Весной 1999 года мы с супругой привезли из московского роддома в Китеж своего первенца — Святослава. Я стоял у колыбели новорожденного и впервые думал, зачем я привел его сюда — нет, не в Китеж, а в этот МИР. Чтобы порадовать дедушку и бабушку, а заодно выпол­нить долг перед обществом? Чтобы все было как у людей? А что ему-то до всего до этого? Я вообще не думал об этом раньше, ведь его не было. А те­перь вот он есть. И с его появлением на свет вопрос «Зачем!» перестал быть моим личным делом. Я смотрю в глаза ребенка, который еще не осознает окру­жающего мира, и говорю ему: «Я сделаю тебя счастливым». От­куда эти слова? По-моему, так говорили мне родители. Или я видел это в кино. Да, скорее всего, в кино, потому что мои ро­дители, прошедшие войну и сталинскую эпоху, были больше сосредоточены на том, чтобы передать мне науку выживания. Были ли они счастливы? Сейчас я думаю, что да. Но в нашей семье было не при­нято обсуждать тему СЧАСТЬЯ. Подумайте, может ли назвать себя счастливым человек, у которого, даже если и есть все мыслимые материальные бла­га и власть, несчастливы дети? А я хочу, чтобы мой ребенок научился быть, хоть иногда, счастливым. Я от многих слышал именно такую формулировку. (Но и счастье каждый из нас понимает по-своему. Счастье достижения мечты или счастье спокойной, сытой жизни без напряжения и риска.) Я хочу, чтобы он был самостоятельным, сильным, спо­собным к самореализации. Я готов помочь ему в этом. Но чтобы управлять процессом, надо, по крайней мере пони­мать, что там происходит! Я смотрел на младенца и с ужасом думал, что во многом выбор его будущего предстоит сделать мне. И он пока не мо­жет ничем мне помочь. Вот только имел ли я право решать? *** Святослав не хотел ждать моих решений. Он осваивал пространство жизни, то есть свободно ползал по всему вто­рому этажу нашего бревенчатого дома или прогуливался в коляске под сенью вековых лип, по аллеям парка, где птицы и белки не боялись людей. В его распоряжении была вся на­ша семья, состоящая из папы, мамы, четырех приемных сес­тер и братьев, всегда ласковых, заботливых, открытых для общения. На втором этаже было тесно от игрушек. Почти весь первый год Святослав был защищен от телевизора, он не слышал грубых слов, не видел никаких проявлений чело­веческого эгоизма, агрессии, жадности. (Я понимаю, что в это трудно поверить, но такова разви­вающая среда нашего Китежа.) И вот в райскую атмосферу второго этажа принесли Нас­тю, родившуюся в другой китежской семье на пару месяцев позже. Две пары умиленных родителей готовились созерцать процесс знакомства своих пупсиков. А дальше случилось вот что. Святослав занервничал. Быстро передвигаясь на четве­реньках, он начал стаскивать все игрушки в одну кучу в цент­ре комнаты. Пока Настя, выпучив от удивления глаза, рас­сматривала незнакомую обстановку, наш мальчик прибрал все свое добро, взял в руки пластмассовую саблю и сел свер­ху, отмахиваясь от гостьи; в его криках угадывались слова «мое» и «не дам». Так я окончательно убедился, что ребенок, приходящий в мир, совсем не похож на «чистый лист». Поведение Святослава было в этом случае предопределе­но внутренней программой. Откуда она взялась в нем? Этого ребенка мы с женой ни на секунду не выпускали из-под кон­троля; в атмосфере нашей семьи, да и всего Китежа, пробле­мы частной собственности и тем более ее защиты не стави­лись и не обсуждались. Святославу просто негде было подце­пить мысль о том, что ему что-то принадлежит и это «что-то» надо защищать. Ему не с кого было брать пример. Но передо мной был факт: мой собственный сын реализовывал совершенно конкретную программу при помощи способов и методов, тысячекратно опробованных в челове­ческой истории. Значит, эта программа уже была в нем. Она активировалась при первом же удобном случае. Основатель школы личностно-гуманной педагогики, ака­демик Шалва Амонашвили считает, что каждый ребенок при­ходит в мир со своей миссией. «Это значит, что каждый ре­бенок есть неповторимость и наделен от Природы особым, то­же неповторимым, сочетанием возможностей, способностей». Академик Н. М. Амосов писал: «Задача воспитания со­стоит в том, чтобы как можно раньше разгадать наклоннос­ти и попытаться регулировать их развитие так, чтобы при­способить ребенка к будущим условиям жизни в обществе». Околонаучное обобщение Здоровый, гармонично развивающийся в нормальных условиях ребенок несет в себе всю необходимую мотивацию к развитию так же, как гусеница, переживающая метаморфо­зу через куколку в бабочку, уже имеет внутри себя достаточ­но знаний и сил, чтобы научиться летать. Значит, я не могу по собственной воле поменять программу ребенка, не рис­куя нанести ему вред. Но мои родители все-таки влияли на меня. Они готовили меня к жизненным испытаниям, разви­вали мой интеллект, постоянно подсовывая новые интерес­ные книжки и обсуждая со мной прочитанное. В моем детстве все было достаточно просто. Сначала учи­ли законы октябрят, потом законы пионеров, потом нас всех принимали в комсомол. Лестница вверх была ясной, креп­кой и, что более важно, имела надежные перила. Общество, как говорится, было безальтернативным. Но сейчас иное — новое время. К какой жизни готовить нам наших детей? Сейчас перед растущей личностью, дейс­твительно, сотни жизненных дорог. Как выбирать? С каким трудом дается мне сейчас осознание: многое из моей личной программы, полученной в 60—70-х годах, не имеет никакого смысла в наше время. Я не в праве предла­гать сыну мой жизненный опыт как образец для подражания. Ему предстоит жить в новое время, которое будет «затачи­вать» его под другие жизненные задачи.