Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах — у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе — как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. Специалисты, их масса, ближе к определяющему тенденции базису цивилизации, а владельцы оказываются ближе к надстройке, и задают только некоторые текущие события.
Можно дискутировать, насколько этот мир — мир успеха специалистов — хорош или плох. Но есть мнение, что при появлении огромных возможностей для развития человеческих потенциалов мир как-то не становится лучше. И есть много мнений, что он становится хуже. Что, например, падает биологическое качество людей. Что людям становится все труднее понимать других людей, что влечет еще один, следующий ряд проблем. В этом часто обвиняют владельцев мира. Но владельцы были всегда, или почти всегда. И тогда, когда мир становился лучше — тоже. Специалисты тоже были всегда; но их роль в развитии мира была менее определяющей.
Конечно, видеть мир как мир специалистов — это подходить к нему со стороны одной грани. Но всегда с какой-то надо начинать; тем более что подходов со стороны власти, от династий до секретных обществ, было более чем достаточно. И со стороны одной грани можно прийти к пониманию всех мировых тенденций, закономерностей развития и деградации. Пройдя через одну эту грань, можно увидеть достаточную и целостную картину, а все прочие грани — увидеть изнутри. И еще — иная, еще одна точка зрения — это как правило прогресс.
В тексте в качестве исторической-историософской базы применена система Шпенглера — чисто из-за отсутствия практически работающих альтернатив. У мира есть хронология. У цивилизации есть начало. У большинства исторических цивилизаций есть еще и конец. Цивилизация от начала и до конца есть временнОе пространство событий — от момента, когда мир — а в данном контексте он же и цивилизация — становится лучше, до того, как он становится хуже и умирает.
В шпенглеровской системе координат первоначальная живая культура (первая часть цивилизации) противопоставляется поздней умирающей цивилизации (вторая часть). Получается сначала график вверх, когда в общем все лучше, а потом вниз. Вокруг вершины — все культурные достижения, в том числе и нация как высшее социальное достижение.
Цивилизация застает. городскую/национальную буржуазию… в готовом виде и уничтожает его понятием четвертого сословия, массы, принципиально отвергающей культуру с ее органическими формами.© Шпенглер.
Идея Шпенглера — исчерпание проектов и следственная «метафизическая усталость»; после достижения вершин возможен только один путь — вниз. Это хорошо и понятно, но для четкой физической картины этого не достаточно. Потеря биологических качеств — это физически точнее, но тогда вопрос: а почему эти качества так непреодолимо падают, какова физика процесса? Ведь сначала все качества растут, и вдруг начинают падать; а между ростом и падением сама собой получается вершина.
Сначала, в момент культуры, всё постепенно возникает. В момент цивилизации все существует, а к её концу всё начинает постепенно исчезать. Препятствовать этому исчезновению вещей невозможно — поскольку вещи исчезают именно потому, что люди меняются так, что теряют представление о них. Вещь может и лежать где-то не полке, но представления о ней уже не будет, и если даже ее найдет какой археолог, его просто не поймут. Да и сам он вряд ли что-то поймет. Существует и система периодизации цивилизационных состояний, кроме «культура-цивилизация». За модерном следует постмодерн, за цивилизацией — постцивилизация, которая «темные века», за нацией — постнация, которая масса, за человекам — постчеловек. Всегда появляется приставка «пост». (Есть мнение, что постчеловек — это все-таки труп.) Это происходит, когда по сути всё уже заканчивается, но какие-то формы и остаточные явления еще наблюдаются.
То, что цивилизация прокручивает через себя нацию, как мясорубка, и выдает на выходе массу — это многократно описано. Смысл этого исследования — описать, как этот процесс происходит в деталях. Как возникают и как работают механизмы этой мясорубки.
Жизнь и среда
Жизнь предполагает движение, движение происходит в среде. Данный текст о среде, о том, как она изменяется на временнЫх диапазонах. И как меняется собственно среда человека, которая есть человеческое общество сначала, и только потом ландшафт. И далее сторонники жизни могут выведенные закономерности использовать при своем движении.
Адаптационный рай для человека не был утрачен, поскольку его никогда не было. Человек жил во вращающемся вихре изменений, и его высокая вариабельность обусловлена тем, что условия адаптации менялись настолько быстро, что адаптационные свойства не успевали закрепиться или исчезнуть. К тому же высшие хищники в большей степени адаптируются с собственной социальной системе, чем к ландшафту. Сильная адаптированность к ландшафту ведет к утрате множества общих человеческих элементов, точно так, как и адаптированность к цивилизации. В обоих случаях имеется специализация. Конечно, в ландшафте есть еще и социальная среда, которая в цивилизации разрушается, но долгое давление даже одной ландшафтной среды искажает и социальную среду. Народы-реликты не могут преодолеть ландшафт, выйти за его пределы, поскольку у них утрачены свойства, которые требуются для выхода из ландшафта, они заменены на дополнительные средства адаптации к одному ландшафту. Это тоже сходно со специализацией.
Ландшафт — это уже первая степень ограничения, а именно адаптации к ландшафту. Ландшафт есть ограничение, это структура, в которой растут.
И поскольку чем дольше группа живет в ландшафте, тем выше становится уровень адаптации, то что-то сделать, над ландшафтом подняться сможет только группа, долго в ландшафте не проживающая. Но адаптация к ландшафту — это почти то же. что и адаптация к цивилизации — только процесс идет гораздо медленнее. И за адаптацию приходится платить утратой качеств. То, что может преодолеть ландшафт — это город. Причем город возникающий-формирующийся. Для города нужно множество условий самых разных. У большинства племен города так и не появились.
Среда, приспособление и успех неразделимы.
В каждый текущий момент времени побеждает наиболее приспособленный к текущей ситуации, а не ко всем возможным ситуациям. Эта череда побед тех или иных приспособленных по сути является множеством последовательных эволюционных бутылочных горлышек, и на каждом с человеческой популяции срезается ее многообразие, срезаются признаки и свойства, которые и должны обеспечивать будущие приспособленности. А поскольку будущая приспособленность исчезает, то в будущем популяция оказывается неприспособленной. Хотя явная альтернатива — популяция становится неконкурентоспособной в настоящем, и вопрос будущего снимается автоматически.
Успешными становятся наиболее приспособленные. Приспособленные — они приспособленные к среде. Среда меняется, обычно при одном поколении почти незаметно, но за века — принципиально. Например, когда нация начинается, она предпочитает художника-реалиста. Затем нация стремится к вершинам, и она предпочитает романтизм. Затем начинается цивилизационный период, и как его отражение становятся успешными разного рода абстракционизмы и прочие шизоидности. Далее идет упрощение людей, и абстракционизм упрощается. Далее остается только масса, отрицающая всякую иерархию культуры, и в моду входят технически удовлетворительные картинки изображения быта. Успех художника предопределяется средой. Если абстракционист родится в начале истории, или портретист-халтурщик — в ее середине, они не будут успешными, поскольку не будут приспособленными к среде, среда будет им чужой; и среда их отвергнет, потому как не поймет. Такие художники рождались, но сейчас от них не осталось памяти, потому что тогда они не оказались успешными. Пара «среда — приспособленность» — неразрывна.
Цивилизация идет куда-то не туда. Определенно не в сторону жизни. А туда, куда ушли все прочие цивилизации. Ушли по одним и тем же законам, по одним и тем же правилам. Вопрос цивилизационных циклов рассмотрен достаточно широки и доказательно.
Как цивилизация себя уничтожает, как «цивилизация кончает самоубийством?» © Тойнби.
Этот процесс сложно представить сознательным, как какой-то злой умысел… чей?.. цивилизации? Так что процесс этот должен быть построенным не на воле, которой у цивилизаций нет и быть не может, а на аттракторе — точке естественного притяжения. Яблоки не хотят падать на землю, но земля — их аттрактор, и рано или поздно они на нее упадут. Поэтому процесс видится механическим, машинным. А за машинным процессом должна находиться машина. Эта машина — цивилизация. Каким-то образом человеческая воля утрачивает управление процессом, и в результате цивилизация превращается в уничтожающую жизнь машину — в ту же ранее упомянутую мясорубку по производству массы.
Человек — он тоже величина переменная. Человек до и после мясорубки отличается. Не меньше, чем нация от массы.
Человек почему-то этому процессу не может воспрепятствовать. Логично предложить, что в цивилизации-машине происходит машинизация человеческой жизни, и машина-цивилизация создает для себя машину-человека, ориентированного, заточенного под то, чтобы разделить судьбу цивилизации; шаг за шагом, чтобы человек сразу не догадался. Впрочем, и обратный процесс одновременно имеет место: человек шаг за шагом строит мясорубку для себя. Это как раз тот человек, который не видит, потому что самой способности широкого, глобального видения лишен.
Основные противоречия (дихотомии): жизнь — смерть, живое — механическое, свободное — механическое, человек — машина.
Главное методологическое противоречие: свободы — структуры. Свободы высшего порядка строятся на структурах; структуры поддерживают свободы. Но когда структур становится слишком много, места для свобод не остается. Пространство свободы всегда меньше условных 50 %: половина уходит на взаимоисключающие «свобода для» — «свобода от», и еще нужно место для структур, которые будут поддерживать свободы высшего порядка. Например, свободу ходить (высшую) поддерживают ноги (структура). А если «освободиться» от ног, ходить не получится.
Вопросы
Первый набор вопросов представляется в философском виде:
— Что есть механицизм в человеческой жизни?
— Насколько человек есть машина?
— Чем человек отличается от машины?
— Что такое превращение человека в машину, как оно выглядит и как его избегать?
— Какая роль конфликта машинного и человеческого в жизни?
В плане практическом лучше смотрится бытовая постановка вопросов:
— Почему кругом сплошные идиоты?
— Были ли идиоты всегда или они откуда-то взялись?
— Как эти идиоты умудряются быть успешными?
— Как эти идиоты проникли во власть и как они умудряются её удерживать?
— Откуда у идиотов деньги, особенно те, которые они относят мошенникам?
— Как этот мир торжествующего идиотизма еще не рухнул и когда это всё-таки произойдет?
— Почему люди не понимают очевидного?
— Как могут сочетаться массовый идиотизм и невероятный технический прогресс, не являются ли они двумя сторонами одной медали, единого явления? Как это собрание идиотов вообще сумело создать столь сложную цивилизацию?
Современный мир эти вопросы постоянно задает, на эти вопросы постоянно и отвечает, но почему-то понимания по этим вопросам не наступает.
И, конечно, постановка основного вопроса текста: что в этом мире, в цивилизации есть скрытого и важного, что понимается неверно, и что ведет к неудаче гуманитарных и социальных проектов.
Эффективность
Главное в поиске физики процессов — это механика машины, состоящей из людей-машин. Понять эту механику будет означать понять работу собственно цивилизации, и в биологическом, и в культурном плане тоже, и во всех прочих планах. Понять — значит выяснить всю последовательность причинно-следственных связей, от начальной точки до конечной: как живая культура становится машинной и мертвой. Хотя с виду это мертвое может казаться живым — как машина.
Эффективность определяется соотношением полученного результата в числителе к расходам в знаменателе. К результату у людей относятся выживание и доминирование, количество и уровень благ. К расходам относится обычно энергия, но это еще и люди, и материалы, и человеческие качества (если вникать в тонкости, то всё можно считать энергией, тогда эффективность пойдет как КПД). Например, Пирр одержал пиррову победу над римлянами. Но эта победа оказалась не эффективной. Потому что большие расходы — на будущее остатков не хватит.
Эффективность чего? По-максимуму, человеческого развития. Которое неотделимо от развития социума, в котором человек находится. А реально — эффективность поддержания существования в среде конкуренции, потому что приходится. И занимаясь выживанием, вторым, желательно помнить о развитии, т. е. о первом. Но для этого нужна многомерность понимания, множественность понимания, а их обычно не хватает.
Происходит механизация жизни, факт. С одной стороны это хорошо, поскольку возрастает эффективность производства, товаров становится больше, и они качественнее и дешевле. С другой стороны, эта механизация жизни становится слишком всеобъемлющей, и начинает проникать в такие чисто человеческие области жизни, куда ей проникать бы не следовало. Вплоть до машинизации людей во всех смыслах и аспектах.
Философско-моральная предустановка: в человеке человеческое и машинное конкурируют. Быть машиной — это плохо, потому что машина расчеловечивает, машина в человеке уничтожает в нем человеческое начало. Да, в идеале многих мыслителей стоит синтез, т. е. поработал человек эффективной машиной 8 часов — а потом снова стал человеком со всеми его достоинствами. Увы, так почему-то не получается.
«Эффективный» — он по умолчанию «ограниченно эффективный». Потому что нельзя быть эффективным во всём. И даже по очереди быть эффективным человеком и эффективной машиной не получается.
Эффективность может быть неверно рассчитана. Например, что эффективно на малом промежутке времени, может быть неэффективно на большом промежутке. Но тогда как эффективность видится? А так, что ограниченный человек видит эффективность ограниченно, а одномерный человек видит эффективность одномерно. Соответственно, такие люди и оценивают эффективность ограниченно и одномерно. А ограниченная и одномерная эффективность выдвигает наверх и делает относительно эффективным этого ограниченного и одномерного человека; круг замыкается и начинает при каждом обороте сжиматься — всё ограниченнее и все более одномерно.
Два основных персонажа — человек и машина. Машина в философии и культуре описана плохо, человек еще хуже; оба образа туманны. Но они противоположны: человек обычно не хочет, чтобы из него сделали машину. Разделить образы сложно: человек имеет в себе машинное, а машины приобретают все больше человеческого. В общем человек задается свободной волей и чувством сострадания — теми качествами, которые машине вроде бы недоступны; заодно это самые простые категории различения.
(Теорему Геделя о неполноте сюда тоже можно подключить: в данном случае свободная воля как раз и является недоказуемым элементом. По сути религиозным, лежащим в основании. Кстати, этим элементов вполне бы могла быть душа. И то, что человек, или человеческая жизнь есть ценность — это тоже недоказуемо, это тоже вопрос веры.)