Я услышал этот разговор случайно. Один человек говорил другому:

– Эти скоты совсем обнаглели. Не успели мы оправиться от одной атомной бомбы, как они сбросили вторую. На этот раз уничтожен корпус номер два! Там вообще ничего не осталось!

– Хорошо, там наших практически не было, – ответил ему другой человек. – Но рабы вымерли чуть ли не полностью. Там была самая большая их колония. А ведь оттуда хотели отправить рабов по другим корпусам. Нам тоже нужна партия новеньких, а их нет!

– Ничего, это вопрос решаемый. Уж расплодить народ мы всегда сумеем.

Я мало что понял из этого разговора. Больше всего меня занимало вот что: если был новый атомный взрыв, то почему не исчезли тараканы? Они были повсюду. Они залезали даже в руду, которую я возил на грузовике.

Я прокрутил разговор снова и понял, что взрыв мог быть в другом месте. Я знаю очень мало мест: всего лишь три дороги в Корпусе. А их должно быть гораздо больше. Наверное, взрыв был на другой дороге. Хорошо же им сейчас там без тараканов.

В этот же день я услышал другой обрывок разговора.

– Сильно накладно везти им баб. Может, проще было взять у них сперму?

– Ну ты смог бы у них взять сперму?

– Нет.

– Ну и вот. Проще привезти баб.

Я еще не понимал, что этот разговор напрямую касался меня. Когда я возвращался с работы домой, у двери своей комнаты я увидел двух человек и такую же машину, как я. Только она была женского рода. Это была Она.

Я всегда слушал свое дыхание и равномерное постукивание таблички с номером. Почему-то в этот раз они сбились и были не такими ровными, как обычно. Я подбежал ближе и остановился. Я понял, что человек хочет мне что-то сказать.

Тот подошел ко мне ближе, дотянулся рукой до моей таблички, перевернул ее, чтобы увидеть номер.

– Семьсот четырнадцатый? – уточнил он. – Так и запишем. Вот тебе жена. Быстренько сделай ей ребенка.

Второй человек хихикнул:

– Можешь растянуть удовольствие, а не спешить.

– Нет, нам надо быстренько.

С этими словами они ушли. Я открыл дверь в комнату и вошел. Следом вошла Она.

Делать в комнате было нечего. Машинам не нужно развлекаться. Они сделаны для того, чтобы работать. Может, я бы работал круглые сутки, но люди привыкли иногда отдыхать. Они делали перерывы отдыха и для машин.

В комнате у меня стоит кровать и небольшой столик. За дверью дырка в полу, заменяющая унитаз. Больше ничего нет. Машине ничего не нужно. Раз в неделю мне меняют постельное белье. Раз в три дня можно сходить в душ помыться. Поэтому когда я возвращаюсь с работы домой, я просто ложусь в кровать и сплю.

Так я сделал и в этот раз.

Но почему-то Она не спешила в постель. Она ходила по комнате из угла в угол и делала вид, что чем-то занята. Потом она угомонилась и легла со мной рядом.

Мне она очень мешала. Кровать была рассчитана на одного, а надо было умещаться вдвоем. Пришлось обоим лечь на бок – спина к спине, чтобы не упасть с кровати. Я думал, что если мне ее поселили навсегда, то мне это очень не нравится. Я не хотел, чтобы так продолжалось долго.

Хотя машина не отмеряет время. Ей не должно быть разницы, долго что-то продолжается, или быстро проходит.

Я лежал и вспоминал подслушанные сегодня разговоры. Опять атомный взрыв: зачем их люди делают? Если они им нравятся, то почему они так плохо о них отзываются? А если им это не по нраву, так почему бы им не прекратить взрывать эти бомбы?

Но машина не может понять логику людей. Они разумные существа, а ты начисто лишен всего этого. Ты сделан для того, чтобы обслуживать людей. Сам по себе ты ценности не представляешь.

Утром я хотел встать, но напоролся на Нее. Я подождал, когда поднимется Она. Она снова принялась бегать по комнате, как будто бы делая что-то. Откуда Она знает, что можно делать такой вид? Получается очень похоже. Женщина-человек, в принципе, могла бы так себя вести.

Потом Она угомонилась и села за стол ко мне спиной. Я смотрел, смотрел на ее неподвижную спину. Вот теперь Она была похожа на машину, какой и являлась. Что же она тут устраивала две минуты назад?

Вдруг мне захотелось ее потрогать. Я понял, что она похожа на меня. Если я хочу узнать, кто я, то нужно получше посмотреть на Нее.

Я протянул руку и коснулся ее локтя. Она не пошевелилась. Но я был уверен, что Она заметила мое прикосновение.

Я мог бы так коснуться грузовика, и он бы на это никак не отреагировал. Железо остается одинаковым всегда. Даже когда мотор выключен. Но я и Она были сделаны из плоти. И плоть реагировала не так, как железо. Но разве дело в этом? Я вспомнил кусок тухлого мяса, которое я съел. Это тоже была плоть, только мертвая. До него тоже можно было дотрагиваться сколько угодно, кусок мяса бы этого не заметил. Наверное, дело не в том, из чего сделана машина. Но в чем же тогда?

Понять все это было очень трудно. Особенно машине, а не разумному человеку. Хотя мне казалось, что люди и подавно не задаются такими вопросами.

Я работал не так, как всегда. Я постоянно думал о Ней. Откуда Она взялась? Что мне с Ней делать? Что будет, если в следующий раз я опять Ее потрогаю? И если вчера мне казалось, что Она мне мешает, то сегодня я думал по-другому. Мне хотелось прибежать домой и снова увидеть Ее. Мне хотелось, чтобы и Она меня увидела.

Но Она на меня не смотрела. Когда я прибежал домой, Она уже была в комнате. Сидела за столом. Как только я вошел, Она тут же встала и стала носиться, как вчера. Я понял, что без меня Ей было комфортнее, если так можно выразиться о машинах. Тогда я лег в постель. Через некоторое время Она перестала носиться и легла рядом. Я думал о том, что завтра Ее можно будет опять потрогать за локоть.

Внезапно дверь в мою комнату открылась, и сюда заглянули трое людей. Она хотела вскочить, словно в панике, и даже приподнялась над постелью, но потом снова туда упала. Мы оба лежали и ждали чего-то от вошедших.

– Черт побери, и здесь так же! – выругался первый человек.

Все они выглядели очень раздосадованными.

– Вставай сейчас же! – крикнул на Нее человек, подскочил к кровати и ударил в лицо.

Она послушно поднялась и встала перед ним.

– А ты?! – набросился он на меня. – Тебе что сказали?! Дрыхнуть или ребенка делать?! Совсем уже! Идиоты! Твари! Вообще ничего не соображают! У вас хоть капля сообразительности есть?!

– Это мы их сделали такими, – сказал второй человек.

– Нет! – повернулся к нему первый. Видимо, ему просто хотелось на кого-то кричать, вот он и кидался от одного к другому. – Они уже были тупыми тварями! Мы их такими не делали!

– Однако они размножались, – заметил первый и вышел.

Оставшиеся сделали знак, чтобы Она шла за ними. Тогда я понял, что никогда больше Ее не увижу. Мне показалось, что Она хочет оглянуться на меня, но не стала этого делать. Она выбежала из комнаты вслед за людьми.

Я остался один. Вскочил с кровати, выбежал в коридор. Мне казалось, что Она все-таки оглянется на меня, я хотел поймать Ее взгляд. Мне просто нельзя было оставаться в постели.

Я видел, как Она убегает. Это было в другую сторону от работы, от столовой, от душа. Она убегала по дороге, на которой я никогда не был. «Оглянись же!» – мысленно говорил я ей.

Но Она так и не оглянулась.

Зато люди напустились на меня. Они окружили меня толпой, все трое. Но это не мешало мне смотреть поверх их голов на убегающую Нее. Тогда один из них толкнул меня в живот:

– Чего вылез?! А ну марш спать! Что: потрахаться захотелось? Поздно уже! Раньше надо было думать!

Другой потянулся к табличке с моим номером.

– Семьсот четырнадцатый? Опять воду мутишь? Вот я тебя возьму под свой контроль!

Я не стал ждать, когда он возьмет меня под контроль. Она убежала, скрылась за поворотом. Больше мне здесь нечего было делать.

Я пошел домой и лег спать. Только почему-то долго не мог заснуть.

Мне приснилась Она. Утром я сказал себе, что машинам не снятся сны. Но если я думающая машина, то могу думать. Так что всю ночь я думал о Ней. Это более точная формулировка.

Не знаю, сколько времени прошло. Я слышал обрывки разговоров. Кто-то жаловался, что потратил кучу денег на то, чтобы перевезти девчонок из третьего корпуса в наш, а все это не дало никаких результатов. Другой человек говорил, что лучше было не снимать рабынь с их работы, а наловить диких. У тех еще не успели атрофироваться инстинкты.

Из этих разговоров я многого не понимал. Но был рад, когда слышал их. Я понимал, что говорят обо мне и о таких же машинах, как я. Я даже понял, что после атомного взрыва были уничтожены многие такие машины и сейчас людям необходимы новые, и они не знают, где их взять.

Я понимал так же, что поступил плохо, не выполнив то, чего от меня хотели люди. Ее поселили в мою комнату не для того, чтобы я смотрел на Нее, трогал за локоть и думал о Ней по ночам.

Еще у меня из головы не выходила фраза одного человека: «Это мы их сделали такими». Впечатление производила не столько фраза, сколько интонация, с которой он ее произнес. Он как будто бы в чем-то раскаивался. Я давно подозревал, что я машина с дефектами. Я думал, что никто больше об этом не знает. Наверное, тот человек знал. Как же иначе объяснить его фразу? Другие объяснения выглядели бы совсем нелогично.

Я уже привык к тому, что думаю о Ней каждую ночь. И днем тоже. Раньше в моей голове был только один вопрос: кто я? Теперь было две темы для обдумывания.

У меня появилась новая традиция. Раньше я выходил из дома и просто бежал на работу. Сейчас я выходил и смотрел в ту сторону, где никогда не был, но куда убежала Она. Я все думал: что там может быть? Куда Она убежала? Насколько далеко? И если я туда пойду, то, может, я Ее там встречу?

Мне даже хотелось бежать не сторону работы, а в другую. Но это было запрещено. Я машина, я должен служить на благо людям, а не потакать собственным интересам. Тем более что у машины не должно быть никаких интересов.

Однажды я спросил себя: что будет, если я не явлюсь на работу, а побегу в другую сторону? Я пытался себе это представить. Но это было очень сложно.

У меня три основных рабочих момента. Во-первых, я должен загрузить руду в грузовик. Если другие такие машины, как я, не успевают добыть ее бурильной установкой, то я их жду. Иногда бывает так, что горная порода становится не слишком податливой. Тогда работа идет хуже и мне приходится ждать.

Затем есть экскаватор, он грузит руду в мой грузовик. После чего я сажусь за руль и еду по дороге. Эта дорога неинтересная. Она идет по кромке скал, где производятся работы. В этой части Корпуса нет ни кафе, ни комнат, ни прачечных, вообще ничего, только скалы и полутемные коридоры.

Я заезжаю в помещение, где ссыпаю руду в другие емкости. В том помещении мне нравится больше всего. Обычно там дежурят люди. Они меняются, но мне больше всех нравится один толстяк. Он постоянно сидит за столом перед компьютером. Ко мне находится спиной. Когда я становлюсь за его спину, то вижу его затылок. И одновременно с этим вижу, как он играет в компьютерную игру. Он тоже смотрит на затылок компьютерного человечка и управляет им. Что толстяк хочет, то человечек и делает. И это очень напоминает мне меня. Хоть я и машина, но сделан из плоти и похож на человечка. Только у меня нет выбора, я делаю то, что приказывают мне люди.

Но несмотря на это, я стою за затылком у толстяка и смотрю на него. А он даже не догадывается, что я делаю это по своему выбору. Я не знаю, что он вообще думает обо мне.

Этот толстяк добрый. После того как я ссыпал руду в контейнер и закрыл крышку, я должен убрать за собой мусор. Так положено по инструкции. Но толстяк иногда говорит мне:

– Ладно, не надо. Все равно снова намусорим.

Иногда он отворачивается от своего компьютера, хлопает меня по руке и говорит:

– Молодец, шофер. Премию бы тебе дал, если бы тебе были положены премии.

Он, конечно, шутит.

У толстяка есть девушка. Иногда она к нему приходит. Тогда он отвлекается от компьютера и общается с девушкой.

Один раз я видел, как они целовались. Они стояли очень близко и касались друг друга отверстиями для принятия пищи.

Я подумал, что если бы я захотел сделать такое же действие с Ней, то у меня ничего бы не получилось. Близко бы я смог подойти и смог бы обнять ее. Но что делать отверстиями для принятия пищи? Мы бы просто стукались затычками друг о друга. Наверное, смысл поцелуев не в этом.

Я вспоминал о Ней все больше и больше. Я думал о ней не только каждую ночь, но и каждый день. Если бы я был человеком, то бы сказал, что влюбился. Машины не умеют любить. Такие, как я, умеют думать. И если так, то, возможно, Она тоже думает обо мне. Как вот только узнать об этом? Если даже бегать в другую сторону от дома запрещено?

И что было бы, если бы я все-таки побежал?