Одно и то же явление можно описать в разных терминах и об­разах. Рассуждать об устройстве сознания мне кажется удобнее в категориях, предложенных современным российским этнопси­хологом А. Шевцовым, возродившим целый пласт народной рус­ской культуры под названием ТРОПА. Он говорит о предмете образным, народным языком, который позволяет и нам, диле­тантам, вникать в суть описываемых процессов. Взгляды А. Шевцова подчас идут вразрез с существующими научными представлениями, но они «достаточно безумны», что­бы в какой-то момент в будущем быть признанными за истину. Итак, по мнению исследователя, Образ Мира — вполне определенное психологическое явление, складывающееся из простейших взаимодействий ребенка с телом матери и окружаю­щими его дом предметами. Образ Мира медленно развивается, так как включает все больше знаний об устройстве мира и о том, как в нем жить. Основа Образа Мира пишется в раннем детстве прямо по телу — прикосновение матери, пеленание, игра и т. д. Потом на эти простые ощущения накладываются более сложные, они выстраиваются в цепочки взаимосвязей, включающие предметы и знания о том, что с ними делать. Проголодался, покричал, накормили… Образ Мира значительно шире, чем мировоззрение. В нем на самой глубине уложены, например, неосознаваемые нами аксиомы о том, что при ударе о плотность стола или шкафа будет больно, и о том, что, «прыгнувший в небо кузнечик, обязательно вниз прилетит», и о том, что другим человеком можно управлять посредством крика. Сначала в виде аксиомы в нас впечатывается внешний физический мир. Или точнее — внешний мир впечатывает в нас себя, тем что лупит, давит, скребет по внешним грани­цам тела. Столкнувшись несколько раз с болью (ударился в стену, обжегся, отшлепали, обругали), ребенок запоминает, что из­вне может прийти крайне нежелательное воздействие. Это «извне» и оказывается главным открытием, заставляющим ощущать границу между своим физическим телом и вне­шним миром. Образ Мира — макет реальности в нашем сознании. На нем мы отрабатываем лучшие способы действий. Мы и самих себя создаем, чтобы было, кому действовать в виртуальном макете мира нашего сознания. Но поскольку мы самих себя не видим, то, собирая свой образ, мы вынуж­дены опираться на мнение окружающих и на собственные домыслы. Вдумайтесь: из какого случайного сора люди часто творят образы самих себя — со слабостями, комплексами неполноценности, обидами, страхами и т. д., хотя могли бы и создавать себя равными богам! А потом отрабатывают ли­нии поведения на этих, с позволения сказать, тренажерах, весьма далеких от реальности. Каждый удар по моему обще­ственному телу в реальном мире что-то ломает, сминает, ка­лечит в виртуальной модели «меня-любимого». Одна взрослая женщина рассказала мне на консульта­ции, что она, будучи десятилетней девочкой, случайно услы­шала, как мама сказала подружке: «Моя дочка — посредствен­ность». И весь мир, построенный на любви, доверии и уве­ренности в себе, рухнул. На его месте поселилась обида и комплекс неполноценности. Мама могла и пошутить, но де­вочка еще не научилась отделять шутку от того, что сказано всерьез. Результат — утрата доверия к маме и комплекс не­полноценности у девочки. Впрочем, даже если контакт уже нарушен, можно попы­таться поправить положение. «Дисплей лица» выключен, в программу не заглянуть, но своих реакций на окружающую жизнь ни один ребенок спрятать не может. Освойте искусство Шерлока Холмса. Учитесь анализировать косвенные улики. Мы уже говорили, что взрослые и дети видят как бы раз­ные миры, во всей целостности взаимосвязей истинных и выдуманных явлений, ошибочных представлений, обид, страхов и т. д. И неважно, что объективный мир при этом ос­тается неизменным. Ребенок работает не с ним, а с моделью, созданной в сознании из того, что передали о внешнем мире органы чувств, и того, что с этой информацией сделала его фантазия. Отсюда та уникальная непредсказуемость детей, которая приводила в отчаяние, наверное, каждого из родителей. Дети часто отвергают совершенно очевидные (для нас) истины, которые мы им подсовываем, делают совершенно ложные выводы из наших наставлений, принимают нашу доброту за слабость, любовь за лицемерие. Одна моя собеседница пожаловалась на семилетнего ре­бенка: «Я обновила всю мебель в комнате моего сынишки. Да­же купила кресла с кожаными подлокотниками. На другой день они были изрезаны бритвой в нечто подобное серпантину. Представляете, какая неблагодарность! И это в ответ на мою постоянную заботу и ласку». Я поинтересовался, что происходило в личной жизни заботливой мамы в тот пери­од, и услышал в ответ то, что ожидал: «Мы разводились с му­жем». Фактически, новая мебель, ласковое обращение, за­бота и подарки были восприняты ребенком как ущербная попытка компенсировать потерю отца. Его такая замена не устраивала. Об этом и должна была сообщить телеграфная лента изрезанных подлокотников. Начните внимательно присматриваться к тому, как ведет себя ребенок. Ваша цель — замечать моменты, когда проис­ходит осознание, — вопль удивления, выражение восторга на лице, слезы, просто тяжелый вздох — они сигнализируют о том, что произошло «вырезание» образа из потока окружаю­щей реальности и «запечатление» его в памяти. Разумеется, все эти наборы образов взаимодействий на­ходятся в постоянном обновлении, инвентаризации или, как сказал бы Кастанеда — «пересмотре». Родители в этот момент могут указать ребенку на невиди­мую для него связь между причиной и следствием, объяс­нить, как надо реагировать на тот или иной вызов. Если ребенок боится высказать вам свои претензии слова­ми, то он сообщит о них надписями на стене, порезанной скатертью или сломанными цветами. Вот тут-то вы и должны доказать ребенку и прежде всего самим себе, что вы его любите. Ваша любовь проявится в готовности задуматься о посылаемых вам сигналах. Конечно, хочется накричать и выпороть, но это не при­ведет ни к чему, так как только увеличит дистанцию и отчуж­денность между вами. Избегайте «естественной» реакции. Куда важнее затра­тить дополнительные усилия для поиска причин протеста.