Видя безвыходность своего положения, А. Гонсевский решил с помощью обмана внести раскол в ряды ополченцев. По его указу была изготовлена подложная грамота, якобы составленная П.П. Ляпуновым. В ней писалось о том, что городовым воеводам следует убивать всех казаков, оказавшихся в их городах. С помощью одного из пленных казаков она была доставлена в лагерь ополченцев.

Естественно, что казаков страшно возмутило содержание этой грамоты. Поэтому они приняли решение убить Ляпунова. Они созвали круг и потребовали, чтобы воевода пришел к ним. Но Прокопий сразу заподозрил недоброе и решил вообще уехать из подмосковного стана.

Узнав об отъезде Ляпунова, ополченцы бросились вслед за ним. Около Симонова монастыря они догнали его и уговорили вернуться. Казаки же продолжали бушевать. Утром 22 июля они послали к Прокопию Сильвестра Толстого и Юрия Потемкина, которым удалось уговорить воеводу выйти на казачий круг. Сопровождать его взялся Иван Ржевский.

Во время прений с казаками Ляпунов пытался оправдаться и доказать, что не писал грамоты в города с наказом убивать донцов, но его никто не захотел слушать. Заранее подученные атаманами казаки набросились на Прокопия и саблями зарубили его. Вместе с ним погиб и Иван Ржевский. После этого было разграблено все имущество рязанского воеводы и его сподвижников.

Самоуправство и жестокость казаков настолько возмутили городовых воевод, что многие из них со своими отрядами тут же покинули Подмосковный стан. Это были представители следующих городов: Кашина, Дмитрова, Ростова, Мурома, Владимира, Юрьева-Польского, Нижнего Новгорода, Пошехонья, Вологды, Галича, Архангельска, Костромы, Переславля, Брянска, Воронежа, Волхова, Звенигорода, Рязани. Естественно, что их уход ослабил силы ополченцев.

Правда, Д.Т. Трубецкой, желая восполнить потери, с помощью своих сторонников провел агитацию среди жителей юго-западных городов. В итоге в конце лета прибыли отряды из Алексина, Медыни, Белой, Дорогобужа, Козельска, Вязьмы и Боровска. Кроме того, после взятия поляками Смоленска жители из его окрестностей начали в массовом порядке отъезжать к Москве. По указанию руководителей ополчения их направили в Арзамас и Малоярославец.

Но в целом обстановка в лагере ополченцев была очень нездоровой. Трубецкой старался держаться в тени и не спорить с Заруцким и Просовецким, которые стали заправлять всеми делами. Об обстановке в подмосковном стане в это время дает представление «Сказание» Авраамия Палицына: «По неправедном же оном убиении Прокопиеве бысть во всем воиньстве мятеж велик и скорбь всем православным христианом. Врагом же поляком и русским изменником бысть радость велика. Казаки же начашя в воинсьстве велико насилие творити, по дорогам грабити и побивати дворян и детей боярских; потом же начашя и села и деревни грабити и крестьян мучити и побивати. И токоваго ради от них утеснениа мнози разыдошяся ис-под царьствующаго града. Литовский же гетман Сапега, тогда стоя под градом Переславлем-Залесским, слыша о убиении Прокопиеве и нестроение велико усмотрив в воинстве православных, и прииде вскоре на помощь поляком со множеством воинства и запасы. И от Олексеевской башни и до Твеских ворот Болыпово Белово города взяли и в Замосковье острошки все высекли и запасы в город привезли… И тем стали литовсеие люди силны». (Сказание Авраамия Палицына. Указ. изд. Стб. 309.)

Уже в августе 1611 г. И. Заруцкий начал усиленно агитировать за то, чтобы ополченцы признали будущим царем сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек Ивана, которого в народе прозвали Воренком. Узнав об этом, патриарх Гермоген решил сделать все возможное, чтобы эти планы не реализовались. Во время церковной службы он публично проклял ставленника казаков и стал рассылать грамоты по всем городам о том, чтобы «отнюдь на царство проклятого Маринки паньина сына не благословляли… что отнюдь Маринкин на царство не надобен, проклят от святаго собора и от нас». Кроме того, патриарх просил жителей городов написать «казацкому войску», так он стал называть ополченцев после убийства Ляпунова, чтобы те отстали от Воренка, «уняли грабежи, корчму, имели чистоту душевную и промышляли б, как реклись, души свои положити за пречистый дом и за чудотворцев, и за веру».