«В третьем классе, я помню, у нас было задание нарисовать что-то в древнерусском стиле. Я нарисовал лик святого, пом­ню, как я вложился в это, был полон излияния. А, показав учи­тельнице, нарвался на критику, и было обидно. Она сказала, что шея длинная, а нос кривой». И ореол, она решила, что я нарисовал циркулем. А я сам рисовал! Поэтому мне было дико обидно. Меня не оценили по достоинству. И я сделал вывод: са­мовыражаться — плохо». «Помню, как я хотел на барабанах играть, а меня отдали на баян. Я ходил к преподавателю, и он меня мучил баяном. Ме­ня опять же родители ругали… кошмар. С тех пор я не перено­шу критику, чувствую угрозу, как будто я душу раскрыл, а мне туда наплевали». Родители и учителя, соседи и товарищи по играм – все фактически заняты одним: «вбиванием» растущей личности в привычные рамки. Они стремятся отучить ее совершать ошибки и делать самостоятельные выводы, торопят с за­учиванием набора всеми разделяемых истин и стереоти­пов. Это называется групповая идентичность. По тому, как к нему относятся окружающие, ребенок начинает судить о себе сам. И вот, вместо обретения личного опыта – попыт­ка подделаться под эталон. С кем себя отождествляешь, тем и становишься — вот лозунг этого периода. Вся система обучения человеческого существа (начиная с каменного века) построена именно на принуждении к пови­новению: удар дубиной, что в руке вождя, эдикты и уставы, законы, суды и т. д. Наша цивилизация в разных формах за­ставляет человека подчиняться, чтобы выжить, став «своим в доску». И только этот глубоко запрятанный инстинкт непод­чинения мешает в глобальном масштабе восторжествовать лени, безразличию, готовности превратиться в послушного барана. Шут нарушает суровую мрачность короля, еретики — монолитность религии, Колумб — уверенность в том, что за морем ничего нет. Без внутреннего стремления нарушать границы не было бы ни науки, ни искусства, ни вообще какого-либо стремле­ния к совершенству. Вот почему Создателем человеческого существа (атеисты могут подставить вместо этого слова тер­мин «природа», который объясняет Мир ничуть не больше) самой важной эмоцией, заложенной на уровне безусловного рефлекса, выбрана «эмоция протеста», стремление к непод­чинению, некая изначальная неудовлетворенность тем, что есть. Так неужели мы, педагоги, можем позволить себе проигнорировать это важнейшее качество развития, сокры­тый в недрах человеческого существа механизм эволюции и, что не менее важно, неистощимый источник энергии. Тот факт, что эта энергия может быть направлена на разрушение и даже на саморазрушение, еще не означает необходимость отказа от ее использования. Только там, где усилия педагога идут по линии воздействия эволюции, можно рассчитывать на гармоничное развитие личности. Неприятие границ и запретов рождает ученых, первоот­крывателей, удачливых бизнесменов и нарушителей обще­ственного порядка. Вот тут-то и открывается возможность для творческого воздействия учителя, ибо качество «непод­чинения» не имеет нравственной характеристики так же, как химическая реакция сама по себе не может быть ни доброй, ни злой. Ее не надо оценивать — ее нужно понять. Если про­должать аналогию с химией, то можно сказать, что надо по­мочь химической реакции понять саму себя. Ребенок должен увидеть себя со стороны, разобраться в своих чувствах и эмо­циях и захотеть их контролировать. Тогда инстинкт расши­рения границ личности найдет позитивный выход в установ­ке на самореализацию. *** Родители считают себя вправе творить ОБРАЗ БУДУ­ЩЕГО своего ребенка, словно перед ними не личность, а чистый лист бумаги. Этот ОБРАЗ БУДУЩЕГО извлекается из прошлого, то есть собственной памяти родителей, туда же добавляется жизненный опыт друзей, и все это сдабривается приправой из нереализованных мечтаний. Но дети НЕ ХО­ТЯТ ЭТО ЕСТЬ! Они не хотят реализовывать чужой план. Мы в Китеже называем этот феномен «эффектом манной каши». Я помню, как сильно не любил манную кашу, но моя бабушка кормила меня ей, считая, что это очень полезно. Почему она так считала? Думаю, что в детстве ее тоже кор­мили манной кашей. Теперь у меня свои дети, и что-то в мо­ем сознании настоятельно советует кормить их этой когда-то ненавистной мне манной кашей. Заботливые родители неосознанно пытаются воплотить в детях свои собственные программы: «Пусть получит то, че­го я не получил». Пусть это делается мягко, пусть это дела­ется во имя ребенка, но, учитывая авторитет, размеры и внутреннюю силу двух взаимодействующих сторон, все равно такая забота больше смахивает на тоталитарный контроль. 74 Святослав в гостях у бабушки в московской квартире. Он перевозбужден из-за новой обстановки, поэтому выбегает из комнаты в носках (куда-то «запсотил» домашние тапочки), торопясь надеть ботинки, чтобы выйти погулять на улицу. Бабушка тоже спешит его одеть. Быстрее надевай ботинки! Вдруг замечает нарушение и немедленно реагирует, из­меняя модуляции голоса: Не ходи в носках по полу! Светик обиженно сопит носом, но упорно пытается ре­шить проблему шнуровки ботинок. Втянулся в процесс, успо­коился, справился с задачей. Теперь сообщает с гордостью: Смотри, я зашнуровал ботинки! А бабушка, мысли и эмоции которой раскручиваются своим чередом, продолжает наставительно-обвиняющим то­ном:

Святослав сбит с толку. Какие носки? Он же только что одержал победу. Он ждал похвалы… Впрочем, мелкие ошибки такого рода не страшны, если есть базовое доверие, уверенность ребенка в том, что родные и близкие его любят. Поселите в ребенке уверенность в вашей любви и не за­нимайтесь мелочной опекой! Тем более что это беспо­лезно. Ни один нормальный родитель не в состоянии проконтролировать точность и добросовестность испол­нения заданного им плана. Поэтому война заданного по приказу плана с внутренним, неосознанным планом раз­вития ребенка будет все равно проиграна родителями. Последствия этой войны также очевидны – неврозы, равнодушие, затаенная злоба, инфантилизм и черт его знает, что еще. Самые серьезные психологические травмы родители на­носят, пытаясь сломать сопротивление ребенка, и делается это «ради его же блага». Это не значит, что нам лучше не вмешиваться и только взывать к высшим силам о милости. Просто не надо ничего упрощать. Конечно, соблазнительно для увеличения тиража книги, свести все к паре простейших формул, понятных для широкого читателя и легко усваиваемых. Мы вообще склон­ны считать верным то, что доступно нашему пониманию. Увы, просто и ясно объяснить законы, существующие в че­ловеческом микрокосмосе, еще никому не удавалось. Пом­ните, как у Омара Хайяма: Человек, словно в зеркале мир — многолик. Он ничтожен и все же безмерно велик.