рывком выжимая подобие жизни из подземного создания — и наступила тьма.

Тишина. Гулкая и испуганная, словно всё произошедшее здесь — секунду, час? Год назад — расшатали и её извечное спокойствие. Темнота — мирная и спокойная, скрывающая в себе лишь пустоту и покой.

— Кристальный пепел! Ты где?

Слабое свечение у стены. Камень под ногами похрустывает, ломаясь в такт неуверенным шагам, заканчиваясь у слабо светящегося кристалла.

— Подожди. Сейчас будет полегче. — Две неуверенные руки ложатся на острые грани — тонкие струйки крови тут же стекают по кристаллу, впитываясь в фиолетовые переливы, однако человек не замечает этого. Магия предела течёт по нему, впитываясь в изящные изгибы меча — и фиолетовое сияние понемногу разгорается, становясь всё сильней и ярче. Наконец хранитель неуверенно поднимается — и кристальный пепел сверкает в его руке. Он наклоняет голову — и меч легко входит в человеческое тело, аккуратно укладываясь вдоль позвоночника. Темнота. Шорох опускающегося на землю тела. Тишина. Всё.

— Элан! Элан! Очнись! Ты как?

— Мы живы? А где… тварь?

Озадаченное молчание. Робкий вопрос:

— А что ты последнее помнишь?

— Она кинулась на меня. Я смог удержать её, но кислота… Тысячи брызг добрались до моей кожи, кровь хлынула ружьём. Стало страшно больно… Дальше ничего не помню…

— Вспоминай! Страшно больно — и что?

— И обидно. Я почти победил. Меня охватил гнев. Нет, гнев холодный. Ярость. Я словно вспыхнул изнури… А потом — темнота; и никого.

— Интересно… Частичное слияние сознаний под действием драконьего гнева… Ладно, пошли. Ниже уже начинается газ, так что драк не ожидается. О дыхании я позабочусь, а вот поиски кристаллов поручаю тебе. Вернее, оказавшимся у тебя так кстати гномьим инстинктам.

— Пошли. Да — и спасибо, что подлечил. Эта кислота — едкая штука.

— Не отвлекайся. Я к тебе и не прикасался.

Элан, не успев сделать и пары шагов, резко остановился.

— Но я здоров? Или нет? И кто тогда меня вылечил?

— Ты сам. Или Грея. Короче, не заморачивайся — со временем поймёшь. А пока — давай вперёд, у нас времени почти не осталось.

— Это почему? Мы победили, внизу — никого, я это чувствую, и большая часть дороги наверх свободна!

— Потому что фляжка твоя не восстановилась — а значит, времени у нас меньше, чем предполагалось вначале.

Элан сорвал с пояса емкость с тщательно сохраняемым запасом воды — она зияла проеденными кислотой дырами.

— Что ж, значит, идти нужно быстро. Пошли!

Ночь вполне могла устроить здесь своё ложе. Полог темноты обволакивал всё вокруг, заботливо окутывая своим покрывалом каждый камень, каждый выступ. Тут вполне комфортно было бы той, кто не любит солнечного света. Тишина, вторая ипостась ночи, устроилась здесь не менее уютно — ни единого звука не раздавалось в пустом, заполненном тяжёлым газом пространстве. Ничего живого не оставалось вокруг — даже тёмные твари, любящие подземелья, не спорили с ядовитым дыханием глубин. Те немногие, что не успели убежать, давно истлели под действием вездесущего времени, одинаково свободно текущего и на прекрасных, покрытых лёгким песком пляжах, и в тёмных, зловещих подземельях, и в пустом пространстве высоко над головой…

Звук. Лёгкий и звонкий, он заметался между стен, эхом пробарабанив по каждому уступу, что бы вернуться к своему создателю, рассказывая о преградах на его пути. Несколько шагов — уверенных шагов знающего своё место в мире существа, способного поспорить за него и с всевластной в недрах гор тьмой, и с мёртвым газом, и даже потеснить вездесущее время. Вновь громкий стук — и опять замирающее вдали эхо…

— Скоро я смогу конкурировать с летучими мышами. — Элан стукнул по ближайшей стене так кстати подвернувшейся под руку горняцкой киркой и замер, вслушиваясь в подземные звуки. После того, как они нырнули под толстое одеяло подземного дыхания, широкий и ровный коридор кончился, сменившись маленьким ходом от подземного ручья. Здесь некому было расширять пространство, и приходилось быть осторожным, что бы не стукнуться головой о всё более низкий потолок.

— Размечтался. До летучих мышей тебе ещё ох как далеко. Ладно хоть, можешь идти, не ощупывая перед собой дорогу. А на поверхности, среди обилия звуков, толку от твоих навыков не будет никакого — просто не сможешь найти свой собственный отголосок эха.

— Во всяком случае — здесь у меня получается?

— Немного. Но лучше не отвлекаться, а попытаться почувствовать кристаллы астралита — насколько я понимаю, они где-то близко?

— Интересно, и как я это сделаю?

— Понятия не имею. Попробуй в очередной раз довериться своим просыпающимся способностям. Зачем-то же у тебя в жилах появилась струя гномьей крови?

Элан послушно попытался вспомнить, как выглядел огонёк на руке у старейшины: маленький синий осколок, мерцающий чуть слышным, испуганным светом. Эму было так страшно и одиноко далеко от своих собратьев, на чужой, высокой поверхности мира, где кончается твердь и начинается пустота, в которой порядочному камню не за что зацепиться. Но он знал, что нужен — и отважно сверкал, посылая во все стороны лучики синего пламени…

— Есть! Слабое синее пламя! Левее и метрах в десяти!

Элан повернулся к глухой стене, ударив по ней киркой: порода загудела, отзываясь густым звоном. Хранитель прильнул плашмя к холодной стене, ударил наудачу несколько раз — камень продолжал отвечать, открывая одному из своих собратьев маленькие тайны большой скалы.

— Метра два земли — и будет штрек. В нём добывали астралит, пока порождения глубин не уничтожили смельчаков, дерзнувших подойти так близко к сокровищам гор. Останки горняков до сих пор лежат там, сжимая в руках инструменты… Будем пробиваться?

Элан поднёс руку к затылку.

— Стой! Совсем ополоумел? Этот газ достаточно ядовит для того, что бы убить и через кожу — недаром даже та тварь не рисковала спускаться в него. Пока я в тебе, я покрываю всего тебя защитной плёнкой силового поля. Если хочешь держать меня в руке — изволь создать такую же!

— А как? Насколько я понимаю, стандартная защита не подойдёт?

— Совершено верно. Тут два варианта — либо ты создаёшь универсальный экран, отгораживающий тебя от мира полностью — однако тогда ты не сможешь ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Или создаёшь ограниченный, подобно моему: он избирательно запускает молекулы газа, по составу сходные с воздухом на поверхности — они несут хоть и ограниченную, но информацию. Однако это намного сложнее.

Хранитель вздохнул.

Давай учи. Мне совсем не улыбается размахивать мечом наугад, не зная, как и когда на меня свалится целая скала…

Это было непросто. Элан пожалел о том, что не имеет высшего образования: без фундаментальных знаний по физике поля, ядерной физике, химии понять то, о чём так легко говорил кристальный пепел, было практически невозможно. Он несколько раз начинал, однако меч иронически хмыкал, тут же указывая на прорехи в конструкции. Наконец человек отчаялся.

— Давай попробуем первый вариант. В конце концов, я буду осторожен — большие куски породы на меня упасть не должны.

— Нет, слишком большой риск. Можно поступить проще: я могу создать это поле за тебя, но только если ты уступишь мне управление своим телом.

— Это как тогда, когда мы познакомились? Так в чём проблема? Давай!

Кристальный пепел вздохнул.

— Тогда всё было проще. Твоё сознание едва теплилось, побывав на самом краю. К тому же смертельные раны так ослабили тело, что и оно помешать мне не могло. Сейчас, когда ты уже многого достиг, Я не смогу добиться подобного без сознательной поддержки с твоей стороны.

— Так я не против. Действуй.

— Элан, это всё слова. Раскрой своё сознание, впусти меня в себя. Дай мне стать частью себя полностью. Впусти меня в свои воспоминания, детские мечты и грёзы, узнать о тебе столько, сколько знаешь ты сам — и даже ещё больше.

Человек задумался, потом с трудом кивнул.

— Ты и так знаешь обо мне достаточно. И если уж мы делим одно тело, то почему бы нам не разделить и воспоминания?

Теперь растерялся меч.

— Ты хочешь узнать о моём прошлом?

— А почему нет? Конечно, обо всёх твоих приключениях слушать, ни одной жизни не хватит — но узнать о том, что тебя волнует, что тебе дорого… Ведь это дорога в две стороны?

Кристальный пепел рассмеялся.

— Похоже, на этот раз мне повезло с хранителем. Ты умеешь думать, а это качество встречается не часто даже среди учёных, не говоря уже о простых смертных. Ладно, пока я буду работать — наслаждайся!

Огонь! Он ласкал обнажённое тело, и струи кристалла текли от его ласки. Языки бесконечно, ослепительно белого пламени казалось, входили в саму плоть будущего меча, застывая в вечности ярким сполохом энергий. Тяжёлые удары ментальных молотов превращались в едва заметные касания, выправляющие текущую лаву меняющегося клинка. Сила поднимала молодое неокрепшее сознание все выше, прочь из ещё несформировавшегося тела, прочь с планеты, где неведомые мастера создавали форму — в космос, к тысячам подмигивающих звёзд, наблюдающих за рождением своего сородича… Кометы обволакивали стремительно несущееся сознание, проходя сквозь него, однако успевая оставить на память частичку своего смеха. И когда показался предел — пустой и равнодушный, вечно закрытый от мира и его проблем, юный меч наконец ощутил своего истинного создателя. Огромный, спокойный разум творца принял в себя зарождающуюся искру дикой и странной, но всё же жизни — и ещё нерождённый клинок ощутил, как сжимают его рукоять мозолистые пальцы. Это не могло быть, у только начавшего формироваться лезвия рукоять появится значительно позже — зато ощущение первого владельца навсегда останется в памяти стража предела. Мощь, безграничная, всесильная, способная по своему выбору зажигать и гасить солнца, вошла в зарождающуюся душу, врачуя, поправляя, наставляя… И когда, казалось, сознание было готово лопнуть он невыносимой тяжести чужой силы — натруженные руки бережно опустили клинок в прохладные струи предела…

Элан отшатнулся, приходя в себя, глотая ртом воздух, словно рыба, вытащенная на берег. Дышать было трудно, но можно — и кристальный пепел лежал в его руке, с затаённой улыбкой оглядывая взъерошенного хранителя.

— Это — было?

— Возможно. Всё это уже не один раз поросло мхом тысячелетий, так что я начал сомневаться в собственных воспоминаниях — может быть, это мне приснилось, когда я лежал, греясь после очередной битвы на солнышке? — голос кристального пепла дрогнул, а какая-то затаённая гордость — или грусть, послышалась в небрежных словах.

— Ну ты как, готов двигаться дальше?

Элан поднял меч — тот засветился, показывая кусок стены; примерился, сделал надрез, уворачиваясь от посыпавшейся породы. Потом снова и снова — но мысли его были заняты увиденным. Кристальный пепел молчал, посмеиваясь про себя, и послушно расширял ход, аккуратно поправляя неуверенные движение ушедшего в себя хранителя.

Тяжёлая мгла повисла над столицей народа Вар-Раконо, скрывая уснувший город. Грея парила высоко над зданиями, колдовским зрением выискивая шпиль городской ратуши. Сегодня там должен был состояться съезд клана поедателей рыбы — основным назначением которого было формальное управление государством, а по сути — делёжкой полученных от обмана народа доходов. Впрочем, если бы об этом услышали правители, они бы страшно возмутились. Давно уже кладовые недр, побережья и изделия рук раконцев не принадлежали никому, кроме небольшой кучки правящего клана. Всё было оформлено с тщательным соблюдением законов, хотя и против воли народа Вар-Раконо — и теперь клан поедателей рыбы считал весь змеиный архипелаг своей вотчиной, подворьем, приносящим средства к существованию — и бурно занимался делёжкой, игнорируя проблемы остальных своих соотечественников.

— Вы переписали все богатства страны на себя? И теперь уверенны в собственной правоте? Но ведь из этой ситуации есть очень простое решение, не правда ли?

Драконесса вздохнула и принялась снижаться к центру города — прямо к единственному ярко освещённому зданию с высоким замысловатым шпилем.

Гигантская тень скользила над полупустыми домами, а редкие прохожие испугано жались в подворотни, провожая взглядом комок ожившей темноты — однако не произносили не звука. Слишком привыкли они молчать, склоняясь под ударами судьбы, что бы говорить о чём-то сейчас. Крылатая тень неслышно скользила вдоль зданий, подбираясь всё ближе — Грея решила не пикировать сверху — какое-то внутренне чутьё подсказывало битой драконессе опасаться так непонятно закрученного шпиля.

Однако когда до вожделённой цели осталось не больше двух домов, в неё внезапно полетели цепи, свитые в гигантские сети — Грею ждали. Она рванулась, пытаясь подняться в воздух — но цепи натянулись, удерживая мощное тело. Вперёд торопливо вышел пожилой раконец — и нам нем была надета хламида священнослужителя. Он торопливо заговорил, подняв вверх руку — и это были слова не молитвы, а заклинаний. Цепи моментально раскалились, послышалась вонь палёной чешуи, драконесса рванулась — два из четырёх крюков не выдержали, метал раскалился докрасна, став малиновым — и огромное тело рухнуло на каменные плиты мостовой, корчась от невыносимой боли.

Священник усмехнулся, однако заклинаний читать не перестал — он наслаждался видом корчащегося от боли дракона у своих ног. Окружившие его стражники замерли, упиваясь невиданным зрелищем — как сгорает заживо от зачарованного метала осколок триединого — о, на это стоило посмотреть!

По одной улочке на крики вышел пожилой раконец. Когда-то высокий и статный, он шёл с трудом, опираясь на тонкую палку, оглядывая подслеповатыми глазами огненное зарево на обычно спокойной улочке.

— Что здесь случилось?

Один из стражником небрежно отмахнулся от тщедушного старика — тот отлетел к стене, где мешковато упал на колени, чудом не выронив свою палку.

— Иди себе. Убогий. Выдели вам пенсию — с голоду умереть хватит, так доживай свою никчёмную жизнь, пока можешь, и не лезь в дела молодых и сильных! Вас бы всех усыплять, как станете нетрудоспособны — нет, цацкаются с вами, выделяют какие-то крохи… — Стражник заржал и повернулся в сторону корчащегося от невыносимой боли дракона.

— Это точно. Пока был молод и силён — ценили и уважали, такие как ты, мои портреты на стену вешали — известный воин, победитель многих состязаний и боёв. А теперь — никому не нужный ветеран, и все вздохнут с облегчением, когда он наконец умрёт. А ты знаешь, сынок, как умирают ветераны?

Старик, опираясь на палку, с трудом выпрямился — и оказался на голову выше молодых стражников. Он подхватил посох — и, как копьё, метнул его в священника. Случайный прохожий, он не знал, что происходило на площади — но, доведённый до предела грубостью властителей, выступил против них, инстинктивно угадав в пленённом чудище своего союзника. Грубая, зато пущенная умелой рукой палка с острым наконечником, которым ветеран собирал мусор в парке, пролетела между доспехами стражников, впившись в ничем не защищённое тело святоши-мага — и пробила его насквозь! Тут же несколько мечей впились в дряхлое тело старика, не несколько мгновений вспомнившего, что он воин. Тот обмяк, пошатнулся, однако прежде чем утомлённая душа покинули терзаемое острыми клинками тело, губы успели шепнуть:

— Ветераны всегда умирают в сражении!

И ответом ему был рёв разъяренного дракона, в клочья рвущего ловушку, без поддержки мага ставшую простым металлом. Фиолетовое пламя вспыхнуло столбом, озаряя притихший город, камень плавился и тёк, а тщедушные фигуры стражников напрасно пытались ускользнуть от разъярённой драконессы. Замысловатый шпиль пытался выплюнуть какой-то сгусток тёмного огня — но тут же был сметён ударом не на шутку разошедшейся Греи.

Здание ратуши, подожженное огненным дыханием горело всё и сразу: горел камень, горел мрамор статуй, горели бегавшие в поисках спасения правители, и даже рыбы в изящном бассейне кипятились от плавящегося камня изящных бортиков… Огненный ров окружил здание властителей, и никто из собравшихся в нём не уцелел — всё погребла бешенная ярость вышедшей из себя драконессы…

Темнота. Меч покоится за спиной, «что бы не мешать пробуждению гномьей крови», как он ехидно заметил — а Элан осторожно стучит тупым концом кирки по камню, повторяя отметины, сделанные несколько веков назад. Древняя рукоять, вытертая до блеска мозолистыми руками народа молотов за столетия до прихода человека, удобно скользит в пальцах, словно лаская долгожданного хозяина. Звук породы глухо кашляет, сообщая: за ним — гранитная пустота, без примесей и вкраплений. Элан терпеливо идёт дальше, захваченный непонятным ему самому чувством — тут и вспыхнувшая в нём жажда кладоискательства, и нетерпеливое желание поскорее закончить работу, и ещё — сладкое и щемящее чувство нужности, правильности того, что происходит. Словно там, наверху, все волнения и воины — пустое и наносное, все проблемы — искусственны и неприличны, создаваемые одними людьми другим ради сиюминутных прихотей. Здесь же, в поту и пыли, рождалась ещё одна частичка прекрасного, призванная сделать мир хоть чуточку, но лучше. И пусть уходят и гибнут народы, однако кристалл астралита, который — Элан, знал, чувствовал, ему суждено найти, будет сиять в веках неярким светом надежды…

Камень крошился, мелкие песчинки летели, оседая на покрытом потом лице. Человек не в силах слушать долго, даже если в нём проснётся частица гнома. Элан обессилено прислонился телом к холодной громадине скалы, хватая ртом воздух — всё тело его расслабилось, мысли исчезли, вызванные внезапно навалившейся усталостью… Он прикрыл глаза, собираясь немного покемарить — и увидел в толще скал целую россыпь неярких голубых огоньков, тускло мерцавших сквозь каменную преграду.

Сон сняло словно рукой. Торопливо прикинув глубину залегания россыпи, он выхвалил кристальный пепел из-за спины — тот заворчал, боясь задеть кристаллы, но хранитель передал ему картинку, точно указывающую вязь голубых огоньков, не переставая аккуратно взрезать пласты породы. Это был порыв, внезапно появившиеся чувство уверенности в себе, в собственных силах. Элан знал, где и как нажать, под каким углом повернуть рукоять меча — и гранит осыпался, словно лёгкий песчаник. Когда огоньки оказались уже совсем близко, Элан оставил кристальный пепел на камнях, коротко скомандовав: «Свети в полсилы!» Тот недовольно что-то буркнул, но послушно убавил свечение, любуясь картиной рождения очередного кристалла. Кирка в руках у хранителя порхала, то выбивая целые куски, то ударяя едва слышно, соскребая песчинки. Через полчаса работы звук стал иным — в нём всё чаше слышался торжествующий перезвон пробуждающегося астралита. Ещё несколько осторожных ударов — и пласт гранита сполз, едва не придавив ногу остолбеневшему хранителю. В фиолетовом свечении меча сверкала небольшая расселина в скале, стены которой были усыпаны нежно-голубыми гроздьями кристаллов. Чужое сияние отражалось в них, рождая миллионы радуг — и новые краски появлялись в неярком свете меча. Это было прекрасно. И ещё — в это была какая-то соразмерность, словно встретились давно не видавшиеся родственники. И ещё — необходимо было, что бы Элан, осторожно положив кристальный пепел посреди пещеры, вышел назад, в штрек, прикрыв расщелину куском породы. Он прилёг на каменный пол, давая возможность отдохнуть усталым мышцам, и невольно улыбаясь, подумал: о чём может говорить мой меч со своими сородичами? С этой мыслью он стремительно погрузился в сон…

— Кончай дрыхнуть! Всё на свете проспишь!

Хранитель испуганно оглянулся: вокруг никого не было, лишь кристальный пепел лежал в его ладони, тускло мерцая неярким светом — и в его переливах был виден огромный, с голову младенца, кристалл, лежавший рядом с ним.

— Как ты оказался здесь? Ты же был в расщелине?

— Какой расщелине? Ты что, переработал?

Элан оглянулся — позади него возвышалась монолитная стена, без всяких признаком ещё недавно прорубленного хода. Он только покачал головой.

— Ну вы, блин, даёте. Это что — сила гор?

— У камня свои секреты. Их не понять тем, кто состоит из мягкой плоти — ты не обижайся, ладно? А так можно быть уверенным, что магма не повредит моим сородичам.

— МАГМА?

— Чёрт, забыл предупредить. Старушка гора решила очистить свои пещеры от порождений мрака, сделав их доступными милому её сердцу народу молотов. Но никакой спешки нет — у нас есть ещё пара часов — или около того!

— Так и знал, что этим кончится! — Элан торопливо вскочил, и, достав заранее вручённую ему предусмотрительными гномами тряпицу «специально для того, что бы не повредить астролита», принялся заворачивать кристалл в несколько слоёв ткани.

— А если придётся прорубаться сквозь тёмных тварей?

Кристальный пепел безразлично ответил, поудобней устраиваясь за спиной Элана:

— Кто поумнее, сам уберётся с нашей дороги, почуяв астролит — а с остальными как-нибудь разберёмся — их не должно быть так уж много.

Однако всякой мелочи было предостаточно. Стоило им вынырнуть из тумана, поднимаясь по гномьему штреку, как тут же пришлось выхватить меч, отбиваясь от самых разнообразных существ, словно специально ожидавших его на этом пути. Но то ли сказалась влияние кристалла, то ли подрагивание почвы под ногами — твари атаковали вяло, торопясь поскорее увернуться. Стоило схлынуть первой, самой решительной волне — и можно было уже идти, правда, внимательно прислушиваясь к шорохам и пресекая, в прямом смысле этого слова, любые поползновения на его ценный груз. Элан всё убыстрял и убыстрял шаги, а когда надёжный гранит треснул и зазмеился паутиной разломов, не выдержал и сорвался на бег. В спину дохнуло жаром глубин, с потолка посыпались пока мелкие камни, и хранитель убрал меч за спину, слишком занятый бегом, что бы отвлекаться на атаки. Тёмные радостно взревели и полезли гурьбой — но то, что делало Элана более быстрым и ловким, замеляло их движения, и человеку ничего не стоило уворачиваться от вялых и неуклюжих атак.

С разгона Элан вылетел в небольшой зал — и едва сумел остановиться: прямо перед собой он почувствовал холодное дыхание древней пропасти. Торопливо выхватив кристальный пепел (тёмные твари, пытающиеся его догнать, сразу замедлили свой бег, и иные и вовсе повернули назад) он глянул вперёд — и увидел, как каменный мостик, построенный тысячелетия назад хозяйственными гномами, медленно и неуклюже заваливается вниз, делая переход через древнюю трещину невыполнимой задачей. Хранитель, не дав себе времени на раздумья, торопливо прыгнул вперёд, в полёте оттолкнувшись от остатков рассыпающегося моста, метнулся вверх, кинув перед собой меч — и ухватился рукой за острые края остатков моста — но уже на другой стороне.

Он тяжело перевалился на землю у трещины, положил руку на тускло светящийся кристальный пепел, и глухо, с трудом переводя дыхание, произнёс:

— Ты не говорил мне о трещине.

— А я о ней и не знал. Впрочем, она не стоит внимания — разлом невелик, и поднимающееся из глубин лава заполнит его меньше, чем за пять минут.

— Чёрт! — Элан вздохнул воздух, в котором уже носились кусочки пепла, и торопливо двинулся вперёд.

— Нам нужно добраться до врат народа молотов. Старушка никогда не причинит вреда своим любимцам, и извержение остановится, не повредив их. Но до этого всё будет уничтожено.

— А то я не понимаю! — Резь в спаленных бегом лёгких перехватывала дыхание, мышцы одеревенели и не хотели служить, тёмные совсем ошалели и то испуганно прыскали в стороны, то наваливались с бесшабашностью отчаяния, заставляя работать ставшим неподъемным мечом. Ни один человек не выдержал бы такого сумасшедшего бега, в темноте, постоянно ожидая нападения, под уклоном, ведущим неизменно верх. Пожалуй, его не выдержал бы и гном. Последние метры Элан бежал на автомате, не открывая залитых потом глаз, убрав меч в спину и не пытаясь уворачиваться от атакующих тварей. Ещё спасала защита — восстановленная кристальным пеплом глубоко в недрах горы, она ещё держалась, заставляя мелкую живность скользить, и помогая хозяину выиграть драгоценные секунды. Он не помнил, как, вывалившись на нижний ярус гномьей цитадели, упал ничком, выдохнув:

— Закрывайте ворота! Скорее!

Как гномы торопливо боролись с массивными створками, поливая огнём из своих диковинных машин пытающихся убежать от извержения тёмных, как запертые гигантским стальным брусом, массивные ворота дрогнули — но выдержали ослабевающий напор глубин — лишь на петлях появились крохотные пузырьки лавы. Он ничего этого не видел. Он спал.

Зелёная трава легко колола подушки лап, туманя голову ароматами леса. Было так приятно скользить по подлеску, оглядывая нижние ветви деревьев, слушая пересвист птах, беззаботно чирикающих о чём-то своём, не обращая внимания на скользящую внизу тень. Солнечный свет, проникая сквозь кроны, залитые лёгким туманом, бросал на землю узорчатые тени, создавая диковинные узоры. Где-то поблизости встала на след его стая, и ему не терпелось присоединиться к ней, почувствовать зов крови, ощутить сладость упоения добычи.

— Элан! — Фиолетовый силуэт призрачного человека сгустился перед мордой огромного волка, преградив ему дорогу. Зверь зарычал, оскалив клыки.

— Приди в себя! Хватит расслабляться. Да, ты здорово напрягся и заслужил сон, тем более, что несколько тёмных тебя достало и народ молотов, обрабатывая твои раны, щедро напичкал тебя сонным зельем — но ты мне нужен!

— Как? Я не в подземельях! — Элан остановился, не удивляясь, что может говорить в облике волка.

— В подземельях, но ты спишь. И я не могу до тебя дотянуться — ты зачем-то выхватил меня, и теперь я покоюсь в трёх метрах от тебя, на узорчатой, покрытой тончайшей чеканкой подставке — очень торжественной и совершенно неудобной. Так что разбудить тебя я не могу — а сам ты будешь спать ещё минимум часов десять.

— И зачем в таком случае ты мне докучаешь?

— Эти коротышки решили закончить тобой начатое и возродить грибницы! При этом не выяснили состав воды, понадеявшись на заверения рунных магов об отсутствии в ней постороннего влияния.

— Но разве этого мало?

Фиолетовый силуэт устало вздохнул.

— Конечно. Да, если в воде нет магических примесей, большинство гномов сможет «на зуб» определить состав воды — однако есть мизерные взвеси, которые не могут быть замечены, зато влияют на молодую грибницу, изменяя её, делая ядовитой, уничтожая листья меллиорна, повреждая астралит…

— Так что мы сидим! — Элан в возбуждении вскочил, принявшись описывать круги по влажной траве. — Нужно что-то делать!

— Нужно! Вот только я ничего сделать не могу — а ты спишь и проснуться сам не сможешь.

— Так что всё напрасно? Тогда зачем ты здесь?

— Как ты уже понял, решение есть — твой дух уже выходил из тела, а во сне это сделать даже проще. Вот только… Ты не в облике человека.

— Пусть тебя это не обманывает! — Элан вновь оскалил клыки, мечтая о предстоящей схватке. Я вполне способен поработать и в своём втором облике. Что нужно делать?

Фиолетовый силуэт пожал плечами.

— Всё просто — выйти из тела, найти зал грибниц, сгуститься от видимого состояния и остановить церемонию. А потом заодно и определить, что стало с водой. Справишься?

— Надеюсь. Вот только… — Элан обвёл глазами туманную дымку леса. — А куда мне идти?

— Прочь из сна. Почувствуй накал страстей поблизости — и двигай в ту сторону.

Фиолетовый призрак растаял, а Элан остался один на один с лесом — и новой проблемой.

Церемония возрождения грибниц была в самом разгаре. Все необходимые для этого ингредиенты присутствовали, хранитель, не пригласить которого было бы неудобно, а пригласить — нарушить древнюю традицию, запрещающую чужакам видеть святая святых народа молотов, спал — и ничто не могло помешать празднику.

Огромные подземные ярусы, заполненные проточной водой и дикими спорами ядовитого гриба из местного семейства, были готовы принять листья меллиорна и кристаллы астралита, преобразующие их суть и дающие силы для роста. В подземном зале набилось множество гномов, приглашённых на торжественную закладку, и ещё больше просочилось по служебным переходам — официального запрета для гномов присутствовать на церемонии не было, так что любой мог прийти и лицезреть чудо возрождения…

Старейшины народа молотов, выслушав торжественную речь хранителей грибниц, поклявшихся защищать сокровища гномов больше жизни, передали им собранные раритеты — и величественная процессия, под сотнями пар взволнованных глаз, двинулась на самый верх ярусов, где светилась неярким светом специальная ниша…

И в этот момент, когда множество гномов затаило дыхание, перед идущими наверх поднялось облако пыли. Воздух помутнел, став тёмным в свете чадящих факелов, внутри него закрутились маленькие вихри, взметая частицы земли, и огромная фигура чёрного волка появилась на ступеньках верхних ярусов. Он небрежно переступил лапами, полностью перекрыв дорогу идущим — и в его глазах зажглись насмешливые огоньки, сверкающие фиолетовыми огнями.

Старейшины напряглись, готовясь ценой своих жизней защищать святыню народа молотов, рунные маги подняли свои посохи, готовясь испепелить дерзкую тварь — однако помедлили секунду, преодолевая внутренний запрет на применение магии в зале грибниц — и тут раздался истошный вопль:

— Стойте! — вперёд, путаясь в торжественной одежде, бежал видящий народа молотов, почтенный Бланд — и ужас осознания собственной ошибки застыл на обычно невозмутимом лице гнома…

— Стойте! Я видел его! Пусть не здесь и не сейчас, но — видел! Это не враг! — Рунные маги опустили посохи, и Волк, ухмыльнувшись, опустился на голый камень, устроившись поудобней — однако по-прежнему загораживая проход.

Бленд, решительно раздвинув старейшин, бестрепетно подошёл в призраку зверя и присел перед ним на корточки.

— Что ты хочешь сообщить?

Тяжёлая голова повернулась в сторону грибниц, где горела заранее приготовленная ниша для меллиорна — и завыл, запрокидывая голову. Этот звук, вырывающийся из призрачной глотки, совсем не походил на вой лесных собратьев странной чёрной тени — но в нём слышалось такая тоска, что видящий непроизвольно отшатнулся, едва не упав на руки настороженных старейшин, повернулся и твёрдо заявил:

— Церемонию нужно отложить! Мы совершаем ошибку!

— Такого никогда не было! Всё проверено тысячу раз, и никакой призрак не помешает нам в выполнении высокой миссии, призванной уничтожить голод народа молотов!

Видящий выпрямился. Трудно идти против авторитета старейшин, фактически являющихся владыками народа молотов. Такое не прощают, нельзя прилюдно указывать на ошибку, даже если она есть — обида остаётся, и жизнь ослушника понемногу начинает катиться под откос. Но гордость, гордость мастера своего дела, отвечающего за плоды своего труда, не даёт отступить.

— Всё когда-то бывает в первый раз. Заявляю официально: Дальнейшее проведение церемонии является преступлением против народа молотов и вина за последствия ляжет лично на вас. Вы готовы принять такую ношу?

Старейшины замялись. Да, они были с детства воспитаны для служения своему народу, однако с другими правителями их роднило одно очень важное обстоятельство: никто из них не желал нести за свои поступки личную ответственность…

Волк высунул язык и улыбнулся. Похоже, его старый знакомый вполне контролировал ситуацию. Приветливо ткнув его в плечо, он неторопливо развернулся и направился вдоль сочащейся из стены воды — вдоль подземного ручья, к его истокам на поверхности — Элан не сомневался, что причины гибели подземных грибниц кроются там…

Камень был твёрдым и шершавым, и протискиваться сквозь него, даже в астральном виде, было занятием сложным — в основном, из-за возникающей время от времен щекотки. Неизвестно, причиной тому было состояние полусна, или игры растревоженного подсознания, но волчья пасть, протискивающаяся сквозь мокрую породу постоянно была оскалена в неповторимой звериной улыбке, увидев которую, даже самые смелые охотники обычно бледнели и в срочном порядке хватались за оружие. Вода под лапами противно чавкала, словно Элан пробирался не сквозь гранит, а шёл по дурно пахнущему болоту. Камень пружинил, подушки лап вязли в мареве стен, и хранитель, не сразу понял, что зловоние усиливается, всё явственней проступая сквозь породу.

— Как они раньше не замечали, что с водой что-то не то? Или это традиция, которыми так гордятся длиннобородые? Мой дед пил, мой отец пил — значит, и для меня хороша?

От странного запаха, скорее всего недоступного в материальном виде, но легко улавливаемого в астральном, уже начало мутить. Всё вокруг вновь подёрнулось дымкой, стало грёзоподобным, и сквозь камень проступили контуры леса… Ещё пара шагов — и…

Здоровый, с подпалинами волк выбежал на лесную опушку. Перед ним было свежеубранное поле — ровное, гладкое, как стол, без единой травинки, всё залитое ослепительным солнечным светом — оно вызывало в звериной натуре чувство опасности — и беззащитности перед ней. Здесь мастер ночных стремительных атак из засад был уязвим, как никогда. Волк оскалил клыки в раздумье, собрался повернуть в лесную чащу — прочь от угрозы открытых полей, но раздумал. Что-то внутри него уверяло, что нужно идти дальше — прямо по сверкающей белизне земли — и солнца. Ему нужно идти дальше! Волк покачал головой в раздумье, пытаясь разобраться с внутренними порывами — и нехотя побрёл по жаркой равнине, втягивая голову в плечи, весь напряжённый в ожидании удара. Песок под подушками лап, перемешанных с остатками соломы, тихонько похрустывал, заставляя беззвучно оскаливать клыки — в звере нарастало состояние тревоги, безотчётного страха, неуместного в хищнике леса.

Угроза, вначале мелкая и почти незаметная, нарастала, заставляя шерсть встать дыбом — больше всего волку хотелось со всех лап бежать обратно, под манящую тенью и прохладой защиту леса. Но чем больше опасности разливалось вокруг, тем сильнее в путнике пробуждался хищник, всегда готовый ответить ударом клыка — вот уже дикий рык разлился по полю и мощное животное мчится вперёд, навстречу врагу и возможной схватке. Темп нарастал, волк уже нёсся огромными прыжками, а из горла у него был готов вырваться торжествующий вой вожака — когда зверь затормозил, перекувырнувшись через голову и изрядно вывозившись в пыли, отчего шерсть его перестала быть чёрной, приобретя серый цвет — прямо перед ним был натянут ряд красных флажков.

Это означало — конец пути. Яркие всполохи огненно — кровавого цвета, сулящие гибель и преграждающие путь не менее надёжно, чем гранитная скала. Волк лежал в пыли, разочарованно глядя на непреодолимую преграду, а в голове его почему-то бились совершенно человеческие слова:

— Последняя линия обороны. Пройдёшь её — и ты победил. Ну давай же, хороший пёсик!

Зверь не желал быть пёсиком — да и хорошим он отродясь не был. Не вставая с живота, он принялся отползать назад — к виднеющейся вдалеке громадине леса.

Лишь через несколько минут он успокоился, преодолев переполнявший его ужас — ровно настолько, что бы замереть, не открывая глаз, и прислушаться к чему-то внутри себя. К собственному внутреннему голосу, который тихонечко пел — и слова его, знакомые по прежним, смутным временам, рождали щемящие даже дикую душу образы:

— Идёт охота на волков, идёт охота, на серых хищников, матёрых и щенков…

Старая, покрытая коростой людей и событий песня. Когда-то он её любил, пока встречи и прощания калейдоскопов дней не оттеснили чуть хриплый голос на задний план, заставив забыть и слова, и мелодию — лишь смутные образы правильности происходящего остались на задворках души — там, где прячется честь. Волк вздохнул и, чувствуя, как нависают над ним громады огненного цвета, пополз вперёд — не открывая глаз, медленно, но упрямо, по щенячьи подёргивая лапами. Через мгновения — или века этой бесконечной дороги он ощутил влагу под ногами, тень над головой — и вот уже человек встаёт посреди огромной пещеры, заполненной водой, ещё хранящей тепло летнего солнца — где-то совсем рядом с поверхностью — а прямо перед ним, наполовину утопленный в воде, лежит огромный валун болезненно оранжевого цвета.

— Что… Что это было?

— Защита. Мастерски поставленная, вполне способная отпугнуть практически любое существо, причём на глубинном, психологическом уровне. Чувствуется рука мастера. К тому же того самого, который сумел проклясть весь народ эльфов — один почерк. Минимум магии, ювелирное, глубинное знание психологических мотивов поступков людей и животных — и нужный толчок в подсознании. По сути, подобному невозможно противиться. Преодолеть такую защиту, будучи человеком, эльфом, или гномом нельзя. Будучи зверем, впрочем, тоже.

— А как же тогда я это сделал?

— Ты — не человек и не зверь, ты — хранитель предела, и этим всё сказано. Ну что, будем стоять или начнём чистить подводную реку? — Кристальный пепел уже успокоился и начал ехидничать.

— Хм, и как ты это предлагаешь сделать?

— Элан, не тупи. Этот камень — недаром твоё подсознание окрасило его в такие цвета. Его нужно убрать из пещеры — и всё вернётся в норму. Второй раз у наших противников подобный фокус не пройдёт.

Человек подошёл к валуну. Несмотря на цвет, он был очень весомым — крепкий, больше двух человеческих ростов в поперечнике, но при этом весь какой-то ноздреватый — быстрое течение откалывало от него мельчайшие частицы и уносило с собой.

Элан осторожно прикоснулся к нему — и вскрикнул: руку пронзило острой болью, она посинела и начала бледнеть, потеряв чувствительность.

— Ого! Он под завязку напичкан тёмной магией! Сбрось её! Быстро! Просто стряхни!

Элан машинально затряс рукой — несколько оранжевых капель сорвались с неё, тут же исчезнув в водах реки — а хранитель с облегчением убедился в том, что к его конечности возвращается здоровый цвет…

— Если ты забыл, твоё тело сейчас преспокойно дрыхнет на несколько сотен метров глубже, в уютной кроватке, которая тебе слишком мала. Однако это и к лучшему — соверши ты подобную глупость, не будучи призраком, наверняка лишился бы руки. А знаешь, какая это морока — отращивать новую!

Элана передёрнуло. Он торопливо спрятал руки за спину и нерешительно посмотрел на неподвижно лежащую глыбу.

— Предлагаешь мне поднять её усилием воли? Но я не джедай и понятия не имею…

— Ты не имел никакого понятия о многих вещах, однако научился же! Как монетки себе в карманы из земли вытряхивать, так ты первый, а тут — в кусты?

— То маленькая монета, а тут — такой громадный валун!

— Принципиально — никакой разницы! Попробуй!

Хранитель обречённо вздохнул, подошёл поближе к валуну, встав поустойчивей — словно и правда собирался поднимать огромный груз — и напрягся, глядя на валун. Никакого результата. Ладно, как он делал с монетами? Элан обернул камень энергией, наложив побольше слоев — и рывком потянул её вверх, опираясь на силу находящейся под ним горы. Оранжевая глыба вздрогнула, взбаламутив водную гладь — и нерешительно поползла к вершине, разбрызгивая ручейки.

— Куда её?

— Вон, над головой, дыра в скале — видишь, откуда её сбросили. Главное, перекинуть через край, чтобы покатилась по склону. А потом пусть с ней рунные маги разбираются!

Сила стремительно уходила — неподъёмный камень, казалось, весил несколько тонн. К тому же хранитель чувствовал, как под действием тёмной энергии истончается его собственная «сетка», в которую он обернул изделие купеческих магов. Тонкая ткань энергий рвалась, как гнилое сукно, и Элан с ужасом чувствовал, что сейчас его страшный груз рухнет вниз, раскалываясь на куски — и концентрация яда в реке станет запредельной.

— Неужели всё, что я делал, зря? Какой-то камень будет спорить с силой народа гор! Хранителя захлестнула волна гнева, огненной волной она прошлась по жилам, вынуждая кровь вскипеть и тело там, внизу, под ногами, выгнуться эльфийским луком, заставляя сжать губы и раскрыть глаза. Камень рывком пошёл вверх, переваливаясь через край колодца — и последнее, что увидел Элан перед пробуждением — это лучи солнца, брызнувшие из-под развороченной земли…

Каменная дверь, аккуратно повешенная на стальных петлях, сделанная на века и изукрашенная причудливой резьбой, разлеталась от удара голой руки. Кристальный пепел, уже занявший привычное место в спине Элана, только пожал плечами, скользнув холодком вдоль позвоночника — кто он такой, что бы мешать хранителю, идущему путём драконьего гнева.

Коридоры и галереи мелькали она за другой, ошарашенные гномы провожали удивлённым взглядом несущегося куда-то человека — полураздетого, всклокоченного, с пылающим лицом.

Спор в зале грибниц к тому моменту уже закончился. Несколько стражников торопливо вязали руки посмевшему встать на пути старейшин, спасающих свой народ, а рунные маги, поднявшие свои посохи, упрямо выискивал в толще стен малейшие следы нарушителя, когда парадные двери, запертые в целях сохранения таинства, дрогнули. Послышался резкий удар, затем сияющий клинок прочертил в тяжёлых створках ровный полукруг и в образовавшееся отверстие протиснулся человек.

Старейшины посмотрели друг на друга, на запыхавшегося Элана, стоящего на обломках двери, — и повернули назад. В произошедшем стоило разобраться…

Дорога к побережью оказалась вполне удобной, хотя и непривычной. Элан, как и любой представитель технической цивилизации, был уверен, что с комфортом ехать можно только на машине, имеющей двигатель, по широкой и удобной трассе — и дорога народа молотов для него была открытием. Прямой, гладкий тоннель, пробитый под небольшим устойчивым наклоном обеспечивал ровное, быстрое движение вполне комфортно устроенной тележки, внутри которой лежали меха и горел небольшой светильник. Мастер перемещения — пожилой важный гном с окладистой бородой, чаще всего кемарил, прикрыв глаза. Основная работа его начиналась, когда машина оказывалась слишком глубоко. Тогда он просыпался, поворачивал в сторону каких-то непонятных платформ — и странные лифты быстро и легко поднимали диковинный снаряд как можно ближе к поверхности, после чего движение продолжалось.

— Гордитесь! Очень давно ни один человек не ступал на подземные дороги народа молотов. Всего за несколько дней вы окажетесь на побережье, у северной стороны Орлиной гряды.

Элан кивнул. Бланд, вызвавшийся проводить его до побережья, смотрел пристально — но говорить не с кем не хотелось и хранитель лишь откинулся на неудобную спинку, прикрыв глаза. Тут же перед ним встали картины принесения присяги: сосредоточенные гномы, грозно поднимающие свои секиры, фиолетовые молнии, вылетающие из-под его рук, и низкий рокот голосов:

— Народ молотов клянётся в верности Элану, очередному хранителю фиолетового предела…

Была в этом какая-то неправильность — однако кристальный пепел молчал, принимая слова клятвы.

— Бланд! Я только сейчас сообразил: Вы принесли присягу не хранителю! Вы её принесли лично мне!

Пожилой гном спрятал ухмылку под складками бороды.

— Заметил! Ты был так ошарашен чертогом королей и торжественностью церемонии, что ничего удивительного… Народ гномов никогда не пойдёт за титулом — но всегда готов признать достоинства отдельного человека. Слишком это легко: ты создаёшь монарха, президента, вождя, внушаешь всем почтение к трудной работе того, кто занимает это кресло — а потом знай возводи на него одного неумёху за другим — пусть создают видимость власти, общаясь со своим народом и устраивая торжественные приёмы — и под этим балаганом незаметно, как страна медленно рушится, словно известковый валун, попавший в бурную реку. Вначале медленно и неприметно, а потом всё быстрей и стремительней — пока наконец не рухнет под стремительным напором, расколовшись на несколько кусков, на радость жадной воде…

— А если я уже после принесения вами присяги вдруг изменюсь и начну думать не о всеобщем благе, а о собственном кошельке?

— Ты — вряд ли. Но такие случаи бывали, и не раз. Если правитель не видит дальше сегодняшнего дня, он может предать интересы своего народа, прикрываясь красивыми словами и творя измену скрыто. Он даже может суметь выйти сухим из воды, заставив замолчать тех, кто знал о его преступлениях. Но он смертен — этим всё сказано.

Бленд замолчал, раскуривая крохотную трубку — сладковатый запах непонятных трав тут же повис в воздухе, щекоча ноздри. Элан не выдержал паузы.

— И что? Вы думаете, он пострадает после смерти?

— Мы знаем. Сколько бы он не украл, как бы не швырялся деньгами и не роскошествовал — ничего из этого он не сможет взять с собой — за порог смерти денег не берут, зато груз несделанных дел и совершённых ошибок повиснет на шее тяжким ярмом, лишая его даже крохотной надежды…

— Но разве он не работал, будучи во главе государства? Кто судит так строго?

Видящий народа молотов помолчал, глядя вдаль.

— Ты любишь подарки?

Элан улыбнулся.

— Кто ж не любит полученного просто так?

— Ничего не даётся даром. Подарки бывают белыми и чёрными. Чёрный — это подарок боли и страданий, который делает тебя сильней и лучше. Он даётся за твои ошибки — это урок, который ты должен усвоить. Таков подарок чёрной луны — и он честен, ибо после него любой становиться лучше. Но есть ещё белая луна — и её награды очень коварны. Когда на тебя сваливается должность, выигрыш в лотерею, возможность жить легко и безбедно — это испытание. Оно опасно видимым отсутствием последствий за твои решения. Устроить из работы синекуру, воровать понемногу, брать взятки или откаты — у тебя тысячи вариантов, как распорядиться подаренным тебе. Вначале совсем немного, потом больше — и вот уже, осмелев от безнаказанности, человек смело хватает всё, до чего может дотянуться, с презрением поглядывая на менее расторопных людишек, искренне презирая их за глупость, именуемую честностью. Но белая луна коварна — её подарки — это тоже испытания. И вот уже ты чахнешь от неизвестных болезней, худеешь, не в силах вырваться от тобой же созданного круга, твои дети смотрят на тебя с ненавистью, ожидая, когда же ты скорее умрёшь, что бы не мешать им побыстрей уничтожить твой род излишествами и роскошной жизнью. А порог, за которым тебя ждут смерть и совесть, всё ближе. Нет, от подарков Белой луны лучше отказаться, если не уверен, что ноша тебе по плечу — потому что последствия твоих решений скажутся не только на тебе, но и детях и внуках.

— То есть если мне предложат поднос с конфетами, я должен отвернуться?

— Нет. Ты должен аккуратно взять одну конфетку — что бы не обидеть хозяев и вежливо поблагодарить — а не хватать сразу весь поднос, брызгая от восторга слюной и набивая карманы подтаявшим шоколадом…

Тёмный вагон бесшумно несся сквозь камень и мрак, и крохотный огонёк освещал серьёзные лица тех, кто путешествовал по подземным дорогам…

Утром, когда жители столицы решились выйти из своих домов и узнать, что случилось, они обнаружили на каждом доме листовку одинакового содержания:

Вниманию народа Вар-Раконо! В связи с тем, что нынешнее правительство погрязло в коррупции, развале страны и семейственности, тем самым предав интересы людей, которые вызвалось защищать, оно было уничтожено. Объявляется о создании нового строя правления, а именно — монархической республики.

Объявляется о возрождении династии королевской семьи. Членом царской семьи является любой представитель древнего рода, сумевший доказать королевскую линию своей крови и нечем себя не запятнавший; а так же его потомки — автоматически.

Так же членом королевской семьи может быть объявлен любой представитель народов Змеиного материка в знак признания его заслуг без права наследования этого титула его потомками. Королевская семья владеет всём государством Змеиной земли, без права продажи, эксплуатации или другого вида управления.

Особая роль заключается в невозможности обычного правления, как и раньше, возлагаемого на выборных представителей народа, а так же в неограниченных полномочиях по контролю и суду за нарушителями законов управления их страной, а именно:

— Каждый житель страны обязан предоставить любые документы и вещи для досмотра по первому требованию представителя царской семьи, связанные как с личной, так и со служебной деятельностью, вне зависимости от уровня секретности или собственных полномочий;

— Каждый житель обязан выполнить любой приказ члена королевской семьи, если это не противоречит действующему законодательству, а так же не посягает на его честь и достоинство;

— Каждый житель обязан встать на защиту жизни и достоинства любого представителя королевской семьи, кроме случаев, когда ему известно о случаях, пятнающих достоинство данного представителя царского рода.

— Каждый представитель королевской династии имеет право арестовать до выяснения обстоятельств любого представителя народа Вар-Раконо, и заключить его под стражу в ближайшем отделении охраны на срок не более двух недель; если по истечении этого срока обвинение не будет предъявлено, он обязан публично извиниться перед задержанным и выплатить ему компенсацию из личных средств;

— Каждый представитель королевской династии имеет право судить согласно имеющимся у него данным любого из своих подданных, с приведением приговора на месте, вплоть до высшей меры; (Важно — обязательный отчёт о каждом судебном решении перед прокуратурой с предоставлением всех имеющихся документов по делу, если это не противоречит интересам государства. В последнем случае — отчёт перед верховной комиссией, составленной из представителей судебной системы, имеющих необходимый допуск) Если решение суда будет оспорено, судья лишается своего титула и судится за превышение полномочий уже как обычный представитель народа Вар-Раконо;

— Каждый дееспособный представитель королевской семьи имеет право носить при себе оружие и применять его при любом нападении на его особу, даже без применения какого-либо вооружения; нападение на членов царской семьи — тяжкое преступление, которое карается смертью прямо на месте.

Каждому представителю царской семьи обеспечивается проживание, средство передвижения и питание в любой точке страны, владетелями которой они являются, по предъявлению ими документа, удостоверяющего их положение. Так же им предоставляются особые, апартаменты в столице во время их пребывания в ней, и для членов их семей, не занятых государственной деятельностью. Для нового поколения королевской семьи создаётся особый институт просвещения, в котором все без исключения отпрыски готовятся к своей дальнейшей деятельности с учётом особенностей их психики и склада характера. Кроме того, им предоставляются особые, заметные издалека царские одеяния, достойные их рода и возможность играть особую роль в развитии своей страны.

Каждому представителю царской семьи выделяется содержание в размере 100 средних зарплат в месяц при условии, что его действия за прошлый год признаны приносящими пользу народу Вар-Раконо, и десяти — если такого признания не получено. (Этого не потребуется, если документально доказано, что польза, приносимая членом королевского рода, десятикратно превосходит её содержание.)

Утром, когда самые смелые из раконцев рискнули выйти из своих домов и прийти на центральную площадь, они увидели живую легенду, святая святых народа Вар-Раконо, фиолетовую драконессу, удобно устроившуюся посреди угасающищих языков пламени. Один за другим они падали ниц, застывая беззвучными холмиками, полные внутреннего трепета свершившегося чуда — и ожидания чего-то хорошего, что теперь непременно должно случится…

Толпа бурлила, отдельные её частички, настроенные весьма враждебно, начинали было что-то выкрикивать — однако тут же успокаивались, встретившись взглядом с огромным и равнодушным взором драконьих глаз.

Символ гордости народа Ван-Раконо, отливающий ярким блеском чешуи, сидел на развалинах дворца, и его фасеточные глаза внимательно наблюдали за толпой, выискивая в ней недовольных. Раконцы, пришедшие на центральную площадь узнать, что случилось, благоговели перед этим чудом — на его фоне смена правительства представлялось чем то незначительным. Возрождение монархии? Да, да, это ужасно — но посмотрите на это! И потом, если дракон так решил — кто мы такие, что бы идти против посланца предков?

Грея небрежно сидела на террасе одной из небольших кафешек, выходящих на дворцовую площадь. Она вовсю наслаждалась зрелищем гигантского дракона, не забывая поедать куски торта — потрясённый трактирщик с ног сбился, принося уже четвёртый. Не менее потрясённый, Ракх-инти переводил взор с огромного дракона в центре площади на Грею — и обратно, однако задать какой либо вопрос не решался.

— Ладно, расслабься, — там, на площади — обычный морок, а не какой-нибудь мой родственник. К тому же — где бы я нашла дракона такого большого, что бы был виден из любой точки города — и настолько глупого, что бы согласился сидеть на самой жаре весь день, пугая обычных горожан своим видом?

— Великая, в народе Ван- Раконо драконы вызывают совсем другие чувства.

— Ну а найти самовлюблённого идиота, согласившегося быть объектом восхищения, я бы тем более не смогла. Эй, любезный, ещё торт!

— Но среди раконцев наверняка найдутся достаточно сведущие в магии люди, которые смогут обнаружить подделку!

— Естественно! А, обнаружив её, они захотят узнать больше, пойдут по связующей нас ментальной нити — и обнаружат меня! Да, кстати, ты ещё не видел — вот сидят те, кто смог это сделать.

Грея небрежно ткнула ложкой в сторону тёмного угла террасы. Там, за столом, сгрудилось несколько весьма примечательных личностей — жрец одного из храмов Великого, ректор центральной академии, главный врач одной из городских клиник и несколько аристократов — из старинных родов, где уважали магию…

— Иди, знакомься — я их вкратце просветила, что происходит, и они согласны помочь тому, на кого пал выбор дракона. Это костяк твоей будущей администрации — может, и неявный, но действенный. У тебя должны быть помощники, когда я уйду.

Ракх-инти, уже успевший встать и приветливо улыбнуться растерянным магам, многих из которых он знал лично, стремительно обернулся, потрясённый.

— Великая, ты уходишь?

Грея небрежно махнула ложечкой. Кусок торта сорвался с неё — однако длинный язык метнулся, подхватив лакомство. Драконесса невозмутимо облизнулось и кивнула:

— Как только всё успокоится. Политические интриги — не мой конёк. На данном этапе у тебя серьёзных противников нет — бывший правящий клан позаботился об этом. А с шушерой, которая наверняка полезет из всех углов, ты справишься и сам. Должен справиться, если, конечно, чего-то стоишь. Тем более, что это и есть твои новые обязанности — следить, что бы к власти не пришли недостойные.

— Но как же ты?

— Мне что, теперь до скончания веков у вас памятником работать? — Грея устала от пустого разговора. — Меня ждёт хранитель! Он вполне готов к единению — драконий гнев не может ошибаться! Когда я его найду — я вернусь! И проверю, насколько ты смог выполнить своё предназначение! Поэтому торопись ковать железо, пока я тут и не даю ему остыть!

Драконесса успокоилась и лукаво подмигнула, кивнув в сторону растерянных магов. Ракх-инти вздохнул и пошёл знакомиться с новым кабинетом министров…

Огромные скалы стояли безмолвными часовыми. Почти чёрные, покрытые водорослями, они застыли клыками у входа в морскую стихию, словно зубы гигантской пасти. Элана передёрнуло.

— Может, поискать лодку?

Кристальный пепел вздохнул.

— Ты хочешь спровоцировать нападение стархов? Они не пускают лодки через океан! Или ты воды боишься?

— Да не воды… Глубины. В ней можно скрыть что угодно…

— Угу. Например, тебя. Мы, вроде, так и решили поступить?

Элан кивнул, не отводя глаз от морской глади — спокойной и ровной, лишь иногда подёргивающейся рябью из-за лёгкого ветерка. Он разделся, сложив всё в небольшой расщелине, оставшись только в набедренной повязке — и решительно пошёл в воду.

Видящий народа молотов, Бленд, наблюдающий за хранителем из-за скал, только покачал головой, когда хранитель нырнул — и водная гладь расправилась, став обычной — и гладкой. Он не спеша встал, отряхивая руки — человек ушёл дорогой, где народ молотов ничем не мог ему помочь — значит, пора пришла идти к своему народу — и ждать возвращения уже триединого, готового выступить против святошей…

Вода синела, постепенно становясь всё темней. Поверхность моря оставалась всё выше над головой, и Элан чувствовал, как его тело начинает сдавливать тяжёлая толща. Лучи солнца, горящего высоко над ним, пронизывали водную гладь, освещая всё вокруг хранителя — но под ногами чернели глубины, и хотелось рвануть к поверхности, подальше от незримого ужаса, который мог прийти из темноты.

— Хватит! Ты ведёшь себя в воде, как перепуганный человек — пришла пора почувствовать себя рыбой! — Кристальный пепел недовольхо вздохнул, всё вокруг пошло рябью, поддёрнувшись дымкой, острая боль скрутила тело, заставив на секунду зажмуриться — а потом Элан увидел:

Тонкие змеи водорослей обволакивали дно, как странные, нелепые декорации. Солнце плотными лучами ткало невесомый полог, создавая иллюзию стен в бесконечном пространстве. Мелкие рыбёшки яркими красками цветов разукрашивали водный мир, словно яркие ноты бесконечной мелодии вселенной. Элан медленно плыл в невесомости света и тьмы, скользя в незримых струях. Вытянув вперёд руки, он обнаружил тонкие перепонки между пальцами. Ухмыльнувшись предусмотрительности меча, хранитель перевёл взгляд на ноги — и оторопел. Лёгкая золотистая чешуя покрывала торс, спускаясь до ступней, ставших плоскими и вытянутыми, словно ласты диковинного животного. Ноги не соединились воедино, но теперь гораздо удобнее было двигать ими вместе, создавая мощный ток воды, несущий вперёд, лишь изредка поправляя движение кистями рук.

— Ещё немного, и я стану рыбой.

— Среди деревьев — будь деревом, среди русалок — русалом. Однако ты думаешь не о том. Находясь в чужом для себя мире, нужно быть настороже — не зная, откуда придёт опасность, ты уязвим. Не владея собственным телом — уязвим вдвойне. Когда мы доберёмся до стархов, будет попроще, но для них людское побережье — место ведения воин, здесь они бывают вылазками, так что я бы не рассчитывал на скорую встречу.

Хранитель поёжился.

— А откуда у тебя уверенность, что моя встреча со стархами пройдёт гладко?

Кристальный пепел улыбнулся, обдав позвоночник теплом мёда.

— Ты уже встречался с ними. И, по-моему, одного даже спас. Их логика странна, а мышление необычное — но оно есть, и значит, с ними можно договориться. Не тревожься о том, что не наступило.

Внезапно из зарослей вперёд скользнуло гладкое тело — длинное и стремительное, оно атаковало с неотвратимостью брошенного гарпуна. Огромные челюсти сжались на боках растерявшегося человека — однако охнувший кристальный пепел мгновенно растворился в теле человека, невесомой струйкой крови просочившись под кожу — и возник нерушимой преградой жадной твари. Однако та, вместо того, что бы выпустить ставшей твёрдой добычу, взбрыкнула — и торпедой понеслась в глубины океана.

Дёрнувшись несколько раз в попытке выбраться, Элан смирился и, пытаясь унять дрожь, поинтересовался:

— И как мне освободиться от этого местного аналога акулы?

— Пока никак. Ситуация патовая. Без оружия ты с ней не справишься, а я сейчас никак не могу отвлечься — стоит мне на секунду расслабится, и тобой славно поужинают.

Хранителя передёрнуло.

— Но почему она меня не отпускает?

— По всей видимости, приняла за гигантскую черепаху — те на большой глубине сами выползают из панциря: срабатывает древний инстинкт — бросить старый дом в попытке спастись и вырастить новый.

— И как глубоко она меня утащит?

— Достаточно, что бы тебе пришлось очень долго потом выбираться… Из тьмы на свет. К тому же в глубинах живут твари, по сравнению с которыми эта хищница — просто мелкая рыбёшка. Ты уверен, что стоит бездействовать?

— Но что я могу?

Кристальный пепел вздохнул.

— И это говорит без пяти минут хранитель девятой части вселенной! Ты же маг!

Элан виновато кивнул, торопливо закрывая глаза. Не то, это бы это требовалось для наведения чар — просто разворачивающаяся перед ним тьма уверенности в себе не добавляла…

Мир вокруг был странным. Искорки жизни поблёскивали в нём подобно драгоценным жемчужинам — редко, но ярко. Тьма, вязкая и густая, заполняла всё вокруг — и возможно, благодаря ней кругом царило одно очень простоё и понятное чувство: голод!

Огромная рыба так же была голодна. У неё почти не было связных воспоминаний: периоды голода и редкого насыщения чередовались, сменяя постоянное рысканье в поисках пищи редкими периодами сытого ничегонеделания. Психика чудища была примитивна, однако вполне управляема.

Акула резко изменила направление и устремилась на юг, к змеиному архипелагу. Она даже прибавила скорость.

— Что ты ей внушил? — голос меча был равнодушным — казалось, его совершенно не интересовал ответ.

Элан пожал плечами.

— Чистую правду. Что на юге больше пиши и она сможет наконец, насытится.

— Это верно. Но у твоей правды есть другая, шершавая половинка: на кого, по-твоему, начнёт она охотиться, после того как выпустит тебя на тёплом мелководье, куда мы прибудем такими мерками уже к завтрашнему утру — в исконных землях стархов? Она и на тебя напала только потому, что ты на них похож!

Хранитель вздохнул.

— К утру она устанет и я смогу попробовать выскользнуть из её пасти. Я пытался ей внушить, что во рту у неё кусок плавника, однако, похоже, она не готова расстаться с чем-то, что попало ей в челюсти. Увидев иную добычу, акула выпустит меня — и у нас будет несколько мгновений, что бы распороть ей брюхо раньше, чем она нападёт на кого-то другого.

Несколько часов прошло в молчании. Тело в неудобной позе начало затекать, постоянное напряжение вызывало спазмы. Вода стремительно неслась навстречу, мелкие рыбёшки шарахались в стороны, казалось, что в мире не осталось ничего, кроме тяжёлой, зелёной воды и стремительного движения в её толще.

Внезапно Элан перевёрнутой щепкой отлетел в сторону, ободрав до крови руку о шершавый бок — внимательный кристальный пепел тут же закрыл рану, не дав крови раствориться в воде, создав приманку для хищников — но рука саднила, замедляя и без того медленные движения.

Он торопливо вытащил меч — клинок почти растворился в воде, став прозрачным, лишь раскрасив воду фиолетовыми оттенками — и принялся рассматривать поле битвы. А поглядеть было на что. Недавний монстр, казавшийся огромным и почти непобедимым, теперь защищал свою жизнь, столкнувшись с тушей огромного белесого спрута, не спеша поднимавшегося на поверхность, что бы понежиться в лучах угасающего солнца.

Возможно, если бы не принуждение Элана, акула легко обогнула гигантскую, но неповоротливую тушу — однако теперь это не имело значения. Одно из щупалец обхватило живую торпеду — и теперь чудовищным коконом обвило дёргающееся в попытках вырваться стремительное тело, выдавливая из него жизнь — хищник глубин счёл себя оскорблённым.

— Похоже, нам пора. Давай понемногу в сторону, пока на нас не обратили внимание — в дополнение к основному блюду.

Элан принялся осторожно отплывать в сторону, не сводя глаз с гигантской туши. Возможно, поэтому уловил стремительное движение белёсого щупальца в свою сторону. Кристальный пепел зарычал, взрезая непослушную воду — и встретился с огромной плотью, сделав зияющую прореху между двух рядов шевелящихся присосок. Спрут отпрянул, сжимая щупальце — но ещё двое потянулись к колючей добыче. Как и все жители моря, спрут был способен на кратковременный, неуловимый глазом рывок — однако то ли Элан понемногу адаптировался, то ли смог вычислить атаки из-за больших размеров противника — но каждый раз очередное щупальце встречал кристальный пепел, легко разрезая страшную плоть. Наконец спрут сдался и исчез в глубине, продолжая сжимать уже ослабевшую акулу.

Человек ещё несколько минут посмотрел на бездну, поглотившую страшное чудовище — и со вздохом облегчения принялся убирать меч на место. Он уже научился поддерживать вокруг себя силовое поле, однако оно было ещё несовершенным — ноющие бока и ободранная рука ясно на это указывали.

— Может, стоит всплыть поближе к поверхности? Со всей этой суматохой я совсем потерял направление. — Не дожидаясь ответа, человек поплыл на вверх — солнце окончательно село, и всё вокруг стало тёмным и непонятным, пробуждая в душе неясные страхи. Элан не понимал — он только что он поставил себя на одну доску с самыми сильным хищниками моря, и вся живность вокруг торопливо расплывалась с его дороги, почувствовав запах удирающего в тревоге спрута.

К утру хранитель был уже на мелководье. Это была то ли затонувшая горная цепь, то ли растущие атоллы будущих островов — захваченный водоворотом красок, Элан не вглядывался в нагромождения почвы. Нет, водная гладь не была потревоженная ни одним сухим камнем — не менее десяти метров водяного покрывала надёжно укрывали царство стархов от любопытных глаз. Здесь плавали тысячи самых разнообразных рыб всевозможных красок и размеров, цвели самые причудливые водоросли. Элан, очарованный этой водной феерией, напрочь воспротивился осторожному предложению меча оплыть «всё это фантастическое безобразие» стороной, заметив, что глубинами он уже сыт по горло. И теперь он откровенно любовался красотой подводного мира, жалея, под рукой нет ничего, способного запечатлеть игры подводных красок. Русалочий хоровод он заметил — но, вместо того, что бы бежать сломя голову, застыл, глядя в восхищении. Что-то ему кричал кристальный пепел, однако Элан заворожено наблюдал…

Водные девы — обнажённые, разукрашенные различными цветами ярких полос, имитирующих одежду и водоросли вокруг, танцевали в солнечном свете, озаряющем всё вокруг. Казалось, свет — неотъемлемый элемент танца, его причина — и движущая сила. Русалки обнимали столбы света, грациозными движениями по очереди проникали сквозь яркие стены, весело улыбаясь красоте дня. Они были похожи на виденного им на суше старха — но разве быстрый взгляд на отчаявшегося, уставшего от битв воина, оказавшегося вне родной стихии, может передать очарование танцующей женщины? Они точно не были людьми — несмотря не внешнее сходство, различия были, и весьма существенные. Элан это понял, кода она из танцующих дев, нежно проведя по спинке подплывшей рыбы, вонзила в неё внезапно выдвинувшиеся когти, одним ударом вскрыв нежное брюшко и вызвав облачко крови.

Русалки рассмеялись. Их смех — немного звонкий, немного булькающий, был слышен вполне отчётливо — первый звук в тихом подводном мире. Одна за другой грациозные фигуры подплывали, погружая пальцы в мутное облачко — и с удовольствием облизывали их. Элан попятился. Он отчётливо представил, как так же смеясь, прекрасные русалки разделывают его на части, брызгаясь фонтанчиками крови.

— Ну, понял, наконец? Это ритуальный танец дев-воительниц — и извечному их врагу в такие моменты им лучше на глаза не попадаться. Не убьют, однако… залюбят до смерти. Уходим!

Элан попятился — его заметили. Прекрасный хоровод распался, и русалки стремительно поплыли к нему — по-прежнему грациозно и весело, с улыбками на лицах…. Хранитель запаниковал.

— Они меня увидели! А плавают они гораздо лучше, чем я!

— Спокойно! Пока они не поняли, кто ты такой — сотвори фантом!

Элан попытался вспомнить, как делать собственные энергетические подобия. На одном из немногочисленных уроков кристальный пепел рассказывал ему о возможностях и предназначении слепков с человека, однако хранитель тогда был слишком занят собственным мыслями.

Интуитивно он стремительно вышел из собственного тела, посмотрел на каркас оставленной плоти и принялся лепить его подобие, наполняя его энергией. Секунды послушно растянулись, сердце стучало медленно и глухо — и вот уже человек торопливо отплывает в противоположную сторону, оставляя между собой и отрядом прекрасных русалок неподвижную фигуру.

В полёте стрелы от места хоровода был небольшой подводный островок, густо заросший неподвижными водорослями. Как Элан успел оказаться так за несколько ударов сердца, он и сам сказать бы не мог. Торопливо юркнув в заросли, он с облегчением глядел, как хоровод дев завертел человекоподобный призрак — а затем, подхватив, потащил куда-то в противоположную сторону. Тут на его плечо легла узкая рука и булькающий, но мелодичный голосок произнёс с нотками еле заметной иронии в голосе:

— Ты так боишься моих сестёр?

Её звали Лика. Имя было простое и звонкое, напоминающее прошлую жизнь — и Землю, о которой уже начал забывать. И с ней было хорошо. Изящная и стройная, покрытая мелкими золотистыми чешуйками, девушка русалка притягивала взгляд…

— Ты не переживай — когда сёстры-воительницы заводят свои хороводы, прячутся даже опытные, закалённые в боях воины. Включая особ королевской крови. Это ты быстро сориентировался.

— А почему ты не в хороводе?

— Он… Он для избранных — тех, кто мечтает о победе любой ценой. А меня не раз упрекали за слабость и неумение побеждать.

Глаза девушки русалки затуманились и она отвернулась. Элан почувствовал себя неловко. Нужно было срочно менять тему.

— Слушай, а почему ты меня не испугалась? Сама говоришь, что я лишь похож на старха. А вдруг я лазутчик, подосланный магами с поверхности?

Лика улыбнулась и протёрла глаза.

— Как раз лазутчик выглядит настоящим стархом. А ты просто приспособился к жизни под водой, не стремясь быть похожим. Наш крагг предупреждал о возможном появлении чужака…

— Интересно! А поподробней? Кто это — крагг?

— Это титул. Что-то вроде министра магии. Он с месяц назад разослал весть о приходе человека, способного понять народ стархов — понять и помочь. Просил всех, кто его встретит, не вредить человеку и проводить к нему.

— И вы вот так взяли — и поверили?

Лика пожала плечами.

— Пути магии — не для простых людей. Уж если сам…

Огромное извивающееся тело метнулось к ним из зарослей. Плоское и зелёное, пребывая в неподвижности, оно ничем не отличалось от водорослей, но сейчас — хищник атаковал. Элан, завороженный беседой, был явно не готов к атаке — расслабленный, он мог стать лёгкой добычей. Русалочье тело метнулось вперёд, навстречу оскаленной пасти. Одно неуловимое движение — и странная рыба кувыркаясь, летит в сторону.

Лика, извиняясь, повернулась в сторону гостя.

— Обычно они не оказываются так близко от города стархов. И тем более не нападают на тех, кто больше их — что-то её встревожило.

— Извини. Я её и не заметил. А как тебе удалось одним движением остановить такую стремительную атаку? Ты маг?

Лика улыбнулась.

— Нет. Но стиль невесомого касания — мой любимый. У меня ранг мастера.

— Покажешь пару приёмчиков?

Лика откину голову, рассмеялась.

Сила наполняла драконье тело, заставляя петь каждую косточку. Вперёд, вверх! Хотелось кувыркаться в воздухе, словно ты — не умудрённая жизнью драконесса, а только что вылупившийся из яйца дракончик, впервые пробующий свои крылья. Это так прекрасно — свобода полёта, свобода быть наедине с самим собой, ни от кого не зависеть, быть сильной и мудрой, да и просто — быть. Драконесса раскинула крылья, ловя восходящие потоки тёплого воздуха. Всё позади — и суета мелких политических игр, и необходимость отвечать за тех, кто доверился тебе. Дальше они справятся сами. А она — её хранитель уже близко! Она чувствует его приближение — и теперь только радость полёта разделяет их. Несколько часов — и она вспомнит силу единения. Вверх! Быстрее! Крылья бешено заработали — до боли, сладкой боли полёта, боли свободы быть самой собой — не Мудрой, не Великой — простой драконессой, умеющей радоваться жизни и богатству предпочитающей сладость книг..

Сноп огня пролетел рядом, заставив отрешиться от грёз и заложить вираж, уходя с линии огня. Несколько десятков виверн — огромных, выведенных, по всей видимости, специально ради такого случая, показались из-за облаков. На каждой из них сидел всадник — и маг в монашеской рясе. Это была идеальная ловушка! Сила огненных ящериц плюс магия хитрых людишек. Грея сложила крылья, камнем устремившись вниз — сказки насчёт преимущества в высоте не срабатывают в мире магии, которая вполне способна защитить от удара или уберечь от столкновения. А вот попробуйте посоревноваться со мной на виражах…

Ещё несколько струй огня промчались совсем рядом, впритирку — лишь хитрое манипулирование струями воздуха кончиками крыльев позволило остаться невредимой. Виверны, хоть и вымахали здоровыми, ума не нажили — они не замечают, что пике уводит в сторону, к океану — стоит оказаться на глубине, как больше виверны ей не страшны — только бы уйти от побережья. Ещё одна струя огня — нет, они не умеют бить на упреждение — а магам сейчас не до этого, им бы на спинах вошедших в раж ящериц удержаться! Прибрежные скалы всё ближе, но поворачивать в сторону океана рано — не дадут, прижмут к земле, расстреляют с безопасного расстояния. Рывок вверх — так, что крылья словно выворачивает из суставов. Боль вспыхивает внутренней волной, однако тренированное сознание тут же её гасит, заставляя забыть обо всём, кроме боя. Огонь! Две ближайших виверны, не успевшие отлететь в стороны, вспыхивают как спички — вместе с седоками, не успевшими ничего понять, даже просто прийти в себя от сумасшедшей гонки. Остальные притормаживают, маги начинают выпускать заклинания — однако тонкая ткань принуждения рвётся, не в силах удержать впавшего в боевое неистовство дракона. Вас больше? Я смелее! Грея мчится прямо на изрыгающие огонь оскаленные пасти виверн, в последний момент уйдя вниз- но перед этим на минуту вскрыв себе вены и щедро оросив пространство перед собой сотнями огненных капель. Ещё несколько виверн камнем падают вниз, к уже близким скалам. Они окутаны облаками силовых полей защиты — но нет такой магии, которая способна остановить драконью кровь, вскипевшую от ярости жаркой битвы. Она прожигает любую плоть до костей, заставляя забыть обо всём и свернуться в пароксизме боли — а это опасно, особенно в воздухе!

Драконесса довольно улыбнулась и зависла над скалами — противника следует добить! Это было ошибкой. Драконья натура, требующая смерти врага, подвела Грею — на неё упала магическая сеть, скованная из того же странного метала, который, даже раскаляясь докрасна, не плавился и даже не размягчался. Как они смогли вычислить место на побережье, где она окажется? Или они умудрились подвести её сюда? Десятки магов выходили из — за скал, сплетая заклятье повиновения раскалённого металла. Дикий крик разнёсся над побережьем, заставляя лопаться скалы и вынуждая магов ослабить брошенное заклинание. Несколько святош упали, парочка даже отключилась — однако остальные лишь громче завели странные, отрывистые заклинания, от которых пахло белесой тьмой. Цепи натянулись, прижимая драконье тело к земле — а сверху уже пикировали остатки недобитых виверн. Ну уж нет! Грея извернулась, не обращая внимания на огромные рубцы вспухающие в местах соединения раскалённых цепей с драконьей кожей — и выпустила струю пламени. Расслабившиеся виверны кубарем полетели вниз, теряя седоков — прямо на острые скалы. Но тут магическая цепь натянулась — и драконесса полетела туда же. Скалы были уже совсем близко, когда столб пламени ударил в землю — мощного, рождённого драконьей глоткой. Он заставил камень потечь, сделав его мягким — и удар вышел не таким сильным, как надеялись маги. Полузадушенная раскалённой цепью, упавшая с высоты, Грея была ещё жива и опасна — нескольких магов, оказавшихся радом, смело волной огня — и подчинение ослабло давая драконессе шанс. Кровь забурлила, лихорадочно врачуя наиболее сложные раны: убить дракона непросто, ещё пяток минут — и она сможет продолжать бой.

И тут из открывшегося призрачного портала показалась фигура Кавншуга — огромная, она немного колыхалось на ветру, и лучи солнца просвечивали сквозь неё, но пальцы гиганта цепко держали меч из тёмного металла, увидев который, Грея взвыла в голос, бросив заниматься целительством — это был Эол, меч тьмы — один из немногих, он был способен уничтожить её раз и навсегда, одним глотком выпив жизнь целого дракона…

Огонь. Ещё! Ещё огонь! Вокруг дракона кипел расплавленный камень, волны жара поднимались вокруг, скалы текли киселём, заливая изломанные крылья. Кавншуг завис над беспомощным телом — и остановился в нерешительности: жар задевал и его, создавая ощущение дискомфорта.

Огонь, ещё огонь! Кровь брызгала из рассеченных лап, взывая к крови земли. И та ответила. Подземный гул взревел разбуженным зверем, огромный фонтан пара брызнул из скал, заставив странного божка отлететь, сжимая поблёскивающий меч — и на побережье хлынула лава, уничтожая всё вокруг: остатки виверн, растерявшихся магов, заливая расплавленным камнем дракона. Тучи пепла взвились в воздух, затуманивая зрение, мешая картину.

— Получилось? Дракон повержен?

Фигуры в расшитых золотом одеяниях оторвались от хрустального шага, в котором теперь лишь бесконечной пеленой падал пепел.

— Нет. Она выкинула свой любимый фокус — скрылась под камнем, обернувшись межзвёздной пылью и растянув время. Но она ранена и не способна продолжить поиски хранителя. Фактически, без посторонней помощи она останется под землёй очень надолго. Так что, как всегда, всё упирается в хранителя. С ним справиться будет попроще.

Серая фигура оторвалась от стены и сурово посмотрела на патриархов.

— Я не был бы в этом так уверен. Этот малыш отличается от предыдущих осколков. Он сильнее, чем кажется. Поэтому удвойте усилия. Нельзя допустить, что бы он нашёл дракона. А вашего божка… Его оставьте на побережье. На всякий случай.

Элана всего трясло. Он уже достаточно разбирался в происходящем, что бы отличить свои эмоции от эмоций дракона, но от этого было не легче — где-то там, на побережье, захлёбывалась кровью и умирала его вторая половинка! Его часть! Хранитель развернулся — и помчался в сторону змеиного материка. Весь покрытый фиолетовой дымкой, он сумел набрать огромную скорость. Скорее! Ещё скорей!

Небольшое ловкое тело скользнуло поперёк его пути, заставив притормозить. Девушка русалка зависла прямо перед ним, заступив дорогу. Она пыталась казаться спокойной, однако небольшая, едва прикрытая чешуёй грудь вздымалась довольно часто — даже для морского жителя скорость, которую развил хранитель, оказалась слишком быстрой.

— Что случилось?

— Пусти! Мой дракон… Она в опасности! Её могут убить!

— Убить дракона триединого практически невозможно. Он сильнее и опытнее хранителя на несколько порядков. Даже если сейчас на змеином материке идёт бой — что сможешь сделать ты, вынырнув из моря, весь уставший и ослабевший? Вряд ли неинициированный хранитель в таком состоянии может принять бой — наоборот, вместо защиты собственной жизни дракону придётся спасать тебя, а это может оказаться фатальным. Ты должен успокоиться — и попросить помощи у народа моря. У нас есть достаточно сильные маги воды — и на побережье они тебе пригодятся. А для этого нужно время — и разумная, не затуманенная гневом голова.

В глубине души Элан не мог не согласиться с справедливостью русалочьих слов. Но там, на побережье, изнемогала от боли его драконесса! Решительно отодвинув хрупкое тело Лики в сторону, он устремился дальше — что бы через минуту вновь оказаться перед уверенной в своей правоте русалкой.

— Я не пущу тебя! Ты должен успокоиться — и подумать!

Гнев, заставляющий кипеть кровь хранителя, вспыхнул особенно ярко. Как смеет эта рыба вставать у него на пути! Мощный удар вспенил воду, заставив её разойтись тяжёлой волной — но русалка легко оказалась в стороне. Лёгкое касание ладонью — и Элан летит кувырком, теряя ориентацию. Толчок был внешне слабый — однако при этом оказался так силён, что лишь через несколько метров человек смог восстановить равновесие — и выпрямиться. Зарычав сквозь стиснутые зубы, хранитель выхватил хрустальный пепел. Вода застонала от ласки фиолетовых граней. Удар меча, пусть и приторможенный тощей воды, был быстр и неотразим — уверенно вспоров воду, лезвие пронзило точно ту точку, где ещё секунду назад было хрупкое девичье тело. Но лишь лёгкий смех был результатом прекрасного удара. Перед Эланом не оказалось никого — и очередной толчок сбил его с ног уже сзади, вновь заставив закувыркаться в воде — и едва не выпустить из рук собственное оружие.

Элан был силён, меч — быстр, однако ничто не могло сравниться с русалкой в её стихии. В очередной раз улетев в сторону, Элан внезапно осознал, что гнев его исчез, словно смытый морской волной. Вздохнув, он аккуратно убрал кристальный пепел в спину — дышать сразу стало легче, и присел на покрытый водорослями камень, успокаивая тело и восстанавливая дыхание. Лика тут же оказалась рядом — и глаза её, длинные и раскосые, смотрели виновато.

— Ты как? Пришёл в норму? Я читала о драконьем гневе — он удесятеряет силы, но туманит разум, заставляя совершать ошибки. Извини, что я встала у тебя на пути — идя этим путём, ты мог потерять всё — а заодно и наш мир.

— Всё нормально. Я всё ещё чувствую Грею — она жива и в относительной безопасности. Так что ты, может быть, и права. Вот только быть остановленным девчонкой — это не повышает моей самооценки. До сих пор я шёл, совершая подвиги, и был уверен, что в состоянии справиться с любым противником — по крайней мере, с помощью своего меча.

Девушка — русалка пожала плечами. В её исполнении это выглядело настолько женственно, что Элан, заглядевшись, пропустил смысл сказанных слов.

— Прости?

— Я говорю — на суше у меня не было бы шансов. А так — я в своей стихии. Ты здесь двигаешься слишком медленно, к тому же теряешь силу удара за счёт размаха.

— Обычно, наоборот — чем больше размах, тем сильнее удар.

— Это только на поверхности, глупый! Под водой, особенно там, где давление в несколько раз больше, большой замах лишь покажет противнику твои намерения и заставит тебя устать раньше времени. Здесь для воина важнее не сила мышц, а внутренний огонь, который наполняет твои движения.

— То есть ты пользуешься магией?

— Нет, духовной силой. Она есть в каждом живом существе — и неважно, маг он или нет. Вот только что бы научиться владеть ею, нужны постоянные тренировки.

— А я смогу научиться подобному?

— Многому за то время, что мы плывём во дворец короля стархов, я тебя не обучу, но хотя бы двигаться не так неуклюже, и наносить удары без замаха — попробую.

— А где живёт ваш король и почему я должен к нему плыть?

Лика обиженно отвернулась.

— Можешь не плыть. По-моему, я уже передала тебе приглашение от нашего Крагга, к тому же дала тебе возможность принять спокойное, взвешенное решение. Если ты уверен, что тебе не нужна помощь моего народа — я не буду препятствовать.

— А девочка права. Тебе здорово повезло встретить её — если бы она нас не остановила, мы бы помчались прямиком в ловушку, в которую уже попала Грея и которая наверняка ждёт нас.

— Нас?

Кристальный пепел рассмеялся.

— А ты думаешь, я не чувствую драконьих эмоций, особенно такой силы? Я так же, как и ты, не мог себя контролировать — она ведь и часть меня то же. Кстати, сейчас Грея в безопасности — но для этого ей пришлось вновь войти в состояние ожидания — и растечься во времени. Что бы причинить ей вред, святошам потребуется по меньшей мере пара веков напряжённой работы. Так что за неё можешь быть спокоен. Пока, по крайнем мере — и заняться стархами. Если их верховных маг смог тебя почувствовать, и даже предсказать твой приход, стоит познакомиться с ним поближе. Нам союзники никак не помешают.

Путь до города стархов занял три дня. Это было очень спокойное время — возможность плыть, ни от кого не скрываясь, не думая о врагах — испытав на себе своеобразные способности своей попутчицы, Элан не сомневался в их эффективности. Море, до сих пор бывшее грубым и жёстким врагом, обернулось мягким, игривым котёнком, способным дарить радость — яркими красками встречных рыб, необычными гротами и лесными зарослями водорослей. Хранитель узнал, как можно легко скользить по любым зарослям, не боясь запутаться, какие виды моллюсков необычайно вкусны, а какие — наоборот, ядовиты, где можно ожидать нападения, а где — спокойно поспать, нежась в струях тёплого течения. Он всё больше узнавал морскую жизнь — и всё больше влюблялся в неё. В неё — и в свою спутницу.

— Расслабься. Почувствуй внутренний огонь — он согревает твоё тело, наполняет его мощью и энергией. Рождаясь в сердце, он миллионами мелких искр протекает по всему твоему организму — и сосредотачивается в ладонях, что бы коротким импульсом силы выплеснуться в мир. Ты чувствуешь свой огонь?

Хранитель в очередной раз прислушался к себе — и затряс головой.

— Нет. Наверное, мой огонь в воде не горит.

— Не шути! Это очень серьёзно! Стиль невесомого касания может спасти тебе жизнь в глубинах — и не только в них! Твой путь полон опасностей, и не стоит пренебрегать лишним шансом на выигрыш!

— Огонь. Его искры горят в человеке или стархе, согревая его тело и заставляя его любить, страдать, мечтать. Часто бывает так, что получив место под солнцем — уютное и тёплое, человек перестаёт мечтать, чувствовать радости жизни в погоне за удовольствиями — и его пламя гаснет. Он превращается в глиняную статую самого себя: внешнее сходство — и ни капли искры внутри. Он не способен на чувства — их заменяют животные инстинкты, не способен на душевные порывы — их заменяет желание устроиться получше и выглядеть покрасивей. Сколько их ходит, бегает, плавает: холодная ярость хищника в глазах — и ни капли тепла внутри. Они похожи на акул: всё свободное от пожирания добычи — а к ней относится любой, не похожий на них — время они плавают рядком со своими товарками, косясь друг на друга. Это даже не стая — в стае поддерживают друг друга, охотятся вместе — а не добивают тех, кто слабей. Постоянная выставка-продажа себя: своих плавников, челюстей и хвоста — у кого мощнее, быстрей и красивей, кто может крушить и ломать более легко и изящно, чем его соперники — тот и лучший, тот и главный. Если бы когда-то древние стархи не нашли бы в себе этот огонь — они бы вымерли, превратились бы в безмозглых рыб со слабыми зачатками интеллекта — возможно, чуть более добрых, чем все остальные рыбы, но не более того. Постоянное соревнование с акулами не дало бы им возможности стать кем-то большим. Древние русалки нашли в себе внутренний огонь — пусть не все, пусть избранные — те, кто мог, наплевав на опасность, выныривать звёздными ночами на поверхность — и, вздыхая, смотреть на звёзды. Именно благодаря им, таким непохожим на остальных, и создаются цивилизации. Именно они изобретают плуг и колесо, молот и наковальню, ракету и вездеход. А потом приходят акулы, холодные и безжалостные — и вот уже на наковальнях куются мечи, а ракеты начиняются ядерными боеголовками. Сами они создавать не способны — гений и злодейство есть вещи несовместные — зато способны разрушать! Да ещё как! И тысячелетие за тысячелетием кровь льётся, затмевая собой воду — и чаще всего это кровь тех, у кого в груди горит пламя огня. Они обычно плохие воины.

— Но у стархов не так?

— Нет. Благодаря найденному у нас стилю те, в ком кровь холодна, проигрывают воинам внутреннего огня; поэтому ни разу за всю историю стархов у нас не было гражданских воин. Однако это и тормозит наше развитие — никто не хочет совершенствовать оружие, опасаясь дать силу воинам с холодной кровью; а хищники вокруг сильны и опасны. К тому же всё чаще оружие людей попадает в наш мир — и оно совершенствуется день ото дня, грозя внутренним переворотом. Получив в плавники оружие людей, стархи станут одной из многочисленных рас, уйдя с пути, указанному им творцом — и власти начнут приходить не умные, но подлые, не благородные, а корыстные.

— Если стархи уже несколько лет не ведут воин, почему у вас не займутся воспитанием детей, отбраковывая подлецов и негодяев — чтобы не бояться подобного в дальнейшем?

Девушка-русалка невесело улыбнулась:

— Мы пробовали, и не раз. Семьи, среди которых не было воров и убийц, получали возможность размножаться без ограничений, и наоборот — тем, кто опозорил себя, было запрещено метать икру; но раз за разом такие попытки проваливались. Мы постоянно убеждались в том, что все дети достаточно чисты, чтобы вырасти хорошими людьми — однако что-то влияет на них по мере роста — на одних слабо, на других сильнее. Те, кто не может этому сопротивляться, теряют внутренний огонь — и они уже готовы убивать и предавать. Возможно, он никогда этого не сделают, однако в потенциале — способны. Есть какой-то неучтённый фактор, но какой — мы не знаем. Ладно, хватит б этом — давай вернёмся к занятиям…

— Настоящий удар рождается в сердце, набирает мощь в теле, направляется разумом и заканчивается поражением противника. Заметь — он не ограничен длинной рук или ног: его окончание — это тело твоего соперника. Люди пользуются мечами, копьями и стрелами, пытаясь сделать удар совершенным; мы же просто используем возможности своего организма.

— Они были вынуждены научиться чему-то подобному. Под водой обычное оружие малоэффективно, как ты уже успел заметить. Но стиль интересный, давай послушаем — для меня это тоже нечто новое. — Кристальный пепел не ёрничал, по своему обыкновению — и говорил лишь для Элана, тихонько, стараясь не помешать. А Лика продолжала:

— Самое главное — суметь сконцентрировать внутреннюю энергию организма таким образом, чтобы наносить удар «без посредников». При этом любые посторонние предметы только мешают — мечи, копья, луки — они поглощают мощь твоего удара, даря взамен собственную силу и скорость. Ты становишься более медлительным, всё больше полагаясь на своё оружие — и оказавшись без него, внезапно перестаёшь быть воином.

— Я слышал, что вершина мастерства — это когда воин — оружие сам по себе. — Элан торопливо вспоминал всё, что слышал о боевых искусствах.

— У вас этим заканчивают? Неплохо. У нас — с этого начинают! Иначе разумному существу в глубинах океана не выжить! Давай рассмотрим твой удар — медленно нанеси его вон по тому кораллу.

Элан сосредоточился и ударил — раскрытой ладонью, как била эта странная девушка-русалка. Результатом был невредимый коралл — и окровавленная рука.

— Я же сказала — медленно! Тебя никто не призывал соревноваться крепостью рук с камнем! Ты должен ощутить внутреннюю силу, рождающуюся в тебе в момент удара — а самого коралла лишь легко коснуться. Попробуй ещё!

— Но тогда… Это будет не удар. Лишь его имитация!

— Верно — при условии, что ты погасишь собственную мощь, останавливая руку. А ты дай собственной энергии возможность закончить твой удар — уже после того, как рука остановлена! Попробуй!

Элан честно пробовал. Однако не на первый раз, ни на сотый, у него ничего не получилось. Его уважение к непонятным русалкам, умеющим подобное, возросло многократно — вот только не то что скала — водоросли от его ударов не двигались, продолжая находиться в безмятежном покое. Наконец, Лика сдалась.

— Это всё твоя выучка — и чисто человеческая психология. Ты внутренне не веришь в возможность такого удара — и гасишь свою энергию, не позволяя ей выйти за пределы твоего тела. Когда у нас будет больше времени, мы вернёмся к этому уроку…

Город стархов поражал воображение. Увидев Эльдаксил, выращенный и украшенный самой природой, налюбовавшись на город гномов — не построенный, а вырубленный из камня, он самонадеянно полагал, что больше ничему удивляться не будет. Но коралловые строения поразили его до глубины души. Этот город строили не люди. Мельчайшие строители — полипы создавали из кораллов стены, арки и переходы. Русалки лишь просили их жить в определённых местах, подравнивая и поправляя работу. В этом было какое-то нечеловеческое терпение и уверенность в завтрашнем дне — дед, начиная дом, мог рассчитывать, что только его правнук увидит окончание строительства — однако уверенно планировал стройку, и заботился о ней — всю свою жизнь.

Разные поколения стархов по разному двигали кораллы — и поэтому дома приобретали самые причудливые очертания. Ажурные арки сменялись небольшими гротами, окна с вставленными в них кусочками хрусталя украшались водорослями, заключёнными в каменную вязь…

Но прекраснее всего был дворец правителя. Он был начат несколько тысяч лет назад, при основании города, и ещё далёк от завершения. Каждый монарх добавлял в него что-то своё, создавая проекты новых башен, залов и дворцовых пристроек. Несколько десятков этажей, тысячи комнат, украшенный сложным орнаментом мозаик и частичек живой природы — по его залам можно было бродить неделями — и каждый раз изумляться чему-то новому. Здесь, на глубине, ничто не тревожило обитателей — хищникам вход был сюда закрыт суровыми стражами, а бурям — толщей воды, и десятки тысяч диковинных цветов подводного царства распускали свои листья для тысяч крохотных рыбок, переливающихся всеми цветами радуг.

Как вкратце объяснила потрясённому Элану Лика, взявшая на себя роль экскурсовода, здесь одновременно сосуществовали самые разные виды, собранные и с мелководья, и с глубин океана. Магически адаптированные для жизни именно во дворце правителя, они несли исключительно эстетическую нагрузку — любой житель племени стархов мог придти сюда, что бы отдохнуть душой — и оставаться здесь столько времени, сколько захочется.

— Иногда молодые стархи путешествуют из комнаты в комнату неделями, забыв о сне и голоде — и выходят из дворца правителя преобразившимися. Они узнают многое о своём народе — и о себе, просто наблюдая за красотой, созданной руками древних архитекторов и строителей, так и не увидевших окончание своих шедевров — но завещавших их потомкам. Умение жить не для себя, и даже не для своей семьи — отличительная черта нашего народа. Это скрыто в самой нашей психологии, в нашем образе жизни. Невозможно быть эгоистом в обществе, где плоды твоих трудов увидят в лучшем случае твои правнуки.

— Так что же, у вас никто не ворует и не грабит? Не убивает? Не рвётся к власти?

Лика пожала плечами.

— Почему же. Но самое ценное, что есть у старха — это его народ, и украсть это нельзя, а вот лишиться — запросто. У нас нет смертной казни — океан велик, и преступники исчезают в его глубинах, отправляясь в изгнание. Обычно живут они не долго — слишком опасно оказаться одному, без поддержки соратников перед лицом убийц глубин.

— И никто не мечтает жить лучше?

— Мечтают — все. И все стараются для этого что-либо сделать. У нас нет понятия накопления капитала, как у людей — так или иначе, но ресурсы делятся между всеми, кто вносит свою лепту в выживание народа стархов. Возможно, кому-то достаётся чуть больше, чем он заслужил, кому-то — чуть меньше, это — мелочи. Самая большая личная ценность старха — его дом. И его нельзя украсть или купить. Это — семейная реликвия, передающиеся из поколения в поколение. Если образуется новая семья, не имеющая дома — ей выделяется участок на окраине, даются колония кораллов — и всё в дальнейшем зависит от их трудолюбия — их и их потомков.

— А если в семье не остаётся наследников — и о доме некому заботиться?

— Такого практически никогда не случается. Если по каким-то причинам род начинает угасать, он получает от государства любую необходимую помощь для восстановления семьи. Вплоть до генетического усыновления сирот. Потому что дом, оставшийся бесхозным, подлежит сносу — а это великая трагедия для всего народа стархов.

За разговором хранитель, Лика и сопровождающие их стражи — выделенные в качестве почётного караула ещё на границе города стархов поднимались все выше, плывя по разным комнатам дворца, пока не оказались на самом верху — в залах последнего уровня. Здесь в отличие от практически безлюдных нижних этажей, вовсю кипела жизнь — множество русалок сновали с самыми разными предметами по комнатам, озабоченные какими-то своими проблемами. Красок стало поменьше — зато попадались вполне земного вида столы — созданные из тончайших плит неизвестного материала, полупрозрачные и изящные, как и всё здесь, они были вполне функциональны — на них лежали связки ракушек, заменявшие письменность, горели хрустальные шары дальней связи и озабоченные стархи что-то говорили в них своим собеседникам. Это походило на вполне земное учреждение, правда, в какой-то странной, карикатурной форме. Элан не смог удержаться от улыбки, наблюдая за важными русалками, деловито шевелящими жабрами.

Впрочем, Лика оказалась достаточно чувствительна к такого рода улыбкам. Она тут же отчитала человека, не слушая его объяснений. Вернее, разъяряясь от них ещё больше.

— У нас никто не ждёт приёма больше пяти минут, никто не вымогает взятки и не пытается нажиться на чужих проблемах! Весь аппарат правителя насчитывает не больше двух сотен стархов — и это на народ, включающий в себя около миллиона жителей! Да, мы не приспособлены к административной работе, но тем не менее делаем её хорошо — как и всё, за что берёмся!

Элану стало стыдно. Он вспомнил полные чванства лица чиновников, смотрящих на посетителей свысока, как на личных дойных коров, существующих лишь для подношения взятки, сравнил их с подтянутыми, заботящимися о народе, о не о собственном кармане русалками — и опустил голову. Здесь работали лучше, путь это и выглядело смешно и карикатурно.

Зал приёмов короля стархов был огромен. Высокие стены тянулись к солнцу — его сверкающие блики играли на водной глади далеко над головой, создавая радужное настроение. Высокий трон, выращенный из нескольких сортов кораллов, был обвит золотистыми водорослями, имитирующими украшения. Впрочем, их тоже хватало. Зал декорировал жемчуг — огромные жемчужины украшали стены, мебель, одежды придворных. На полу, вдоль стен, были разложены чисто человеческие украшения — золото и драгоценные камни, посуда и украшения. Всё было свалено грудами, и несколько ржавых мечей, воткнутых в них, символизировали — это захвачено в бою.

Но самым примечательным был король стархов. Элан, привыкший к гибким и ловким фигурам, был поражён мощью сидевшего на троне русала. Крупный, крепкий торс, налитые плечи, валуны мышц на руках — похоже, этот старх мог бы поспорить силой с гномом! И при этом — проницательные, полные мысли глаза, с насмешкой наблюдающие за растерявшимся хранителем.

— Значит, это и есть самый сильный воин людей? Интересно. Взять его!

Несколько стражников подскочили к Элану раньше, чем он успел хотя бы потянуться за мечом. Если после занятий с Ликой он решил, что имеет представление о стиле невесомого касания — то теперь он увидел подлинных мастеров. Два слаженных удара одновременно с разных сторон — и вот о уже стоит, с трудом переводя дыхание и борясь с подступившей тошнотой, зажатый в клещи крепкими руками, а Лика, пытавшаяся за него вступиться, кубарем летит в угол — где её подхватывает одиноко стоящий русал, не давая вмешаться в разговор.

Король стархов не спеша подплыл к угрюмому Элану, оглядывая его со всех сторон.

— Насколько я понимаю — ты ищешь дракона. Он что, где-то в океане?

— Нет, повелитель. Насколько мне известно, дракон недавно вёл бой на змеином материке. Туда и направлялся этот юноша — однако вначале он зашёл засвидетельствовать вам своё почтение. — Пожилой старх аккуратно поставил Лику на ноги, шепнув ей несколько слов — отчего она сразу расслабилась и шагнул к королю, заслоняя хранителя от его гнева. Элан удивлённо глядел на светлые волосы неожиданного заступника, пытающего успокоить разъяренного короля. Он стоял перед человеком, и хранитель не видел его лица — но что-то в манере выражаться показалось ему смутно знакомым.

— Значит, до встречи с драконом он — ничто? И справиться с ним сможет любой воин? Так почему же не сделать этого теперь, пока хранитель не набрал силу — и перевес в нашей войне с людьми не стал фатальным? — Король откровенно ухмылялся, глядя на побледневшего человека.

Элан внезапно разозлился. Это не был всесокрушающий гнев дракона — какая-то часть его чувствовала наигранность ситуации — однако было обидно ощущать себя слабым малышом по сравнению с суровыми воителями. Он призвал предел — и воины отлетели в стороны, повинуясь импульсу силы. Хранитель спокойно шагнул вперёд, растирая руки, которые словно в тисках побывали. Затем наклонил голову — и кристальный пепел осветил зал королей собственным светом, заставив по-новому заиграть все краски королевского чертога. Присутствующие замерли — казалось, пред ними уже совсем другая обстановка — и у неё новый хозяин.

— Я ещё не великий воин, но уже — маг предела. Пусть тоже не великий, однако вполне способный справится с тем, кто захочет меня испытать. Вы хотели услышать именно это?

Король небрежно откинулся на троне, не сводя прищуренных глаз с хранителя.

— Маги есть и у нас. Конечно, они слабее любого из адептов предела — но их много, и они вполне в состоянии обеспечить защиту группе воинов, решившихся на нападение. Может, стоит рискнуть?

Элан улыбнулся. Он аккуратно убрал меч обратно в спину и шагнул вперёд, вытянув пустые руки.

— Если бы вам была нужна война, я был бы уже мёртв — входя в этот зал, я не ждал нападения и был не готов. Может, хватит меряться силами, как драчливой ребятне, и стоит поговорить о мире — и совместных действиях?

Король стархов расхохотался, откинув голову. Его длинные белые волосы вздыбились лёгким облачком, и Элан заметил, что король совершенно седой.

— Значит, ты не просто хочешь мира, тебе ещё нужна наша помощь — что бы вернуться на сушу, став великим воином и уничтожить мой народ?

— Юноша находится в нашем мире около полугода. Неизвестно, где он был и что делал — но святоши объявили его свои личным врагом и ищут всем доступными средствами. Народ аллорнов прекратил своё добровольное затворничество и начал вновь осваивать леса, молоты отказались поставлять оружие войскам людей, а на континенте началось преобразования, в которых задействована магия предела…

— И что за выводы я должен сделать из вашей речи, крагг?

— Что на данном этапе он наш союзник. И, благодаря встрече с ним, можно решить кое-какие наши проблемы — в конце концов, он входит в круг опекающих миры и обязан нам помочь.

Король задумался, не сводя с Элана цепкого взгляда. Тот вздохнул — похоже, опять придётся проходить испытания, выворачивая себя наизнанку. А кристальный пепел будет посмеиваться, не спеша со своими хитроумными советами.

— Хорошо. Если хранитель сможет быть достойным титула друга народа стархов, мы поможем ему. А пока — крегг, проводите нашего… гостя в отдельные покои, пусть он отдохнёт, и объясните суть стоящей перед нами проблемы.

Стоящий перед Эланом старх поклонился королю, повернулся в строну хранителя, озорно ему подмигнув — и человек с изумлением узнал в неожиданном заступнике старого знакомого, вытащенного и из клетки рабовладельцев.

— Стархи всегда были готовы рискнуть жизнью в поисках знаний. Я путешествовал по континенту людей несколько лет, используя реки, каналы — и немного магии, чтобы не задохнутся от грязи. Именно во время одного из таких путешествий мой предшественник услышал о триедином — и его скором приходе. Народ Стархов не молится богам. Вокруг нас — одно зло и мы не верим в помощь с небес. Но весть о сильном воине, способном уничтожить мановением руки целый народ, взволновала мудрых нашего племени. С тех пор каждый Крагг, принимая этот титул, отправляется в путешествие в мир людей — что бы больше узнавать о противнике. И знаешь, после встречи с тобой я начал верить — если не в творца, то в судьбу, давшую нашему народу шанс разглядеть в извечном страхе — хранителя мира.

— Боюсь, из меня получится плохой хранитель. — Вздохнув, с сомнением произнёс Элан. — Я слишком неподготовлен к той роли, которую преподносит мне судьба.

— Неподготовлен? Если ты о знаниях — после единения ты узнаешь всё, что знают твои частицы. По существу — это не только твои сила и знания, но и твоя память. Впрочем, к сожалению, это не главное. Ах, как просто было бы получить правителя, дав ему необходимое образование. Однако это лишь начало пути. Естественно, ни один правитель не станет таковым, если у него нет экономического, политического, психологического диплома. Это условие необходимое, но лишь для того, что бы исключить первые, самые глупые ошибки. Дабы правитель не пошёл на поводу у алчности, высокомерия, глупости. Это всё — жизненно нужно, не спорю. Благодаря образованию любой человек сможет стать более сильным, более ярким правителем. Вот только большинство из них, несмотря на всю свою мудрость, обречены стать Алтыньё, чёрным правителем. Мало у кого есть одно маленькое, однако необходимое настоящему владыке качество: ставить интересы простых людей выше своих собственных. Это необычайно просто на словах, это набило оскомину от речей политиков всех мастей и рангов — но почти никто на деле не идёт этим путём. Слишком это сложно — забыть о себе.

— А как стархи выбирают себе правителей?

Крегг задумался, потом нехотя ответил:

— Достаточно жестоко. Мы выбираем среди тех, кто обладает необходимыми качествами, людей, не имеющих спутницы и детей — и лишаем их возможности иметь потомство. С тех пор их семья — весь народ стархов. Они живут лишь для него, не делая никому поблажек и исключений. Это жестокий, но необходимый путь.

Элан вздрогнул.

— И что, находятся добровольцы?

Крей лукаво подмигнул.

— Открою одну из тайн краггов: те, кто добровольно соглашаются на подобное, не способны стать хорошим правителем. Они одержимы жаждой власти, готовы пожертвовать ради неё чем угодно — и потому опасны. Обычно претендента приходится долго уговаривать, пока чувство долга не берёт верх над желаниями тела; и сожаление об этом поступке преследует правителя всю жизнь.

— Но если он сорвётся или затаит злобу?

— Если сорвётся — не страшно. Этому можно помочь, есть методы. А затаить злобу — на кого? На круг дев воительниц, на русалочий хоровод? Некоторые воины, уставшие от жизни, добровольно приходят в этот круг — чтобы прекрасные девы нежно выпустили его душу из тела, утомлённого их ласками.

Хранитель вздрогнул.

— Это я угадал тогда с фантом…

Небольшой грот Крея на общем фоне выглядел почти по спартански — лишь стол из полупрозрачного камня и хрустальный шар на нём выдавали в нём кабинет руководителя, расположенный в прекраснейшем дворце народа стархов. Ни украшений на стенах, на жемчугов на окнах, ни ковра из тонкого слоя разноцветных водорослей на полу. Заметив недоумённый взгляд Элана, Крей махнул рукой.

— Это дома я стараюсь. Хотя обычно не хватает времени. Вот матушка у меня мастерица, каких поискать — будет что детям оставить. А на работе — нужно работать, а не украшать кабинет. Ни мебелью, ни собой — в качестве мебели. Поэтому хватит о высоком, смотри, я познакомлю тебя с нашей проблемой — и твоим испытанием одновременно.

Крагг легко щелкнул пальцами — хрустальных шар поднялся в воздух, завис, став из прозрачного мутно-белым, и из тумана стали возникать образы…

Белое дно, освещенное неярким светом дальнего солнца, было покрыто ровным, светлым песком. Редкие группы водорослей, чахнущих без нормальной пищи, лишь подчёркивали пустоту подводной степи. Не было видно рыб, морские звёзды не лежали на светлом дне, играя бахромой щупалец. Среди многообразия жизни морского дна пустота показанного побережья была дикой — и внушала тревогу. В центре этого оазиса смерти, чуть приподнявшись благодаря нагромождению скал, зияла узкая расщелина, ведущая вниз — и тьма, выглянувшая на секунду оттуда, заставила Элана вздрогнуть и отодвинуться от хрустального шара.

— Это рот бездны. Так мы называем узкую впадину, уходящую вниз не на один десяток километров… Во всяком случае, ни одна исследовательская экспедиция не достигла её дна. Оттуда не выплывали ни гигантские спруты, ни акулы убийцы, ни странные порождения мрака, что иногда появляются из подобных мест — все считали эту впадину безопасной. Пока около ста лет назад рот бездны не стал дышать. Необычный пузырь, наполненный скорее энергией, чем воздухом, вырывается из его глубин — и устремляется к поверхности, уничтожая на своём пути всё живое. Это происходит достаточно редко — пару раз в год, однако этого достаточно, чтобы земля вокруг впадины крошилась, превращаясь в мёртвый песок, рыбы и морские звёзды уходили подальше, а растения чахли, постепенно умирая. Всё это тревожит наш народ, тем более что такими темпами пустыня через пару лет окажется уже у врат города. Но никто поделать ничего не может — у нас элементарно не хватает сил, что бы достигнуть дна и хотя бы узнать причину происходящего. Не говоря уже о том, что бы отправить туда армию.

Элан удивился.

— И вы думаете, я выживу при таком давлении, при котором привыкшие к подводной жизни стархи умирают?

— У тебя очень неплохая защита. Ставил ты её сам, однако явно не без помощи своего меча — и к тому же она основана на магии предела — а её божественность в том и состоит, что ограничений для её применения нет — ни высоко над головой, там, где воздух растворяется в великой бездне, ни в самых страшных глубинах океана, сила тебя не покинет. А значит, ты сможешь выжить там, где не справится никто из нас.

— Что-то вы подозрительно много знаете о магии предела. — Буркнул Элан, недовольно качая головой — похоже, отвертеться от испытания не удастся. А пытаться что-нибудь понять на огромной глубине, в кромешной тьме… И при этом сражаться с врагом такой мощи, одно дыхание которого повергает землю в пустыню…

— Люди, не доверяющие свои секреты никому, кроме избранных, очень часто предаются размышлениям у водной глади. Вода врачует духовные раны, снимая тревоги и даря покой. Одно время у нас был свой пост у небольшой речки рядом с летней резиденцией иерархов церкви триединого…

Хранитель вздохнул и наклонил голову, соглашаясь с задачей.

— Когда вы выступите?

— Сейчас. Мой дракон нуждается в помощи, и я не хочу отдыхать без крайней необходимости.

— Я тебя провожу. — Лика оторвалась от стены, где она весь разговор простояла, бледная, как полотно.

Элан взглянул на девушку, все чувства которой в этот момент были написаны на взволнованном личике, и покачал головой. Похоже, его проблемы только дыханием глубин не ограничивались.

— Тебе не нужно туда идти! — Это было сказано категорично, со всей страстностью юности — и детской непосредственностью уверенного в себе ребёнка.

— Я провожу тебя до змеиного материка. Ловушки святошей — младенческие игры по сравнению с загадками бездны. Всё, что тебе нужно — незаметно прокрасться к дракону, соединиться с ним — а потом уже разбираться с проблемами, по мере их возникновения. Идти тебе сейчас во впадину — чистой воды самоубийство!

Элан вздохнул. Убеждать в чём-либо влюблённую девушку — труд неимоверный. Особенно, если в её словах есть большая доля истины. Той самой истины сегодняшнего дня, которая помогает решать мелкие, насущные проблемы, запутывая при этом тебя сетью повседневных забот, сковывая, калеча мечты и уничтожая честь. Все женщины, влюблённые в свои мужчин и переживающие за них, горазды на такие советы — озвучивая те мысли, с которыми мужчина борется в глубине души. И то, что сейчас разговор вела русалка, ничего в его сути не меняло.

— Понимаешь, возможно, твой план действительно более безопасен. И наверняка разумен. Вот только если я сбегу от испытания целого народа, тайком, как вор, проберусь к пленённому дракону — я престану быть самим собой. Наверняка и единение пройдёт не так, как нужно, и уничтожая врагов, я буду не беспристрастным судьёй — а яростным подлецом, мстящим не в чём не повинным людям за собственную слабость, за перенесённые унижения. И наверняка переступлю меру дозволенного, превратившись в ещё большее зло. В нашем мире так год за годом происходит в армии — между призывами…

— Но иначе ты умрёшь! Ты и здесь-то не в состоянии нормально двигаться, а на глубине десятков километров, против монстра, способного своим дыханием уничтожить всё живое, даже у тебя…

— Возможно, физически я буду не в лучшей форме. Однако магия останется при мне — а значит, шансы есть!

— Тогда — я иду с тобой!

— Прекрати. Возвращайся домой — и жди вестей. У тебя, не имеющей нормальной магической силы, там действительно нет шансов. Спасая тебя, я и сам могу погибнуть.

Лика опустила голову. Сказалось воспитание воина — на земле ни одна влюблённая женщина не сдалась бы так быстро. Эта же подняла плечи — и, повернувшись, поплыла в сторону города стархов — будь она земной девчонкой, Элан бы сказал, что она плачет. А может ли плакать русалка? Хранитель покачал головой. Всё его человеческое нутро требовало, что бы он догнал и успокоил расстроенную девушку — но появившийся опыт предыдущих хранителей говорил, что это приведёт лишь к новому витку уговоров — и новым слезам. Элан повернулся — и направился к впадине.

С каждым метром тьма сгущалась, всё сильнее стискивая хранителя в своих объятьях. Уже после первых пяти минут спуска кристальный пепел, до того молчавший, буркнул:

— Дай-ка я! А то тебя выкинет наверх, как пробку из бутылки. Он принялся перестраивать тело хранителя, на ходу что-то меняя, удваивая и утраивая прочность защитных полей — а Элану оставалось лишь в восхищении наблюдать за работой мастера — и ужасаться разворачивающейся у него под ногами бездне.

Свет словно выдавливало наверх — он плавно исчезал над головой, становясь всё более разряженным и тусклым. Элан для пробы посмотрел вверх — и увидел яркий овал лучей солнца, освещающий края расщелины.

— Не дури, я повышаю тебе светочувствительность — ослепнешь. Сейчас будет попроще. — Буркнул кристальный пепел голосом донельзя занятого человека, отрываемого озорными мальчишками по пустякам от сверх важных дел.

Хранитель покорно кивнул, и принялся рассматривать проплывающие мимо стены — покрытые слоем сажи, со странным кристаллическим налётом, они словно были обсыпаны застывшей чёрной изморозью. Элан подплыл поближе к одной стене, провёл по ней пальцами — мельчайшие частички тёмного налёта от делились от выступа скалы и, кружась, устремились наверх.

— Когда-то здесь были растения.

— Похоже, по этой трубе периодически проходит довольной мощный сгусток энергий. Вряд ли это целенаправленное действие — скорее, побочный эффект. Но кто может баловаться подобными силами?

— Ты встречался с такими? — Элан впервые видел своего вечного наставника растерявшимся.

— Нет. Скорее всего, этот сгусток энергий — не магического свойства. Верне, не только магического. Нужно было дождаться очередного выдоха глубин и попробовать хотя бы на глазок проанализировать состав, прежде чем соваться в это бесконечную трубу без дна, но время дорого, и не стоит его тратить на малоинформативное ожидание.

— Я думал, что все энергии заключены в пределе.

— И это говорит дитя технического мира! Десятки видов различных сил изливаются на все миры, циркулируют в них, поправляют или наоборот, мешают. Они необходимы для развития вселенной, и творец не мог уничтожить своё детище, полностью убрав их. А может просто — не мог. Он локализовал лишь магические энергии, входящие в резонанс с энергетическими импульсами человеческого мозга — и поэтому управляемые силой мысли. И то не полностью — кое что осталось. В одних мирах — побольше, в других — совсем крохи. Но даже в вашем, совсем уж лишённым магии мире, находятся умельцы, ловко использующие оставшиеся крохи. Представляешь, как они развернуться, дай им магию?

— Не заговаривай мне зубы. — Элан напряжённо смотрел в провал, чернеющий под ногами. Долго будет идти этот бесконечный спуск?

Меч скользнул вдоль позвоночника — словно плечами пожал.

— Понятия не имею. Мы спустились уже на глубину около пяти километров — если верить стархам, то это в лучшем случае треть пути. Хотя я в этом сомневаюсь — на такой глубине вода будет просто вытеснена землёй и мягкими породами… Разве что там голое скальное образование. Вначале я пытался ускорить наш спуск за счёт увеличения веса, но потом понял, что к концу пути тебе придётся весить несколько тонн — и сейчас мы движемся вдоль идущего здесь энергетического потока, кстати, довольно мощного, черпая силы на движение за счёт самой энергии земли, и повышая плотность твоего тела за счёт уменьшения объёма.

— Ничего себе! И какой у меня сейчас рост?

— Теоретически — тот же самый. Длинна есть производная функция от времени и массы — читал Энштеина? Изменяя одно состояние, можно добиться изменения другого. А фактически — уже меньше метра. Тебя это пугает?

— Да уж, не радует.

— Ты и не собирался полагаться на физические силы. Магические же твои способности не уменьшились — ты по прежнему способен призвать предел — вот только афишировать свои умения раньше времени не стоит, хорошо?

Час шёл за часом. Несмотря на повышенную чувствительность, Элан почти уже ничего не видел — лишь тёмные громады стен скользили вверх, отмечая процесс спуска. Разговоры кристального пепла становились суше и короче — поддерживать хрупкую жизнь человека на такой глубине становилось всё сложнее — и отнимало всё больше сил. Наконец он замолчал, ограничиваясь односложными репликами — и хранитель оказался предоставлен самому себе. Мрак вокруг окутывал пространство плотным саваном, заставляя себя чувствовать добровольно погребённым.

— Пожалуй, эта самая большая могила за всю историю вселенной — с мрачным юмором думал Элан, пытаясь разглядеть угольно-чёрные стены. Он стал сомневаться, что из такой передряги человек может выбраться живым. Осторожно размял руки и ноги — они слушались, однако двигались медленно, словно каждое сокращение мышц приводило в действие сложный механизм, позволяющий им перемещаться.

Внезапно в одной из стен мелькнул отблеск света.

— Подожди! Там что-то горит. Давай рассмотрим!

Кристальный пепел не ответил, но бесконечный спуск прервался, и Элан смог подплыть к узкой расщелине, в глубине которой он увидел несколько слабо светящихся водорослей — и в их неярком свете промелькнул смутный силуэт небольшой рыбёшки.

— Здесь есть жизнь!

— Вероятно. И это означает, что дыхание бездны здесь не так опасно — или не вредит здешним обитателем. Поехали дальше?

— Конечно. А… Ты не устал?

— Немного. Сложно координировать скорость спуска, плотность твоего тела и управлять потоками энергий одновременно — с тем, что бы уберечь тебя от негативных воздействий. Но я уже отдохнул во время остановки — продолжаем?

Хранитель кивнул и закрыл глаза. Возобновившийся ток воды подсказал ему, что он вновь погружается в глубины океана. Со временем огоньки стали попадаться чаще — всё больше непонятных светящихся водорослей со снующей среди них живностью расцвечивали щели впадины узором неярких огней. Свет, ими испускаемый, был тусклым — на поверхности его никто и не заметил бы, равнодушно проходя мимо. Здесь, на глубине, огоньки казались яркими фонариками моря. И ещё — маленькими оазисами непонятной жизни.

Внезапно ноги человека гулко ударились о каменный остов. Кристальный пепел переборщил со скоростью — тело тряхнуло, отозвавшись странной ломотой в костях. Хранитель открыл глаза, уставшие от свечения огоньков на стенах — и огляделся. Видно было плохо — но всё-таки это было лучше того, чего боялся человек, начиная спуск. Он стоял на дне этой гигантской впадины — большой, покрытой пылью тысячелетий и сложным составом почв, образовавшихся из того, что падало сюда целую вечность… Валун, на котором стоял Элан, возвышался среди огромного поля, покрытого узором непонятных растений. Высокие — выше него, состоящие из мясистого стебля с одним единственным листом на конце, они росли, образуя правильные геометрические узоры. Круги, овалы, ромбы, тетраэдры — сложные построения из травы и мха прорастали из вековых напластований, создавая причудливые картины. Внутри каждой из них росли растения поменьше — словно подростки, окружённые толпой заботливых родителей. Снаружи же каждого рисунка было пусто — минимум на метр не было ничего, кроме странной тёмной почвы… Несколько трещин в земле уводили ещё дальше вглубь — но они были мелкими, и вряд ли угроза исходила оттуда. Искать нужно было тут, на этой странной равнине из водорослей.

Хранитель уже совсем собрался спуститься с валуна, когда вмешался меч.

— На всякий случай — не наступай на цветы. Они неплохо организованны, и, возможно, способны доставить тебе пару неприятных минут.

Элан кивнул и спрыгнул на тёмную почву недалеко от очередного травяного круга. Почва держала плохо, ноги постоянно проваливались, однако идти было можно — и хранитель побрёл к ближайшей стене, аккуратно обходя странные рисунки растений. Коснувшись скалы, он удивлённо присвистнул — она была совершенно чистой, без следа того пепельного налёта, который так нервировал его во время спуска.

— Раз его здесь нет — значит, мы нашли место, где он образуется. Теперь нужно поискать источник — и заодно ту тварь, которая дышит почти чистой энергией.

— Живое существо не может выдыхать энергию. Скорее всего, она образуется по мере подъёма за счёт каких-то непонятных нам процессов. Осторожно — видишь?

По чёрной земле крался странный зверь. Чем-то напоминающий тюленя, но с длинными, кривыми лапами — толстыми и короткими, позволяющими передвигаться под большим давлением, с плоской оскаленной пастью, животное медленно ковыляло, выглядывая что-то среди растений. Элан замер, стараясь казаться незаметнее и готовя самые мощные свои наработки. По совету кристального пепла, он заранее зачерпнул энергии предела и поставил защиту, не позволяющую постороннему почувствовать его мощь — теперь достаточно было сформировать каркас заклинания — и запредельная сила вырвалась бы из него, сжигая всё на своём пути.

Существо внезапно остановилось, не дойдя каких-нибудь двух десятков шагов до хранителя. Оно прыгнуло в растения, вырывая одно из них поменьше — из центра круга. Огромные челюсти захватили хрупкий росток, с удовольствием принявшись жевать. И дальше произошло удивительное событие. Все растения дружно прогнулись, на лепестках чашек возникли пузырьки энергии, сформированной на необычной, светлой субстанции. Словно миниатюрные катапульты, они метнули свои снаряды. Животное закричало, принявшись кататься по земле — капельки магической росы прожигали кожу, способную выдержать давление в десятки атмосфер, словно кислота — тонкое сукно. Визжа, подводный тюлень принялся зарываться в почву, срывая с себя страшные пузырьки, а затем скрылся в одной из трещин, избороздивших стены.

Элан постоял в задумчивости, глядя на покачивающиеся стебли растений — и осторожно двинулся следом.

Трещина была узкой и неудобной, к тому же постоянно раздваивалась, расстраивалась, превращаясь в какой-то подводный лабиринт. Неведомый хищник, пробирающийся по коридору, оставлял на стенах обрывки своей шкуры, торопясь вернуться домой. Человек шёл осторожно, готовый в любую минуту отразить нападение не в меру любопытного сородича, привлечённого шумом убегающего тюленя. Впереди забрезжил свет. Элан сделал несколько торопливых шагов — и ахнул.

Перед ним открылась огромная пещера. Величественная — больше он видел только у гномов, покрытая ковром водорослей — похожих та те, что были на мелководье, но светящихся, как на стенах — они были самыми разными, яркими, высокими и низкими, и ещё — в них была жизнь! В скоплении трав мелькали тени рыб, подводные крабы поднимали свои клешни, и странный тюлень наверняка чувствовал себя здесь как дома. Несмотря на то, что попадались совершенно незнакомые виды, хранитель почувствовал себя словно возле города стархов — тут всё было понятно и знакомо, хотя и озарялось не солнечным, о фосфоресцирующим светом водорослей.

— Здорово! Обычная жизнь, никаких чудовищ. Может, хочешь устроить здесь пикничок? — Кристальный пепел временами был совершенно невыносим. Вздохнув, Элан повернул обратно — секрет выдоха бездны нужно было искать не здесь.

Несколько часов он просидел на высоком валуне, изучая жизнь одной из полянок — идеально ровной, с наиболее сильными листьями по краям, и нежной молодой порослью в центре. Потом, во время очередного набега обитателей соседней пещеры на вкусные заросли, поймал каплю росы, предварительно поставив дополнительную защиту на руку. Это оказалось не лишним — в руке у него оказалось семечко, окутанное довольно агрессивной средой энергий.

— Интересный механизм адаптации. — Кристальный пепел перестал отпускать шуточки и стал похожим на кабинетного учёного, пришедшего в восторг от находки нового вида. — По всей видимости, высокое давление настолько спрессовало почву, что у семян не было никаких шансов укорениться. Тогда растения стали оборачивать их излишней энергией, благо её благодаря близости глубин и тому основному потоку, по которому мы спустились, необычайно много. Это позволяло раздвинуть почву и дать семечку шанс оказаться не на поверхности, а в крохотной ямке. Тот же самый механизм разбрасывания семян оказался необычайно эффективен против хищников соседних пещер, которые не прочь полакомиться стеблями растений, ставшими необычайно калорийными благодаря особой плотности.

— Я так понимаю, это и есть тот хищник, на которого мы охотимся. — Элан неосторожно махнул рукой в сторону ближайшей «лужайки» — и замер — листья дружно повернулись в его сторону, изучая новую угрозу. Лишь через несколько минут полной неподвижности они успокоились и перестали обращать внимание на человека.

— Изумительно! Они реагируют на движение! Не удивлюсь, если окажется, что они на пороге возникновения разума. До сих пор это считалось легендой, однако здесь — особые условия, уникальные по своей природе — и малютки вовсю используют их.

— Да, но как накапливается такое количество капелек росы, что образуется выдох бездны?

Меч хмыкнул.

— Понятия не имею. Давай искать…

Они пробили на дне расщелины три дня. За это время они тщательно изучили всё строение гигантской пещеры — оно расширялось книзу, становясь более просторной и широкой. Чернота на стенах начиналась на несколько десятков метров выше, постепенно густея… Кроме нападений обычных хищников, Элан и кристальный пепел видели целые сражения, даваемые растениями стаям нападающих тюленей. Но самым опасным было нападение гигантского ската: похожий на своих электрических родичей на поверхности, равнодушный к крохотным ударам, он парил над полянками, выбирая молодые побеги. Тогда стало понятно расположение кругов: растения объединили усилия, создавая из капелек росы гигантский феербол — по величине занимаемого круга. Он атакующим снарядом врезался в тело ската, заставив того, перевернувшись, умчаться прочь.

После этого человек и его меч долго молчали, сидя на валуне. Наконец кристальный пепел не выдержал:

— Ты видел — они могут объединять усилия. Если они соберутся все вместе — получится не один выдох бездны. Здесь он ещё не очень опасен, однако следуя вверх по восходящему потоку энергии, он преобразуется, природная компонента его умирает, оседая сажей на стенах — а то что остаётся, расползается по равнине наверху, уничтожая всё живое. Пора принимать решение. Вот он — твой враг. Что мы сделаем? Приподнявшись повыше, обрушим скальный карниз? Здесь достаточно камня — а у тебя в избытке мощи предела.

Элан покачал головой:

— Нет. Возможно, это всего лишь трава, но я не убийца — я хранитель. Моя основная задача — защищать, а не уничтожать.

Внезапно вода вокруг него загустела, образуя маленькие смерчи. Валун, на котором он сидел, приподняло, — и энергия предела хлынула в растерянного человека, окутав всё фиолетовой дымкой, что-то замещая, переделывая… Яркие молнии, раскалывая землю, били в висящее в воде тело человека, заставляя его кричать от боли. Камень под ним раскалился — и поплыл, заставляя воду шипеть раскалённым паром. Облако тумана создало в плотной воде, которую нельзя было разрезать и ножом, тайфун, уходящий вверх — и человека закрутило, словно щепку. Странные и сложные силы соединялись в хрупком человеческом теле, создавая какой-то новый сплав, ту сердцевину, делающую из человека — хранителя фиолетового предела.

Когда всё кончилось — Элан вновь лежал посреди подводной впадины. Только валун, на котором он сидел раньше, расплавился, застыв миллионами причудливых каменных капель — и росли вокруг странные растения….

— Что это было?

— Инициация. Удачно всё получилось — именно здесь и сейчас ты не мог принести никому особого вреда.

— Так уж и никому. А растениям? К тому же — почему именно сейчас?

— Всё, что физически раскалялось, кроме, конечно, остатков валуна, уносилось наверх. Там наверняка уверенны, что здесь идёт великая битва… А сейчас ты осознал своё предназначение — а значит, стал способен принять инициацию, вот и всё, ничего сложного. Теперь ты полноценный хранитель — и готов встретить дракона.

— А раньше что, был не в состоянии? Тогда что было бы, если бы я поплыл сразу к Грее, а не свернул сюда?

— Скорее всего, ты был бы уже мёртв. Слияние с неинициированным хранителем просто невозможно.

— Ничего себе! И ты только сейчас об этом говоришь?

Кристальный пепел помолчал, словно смущаясь. Наконец нехотя обронил:

— Любое знание нужно заслужить — чаще всего, собственным опытом. Иногда — жертвуя своей жизнью. Это не я придумал, таков закон развития мира.

— Что-то я сомневаюсь, что всех хранителей вы подвергали подобным испытаниям!

— Смотри! С твоими любимцами что-то происходит! Походе, во время обряда они обожрались дармовой энергией — и это спровоцировало процесс, приводящий к дыханию бездны! — Кристальный пепел был рад сменить тему.

Над полянками растений понемногу начало дрожать марево силовых полей. Оно росло, уплотнялось, создавая голубые купола самых разнообразных форм и размеров. Каждый росток, каждое растение выпускали из себя капельки магической росы, спешащей присоединиться к общему делу. Купола росли, наливались грозной синевой, и смотревший на это действо магическим взором Элан залюбовался самоотверженностью малюток, жертвующих всю свою энергию ради блага всего сообщества…

— Они ставят защиту. Нужно подняться повыше, пока она нас не накрыла! — Кристальный пепел был более прагматичен. Человек поднялся над дном впадины, зависнув в воде на расстоянии нескольких десятков метров. Силовые поля, похожие на приземистые капли светлой субстанции, сюда никак не доставали…

— Стой! Похоже, малютки не имеют никакого понятия о постановке магических защит! Они просто льют энергию на землю вокруг себя, создавая безопасное для своего вида пространство — но не пытаются её ограничить или удержать! Долго так она не выдержит!

— Верно! Основа её — сок, испускаемый этими растениями, впитается в землю — и накопленная энергия устремится вверх, вдоль проходящих силовых линий, образовав при этом…

— Очередной выдох бездны! Так, помоги мне!

Элан принялся достраивать возникший под ним каркас силового поля, намертво соединяя его со скальным основанием под собой. Опыта подобной работы у него не было, зато мощь предела после недавней инициации переполняла хранителя, а кристальный пепел, хоть и иронически хмыкал, но помогал дельными советами. К тому же малютки растения быстро сориентировались в происходящем — и принялись вплетать в человеческие заклинания что-то своё. В конце концов, у них были корни и идея держаться за грунт для них была естественной….

Через несколько часов, весь вымотанный, Элан поднимался наверх — а под ним сиял голубоватый купол защитного поля.

— Думаю, теперь, когда угроза постоянных нападений миновала, они всерьёз начнут расти и развиваться — и смогут подняться на поверхность!

Меч хмыкнул.

— На это бы я не рассчитывал. Во-первых, вне такого мощного потока энергий они превратятся в простую траву, да и разница давлений слишком велика. К тому же — если их разум хоть немого станет похож на человеческий, тут же начнутся новые проблемы — а почему у вашей семьи круг, а у нас овал, правильней так… Не удивлюсь, что в результате воин защитный купол рухнет — и хищники вновь пожалуют к ним на охоту.

— Так что же, всё зря?

— Почему же! Ты показал им пример — и подарил божество, о котором они будут слагать легенды. Что же касается самого купола — теперь они знают, как его строить, и дыхание глубин больше не побеспокоит обитателей морского дна. Хотя правильней было бы, что бы это знание им не подарило божество — они должны были додуматься до него сами! И они были на верном пути.

— Думаешь, теперь…

— Теперь они все силы будут отдавать не собственному развитию, а поискам своего божества. И кто знает, в какие извращённые формы это выльется.

— Значит, мне не стоило вмешиваться?

— Любое наше действие имеет разные последствия. Ты прошёл данное тебе испытание, избавил народ стархов от надвигающейся угрозы, помог новому виду растений — всё это плюсы. А минусы — они есть всегда. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Ненавижу тупых руководителей, не способных на самостоятельные действия, зато всё время попрекающих своих работников их ошибками — просто потому, что они действуют, приобретая необходимый опыт. В следующий раз у тебя получится лучше.

Элан хмыкнул:

— Вот и пойми, похвалил ты меня или обругал?

День начал сменяться сумраком приближающейся ночи, и заходящее солнце принялось окрашивать прибрежные скалы в золотистый цвет. Водная гладь, ровная и спокойная, была почти неподвижна — лишь морская пена облизывала мокрый песок пляжа, да от медленно погружающегося в воду светила протянулась к наблюдателям блестящая дорожка.

На ней и показался человек. Встал, подплыв к берегу как можно ближе, аккуратно поднялся, не потревожив водную гладь — и двинулся к берегу, что-то насвистывая на ходу.

Кражал, маг большого круга церкви служителей триединого, нервничал ещё с утра. Что-то ныло в груди, вызывая щемящую боль и справедливые опасения — как и все маги, он развил в себе интуицию до уровня предчувствий, в состоянии иногда предугадывать будущее. Сейчас, когда он увидел спокойно идущего в заранее приготовленную ловушку человека, вместо радости в груди опять кольнула непонятная боль — словно обожгло чем-то горячим. Он торопливо поднял руку, указывая наблюдающим за ним помощникам наивысшую степень опасности, и принялся понемногу набрасывать заранее подготовленный кокон подчинения, в который они ещё неделю назад вбухали бездну энергии, на выходящего из воды человека. Он, кроме полного паралича у любого, попавшего в зону его действия, ещё напрочь отбивал все возможности общения с окружающим миром — в том числе магические.

Движение бредущего к мелководью пловца начали замедляться. Он шёл всё медленней, шаги его становились всё короче, пока наконец он не застыл в двух метрах от кромки прибоя, по щиколотку в воде, в тщетной попытке дотянуться до суши.

Кражал, в полном восторге, выскочил из-за скрывающих его скал и принялся рассматривать пленённого им человека. Низкий, приземистый, с широкими плечами и буграми мышц на крепких руках, он не походил на данное им описание. Маг в задумчивости прохаживался вдоль берега, не обращая внимания на тщетные попытки странного человека вырваться из кокона.

— Он несомненно вышел из воды… Но при этом никак не похож на описания выживших после обряда передачи сил… Даже с учётом изменения внешности после пыток.

Кражал просканировал человека на предмет иллюзий, убедился в подлинности внешности — и досадливо взмахнул рукой.

— Это не тот! Наверняка какой-то бродяга, попавший к стархам и переделанный ими для своих нужд. И вообще — он смахивает на гнома! Добейте его и давайте вновь приготовим кокон — тот, кого мы ждём, должен появиться со дня на день.

Большой круг вышел на прибрежный песок. Пять человек, каждый из которых развил свои способности до максимума, и в состоянии бороться с новоиспечённым магом предела, противопоставляя силе — знания, опыт и накопленное веками искусство. Их помощники также высыпали на берег. Десяток магов рангом пониже, взятых для выполнения черновой работы и обеспечивания привыкшим к комфортной жизни «великим волшебникам» максимальных удобств без затраты собственной энергии. Большая часть тут же принялась чертить огромную пентаграмму, подготавливая всё необходимое для создания нового кокона, а пара отправилась в сторону неподвижно стоящего человека. Один из них небрежным движением руки создал больной феербол и кинул в одиноко стоящую фигуру. Ничего не произошло. Маг нахмурился. Да, он ходил у великих в помощниках, но по силе им ненамного уступал, и потому наверняка знал, что после его феербола от бедняги должны были остаться разве обрубки ног, стоящие в воде — и то вряд ли. Он вновь создал феербол, старательно наполнив его энергией — и выпустил его по идеальной траектории в пленника, внимательно наблюдая за его движением.

Огненный шар — большой, пышущий силой, взлетел над водной гладью, легко и плавно преодолев отделяющее его от гнома расстояние, преодолел кокон подчинения — он был, само собой, односторонним и ударился о внутреннюю защиту пленника, разлетевшись тысячами безобидных искр.

Ошеломлённый, помощник перевёл взгляд на спокойно стоящего человека — и успел увидеть, как тот, усмехнувшись, вытянул вперёд руку — прежде чем застыть ледяной статуей, глыбой мёртвой воды, равнодушной и безучастной ко всему.

— Тревога! Маги рассыпались по берегу: — похоже, хранитель сумел сменить тело и едва их не одурачил! Кокон подчинения вновь скрутил пленника, заставляя его остановиться, а в оказавшуюся на нём защиту полетели десятки феерболов, разлетаясь огненными брызгами, однако раз за разом ослабляя её.

Хранитель усмехнулся и медленно, преодолевая сопротивление, поднёс руку к затылку. Большой круг утроил усилия — но голова человека наклонилась вперёд, и ребристая, потёртая рукоять кристального пепла легла в протянутую руку. Странный пленник окутался фиолетовой дымкой, шагнул вперёд — и огромный кристалл заиграл сотнями своих граней, открытый лучам солнца. Хранитель сделал шаг к берегу, другой…

Кражал отдал отрывистую команду — и в заранее приготовленных пентаграммах одновременно десяток магов пронзил сердце приготовленного к ритуалу раба жертвенным ножом из древнего обсидиана. В ладонях противостоящих хранителю магов появились чёрные струи — и он, зашатавшись, шагнул назад раз, другой, заревел раненным медведем, и принялся ковылять к берегу, опираясь на свой меч, как на палку.

Верховный маг большого круга, не переставая сжимать кокон, изучал своего пленника. Его защита истончалась, магические силы — тоже, но он явно стремился на сушу, тратя на движение вперёд необходимые для обороны силы…

— Ему зачем-то нужно оказаться на земле! Не позволяйте ему это! — Кражал подскочил к самой кромке воды, тесня опасного противника назад, на глубину, где он окажется беспомощен и станет лёгкой добычей.

Хранитель, за всё время схватки так и не произнёсший не слова, закусил губу, не обращая внимания на брызнувшую кровь — и упрямо направился к берегу. Но там уже выстроился весь большой круг — маги, почуявшие слабину противника, торопились прикончить его, каждый норовил нанести решающий удар, что сулило почёт, уважение, и — кто знает? Место верхового жреца пока оставалось вакантным.

А азарте схватки один человек зашел в воду, другой… Хранителя теснили назад, Большой круг, почуявший победу, лез вперёд — и вот уже большая часть магов стоит на мелководье, не обращая внимания на плещущееся между ног море. Их помощники сгрудились за спинами наставников, не переставая пытаться побить защиту возомнившего о себе человечишки. Они давно уже отказались от одних феерболов — каждый в попытке дотянутся до пленника перешёл на свой, любимый вид заклинаний. Один метал небольшие молнии, другой раз за разом пытался ударить порывом ветра, третий взывал к силе земли…

Хранитель отошёл ещё на несколько шагов назад, заставляя атакующих двинуться следом — и резко опустил меч, ударив плашмя по поверхности моря. Низкий, долгий звук разнёсся над побережьем — и вокруг замершего большого круга магов взвились фонтаны воды — в которых горели яростью глаза Крегга и его соратников. Десятки струй воды ударили по не ожидавшим контратаки человеческим магам, заставляя их уйти в глухую оборону.

Кражал бесился. Победа была уже так близка! Хранитель лишался сил, был почти неподвижен, ещё минута — и его можно было бы не уничтожить, а пленить, что доказало бы искусство его, как верховного мага, и открыло бы перед ним новые высоты. И тут эти рыбы! Но ничего, их магия никогда не была сильной, к тому же у него наготове всегда были атакующие заклинания именно на такой случай! Он выпустил пару заготовок — и с удовлетворением увидел, как один их стархов, схватившись за грудь, исчез в глубинах, другой, разваленный напополам, упал мёртвой тушей, похожий на гигантскую рыбу…

И тут лопнул кокон. Огромное заклинание оказалось разбито, словно сброшенный со стола хрустальный шар. Мелкие его осколки ударили в державших его магов, заставив вздрогнуть и потерять контроль — и фиолетовые молнии ударили по большому кругу, испепеляя тех, кто в порыве ненависти к посмевшим восстать рыбам забыл о главном противнике.

Те их младших магов, кто выжил после первого удара стархов, а таких было немного — те, кто оказался дальше всего от воды и поддерживал самые мощные защиты, сейчас с опаской выглядывали из-за скал, в ужасе наблюдая, как гибнет цвет магической гильдии служителей триединого, испепеляемый силой предела — и разгневанным хранителем, вращающим гигантским мечом. Последних из магов, окутанных огнём от постоянно творимых заклинаний, он просто зарубил, легко преодолев поставленные адептами защиты.

Элан с трудом приходил в себя. Мягкий песок легко струился, поднимаемый лёгким ветерком. Кристальный пепел, весь в чужой крови, еле слышно подрагивал в его руке — и молчал. Прямо перед ним умирал верховный маг великих большого круга, Кражал. Дыхание с трудом выходило из развороченной груди, а мутный взгляд бешенных глаз прикипел к такому непонятному лицу ненавистного врага. Он победил — но не торжествовал. Скорее, его глаза выражали грусть — и жалость.

— Предатель! Ты направил на людей — нелюдей! Победил обманом, заманив нас кажущейся победой в их родную стихию!

Хранитель с трудом усмехнулся прокушенными губами — и заговорил. Его негромкий, чуть хриплый голос раздался впервые с начала схватки.

— Предал? Обманул? Не я устроил ловушку над телом раненного дракона, не я использовал некромантию для энергетической поддержки, и уж тем более не я напал на того, кто призван в этот мир чтобы помогать и хранить, а не убивать и владеть. Но сегодняшняя твоя ошибка была не в этом. Был момент, когда ты мог легко распознать обман — если бы понял, что стархи никогда не калечат и не проводят эксперименты над попавшими им в руки. Народ моря не издеваются над пленниками, ему это не свойственно. Из воды не мог выйти никто, кроме меня!

Губы Кражала исказила презрительная улыбка.

— Ложь! Это делают все — так как это самый простой путь добиться цели. Ты вр…

Элан вздохнул и прикрыл глаза умершего мага. Даже на пороге смерти он не смирился с тем, что есть кто-то лучше его, чище и благородней. Слишком привык мерить других по себе — это его и погубило.

Со стороны моря донёсся чистый звук раковины. Хранитель встал, обернулся — на него смотрел Крегг народа стахов, Крей. С трудом вздохнув такой тяжёлый для него воздух, он заговорил:

— На побережье не осталось никого живого. Те немногие, кто успел уйти из-под нашего удара, сейчас со всех ног улепётывают вглубь материка, подальше от воды. Но не думаю, что там им будут рады. Путь к дракону свободен.

Элан наклонил голову.

— Спасибо. Каковы ваши потери?

— Необычайно низкие. Трое мертвы, ещё один ранен — однако он поправиться. Если бы мне кто-нибудь сказал, что можно справиться с готовым к бою кругом магов — служителей триединого, подкреплённым жертвенной кровью и имеющим второй круг поддержки, со столь малыми потерями, я высмеял бы его и откусил ему плавник — за наглый обман и безводные фантазии. Но это произошло — и теперь люди надолго перестанут тревожить народ моря.

Хранитель нахмурился.

— По моему, мы договорились. Пора прекратить войну между народами суши и моря — сотрудничество принесёт больше пользы.

Крегг наклонил голову.

— Народ стархов верен своему слову. Он не будет нападать на народ суши — однако оставляет за собой право ответить ударом на удар. Мы ещё нужны хранителю?

— Нет, дальше мне придётся лезть под окаменевшую лаву. Это работа как раз для гнома — но никак не для старха. Счастливой охоты в подводном мире!

— И тебе — окончания поисков. Надеюсь, мы ещё увидимся!

Камень крошился от ударов грубой кирки, пот заливал глаза. Гномье чутьё подсказывало силу и направление удара, позволяя работать в сотни раз эффективнее, чем любому, даже самому искустному старателю мира людей. Кристальный пепел в этот раз наотрез отказался резать землю, буркнув что-то о близости дракона и необходимости быть наготове — и теперь выглядывал из-за плеча Элана, настороженно изучая окрестности.

Крей не солгал — вокруг не было ни души; даже рабочие, пытающиеся откопать дракона из под многометровых напластований лавы, побросали свои инструменты и разбежались, едва заслышав начало магической схватки. Так что приходилось справляться самому, надеясь на собственные руки и обостренное умение чувствовать слабину породы. Хранитель сел, подхватив найденный среди припасов кусок хлеба, и принялся жевать, прислонившись спиной к камню — голова после тяжёлой работы была пустой, было необычайно приятно чувствовать мягкость хлеба после долгого питания рыбой, твёрдую почву под ногами — и лёгкий, полный запахов и звуков воздух — пусть он уже и углубился на пяток метров, но ароматы полей доносились до него, щекоча ноздри и проясняя рассудок.

Элан внезапно осознал, как эфемерны мечты большинства людей. Огромный прекрасный мир раскинут перед ними — это и есть нектар, амброзия богов, данная человеку, однако он раз за разом проходит мимо, запираясь в каменных пещерах, отравляя всё вокруг себя в тщетной попытке ухватить то, что ему, по большому счёту, нужно гораздо меньше, чем данная ему от рождения красота души — и мира…

Хранитель вслушался в окружающий его камень — и вздрогнул. Правее и чуть ниже была пустота, взявшаяся невесть откуда в застывшей лаве; и вела она — к дракону!

— Спокойнее! Это просто её хвост — вернее, здесь был её хвост, пока она не обернулась межзвёздной пылью. Сейчас там пусто… Почти. Во всяком случае, вполне можно пройти. Почему, ты думаешь, святоши копали именно здесь?

Элан ухватил кирку покрепче и улыбнулся.

— Ты, как всегда, невыносим. А если бы я не заметил этого тоннеля?

— Вряд ли. Всё-таки ты у нас — наполовину гном. Правда, на вторую половину — эльф, да и стархи признали тебя за своего, после того как ты торжественно выплыл из рта бездны. Во всяком случае, вздумай ты копать мимо, я бы тебе непременно подсказал — не хочется болтаться у тебя за плечами целую вечность, ожидая, пока ты закончишь свою шахтёрскую деятельность.

— Но пока я пробиваю породу, можешь объяснить мне, что такое — межзвездная пыль и куда делся огромный дракон.

— Конечно. Хотя, по большому счёту, Грея не такая уж и большая — я видал гораздо более величественных драконов, а уж более крупных — довольно часто. Она… соразмерная, что ли. Сила её — не в росте, поэтому они никогда и не пыталась стать больше, чем есть на самом деле. А межзвёздная пыль — это просто такой термин. Понимаешь, вдали от галактик тоже есть материя — однако вне основного пространства время течёт по иным законам, и вещество там рассыпано мельчайшей пылью, которая способна собираться в целые планеты, если изменить всего лишь фактор времени. По сути — это один из инструментов творца, с помощью которого он создаёт миры. Поскольку основа этого заложена в каждом из нас, то при достаточном количестве энергии мы способны растекаться во времени, становясь практически неуязвимыми — и неосязаемыми.

— То есть мы перестаём существовать в форме материи?

— То есть мы существуем в форме энергии. Она в тебе есть и сейчас, но твою основу составляет именно материя. Когда же ты рассыплешься межзвёздной пылью, кое-что из вещества в тебе останется, однако твоей основой станет энергия, протяжённая не в пространстве, а во времени.

— Покажешь как-нибудь потом столь оригинальный приём.

— Обязательно. — Показалось Элану или кристальный пепел произнёс это с затаённой горечью?

Но тут кирка глухо ухнула и провалилась в пустоту, после чего хранителю стало не до сложных построений — перед ним открылась фиолетовая пустота, полная искрящихся, ярких блёсток…

Сумрак, расцвеченный непонятными огоньками, постепенно уводил вглубь горы, увеличиваясь по форме драконьего тела.

— Как мы с ней можем занимать одну форму?

— Не отвлекайся, Элан. — Голос меча был глухим и напряжённым.

— А что может случиться? Здесь нет никого, кроме нас!

Ответить кристальный пепел не успел. Воздух в центре небольшого зала сгустился, обретая плотность, стал вещественным — и огромная фигура Кавншуга утвердилась на гладком полу. Молодой бог сейчас казался гораздо более материальным, чем во время предыдущей встречи — возможно, сыграла роль среда, в которой они находились. В огромной жилистой лапе у него легко утвердился изящный и тонкий клинок. Только в отличие от кристального пепла, испускающего рассеянный фиолетовый свет, этот жадно поглощал всё вокруг себя — и тьма распространяла вокруг него свои жадные щупальца.

— Это конец твоего пути, человек!

Элан поморщился. В этом мире перед схваткой любили поговорить. Он прыгнул вперёд, намереваясь первым же ударом перерубить непонятный луч тьмы — и снести голову безобразному богу, но тот легко вскинул лапу — и тонкий звон разнёсся в воздухе. Хранитель замер. Впервые на его памяти удар его меча был парирован! Кавишуг держал в руке достойного противника кристального пепла! Способного выдержать удар — и ответить своим. Элан принялся лихорадочно обороняться, отходя к стене под градом ударов, парируя, уворачиваясь, ускользая. До него только сейчас дошло, что техники боя, которым обучал его кристальный пепел, предполагали и такие вот атаки — он что, знал, что этим кончится? И опять — не предупредил?

Кавишуг остановился. Тьма стекала с его меча, мешая разглядеть форму. Она не давала сосредоточиться, перевести дух — а в воздухе вновь зазвучали слова бога:

— Ты быстр и ловок, но я — новая сила, пришедшая в этот мир! Смирись, и прими свою судьбу! Подари мне свою жизнь — и, может быть, я оставлю тебе крохи, позволяющие прожить немного подольше.

Тьма морочила, уводя взгляд, вызывая напряжение. Перед глазами всё двоилось, пот тёк градом и в руках возникала противная дрожь. Элан вздохнул — и прикрыл глаза. Он кинулся вперёд, ориентируясь не на слабый полуразмытый силуэт — а на ненависть, на ужас, стекающий с чужого меча, на белесую тьму, составляющую его сущность. На боль, причиняемую его яростными ударами, на растерянность и страх начавшего отступать чуждого ему божка, привыкшего к покорности безвольных жертв, а не к гневу впавшего в неистовство бойца. Он не открывал глаз, чувствуя, что его удары бьют точно в цель — и в какой то миг страшный рёв потряс стены зала, заставляя раскалываться камни и змеиться трещинами по стенам, и человек понял, что попал. Чужая энергия хлынула водопадом, ревущий поток странных сил захлестнул его, закрутил соломинкой в водовороте; хранителя несколько раз ударило о стены, заставив выпустить рукоять меча — и он открыл глаза.

Хрустальный пепел лежал на мече тьмы, и фиолетовое сияние боролось с подступавшим сумраком; даже пребывающие в неподвижности, клинки продолжали яростную схватку. Человек же весел посреди пещеры, стиснутый железными лапами молодого бога. Искажённое мукой и яростью лицо скалилось ему в глаза, а огромные ручищи мощными тисками выдавливали из обездвиженного хранителя крохи жизни, тут же подхватываемые и съедаемые страшным духом.

«— Настоящий удар рождается в сердце, набирает мощь в теле, направляется разумом и заканчивается поражением противника. Заметь — он не ограничен длинной рук или ног: его окончание — это тело твоего соперника. Люди пользуются мечами, копьями и стрелами, пытаясь сделать удар совершенным; мы же просто используем возможности своего организма.»

— На! — Чужой бог отлетел к стене, разбрызгивая кровь из открытой раны. Элан кинулся к мечам, подхватил ставшими горячими рукояти и, подскочив к растерянному Кавншугу, принялся полосовать огромное тело, делая его зыбким и эфемерным, заставляя растечься бесплотным туманом чужих надежд и стремлений, сгинуть, исчезнуть… От дикого крика затряслись стены, вызвав очередной камнепад. Дух кинулся вперёд, выбивая мечи, обхватывая хранителя в плотный неразрываемый кокон.

— Ну нет! Здесь и сейчас, внутри тела твоей любимой драконессы, я бессмертен — потому что питаюсь её межзвёздной пылью, её энергией, её сутью — уничтожая меня, ты уничтожаешь её! А я — просто наслаждаюсь сытным ужином!

Ответом ему был яростный рёв. Если раньше от крика закладывало уши, то теперь бог отлетел к стене, придавленный упавшей на него глыбой, и в ужасе следил, как посреди пещеры трансформируется впавший в боевое неистовство хранитель.

— Нет! Никто не уничтожит моего дракона! Это часть меня, я в ответе за неё — и никакие захудалые божки не причинят ей ни боли, не страданий!

Рёв всё нарастал, становясь басовитей и глуше. Камень начал осыпаться всё большими кусками, не затрагивая, впрочем, фиолетового смерча посредине пещеры, где ревел и бесновался некто большой и прекрасный, осознающий свою новую суть — суть хранителя всех народов, вобравший в себя частицу каждого из них, всегда готовый понять и принять их боль — и потому сострадающий, всегда готовые встать на пути несправедливости — и потому полный ярости.

Кавншуг тихо визжал и хотел вжаться в стену. Наконец он повернулся к туннелю и попытался проскользнуть к выходу, но огромная лапа преградила ему путь — повернувшись, он увидел огромного дракона, смотревшего на него с пылающими яростью фиолетовыми глазами. И когда яркое пламя, вырвавшись из его глотки, уничтожило суть нового бога, заставив мир содрогнуться в пароксизме боли, а стены пещеры окончательно рухнуть, обдав его мелкой крошкой — новый вихрь взметнулся посреди небольшого оврага, в котором оказался хранитель. Межзвёздная пыль собиралась в небольшом тайфуне, создавая каркас драконьей плоти. Элан смущённо отвернулся и, подхватив непривычно большой, однако не менее ловкой драконьей рукой кристальный пепел, отправил его себе за спину. Позвоночник привычно обдало жалящей болью раскалённого мёда, но Элану было не до внутренних ощущений — прямо перед ним, призывно глядя в его глаза, сидела самое прекрасное существо из всех видимых им за всю его жизнь!

Она раскинула фиолетовые крылья — и поднялась в воздух, заставив его зазвенеть от резких движений. Хранитель взмыл следом, слишком оглушённый происходящим, что бы удивляться такой малости, как умение летать; и когда высоко в небе, он догнал наконец драконессу, обхватив своей гибкой шеей податливую шею Греи, когда бешенная страсть захватил их, заставив забыть о обо всём — условностях, приличиях, силе земного притяжения; когда мироздание со своими проблемами и заботами шагнуло в сторону, оставив их одних — он понял наконец, что значит слияние; и счастливый крик влюблённого дракона разнёсся над змеиным материком, заставляя жителей падать на колени перед явлением в мир древнего и прекрасного помощника творца. В мир вновь пришёл триединый.

 

Эпилог

Гигантский хрустальный шар висел в воздухе, рождая туманные картины. В них, на небольшом покрытой травой откосе речки сидели трое — невысокий, но крепкий парень со странно резкими чертами лица; прижавшаяся к нему девушка — огненно-рыжая, небрежно играющая небольшим волнистым кинжалом. Третьим был Меч — огромный, прозрачно-дымчатый, бросающий на парочку фиолетовые блики, он покоился в руке у парня — и пепел тысячелетий поднимался по его хрустальным граням…

Стоящий перед шаром человек был неказист и неприметен. Дешевая серая ряса, редкие седые волосы. Одной рукой он опирался на стол, другой машинально подкидывал и ловил золотую монетку — обычный кругляш, какие ходят по дорогам империи, звенят в кошельках у аристократов и купцов, он мерно взлетал, подкидываемый умелой рукой — и падал обратно, сверкая яркими гранями.

— Браво, молодой человек! Вы блестяще доказали своё право быть триединым, и можете торжествовать победу! Уничтожили врагов, сплотили друзей — и теперь легко наведёте порядок. Что ж пусть будет так, лишь бы ваша рука не забыла, что тёмный меч лежал в ней — и был послушен и покорен, приняв нового хозяина. А из головы стёрлись воспоминания об одном давнем разговоре со старой, никому не нужной королевой. И тогда у нас всё будет замечательно!

Хранитель ничего этого не слышал — он спал. Спала Грея, прислонившись к его плечу, отдыхая от вынужденного заточения. Спал хрустальный пепел, уставший от схватки. Им снился один и то же сон.

Деревья обступали чертог торжеств, вздымаясь вверх величественными колоннами. Пол, увитый ровным ковром сучьев и отполированный до блесками миллионами ног танцующих, сверкал, как зеркало. Здесь тысячи лет танцевали эльфы, празднуя и грустя, радуясь и негодуя. Они привыкли выражать любые свои эмоции в танце. Но сегодня они стояли вдоль стен, с ужасом и надеждой глядя на одну единственную пару — древнюю королеву, которую уже давно никто не воспринимал как живую, прекрасную эльфийку — и неказистого человека, почти гнома. Они кружились в танце, древнем, как сама земля эльфов, подняв вверх свои клинки — и фиолетовые молнии били в них, разносясь по залу. Один за одним неподвижные фигуры вдоль стен падали, теряя сознание от напряжения — а танец всё длился, даря жизнь — и надежду на возрождение.

Королева устала. Больше всего ей хотелось упасть, отбросить с себя груз забот — и отдохнуть. Застыть навсегда в тишине и покое — давно уже ей заслуженном. Однако её долг ещё не был выполнен до конца. Илиль незаметным движением смахнула кровь с прокушенных от напряжения губ и, небрежно улыбаясь, спросила:

— Хранитель, вы знаете, что круг опекающих миры не справляется со своими обязанностями? Раз за разом полные энтузиазма юноши приходят в миры, им вверенные, начинают всё исправлять, переделываю по своему разумению… Как правило, становится лучше — на какое-то время. Но послу ухода очередного хранителя, как бы он не искоренял зло, всё возвращается на круги своя. Есть какой-то неизвестный фактор, противник со странным, расщеплённым на тысячи частиц сознанием, готовый раза за разом начинать всё сначала… Обещайте мне — хотя бы попробовать его найти?

Хранитель кивнул. Пот лился по нему градом, магия предела изливаясь через свой источник в этом мире, забирала все силы из ещё совсем юного, неинициированного хранителя. Однако ему она повредить не могла. Илиль вновь прошла по кругу, пристально оглядывая своих детей, ища в них остатки того проклятия, что так проредило ряды эльфов. Убедившись, что оно сгинуло безвозвратно, она позволила себе улыбнуться — и закрыть глаза. Тело лепестком сорванного цветка опустилось на отполированный пол, но душа древней эльфийки позволила себе пройти по чертогу торжеств в последнем круге древнего танца уходящей королевы…

— Спи, малыш. Тебе нужно отдохнуть, набраться сил перед очередной перестройкой мира. Она будет, конечно, очень нужной и правильной — а мы тебе поможем. Ты ведь не против компромиссов, правда?

На столе перед невзрачной фигурой лежал, поблескивай тьмой, строгий Эол — меч Тьмы, и золотая монета раз за разом взлетала из сухонькой старческой руки, приветливо улыбаясь…