Только столкновение с реальностью дает достаточную эмоциональную вспышку, пробуждает поток энергии, кото­рый, записывает полученную информацию в жизненную программу. Такой практический опыт, ведущий к трансфор­мации личности, мы в Китеже называем вызовом. Да­леко не каждый вызов может иметь предсказуемые последс­твия. Многое здесь зависит от соразмерности вызова (разме­ров опасности) силам растущей личности. Для неуверенного в себе ребенка жизненной катастро­фой станет попытка папы научить его плавать, бросая с лод­ки. А для кого-то такой опыт окажется способом повысить самооценку. Важно, чтобы вы чувствовали степень готовнос­ти маленькой личности к тем или иным испытаниям. Случай из жизни Десятилетняя Нина рано осталась без папы, но мама компенсировала эту потерю своей беззаветной любовью и активной передачей жизненного опыта. В результате ребе­нок вырос тонкой артистичной натурой со способностью к эмпатии и умением управлять собственной любящей мамой. В присутствии мамы глаза Нины излучают любовь и предан­ность, речь ее превращается в нежный лепет, сама же она — в совершеннейшего ребенка. С детьми Нина назидательно терпелива, любит делать замечания и давать наставления, подражая даже в интонациях своей маме или кому-нибудь из учителей. Со взрослыми она очень аккуратна, подчеркнуто вежлива. Мама у Нины сильная, быстрая в решениях и движениях женщина. Для Нины такая скорость и сила сами по себе яв­ляются вызовом, которого желательно избежать. Но и про­тивостоять напору мамы представляется самоубийственным бунтом. Поэтому девочка выработала в себе естественную защитную реакцию торможения. Любое предложение мамы встречается с пониманием и готовностью, но выполняется в нарочито замедленном темпе. При этом и словами, и выра­жением лица демонстрируется полная лояльность. Например: — Дочка, пойди вымой посуду. — Конечно, мамочка. Я сейчас, только доиграю, и буду мыть… Я уже почти пошла. Только у меня болит голова, ты помнишь, так же как три дня назад. Мне так же плохо. Уж и не знаю, как я вообще сегодня уроки буду делать… Смотрите, какое тонкое знание психологии. Тут и про­буждение в маме естественного чувства жалости со ссылкой (эмоциональной зацепкой) на прошлый опыт детских стра­даний, и готовность выполнить просьбу, пусть ценой возвра­щения своих страданий. В голосе — нежность и покорность, что неизбежно, как и напоминание о плохом здоровье, пробуждает в маме цепь за­программированных всем предыдущим опытом реакций. Детская магия! Между Ниной и близкими образуется не­кая сладостно-тягучая прослойка, сродни меду или смоле. В нее, как в защитную паутину, она пытается запеленать сильную, доминантную маму и не в меру активных сестер. Паутина делает мамины удары неточными, сбивает прицел. Девочка уже знает от мамы, что завидовать, обижаться и ревновать нехорошо. Она не может этого не чувствовать, но пытается не показывать. Мы спрашиваем Нину:

Или в другом случае: — Ты больше не играешь с В. Ты что на него обиделась? — Нет, все нормально, я никогда не обижаюсь. Человек по природе своей обречен на вспышки злобы и обиды. Ребенок не может не быть время от времени эгоистом, желающим притянуть все внимание родителей или убрать конкурентов. Но он знает со слов родителей, что это плохие чувства. Тогда он накладывает на них табу, он приказывает себе их не замечать. Того, что не замечаешь, вроде, как и нет. Так у него в голове появляются мертвые зоны. По-моему, именно это в психологии называется вытеснением. «Если это во мне есть, я плохая, а плохой я быть не могу, значит, этого во мне не может быть. Надо так себя вести, чтобы никто не за­метил, что это во мне все-таки есть». Дальше все определя­ется особенностями характера ребенка: один просто притво­ряется, что не знает темных сторон своей личности, другой и правда приучает себя их не видеть. Но чувства-то все равно остаются и продолжают влиять на поведение. А вот работать с ними становится действительно невозможно.