ГДР. Аэродром Цербст (порядка 100 км юго-западнее Берлина). Место постоянной дислокации 35-го гвардейского истребительно-бомбардировочного полка 16-й воздушной армии ГСВГ. 6 июня 1982 г. 4 суток до «момента ноль».

Было около 5.00. Это очень раннее утро в полку начиналось, как обычно, в «летний период». С оглушительным ревом оторвавшись от полосы с креном в 80 градусов и пройдя над деревьями и соседним одноименным городком практически на высоте кабины торчащего на какой-то тамошней стройке башенного крана, ушел на разведку погоды «МиГ-23УБ». В прежние времена некстати поднятый подобным шумом с постели комдив мог запросто лично примчаться для разборки с «нарушителями покоя» (простыми словами объяснив им, что тут Европа, а не какое-нибудь Приморье или «братская Монголия»), но сейчас это мало кого волновало. Момент был напряженный, и спало начальство нынче мало (если вообще спало), а подобные полеты на малой высоте, в свете последних событий, только приветствовались.

Впрочем, погода была практически идеальная – летай не хочу.

По краю ВПП в сторону штабных домиков неспешно топали два похожих друг на друга молодых мужика в офицерских фуражках с голубыми околышами и кожаными планшетами в руках – брюнет и блондин, одетые как и все здешние пилотяги, в голубые полетные комбинезоны. Это были старшие лейтенанты Петр Щепкин (блондин) и Валерий Первомайский (брюнет) из 1-й эскадрильи. Надо сказать, что шикарную по советским меркам фамилию «Первомайский» предки Валерия приобрели во многом по воле случая. Вообще-то его дедушка в 1920-е годы именовался куда более непотребно, а именно – Евлампий Бздюлеев. И к тому же его тогда собирались брать «к ногтю» как подкулачника. По счастью, дедушка Евлампий оказался мужичком расторопным и, поскольку не хотел ни в колхоз, ни тем более отправляться на Соловки, воспользовался хорошим отношением председателя сельсовета и сумел вовремя сбежать в город (его родители к тому времени умерли, а других родственников на селе у него не оставалось), где тут же «перекрестился» (точнее, сменил свои «старорежимные» имя-фамилию на новые, «революционные» – Лев Первомайский, была тогда такая мода) и устроился разнорабочим на завод. Львом он назвался, разумеется, в честь тогдашнего «первого апостола революции» Троцкого, но через пару лет, по понятным причинам, стал утверждать, что это в честь писателя Льва Толстого, что тоже вполне прокатило, хотя и было неправдой. Щепкин подобной красивой историей похвастаться, увы, не мог, хотя его дед и был красным авиатором еще в Гражданскую, а потом довольно знаменитым полярным летчиком. Не таким, конечно, всенародным героем, как те, что спасали челюскинцев или забрасывали на льдину О. Шмидта и И. Папанина с его станцией «Северный Полюс-1», но тем не менее…

Сейчас они шли на инструктаж, который 1-й эскадрилье сегодня почему-то назначили ни свет ни заря, перед обычным предполетным построением. Щепкин и Первомайский были давние друзья, вместе окончили училище в Борисоглебске и, получив пять лет назад лейтенантские звездочки, также вместе, попали после окончания ВВАУЛ в 35-й ИАП. Сейчас эти двое были старшими лейтенантами и считались вполне опытными пилотами и командирами звеньев (прошлой осенью более 20 летчиков полка уехали по замене на Дальний Восток в составе подготовленных звеньев, а вместо них прислали не шибко подготовленных, в основном из ПВО, а тут еще как раз некстати началась польская мутня). За неразлучность (кстати говоря, жены старлеев Валентина и Тамара тоже были близкими подругами) эту пару лейтенантов зловредная повариха Люська из офицерской столовой (окончательно одуревшая от осознания того, что в Германию прибывают почти исключительно женатые офицеры и найти для себя приличного мужика ей здесь практически нереально) поначалу именовала за глаза «два друга – хрен и подпруга».

А потом, три года назад, эта пара летунов прославилась на весь полк. Ребята вызвались перегнать с ремзавода в Кетене отремонтированный «МиГ-15УТИ» (это был последний год, когда несколько стареньких «утишек» еще использовались в полку, в основном для разведки погоды). Напросились они на это мероприятие исключительно из желания полетать на раритете (на «МиГ-15УТИ» им даже в училище не дали порулить – их там к тому времени уже сменили чешские «элки»). Ну, вообще-то аэродромы Кетен и Цербст по прямой разделяют всего-то 35 километров, но на их «МиГ-15УТИ» перед вылетом баки были залиты керосином под пробку, да еще и под крыльями висели полные ПТБ, а это было многовато для посадки после аж 8 минут полета. Произведя в уме какие-то сложные математические расчеты, героический экипаж попросил разрешения на «выработку топлива по кругу». Утюжили они на высоте пятиста метров довольно долго, но когда наконец надумали заходить на посадку, на третьем развороте двигатель «обрезало» из-за полной выработки топлива и они, предпочтя не испытывать судьбу, катапультировались. Потом ни один из них не смог толком объяснить, как это у них получилось и почему они «упустили момент». Может, оттого, что аппарат был непривычный для них и с минимумом приборов, – да мало ли еще почему? «Летчиков-героев» кисло поздравили с «вторым рождением», а известная песня Эдиты Пьехи «Огромное небо» и особенно строчка «а город подумал – ученья идут», всякий раз произносимая в их присутствии при большом стечении народа, неизменно вызывала хохот среди однополчан. Хотя сейчас в полку уже мало кто помнил про этот эпизод, за который их тогда, кстати говоря, серьезно не наказали (все равно менее чем через полгода все до одной «утишки» были списаны). Суровый замполит продлил обоим кандидатский стаж для приема в КПСС, а командование влепило «героям» по выговору, что было не смертельно, но несколько портило анкеты.

Говорить приятелям, по случаю раннего подъема, особо не хотелось, и они шли молча. По краям полосы, в арочных бетонных укрытиях и возле них техники уже возились у их «МиГ-23М» (всего в полку было 54 боевых машины и 4 «спарки», считая ушедшую на разведку погоды, – всего 58 машин), покрытых не сильно однотипным желто-зелено-коричневым камуфляжем. Перекрашивали истребители из серо-голубых в пятнистые относительно недавно, в 1979-м, прямо на месте, в полку, по примитивным черно-белым схемкам со штриховкой; занятые малярными работами технари были натурами творческими, а зеленая краска, которой в гарнизоне красили еще много чего, вплоть до заборов, быстро кончилась – отсюда и разнообразие расцветок, вплоть до желто-коричневой почти «пустынной» гаммы. «МиГ-23М» новым типом в ГСВГ уже не считался (в части давно шли «МиГ-23МЛ» и «МиГ-27»), соответственно полк последние полтора года считался истребительно-бомбардировочным и отрабатывал в основном удары по наземным целям.

В завешанном схемами различных режимов полета и фигур высшего пилотажа тесноватом классе уже собрались почти все летчики 1-й эскадрильи. Многие откровенно зевали.

Инструктаж собирались проводить незнакомый подполковник в полевой форме и командир их 1-й эскадрильи майор Крутов. Он в свое время прославился тем, что в июне позапрошлого года, после пуска НУРСов в составе пары на Виттштокском полигоне, у него, тогда еще капитана и старшего летчика, вдруг упали обороты двигателя («шибко умная» автоматика привычно отсекла подачу топлива при пуске НУРСов для предотвращения помпажа двигателя, а потом отказала, зараза такая). Крутов терпеть не мог прыгать с парашютом и даже от обязательных по части ПДС ежегодных прыжков с «Ми-8» неизменно уклонялся, обязательно уступая это право кому-нибудь из любителей этого дела. В итоге он парил над полигоном без двигателя почти две минуты (четыре раза тщетно пытался запустить безнадежно сдохший двигатель, подробно докладывая об этом по радио откровенно перебздевшему руководителю полетов) и катапультировался только в момент, когда «МиГ» стал цеплять брюхом верхушки деревьев. Прибывший для расследования обстоятельств командующий настолько впечатлился грамотными действиями капитана, что в итоге вместо нагоняя Крутов получил внеочередное звание, а чуть позже еще и повышение в должности.

Подпола в полевой форме с незапоминающимся лицом никто из летчиков раньше в полку не видел, но все обратили внимание, что эмблемы на его погонах были не авиационные, а общевойсковые.

– Может, какой особист по нашу душу? – шепнул на ухо другу Щепкин.

Первомайский на это только пожал плечами.

Самое интересное случилось чуть позже, поскольку никакого инструктажа в привычном понимании не было.

Незнакомый подполковник выдал каждому из пилотов полетную карту, заставив каждого расписаться за ее получение в толстой амбарной книге. После чего Крутов сказал примерно следующее: товарищи офицеры, вами сегодня получены карты района наших возможных боевых действий на случай критического обострения международной обстановки. Вам приказано карты внимательно изучить. Вся информация, нанесенная на них, секретная, – поэтому из расположения карты, упаси боже, не выносить, за утерю – трибунал со всеми вытекающими. Если обстановка изменится, карты будете сдавать точно так же, то есть лично и под роспись. Ну и далее все в том же духе.

– Опаньки, – сказал Первомайский, развернув выданную ему карту. Щепкин только присвистнул.

Выданные всем летчикам 1-й эскадрильи карты были одинаковыми, но свежими. На картах была территория ФРГ, с нанесенными на нее конкретными целями и отметками максимального радиуса действия для машин их полка. И, что интересно, в районе «аэродромов противника» и других военных объектов были обозначены даже «шестеренки», обозначавшие эффективные секторы обстрела тамошней объектовой и армейской ПВО.

Такого никто из пилотов 1-й эскадрильи, да и 35-го полка в целом, не видел никогда до этого.

– Вот тебе, блин, и учения, – сказал Щепкин, уже когда они шли из класса на построение. – Выходит, неспроста мы последний месяц наземные цели на полигоне утюжим…

Вообще, узнав, что им намечены конкретные цели на территории ФРГ, пилоты удивились, но не более того. Хотя многие явно о чем-то крепко задумались.

– Да, это все больше похоже на войну, – согласился Первомайский и с надеждой добавил: – Но вдруг все-таки как-нибудь без этого обойдется?

Как потом оказалось – не обошлось…