Разговоры о гражданской войне ведутся чуть ли не с 1990 года: здесь и параллели, и соответствия. Речь идет не о войнах на территории России, а о войне русских против русских, если корпоратистов так можно назвать. Корпоративная система толкнула страну на путь общественного регресса, но он не может быть локальным, он так или иначе затрагивает все области человеческой деятельности, все социальные группы, жизнь каждого конкретного человека. К настоящему времени система национального мира значительно упростилась: есть владельцы пространства и претенденты. Остальные голосуют за владельцев, но ради их спасения и пальцем не шевельнут, как это было в том же 1917 году.

Состояния тотального регрессивного процесса, где результат всегда война, принято называть закатом нации, или цивилизации — где она есть. Закат нельзя остановить — можно только восхищаться его красотой. Мир всегда сменяется войной и война миром. После любого светлого периода надвигается тьма — история не знает других вариантов. Война — единственное логическое завершение корпоративного периода и заговора вместе с ним.

На повестке дня стоит вопрос о наследстве корпоратистов. Претендентов трое: живые русские, Запад и южные народы. Вопрос в том, кто быстрее возьмет: второй передел будет слишком кровавым, так что и от наследства мало что останется.

 

Параллели

Кто обращался к истории Азии, может просмотреть «китайский вариант». Начался он с экономического вторжения т. н. «цивилизации» в 1840-х гг. и закончился через столетие — в 1950-х. Победа иностранцев в ранее закрытой стране, считавшей себя центром мира, подорвала центральную власть. Раскол этнического поля — сначала на север и юг, а после на множество независимых субъектов вплоть до введения районных денег, действия независимых армий под руководством генеральских клик. Во всех войнах участвовало ничтожное меньшинство людей — остальные на это смотрели со стороны. Формы организации принимали вид то религиозных движений — тайпины, то тайных обществ типа мафий — триады, то движения против иностранцев — ихэтуани. Это бесконечная череда гражданских войн, восстаний и интервенций. В 20-м веке — борьба за демократические реформы, политическое проникновение Запада, распад на отдельные самоуправляющиеся области, иностранные вторжения, маоизм, коммунизм и в результате традиционная нищета к сегодняшнему дню. Китайский вариант содержит одну из главных тенденций, наблюдаемых в России сегодня, а именно: активность меньшинства на фоне иностранной экспансии.

Второй источник информации — Латинская Америка, равно путем пройденным и настоящим состоянием свидетельствующая не в пользу «русского либерализма». Латиноамериканский вариант («Сальвадор») стал страшно-мистическим жупелом, где на развалинах экономики, среди дворцов и хижин свирепствуют эскадроны смерти и им подобная полумафиозная нечисть. Анализируя народные выступления хотя бы только последнего столетия, находим революции в странах с высокой плотностью, с большой местной концентрацией населения, и продолжительные гражданские войны на территориях с величинами обратными. Здесь аналогия — концентрация населения в России совпадает с подобной латиноамериканской величиной.

Две страны, особенно похожие на Россию — Мексика и с некоторой натяжкой — Аргентина. Массовое сознание везде одинаково — латиноамериканская величина. В обеих были тоталитарные режимы — ослабленные нации попадают под власть диктаторов — но только один раз. Во внутренние дела совались иностранцы, все кончилось 10-летними гражданскими войнами. Во главе революционных армий при этом стояли люди, вне революционных ситуаций именуемые разбойниками. А войны из суммы набегов на враждебные города и состояли. На гражданскую войну в России в 1918—20 гг. это будет похоже меньше, чем на Мексиканскую революцию 1910—17 гг. и период Советских районов в Китае в 1925—30 г. Гражданские войны и революции случаются после периодов тоталитаризма. Но они — не результат послаблений. Сначала тоталитаризм, израсходовав ресурсы наций, становится убыточным. А потом всплывают все загнанные вглубь, нерешенные, усугубившиеся проблемы.

Третий источник информации — сценарии везде в общих чертах одинаковы. Исторический опыт как России, так и других стран. За проигранной империалистической войной следует гражданская: Россия проиграла холодную войну. За системным кризисом следует кризис системы: из нынешнего состояния нет выхода в рамках сохранения корпораций — иначе он уже был бы реализован в корпоративных интересах. При распаде нации возникают группы, ведущие борьбу за центральную власть над территорией — нация представлена двумя фактически нескрещивающимися популяциями. При смене корпораций консорциями мирный исход почти невозможен. Резкая дифференциация общества на владельцев пространства и претендентов подходит к степени его деления на партии не по отвлеченным, а по наглядным принципам.

Когда пространства становится мало, киты выбрасываются на берег, грызуны лемминги идут топиться в реке, саранча летит умирать в пустыню, а люди начинают воевать.

 

Предпосылки

Предпосылки: биология. В России произошел раскол этнического поля по вертикали. Корпоративный мир — это субъэтнос, отдельная популяция, иное национальное образование. И это образование захватило так много пространства, что нациям места не осталось. Вывод: кого-то на этой территории не должно быть. А для крупномасштабной борьбы с корпоратизмом нужен стереотип деления «свои — чужие» в массовом сознании. Но доходит медленно, и гражданская война обещает быть двойной, растянутой по аналогии 1905-1917 гг. Пространство переделено между двумя группами, и исходя из передела меняются все понятия. Например, свободное предпринимательство — это благо, это один из двигателей прогресса. Но в России свободное предпринимательство — монопольная концессия корпоративной популяции, да и то не всей. А нация этим предпринимательством заниматься не может. Т. е. для нации свободное предпринимательство — зло, и предприниматель — враг. Идет неприязнь чисто социальная, плохо осознаваемая. А плохое осознание реальностей — корень большинства бед.

Потенциальная партия войны существует всегда, в людях неистребимо подсознательное стремление к расширению своего пространства на уровне инстинкта. Но в данный момент в России не видно противника, не видно врага, виновного во всех бедах. Неприязнь, агрессивность — это выход биологического чувства войны и невидимого врага. Кругом массовый разлад: люди знают, что война зло, но в то же время понимают, что все беды кончатся с войной. Чем быстрее — тем лучше. Война — кровавая, но неизбежная операция. Массовое сознание не может и не сможет этого понять. А чем быстрее — тем короче. Войну можно свести до временного промежутка революции — без крови, без жертв, без разрушений, в течение нескольких дней. Но в России будут оттягивать всеми силами, тем предпочитая многолетнюю вялотекущую расправу.

Предпосылки социальные. Жизненное пространство поделено. Отнять жизненное пространство можно только грубой силой. И потому единственный возможный вид бизнеса в России — это война, это применение исключительно силовых методов в борьбе за достойную жизнь, в борьбе за свое дело. Потому-то Россия и балансирует между войной и миром, что в мирном контексте потенциальные способности людей раскрыться не могут, вот и ползут — бандитизм, преступность, война. Единственный стоящий бизнес в современной России — это борьба за власть: ведь исключительно владение властью представляет возможность заниматься просто бизнесом. В силу возможностей или в военно-экспроприаторской группе, или в местной мафии, или на российском уровне. И в этой обостряющейся борьбе свою долю получат именно те, кто внес определенный вклад в дело. Да, жизненное пространство перераспределяется в интересах нации, но лучшее получат те, кто приложил или силы, или способности, или деньги.

Жизненное пространство поделено и постоянно сокращается. Но доходов никто снижать не собирается, и передел происходит по принципу выдавливания. Можно сказать, возникает избыточная плотность в нишах, корпоратистам тесно. Слабые вылетают, подобно пару из перегретого котла. Не от хорошей же жизни бегут эти бизнесмены из России — хотя именно для них, уже что-то имеющих, ее экономическая система представляется землей обетованной. Судя по числу конфликтов — наверху самый натуральный котел.

Гражданская война есть акт передела жизненного пространства. В ней всегда присутствуют две основные партии: владельцы пространства и желающие передела. Она не может быть результатом чьей-то злой воли, она является логическим завершением множества общественных тенденций, имеющих первоисточником недостаток пространства, ниш, места для жизни. Идеи приходят на почву недостатка — чтобы удобнее было делиться на враждующие партии, чтобы отличать своих и инкорпорировать новых членов.

При ослаблении центральной власти независимо от причин власть — потенциал не исчезает, но переходит в качество множества корпоративных властей. Подобные власти, начиная с произвола в экономике — с преступного предпринимательства — постепенно переходят к политическим действиям, как-то создание вооруженных группировок для контроля и защиты занятых ниш — это сверху. Снизу нищета и невозможность какого-либо производительного труда вынуждает народ, в первую очередь сильнейших его представителей к преступной деятельности. В середине происходит так, что корпорации обрастают уголовными вооруженными группами, начинающими в силу постоянного снижения потребления обирать народ в массовом плане — через корпорации или непосредственно. Народ же имеет склонность приходить в чувство и давать грабителям отпор. Так появляются две партии гражданской войны — корпоративная и национальная.

В России современной подобному разделению препятствовала информационная «империя лжи». Людей постоянно делили на партии на политико-популистской основе: желающие передела пространства против себе подобных под иным флагом — неизбывная реальность наших дней. Но подобные номера проходят до поры до времени.

Никто не помнит толком, что происходило в январе 1917 года — процесс пошел мгновенно, вроде бы из ничего взялись армии и началась война. Пространство сокращается постоянно — предварительно нанятые для его охраны бойцы выкидываются, и в один прекрасный день число выкинутых и ничейных превысит число нанятых.

 

Философия войны

Цель войны — уничтожение наследия-греха прошлого. Пошлое слишком велико и бесконтрольно. Оно не содержит абсолютных понятий «хорошо — плохо». Война станет чертой, с которой «хорошо — плохо» и начнется.

Избежать гражданской войны невозможно. Потому усилия должны направляться не на избежание, а на формирование культуры войны — чтобы она прошла без зверств, и на осмысление целей и противников — чтобы она не превратилась в 30-летнюю. Тенденция идет не просто к войне, она идет к войне всех против всех тех, кто лучше живет, тех, кто хоть в чем-то поднимается над массой.

Россия оказалась слишком богатой — жизненный уровень был поддержан иными странами через внешнюю торговлю, консорциальные бандитские группы и мафиозные корпорации были привлечены к эксплуатации этого богатства через охрану; многие уголовные и им подобные элементы развернули экспансию в отношении иных стран, тем снизив критическую массу в России; русскую мафию знают и Европа, и Америка. Люди, теоретически должные начать войну, получили достаточно жизненного пространства, чтобы ее не начинать. А замкнутая в себе Россия взорвалась бы в начале 90-х.

Территориальное размежевание — знак предвестия: пространства начинает не хватать. Жизненное пространство центра подвергается атакам корпораций. Последние требуют больше и больше независимости — а ведь именно распределение придает центру статус выгодной ниши. Корпоратисты окраин понимают, что в центре сидят точно такие же, как и они, выражающие свои личные интересы, и не имеют желания в чем-то с ними делиться.

Простые люди из оттягивания войны ничего не выигрывают. Война состоится, ибо пространство должно быть переделено, и цифра потерь предопределена. Народ влачит жалкое существование, корпоратисты запасаются на десятилетия вперед — им для этого отсрочка и нужна.

По всей стране — дикая и угрюмая тоска, отупляющая безнадежность; гражданского общества нет и никогда не было — так что на иное правительство, кроме корпоративного, рассчитывать не приходится. Корпоративные кланы находятся у власти — и вопрос власти будет решен положительно, кто бы не находился непосредственно у руководства.

Войну нельзя инспирировать; нация — больна, война — операция, кровавая, но неизбежная, и чем быстрее, тем лучше. А выступать против войны — все равно что выступать против ночи под лозунгом «Пусть всегда будет солнце». Война — явление объективное: людей много, места для них мало — кто-то должен исчезнуть, сгинуть. Конечно, идеальный вариант — создать новые места, но корпоратисты не могут их создать только потому, что по возможности уже создали бы в собственных интересах и жили безбедно и безопасно. И самих корпоратистов слишком много — тут не до великих социальных программ.

Не последнюю роль играет и морально-нравственная доминанта общества. Детям рабочих показывают шикарную жизнь — не среднего класса, а высшего. Все видят процветающих мошенников, спекулянтов, иностранцев «ближнего зарубежья». Можно ли после этого представить, что последние стройными рядами пойдут на заводы и фабрики, которых по сути уже нет. А ведь каждый встретится с корпоративным хамством хотя бы раз. И каждый видит, что «мерседес» не заслуга за труд, а занятое положение, за занятую несколько поколений назад нишу. Корпоратисты не хуже — они точно такие же интеллектуально и психически. «Так по какому праву они живут хорошо, — думает обитатель рабочего квартала, — по праву сильного? Так мы покажем им сильного!»

Своим образом жизни, своей пропагандой корпоратисты постепенно возвели «все позволено» в главный морально-нравственный постулат. С ним в жизнь входит право сильного. Число преступлений растет, число жалоб уменьшается — люди начинают это понимать — как и то, что слабым уготована незавидная роль.

То, что творят корпорации — это уже война, это насилие. По закону сохранения насилие не появляется из ниоткуда и не рассасывается, оно переходит из одной формы в другую. Накопленное насилие имеет привычку взрываться, достигнув своей критической массы. Этот момент имеет много общего с ядерной реакцией: люди — частицы при столкновениях вызывают движение других людей, насилие придает скорость процессам. Когда плотность велика, достаточно малой массы, малого числа людей, пролет мал, столкновения неизбежны, реакция начинается мгновенно. Но малая масса — малый взрыв. В России критическая масса огромна, для насыщения пространства требуется великое число недовольных людей — получаются невиданной силы социальные взрывы, причем свободный полет частицы — это самый заурядный бандитизм и банальная бытовая преступность — не в кого врезаться, кроме ближнего.

Нация обладает потенциалом — собранием возможностей, суммой задатков всех людей нации. Потенциал может реализоваться и с положительным знаком — в созидании, и с отрицательным — в разрушении. Право созидать — дом, семью и т. д. — предоставляет система. Корпоративная система не предоставляет такого права — она чужда социальной политики. Но потенциал есть, созидание закрыто, что остается? Социальное разрушение тоже именуется войной. Как все пути ведут в Рим.

Война неизбежна, но сократить число жертв возможно. Запрограммированы человеческие жертвы по борьбе за жизненное пространство. Но существуют потери по обеспечению борьбы, «потери политики». Это убивающие и жертвы во имя прикрывающих основной конфликт идей. Число жертв по второму пункту может превысить аналогичную величину по первому, как это произошло в Гражданской войне 1918 — 1920 гг. И потому задача элиты — свести борьбу к переделу жизненного пространства при минимуме идеологического обеспечения. Она постарается это сделать, но вряд ли получится что-то серьезное. Ведь спасать корпоратистов можно только при их помощи. А последние из года в год рубят сук, на котором сидят.

В истории ничего не происходит просто так. Смысл войны — в уничтожении политико-экономического наследия антинационального строя, в уничтожении через истребление и изгнание субъектов этого строя и отмене антинациональных, аномальных экономических отношений. Смысл — в установлении национальной власти и консолидации вокруг нее гражданских сил — ибо никакая иная сила не справится с осознающим беззаконие народом, и любая иная сила будет народом сметена. Проще говоря, война — это уничтожение всей сволочи, мешающей нации жить по-человечески; в списке кандидатов — унаследованные истеблишмент, корпоратисты, уголовные элементы.

 

Театр действий

Разгром России на мировом геополитическом уровне еще не отразился во всей своей убедительности на уровне местном: руин не наблюдается. Но это обманчиво: старые средства производства приходят в негодность, а новые не создаются; то же происходит с дорогами, коммуникациями, жильем. Разруха с руинами и со всем прочим начнется позже, когда покажется, что реформа успешно завершена. Противоречия дошли до такой степени, в экономике в первую очередь, экономика настолько срослась с заговором, что рухнуть они могут только вместе. И социальные отношения не дают никакой возможности мирного разрешения кризиса.

Цепочка одна и та же: корпоративная система — регресс — сокращение пространства — передел жизненного пространства — дальнейшее сокращение пространства — война — гибель системы. Перед войной — безысходность экономической ситуации в рамках существующего строя на уровне нерентабельности страны. Глобальный кризис, из которого нет выхода. Когда умирает система — любое, даже жизнеутверждающее ее решение оборачивается задом. Системный кризис заканчивается кризисом системы.

Все построенное требует таких средств на поддержание, что на развитие их не останется. На жизнеобеспечение пока хватает — но это до поры до времени. На улицу выходят не только массы — иногда на них выходит канализация.

То, что происходит — это не кризис. Это катастрофа национального плана. Разруха, безработица и миллионы потенциальных солдат — это стихия. Стихию нельзя посадить в лагеря и невозможно уничтожить — ее можно только иногда корректировать в ту или иную сторону.

Партия измены. За последние годы директорский корпус центра заметно улучшил свое материальное положение. К госдачам и квартирам прибавились псевдо-служебные иномарки, круизы по Средиземноморью, дачи в Калифорнии, прислуга и телохранители, которых при доходах меньше бешеных нанимать не имеет смысла. Корпоратисты Севера — нефтяные и газовые магнаты — живут еще лучше. Только они, в отличие от директоров-промышленников, имеют возможность выплачивать своим рабочим миллионы, а директора сдирают со своих рабочих последние копейки. Потребности руководителей примерно одинаковы, и центр России обречен на нищету стараниями в первую очередь своих «благодетелей» и « кормильцев».

Директорскому корпусу стоит уделить особое внимание именно потому, что в последнее время на политическом экране замаячил образ очередного спасителя России — квадратно-прогматичного красно-бурого директора, болеющего за встающие производства и потому способного выразить интересы высококвалифицированного рабочего класса (а какой рабочий считает себя низкоквалифицированным?) и промышленно-научной интеллигенции. Но выражает этот директорский корпус интересы околозаводских спекулянтов и пригретых в громадных количествах заводских придурков. Рабочие, в отличие от интеллигентов- патриотов, гораздо лучше знают этот вид людей и потому любой призыв к консолидации на базе общих интересов будет осмеян и провален. Вместе с остатками интеллигентского авторитета.

Осознанное сопротивление только сначала может организовываться промышленниками и предпринимателями. Директорский корпус крайне нелюбим простыми людьми и не может пользоваться их поддержкой. Да и путь наименьшего сопротивления для него — оборачивать средства через коммерческие структуры в торговых и посреднических операциях. Чем он уже несколько лет успешно занимается.

Сопротивление будет организовано представителями политических партий в органах представительной власти при содействии военизированных полуполитических организаций и нелегальных групп для осуществления мести. Время директоров пройдет вместе с промышленностью.

Стихийная самостоятельность регионов — нормальное, стандартное явление при общественном регрессе. Обособятся регионы, формально подчиняющиеся центру, но экономически независимые, со своими вооруженными силами, не дающие денег центру, так как им самим хватать не будет. И центр ничего им не противопоставит — у него к тому времени не будет ни средств, ни бесплатных солдат.

Картели против корпораций. Картели — в принципе противники корпораций сырьевиков. Но сами — такие же бездарные. Они — сила на первой стадии гражданской войны, под нажимом преступности могущая пойти на некоторую конфронтацию, но нацию они предадут в самый решающий момент. С ними можно сотрудничать, но никогда нельзя забывать об осторожности.

Столкновение в октябре 1993 года было одним из моментов именно картельно-корпоративного противостояния. Иное дело, что большинство территориальных картелей предпочло не вмешиваться, будучи уверенными в поражении. Как показала история, они оказались правы. Тогда, не окрепнув, не получив боевого опыта, картелям нельзя было высовываться. Выждав немного, корпоратисты — владельцы центральной власти — перешли в наступление — сначала на мелкие корпорации, еще сидевшие на своих нефтебочках и слитках, и в перспективе — наступление на картельную структуру вообще. Не зря Лужков и Чубайс недолюбливают друг друга. В их лицах отражается символика будущего грандиозного столкновения. Гражданская война имеет обыкновение раскручиваться: борьба двух или более корпоративных партий ведет к сокращению жизненного пространства и через это — к возникновению антикорпоративной партии.

Мафии. Преступный мир, как его обычно понимают, не стоит на месте, он имеет свои тенденции. Первая волна — спортсмены, «широкие затылки» — все это тихо, но проходит. Новые организации генерируются постоянно, и их последний аргумент — бомба. Быть сильным и здоровым, знать правила рукопашного боя — все это становится ненужным. И это нормально — интеллект играет решающую роль почти в любой войне, и Россия не станет исключением.

Мафии — группы профкорпоративные; берут в них своих и достойных. Делятся по территориальному признаку и по отношению к власти. Мафии правоохранительные и уголовные. Полномочия и зоны влияния разграничиваются исходя из баланса сил, но если правоохранительные оказываются способны полностью — только полностью уничтожить уголовную группировку — они это делают.

 

Армии

Предопределенность одного пути, предоставленного нации корпоративной системой — жесткие рамки. Гражданская война — это качество, количество и их переходы; и не только с точки зрения борьбы за пространство, но и в рамках марксистской теории ее можно представить и описать.

Гражданская война не начинается сразу. Партия передела пространства начинает атаковать с момента возникновения, но это не называют войной. Проводя исторические параллели — сравнивая с тем, что называется гражданскими войнами в истории — судя по потерям: вялотекущая гражданская война — потери 0, 1 — 0, 5% населения в год, позиционная — от 0, 5 и выше, причем погибших только на почве передела жизненного пространства. Для России это 140-700 тыс. человек в год для первого случая и выше 700 для второго. Соответственно у войны должно быть два этапа. Так, события 1905 г. можно назвать вялотекущей войной, так же можно назвать состояние с октября 17 по лето 1918 гг.

Для России специфично, что гражданские войны являются результатом действий минимального числа людей. Россия как массовое общество в это время живет своей спокойной жизнью. Действительно, достаточно 0,1 % желающих и способных воевать за передел пространства, чтобы гроза разразилась. Для России это 140 тыс. человек, умеющих попадать в цель хотя бы с 20 шагов и приверженных хотя бы примитивным идеологическим принципам типа «мы — хорошие, власть — плохие».

Война — это не тот вопрос, о котором кого-то спрашивают. Войну всегда начинает меньшинство. 99% населения война не нужна. Ситуация видится такой, что 20% всем довольны, а еще 70% вообще ничего уже не нужно. Национальная партия передела пространства — просто желающие передела — 10%. И даже из этих 99% ничего делать не будут. Остается 0,1%, 1/1000 от нации — около 50 тыс. способных к боевым действиям. В случае резкого обострения обстановки к ним примкнут еще столько же. Это не армия для войны, скорее просто 5 тыс. бандгрупп — даже не бандформирований. 5 тыс. бандгрупп, пожелающих передела с помощью оружия.

Война ведется не за благо народа. Она ведется для того, чтобы 0,01% населения снизу отняли пространство у 0,01% сверху. И уже потом верхние нанимают 0,01 % для безопасности, а нижние привлекают примерно столько же (а больше и не нужно) с предложением поделиться захваченным. И 0,04 % населения — это уже крупномасштабная, тотальная война.

В Петрограде у Ленина было около 24 тыс. боевиков, из них никак не больше 300 профессионалов. В Москве — еще меньше, потому и пришлось трое суток повоевать. Пример доминирования сырьевиков в России показывает, как много может сделать даже меньшая часть корпоративного общества при поддержке внешних сил. Но из этого следует, что переменить тенденцию тоже не очень сложно. И если общество не найдет цивилизованных способов, сломают ее такие мелочи, как бандитизм и террор.

В странах с малой концентрацией населения захват власти всегда был делом немногих. При всеобщем недовольстве массам достаточно так же точно молчать, как это всегда они и делали. Они ничего не потеряет. Когда уничтожается корпоративная система — нация выигрывает вся и всегда.

схема Компас гражданской войны:

Итак, для войны нужны армии. Выше приведен их состав и наименования. Есть объективные причины. Субъективные обычно появляются в процессе переделов. Но должно быть и главное яблоко раздора, из-за которого все и начнется.

Распределение жизненного пространства относится к компетенции центральной власти. Не всего пространства, но весьма солидной его части. Той части, ради которой стоит воевать; ниши, посредством которой можно тянуть соки из всех иных ниш; командной высоты, с которой простреливаются все прочие высоты. Все гражданские войны имеют стратегической целью захват центральной власти.

Центральная власть — это рычаг приведения в действие силовых общественных механизмов; во-вторых, она нужна для законотворчества, в первую очередь для подавления противника. Потом под подавление пишутся законы; так не должно быть, но в России это так. Армия и милиция вне деления «промышленники — сырьевики», но центральной властью эти институты ставятся с одной из сторон. В будущей войне в России армия будет выведена из игры. Армии война не нужна, воевать она не хочет, воевать с нею никто не захочет тем более.

 

Хронология: война и сознание

Можно выделить следующие стадии войны при постоянных тенденциях свертывания производства, сокращения жизненного пространства и роста бандитизма:

1. Внутрикорпоративные конфликты. Мафиозные войны с минимальным числом потерь. Массовые заказные убийства. Раздел рынков между корпоративными группами с вытеснением слабейших. Конфликты между сырьевиками и корпоратистами центра.

2. Действия бандгрупп в отношении передела ниш жизненного пространства. Ликвидация особо опасных банд конкурентами. Разгром мафий и правоохранительных органов эскадроном смерти. Борьба русских корпоратистов с иностранными корпоратистами. Участие бандгрупп гастролеров на стороне русских.

3. Действия бандгрупп против корпоратистов на уровне грабежей. Начало актов мести со стороны населения. Начало террора по политическим мотивам. Политическая организация по типу боевых мобильных групп, имеющих идеологию. Вспышки вооруженных выступлений против местных властей.

4. Установление национальной власти и уничтожение бандгрупп, не примкнувших к власти в качестве вооруженных дисциплинированных формирований.

На первый взгляд, война еще не началась, но сколько бед было из-за пренебрежения «подводными течениями». Война входит во вторую стадию — и, по законам логики быть стадиям 3-й и 4-й.

 

1-я стадия: Эскадрон смерти

Сейчас в России существуют две свойственные любому обществу группы: правоохранительные органы и организованная преступность. Они сосуществуют при всей своей противоположности. Они имеют тенденции развития — проникновение представителей мафий в органы власти и взятие мафий под контроль силами правоохранников. Сейчас в России эскадрона смерти не существует.

Всегда и везде есть потенциальная группа эскадрона смерти, но именно как эскадрон она не везде и не всегда проявляется: без резонанса социальных предпосылок консолидации и роста в общественную силу не происходит. Группа должна быть достаточно многочисленной, должен быть избыток людей, подобно тому как в перенасыщенном растворе происходит кристаллизация — достаточно немногих не вписавшихся в систему. Регрессирующее, аномальное общество — наилучшая почва для роста потенциальных солдат.

Эскадрон смерти — один из элементов социального разложения корпоративной системы. Это наемники — люди и небольшие корпорации, нанятые корпоратистами крупными. Каждый отряд эскадрона содержится отдельной корпорацией или картелем, гарантирующими одновременно юридическую защиту. Отряды выступают в качестве исполнительной власти, когда иная власть не функционирует. Эскадрон смерти не будет планироваться, он как почти все в России возникнет стихийно. И не только как аномалия социальная, но и как аномалия биологическая.

Эскадроны смерти существуют в двух вариантах, точнее — существует два понятия под общим наименованием. Первый — организации, тесно связанные с полицейскими силами, имеющие смыслом деятельности борьбу с организаторами преступности — обычно инонациональной. В идеологии обычно присутствуют элементы расизма и неофашизма. Об этих эскадронах написаны книги и сняты фильмы, где собственно понятие «эскадрона» присутствует. На самом деле случаи создания подобных организации уникальны, и в большей степени они — легенда 60-80-х гг. В России она отозвалась сообщениями о существовании спецподразделения «белая стрела», занимающегося ликвидацией лидеров криминальных группировок. Это легенда, на самом деле в России существование подобного подразделения невозможно в силу отсутствия критерия руководителя преступной организации — ведь и мафию в России некоторые исследователи определяют как президентскую вертикаль.

Другой вариант эскадрона смерти — реальный, существовавший всегда и существующий сейчас. Это вооруженная банда на содержании крупного землевладельца, удерживающая в подчинении крестьян. В американской кинокультуре вариант представлен практически в любом фильме про Латинскую Америку, но эскадроном смерти никогда не называется. Иногда, при необходимости, землевладельцы объединяли свои вооруженные организации, и тогда они на самом деле назывались «эскадронами смерти». Один из последних и самых ярких образцов — Сальвадор. Русский аналог эскадрона — княжеские дружины, собирающие дань с покоренных племен.

Правоохранительная мафиозная группировка, купленная крупной корпорацией, или просто мафиозная группировка, договорившаяся о партнерстве с корпорацией средней или мелкой, — наиболее распространенный вариант эскадрона.

У истоков эскадрона снизу — уголовные группировки, преступные авторитеты. Они создали базу подготовки бойцов — в рэкете, в тюрьмах, в охранных организациях. Эскадрона они не увидят — их предпочтут убрать раньше, иначе эскадрон станет силой до того, как им можно будет управлять.

Другое направление — перерождение правоохранительных структур. То, что милиционеры — враги простых людей, никто не сомневается; то, что они совершают преступления — тоже известно, но организованной, цельной структуры криминального управления у них пока не замечено. Но она появится — это происходило даже в более благополучных в этом отношении, чем Россия, странах. Сейчас наметились только первые тенденции, но все равно это уже не милиция, не правоохранительные органы, это вооруженные формирования на страже интересов корпоратистов, на страже интересов крупной буржуазии.

Не секрет, что в некоторых городах организованная преступность пришла к власти. Но это значит, что местные правоохранительные органы оказались под ее контролем. В свою очередь уголовные внедряют своих людей в правоохранительные организации, одновременно создают охранные агентства и захватывают существующие. Эскадрон смерти родится тогда, когда правоохранительные и уголовные переплетутся до такой степени, что не будет понятно, кто есть кто и кто есть где.

Пуго стреляется и кладет пистолет на тумбочку. Ахромеев кладет пистолет в ящик стола и вешается. Управляющие делами обожают выпрыгивать из окон, а следователи — с поездов на полном ходу. Любую работу кто-то должен делать.

Эскадроны смерти нужны. Кроме них, никто не собьет волну криминальной революции. Они сами станут новой ее волной — но после, дав корпоратистам продержаться еще некоторое время.

Первоначальная задача эскадрона — защита корпоратистов от бандитов. Но эскадроновцы бандитам не нужны, а эскадроновцы бандитов выявлять не умеют. Эскадрон становится громоздким и малоуправляемым; единственное, где он может быть применен — только в политике. Он может использоваться для запугивания населения, для охраны грузопотоков, для борьбы с профсоюзами. С течением времени корпоратистам придется его использовать все чаще и чаще — иначе эту нечисть некуда девать.

От обычных охранников толку все меньше и меньше. Их функции будут передаваться «эскадрону». В момент серьезной угрозы корпоративной власти — а преступность рано или поздно такую угрозу всегда создает — эскадрон структурируется как территориальные военные организации. Его никто не собирался использовать как силу для охраны, но он сила, а с силой корпоратисты всегда считаются.

С тем, как некупленные мафии будут набирать силу, они будут вызывать все большую неприязнь высокопоставленных корпораций. Люди мафий в результате побед на выборах получат контроль над целыми регионами, и, следственно, над правоохранителными органами. С мафиями нельзя будет не покончить. С мафиями нельзя будет покончить без равносильных боевых груп. Местные правоохранительные органы слабее мафий и рано или поздно попадут под их контроль. Равносильные мафиям боевые группы так или иначе станут эскадроном. Корпорации столкнутся не по своей воле — их столкнут между собой вооруженные наемники. Вторая война, которую начнет эскадрон — гражданская между корпорациями и их союзами. Первой будет уничтожение мафий.

Специфика формирования эскадрона будет определяться как уровнем корпораций, так и местными особенностями. Крупный корпоративный уровень — эскадрон будет формироваться из сотрудников спецслужб и спецподразделений, средний — эскадрон будет набран как из правоохранительных, так и из криминальных структур с большим уровнем партнерства, мелкий — в промышленных центрах будет представлен милицейскими организациями, а на окраинах — криминальными, контролирующими по несколько мелких корпоративных групп.

С тем как будет принято решение покончить с «криминальной революцией», корпорации нанесут по легализовавшимся мафиям сокрушительный удар без судов и следствий. Этим закончится период «бычьих затылков» и начнется время «эскадрона смерти». Криминальные группы, выжившие после чистки, станут уже не мафиозными, а чисто бандитскими, а усиливающийся эскадрон займет их место и начнет ставить под контроль победителей.

С эскадроном справится только социалистическая власть. И только после разгрома корпоративной системы, вольно или невольно эскадрон финансирующей.

 

2-я стадия: Бандитизм

После разгрома и распада мафий криминальное поле России будет представлено множеством мелких, засекреченных банд, лишенных связей правоохранительными и иными органами власти.

Здесь и далее под бандитизмом понимается не организованная преступность, проникшая в органы власти, а именно преступные организации, составляющие первым конкуренцию — не контролирующие пространства и с властью никак не связанные. Именно те, кого нельзя назвать мафией. Тип маленьких организаций по типу Разина и Махно. Города без денег — и города концентрации денег, финансовый кризис в провинции приведут к серьезным миграциям провинциальных криминальных групп в денежные точки. Бандитизм — первое слово. А там, где повышается концентрация бандитов, в напряженном обществе они превращаются в боевиков.

Речь не идет об уличной преступности. Она была и есть удел недоделанных, всегда и однозначно плачевный. Среди банд будут организации более и менее интеллектуальные. Те, кто более, свяжутся с политикой. Те, кто менее — будут уничтожаться.

Люди консорций — не обязательно, даже редко оппозиционные интеллектуалы. В массе они темны, малограмотны и склонны к бандитизму.

Сводя тенденции в систему, получаем два криминальных направления — корпоративное и национальное. Для первого характерны мафии, для второго — банды. Мафии контролируют ниши жизненного пространства; их операции — рэкет и коррупция. Мафии владеют жизненным пространством. Банды ничем не владеют и ничего не контролируют. Они периодически нападают, берут свою долю и уходят в тень. Они не покупают чиновников, но запугивают. Бандитам свойственны не разборки, а месть с однозначным исходом.

Бандитизм относителен во времени. Повстанчество времен гражданской войны — это тоже бандитизм. Уличная преступность — тоже бандитизм — но просто другого времени. Трудно сказать, от какого было больше ущерба. Речь идет не о бандитизме нынешнем, но о бандитизме будущем, которого, как и эскадрона смерти, как и гражданской войны, в нынешних временных координатах не существует.

Преступность имеет не только внутреннюю иерархию. Она имеет тенденции и видоизменяется. Революционная террористическая группа — это тоже бандитская группировка. Эти группы всегда были крайне малочисленны — одна на тысячу уличных и на пятьдесят организованных преступных. Но тенденция идет — к росту числа и тех, и других, и третьих. Политика — самый выгодный бизнес в России, но на одной силе в нем далеко не уедешь. Равно и на одних деньгах. Приток интеллектуалов в преступные организации — процесс замеченный, а где интеллектуалы — там и политика.

На сегодняшний день в преступном мире воцарился застой — ниши поделены и здесь, всем хватает. Преступные организации переплелись с организациями властными, и уже трудно сказать, кто кого контролирует. Судя по всему, появится преступность новая — новые группировки, во главе которых будут стоять не спортсмены, а аналитики, способные вычислить слабые места корпоративных и криминальных структур. Это будет что-то среднее между бандитами и террористами.

Тактика будет предлагать не передел сфер влияния, а вымогательство в чистом виде, не плату за «крышу», а чисто плату. Суммы будут небольшие, но вымогаться они будут посредством «тяжелой артиллерии» — бомб, взрывов и угрозой новых взрывов. После того, как деньги появятся, эти группировки начнут стремительно политизироваться — и на фоне ослабления власти смогут начать играть серьезную роль в политике, которая с их приходом станет настоящей. Так возникнут криминально-политические группы, проводящие линию сответствующего названию террора — следующей стадии войны. В Ирландии в начале века банды были на каждой улице, а к его концу осталась только ИРА.

Уже есть банды, контролирующие дороги. Появятся банды, контролирующие регионы. Причем вести они будут себя скромно, а действовать секретно.

Узнать, что бандиты оформились в группировки можно будет по тому, что у банд — уже бандгрупп — появятся имена. Опять-таки не по чьему-то волюнтаристскому желанию, а чтобы не путать друг друга.

 

3-я стадия: Террор

Террору стоит уделить особое внимание, так как вся гражданская война к нему сведется. Вся война — только террор.

Всем известно, что милиционеры убивают и пытают невиновных людей. Рано или поздно эти люди — потенциальные жертвы насилия — дойдут до осознания того, что ответные действия против милиционеров поддерживают баланс сил, что в уничтожении сотрудников правоохранительных мафий нет ничего аморального и безнравственного — есть только уголовно наказуемое. Ведь милиционеры убивают, убивают и убивают, и можно предположить, что большинство нераскрытых преступлений совершено именно ими — ничем иным сверхнизкую российскую раскрываемость оправдать нельзя. Милиция — это один из флангов будущего эскадрона смерти, еще не заявившего о себе в России. Да, они враждуют иногда с мафиями чисто уголовными, но на то и существует закон единства и борьбы противоположностей, чтобы это объяснить. Милиция может посадить кого угодно за хранение наркотиков, а наркотики, как и оружие, хранят все, кому милиция их подбрасывает. Способов доказать, что человек, у которого их нашли, не верблюд — не существует. Кроме возможности мести. А если такая возможность есть, даже имеющийся в наличии компромат имеет способность испаряться. Единственная защита — создание групп мести, где каждый человек знает, кто будет мстить за него и за кого будет мстить он. И опять это вынужденно — сидеть за просто так никому не хочется.

Регресс, дегенерация общественных институтов, снижение качества нации ведут к аномальности общества, а такое общество имеет достаточно людей, желающих на общем тускнеющем фоне за свои права бороться. Чем более аномальным становится общество, тем больше таких аномальных людей. Отсюда — бандиты, террористы, тайные общества и религиозные секты. Путь — от сопротивления массового и осознанного к сопротивлению узкогрупповому и полубессознательному, а значит — более жестокому и беспощадному.

Новый мир — новые тактика и средства войны. Борьба двух маленьких и хорошо оснащенных современной техникой групп будет скорее напоминать партизанские действия на оккупированной территории. Война будет не позиционной — она пойдет с точки множества дислокаций, война-сумма множества набегов.

Корпоратисты статичны, сидят на местах. Они — удобная цель, им при всей силе и мощи некуда деваться. Они никогда не знают, откуда прогремит выстрел. У них два варианта — или платить, или воевать — что подорвет материальную базу корпорации. Перед силовыми механизмами воздействия корпоративная система оказывается беззащитной — ее никто не хочет защитить. Даже мафии оказываются беззащитными: уже не они грабят, а их грабят, не гнушаясь никакими средствами. И что за жизнь будет у российских мафиози, если они не смогут выехать на дачу или сходить в ресторан. В корпоративный мир приходит страх.

Денег нигде нет, все охраняется, каждая дверь — бронированная. Криминальным группам остается только террор. Не потому, что это хорошо или плохо в их представлении — просто иных вариантов не будет. Террор начнется с чисто бандитского — с действий против корпораций, и что смешно — против корпораций их охранников с целью вымогательства.

Изменилась инфраструктура, в России защищать нужно громадное множество объектов техносферы на огромной территории. Россия будет первой, где все эти новинки будут опробованы. Общество изменилось, жизнь тоже, мощность бомб растет. 10 террористических организаций по 10 человек на Россию — это уже паника в корпоративных кругах. Открыто грабить банки или стрелять в губернаторов уже никто не будет. Стрельба в России — это небольшое дополнение, промежуточное средство в добыче денег. Главное оружие здесь — бомба. А к ней особо восприимчивы нефтепроводы, рельсы и сырьевики.

Террористическая деятельность первоначально возникает как корпоративная антимафиозная. Потом как бандитская антикорпоративная. И только потом она начнет определяться с политическими лозунгами для идентификации организаций.

Первый вопрос, в результате решения которого все и начнется — вопрос финансирования. Оно может быть налажено только за счет мелкого и среднего капитала — первоначально за счет его страха, а потом за счет его надежд на серьезные изменения. В качестве меры устрашения будут организовываться террористические акты по отношению к капиталу крупному, у которого вымогать невозможно. Одновременно средний капитал постарается стравить террористов с мафиями, контролирующими сферы влияния по территориальному принципу, что у него с успехом получится. И это будет выгодно — террористы обойдутся гораздо дешевле чисто в материальном плане во-первых, и с ними будет легче договариваться во-вторых.

Власть усиливает средства — совершенствуется система борьбы с властью. Это как состязание между броней и артиллерией. Банки информационных данных, системы идентификации, современные средства слежения, детекторы лжи, громадные армии и против них радиоуправляемые бомбы, организации со сверхконспирацией, военные действия на расстоянии. Новые системы поиска и перехвата — против них — новое в психическом плане более клиническое общество с частично или полностью съехавшей крышей, все менее поддающееся логическому моделированию. Работа террористов только в других городах. Подставные лица для получения денег и односторонние связи.

Террористы-политики будут трясти корпоратистов, отчисляя часть добычи на легальные политические организации. С легальными организациями связаны никак не будут, но после победы свою долю получат. Террор для них — тактика захвата жизненного пространства в виде власти.

Террористы-экспроприаторы будут добиваться конкретных целей типа освобождения заключенных посредством экономического террора — уничтожения газо- и нефтепроводов и путей сообщения. Заложниками будут рельсы, мосты, линии коммуникаций и прибыльные предприятия, а заложники-люди в основном уйдут в прошлое. На этом же уровне будут происходить нападения на механизированные патрули. После пары серьезных диверсий одного их слова будет достаточно, чтобы фирмы начали платить революционный налог. Суммы будут незначительны.

Террористы-одиночки будут действовать индивидуально, по отстрелу первых попавшихся корпоратистов и представителей власти, скорее из мести, чем из осознанных побуждений. Здесь деньги будут в третью очередь, а главное — террор — пусть самая долгая и приятная, но все-таки форма самоубийства.

Захваты заложников хотя и стали нормой в России, но они все равно вызывают чувство неприязни у большинства людей. Исходя из тенденции — эта практика будет расширяться. С другой стороны, как показал в том числе опыт войны в Чечне, с заложниками власти далеко не всегда церемонятся: были случаи объявления заложников «покойниками» с последующим обстрелом и правых, и виновных. Корпоративный подход все ставит по местам: корпоратисты волнуются только за корпоратистов, за простых людей никто копейки не даст. И из террористов будет иметь шансы только тот, кто будет подходить к вопросу захвата с позиций существования корпративного общества. Всех прочих в могиле с заложниками и закопают. С третьей стороны, захват и обмен военнопленных — дело нормальное по всем нормам международного права и человеческой морали. С таким подходом больше людей остается в живых.

Рейтинг террористических организаций, в том числе во влиянии в политике, будет зависеть не только от крупномасштабных диверсий и уничтожения людей эскадрона — милиционеров и корпоратистов, но и от наличия придерживающихся аналогичной ориентации легальных политических организаций.

 

4-я стадия: Большая политика

Антикорпоративное движение будет уникальной военной структурой, где рассредоточены и не связаны будут не только субъекты силы и власти, но и отдельные подразделения. Анткорпоративное движение — сила не политическая и не военная. Связь — чисто формальная — будет поддерживаться через непосредственное действие и СМИ. Это вплотную подходит к общемировой военной концепции, прогрессирующей к отказу от крупных плохо управляемых соединений в пользу небольших мобильных групп. Армии снайперов против армий снайперов.

Война против корпоративной системы сведется к террору и добыче средств. Россия не та страна, где революции делаются с пустого кармана. Лозунг и тактика антикорпоративного движения — стреляй по «крупным», чтобы мелочь боялась и платила.

С учетом того, в каком состоянии находится корпоративная система, достаточно тысячи р-р-революционеров, чтобы ее грохнуть. И исходя из того, в каком состоянии находится нация, корпосистему породившая — у нее никогда не найдется таких сил.

Любая гражданская война, даже самая скотская, рано или поздно принимает политический характер, с появлением реальных политических сил. Называться они могут как угодно. Партия корпоративная должна состоять из сырьевиков в качестве ядра, компрадоров и посредников. В конструктивной оппозиции будет корпоративная партия промышленников. Противостоять им будут национальная партия, и, что возможно, партия антисистемы — на местных уровнях. Военно-офицерских, коммунистических, профкорпоративных партий на серьезном уровне не предвидится: они будут расколоты между корпоратистами и националистами.

Итак, по этапам:

1. Борьба корпоративных групп за центральную власть.

2. Их же борьба за местные власти в силу распыления центральной.

3. Создание национальной партии.

4. Присоединение малых корпоративных групп и картелей к национальной партии.

Проходит период псевдо-многопартийности. На последнем этапе — создание политических партий, через общность идей с подпольными террористическими организациями имеющих реальную силу. Пример: Ирландская республиканская армия — партия «Шалфей».

В любом случае корпоративные бастионы будут взломаны двумя колоннами — партией нации и армией нации. Взломаны не потому, что у нее появится такое волюнтаристское желание, а потому, что концентрация материальных ценностей всегда привлекает множество желающих поправить свое положение. Взломаны не по чьей-то воле, а как результат воздействия на естественную среду обитания этих людей. Взлом будет не началом, но концом войны, процессом приведения всего общества в стабильное состояние, требующее от нации минимальных затрат жизненных сил.

Политическая партия нации, причем легальная партия, волей-неволей возникнет и сыграет решающую роль. Да, без боевиков на окраинах она ничто, но боевики без нее — заурядные бандиты. Людей они убьют столько, сколько нужно для революции, только сама революция растянется на десятилетия. Партия центра даст нации идеологию, а бандиты в России всегда часть нации. Возможен вариант, когда при полной дестабилизации обстановки в стране корпоратисты сбегут, не дожидаясь переделов своих миллионов. Возможен вариант, что они численно ослабнут в войне или испугаются и не пожелают судьбы ими же ликвидированных предшественников. Тогда борьба за власть посредством политических институтов станет возможной.

У консорций — существуют элиты из лучших, талантливейших людей нации, у корпораций — истеблишменты — собрания сильных мира. Критерии — только личные достоинства: по этим людям можно определять, какая система в стране — корпоративная или общенациональная. Корпоратистские круги стремятся к подавлению и дезинтеграции кругов элитарных, так как любая элита заинтересована или в социальном, или в научно-техническом прогрессе и через то тяготеет к солидарному и социальному государственному устройству. Когда вытесняемые корпорации захотят вернуть утраченные позиции, они выйдут на элиту, а не на кого-то другого. Элиты с корпорациями на равных: человек элиты очень много значит.

Победа национальной партии возможна только при естественном разгроме корпоратистов, в прямой схватке она обломает об них зубы. Корпоративные связи сильнее национальных, и потому в чистом поединке корпоративная партия заметно сильнее. Бандиты превратят жизнь корпоратистов в ад, и после этого националисты покончат с первой половиной первых и тремя четвертями вторых.

 

Результаты

В сфере населения урон не будет значительным. Но экономические потери будут гораздо большими, производство практически свернется, восторжествует натуральный обмен. Поток иностранных капиталовложений иссякнет, иностранцы сбегут — эскадрон будет вести на них настоящую охоту. Импортная техника встанет из-за отсутствия сырья и деталей, отечественная придет в негодность. Один из специфических моментов — разруха не будет прямым следствием войны, просто с тем, как будут выходить из строя машины и инженерные сооружения, их окажется некому как менять, так и ремонтировать — тенденция к этому возникнет еще до сформирования эскадрона смерти. Да, эскадрон, ведущий себя, как на оккупированной территории, внесет в развал свою лепту борьбой с имуществом конкурентов, но этот ущерб окажется незначительным по сравнению с авариями, катастрофами и банкротствами. Вся экономическая база — опора корпоратистов — придет в негодность тем же путем.

Следственное событие в политической области — утрата позиций корпоративной партии в органах власти. Кого-то посадят, кого-то застрелят — но не это поимеет принципиальное значение. С падением отчуждаемой доли продукта, с грызней за объедки корпоративно-консервативная партия постепенно разложится изнутри, и с тем, как эскадрон сойдет с политической арены, расколется на несколько враждующих кланов. Сильной властью окажется национальное правительство — иных сил, кроме национальных, в обществе не окажется.

Рано или поздно корпоратистам надоест ходить по лезвию ножа — между бандитами и голодными своими, надоест прятаться и вести полуподпольный образ жизни. На повестке дня четвертая волна эмиграции. А здоровых сил в обществе предостаточно, включить их — дело нескольких недель.

Гражданская война решает вопрос власти — и все будет решено. Причины достаточно объективные: иссякают источники прежнего существования — забитый народ, ресурсы, унаследованное от прошлого производство.

Или власть в лице сменяющихся поумнеет на одной из них до такой степени, что установит нормальный, а не воровской строй, или народ установит этот строй сам — железом и кровью; при реализации второго варианта жертв будет больше, в том числе и среди представителей власти. Русские победят, ни на минуту не подумав о пути к победе. Только раздав оружие народу, власть покончит с бандитизмом; но первым числом народ уничтожит воровскую власть, после чего борьба с бандитизмом — дело пары месяцев. Если же власть не будет скинута, борьба зайдет в тупик — до осознания народом эквивалентности власти и банд со всеми вытекающими последствиями.

Можно с полной уверенностью заявлять, что война закончится мелкобуржуазно-социалистической революцией. Диктатуры, тем более крупнобуржуазные и террористические, исключаются. Диктатуры не будет хотя бы потому, что она возможна только при росте или сохранении экономического потенциала. Диктатура невозможна на тонущем корабле — тем более после «спасайся кто может!» Нужен интенсивный, интеллектуальный, сознательный труд, общий труд — в т.ч. и со стороны диктатуры — для поддержания уже построенного, а если все продолжает разваливаться, то такая диктатура никому не нужна, да и не диктатура это вовсе будет, а просто кремлевская банда.

Если революция 1917 г. была началом гражданской войны 1917-20 гг., то новая революция станет финалом войны будущей. Революции происходят не только во времени и пространстве, ни происходят во всех областях жизни и знания, как естественный результат прогресса. Научно-техническая революция — результат прогресса научно-технического, социальная — социального (развития общественных отношений), национальная — национального (повышения качества нации). Если одна из групп за прогрессом не успевает, ее приходится нейтрализовывать изнутри, пока все отставшее общество не оказалось нейтрализованным соседями. Война — результат неуправляемого прогресса, и не обязательно прогресса внутри страны. «Антиреволюционность» — навязанный российскими СМИ путь вне реальности, потому что реальный мир перетряхивается революциями регулярно.

Корпосистема стягивает на себя все ресурсы страны, стареет, не в силах их преумножать — наступает застой, сворачивается производство, отставание. Когда она рушится, появляются средства на великие национальные программы, на прогресс во всех областях.

Требования экономики не оставляют другого варианта, кроме создания новых государственно-монополистических объединений в промышленности и свободного рынка в сферах интеллектуального производства и услуг. Придется заново создавать промышленность, придется что-то делать в демографической политике, придется лечить подорвавших здоровье людей, восстанавливать природные ресурсы и среду обитания, создавать новые кадры, что-то делать с развращенными бешеными деньгами сырьевиками. И за все — платить. Либеральная экономика таких налогов не выдержит — и вынужденно придется обращаться к социальным программам.

Как известно, бытие создано Богом из хаоса. Русские начнут историю сначала — не будет ни промышленности, ни сельского хозяйства, ни законов, ни власти, ни богатых, ни иностранцев — ничего не будет. И в этой расплате, в этом вселенском кошмаре скажется новый, великий смысл: когда больше нечего делить, когда все равны — Россия обязательно возрождается. А что же ей еще остается делать?