— Возможно дело в вашем мече, который, по слухам, ковал народ молотов, храрги. — Ир`краг был, как всегда, рассудителен. — А может быть, дело в вашем внутреннем желании быть похожим на кого-то из народа молотов. Во всяком случае, переживать особо не стоит — после объединения с драконом вы будете вольны принимать любую форму, которая вам подойдёт, и вполне сможете вернуть себе первоначальный облик, не прибегая к столь, гм, радикальным мерам.

— Ковали храрги? А я думал, что сам творец…

— Встал к наковальне? — Старый маг улыбнулся. — Он сотворил этот мир, и возвращаться сюда не собирался. Увидев, что его детищу грозит опасность, он отдал приказ — остальное сделали младшие боги перед своим уходом. Но уже и это поразительно — насколько творец любил своё детище, если смог оторваться от процесса творчества, изучить обстановку и дать распоряжение. И даже если у него на всё это ушёл один миг — кто знает, возможно, его не хватит на что-нибудь гораздо более важное. Мы должны быть благодарны и за это. А младшие… огорчённые необходимостью ухода, они особо не утруждались — и поручили самой искусной из рас создать требуемое. Те, понимая, что порученное им превосходит по сложности всё, что они делали раньше, приложили все старания, вложив в свои творения всю душу подземного народа — и одним из побочных результатов могло стать твоё нынешнее тело. Насколько хорошо теперь ты сейчас себя чувствуешь?

— Достаточно крепким, чтобы помочь вам в прокладке тоннеля, причём не заморачиваясь с дополнительными мышцами. — Элан встал. — Где ваши инструменты? Кстати, из чего вы их сделали?

— Мы магическим образом собрали весь металл, скопившийся в камере за тысячелетия. Отлетевшая пуговица, выбитая палачами коронка, да мало ли что нашлось под слоем грязи в этой камере. Мы закончили проход час назад, и вашей помощи не требуется.

Хранитель почувствовал разочарование. Ему хотелось посоревноваться крепостью рук со скалой, почувствовать усталость натруженных мышц и удовлетворение от хорошо проделанной работы.

— Но почему же тогда вы ещё здесь?

— Во-первых, ждём сообщения от самого крепкого из нас — мы послали его разведать пути отхода. Во-вторых, мы ожидали, когда вы придёте в себя, и сможете начать путь.

— А если бы сюда заявились святоши?

Ир`краг усмехнулся.

— Стражники нам кое-что рассказали. Думаю, в ближайшее время их в камеру к хранителю и калачом не заманишь. Не удивлюсь, если сейчас решается вопрос — замуровать нас или уморить голодом. И если вы готовы, мы отправляемся в путь.

Элан встал.

— Ещё не совсем. Есть одно дело, но нужно выйти за пределы кермалита — пора поговорить по душам с одним старым знакомым. В вашем туннеле можно стоять?

Ир`краг помедлил, оценивая фигуру хранителя.

— Вам — да. Но только боком. Мы не рассчитывали на ширину плеч народа молотов.

Коридор действительно был тесноват. Приходилось идти боком, касаясь стен грудью и спиной и проклинать вполголоса тщедушных людишек, готовых лазить и по кроличьим норам. Наконец хранитель не выдержал. Он встал, положив ладони на потолок, создал упругую плёнку, защищающую его действия от посторонних взоров: вне стен кермалита любые магические действия легко могут быть обнаружены — и призвал предел. Стены дрогнули, поддаваясь напору мощнейших энергий — и стали медленно расходится. Элан внимательно смотрел, как порода поддаётся давлению, не допуская напряжений камня и трещин, заодно выравнивая и полируя поверхности. Он увеличил сферу влияния, делая весь коридор более ровным и аккуратным, укрепляя его, не допуская даже малейшей возможности осыпания или раскола… Тут он опомнился и с сожалением остановился — всё равно, когда проход обнаружат, его замуруют. Он усмехнулся про себя своему чисто гномьему стремлению к прочности — похоже, его тело оказывало влияние и на психику.

Оглядев творение своих рук, Элан остался доволен: места было много, и стены ниши, в которой он стоял, могли выдержать то, что он собирался сделать. Расслабившись и закрыв глаза, он мысленно вызвал Грааль — так он называл про себя образ энергии предела. Запредельная мощь уже привычно хлынула в тело, омывая его, поддерживая, укрепляя.

— Так, хорошо… А теперь… ροζοτμ`εχη ζαρι!

Тишина. Тёмная и густая, нарушаемая лишь шорохом осыпающихся где-то песчинок.

- ροζοτμ`εχη ζαρι! Кристальный пепел! Фиолетовый меч предела, твой хранитель вызывает тебя!

— Ну зачем же так высокопарно. Уже иду! — Земля зашуршала сильнее, и в разломе появился слабо светящийся клинок. Элан подскочил, дёрнул посильнее, ощутив под пальцами знакомую рукоять — и меч вспыхнул фиолетовым светом, представ перед хранителем всеми гранями кристального клинка. Вдоволь налюбовавшись, Элан наклонил голову — и ροζοτμ`εχη ζαρι скользнул вдоль позвоночника, обдав его огненным жаром мёда.

— Блин! Ну больно же!

— Терпи. Сам сотворил новое тело, вместо того, чтобы подлечить старое — так что не удивляйся — в первый раз всегда так. И почему гном? Или, как их называют в этом мире, народ молотов? Ты теперь меньше на целую голову! Мне тесно!

— Старое восстановлению не подлежало. И не прибедняйся — спина у меня здоровая, поместишься легко. Если правда тебя ковали гномы, то уж предусмотреть такой случай они явно могли.

Меч хихикнул.

— Ковать можно мечи только из металла, я же — кристалл. А в остальном — ты прав, быстро схватываешь. Ну что, пошли — или захватим твоих магов?

— Конечно! Не думал, что ты предложишь оставить их тут!

— Тут, там, какая разница. Всё равно через пару дней мы войдём в лес народа аллорнов, а туда людям хода нет.

— А ты откуда знаешь, куда я собрался идти, и что меня ждёт?

— В отличие от тебя, меня никто в камере не замуровывал — наоборот, положили на самое почётное место, так что возможности получить информацию о сегодняшней обстановке у меня было вдосталь. А что касается твоего маршрута — его только тупой не вычислит. Правда, благодаря вчерашнему переполоху, у нас есть пара дней форы…

— А кто такие — аллорны?

Меч хихикнул.

— Пусть для тебя это будет сюрпризом. Тебе понравится. А в целом — просто один из народов этого мира, который служители триединого по каким-то своим соображениям не стали уничтожать, и даже оставили автономию, обложив, правда, непомерными налогами. Аллорны всегда могут вырастить сборы самых редких и необходимых трав, щепоть которых на вес золота — так каждый год телеги подобных сборов уезжают от их лесов. Представляешь, как святоши на этом наживаются? В остальном — не помогают ничем, зато и во внутренние дела не вмешиваются. Скорее всего, и в лес за тобой не полезут — хотя аллорны и признали главенство триединого, но людям в их леса вход запрещён под страхом смерти — а лучники они отменные.

— А меня, значит, не продырявят?

— Так ты же теперь не человек! Глядишь, и помедлят. А там посмотрим, у кого тетива круче…

Обратно они шли, ничего не опасаясь. Грея, вся закутанная в тряпки, нечем не отличалась от обычных раконок, да и вообще — кто лишний раз посмотрит на женщину? Весь юг змеиного материка был в огне, деревни полыхали одна за другой, беженцы — остатки клана Быстро стреляющих оставляли свои земли, боясь непонятной силы, уничтожающей их деревни, а правительство было в замешательстве. Кто-то ловкий и могущественный легко ломал тщательно отлаженные, выверенные годами рычаги воздействия на народ — причём делал это, не оставляя никаких следов. Как можно бороться с противником, не зная, кто стоит за ним? Чьи интересы он защищает? Торговцы рыбой? Водорослями? Может, стархи решили захватить власть на змеином материке? Ну не сам же народ, это быдло, веками терпящее унижения и обман, решилось на активные действия?

У врага клана поедающих рыбу не было лица — и это пугало сильнее, чем сам факт необъявленной войны. Обычные методы — взять в заложники кого-то из близких, арестовать имущество, обвинить во всех грехах, наконец, если ничего не получится, предложить долю общего пирога, сделав из врага ещё одного «друга-политика», методы безотказные и веками опробованные, не срабатывали из-за одного простенького факта — враг не показывался. На всякий случай были арестованы несколько политиков, которые могли бы решиться на подобное, что лишь внесло дополнительную сумятицу в общую неразбериху, но это не принесло никаких результатов. А головная боль всей элиты Змеиного материка шла, кутаясь в тряпки, в толпе беженцев и мурлыкала себе под нос песню двухтысячелетней давности.

На берегу залива, среди высоких скал притаился замок. Был он примечателен тем, что ворота в него давно замуровали тройной кладкой — люди в него обычно попадали по воздуху, а продукты подвозили к стенам и поднимали сложным механизмом, состоящем из рычагов и хитроумных блоков. Именно здесь обычно собирались высшие советы служителей триединого, именно отсюда верховный иерарх оглашал его волю. Простые люди стороной обходили чёрную громаду замка — редко кто из попавших туда мог рассчитывать вновь увидеть родные места. Если и не находилось повода казнить дерзкого, посмевшего увидеть запретное — всегда имелась нужда в слугах, стражниках, да и просто рабах; человек жил до старости в замке, да и после смерти его закапывали на небольшом кладбище за задней стеной. Поэтому окрестные жители старались лишний раз не то что подходить — даже не смотреть в сторону опасной постройки, и группа путников, бредущих от замка, не вызывала ничего, кроме желания оказаться подальше. Рассматривать? Себе дороже. Да и не видно ничего — бредут себе, закутанные в тряпьё, медленно и осторожно — то ли молитвы читают, то ли по сторонам оглядываются… Все торопливо уступали им дорогу осеняя себя знаком триединого — на всякий случай.

— Нужно было ночи дождаться. Во всех книгах написано — побег нужно совершать бегом и ночью!

— Ну если в книгах — то, оно, конечно, верно. Весь день сидеть в камере, вздрагивая от малейшего шороха — а потом торопливо ковылять, вызывая вместо трепета — подозрение. Соглядатаи святошей по ночам не ходят — они по ночам арестами заняты. А вот днём, да ещё от страшного замка — никто на нас и не глянет, скорее в сторону уйдёт и уж тем более, за сбежавших заключённых не примет.

— Зато когда будут искать — все сразу укажут, куда мы пошли!

— Искать будут беглецов — а мы никуда не бежим, идём себе тихонько, да и робы наши пошиты из старых ряс служителей триединого — если не присматриваться, разницы не заметишь. Поверь мне, никто не поймёт, что спрашивают о нас. Прятаться нужно не там, где темно — а там, где не ищут. Старое, но оттого не менее действенное правило.

Элан только помотал головой, с трудом поспевая за измученным, но длинноногим магом — логика здешних жителей его порой ставила в тупик.

На вторую ночь беглые маги решили заночевать в придорожном трактире, старом и обшарпанном, однако полном посетителей. Здесь был самый обычный люд — крестьяне из окрестных сёл, мастеровые, идущие на заработки, пара богатых путешественников — но они ели в отдельной зале, отделённой от общей дощатой перегородкой. Элан переживал насчёт денег — ни у кого из беглецов не было ни гроша, зато Ир`краг лишь усмехнулся и, подойдя, к стойке, выписал пальцем в воздухе замысловатую дугу, оставив за собой светящейся след. Трактирщик засуетился и, оставив стойку на попечении жены — необъятной дамы неопределённого возраста, торопливо повёл старого мага за собой. Остальные расселись в общем зале, отказавшись от приглашения расположиться со «знатными господами», и принялись уплетать хозяйкино угощение, стараясь не показать, насколько они голодны. Ир`краг появился через час, утирая пот со лба, подхватил кружку с местным пивом — жидким, разбавленным, однако позволяющим хоть немного расслабиться, и, отдуваясь, сообщил:

— Сын у него — потолще мамаши будет. Болеет, мол. А что болеет? Я ему отвращение к пище на пару недель сделал и велел в деревню отправить на всё лето — там, на вольных хлебах, жирок порастрясёт. Ещё пришлось изучить весь двор — клад мол, там должен быть закопан. Нашли пару монет, больше ничего — да что толку, всё одно теперь спать не будет, наверняка всю ночь двор перекапывать станет. По глазам было видно — не верит никому. Небось решил, что я сам хочу ночью деньги выкопать. Ладно, за ужин и комнату расплатился — и то хлеб.

Элан заинтересовался:

— У вас тут что, трактирщики клады ищут?

Один из магов помоложе рассмеялся:

— Да старая байка: когда трактир продаёшь, говоришь, мол, где-то во дворе клад закопан, а где — никто найти не может. Сразу цена вырастает, да и решается всё быстрее. Вот только искать потом тот схорон долго приходится…

Все засмеялись и отправились в отведённую им комнату — на боковую. Элан, отстав, спросил Ир`крага:

— А что за знак вы показали? Специальный, говорящий о том, что вы — маг?

Тот улыбнулся и стремительно нарисовал в воздухе одной плавной линией что-то, напоминающее пропеллер вертолёта:

— Запоминайте, юноша — вдруг пригодится. Обычный знак триединого, просто добавьте немного энергии в воздух, сделав его на несколько секунд вязким, что бы появился след — и все сразу поймут, что вы маг и ищите работу. Вот только сможете ли вы оказать помощь… Опыта-то у вас никакого, только внимание ненужное привлечёте.

Элан задумался.

— Верно… А монеты вы как нашли?

— Монеты? Это просто. Достаточно мысленно просканировать землю, ища уплотнения — металл гораздо тяжелее, чем земля и даже камень, так что подозрительные места указать легко. А вы что, кладоискательством решили заняться? Гиблое это дело, юноша: в мире, где никто не знает, доживёт ли до завтра, вряд ли кто-нибудь станет делать запасы на будущее столь экстравагантным способом. К тому же у святош тоже есть маги, которые при обыске не прочь реквизировать все ценности, до которых способны дотянуться…

Хранитель рассмеялся.

— Нет, я не буду уподобляться нашему хозяину и рыскать по дворам с лопатой; просто есть одна мысль — пойду, прогуляюсь перед сном.

Солнце уже закатилось и дорога, освещаемая только молодой луной, была почти не видна. Элан отошел почти на сотню шагов от дороги, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь из постояльцев: среди посетителей трактира было несколько откровенно бандитских рож. Потом сосредоточился, представляя себе землю: вот она, комья грязи, перемешанной с листьями, остатки соломы, какие-то ветки, несколько камней у обочины. Ниже шли уже мощные напластования глины, сухие и твёрдые, как камень.

— Куда вглубь-то полез? — Заворчал меч, мигом понявший замысел хранителя. Лучше возьми пошире и иди по дороге, охватывай как можно более большую площадь, понял? Давай, шевелись, задумка хорошая, но таким темпом ты тут всю ночь провозишься…

— Посмотрите, кто заговорил! Это ты мне должен идеи подсказывать, направлять и учить, а ты молчишь, как обычная железка!

Меч заржал, вызвав щекотку в спине:

— Я должен… Если я за тебя думать буду, то на кой ты вообще тут нужен? Своим умом доходи, набивай свои синяки и шишки — а я буду тебе всячески помогать.

— Шишки набивать?

— И их тоже. Если иначе ты не узнаешь ничего нового, то почему нет. Ты неплохо начал, однако пока ты ещё не полноценный хранитель, и я не могу быть уверен, что моя помощь не пойдёт во вред.

— Это как?

Меч помолчал, потом буркнул:

— По разному. Ты не отвлекайся.

Элан, увлёкшись разговором, едва не пропустил монету. Маленький кругляк чувствовался плотным сгустком непрозрачной тьмы, одиноко лежащей на дороге. Но стоило ему сунуться в липкую грязь в её поисках, как неугомонный меч тут же вмешался:

— Те же не крестьянин, ты маг предела! Напрягись и вытащи её мысленно, это не сложно.

Элан представил, как кусочек металла выскальзывает из земли и падает ему в руки. Это оказалось не так уж просто — проклятый кругляш никак не давался, пока хранитель не догадался обернуть его энергией — после чего на земле проклюнулся бугорок, из которого появилась небольшая монета и спикировала на руки Элану.

Меч захихикал:

— Этого хватит только на стакан воды из канавы, дружок. Такими темпами ты будешь собирать приличную сумму целый месяц.

Хранитель стиснул зубы и, сунув первую находку в заранее приготовленный мешочек, вновь пошёл по дороге.

— А чем плохо быть крестьянином?

— Ничем. Простая жизнь на свежем воздухе, ты, в принципе, сам себе хозяин. Вот только, Элан, запомни: тебе много дано и с тебя много спросится. Жизнь, когда ты ни за что не отвечаешь, не для тебя. Скорее, наоборот…

— Как будто я просил столько ответственности!

— Ты на неё согласился! При нашем первом разговоре — помнишь?

— Если бы тогда я только знал, на что соглашаюсь?

— Что отказался бы?

— Не знаю, наверное, нет… Опа!

Элан магическим зрением наткнулся на целую россыпь монет. Меч, довольный, что скользкая тема закрылась сама собой, наблюдал, как кругляши мелькают в воздухе.

— Ладно, молодец. Этого хватит, чтобы купить одежду всей вашей компании. Там у тебя есть одна золотая — её достаточно, что бы купить всё, что есть в трактире. Пошли обратно — тебе нужно отдохнуть, завтра вы дойдёте да леса аллорнов, и нужно быть в форме. Что останется от денег — раздай магам, лесовики их не любят.

— Почему?

— Кто их знает. Другой менталитет, другие нравы. Они никогда ни с кем не торгуют, предпочитая натуральный обмен. Впрочем, их травы ценятся на вес золота, и даже выше, так что им прощают пренебрежение людскими законами.

Новая одежда сидела добротно, обувь не жала и не тёрла, спокойный сон и плотный завтрак подняли настроение Элана и он бодро шёл по тропинке. Ир`краг же, наоборот, хмурился, замедлял шаг, косясь на виднеющийся вдалеке лес.

— Может, не стоит вам туда идти? В конце концов, обойти его — самое долгое, задержка на пару недель пути, зато мы будем с вами, и будем знать, что у вас всё в порядке…

Элан удивлённо остановился:

— Вы же сами говорили мне о целесообразности этого маршрута! И о том, что святоши туда не сунутся!

— Всё верно, юноша, всё верно. Но ведь они — не люди! Нелюди, одним словом. Кто знает, что им в голову взбредёт.

— Никто. — Серьёзно ответил Элан. — А нужно знать. Предстоит большая война, и жизненно необходимо узнать, на чьей стороне будет народ леса.

— Ну так пошлите меня! Я уже пожил, и с моей смертью мир не много потеряет…

— Вот у вас как раз никаких шансов. С людьми они вообще разговаривать не будут. А насчёт пожил — давно пора кое-что подправить. Идёмте в сторону!

Элан уверенно увёл группу магов в небольшую рощу в стороне от дороги, накинул полог тишины — так он назвал собственное изобретение, частично позаимствованное у магов, частично выдуманное им самим — звуков он не опасался, а вот следящей магии… И хотя Ир`краг и другие маги уверяли его, что невозможно отследить все возмущения магических полей, давать наблюдателям святош лишние шансы он не собирался — и так у его противников преимуществ было до безобразия много…

Тишина ватным колоколом ударила по ушам, давая понять — поле поставлено, и Элан, наклонив голову вперёд, взялся за рукоять меча. Маги, как заворожённые, следили за происходящим. Всё тело хранителя окутало фиолетовое сияние, и в руке его рос, выходя из спины, огромный кристалл в форме меча, с сотнями играющих дымкой граней, кристалл, с удовольствием ловящий солнце и играющий его лучами, но светящийся — своим собственным, неповторимым светом…

— На колени! — Элан поочерёдно подходил к каждому из магов — и фиолетовое пламя окутывало человека, пронизывая всё тело, наполняя его новой, сверкающей и необыкновенной силой предела. С каждым следующим магом хранителю становилось всё тяжелее, меч стал неподъемным, и последние движения он делал лишь на упрямстве, скорее присущему гному, чем человеку… Закончив ритуал, он, полностью обессиленный, упал — впрочем, и остальные выглядели не лучше. Процессы, происходящие в телах каждого, требовали огромной затраты сил…

— Ну ты даёшь! Посвятить пределу аж семерых магов — неплохо. Я был уверен, ты свалишься после третьего. Что ж, поздравляю — теперь у предела есть семеро новых неофитов, а у тебя семеро помощников, каждый из которых чист душой; это я проверил во время церемонии. Каждый может пусть только частично, но работать с Граалем — этого ты добился сам; и отныне они будут самыми рьяными из твоих сторонников. Неплохо! Вот только что ты с ними будешь делать?

— Это моя страховка. — Элан с трудом поднялся и подошёл к магам. — Дальше я пойду один. Каждый из вас отправится туда, откуда родом — что бы начать борьбу со святошами. Задача у вас проста — правда, и ничего, кроме правды. Это самое лучшее оружие, если суметь его применить. Я надеюсь, вы сумеете. Расскажите людям — пришёл хранитель, и он недоволен тем, что творится в его церквях и храмах. После объединения с драконом он начнёт наводить порядок — и тот, кто будет поддерживать негодяев, творящих суд от его имени, станет врагом триединого. Кроме этого, больше ничего делать не нужно, по крайней мере полгода — постарайтесь только снова не угодить в застенки Церкви, что вам с вашими новыми силами будет несложно при соблюдении, конечно, разумной осторожности. Если же я не вернусь — идите к королю. На сегодняшний день он кукла, однако наверняка мечтает вернуть власть. Вы дадите ему такую возможность, при условии, что он отменит работорговлю и запретит человеческие жертвоприношения. Не требуйте большего и не соглашайтесь на меньшее. Он наверняка согласится — ради возможности уничтожить святош. Это не сделает ваш мир совершенным, но он станет чуточку лучше — в ожидании нового хранителя, более удачливого, чем я. Ну, а если я вернусь — попробуем добиться более реальных результатов. Согласны?

Элан пожал каждому из семерых руку и зашагал по тропе, оставив позади неофитов, которые ещё только приходили в себя и знакомились с новыми возможностями…

Лес был прекрасным. Умытый недавним дождём, он широко раскинул украшенные листвой руки-листья, словно пытался обнять весь мир. В нем не было величественности и стройности соснового бора, и берёзовая роща превзошла бы его по духовной чистоте; деревья вдоль опушки производили впечатление скорее суровых воинов, ощетинившихся острыми листьями, надвинувшими на лоб шлемы-кроны, готовые к отпору и защите. Элан, наслушавшийся восторженных вздохов о красоте эльфийских лесов, насторожился и пошёл медленней, с опаской поглядывая по сторонам.

Опушка оглушила его тишиной. После громких трелей полей негромкое посвистывание лесных птах лишь еще больше подчеркивало безмолвие леса. Звуки полей, крики едущих по дорогам крестьян — всё исчезало, словно кто-то невидимый отсекал их один за другим. Тишина всё сгущалась, невидимым коконом отрезая окружающий мир. Казалось, что человек нырнул глубоко под воду: давление на уши стало невыносимым, движения замедлились, словно попав в густой кисель… Он замотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, сделал ещё шаг — и темноту перед глазами прорезала небольшая молния, сорвавшаяся с ближайшего дерева и пропахавшая землю у его ног.

— Нет, так дело не пойдёт! — Элан достал меч и осторожно пошёл вперёд. Стоило ещё одной молнии сверкнуть у него перед глазами, он блокировал её мечом — и кристальный пепел легко отразил блестящею игрушку обратно, в скопление вервей. Те поспешно собрались в пучок, закрываясь листьями — больше молний не было. Впрочем, расслабляться было рано — стоило хранителю, уверившись в собственной безопасности, спрятать клинок за спину и посвистывая, двинуться вглубь леса, как земля ушла у него из-под ног и он упал прямо в скопление корней, моментально опутавших его плотным коконом, лишив всякой возможности к сопротивлению.

— А ты что думал, раз-два — и в дамки? — Меч откровенно забавлялся. — Посиди теперь, подумай, кого хочешь взять в союзники.

— Паршивец ты! Мог бы подсказать, что меня ждут ловушки!

— Ну, во-первых, не ловушки, а сторожевой лес. А во вторых: ну разобрался бы ты с защитой — аллорны попрятались бы по самым дальним ветвям, и искали бы мы их до тех пор, пока святоши от смеху бы все не перемёрли. Да и то вряд ли — у священников, как правило, весьма своеобразное чувство юмора. А так — передовой отряд уже несётся сюда, что бы разобраться с чужаком, посмевшим зайти вглубь их лесов и попавшим в их ловушку. Причем наверняка там есть и маг — молнию ты всё-таки отбил. А они по традиции все относятся к кругу опекающих, так что внимание одного из высших тебе обеспеченно. Цени — как я экономлю твоё время!

— Моё время, но не меня? А если они прикажут этому корню, нежно обвившемуся вокруг моей шеи, затянуться потуже?

Меч опять хихикнул.

— Хитрая штука. Если ты попытаешься произнести заклинание или позвать на помощь, эта удавка мигом перекроет тебе кислород. Однако ты — адепт предела, придумай что-нибудь, однако держи свою заготовку при себе, пока не увидишь присланный за тобой отряд.

— Ничего не придумывается!

— Тогда тебя так и выкинут за пределы леса, всего спеленатого — что достаточно тяжело для тебя и унизительно для меня. Хоп! Они уже близко, думай быстрее!

Листья деревьев раздвинулись и на поляне возник небольшой отряд. Не хрустнул ни один сучок, не закачалась ни одна ветка, лесные птахи ни на секунду не прервали своих трелей — казалось, высокие и тонкие фигуры, закутанные в зелёные плащи с капюшонами, являются частью леса — и были тут всегда. Увидев пленника, они направились к нему… Кряк! Не выдержали корни толщиной в руку, Элан освободил руку, наклонил голову — кристальный пепел радостно запел, играя всеми своими гранями. Пара аккуратных взмахов — и хранитель буквально взлетел из ловушки, торопясь перехватить аллорнов, пока те вновь не растворились в тишине леса. Он сделал несколько торопливых прыжков — и застыл. Фигуры в зелёном стояли перед ним на коленях, опустив оружие и обнажив головы. И уши их были острыми…

— Нет, эльфы! И ты, зараза, даже не предупредил!

— Мог бы и сам догадаться! Если уж влез в шкуру гнома…

— Да не похож я на гнома! А тут — один в один, как в книгах пишут и в сказках рассказывают. — Элан покосился на лёгкие фигуры, неслышно скользящие по сторонам в почтительном молчании — что бы не нарушать покой хранителя.

— Всё верно, ты гном лишь наполовину. Слишком много роста, костей, мяса — короче, великоват ты для гнома. Зато мне под стать, а для хранителя, по моему, это самое главное.

Меч самодовольно замолчал, а Элан, поколебавшись, обратился к старшему из провожатых:

— А как вы меня узнали?

Тот, не прерывая движения, пожал плечами и ответил певучим, нежным голосом, от которого щемило сердце:

— Мы никак не могли тебя узнать, повелитель, потому что ты никогда не встречался с народов аллорнов. А вот кристальный пепел не раз видели глаза перворожденных, хотя чаще это было на поле битвы…

Элан не сразу понял смысл сказанного, но потом резко остановился, заставив эльфов замереть в тревоге, оглядывая окрестности — в чём причина задержки?

— Вы… Вы выступали против хранителей?

— Мы — перворожденные! — Пожилой эльф гордо поднял голову, — Знаешь ли ты, что это значит, человек?

— Что вы — одна из первых рас, появившаяся в нашем мире, то есть в мирах…

— Мы не просто появились первыми. Нас создал лично творец — и мы видели, как был сотворён этот мир!

— Ага, а ещё — как он был придуман… — Ехидности у меча было хоть отбавляй. Эльф, к которому, по всей видимости, и предназначалась реплика, помолчал, потом нехотя поправился:

— Мы видели окончание сотворения мира…

— Это ближе к истине. Будь с ними поосторожней — своими речами о величии предков они достанут любого!

— Мы видели, как создавался ты, осколок! — Эльф возмущённо прижал уши к голове, сразу приобретя хищный облик.

— И видели — почему! Однако ничего не сделали. Хотя нет — делали, и столько всего! То же власти захотелось?

Почему-то пожилой эльф сразу успокоился и грустно улыбнулся:

— Аллорнам власть не нужна. Нам нужен был мир. Да, мы хотели, что бы нас уважали — но не стремились стать пастырями народов. Создавая вселенских надзирателей, Творец совершил ошибку.

— Вы имеете в виду триединого? Тогда почему вы не попытались меня уничтожить?

— Бывают времена, когда большее зло затмевает собой меньшее. — Пожилой эльф задумался и ничего не говорил, пока не показались кроны Эльдаксила — последнего города народа аллорнов.

Огромные, величественные деревья взметались ввысь на сотни метров, сполна вознаграждая Элана за прежнее разочарование. Пышные кроны раскидывались вокруг, похожие на залитую солнцем зелёную радугу — непостижимым образом листья густых крон не задерживали солнечный свет, оставляя его достаточно, что бы дать жизнь и своим собратьям внизу. Эта гармония роста, зелени и света, была совершенно другой, непохожий ни на один виденный землянином лес — словно деревья вдруг обрели какой-то сострадательный разум и принялись заботиться друг о друге и окружающем мире. И при этом стали неплохими скульпторами, формируя из ветвей и листьев коридоры, залы и величественные лестницы. Элан и сам не заметил, в какой момент он начал подниматься вверх, уходя от земли — просто бросив один случайный взгляд в окно, он увидел переплетение ветвей — и зелёную молодую поросль внизу, за ними.

— Вы боитесь высоты, повелитель? — Поддержав хранителя за руку, невзначай поинтересовался один из провожатых.

Элан хотел поблагодарить за заботу, однако меч ощутимо хмыкнул, заёрзав в спине — и человек ощутил скрытую издёвку сочувственных слов.

— Имей в виду, эльфы до 200 лет вообще не допускают своих детей до разговоров с чужаками, занимаясь совершенствованием их личности. Их учат, развивая тело и дух — причём упор на второе. Самое главное оружие любого из перворожденных — внутренняя гармония, позволяющая не только наиболее полно и мощно реагировать самому, но и изучать несовершенство окружающих. Любая слабость твоего противника, вовремя замеченная и использованная, даёт больший эффект, чем самое мощное заклинание, чем самый превосходный клинок. Их учат этому сотни лет — так что будь готов к тому, что любая твоя эмоция, любая твоя мысль не останется незамеченной ими. Аллорны всегда были наиболее опасными противниками — и могут оказаться самыми ценными союзниками. Если, конечно, удастся заставить их нарушить добровольное одиночество и покинуть свои леса…

Ветви коридора неожиданно разошлись в стороны, и изумлённый хранитель увидел величественный зал, огромный, полный неземной красоты и какого-то внутреннего сияния. Пол, сложенный из плотного слоя листьев, изогнутых в причудливой мозаике, был идеально ровным и гладким. Стены, в которых виднелись стволы деревьев, обступивших эту причудливую поляну на высоте полёта стрелы от земли, были отполированы осторожными прикосновениями — и создавали впечатление причудливых картин в обрамлении самых юных и трепетных листьев, светившихся тем нежным светом молодой листвы, который по весне заставляет быстрее биться сердце. Эльфы не использовали для украшения своих жилищ ничего, кроме листьев и веток — но какие самые необычные картины рождали сочетания оттенков зелёного и коричневого, как плавно цвета изменяли свои оттенки! Всё это было не мёртвым и статичным, а живым — и пролетающий ветерок мог, потрепав панно на стене, открыть потрясённому взору другую, новую картину, скрытую под прежней, но оттого не менее прекрасную. И кругом были эльфы — в удобных, свободных одеяниях нежно-зелёного цвета, они стояли по всему залу, почти незаметные в своей неподвижности — и все их взоры были устремлены на человека.

— Хранитель фиолетового предела, Элан — и его меч, ροζοτμ`εχη ζαρι, кристальный пепел!

Усмехнувшись, землянин нарочито неторопливо наклонил голову: тысячи мельчайших волосков на его шее разошлись — и возникла рукоять меча в виде головы дракона. Хранитель аккуратно потянул её вверх — фиолетовое сияние окутало его, и волны бурлящих искр замелькали по залу, заставляя невозмутимых эльфов отшатываться, уходя в сторону. Наконец хранитель резко поднял меч над собой — и кристальный пепел засверкал, ловя потоки солнца — и все его грани отражали лучи боготворимого эльфами светила, что бы потом, добавив что-то своё, тысячами зайчиков разбрызгивать их по всему залу.

— Хорошо, ты доказал своё право называться хранителем предела. А теперь иди, представься повелителю эльфов — тому, что стоит в противоположном конце зала. И постарайся поменьше говорить — каждый твой жест, каждое слово изучается сотнями очень внимательных глаз. Всё, что им нужно знать, мы уже сказали.

— Они не враги, они — союзники. — Возразил мечу Элан, стараясь идти как можно более торжественно. — Если они захотят узнать что-то обо мне — я расскажу им сам.

— Это пока — буркнул меч и больше не вмешивался.

— Повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн!

Навстречу хранителю встал… Самый молодой из виденных им эльфов. После разговора о эльфийском обучении, землянин готовился увидеть скорее седовласого старца и невольно смутившись, поклонился, стараясь скрыть удивление — однако по улыбкам стоящих вокруг понял, что скрывать что-либо бесполезно.

— Твоё сиятельство, я не ожидал, что ты так молод. — Элан внезапно почувствовал горячую злость, которая уже не раз помогала ему — хотя и вызывала удивление. Кто они такие, эти эльфы, что могут хихикать над простым человеком?

— По этикету к светочу древа следует обращаться…

— По вашему этикету к хранителю следует обращаться на языке стрел, не так ли? — Элан, не глядя на величественного церемониймейстера — вот уж кто вполне соответствовал роли короля! Шагнул ближе к трону, рассматривая молодого эльфа.

— Похоже, молодой человек говорит правду. Мы никогда не общались с осколками триединого, и теперь способ вести переговоры принадлежит ему. — Улаьайн легко поднялся и в два шага оказался рядом.

— Я приветствую хранителя фиолетового предела на земле народа аллорнов и надеюсь, что он простит досадную ошибку сторожевого леса — так же, как и ροζοτμ`εχη ζαρι. Ведь среди перворожденных есть те, кто носит на теле отметины его граней.

Голос у правителя оказался под стать возрасту — молодой, полный сил, как у человека, но мелодичный и певучий, как у эльфа — казалось, что он не говорит, а поёт.

— Чем может помочь мой народ хранителю?

Элан пожал плечами.

— Я появился в этом мире недавно, однако уже успел поссориться с моими собственными священнослужителями. Похоже, их намерения не совпадают не только с интересами народов, населяющих этот мир, но даже с задумками тех, чьим именем они заманивают людей в храмы. Теперь я ищу дракона — и мой путь лежит на змеиный континент. Это вы мне скажите, чем народ аллорнов может помочь мне в моих поисках?

— Мы рассмотрим просьбу хранителя. — Улаьайн пожал плечами. — Боюсь только, что мы — затворники, никто из нас не покидал лесов, и вряд ли мы сможем чем-то быть полезными путешественнику. А пока: будьте гостем моего народа — отдохните, наберитесь сил перед дальней дорогой. Уверен, что совет магов наверняка захочет задать вам тысячу вопросов — не утомите их своими ответами.

— Интересно. — Меч хмыкнул, — обещание, вежливая отговорка и совет быть настороже в одной фразе — и это в присутствии свидетелей. Не всё так гладко в датском королевстве, как говорил приятель одного из моих хранителей…

— Ты был знаком с Шекспиром?!

— Не сейчас, Элан. Посмотри направо… Незаметно.

Хранитель как можно небрежнее обернулся — и увидел небольшую группу эльфов, одетых более строго, чем остальные — их одеяния, тёмно-зелёных оттенков, полностью закрывали тела, да и длинные капюшоны были скинуты на плечи скорее по традиции, чем как дань уважения. Среди них не было ни молодых эльфов, ни эльфиек: только крепкие, сильные воины, уже всласть пожившие, но ещё полные сил — и их глаза, огромные, как у всех эльфов, были устремлены прямо в лицо Элану. Это было так непохоже на остальных эльфов, что Хранитель невольно задержал свой взгляд на лице одного из них — высокого, статного аллорна с резным посохом в правой руке, стоящего посреди необычной группы. Человек тут же ощутил давление; словно кто-то пытался пробиться в самые сокровенные глубины его души, узнать его — и подчинить своей воле. Элан закрыл глаза — однако неожиданное, но мощное воздействие только усилилось. Ураган чужого разума взламывал природную защиту хранителя, ломая наспех создаваемые рубежи обороны. Ещё пару недель назад у Элана не было бы никаких шансов — однако он изменился; и это касалось не только тела. Усилием воли сдерживая неожиданную атаку, он обратился к магии предела — и мощь невероятной силы хлынула в него, мешая чужие расчёты. Усмехнувшись краем губ, хранитель восстановил равновесие, затем принялся теснить чужую волю, загоняя её в глубины сознания — и устремился следом. Но ему противостояли профессионалы. Быстро и эффективно группа магов организовала защитный купол, который и был рассчитан на магию предела. Он если не остановил, то задержал контратаку Элана, давая время на вздох. Хранитель открыл глаза и огляделся. Эльфы вокруг его стояли неподвижно, почти белые, словно выточенные из дорогого мрамора с лёгкими зеленоватыми прожилками — и все глаза были устремлены на него. Теперь никто из них не прятал взгляд — и в них не было вражды. Элан вздохнул, и спокойно пройдя сквозь магическую защиту — нет такой защиты, которая могла бы выдержать присутствие rozotm`ech zari — и протянул руку пожилому эльфу.

— Надеюсь, это было всего лишь испытание?

— Только достойный может быть нашим гостем, и тем более — другом — ответил тот, накидывая капюшон. — Нам кажется, что вы не обманете доверие народа аллорнов.

Элан пожал плечами.

— Чтобы злоупотребить чужим доверием, его нужно как минимум иметь. Сейчас я для вас скорее противник, с которым приходится мириться.

Возможно, ему это показалось, и в глазах молодого Улаьайна промелькнула искра стыда?

— Я устал с дороги, и хочу отдохнуть. Потом я надеюсь что светоч древа удостоит меня приватной аудиенции. — Элан повернулся и, нарочито грузно ступая, направился к выходу из зала. Интересно, показалось ему или нет — но за этой довольно опасной атакой скрывалась мольба о помощи? Та, о которой нельзя сказать — однако которую легко увидеть в во время поединка сознаний? Или хотя бы — почувствовать…

Апартаменты, в которых его поселили, была неплохим аналогом людских гостиниц — на эльфийский лад, конечно. Несколько комнат, с толстым ковром пахучих трав вместо пола, бурлящий пузырями тёплый ручей, стекающий по нескольким бассейнам — причём если в первом можно было умыться, в последнем легко можно было поплавать…Свитая из лиан огромная постель, мягкая и нежно обнимающая кожу — и несколько небольших птиц у потолка поглядывающих на человека бусинками — глазками и выводящих затейливые мелодии…

— Повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн!

Элан, только умывшийся и выбиравший из корзины с фруктами, росшей прямо на столе, что-нибудь, похожее на земные деликатесы, едва не подавился, забрызгав соком недавно купленную рубашку.

— Аккуратней! — Насмешливый голос, молодой и звонкий — и крепкая рука, бьющая по спине.

— Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду сидеть за одним столом с грозой всех аллорнов, да ещё помогать ему, когда он подавится соком манильи — никогда бы не поверил. — Улаьайн сидел рядом с Эланом, и в глазах его прыгали бесенята. Но, в отличие от вчерашнего приёма, это было не обидно — а даже приятно. Словно его приняли в свой круг…

— Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду есть фрукты рядом с королём эльфов, я бы точно не поверил. Ещё бы высмеял собеседника за беспочвенные фантазии.

— Эльфов? Когда-то нас называли и так, только очень давно. А насчёт короля… Я стану королём, если поведу свой народ в военный поход. Пока я просто — светоч листвы.

Элан вздохнул.

— Как у вас всё сложно. И как ты стал королём, пардон, светочем в столь юном возрасте?

— Меня выбрали.

Хранитель снова едва не подавился очередным плодом, похожим на земную грушу, но лилового цвета.

— Заканчивай свой завтрак, а я немного просвещу тебя насчёт политического устройства нашего общества, иначе ты скоро весь с головы до ног будешь в соке — а он не отстирывается.

Улаьайн рассеянно щелкнул пальцами, отчего рубашка Элана вновь стала девственно чистой и, подхватив со стола почти натуральную виноградную гроздь, принялся рассказывать, неторопливо закидывая ягоды в рот:

— Народ аллорнов живёт долго, очень долго. Практически, если бы не сражения и колдовство, мы могли бы жить вечно. И наши пути зачастую непонятны обычным людям, меряющим свои жизни не веками и не тысячелетиями — годами. Это не похвальба, это суровая правда. Однако сейчас и здесь ты — больше, чем просто человек. Возможно, ты сможешь что-то понять…

Молодой эльф нахмурился, словно вспомнив о чём-то неприятном.

— Управлять целым народом, если, конечно, это твой народ, и ты принимаешь интересы любого близко к сердцу — это не удовольствие, а тяжкий долг, и только молодые, незачерствевшие сердца, полные юношеского задора и пыла, способны вести народ аллорнов по пути прогресса. Так, кажется, написано в древних уложениях. Но это лишь часть истины. Любой, чья кровь уже остыла, становится эгоистом, он живёт для себя, и интересы народа ему важны, лишь пока они служат его собственным целям. Вот почему нашу молодёжь держат в изоляции, не давая ей столкнуться с той стороной жизни, что заставляет сердца черстветь. Вот почему любой правитель, почувствовавший, что он думает о себе более, чем о других, добровольно покидает свой пост, уступая место более молодому.

Элан хмыкнул:

— Так и добровольно?

Улаьайн улыбнулся… Немного задумчиво и печально.

— Сейчас — почти всегда — да. А раньше… Есть два пути, которые предлагаются правителю, обманувшему доверие народа: первый — он сам делает себе айкардо, это смерть, медленная и мучительная, второй — ему помогают — и тогда мучения растягиваются на месяцы. У нас были случаи, когда правители, в ужасе от содеянного, сами выбирали путь мучений — что бы болью хоть немного загладить вину перед народом аллорнов.

— И что такого они совершили?

— Нарушили гармонию жизни своего народа. Это самое страшное обвинение, которое можно предъявить правителю. Или — не смогли её восстановить, но продолжали править…

Элан усмехнулся.

— У нас на земле под это определение подходит почти любой правитель. Вся страна в разрухе, кругом — нищета и хаос, а он продолжает набивать карманы, громогласно заявляя с трибуны: «У нас всё в порядке, всё отлично, не волнуйтесь…»

— Алтыньё, чёрный правитель. Были на земле аллорнов и такие — и всегда это оборачивалось бедствием для народа.

— А мог правитель нарушить гармонию одного уклада жизни, чтобы сделать другой, более совершенный?

Улаьайн кивнул:

— На первых порах такое случалось. Когда правители еще не имели должного образования, ни возможностей создать именно гармоничный переход, не вызывающий тёмные чувства среди аллорнов. Потому что пробудить тьму легко, а загнать её обратно очень сложно… И лучшие из лучших начинают терять представление о ценностях жизни — и смерти, и рушится естественный уклад, и прав становится не тот, кто мудрее, а тот, кто сильнее…

Забывшись, Улаьайн заговорил тонко и мелодично, словно пел песню под одному ему слышную мелодию. Элан затаил дыхание, вслушиваясь в непривычные гармонии, но молодой эльф, опомнившись, сконфуженно замолчал, словно ненароком совершил что-то недозволенное.

— Хотя и эти правители, совершив задуманное обычно шли путём айкардо. Если, конечно, они действительно думали не о себе.

— Так что же, у вас никто из правителей не может просто уступить своё место более молодому?

Улаьайн улыбнулся.

— Почему же, ты как раз знаком с теми, кто смог пронести бремя власти достойно и до конца. Хотя ваша встреча была не слишком тёплой. Помнишь ребят в плащах?

— Так это…

— Круг опекающих, князи народа аллорнов. Все сплошь маги. Обычно любой правитель, приобретя бесценный опыт управления государством, не исчезает насовсем — он воспитывает будущих правителей, передавая им свои знания и опыт, а так же следит за действиями нынешнего светоча древа.

— Получается, ты без их ведома и чихнуть не можешь?

— Вовсе нет. Обычно они не вмешиваются, предоставляя мне на практике узнавать все те истины, которые в меня вдалбливали. Лишь если ошибка может поколебать гармонию жизни, они дают совет. Но это дело светоча — прислушаться к нему или нет. В конце концов, именно он отвечает за народ аллорнов.

— И что, не бывает так, что совет вмешивается?

Улаьайн помолчал.

— Почему же, бывает. Если возникает угроза народу аллорнов, а правитель не предпринимает должных мер, член круга опекающих имеет право заявить о нарушении долга. После чего тот, кто оказывается неправ, совершает айкардо.

Элан поморщился.

— У вас кругом мучительная смерть!

— Жизнь целого народа — тяжкая ноша. Смерть одного — слишком ничтожное искупление. Любой правитель должен перестать думать о себе, если он хочет блага своему народу.

— И много желающих стать правителем? Мне бы не захотелось жить на острие клинка!

Молодой эльф грустно улыбнулся:

— Думаешь, мне хотелось? Просто Великая мать нашла у меня необходимую чистоту крови, а совет опекающих — организационные, магические и прочие способности, необходимые для того, что бы стать правителем. После чего моя жизнь на сотню лет превратилась в сплошной экзамен…

— А отказаться нельзя было? И кто такая — Великая мать?

— Отдать жизнь за свой народ — это великая честь, от неё не отказываются. А та, о ком ты спрашивал… Она уже ждёт тебя. Если ты кончил завтракать — пойдём, покажу дорогу.

Элан с некоторым удивлением обнаружил, что чаша с фруктами на столе пуста.

— Кажется, я заболтался. Теперь живот прохватит.

Улаьайн откинул голову — и рассмеялся, заглушив даже пенье птиц.

— Не бойся, ничего с тобой не будет. Это манилья — фрукты наших деревьев, которые те специально выращивают, что бы полностью удовлетворить все потребности эльфов. Конечно, обычно достаточно одного — двух плодов. Но тебе нужно было восстановить силы, да и избавиться от чувства голода в путешествии на пару недель — не самое плохое начало, ты не находишь?

Светоч древа неторопливо вёл хранителя сквозь переплетения коридоров, напоминающих кружево швеи своими бесконечными зигзагами и разветвлениями. Наконец он остановился у небольшой неприметной двери, открыл её — и в ноздри Элана ударил аромат роз…

На! Оскаленные лица, свист кроваво отсвечивающих клинков со всех сторон — сзади, с боков, спереди. Под её ударом чья-то голова раскалывается, как спелый арбуз, и ошмётки чьих-то мозгов и крови летят во все стороны, мешая оценивать обстановку. Это был не торжественный бой турнира, когда противники сходятся, предварительно обговорив условия, под торжественный грохот труб, что бы продемонстрировать своё умение… Это был удар из-за угла, когда нападают подло, исподтишка, стремясь уничтожить побыстрей и попроще…

— Получи! Драконесса перехватила свой клинок обратным хватом и принялась полосовать прямо перед собой, в горячке боя не разбирая, кто перед ней — свои или враги. Пришлось нарастить мышцы на руках и дополнительную чешую на теле, но всё равно было жарко…Жарко и мокро. Десятки клинков бестолково лезли к её телу, чтобы ткнувшись, отпрянуть, недоумевая, застыть растерянными щенками, ожидающими игры, и получившими отпор — а потом упасть на землю, застывая уже навсегда. Нет, это был не бой. Эта короткая схватка и не задумывалась, как нечто честное и незаурядное — обычная засада в укромном леске, побоище, когда трое на одного, вдобавок подготовленные и хорошо вооружённые — на безоружных. Однако, как часто бывает в жизни, приманка стала охотником, жертва — жрецом и теперь последние из нападавших падали, сжимая бесполезные, обрубленные клинки — и недоумение билось в их стекленеющих глазах…

Грея опомнилась и остановилась. Небольшой лесок, в который завела их дорога, оказался буквально завален трупами — своими и чужими. Впрочем, своих было мало. Зная цену ярости в глазах драконессы, они благоразумно нырнули назад, защищая её спину — и спасаясь от всесокрушающего гнева. Пострадали лишь те, на кого обрушились клинки разбойников в самом начале схватки. И среди них…

— Ракх-инти! Ты мне нужен! Не смей умирать! — Несколько молодых раконцев, с безнадёжным видом пытающихся перетянуть огромные раны на теле жреца, отпрянули в сторону от подлетевшей драконессы. Та, моментально разорвав острыми когтями тряпки и остатки одежды, обнажила раны, от которых человек умер бы мгновенно — а раконец умирал за несколько минут, вскрыла себе вену и принялась лить свою кровь прямо во внутренности Ракх-инти. Тело жреца выгнуло судорогой, он что-то нечленораздельно закричал — и кровь дракона вспыхнула. Яркое бездымное пламя поднялось над уже начавшим остывать телом. Грея несколько секунд с умиротворённым видом вслушивалась в полный страдания крик несчастного (оставшиеся в живых раконцы, глядя на благостное выражение морды драконессы, попятились к деревьям), наконец, решив, что лечебную процедуру можно закончить, она наклонилась к горящим ранам — и выдохнула. Огонь, смешавшись с огнём, вспыхнул — и исчез, оставив вместо себя здоровую кожу с тонкими полосками шрамов.

— Что…Что это было? — Ракх-инти пытался приподняться, с ужасом глядя на собственное тело.

— Я так понимаю, засада. — Грея небрежным тычком вернула раконца в прежнее положение, одновременно несколькими энергичными жестами дав понять остальным, что ей нужны носилки. — Скорее всего, кто-то догадался, что твой клан стоит за смутой в стране.

Старый жрец рассмеялся, тут же закашлявшись.

— Если бы кто-то из правящей партии хотя бы заподозрил, что происходит — засада была бы иной. А так — он небрежно махнул рукой. — Просто подстраховка, устранение недовольных. Но я о другом. Что ты сделала со мной? Разве драконы умеют лечить? Никогда о таком не слышал!

— А ты согласился бы на лечение, если бы знал, что тебе предстоит? — Грея почти мурлыкала.

— Нет! — Содрогнувшись, ответил Ракх-инти. — Никогда! Даже ради спасения собственной жизни! Вновь пройти через такую боль…

— Ну вот поэтому никто и не знает о драконьих методах лечения… Разве что в сказах, и то весьма приближённо. Ты слышал о живом и мёртвом огне?

— Огне? О воде…

Грея фыркнула.

— Дилетанты. Даже сказку сочинить толком не могут! Кровь дракона — это живой огонь, он течёт в жилах бессмертного существа и сам по себе несёт жизнь. Однако, стоит крови оказаться вне дракона — и через несколько мгновений она начинает умирать, уничтожая всё вокруг. По разрушению ничто не может сравниться с ней — кроме дыхания дракона. Вылетая из пасти, огненное дыхание, изначальное мёртвое, прошедшее через огненную глотку, встречает живое — и обретает жизнь на краткий миг горения пламени. И только дракон может соединить несоединимое, дав огню силы созидать, а не разрушать…

— Но всё-таки, великая… Почему ты меня спасала?

Драконесса улыбнулась.

— Потому что пора смещать ваш верховный клан, а заодно немного подкорректировать вашу демократическую систему управления. Уж больно она уязвима. И ты, как представитель древней династии, мне идеально подходишь.

Ракх-инти подавился вздохом, с испугом уставившись на Грею. Как она узнала?

Аромат роз витал в воздухе, заполняя терпким ароматом пространство небольшого зала. Элан осторожно прошёл вперёд, не обратив внимания, что Улаьайн остался на пороге и прикрыл дверь, словно опасаясь лишний раз потревожить ту, кого чтил больше всего. Под ногами что-то похрустывало, хранитель, сделав несколько шагов, остановился, чтобы оглядеться. В зале не было окон, и стены были оплетены чем-то более плотным чем листва. Единственный источник света — небольшие щели под потолком создавали в комнате сумрак, словно у обитателя этого зала болели глаза.

— Осмотрись, это интересно — буркнул меч, старавшийся во время пребывания у эльфов говорить поменьше. Конечно, разговоры меча и хранителя — дело интимное, однако кто их знает, этих ушастых?

В зале словно посветлело. Элан принялся оглядываться по сторонам, изучая убранство помещения. Вначале он решил, что потолок стены и пол покрывают корни, но теперь, присмотревшись, понял — это волосы. Всё было задрапировано волосами — живыми, струящимися, того бронзово — каштанового оттенка, который заставляет мужчин восхищаться, а парфюмерные фабрики тратить кучи денег, пытаясь искусственно создать то, что доступно лишь природе… Косы, косички, ковры из волос, просто свободно лежащие пряди — всё это образовывало какую-то сложную и совершенную картину, игру света и тени, дополняемую лишь бутонами распустившихся роз. Они росли здесь повсюду — на полу на стенах, на потолке, непостижимым образом проходя сквозь пряди — или вырастая из них? Чем дольше вглядывался Элан в игру каштановых оттенков, тем больше ему казалось, что здесь скрыта некая истина — но стоило ему вглядеться, и всё ускользало, скрывалось под водопадом волос. Элан осторожно тронул одну прядь — та легко отошла в сторону, однако тут же вернулась на место.

— Оставьте попытки, юноша, и подойдите ко мне. Всё равно понять, что скрывается под моим рисунком, вы сможете, прожив никак не менее трёхсот лет.

В центре зала шевельнулась фигура — и хранитель заметил женщину, скрытую под копной сложной причёски. Бронзовые руки легко откинули назад гриву волос, теперь отсвечивающих медью — и перед Эланом показалась эльфийка. Глядя на статную, крепкую фигуру, он понял, почему аллорны называют её Великой матерью. До сих пор все увиденные им женщины эльфов были похожи на подростков — худенькие, гибкие, грациозные, они оставались юными и в пятьсот, и в тысячу лет. Сейчас же перед ним стояла настоящая женщина — глядя на её налитое тело Элан вспомнил землю и подумал, что Рубенс отдал бы за такую натурщицу все свои картины, вместе взятые…

— Ты — гость народа аллорнов — волосы свободно спадали вдоль плеч, создавая видимость платья, однако рука, показавшаяся из-под них, была обнажённой. — Однако я пока ещё не решила, как относиться к тебе.

Чужая рука легко пробежала вдоль лица хранителя, словно изучая его — и Элан понял, что Великая мать слепа. Растерянный, он замер — а потом поймал гибкую кисть и слегка пожал.

— Не нужно сочувствий, юноша. Когда-то давно, когда враги ослепили юную девушку, боль утраты была огромной — но я сумела справиться с ней ещё тогда — и жестоко отомстить своим врагам. А сейчас эта история всего лишь легенда, одна из тех сказок, которыми матери пугают непослушных малышей, когда те не хотят ложиться спать.

— Как… как твоё имя?

— Имя? Мой народ давно уже не зовёт меня иначе, чем Матерью; но когда-то… Можешь звать меня Илиль.

— Почему они так поступают с тобой?

— Поступают? Я вольна в своей жизни, в своих поступках и решениях. Когда-то давно я приняла на себя долг… Пообещав заботиться о народе аллорнов. Мне нашлось место — и дело.

— Дело?

— Я забочусь о своём народе. Мне ведомы все линии крови, я слежу за их частотой. С годами это всё легче — нас осталось так мало…

Илиль откинула голову — волосы заструились переливающимся водопадом — и заговорила на певучем, звонком и совершенно незнакомом Элану языке. Меч в спине хранителя беспокойно заерзал и посоветовал:

— Молча поклонись и уходи… Кажется, у нас проблемы.

Едва выйдя за дверь, Элан выпалил:

— Почему я её не понял? Ты же обучил меня языкам?

Меч ответил рассеянно, погружённый в свои думы:

— Язык, который ты услышал, считался древним ещё в те времена, когда меня только начали ковать… То, что я его знаю — просто невероятная удача. Или случай — тот самый, который заставляет поверить в то, что есть высшие силы, даже представителей этих самых сил. Ладно, сейчас иди направо и вниз, там есть тренировочная площадка — я слышал разговоры в тронном зале, мол, ты неповоротливый гном и без меча ни на что не способен. Покажи им там что-нибудь, а я пока подумаю…

— Нет уж, говори прямо — что у нас случилось?

— У нас — ничего… У эльфов. Они начали необъяснимо умирать, причём в основном после контакта с людьми. Хотя умирают и не имевшие с миром людей ничего общего. Всё это настолько запутанно, что об этом не решаются говорить. Даже эльфийская королева решилась только обронить несколько слов на мёртвом языке…

— Королева?

— Когда-то — да. Впрочем, хватит отвлекаться — мы уже пришли.

Тренировочная площадка аллорнов была расположена на твёрдой земле, к немалому облегчению Элана. По сути дела, это была просто большая поляна в лесу — с ровной, хорошо утоптанной почвой, с несколькими манекенами для отработки ударов и увитой травами стойкой с оружием — преимущественно деревянным, хотя поблёскивало сложным стальным узором несколько странных клинков.

— Вы позволите размяться?

Хранитель дождался неуверенных, однако безукоризненно вежливых кивков и, подойдя к стойке, вытащил из спины кристальный пепел — тот, погружённый в свои думы, обошёлся без спецэффектов, только лёгкий холодок скользнул вдоль позвоночника; аккуратно положил его на стойку — и замер перед тренировочным вооружением.

— Повелитель, этот меч вам по руке. — Пожилой эльф, усмехаясь одними глазами, протягивал ему деревянный меч, вшешне очень похожий на только что оставленный. Элан взял его в руку — тот лёг удобно, почти так же, как и кристальный пепел. Ну и глазомер у этих эльфов! Покрутил, изучая повадки — и аккуратно положил обратно.

— Благодарю, упражнений с мечом мне хватает. Если позволите, я возьму шест. — Хранитель подхватил длинную, упругую палку и, выйдя на середину площадки, закрыл глаза и сосредоточился. Когда-то дома он любил позаниматься с подобными игрушками — вот только все его прежние упражнения слишком примитивны для нового тела. Он аккуратно положил его на горизонт, крутанул вокруг себя, чувствуя, как вскрикнул разрываемый концами шеста воздух — и замер, перехватив его сразу в двух местах — пропустив за спиной, с нижним и верхним хватом. Раньше для этого приходилось изгибать руки, в гномьем же теле это получилось более естественно. Вот только раздражала лёгкость оружия, его невесомость.

— Уважаемый! А можно такой же — но покороче и потолще, а лучше — металлический?

Пожилой эльф удивлённо поднял брови, однако ничего не сказал, лишь что-то прикинул про себя — и отправил куда-то подручного, обнадёживающе кивнув Элану.

Тот вновь прикрыл глаза.

— Ну хорошо. Что там делал с разными предметами его любимец — Джеки Чан? Боже, как давно это было. Словно в другой жизни… Ритмические рисунки новых приёмов изучались, отбраковывались, переделывались…

— Владыка! — В молодом голосе едва проскальзывали нотки злой иронии. — Ваш заказ принесли. Может, теперь Вы разомнетесь и покажете нам, как нужно обращаться с шестом? А то стали столбом, бормочите что-то…

Элан приоткрыл глаза. Похоже, придётся преподать молодым нахалам урок — вон, ухмыляются исподтишка. Новый шест оказался деревянным, длинной в рост хранителя, но значительно толще — гладкий, он приятно наполнял руку хранителя, а в разрезаемом им воздухе появились басовитые нотки. Крутанув пару раз в воздухе свою дубинку, он с удовольствием понял, что созданный им рисунок боя вполне подходит именно для такого оружия — и жестом пригласил давешнего эльфа в круг, перед собой.

— И прихвати пару-тройку друзей. Нечего им со стороны глядеть. Пусть учатся на конкретном примере.

Тройка эльфов тут же оторвалась от стены и подскочила к приятелю. В их руках Элан с удивлением разглядел не тренировочное, а вполне боевое оружие. — Решили напугать? Или настолько уверенны в себе? Впрочем, от тонких рапир в драке мало проку против деревянной, но мощной дубины. Он ухмыльнулся себе под нос, с удивлением заметив похожую ухмылку на лице пожилого тренера — на этот раз он явно был с ним солидарен.

Резкий выпад вперёд, в сторону самого ретивого — тот опешил, отскочил, извернувшись вьюном, шест пошёл на широкий мах по кругу, грозный, но медлительный. Эльфы, переглянувшись, кинулись вперёд всей кучей, торопясь подловить момент, когда, дубина уйдёт назад, став практически безопасной; однако шест, словно живой, прильнул на секунду к талии хранителя, что бы хищным жалом показаться с другой стороны, воздух пружинил, мешая развить максимальную скорость, однако хватило и этого — большой мах дал необходимое ускорение, превратившееся в небольшой, но жёсткий выпад. Лезвия рапир взвизгнули, извиваясь и пружиня, одна, несмотря на то, что все были явно зачарованны, не выдержала прямого удара и переломилась, падая бессильными обломками; а шест уже вращался над головами торопливо упавших аллорнов. Элан скорчил саму страшную рожу, желая пошутить, однако взглянул в сторону оружейной стойки — и замер. Один из эльфов помоложе явно тянулся к рукояти его меча…

— Стой, бестолочь ушастая! — Хранитель рванулся вперёд, страстно мечтая научиться летать, он бежал что есть мочи, не замечая, как время послушно застыло, но тем не менее — не успевая… Тонкие пальцы сомкнулись на рукояти с головой дракона — и мощный разряд потряс поляну, приподняв несчастного над землёй — и тут на его теле сомкнулись руки хранителя. Разряд всё шёл и шёл, и было ужасно больно и тяжело, однако так важно — принять всё в себя, не разрешая рукам разомкнуться — и позволить хрупкому телу коснуться земли.

Боль скручивала всё тело, казалось, что сила, восставшая против своего хранителя, уничтожит его — однако крепкие пальцы смогли разжать ладонь мальчишки — и меч, узнав привычную руку, успокоился. Элан выпустил тяжело упавшее тело эльфа и неловко принялся убирать окаянную железку на место. Тело было чужим и непослушным, однако стоило мечу скользнуть вдоль позвоночника — туман отступил, и стала понятна звенящая тишина вокруг: все эльфы на поляне стояли, опустившись на одно колено — и в глазах их не осталось злой иронии…

— На кой хрен ты полез? — Кристальный пепел никак не мог успокоиться, пока Элан, с трудом приходя в себя после пережитого, поднимался наверх, в отведённые ему комнаты. — Почти всегда кто-нибудь пытается стать таким образом хранителем — и горстка пепла наглядно объясняет остальным, что это — пустые мечты.

— Он не хотел ничего такого — просто ему было любопытно. Они ведь дети, взрослые дети, и не нужно наказывать их так строго.

— Смерть — не самое худшее ни наказаний, по-моему, ты это уже знаешь. Изучил на своей шкуре… Той, что у тебя была раньше.

— Шуточки у тебя… казарменные.

— Что поделаешь, оружие должно общаться с воинами… А не задохликами вроде тебя. Ну зачем, скажи, ты полез? Был бы очень наглядный урок.

— Ты — меч, и поступил, как должно. А я — хранитель, и выполнил то, для чего призван. Сохранил жизнь человека. Вернее, эльфа. Так что забыли и давай проясним: — Что там с чумой у эльфов?

Меч хмыкнул:

— Ну ты скажешь… Здоровы они, здоровы! Конечно, я предназначен для людей и строение тел эльфов мне непонятно, однако исходя из того, что я чувствую…

— Иными словами, пока ты ничего не узнал? Потому что не можешь просканировать их — так, как, к примеру, меня?

Меч хмуро помолчал.

— Когда я дал разряд в сторону того недотёпы, я вроде, что-то почувствовал… Но нужен более тесный контакт…

— Например, как при принесении присяги?

Меч оживился.

— Это бы подошло идеально. Тут нужен юный эльф, желательно с магическими задатками, однако недостаточно опытный, чтобы суметь закрыться во время обряда. Однако насколько я понял, такая попытка и может спровоцировать смерть…

— Значит, он должен быть достаточно ответственным, для того, чтобы рискнуть.

— По моему, у нас одна кандидатура?

— Но это несправедливо! Он мне нравится! Он мог бы стать моим другом!

— Наверняка станет — если выживет. К тому же — это судьба! Посмотри!

За столом в комнате Элана сидел Улаьайн, задумчиво похрустывая яблоком.

— Я пришёл выразить тебе благодарность от имени народа аллорнов! Как светоч листвы я… Что ты делаешь?

Элан плотно прикрыл за собой дверь и, выйдя на середину комнаты, спросил:

— А я, как хранитель фиолетового предела спрашиваю тебя, повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн — готов ли ты лично принести мне присягу? Сейчас и здесь? Не от имени всего народа — от себя самого?

Улаьайн побледнел, став почти белым.

— Ты не понимаешь…

— Я многого не понимаю, однако я хранитель — и никогда бы не стал без причины рисковать жизнь никого из вас. Ты мне веришь?

Молодой эльф с трудом облизал пересохшие губы.

— После того, что видел… Да, я верю тебе!

— Тогда скажи — хотел бы ты стать моим соратником? Скажи — не задумываясь и не вспоминая о последствиях?

— Да!

Элан наклонил голову — и Кристальный пепел скользнул в его ладони, весь в облачках фиолетовых молний.

— Тогда обнажи клинок!

Улаьайн, торопливо вытащил небольшой церемониальный палаш, и, опустившись на одно колено, поднял его плашмя над головой. Глаза его были закрыты — и по щекам текли слёзы. Кристальный пепел бережно лёг на подставленное лезвие — и фиолетовое сияние облаком сверкающего тумана окутало фигуру коленопреклонённого эльфа, скрывая его от посторонних глаз. Кокон тишины плотно запечатал комнату, скрывая происходящее от любопытных глаз — и ушей. А на травяном полу корчился от боли, но никак не мог прервать контакт молодой эльф — по меркам бессмертных, совсем ещё мальчик. Чуждая ему энергия бесцеремонно шарила по закоулкам его тела — деловито и спокойно, изучая, исследуя, пробуя что-то своё…

— Эй! Ты как?

Улаьайн открыл глаза. Он лежал на полу, а непонятный хранитель, умеющий быть бесконечно добрым и жестоким одновременно, держал его голову, с тревогой вглядываясь в затуманенные зрачки.

— Вроде нормально… Что со мной? Я жив?

— Вполне. И к тому же — теперь здоров. Окончательно и бесповоротно. Вот из-за таких самоотверженных оболтусов и рушатся тщательно выверенные, рассчитанные планы.

— Это…

— Это фиолетовый хранитель предела, Кристальный пепел. Я нашёл причину ваших смертей. Не знаю, кто это задумал и провернул, однако задумка действительно блестящая…

— Вы сможете создать лекарство для моего народа?

— Лекарство? Может, сначала сиятельный как-вас-там, вы послушаете старших? Я вас не на одну тысячу лет старше!

Улаьайн мгновенно замолчал, а меч, поглядывая на притихших юношей, начал:

— Аллорны — дети природы, они к корням мира, к основам природы ближе, чем любая из рас, населяющих миры, за которые я в ответе. Нет такой болезни, которую они не смогли бы распознать и победить, потому-то они и живут так долго… Тот, кто решил действовать против народа аллорнов, не хотел уничтожать всех — он собирался целенаправленно извести лишь тех, кто слишком чист и не способен на компромисс, предательство и тому подобные «цивилизованные вещи». Не знаю, как ему это удалось — наверняка собирался большой круг магов — но в голове эльфов был поставлен небольшой психоблок. Это очень хитро, ведь постороннюю магию вы наверняка почувствовали бы, а так… Наверняка чужая психика для вас под запретом, это личное дело каждого. Автор идеи был уверен, что запустил механизм эволюции — слишком чистые вымрут, а оставшиеся по своим моральным качествам подойдут для любого, даже самого грязного дела. Многие правители делают со своими народами тоже самое без всякого вмешательства в психику — чисто внешними факторами. С вами пришлось играть потоньше, однако вот в чём загвоздка: не оказалось среди аллорнов таких! В попытке спастись вы забились в глубь своих лесов, отгородились от всего внешнего и чужого, однако механизм уже был запущен — ещё пара столетий — и народ аллорнов погиб бы полностью… Хотя, возможно, их устраивал и такой конец…

— Так что, собственно, в нас изменили? — Улаьайн почти кричал.

— Всего лишь сместили чувство вины, смешав её с синусоидальными наклонностями. Ещё один небольшой перекос в чувстве равновесия, не позволяет вам отгораживаться от окружающего — и вы при виде несправедливости должны постоянно испытывать чувство вины, тревоги, и как следствие…

— Они все умерли не от болезни. Yiaza — отложенная смерть. Иногда, если аллорн не может жить, он накладывает на себя такую — чтобы успеть закончить все свои дела и уйти в мир иной, никого не потревожив.

— Всё верно, малыш, всё верно. Вы всегда отличались излишней чистотой — и кто-то ловко сыграл на этом, превратив вашу силу в вашу слабость.

— Но кто?

Тут Элан встал и решительно взял кристальный пепел со стола, привычным жестом отправив его в спину.

— Кто автор — это уже неважно, он давно умер. А вот кто заказчик… Кто, по твоему, может собрать большой круг магов — внутренний, состоящий из магов высшего посвящения — не менее десяти человек, и внешний — из магов не намного им уступающих — около ста? Кто набрал такую силу в вашем мире?

— Служители триединого. — Молодой эльф бездумно сидел за столом, уставившись в одну точку. — Они прижали всех магов, не позволяя практиковать никому, кроме принадлежащих к их сословию. Есть ещё, конечно, стархи и ртило — однако они далеко и давно забыли о народе аллорнов, если вообще знали о нём. Зачем? Мы же признали их власть, склонившись перед ними?

— Своим существованием вы были постоянным упрёком тем, кто под маской благочестия скрывал тайные замыслы. По сути — это попытка святошей избавиться от комплекса вины. — Элан пожал плечами — Впрочем, не в этом дело. Что нам делать теперь?

— Рассказать обо всём!

— Хочешь увидеть массовуюYiaza? Или ты думаешь, обман такого масштаба не вызовет в сердцах аллорнов, привыкших за эти века брать на себя вину за всю человеческую подлость и низость, чувства ужаса — и сострадания?

— Но… А как вы излечили меня?

В момент принесения присяги ты раскрылся — и кристальный пепел смог обследовать тебя, твоё тело и душу. Обследовать — и излечить. Теперь, когда мы знаем причину, будет проще — однако как заставить твоих родственников сделать то же?

Вечер. Солнечный свет, отражаясь в кронах деревьев, непостижимым образом преломляется в листьях, играя в прожилках их граней, что бы осветить чертоги Великой матери. Закат зеленеет вдоль стен, отсвечивая изумрудом и пурпуром — однако лицо старшей рода остаётся неизменно спокойным. Глаза древнейшей из эльфов лишены возможности видеть краски мира — зато она видит глубже…

— Вы нашли решение? — Голос, глубокий и мелодичный, внезапно даёт трещину — усталость? Надежда?

— Мы — на пути к нему. И нам нужен совет… Необходимо собрать всех эльфов — и дать им возможность раскрыться, сбросить тяжесть забот… Это важно!

Лёгкая, почти незаметная улыбка.

— Ну, это просто. Праздник. Причём очень важный. Такой, что бы отвлёк каждого от его дела — и подарил надежду на чудо.

— Великая… — голос Улаьайна, до того спокойный, дал трещину. — Вы знаете, что решено было не проводить праздников с тех пор… Как аллорны стали уходить. Меня не поймут, если я отменю это решение.

— Почему же. — Небрежное, царственное пожатие плечами — и водопад каштановых волос, струящихся по телу. — Если повод будет достаточно весомым… Например, принятие в род…

— Но… Вы имеете в виду…

Илиль встала, подняв руки вверх — волны пошли по волосам, покрывающим комнату, затрепетали — и полный достоинства голос заполнил последний город народа аллорнов, и его услышали последние из представителей уходящей в небытие расы:

— Я, Великая народа аллорнов, последняя из рода скользящей ветви, бывшая некогда одной из Правящих, а ныне следящая за чистотой крови, утверждаю, что в пришедшем к нам есть примесь крови нашей расы и он достоин испытания принятия в род. Слово сказано!

Тишина, заполнившая Эльдаксил, была осязаемой, почти звенящей… Случилось невероятное, небывалое событие. Никто не знал, что последует за ним, но несколько фигур в капюшонах, с увитыми рунами посохами, вздохнув, принялись готовить всё необходимое…

— Нет, я не могу! Вот это женщина! Просто и гениально! После такого не то, что праздник — пир горой закатить можно! И никто не возразит и не откажется — не часто принимают в род хранителя предела! Ай, умница…

— Но я не эльф!

— По виду ты вообще гном, однако великая опускаться до лжи не будет — когда-то эльфы были весьма мобильными, и кто знает, может быть, где-нибудь в сотом колене у тебя и случился папаша с острыми ушками… Отсюда и неудовлетворённость, и нежелание жить, как все. Всё сходится! А если это и не так — после того, что ты над собой учудил, в твоей генетике всё равно никто не разберётся. Так что крепись — пока все будут готовиться к празднику, тебе придётся пройти парочку испытаний, выдержать которые может только настоящий эльф. Причём одному, без меня — на это ушастые не пойдут. Они прекрасно понимают, что моих умений хватит, что бы сделать эльфом древесную лягушку…

— Но если я не справлюсь? Какой из меня эльф?

— Ничего страшного — просто мы пойдём своей дорогой, а в этом мире одним народом станет меньше.

— Спасибо, успокоил. Что хоть меня ждёт?

— Когда знаешь всю подноготную, лучше стараешься. А ждёт — сам увидишь. Во всяком случае, твои воинские умения им без надобности. Иди — и помни о пределе.

Дверь в покои хранителя бесшумно отворилась и на пороге бесшумно возникли две высокие фигуры, одетые в церемониальные одежды. Элан, вздохнув, провёл рукой по сверкающи граням собственного меча, одиноко лежащего на столе — и решительно вышел из комнаты…

Небольшая поляна на опушке леса была обожжена, словно в неё ударила молния — несколько старых, мёртвых деревьев, проплешина гари… Скорее всего, так оно и было — или кто-то из проходящих около леса магов решил насолить длинноухим… Впрочем сейчас это было не важно.

— Один из побегов священного леса народа аллорнов был уничтожен. — Вышедший вперёд эльф был стар и мудр. — Это причиняет боль лесу — и нам. Если в тебе есть кровь аллорна, ты должен исправить зло, причинённое твоему народу. Пусть к вечеру на месте золы и грязи вырастет дерево — вот из этого семени.

«— Просто создай семечку подходящие условия и дай внутренний толчок. Дальше оно всё сделает само. Поверь, природа — великая сила, и её нужно лишь направлять. Давай, не отлынивай!»

Кто это сказал? Длинноухие — нет, вот они уходят, Легко покачиваясь на ходу — так, что бы не потревожить лишний раз ни одного листа, ни одной ветви… Ладно, будем считать — внутренний голос.

Элан аккуратно снял верхний, обожженный слой почвы, вынес его за пределы леса, набрал свежей, плодородной земли, уложил на освободившееся место, сверху положил семечко — и полил водой из заранее захваченной фляги. Ничего не произошло.

Так. Подходящие условия — созданы. Внутренний толчок… Элан привычно воззвал к силе предела — мощь хлынула в его тело, напитывая силой его руки, крепостью — ноги, делая голову ясной и свежей. Аккуратно он попытался поделать то же самое с семечком — однако наткнулся на слабую, еле ощутимую защиту. Словно сам лес пытался уберечь одного из своих детей от опасного эксперимента.

Возможно это не то, что требуется. Эльфы не знают столь мощной магии — однако наверняка проходят подобные испытания, даже те, у кого нет способностей к волшебству. Интересно… Что необходимо для роста? Земля, вода… Свет! Элан аккуратно окружил семечко теплом собственных рук — и направил внутренний, неповторимый свет своей души на маленький тёмный комочек. Несколько мгновений ничего не происходило, но потом из набухшего семечка показался маленький росток — и нырнул в землю. Семечко заколебалось, приподнялось над землёй — и вот уже пустая кожура летит вниз, а росток, пока ещё слабый, ползёт вверх — всё стремительней и быстрее, стремясь вширь и ввысь…

Красивое, хоть и незнакомое дерево росло, увеличиваясь в размерах, заполняя собой пустующее пространство опушки — так новый боец встаёт на открытое место в воинском строю, заменяя погибшего соратника. Лес зашумел, кроны заволновались — и почти сразу же успокоился. Странное чувство посетило хранителя. Вот он лежит на небольшой полянке, прикрыв глаза — и в то же время шагает вдоль рядов статных воинов, увешенных доспехами и нахмуривших брови — и эти ветераны, всматриваются в него, ещё зелёного новичка, и лица их светлеют. Пусть он не совсем такой, как они — однако он один из них, и теперь они будут сражаться вместе…

— Лес принял выращенное тобой дерево. Более того, он запомнил тебя — и уже не тронет, впуская в город аллорнов беспрепятственно. Ты выполнил первое задание.

Голос подошедшего эльфа был беспристрастен, однако глаза немного потеплели.

— Солнце садится — самое время для следующего испытания.

Элан растерялся.

— Я думал, мне дадут отдохнуть…

— Быть аллорном — значит, жить среди природы, а это не может утомлять. К тому же, покрывало ночи всегда подходит для тех, кто идёт тропой охоты… Посмотри направо, Владыка.

Элан повернул голову — из кустов на него смотрели горящие глаза волка. Привыкший к тому, что в лесах эльфов он в безопасности, хранитель торопливо собрался и зашарил руками вокруг в поисках подходящей ветки, но мягкий голос остановил его:

— Волноваться не нужно, это — друг.

Чёрный с проседью зверь, огромный, поджарый, вышел из подлеска, недоверчиво принюхиваясь к человеку. Он пах не так, как остальные жители леса, это тревожило вожака волков, вызванного неслышным зовом прямо из ярости и упоения вечернего гона.

— Посмотри ему в глаза.

Крохотные огоньки стали ближе, разгорелись, и вот уже оранжевое пламя светит ярко-ярко, затмевая собой всё вокруг. Зрачок, маленький и узкий — карий глаз хитрого, лукавого и умного зверя, вначале почти незаметный, стал расти — и вот он уже разрастается, закрывая собой весь мир…

Элан рванулся, пытаясь освободиться от непонятного наваждения, упал на руки — но это были лапы матёрого зверя! В ужасе, он пытался закричать — однако из раскрытой пасти вырвался только звериный вой!

— Теперь ты знаешь суть второго испытания. — Фигуры эльфов на краю поляны стали размытыми, увеличившись в размерах. Запахи леса щекотали ноздри, пробуждая странные желания.

— Мы не ограничиваем тебя во времени, однако ты должен сам вернуться в прежнее состояние. И помни — с каждым часом, проведённым в шкуре зверя, тебе всё более нереальным будет казаться мир людей.

Элан повернулся и помчался в лесную чащу, с удовольствием чувствуя, как сильные лапы несут его вперёд, всё быстрее и быстрее, а упругие ветви ласкают шкуру, касаясь её во время сумасшедшего бега.

— Лучше бы тогда я умер! — Ракх-инти со вздохом посмотрел на заваленный тяжёлыми фолиантами стол.

— Смелее! Самое худшее — позади. Ты уже смирился, сел за стол и открыл книгу. Осталось понять, что в ней написано — и научиться использовать.

— Но, великая! Зачем мне ЭТО!

— Ни один дракон никогда не поможет взойти на трон человеку, не готовому к предстоящей деятельности. Есть древняя клятва замещения большего зла меньшим — каждый дракон приносит его в день совершеннолетия. И этот случай стопроцентно под неё попадает. Всё зло от дилетантов, которые добираются до вершин власти, совершенно неприспособленные к управлению государством. К сожалению, почти всегда так и происходит. Просто способности, необходимые для того, что бы захватить власть, и что бы управлять своей страной — они разные, и редко совмещаются в одном и том же человеке. А если ещё нет и знаний… Знаешь, что вымощено благими намерениями?

— Я не хочу управлять государством! — Сделал последнюю попытку старый жрец, с ужасом глядя на стол, прогнувшийся под тяжестью двух десятков здоровенных книг.

— Никто, кроме озабоченных властью маньяков, не захочет добровольно взваливать на себя такую обузу. Ты внутренне уже смирился даже не с необходимостью править — с тем, что ты отдашь жизнь за свою страну, причём ещё в тот момент, когда обратился ко мне в первый раз — помнишь, на берегу? Так у тебя есть прекрасная возможность исполнить задуманное — посвяти остаток своих дней наведению порядка на Змеином архипелаге.

— Великая! — Довольный открывшимся выходом, Ракх-инти приободрился. — Я стар и немощен, и умру до того, как закончу читать хотя бы один из этих фолиантов. У меня есть внук, умный мальчик, наверняка мы сможем…

— Нет! — Грея убедительно стукнула кулаком по стене — та немедленно зазмеилась трещинами, покосилась — однако осталось стоять. — Я просканировала тебя — ты вполне чист, твёрд душой и подходишь почти на сто процентов. Искать другого — дело долгое и неблагодарное. Вот ты им и займёшься, когда почувствуешь приближение конца — а будет это ещё не скоро, уж поверь тому, кто запустил драконью кровь в твои жилы. Зря я, что ли, таскала на себе всю эту тяжесть?

— Гхм, Великая, прости за нескромный вопрос, но… Когда мы встретились на берегу, ты была очаровательной обнажённой девушкой и никаких книг у тебя под мышкой не было… Где же ты их взяла сейчас?

Грея рассмеялась.

— Помнишь огромные пластины у меня на подбрюшье, когда я превращаюсь в дракона? Под этими пластинами есть полости, в которых удобно хранить книги… и другие вещи. Драконы — отшельники, и живут особняком, однако и нам может стать одиноко. А что лучше поможет скоротать век-другой, чем хорошая книга?

— Я не успею освоить весь этот материал… Скоро отряд, который ты уничтожила, хватятся; это были, между прочим, элитные войска — и тогда за нас примутся всерьёз.

— Тем более стоит поторопиться. Ты ведь давал клятву при нашей первой встрече:

«— Я, жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, Ракх-инти, клянусь помочь тебе, Та-Что-Приходит-Втроём, во всех твоих начинаниях.» Помнишь? Так вот это одно из моих начинаний. Впрочем, если для тебя это так сложно — я всегда могу применить выход дракона.

Приободрившись, старый жрец отодвинул книгу и обернулся к Грее, внимательно наблюдающей за ним сквозь длинные ресницы.

— Просто я дождусь хранителя, обрету силы, поднимусь повыше и уничтожу на вашей земле всё живое. Это и будет драконий принцип меньшего зла: чистая, мгновенная смерть в огне вместо медленного загнивания. Будем надеяться, что следующие жители змеиного материка будут лучше распоряжаться этой землёй и своими жизнями. Драконы любят использовать именно этот выход. Ты сомневаешься, жрец, что я это сделаю?

Ракх-инти торопливо развернулся к столу и схватился за книги. Грея лукаво улыбнулась, кивнула и растянулась на кушетке. Сейчас нужно было только ждать…

Мир людей, эльфов и прочих прямоходящих был не то что забыт — просто он был отложен на потом, на то время, когда его нынешние впечатления померкнут, став воспоминаниями. Новая, совершенно неожиданная вселенная развернулась перед ним — мир высоких деревьев, сумасшедшего гона и — запахов! О, эти восхитительные, ни на что не похожие ароматы леса! Каждый из них — это кусочек жизни, целая книга, рассказывающая о себе взахлёб и подробно. Вот молодая сосенка — в прошлом году буря сломала одну её ветку и смола, выступившая из-под потревоженной коры, ещё не успела окончательно окаменеть. Пышный куст до сих пор хранит запахи молодой лисицы, жившей здесь всё прошлое лето — у неё родилось трое детёнышей, но один так и не смог стать взрослым… Это дерево несёт в себе искусственные изменения — это страж леса, могучий хьёрн. Элан осклабился, пробегая мимо, и одна из веток, слегка изменив направление, легко коснулась крупа пробегающего зверя — словно приободрила.

Два дня провёл Элан в лесу. Он смог найти остальных волков, живущих в этих лесах — и после короткой, но энергичной драки они приняли его в свою стаю. Рубец на плече — память о неласковой встрече, перестал зудеть очень быстро — волки зализали его, высказывая тем самым своё уважение мощному собрату со стремительным ударом клыков. Он научился мгновенно распознавать, что несут ему запахи — хотя иногда и путался, вызывая иронический оскал седого вожака стаи, хромого, с начавшей белеть шерстью, однако уважаемого всеми за умение безошибочно находить любые, даже самые хитроумные ловушки. На второй день, проголодавшись, он поймал свою первую добычу — маленькую и жирную мышку, не вовремя подвернувшуюся под мощную волчью лапу. Он ловко перекусил ей шею и вдоволь напился тёплой крови, удивляясь про себя той лёгкости, с которой смог убить — и насладиться столь непривлекательной с человеческой точки зрения добычей. К вечеру он принял участие в общей охоте — и с удовольствием рвал парное мясо, недоверчиво косясь по сторонам лукавыми карими глазами…

Ночь застала новичка под старой елью, соорудившей под раскидистыми лапами отличное ложе для усталых путников из толстого слоя сухой хвои — и прекрасную, надёжную крышу от непогоды из раскидистых лап, нижние концы которых почти касались земли. Это было идеальное убежище, но остальные волки не хотели идти туда, предпочитая свои, уже облюбованные лёжки — так что места было вдоволь.

Сытый желудок вызывал дремоту, и волк, устроившись поудобней, прикрыл глаза, собираясь поспать — однако сон не шёл. Почему-то все события начали прокручиваться назад — вот он бегает со стаей, изучая новую жизнь, вот только заходит в незнакомый лес — смешной, коротконогий и на двух ногах. Вот он лежит на пыточном столе, и раскалённые стержни впиваются в его тело… Волк глухо заворчал, свежий шрам заныл, напоминая о себе — и зверь вновь успокоился, зализывая рану. События продолжали мелькать перед ним, заставляя сонно щуриться. Вот двор, залитый закатным солнцем — и плечистые фигуры монахов, привязывающие в странной конструкции знакомую фигурку… Эль`заг! Волк рванулся, и в глазах его появились вполне человеческие слёзы. Не все его дела закончены, а его глотка жаждет крови врагов, а не добычи. Зверь зарычал, вспугнув птиц, оседлавших ветки дерева над ним, и принялся нервно мерить пространство вокруг старой хвои.

— Нельзя наслаждаться жизнью, если есть долг — и дело!

Тело внезапно стало тесным, а привольное житьё превратилось в плен, мешающий идти к цели. Зверь обнажил клыки в невольной гримасе, но человек взял верх, уложив животное на подстилку из хвои, и принялся перебирать варианты. Сила предела? Вряд ли. Голая мощь не помогла ему в прошлый раз, не поможет и в этот. У него нет необходимого знания, и пытаясь взять нахрапом, он просто уничтожит собственное тело. Конечно, можно попробовать поступить так же, как и в прошлый раз — однако тогда, имея пусть и смертельно раненное, однако человеческое тело, он создал гнома — что же получится теперь, если он возьмётся переделывать полное животной силы тело волка? Вурдалак? Нет, наверняка есть другой путь — лёгкий и тонкий, изящный, как всё, за что берутся эльфы… В конце концов, это же их испытание… Испытание! Вот оно! Во время первого экзамена аллорны убедились, что в душе Элана живёт дух его далёкого прадеда эльфа. Сейчас наверняка они хотят понять, насколько силён этот дух — а именно, сильнее ли он животной составляющей его натуры!

Странная, совершенно несформированная не словами, и не мыслями, но тем не менее непоколебимая уверенность в своей правоте наполнила Элана. Он оглядел окружающую природу, последний раз втянул своим обострённым чутьём все лесные запахи, стараясь запомнить их навсегда — и нырнул вглубь своей души, туда, где всегда жил высокий, статный эльф, страдающий при виде несправедливости и способный часами любоваться прекрасной снежинкой; совершенно непрактичный, неспособный приспособиться, обмануть, предать, непригодный для подхалимства и лести; Элан вспоминал все те качества, от которых с радостью отказался бы на Земле. То, что сделало его парией, ненужным и бесполезным человечишкой, доверчивым простаком, созданным исключительно для обжуливания; тем, кого не понимали, кто всех раздражал именно своей непохожестью и внутренней чистотой, заставляющей ощущать грязным и нечистоплотным человека, до этого мнившего себя искренним и благородным. Он ощутил себя — эльфом!

Мир подёрнулся рябью, тело насквозь прошила судорога, кости на мгновение стали жидкими и поплыли, как кисель — и вот уже с хвои встаёт человек, с некоторым разочарованием ощупывая своё старое тело — на секунду ему показалось, что теперь у него будет гибкая фигура аллорна…

Праздник принятия в род был в разгаре. Молодёжь веселилась вовсю, с некоторой иронией поглядывая на смущённую фигуру приземистого гнома, всего пунцового, с тревогой оглядывающего ряды красивых девушек, то и дело приглашающих его на танец. Им, по всей видимости, жутко нравилось слушать его сбивчивые объяснения — мол, рана саднит, а то бы я обязательно…

— Ты не уступаешь в ловкости ни одному прирождённому эльфу. Согласен, ты не знаешь их танцев, однако ты вполне мог бы свальсировать пару кругов воон с той милашкой — видишь, что не сводит с тебя своих больших чудный глазок? Давай!

Меч хихикнул, наслаждаясь растерянностью хранителя.

— Может, и мог бы… Но ты можешь себе представить гнома, грациозно танцующего с эльфийкой? И как мы будем смотреться?

— Я могу себе представить и не такое. И потом, подобные вещи случались — конечно, это было очень давно, и вряд ли кто-нибудь из нынешних эльфов сможет вспомнить… Всеблагая мать?

— Что там опять? — Элан торопливо развернулся — прямо напротив него, окружённая облаком волос, стояла Илиль. Невидящий взгляд устремлён прямо на него, руки неуверенно протянуты в приглашающем жесте.

— Иди! — Меч ощутимо подтолкнул хранителя в спину. — И уж поверь — об этом танце эльфы будут петь песни ещё тысячи лет после твоего ухода.

Растерянный, Элан спустился в танцзал с возвышения, на котором сидел, ловя на себе потрясённые взгляды эльфийской знати.

«— Как же она танцевать будет, с волосами длинной около пяти метров?»

Стоило хранителю шагнуть в сторону прекрасной королевы, как волосы, покрывающие пол, разошлись в стороны, открывая проход — и вздыбились волнами, готовыми начать бесконечное движение. Небольшая, крепкая рука легла в его руку — и странная, незнакомая не только Элану, но и большинству собравшихся здесь эльфов мелодия заполнила зал… Лёгкие, плавные движения, неожиданные повороты — этот танец немного напоминал вальс, однако был неизмеримо сложней — и прекрасней. Музыка, древняя, как этот мир, и столь же прекрасная, вела за собой единственную танцующую пару, заставляя все остальных остановиться и прижаться к стенам. Тихий шёпот шёл вдоль неподвижно стоящих эльфов, и лица их бледнели, а руки бессильно опускались. Мелодия лилась, и всё больше фигур неподвижно застывало, погружаясь в воспоминания. Долго жил народ аллорнов в лесах. Он забыл, как прекрасен летний день среди полей, он забыл красоту и яркость праздника — он забыл о своей последней королеве. Многие века она жила среди них, равная среди равных, занимаясь молодёжью и не пытаясь управлять потрясённым народом. Прекрасная и неизвестная пара танцевала незнакомый танец, и всплески волос покрывали весь пол зала, вторя гармонии неземной мелодии. Королева ушла, растворилась среди серых будней, однако она вернулась — на один миг, один танец, что бы высказать свою последнюю волю…

— Пора — Илиль, не прерывая танца, выдернула откуда-то из-под волос небольшой клинок — и хрустальный пепел бережно лёг на его матово-волнистую поверхность — и фиолетовое сияние заполнило зал.

Это было прекрасно. И невыносимо тяжело. Лёгкие разряды пробегали между клинками, устремлялись по шелковым волосам — к очередной фигуре у стены, стоящей коленопреклонённой, с вытянутым мечом. Волосы на миг окутывали её — и ещё один эльф освобождался от древнего проклятия. А танец продолжался. Энергия предела лилась, заполняя собой весь зал, и больше всего хотелось рухнуть — и лежать без движения. На руках, стиснувших рукоять меча, выступила кровь — однако Илиль, по-прежнему легко улыбаясь побледневшими губами, шептала: «Ещё!» и танец продолжался. Они обошли зал по кругу. Потом ещё и ещё раз. Аллорны, бледные, с горящими глазами, смотрели на свою королеву — и гордость и отчаяние бились в их глазах. Сейчас они были раскрыты все: юнцы и старики, ветераны и молодые и недоверчивые маги — они все сняли защиту перед той, в которой вновь признали свою королеву. И она вела этот невыносимый непередаваемый по тяжести танец — вела легко и свободно, улыбаясь одними губами, прекрасная и величественная — и магия передела, магия меча и хранителя изливалась через неё, никак не приспособленную для такого. Но она держалась. На магии танца, на древней крови, на силе и упрямстве именно королевы — до тех пор, пока последний из её детей не лег обессилено на паркет бального зала — потерявший сознание, обессиленный — и здоровый. Лишь тогда Она позволила себе победно взмахнуть руками — и закрыть глаза. Водопад волос взвился, вихрем окутывая застывшую фигуру, музыка прервалась, треснув незаконченной гармонией — последний танец королевы закончился. Она ушла навсегда, выполнив самый главный долг матери — защитив своих детей.

Элан бережно опустил обмякшее тело, плотно окутанное волосами, посреди бального зала — и лишь после этого позволил себе потерять сознание.

Эльфы проводили его до опушки. Молодёжь рвалась «сопровождать хранителя до пределов вселенной ещё дальше…» и стоило большого туда отговорить бесшабашных юнцов от немедленного похода. Лишь довод о том, что они могут стать обузой хранителю в подземельях гномов, успокоил не в меру горячие головы. Старший из них, из ветви хьёрнов, смотритель границ, оказался более толковым — он вкратце описал дорогу до предгорий и указал примерное место, где находиться вход в земли народа молотов. Почти весь путь можно было пройти вдоль дорог, а то и пристать к какому-нибудь торговому обозу — недалеко от гор раскинулся большой купеческий город, и движение телег с товарами было довольно плотным. Элан немного опасался незнакомых людей — однако эльфы заверили его, что все купцы всегда с уважением относились к народу молотов, и его нынешний вид может сыграть ему на руку. Подорожная, верительные грамоты, выданные ему большим кругом аллорнов и заверенные печатью самого Улаьайна и завёрнутые в вечные листья меллиорна, наверняка помогут ему в горах — но вряд ли на равнинах; так что раньше времени ему лучше их приберечь, и представляться воином народа молотов, по болезни отставшим от каравана, который он взялся охранять — и пробирающегося к своим.

Много ещё советов могли бы дать заботливые эльфы, пока наконец не показалась опушка — и Элан, торопливо пожав руки провожатым, зашагал в сторону торговой дороги — с утра безлюдной, однако с плотными, укатанными колеями. Аллорны ещё постояли, печально глядя ему вслед, однако вскоре развернулись — и растворились в лесу: предстояла война и нужно было начинать готовиться к ней…

Дорога вспухла очередным бугорком, и Элан торопливо подставил ладонь: монета, весело сверкнув на солнце, упала ему в руку. Хранитель сунул её за пазуху, мысленно поблагодарив эльфов за обстоятельность: узнав, что он собирается идти один, они сшили ему одежду. Внешне неброская, немного мешковатая, похожая на крестьянскую и потому не привлекающая к себе внимания, внутри она была очень удобной: несколько отделений, где уместилось множество мелких, но необходимых в пути мелочей: от тонкой и прочной верёвки до небольших, завёрнутых в специальные, предохраняющие от очерствения листья лепёшек, созданных эльфами для путешественников и надолго придающих силы… Нашлось место и для вместительного кармана, куда Элан и бросал теперь монеты, отсвечивающие серебром и золотом: Несколько медных, необходимых для расчёта в пути — что бы не вызвать подозрений, он взял, но от остальных отказывался, равнодушно роняя их в пыль: не пристало гному носить с собой кучу меди…

— Опа! Это что впереди за свалка?

— Где? — Меч давно взял на себя функции наблюдателя: Элан, постоянно погружённый в свои мысли, не замечал, по его мнению, самых очевидных вещей.

— Да вон же, в двух полётах стрелы впереди — и чуть правее. Похоже, обоз щиплют. Вот тебе прекрасная возможность заиметь благодарных и снисходительных к твоим чудачествам попутчиков. Вперёд!

— Да у меня даже оружия нет! Сам говорил, что размахивать тобой без необходимости не стоит: виданное ли дело, гном с мечом.

— Думаю, к тому времени, когда ты туда доберёшься, свободного оружия там будет валяться немерянно. Подберём тебе что-нибудь гномье. И вообще — пока мы тут препираемся, там люди гибнут! Давай бегом!

Если караванщики и пытались держать какой-нибудь строй, к тому времени, как запыхавшийся хранитель продрался сквозь разросшиеся кусты, скрывавшие место засады, от него не осталось и следа. Два десятка телег, сбившиеся в кучу, дерево поперёк дороги — и около полсотни человек, ожесточённо что-то кричавших в пылу схватки — вот то, что увидел растерявшийся Элан.

— Опять не туда смотришь. Вон, гляди, глава каравана — пока он держится, шансы ещё есть. И не забудь, ты теперь гном!

Хранитель вздохнул, подскочил к ближайшему бородачу в зелёной, перевитой травой одежде, размахивающего огромной секирой, и со всей дури огрел его по затылку. Выхватив из его рук это, столь любимое гномами оружие, он взревел, оглушив всех на поляне, и принялся вращать лезвиями в разные стороны, прокладывая дорогу в сторону богато одетого купца с изогнутой саблей, ловко оборонявшегося сразу от трёх наседавших разбойников.

Внезапно Элан, до этого старавшийся никого не задеть, и норовивший вместо смертельного удара, оглушить врага плашмя, почувствовал резкую боль — в плече возник небольшой метательный нож. Острая пелена ярости словно окрасила мир в багровые тона, он заревел, подобно медведю, и кинулся на своих обидчиков, мигом превратившись в смерч сверкающей стали, одинаково опасный как для своих, так и для чужих. Впрочем, и караванщики, и разбойники оказались людьми опытными, уже имевшими дело с гномами — и если первые торопливо отходили, норовя оказаться у разбушевавшегося берсерка со спины, то вторые тут же пустились наутёк, на ходу отшвыривая оружие и ныряя в ближайшие кусты…

Через пару минут всё кончилось. Последних, самых нерасторопных разбойников достали стрелы, пущенные воспрянувшими духом купцами, и секира Элана. Он остановился, с трудом переводя дух, и выпустил из рук вдруг ставшее неподъемным оружие.

— Благодарю за своевременную помощь великого воина народа Молотов! — Глава купцов уже спешил у хранителю, оценивающее меряя грозную фигуру. — Если бы не ваше вмешательство, нас бы перерезали, как курят в этой ложбине. Каравану очень повезло, что вы проходили мимо. Позвольте, мы обработаем ваши раны!

Дождавшись усталого кивка Элана, он махнул рукой и маленький человек оказался около хранителя, изучающе оглядывая его плечо.

— Не беспокойтесь, Юджин — опытный лекарь и сделает всё, как нужно. Вы позволите разрезать вашу куртку?

Элан недовольно поморщился. Расставаться с подарком эльфов не хотелось. Оглядев небольшую рукоять ножа, он аккуратно приподнял куртку над голову, почти не увеличив прореху на ткани, затем так же поступил с рубахой. Рука слушалась плохо, было больно, зато одежда почти не пострадала.

— Нечего хорошие вещи попусту портить — Буркнул он, скрывая досаду от вновь проснувшейся боли.

— Узнаю народ Молотов! Экономный даже за счёт собственных страданий. — Скрывая улыбку, воскликнул тщедушный врач, ловким движением вытянул лезвие из раны, тут же приложив повязку, смоченную травяным настоем. Он принялся бинтовать рану, кивнув богатому караванщику — впрочем, этот осторожный жест Элан, занятый собственной одеждой, не заметил.

— Позвольте представиться. Я — Олекса, вожу караваны уже третий десяток лет, сейчас следую к предгорьям — везу груз зерна и надеюсь купить оружия у ваших соплеменников. А кто вы? Никогда не видел столь внушительного представителя славного народа молотов.

То ли от усталости, то ли реакции на бой, но голова Элана закружилась, всё куда-то поехало. С трудом раскрыв рот, он выговорил:

— И не увидите. Вряд ли вам есть доступ вглубь гор.

— Нет, это верно. — Олекса тяжело вздохнул. — А почему? Что вы там скрываете?

— Честно? — Элану стало смешно. Похоже, этот парень хочет что-то выведать у ослабевшего гнома. — Свою собственную жизнь. Ты же тоже домой не пускаешь кого попало, верно?

— Уел! — Караванщик рассмеялся, хлопая себя руками по бокам. Тогда последний вопрос:

— Ты имеешь хоть какое-то отношение к этим разбойникам?

— Никакого. Вот только как доказать это такому подозрительному парню, который в спасителе видит главаря разбойников, не имею ни малейшего понятия.

— Ну, почтеннейший, не сердитесь. — Олекса успокаивающе положил руку на плечо Элану. — Времена ныне неспокойные, сами видели. А доказывать мне ничего не нужно — Юджин добавил в травяной настой, которым обрабатывал вашу рану, немного болтун травы, и солгать вы всё равно бы не смогли. Хотя умудрились ничего и не сказать толком. — Он опять рассмеялся.

— По-моему, не только её. — Элан с трудом ворочал языком. — Что-то снотворное… Он вздохнул и неторопливо завалился на траву…

Разбудил его скрип телеги. Она мерно покачивалась, ровно скользя по накатанной колее. Было мягко и удобно — под ним лежали мешки с зерном, сверху — ворох одежды. Элан поднял голову и огляделся — солнце уже садилось за горизонт, и караван въезжал на какой-то постоялый двор.

— Вы очнулись, почтеннейший. Это замечательно! Будьте уверенны, ваша тайна умрёт вместе со мной! — Олекса тут же оказался рядом.

— Тайна? Какая тайна? — Элан присел и принялся одеваться. Было больно, однако эта была здоровая боль заживающей раны.

— Ну как же! — Караванщик взмахнул руками. — Болтун-трава производит сонное действие только на людей. Значит, в вас течёт кровь не только гнома, но и человека.

Элан нахмурился. Оказываться в зависимости, пусть даже мнимой, у столь меркантильного человека не хотелось.

— Давайте просто предположим, что вы правы — и теперь знаете мою тайну. Ведь из этого есть очень простое решение, вы не находите? — Глядя в глаза караванщику, он позволил себе ухмыльнуться уголком губ, с удовольствием глядя, как отхлынула краска с лица не в меру любопытного человека.

— Я просто сомлел от усталости. Надеюсь, именно это вы сказали своим людям? — Дождавшись неуверенного кивка, он улыбнулся и продолжил: — Думаю, на этом данная тема должна быть закрыта. Навсегда или по гроб жизни — как вам больше нравится. Вы не вскрывали данные мне грамоты?

Караванщик испуганно отскочил:

— Что вы, я бы никогда не посмел…

— Но знаете, что они есть, потому как карманы обшарили, пока я спал. Не стоит лезть в тайны, не связанные с торговлей, почтеннейший.

Олекса торопливо отъехал в сторону.

— Ну, как думаешь, пару дней он продержится?

— Пару — вряд ли. — Меч авторитетно хмыкнул. — Скорее всего, начнёт болтать, как только вы расстанетесь. Однако уж больно много всего — и получеловек, полугном, к тому же берсерк, одетый в непонятные одежды, и тайные эльфийские послания — во что-то одно люди бы ещё поверили… А так — обзовут брехуном, и всего-то делов.

— Значит, не нужно раньше времени выпускать его из виду. — Элан сел на мешках. — Олекса! Вы идёте до самых гор? Я еду с вами — надеюсь, вы не откажете своему спасителю? Я заплачу за проезд, да и лишняя секира вам в дороге не помешает — охранников у вас здорово поубавилось, верно?

Дождавшись неуверенного кивка, он довольно откинулся на мешках.

— Ты действуешь, как гном! — Меч недовольно хмыкнул. — Нет в тебе тонкости, желания плести запутанные интриги…

— Это точно. — Элан зевнул и спрыгнул с телеги, оглядывая внушительный двор, куда они заехали. — Я ещё на земле не любил подобные выкрутасы, предпочитая не замечать мышиную возню вокруг себя. Пойду лучше поищу, что тут можно поесть…

Две недели караван ехал по равнине, подбираясь всё ближе к горам, растущим на горизонте. Как-то незаметно дорога превратилось из обычной колеи в ухоженную, покрытую мелкими камешками тропу, а после и вовсе обернулась торговым трактом, выложенным ровным, аккуратным камнем, со стоками для воды по краям и симпатичными столбиками — указателями. Телеги пошли бойчее, возницы приободрились, пощёлкивая кнутами. Постоялые дворы попадались всё более обустроенные и комфортные, цены росли и хранитель начал с тоской поглядывать на дорогу — деньги таяли с потрясающей быстротой и, несмотря на запас золотых монет, Элан стал всерьёз опасаться, что до гор ему не на них не дотянуть. Заниматься поиском в присутствии Олексы, исподтишка наблюдающим за странным попутчиком, он не решался, хотя и не переставал поглядывать по сторонам — он уже почувствовал несколько крупных «заначек», закопанных на обочинах и старался по мере сил запомнить места. Причём выискивал ориентиры, хорошо видимые с воздуха — что бы вернуться сюда после встречи с драконом. Меч иронически фыркал, но ничего не говорил.

Я никогда не запомню и половины этого! — Ракх-инти мрачно смотрел на заваленный свитками фолиант. — Великая! Если уж ты решила возродить монархию, используя меня как рычаг своего воздействия, то зачем мне учить тактику ведения подрывных действий, приёмы, используемые тайными шпионами, или искусство составления различных зелий? Зачем это нужно знать владыке? И вообще, как ты поняла, что во мне течёт кровь древних династий?

Грея лениво приподняла голову с кушетки, установленной около очага — на улице было уже прохладно, а она любила понежиться в тепле.

— Во- первых, ты задаёшь слишком много вопросов. Это, кстати, тоже признак правителя — неосознанное желание докопаться до сути происходящего. Второй несомненный признак — ты переживаешь не только за свою семью, но и за весь народ, причём делаешь это искренне, не показушно. И третий — ты ужасающе беспомощен в бытовых вопросах — то есть ты, конечно, делаешь всё, что тебе говорят — однако для тебя это в тягость.

— И этого достаточно, чтобы определить потомка владык? Да я знаю тысячу…

Грея вздохнула.

— Ты опять увиливаешь от занятий. Ладно, что бы закрыть этот вопрос — я почувствовала запах твоей крови, когда лечила тебя — и узнала знакомые сочетания. Когда я была здесь последний раз, кровь владык пахла так же. Хотя — что вы можете знать об анализе ДНК!

— Ты видела и говорила с моими предками? Или… ты их съела?

Грея хищно улыбнулась и легко выдохнула, отчего огонь в камине вспыхнул, на секунду встав вдвое больше.

— Не стоит ворошить давние времена… Твои предки — они были разными. С одними я дружила, с другими — воевала. Лучше вернись к учёбе.

— Но ты так и не сказала, зачем мне…

— Один из твоих предков, небольшой такой парнишка по имени Раках-астр, носился с одной весьма забавной идеей. Он считал, что вседозволенность правителя, которая не раз приводила мир на грань гибели, должна быть ограниченна выборными из народа, однако их слабость в управлении и желание поскорее набить свой карман в, свою очередь, должны быть контролируемы царской семьёй. В своё время он не успел воплотить свою мечту в жизнь — на нас… на него внезапно напали люди, пожелавшие изгнать ящериц с материка, и было не до радикальных политических преобразований. Но почему бы тебе не воспользоваться идеей своего предка?

— Раках-астр? Родоначальник династии, приведший нас в эти благословенные земли! Расскажи мне о нём!

— Пожалуй, не буду, чтобы не разрушить столь приятные иллюзии. Лучше расскажу о идеях Раках-астра в становлении царской семьи. Дело в том, что он никогда не считал, что обязанность правителя — сидеть на троне, протирая шёлковую обивку венценосной задницей. Всю свою семью молодой правитель готовил как сложную комбинацию судей, шпионов и дознавателей. Он предполагал оставить пышные приёмы для праздников и значительных гостей, а в остальное время поручить управление государством тем лучшим представителям, которых выберет народ ртило. Однако он был достаточно мудр и понимал, что и лучшие из них, получив власть на небольшой срок, захотят либо править подольше, либо своровать побольше, и начнут плести интриги. Именно для контроля за такими людьми и стал готовить свою семью Раках-астр. Каждый из членов королевской семьи имел право карать на месте, получив весомые доказательства вины. Он был и судьёй, и, при желании, палачом — хотя выборные и могли потребовать отчёта в действиях, препятствовать они не имели права. Если вдруг кто-то из членов царской семьи начинал творить непотребства и остальные закрывали на это глаза, осудить его могло лишь собрание всего народа ртило.

— Так ты хочешь…

— Вот именно! Идея немного необычная, однако интересная и заслуживает быть воплощённой в жизнь. Твоя семья не будет править — однако будет владеть и контролировать соблюдение законов на своей земле. Вас не возможно будет подкупить — что можно предложить тому, кто уже владеет всей страной, и будет владеть и он сам и его дети — до тех пор, пока не лишится всего из-за собственных ошибок? Да, ты не сможешь принимать решения относительно постройки дорог и мостов, орошения полей или строительства домов, зато будешь следить за тем, чтобы люди, принимающие эти решения, делали это честно, в интересах всего народа, а не собственного кармана. Конечно, это произойдёт не сразу — но через два-три поколения члены твоей семьи поймут, что им выгодней — иметь почёт и уважение всего народа, вести полную славы и почестей жизнь (по праздникам) и честно заботиться о своих подданных в остальное время, или брать взятки в неге и комфорте проводя свои дни, вызывая негодование и лишая потомков права править страной — потому что порченную кровь народ будет отстранять от управления. Отказаться от царского рода ради денег, зная, что у тебя и так будет всё, что тебе нужно — смешно и глупо.

— Я понял! Ты хочешь восстановить древнюю династию, оставив у власти нынешнюю структуру правления — что бы мы наблюдали друг за другом и не позволяли заниматься ничем, кроме управления страной… Мудро… Однако это ляжет двойным бременем на плечи народа!

— Поверь мне, это гораздо дешевле, чем целая армия чиновников, растаскивающая бюджет страны по карманам — так, что до народа доходят лишь жалкие крохи. Я их видела во многих мирах, и скажу тебе так — в стране, где хотя бы половина всех денег, вращающихся в обороте, идёт на укрепление экономики — все живут припеваючи. Вне зависимости от метода правления. Но много ты знаешь таких стран? Да и я знаю их единицы, несмотря на опыт тысячелетий. Слишком любят воровать пришедшие к власти чинуши. Сможет твоя семья если не совсем остановить, то хотя бы удержать их алчность в разумных пределах — и денег сразу будет хватать и на народ, и на твою семью. Ну а не справишься — Грея пожала плечами — Никто тебе не поможет. Ни дракон, ни сам триединый. Ты очень скоро вновь окажешься в подобной халупе, и опять армия будет тебя искать — то тогда уже меня не будет рядом. Уяснил?

Ракх-инти обречённо кивнул и аккуратно пододвинул к себе свитки…

Небольшой, зато невероятнороскошный купеческий город возник как-то сразу, легко вынырнул из-за поворота дороги, словно врата предгорий. Аккуратные стены, которые скорее обозначали границы города, чем реально защищали от нападения, были затейливо разукрашены разноцветным камнем, у ворот реяли флаги, да и в целом он производил впечатление красивой и новой игрушки, дорогой, созданной на заказ и оттого вдвойне восхищавшей…

— Эл-кради! Самый молодой и самый богатый город империи, созданный по заказу купеческой гильдии всего за несколько лет! — Олекса явно гордился тем, что причастен к этому городу, да и самим его существованием.

— И кто его построил?

— Как кто! Купцы! Это их город, они там и живут — лучшие из лучших, избранные, сливки общества!

— Да ты что! — Элан не скрывал иронии — Сами и построили! Сами камень добывали, сами глину месили…

— Вот ещё! — Олекса скривил губы. — Строили люди, гномы и прочие работяги — главное, что все расходы на себя взяла купеческая гильдия. Их идея, их город, а кто в грязи возился… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Быдло для грязи всегда найдётся.

Желание выхватить меч и развалить спесивого человечка возникло внезапно — оно было острым и обжигающим, как раскаленный сироп, пролитый на рану. Элан закусил губу и сдержался, однако что-то в его взгляде Олекса всё же прочёл, потому что шарахнулся и больше не рисковал подходить — даже на воротах отъехал подальше, прислав за платой своего помощника…

Улочки града блестели чистотой — мостовые, вымощенные ровным, иногда цветным, хотя чаще чёрным, камнем, просто блестели — на них не было не соринки. Здания были нарядные, и в них было множество лавок — почти в каждом доме. Торговали в основном оружием, драгоценностями, реже — продовольствием и тканями. Были и экзотические магазинчики, с непонятными вывесками и дюжими охранниками на входе. На улицах не встречались оборванцы, почти все жители были в прекрасной физической форме — высокие, статные, они прямо лучились здоровьем, и к тому же щеголяли роскошными нарядами. Элан, со своим небольшим ростом, в заляпанной грязью мешковатой одежде, мигом почувствовал себя неуютно.

— Ясно, а ауры ты читать не умеешь. — Меч вздохнул.

— Какие ауры? Ты о чём? — Элан нервничал. — При чём тут это! Здесь все такие красивые, а я… Как босяк. Нужно переодеться, что ли… Он принялся оглядываться в поисках подходящей лавки, однако Кристальный пепел его остановил.

— Подожди. Расслабься, успокойся, отпусти тревожные мысли на волю. Прислонись к столбу, прикрой глаза… Так, хорошо, теперь словно нехотя смотри вдоль улочки.

Элан послушно встал, пытаясь успокоиться. Это получилось подозрительно быстро — внезапно он ощутил спокойную тяжесть меча, лежащего вдоль спины, его надёжность и прохладу, его уверенность в себе — и собственных силах… Словно он неожиданно стал другим человеком, далёким от суеты вокруг, от мельтешения прохожих, и чистый свет с неба стал более прекрасным, чем цвета грубой кладки, которой восхищался всего минуту назад. Лицо миловидной девицы, поглядывающей на Элана, внезапно заострилось, пропали пухлые щёчки, глаза впали и стали тёмными, и на нём проступила высокомерная и брезгливая гримаса — словно вдруг душа на мгновение проступила сквозь ухоженное тело — и вновь исчезла под маской разукрашенной плоти…

— Что… Что это было?

— Ты всё правильно понял. — Меч явно не хотел обсуждать увиденное. Ты в стране магов — несмотря на все запреты на колдовство, здесь богатый человек вполне может иметь ту внешность, которую сам захочет — были бы деньги. Так что старайся смотреть глубже. Магия, пластические хирурги, сауны, солярии и фитнес клубы ещё не делают из подлеца херувима — это было справедливо для твоего мира, справедливо и здесь.

— Возможно. Но кое-что прикупить всё же нужно. — И Элан, не слушая возражений, направился в сторону ближайшего магазина.

Звякнули колокольчики на двери, и хранитель скользнул в прохладу наполовину освещённой лавки — и у него захватило дух! Здесь был мир оружия — стройные копья и изящные сабли, роскошные кинжалы и внушительные секиры — всё блестело, переливаясь и играя. Элан понял, почему окна были занавешены — при солнечном свете всё это великолепие просто слепило бы глаза!

— У каждой монеты есть две стороны — в полумраке покупателю труднее обнаружить изъян! — Буркнул меч, и половину хорошего настроения как ветром сдуло.

— Добрый день! — К Элану спешил изящный мужчина со стройной фигурой и цепким взглядом пристальных глаз. — Вы очень удачно зашли — у меня один из самых больших завозов за последнюю неделю, так что вы сможете выбрать всё, что пожелаете — при этом я вполне готов пойти на скидки покупателю, если он купит достаточно большую партию товара.

Элан прикрыл глаза и посмотрел так, как показывал кристальный пепел — прямо перед ним стоял толстый хитрый лавочник с бегающим взглядом маленьких глазок.

— Так как он выглядит на самом деле?

— Высоким и красивым. То, что ты увидел — это всего лишь его душа. Не отвлекайся — ты молчишь уже слишком долго.

— Мне бы секиру — моя в дороге сломалась…

Взгляд продавца изменился — внезапно из него исчезла вся приветливость и дружелюбие, минуту назад, казалось, переполнявшие человека.

— ГНОМ? Ты чо припёрся в город уважаемых людей? Думаешь, если вымахал больше обычного, так тебя никто и не признает? Вон отсюда, быдло горное, а то стражу позову! Совсем обнаглели, шалупень нищая!

Элан так сжал руки, что суставы захрустели, сжимаясь в кулаки.

— Насколько я вижу, вы торгуете изделиями народа молотов — он кивнул в сторону ближайшей кирасы, на которой было выбито клеймо — два скрещенных между собой молота. Так почему же не уважаете тех, за чей счёт живёте?

— Я? За ваш счёт? Да вы благодарны должны быть, что мы вообще с вами торгуем, иначе померли бы там, в своих норах, без еды. Ещё я быдло, не имеющее за душой ни гроша, уважать должен! Вон отсюда!

Элан растерянно шёл по улице. Было невероятно обидно и противно — словно он действительно был гномом, получившим за свою работу чёрную неблагодарность.

— Похоже, нам нужно уносить ноги. Очевидно, что народ молотов здесь не жалуют, да и Олекса наверняка уже начал трепаться о странном гноме, которого он из милости отбил у разбойников и довёз до города. Да, да, а ты что думал — он расскажет том, как ты его спас? Плохо же ты его изучил за эти две недели.

— Нет. Я второй раз встречаюсь с людьми, такими же, как я — и второй раз у меня ощущение ненависти и гадливости. Я хочу разобраться!

— Не второй, а третий. Второй был, когда ты сидел в камере с магами. — Элан покраснел, осознав справедливость беспристрастных слов меча, а тот, не обращая внимания на смущение хранителя, продолжил:

— Ну, то, что ты решил кое-что для себя прояснить, хорошо. Давай так — представь себе кого-нибудь, я накину на тебя морок — пусть все видят только человека. Будем надеяться, достаточно сильного мага нам не встретиться и никто не заподозрит в тебе гнома…

Элан прикрыл глаза — и попытался представить себе давешнего продавца. Картинка получилось чёткой — прошло совсем немного времени, и образ ещё не успел рассеяться из памяти. Меч хохотнул.

— Решил доставить спесивому болвану несколько неприятных моментов? Не получится — все равно полного сходства добиться не удастся за столь короткое время — ваши черты перемешались… Хм, зато теперь в тебе человеческого гораздо больше, и ты уже не напоминаешь гнома. Да и одежда на тебе выглядит понарядней. А где ты будешь разбираться в чувствах своих собратьев?

— Вон там — Элан кивнул в сторону дорогой таверны, на втором, открытом этаже которой стояли ажурные столики, слышалась лёгкая музыка и виднелись нарядные фигуры посетителей.

Меч вздохнул.

— Этого я и боялся. Тебе непременно нужно влезть в центр проблемы. Ну-ну. Учти, при всех твоих — и моих умениях ты ещё не полноценный маг и не полноценный хранитель. Ты вполне можешь зарезать пару десятков воинов — однако двадцать первый тебя достанет. А с магами и того хуже. Ты всё ещё хочешь лезть на рожон?

Элан пожал плечами.

— Там сидят обычные люди. Если они и отличаются от тех, кого я видел на Земле, то не очень сильно. В конце концов, это же не разбойники, а образованные, интеллигентные люди.

Меч заржал, вызвав щекотку в спине.

— Ты неисправим! Прошёл пытки у святошей, которые должны быть образцом гуманизма и чистоты, однако продолжаешь верить в порядочность тех, кто выглядит представительней тебя? Здорово у вас на Земле промывают мозги… Иди — и будь осторожней.

Первый этаж трактира не намного отличался от всех уже виденных Эланом питейных заведений, если не считать почти стерильной чистоты. Простые, но аккуратно сколоченные деревянные столы, стойка у дальней стены — на удивления пустая, покрытая тонкой выделанной кожей — и полтора десятка здоровенных личностей, увешанных тяжёлым боевым оружием, сидящих кучками за столиками вдалеке друг от друга и пьющих явно не хмельные напитки.

— Телохранители — буркнул меч, недовольный задержкой. — Нам наверх.

Элан поднялся по аккуратной, обитой какой-то толстой тканью лестнице, провожаемый подозрительными взглядами нескольких пар глаз — и оказался в небольшой комнатке с закрытыми дверьми и увешенными повсюду зеркалами.

Элан легко стукнул кончиками пальцев по косяку двери и в ожидании привратника принялся оглядываться по сторонам. Впрочем, маска столичного денди едва не слетела с него — он увидел своё отражение в ближайшем зеркале.

Высокий, симпатичный молодой человек с неявной, однако заметной мускулатурой и странно тонкими чертами лица, — холёного, со скучающим взором из-под аккуратно выровненных бровей и тщательно уложенной причёской… Перед ним был шедевр целого штата поклонников аристократии: персональных тренеров, массажистов, парикмахеров и тому подобных мастеров, умеющих довести до только им понятного совершенства то, что даёт человеку природа. Если к этому добавить явно дорогой костюм и крепкие, холёные ладони, украшенные несколькими дорогими кольцами, становилось понятно, почему его никто не остановил на первом этаже.

— Да, тронешь такого — и вполне сможешь огрести неприятностей не на один день — сообщил меч, явно любующийся вместе с Эланом своей работой. — Имей в виду, этот костюм на тебе считается дорожным. Не то, чтобы в нём действительно можно было трястись в седле — однако обычно его одевают для путешествия на мягких подушках наёмного экипажа, так что смело можешь представляться путешественником, только что прибывшим в этот город для..

— Добрый день. — Двери явно хорошо и часто смазывали — ни скрипа, ни шороха, лишь внезапно появившийся широкий проём и седой величественный человек, возникший внезапно, как вышколенный джин, умеющий угадывать желания хозяина ещё до их появления. — Я владелец этого заведения, господин Аль-Рутаби. А как зовут моего нового гостя?

Элан склонил голову — чуть-чуть, на пару градусов, чтобы внимательный наблюдатель мог принять это как кивок головой.

— Мак-Элан. Я в вашем городе проездом, милейший, так что вашим «гостем» — тут он позволил себе чуть усмехнуться — почти незаметно, уголками губ — так, что бы заметить мог только очень чутко наблюдающий собеседник. — Так что вашим гостем я пробуду недолго. Мне жизненно нужно пообщаться с представителями моего круга — знаете, как утомляют эти погонщики, кучера, лакеи… — Хранитель картинно вздохнул. — От быдла в путешествии никуда не спрячешься, но что делать, дела сами делаться не будут. Поэтому я и решил посидеть вечерок в вашем… хм, заведении, благо оно считается лучшим в городе, как мне сказали в воротах, не так ли?

Распорядитель, успевший во время пространного монолога Элана внимательнейшим образом изучить его внешность, уделив пристальное внимание и холёным рукам, и огранке камней на них, торопливо закивал, неожиданно согнувшись в почтительном поклоне и повёл Элана по богато разукрашенному шелками и золотом коридору.

— Желаете отдельный кабинет?

— Я же сказал! — Элан повысил голос, добавив в него капризных интонаций. — Вы не слушали меня, что ли? Я хочу пообщаться с людьми одного со мной круга — ведите меня к вашим гостям, милейший!

Зал был огромный. Снизу была видно только его одна сторона, поэтому составить впечатление о роскоши, царившей здесь, было невозможно. Полы, покрытые тонкими и огромными, явно ручной выделки и на заказ, коврами, были яркими и расписными, создавая ощущение, что под тобой — огромное поле, покрытое всевозможными цветами. Разбросанные там и сям столики с резными ножками и белоснежными тентами, спасающими от жгучего солнца, дополняли впечатление пикника на лугу. Оркестр, занимающий крохотный пятачок на небольшом возвышении в центе зала, играл какую- то тихую мелодию, имитирующую журчание ручья.

— Что за кольца ты изобразил у меня на пальцах? Распорядитель, как их увидел, так лишился почти всей своей невозмутимости!

Меч хохотнул, явно довольный собой.

— Они дорогие. К тому же сейчас наверняка методы огранки другие, чем в то время, когда я был здесь последний раз — так что он принял тебя за потомка знатного рода, которому насчитывается несколько тысяч лет. Купцы, как правило, преклоняются перед древними династиями — так что жди посетителей. Кстати, что ты заказал?

— Понятия не имею. Просто ткнул пальцем в самые дорогие блюда. Всё равно я в здешней кулинарии ни бельмеса не понимаю, так хоть впечатление на здешнюю публику произведу.

— Угу. Но учти, что это тебе не леса эльфов — тут могут подать и такие вещи, которые нельзя есть без точного знания предмета. Так что лучше отщипывай по кусочку, словно нехотя — тем более что это как нельзя лучше подходит твоему образу.

Хранитель вздохнул.

— Хотел один раз поесть по человечески…

— Тогда нужно было идти, куда попроще. Опа! Смотри — несут!

Впереди торопливо бежал раскрасневшийся распорядитель, стараясь незаметно промокнуть вспотевшее лицо, а за ним шествовало пять или шесть очаровательных девушек, несших каждая своё блюдо, накрытое разноцветными салфетками под цвет ковра под их ногами. Каждая подходила, открывала крышку, демонстрируя Элану исходившее соком и паром содержимое, а Аль-Рутаби торжественно произносил название блюда, дожидаясь благосклонного кивка оторопевшего хранителя. Тот кивал, снисходительно улыбаясь, внутренне сгорая от стыда: на принёсших ему яства девушках не было ничего, кроме крошечных передничков!

Когда блюда были наконец, поставлены на стол, ему пришлось смутиться ещё больше: девушки принесли кувшин, тазик и вымыли ему руки, лукаво улыбаясь. Только когда они уплыли обратно на кухню, на ходу покачивая бёдрами, Элан перевёл дух.

— Ничего себе! Других обслуживают одетые официантки! За что мне такая честь?

— Наверно это входит в стоимость заказанных тобой блюд. — Будь меч человеком, он пожал бы плечами. — Хорошо, что на тебе морок: иначе бы мне никак не удалось скрыть твоё смущение. А так у тебя был просто немного скучающий вид. Давай, ешь — на тебя и так пол зала смотрит!

— Ещё бы! После такого представления. А что тут едят? И, главное, как?

— Ты же в пути! Этикет можно строго не соблюдать, а что касается яств… Вот эта здоровая рыбина — аккуратно разрежь ей горло и достань жабры — они считаются деликатесом. Остальное отодвинь — это для крестьян, не для аристократии.

Элан, с тоской оглядывая на исходящий соком бок огромной рыбы, легко полоснул острым ножом, ловко вставленным в руку услужливым официантом и вытащил ещё дымящиеся жабры. Они были нежно розовые, с тонким, чуть пряным ароматом.

— Ну как, вкусно?

Элан непроизвольно кивнул, ощутив во рту сложный, удивительно богатый букет, чуть отдающий ароматами моря. Официант тут же вложил ему в руку бокал с вином — по всей видимости, рыбу полагалось непременно запить. Вино было вкусным, чуть горьковатым…

— Выплюнь! Не стесняйся! И потребуй вина как минимум на сотню лет старше! А лучше дай я… Элан с удовольствием передал управление телом в руки Меча и перевёл дух, чуть отстранённо слушая скандал, который тот закатил подбежавшему Аль-Рутаби, потрясая остатками вина в бокале. Тот кивал, извинялся и торопливо отправил кого-то в погреб… Когда новая бутыль, вся покрытая пылью, была торжественно доставлена к его столу, и Элан, сделав неторопливый глоток, благосклонно кивнул — все расслабились, словно он сдал какой-то важный экзамен — и хранитель, наконец, перестал быть в центре пристального внимания.

— Уф! Давно я не играл подобных сценок! Теперь можешь поесть — вон то мясо, вполне приличное, напоминает курятину. Только всё равно ешь словно нехотя — помни о своей роли.

— Да помню я, помню! Знал бы, что так будет, уже был бы за городом…

— Вот потому-то я и промолчал — опыта нужно набираться не только на задворках. Повадки здешнего правящего класса тебе вполне могут пригодиться.

— И зачем мне их церемонии?

— Что бы понять суть. Вот например, эта рыба, которую ты попробовал: вкусно было? А знаешь, что её можно готовить двумя способами: обычным — и тогда она ничем не отличается от рыб у вас на Земле, или так, как приготовили её для тебя — при этом только жабры съедобны, остальное приходится выкинуть.

— Это что же — выкинуть около пяти килограммов достаточно дорогой рыбы ради одного малюсенького кусочка?

— Ради вкусного кусочка… В этом — суть их психологии: они готовы уничтожить весь мир, создавая райский уголок вокруг себя… Кстати, ты наелся? У нас гости…

Маленький человечек возник за столом неслышно, словно появился из теней тентов, образующий хоровод кругов над столиками. Ещё секунду назад его не было — и вот он стоит, поглядывая искоса маленькими, однако внимательными глазками, всегда готовый оказать услугу — тому, кто больше заплатит.

— Добрый день! Сиятельный Аркх-тнг, глава купеческой гильдии нашего славного города, приветствует гостя Аль-Рутаби и предлагает ему беседу — и покровительство.

Элан скривил губы и нахмурился, изображая раздумье.

— Покровительства мне не требуется, а от беседы — не откажусь. Где он, твой…

— Аркх-тнг? Он, как всегда, в торговом доме — работает целыми дням, не покладая рук трудится на благо нашего города (В голове хранителя тут же возникла картина: тучный мужик старательно читает бумажки, принесённые ему пышногрудой секретаршей, машинально поглаживая ее по мягкой и податливой округлости). Но его «голос», первый помощник Тонг, сейчас подойдёт…

Первый помощник оказался ещё крепким, представительным мужчиной с изящной, аккуратно подстриженной бородой и цепким взглядом пронзительных глаз. В дорогом, отделанном золотом костюме, с перстнями, нанизанными на пальцы и массивной цепью, он был ходячим олицетворением богатства. Элан прищурился, пытаясь разглядеть его ауру — и удивлённо присвистнул: перед ним сидел типичнейший «браток», одинаково готовый как зарабатывать деньги, так и убивать за них.

— А кто, по твоему, к власти приходит? — меч, по своему обыкновению, начал ворчать, в очередной раз видя удивление хранителя. — Второе лицо самого богатого города, вдобавок расположенного в глуши, в стороне от глаз закона… а может, и первое (по значимости) — тут наверняка не обошлось без очень большой крови. В таких делах на одних деньгах не выедешь…

— Добрый день. — Помощник оказался человеком практичным, начал не издалека, а с того, что больше всего его волновало. — Позволено мне будет узнать, из какого рода наш уважаемый гость?

— Мак-Элан! — Хранитель улыбнулся уголками губ, даря собеседнику самую загадочную улыбку из тех, на которые был способен. — Это, конечно, не настоящее моё имя. Я путешествую инкогнито — в дороге так проще. Поэтому и о своей семье распространяться не намерен. Но прошу не волноваться — я в вашем городе задержусь максимум на один-два дня, так что особого беспокойства не доставлю…

Тонг недовольно сжал пальцы, однако больше ничем не выдал своих чувств. Голос его остался спокойным, с некоторой ленцой.

— Я, как помощник главы этого города, могу задержать нашего гостя — до выяснения обстоятельств.

Элан чуть насмешливо улыбнулся — и кивнул.

— Можете. Но не будете. Именно потому, что вы глава города и понимаете, какие неприятности для вас лично может вызвать прилюдный необоснованный арест. Тема закрыта?

Хранитель намеренно опустил слова «первый помощник», изучая реакцию собеседника — и не ошибся. Тот не обратил на его оговорку никакого внимания, думая о своём — что неизбежно означало — мысленно он уже давно называл себя так же, не иначе.

— Не хотите говорить? Что ж, вольному — воля. Однако тогда я не смогу вам помочь в ваших делах, если возникнет такая необходимость. Мы понимаем друг друга?

— Вполне. До сих пор мне удавалось справляться самому, надеюсь, так будет и впредь. Тем более, что в вашем городе у меня нет никаких дел.

Тонг недовольно покачал головой.

— Молодость, молодость! Летит вперёд, не разбирая дороги, всегда готовая взять нахрапом, и тратит бездну сил и энергии, вместо того, что бы выслушать совет старших и добиться того же — но с минимальной затратой сил. Думаете, я не знаю ваших планов? Да триединый с вами! Всё очень просто — вы решили добраться до гор и взять у народа молотов партию оружия по низким ценам, чтобы не платить за него впятеро в столице, верно? А сейчас в молчанку играете, боясь, что мы обидимся из-за упущенной прибыли.

Элан ухмыльнулся и перевёл дух. Все мысли главы города вертелись вокруг денег, он не интересовался больше ничем и можно было продолжать свою игру спокойно, не опасаясь разглашения. Хранитель весело вздохнул и поднял руки.

— Сдаюсь. Вы прямо ясновидящий. Почти всё угадали. Только я хочу заказать особое оружие — не типовое, для очень экзотических операций, и в этом деле мне посредники не требуются.

Купец вплеснул руками.

— Да разве мы против! Это личное дело каждого гражданина империи — хочет он заниматься торговлей, пусть занимается. Более того — мы всегда готовы подсказать, помочь, дабы поездка не оказалась напрасной. Вот вы, я вижу, приехали налегке, и напрасно — денег народ молотов не признаёт, благо золота и драгоценных камней у них хватает. Знаете, сколько потов с нас сошло, пока мы наладили более-менее приличную торговлю? Поэтому я вам настоятельно рекомендую — купите в городе пару возов с продовольствием, в подземельях его всегда недостаток. Это отличный предмет для начала торгов. Кстати, у меня есть пару возов с хлебом, и я готов отдать вам их оптом — за десять тысяч… золотом, разумеется.

Элан едва не подавился куском курицы, весьма натурально разинув рот. Вот это помощь советом!

— Вам не кажется… что ваши цены слишком завышены? На равнинах я пару таких возов могу купить всего за один золотой, и крестьяне будут считать, что это выгодная сделка!

Тонг согласно закивал головой.

— Конечно, для крестьянина эта сделка необычайно выгодна. Быдло должно знать своё место — ему и одного золотого хватит. Причём надолго. А вот вам, если вы захотите привезти караван в горы, придётся пробиваться через банды разбойников с отрядом вооружённой стажи, причём нет никакой гарантии, что при этом вы не проститесь со своей жизнью… Так что цена вполне приличная — к тому же, если мы договоримся, на обратном пути вас никто не потревожит — мы позаботимся и об этом! — Глава города откинулся на спинку кресла, весьма довольный собой.

Элан задумчиво вертел в руке бокал с дорогим вином, любуясь бликами на его поверхности.

— Ловко. Даже очень. Значит, вы берёте продовольствие за гроши, обмениваете на высококачественное оружие, которое потом продаётся на вес золота, причём те, кто производит и оружие, и продовольствие, для вас — лохи, неспособные ни на что и подлежащие обязательному обману. О, честному, и вполне законному. Вы же не виноваты, что транспортные расходы столь высоки… для всех, кроме вас. В результате крестьяне бедствуют, с трудом покупая себе лишнюю рубаху, гномы голодают, деля поровну каждый кусок хлеба — а вы купаетесь в роскоши и неге, не так ли?

Купец нахмурился, поглядывая на собеседника.

— Странные разговоры для человека одного со мной класса. Вы не хуже меня знаете, что быдла, как и грязи, всегда очень много. Одна лишняя рубаха для каждого — это миллионы золотых, недополученных высшим сословием. Если мы начнём делиться с беднотой поровну, то скоро станем такими же тупыми животными, как и они. Что отличает человека высшего сословия от черни? Только деньги и то, что они несут — удобства и роскошь, лёгкую и необременительную работу, которую мы на всех перекрёстках обзываем «каторжным трудом» и которая заключается зачастую просто в заключении сделок с нам же подобными — причём у нас есть штат помощников помельче, которые берут на себя черновую подготовку по заключению договоров и поверке их выполнения. Нам же остаётся только необременительный разговор — такой, какой мы ведём с вами. В результате его вы получаете возможность доставить в столицу пару возов с экзотическим оружием — там за него вы выручите куда больше десяти тысяч — это вы должны понимать не хуже меня. В итоге все остаются довольны. Крестьяне — тем, что есть во что одеться, гномы — что не умерли с голоду, а мы с вами — что на нашем счёте появился лишний ноль.

Тонг озорно подмигнул собеседнику.

— При зрелом размышлении, мы получаем гораздо меньше, чем крестьяне и гномы — что такое лишний нолик с возможностью полноценно питаться и одеваться? Да не будь нас, они бы все ходили бы голодные и голые, ковыряясь в земле деревянными палками!

— Не будь вас… — Элан задумчиво изучал столешницу, пытаясь скрыть гнев, который требовал немедленного выхода. — Не будь вас, купцов и разбойников, хотя похоже, что в этих словах нет разницы, здесь бы не было города — зато стояло бы несколько сёл, и гномы бы не голодали. Крестьянские обозы, не боясь ничего, тянулись бы к горам — и величественные гленды выходили бы к ним, хмуря брови. Крестьяне бы жаловались на высокие цены, однако уезжали вы с полными подводами самой замысловатой техники, позволяющей снять два, а то и три урожая — а народ молотов забивал бы закрома продуктами, не боясь голода. И дети крестьян мирно ехали бы на телегах, радуясь прогулке и не опасаясь нападения. Потому что гномы создавали бы массу самых разнообразных вещей — но среди них не было оружия. Конечно, всё это могло быть — только если не было бы вас… Вы вносите в мир зло, боль и хаос — ради одного лишнего нуля на счёте…

— Да кто ты такой! — Тонг вскочил, зло глядя на собеседника. — Ты заступаешься за быдло! Я слышал, в одном мире аристократы пожертвовали собой, пытаясь сделать мир лучше — их там просто расстреляли из пушек! В нашем будет тоже самое с любым, кто попытается изменить порядок вещей! Уж поверь — лучшее оружие, создаваемое всеми мастерами, мы всегда оставляем для собственных нужд!

Хранитель прикрыл глаза — и вспомнил:

Снег. Он падал мелкой крупой, взлетал под порывами ветра, оседая на белых лицах. Мундиры — разных полков, разных чинов; многие одели сюда именно их — свои мундиры, полные наград — боевых, не парадных. Они шли умирать — за свои идеи, за возможность если не изменить, то что-то сказать; своим друзьям — и потомкам. Напротив стояли ряды солдат — таких же, как и те, что бежали за ними в самых разных сражениях, всегда готовые умирать вместе с ними, сочувствующие им — однако не способные ослушаться приказа. Слишком сильно было в них вбито уважение к власть держащим; вколочено накрепко — отцом с матерью, потом священниками, а затем и офицерами — такими же, как и они. Да и те, кто стоял на площади, не раз внушали в своих солдат такую простую истину — действовать, не раздумывая, потому что лишний миг раздумий на воине делает из хорошего солдата — плохого, мёртвого солдата… Потому и были бледны лица людей в мундирах — они шли не говорить, а умирать. Рядом стояли их товарищи в штацком — они понимали меньше, однако, глядя на направленные на них жерла пушек, и они не отступили — просто потому, что умереть иногда гораздо проще, чем изменить своим идеалам… А снег всё падал, неторопливо засыпая стоящие шеренги людей, одни из которых были готовы умереть по приказу, за интересы правителей и купцов, считающих простой народ «быдлом», другие — просто за свои идеи, и потому невооружённых…

— Вы правы. Такие, как вы, существуете только за счёт других — и никогда не отдадите своих позиций без боя. Но кто вам сказал, что бой может вестись только оружием?

Элан вздохнул и неторопливо направился к выходу. Вслед ему донеслись вполне вежливые слова:

— Всего доброго. Надеюсь, мы ещё увидимся…

— Ты его здорово разозлил. Нам лучше сейчас же линять из города.

— Ничего, кристальный пепел, ночи сейчас не холодные, а я умудрился плотно поесть перед дорогой.

— Зато не закупил припасов. Сколько мы будем искать гномов? По дорогам то уже не пойдёшь!

— Зачем? Я и так чувствую, где примерно в горах есть выходы руд — по расположению отрогов, по колебанию почвы под ногами. Не точно — однако направление могу задать уже сейчас. А там если не главный вход, то шахтёрские выработки будут наверняка.

Ночь застала их под густыми лапами широкой сосны, почти ничем не отличающейся от земной. Только шишки на покрытых зелеными иголками ветках были в несколько раз больше, и цвета их колебались от светло зеленого до голубого, отчего деревья приобретали праздничный, нарядный вид — словно кто-то разбросал по всему лесу множество симпатичных игрушек.

Забравшись на мягкую хвою, Элан зарылся поглубже в сухие иголки, с тоской вспоминая о пушистой шкуре зверя; несмотря на бодрые заверения, ночами он начал мёрзнуть — сказывалась близость гор. Вечерний туман клубился между деревьями, холодными влажными лапами забираясь под одежду. Изделие эльфийских мастеров пока держало тепло, однако промозглая влажность леденила ноги, заставляя сворачиваться клубком, мечтая о горящем камине и тёплом одеяле.

— Мёрзнешь? — Меч, как всегда, ехидничал. — Нужно было не отцов города злить, а припасы для путешествия закупать, благо финансы ещё позволяли. Вполне хватило бы на тёплое одеяло, да и отряды егерей не рыскали, высматривая гордого аристократа, решившего вставлять палки в колёса местным воротилам.

— Извини. — Элан не испытывал ни малейшего раскаяния, однако чувствовал потребность поговорить. — Не знаю почему, но я начал испытывать сильнейшие приступы гнева, во время которых с трудом могу себя контролировать. Мне кажется, ещё немного — и я словно взорвусь изнутри, стану кем — то другим — более страшным, более жестоким. Не злым, а каким-то… холодно-отстранённым, взвешивающим мелкие слабости людей как повод для их уничтожения.

— Это дракон. Ваши эмоции перемешиваются в моменты сильных потрясений, создавая малое единение — ещё один признак того, что мы на правильном пути. Не подавляй его, однако научись контролировать. Гнев дракона, правильно используемый — одна из наиболее мощных психосоматических сил хранителя. Впрочем, в этом ты ещё сможешь убедиться в дальнейшем, а пока… Хочешь вновь обрасти?

— О чём ты?

— О волчьей шкуре. Эльфы помогли тебе совершить превращение — однако это не значит, что ты не способен на него самостоятельно.

— Но я не эльф и вряд ли смогу когда-нибудь так же полно познать магию природы… Для этого нужно стать её частью!

— Магия, магия… Под этот разряд огромной кучей отбросов невежественные люди сваливают всё то, что им непонятно, не желая идти путём познания. Всё проще: свой зверь живёт в каждом. Не всегда он может жить самостоятельной жизнью и мелькать при свете луны тёмным призраком между деревьев — зато тем гуще тени, отбрасываемые им на натуру человека. Самый страшный враг — непознанный, а то и просто непредставляемый себе. Эльфы и в своих экзаменах остались верны себе, подарив тебе прекрасную возможность познать своё второе «Я». Ты почувствовал своего зверя — и понял, что ваши желания, хоть в чём-то и похожи, но разные; и твои — сильнее. Иными словами, человека в тебе больше, чем зверя — а значит, ты способен его контролировать, даже когда бегаешь на четырёх лапах.

— А что, бывает иначе?

Меч ухмыльнулся.

— Ты никогда не встречал людей, внешне вполне ухоженных и благополучных, устроивших свою жизнь сладко и комфортно, достигших высокого положения — однако равнодушно смотрящих на страдания других людей и способных перешагнуть через всё человеческое, что есть в собственной душе? В таких перевёртышах внешность осталось человеческой — а вот душа поросла шерстью. Причём это необратимо — зверь победил человека, и теперь царствует в его теле, заставляя его служить собственным желаниям. Таких нужно изолировать, или, проще того, усыплять — а вы ими восхищаетесь и подражаете.

Элан хотел возразить, однако вспомнил светлый, роскошный банк — и красивое, располагающее к себе лицо сотрудника: «мы работаем, что бы сделать вашу жизнь проще… У нас самые низкие проценты…» Взяв деньги на похороны матери, он за год вернул почти всю сумму — и узнал, что она растворилась в банковских процентах, счетах за услуги, за пользование карточкой и тому подобных «мелочах», так и не погасив основного долга. Так началось его рабство… Какая душа была у человека, придумавшего и воплотившего в жизнь такую систему? Человеческая?

— Жаль, что люди не могут опознавать подобных особей. Было бы проще жить, если бы у работников банка росла шерсть не только в душе, а и на теле.

— Не обязательно быть магом, что бы судить о людях не только по их внешности, но и их делам. Однако мы отвлеклись, а ты совсем продрог — хочешь вновь обрасти?

— Пожалуй, да… А как?

— Всё просто — ты должен нырнуть поглубже в собственную душу, и найти там зверя, чью шкуру ты носил недавно. Воспоминания наверняка ещё не успели померкнуть, так что поиски не будут представлять особого труда. Найди в себе волка, разбуди его, почувствуй себя им — и ты удивишься лёгкости перехода.

Хранитель прикрыл глаза: искать в собственной душе? С чего начать? С воспоминаний? Мир высоких деревьев, сумасшедшего гона и — запахов. Тысячи незнакомых ароматов тотчас коснулись его ноздрей. Но не совсем уже незнакомых: вот запах белки — она была здесь совсем недавно. Эту маленькую зверушку он в прошлый раз несколько раз пытался поймать — однако она, мелькнув пушистым хвостом, так похожим на такие жё у её земных товарок, неизменно оказывалась вне приделов досягаемости его клыков. Вот след мелкого хищника, похожего на куницу — похоже, зверёк не раз отдыхал, зарывшись в пахучие иголки… Сознание хранителя постепенно меркло — новые способности пробуждались в нём, заставляя ощущать себя древним и мудрым — не разумом, а той щемящей тоской, которая заставляет иногда человека просыпаться по ночам, с непонятной жаждой глядя в окно, предчувствовать опасность — и видеть красоту любимой женщины, даже если её лицо уже покрылось морщинами… Сознание погружалось всё глубже в двери разума, теряя человеческие свойства; исчезали старые, привычные понятия, догмы морали, до этого казавшиеся незыблемыми, становились мелкими и смешными. Инстинкты тела вдруг заявили о себе полной мерой, заставив быстрее бежать кровь. И там, в глубине мрака, собирающегося в самых глубинных пластах человеческого бытия, начал вставать и расправлять уставшие от долгого ожидания лапы зверь.

Что-то тёплое и дружелюбное коснулось души человека — словно мягкий, недавно вылизанный матерью щенок игриво ткнулся в его руку — привет! Поиграем? Двери сознания распахнулись, выпуская наружу другую сторону души — мгновенная боль пронзила тело, всё на краткий миг стало тягучим, грёзоподобным — и вот уже гигантский волк укладывается на подстилку хвои, опасливо выбираясь из вороха одежд…

Если бы кто-нибудь смог заглянуть под толстые лапы ели, то увидел бы необычную картину: огромный серый с чёрными подпалинами волк лежал, наполовину зарывшись в прелую хвою, и блаженно зажмурив глаза, спал, положив толстую лохматую лапу на рукоять переливающегося огнями меча…

Утро было чудесным. Фонтан брызг, поднятый ударом крепкой лапы, заставлял не испуганно вздрагивать, а блаженно щуриться, на лету пытаясь ухватить сверкающие капли, играющие зайчиками солнечного света, косясь одним глазом в отливающую голубым глубину в поисках промелькнувших всполохов рыб. За сегодняшнее утро уже две скользких тушки были легко подхваченными мощными челюстями — и съеденными сырыми, не тратя время на костёр, жарку и прочие человеческие глупости. Тихий, но частый перестук крепких лап рождал уверенность в том, что за сегодняшний день он пройдёт вдвое больший путь, чем обычно. Меч, вкупе с одеждой и прочим барахлом, надёжно притороченный к спине — крепко, однако не сковывая движений, весело сверкал на солнце, погрузившись в раздумья — ему ещё не встречался хранитель, чья животная сущность умела бы ТАК наслаждаться миром и покоем, которое дарило крепкое тело, отринув жажду убийства, власти, добычи — всё то, что и делает зверя — зверем. Это давало ощущение покоя, правильности происходящего, и меч позволил себе несколько минут отдыха…

— Оборотень! Держи его! — И волк, и его меч были захвачены врасплох. Мирный покой осенних лесов оказался обманкой, как почти любой покой в мире; занятый собой, хранитель напоролся на засаду. Впрочем утешало то, что поставлена она была на человека, не зверя, и у нападавших не было сетей. Но на этом везение заканчивалось, потому что среди нападавших был маг, тут же принявшийся плести что-то медлительное, однако смертельно опасное.

— Элан! Не вздумай оборачиваться или бежать — не успеешь. Ты и в зверином обличье можешь многое из того, что человеку не под силу — взять их!

Десятка два человек, стерегущих лесную тропинку в ожидании таинственного купца-аристократа, которого нужно было кончить, предварительно изъяв все ценности и выпытав, с кем он связан, были рады новичку-оборотню, вывалившемуся на поляну — это было неплохое развлечение. То, что он был молодой и неопытный, было понятно сразу — матёрый почуял бы засаду задолго до того, как увидел людей, и никакие бы пологи невидимости, накинутые на них магом, не помогли бы. Так что неприятностей не ожидалось, и стражники, посмеиваясь, принялись окружать застывшего в центре поляны хищника. Приблизившись, один из них лениво ткнул копьём в сторону неудачливого зверя — однако тут всё пошло не так, как рассчитывали лихие люди. Волк подпрыгнул, полоснув кулём одежды по подставленному копейному острию, мгновенно избавившись от вороха одежды — и взревев, кинулся на оторопевших людей. Строй мигом превратился в свалку, а опытные воины — в драчливую ребятню: добыча принялась охотиться на своего обидчика!

Элан, подскочив к ближайшему из стражников, прильнул к застывшему телу, обвив лапу вокруг ноги, толкнул — и человек завалился назад, уже в полёте начав беспомощно ругаться, а волк, довольно осклабившись, кинулся на следующего загонщика, небрежно полоснув челюстями по открытому горлу. Мощный толчок — человек, подловленный в состоянии неустойчивого равновесия, на миг стал абсолютно беспомощен, и звериные клыки прошлись по штанинам, заставив противника издать леденящий вопль и рухнуть ничком, зажимая руками пах — и потому уже неопасного. Звериная натура требовала остановиться и добить врага, однако хранитель прекрасно понимал, что время уходит — и принялся пробиваться к что-то отчаянно колдующему магу, на ходу стараясь зацепить как можно больше противников. Стражники отлетали, зажимая раны, но продолжали отчаянно размахивать оружием, пытаясь подловить гибкое чёрное тело. Элан крутился, как заведенный, клыками прокладывая себе дорогу к неподвижно стоящей фигуре в серой рясе, как вдруг огромная тяжесть заставила его взвыть, прижимаясь к земле — маг всё-таки успел.

Плотный тёмный кокон окружал огромное волчье тело, лишая его возможности двигаться; лишь лапы бессильно скребли по земле в тщетной попытке освободиться. Четвёрка оставшихся невредимыми стражников, угрюмо поглядывая на странную сферу, бинтовала своих менее удачливых собратьев, искоса наблюдая за серой фигурой, увлечённо копошащуюся в пакете с одеждой Элана.

— Очень интересно. Эльфийская еда, да и ткань подозрительно знакомая… Не простой это оборотень, ох, не простой. Как удачно сложилось, что я с вами отправился. Вот только если под звериной шкурой скрывается длинноухий, толку от него будет немного; через пару часов сам загнётся — в ужасе от содеянного. Зато если человек, подрядившийся на них работать — тогда удача! Всё расскажет, не целым, так покалеченным, разница небольшая. Ого! У него с собой и послание! Интересное письмо, написано старшим языком — в надежде, что никто не знает, о чем оно? Глупая надежда! Множество библиотек народа аллорнов в умирающих лесах было разобрано, и этот язык давно перестал быть мёртвым для опытного мага. Так, посмотрим…

Элан взвыл, глядя на пытающего уловить суть послания мага: ещё немного, и он поймёт, кто он! Нужно было что-то делать! Хранитель попытался магически разорвать сковывающие его путы — но был надёжно отрезан от внешнего мира. Оставалось только ждать, глядя на странного мага и стражников, жадно наблюдающих за процессом расшифровки письма: окажись пленник важной шишкой, всем выжившим обеспеченно продвижение по службе, а то и награда… Все стояли неподвижно, пожирая глазами начальство — все, кроме одного. Тот немного скованной походкой подошёл к мечу, который серый маг, небрежно повертев в руках, презрительно кинул в траву, поднял его — Элан, даже под гнётом тяжкого груза залюбовался игрой света в его гранях, удивляясь слепоте людей; повертел — и бросил. В тёмный кокон, окружавший хранителя. Кристальный пепел сверкнул, вращаясь в полёте, и легко рассёк энергетические путы, уничтожая сложное творение чуждой магии.

Словно лопнули незримые узы — раскат грома пронёсся по поляне, Элан вздохнул полной грудью, мир взорвался вокруг него яркими красками, подёрнулся рябью — и вот с травы навстречу торопливо бегущим стражникам встаёт уже человек.

Меч блестит стальными оттенками, превращаясь в звонкую ленту смерти, остановить которую не способен никто: ни сталь, ни доспехи, ни остывающая человеческая плоть. Серия взмахов — и на поляне, если не считать нескольких торопливо отползающих раненых, остаются лишь двое: маг в сером, торопливо кутающийся в сферу защиты, и совершенно голый парень, неторопливо идущий к угрюмому колдуну с обнажённым мечом в руке.

— Кто ты? Сферу отрицания невозможно разбить никому, если он находятся внутри её — даже триединому! — Бледные губы чуть подрагивают, однако на руках упрямо горит огонёк феербола.

— Я? Человек. А вот кто ты, выполняющий чёрные приказы расчётливых торгашей, убивающий мирных путников ради забавы? Разве я нападал на вас?

— Оборотня убить не зазорно. — Слова сорвались с губ раньше, чем их владелец понял их значение — просто потому, что были привычными и непреложными — среди людей одного круга.

— Оборотня? Эльфа? Гнома? Что дальше? Человек — не такой как ты? Другого цвета кожи, другого вероисповедания, другого склада ума — пока ты не останешься совсем один — среди твоих бесчисленных отражений?

Маг гордо поднял голову.

— Такие, как мы — соль земли. Сделать всех подобными нам — даже не задача, всего лишь мечта — приятная, однако недостижимая. Достаточно того, если нам будут подражать!

— Почему ты думаешь, что ты — лучше? Только потому, что тебе легче даются науки, у тебя с детства прорезался талант, позволяющий тебе закончить парочку ваших учебных заведений и устроиться на хорошую работёнку?

Маг кивнул.

— Этого достаточно в любом мире. Я гораздо умней большинства людей — мой показатель интеллекта в разы выше, чем у крестьян, и в полтора раза — чем у властителей. Я постоянно работаю в сфере открытия новейших технологий. Последняя моя разработка — молния замедленного действия способна уничтожить небольшой город, не повредив никому из исполнителей. Причём это не требует большого количества силы, используя силу одной жертвы, что бы добраться до двух других — это цепная реакция, которая не остановится, пока в радиусе её действия останется достаточно людей! За хорошие деньги я решу любую задачу!

Колдун умолк, ожидая одобрения собрата по цеху, а Элан устало облокотился на меч, словно на трость. В этот миг он почувствовал себя невероятно древним — словно слова «цепная реакция» и картины, которые она вызвала в его разуме, состарило его на века — за несколько мгновений.

— Я видел людей, которых можно назвать «солью земли». Они сидят в застенках, а не используют свой талант для потакания прихотям власть имущих, делая их жзнь более комфортной, а мир — всё более ранимым, подталкивая его к пропасти. Подобные тебе живущие ради удовлетворения своих амбиций — любой ценой, забыве о сострадании и милосердии, применяют зниния и силу бездумно, ради зарплаты, как бы велика она не была, не меньшие, а то и большие преступники, чем те, кто использует ваши изобретения. Вы мните себя суперлюдьми, не замечая, что вы — уже не люди. Вернее — нелюди. В вас жажда знаний выжгла душу не менее верно, чем в других — жажда власти или наживы. А вот вреда такие как вы, могут принести гораздо больше — потому, что умней и талантливей.

Кристальный пепел легко пробил магическую защиту и нежно, почти невесомо коснулся груди серого мага. Тот судорожно вздохнул — и упал на траву, выронив зашипевший феербол.

— Я мог бы… Изобрести что-нибудь для тебя. Ты потерял больше, чем приобрёл.

Элан покачал головой.

— Возможно. Однако знания о войне ещё никого не сделали счастливым. А что ещё может изобрести маг и исковерканной, чёрной душой? Лучше мы уж сами. Своими силами.

Он прикрыл глаза начавшему коченеть телу и, подхватив свои пожитки, направился вглубь леса…

— Великая, нас атакуют! — Молодой ртило ворвался в шатёр, где весь обложенный книгами, под бдительным присмотром драконессы в человеческом обличье жрец народа Вар-Раконо медленно, но верно становился идеальным правителем.

Грея легко стекла с кушетки, на которой она нежилась у огня, метнулась яркой молнией к столу, тело её поплыло, на секунду став призрачным драконьим боком — и книги, разбросанные на столешнице, мелькнув темными переплётами, нашли надежный приют за чешуёй. Успокоившись за сохранность самых своих ценных вещей, Грея расслабилась — и вот уже молоденькая девушка поворачивается к оторопевшему пареньку, посмеиваясь над его остолбеневшим видом.

— Говори конкретно! Кто нападает, откуда, в каком количестве.

— Э… Виверны! С неба, со стороны солнца! И их много!

Грея ухмыльнулась, поворачиваясь к жрецу.

— А ты говорил, что я зря волнуюсь. Поднимай тревогу!

Ракх-инти нахмурился, шагнул к стене, сорвал рог — и его высокий, чистый звук наполнил селение, заставив отозваться оружие на стенах и посуду у очагов. Жители торопливо направились к шатрам — и через мгновение на улицах посёлка никого не осталось.

Командир легиона всадников виверн, священнослужитель шестого ранга, преподобный Кролет лишь рассмеялся. Весь посёлок представлял собой несколько десятков войлочных шатров, которые легко поддавались огню, и не могли защитить никого из жалких заговорщиков, пытающихся спастись бегством. Да и что могло противостоять лучшему легиону крылатых всадников, «наездникам ветра»? Небольшую защиту представлял собой лишь центральный шатёр — двойной, покрытый сырыми шкурами, он мог подарить его обитателям пару лишних мгновений жизни — но не более того. Пламя виверн, контролируемоё и улучшаемое поколениями магов, было необычайно горячим — созданное специально против драконов, оно за считанные мгновения сжигало человека — или ртило дотла, оставляя от несчастного лишь кучку пепла. Командир нападавших, вглядываясь в опустевшие улицы, махнул рукой — и передовой десяток сорвался в пике, набирая скорость в направлении одиноких хижин…

Легкая девичья фигурка вышла из центрального шатра. Беспечно остановившись у ближайшего ветхого заборчика, представляющего мешанину разнородно поставленных палок, она принялась смотреть в сторону нападавших, прикрывая глаза от солнца ладонью. Это была лакомая мишень. Виверны разведки сгрудились в кучу, стараясь сжечь первую жертву боя — по преданиям, это сулило удачу. Всадники подстёгивали своих рептилий, подбадривая их громкими криками. Соревнования на скорость — древняя традиция, означающая начало схватки, и почитаемая среди «Наездников ветра». Оказавшись на расстоянии в полсотни метров, всадники придержали своих виверн, рассыпались, рептилии изогнули шеи, готовясь изрыгать огонь — и тут девчонка, до сих пор стоявшая неподвижно, взорвалась вихрем движений. Её руки ныряли в ворох прутьев ограды, выдёргивая заранее припасённые копья — лёгкие, тонкие, они летели как стрелы, выпушенные из огромного лука — мягко и свободно, чуть подрагивая под порывами ветра. Взрыв энергии, позволивший молоденькой девчонке запустить в небеса почти одновременно около десятка снарядов, кончился почти мгновенно — и она вновь застыла, разглядывая вивен. Командир передовой группы успел ухмыльнуться и поднять руку, давая сигнал к атаке — на таком расстоянии, да ещё снизу вверх, ни копье, ни стрела, даже пущенная рукой сильного мужчины, не в силах пробить кожу его подопечных. Магически адаптированная, она, хотя и уступает в крепости драконьей чешуе, но достаточно крепка, чтобы выдержать настолько слабый удар; как вдруг почувствовал сильную боль в ноге — из неё, хищно поблёскивая жалом, торчал наконечник копья — только что пробивший виверну насквозь, словно поднятую охотником на болоте утку. Рептилия начала заваливаться на бок, глаза её закатились, крылья делали последние, судорожные взмахи. Торопливо оглянувшись по сторонам, всадник выхватил переговорный медальон, настроенный на командира легиона.

— Центральный наездник передового звена — донесение. Деревня опасна! Разведка уничтожена вся за долю секунды! Мы падаем!

Медальон смолк и замолчал. Преподобный Кролет пришёл в ужас. Такие потери! Обычная акция устрашения, заказанная вождями ртило — безобидная и хорошо оплачиваемая! Что ж, ему за это заплатят — когда он уничтожит проклятую деревеньку дотла!

— Внимание! Высшая степень опасности! Заход круговыми волнами повзводно. Уничтожать всё, что горит. Я хочу, что бы от этой деревеньки не осталось ничего, кроме скалы, на которой она расположена! Вперёд!

Всадники, перегруппировавшись, принялись снижаться. Огромные полукруглые ряды, дающие максимальный фокус огня, шли один за другим, неумолимо приближаясь к жалким домишкам простых селян. Кролет, осторожно устроившийся во втором ряду, залюбовался слаженностью действий легиона и довольно кивнул головой — время, потраченное на отработку манёвров, окупилось — какова точность манёвра! А если при этом его воины и сожгли пару-тройку деревушек — что с того? Нынешняя чёткость того стоила!

Девушка, словно соглашаясь с ним, кивнула и отправилась обратно, в центральное здание. Она нырнула в открытые двери одновременно с волной огня, опустившейся на деревушку. Здания вспыхивали одно за другим, принимаясь гореть жарким весёлым пламенем — но из них никто не выбегал, словно жители начисто потеряли инстинкт самосохранения. Следующая волна пошла ниже, поливая огненными струями всё, что ещё могло гореть… И тут огонь, весело прыгающий на крышах зданий, словно взбесился. Языки пламени взвились вверх на десятки метров, обвивая виверн и их седоков — одновременно по всей деревне, над каждым домом, вдоль всех канав, замаскированных под небрежные изгороди, вставали языки пламени. Рептилии кричали пронзительными голосами, тормозили, пытаясь погасить скорость — сзади налетали другие шеренги — и люди и виверны беспорядочной кучей влетали в стены огня, расположенные таким образом, что бы максимально уничтожить врага именно при полукруглом построении. Влетали — что бы горящими шарами падать на землю, не переставая кричать.

В сотне метров от огненной вакханалии, под небольшим козырьком, позволяющим комфортно наблюдать за происходящим в деревне, не опасаясь быть увиденным, Ракх-инти согнулся над землей — его рвало от ужаса и пережитого волнения. Грея насмешливо подняла бровь, однако не обернулась, а осталась стоять, внимательно изучая происходящее в деревне. При этом лицо её оставалось спокойным и расслабленным — как у работника, хорошо потрудившегося и с удовлетворением принимающего награду за выполненную работу.

— Великая… Это жестоко. Ты уничтожила кучу народу и вызвала войну людей и ртило. Причём руками моих людей!

— Не преувеличивай. Твои люди лишь копали канавы и заполняли их горючим материалом, пропитанным кровью земли. Остальное сделала я — пока они по остаткам древних руин, над которыми мы устроили деревню, выбирались за её пределы. Святоши, узнав о появлении хранителя, сложили два и два и отправили сюда легион своих виверн — якобы для помощи местной власти, а на деле — что бы отыскать и уничтожить меня. Те счастливчики, что выберутся из этого пекла — драконесса кивнула в сторону горящих языков пламени — расскажут своим, что легион был почти полностью уничтожен, но не драконом, а вспыхнувшей деревушкой, что вызовет растерянность и отложит следующий рейд по моему поиску. А то его и отменит, если я правильно понимаю характер моего нового хранителя.

Грея хищно улыбнулась.

— Малыш набирается опыта — и неуклонно движется в мою сторону. Скоро мы встретимся — и твой народ будет с нами; если, конечно, ты сумеешь стать подходящим правителем. Вряд ли нынешняя власть после такого фиаско — новый кивок в сторону догорающего пламени — получит от святош какую-либо помощь. А, значит, пора тебе выходить из подполья — как представителю древнего рода, озабоченному положением дел в стране и готовому помочь. Но при этом не прекращая занятий! Я об этом позабочусь!

Ракх-инти тяжело вздохнул и в согласии опустил голову, а по губам драконессы, не отрывающей глаз от сполохов пламени, мелькнула слабая улыбка. Она стояла, повернувшись к ртило одним боком — на другом, повинуясь поглаживанию тонких пальцев, медленно светлел и исчезал огромный ожог, полученный от одной из расторопных виверн…

— Почему тот стражник кинул в меня тобой? Зачем было меня добивать — ведь сфера отрицания и так вполне надёжно выдавливала из меня последние остатки дыхания!

Кристальный пепел хихикнул.

— Просто он сделал глупость.

— Глупости, глупости. Их я совершаю постоянно, с тех пор, как встретился с тобой.

— Согласен. Могу даже назвать несколько. Например, умный человек не стал бы отправляться к чёрту на рога, в иные миры, удовольствовавшись только здоровым телом; сбежал бы из каравана работорговцев, наплевав на других и на меня; или договорился бы со священниками, сделав головокружительную карьеру. В конце концов, остался бы у эльфов, окружённый почётом и уважением, и провёл бы дни в холе и неге, почитаемый народом, который спас бы от гибели…

— Последнее мне в голову не приходило. — Со вздохом произнёс Элан, продираясь сквозь заросли колючего кустарника — в человеческом теле ходьба по дикому лесу была довольно тяжёлой, однако вновь становиться волком он теперь побаивался.

— Зато остальное приходило — однако ты по-прежнему совершаешь глупости. Причем сам не понимаешь, зачем. Так?

— Может, ты понимаешь? Так объясни глупцу, не способному на умные поступки!

Меч вздохнул.

— Всё очень просто. Большинство людей достаточно разумны, что бы подчиниться сильному, надавить на слабого, устроиться поудобней… Они умны и начитанны, они постоянно идут на компромиссы — с окружающим миром, с собственной совестью, с законом и другими людьми. Созданные очень интересные и научные теории компромиссов, живя по которым, ты в бесконечной войне жизни будешь выигрывать одно сражение за другим. Это так правильно, так удобно — вот после каждой такой победы ты оставляешь в очередной сделке частичку себя, своей души — по чуть-чуть, по капельке, пока в конце ты не поймёшь, что, выигрывая сражения, войну ты проиграл. Это, конечно, если останется хоть что-то от того честного и наивного юноши, который только начинает сражение за свои идеалы. А чаще всего не остаётся ничего, и человек умирает в полной уверенности, что жизнь удалась.

— То есть стражник поступил по совести, решив меня прирезать?

Меч засмеялся.

— То есть я подсказал ему эту идею — и немного надавил. Людьми управлять очень просто, используя их внутренние, нереализованные желания — и подсказывая, в какой момент их исполнить. А как, по твоему, я путешествую по миру в поисках очередного восторженного юнца, мнящего себя хранителем?

— То есть — ты меня спас?

— То есть — соберись, за ближайшими деревьями — засада коротышек, оберегающих свои шахты от посторонних глаз. Не стоит каждый раз попадать в чужие ловушки — если, конечно, не хочешь их использовать — например, для учёбы наивных юнцов…

Двое стражников народа молотов заметили человеческого отпрыска ещё издалека — он ломился через густой подлесок не менее громко и прямо, чем подвыпивший гном-шахтёр, на выходные поднявшийся на поверхность. Ухмыляясь в прокуренные бороды, они подвинули к себе массивные дубинки, отложив в сторону тяжёлые, покрытые замысловатым узором рун секиры — предстоял не бой, а потеха, после которой юнец с громким криком должен рвануть в противоположную сторону, почёсывая распухший зад. Однако стоило бородачам со страшным рыком выскочить из за кустов, как всё пошло наперекосяк. Пояс юнца молнией метнулся вперёд, подсекая ноги у ближайшего из гномов, а тоненькая, но крепкая палка, на которую он опирался при ходьбе, оказалась в ногах у второго дозорного — отчего тот споткнулся и повалился на своего собрата. Юнец, вместо того что бы выхватить оружие, и начать резать оказавшимися беспомощными воинов, счастливо рассмеялся, воскликнул: «Ага, попались!», откинул котомку, которую нес на плече и кинулся в образовавшуюся кучу-малу, тут же плавно перешедшую в какую-то праздничную потасовку — когда хотят не столько уничтожить соперника, сколько похвастаться своей силой, не причиняя особого вреда окружающим. Впрочем, против двух представителей народа молотов, закалённых многочасовой работой с камнем, надолго паренька не хватило — руки и ноги его оказались прижаты к земле, а бородачи, тяжело отдуваясь, уселись сверху.

— Ответствуй, кто ты и что делаешь у наших шахт! — Стражник, чей глаз заплыл, однако губы одобрительно улыбались, безуспешно пытался напустить на себя строгость.

— Обязательно отвечу. Но вначале давайте промочим горло — тут я с одними повстречался намедни… Одолжил у них кое-что из припасов. Выпьем, перекусим, заодно и поболтаем. Парень кивнул на котомку, отброшенную им в начале схватки — оттуда заманчиво торчало горлышко внушительной бутыли…

— Из тебя мог бы получиться неплохой гном. — Полупустая фляга лежала в стороне, а стражники жадно поглощали щедро разбросанную по чистому полотну снедь. — Конечно, ты дылда, как и все люди, однако руки у тебя крепкие — вполне мог бы работать в шахте.

— А люди мне говорили, что я — гном. — Элан вздохнул, искоса наблюдая за лицами собеседников.

— Они тебе льстили. — Старший из народа молотов на секунду оторвался от поглощения курицы, что бы свысока похлопать юношу по плечу — ему для этого пришлось приподняться и хранителю с трудом удалось сохранить серьёзное лицо. Он глядел на кряжистых бородачей, с трудом дотягивающихся ему до плеча, и почему-то чувствовал, что он — дома.

— Хотя силёнкой тебя триединый не обделил! Я бы без проблем взял тебя в кузню.

Элан вздохнул.

— Я — с удовольствием. Может, как-нибудь потом. Загляну к вам в гости на недельку, постучу молотом, поправлю старые штреки…

Бородач разом перестали работать челюстями, с недоверием глядя на паренька.

— Тебе что, подчиняется сила гор?

— Ты знаком с магией земли?

Два возгласа слились в один, и Элан улыбнулся, разливая вино по внушительным кубкам, оказавшимся с собой у запасливых гномов.

— Не так что бы очень. Попробовал как-то — вроде, получилось…

— Может, и правда кто из наших на сторону ходил… — Один из гномов задумался, однако лицо его тут же просияло. Он ободряюще хлопнул хранителя по плечу, отчего тот едва не свалился лицом в остатки еды.

— Не тушуйся, стой на своём, старейшины решат, какого ты рода.

— Да я, собственно, не за этим. А вот то, что мы так сидим — вас не накажут?

Один из бородачей хмыкнул.

— В военное время дозорный, отвлёкшийся от несения службы, конечно, был бы наказан — могли руку отрубить, или того хуже — бороду сбрить. Ну а сейчас… Кругом мир, да и шахта уже почти выработана. Гномы не чтут точного соблюдения условностей.

Элан едва не подавился куском мяса.

— Сбрить бороду — хуже, чем отрубить руку?

— Удивлён? — Старший из гномов подмигнул изумлённому юноше — Да что с тебя взять, безбородый, ты никогда не поймёшь гордости от столетия выращиваемой, волосок к волоску бороды. Теперь, когда мы поели, расскажешь, от кого ты прячешься и почему надеешься, что народ гномов возьмёт тебя под свою защиту?

— Почему вы так решили?

— Ясное дело. Идёшь тихонько, по лесу, не по дороге, избегаешь любых встреч, причём прямиком к тем, кого считаешь пусть дальней, но роднёй. За чем же ещё, как не за помощью? Вот только не вовремя ты, парень. — Пожилой гном тяжело вздохнул, и лицо его помрачнело. — У нас сейчас времена тяжёлые, чёрные времена. Голод у нас.

— Голод? Вокруг еды достаточно, а у вас должно быть в избытке то, чем можно за неё заплатить!

— Раньше так и было. Все гномы — ремесленник он или шахтёр, могли быть уверенны в завтрашнем дне, потому что труд их ценился выше золота и драгоценных камней. Всё изменилось с тех пор, как были изобретены деньги…

— Разве они не были издавна?

— Ты дитя своего века, и тебе трудно представить мир, в котором нет денег. Люди создали эту игрушку совсем недавно, а до этого обходились чисто номинальный оценкой, используя для этого куски золота и драгоценности. Никто не поклонялся монетам, не мечтал о том, что бы их стало много. И мир был намного чище. Конечно, лихих людей хватало всегда, однако сам посуди — кто будет везти за тысячи километров, тайком, дурман-траву, если взамен ему предложат зерно или полотно на рубашки? Или предавать своего бога за горсть серебра? Деньги безлики, и на них можно купить всё: И чужой труд, и ножи разбойников, и всласть поглумится над себе подобными… У нас не так — вместо денег мы используем долговые обязательства и всегда можем отследить, как и на что они были потрачены…

Пожилой гном мог говорить ещё долго, но Элан нетерпеливо спросил:

— Вы говорили о голоде?

— Голод… С тех пор, как люди начали торговать с народом молотов, всё пошло наперекосяк. Горные дороги обложены ватагами разбойников, и мы вынуждены соглашаться на те цены, которые устанавливают местные купцы. Однако несмотря на то, что мы платим золотом, они всё равно дают нам минимум — только что бы мы не умерли с голоду.

— Почему же вы сами не отправите обоз?

— Постоянно водить обозы — нас не так много, а один-два обоза ничего не изменят — купцы рассчитывают количество продовольствия, которое мы закупаем, и сокращают соответственно свои поставки. Вдобавок поднимают цены — что бы компенсировать «упущенную прибыль»

— И вы это терпите?

— Мы — не воины. Народ молотов силён и отважен, и способен дать отпор, если к нам вторгнется враг — однако мы не можем жить, не выпуская оружия из рук. Уничтожь мы купцов — на нас ополчиться всё государство людей, и нам придётся забыть о мирной жизни, превратившись в банду, с боем добывающую себе кусок хлеба. Возможно, мы и пойдём на подобное — ради спасения своих детей, однако если мы изменимся, они вырастут не честными кузнецами и ремесленниками — а разбойниками и душегубами. Люди начнут за нами охотиться, как за дикими зверьми — и народ гномов исчезнет, даже если кровь наша и останется в этом мире. Шахты окажется заброшены, а наши потомки будут кем угодно, только не порядочными глендами…

— Но разве можно добиться справедливости, просто рассуждая у костра с прохожим о добре и зле? Может, стоит что-нибудь сделать?

— Вы невежливы, юноша. Старики любят пространные разговоры, а молодёжь всё время торопится жить…

— Старики — или старейшины?

Элан заработал пристальный взгляд из-под нахмуренных бровей. Пожилой гном помолчал, теребя бороду, наконец заговорил:

— Иногда в добропорядочной семье народа молотов, гордящимися поколениями своих предков — глендов, или, как у вас называют, мастеров, рождается необычный ребёнок. Он с детства не интересуется обычными играми гномов, он томим непонятной тоской, заставляющей его часами смотреть на солнце, или брать в руки кисть, или вмешиваться в разговоры старших, мешая почтенной беседе. Народ молотов ценит таких детей, но селит отдельно. Их воспитывают старейшины — те, кто взял на себя бремя вести свой народ по дорогам судеб. Иногда таких детей убивают — и никто не знает, почему, по каким признакам отбирают тех, кому жить на этом свете, а кому — умереть. Незримый меч внезапной смерти весит над каждым из воспитуемых до его совершеннолетия — пока врата общих врат не распахнуться перед ним, и он не останется в толпе гномов — один на один со своим предназначением. Смешно, в толпе — и один на один.

Собеседник Элана нахмурился, полез в карманы, нашёл старую, прокопченную трубку, раскурил её от тлеющего огня и, выпустив большой клуб дыма, продолжил:

— Старейшиной становится лишь один из ста таких детей. Из остальных может получиться скульптор, или художник… или маг. Я был уверен, что готовлюсь в старейшины — меня учили быть частью народа молотов, принимая интересы любого — как свои. Так учат у нас правителей, потому что властитель, равнодушный к своим подданным — на самом деле убийца своего народа, пусть неявный и неосознанный — но убийца. Я был счастлив и горд выпавшим мне жребием — и честно изучал и переживал за жизнь своих соотечественников… Пока однажды не увидел сон. Обвал в отдалённом штреке — десятки глендов гибли под неимоверной тяжестью камня, медленно выдавливающего воздух из лёгких… Я умирал с каждым из них. Раз за разом я задыхался от удушья, и трое взрослых из последних сил держали бьющегося в агонии ребёнка. Тех горняков уже никто не мог спасти. Однако с той поры я вижу сны — и всегда успеваю предупредить о беде до того, как она случилась. Почти всегда. Я видел, что идёт тяжесть — но не знал, как предотвратить голод! Мои сны были бессвязными, и старейшины, выслушивая меня, хмурились и разводили руками. Потом пришли люди — и поток продовольствия иссяк, превратившись в пересыхающий ручёёк. Не потому, что еды не хватает — гораздо выгодней сеять поменьше и держать нас на голодном пайке, чем засевать больше полей!

Руки пожилого гнома непроизвольно сжались и сухая палка, которую он машинально вертел, затрещала, встопорщившись измочаленными лохмотьями. Он недоумённо посмотрел на окровавленную ладонь и, вытянув откуда-то чистую тряпицу, приложил к лопнувшей от напряжения коже, продолжая говорить уже спокойней.

— Тогда я попытался увидеть возможность спасения. Часами, обливаясь потом, я валялся на жёстком ложе, входя в транс — однако лишь темнота обступала меня. А дети — наши дети! Продолжали голодать. И вот когда я совсем отчаялся, я увидел лес предгорий — и волка, выбегающего из-за деревьев. Узнав местность, я напросился в дозор у старой штольни — однако не видел до сих пор ничего интересного… Ничего, кроме тебя.

Элан поперхнулся недоеденным куском, торопливо глотнул из подставленной кружки — и закашлялся ещё больше от хлынувшего в глотку вина.

Меч недовольно заёрзал вдоль позвоночника, сделал что-то, отчего спазмы как рукой сняло — и попросил:

— Спроси его — что стало с грибницами?

Элан, с трудом переводя дыхание, повторил вопрос — бородачи разом напряглись, недоверчиво уставившись на странного пришельца. Тот, что помоложе, молниеносно выхватил нож, прижав к боку не пришедшего в себя хранителя:

— Откуда ты знаешь про грибницы?

— Аккуратнее! — Элан, не обращая внимания на щекотавшее рёбра лезвие, смотрел на старшего гнома — спокойно и уверенно. Во всяком случае, старался таким выглядеть. Потому что понятия не имел, к какой из сокровенных тайн подземного народа ненароком прикоснулся. — Если я спрашиваю, значит, могу помочь. Или вы уже разуверились в своих снах, уважаемый?

Видящий народа гномов всё так же недоверчиво смотрел из-под нависших бровей.

— Я видел не тебя… Я видел волка!

— Не стоит доверять внешности, почтенный гленд. Я мог бы прийти и волком — бежать между деревьями в лесной шкуре предпочтительней, однако некоторые встречи учат спешить не торопясь… Можно, конечно, и обернуться — но я предпочту показать вам это.

Элан аккуратно достал верительные грамоты эльфов, завёрнутые в зелёные листья вечных деревьев. Бородачи остолбенели, пожирая глазами свёрток в руке хранителя. Потом осторожно вынули его из рук заинтересованного Элана — заинтригованный, он не возражал. Медленно положили на землю, отложив в сторону само послание — и принялись с благоговением рассматривать сами листья.

— Меллиорн! Он ещё жив!

Время текло, однако гномы всё так же стояли перед несколькими листьями — несмотря на дорогу, они выглядели сочными и свежими, будто только сейчас сорванные с дерева. Наконец один из них поднял голову — и Элан с удивлением увидел дорожки слёз на суровом лице.

— Наши грибницы погибли. В одночасье, исчезнув сразу все — и полностью. Восстановить их без листьев священного дерева эльфов не было возможным. А в то, что они остались в лесах, никто уже не верил… Слишком давно аллорны не давали о себе весточки. Ты вернул нам нашему народу друга — и надежду. Это достойный подарок.

Элан подумал — и упал на землю, корчась от смеха:

— Ну, длинноухие! Это надо же! Меня столько раз шманали по дороге, вертели послание, пытаясь понять смысл написанного — а на то, что на самом деле рассказывало обо мне и о них лучше всего, никто и внимания не обратил! Умно!

Гномы замялись — однако вскоре и их раскатистый бас присоединился к смеху хранителя.

— Это да! Это вполне в их стиле! Вряд ли они доверили бы бумаге то, что мог сказать обычный лист. Но расскажи нам о них! Почему вестей от них не было так долго?

— Эта история долгая и интересная. Вот только рассказывать я её буду в присутствии старейшин.

— Тогда нам пора собираться! — Видящий аккуратно завернул послание в листья и вернул хранителю: — Передашь это большому кругу. Послание эльфов заслуживает того, что бы быть вручённым по всем правилам. К тому же — мы не знаем, что станет с листьями вдалеке от верительных грамот…

— Значит, ты утверждаешь, что ты — хранитель фиолетового меча предела, осколок триединого — и находишься в поисках дракона?

Двенадцать седых старцев с длинными белыми бородами сурово смотрели на Элана. Он стоял в троном зале — огромном, тонущем во мраке; вокруг него столпились гномы, а старейшины, сидя на возвышениях — каждый на своём троне, с интересом разглядывали хранителя — и светящийся и переливающийся всеми оттенками фиолетового цвета меч предела над его головой.

Элан пожал плечами. Когда он на просьбу представиться выхватил кристальный пепел из собственного тела, он ожидал какой угодно реакции — только не ледяного спокойствия, сдобренного небольшой толикой вежливого интереса.

— Пожалуй, это действительно он. — Один из старцев задумчиво пожал губами, разглядывая ροζοτμ`εχη ζαρι. — Во всяком случае, тот был таким же.

Элан удивлённо посмотрел на говорившего. Даже у эльфов никто не помнил прихода прежнего хранителя — а этот так спокойно говорит об этом!

— Впрочем, есть верный способ убедиться. — Старейшина покусал седой ус, потом решительно встал и подойдя к оторопевшему юноше, буднично попросил:

— Дай мне его на минутку.

Элан растерянно шагнул назад, поднося меч к спине…

— Дай. — Голос меча был хриплым и чуть надтреснутым, словно от волнения. — Тебе… Тебе это ничем не грозит.

Растерянный, хранитель протянул кристальный пепел вперёд — впервые расставаясь с ним по чьей-то просьбе. Свет меча потускнел, став приглушённым — и обернулся вокруг приземистой фигуры гнома. Тот помолчал, прислушиваясь к чему-то внутри себя, улыбнулся, кивнул, аккуратно возвратив ροζοτμ`εχη ζαρι растерянно молчавшему Элану. Затем закрыл глаза — и медленно сполз на землю на глазах оторопевшего хранителя.

Он всё ещё стоял, когда к упавшему старейшине подошли несколько гномов и, уложив на принесённые носилки, ровной поступью вынесли его из зала.

— Гномы живут не долго. Больше людей, однако гораздо меньше, чем аллорны. Около пятисот лет. Но у нас сильная воля — и если старейшина решит, что должен дождаться следующего хранителя, что бы засвидетельствовать его приход — никто, ни время, ни смерть не сможет ему помешать. — Возле Элана оказался совсем седой старейшина, ободряюще положив руку ему на плечо. — Он был мне прадедом — и я могу засвидетельствовать, что он умер, выполнив свой долг. Пойдем, будешь гостем нашей семьи.

— Я должен идти. — Хранитель смотрел, как носилки в сопровождении старейшин выносят из зала — и всё больше гномов присоединяется к ним, появляясь из темноты зала.

— Ты должен пройти последнее испытание — силой гор, и тогда народ молотов пойдёт за тобой. Это будет завтра — а сегодня все скорбят по ушедшему.

Элан помолчал, глядя на печальную процессию, и двинулся за своим провожатым…

Гигантские ворота, покрытые толстым слоем ржавчины, дрогнули и стали раскрываться. Толщина их, с туловище упитанного гнома, вызывала почтение одним своим видом. Отряд гномов, дежуривших у врат, напрягся, зажглись фитили у странного вида машин, подсоединенных к бочкам с маслом — но за воротами было пусто — и тихо.

Тёмный зев пещеры раскрытой пастью гигантского чудовища зиял перед хранителем.

— Когноте-грох, сумерки тьмы. Так наши предки окрестили эту часть старых штолен. Когда-то здесь добывали очень редкий жизненно необходимый всему народу молотов минерал — смотри, вот он. — В руке у старейшины засветился слабым синим огоньком крохотный осколок. Он был меньше горошины, меньше пшеничного зерна — однако даже в нём чувствовалась красота и какая-то светлая, чистая, играющая с миром энергия.

— Ты хочешь, что бы мы пошли за тобой? Что бы мы признали твоё право быть с народом молотов? Тогда помоги нам! Это минерал способен покончить с угнетением нашего народа. Только идущий путём света способен не заблудиться в старых штольнях, только страж предела способен выжить там, где сгинет и армия. И только имеющий в своём сердце частицу души гнома, может найти в выработанной штольне достаточно большой кусок камня жизни — асталита…

— Если там так опасно, разве есть шансы у одного человека?

Старейшины промолчали, глядя в пол — однако неожиданно ответил кристальный пепел. Его голос отразился от стен, зазвучав ровной и красивой нотой в голове каждого из находящихся перед вратами.

— Не вини почтенных глендов. Если и есть у кого и шанс пройти в сумерках, так это у одиночки — слишком долго там плодилась тёмная нечисть. Конечно, лучше бы сюда вернуться попозже, после единения — однако ты всё равно не можешь использовать здесь космические силы — слишком близки жерла ещё не остывших вулканов. Взрыв-другой — и волна магмы хлынет в подземные туннели, уничтожая всё. Этого не выдержит даже полноправный хранитель предела. Так что придётся нам обходиться тем, что есть — а есть у нас не так уж и мало, и шансы на успех неплохие. И пусть идущие во тьму крепче сжимают секиры в руках!

Гномы все, как одни, опустились на одно колено — и в ответ прозвучало негромкое, но твёрдое:

— Кирка крепче стали, рука крепче камня, однако если в сердце сила гор — то тьма отступит!

Слой пыли был не очень толстым, но достаточным, что бы звуки шагов были почти не слышны, отдаваясь слабым эхом лишь в обострённых до предела опасностью и особой подготовкой меча ушах хранителя. Тьма была почти вещественной, такой густой, что казалось осязаемой. Элан аккуратно ставил ноги, нащупывая дорогу по уходящей вниз штольне, и не мог отделаться от мысли, что с каждым вздохом он запускает в себя не просто воздух — а кусок первозданной тьмы…

— Я не могу обострить твоё зрение — здесь практически нет света, так что даже если я сделаю тебе кошачьи глаза, ты всё равно ничего не увидишь. Зато я сместил диапазон и теперь ты в состоянии увидеть любую тварь, чьё тело теплее камня вокруг. Однако я бы не слишком обольщался — здесь наверняка полно рептилий, а они хладнокровные. Лучше учись ориентироваться на слух — и на интуицию. Ты должен суметь почувствовать врага до того, как он ударит — иначе мне придётся выбираться из туннелей очень долго…

Элан подумал и закрыл глаза — от постоянного напряжения в попытках хоть что-то разглядеть они болели, став сухими. А веки резали глазные яблоки, словно в них насыпали песку. Так, расслабиться. Шаг. Осторожный стук поставленной на камень ноги, обутой в мягкую кожу — и тихий шорох потревоженного пепла, осыпающегося вокруг ног. Пару раз ροζοτμ`εχη ζαρι вспыхивал огнями радуг, помогая выбирать направление спуска на развилках, и Элан убедился что под ногами — не пыль. Да и откуда взяться ей в тысячелетия назад закрытых пещерах. Под ногами невесомо шуршал, покрытый серым налетом времени, тёмный и ломкий пепел. Впрочем, местами он был потревожен цепочками непонятных следов — у пещер мрака были обитатели. Кто они и чем питаются, было пока непонятно — однако хранитель опасался, что это как раз скоро перестанет быть загадкой…

Первое нападение произошло, когда он поскользнулся. Нога внезапно поехала по полу, до этого бывшему сухим и пористым, но внезапно ставшему гладким, как отполированное стекло. Элан закачался пытаясь сохранить равновесие — и почувствовал рывок чего-то стремительного в его сторону из темноты. Хранитель упал, выставив перед собой меч — и тут же непонятная тяжесть навалилась на него, заставив испуганно отскочить, торопливо полосуя мечом перед собой. Кристальный пепел засветился, покрывшись фиолетовой дымкой — и в её неярком свете Элан увидел гигантскую змею, разрубленную от пасти до хребта самым первым, неумелым взмахом.

— Что ж, первое свидание состоялось. Глянь вдоль стены — след был один? — Голос Кристального пепла был наигранно беспечным.

Осторожно обойдя умирающую рептилию, в агонии свивающуюся в немыслимые клубки, Элан посветил мечом вдоль стены.

— Один. Вот только — он ползла какое-то время рядом со мной, выбирая момент для нападения — а я ничего не слышал!

— Это хорошо, что одна… Посмотри на неё, Элан.

Туловище змеи покрывала чешуя, похожая на рыбью, гладкая и блестящая. Она сверкала в фиолетовом свете тонкими искрами, создавая мини зайчики.

— Каждая чешуйка вполне способна выдержать удар секиры даже очень сильного гнома. Это броня, выращенная самой природой, ценится на вес алмазов, потому что, кроме защиты от оружия, обеспечивает и защиту от магии. Даже мне было нелегко её рассечь.

— Тебе? Но как-то ты хвастался, что способен рубить всё на земле!

— Ну, во-первых, мы уже давно не на Земле. Во всех смыслах. Мы под землёй. Во вторых — не всё, а почти всё. С тем, кто способен выдержать мой удар, тебе пока лучше не встречаться. И ещё — переверни её, Элан.

Хранитель аккуратно, кончиком меча подцепил начавшую остывать змею, опрокинул её — и открылось жёлтое брюшко — покрытоё точно такой же чешуёй, как и на спине, но сверх того — поросшее неровной желтоватой шёрсткой.

— Вот поэтому то ты её и не слышал. Ты ещё не приспособился воспринимать столь тонкие звуковые колебания. Пора учиться, Элан, если хочешь снова увидеть солнечный свет.

От движения меча тело змеи распалось — и стали видны какие-то сухие связки, прутики мышц и сухожилий. Крови не было — всё было жёлто-былым и — мёртвым. Человека передёрнуло.

— Может, вернуться и лучше подготовиться?

Меч помолчал, потом нехотя сказал:

— Подготовка к подобным экспедициям требует годы усиленных тренировок. Ни у нас с тобой, ни у гномов нет этого времени. Придётся всему учится на ходу. На нашей стороне — твои способности хранителя, моё мастерство меча — и предсказание видящего о том, что волк способен увести голод из пещер народа молотов. Не бог весть что, однако осознание предопределенности происходящего должно поднять твой боевой дух.

— А при чём тут моё испытание и их пищевой кризис?

— Кристаллы Синего пламени, как листья меллиорна, необходимы для возрождения грибниц гномов. Создание живого гриба, способного жить под землёй, с минимумом света и земли, способного брать все необходимые для роста из воды — это великая магия земли и природы. Гораздо проще поддерживать уже существующие грибницы — однако я почти уверен, что они погибли и к их уничтожению приложили руку наши святоши — церковники. Вот только как они умудрились дотянуться до самого сердца гор, защищённого всей силой народа молотов?

Элан вновь закрыл глаза. Он всё ещё сидел, прислонившись в камню в двух шагах от встречи со странной переливающейся коброй — в уютной ложбине, с трёх сторон защищённой надёжным камнем. Камень! Он был тут всюду, непоколебимый и надёжный, единственная его опора в этом иллюзорном мире неуловимых звуков и несуществующих красок. И даже тяжёлая толща над головой не пугала, а создавала иллюзию какого-то надёжного щита, отгородившего его от лжи и предательства. Где-то там, наверху остались интриги церковников и происки торгашей, непонятные стархи и дикие варвары, таинственные ртило и высокомерные эльфы. Здесь и сейчас у него был один путь, одна дорога, один помощник — крепкий, надёжный камень… Хранитель сам не заметил, как он мысленно потянулся в толще скал вокруг — и внезапно ощутил себя не только человеком — но и горой, землёй, лавой, клокочущей в её глубинах. Он встал и пошёл — на уверенности единства с этим миром, на кураже, на точном знании — о том, что он часть этого мира, часть, осознавшая свою причастность ко всему сущему и потому знакомую со всеми её тайнами.

Шаг его был твёрдым, нога не скользила даже на самых гладких участках — а меч безошибочно рассекал не ожидавших атаки тварей, уверенно поражая уязвимые места. Это была дорога жизни. Когда-то на заре времён отряды глендов, в полном боевом снаряжении, именно таким образом очищали древние туннели он порождений мрака. Став частью скалой, частью — гигантским многоруким существом, стальной лентой проползающей по коридорам мрака, неутомимой и неуязвимой именно в силу своей многочисленности — если падал один воин, на его место вставал другой, а пострадавшего, если его ещё можно было спасти, тут же утаскивали вглубь строя. Дорога жизни впавших в неистовство сил земли гномов могла тянуться сутками, поддерживаемая специальным обучением, колдовством амулетов и специальных рунных магов — но Элан был один.

Он шёл твёрдо, не глядя, чутьём ощущая и лёгкими взмахами меча уничтожая угрозу, появляющуюся со всех сторон, нападающую с боков, сзади. Никто не прикрывал ему спину и зачастую только скорость спасала его от ударов неизвестных тварей. Быстрота его рук и меча — потому что поступь его, своим эхом пробуждающая силы камня и гор, всё время оставалось ровной и словно выбивала в камне какую-то древнюю песню. Даже когда зубы уже отрубленной головы впились в его лодыжку мёртвой хваткой, хранитель не изменил ритма ходьбы. Морщась от боли, он продолжал выбивать в скале мотив неизвестного марша; понимая, что стоит ему остановиться — и кураж уйдёт, сменившись ледяной усталостью, меч дрогнет в руках — и кольцо тёмных тварей сожмётся. Кровь капала на землю, смешиваясь с прахом — и её запах вызывал из мрака всё новых и новых монстров.

— Остановись, парень. Не путай дорогу жизни и дорогу обречённых. Пока устроить себе передышку и подлечиться.

— Как, по-твоему, я могу это сделать? У меня нет даже секунды на то, что бы оглядеться!

— Сейчас ты — часть этих пещер. Найди укромный закуток, зайди в него — и обрушь свод перед нападавшими.

— А как я потом выберусь?

— Ты хранитель или нет? Сила гор откликнулась на твой зов — так что с камнем ты справишься. Вперёд!

Элан попытался сосредоточиться, найти подходящее место — однако здорово мешали неизвестные твари, атакующие из темноты. Кристальный пепел давно превратился в размытый вихрь, в фиолетовую ленту, окружающую хранителя светящейся полосой кристалла. И под его гранями крошились тела невидимых монстров тьмы.

Какая-то мелкая тварь повисла на руке, торопливо работая мелкими острыми зубками — рука сразу начала неметь, и хранитель потратил несколько лишних взмахов, сбрасывая её с себя. Ритм на секунду прервался, мрак вокруг взревел тысячью радостных глоток.

— Вправо, скорее!

Элан прыгнул, торопливо полосуя мечом низко нависающую скалу над собой; громада камня секунду помедлила, словно набирая разбег — и рухнула вниз, давя всё живое под собой, отрезая Элана от преследователей. Кристальный пепел зажёгся неярким фиолетовым светом, Элан огляделся, торопливо уничтожая остатки тёмных тварей — какую-то мерзкую гигантскую мышь со странно удлинёнными челюстями, клубок колючек, умудряющийся прыгать, втягивая и выбрасывая иголки, и что-то ещё совершено несуразное, похожее на ящерицу-кентавра — только вместо человеческого торса у неё выросла змеиная голова на тонкой шее.

Помещение, свободное от камня, было крохотным — несколько квадратных метров — пару шагов в одну сторону, пару в другую. За обрушившейся скалой слышалась какая-то возня, приглушённая камнем — там тёмные твари то ли пировали, подъедая раненных сородичей, то ли пытались грызть скалу — однако всё это было пока неважно — слишком велика была толщина гранитной плиты, упавшей сверху. Можно было расслабиться и немного поспать.

— Эй, деревня! В тебе сейчас яду хватит на полк таких же задохликов, как и ты! Быстро меня верни за спину!

Элан оторвался от дремоты. От него что-то хотят? Но всё это можно сделать и после, а сейчас так хочется спать…

— Давай, шевелись, поросячья немочь! Двигай ручками…

Кристальный пепел, до того лёгкий как пёрышко, теперь словно весил тонну. Элан кое-как, двумя руками приподнял его над землёй — и с трудом отправил в спину. Меч что-то ещё недовольно бурчал, однако Элан стремительно скользил в сон…

Темнота. Вязкая, душная. Кашель. Отголоски звука мечутся по каменному мешку, что бы бессильно заглохнуть, не найдя выхода. Неуверенное движение рукой — и твёрдый бок гранита под пальцами. Громада камня холодит руку, но это ощущение приятно, напоминая сталь привычного к руке инструмента… Меч. Кристальный пепел! Где ты?

— Очухался? Уже неплохо, вторые сутки спишь, как сурок, а время уходит. Подкрепись — и пора двигаться. Хорошо хоть, припасы не потерял в суматохе.

Элан растерянно пошарил по карманам. Брать еду у голодающих гномов ему казалось неправильным, благо эльфийских лепёшек, если тратить их экономно, должно было хватить не на одну неделю… А вот воды он взял с собой небольшую фляжку, не подумав о том, что может задержаться. Сейчас больше всего ему хотелось выпить всё залпом, за один глоток.

— Вода под землёй редко, однако встречается. Вот только пить что-либо в тёмных подземельях… Придётся потерпеть до поверхности. — Меч, как всегда, говорил всё прямо, не пытаясь приукрасить факты. — Прекрасный стимул побыстрее разобраться с заданием. С чего начнём?

Хранитель сделал маленький глоток и принялся жевать сухую лепёшку.

— Для начала подкрепиться. Потом пробить ход назад — и вновь продолжить спуск.

— Неверно. Там тебя наверняка ждут — и лучше поискать другую дорогу. Как насчёт вновь осмотреть гору? Глядишь, найдёшь что-нибудь получше. Это очень старые штольни, и ходов вокруг должно быть в избытке. Камень для меня не проблема, и пару десятков метров в сторону лучше, чем три назад.

Элан аккуратно смахнул крошки еды в рот, вновь сделал несколько экономных глотков и, с сожалением закрутив фляжку, лёг на твёрдый пол.

Что он делал в прошлый раз? Хранитель мысленно потянулся к силе предела — и был вознаграждён мощью, забурлившей в теле. Он аккуратно размял магией каждую мышцу, снимая остатки усталости от долгого лежания на твёрдом полу, заодно улучшая собственную нервную систему, делая движения долее быстрыми, а мускулы более сильными, насыщенными энергий под завязку. Кое где в теле виднелись остатки яда — похоже, он был очень мощным, проникшим за долю секунды сразу во все уголки организма, и Элан мог лишь удивляться, как кристальный пепел справился с такой прорвой работы… Хранитель аккуратно уничтожал чуждые островки, всё ещё пытающиеся вредить его организму, пока не почувствовал себя окончательно здоровым — и бодрым, полным сил и желаний что-нибудь немедленно сделать. Хотелось вскочить и выхватив меч, начать крушить врагов, однако от него требовалось совсем другое. Приглушив порыв, парень попытался войти в камень, окружавший его, ощутить своё родство с ним, стать его частью… Довольно долго ничего не получалось — но вот дыхание человека успокоилось, стало редким, сердце начало биться аккуратно и размеренно — и горы распахнулись перед мысленным напором.

Они были ещё молодыми. Пара миллионов лет — не срок для тех, чья жизнь сопоставима порой с жизнью солнц и планет. Гранит и кварц, известняк и малахит — в них было намешано множество самых разных частей, одинаково дорогих для них. Одни быстро (по меркам гор) крошились, образуя забавные пещеры, полные диковинок и интересных зверушек. Это было что-то вроде украшения — горы хвастались друг перед другом своими приобретениями, демонстрируя причудливые сочетания галерей. Везло той, в которой селились гномы — эти труженики создавали такие шедевры, укрепляя и расширяя её богатства! К тому же они заботились о горах, следя за крепостью её костей — скальных пород, выправляя подземные русла и отводя опасные воды в сторону… Когда-то и эта гора была населена этим чудным, но работящим народом. Они прорубали в ней прекрасные залы, создавая великолепные шедевры. Гора гордилась таким соседством, подкидывала своим домашним питомцам одну жилу за другой, балуя их то изумрудами, то сапфирами. Она даже поделилась с ними запасами первородных минералов, выведя поближе к поверхности запасы астралита. Гномы, обнаружив их, долго ликовали, и гора запомнила их восторг. А потом пришли эти… Да, она вздремнула на пару тысяч лет, однако это простительно для горы её возраста. Просто она задумалась о чём-то своём — а когда очнулась от дрёмы… Мерзкие создания хозяйничали в её недрах, и камень крошился от ударов когтистых лап, плавился от слюны, столь ядовитой, что не выдерживал и гранит… Всё пришло в запустение, старые штольни грозили обвалиться, новые ходы были грязными и неряшливыми… Гора была готова уничтожить это безобразие, затопив все коридоры всё очищающей лавой — но там, почти у самой поверхности, ещё жили крохотные бородатые коротышки. Им нужна была она, её внимание, её богатства — и гора медлила, не зная, на что решиться…

— Элан! Горы способы вести свои монологи столетиями, а у нас нет в запасе и двух дней. Хватит болтать! Узнал дорогу?

Хранитель вздрогнул, открыл глаза — ему показалось, или беспробудный мрак стал иным, сменившись ласковым сумраком. Он нежно погладил камень, прекрасно сознавая, что гора не почувствует его ласки, и поднялся на ноги.

— Да. Земля показала мне её. Правее и ниже на сто метров есть штольня — по ней можно добраться дочти до места. Нижние ярусы, правда, непригодны для дыхания — там скопились выхлопы из недр земли, но думаю, ты вполне способен отфильтровать нужный мне состав газов.

— Если он там есть. — Меч согласно качнулся. — И почему ты тогда такой хмурый?

— Понимаешь, там нет тех тварей, которые загнали нас сюда. Туннель почти пуст — однако там есть нечто… Гора не знает, что это, однако она ЭТО боится. Представляешь, скала — боится?

Меч хмыкнул.

— Как всегда, ни одна помощь не даётся даром. Скорее всего, старушка почувствовала твою связь с пределом — и решила воспользоваться его мощью. По мне, лучше победить одного достойного противника, чем драться со сворой его прихлебателей. Впрочем, решать тебе.

Элан подумал, со вздохом вытащил кристальный пепел из собственного тела и принялся осторожно вырезать себе путь, стараясь аккуратно складывать куски породы, что бы производить как можно меньше шума. Работа была не сложной — меч резал камень легко, почти без усилий, однако требовала придельной сосредоточенности: приходилось работать в полной темноте, на слух, двигаясь под наклоном вниз. Плохо положенный камень мог засыпать неосторожного человека, и нужно было быть постоянно начеку…

Когда после очередного разреза внизу открылась пустота, Элан облегчённо скользнул вниз, чувствуя, как от постоянного напряжения мышцы дрожат мелкой противной дрожью, и присел чуть в стороне, весь обратившись в слух. Меч подрагивал в руке, готовый в любой момент вспыхнуть ослепительной молнией удара. Всё было тихо, но темнота вновь сгустилась, превратившись в плотную, почти осязаемую завесу, норовившую сковать движения…

Элан прикрыл глаза, отчаявшись что-либо увидеть, и принялся строить энергетическую защиту. Он никогда не делал это раньше, однако основные принципы знал — то ли отозвался предел, или проснулась память прежних хранителей… Стройные схемы сами пришли в мозг, создавая ажурное плетение, поражающее своим совершенством и законченностью линий…

Силовые поля аккуратно замкнулись вокруг фигуры человека, способные защитить не только от стрелы, но и от удара меча. Многослойные, с отражающей способностью, готовые зарастить пробоину или ответить на чужой удар — своим. Элан нагнетал и нагнетал в них энергию, каким-то шестым чувством понимая, что сегодня все эти сложные построения — понадобятся.

Наконец он аккуратно вернул меч в тело — ему позарез нужен был советчик.

— Как думаешь, я всё правильно сделал?

Кристальный пепел внимательно изучил все энергетические оболочки, окружавшие Элана, хмыкнул и ответил:

— Вполне. Здесь столько мощи, что вполне можно испепелить десяток тварей величиной с буйвола. Правда, одиннадцатая тебя всё равно достанет, если ты, конечно, позволишь ей это. Поэтому, поддерживая всю эту защиту, не забывай о нападении — и держи меня в руке.

Тёмный коридор вёл всё дальше вниз, почти прямой, но неровный, словно проточенный подземными водами. Элан знал, что это не так — жар близкой магмы опалял лицо, заставляя дышать с трудом, стараясь глотнуть поменьше горячего воздуха. Одна из стен коридора была горячей — случайно коснувшись её, хранитель тут же отдёрнул руку и впредь старался держаться подальше. Несмотря на всё возрастающий жар, он не боялся извержения — не сотрясалась земля, не подрагивал под ногами воздух, да и гора обещала погодить… На последнюю его мысль меч в руке ощутимо дрогнул, словно иронично хмыкнул — похоже, он не слишком доверял старушке такого почтенного возраста. «Ляпнет, потом забудет — а ты отдувайся… Коль уж пришла ей в голову такая мысль — извержения рано или поздно не избежать. И лучше в этот момент быть подальше.» Примерно так сказал бы кристальный пепел — однако сейчас он подрагивал в руке, напряжённо разрезая тьму, и приходилось говорить за двоих.

Пол под ногами был пористый, словно разъеденный какими-то кислотами — по нему змеились канавки, твёрдый гранит крошился, словно мягкий туф. Лёгкие щелчки от ломающейся породы заставляли морщиться не только меч предела, но и его хранителя — в густой, абсолютной темноте даже такие слабые звуки разносились далеко, предупреждая здешнего обитателя о незваных гостях. Впрочем, что схватки не избежать, понимали оба. Слишком большой путь придётся пройти по охотничьим угодьям неизвестного монстра.

Через пару часов постоянного спуска Элан расслабился. Время шло, никто не показывался, и скоро уже должны были появиться копи — в воздухе появился сладковатый привкус, ощутив который, всё гномье существо хранителя взвыло, предупреждая о близости опасного газа. Он уже начал прикидывать, как, вернув меч за спину и обмотав тряпицей лицо, начать поиски нужных ему кристаллов — когда мрак внезапно стал плотным и хлёстким, как удар бича. Что-то ударило по человеку, завязло в защите — и хлестнуло с удвоенной силой, круша оборонительные порядки и радостно пожирая их осколки.

Человек отлетел в одну сторону, кристальный пепел — в другую. Упав у стены, меч полежал немного — и засветился ярким фиолетовым светом — весь, от рукоятки до последнего изгиба кристалла. И Элан, поднимающийся у противоположной стены, потирая себе грудь, застыл, поражённый увиденным.

Гигантский бесформенный комок мрака замер в центре коридора, изучая источник света. Он был огромен, закрывая собой весь проём тоннеля, и при этом безостановочно выбрасывал во все стороны тонкие длинные щупальца, словно ориентируясь в пространстве… Похоже, так оно и было — глаз или иных привычных органов у клочка тьмы Элан не заметил. Яркий свет смутил его, но не слишком — примерившись, живая тьма вытянула вперёд протуберанец и невесомо, легко коснулось раскалённого края меча. В ответ возникла ослепительная вспышка, разряд энергии пробил призрачное тело — оно легко растеклось, давая дорогу молнии — и вновь сомкнулось, оставшись невредимым. Похоже, оно питалось не плотью, а энергией — оставив хранителя без внимания, существо сосредоточилось на мече, как на более лакомой добыче. Вновь протянув один из своих отростков, оно припало к краю меча — прежний урок был усвоен, способ есть энергию был найден — меч начал стремительно темнеть.

Огромный валун, брошенный Эланом, беззвучно исчез в сгустке мрака — тёмная субстанция так же легко разошлась перед материей, как и перед энергией. Но сейчас внимание комка мрака переключилось на хранителя. Гигантский по размерам протуберанец мрака ударил в сторону хранителя, надеясь покончить с досадной помехой одним ударом — и вернуться к прерванному пиршеству. Миновав мигом отскочившего противника, призрачный таран ударил в стену — и камень зашипел, плавясь под действием ожившей тьмы. Постояв секунду, сгусток выдвинул с десяток протуберанцев поменьше — и двинулся в сторону хранителя. Метод ведения боя был выработан, и мрак спешил уничтожить юркого врага.

На этот раз Элан не двинулся с места. Он уже выбрал стратегию, потратив на неё непозволительно много времени — будь подземная тварь поразумней, у него не было бы и шанса. Сейчас же — пусть эфемерный и призрачный, но он появился. Человек понял главное: сутью противостоящего ему сгустка мрака была не материя, а энергия! Материальная основа, скорее всего полужидкая, наверняка присутствовала, однако она играла лишь вспомогательную роль.

Окружив тварь коконом пустоты, хранитель принялся собирать энергию окружающего мира, впитывая её в себя. По сути, он смоделировал миниатюрную модель предела — пустотный барьер, ограничивающий течение энергий, замыкающий их на себе — но позволяющий черпать энергию со стороны — тому, кто способен на подобное.

Вряд ли кто-нибудь из местных магов мог представить себе преграду, созданную из энергетического вакуума, и тем более построить его — однако Элан был жителем достаточно развитого технологического мира, к тому же он не раз работал с пределом, изучая устройство последнего. Его атака была направлена не на оживший комок мрака — на энергии, её питающие.

Оказавшись в изоляции, тварь забеспокоилась, двинулась вперёд — хранитель так же плавно двинулся назад, всё энергичнее выкачивая магию из пространства. Растерявшись, субстанция кинулась к тёплой стене — оттуда наверняка должна была изливаться сила вулкана, питающая её все эти годы. И налетела на поставленный барьер! Завизжав, она рванулась к заветной цели, не обращая внимания на растворяющиеся в темноте протуберанцы, осыпающиеся на закипевший пол сотнями капель. Достаточно ей было прильнуть к поверхности, и она могла бы выиграть — пустотный барьер в камне могли поставить разве что боги… Элан прикусил губу, не замечая, как струйка крови стекает по подбородку. Ему казалось, что он голыми руками удерживает плотину, и при этом сквозь него бьёт ток воды неимоверной силы… Тварь билась в агонии, теряя части мрака, разбрызгивая тяжёлые капли, заставляющие шипеть и плавиться гранитные глыбы. Некоторые из них попали на человека — боль была дикая, кровь легко хлестала сквозь рваные раны, но у хранителя было достаточно энергии — и он останавливал кровь, не ослабляя стен ловушки. От него требовалось одно: держаться, и он держался. На упрямстве, на желании жить — и необходимости помочь тем, кто надеялся на него. И ещё: на воспоминании — чёрный протуберанец легко касается сверкающего меча — и тот начинает стремительно тускнеть…

Сгусток мрака наконец понял, что проигрывает схватку. Взревев, он бросился в сторону Элана. Налетев на кокон пустоты, застыл в нескольких сантиметрах от человека — но капли разлагающейся плоти ударили в хранителя.

Сумасшедший спазм боли потряс человеческое тело, заставляя всё бросить, свернуться жгутом в тщетной попытке унять невыносимую муку… тварь взревела, чувствуя ослабление барьера, и принялась бросаться с удвоенной силой, расшатывая ослабевшие стенки защиты…

Ответом ей был дикий рёв. Фиолетовое пламя ударило во все стороны, заставив мрак испуганно отшатнуться — и ярость, древняя и могучая, ярость дикого зверя, просыпающегося вулкана, ярость первозданных стихий на пике своей мощи ответили чёрному порождению недр. Края кокона пустоты сомкнулись, одним рывком выжимая подобие жизни из подземного создания — и наступила тьма.

Тишина. Гулкая и испуганная, словно всё произошедшее здесь — секунду, час? Год назад — расшатали и её извечное спокойствие. Темнота — мирная и спокойная, скрывающая в себе лишь пустоту и покой.

— Кристальный пепел! Ты где?

Слабое свечение у стены. Камень под ногами похрустывает, ломаясь в такт неуверенным шагам, заканчиваясь у слабо светящегося кристалла.

— Подожди. Сейчас будет полегче. — Две неуверенные руки ложатся на острые грани — тонкие струйки крови тут же стекают по кристаллу, впитываясь в фиолетовые переливы, однако человек не замечает этого. Магия предела течёт по нему, впитываясь в изящные изгибы меча — и фиолетовое сияние понемногу разгорается, становясь всё сильней и ярче. Наконец хранитель неуверенно поднимается — и кристальный пепел сверкает в его руке. Он наклоняет голову — и меч легко входит в человеческое тело, аккуратно укладываясь вдоль позвоночника. Темнота. Шорох опускающегося на землю тела. Тишина. Всё.

— Элан! Элан! Очнись! Ты как?

— Мы живы? А где… тварь?

Озадаченное молчание. Робкий вопрос:

— А что ты последнее помнишь?

— Она кинулась на меня. Я смог удержать её, но кислота… Тысячи брызг добрались до моей кожи, кровь хлынула ружьём. Стало страшно больно… Дальше ничего не помню…

— Вспоминай! Страшно больно — и что?

— И обидно. Я почти победил. Меня охватил гнев. Нет, гнев холодный. Ярость. Я словно вспыхнул изнури… А потом — темнота; и никого.

— Интересно… Частичное слияние сознаний под действием драконьего гнева… Ладно, пошли. Ниже уже начинается газ, так что драк не ожидается. О дыхании я позабочусь, а вот поиски кристаллов поручаю тебе. Вернее, оказавшимся у тебя так кстати гномьим инстинктам.

— Пошли. Да — и спасибо, что подлечил. Эта кислота — едкая штука.

— Не отвлекайся. Я к тебе и не прикасался.

Элан, не успев сделать и пары шагов, резко остановился.

— Но я здоров? Или нет? И кто тогда меня вылечил?

— Ты сам. Или Грея. Короче, не заморачивайся — со временем поймёшь. А пока — давай вперёд, у нас времени почти не осталось.

— Это почему? Мы победили, внизу — никого, я это чувствую, и большая часть дороги наверх свободна!

— Потому что фляжка твоя не восстановилась — а значит, времени у нас меньше, чем предполагалось вначале.

Элан сорвал с пояса емкость с тщательно сохраняемым запасом воды — она зияла проеденными кислотой дырами.

— Что ж, значит, идти нужно быстро. Пошли!

Ночь вполне могла устроить здесь своё ложе. Полог темноты обволакивал всё вокруг, заботливо окутывая своим покрывалом каждый камень, каждый выступ. Тут вполне комфортно было бы той, кто не любит солнечного света. Тишина, вторая ипостась ночи, устроилась здесь не менее уютно — ни единого звука не раздавалось в пустом, заполненном тяжёлым газом пространстве. Ничего живого не оставалось вокруг — даже тёмные твари, любящие подземелья, не спорили с ядовитым дыханием глубин. Те немногие, что не успели убежать, давно истлели под действием вездесущего времени, одинаково свободно текущего и на прекрасных, покрытых лёгким песком пляжах, и в тёмных, зловещих подземельях, и в пустом пространстве высоко над головой…

Звук. Лёгкий и звонкий, он заметался между стен, эхом пробарабанив по каждому уступу, что бы вернуться к своему создателю, рассказывая о преградах на его пути. Несколько шагов — уверенных шагов знающего своё место в мире существа, способного поспорить за него и с всевластной в недрах гор тьмой, и с мёртвым газом, и даже потеснить вездесущее время. Вновь громкий стук — и опять замирающее вдали эхо…

— Скоро я смогу конкурировать с летучими мышами. — Элан стукнул по ближайшей стене так кстати подвернувшейся под руку горняцкой киркой и замер, вслушиваясь в подземные звуки. После того, как они нырнули под толстое одеяло подземного дыхания, широкий и ровный коридор кончился, сменившись маленьким ходом от подземного ручья. Здесь некому было расширять пространство, и приходилось быть осторожным, что бы не стукнуться головой о всё более низкий потолок.

— Размечтался. До летучих мышей тебе ещё ох как далеко. Ладно хоть, можешь идти, не ощупывая перед собой дорогу. А на поверхности, среди обилия звуков, толку от твоих навыков не будет никакого — просто не сможешь найти свой собственный отголосок эха.

— Во всяком случае — здесь у меня получается?

— Немного. Но лучше не отвлекаться, а попытаться почувствовать кристаллы астралита — насколько я понимаю, они где-то близко?

— Интересно, и как я это сделаю?

— Понятия не имею. Попробуй в очередной раз довериться своим просыпающимся способностям. Зачем-то же у тебя в жилах появилась струя гномьей крови?

Элан послушно попытался вспомнить, как выглядел огонёк на руке у старейшины: маленький синий осколок, мерцающий чуть слышным, испуганным светом. Эму было так страшно и одиноко далеко от своих собратьев, на чужой, высокой поверхности мира, где кончается твердь и начинается пустота, в которой порядочному камню не за что зацепиться. Но он знал, что нужен — и отважно сверкал, посылая во все стороны лучики синего пламени…

— Есть! Слабое синее пламя! Левее и метрах в десяти!

Элан повернулся к глухой стене, ударив по ней киркой: порода загудела, отзываясь густым звоном. Хранитель прильнул плашмя к холодной стене, ударил наудачу несколько раз — камень продолжал отвечать, открывая одному из своих собратьев маленькие тайны большой скалы.

— Метра два земли — и будет штрек. В нём добывали астралит, пока порождения глубин не уничтожили смельчаков, дерзнувших подойти так близко к сокровищам гор. Останки горняков до сих пор лежат там, сжимая в руках инструменты… Будем пробиваться?

Элан поднёс руку к затылку.

— Стой! Совсем ополоумел? Этот газ достаточно ядовит для того, что бы убить и через кожу — недаром даже та тварь не рисковала спускаться в него. Пока я в тебе, я покрываю всего тебя защитной плёнкой силового поля. Если хочешь держать меня в руке — изволь создать такую же!

— А как? Насколько я понимаю, стандартная защита не подойдёт?

— Совершено верно. Тут два варианта — либо ты создаёшь универсальный экран, отгораживающий тебя от мира полностью — однако тогда ты не сможешь ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Или создаёшь ограниченный, подобно моему: он избирательно запускает молекулы газа, по составу сходные с воздухом на поверхности — они несут хоть и ограниченную, но информацию. Однако это намного сложнее.

Хранитель вздохнул.

Давай учи. Мне совсем не улыбается размахивать мечом наугад, не зная, как и когда на меня свалится целая скала…

Это было непросто. Элан пожалел о том, что не имеет высшего образования: без фундаментальных знаний по физике поля, ядерной физике, химии понять то, о чём так легко говорил кристальный пепел, было практически невозможно. Он несколько раз начинал, однако меч иронически хмыкал, тут же указывая на прорехи в конструкции. Наконец человек отчаялся.

— Давай попробуем первый вариант. В конце концов, я буду осторожен — большие куски породы на меня упасть не должны.

— Нет, слишком большой риск. Можно поступить проще: я могу создать это поле за тебя, но только если ты уступишь мне управление своим телом.

— Это как тогда, когда мы познакомились? Так в чём проблема? Давай!

Кристальный пепел вздохнул.

— Тогда всё было проще. Твоё сознание едва теплилось, побывав на самом краю. К тому же смертельные раны так ослабили тело, что и оно помешать мне не могло. Сейчас, когда ты уже многого достиг, Я не смогу добиться подобного без сознательной поддержки с твоей стороны.

— Так я не против. Действуй.

— Элан, это всё слова. Раскрой своё сознание, впусти меня в себя. Дай мне стать частью себя полностью. Впусти меня в свои воспоминания, детские мечты и грёзы, узнать о тебе столько, сколько знаешь ты сам — и даже ещё больше.

Человек задумался, потом с трудом кивнул.

— Ты и так знаешь обо мне достаточно. И если уж мы делим одно тело, то почему бы нам не разделить и воспоминания?

Теперь растерялся меч.

— Ты хочешь узнать о моём прошлом?

— А почему нет? Конечно, обо всёх твоих приключениях слушать, ни одной жизни не хватит — но узнать о том, что тебя волнует, что тебе дорого… Ведь это дорога в две стороны?

Кристальный пепел рассмеялся.

— Похоже, на этот раз мне повезло с хранителем. Ты умеешь думать, а это качество встречается не часто даже среди учёных, не говоря уже о простых смертных. Ладно, пока я буду работать — наслаждайся!

Огонь! Он ласкал обнажённое тело, и струи кристалла текли от его ласки. Языки бесконечно, ослепительно белого пламени казалось, входили в саму плоть будущего меча, застывая в вечности ярким сполохом энергий. Тяжёлые удары ментальных молотов превращались в едва заметные касания, выправляющие текущую лаву меняющегося клинка. Сила поднимала молодое неокрепшее сознание все выше, прочь из ещё несформировавшегося тела, прочь с планеты, где неведомые мастера создавали форму — в космос, к тысячам подмигивающих звёзд, наблюдающих за рождением своего сородича… Кометы обволакивали стремительно несущееся сознание, проходя сквозь него, однако успевая оставить на память частичку своего смеха. И когда показался предел — пустой и равнодушный, вечно закрытый от мира и его проблем, юный меч наконец ощутил своего истинного создателя. Огромный, спокойный разум творца принял в себя зарождающуюся искру дикой и странной, но всё же жизни — и ещё нерождённый клинок ощутил, как сжимают его рукоять мозолистые пальцы. Это не могло быть, у только начавшего формироваться лезвия рукоять появится значительно позже — зато ощущение первого владельца навсегда останется в памяти стража предела. Мощь, безграничная, всесильная, способная по своему выбору зажигать и гасить солнца, вошла в зарождающуюся душу, врачуя, поправляя, наставляя… И когда, казалось, сознание было готово лопнуть он невыносимой тяжести чужой силы — натруженные руки бережно опустили клинок в прохладные струи предела…

Элан отшатнулся, приходя в себя, глотая ртом воздух, словно рыба, вытащенная на берег. Дышать было трудно, но можно — и кристальный пепел лежал в его руке, с затаённой улыбкой оглядывая взъерошенного хранителя.

— Это — было?

— Возможно. Всё это уже не один раз поросло мхом тысячелетий, так что я начал сомневаться в собственных воспоминаниях — может быть, это мне приснилось, когда я лежал, греясь после очередной битвы на солнышке? — голос кристального пепла дрогнул, а какая-то затаённая гордость — или грусть, послышалась в небрежных словах.

— Ну ты как, готов двигаться дальше?

Элан поднял меч — тот засветился, показывая кусок стены; примерился, сделал надрез, уворачиваясь от посыпавшейся породы. Потом снова и снова — но мысли его были заняты увиденным. Кристальный пепел молчал, посмеиваясь про себя, и послушно расширял ход, аккуратно поправляя неуверенные движение ушедшего в себя хранителя.

Тяжёлая мгла повисла над столицей народа Вар-Раконо, скрывая уснувший город. Грея парила высоко над зданиями, колдовским зрением выискивая шпиль городской ратуши. Сегодня там должен был состояться съезд клана поедателей рыбы — основным назначением которого было формальное управление государством, а по сути — делёжкой полученных от обмана народа доходов. Впрочем, если бы об этом услышали правители, они бы страшно возмутились. Давно уже кладовые недр, побережья и изделия рук раконцев не принадлежали никому, кроме небольшой кучки правящего клана. Всё было оформлено с тщательным соблюдением законов, хотя и против воли народа Вар-Раконо — и теперь клан поедателей рыбы считал весь змеиный архипелаг своей вотчиной, подворьем, приносящим средства к существованию — и бурно занимался делёжкой, игнорируя проблемы остальных своих соотечественников.

— Вы переписали все богатства страны на себя? И теперь уверенны в собственной правоте? Но ведь из этой ситуации есть очень простое решение, не правда ли?

Драконесса вздохнула и принялась снижаться к центру города — прямо к единственному ярко освещённому зданию с высоким замысловатым шпилем.

Гигантская тень скользила над полупустыми домами, а редкие прохожие испугано жались в подворотни, провожая взглядом комок ожившей темноты — однако не произносили не звука. Слишком привыкли они молчать, склоняясь под ударами судьбы, что бы говорить о чём-то сейчас. Крылатая тень неслышно скользила вдоль зданий, подбираясь всё ближе — Грея решила не пикировать сверху — какое-то внутренне чутьё подсказывало битой драконессе опасаться так непонятно закрученного шпиля.

Однако когда до вожделённой цели осталось не больше двух домов, в неё внезапно полетели цепи, свитые в гигантские сети — Грею ждали. Она рванулась, пытаясь подняться в воздух — но цепи натянулись, удерживая мощное тело. Вперёд торопливо вышел пожилой раконец — и нам нем была надета хламида священнослужителя. Он торопливо заговорил, подняв вверх руку — и это были слова не молитвы, а заклинаний. Цепи моментально раскалились, послышалась вонь палёной чешуи, драконесса рванулась — два из четырёх крюков не выдержали, метал раскалился докрасна, став малиновым — и огромное тело рухнуло на каменные плиты мостовой, корчась от невыносимой боли.

Священник усмехнулся, однако заклинаний читать не перестал — он наслаждался видом корчащегося от боли дракона у своих ног. Окружившие его стражники замерли, упиваясь невиданным зрелищем — как сгорает заживо от зачарованного метала осколок триединого — о, на это стоило посмотреть!

По одной улочке на крики вышел пожилой раконец. Когда-то высокий и статный, он шёл с трудом, опираясь на тонкую палку, оглядывая подслеповатыми глазами огненное зарево на обычно спокойной улочке.

— Что здесь случилось?

Один из стражником небрежно отмахнулся от тщедушного старика — тот отлетел к стене, где мешковато упал на колени, чудом не выронив свою палку.

— Иди себе. Убогий. Выдели вам пенсию — с голоду умереть хватит, так доживай свою никчёмную жизнь, пока можешь, и не лезь в дела молодых и сильных! Вас бы всех усыплять, как станете нетрудоспособны — нет, цацкаются с вами, выделяют какие-то крохи… — Стражник заржал и повернулся в сторону корчащегося от невыносимой боли дракона.

— Это точно. Пока был молод и силён — ценили и уважали, такие как ты, мои портреты на стену вешали — известный воин, победитель многих состязаний и боёв. А теперь — никому не нужный ветеран, и все вздохнут с облегчением, когда он наконец умрёт. А ты знаешь, сынок, как умирают ветераны?

Старик, опираясь на палку, с трудом выпрямился — и оказался на голову выше молодых стражников. Он подхватил посох — и, как копьё, метнул его в священника. Случайный прохожий, он не знал, что происходило на площади — но, доведённый до предела грубостью властителей, выступил против них, инстинктивно угадав в пленённом чудище своего союзника. Грубая, зато пущенная умелой рукой палка с острым наконечником, которым ветеран собирал мусор в парке, пролетела между доспехами стражников, впившись в ничем не защищённое тело святоши-мага — и пробила его насквозь! Тут же несколько мечей впились в дряхлое тело старика, не несколько мгновений вспомнившего, что он воин. Тот обмяк, пошатнулся, однако прежде чем утомлённая душа покинули терзаемое острыми клинками тело, губы успели шепнуть:

— Ветераны всегда умирают в сражении!

И ответом ему был рёв разъяренного дракона, в клочья рвущего ловушку, без поддержки мага ставшую простым металлом. Фиолетовое пламя вспыхнуло столбом, озаряя притихший город, камень плавился и тёк, а тщедушные фигуры стражников напрасно пытались ускользнуть от разъярённой драконессы. Замысловатый шпиль пытался выплюнуть какой-то сгусток тёмного огня — но тут же был сметён ударом не на шутку разошедшейся Греи.

Здание ратуши, подожженное огненным дыханием горело всё и сразу: горел камень, горел мрамор статуй, горели бегавшие в поисках спасения правители, и даже рыбы в изящном бассейне кипятились от плавящегося камня изящных бортиков… Огненный ров окружил здание властителей, и никто из собравшихся в нём не уцелел — всё погребла бешенная ярость вышедшей из себя драконессы…

Темнота. Меч покоится за спиной, «что бы не мешать пробуждению гномьей крови», как он ехидно заметил — а Элан осторожно стучит тупым концом кирки по камню, повторяя отметины, сделанные несколько веков назад. Древняя рукоять, вытертая до блеска мозолистыми руками народа молотов за столетия до прихода человека, удобно скользит в пальцах, словно лаская долгожданного хозяина. Звук породы глухо кашляет, сообщая: за ним — гранитная пустота, без примесей и вкраплений. Элан терпеливо идёт дальше, захваченный непонятным ему самому чувством — тут и вспыхнувшая в нём жажда кладоискательства, и нетерпеливое желание поскорее закончить работу, и ещё — сладкое и щемящее чувство нужности, правильности того, что происходит. Словно там, наверху, все волнения и воины — пустое и наносное, все проблемы — искусственны и неприличны, создаваемые одними людьми другим ради сиюминутных прихотей. Здесь же, в поту и пыли, рождалась ещё одна частичка прекрасного, призванная сделать мир хоть чуточку, но лучше. И пусть уходят и гибнут народы, однако кристалл астралита, который — Элан, знал, чувствовал, ему суждено найти, будет сиять в веках неярким светом надежды…

Камень крошился, мелкие песчинки летели, оседая на покрытом потом лице. Человек не в силах слушать долго, даже если в нём проснётся частица гнома. Элан обессилено прислонился телом к холодной громадине скалы, хватая ртом воздух — всё тело его расслабилось, мысли исчезли, вызванные внезапно навалившейся усталостью… Он прикрыл глаза, собираясь немного покемарить — и увидел в толще скал целую россыпь неярких голубых огоньков, тускло мерцавших сквозь каменную преграду.

Сон сняло словно рукой. Торопливо прикинув глубину залегания россыпи, он выхвалил кристальный пепел из-за спины — тот заворчал, боясь задеть кристаллы, но хранитель передал ему картинку, точно указывающую вязь голубых огоньков, не переставая аккуратно взрезать пласты породы. Это был порыв, внезапно появившиеся чувство уверенности в себе, в собственных силах. Элан знал, где и как нажать, под каким углом повернуть рукоять меча — и гранит осыпался, словно лёгкий песчаник. Когда огоньки оказались уже совсем близко, Элан оставил кристальный пепел на камнях, коротко скомандовав: «Свети в полсилы!» Тот недовольно что-то буркнул, но послушно убавил свечение, любуясь картиной рождения очередного кристалла. Кирка в руках у хранителя порхала, то выбивая целые куски, то ударяя едва слышно, соскребая песчинки. Через полчаса работы звук стал иным — в нём всё чаше слышался торжествующий перезвон пробуждающегося астралита. Ещё несколько осторожных ударов — и пласт гранита сполз, едва не придавив ногу остолбеневшему хранителю. В фиолетовом свечении меча сверкала небольшая расселина в скале, стены которой были усыпаны нежно-голубыми гроздьями кристаллов. Чужое сияние отражалось в них, рождая миллионы радуг — и новые краски появлялись в неярком свете меча. Это было прекрасно. И ещё — в это была какая-то соразмерность, словно встретились давно не видавшиеся родственники. И ещё — необходимо было, что бы Элан, осторожно положив кристальный пепел посреди пещеры, вышел назад, в штрек, прикрыв расщелину куском породы. Он прилёг на каменный пол, давая возможность отдохнуть усталым мышцам, и невольно улыбаясь, подумал: о чём может говорить мой меч со своими сородичами? С этой мыслью он стремительно погрузился в сон…

— Кончай дрыхнуть! Всё на свете проспишь!

Хранитель испуганно оглянулся: вокруг никого не было, лишь кристальный пепел лежал в его ладони, тускло мерцая неярким светом — и в его переливах был виден огромный, с голову младенца, кристалл, лежавший рядом с ним.

— Как ты оказался здесь? Ты же был в расщелине?

— Какой расщелине? Ты что, переработал?

Элан оглянулся — позади него возвышалась монолитная стена, без всяких признаком ещё недавно прорубленного хода. Он только покачал головой.

— Ну вы, блин, даёте. Это что — сила гор?

— У камня свои секреты. Их не понять тем, кто состоит из мягкой плоти — ты не обижайся, ладно? А так можно быть уверенным, что магма не повредит моим сородичам.

— МАГМА?

— Чёрт, забыл предупредить. Старушка гора решила очистить свои пещеры от порождений мрака, сделав их доступными милому её сердцу народу молотов. Но никакой спешки нет — у нас есть ещё пара часов — или около того!

— Так и знал, что этим кончится! — Элан торопливо вскочил, и, достав заранее вручённую ему предусмотрительными гномами тряпицу «специально для того, что бы не повредить астролита», принялся заворачивать кристалл в несколько слоёв ткани.

— А если придётся прорубаться сквозь тёмных тварей?

Кристальный пепел безразлично ответил, поудобней устраиваясь за спиной Элана:

— Кто поумнее, сам уберётся с нашей дороги, почуяв астролит — а с остальными как-нибудь разберёмся — их не должно быть так уж много.

Однако всякой мелочи было предостаточно. Стоило им вынырнуть из тумана, поднимаясь по гномьему штреку, как тут же пришлось выхватить меч, отбиваясь от самых разнообразных существ, словно специально ожидавших его на этом пути. Но то ли сказалась влияние кристалла, то ли подрагивание почвы под ногами — твари атаковали вяло, торопясь поскорее увернуться. Стоило схлынуть первой, самой решительной волне — и можно было уже идти, правда, внимательно прислушиваясь к шорохам и пресекая, в прямом смысле этого слова, любые поползновения на его ценный груз. Элан всё убыстрял и убыстрял шаги, а когда надёжный гранит треснул и зазмеился паутиной разломов, не выдержал и сорвался на бег. В спину дохнуло жаром глубин, с потолка посыпались пока мелкие камни, и хранитель убрал меч за спину, слишком занятый бегом, что бы отвлекаться на атаки. Тёмные радостно взревели и полезли гурьбой — но то, что делало Элана более быстрым и ловким, замеляло их движения, и человеку ничего не стоило уворачиваться от вялых и неуклюжих атак.

С разгона Элан вылетел в небольшой зал — и едва сумел остановиться: прямо перед собой он почувствовал холодное дыхание древней пропасти. Торопливо выхватив кристальный пепел (тёмные твари, пытающиеся его догнать, сразу замедлили свой бег, и иные и вовсе повернули назад) он глянул вперёд — и увидел, как каменный мостик, построенный тысячелетия назад хозяйственными гномами, медленно и неуклюже заваливается вниз, делая переход через древнюю трещину невыполнимой задачей. Хранитель, не дав себе времени на раздумья, торопливо прыгнул вперёд, в полёте оттолкнувшись от остатков рассыпающегося моста, метнулся вверх, кинув перед собой меч — и ухватился рукой за острые края остатков моста — но уже на другой стороне.

Он тяжело перевалился на землю у трещины, положил руку на тускло светящийся кристальный пепел, и глухо, с трудом переводя дыхание, произнёс:

— Ты не говорил мне о трещине.

— А я о ней и не знал. Впрочем, она не стоит внимания — разлом невелик, и поднимающееся из глубин лава заполнит его меньше, чем за пять минут.

— Чёрт! — Элан вздохнул воздух, в котором уже носились кусочки пепла, и торопливо двинулся вперёд.

— Нам нужно добраться до врат народа молотов. Старушка никогда не причинит вреда своим любимцам, и извержение остановится, не повредив их. Но до этого всё будет уничтожено.

— А то я не понимаю! — Резь в спаленных бегом лёгких перехватывала дыхание, мышцы одеревенели и не хотели служить, тёмные совсем ошалели и то испуганно прыскали в стороны, то наваливались с бесшабашностью отчаяния, заставляя работать ставшим неподъемным мечом. Ни один человек не выдержал бы такого сумасшедшего бега, в темноте, постоянно ожидая нападения, под уклоном, ведущим неизменно верх. Пожалуй, его не выдержал бы и гном. Последние метры Элан бежал на автомате, не открывая залитых потом глаз, убрав меч в спину и не пытаясь уворачиваться от атакующих тварей. Ещё спасала защита — восстановленная кристальным пеплом глубоко в недрах горы, она ещё держалась, заставляя мелкую живность скользить, и помогая хозяину выиграть драгоценные секунды. Он не помнил, как, вывалившись на нижний ярус гномьей цитадели, упал ничком, выдохнув:

— Закрывайте ворота! Скорее!

Как гномы торопливо боролись с массивными створками, поливая огнём из своих диковинных машин пытающихся убежать от извержения тёмных, как запертые гигантским стальным брусом, массивные ворота дрогнули — но выдержали ослабевающий напор глубин — лишь на петлях появились крохотные пузырьки лавы. Он ничего этого не видел. Он спал.

Зелёная трава легко колола подушки лап, туманя голову ароматами леса. Было так приятно скользить по подлеску, оглядывая нижние ветви деревьев, слушая пересвист птах, беззаботно чирикающих о чём-то своём, не обращая внимания на скользящую внизу тень. Солнечный свет, проникая сквозь кроны, залитые лёгким туманом, бросал на землю узорчатые тени, создавая диковинные узоры. Где-то поблизости встала на след его стая, и ему не терпелось присоединиться к ней, почувствовать зов крови, ощутить сладость упоения добычи.

— Элан! — Фиолетовый силуэт призрачного человека сгустился перед мордой огромного волка, преградив ему дорогу. Зверь зарычал, оскалив клыки.

— Приди в себя! Хватит расслабляться. Да, ты здорово напрягся и заслужил сон, тем более, что несколько тёмных тебя достало и народ молотов, обрабатывая твои раны, щедро напичкал тебя сонным зельем — но ты мне нужен!

— Как? Я не в подземельях! — Элан остановился, не удивляясь, что может говорить в облике волка.

— В подземельях, но ты спишь. И я не могу до тебя дотянуться — ты зачем-то выхватил меня, и теперь я покоюсь в трёх метрах от тебя, на узорчатой, покрытой тончайшей чеканкой подставке — очень торжественной и совершенно неудобной. Так что разбудить тебя я не могу — а сам ты будешь спать ещё минимум часов десять.

— И зачем в таком случае ты мне докучаешь?

— Эти коротышки решили закончить тобой начатое и возродить грибницы! При этом не выяснили состав воды, понадеявшись на заверения рунных магов об отсутствии в ней постороннего влияния.

— Но разве этого мало?

Фиолетовый силуэт устало вздохнул.

— Конечно. Да, если в воде нет магических примесей, большинство гномов сможет «на зуб» определить состав воды — однако есть мизерные взвеси, которые не могут быть замечены, зато влияют на молодую грибницу, изменяя её, делая ядовитой, уничтожая листья меллиорна, повреждая астралит…

— Так что мы сидим! — Элан в возбуждении вскочил, принявшись описывать круги по влажной траве. — Нужно что-то делать!

— Нужно! Вот только я ничего сделать не могу — а ты спишь и проснуться сам не сможешь.

— Так что всё напрасно? Тогда зачем ты здесь?

— Как ты уже понял, решение есть — твой дух уже выходил из тела, а во сне это сделать даже проще. Вот только… Ты не в облике человека.

— Пусть тебя это не обманывает! — Элан вновь оскалил клыки, мечтая о предстоящей схватке. Я вполне способен поработать и в своём втором облике. Что нужно делать?

Фиолетовый силуэт пожал плечами.

— Всё просто — выйти из тела, найти зал грибниц, сгуститься от видимого состояния и остановить церемонию. А потом заодно и определить, что стало с водой. Справишься?

— Надеюсь. Вот только… — Элан обвёл глазами туманную дымку леса. — А куда мне идти?

— Прочь из сна. Почувствуй накал страстей поблизости — и двигай в ту сторону.

Фиолетовый призрак растаял, а Элан остался один на один с лесом — и новой проблемой.

Церемония возрождения грибниц была в самом разгаре. Все необходимые для этого ингредиенты присутствовали, хранитель, не пригласить которого было бы неудобно, а пригласить — нарушить древнюю традицию, запрещающую чужакам видеть святая святых народа молотов, спал — и ничто не могло помешать празднику.

Огромные подземные ярусы, заполненные проточной водой и дикими спорами ядовитого гриба из местного семейства, были готовы принять листья меллиорна и кристаллы астралита, преобразующие их суть и дающие силы для роста. В подземном зале набилось множество гномов, приглашённых на торжественную закладку, и ещё больше просочилось по служебным переходам — официального запрета для гномов присутствовать на церемонии не было, так что любой мог прийти и лицезреть чудо возрождения…

Старейшины народа молотов, выслушав торжественную речь хранителей грибниц, поклявшихся защищать сокровища гномов больше жизни, передали им собранные раритеты — и величественная процессия, под сотнями пар взволнованных глаз, двинулась на самый верх ярусов, где светилась неярким светом специальная ниша…

И в этот момент, когда множество гномов затаило дыхание, перед идущими наверх поднялось облако пыли. Воздух помутнел, став тёмным в свете чадящих факелов, внутри него закрутились маленькие вихри, взметая частицы земли, и огромная фигура чёрного волка появилась на ступеньках верхних ярусов. Он небрежно переступил лапами, полностью перекрыв дорогу идущим — и в его глазах зажглись насмешливые огоньки, сверкающие фиолетовыми огнями.

Старейшины напряглись, готовясь ценой своих жизней защищать святыню народа молотов, рунные маги подняли свои посохи, готовясь испепелить дерзкую тварь — однако помедлили секунду, преодолевая внутренний запрет на применение магии в зале грибниц — и тут раздался истошный вопль:

— Стойте! — вперёд, путаясь в торжественной одежде, бежал видящий народа молотов, почтенный Бланд — и ужас осознания собственной ошибки застыл на обычно невозмутимом лице гнома…

— Стойте! Я видел его! Пусть не здесь и не сейчас, но — видел! Это не враг! — Рунные маги опустили посохи, и Волк, ухмыльнувшись, опустился на голый камень, устроившись поудобней — однако по-прежнему загораживая проход.

Бленд, решительно раздвинув старейшин, бестрепетно подошёл в призраку зверя и присел перед ним на корточки.

— Что ты хочешь сообщить?

Тяжёлая голова повернулась в сторону грибниц, где горела заранее приготовленная ниша для меллиорна — и завыл, запрокидывая голову. Этот звук, вырывающийся из призрачной глотки, совсем не походил на вой лесных собратьев странной чёрной тени — но в нём слышалось такая тоска, что видящий непроизвольно отшатнулся, едва не упав на руки настороженных старейшин, повернулся и твёрдо заявил:

— Церемонию нужно отложить! Мы совершаем ошибку!

— Такого никогда не было! Всё проверено тысячу раз, и никакой призрак не помешает нам в выполнении высокой миссии, призванной уничтожить голод народа молотов!

Видящий выпрямился. Трудно идти против авторитета старейшин, фактически являющихся владыками народа молотов. Такое не прощают, нельзя прилюдно указывать на ошибку, даже если она есть — обида остаётся, и жизнь ослушника понемногу начинает катиться под откос. Но гордость, гордость мастера своего дела, отвечающего за плоды своего труда, не даёт отступить.

— Всё когда-то бывает в первый раз. Заявляю официально: Дальнейшее проведение церемонии является преступлением против народа молотов и вина за последствия ляжет лично на вас. Вы готовы принять такую ношу?

Старейшины замялись. Да, они были с детства воспитаны для служения своему народу, однако с другими правителями их роднило одно очень важное обстоятельство: никто из них не желал нести за свои поступки личную ответственность…

Волк высунул язык и улыбнулся. Похоже, его старый знакомый вполне контролировал ситуацию. Приветливо ткнув его в плечо, он неторопливо развернулся и направился вдоль сочащейся из стены воды — вдоль подземного ручья, к его истокам на поверхности — Элан не сомневался, что причины гибели подземных грибниц кроются там…

Камень был твёрдым и шершавым, и протискиваться сквозь него, даже в астральном виде, было занятием сложным — в основном, из-за возникающей время от времен щекотки. Неизвестно, причиной тому было состояние полусна, или игры растревоженного подсознания, но волчья пасть, протискивающаяся сквозь мокрую породу постоянно была оскалена в неповторимой звериной улыбке, увидев которую, даже самые смелые охотники обычно бледнели и в срочном порядке хватались за оружие. Вода под лапами противно чавкала, словно Элан пробирался не сквозь гранит, а шёл по дурно пахнущему болоту. Камень пружинил, подушки лап вязли в мареве стен, и хранитель, не сразу понял, что зловоние усиливается, всё явственней проступая сквозь породу.

— Как они раньше не замечали, что с водой что-то не то? Или это традиция, которыми так гордятся длиннобородые? Мой дед пил, мой отец пил — значит, и для меня хороша?

От странного запаха, скорее всего недоступного в материальном виде, но легко улавливаемого в астральном, уже начало мутить. Всё вокруг вновь подёрнулось дымкой, стало грёзоподобным, и сквозь камень проступили контуры леса… Ещё пара шагов — и…

Здоровый, с подпалинами волк выбежал на лесную опушку. Перед ним было свежеубранное поле — ровное, гладкое, как стол, без единой травинки, всё залитое ослепительным солнечным светом — оно вызывало в звериной натуре чувство опасности — и беззащитности перед ней. Здесь мастер ночных стремительных атак из засад был уязвим, как никогда. Волк оскалил клыки в раздумье, собрался повернуть в лесную чащу — прочь от угрозы открытых полей, но раздумал. Что-то внутри него уверяло, что нужно идти дальше — прямо по сверкающей белизне земли — и солнца. Ему нужно идти дальше! Волк покачал головой в раздумье, пытаясь разобраться с внутренними порывами — и нехотя побрёл по жаркой равнине, втягивая голову в плечи, весь напряжённый в ожидании удара. Песок под подушками лап, перемешанных с остатками соломы, тихонько похрустывал, заставляя беззвучно оскаливать клыки — в звере нарастало состояние тревоги, безотчётного страха, неуместного в хищнике леса.

Угроза, вначале мелкая и почти незаметная, нарастала, заставляя шерсть встать дыбом — больше всего волку хотелось со всех лап бежать обратно, под манящую тенью и прохладой защиту леса. Но чем больше опасности разливалось вокруг, тем сильнее в путнике пробуждался хищник, всегда готовый ответить ударом клыка — вот уже дикий рык разлился по полю и мощное животное мчится вперёд, навстречу врагу и возможной схватке. Темп нарастал, волк уже нёсся огромными прыжками, а из горла у него был готов вырваться торжествующий вой вожака — когда зверь затормозил, перекувырнувшись через голову и изрядно вывозившись в пыли, отчего шерсть его перестала быть чёрной, приобретя серый цвет — прямо перед ним был натянут ряд красных флажков.

Это означало — конец пути. Яркие всполохи огненно — кровавого цвета, сулящие гибель и преграждающие путь не менее надёжно, чем гранитная скала. Волк лежал в пыли, разочарованно глядя на непреодолимую преграду, а в голове его почему-то бились совершенно человеческие слова:

— Последняя линия обороны. Пройдёшь её — и ты победил. Ну давай же, хороший пёсик!

Зверь не желал быть пёсиком — да и хорошим он отродясь не был. Не вставая с живота, он принялся отползать назад — к виднеющейся вдалеке громадине леса.

Лишь через несколько минут он успокоился, преодолев переполнявший его ужас — ровно настолько, что бы замереть, не открывая глаз, и прислушаться к чему-то внутри себя. К собственному внутреннему голосу, который тихонечко пел — и слова его, знакомые по прежним, смутным временам, рождали щемящие даже дикую душу образы:

Старая, покрытая коростой людей и событий песня. Когда-то он её любил, пока встречи и прощания калейдоскопов дней не оттеснили чуть хриплый голос на задний план, заставив забыть и слова, и мелодию — лишь смутные образы правильности происходящего остались на задворках души — там, где прячется честь. Волк вздохнул и, чувствуя, как нависают над ним громады огненного цвета, пополз вперёд — не открывая глаз, медленно, но упрямо, по щенячьи подёргивая лапами. Через мгновения — или века этой бесконечной дороги он ощутил влагу под ногами, тень над головой — и вот уже человек встаёт посреди огромной пещеры, заполненной водой, ещё хранящей тепло летнего солнца — где-то совсем рядом с поверхностью — а прямо перед ним, наполовину утопленный в воде, лежит огромный валун болезненно оранжевого цвета.

— Что… Что это было?

— Защита. Мастерски поставленная, вполне способная отпугнуть практически любое существо, причём на глубинном, психологическом уровне. Чувствуется рука мастера. К тому же того самого, который сумел проклясть весь народ эльфов — один почерк. Минимум магии, ювелирное, глубинное знание психологических мотивов поступков людей и животных — и нужный толчок в подсознании. По сути, подобному невозможно противиться. Преодолеть такую защиту, будучи человеком, эльфом, или гномом нельзя. Будучи зверем, впрочем, тоже.

— А как же тогда я это сделал?

— Ты — не человек и не зверь, ты — хранитель предела, и этим всё сказано. Ну что, будем стоять или начнём чистить подводную реку? — Кристальный пепел уже успокоился и начал ехидничать.

— Хм, и как ты это предлагаешь сделать?

— Элан, не тупи. Этот камень — недаром твоё подсознание окрасило его в такие цвета. Его нужно убрать из пещеры — и всё вернётся в норму. Второй раз у наших противников подобный фокус не пройдёт.

Человек подошёл к валуну. Несмотря на цвет, он был очень весомым — крепкий, больше двух человеческих ростов в поперечнике, но при этом весь какой-то ноздреватый — быстрое течение откалывало от него мельчайшие частицы и уносило с собой.

Элан осторожно прикоснулся к нему — и вскрикнул: руку пронзило острой болью, она посинела и начала бледнеть, потеряв чувствительность.

— Ого! Он под завязку напичкан тёмной магией! Сбрось её! Быстро! Просто стряхни!

Элан машинально затряс рукой — несколько оранжевых капель сорвались с неё, тут же исчезнув в водах реки — а хранитель с облегчением убедился в том, что к его конечности возвращается здоровый цвет…

— Если ты забыл, твоё тело сейчас преспокойно дрыхнет на несколько сотен метров глубже, в уютной кроватке, которая тебе слишком мала. Однако это и к лучшему — соверши ты подобную глупость, не будучи призраком, наверняка лишился бы руки. А знаешь, какая это морока — отращивать новую!

Элана передёрнуло. Он торопливо спрятал руки за спину и нерешительно посмотрел на неподвижно лежащую глыбу.

— Предлагаешь мне поднять её усилием воли? Но я не джедай и понятия не имею…

— Ты не имел никакого понятия о многих вещах, однако научился же! Как монетки себе в карманы из земли вытряхивать, так ты первый, а тут — в кусты?

— То маленькая монета, а тут — такой громадный валун!

— Принципиально — никакой разницы! Попробуй!

Хранитель обречённо вздохнул, подошёл поближе к валуну, встав поустойчивей — словно и правда собирался поднимать огромный груз — и напрягся, глядя на валун. Никакого результата. Ладно, как он делал с монетами? Элан обернул камень энергией, наложив побольше слоев — и рывком потянул её вверх, опираясь на силу находящейся под ним горы. Оранжевая глыба вздрогнула, взбаламутив водную гладь — и нерешительно поползла к вершине, разбрызгивая ручейки.

— Куда её?

— Вон, над головой, дыра в скале — видишь, откуда её сбросили. Главное, перекинуть через край, чтобы покатилась по склону. А потом пусть с ней рунные маги разбираются!

Сила стремительно уходила — неподъёмный камень, казалось, весил несколько тонн. К тому же хранитель чувствовал, как под действием тёмной энергии истончается его собственная «сетка», в которую он обернул изделие купеческих магов. Тонкая ткань энергий рвалась, как гнилое сукно, и Элан с ужасом чувствовал, что сейчас его страшный груз рухнет вниз, раскалываясь на куски — и концентрация яда в реке станет запредельной.

— Неужели всё, что я делал, зря? Какой-то камень будет спорить с силой народа гор! Хранителя захлестнула волна гнева, огненной волной она прошлась по жилам, вынуждая кровь вскипеть и тело там, внизу, под ногами, выгнуться эльфийским луком, заставляя сжать губы и раскрыть глаза. Камень рывком пошёл вверх, переваливаясь через край колодца — и последнее, что увидел Элан перед пробуждением — это лучи солнца, брызнувшие из-под развороченной земли…

Каменная дверь, аккуратно повешенная на стальных петлях, сделанная на века и изукрашенная причудливой резьбой, разлеталась от удара голой руки. Кристальный пепел, уже занявший привычное место в спине Элана, только пожал плечами, скользнув холодком вдоль позвоночника — кто он такой, что бы мешать хранителю, идущему путём драконьего гнева.

Коридоры и галереи мелькали она за другой, ошарашенные гномы провожали удивлённым взглядом несущегося куда-то человека — полураздетого, всклокоченного, с пылающим лицом.

Спор в зале грибниц к тому моменту уже закончился. Несколько стражников торопливо вязали руки посмевшему встать на пути старейшин, спасающих свой народ, а рунные маги, поднявшие свои посохи, упрямо выискивал в толще стен малейшие следы нарушителя, когда парадные двери, запертые в целях сохранения таинства, дрогнули. Послышался резкий удар, затем сияющий клинок прочертил в тяжёлых створках ровный полукруг и в образовавшееся отверстие протиснулся человек.

Старейшины посмотрели друг на друга, на запыхавшегося Элана, стоящего на обломках двери, — и повернули назад. В произошедшем стоило разобраться…

Дорога к побережью оказалась вполне удобной, хотя и непривычной. Элан, как и любой представитель технической цивилизации, был уверен, что с комфортом ехать можно только на машине, имеющей двигатель, по широкой и удобной трассе — и дорога народа молотов для него была открытием. Прямой, гладкий тоннель, пробитый под небольшим устойчивым наклоном обеспечивал ровное, быстрое движение вполне комфортно устроенной тележки, внутри которой лежали меха и горел небольшой светильник. Мастер перемещения — пожилой важный гном с окладистой бородой, чаще всего кемарил, прикрыв глаза. Основная работа его начиналась, когда машина оказывалась слишком глубоко. Тогда он просыпался, поворачивал в сторону каких-то непонятных платформ — и странные лифты быстро и легко поднимали диковинный снаряд как можно ближе к поверхности, после чего движение продолжалось.

— Гордитесь! Очень давно ни один человек не ступал на подземные дороги народа молотов. Всего за несколько дней вы окажетесь на побережье, у северной стороны Орлиной гряды.

Элан кивнул. Бланд, вызвавшийся проводить его до побережья, смотрел пристально — но говорить не с кем не хотелось и хранитель лишь откинулся на неудобную спинку, прикрыв глаза. Тут же перед ним встали картины принесения присяги: сосредоточенные гномы, грозно поднимающие свои секиры, фиолетовые молнии, вылетающие из-под его рук, и низкий рокот голосов:

— Народ молотов клянётся в верности Элану, очередному хранителю фиолетового предела…

Была в этом какая-то неправильность — однако кристальный пепел молчал, принимая слова клятвы.

— Бланд! Я только сейчас сообразил: Вы принесли присягу не хранителю! Вы её принесли лично мне!

Пожилой гном спрятал ухмылку под складками бороды.

— Заметил! Ты был так ошарашен чертогом королей и торжественностью церемонии, что ничего удивительного… Народ гномов никогда не пойдёт за титулом — но всегда готов признать достоинства отдельного человека. Слишком это легко: ты создаёшь монарха, президента, вождя, внушаешь всем почтение к трудной работе того, кто занимает это кресло — а потом знай возводи на него одного неумёху за другим — пусть создают видимость власти, общаясь со своим народом и устраивая торжественные приёмы — и под этим балаганом незаметно, как страна медленно рушится, словно известковый валун, попавший в бурную реку. Вначале медленно и неприметно, а потом всё быстрей и стремительней — пока наконец не рухнет под стремительным напором, расколовшись на несколько кусков, на радость жадной воде…

— А если я уже после принесения вами присяги вдруг изменюсь и начну думать не о всеобщем благе, а о собственном кошельке?

— Ты — вряд ли. Но такие случаи бывали, и не раз. Если правитель не видит дальше сегодняшнего дня, он может предать интересы своего народа, прикрываясь красивыми словами и творя измену скрыто. Он даже может суметь выйти сухим из воды, заставив замолчать тех, кто знал о его преступлениях. Но он смертен — этим всё сказано.

Бленд замолчал, раскуривая крохотную трубку — сладковатый запах непонятных трав тут же повис в воздухе, щекоча ноздри. Элан не выдержал паузы.

— И что? Вы думаете, он пострадает после смерти?

— Мы знаем. Сколько бы он не украл, как бы не швырялся деньгами и не роскошествовал — ничего из этого он не сможет взять с собой — за порог смерти денег не берут, зато груз несделанных дел и совершённых ошибок повиснет на шее тяжким ярмом, лишая его даже крохотной надежды…

— Но разве он не работал, будучи во главе государства? Кто судит так строго?

Видящий народа молотов помолчал, глядя вдаль.

— Ты любишь подарки?

Элан улыбнулся.

— Кто ж не любит полученного просто так?

— Ничего не даётся даром. Подарки бывают белыми и чёрными. Чёрный — это подарок боли и страданий, который делает тебя сильней и лучше. Он даётся за твои ошибки — это урок, который ты должен усвоить. Таков подарок чёрной луны — и он честен, ибо после него любой становиться лучше. Но есть ещё белая луна — и её награды очень коварны. Когда на тебя сваливается должность, выигрыш в лотерею, возможность жить легко и безбедно — это испытание. Оно опасно видимым отсутствием последствий за твои решения. Устроить из работы синекуру, воровать понемногу, брать взятки или откаты — у тебя тысячи вариантов, как распорядиться подаренным тебе. Вначале совсем немного, потом больше — и вот уже, осмелев от безнаказанности, человек смело хватает всё, до чего может дотянуться, с презрением поглядывая на менее расторопных людишек, искренне презирая их за глупость, именуемую честностью. Но белая луна коварна — её подарки — это тоже испытания. И вот уже ты чахнешь от неизвестных болезней, худеешь, не в силах вырваться от тобой же созданного круга, твои дети смотрят на тебя с ненавистью, ожидая, когда же ты скорее умрёшь, что бы не мешать им побыстрей уничтожить твой род излишествами и роскошной жизнью. А порог, за которым тебя ждут смерть и совесть, всё ближе. Нет, от подарков Белой луны лучше отказаться, если не уверен, что ноша тебе по плечу — потому что последствия твоих решений скажутся не только на тебе, но и детях и внуках.

— То есть если мне предложат поднос с конфетами, я должен отвернуться?

— Нет. Ты должен аккуратно взять одну конфетку — что бы не обидеть хозяев и вежливо поблагодарить — а не хватать сразу весь поднос, брызгая от восторга слюной и набивая карманы подтаявшим шоколадом…

Тёмный вагон бесшумно несся сквозь камень и мрак, и крохотный огонёк освещал серьёзные лица тех, кто путешествовал по подземным дорогам…

Утром, когда жители столицы решились выйти из своих домов и узнать, что случилось, они обнаружили на каждом доме листовку одинакового содержания:

Вниманию народа Вар-Раконо! В связи с тем, что нынешнее правительство погрязло в коррупции, развале страны и семейственности, тем самым предав интересы людей, которые вызвалось защищать, оно было уничтожено. Объявляется о создании нового строя правления, а именно — монархической республики.

Объявляется о возрождении династии королевской семьи. Членом царской семьи является любой представитель древнего рода, сумевший доказать королевскую линию своей крови и нечем себя не запятнавший; а так же его потомки — автоматически.

Так же членом королевской семьи может быть объявлен любой представитель народов Змеиного материка в знак признания его заслуг без права наследования этого титула его потомками. Королевская семья владеет всём государством Змеиной земли, без права продажи, эксплуатации или другого вида управления.

Особая роль заключается в невозможности обычного правления, как и раньше, возлагаемого на выборных представителей народа, а так же в неограниченных полномочиях по контролю и суду за нарушителями законов управления их страной, а именно:

— Каждый житель страны обязан предоставить любые документы и вещи для досмотра по первому требованию представителя царской семьи, связанные как с личной, так и со служебной деятельностью, вне зависимости от уровня секретности или собственных полномочий;

— Каждый житель обязан выполнить любой приказ члена королевской семьи, если это не противоречит действующему законодательству, а так же не посягает на его честь и достоинство;

— Каждый житель обязан встать на защиту жизни и достоинства любого представителя королевской семьи, кроме случаев, когда ему известно о случаях, пятнающих достоинство данного представителя царского рода.

— Каждый представитель королевской династии имеет право арестовать до выяснения обстоятельств любого представителя народа Вар-Раконо, и заключить его под стражу в ближайшем отделении охраны на срок не более двух недель; если по истечении этого срока обвинение не будет предъявлено, он обязан публично извиниться перед задержанным и выплатить ему компенсацию из личных средств;

— Каждый представитель королевской династии имеет право судить согласно имеющимся у него данным любого из своих подданных, с приведением приговора на месте, вплоть до высшей меры; (Важно — обязательный отчёт о каждом судебном решении перед прокуратурой с предоставлением всех имеющихся документов по делу, если это не противоречит интересам государства. В последнем случае — отчёт перед верховной комиссией, составленной из представителей судебной системы, имеющих необходимый допуск) Если решение суда будет оспорено, судья лишается своего титула и судится за превышение полномочий уже как обычный представитель народа Вар-Раконо;

— Каждый дееспособный представитель королевской семьи имеет право носить при себе оружие и применять его при любом нападении на его особу, даже без применения какого-либо вооружения; нападение на членов царской семьи — тяжкое преступление, которое карается смертью прямо на месте.

Каждому представителю царской семьи обеспечивается проживание, средство передвижения и питание в любой точке страны, владетелями которой они являются, по предъявлению ими документа, удостоверяющего их положение. Так же им предоставляются особые, апартаменты в столице во время их пребывания в ней, и для членов их семей, не занятых государственной деятельностью. Для нового поколения королевской семьи создаётся особый институт просвещения, в котором все без исключения отпрыски готовятся к своей дальнейшей деятельности с учётом особенностей их психики и склада характера. Кроме того, им предоставляются особые, заметные издалека царские одеяния, достойные их рода и возможность играть особую роль в развитии своей страны.

Каждому представителю царской семьи выделяется содержание в размере 100 средних зарплат в месяц при условии, что его действия за прошлый год признаны приносящими пользу народу Вар-Раконо, и десяти — если такого признания не получено. (Этого не потребуется, если документально доказано, что польза, приносимая членом королевского рода, десятикратно превосходит её содержание.)

Утром, когда самые смелые из раконцев рискнули выйти из своих домов и прийти на центральную площадь, они увидели живую легенду, святая святых народа Вар-Раконо, фиолетовую драконессу, удобно устроившуюся посреди угасающищих языков пламени. Один за другим они падали ниц, застывая беззвучными холмиками, полные внутреннего трепета свершившегося чуда — и ожидания чего-то хорошего, что теперь непременно должно случится…

Толпа бурлила, отдельные её частички, настроенные весьма враждебно, начинали было что-то выкрикивать — однако тут же успокаивались, встретившись взглядом с огромным и равнодушным взором драконьих глаз.

Символ гордости народа Ван-Раконо, отливающий ярким блеском чешуи, сидел на развалинах дворца, и его фасеточные глаза внимательно наблюдали за толпой, выискивая в ней недовольных. Раконцы, пришедшие на центральную площадь узнать, что случилось, благоговели перед этим чудом — на его фоне смена правительства представлялось чем то незначительным. Возрождение монархии? Да, да, это ужасно — но посмотрите на это! И потом, если дракон так решил — кто мы такие, что бы идти против посланца предков?

Грея небрежно сидела на террасе одной из небольших кафешек, выходящих на дворцовую площадь. Она вовсю наслаждалась зрелищем гигантского дракона, не забывая поедать куски торта — потрясённый трактирщик с ног сбился, принося уже четвёртый. Не менее потрясённый, Ракх-инти переводил взор с огромного дракона в центре площади на Грею — и обратно, однако задать какой либо вопрос не решался.

— Ладно, расслабься, — там, на площади — обычный морок, а не какой-нибудь мой родственник. К тому же — где бы я нашла дракона такого большого, что бы был виден из любой точки города — и настолько глупого, что бы согласился сидеть на самой жаре весь день, пугая обычных горожан своим видом?

— Великая, в народе Ван- Раконо драконы вызывают совсем другие чувства.

— Ну а найти самовлюблённого идиота, согласившегося быть объектом восхищения, я бы тем более не смогла. Эй, любезный, ещё торт!

— Но среди раконцев наверняка найдутся достаточно сведущие в магии люди, которые смогут обнаружить подделку!

— Естественно! А, обнаружив её, они захотят узнать больше, пойдут по связующей нас ментальной нити — и обнаружат меня! Да, кстати, ты ещё не видел — вот сидят те, кто смог это сделать.

Грея небрежно ткнула ложкой в сторону тёмного угла террасы. Там, за столом, сгрудилось несколько весьма примечательных личностей — жрец одного из храмов Великого, ректор центральной академии, главный врач одной из городских клиник и несколько аристократов — из старинных родов, где уважали магию…

— Иди, знакомься — я их вкратце просветила, что происходит, и они согласны помочь тому, на кого пал выбор дракона. Это костяк твоей будущей администрации — может, и неявный, но действенный. У тебя должны быть помощники, когда я уйду.

Ракх-инти, уже успевший встать и приветливо улыбнуться растерянным магам, многих из которых он знал лично, стремительно обернулся, потрясённый.

— Великая, ты уходишь?

Грея небрежно махнула ложечкой. Кусок торта сорвался с неё — однако длинный язык метнулся, подхватив лакомство. Драконесса невозмутимо облизнулось и кивнула:

— Как только всё успокоится. Политические интриги — не мой конёк. На данном этапе у тебя серьёзных противников нет — бывший правящий клан позаботился об этом. А с шушерой, которая наверняка полезет из всех углов, ты справишься и сам. Должен справиться, если, конечно, чего-то стоишь. Тем более, что это и есть твои новые обязанности — следить, что бы к власти не пришли недостойные.

— Но как же ты?

— Мне что, теперь до скончания веков у вас памятником работать? — Грея устала от пустого разговора. — Меня ждёт хранитель! Он вполне готов к единению — драконий гнев не может ошибаться! Когда я его найду — я вернусь! И проверю, насколько ты смог выполнить своё предназначение! Поэтому торопись ковать железо, пока я тут и не даю ему остыть!

Драконесса успокоилась и лукаво подмигнула, кивнув в сторону растерянных магов. Ракх-инти вздохнул и пошёл знакомиться с новым кабинетом министров…

Огромные скалы стояли безмолвными часовыми. Почти чёрные, покрытые водорослями, они застыли клыками у входа в морскую стихию, словно зубы гигантской пасти. Элана передёрнуло.

— Может, поискать лодку?

Кристальный пепел вздохнул.

— Ты хочешь спровоцировать нападение стархов? Они не пускают лодки через океан! Или ты воды боишься?

— Да не воды… Глубины. В ней можно скрыть что угодно…

— Угу. Например, тебя. Мы, вроде, так и решили поступить?

Элан кивнул, не отводя глаз от морской глади — спокойной и ровной, лишь иногда подёргивающейся рябью из-за лёгкого ветерка. Он разделся, сложив всё в небольшой расщелине, оставшись только в набедренной повязке — и решительно пошёл в воду.

Видящий народа молотов, Бленд, наблюдающий за хранителем из-за скал, только покачал головой, когда хранитель нырнул — и водная гладь расправилась, став обычной — и гладкой. Он не спеша встал, отряхивая руки — человек ушёл дорогой, где народ молотов ничем не мог ему помочь — значит, пора пришла идти к своему народу — и ждать возвращения уже триединого, готового выступить против святошей…

Вода синела, постепенно становясь всё темней. Поверхность моря оставалась всё выше над головой, и Элан чувствовал, как его тело начинает сдавливать тяжёлая толща. Лучи солнца, горящего высоко над ним, пронизывали водную гладь, освещая всё вокруг хранителя — но под ногами чернели глубины, и хотелось рвануть к поверхности, подальше от незримого ужаса, который мог прийти из темноты.

— Хватит! Ты ведёшь себя в воде, как перепуганный человек — пришла пора почувствовать себя рыбой! — Кристальный пепел недовольхо вздохнул, всё вокруг пошло рябью, поддёрнувшись дымкой, острая боль скрутила тело, заставив на секунду зажмуриться — а потом Элан увидел:

Тонкие змеи водорослей обволакивали дно, как странные, нелепые декорации. Солнце плотными лучами ткало невесомый полог, создавая иллюзию стен в бесконечном пространстве. Мелкие рыбёшки яркими красками цветов разукрашивали водный мир, словно яркие ноты бесконечной мелодии вселенной. Элан медленно плыл в невесомости света и тьмы, скользя в незримых струях. Вытянув вперёд руки, он обнаружил тонкие перепонки между пальцами. Ухмыльнувшись предусмотрительности меча, хранитель перевёл взгляд на ноги — и оторопел. Лёгкая золотистая чешуя покрывала торс, спускаясь до ступней, ставших плоскими и вытянутыми, словно ласты диковинного животного. Ноги не соединились воедино, но теперь гораздо удобнее было двигать ими вместе, создавая мощный ток воды, несущий вперёд, лишь изредка поправляя движение кистями рук.

— Ещё немного, и я стану рыбой.

— Среди деревьев — будь деревом, среди русалок — русалом. Однако ты думаешь не о том. Находясь в чужом для себя мире, нужно быть настороже — не зная, откуда придёт опасность, ты уязвим. Не владея собственным телом — уязвим вдвойне. Когда мы доберёмся до стархов, будет попроще, но для них людское побережье — место ведения воин, здесь они бывают вылазками, так что я бы не рассчитывал на скорую встречу.

Хранитель поёжился.

— А откуда у тебя уверенность, что моя встреча со стархами пройдёт гладко?

Кристальный пепел улыбнулся, обдав позвоночник теплом мёда.

— Ты уже встречался с ними. И, по-моему, одного даже спас. Их логика странна, а мышление необычное — но оно есть, и значит, с ними можно договориться. Не тревожься о том, что не наступило.

Внезапно из зарослей вперёд скользнуло гладкое тело — длинное и стремительное, оно атаковало с неотвратимостью брошенного гарпуна. Огромные челюсти сжались на боках растерявшегося человека — однако охнувший кристальный пепел мгновенно растворился в теле человека, невесомой струйкой крови просочившись под кожу — и возник нерушимой преградой жадной твари. Однако та, вместо того, что бы выпустить ставшей твёрдой добычу, взбрыкнула — и торпедой понеслась в глубины океана.

Дёрнувшись несколько раз в попытке выбраться, Элан смирился и, пытаясь унять дрожь, поинтересовался:

— И как мне освободиться от этого местного аналога акулы?

— Пока никак. Ситуация патовая. Без оружия ты с ней не справишься, а я сейчас никак не могу отвлечься — стоит мне на секунду расслабится, и тобой славно поужинают.

Хранителя передёрнуло.

— Но почему она меня не отпускает?

— По всей видимости, приняла за гигантскую черепаху — те на большой глубине сами выползают из панциря: срабатывает древний инстинкт — бросить старый дом в попытке спастись и вырастить новый.

— И как глубоко она меня утащит?

— Достаточно, что бы тебе пришлось очень долго потом выбираться… Из тьмы на свет. К тому же в глубинах живут твари, по сравнению с которыми эта хищница — просто мелкая рыбёшка. Ты уверен, что стоит бездействовать?

— Но что я могу?

Кристальный пепел вздохнул.

— И это говорит без пяти минут хранитель девятой части вселенной! Ты же маг!

Элан виновато кивнул, торопливо закрывая глаза. Не то, это бы это требовалось для наведения чар — просто разворачивающаяся перед ним тьма уверенности в себе не добавляла…

Мир вокруг был странным. Искорки жизни поблёскивали в нём подобно драгоценным жемчужинам — редко, но ярко. Тьма, вязкая и густая, заполняла всё вокруг — и возможно, благодаря ней кругом царило одно очень простоё и понятное чувство: голод!

Огромная рыба так же была голодна. У неё почти не было связных воспоминаний: периоды голода и редкого насыщения чередовались, сменяя постоянное рысканье в поисках пищи редкими периодами сытого ничегонеделания. Психика чудища была примитивна, однако вполне управляема.

Акула резко изменила направление и устремилась на юг, к змеиному архипелагу. Она даже прибавила скорость.

— Что ты ей внушил? — голос меча был равнодушным — казалось, его совершенно не интересовал ответ.

Элан пожал плечами.

— Чистую правду. Что на юге больше пиши и она сможет наконец, насытится.

— Это верно. Но у твоей правды есть другая, шершавая половинка: на кого, по-твоему, начнёт она охотиться, после того как выпустит тебя на тёплом мелководье, куда мы прибудем такими мерками уже к завтрашнему утру — в исконных землях стархов? Она и на тебя напала только потому, что ты на них похож!

Хранитель вздохнул.

— К утру она устанет и я смогу попробовать выскользнуть из её пасти. Я пытался ей внушить, что во рту у неё кусок плавника, однако, похоже, она не готова расстаться с чем-то, что попало ей в челюсти. Увидев иную добычу, акула выпустит меня — и у нас будет несколько мгновений, что бы распороть ей брюхо раньше, чем она нападёт на кого-то другого.

Несколько часов прошло в молчании. Тело в неудобной позе начало затекать, постоянное напряжение вызывало спазмы. Вода стремительно неслась навстречу, мелкие рыбёшки шарахались в стороны, казалось, что в мире не осталось ничего, кроме тяжёлой, зелёной воды и стремительного движения в её толще.

Внезапно Элан перевёрнутой щепкой отлетел в сторону, ободрав до крови руку о шершавый бок — внимательный кристальный пепел тут же закрыл рану, не дав крови раствориться в воде, создав приманку для хищников — но рука саднила, замедляя и без того медленные движения.

Он торопливо вытащил меч — клинок почти растворился в воде, став прозрачным, лишь раскрасив воду фиолетовыми оттенками — и принялся рассматривать поле битвы. А поглядеть было на что. Недавний монстр, казавшийся огромным и почти непобедимым, теперь защищал свою жизнь, столкнувшись с тушей огромного белесого спрута, не спеша поднимавшегося на поверхность, что бы понежиться в лучах угасающего солнца.

Возможно, если бы не принуждение Элана, акула легко обогнула гигантскую, но неповоротливую тушу — однако теперь это не имело значения. Одно из щупалец обхватило живую торпеду — и теперь чудовищным коконом обвило дёргающееся в попытках вырваться стремительное тело, выдавливая из него жизнь — хищник глубин счёл себя оскорблённым.

— Похоже, нам пора. Давай понемногу в сторону, пока на нас не обратили внимание — в дополнение к основному блюду.

Элан принялся осторожно отплывать в сторону, не сводя глаз с гигантской туши. Возможно, поэтому уловил стремительное движение белёсого щупальца в свою сторону. Кристальный пепел зарычал, взрезая непослушную воду — и встретился с огромной плотью, сделав зияющую прореху между двух рядов шевелящихся присосок. Спрут отпрянул, сжимая щупальце — но ещё двое потянулись к колючей добыче. Как и все жители моря, спрут был способен на кратковременный, неуловимый глазом рывок — однако то ли Элан понемногу адаптировался, то ли смог вычислить атаки из-за больших размеров противника — но каждый раз очередное щупальце встречал кристальный пепел, легко разрезая страшную плоть. Наконец спрут сдался и исчез в глубине, продолжая сжимать уже ослабевшую акулу.

Человек ещё несколько минут посмотрел на бездну, поглотившую страшное чудовище — и со вздохом облегчения принялся убирать меч на место. Он уже научился поддерживать вокруг себя силовое поле, однако оно было ещё несовершенным — ноющие бока и ободранная рука ясно на это указывали.

— Может, стоит всплыть поближе к поверхности? Со всей этой суматохой я совсем потерял направление. — Не дожидаясь ответа, человек поплыл на вверх — солнце окончательно село, и всё вокруг стало тёмным и непонятным, пробуждая в душе неясные страхи. Элан не понимал — он только что он поставил себя на одну доску с самыми сильным хищниками моря, и вся живность вокруг торопливо расплывалась с его дороги, почувствовав запах удирающего в тревоге спрута.

К утру хранитель был уже на мелководье. Это была то ли затонувшая горная цепь, то ли растущие атоллы будущих островов — захваченный водоворотом красок, Элан не вглядывался в нагромождения почвы. Нет, водная гладь не была потревоженная ни одним сухим камнем — не менее десяти метров водяного покрывала надёжно укрывали царство стархов от любопытных глаз. Здесь плавали тысячи самых разнообразных рыб всевозможных красок и размеров, цвели самые причудливые водоросли. Элан, очарованный этой водной феерией, напрочь воспротивился осторожному предложению меча оплыть «всё это фантастическое безобразие» стороной, заметив, что глубинами он уже сыт по горло. И теперь он откровенно любовался красотой подводного мира, жалея, под рукой нет ничего, способного запечатлеть игры подводных красок. Русалочий хоровод он заметил — но, вместо того, что бы бежать сломя голову, застыл, глядя в восхищении. Что-то ему кричал кристальный пепел, однако Элан заворожено наблюдал…

Водные девы — обнажённые, разукрашенные различными цветами ярких полос, имитирующих одежду и водоросли вокруг, танцевали в солнечном свете, озаряющем всё вокруг. Казалось, свет — неотъемлемый элемент танца, его причина — и движущая сила. Русалки обнимали столбы света, грациозными движениями по очереди проникали сквозь яркие стены, весело улыбаясь красоте дня. Они были похожи на виденного им на суше старха — но разве быстрый взгляд на отчаявшегося, уставшего от битв воина, оказавшегося вне родной стихии, может передать очарование танцующей женщины? Они точно не были людьми — несмотря не внешнее сходство, различия были, и весьма существенные. Элан это понял, кода она из танцующих дев, нежно проведя по спинке подплывшей рыбы, вонзила в неё внезапно выдвинувшиеся когти, одним ударом вскрыв нежное брюшко и вызвав облачко крови.

Русалки рассмеялись. Их смех — немного звонкий, немного булькающий, был слышен вполне отчётливо — первый звук в тихом подводном мире. Одна за другой грациозные фигуры подплывали, погружая пальцы в мутное облачко — и с удовольствием облизывали их. Элан попятился. Он отчётливо представил, как так же смеясь, прекрасные русалки разделывают его на части, брызгаясь фонтанчиками крови.

— Ну, понял, наконец? Это ритуальный танец дев-воительниц — и извечному их врагу в такие моменты им лучше на глаза не попадаться. Не убьют, однако… залюбят до смерти. Уходим!

Элан попятился — его заметили. Прекрасный хоровод распался, и русалки стремительно поплыли к нему — по-прежнему грациозно и весело, с улыбками на лицах…. Хранитель запаниковал.

— Они меня увидели! А плавают они гораздо лучше, чем я!

— Спокойно! Пока они не поняли, кто ты такой — сотвори фантом!

Элан попытался вспомнить, как делать собственные энергетические подобия. На одном из немногочисленных уроков кристальный пепел рассказывал ему о возможностях и предназначении слепков с человека, однако хранитель тогда был слишком занят собственным мыслями.

Интуитивно он стремительно вышел из собственного тела, посмотрел на каркас оставленной плоти и принялся лепить его подобие, наполняя его энергией. Секунды послушно растянулись, сердце стучало медленно и глухо — и вот уже человек торопливо отплывает в противоположную сторону, оставляя между собой и отрядом прекрасных русалок неподвижную фигуру.

В полёте стрелы от места хоровода был небольшой подводный островок, густо заросший неподвижными водорослями. Как Элан успел оказаться так за несколько ударов сердца, он и сам сказать бы не мог. Торопливо юркнув в заросли, он с облегчением глядел, как хоровод дев завертел человекоподобный призрак — а затем, подхватив, потащил куда-то в противоположную сторону. Тут на его плечо легла узкая рука и булькающий, но мелодичный голосок произнёс с нотками еле заметной иронии в голосе:

— Ты так боишься моих сестёр?

Её звали Лика. Имя было простое и звонкое, напоминающее прошлую жизнь — и Землю, о которой уже начал забывать. И с ней было хорошо. Изящная и стройная, покрытая мелкими золотистыми чешуйками, девушка русалка притягивала взгляд…

— Ты не переживай — когда сёстры-воительницы заводят свои хороводы, прячутся даже опытные, закалённые в боях воины. Включая особ королевской крови. Это ты быстро сориентировался.

— А почему ты не в хороводе?

— Он… Он для избранных — тех, кто мечтает о победе любой ценой. А меня не раз упрекали за слабость и неумение побеждать.

Глаза девушки русалки затуманились и она отвернулась. Элан почувствовал себя неловко. Нужно было срочно менять тему.

— Слушай, а почему ты меня не испугалась? Сама говоришь, что я лишь похож на старха. А вдруг я лазутчик, подосланный магами с поверхности?

Лика улыбнулась и протёрла глаза.

— Как раз лазутчик выглядит настоящим стархом. А ты просто приспособился к жизни под водой, не стремясь быть похожим. Наш крагг предупреждал о возможном появлении чужака…

— Интересно! А поподробней? Кто это — крагг?

— Это титул. Что-то вроде министра магии. Он с месяц назад разослал весть о приходе человека, способного понять народ стархов — понять и помочь. Просил всех, кто его встретит, не вредить человеку и проводить к нему.

— И вы вот так взяли — и поверили?

Лика пожала плечами.

— Пути магии — не для простых людей. Уж если сам…

Огромное извивающееся тело метнулось к ним из зарослей. Плоское и зелёное, пребывая в неподвижности, оно ничем не отличалось от водорослей, но сейчас — хищник атаковал. Элан, завороженный беседой, был явно не готов к атаке — расслабленный, он мог стать лёгкой добычей. Русалочье тело метнулось вперёд, навстречу оскаленной пасти. Одно неуловимое движение — и странная рыба кувыркаясь, летит в сторону.

Лика, извиняясь, повернулась в сторону гостя.

— Обычно они не оказываются так близко от города стархов. И тем более не нападают на тех, кто больше их — что-то её встревожило.

— Извини. Я её и не заметил. А как тебе удалось одним движением остановить такую стремительную атаку? Ты маг?

Лика улыбнулась.

— Нет. Но стиль невесомого касания — мой любимый. У меня ранг мастера.

— Покажешь пару приёмчиков?

Лика откину голову, рассмеялась.

Сила наполняла драконье тело, заставляя петь каждую косточку. Вперёд, вверх! Хотелось кувыркаться в воздухе, словно ты — не умудрённая жизнью драконесса, а только что вылупившийся из яйца дракончик, впервые пробующий свои крылья. Это так прекрасно — свобода полёта, свобода быть наедине с самим собой, ни от кого не зависеть, быть сильной и мудрой, да и просто — быть. Драконесса раскинула крылья, ловя восходящие потоки тёплого воздуха. Всё позади — и суета мелких политических игр, и необходимость отвечать за тех, кто доверился тебе. Дальше они справятся сами. А она — её хранитель уже близко! Она чувствует его приближение — и теперь только радость полёта разделяет их. Несколько часов — и она вспомнит силу единения. Вверх! Быстрее! Крылья бешено заработали — до боли, сладкой боли полёта, боли свободы быть самой собой — не Мудрой, не Великой — простой драконессой, умеющей радоваться жизни и богатству предпочитающей сладость книг..

Сноп огня пролетел рядом, заставив отрешиться от грёз и заложить вираж, уходя с линии огня. Несколько десятков виверн — огромных, выведенных, по всей видимости, специально ради такого случая, показались из-за облаков. На каждой из них сидел всадник — и маг в монашеской рясе. Это была идеальная ловушка! Сила огненных ящериц плюс магия хитрых людишек. Грея сложила крылья, камнем устремившись вниз — сказки насчёт преимущества в высоте не срабатывают в мире магии, которая вполне способна защитить от удара или уберечь от столкновения. А вот попробуйте посоревноваться со мной на виражах…

Ещё несколько струй огня промчались совсем рядом, впритирку — лишь хитрое манипулирование струями воздуха кончиками крыльев позволило остаться невредимой. Виверны, хоть и вымахали здоровыми, ума не нажили — они не замечают, что пике уводит в сторону, к океану — стоит оказаться на глубине, как больше виверны ей не страшны — только бы уйти от побережья. Ещё одна струя огня — нет, они не умеют бить на упреждение — а магам сейчас не до этого, им бы на спинах вошедших в раж ящериц удержаться! Прибрежные скалы всё ближе, но поворачивать в сторону океана рано — не дадут, прижмут к земле, расстреляют с безопасного расстояния. Рывок вверх — так, что крылья словно выворачивает из суставов. Боль вспыхивает внутренней волной, однако тренированное сознание тут же её гасит, заставляя забыть обо всём, кроме боя. Огонь! Две ближайших виверны, не успевшие отлететь в стороны, вспыхивают как спички — вместе с седоками, не успевшими ничего понять, даже просто прийти в себя от сумасшедшей гонки. Остальные притормаживают, маги начинают выпускать заклинания — однако тонкая ткань принуждения рвётся, не в силах удержать впавшего в боевое неистовство дракона. Вас больше? Я смелее! Грея мчится прямо на изрыгающие огонь оскаленные пасти виверн, в последний момент уйдя вниз- но перед этим на минуту вскрыв себе вены и щедро оросив пространство перед собой сотнями огненных капель. Ещё несколько виверн камнем падают вниз, к уже близким скалам. Они окутаны облаками силовых полей защиты — но нет такой магии, которая способна остановить драконью кровь, вскипевшую от ярости жаркой битвы. Она прожигает любую плоть до костей, заставляя забыть обо всём и свернуться в пароксизме боли — а это опасно, особенно в воздухе!

Драконесса довольно улыбнулась и зависла над скалами — противника следует добить! Это было ошибкой. Драконья натура, требующая смерти врага, подвела Грею — на неё упала магическая сеть, скованная из того же странного метала, который, даже раскаляясь докрасна, не плавился и даже не размягчался. Как они смогли вычислить место на побережье, где она окажется? Или они умудрились подвести её сюда? Десятки магов выходили из — за скал, сплетая заклятье повиновения раскалённого металла. Дикий крик разнёсся над побережьем, заставляя лопаться скалы и вынуждая магов ослабить брошенное заклинание. Несколько святош упали, парочка даже отключилась — однако остальные лишь громче завели странные, отрывистые заклинания, от которых пахло белесой тьмой. Цепи натянулись, прижимая драконье тело к земле — а сверху уже пикировали остатки недобитых виверн. Ну уж нет! Грея извернулась, не обращая внимания на огромные рубцы вспухающие в местах соединения раскалённых цепей с драконьей кожей — и выпустила струю пламени. Расслабившиеся виверны кубарем полетели вниз, теряя седоков — прямо на острые скалы. Но тут магическая цепь натянулась — и драконесса полетела туда же. Скалы были уже совсем близко, когда столб пламени ударил в землю — мощного, рождённого драконьей глоткой. Он заставил камень потечь, сделав его мягким — и удар вышел не таким сильным, как надеялись маги. Полузадушенная раскалённой цепью, упавшая с высоты, Грея была ещё жива и опасна — нескольких магов, оказавшихся радом, смело волной огня — и подчинение ослабло давая драконессе шанс. Кровь забурлила, лихорадочно врачуя наиболее сложные раны: убить дракона непросто, ещё пяток минут — и она сможет продолжать бой.

И тут из открывшегося призрачного портала показалась фигура Кавншуга — огромная, она немного колыхалось на ветру, и лучи солнца просвечивали сквозь неё, но пальцы гиганта цепко держали меч из тёмного металла, увидев который, Грея взвыла в голос, бросив заниматься целительством — это был Эол, меч тьмы — один из немногих, он был способен уничтожить её раз и навсегда, одним глотком выпив жизнь целого дракона…

Огонь. Ещё! Ещё огонь! Вокруг дракона кипел расплавленный камень, волны жара поднимались вокруг, скалы текли киселём, заливая изломанные крылья. Кавншуг завис над беспомощным телом — и остановился в нерешительности: жар задевал и его, создавая ощущение дискомфорта.

Огонь, ещё огонь! Кровь брызгала из рассеченных лап, взывая к крови земли. И та ответила. Подземный гул взревел разбуженным зверем, огромный фонтан пара брызнул из скал, заставив странного божка отлететь, сжимая поблёскивающий меч — и на побережье хлынула лава, уничтожая всё вокруг: остатки виверн, растерявшихся магов, заливая расплавленным камнем дракона. Тучи пепла взвились в воздух, затуманивая зрение, мешая картину.

— Получилось? Дракон повержен?

Фигуры в расшитых золотом одеяниях оторвались от хрустального шага, в котором теперь лишь бесконечной пеленой падал пепел.

— Нет. Она выкинула свой любимый фокус — скрылась под камнем, обернувшись межзвёздной пылью и растянув время. Но она ранена и не способна продолжить поиски хранителя. Фактически, без посторонней помощи она останется под землёй очень надолго. Так что, как всегда, всё упирается в хранителя. С ним справиться будет попроще.

Серая фигура оторвалась от стены и сурово посмотрела на патриархов.

— Я не был бы в этом так уверен. Этот малыш отличается от предыдущих осколков. Он сильнее, чем кажется. Поэтому удвойте усилия. Нельзя допустить, что бы он нашёл дракона. А вашего божка… Его оставьте на побережье. На всякий случай.

Элана всего трясло. Он уже достаточно разбирался в происходящем, что бы отличить свои эмоции от эмоций дракона, но от этого было не легче — где-то там, на побережье, захлёбывалась кровью и умирала его вторая половинка! Его часть! Хранитель развернулся — и помчался в сторону змеиного материка. Весь покрытый фиолетовой дымкой, он сумел набрать огромную скорость. Скорее! Ещё скорей!

Небольшое ловкое тело скользнуло поперёк его пути, заставив притормозить. Девушка русалка зависла прямо перед ним, заступив дорогу. Она пыталась казаться спокойной, однако небольшая, едва прикрытая чешуёй грудь вздымалась довольно часто — даже для морского жителя скорость, которую развил хранитель, оказалась слишком быстрой.

— Что случилось?

— Пусти! Мой дракон… Она в опасности! Её могут убить!

— Убить дракона триединого практически невозможно. Он сильнее и опытнее хранителя на несколько порядков. Даже если сейчас на змеином материке идёт бой — что сможешь сделать ты, вынырнув из моря, весь уставший и ослабевший? Вряд ли неинициированный хранитель в таком состоянии может принять бой — наоборот, вместо защиты собственной жизни дракону придётся спасать тебя, а это может оказаться фатальным. Ты должен успокоиться — и попросить помощи у народа моря. У нас есть достаточно сильные маги воды — и на побережье они тебе пригодятся. А для этого нужно время — и разумная, не затуманенная гневом голова.

В глубине души Элан не мог не согласиться с справедливостью русалочьих слов. Но там, на побережье, изнемогала от боли его драконесса! Решительно отодвинув хрупкое тело Лики в сторону, он устремился дальше — что бы через минуту вновь оказаться перед уверенной в своей правоте русалкой.

— Я не пущу тебя! Ты должен успокоиться — и подумать!

Гнев, заставляющий кипеть кровь хранителя, вспыхнул особенно ярко. Как смеет эта рыба вставать у него на пути! Мощный удар вспенил воду, заставив её разойтись тяжёлой волной — но русалка легко оказалась в стороне. Лёгкое касание ладонью — и Элан летит кувырком, теряя ориентацию. Толчок был внешне слабый — однако при этом оказался так силён, что лишь через несколько метров человек смог восстановить равновесие — и выпрямиться. Зарычав сквозь стиснутые зубы, хранитель выхватил хрустальный пепел. Вода застонала от ласки фиолетовых граней. Удар меча, пусть и приторможенный тощей воды, был быстр и неотразим — уверенно вспоров воду, лезвие пронзило точно ту точку, где ещё секунду назад было хрупкое девичье тело. Но лишь лёгкий смех был результатом прекрасного удара. Перед Эланом не оказалось никого — и очередной толчок сбил его с ног уже сзади, вновь заставив закувыркаться в воде — и едва не выпустить из рук собственное оружие.

Элан был силён, меч — быстр, однако ничто не могло сравниться с русалкой в её стихии. В очередной раз улетев в сторону, Элан внезапно осознал, что гнев его исчез, словно смытый морской волной. Вздохнув, он аккуратно убрал кристальный пепел в спину — дышать сразу стало легче, и присел на покрытый водорослями камень, успокаивая тело и восстанавливая дыхание. Лика тут же оказалась рядом — и глаза её, длинные и раскосые, смотрели виновато.

— Ты как? Пришёл в норму? Я читала о драконьем гневе — он удесятеряет силы, но туманит разум, заставляя совершать ошибки. Извини, что я встала у тебя на пути — идя этим путём, ты мог потерять всё — а заодно и наш мир.

— Всё нормально. Я всё ещё чувствую Грею — она жива и в относительной безопасности. Так что ты, может быть, и права. Вот только быть остановленным девчонкой — это не повышает моей самооценки. До сих пор я шёл, совершая подвиги, и был уверен, что в состоянии справиться с любым противником — по крайней мере, с помощью своего меча.

Девушка — русалка пожала плечами. В её исполнении это выглядело настолько женственно, что Элан, заглядевшись, пропустил смысл сказанных слов.

— Прости?

— Я говорю — на суше у меня не было бы шансов. А так — я в своей стихии. Ты здесь двигаешься слишком медленно, к тому же теряешь силу удара за счёт размаха.

— Обычно, наоборот — чем больше размах, тем сильнее удар.

— Это только на поверхности, глупый! Под водой, особенно там, где давление в несколько раз больше, большой замах лишь покажет противнику твои намерения и заставит тебя устать раньше времени. Здесь для воина важнее не сила мышц, а внутренний огонь, который наполняет твои движения.

— То есть ты пользуешься магией?

— Нет, духовной силой. Она есть в каждом живом существе — и неважно, маг он или нет. Вот только что бы научиться владеть ею, нужны постоянные тренировки.

— А я смогу научиться подобному?

— Многому за то время, что мы плывём во дворец короля стархов, я тебя не обучу, но хотя бы двигаться не так неуклюже, и наносить удары без замаха — попробую.

— А где живёт ваш король и почему я должен к нему плыть?

Лика обиженно отвернулась.

— Можешь не плыть. По-моему, я уже передала тебе приглашение от нашего Крагга, к тому же дала тебе возможность принять спокойное, взвешенное решение. Если ты уверен, что тебе не нужна помощь моего народа — я не буду препятствовать.

— А девочка права. Тебе здорово повезло встретить её — если бы она нас не остановила, мы бы помчались прямиком в ловушку, в которую уже попала Грея и которая наверняка ждёт нас.

— Нас?

Кристальный пепел рассмеялся.

— А ты думаешь, я не чувствую драконьих эмоций, особенно такой силы? Я так же, как и ты, не мог себя контролировать — она ведь и часть меня то же. Кстати, сейчас Грея в безопасности — но для этого ей пришлось вновь войти в состояние ожидания — и растечься во времени. Что бы причинить ей вред, святошам потребуется по меньшей мере пара веков напряжённой работы. Так что за неё можешь быть спокоен. Пока, по крайнем мере — и заняться стархами. Если их верховных маг смог тебя почувствовать, и даже предсказать твой приход, стоит познакомиться с ним поближе. Нам союзники никак не помешают.

Путь до города стархов занял три дня. Это было очень спокойное время — возможность плыть, ни от кого не скрываясь, не думая о врагах — испытав на себе своеобразные способности своей попутчицы, Элан не сомневался в их эффективности. Море, до сих пор бывшее грубым и жёстким врагом, обернулось мягким, игривым котёнком, способным дарить радость — яркими красками встречных рыб, необычными гротами и лесными зарослями водорослей. Хранитель узнал, как можно легко скользить по любым зарослям, не боясь запутаться, какие виды моллюсков необычайно вкусны, а какие — наоборот, ядовиты, где можно ожидать нападения, а где — спокойно поспать, нежась в струях тёплого течения. Он всё больше узнавал морскую жизнь — и всё больше влюблялся в неё. В неё — и в свою спутницу.

— Расслабься. Почувствуй внутренний огонь — он согревает твоё тело, наполняет его мощью и энергией. Рождаясь в сердце, он миллионами мелких искр протекает по всему твоему организму — и сосредотачивается в ладонях, что бы коротким импульсом силы выплеснуться в мир. Ты чувствуешь свой огонь?

Хранитель в очередной раз прислушался к себе — и затряс головой.

— Нет. Наверное, мой огонь в воде не горит.

— Не шути! Это очень серьёзно! Стиль невесомого касания может спасти тебе жизнь в глубинах — и не только в них! Твой путь полон опасностей, и не стоит пренебрегать лишним шансом на выигрыш!

— Огонь. Его искры горят в человеке или стархе, согревая его тело и заставляя его любить, страдать, мечтать. Часто бывает так, что получив место под солнцем — уютное и тёплое, человек перестаёт мечтать, чувствовать радости жизни в погоне за удовольствиями — и его пламя гаснет. Он превращается в глиняную статую самого себя: внешнее сходство — и ни капли искры внутри. Он не способен на чувства — их заменяют животные инстинкты, не способен на душевные порывы — их заменяет желание устроиться получше и выглядеть покрасивей. Сколько их ходит, бегает, плавает: холодная ярость хищника в глазах — и ни капли тепла внутри. Они похожи на акул: всё свободное от пожирания добычи — а к ней относится любой, не похожий на них — время они плавают рядком со своими товарками, косясь друг на друга. Это даже не стая — в стае поддерживают друг друга, охотятся вместе — а не добивают тех, кто слабей. Постоянная выставка-продажа себя: своих плавников, челюстей и хвоста — у кого мощнее, быстрей и красивей, кто может крушить и ломать более легко и изящно, чем его соперники — тот и лучший, тот и главный. Если бы когда-то древние стархи не нашли бы в себе этот огонь — они бы вымерли, превратились бы в безмозглых рыб со слабыми зачатками интеллекта — возможно, чуть более добрых, чем все остальные рыбы, но не более того. Постоянное соревнование с акулами не дало бы им возможности стать кем-то большим. Древние русалки нашли в себе внутренний огонь — пусть не все, пусть избранные — те, кто мог, наплевав на опасность, выныривать звёздными ночами на поверхность — и, вздыхая, смотреть на звёзды. Именно благодаря им, таким непохожим на остальных, и создаются цивилизации. Именно они изобретают плуг и колесо, молот и наковальню, ракету и вездеход. А потом приходят акулы, холодные и безжалостные — и вот уже на наковальнях куются мечи, а ракеты начиняются ядерными боеголовками. Сами они создавать не способны — гений и злодейство есть вещи несовместные — зато способны разрушать! Да ещё как! И тысячелетие за тысячелетием кровь льётся, затмевая собой воду — и чаще всего это кровь тех, у кого в груди горит пламя огня. Они обычно плохие воины.

— Но у стархов не так?

— Нет. Благодаря найденному у нас стилю те, в ком кровь холодна, проигрывают воинам внутреннего огня; поэтому ни разу за всю историю стархов у нас не было гражданских воин. Однако это и тормозит наше развитие — никто не хочет совершенствовать оружие, опасаясь дать силу воинам с холодной кровью; а хищники вокруг сильны и опасны. К тому же всё чаще оружие людей попадает в наш мир — и оно совершенствуется день ото дня, грозя внутренним переворотом. Получив в плавники оружие людей, стархи станут одной из многочисленных рас, уйдя с пути, указанному им творцом — и власти начнут приходить не умные, но подлые, не благородные, а корыстные.

— Если стархи уже несколько лет не ведут воин, почему у вас не займутся воспитанием детей, отбраковывая подлецов и негодяев — чтобы не бояться подобного в дальнейшем?

Девушка-русалка невесело улыбнулась:

— Мы пробовали, и не раз. Семьи, среди которых не было воров и убийц, получали возможность размножаться без ограничений, и наоборот — тем, кто опозорил себя, было запрещено метать икру; но раз за разом такие попытки проваливались. Мы постоянно убеждались в том, что все дети достаточно чисты, чтобы вырасти хорошими людьми — однако что-то влияет на них по мере роста — на одних слабо, на других сильнее. Те, кто не может этому сопротивляться, теряют внутренний огонь — и они уже готовы убивать и предавать. Возможно, он никогда этого не сделают, однако в потенциале — способны. Есть какой-то неучтённый фактор, но какой — мы не знаем. Ладно, хватит б этом — давай вернёмся к занятиям…

— Настоящий удар рождается в сердце, набирает мощь в теле, направляется разумом и заканчивается поражением противника. Заметь — он не ограничен длинной рук или ног: его окончание — это тело твоего соперника. Люди пользуются мечами, копьями и стрелами, пытаясь сделать удар совершенным; мы же просто используем возможности своего организма.

— Они были вынуждены научиться чему-то подобному. Под водой обычное оружие малоэффективно, как ты уже успел заметить. Но стиль интересный, давай послушаем — для меня это тоже нечто новое. — Кристальный пепел не ёрничал, по своему обыкновению — и говорил лишь для Элана, тихонько, стараясь не помешать. А Лика продолжала:

— Самое главное — суметь сконцентрировать внутреннюю энергию организма таким образом, чтобы наносить удар «без посредников». При этом любые посторонние предметы только мешают — мечи, копья, луки — они поглощают мощь твоего удара, даря взамен собственную силу и скорость. Ты становишься более медлительным, всё больше полагаясь на своё оружие — и оказавшись без него, внезапно перестаёшь быть воином.

— Я слышал, что вершина мастерства — это когда воин — оружие сам по себе. — Элан торопливо вспоминал всё, что слышал о боевых искусствах.

— У вас этим заканчивают? Неплохо. У нас — с этого начинают! Иначе разумному существу в глубинах океана не выжить! Давай рассмотрим твой удар — медленно нанеси его вон по тому кораллу.

Элан сосредоточился и ударил — раскрытой ладонью, как била эта странная девушка-русалка. Результатом был невредимый коралл — и окровавленная рука.

— Я же сказала — медленно! Тебя никто не призывал соревноваться крепостью рук с камнем! Ты должен ощутить внутреннюю силу, рождающуюся в тебе в момент удара — а самого коралла лишь легко коснуться. Попробуй ещё!

— Но тогда… Это будет не удар. Лишь его имитация!

— Верно — при условии, что ты погасишь собственную мощь, останавливая руку. А ты дай собственной энергии возможность закончить твой удар — уже после того, как рука остановлена! Попробуй!

Элан честно пробовал. Однако не на первый раз, ни на сотый, у него ничего не получилось. Его уважение к непонятным русалкам, умеющим подобное, возросло многократно — вот только не то что скала — водоросли от его ударов не двигались, продолжая находиться в безмятежном покое. Наконец, Лика сдалась.

— Это всё твоя выучка — и чисто человеческая психология. Ты внутренне не веришь в возможность такого удара — и гасишь свою энергию, не позволяя ей выйти за пределы твоего тела. Когда у нас будет больше времени, мы вернёмся к этому уроку…

Город стархов поражал воображение. Увидев Эльдаксил, выращенный и украшенный самой природой, налюбовавшись на город гномов — не построенный, а вырубленный из камня, он самонадеянно полагал, что больше ничему удивляться не будет. Но коралловые строения поразили его до глубины души. Этот город строили не люди. Мельчайшие строители — полипы создавали из кораллов стены, арки и переходы. Русалки лишь просили их жить в определённых местах, подравнивая и поправляя работу. В этом было какое-то нечеловеческое терпение и уверенность в завтрашнем дне — дед, начиная дом, мог рассчитывать, что только его правнук увидит окончание строительства — однако уверенно планировал стройку, и заботился о ней — всю свою жизнь.

Разные поколения стархов по разному двигали кораллы — и поэтому дома приобретали самые причудливые очертания. Ажурные арки сменялись небольшими гротами, окна с вставленными в них кусочками хрусталя украшались водорослями, заключёнными в каменную вязь…

Но прекраснее всего был дворец правителя. Он был начат несколько тысяч лет назад, при основании города, и ещё далёк от завершения. Каждый монарх добавлял в него что-то своё, создавая проекты новых башен, залов и дворцовых пристроек. Несколько десятков этажей, тысячи комнат, украшенный сложным орнаментом мозаик и частичек живой природы — по его залам можно было бродить неделями — и каждый раз изумляться чему-то новому. Здесь, на глубине, ничто не тревожило обитателей — хищникам вход был сюда закрыт суровыми стражами, а бурям — толщей воды, и десятки тысяч диковинных цветов подводного царства распускали свои листья для тысяч крохотных рыбок, переливающихся всеми цветами радуг.

Как вкратце объяснила потрясённому Элану Лика, взявшая на себя роль экскурсовода, здесь одновременно сосуществовали самые разные виды, собранные и с мелководья, и с глубин океана. Магически адаптированные для жизни именно во дворце правителя, они несли исключительно эстетическую нагрузку — любой житель племени стархов мог придти сюда, что бы отдохнуть душой — и оставаться здесь столько времени, сколько захочется.

— Иногда молодые стархи путешествуют из комнаты в комнату неделями, забыв о сне и голоде — и выходят из дворца правителя преобразившимися. Они узнают многое о своём народе — и о себе, просто наблюдая за красотой, созданной руками древних архитекторов и строителей, так и не увидевших окончание своих шедевров — но завещавших их потомкам. Умение жить не для себя, и даже не для своей семьи — отличительная черта нашего народа. Это скрыто в самой нашей психологии, в нашем образе жизни. Невозможно быть эгоистом в обществе, где плоды твоих трудов увидят в лучшем случае твои правнуки.

— Так что же, у вас никто не ворует и не грабит? Не убивает? Не рвётся к власти?

Лика пожала плечами.

— Почему же. Но самое ценное, что есть у старха — это его народ, и украсть это нельзя, а вот лишиться — запросто. У нас нет смертной казни — океан велик, и преступники исчезают в его глубинах, отправляясь в изгнание. Обычно живут они не долго — слишком опасно оказаться одному, без поддержки соратников перед лицом убийц глубин.

— И никто не мечтает жить лучше?

— Мечтают — все. И все стараются для этого что-либо сделать. У нас нет понятия накопления капитала, как у людей — так или иначе, но ресурсы делятся между всеми, кто вносит свою лепту в выживание народа стархов. Возможно, кому-то достаётся чуть больше, чем он заслужил, кому-то — чуть меньше, это — мелочи. Самая большая личная ценность старха — его дом. И его нельзя украсть или купить. Это — семейная реликвия, передающиеся из поколения в поколение. Если образуется новая семья, не имеющая дома — ей выделяется участок на окраине, даются колония кораллов — и всё в дальнейшем зависит от их трудолюбия — их и их потомков.

— А если в семье не остаётся наследников — и о доме некому заботиться?

— Такого практически никогда не случается. Если по каким-то причинам род начинает угасать, он получает от государства любую необходимую помощь для восстановления семьи. Вплоть до генетического усыновления сирот. Потому что дом, оставшийся бесхозным, подлежит сносу — а это великая трагедия для всего народа стархов.

За разговором хранитель, Лика и сопровождающие их стражи — выделенные в качестве почётного караула ещё на границе города стархов поднимались все выше, плывя по разным комнатам дворца, пока не оказались на самом верху — в залах последнего уровня. Здесь в отличие от практически безлюдных нижних этажей, вовсю кипела жизнь — множество русалок сновали с самыми разными предметами по комнатам, озабоченные какими-то своими проблемами. Красок стало поменьше — зато попадались вполне земного вида столы — созданные из тончайших плит неизвестного материала, полупрозрачные и изящные, как и всё здесь, они были вполне функциональны — на них лежали связки ракушек, заменявшие письменность, горели хрустальные шары дальней связи и озабоченные стархи что-то говорили в них своим собеседникам. Это походило на вполне земное учреждение, правда, в какой-то странной, карикатурной форме. Элан не смог удержаться от улыбки, наблюдая за важными русалками, деловито шевелящими жабрами.

Впрочем, Лика оказалась достаточно чувствительна к такого рода улыбкам. Она тут же отчитала человека, не слушая его объяснений. Вернее, разъяряясь от них ещё больше.

— У нас никто не ждёт приёма больше пяти минут, никто не вымогает взятки и не пытается нажиться на чужих проблемах! Весь аппарат правителя насчитывает не больше двух сотен стархов — и это на народ, включающий в себя около миллиона жителей! Да, мы не приспособлены к административной работе, но тем не менее делаем её хорошо — как и всё, за что берёмся!

Элану стало стыдно. Он вспомнил полные чванства лица чиновников, смотрящих на посетителей свысока, как на личных дойных коров, существующих лишь для подношения взятки, сравнил их с подтянутыми, заботящимися о народе, о не о собственном кармане русалками — и опустил голову. Здесь работали лучше, путь это и выглядело смешно и карикатурно.

Зал приёмов короля стархов был огромен. Высокие стены тянулись к солнцу — его сверкающие блики играли на водной глади далеко над головой, создавая радужное настроение. Высокий трон, выращенный из нескольких сортов кораллов, был обвит золотистыми водорослями, имитирующими украшения. Впрочем, их тоже хватало. Зал декорировал жемчуг — огромные жемчужины украшали стены, мебель, одежды придворных. На полу, вдоль стен, были разложены чисто человеческие украшения — золото и драгоценные камни, посуда и украшения. Всё было свалено грудами, и несколько ржавых мечей, воткнутых в них, символизировали — это захвачено в бою.

Но самым примечательным был король стархов. Элан, привыкший к гибким и ловким фигурам, был поражён мощью сидевшего на троне русала. Крупный, крепкий торс, налитые плечи, валуны мышц на руках — похоже, этот старх мог бы поспорить силой с гномом! И при этом — проницательные, полные мысли глаза, с насмешкой наблюдающие за растерявшимся хранителем.

— Значит, это и есть самый сильный воин людей? Интересно. Взять его!

Несколько стражников подскочили к Элану раньше, чем он успел хотя бы потянуться за мечом. Если после занятий с Ликой он решил, что имеет представление о стиле невесомого касания — то теперь он увидел подлинных мастеров. Два слаженных удара одновременно с разных сторон — и вот о уже стоит, с трудом переводя дыхание и борясь с подступившей тошнотой, зажатый в клещи крепкими руками, а Лика, пытавшаяся за него вступиться, кубарем летит в угол — где её подхватывает одиноко стоящий русал, не давая вмешаться в разговор.

Король стархов не спеша подплыл к угрюмому Элану, оглядывая его со всех сторон.

— Насколько я понимаю — ты ищешь дракона. Он что, где-то в океане?

— Нет, повелитель. Насколько мне известно, дракон недавно вёл бой на змеином материке. Туда и направлялся этот юноша — однако вначале он зашёл засвидетельствовать вам своё почтение. — Пожилой старх аккуратно поставил Лику на ноги, шепнув ей несколько слов — отчего она сразу расслабилась и шагнул к королю, заслоняя хранителя от его гнева. Элан удивлённо глядел на светлые волосы неожиданного заступника, пытающего успокоить разъяренного короля. Он стоял перед человеком, и хранитель не видел его лица — но что-то в манере выражаться показалось ему смутно знакомым.

— Значит, до встречи с драконом он — ничто? И справиться с ним сможет любой воин? Так почему же не сделать этого теперь, пока хранитель не набрал силу — и перевес в нашей войне с людьми не стал фатальным? — Король откровенно ухмылялся, глядя на побледневшего человека.

Элан внезапно разозлился. Это не был всесокрушающий гнев дракона — какая-то часть его чувствовала наигранность ситуации — однако было обидно ощущать себя слабым малышом по сравнению с суровыми воителями. Он призвал предел — и воины отлетели в стороны, повинуясь импульсу силы. Хранитель спокойно шагнул вперёд, растирая руки, которые словно в тисках побывали. Затем наклонил голову — и кристальный пепел осветил зал королей собственным светом, заставив по-новому заиграть все краски королевского чертога. Присутствующие замерли — казалось, пред ними уже совсем другая обстановка — и у неё новый хозяин.

— Я ещё не великий воин, но уже — маг предела. Пусть тоже не великий, однако вполне способный справится с тем, кто захочет меня испытать. Вы хотели услышать именно это?

Король небрежно откинулся на троне, не сводя прищуренных глаз с хранителя.

— Маги есть и у нас. Конечно, они слабее любого из адептов предела — но их много, и они вполне в состоянии обеспечить защиту группе воинов, решившихся на нападение. Может, стоит рискнуть?

Элан улыбнулся. Он аккуратно убрал меч обратно в спину и шагнул вперёд, вытянув пустые руки.

— Если бы вам была нужна война, я был бы уже мёртв — входя в этот зал, я не ждал нападения и был не готов. Может, хватит меряться силами, как драчливой ребятне, и стоит поговорить о мире — и совместных действиях?

Король стархов расхохотался, откинув голову. Его длинные белые волосы вздыбились лёгким облачком, и Элан заметил, что король совершенно седой.

— Значит, ты не просто хочешь мира, тебе ещё нужна наша помощь — что бы вернуться на сушу, став великим воином и уничтожить мой народ?

— Юноша находится в нашем мире около полугода. Неизвестно, где он был и что делал — но святоши объявили его свои личным врагом и ищут всем доступными средствами. Народ аллорнов прекратил своё добровольное затворничество и начал вновь осваивать леса, молоты отказались поставлять оружие войскам людей, а на континенте началось преобразования, в которых задействована магия предела…

— И что за выводы я должен сделать из вашей речи, крагг?

— Что на данном этапе он наш союзник. И, благодаря встрече с ним, можно решить кое-какие наши проблемы — в конце концов, он входит в круг опекающих миры и обязан нам помочь.

Король задумался, не сводя с Элана цепкого взгляда. Тот вздохнул — похоже, опять придётся проходить испытания, выворачивая себя наизнанку. А кристальный пепел будет посмеиваться, не спеша со своими хитроумными советами.

— Хорошо. Если хранитель сможет быть достойным титула друга народа стархов, мы поможем ему. А пока — крегг, проводите нашего… гостя в отдельные покои, пусть он отдохнёт, и объясните суть стоящей перед нами проблемы.

Стоящий перед Эланом старх поклонился королю, повернулся в строну хранителя, озорно ему подмигнув — и человек с изумлением узнал в неожиданном заступнике старого знакомого, вытащенного и из клетки рабовладельцев.

— Стархи всегда были готовы рискнуть жизнью в поисках знаний. Я путешествовал по континенту людей несколько лет, используя реки, каналы — и немного магии, чтобы не задохнутся от грязи. Именно во время одного из таких путешествий мой предшественник услышал о триедином — и его скором приходе. Народ Стархов не молится богам. Вокруг нас — одно зло и мы не верим в помощь с небес. Но весть о сильном воине, способном уничтожить мановением руки целый народ, взволновала мудрых нашего племени. С тех пор каждый Крагг, принимая этот титул, отправляется в путешествие в мир людей — что бы больше узнавать о противнике. И знаешь, после встречи с тобой я начал верить — если не в творца, то в судьбу, давшую нашему народу шанс разглядеть в извечном страхе — хранителя мира.

— Боюсь, из меня получится плохой хранитель. — Вздохнув, с сомнением произнёс Элан. — Я слишком неподготовлен к той роли, которую преподносит мне судьба.

— Неподготовлен? Если ты о знаниях — после единения ты узнаешь всё, что знают твои частицы. По существу — это не только твои сила и знания, но и твоя память. Впрочем, к сожалению, это не главное. Ах, как просто было бы получить правителя, дав ему необходимое образование. Однако это лишь начало пути. Естественно, ни один правитель не станет таковым, если у него нет экономического, политического, психологического диплома. Это условие необходимое, но лишь для того, что бы исключить первые, самые глупые ошибки. Дабы правитель не пошёл на поводу у алчности, высокомерия, глупости. Это всё — жизненно нужно, не спорю. Благодаря образованию любой человек сможет стать более сильным, более ярким правителем. Вот только большинство из них, несмотря на всю свою мудрость, обречены стать Алтыньё, чёрным правителем. Мало у кого есть одно маленькое, однако необходимое настоящему владыке качество: ставить интересы простых людей выше своих собственных. Это необычайно просто на словах, это набило оскомину от речей политиков всех мастей и рангов — но почти никто на деле не идёт этим путём. Слишком это сложно — забыть о себе.

— А как стархи выбирают себе правителей?

Крегг задумался, потом нехотя ответил:

— Достаточно жестоко. Мы выбираем среди тех, кто обладает необходимыми качествами, людей, не имеющих спутницы и детей — и лишаем их возможности иметь потомство. С тех пор их семья — весь народ стархов. Они живут лишь для него, не делая никому поблажек и исключений. Это жестокий, но необходимый путь.

Элан вздрогнул.

— И что, находятся добровольцы?

Крей лукаво подмигнул.

— Открою одну из тайн краггов: те, кто добровольно соглашаются на подобное, не способны стать хорошим правителем. Они одержимы жаждой власти, готовы пожертвовать ради неё чем угодно — и потому опасны. Обычно претендента приходится долго уговаривать, пока чувство долга не берёт верх над желаниями тела; и сожаление об этом поступке преследует правителя всю жизнь.

— Но если он сорвётся или затаит злобу?

— Если сорвётся — не страшно. Этому можно помочь, есть методы. А затаить злобу — на кого? На круг дев воительниц, на русалочий хоровод? Некоторые воины, уставшие от жизни, добровольно приходят в этот круг — чтобы прекрасные девы нежно выпустили его душу из тела, утомлённого их ласками.

Хранитель вздрогнул.

— Это я угадал тогда с фантом…

Небольшой грот Крея на общем фоне выглядел почти по спартански — лишь стол из полупрозрачного камня и хрустальный шар на нём выдавали в нём кабинет руководителя, расположенный в прекраснейшем дворце народа стархов. Ни украшений на стенах, на жемчугов на окнах, ни ковра из тонкого слоя разноцветных водорослей на полу. Заметив недоумённый взгляд Элана, Крей махнул рукой.

— Это дома я стараюсь. Хотя обычно не хватает времени. Вот матушка у меня мастерица, каких поискать — будет что детям оставить. А на работе — нужно работать, а не украшать кабинет. Ни мебелью, ни собой — в качестве мебели. Поэтому хватит о высоком, смотри, я познакомлю тебя с нашей проблемой — и твоим испытанием одновременно.

Крагг легко щелкнул пальцами — хрустальных шар поднялся в воздух, завис, став из прозрачного мутно-белым, и из тумана стали возникать образы…

Белое дно, освещенное неярким светом дальнего солнца, было покрыто ровным, светлым песком. Редкие группы водорослей, чахнущих без нормальной пищи, лишь подчёркивали пустоту подводной степи. Не было видно рыб, морские звёзды не лежали на светлом дне, играя бахромой щупалец. Среди многообразия жизни морского дна пустота показанного побережья была дикой — и внушала тревогу. В центре этого оазиса смерти, чуть приподнявшись благодаря нагромождению скал, зияла узкая расщелина, ведущая вниз — и тьма, выглянувшая на секунду оттуда, заставила Элана вздрогнуть и отодвинуться от хрустального шара.

— Это рот бездны. Так мы называем узкую впадину, уходящую вниз не на один десяток километров… Во всяком случае, ни одна исследовательская экспедиция не достигла её дна. Оттуда не выплывали ни гигантские спруты, ни акулы убийцы, ни странные порождения мрака, что иногда появляются из подобных мест — все считали эту впадину безопасной. Пока около ста лет назад рот бездны не стал дышать. Необычный пузырь, наполненный скорее энергией, чем воздухом, вырывается из его глубин — и устремляется к поверхности, уничтожая на своём пути всё живое. Это происходит достаточно редко — пару раз в год, однако этого достаточно, чтобы земля вокруг впадины крошилась, превращаясь в мёртвый песок, рыбы и морские звёзды уходили подальше, а растения чахли, постепенно умирая. Всё это тревожит наш народ, тем более что такими темпами пустыня через пару лет окажется уже у врат города. Но никто поделать ничего не может — у нас элементарно не хватает сил, что бы достигнуть дна и хотя бы узнать причину происходящего. Не говоря уже о том, что бы отправить туда армию.

Элан удивился.

— И вы думаете, я выживу при таком давлении, при котором привыкшие к подводной жизни стархи умирают?

— У тебя очень неплохая защита. Ставил ты её сам, однако явно не без помощи своего меча — и к тому же она основана на магии предела — а её божественность в том и состоит, что ограничений для её применения нет — ни высоко над головой, там, где воздух растворяется в великой бездне, ни в самых страшных глубинах океана, сила тебя не покинет. А значит, ты сможешь выжить там, где не справится никто из нас.

— Что-то вы подозрительно много знаете о магии предела. — Буркнул Элан, недовольно качая головой — похоже, отвертеться от испытания не удастся. А пытаться что-нибудь понять на огромной глубине, в кромешной тьме… И при этом сражаться с врагом такой мощи, одно дыхание которого повергает землю в пустыню…

— Люди, не доверяющие свои секреты никому, кроме избранных, очень часто предаются размышлениям у водной глади. Вода врачует духовные раны, снимая тревоги и даря покой. Одно время у нас был свой пост у небольшой речки рядом с летней резиденцией иерархов церкви триединого…

Хранитель вздохнул и наклонил голову, соглашаясь с задачей.

— Когда вы выступите?

— Сейчас. Мой дракон нуждается в помощи, и я не хочу отдыхать без крайней необходимости.

— Я тебя провожу. — Лика оторвалась от стены, где она весь разговор простояла, бледная, как полотно.

Элан взглянул на девушку, все чувства которой в этот момент были написаны на взволнованном личике, и покачал головой. Похоже, его проблемы только дыханием глубин не ограничивались.

— Тебе не нужно туда идти! — Это было сказано категорично, со всей страстностью юности — и детской непосредственностью уверенного в себе ребёнка.

— Я провожу тебя до змеиного материка. Ловушки святошей — младенческие игры по сравнению с загадками бездны. Всё, что тебе нужно — незаметно прокрасться к дракону, соединиться с ним — а потом уже разбираться с проблемами, по мере их возникновения. Идти тебе сейчас во впадину — чистой воды самоубийство!

Элан вздохнул. Убеждать в чём-либо влюблённую девушку — труд неимоверный. Особенно, если в её словах есть большая доля истины. Той самой истины сегодняшнего дня, которая помогает решать мелкие, насущные проблемы, запутывая при этом тебя сетью повседневных забот, сковывая, калеча мечты и уничтожая честь. Все женщины, влюблённые в свои мужчин и переживающие за них, горазды на такие советы — озвучивая те мысли, с которыми мужчина борется в глубине души. И то, что сейчас разговор вела русалка, ничего в его сути не меняло.

— Понимаешь, возможно, твой план действительно более безопасен. И наверняка разумен. Вот только если я сбегу от испытания целого народа, тайком, как вор, проберусь к пленённому дракону — я престану быть самим собой. Наверняка и единение пройдёт не так, как нужно, и уничтожая врагов, я буду не беспристрастным судьёй — а яростным подлецом, мстящим не в чём не повинным людям за собственную слабость, за перенесённые унижения. И наверняка переступлю меру дозволенного, превратившись в ещё большее зло. В нашем мире так год за годом происходит в армии — между призывами…

— Но иначе ты умрёшь! Ты и здесь-то не в состоянии нормально двигаться, а на глубине десятков километров, против монстра, способного своим дыханием уничтожить всё живое, даже у тебя…

— Возможно, физически я буду не в лучшей форме. Однако магия останется при мне — а значит, шансы есть!

— Тогда — я иду с тобой!

— Прекрати. Возвращайся домой — и жди вестей. У тебя, не имеющей нормальной магической силы, там действительно нет шансов. Спасая тебя, я и сам могу погибнуть.

Лика опустила голову. Сказалось воспитание воина — на земле ни одна влюблённая женщина не сдалась бы так быстро. Эта же подняла плечи — и, повернувшись, поплыла в сторону города стархов — будь она земной девчонкой, Элан бы сказал, что она плачет. А может ли плакать русалка? Хранитель покачал головой. Всё его человеческое нутро требовало, что бы он догнал и успокоил расстроенную девушку — но появившийся опыт предыдущих хранителей говорил, что это приведёт лишь к новому витку уговоров — и новым слезам. Элан повернулся — и направился к впадине.

С каждым метром тьма сгущалась, всё сильнее стискивая хранителя в своих объятьях. Уже после первых пяти минут спуска кристальный пепел, до того молчавший, буркнул:

— Дай-ка я! А то тебя выкинет наверх, как пробку из бутылки. Он принялся перестраивать тело хранителя, на ходу что-то меняя, удваивая и утраивая прочность защитных полей — а Элану оставалось лишь в восхищении наблюдать за работой мастера — и ужасаться разворачивающейся у него под ногами бездне.

Свет словно выдавливало наверх — он плавно исчезал над головой, становясь всё более разряженным и тусклым. Элан для пробы посмотрел вверх — и увидел яркий овал лучей солнца, освещающий края расщелины.

— Не дури, я повышаю тебе светочувствительность — ослепнешь. Сейчас будет попроще. — Буркнул кристальный пепел голосом донельзя занятого человека, отрываемого озорными мальчишками по пустякам от сверх важных дел.

Хранитель покорно кивнул, и принялся рассматривать проплывающие мимо стены — покрытые слоем сажи, со странным кристаллическим налётом, они словно были обсыпаны застывшей чёрной изморозью. Элан подплыл поближе к одной стене, провёл по ней пальцами — мельчайшие частички тёмного налёта от делились от выступа скалы и, кружась, устремились наверх.

— Когда-то здесь были растения.

— Похоже, по этой трубе периодически проходит довольной мощный сгусток энергий. Вряд ли это целенаправленное действие — скорее, побочный эффект. Но кто может баловаться подобными силами?

— Ты встречался с такими? — Элан впервые видел своего вечного наставника растерявшимся.

— Нет. Скорее всего, этот сгусток энергий — не магического свойства. Верне, не только магического. Нужно было дождаться очередного выдоха глубин и попробовать хотя бы на глазок проанализировать состав, прежде чем соваться в это бесконечную трубу без дна, но время дорого, и не стоит его тратить на малоинформативное ожидание.

— Я думал, что все энергии заключены в пределе.

— И это говорит дитя технического мира! Десятки видов различных сил изливаются на все миры, циркулируют в них, поправляют или наоборот, мешают. Они необходимы для развития вселенной, и творец не мог уничтожить своё детище, полностью убрав их. А может просто — не мог. Он локализовал лишь магические энергии, входящие в резонанс с энергетическими импульсами человеческого мозга — и поэтому управляемые силой мысли. И то не полностью — кое что осталось. В одних мирах — побольше, в других — совсем крохи. Но даже в вашем, совсем уж лишённым магии мире, находятся умельцы, ловко использующие оставшиеся крохи. Представляешь, как они развернуться, дай им магию?

— Не заговаривай мне зубы. — Элан напряжённо смотрел в провал, чернеющий под ногами. Долго будет идти этот бесконечный спуск?

Меч скользнул вдоль позвоночника — словно плечами пожал.

— Понятия не имею. Мы спустились уже на глубину около пяти километров — если верить стархам, то это в лучшем случае треть пути. Хотя я в этом сомневаюсь — на такой глубине вода будет просто вытеснена землёй и мягкими породами… Разве что там голое скальное образование. Вначале я пытался ускорить наш спуск за счёт увеличения веса, но потом понял, что к концу пути тебе придётся весить несколько тонн — и сейчас мы движемся вдоль идущего здесь энергетического потока, кстати, довольно мощного, черпая силы на движение за счёт самой энергии земли, и повышая плотность твоего тела за счёт уменьшения объёма.

— Ничего себе! И какой у меня сейчас рост?

— Теоретически — тот же самый. Длинна есть производная функция от времени и массы — читал Энштеина? Изменяя одно состояние, можно добиться изменения другого. А фактически — уже меньше метра. Тебя это пугает?

— Да уж, не радует.

— Ты и не собирался полагаться на физические силы. Магические же твои способности не уменьшились — ты по прежнему способен призвать предел — вот только афишировать свои умения раньше времени не стоит, хорошо?

Час шёл за часом. Несмотря на повышенную чувствительность, Элан почти уже ничего не видел — лишь тёмные громады стен скользили вверх, отмечая процесс спуска. Разговоры кристального пепла становились суше и короче — поддерживать хрупкую жизнь человека на такой глубине становилось всё сложнее — и отнимало всё больше сил. Наконец он замолчал, ограничиваясь односложными репликами — и хранитель оказался предоставлен самому себе. Мрак вокруг окутывал пространство плотным саваном, заставляя себя чувствовать добровольно погребённым.

— Пожалуй, эта самая большая могила за всю историю вселенной — с мрачным юмором думал Элан, пытаясь разглядеть угольно-чёрные стены. Он стал сомневаться, что из такой передряги человек может выбраться живым. Осторожно размял руки и ноги — они слушались, однако двигались медленно, словно каждое сокращение мышц приводило в действие сложный механизм, позволяющий им перемещаться.

Внезапно в одной из стен мелькнул отблеск света.

— Подожди! Там что-то горит. Давай рассмотрим!

Кристальный пепел не ответил, но бесконечный спуск прервался, и Элан смог подплыть к узкой расщелине, в глубине которой он увидел несколько слабо светящихся водорослей — и в их неярком свете промелькнул смутный силуэт небольшой рыбёшки.

— Здесь есть жизнь!

— Вероятно. И это означает, что дыхание бездны здесь не так опасно — или не вредит здешним обитателем. Поехали дальше?

— Конечно. А… Ты не устал?

— Немного. Сложно координировать скорость спуска, плотность твоего тела и управлять потоками энергий одновременно — с тем, что бы уберечь тебя от негативных воздействий. Но я уже отдохнул во время остановки — продолжаем?

Хранитель кивнул и закрыл глаза. Возобновившийся ток воды подсказал ему, что он вновь погружается в глубины океана. Со временем огоньки стали попадаться чаще — всё больше непонятных светящихся водорослей со снующей среди них живностью расцвечивали щели впадины узором неярких огней. Свет, ими испускаемый, был тусклым — на поверхности его никто и не заметил бы, равнодушно проходя мимо. Здесь, на глубине, огоньки казались яркими фонариками моря. И ещё — маленькими оазисами непонятной жизни.

Внезапно ноги человека гулко ударились о каменный остов. Кристальный пепел переборщил со скоростью — тело тряхнуло, отозвавшись странной ломотой в костях. Хранитель открыл глаза, уставшие от свечения огоньков на стенах — и огляделся. Видно было плохо — но всё-таки это было лучше того, чего боялся человек, начиная спуск. Он стоял на дне этой гигантской впадины — большой, покрытой пылью тысячелетий и сложным составом почв, образовавшихся из того, что падало сюда целую вечность… Валун, на котором стоял Элан, возвышался среди огромного поля, покрытого узором непонятных растений. Высокие — выше него, состоящие из мясистого стебля с одним единственным листом на конце, они росли, образуя правильные геометрические узоры. Круги, овалы, ромбы, тетраэдры — сложные построения из травы и мха прорастали из вековых напластований, создавая причудливые картины. Внутри каждой из них росли растения поменьше — словно подростки, окружённые толпой заботливых родителей. Снаружи же каждого рисунка было пусто — минимум на метр не было ничего, кроме странной тёмной почвы… Несколько трещин в земле уводили ещё дальше вглубь — но они были мелкими, и вряд ли угроза исходила оттуда. Искать нужно было тут, на этой странной равнине из водорослей.

Хранитель уже совсем собрался спуститься с валуна, когда вмешался меч.

— На всякий случай — не наступай на цветы. Они неплохо организованны, и, возможно, способны доставить тебе пару неприятных минут.

Элан кивнул и спрыгнул на тёмную почву недалеко от очередного травяного круга. Почва держала плохо, ноги постоянно проваливались, однако идти было можно — и хранитель побрёл к ближайшей стене, аккуратно обходя странные рисунки растений. Коснувшись скалы, он удивлённо присвистнул — она была совершенно чистой, без следа того пепельного налёта, который так нервировал его во время спуска.

— Раз его здесь нет — значит, мы нашли место, где он образуется. Теперь нужно поискать источник — и заодно ту тварь, которая дышит почти чистой энергией.

— Живое существо не может выдыхать энергию. Скорее всего, она образуется по мере подъёма за счёт каких-то непонятных нам процессов. Осторожно — видишь?

По чёрной земле крался странный зверь. Чем-то напоминающий тюленя, но с длинными, кривыми лапами — толстыми и короткими, позволяющими передвигаться под большим давлением, с плоской оскаленной пастью, животное медленно ковыляло, выглядывая что-то среди растений. Элан замер, стараясь казаться незаметнее и готовя самые мощные свои наработки. По совету кристального пепла, он заранее зачерпнул энергии предела и поставил защиту, не позволяющую постороннему почувствовать его мощь — теперь достаточно было сформировать каркас заклинания — и запредельная сила вырвалась бы из него, сжигая всё на своём пути.

Существо внезапно остановилось, не дойдя каких-нибудь двух десятков шагов до хранителя. Оно прыгнуло в растения, вырывая одно из них поменьше — из центра круга. Огромные челюсти захватили хрупкий росток, с удовольствием принявшись жевать. И дальше произошло удивительное событие. Все растения дружно прогнулись, на лепестках чашек возникли пузырьки энергии, сформированной на необычной, светлой субстанции. Словно миниатюрные катапульты, они метнули свои снаряды. Животное закричало, принявшись кататься по земле — капельки магической росы прожигали кожу, способную выдержать давление в десятки атмосфер, словно кислота — тонкое сукно. Визжа, подводный тюлень принялся зарываться в почву, срывая с себя страшные пузырьки, а затем скрылся в одной из трещин, избороздивших стены.

Элан постоял в задумчивости, глядя на покачивающиеся стебли растений — и осторожно двинулся следом.

Трещина была узкой и неудобной, к тому же постоянно раздваивалась, расстраивалась, превращаясь в какой-то подводный лабиринт. Неведомый хищник, пробирающийся по коридору, оставлял на стенах обрывки своей шкуры, торопясь вернуться домой. Человек шёл осторожно, готовый в любую минуту отразить нападение не в меру любопытного сородича, привлечённого шумом убегающего тюленя. Впереди забрезжил свет. Элан сделал несколько торопливых шагов — и ахнул.

Перед ним открылась огромная пещера. Величественная — больше он видел только у гномов, покрытая ковром водорослей — похожих та те, что были на мелководье, но светящихся, как на стенах — они были самыми разными, яркими, высокими и низкими, и ещё — в них была жизнь! В скоплении трав мелькали тени рыб, подводные крабы поднимали свои клешни, и странный тюлень наверняка чувствовал себя здесь как дома. Несмотря на то, что попадались совершенно незнакомые виды, хранитель почувствовал себя словно возле города стархов — тут всё было понятно и знакомо, хотя и озарялось не солнечным, о фосфоресцирующим светом водорослей.

— Здорово! Обычная жизнь, никаких чудовищ. Может, хочешь устроить здесь пикничок? — Кристальный пепел временами был совершенно невыносим. Вздохнув, Элан повернул обратно — секрет выдоха бездны нужно было искать не здесь.

Несколько часов он просидел на высоком валуне, изучая жизнь одной из полянок — идеально ровной, с наиболее сильными листьями по краям, и нежной молодой порослью в центре. Потом, во время очередного набега обитателей соседней пещеры на вкусные заросли, поймал каплю росы, предварительно поставив дополнительную защиту на руку. Это оказалось не лишним — в руке у него оказалось семечко, окутанное довольно агрессивной средой энергий.

— Интересный механизм адаптации. — Кристальный пепел перестал отпускать шуточки и стал похожим на кабинетного учёного, пришедшего в восторг от находки нового вида. — По всей видимости, высокое давление настолько спрессовало почву, что у семян не было никаких шансов укорениться. Тогда растения стали оборачивать их излишней энергией, благо её благодаря близости глубин и тому основному потоку, по которому мы спустились, необычайно много. Это позволяло раздвинуть почву и дать семечку шанс оказаться не на поверхности, а в крохотной ямке. Тот же самый механизм разбрасывания семян оказался необычайно эффективен против хищников соседних пещер, которые не прочь полакомиться стеблями растений, ставшими необычайно калорийными благодаря особой плотности.

— Я так понимаю, это и есть тот хищник, на которого мы охотимся. — Элан неосторожно махнул рукой в сторону ближайшей «лужайки» — и замер — листья дружно повернулись в его сторону, изучая новую угрозу. Лишь через несколько минут полной неподвижности они успокоились и перестали обращать внимание на человека.

— Изумительно! Они реагируют на движение! Не удивлюсь, если окажется, что они на пороге возникновения разума. До сих пор это считалось легендой, однако здесь — особые условия, уникальные по своей природе — и малютки вовсю используют их.

— Да, но как накапливается такое количество капелек росы, что образуется выдох бездны?

Меч хмыкнул.

— Понятия не имею. Давай искать…

Они пробили на дне расщелины три дня. За это время они тщательно изучили всё строение гигантской пещеры — оно расширялось книзу, становясь более просторной и широкой. Чернота на стенах начиналась на несколько десятков метров выше, постепенно густея… Кроме нападений обычных хищников, Элан и кристальный пепел видели целые сражения, даваемые растениями стаям нападающих тюленей. Но самым опасным было нападение гигантского ската: похожий на своих электрических родичей на поверхности, равнодушный к крохотным ударам, он парил над полянками, выбирая молодые побеги. Тогда стало понятно расположение кругов: растения объединили усилия, создавая из капелек росы гигантский феербол — по величине занимаемого круга. Он атакующим снарядом врезался в тело ската, заставив того, перевернувшись, умчаться прочь.

После этого человек и его меч долго молчали, сидя на валуне. Наконец кристальный пепел не выдержал:

— Ты видел — они могут объединять усилия. Если они соберутся все вместе — получится не один выдох бездны. Здесь он ещё не очень опасен, однако следуя вверх по восходящему потоку энергии, он преобразуется, природная компонента его умирает, оседая сажей на стенах — а то что остаётся, расползается по равнине наверху, уничтожая всё живое. Пора принимать решение. Вот он — твой враг. Что мы сделаем? Приподнявшись повыше, обрушим скальный карниз? Здесь достаточно камня — а у тебя в избытке мощи предела.

Элан покачал головой:

— Нет. Возможно, это всего лишь трава, но я не убийца — я хранитель. Моя основная задача — защищать, а не уничтожать.

Внезапно вода вокруг него загустела, образуя маленькие смерчи. Валун, на котором он сидел, приподняло, — и энергия предела хлынула в растерянного человека, окутав всё фиолетовой дымкой, что-то замещая, переделывая… Яркие молнии, раскалывая землю, били в висящее в воде тело человека, заставляя его кричать от боли. Камень под ним раскалился — и поплыл, заставляя воду шипеть раскалённым паром. Облако тумана создало в плотной воде, которую нельзя было разрезать и ножом, тайфун, уходящий вверх — и человека закрутило, словно щепку. Странные и сложные силы соединялись в хрупком человеческом теле, создавая какой-то новый сплав, ту сердцевину, делающую из человека — хранителя фиолетового предела.

Когда всё кончилось — Элан вновь лежал посреди подводной впадины. Только валун, на котором он сидел раньше, расплавился, застыв миллионами причудливых каменных капель — и росли вокруг странные растения….

— Что это было?

— Инициация. Удачно всё получилось — именно здесь и сейчас ты не мог принести никому особого вреда.

— Так уж и никому. А растениям? К тому же — почему именно сейчас?

— Всё, что физически раскалялось, кроме, конечно, остатков валуна, уносилось наверх. Там наверняка уверенны, что здесь идёт великая битва… А сейчас ты осознал своё предназначение — а значит, стал способен принять инициацию, вот и всё, ничего сложного. Теперь ты полноценный хранитель — и готов встретить дракона.

— А раньше что, был не в состоянии? Тогда что было бы, если бы я поплыл сразу к Грее, а не свернул сюда?

— Скорее всего, ты был бы уже мёртв. Слияние с неинициированным хранителем просто невозможно.

— Ничего себе! И ты только сейчас об этом говоришь?

Кристальный пепел помолчал, словно смущаясь. Наконец нехотя обронил:

— Любое знание нужно заслужить — чаще всего, собственным опытом. Иногда — жертвуя своей жизнью. Это не я придумал, таков закон развития мира.

— Что-то я сомневаюсь, что всех хранителей вы подвергали подобным испытаниям!

— Смотри! С твоими любимцами что-то происходит! Походе, во время обряда они обожрались дармовой энергией — и это спровоцировало процесс, приводящий к дыханию бездны! — Кристальный пепел был рад сменить тему.

Над полянками растений понемногу начало дрожать марево силовых полей. Оно росло, уплотнялось, создавая голубые купола самых разнообразных форм и размеров. Каждый росток, каждое растение выпускали из себя капельки магической росы, спешащей присоединиться к общему делу. Купола росли, наливались грозной синевой, и смотревший на это действо магическим взором Элан залюбовался самоотверженностью малюток, жертвующих всю свою энергию ради блага всего сообщества…

— Они ставят защиту. Нужно подняться повыше, пока она нас не накрыла! — Кристальный пепел был более прагматичен. Человек поднялся над дном впадины, зависнув в воде на расстоянии нескольких десятков метров. Силовые поля, похожие на приземистые капли светлой субстанции, сюда никак не доставали…

— Стой! Похоже, малютки не имеют никакого понятия о постановке магических защит! Они просто льют энергию на землю вокруг себя, создавая безопасное для своего вида пространство — но не пытаются её ограничить или удержать! Долго так она не выдержит!

— Верно! Основа её — сок, испускаемый этими растениями, впитается в землю — и накопленная энергия устремится вверх, вдоль проходящих силовых линий, образовав при этом…

— Очередной выдох бездны! Так, помоги мне!

Элан принялся достраивать возникший под ним каркас силового поля, намертво соединяя его со скальным основанием под собой. Опыта подобной работы у него не было, зато мощь предела после недавней инициации переполняла хранителя, а кристальный пепел, хоть и иронически хмыкал, но помогал дельными советами. К тому же малютки растения быстро сориентировались в происходящем — и принялись вплетать в человеческие заклинания что-то своё. В конце концов, у них были корни и идея держаться за грунт для них была естественной….

Через несколько часов, весь вымотанный, Элан поднимался наверх — а под ним сиял голубоватый купол защитного поля.

— Думаю, теперь, когда угроза постоянных нападений миновала, они всерьёз начнут расти и развиваться — и смогут подняться на поверхность!

Меч хмыкнул.

— На это бы я не рассчитывал. Во-первых, вне такого мощного потока энергий они превратятся в простую траву, да и разница давлений слишком велика. К тому же — если их разум хоть немого станет похож на человеческий, тут же начнутся новые проблемы — а почему у вашей семьи круг, а у нас овал, правильней так… Не удивлюсь, что в результате воин защитный купол рухнет — и хищники вновь пожалуют к ним на охоту.

— Так что же, всё зря?

— Почему же! Ты показал им пример — и подарил божество, о котором они будут слагать легенды. Что же касается самого купола — теперь они знают, как его строить, и дыхание глубин больше не побеспокоит обитателей морского дна. Хотя правильней было бы, что бы это знание им не подарило божество — они должны были додуматься до него сами! И они были на верном пути.

— Думаешь, теперь…

— Теперь они все силы будут отдавать не собственному развитию, а поискам своего божества. И кто знает, в какие извращённые формы это выльется.

— Значит, мне не стоило вмешиваться?

— Любое наше действие имеет разные последствия. Ты прошёл данное тебе испытание, избавил народ стархов от надвигающейся угрозы, помог новому виду растений — всё это плюсы. А минусы — они есть всегда. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Ненавижу тупых руководителей, не способных на самостоятельные действия, зато всё время попрекающих своих работников их ошибками — просто потому, что они действуют, приобретая необходимый опыт. В следующий раз у тебя получится лучше.

Элан хмыкнул:

— Вот и пойми, похвалил ты меня или обругал?

День начал сменяться сумраком приближающейся ночи, и заходящее солнце принялось окрашивать прибрежные скалы в золотистый цвет. Водная гладь, ровная и спокойная, была почти неподвижна — лишь морская пена облизывала мокрый песок пляжа, да от медленно погружающегося в воду светила протянулась к наблюдателям блестящая дорожка.

На ней и показался человек. Встал, подплыв к берегу как можно ближе, аккуратно поднялся, не потревожив водную гладь — и двинулся к берегу, что-то насвистывая на ходу.

Кражал, маг большого круга церкви служителей триединого, нервничал ещё с утра. Что-то ныло в груди, вызывая щемящую боль и справедливые опасения — как и все маги, он развил в себе интуицию до уровня предчувствий, в состоянии иногда предугадывать будущее. Сейчас, когда он увидел спокойно идущего в заранее приготовленную ловушку человека, вместо радости в груди опять кольнула непонятная боль — словно обожгло чем-то горячим. Он торопливо поднял руку, указывая наблюдающим за ним помощникам наивысшую степень опасности, и принялся понемногу набрасывать заранее подготовленный кокон подчинения, в который они ещё неделю назад вбухали бездну энергии, на выходящего из воды человека. Он, кроме полного паралича у любого, попавшего в зону его действия, ещё напрочь отбивал все возможности общения с окружающим миром — в том числе магические.

Движение бредущего к мелководью пловца начали замедляться. Он шёл всё медленней, шаги его становились всё короче, пока наконец он не застыл в двух метрах от кромки прибоя, по щиколотку в воде, в тщетной попытке дотянуться до суши.

Кражал, в полном восторге, выскочил из-за скрывающих его скал и принялся рассматривать пленённого им человека. Низкий, приземистый, с широкими плечами и буграми мышц на крепких руках, он не походил на данное им описание. Маг в задумчивости прохаживался вдоль берега, не обращая внимания на тщетные попытки странного человека вырваться из кокона.

— Он несомненно вышел из воды… Но при этом никак не похож на описания выживших после обряда передачи сил… Даже с учётом изменения внешности после пыток.

Кражал просканировал человека на предмет иллюзий, убедился в подлинности внешности — и досадливо взмахнул рукой.

— Это не тот! Наверняка какой-то бродяга, попавший к стархам и переделанный ими для своих нужд. И вообще — он смахивает на гнома! Добейте его и давайте вновь приготовим кокон — тот, кого мы ждём, должен появиться со дня на день.

Большой круг вышел на прибрежный песок. Пять человек, каждый из которых развил свои способности до максимума, и в состоянии бороться с новоиспечённым магом предела, противопоставляя силе — знания, опыт и накопленное веками искусство. Их помощники также высыпали на берег. Десяток магов рангом пониже, взятых для выполнения черновой работы и обеспечивания привыкшим к комфортной жизни «великим волшебникам» максимальных удобств без затраты собственной энергии. Большая часть тут же принялась чертить огромную пентаграмму, подготавливая всё необходимое для создания нового кокона, а пара отправилась в сторону неподвижно стоящего человека. Один из них небрежным движением руки создал больной феербол и кинул в одиноко стоящую фигуру. Ничего не произошло. Маг нахмурился. Да, он ходил у великих в помощниках, но по силе им ненамного уступал, и потому наверняка знал, что после его феербола от бедняги должны были остаться разве обрубки ног, стоящие в воде — и то вряд ли. Он вновь создал феербол, старательно наполнив его энергией — и выпустил его по идеальной траектории в пленника, внимательно наблюдая за его движением.

Огненный шар — большой, пышущий силой, взлетел над водной гладью, легко и плавно преодолев отделяющее его от гнома расстояние, преодолел кокон подчинения — он был, само собой, односторонним и ударился о внутреннюю защиту пленника, разлетевшись тысячами безобидных искр.

Ошеломлённый, помощник перевёл взгляд на спокойно стоящего человека — и успел увидеть, как тот, усмехнувшись, вытянул вперёд руку — прежде чем застыть ледяной статуей, глыбой мёртвой воды, равнодушной и безучастной ко всему.

— Тревога! Маги рассыпались по берегу: — похоже, хранитель сумел сменить тело и едва их не одурачил! Кокон подчинения вновь скрутил пленника, заставляя его остановиться, а в оказавшуюся на нём защиту полетели десятки феерболов, разлетаясь огненными брызгами, однако раз за разом ослабляя её.

Хранитель усмехнулся и медленно, преодолевая сопротивление, поднёс руку к затылку. Большой круг утроил усилия — но голова человека наклонилась вперёд, и ребристая, потёртая рукоять кристального пепла легла в протянутую руку. Странный пленник окутался фиолетовой дымкой, шагнул вперёд — и огромный кристалл заиграл сотнями своих граней, открытый лучам солнца. Хранитель сделал шаг к берегу, другой…

Кражал отдал отрывистую команду — и в заранее приготовленных пентаграммах одновременно десяток магов пронзил сердце приготовленного к ритуалу раба жертвенным ножом из древнего обсидиана. В ладонях противостоящих хранителю магов появились чёрные струи — и он, зашатавшись, шагнул назад раз, другой, заревел раненным медведем, и принялся ковылять к берегу, опираясь на свой меч, как на палку.

Верховный маг большого круга, не переставая сжимать кокон, изучал своего пленника. Его защита истончалась, магические силы — тоже, но он явно стремился на сушу, тратя на движение вперёд необходимые для обороны силы…

— Ему зачем-то нужно оказаться на земле! Не позволяйте ему это! — Кражал подскочил к самой кромке воды, тесня опасного противника назад, на глубину, где он окажется беспомощен и станет лёгкой добычей.

Хранитель, за всё время схватки так и не произнёсший не слова, закусил губу, не обращая внимания на брызнувшую кровь — и упрямо направился к берегу. Но там уже выстроился весь большой круг — маги, почуявшие слабину противника, торопились прикончить его, каждый норовил нанести решающий удар, что сулило почёт, уважение, и — кто знает? Место верхового жреца пока оставалось вакантным.

А азарте схватки один человек зашел в воду, другой… Хранителя теснили назад, Большой круг, почуявший победу, лез вперёд — и вот уже большая часть магов стоит на мелководье, не обращая внимания на плещущееся между ног море. Их помощники сгрудились за спинами наставников, не переставая пытаться побить защиту возомнившего о себе человечишки. Они давно уже отказались от одних феерболов — каждый в попытке дотянутся до пленника перешёл на свой, любимый вид заклинаний. Один метал небольшие молнии, другой раз за разом пытался ударить порывом ветра, третий взывал к силе земли…

Хранитель отошёл ещё на несколько шагов назад, заставляя атакующих двинуться следом — и резко опустил меч, ударив плашмя по поверхности моря. Низкий, долгий звук разнёсся над побережьем — и вокруг замершего большого круга магов взвились фонтаны воды — в которых горели яростью глаза Крегга и его соратников. Десятки струй воды ударили по не ожидавшим контратаки человеческим магам, заставляя их уйти в глухую оборону.

Кражал бесился. Победа была уже так близка! Хранитель лишался сил, был почти неподвижен, ещё минута — и его можно было бы не уничтожить, а пленить, что доказало бы искусство его, как верховного мага, и открыло бы перед ним новые высоты. И тут эти рыбы! Но ничего, их магия никогда не была сильной, к тому же у него наготове всегда были атакующие заклинания именно на такой случай! Он выпустил пару заготовок — и с удовлетворением увидел, как один их стархов, схватившись за грудь, исчез в глубинах, другой, разваленный напополам, упал мёртвой тушей, похожий на гигантскую рыбу…

И тут лопнул кокон. Огромное заклинание оказалось разбито, словно сброшенный со стола хрустальный шар. Мелкие его осколки ударили в державших его магов, заставив вздрогнуть и потерять контроль — и фиолетовые молнии ударили по большому кругу, испепеляя тех, кто в порыве ненависти к посмевшим восстать рыбам забыл о главном противнике.

Те их младших магов, кто выжил после первого удара стархов, а таких было немного — те, кто оказался дальше всего от воды и поддерживал самые мощные защиты, сейчас с опаской выглядывали из-за скал, в ужасе наблюдая, как гибнет цвет магической гильдии служителей триединого, испепеляемый силой предела — и разгневанным хранителем, вращающим гигантским мечом. Последних из магов, окутанных огнём от постоянно творимых заклинаний, он просто зарубил, легко преодолев поставленные адептами защиты.

Элан с трудом приходил в себя. Мягкий песок легко струился, поднимаемый лёгким ветерком. Кристальный пепел, весь в чужой крови, еле слышно подрагивал в его руке — и молчал. Прямо перед ним умирал верховный маг великих большого круга, Кражал. Дыхание с трудом выходило из развороченной груди, а мутный взгляд бешенных глаз прикипел к такому непонятному лицу ненавистного врага. Он победил — но не торжествовал. Скорее, его глаза выражали грусть — и жалость.

— Предатель! Ты направил на людей — нелюдей! Победил обманом, заманив нас кажущейся победой в их родную стихию!

Хранитель с трудом усмехнулся прокушенными губами — и заговорил. Его негромкий, чуть хриплый голос раздался впервые с начала схватки.

— Предал? Обманул? Не я устроил ловушку над телом раненного дракона, не я использовал некромантию для энергетической поддержки, и уж тем более не я напал на того, кто призван в этот мир чтобы помогать и хранить, а не убивать и владеть. Но сегодняшняя твоя ошибка была не в этом. Был момент, когда ты мог легко распознать обман — если бы понял, что стархи никогда не калечат и не проводят эксперименты над попавшими им в руки. Народ моря не издеваются над пленниками, ему это не свойственно. Из воды не мог выйти никто, кроме меня!

Губы Кражала исказила презрительная улыбка.

— Ложь! Это делают все — так как это самый простой путь добиться цели. Ты вр…

Элан вздохнул и прикрыл глаза умершего мага. Даже на пороге смерти он не смирился с тем, что есть кто-то лучше его, чище и благородней. Слишком привык мерить других по себе — это его и погубило.

Со стороны моря донёсся чистый звук раковины. Хранитель встал, обернулся — на него смотрел Крегг народа стахов, Крей. С трудом вздохнув такой тяжёлый для него воздух, он заговорил:

— На побережье не осталось никого живого. Те немногие, кто успел уйти из-под нашего удара, сейчас со всех ног улепётывают вглубь материка, подальше от воды. Но не думаю, что там им будут рады. Путь к дракону свободен.

Элан наклонил голову.

— Спасибо. Каковы ваши потери?

— Необычайно низкие. Трое мертвы, ещё один ранен — однако он поправиться. Если бы мне кто-нибудь сказал, что можно справиться с готовым к бою кругом магов — служителей триединого, подкреплённым жертвенной кровью и имеющим второй круг поддержки, со столь малыми потерями, я высмеял бы его и откусил ему плавник — за наглый обман и безводные фантазии. Но это произошло — и теперь люди надолго перестанут тревожить народ моря.

Хранитель нахмурился.

— По моему, мы договорились. Пора прекратить войну между народами суши и моря — сотрудничество принесёт больше пользы.

Крегг наклонил голову.

— Народ стархов верен своему слову. Он не будет нападать на народ суши — однако оставляет за собой право ответить ударом на удар. Мы ещё нужны хранителю?

— Нет, дальше мне придётся лезть под окаменевшую лаву. Это работа как раз для гнома — но никак не для старха. Счастливой охоты в подводном мире!

— И тебе — окончания поисков. Надеюсь, мы ещё увидимся!

Камень крошился от ударов грубой кирки, пот заливал глаза. Гномье чутьё подсказывало силу и направление удара, позволяя работать в сотни раз эффективнее, чем любому, даже самому искустному старателю мира людей. Кристальный пепел в этот раз наотрез отказался резать землю, буркнув что-то о близости дракона и необходимости быть наготове — и теперь выглядывал из-за плеча Элана, настороженно изучая окрестности.

Крей не солгал — вокруг не было ни души; даже рабочие, пытающиеся откопать дракона из под многометровых напластований лавы, побросали свои инструменты и разбежались, едва заслышав начало магической схватки. Так что приходилось справляться самому, надеясь на собственные руки и обостренное умение чувствовать слабину породы. Хранитель сел, подхватив найденный среди припасов кусок хлеба, и принялся жевать, прислонившись спиной к камню — голова после тяжёлой работы была пустой, было необычайно приятно чувствовать мягкость хлеба после долгого питания рыбой, твёрдую почву под ногами — и лёгкий, полный запахов и звуков воздух — пусть он уже и углубился на пяток метров, но ароматы полей доносились до него, щекоча ноздри и проясняя рассудок.

Элан внезапно осознал, как эфемерны мечты большинства людей. Огромный прекрасный мир раскинут перед ними — это и есть нектар, амброзия богов, данная человеку, однако он раз за разом проходит мимо, запираясь в каменных пещерах, отравляя всё вокруг себя в тщетной попытке ухватить то, что ему, по большому счёту, нужно гораздо меньше, чем данная ему от рождения красота души — и мира…

Хранитель вслушался в окружающий его камень — и вздрогнул. Правее и чуть ниже была пустота, взявшаяся невесть откуда в застывшей лаве; и вела она — к дракону!

— Спокойнее! Это просто её хвост — вернее, здесь был её хвост, пока она не обернулась межзвёздной пылью. Сейчас там пусто… Почти. Во всяком случае, вполне можно пройти. Почему, ты думаешь, святоши копали именно здесь?

Элан ухватил кирку покрепче и улыбнулся.

— Ты, как всегда, невыносим. А если бы я не заметил этого тоннеля?

— Вряд ли. Всё-таки ты у нас — наполовину гном. Правда, на вторую половину — эльф, да и стархи признали тебя за своего, после того как ты торжественно выплыл из рта бездны. Во всяком случае, вздумай ты копать мимо, я бы тебе непременно подсказал — не хочется болтаться у тебя за плечами целую вечность, ожидая, пока ты закончишь свою шахтёрскую деятельность.

— Но пока я пробиваю породу, можешь объяснить мне, что такое — межзвездная пыль и куда делся огромный дракон.

— Конечно. Хотя, по большому счёту, Грея не такая уж и большая — я видал гораздо более величественных драконов, а уж более крупных — довольно часто. Она… соразмерная, что ли. Сила её — не в росте, поэтому они никогда и не пыталась стать больше, чем есть на самом деле. А межзвёздная пыль — это просто такой термин. Понимаешь, вдали от галактик тоже есть материя — однако вне основного пространства время течёт по иным законам, и вещество там рассыпано мельчайшей пылью, которая способна собираться в целые планеты, если изменить всего лишь фактор времени. По сути — это один из инструментов творца, с помощью которого он создаёт миры. Поскольку основа этого заложена в каждом из нас, то при достаточном количестве энергии мы способны растекаться во времени, становясь практически неуязвимыми — и неосязаемыми.

— То есть мы перестаём существовать в форме материи?

— То есть мы существуем в форме энергии. Она в тебе есть и сейчас, но твою основу составляет именно материя. Когда же ты рассыплешься межзвёздной пылью, кое-что из вещества в тебе останется, однако твоей основой станет энергия, протяжённая не в пространстве, а во времени.

— Покажешь как-нибудь потом столь оригинальный приём.

— Обязательно. — Показалось Элану или кристальный пепел произнёс это с затаённой горечью?

Но тут кирка глухо ухнула и провалилась в пустоту, после чего хранителю стало не до сложных построений — перед ним открылась фиолетовая пустота, полная искрящихся, ярких блёсток…

Сумрак, расцвеченный непонятными огоньками, постепенно уводил вглубь горы, увеличиваясь по форме драконьего тела.

— Как мы с ней можем занимать одну форму?

— Не отвлекайся, Элан. — Голос меча был глухим и напряжённым.

— А что может случиться? Здесь нет никого, кроме нас!

Ответить кристальный пепел не успел. Воздух в центре небольшого зала сгустился, обретая плотность, стал вещественным — и огромная фигура Кавншуга утвердилась на гладком полу. Молодой бог сейчас казался гораздо более материальным, чем во время предыдущей встречи — возможно, сыграла роль среда, в которой они находились. В огромной жилистой лапе у него легко утвердился изящный и тонкий клинок. Только в отличие от кристального пепла, испускающего рассеянный фиолетовый свет, этот жадно поглощал всё вокруг себя — и тьма распространяла вокруг него свои жадные щупальца.

— Это конец твоего пути, человек!

Элан поморщился. В этом мире перед схваткой любили поговорить. Он прыгнул вперёд, намереваясь первым же ударом перерубить непонятный луч тьмы — и снести голову безобразному богу, но тот легко вскинул лапу — и тонкий звон разнёсся в воздухе. Хранитель замер. Впервые на его памяти удар его меча был парирован! Кавишуг держал в руке достойного противника кристального пепла! Способного выдержать удар — и ответить своим. Элан принялся лихорадочно обороняться, отходя к стене под градом ударов, парируя, уворачиваясь, ускользая. До него только сейчас дошло, что техники боя, которым обучал его кристальный пепел, предполагали и такие вот атаки — он что, знал, что этим кончится? И опять — не предупредил?

Кавишуг остановился. Тьма стекала с его меча, мешая разглядеть форму. Она не давала сосредоточиться, перевести дух — а в воздухе вновь зазвучали слова бога:

— Ты быстр и ловок, но я — новая сила, пришедшая в этот мир! Смирись, и прими свою судьбу! Подари мне свою жизнь — и, может быть, я оставлю тебе крохи, позволяющие прожить немного подольше.

Тьма морочила, уводя взгляд, вызывая напряжение. Перед глазами всё двоилось, пот тёк градом и в руках возникала противная дрожь. Элан вздохнул — и прикрыл глаза. Он кинулся вперёд, ориентируясь не на слабый полуразмытый силуэт — а на ненависть, на ужас, стекающий с чужого меча, на белесую тьму, составляющую его сущность. На боль, причиняемую его яростными ударами, на растерянность и страх начавшего отступать чуждого ему божка, привыкшего к покорности безвольных жертв, а не к гневу впавшего в неистовство бойца. Он не открывал глаз, чувствуя, что его удары бьют точно в цель — и в какой то миг страшный рёв потряс стены зала, заставляя раскалываться камни и змеиться трещинами по стенам, и человек понял, что попал. Чужая энергия хлынула водопадом, ревущий поток странных сил захлестнул его, закрутил соломинкой в водовороте; хранителя несколько раз ударило о стены, заставив выпустить рукоять меча — и он открыл глаза.

Хрустальный пепел лежал на мече тьмы, и фиолетовое сияние боролось с подступавшим сумраком; даже пребывающие в неподвижности, клинки продолжали яростную схватку. Человек же весел посреди пещеры, стиснутый железными лапами молодого бога. Искажённое мукой и яростью лицо скалилось ему в глаза, а огромные ручищи мощными тисками выдавливали из обездвиженного хранителя крохи жизни, тут же подхватываемые и съедаемые страшным духом.

«— Настоящий удар рождается в сердце, набирает мощь в теле, направляется разумом и заканчивается поражением противника. Заметь — он не ограничен длинной рук или ног: его окончание — это тело твоего соперника. Люди пользуются мечами, копьями и стрелами, пытаясь сделать удар совершенным; мы же просто используем возможности своего организма.»

— На! — Чужой бог отлетел к стене, разбрызгивая кровь из открытой раны. Элан кинулся к мечам, подхватил ставшими горячими рукояти и, подскочив к растерянному Кавншугу, принялся полосовать огромное тело, делая его зыбким и эфемерным, заставляя растечься бесплотным туманом чужих надежд и стремлений, сгинуть, исчезнуть… От дикого крика затряслись стены, вызвав очередной камнепад. Дух кинулся вперёд, выбивая мечи, обхватывая хранителя в плотный неразрываемый кокон.

— Ну нет! Здесь и сейчас, внутри тела твоей любимой драконессы, я бессмертен — потому что питаюсь её межзвёздной пылью, её энергией, её сутью — уничтожая меня, ты уничтожаешь её! А я — просто наслаждаюсь сытным ужином!

Ответом ему был яростный рёв. Если раньше от крика закладывало уши, то теперь бог отлетел к стене, придавленный упавшей на него глыбой, и в ужасе следил, как посреди пещеры трансформируется впавший в боевое неистовство хранитель.

— Нет! Никто не уничтожит моего дракона! Это часть меня, я в ответе за неё — и никакие захудалые божки не причинят ей ни боли, не страданий!

Рёв всё нарастал, становясь басовитей и глуше. Камень начал осыпаться всё большими кусками, не затрагивая, впрочем, фиолетового смерча посредине пещеры, где ревел и бесновался некто большой и прекрасный, осознающий свою новую суть — суть хранителя всех народов, вобравший в себя частицу каждого из них, всегда готовый понять и принять их боль — и потому сострадающий, всегда готовые встать на пути несправедливости — и потому полный ярости.

Кавншуг тихо визжал и хотел вжаться в стену. Наконец он повернулся к туннелю и попытался проскользнуть к выходу, но огромная лапа преградила ему путь — повернувшись, он увидел огромного дракона, смотревшего на него с пылающими яростью фиолетовыми глазами. И когда яркое пламя, вырвавшись из его глотки, уничтожило суть нового бога, заставив мир содрогнуться в пароксизме боли, а стены пещеры окончательно рухнуть, обдав его мелкой крошкой — новый вихрь взметнулся посреди небольшого оврага, в котором оказался хранитель. Межзвёздная пыль собиралась в небольшом тайфуне, создавая каркас драконьей плоти. Элан смущённо отвернулся и, подхватив непривычно большой, однако не менее ловкой драконьей рукой кристальный пепел, отправил его себе за спину. Позвоночник привычно обдало жалящей болью раскалённого мёда, но Элану было не до внутренних ощущений — прямо перед ним, призывно глядя в его глаза, сидела самое прекрасное существо из всех видимых им за всю его жизнь!

Она раскинула фиолетовые крылья — и поднялась в воздух, заставив его зазвенеть от резких движений. Хранитель взмыл следом, слишком оглушённый происходящим, что бы удивляться такой малости, как умение летать; и когда высоко в небе, он догнал наконец драконессу, обхватив своей гибкой шеей податливую шею Греи, когда бешенная страсть захватил их, заставив забыть о обо всём — условностях, приличиях, силе земного притяжения; когда мироздание со своими проблемами и заботами шагнуло в сторону, оставив их одних — он понял наконец, что значит слияние; и счастливый крик влюблённого дракона разнёсся над змеиным материком, заставляя жителей падать на колени перед явлением в мир древнего и прекрасного помощника творца. В мир вновь пришёл триединый.