История Киры Весьма нетипичный случай. К нам в Китеж для «перевос­питания» была отдана девочка, которая пыталась заслужить внимание и любовь родителей путем развития собственного интеллекта. К пятому классу она стала отличницей, но как же ее не любили одноклассники и учителя! Она говорила не­впопад, рассматривала человека пристальным анализирую­щим взглядом, не вовремя улыбалась. Короче говоря, совер­шенно не умела строить отношения с людьми. Помните, я уже писал, что по детям можно легко определить главные психологические проблемы их родителей. Так вот, ее роди­тели тоже никогда не считали нужным строить отношения с дочерью. У них у самих был колоссальный дефицит эмоцио­нального общения с собственными родителями. Внутри этих взрослых людей сидел обиженный, одинокий ребенок, не знавший безопасной привязанности. Дневник наставницы, в доме которой жила Кира 2-й день. Встала легко, с улыбкой. Урок математики с Денисом почти сорвала: было скучно, предлагала поделать что-нибудь другое из своего сборника задач и тестов. Была навязчива. Помогла Маше С. с домашним заданием по ма­тематике. Включилась в репетицию танцев, партнер — Вася. На детском собрании была заинтересованным слушателем, ничем не поделилась. После собрания — истерика: «Мама в Москве не обращает на меня внимания, кричит, когда вхожу к ней в комнату, выставляет за дверь, дает подзатыльники. Папа все время занят, на меня у него времени нет. Я никому не нужна. Я плохая». На игру «Пойми меня» не пошла. Пила чай с Леной, болтала, смеялась. В постели снова проговори­ла: «Я плохая девочка, я противная девочка!» Голос ровный, спокойный. 3-й день. Просыпалась дольше, чем обычно. Сказала, что полночи не спала, потому что снился плохой сон: «Меня все время убивали». В течение дня ровное, позитивное настрое­ние. Вечером — дискотека. Настроение бодрое, веселое, тщательный туалет, макияж. Придирчиво осмотрела себя в зеркале, покрутилась — осталась довольна. Домой вернулась ровно через час, расстроенная. О причинах не рассказала, отговорилась усталостью и тем, что закружилась голова. 4-й день. Расплакалась. Сквозь слезы проговорила ос­новную проблему: «Недостаток внимания со стороны роди­телей: у них нет желания общаться со мной, выслушать. Я чувс­твую свое одиночество. Я никак не могу ИЗМЕНИТЬ СИТУА­ЦИЮ». Попросила помощи, совета у игроков. Успокоилась, вы­шла на позитив: нужно самой просить маму уделять ей вни­мание в удобное для мамы время, а не тогда, когда хочется. При невозможности словесного контакта решила написать маме письмо, в котором открыто рассказать о своих чувствах и переживаниях. Решила верить в положительный исход, в первую очередь, надеясь на свою внутреннюю силу для реше­ния проблемы с родителями. После игры весело побежала на репетицию танцев. Сама вызвалась готовить ужин. 5-й день. Встала сразу, настроение хорошее. На уроке ис­тории рассказала одноклассницам, что за «райская» жизнь в Москве в смысле количества домашних заданий и отноше­ний между детьми. После обеда решила заболеть и не ходить на работу. Когда поняла, что придется пропустить и танцы, оказалась здорова, но настроение испортилось. Вину за свою болезнь возложила на Свету. Укладывались спать под пение арий из «Jesus Christ — Superstar». 6-й день. Поссорилась с Леной из-за того, что та коман­дует и говорит, что надо делать и как. Сидит, плачет: «Почему со МНОЙ все время ВСЕ ссорятся? В лагере сначала спросили, как пишется слово, а когда я сказала, меня же и послали. Чем я ВСЕМ не угодила? Почему мама орет на меня, когда я захожу в комнату? Она "чатится по компу" с каким-то придурком це­лый день, а до меня ей дела нет!» Сердится, стучит кулаком по столу. Даю ей возможность выплеснуться. Вечером — темпе­ратура. 7-й день. Полдня проспала. К вечеру была бодра, полна сил, рвалась в бой, жалела, что пропустила репетицию. На­строение ровное, получала очевидное удовольствие от забо­ты и внимания окружающих. 8-й день. Считает, что выздоровела, огорчена, что надо еще день просидеть дома. Читала, скучала, куксилась. Плохо переносит безделье, тонус падает. 9-й день. Активно включилась в подготовку праздника. Настроение прекрасное. 10-й день. Праздник. Кира вся в репетициях и хлопотах. Решила прочитать вечером стихотворение Бунина — будет открывать праздник. Снова и снова пробует движения танца, все время что-то напевает. Постоянно меняющиеся занятия, творческий процесс буквально преображают Киру. Весели­лась от души, но танцевать с мальчиками все еще стесняется. Известие о том, что надо ехать в Москву восприняла стои­чески, сказала только, что очень жалко уезжать так быстро. Рекомендации родителям Проявлять заинтересованность жизнью ребенка, то есть отрываться хоть иногда от компьютера и телевизора для беседы «по душам». ·         Поощрять желание ребенка проговаривать события дня, свои чувства в связи с ними, создавать для этого безопас­ное пространство: не давать обратной связи типа «сама виновата», терпеливо и заинтересованно слушать. Не наводить вопросами на определенные выводы: когда ребенок будет готов принять конкретную реальность, он сделает это сам. Сменить контролирующую функцию родителей на ока­зание поддержки в трудных для ребенка ситуациях. Принять ребенка таким, каков он есть, не отвергать ка­кие-либо его качества, поскольку за этим следует отстра­нение и закрытость ребенка, а далее — отчаяние и де­прессия из-за невозможности самому решить проблемы. У этой истории счастливый конец. Молодые родители прочитали рекомендации и изменили стиль поведения с до­черью. Кира стала больше усилий затрачивать на «строитель­ство» отношений, и это сразу сказалось на улучшении обще­го психологического фона в семье и школе. Главное ее от­крытие состояло в том, что этот процесс вполне управляем и зависит от ее воли и понимания. История Вани Ваня оказался под моим кровом в 12 лет. Он учил уроки, помогал по дому, был вежлив и даже, до определенной сте­пени, честен и открыт. Он часто рассуждал с нами о своем будущем, делился мнением об окружающих, ему нравились многие книги из тех, что нравились и мне. Воспоминания Вани: — У меня все в детстве было плохим (с улыбкой), а особен­ного ничего не было. В детском саду в пять лет мы все были раз­делены на две группы. В нашей группе был парень Рома, он пос­тоянно на меня нарывался. И был еще один, самый здоровый, Андрей Костырев. И он однажды ко мне пришел и сказал: те­перь я буду за тебя. А его группа была круче. Ну, думаю, хорошо, все теперь наладится. А он ко мне на другой день подошел и как даст мне в лобешник. Посмеялся. А потом человек пять, которые меня не любили, притащи­ли меня в беседку — там и Рома был, и Андрей тот — поизде­ваться хотели. Но за меня девчонки заступились. Девчонки бы­ли старше и всех пацанов отлупили. Я на самом деле это все забыл. Только теперь в Китеже вспомнил. Мы там все время дрались, мы били друг друга игрушками, благо пластмассовыми. Другой у меня друг был в семь лет. Тот вместе со мной ук­рал у соседей мяч, а потом прорезал его ножом, чтоб никто другой не смог им пользоваться. Я на него кинулся, а он больше меня был и скинул меня, как блоху с собаки… Так я его и не из­бил. Но сейчас я видел его в Туле. Ему 17 лет, он учится в 7-м классе, в общем, полный дурак. Тогда же я видел, как один мужик другому пропорол живот ножом. Не поладили… Кровь на асфальте. Еще одна тетка-бизнесмен сожгла доллары и выбросилась с балкона. Разбилась, а обгоревшие доллары летали… — Что ты тогда думал про мир? — Я думал, что я самый крутой. (!) Я самого себя так успо­каивал. Я знал, что если не смогу украсть деньги или выпро­сить, то мне хана, умру голодным. С друзьями надо жить в ми­ре, иначе не помогут. Красть хорошо, и вовремя удрать от пья­ного деда тоже хорошо. Взрослея, обретая способность управлять самим собой и отслеживать себя, подросток, тем не менее, часто не волен противостоять накопленному в детстве опыту. Разум, стал­киваясь с болью или опасностью, отбрасывает ребенка, в те состояния сознания, которые легли в нижние слои памяти в раннем возрасте. Например, Ваня в 15 лет избегал близко общаться и с де­тьми, и со взрослыми — опыт научил не доверять и бояться. Высокий, физически крепкий юноша сохранил какую-то глубинную детскость суждений. На педсовете он высказал взрослым свои обиды на учительницу биологии: «Раз она мне поставила "2", значит, не любит», «взрослые нас эксплуатиру­ют и не уважают», «вы сами объяснили нам, что мы свободные личности, так что ж теперь понукаете». Он практически бессознательно пытается расширить границы своего «общественного тела», но поскольку привык полагаться только на личный опыт, ставит эксперименты на окружающих: «Если я вот так поступлю, что ты со мной сде­лаешь, а если я вот это скажу, тебе будет больно?» Таким способом границы общественного тела проверяют обычно пятилетние дети. Они расширяют свои притязания, когда их собственное «Я» упирается в невидимые запреты, границы чужого личного пространства. Взрослые умеют видеть это пространство, а Ваня не на­учился различать его. Поэтому там, где можно просто дотро­нуться, Ваня ударяет, словно вновь пробуя, где горячее, а где холодное. Собственно, у него при сохранившемся недоверии к тем, кто старше и опытнее, и нет другого способа познать мир отношений. Десятилетний ребенок с готовностью вы­полняет любые просьбы учителя, 15-летний Ваня в ответ на просьбу учительницы начинает размышлять, не умаляет ли эта просьба его мужское достоинство. Между детьми и взрослыми существует множество дого­воров. Пусть вы никогда и не давали никаких обещаний друг другу, но эти договоры как бы подразумеваются тем, что вы находитесь в одной культурной среде. Свое представление о том, как должны себя вести взрослые — учителя и родители, нынешняя молодежь может почерпнуть из западных филь­мов, рассказов одноклассников, фантастической или детек­тивной литературы. Самое печальное, что вы сами можете даже не догадываться о тех ожиданиях, которые на вас возла­гаются. Вот почему всегда лучше спросить, выяснить, попы­таться распознать. Вопрос справедливости — центральный вопрос любого детского коллектива. После Ваниного выступления на педсовете я, приемный отец, получил подтверждение тому, о чем давно догадывал­ся: улыбка хорошего мальчика — просто привычная маска, личина. Как только мы начинаем разбираться с его внутрен­ним миром, помогаем ему самому в первых попытках реф­лексии, оказывается, что за улыбкой скрывается и страх пе­ред любыми взрослыми, и рефлекторное стремление защи­титься. Взросление и попытки заглянуть в себя увеличили остроту боли. Пытаясь компенсировать ее, Ваня стал выдви­гать все больше претензий к окружающим. Разумеется, окру­жающие от этого не менялись, но каждое столкновение, пусть даже тайное, происшедшее в мозгу Вани, множило ко­личество обид. Можно сказать, что взросление принесло много новых ожиданий, которым окружающий мир не соот­ветствовал. Ваня страдал, впадал в депрессию или наоборот — начинал рьяно требовать уважения к своей личности. При этом он видел, что другие сверстники уже строят отношения со взрослыми: ходят на чай, ведут душевные беседы о жизни, о будущем, поднимают таким образом свой авторитет. «Я сейчас часто себя в детстве вспоминаю. Когда был ма­леньким, часто пел, концерты в детдоме, взрослые хвалили. Я прямо чувствовал, как моя душа куда-то тянется. Может, это нервы, как провода с током, торчали наружу. А потом мне по ним бить стали, и я петь перестал. И провода убрал. Вот думаю, хорошо бы такую профессию, чтоб одному быть, чтоб ни с кем не общаться». Итак, Ваня, войдя в мою семью и демонстрируя полную лояльность, по сути, закапсулировал себя, превратил в ку­колку до лучших времен. Если бы я не тревожил его, понем­ногу размягчая его защитный панцирь и подводя к осозна­ниям, то он бы так и вышел в мир взрослым дядей с детским Образом Мира. Если вы уже вошли в конфликт со своими детьми, то не надейтесь, что время залечит. Помните: юноша или девушка продолжают из года в год мерить все происходящее на свой аршин, не желая отказываться от прошлых установок и, всег­да находя подтверждение своим негативным взглядам на мир в словах или поступках окружающих. «Ты мне не купила эту помаду, значит, ты меня не любишь». Грустное наблюдение: любой совет мои приемные маль­чики воспринимают недоверчиво, через внутреннее сопро­тивление. Это значит, что прослойка недоверия остается. А выражаться она у моих ребят может даже в преданном вы­ражении лица или готовности убрать всю комнату. Мне пот­ребовалось года два на то, чтобы научить их не бояться об­суждать со мной спорные вопросы. Мне не нужно беспре­кословное подчинение. Трение необходимо, чтобы шестеренки зацеплялись. А трение — это умение сформули­ровать и вежливо выразить претензии и ожидания. Ребенок должен быть способен на это. Родителю стоит терпеть, вы­слушивать и временами соглашаться. Но растущая личность в свою очередь должна понять, что и она должна выслуши­вать вас без обиды. Легко это не давалось никому. Даже на основе этих примеров вы можете сделать общий вывод, что нет универсального алгоритма терапии. Каждый ре­бенок развивается по индивидуальной траектории. Есть только общие закономерности, выяснение которых облегчит понима­ние происходящего. Но выбирать момент и силу воздействия вам предстоит самим. И выбор делается только на основе ва­шей интуиции, эмпатии, знаний и опыта. Но разве не так же находит правильное решение политик и глава фирмы, хирург и художник?