Вопрос «что такое человек» необъятно широк; рассматривать его в философском аспекте — отдельная бесконечная тема, в претензии на полноту он рассматриваться не будет; достаточно представить его как множество его свойств и противопоставлений. В данной теме он противопоставляется машинам и машинному началу. Человеческое против машинного. При этом от всяких претензий на четкость картины придется сразу отказаться; этой теме тысячелетия, но продвигается она совсем по чуть-чуть. Да, ориентиры есть; но ясности нет. Без блуждания не обойтись. Но, всё-таки, ориентиры есть, и их можно еще добавить. Человек — теоретически — это высшая ценность, соответственно он смысл и цель. И поскольку он высшее, то смысл и цель берутся из самого человека, больше неоткуда. Человек — генератор высшего, в том числе всех высших смыслов и целей. Высшее можно представить не как что-то предметное, поскольку это будет спорно, а как направление к высшему. Человек — это направление к высшему, от зверя к трансцендентному. Чтобы человек двигался к высшему, он должен быть освобожден от низшего. А самое низшее — это рутинная, грязная, машинная работа.
- Ты всего лишь машина, только имитация жизни. Робот сочинит симфонию? Робот превратит кусок холста в шедевр искусства? — А ты, (человек), сможешь?© Я, робот.
Явное и туманное
Действительно, люди очень ограничены, и очень ограниченно разумны. Настолько ограниченно разумны, что почти неразумны в общем; можно сказать, что люди специализированно разумны. Как собаки и кошки, только шире. Например, организовать жизнь без эксплуатации — это вне пределов их разумности; даже если ненадолго мир без дикой эксплуатации получается — это праздник. Даже вопросы выживания — если брать в широком смысле — в зону разумности не попадают. Абсолютное большинство людей живут по принципу «кошка родила котят». Вижу — беспокоюсь и защищаю, не вижу — не беспокоюсь и не защищаю. Как и кошки, люди не реагируют на то, что вне их поля зрения. У кошки это поле совсем маленькое. А у людей редко превышает пару поколений. «После нас хоть потоп». Что будет с потомками потом? А то же, что и с котятами; выкрутятся, может быть. Точно как кошки, люди в массе не думают, какой мир они оставляют после себя.
Говорить о разумности человека — как средней статистической величины — в высших смыслах этого слова, в возвышенных, в универсальных — это слишком, средние статистические люди не разумны. Их разум не охватывает их среду и потому в масштабе среды не может изменить их жизнь. В результате и жизнь обычно строится крайне неразумным способом — и личная, и общественная. Выжившие сообщества выживают не потому, что оказываются разумнее конкурентов, а потому, что конкуренты оказываются еще неразумнее их. Эта конкуренция не на положительной части линии разумности. а на отрицательной.
Надобно признаться, человек очень глупо устроил свою жизнь: девять десятых ее проводит в вздоре и мелочах, а последней долей он не умеет пользоваться.© Герцен
Человек не есть среднее; в среднем виде он бы до сих пор бегал по африканской саванне. Средний человек ничего не говорит о человеке как таковом. Высшая точка человека — это смыслогенерация. Но чтобы кто-то поднялся до уровня смыслогенерации, нужно огромное число труда низших порядков.
Человек есть процесс движения от низшего — к высшему, от простого — к сложному. И в обратном направлении тоже.
Путь человека — это условный путь вверх, конечно, желаемый путь, но не всегда действительный. Вверх — к повышению сложности системы структур и свобод. Сложные структуры верхнего уровня позволяют выбирать сложные свободы. Перестройка среды человека, в том числе социальная, есть этот же путь к новым свободам. Новые свободы — новые возможности выборов. А чтобы построить новые свободы — нужно построить для их поддержания новые структуры, тоже сложные и тоже высшего уровня. И этот путь тоже можно назвать общим прогрессом человека — он и гуманитарный, и социальный, и технический. Забегая вперед, нужно отметить, что прогресс заметен только при развитии сообществ в рамках культур — по окончании культур-цивилизаций прогресс утрачивается. И снова человек — цель, машина — средство. Средство для освобождения человека. Конечно, если собственно столь идеалистично нарисованный человек есть, если есть субъект освобождения. Хотя и наличие не столь важно — поскольку задан путь, такой человек вполне может появиться. Новый человек, лучший человек — очень старая мечта. Что хорошо? Иметь выбор. Проявлять свою волю. Реализовывать свои возможности. Бездельничать. Заниматься интересной работой. Чувствовать понимание со стороны окружающих. Успешно взаимодействовать с окружающими.
Если мы заставим расти экономику, то в 2030 году человеку, по крайней мере в Европе и США, больше не о чём будет беспокоиться…Нам всем станет так хорошо, что никому больше не придётся работать. Мы сможем посвятить себя искусству, поэзии, духовным мирам, философии, будем наслаждаться жизнью и восхищаться теми «лилиями полевыми», которые «не трудятся, не прядут».© Кейнс, 1930-е .
Для реализации возможностей и нужно освобождение человека от рутины, от машинной работы, от машинного вообще. Что плохо? Заниматься механистичной работой. Заниматься унизительной работой — но это несколько другая история. Есть только два пути: путь человечности и путь машинизации человека. У всех процессов в мире есть только два пути-направления движения. Машинное и человеческое — это не абсолютные значения, скорее зоны значений. (Хотя в качестве примеров можно приводить абсолютные значения.) Это направления, это диапазоны, чтобы определять менее машинного — менее человеческого и наоборот, и тенденции — к более человеческому или более машинному. К тому же идеальный человек — это ведь тоже только направление. Четких критериев нет, все критерии, что есть, размыты и туманны. Но даже такая среда не запрещает движение — или в сторону машинного, или в сторону человеческого; она просто делает движение сложнее. Направление к человеческому — это вектор, это стремление. Два основных взаимодействия: Человек как машина. Человек против машины. И далее синтез: человек против человека как машины.
Развитие происходило от простого — к сложному, от животного-машины — к человеку.
Человек возник над животной машиной — как новая надстройка: над ней. Человек поднялся из животной машины. Свободная воля — это всадник на биомашине. Животная машина — это база, это базовое животное, на котором возникшее человеческое едет подобно наезднику. Не будет этого базового животного — человека не будет, и он никуда не поедет. Поэтому отрицать, отвергать базовое животное нужно очень осторожно — если хочется остаться быть.
Внутренний зверь в человеке всегда должен быть. Потому что он — неотъемлемое человеческое. Он фундамент человеческого. А человек культурный должен этого биологического зверя в меру слушать и когда надо подавлять; в общем, держать под контролем, а когда нужно — спускать с поводка. Но и спуская с поводка, держать под контролем.
Когда, в какой момент начинается человеческое? Когда начинает осознаваться, что есть выбор. До этого выбор происходит автоматически, без подключения мышления.
Здесь можно вернуться к проблеме со скотиной: с одной стороны, она машина, а с другой — она страдает и имеет волю. Скотина — машина, потому что она не выбирает; она делает. А человек настолько ставится в положение скотины, насколько он не выбирает сам в силу внутренних ограничений. А насколько человек ставится в положение машины — настолько, насколько ему запрещено выбирать внешней силой. В человеке машинное и скотинное таким образом незначительно разделяются.
К страданию принуждает не только внешние факторы, к страданию принуждают и внутренние программы. Через это страдание живым существам задается движение, в том числе к питанию и размножению. За исключением страдания, скотина есть машина. И точно так же и многие люди — за исключением страдания, человек есть машина. Но не каждый человек.
Выбор делается на основе свободы воли, а именно применения этой воли мыслящей, самосознающей, рефлексирующей личностью. «Я выбираю так, потому что я считаю это правильным, хорошим, добрым и т. д.» Человек может иметь программу выбора, и может ей не следовать.
Машина — это не только объект. Машина — это еще и отношения между объектами. Можно относиться к чему-то как к машине, а можно — как к живому существу. Но выбор такой может сделать тоже только человек.
Всё, что есть в человеке, можно разделить на машинное и не-машинное. С машинным просто — эта часть и называется машиной или биомашиной. А не-машинная часть… единственное, как можно это назвать — душа. Впрочем, некоторые школы отвергают наличие или этой немашинной части в частности, или этой немашиной части вместе со свободой воли вообще. Слово «одушевленное» происходит от «душа». Может ли машина быть одушевленной? Нет. Тоже критерий, все очень определенно. Все ли псы попадают в рай? Слишком сложно и туманно.
«Задумайся о вещах — и придешь к людям. Задумайся о людях — и самим этим фактом уже окажешься заинтересованным вещами… Обрати взгляд на людей — и наблюдай, как они превращаются в электрические цепи, автоматические устройства, программный код. Мы не можем даже четко определить, что делает одних людьми, а других — техникой, однако мы можем точно задокументировать их модификации и замещения, их перестроения и альянсы, делегирования и репрезентации».© Б. Латур.
Логическое направление прогресса в человеке и в человечестве — в направлении «меньше машины, больше человека». Потому что иначе — или скотина-машина, или механически-функциональный человей — во всем этом меньше человеческого. И тогда это и есть прогресс человека — направление от машины. От изначальной машины-зверя и подальше от новой машины-скотины. В данном случае даже не столь важно, куда — главное от нее подальше.
Многомерность
Понятие «мерности» здесь перекликается с понятием мерности у Маркузе в «Одномерном человеке», но там нет однозначных определений; нет определений мерности, одно- и многомерности, но есть множество деталей.
Повышать свое место в иерархии, бороться за свое место в иерархии — для человека это столь же нормально, как для всех социальных животных. А чтобы жизнь людей была более полной, более насыщенной, более реализованной, у людей есть множество иерархий, т. е. человек — многомерен. И поэтому одномерный человек противопоставляется правильному многомерному человеку. Можно привести такую хромающую аналогию: на конкурсе красоты у одномерных людей побеждает одна, а у многомерных людей — побеждают большинство участниц. Чем меньше у людей измерений — тем больше у них неудачников.
Есть сетка измерений. Есть три измерения x, y, z и к ним еще четвертое — время. Но измерений может быть сколько угодно. Пространственных — три, пространственно-временных — четыре. А можно в каждую точку добавить температуру, например. И давление. Будет еще два измерения. Мир воспринимается человеком в многомерности. И у каждого человека — свое число измерений, которое он наблюдает. Бывает, что человек не слышит, у него нет измерения «слух». А бывает, что у человека нет измерений «любовь» или «высшее-сакральное-трансцендентное».
Под измерениями жизни нужно понимать ценностные системы, которые не конвертируются друг в друга. Например, деньги, честь, любовь, вера, совесть. Теоретически эти величины могут быть конвертированы друг в друга, но тогда они окажутся только одним измерением.
Вычислить измерения точно не получается; возможно, когда-то, но не сейчас. поэтому можно и иначе: измерение денежное/денег и измерение человеческое/человечности. Есть измерения справедливости и измерение милосердия, которые часто конфликтуют. Измерения действительно есть; но материя их слабо уловима, и постоянно движется.
Многомерность напоминает биологическую вариабельность. Но многомерность производна от биологической вариабельности и на ней строится, уходя вершинами в область культуры.
Измерения — они измерения жизни. Любовь, например — это измерение жизни.
Откуда произрастают измерения? Это сублимация инстинктов из области биологической в область культуры.
Человека можно представить в виде вектора, направленного отрезка, где направление выражает направление инстинктов, а размер выражает количество энергии. Тогда множество людей будет множеством таких векторов, и если инстинкты у людей примерно одинаково направлены, тогда у людей появится сначала одинаковый, а потом общий вектор направления движения. И когда все будут двигаться примерно в одну сторону, возникает направление национального: проекта, пути. А от того, сколько в людях энергии, будет зависеть скорость этого процесса.
А когда все направлены по-разному, то общего направления нет. Когда энергии мало, векторы оказываются маленькими и расстояние между ними получается большое. Векторы не могут выстроиться в одном направлении. Получается хаос или броуновское движение. Или шум. Шум массы или шум небытия.
Когда энергии недостаточно, (обычно при заболеваниях, которые сами энергию потребляют,) она распределяется так, что на какие-то измерения её не хватает. В первую очередь начинают отключаться высшие материи — духовное, трансцендентное и т. д. потом измерения целиком, пока не остается простейшее животное измерение. Сначала отключается высший, культурный уровень, исключения редки. А когда и тут не хватает энергии, отключается высокая экспрессия инстинктов, они заменяются на симуляцию, а далее — инстинкты полностью. Но нехватка энергии — не единственная причина; часто ломается чисто сам инстинкт. В самом конце и инстинкт ломается, и энергии нет. Такие же процессы энергетической деградации происходят и возрастом в каждом человеке, и в группах.
Измерения позволяют строить структуры в этих измерениях, раздельные и различные. Эти структуры позволяют реализовывать множество свобод, и через свободный выбор действия проявлять человека.
Чем больше структур в измерении — тем выше уровень этого измерения. И тем больший уровень свободы может быть достигнут — потому что свободы строятся на структурах. А когда есть много измерений, то есть и много структур, и эти структуры из разных измерений можно заставить взаимодействовать.
Измерения растут вверх к усложнению, переплетаясь и тем самым одно другое поддерживая. А в точках их взаимодействия возникают произведения искусства.
Жизнь-бытие внизу уровней-измерений — это жизнь скотины. Жизнь-бытие в одном измерении — это жизнь насекомого. Человеческое, квалифицирующее, определяющее свойство человека — быть многомерным и повышать уровни своих измерений.
Для поддержания измерений человек должен обладать внутренними структурами. Среди них, например, представление о непричинении страданий, о человеческом достоинстве, и его компонентах-структурах. Эти структуры есть ограничения, которые позволяют повышать уровни для измерений.
Благодаря измерениям мир имеет огромный размер, он почти неисчерпаем, он поддерживает множество иерархий и возможностей успеха во множестве измерений. Одномерный мир мал, для личности почти бесперспективен, поскольку успех при наличии только одного измерения может быть только наследственным, и как правило быстро исчерпывается как именно бесперспективный и вызывает желание от мира как такового абстрагироваться подальше, в игры, например.
Становится все меньше людей, имеющих представление об измерениях вообще. И они говорят, что с миром ничего не случилось, каким он был, таким он и остался. Для них так и есть — они же не видели измерений, и даже не имели о них представлений.
«Что-то важное всеми утрачено» Есенина — это именно про видение измерений.
Одномерный мир исчерпывается очень быстро, поскольку все конвертируется друг в друга, и достаточно это понять, чтобы на этом познавательную фазу можно было закончить. Все элементы мира начинают смотреться сквозь все другие элементы мира. И это вызывает скуку. Одномерный мир скучен и уныл.
У универсальных, изначальных людей все измерения на месте. По ходу истории у людей сначала пропадает по одному измерению, обычно какому-нибудь разному или сложному. Когда происходят первые потери, люди догадываются, что это они что-то не чувствуют. С дальнейшим разрушением человека это понимание тоже начинает разрушаться. Когда у людей разрушается несколько измерений, они перестают понимать друг друга.
Если есть передатчик, но к нему нет приемников — никакого вещания не получится. Вещание осуществляется на волнах измерений. Если у людей нет этих измерений, они не смогут принимать вещание. Вне измерений любовь превращается из возвышенного чувства в «кидалово-чтобы не-платить-за-секс», а новогодняя елка — из чуда в «нафиг-этот-мусор». Во всех случаях утрачивается сакральность, в первом сакральность любви и во втором сакральность праздника. Праздник без сакральности, (а для сакральности нужна еще и трансцендентность, и тоже как измерение) — это просто выходной или повод для пьянки.
«Бог умер» не от каких-то знаний — таких знаний нет, быть не может и никогда не было — он «умер» оттого, что его перестали чувствовать. Это следствие потери измерений.
Содержание праздника — причастность к высшему: к сакральному, к священному, к трансцендентному. Без содержания остается только форма. А пустая форма очень быстро начинает раздражать. Пустая форма — это шкура, а шкура — это ругательство.
Праздник из утраченного измерения теряет дух праздника, измерение праздника. Остается выходной и можно организовать пьянку. Но пьянку на самом деле всегда можно организовать, для этого не нужно мертвого праздника.
Тренсцендентное — уровень, где все разные измерения сходятся в целое. В самом низу измерения не разделяются — это и есть одномерный человек. Далее они разделяются, а еще далее — сходятся. Но это гипотетическая модель.
Термины, которыми люди пользуются в начале или середине истории, становятся непонятными в середине-конце истории. Это тоже связано с потерей измерений — смысл этих терминов находился в утраченных измерениях. В результате часть терминов теряется, от чего в смысловом пространстве появляются дыры, а часть придумывается заново.
Для раскрытия потенциала человеческой многомерности социальные системы поддерживают множество иерархий — вообще для разных способностей разных людей, но получается так, что и для разных измерений. Эти иерархии обеспечивают свободы реализации разных моделей успеха.
Многомерность — в некотором роде синоним сложности. Измерения — это категории жизни, и в каждой категории может быть определен свой уровень сложности. При прочих равных значениях сложные системы обычно побеждают.
Многомерность — понятие системное, т. е. его можно применять как инструмент почти ко всем возможным ситуациям, как эволюцию: не только к живым существам. В управлении миром, например, тоже наблюдается многомерность. Миром управляет не одна нация, не одно государство, не один племенной союз. Есть управляющие миром нации, и при этом есть управляющие миром государства, и есть племена, управляющие государствами, и при этом они взаимосвязаны в управлении. Эта двумерная — по минимуму двумерная — система опирается на множество наций, государств, племенных союзов, отдельных кланов. Инструментов второго порядка — корпораций, банков, правительств, организаций — еще больше. Эта система существует пока что, и пока что она сложна. Сложные системы эффективны в сложных задачах. Контроль над миром с целью регулирования и распределения ресурсов — (управление постепенно утрачивается, но это из-за потери смыслов) — это сложная задача.
Утрата измерений людьми ведет к утрате измерений группами. Нация в процессе жизни постоянно теряет измерения, проходя через бутылочные горлышки, пока не превращается в массу, которая одномерна.
Программирование людей
Человек программируется на большую часть своих параметров, почти полностью. Любой человек. Но некоторые люди, в частности так называемый человек массы, программируется полностью. И не может перезаписать свою программу. С ним может случиться глюк программы, и он слетит с катушек. Но это будет не контролируемый им глюк. Тогда возникает вопрос — а насколько он человек, если он полностью программируется?
У каждого человека есть зона программирования и зона свободы воли. Все люди программируются, потому что все содержат машинную часть. Вроде бы речь идет только о степенях управляемости; но количество может переходить в качество. Есть люди, у которых программируется всё; причем сложно сказать, толи у них есть только машинная часть, толи у них и человеческая часть программируется. (Тогда ведь она какая-то не совсем человеческая?) Получается, что программируемое нечто двуногое есть, а свободы воли у него нет, да и представления о свободе выбора у него нет. Считается, что человек должен иметь свободу воли, чтобы манифестировать через это свою человечность.
Возможности программирования целостного здорового человека очень малы. Потому что он запрограммирован на жизнь изначально, и потому что он обладает мышлением. Ему дают программный код, а места в голове заняты, там уже свой код сидит. И здоровое мышление работает как антивирус. А массовый человек изначальную жизненную программу (инстинкты как направление) утратил, и новые программы встают на это свободное место размером с сознание, в котором ощущается пустота. Мышлением этот человек обычно не обладает. И вообще близок к клиническому идиотизму в вопросах понимания мира.
Если человек не понимает причин и следствий, то они выпадают из его зоны свободы выбора, он уже не может что-то выбирать с их учетом. Выпадают и мораль, и добро-зло, и большое-маленькое, и реальное-нереальное… почти все выпадает, и ничего не остается. Тогда начинают работать встроенные программы, а снаружи начинают записываться программы внешние.
Программирование — оно от природы, все природные взаимодействия запрограммированы. Насекомые программируются запахами — почувствовав запах, они исполняют соответствующие действия. Млекопитающие и в том числе люди программируются образами. Вид ребенка приказывает: возьми меня и заботься обо мне. Женщины с легкими формами умственной отсталости и со слабым самоконтролем этот самоконтроль тут же теряют и воруют детей. Но это просто сильная программа, лишающая свободы воли. На выборах современному избирателю показывают образ, подобно образу ребенка, образ отдает приказ внутренней машине, подобно «возьми меня», и избиратель идет голосовать за того, за кого приказано в образе.
Реклама — это программирование; не важно, товарная или политическая. Если человек положительно реагирует на всю рекламу, то о свободе воли говорить сложно. Но тогда насколько он вообще человек, а не машина — возникает вопрос; если он еще и не выражает эмпатии — тогда он 100 %-машина. Человек может быть человеком и на одной эмпатии, да, поскольку она есть основа человечности; но без свободной воли, которая происходит от свободы выбора, которую еще и надо увидеть — это человек только этического плана, но никак не политического и не социального. Человека почти нет, есть туманные намеки.
Возможные варианты людей: 1. Свободная воля + эмпатия; 2. Только свободная воля; 3. Только эмпатия; 4. Ни свободной воли, ни эмпатии — но это человек только внешне-формально.
Машину можно научить изображать и свободную волю, и эмпатию. Но научить машину их переживать невозможно. С людьми, лишенными этих возможностей, ситуация такая же.
То, что управляется чьим-то рекламным бюджетом, сложно назвать человеком со свободной волей. Первый, естественный и правильный выбор свободы воли — послать рекламу-пропаганду подальше, поскольку она сама по себе есть попытка манипулирования-управления. А если не получается послать — значит, и свободы нет, и воли нет, и человека нет, только машина и остается. Но что не дает реализовывать свободу воли? Разрушенный универсальный интеллект, т. е. лишенный некоторых деталей, которые за реализацию и отвечают. Точную границу разрушения можно определить чисто приблизительно, поскольку она находится вне пределов машинной зоны.
…Обычному обывателю абсолютно на все наплевать. А есть манипуляторы, которые выполняют политтехнологические программы, политтехнологическую дорожную карту по нагнетанию в определенных болевых точках, при этом все выдают себя за «общество». А на самом деле никакого общества нет, люди живут от ложки до ложки ко рту, заняты своими повседневными делами, но в обсуждениях могут повторить, воспроизвести то, что слышат по телевизору. Промывка мозгов идет, поэтому то, что называется «обществом», — это способность масс повторить то, что они слышат по ящику. Вот и все.© Гейдар Джемаль
Можно добавить: не промывка мозгов, а кодировка. И люди могут повторить то, что слышали по телевизору, только в ответ на запрос. Потому что то, что они слышат, в их сознании не существует — в том смысле, что они об этом не думают, об этом не рефлексируют. То, что они слышат, откладывается на специальную полочку в мозге, а при получении сигнала-раздражителя содержимое полочки извлекается ртом. Или сразу горлом — тогда будет речекряк. Вместе с эмоциями, которое у этому наложенному на полочке прицеплены как бирки. Чисто машинный, автоматический процесс.
Двуногое очень часто кажется человеком, поскольку оно эмоционально, психически выражает свою позицию. Но когда начинается разбирательство его позиции, выясняется, что вся эта эмоциональность и психичность в него были просто загружены в виде программы. Он магнитофон, в котором крутится магнитофонная пленка. И всё «психо», «душа», тоже просто записано. Запрограммированный человек над словами не думает — они из него сами выскакивают, согласно программе, как записывались, так и выскакивают.
Теоретически машина — это управляемая система, а управляющая система — это человек. Но управляющая система должна быть сложнее управляемой систем — правило кибернетики. Человек должен быть сложнее машины, да. Но оказалось, что человек — величина не постоянная, что человеку свойственны подъемы и падения. И в моменты падения машина оказывается сложнее человека, и машина оказывается управляющей системой. И тогда она и начинает программировать людей. Большинство машин — абстрактные, культурные, и сидят в мозгах. Они программные, но управляют аппаратной частью.
К обществу
Общество — это непосредственная среда обитания человека. Общество — это форма организации людей. Это система, состоящая из людей, в центре которой находится человек. Вне контекста этой среды большая часть человеческого вообще теряется. Общество — это среда, и это структура, и естественно ограничивает свободу. Но поскольку свободы нуждаются в структурах-опорах, без общества большинство свобод вообще недостижимо.
Сначала общество живое. Когда общество умирает, оно сначала превращается в машину. Далее оно может приобрести формы партии и слиться с государством, но это посмертная «жизнь» общества.
Общество принуждает людей к действиям, как машина. И, как машина, не знает, зачем оно людей принуждает.
Общества со временем набирают инерцию, инерция формализуется в виде программ «так принято», и общества становятся машинами.
Общество начинается как общество свободы, а заканчивает как общество структуры. Общество структуры сложно назвать обществом, поскольку это принуждение к общему. Рабов-гребцов на галере сложно назвать обществом. Общество состоит из свобод и структур; когда свобод уже нет, это уже не общество.
Общество без свободы — это обременение людей, это нахождение в состоянии инерции проблемы, и невозможность в силу инерции отвечать на вызовы. Поэтому общества без свободы или умирают, или окукливаются, замыкаются в себе.
Точка притяжения человека, его аттрактор — самореализация. Человек может самореализации даже не хотеть, но всё равно как-то получается, что он к ней стремится. Так или иначе это выполнение заложенных в человека от природы программ, в том числе не только чисто биологическое выполнение, но и выполнение культурное, которое происходит из сублимации этого самого биологического на более высокие уровни деятельности. Общество — это среда самореализации.
Человек живет в среде и определяется и через эту среду. Эта среда — мир борьбы высших хищников посредством групп. Первый уровень — борьба в своей группе за доминирование, второй уровень — борьба самой группы в мире сражающихся групп за ресурсы. Поскольку задачи сложны, человек обладает нужными физическими параметрами и интеллектом для их решения, и этот интеллект — универсальный, для решения любых задач.
Свобода — это не убежать из общества, поскольку человек — существо общественное. Человек измеряется общественным взаимодействием, и вне общества человека нет. Свобода — это жить в обществе со своей свободой. Она, эта свобода, будет безусловно ограничена структурами общества. Но она должна быть, поскольку структуры без свобод не поддерживают жизнь как таковую. А по вопросу ограничений ищутся компромиссы. Это и разделение свобод во времени и пространстве, это и создание подобществ в больших обществах.
Пока существует общество, ему можно бросать вызовы. Когда общество заканчивается, бросать вызовы оказывается или некому, или только государству. Но государству они в той же степени всё равно, как и некому.
Общество — это поле перманентного боя структур и свобод. Победа любой стороны означает его гибель.
Общество обладает множеством измерений. Человек может добиваться успеха, реализации в разных областях. Общество многомерно, и эта многомерность обеспечивает успех разным типам людей, которые обществу нужны. Таким образом, через многомерную поддержку успеха, общество поддерживает свою сложность. А сложность нужна для поддержания внешней конкурентоспособности.
Человек обладает двумя планами: человек индивидуальный и человек общественный. В индивидуальном плане присутствует машинная часть. В общественном тоже присутствует машинная часть — как общественное животное. И эта машинная часть постоянно разрастается, лишая общество свободы. Например, через подражание, которое когда-то было подражанием положительному, но со временем стало вредным. конкретное подражание становится структурой, и лишает гибкости и далее конкурентоспособности. Конфликт машинное-человеческое существует и в людях, и в обществах. Человек и общество — по сути повторяющие друг друга объекты, фракталы друг друга. Почти всё плохое, что может случиться с человеком — болезнь, старость, смерть, потеря человеческого — может случиться и с обществом.