Наконец распогодилось и потеплело. Природа сменила гнев на милость, а небосвод – тяжкий свинец на эфирную лазурь. Ориентируясь на еле заметный дымок на горизонте, мы медленно брели по дороге, выглядывая вдоль ее обочины какой-нибудь водоем побольше и почище лужи: грязь засохла и потрескалась, при каждом шаге осыпаясь с одежды, коя просто вопияла о нашем бедственном положении. В таком виде нас не пустят ни в одно поселение, а если и откроют ворота, то только для того, чтобы навалять по немытым шеям и отобрать последние деньги.
Наше терпение было вознаграждено: в просвете придорожных кустов блеснул небольшой пруд. Его воды гордо бороздила пара упитанных, явно не диких уток. Все указывало на то, что до поселения осталось меньше мили. Хорошо бы еще, городок этот назывался как-нибудь обнадеживающе. Вот, например, Моск – не название, песня. По крайней мере, для нашего слуха…
– Вроде у меня что-то пожрать в сумке было. – Птицы лениво отплыли к противоположному берегу, выбрались на сушу и столь же неторопливо поковыляли прочь, провожаемые нашими голодными взорами. – Сейчас гляну.
– Глянь, – сглотнув слюну, охотно согласилась подруга.
Я скинула с плеч сумку и вслепую начала рыться внутри, еще некоторое время не в силах отвести взгляда от тех кустов, за которыми скрылись птицы. Затем вспомнила, где мы находимся, и нервно обернулась на дорогу. Она пустовала, но это еще не означало, что в ближайшее время все так и останется.
Осторожнее надо быть, а не ворон считать. Или уток…
Мой взор притянула вяло хлюпающаяся на мелководье Эона.
– Пока никого нет, ты бы спину оголила, что ли…
– Это еще зачем? – По-моему, после всего вместе пережитого смотреть на меня с такой подозрительностью – просто верх неприличия!
«Как правило, подозрительность обусловливается недостаточностью полученной информации». Как всегда, прав, хотя и зануден.
«От зануды слышу!»
Решив, что пререкания с внутренним голосом в этот и так насыщенный безумствами день – уже сверх отмеренного человеческому рассудку, я кротко разъяснила Эоне высказанную ранее просьбу:
– Карту посмотрю.
Светловолосая мученически вздохнула и, последний раз плеснув в лицо пригоршню воды, поднялась с колен. На ходу терзая шнуровку платья, девушка поплелась ко мне. К тому моменту, когда она до меня все-таки дошла, корсаж был затянут на такое количество узлов, на какое только позволяла длина свободно болтающихся завязок.
Я возвела очи к небу, позавидовала его просветленности и отобрала у Эоны узловатые концы шнура. Сотворенное подругой безобразие распутывалось долго и нудно – усталые пальцы слушались еле-еле.
– Рель, ты там скоро?
– Аааооааыу, – промычала я, уже практически догрызая последний, самый стойкий узел.
– Что?
– Как только, так сразу. – Веревка наконец-то поддалась моим зубам и настойчивости. – Поворачивайся давай. Буду сейчас ориентироваться на местности.
– Что?
– Карту посмотрю. – Вновь кроткая улыбка осветила мое лицо.
То ли состроенной гримасе недоставало кротости, то ли еще чего, но спину для осмотра Эона предоставила мне с большой неохотой. Рисунок на молочно-белой коже выцвел и потерял четкость, однако вполне еще поддавался чтению.
Начало Дрюссельского тракта в Заячьем Перекрестье осталось за пределами карты. Отображенный здесь огрызок от большака, минуя достопамятный Хмел, огибая по широкой дуге поместье Лешеро и россыпь усадеб поменьше, заканчивался в городе, которому был обязан своим названием. Через притаившийся между девичьими лопатками Дрюсс также проходил второй по величине тракт Рианы – Южный. Извилистой диагональю он спускался к родимому пятну в самом низу поясницы, где рукой Кирины была выведена размашистая «У» – то бишь Умузбулар. Крупный город, стоящий на пересечении трех торговых путей: двух наземных и одного водного. Как раз ровно на полпути между Дрюссом и Умузбуларом находился искомый нами Моск. От этого городишки до изгибающейся змеей границы, а значит, и Хокпектов – было уже совсем рукой подать.
Мой взгляд опять с надеждой обратился к дымку, поднимающемуся в небо за реденьким перелеском на горизонте.
«Кстати, о змеях, что там шипит позади кустов?» Мамочки… это же… это Верьян!
Догнал.
Я, разумеется, предполагала, что охотник за головами неминуемо появится, но чтобы так скоро да все еще в перекинутом виде…
Шелестение нарастало – и мне вдруг некстати подумалось, что именно так мог бы звучать шорох стремительно убывающего песка в часах человеческого бытия. Откликаясь на шипяще-свистящий звук, браслет на левом предплечье моментально нагрелся, а с сердцем стало твориться нечто странное. Оно подпрыгнуло к горлу, с этой высоты ухнуло в пятки, брошенным с силой мячиком срикошетило в живот и тревожно там заметалось.
В панике я навалилась всей массой на собирающуюся повернуться ко мне лицом Эону. Та испуганно ойкнула и, не удержавшись на ногах, растянулась в траве.
– Не шевелись, пожалуйста, – повторяла я как заведенная, прижимая к земле брыкающуюся и мычащую что-то невразумительное, но громкое Эону, одновременно пытаясь не упустить из виду длинную, худую фигуру с непокрытой головой. Издалека и против света очертания шевелящихся змей можно было принять за развевающуюся на ветру гриву волос, да только почти полное безветрие и зловещее шуршание не давали обмануться даже самым легковерным.
Горгон. «Горгонус сфенос», – как дотошно уточнила бы любимая ученица аалоны Рениты Тила. Отличительные черты: волосы-змеи, кровь-яд и взгляд-парализатор.
«Неплохой наборчик, тебе не кажется?» Не кажется. Очень жаль, что в то же время мне не кажется и этот полумифический нелюдь… эх!
И тогда, в подвале, мне тоже не привиделось с испугу. Хорошо бы, еще пораньше было вспомнить, что, как правило, начальная стадия межвидовой трансформации в первую очередь затрагивает органы зрения и осязания, а также увеличивает растяжимость и прочность кожных покровов. Да после, как следует поразмыслив, проанализировать странности в поведении наемника и принять соответствующие меры. К примеру, сварить обращающее зелье или запастись змеец-травой, кою всячески рекомендует коллектив авторов пухлого старинного трактата «Лекарственные сборы, противоядия и прочия вернейшия снадобия супротив гадов ползучих, ядовитых весьма или некрепко».
«Думать вообще полезно. Хотя бы изредка». А если делать это почаще и понастойчивее – результаты умственного труда уж точно приятно удивят.
Вот если хорошенько порыться в памяти, мысленно обратившись к справочнику «Всеобщий классификатор магических существ», то можно еще вспомнить, что горгоны бывают исключительно женского пола [О способе размножения «горгонус сфенос» существует несколько равновозможных гипотез. На их основе были написаны: два трактата, глава во «Всеобщем классификаторе» и одна книжечка весьма фривольного содержания.]. В отличие от маячившего у меня перед глазами наглядного пособия и опытного образца в Верьяновом лице.
«Мутация?» Возможно. Однако меры предосторожности в любом случае принять не помешает…
«Какое у нас там кодовое слово? „Мессия в опасности“?» Тьфу на тебя.
Творимому заклинанию катастрофически не хватало мощности, а ходившее ходуном подо мной тело мешало сосредоточиться и прямо-таки напрашивалось на успокаивающий удар по голове. Просмотра базовых уровней реальности при таком расходе энергии и степени концентрации не добиться. Впрочем, этого и не требовалось – лишь бы худо-бедно защищало от парализующего взгляда горгона.
Глаза защипало, а кончики пальцев заледенели до бесчувствия – отток Силы отразился на общем самочувствии почти моментально. Я сморгнула набежавшие слезы, привыкая к активированному впопыхах магическому зрению.
Окружающие меня предметы и существа обзавелись расплывчатыми ореолами – туманным намеком на ауру. Выглядело это так, точно неведомый вездесущий художник обмакнул кисть в воду и забавы ради слегка размыл контуры только что нарисованных фигур. Среди расцветок преобладали серые – от мышастого до маренго [Черный с серым отливом.]. Реже встречались ауры других цветов: например, нежно-голубая – у дрыгающей ногами Эоны – или болотно-зеленый в болезненных желтых разводах ореол вокруг напряженно застывшего Верьяна.
Не удержавшись от соблазна, затаив дыхание, я покосилась на собственные руки и разочарованно выдохнула. Серость. На первый взгляд беспросветная и безнадежная. Глухая. Однако стоило всмотреться пристальней – медленно проступали фиолетовый, темно-синий… Секунда-другая – и вот вся цветовая палитра плещется в сером туманном море, изредка вздымая над волнами взлохмаченный радужный хвост…
Взбрыкнувшая подруга оторвала меня от созерцания. И очень вовремя. Поняв, что его наконец заметили, наемник сократил расстояние между нами до десяти шагов – двигался он резкими, стремительными бросками, но не по прямой, а как бы чуть в сторону – и встал напротив.
Длинный, гибкий, точно хлыст. Смертельный. Верьянову кожу покрывала отливающая зеленой медью чешуя в шрамах желтых и черных разводов. Шипя друг на друга и на окружающих, змеи-волосы свивались в косы, ласково оплетали его широкие плечи. Пересилив страх и понадеявшись на действенность заклинания, я посмотрела в лицо нахальному исключению из магических правил и сразу же наткнулась на жуткий немигающий взгляд желтых с вертикальным зрачком глаз. Терпкий с кислинкой мускуса запах был почти непереносимым, удушающим. Мне стало не хватать воздуха, и внезапно захотелось с диким воем ринуться прочь отсюда. Все равно куда, хоть к Имперской страже под крылышко, лишь бы подальше от Верьяна.
Да только от него, как от совести, не убежать…
Предательски воспользовавшись моим остолбенелым состоянием, подруга чуть меня не сбросила. Прошипев «не смотри, идиотка!» не хуже Верьяновых змеюк, я впечатала Эону в землю.
– Больно же! – полузадушенно пискнула светловолосая.
– А ты не дергайся – и больно не будет! – огрызнулась я.
– З-сдрас-с-ствуй, крас-савис-с-ца, – каждое слово, сказанное Верьяном с протяжным посвистом, точно всплывало из пучин змеиного шипения.
Прижатая к земле Эона, услышав знакомый, хотя и сильно искаженный голос, снова дернулась, и я поняла, что не смогу одновременно держать подругу и уделять должное внимание наемнику. Моя рука взметнулась и резким, сильным тычком нашла обездвиживающую точку на девичьем затылке – светловолосая обмякла. Решив, что разговаривать стоя намного удобнее, я медленно поднялась с колен, не сводя с Верьяна настороженного взгляда.
Вот любопытно, почему считается, что на территории Великой Империи горгоны (не без дружного, на удивление, содействия Гильдии и Храма) давно вымерли? Если доверять официальным источникам, стряслось это радостное событие еще до второго пришествия. Изучение горгон даже не включено в обязательную программу подготовки Академии, не говоря уже об обучении алоний. Для сестер Ордена святого Конхола на первом месте всегда находится практика, в то время как теория дается в сильно ужатом, можно сказать, адаптированном виде. Это только в залетных Избранных пихают все подряд.
– Меш-ш-шок с-ссюда. – Чудовище, некогда бывшее нашим попутчиком, повелительно указало на место перед собой. – Он мне нуж-ш-шен.
«Зачем ему мешок, стесняюсь спросить?» Ты постесняешься, как же! Впрочем, мне совсем не трудно ответить…
Несвоевременная принудительная смена ипостаси без должной подготовки не насморк, сама не проходит. Например, низшим оборотням достаточно убийства существа с аурой большей, чем у них. Тварям рангом повыше – и условие позаковыристей, хмарным демонам на зависть. Вот как-то на обзорной лекции по оборотням аалона Ренита рассказывала историю Эверского Перевертыша…
Наставнице быстро надоедает мерить шагами класс. Она аккуратно и, можно даже сказать, не без изящества умещает свое большое, объемное тело за преподавательским столом.
– Поживший-то был оборотень, – этот красивый напевный голос хочется слушать и слушать часами, – осторожный: не один год гильдейские сыскари по его следу шли. Кровавому следу, дорогие мои, весьма кровавому. И нашли, разумеется. Рано или поздно всех находят. Да оборотень вывернулся, зверем ушел… Запомните, девочки: перевертыши дуреют, больше суток задержавшись в звериной ипостаси. – Ренита как-то незаметно сбивается с былинного тона на менторский. – Дичают. Поиск жертвы становится неосознанным, но обязательным условием. Оборотень успел три деревни вырезать, пока в Гильдии сообразили, что его интересуют непорочные рыжеволосые девицы, рожденные в полнолуние, и не изладили неподалеку от Эвера ловушку с живой приманкой. Что ты хотела спросить, Тила? Изловили ли? Поймали, разумеется. Рано или поздно всех ловят, дорогие мои. Рано или поздно…
«А нашему что, и мешка довольно?» Как смешно.
В Верьяновом мешке находится либо вышеупомянутое оборачивающее зелье, либо артефакт равнозначной Силы. Скорее всего, последнее – не зря же Верьян постарался первым делом избавиться от вещей. Находясь поблизости, артефакт сдержал бы процесс перекидывания или сделал его более болезненным. Хотя куда уж больше…
Вздрогнув, я посмотрела на горгона, терпеливо дожидавшегося моего ответа. К сожалению, мне было нечем его порадовать.
– Я… – Голос повиновался мне не сразу. – Я потеряла его. То есть он остался там… на дороге.
Его глаза полыхнули злым желтым огнем и сузились.
– Тебя предупреж-ш-шдали?
По-умному предупреждать надо, а не абы как.
Гад. Скользкий. Ползучий. Ядовитый.
«Отвела душу?» Как тут выпустить пар, если в случае с Верьяном ругательства становятся всего лишь констатацией факта?
– Да. – Я с трудом сглотнула.
«Почему бы не вернуться и не поискать?» Не думаю, что это поможет. Артефакт отторгает нынешнюю ипостась Верьяна, вполне вероятно, он настроен на его человеческую сущность.
– З-с-сначит, ж-шерт-тва. – Сказано еле слышно и как-то очень устало. Не вопрос, озвучивание очевидного.
Взгляд наемника потяжелел. Медленно раздавался вширь волос зрачка, расколовший надвое фосфоресцирующую шафрановую радужку. Стремился стать кругом – водоворотом, затягивающим человеческую волю. Горгон шагнул мне навстречу, а пятнистые змейки, извиваясь с тихим шорохом, подались по направлению к Эоне.
– Нет. – Твердо и без надежды на уступку. Стремительно выскользнувшая из ножен Неотразимая предупреждающе рассекла воздух перед сплюснутыми головками. Змеи отпрянули и разгневанно ощерились.
Дурачков на главной площади горгоновскими фокусами зачаровывай, а не алонию, пускай и недоучившуюся!
Нелюдь озадаченно замер, и спустя пару мгновений в его руках запорхали парные кинжалы. Однако движениям до странности не хватало обычной хамоватой уверенности, завершенности.
– Желаеш-ш-шь с-с-сраз-с-ситьс-с-ся? – Верьян как будто находился в состоянии противоестественной для него нерешительности.
Ага. Так жажду, что вот прямо бегу и падаю! В открытой схватке один на один мне с Верьяном и в нормальном состоянии справиться не удавалось, а уж в перекинутом – нечего и мечтать.
Я оптимистка, а не дура. Существенная разница, не так ли?
«В твоем случае эти определения нередко являются синонимами». Зануда.
Где не помог страх, решающую роль сыграл гнев – вся так тщательно сберегаемая эти дни Сила устремилась к точке сосредоточения. Приток энергии и ее концентрация благотворно сказались на зоркости магического зрения: абрисы человеческих аур проступили четче, а их цвета стали насыщеннее и определеннее – без размытых переходов. Материальный мир словно отступил в тень, предоставив ярко освещенную сцену межмирью. Оно – тончайшая прослойка между мирами – еще не грань, но уже их защита. Межмирье невозможно описать, как невозможно рассказать о каждом из миллиона оттенков серого этого удивительного места. Хотя бы немного увеличить мощность, и можно было бы увидеть даже всецветный перламутр межмировой Перемычки. Барьер, который мне не преодолеть. Пока не преодолеть…
Внезапно мое внимание привлекла Неотразимая, сияющая почти нестерпимо зеленым, в то время как все прочие предметы – трава, деревья, небо, солнце… – слилось в невнятную серую массу. То, что оружие у меня непростое, – было понятно сразу, а вот факт наличия у Неотразимой ауры, присущей лишь живым существам, стал для меня открытием.
Вот интересно…
«Может, лучше оставить этот интерес на потом, а вот прямо сейчас разобраться с теряющим терпение горгоном?» Пожалуй.
Покрепче ухватившись за рукоять Неотразимой одной рукой, тем самым освободив левую для пассов, я переступила через уткнувшуюся в землю Эону – неподвижную фигуру в ярко-голубом ореоле ауры. Встав напротив замершего, подобно змее перед броском, Верьяна, я начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. Мое низкое, утробное пение рябью пробежалось по серому, вязкому пространству, затухая вдалеке и сигналя знающему о творимой волшбе.
Сейчас уже не до конспирации.
Я не собиралась изображать из себя великую заклинательницу аспидов – вопреки расхожему мнению, змеи почти не слышат звуков, и соответственно музыкой гадов не зачаровать. Однако это же и означало, что горгон не сможет противостоять Песенной магии – нельзя одолеть то, чего не знаешь и не понимаешь.
Использовав меч как основу для заклинания Хлыста, я стеганула им воздух в направлении Верьяна, намереваясь отбросить противника, а при благоприятном стечении обстоятельств – так и сознания лишить.
Как показала практика, условия оказались настолько далеки от подходящих, насколько вообще было возможно: наемник не спеша отступил на один шаг, а между нами ярко вспыхнула белая крученая нить чужой Силы. Мою правую руку с резкой болью почти вывернуло из плечевого сустава. Кисть разжалась, роняя тускнеющий меч.
…Усталость. Холод. Вонь гари. Обезглавленное тело астахи. Следы копоти на потрепанной одежде.
«Я, Веарьян Илиш… обязуюсь…»
Вспышка яркого света в правой ладони наемника. Яркого.
«Договор теряет Силу в…»
Наше крепкое рукопожатие гасит свечение…
Песенная магия, змеи, заклинатели…
Тьфу, дурища!
Как можно было упустить из виду существование скрепленного гильдейской резолюцией охранного контракта?! Хотя и немудрено. Где уж тут упомнить, когда некоторые длинноносые личности весьма недобросовестно выполняют свои должностные обязанности.
«Лиши охранника квартальной премии». Обязательно, вот только расчетную ведомость отыщу.
Шутки шутками, но если бы не контракт – Верьян бы меня уже в тоненькую лапшу покрошил. А так вон только нервно кругами ходит и ближе чем на десять шагов не приближается… Подождите, подождите… Отношения работника и работодателя – процесс обоюдоострый. И не только в переносном смысле.
Превозмогая боль в плече (Хмарь и все ее демоны, похоже, оно все-таки вывихнуто!), я обеими руками ухватилась за скользкую силовую нить, присосавшуюся ко мне чуть повыше правого запястья. Вопреки опасениям сгусток энергии не обжигал, а, наоборот, неприятно холодил кожу и норовил выскользнуть из пальцев.
Любопытно, куда крепится наша замечательная ниточка у Верьяна?
Сейчас проверим.
Парочка несильных рывков показала, что энергетический жгут прикреплен к чему-то довольно увесистому.
– С-с-с-с-стой. – Горгон неожиданно попятился.
Я лишь крепче стиснула задергавшуюся нить и потянула ее на себя – по ощущениям, будто тащишь из пораженного недугом тела живого червяка и боишься его порвать.
А если…
– Не кас-с-ссайс-с-ся! – Наемник с трудом двигался в обратном от меня направлении. Тоненькие змейки уже не шипели, а беспомощно свистели.
«Я нежно. Можно сказать, любя…» – злорадно подумала я и дернула за нить.
Сильно дернула. До почти непереносимой боли в плече и брызнувших слез. Используя силовой жгут, я выворачивала наизнанку двуликую сущность корчившегося в судорогах начавшейся трансформации Верьяна. Его беззвучные крики врезались в уши, а перекидывание качало из меня необходимую ему Силу через связующую нить. Она разбухла и пульсировала, впиваясь в сотрясающееся длинное тело.
Сущность перевертышей похожа на одежду, у которой обе стороны являются лицевыми. К примеру, носишь симпатичную красную курточку, носишь, а она возьми и замарайся. Никаких проблем. Выворачиваешь вещичку на изнаночную сторону – вот у тебя уже новая зеленая ветровка. Носи, пока не надоест. Или пока до стирки дело не дойдет. Так и с оборотнями – когда возникает необходимость, их безжалостно выворачивает к миру другой стороной.
Верьяна крючило и корежило. Сухо потрескивала сходившая с кожи чешуя. Змеи раздувались, словно их накачивали изнутри воздухом, и лопались с громко-влажным, омерзительным чпоком. Среди их ошметков и потеков зеленой, тягучей слизи уже можно было разглядеть прежние косички…
Меня скрутило и бросило на колени.
Ничего страшного. Всего лишь стошнило.
Темнота до звездочек в глазах.
Туда. Обратно. Снова туда. Главное не останавливаться.
С ожесточением я пилила натянутую вибрирующую нить Силы, не рискуя ни приблизиться к затихшему телу наемника, ни растормошить Эону. Неотразимая жалобно стонала в дрожащих от слабости руках.
От кукловодов прямо отбоя нет! Так и норовит меня всякий за ниточки подергать, почувствовать себя в роли вершителя судеб.
Туда. Обратно. Не останавливаться. Туда. Обратно. Снова туда.
«Пилите, Шура, пилите».