История Павлика У Павлика, когда мы взяли его в шесть лет из детского дома, был очень скромный набор состояний. Он демонстрировал нам или улыбку до ушей, или насуп­ленные брови и опущенные плечи. Он мог поддерживать раз­говор, говорить правильные слова о необходимости учиться и дружить. Но на самом деле он таким способом часто просто отвлекал взрослых от тех сомнений и страхов, которые испы­тывал. Так он оставался «мягким, круглым и пушистым» сна­ружи и покрытым панцирем недоверия внутри. Причем я предполагаю, что Павлик и сам не осознавал причин такого поведения, просто он привык считать мир станом врага. Вот хроника первой в его жизни сессии «игровой терапии». 1-й день. Стреляет в солдатиков, потом играет в «пожар в доме». 2-й день. Агрессивная игра сменяется 10-минутной ре­лаксацией. Павлик назвал плейтерапевта доктором и долго собирал аптечку и даже оружие для доктора. 3-й день. В игре Павлика лечит доктор: он колет ему укол, а потом произносит фразу: «Ты здоров». Строит дом и делает запасы продуктов. В конце Павлик включает большого робо­та и тот убивает всех монстров. 4-й день. 15 минут релаксации чередуются с пятью мину­тами агрессии. Павлик начинает исследовать окружающий мир: осматривает коробки в комнате плейтерапии, куда раньше не заглядывал. 5-й день. 50-минутная конструктивная игра, физическая агрессия переходит в вербальную («Дурак, убью» и т. д.). 6-й день (спустя месяц после последней игры). 12 минут всячески убивает робота. Остальное время — конструктив­ная игра. Очищает плохой дом от крокодилов, которые внут­ри него. Просит раскрасить его в человека-паука. Выводы: Агрессивная игра переходит в конструктивную. Главный объект агрессии во всех играх — «робот», то есть сильный мужчина. Отыграл с домом, где ему было плохо. Чувствует безо­пасность в доме, где он живет сейчас. Преодолел свой страх, победил всех врагов, почувс­твовал себя сильным. Обратился за поддержкой к плейтерапевту. Признал ситуацию плейтерапии как ситуацию лече­ния. (Напоминает самому себе, что «настоящий» мир невоз­можен без боли. Укол делает мир настоящим, что-то сродни очистительной жертве.) Стал эмоционально более уравновешен. В игре делал съестные запасы — страх голода. Мы несколько раз беседовали с ним, чтобы помочь пове­рить в себя. — Павлик, ты можешь хорошо учиться. Ты хороший и ум­ный, и это все видят. — Нет. Я плохой, глупый, и все видят именно это. — Ты можешь изменить свою жизнь. — Нет, не могу. Он бы мог еще добавить: «Мне вбили синяками в тело исти­ну о том, что я плохой и мне ничего не светит». Но это его тай­на. Павлик не поделится этой тайной, пока не поверит нам. Он не может хотеть биться за победу, потому что он еще ни разу не испытывал радости победы. Его отучили делать усилия. Он готов проигрывать! Он даже в игре кричит Свя­тославу: «А давай, ты как будто выстрелишь и я так упаду и умру». Или на уроках: «Я не могу решить этот пример, я не могу запомнить таблицу умножения». Точнее было бы сказать: «Я не могу найти внутренних сил для того, чтобы напрячься и начать учить». Первые шаги надо делать вместе с ним, тут необходима энергия учителя, которая воплощается во внешнем стимули­ровании, уговорах и поддержке. Эта энергия пойдет на под­держку (генерирование) нового «образа себя» — сильного, умного, уверенного и счастливого! Но и эти образы не имеют базы в его сознании, значит, нужно, чтобы их внесли учитель или кто-то из старших товарищей. Иными словами, нужна энергия для трансформации и нужна информация о том, куда трансформироваться, то есть пример для подражания. Дело было летом на юге. Мы отдыхали с Павликом, Свя­тославом и Верой. Южное море и солнце дарили ощущение радости и комфорта, что позволяло накопить душевные си­лы. В этих благополучных условиях я рискнул помочь Пав­лику перейти на новый уровень уверенности в своих силах. У нас была уже база — взаимное доверие и умение заключать договоры. И вот, за пару выученных столбиков таблицы ум­ножения я предложил Павлику бонус — катание на электро­карах. Святослав и Вера, разумеется, присоединились к до­говору. Святослав получил пять минут катания в тот же ве­чер. Ему очень хотелось сесть за руль, и он честно вызубрил два столбца. Павлику тоже хотелось, но ему не хватило стрем­ления, упорства, веры в себя. (С точки зрения учителя мате­матики, у Павлика больше способностей к этому предмету, чем у Святослава.) Два раза он пытался сдать мне два столбика, делал ошиб­ки, забывал ответы и, патетически восклицая: «О Боже!», уходил, низко опустив плечи и повесив голову. Ему хотелось на автокары, но это хотение еще не превра­щалось в победное усилие. И все-таки я продолжал его под­держивать и уверять в том, что победа, то есть машинки, очень близка, да и Святослав своим примером доказывал до­стижимость цели. На третий день получилось. Вы, взрослые, понимаете, что, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но для Павлика это было первое острое переживание и самого факта победы, и удовольствия от на­грады. Это не значит, что Павлик сразу принял чужую для него программу. Прошло еще три дня, прежде чем он выучил следующие два столбика. И еще много раз мы слышали его патетический вопль: "боже мой, ничего не могу!» Но коли­чество побед постепенно накапливалось, свидетельствуя о нашей правоте. Так в его сознании незаметно начался пересмотр. Потом мы вернулись в Китеж на летнюю ролевую игру «Звездные войны». И тут Павлик оплошал. Он «взял банк», похитил казну. В Китеже воровать не принято. Мы не запи­раем двери своих комнат, кладовок и шкафов. Павлик знал, что воровать нехорошо. Но он узнал также, что высшей добродетелью является преданность команде. А цель у команды — победить в «Звез­дных войнах». Но для этого требовались «кияни» — местная валюта, хранящаяся в межгалактическом банке в «первой обители». Павлик вместе с Лешкой (который старше его на три года) разработал операцию по изъятию необходимых для команды финансовых средств. Лешка стоял «на шухере», а исполнителем был Павлик. Через день пропажа была заме­чена, и после короткого следствия и душевной беседы Пав­лик признался маме Марии. Лешка признаваться отказался. Было решено, что виновные извинятся перед всем сооб­ществом во время ужина. И вот, представьте себе такую кар­тину: зал столовой, стук ложек, китежане — взрослые и дети — гости, иностранные волонтеры, и к ним выходит Павлик, но молчит. Я пытаюсь напомнить ему о цели выхода:

Павлик тяжело (с сердцем) вздохнул, и глаза его погасли. Вместо энергичного, подчас гиперактивного мальчугана пе­ред нами стоит выжатый жизнью старичок. Он не возражает против очевидного. Но, даже не пытаясь оправдываться, Пав­лик прибегает к программной реакции на опасность — от­ключает мысли и чувства почти по методу даосских отшель­ников: «Я камень у дороги, и вы со мной ничего не сделаете». Павлик выработал все свои реакции в условиях детдома. В его сознании болью записаны границы возможностей про­явления его воли и энергии во внешний мир. Говоря прос­тым языком, пьющие родители и старшие мальчишки во дворе вбили в него на уровне бессознательной аксиомы «не вылезай, а то пришибут». А мы как раз хотим заставить его вылезти. Для слабых натур всегда проще достать готовое решение, не отягощая голову особыми рассуждениями и сомнениями. Но когда перед ними оказывается неизвестное явление, ана­логов которому в памяти не обнаруживается, то сознание выключается. Внешне это проявляется в застывшем взгляде, скованности движений, но бывает, что и во взрыве неконт­ролируемой ярости. Ребенок «тормозит». Но хочется удержать родителей от попыток подтолкнуть его вперед. Вмешательство он при­мет за агрессию и «затормозит» еще больше. Агрессивная среда детского дома отрабатывает именно такую манеру поведения. Если столкнулся с неведомым, ес­ли не понимаешь причины гнева, что навлек на себя, то луч­ше всего стать незаметным, уйти в себя: с дурака какой спрос? Хотя, возможна и прямо противоположная линия поведения: атаковать самому с максимальной агрессивнос­тью, тогда «в следующий раз не полезут». И все-таки, если ты не вышел силой и статью, то самая лучшая реакция — удариться в лживые слезы или застыть, не подавая призна­ков жизни. Но в Китеже отсутствие реакции не является добродете­лью. То, что раньше обеспечивало безопасность, здесь меша­ет развитию. Впадение «в ступор» делает ребенка неуязвимым, так как никто не может определить его истинных мыслей и чувств. Но в отсутствие диалога мы, педагоги, не знаем, с чем работать. А ребенок стоит на своем. У него нет никаких сомнений в правильности своего Образа Мира. Узнаваемые по аналогии образы действий воспринимаются как истинные, хотя могут таковыми и не являться. Например: «Этот человек вчера смеялся надо мной. Сегодня он опять смеется. Значит, надо мной. Следовательно, он враг». Подобное притягивает подобное, и ребенок начинает находить подтверждение своим догадкам. А перед нами – задача научить ребенка проходить сквозь стены привычных ожиданий, подтолкнуть к иному восприятию себя и мира. Да еще к затратам энергии, необходимым для этого. Поэтому так важно сначала научить детей общаться, то есть делиться мыслями и чувствами, задавать вопросы. — Павлик, ты скажешь всем, что виноват и больше не бу­дешь. — Я не хочу. Плечи опущены, как у старичка, дыхание прерывисто, на лице красные пятна. «Не хочу», — это мягко сказано. Тут мы действительно очень рисковали. В такой ситуации необхо­димо чувствовать малейшие отклонения в состоянии ребен­ка. Чуть больше надавил, перегнул палку — и в результате загнал ребенка в более глубокий стресс. В Павлике в эти мгновения вылезли воспоминания о тех, кто обижал раньше, и о том, как избежать боли и страха. Мы даем ему новый образ Управляемого и Безопасного мира и требуем: верь нам, а он все норовит действовать, ис­ходя из привычного опыта. Но ведь и нормальный взрослый не примет нового мировоззрения без многократной провер­ки. «Если ты спаситель, то преврати мою воду в вино». Так что признаем за Павликом право проверять на истинность и эффективность все наши благие намерения. Мы создали все условия для того, чтобы он получил опыт ПОБЕДЫ. Но только он сам может захотеть сделать нужный шаг. Это должен быть его собственный опыт. Тогда и ра­дость будет его, а освобожденная радостным пережива­нием энергия сможет записать новый образ действий в ба­зовую программу. Фактически мы пытались заставить его пойти против собственного условного рефлекса, против опыта, вбитого в него болью прошлой жизни. Простите, повторюсь, только он сам мог стереть старую программу. Для этого нужны силы и нерушимое намерение (пусть даже вызванное отчаянием). За три года жизни в Китеже он еще ни разу не решился дове­риться окружающим. Но уже появились в его сознании и новые ценности. Для Павлика страшнее наказания стало бы исключение из круга друзей. Он начал доверять ребятам и ощутил на собственном опыте, что иметь друзей — хорошо, а пользоваться у них ав­торитетом — еще лучше. Страх и упрямство удерживали от простого шага в на­правлении доверия и чувства причастности. Добро и Зло ле­жали на чашах весов, и чаши колебались. В общем, мы с приемной мамой Марией уговаривали его полчаса, причем рефреном было «ты можешь, мы в тебя ве­рим». И про храбрость говорили, и про честь мужскую, вспом­нили ему обет ученика, где сказано среди прочего: «Я разру­шил стену недоверия, мое сердце открыто…» Я положил руки ему на плечи, мама растирала спину, и оба шептали: Ну, давай, давай, ты сможешь. Он стоял так минут десять. Те, кто был в столовой, устали ждать и снова занялись едой и разговорами. Я спросил: Ну что, сдаешься, уходишь? Нет,— прошептал Павлик и снова застыл. Он был похож на прыгающего с вышки в воду. По капле собирал силы духа для броска. И стояли мы с Марией еще минут десять, страдая вместе с Павликом. Честное слово, эмпатия — очень тяжелый дар. Если б можно было все сделать за Павлика! Но это был его вызов. И он, по нашему общему убеждению, должен был его встре­тить. И вот, когда я уже совсем потерял надежду, Павлик гром­ко сказал: «Простите меня». На него давно уже перестали обращать внимание. Но вот что такое единый терапевтический коллектив: все или почти все услышали и, не сговариваясь, разразились аплодисмен­тами. Я утер пот со лба. Мария облегченно вздохнула. Павлик постоял несколько мгновений, потом пошел к окошечку раздачи за обедом. Через три минуты он уже уплетал суп. По нашей просьбе его приятели, пятиклассник Анд­рей и одноклассник Святослав, сели рядом с ним и «оказали моральную поддержку». По крайней мере, я расслышал сло­ва «настоящий мужчина». Найдя в себе силы сделать то, что от него все ожидали, Павлик снял груз вины со своей совести и восстановил ощу­щение связи с коллективом. Опасность: неоднозначная реакция взрослых, находя­щихся рядом, но не включенных в ситуацию и не имеющих профессиональных навыков. Они не видят подвига преодо­ления слабости, но только мучения ребенка, поэтому пред­почитают просто жалеть, то есть обесценивать усилия, затра­ченные маленькой личностью. Ребенок будет сомневаться. Ребенок имеет право сомне­ваться и проверять безопасность своих шагов в неведомое, отслеживая реакции взрослых («А то ли со мной делают?»). Пока ребенок не удовлетворит СОБСТВЕННЫЕ основные потребности в безопасности, любви и самоуважении, он просто останется глух и слеп к самым очевидным свиде­тельствам преимущества вашего мира. Ведь чтобы убе­диться в красоте окружающего, надо выбраться из собс­твенного панциря. А именно этого и не допускает инстинкт самосохранения маленькой личности. Чьей интерпретации он может поверить? Видя колебания у некоторых взрослых, начинает трево­житься о том, правильно ли он истолковал происходящее, и нет ли ошибки, то есть опасности. Может быть, его обману­ли с договором? Сомнения болезненны — лучше просто за­крыться. Мы не могли допустить, чтобы Павлик не извинился — это вопрос социализации. Но следующим шагом было по­мочь ему правильно интерпретировать произошедшее преодоление. Распрямленная спина, ясный взгляд, смех, активность — все говорит о притоке энергии, высвободившейся в резуль­тате устранения внутренней боли. Павлик с аппетитом ел и смеялся, болтая с Андреем и Святославом. Значит, новой за­рубки боли на его душе не осталось, а стереотипы воровства и типичной реакции «не признаваться и не отвечать» были преодолены. Так случай, который мог запомниться ему болью и сты­дом, остался в памяти как новая победа и преодоление. Нашим ребятам предстоит жить в реальном обществе, которое не похоже ни на курорт, ни на больницу. Они долж­ны научиться преодолевать трудности и препятствия, кото­рые ждут их впереди. Именно в этом преодолении и возмож­на самореализация, личностный рост, развитие сознания и творческих потенций. Впрочем, Павлику очень повезло. Живя в семье, он про­должал тихо, но упорно мечтать, что помимо приемной ма­мы, небеса пошлют ему и папу. И тут к нам в Китеж на прак­тику приехал студент — психолог по имени Ясин, да так и остался жить и работать. Он занялся Павликом, на что маль­чик, к этому времени уже научившийся доверять, ответил со всем неистраченным пылом сыновней любви. Павлик получил практическое подтверждение нашим за­верениям в том, что он кому-то нужен в этом мире. И в нем открылись новые силы. Павлик стал позволять себе громко смеяться, отпускать легкомысленные замечания, короче, внешне демонстрировал все признаки расхлябанности и лег­комыслия. «Отпустило!» — сказал про Павлика один из наших пре­подавателей. Павлик расслабился, он понял, что нет необходимости все время жестко контролировать свое поведение в ожида­нии подвоха. Перемену в его поведении заметили все окру­жающие, хотя и не все поняли, что она была шагом к свободе и самоуважению. Прошло несколько недель, и Павлик стал лучше учиться. Убрав защитный панцирь, он стал лучше взаимодействовать с миром, а значит, получать несравнимо больше информа­ции. Теперь уже мир не казался ему страшным и непредска­зуемым местом. Теперь он начал пробовать возражать взрослым, объяс­няя причины, по которым он отказывается делать домаш­нее задание или мыть посуду, то есть он начал проверять мир на управляемость. Наши педагоги теперь планируют для него последовательность вызовов так, чтобы следова­ние новым правилам поведения приводило к радости и удовлетворению. Его хвалят за хорошие отметки, ему нра­вится ходить со старшими ребятами на собрания и на рабо­ту. Ощущение включенности в коллектив и первые успехи в учебе придают уверенности в своих силах. Это приводит к росту внутренней энергии и желанию усилить давление в сторону победы. Последовательность этих жизненных событий должна быть на первых порах непрерывной и непротиворечивой, тогда она создает в сознании ребенка некий фокус усилий, делая мир более понятным и управляемым. Дело в том, что как только давление развивающей среды падает, ребенок оказывается как бы в недоумении, не по­нимает, что делать. Если вдруг пропадает защитная сетка направленных на ребенка ожиданий, то в нем активируют­ся старые программы, связанные со старым Образом Мира. А если еще у него кончилась энергия (двойка на уроке, кон­фликт со сверстниками или родителями), то он как бы «сползает» в обыденный комплекс реакций. Стоит пере­стать, говоря словами компьютерщиков, поддерживать но­вую программу, как ребенок автоматически регрессирует. В идеале вызовы, требующие затраты сил и внимания, должны сменяться поощрением и отдыхом, но вся эта по­следовательность должна быть организована в рамках но­вого Образа Мира. Чтобы удерживаться на новом уровне восприятия себя и мира в период трансформации, ребенку нужна энергия. То есть помимо пищи и витаминов растущей личности не­обходимо ежедневно получать порции чистой радости, ко­торая снимает тревожность и неуверенность. Как правило, наиболее доступный и недорогой источник радости находится в спортзале, на катке, летом — на откры­том воздухе (футбол, купание). Но это может быть и разговор с родителями, и посещение цирка. Теннис и горные лыжи доставляют много радости и развивают характер, но слиш­ком дорогостоящи. И, конечно, огромную энергию дает пе­реживание любви. Павлик о любви Трое за столом: Маша К. — учитель, Андрей — недавно приехавший тренер и восьмилетний Павлик. Маша и Андрей оживленно беседуют. Павлик внимательно наблюдает за происходящим и через какое-то время начинает улыбаться, смущенно опускать глаза. Маша интересуется: — В чем дело? Павлик долго молчит: — Нет, я не могу об этом сказать. Взрослые, смеясь, настояли. Ситуация была во всех от­ношениях безопасная. Павлик решил довериться: — Я вижу, Маша, что тебе нравится Андрей! Это великое событие в жизни Павлика. Он научился за­мечать окружающих взрослых, отслеживать и правильно ин­терпретировать их чувства. Еще полгода назад его внимание фиксировало во внешнем круге только возможные проявле­ния агрессии со стороны детей, а уж на наблюдение и истол­кование переживаний взрослых у него просто не оставалось никаких сил. Теперь можно говорить о высокой степени доверия к взрослым, о том, что самые насущные внутренние проблемы решены.