Подготовка к свадьбе занимает все мое время. Морис ходит со мной по магазинам и терпеливо, с философским спокойствием ждет, пока перемерю все туфли в поисках идеальных, переворошу кучи нижнего белья и за чашкой кофе перескажу обо всех приготовлениях да составлю список гостей. Кто бы еще на его месте выдержал такое! С удивлением выясняю, что на свадьбу ожидается прибытие самого Магистра, да еще в качестве посаженного отца! А также нас почтут вниманием целых пятнадцать Мастеров. Воистину сенсация! Хорошо, что я умею держать язык за зубами! С моими друзьями все ясно, а вот увидеть собственными глазами всю, так сказать, вампирскую элиту – это уже кое-что! Я оживлена до предела, чего не скажешь о моем женихе. Выдержка, конечно, вещь хорошая, но хотя бы накануне нашей свадьбы можно проявить пусть слабые, но эмоции! Глаза Мориса блеснули. Слышит! Когда-нибудь я научусь думать тихо? Нет, я холерик, человек жизнерадостный и энергичный. А с другой стороны, даже хорошо, когда твой спутник жизни – более уравновешенная личность. Ну вот, я уже начинаю поддаваться наставлениям Мастера и вместо привычного «человек» называть его личностью. Все же лучше, чем то, как классифицируется вампир в заурядной литературе: недочеловек, нежить, а хуже того – живой мертвец. Фу, какая пошлость! Морис, ну хоть улыбнись! На долю секунды его губы растянулись, обнажив острый клычок. Несносный! Оглядываюсь по сторонам, надеюсь, кроме меня, никто не заметил. Почему ты все время молчишь? Ах, слушаешь меня? Телепат чертов! Мелодичный тихий смех застал меня врасплох.

– Я люблю тебя!

Мое сердце неистово шарахнулось, и горячая волна прокатилась по всему телу. Нестерпимо захотелось вскочить на стол и закричать на весь мир: Морис Балантен, Мастер вампиров, меня любит! Конечно, не стоит, я знаю. Это ты сказал или я услышала и твои мысли тоже? В бесконтрольном порыве нежности глажу его руку, сначала холодную, но под напором моего жара теплеющую, оживающую. И глаза начинают блестеть, загораясь внутренним светом, огнем любви, страсти!

– Я тоже тебя люблю! – не выдерживаю я и, перегнувшись через стол, целую его в губы. Мне все равно, что подумают окружающие…

Еще один счастливый день прошел. Почему так быстро бежит время? Уже сегодня приедут родители, завтра Долли, а послезавтра – наша свадьба. Мой уютный домик уже выставлен на продажу. Жаль, конечно, я уже начала привыкать к его светлым просторным комнатам. Разумеется, решено перебраться в «замок Синей Бороды». В Дак-Сити Морис позволил приехать нам с Реем лишь на пару дней, не более, терпеливо пояснив, что это не просто город, а что-то вроде исправительной тюрьмы для вампиров, и живым там не место. Да-да, я помню, так думала и миссис Балантен, но к ее решению ОБРАТИТЬСЯ я не приду никогда. Будем жить в Лос-Анджелесе или… хорошая мысль!.. надо же, они все еще посещают меня! – в Сент-Джонсе. Всё поближе к Морису, и видеться будем чаще. С одной стороны, Морис прав, но как все объяснить сыну? А впрочем, проще некуда: в городе совсем нет детей и малышу даже не с кем будет поиграть. Братья Гривз не в счет. Ладно, как там говаривала Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». Где Рей, нам пора в аэропорт?

Во второй половине дня разбирали с Морисом подарки. Три чайных сервиза, один столовый, теперь, по крайней мере, у моего вампира будет посуда в Дак-Сити. Два роскошных халата – один темно-зеленый, другой салатный. Хрусталь, мельхиор… Китайский фарфор! Вот это да! Этой огромной напольной вазе, что с меня ростом, чуть ли не три сотни лет! Явно подарок не моих гостей. А здесь что? Скульптура… Древняя Греция, ни дать ни взять. Картина – бытовая сценка на фоне красочного пейзажа. Не удивлюсь, если это – Гелдерили Брейгель, а может быть, – Бассано. Пара позолоченных подсвечников… Коллекция старого, очень старого вина, я даже замурлыкала, предвкушая дегустацию… Ну и ну! Только не говорите мне, что в этом огромном дощатом ящике гроб. Размерчик вполне подходящий. Только гроба мне и не хватало в качестве подарка! Или у вампиров так принято? Отвратительно! Осторожно приподнимаю верхнюю крышку… Ковер! Ворс сантиметров десять, не меньше. Гленда, твое воображение частенько играет с тобой скверные шутки. Морис смотрит на меня с загадочной улыбкой, а изредка посмеивается краешком губ. Можно только догадываться, что получать и разбирать подарки не его любимое занятие, – он предпочитает их делать, я уже успела заметить. Зато как мне это нравится! Что там у нас еще?..

Вот он – долгожданный день! Венчание в три часа пополудни. У меня еще куча времени. Выгляжу отвратительно. Пол ночи провертелась, промаялась. Сначала, правда, болтали с Долли, а потом было ну никак не уснуть. Так, холодный душ, чашка крепкого кофе, главное, больше не думать о предстоящем событии. Волнуюсь, как девочка-подросток перед экзаменом. Ну, конечно, вот так всегда, в минуты напряжения на меня нападает жор. Это уже какая булочка с джемом? Мама улыбается, глядя на меня, папа хмурится притворно, Долли, закусив губу, пытается не рассмеяться. Один Рей болтает без умолку. Все понимают мое состояние. Особенно папа с мамой. Это очень серьезный шаг в моей жизни. Я имею в виду не просто замужество, а венчание с Мастером.

Вспомнился его взгляд: внимательный, острый, жгуче-острый, проникновенный, полный любви. Лишь на какие-то доли мгновений мне удается уловить его, заглянуть в самую глубину, и тут же начинает кружиться голова. В такие секунды я забываю, что делать этого категорически нельзя, но Морис помнит всегда и не позволяет насладиться такой самой драгоценной для человека возможностью – окунуться взглядом в глаза любимого. Стало грустно, но не настолько, что все остальные переживания сошли на «нет». Теперь я в порядке!

Светлое шелковое платье цвета зимнего неба и длинная белоснежная брюссельских кружев накидка, книзу плавно переходящая в шлейф. Ожерелье и сережки, подаренные Морисом, с моим нарядом смотрятся великолепно. Вот и парикмахер. С моими волосами не так-то легко справиться. Сколько времени? Уже половина второго! Последний штрих – веночек из живых цветов. Я готова! Гленда, у тебя никак ноги дрожат? Боже, до чего Долли уморительно смотрится в розовом платье подружки невесты! Машина уже ждет. Рей в бархатном костюмчике под старину, рубашечка с жабо, белые гольфики, пока еще чистые, туфли с большими пряжками. Ангелочек! Мамочка – просто красавица! А папа как шикарно выглядит в новом смокинге!

У дверей церкви, ничего другого я и не ожидала, – Сах. Достаточно одного его взгляда, чтобы усмирить назойливых журналистов. Еще бы, сама Гленда-Сьюин О'Коннол выходит замуж! Твоих рук дело, Долли? Церемония вот-вот начнется. Я не опоздала? Все уже ждут. Родители с Реем и подруга заняли свои места. Последнее «прости», заиграла музыка, и я иду по проходу к алтарю. Пятьдесят пар глаз смотрят на меня, не считая зевак, каким-то образом все же прорвавшихся мимо Саха в церковь. Неважно охраняешь, гладиатор! Или тебя подкупили стаканчиком свежей крови? Мои друзья по университету… вампир, еще один… Мой адвокат, Рене – художник… Какая красивая девушка! Неужели она тоже Мастер? Совсем молоденькая, на вид лет двадцать, не больше. А на самом деле – двести, триста? Ого, сам мистер Хейвуд, президент издательской компании! Приятный сюрприз. Морис… Сногсшибательно! У меня самый красивый жених в мире. Завидуйте все! Безукоризненный черный фрак, белоснежная рубашка, белее белого, даже бледное лицо на ее фоне уже не кажется таким алебастровым, в глазах молнии, но лицо серьезное, непроницаемое. Волнуется. Не увидела, скорее почувствовала. Букетик сжала так, что лепестки посыпались на пол. Подхожу и вкладываю свою дрожащую руку в его протянутую ладонь. Мой любимый вампир улыбается мне, пусть лишь краем губ, но улыбается. Зато священник за его спиной сияет, как позолоченное блюдо. Дурень, знал бы ты, кого тебе сейчас придется обвенчать!

Я не услышала, лишь ощутила, и не шорох, а как будто сам воздух заколебался. Пальцы Мориса дернулись. У боковой двери даже не появился, а возник ниоткуда господин лет шестидесяти, во фраке, изящная трость в руке с набалдашником из кроваво-красного рубина размером не меньше голубиного яйца. Все вампиры одновременно встали, почтительно склонив головы. Морис не был исключением. Это и есть Магистр? Среднего роста, худощавый, но крепкий, спина идеально прямая, волосы с густой сединой, жесты плавные, но уверенные, мягкая кошачья поступь. Одного движения ресниц достаточно, чтобы застывшие в приветствии опустились на свои места. А Магистр тем временем уже садится рядом с родителями. Голос у него вкрадчивый, мягкий, с заметным классическим английским акцентом:

– Простите меня, я задержался.

И ничего подобного! Я уверена – все просчитано заранее. Магистр посмотрел на меня, и его тонкие губы нежно улыбнулись. А глаза у него вовсе не желтые, как говорил Морис, а темно-карие, ласковые, со смешинками в уголках. Совсем он даже не страшный, и, если бы не бледность, выдающая в нем вампира, человек как человек, хотя, конечно, многовековая стать в нем сказывается. Импозантный старик! Нет, это определение ему не подходит, на таких на улице оборачиваются.

Церемония началась. Ну, конечно, это же моя свадьба!

Почему мне так смешно смотреть на священника? Наверное потому, что во время одной из произносимых им фраз Морис издал звук, который очень уж походил на сдавленный смешок.

Балантен, что ты там прячешь под опущенными ресницами? Нет, я не хочу, чтобы ты открывал глаза! Ничего – черная бездна. Спасибо, что ты все не испортил до конца. Обычно невесты плачут на собственной свадьбе. Может, и мне всплакнуть? Гленда, будь серьезнее. Не могу! Этот мальчик – свидетель жениха – тоже стоит, опустив глаза, но на лице нет ни тени насмешки. А с чего, скажите на милость, такое смирение? Он выглядит моложе Мориса, этот белокурый пожиратель женских сердец. А что там Долли? Ой, да ее глаза полны слез. Все правильно. Вы, мистер и миссис Балантен, не превращайте собственную свадьбу в балаган! И Морис, и его дружок разом издают звук, очень уж похожий на гадкое: «Хм-м!». На мои мысли или на речь священника? А ведь он говорит мудрые слова: «В болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит вас». Смерть нас соединила. Иначе я никогда бы не встретила Мориса, он уже лет восемьдесят как минимум покоился бы на семейном кладбище. Кажется, теперь я действительно плачу. Согласна ли я взять себе в мужья?.. Да!!! Морис целует мне ладонь и надевает на палец… россыпь бриллиантов. Сейчас у меня слезы брызнут фонтаном. Мой Мастер вытирает их легким прикосновением ледяных пальцев, как хорошо, что руки у него холодные. А губы горячие, влажные… У него на меня текут слюнки! Вот так-то лучше, взбодрись, Гленда!

Заплаканная мама, папа тоже расчувствовался, Рей скачет на одной ноге, как послушный мальчик, терпеливо просидел между дедушкой и бабушкой. Осторожный поцелуй Магистра в щеку. Долли, прекрати меня слюнявить! Белокурого обольстителя зовут Иоахимм Бевеши. Понятно. Поздравления, умиления, восторги! Морис подхватил расшалившегося Рея на руки, тот вцепился в него и обслюнявил, как меня Долли. И все-таки Магистр мне нравится. А почему никто из Мастеров не подходит к нему ближе чем на метр? Соблюдают дистанцию? Только Морис устоял на месте, хоть дернулся было, когда Магистр обнял его. Совсем по-человечески, как отец сына, как мой папа.

Рей на одной руке, другой Морис поднял меня и продвигается к машине, белому лимузину, украшенному экзотическими цветами. Как же сказочно они благоухают!

Еще одна неотъемлемая церемония. Кидаю за спину букет, он попадает точно в руки девушке-Мастеру. Смертные восторженно хлопают, бессмертные потешаются. Ну, теперь в машину, и домой.

Рей уже удобно расположился и пьет сок прямо из коробочки с трубочкой. Что это еще за громыхание? Консервные банки! Целая вереница! Похоже, мои друзья собрали их со всех помоек Лос-Анджелеса. Морис морщится, для его тонкого слуха, способного уловить движение муравья в траве, этот звук должен быть подобен колокольному набату в самое ухо. Зато Рей чуть не визжит от радости. Мои любимые, мои дорогие, мои ненаглядные!

По знакомой аллее подъезжаем к особняку. Сах уже здесь. Когда он успел добраться? Обе створки тяжелой двери распахнуты настежь. Гигант встречает нас улыбкой, если можно назвать улыбкой клыкастый оскал. Жуть невозможная! Рей уже несется к нему. О нет! Морис берет меня за руку, успокаивающе обнимает за плечо. А Реймонд с разбегу врезается в бывшего гладиатора и начинает карабкаться на него, словно штурмом берет неприступную крепостную стену.

– Покажи, покажи! – кряхтит он. Сах стоит не шелохнувшись, но я откуда-то знаю, что в любой момент, если понадобится, подстрахует. – Вот это зубищи, как у тигра в зоопарке! Покажи, Сах!

И громила снова улыбается. Малыш стонет от удовольствия.

– Дорогой, у него хватит выдержки?

– Хватит.

Морис перехватывает сына и заносит его, извивающегося и хохочущего, через порог, на ходу объясняя, что ему, то есть нам всем, как гостеприимным хозяевам положено встречать гостей, которые сейчас начнут съезжаться на торжество. Новая игра, и Рей немедленно включается.

Подъехала первая машина. Это папа, мама и Магистр. Мы стоим в свете факелов в проеме двери. Первыми подходят мои родители, сразу за ними тот, кого я представляла совсем иначе, во всяком случае, не столь обаятельным пожилым джентльменом. Лорд Артур Соммерсби? Кто бы сомневался в его принадлежности к английской аристократии! Магистр целует мне руку с возвышенной изысканностью и, мило улыбаясь Рею, жмет его маленькую ладошку. Мой Мастер стоит, склонив голову, как в церкви.

– Я – Реймонд О'Кон… нет, Рей Балантен! – кричит мое сокровище, словно опасаясь, что его не услышат.

Папа с мамой целуют меня, внука, зятя. Все происходит очень быстро. Я не ослышалась? Мой собственный голос произносит: «Я разрешаю вам пройти в мой дом?» Родители определенно не услышали, иначе я заметила бы. Сказала очень тихо. Самому Магистру? Невероятно! Но тот не выказывает никакого недовольства и проходит.

Размышлять некогда, следом уже поднимаются Долли и Иоахимм. Моя подруга вовсю кокетничает со своим спутником. Тебе бы следовало сначала переодеться, в этом платье с оборочками, Долли, ты похожа на выпускницу-переростка! Еще одно холодное прикосновение к руке и горячее объятие. И снова та же фраза: «Я разрешаю вам…» Значит, мне вовсе не почудилось, я действительно это говорю?

Саймон и Кетлин Манкудо – адвокат с супругой. Представляю их Морису. У обоих, разумеется, губы и руки теплые.

Следующие – вампиры, парочка, оба темнокожие, хотя правильнее было бы сказать серокожие. И чуть слышный голос Мориса:

– Теперь сама, дорогая, без моего вмешательства. Ты должна разрешить им войти в дом.

Ну почему ты сразу мне не напомнил? Я ведь еще не привыкла! Не успеваю даже открыть рот, как Рей уже серьезно выговаривает:

– Разрешаю вам войти в свой дом.

Ах ты, моя умница! У тебя ушки на макушке! Нет, эти имена я никогда не запомню. Тумба-Юмба какие-то! Обжигающий холод… А вот и мои сокурсники по университету: Дилан, Билли, Лестор. Живительное тепло… «Я разрешаю вам пройти…» Это Реймонд. Парни скривили удивленные гримасы. Морис усмехнулся.

Неужели поднимающийся вприпрыжку с широченной, во все лицо, улыбкой, круглый розовощекий коротышка тоже вампир? Хосе Рауль де Ребейра.

– Испанский гранд, – добавляет поспешно веселый толстяк.

Балантен хмыкнул. Холод прильнувших к руке губ… А сын уже произносит заветные слова, не забывая перед этим представиться. Пока новые гости на подходе, Морис успевает наклониться к моему уху:

– Этот «гранд» родился в тысяча девяносто седьмом году в самом нищенском районе Мадрида.

Громкий, заливистый хохот заставляет меня в недоумении обернуться. Почему-то я так и подумала: синьор Де Ребейра смеется, глядя на нас. Ой, как неудобно получилось, он же, конечно, слышал все, что сказал Морис. А Рей уже осторожно подталкивает меня. Тимоти Рик – профессор лингвистики, вот кого я по-настоящему рада видеть! С удовольствием целую его в обе щеки. Да что это я, чуть не сказала ему символическую фразу. Реймонду-то, конечно, простительно.

Следующая – девушка-Мастер, как же она сказочно красива! Я даже залюбовалась невольно. Под руку с молодым… человеком! Интересно, он в курсе, что она вампир? Но, даже зная, перед такой красотой невозможно устоять. По себе сужу. Только Морис невозмутим. Она не в его вкусе или он категорически против интимных отношений с вампиршами? Зато Реймонд!.. Сын приосанился, завороженно глядя на девушку, и совершенно неожиданно поцеловал ей руку, смутился, покраснел, но та заливисто рассмеялась и, подхватив малыша на руки, звонко чмокнула его в нос. Ребенок мой окончательно сконфузился и даже забыл, что надо говорить. Пришлось самой. Марика Петрашку потрепала Рея по голове и вместе со своим кавалером вошла в дом.

Наконец Рене, замечательный художник и добрый друг! Морис не приревнует, если мы обменяемся поцелуями?

Автомобили подъезжают один за другим сплошными вереницами. Сах открывает – закрывает дверцы. Горячие рукопожатия сменяются мертвенно-холодными. «Добро пожаловать…» перемежается с «Я разрешаю…».

Зачем, скажите на милость, надо было звать столько гостей? Отметили бы тихо, по-семейному. Нет, по-семейному уже было. Хочу шумного веселья, звона бокалов и бесчисленных тостов. Я счастливая! Ну вот, кажется, последний гость. Шерри! По-моему, она уже хронически беременна.

– Какой это ребенок?.. Третий? Вот умница… Почему ты одна?.. А, Лоуренс в очередной командировке?.. Проходи же, дорогая, проходи…

Все! Я хочу есть и пить. Реймонд уже понесся в обеденный зал, где официанты снуют между гостями с подносами, уставленными рюмками и бокалами. Бесконечно огромный, украшенный цветами зал способен вместить в себя еще большее количество народу. Никто не теснится, тихо переговариваются. Мои друзья в изумлении оглядываются, обмениваются впечатлениями. Вампиры такого явного любопытства не проявляют. Наверняка каждый из них уже бывал здесь и не раз.

Стол! Вот это да! Горящие подсвечники примостились между громоздкими блюдами, доверху наполненными жареными птичьими тушками, большущими кусками печеного мяса, целиком приготовленными осетрами, свиными окороками. Все это вперемешку с овощами и другими деликатесами, определить которые, на первый взгляд, практически невозможно. Средневековое пиршество. Жареных павлинов здесь подают только мне! Но впечатляет. Желудок сдавило болезненной спазмой. Представляю, как гости захлебываются слюной. Нас заметили и встречают аплодисментами. Как же это все-таки торжественно! Морис берет меня под локоть, ведет во главу стола. Вслед за нами рассаживаются все остальные, каждый на свое, особо отведенное место, отмеченное, как и подобает, карточкой с именем. Человек – вампир. Почему именно такая очередность? А ведь, если подумать, наша свадьба может быть первым шагом к примирению людей и вампиров, Света и Тьмы, Добра и Зла. Дорогой, ты ведь тоже так думаешь? В глазах Мориса вижу ответ:

– Легализация вампиров – мир будет потрясен!

На углу, справа от меня, сидит Долли, рядом с ней сэр Соммерсби. Напротив них Иоахимм и мои родители. Рей у мамы на коленях. Вышколенные официанты разливают шампанское. Первый тост за Магистром. Вот это да! В церкви он говорил с настоящим кембриджским акцентом, а сейчас это речь коренного янки. Вижу, как мама недоуменно моргает. Наверняка в любом краю света его примут за своего. Он смотрит то на меня, то на Мориса, сколько человечности в его словах! Спасибо!

А теперь я бы что-нибудь поела. Долли хватает мою тарелку и накладывает целую кучу снеди. На еду налегают все, даже вампиры себе что-то положили, только навряд ли станут есть. Так, для проформы. Все, кроме Мориса. Некоторое время слышно лишь, как усердно работают челюсти. Реймонд вцепился обеими ручонками в тушку цыпленка и усиленно вгрызается в нежное, с золотистой корочкой мясо. С какой же ласковой улыбкой на него смотрит Морис! Вот, что доставляет ему истинное удовольствие, – наблюдать, как кушают люди, занятие, совершенно естественное, на мой взгляд, но сама природа лишила его такой возможности.

Теперь официантов шестеро, двое из них вампиры. Те, что «нормальные», подносят бутылки с вином, подаренные нам. Восторженные возгласы раздаются с разных концов стола. Двое других с подносами, уставленными непрозрачными бокалами, обслуживают Мастеров. К одному из них потянулся было папа, но вампирчик шустро увернулся, а папина рука так и повисла в воздухе. Это я, что ли, хихикнула? Последний бокал Морису, а Магистру золоченый кубок, украшенный драгоценными каменьями. Увидев его, папа даже поперхнулся и закашлялся. Папочка, твой тост!

Постепенно соседи знакомятся друг с другом, завязываются разговоры. Некоторое напряжение, что было вначале, быстро рассеивается. Ну, разумеется, умные люди всегда найдут, о чем поговорить. Де Ребейра, прихлебывая кровушку, веселит сидящих рядом с ним Шерри и Дайану из издательства. Душа компании в любом обществе. Вот и попробуй скажи, что он – не человек!

Среди Мастеров три женщины. Третья выглядит старше двух других, русые волосы убраны в незатейливую прическу. Сдержанная, подтянутая, внимательная. Перехватываю мимолетный взгляд светло-голубых глаз.

– Морис, кто она?

– Ирина Рогожина. Сейчас живет в России, профессор Петербургского университета. Мало что о ней знаю, кроме того, что она урожденная русская, родилась в царствование Иоанна IV Грозного, в 1547 году. У нее врожденный иммунитет ко всем символам. Освященный крест для нее то же самое, что для меня чеснок. Она даже к Гробу Господню может прикоснуться без вреда. Такому даже не научишься.

– Я так понимаю, ты самый младший в этой компании?

– Нет, Бевеши моложе меня на семьдесят лет. Кстати, его наставником была Ирина. В тысяча девятьсот сорок втором году он побывал в газовой камере в Дахау. Не делай такие глаза: вампира этим не убьешь. Сейчас служит помощником прокурора в Будапеште. Родился в семье польских евреев в Кракове. Перед самой Второй мировой войной пел в Варшавском оперном театре. У него великолепный тенор, уверен, Иоахимм нас непременно сегодня порадует своим искусством. А вот тот, седовласый, – Мастер Мадильяни, известная личность. Он родился под именем Омобоно Страдивари.

Сын знаменитого скрипичных дел мастера? Не может быть! Похоже, я не очень-то теперь удивлюсь, если кто-то из них окажется Цезарем или Понтием Пилатом. Удивленно вскинутые брови. Я шучу, милый! Что-то ведь еще хотела спросить, Долли отвлекает.

– … Какой еще торт, подруга, у тебя и без него сейчас живот будет, как у Шерри! Ты словно с голодного острова… Я понимаю, что вкусно!.. Фазана? С чего ты взяла?.. Нет, не хочу… Не знаю, сколько бриллиантов в кольце, не считала… Ну не сейчас!.. Дом? Обязательно покажу… Сколько детей собираемся родить?!.. Нисколько. У нас есть Реймонд…

А вот и он, вылезает из-под стола. Морис вытаскивает его и сажает на колени. О чем они там шепчутся? Иоахимм извлекает из кармана несколько карамелек на палочке и вручает довольному ребенку, а Морис снова говорит ему что-то в самое ухо, и все втроем заходятся дружным смехом. Магистр, глядя на них, тоже улыбается. Мальчики резвятся! Судя по его возрасту, все трое для него выглядят примерно одинаково. Подумаешь, где сто шестьдесят лет, там и четыре. А Реймонд, спрыгнув на пол, уже стремглав бежит… к испанскому гранду, бесцеремонно вскарабкивается на руки и сует ему в рот «Чупа-Чупс». Тот с удовольствием засовывает конфетину за щеку так, что только палочка торчит наружу, и начинает что-то травить малышу, отчего тот хохочет громко и безудержно, а все вокруг включаются в это веселье.

Мне нравится этот вампир-коротышка! Если посчитать, то ему через три года стукнет девятьсот!!! Неудивительно, что за столько лет он не просто научился быть похожим на человека. Он почти стал им. Он даже не так бледен, как все остальные, а с клычками я его просто не представляю. Что ты говоришь, дорогой? Инквизитор, в пятнадцатом веке, Хосе Рауль де Ребейра? Гленда, закрой рот, это неприлично. Не может быть! А они мне еще и подмигивают на пару с Реймондом. Нет, что ты, Морис, за Рея я, конечно, не боюсь. Написал книгу по истории инквизиции, за что был лично отмечен Папой Николаем V? Кто он сейчас? Работает клоуном в цирке? Морис, держи меня, а то я свалюсь со стула. Да, пожалуйста, пойдем лучше танцевать.

Двери соседнего зала распахиваются, не без помощи Саха. Здесь все приготовлено для танцев. Играет живая музыка, но самих музыкантов не видно. Морис ведет меня на самую середину, музыка умолкает ненадолго, в ожидании, пока все гости не зайдут. И тогда вновь раздается звук, сначала одинокой скрипки, затем к ней постепенно присоединяются другие инструменты. А мы кружимся в медленном вальсе, темп которого постепенно начинает нарастать. Я смотрю на Мориса, он делает быстрое па, и все вокруг преображается. На его голове темно-синяя шелковая чалма с драгоценным украшением спереди, расшитая золотом дахабея, широкие шаровары и золоченые туфли с высоко загнутыми носами. Наряд индийского раджи. На мне сари, переливающееся всеми цветами радуги, из тончайшего муслина. Все вокруг нас одеты соответственно. Как солидно выглядит папа в расшитом наряде! Темп вальса все нарастает. Еще один поворот, и на мне уже кринолины, хрустят накрахмаленные нижние юбки, тугие локоны развиваются по обнаженным плечам. Сердце то замирает, то стучит неистово. Завороженно смотрю в лицо Мориса, не в состоянии отвести глаз. Но мне не страшно на сей раз. Его лицо цветет в улыбке. Наш первый свадебный танец! Быстрее, еще быстрее, мы уже не кружимся, а летаем по залу в неистовстве вальса. Теперь на мне совершенно прозрачная туника с большой камеей вместо брошки, легкие сандалии чуть слышно постукивают по каменному полу, волосы спадают почти до пояса, но на голове их придерживает, скорее всего, обруч, чувствую прикосновение металла ко лбу. Морис задрапирован в белую шерстяную тогу. Музыкальная тема достигает своего апогея и обрывается так резко, что я едва не спотыкаюсь. Наваждение исчезает. Как жаль.

– Морис, опять твое волшебство?

– Это не я, это Магистр.

Я разворачиваюсь к лорду Артуру и присаживаюсь в глубоком реверансе. Магистр улыбается мне и отвечает изысканным поклоном. Затем под сводами вновь разносится какая-то бурная мелодия, и уже несколько пар идут танцевать, к ним присоединяются другие. И мой малыш Рей, набравшись смелости, приглашает Марику Петрашку. Сначала они пытаются танцевать, но затем девушка поднимает Реймонда на руки, малыш счастливо улыбается, положив ладошки ей на плечи.

– Морис, а почему Марика улыбается, не разжимая губ? Она боится показать клыки? Это из-за Рея, или Мастер по каким-то причинам не может их убрать?

– У нее нет клыков. Ей выдрали их родители, когда она была еще девочкой. Они были уверены, что таким образом избавят ребенка от желания пить кровь.

Бедняжка, как же это было жестоко с их стороны. Как они могли!

– Нелегкое было существование у девушки. В десять лет ее пытались сжечь жители родной деревни, но Марика сумела порвать путы и убежать. Затем ее травили, как зверя, в окрестных лесах. Ее укрыла полусумасшедшая старуха, которая одиноко обитала на болотах. Несколько лет Марика прожила с ней, питаясь лишь кровью лягушек и птиц. А когда старуха умерла, девушка решила вернуться к людям. Моравия начала восемнадцатого века представляла не самое лучшее место для существования вампира. Присутствие людей всколыхнуло в ней жажду крови. Сила в ней таилась нечеловеческая, сама понимаешь, и чем больше она пила, тем больше хотелось. Перебираясь из поселения в поселение, из города в го род, она убивала без разбора. Психика у нее была нарушена еще с тех пор, как ее лишили клыков и гоняли по лесам, а осенью и весной наступало обострение. Она не кусала, как все вампиры, а рвала плоть. Тикси, – Морис грустно усмехнулся, – ее зубов дело. Ее схватили в тот момент, когда она пила у него кровь из изуродованной шеи. Забивали ее, как бешеную собаку, после чего закопали где-то на развилке дорог. Поднявшись из могилы, Марика снова была вынуждена бежать. И так происходило несколько раз. Потом ее нашел Мастер Хейвуд, – Морис показал глазами на джентльмена с орлиным профилем. – Затем они вместе нашли Тикси и других. Но периодически, раз в пятьдесят лет, Марика срывается. Поэтому Хейвуд, да и сам Магистр постоянно контролируют ее. Сейчас с ней все в порядке, у нее даже есть друг, который ее подкармливает.

Может быть, следующая свадьба будет их? Смотрю на девушку-Мастера необыкновенной красоты, и такая жалость просыпается к ней. Ведь Марика должна бы ненавидеть людей лютой ненавистью, а она обнимает нашего малыша и разговаривает с ним, совсем как добрая, ласковая сестра. Двадцать пять Мастеров, включая Мориса, и у каждого своя, неповторимая история несчастий и мучительного познания мира. Я улыбаюсь девушке, целующей моего сына, а самой так хочется подойти и обнять ее!

Веселье тем временем продолжается. Кто-то все еще танцует, кто-то переместился обратно в столовую. Люди вперемешку с вампирами. Разговаривают, шутят, смеются. Никто из моих друзей ничего не подозревает, и слава Богу!

Убедившись, что гости отдают должное угощениям и напиткам, а мама, как всегда, с успехом сумела занять всех беседой, я перекинула через руку кружевной шлейф и пошла показывать Полыхающей нетерпением Долли дом. За нами увязалась моя привычная компания: Шерри, Лестер, Дайана и вездесущий Рене Траум. На мою подругу розовый цвет действует, похоже, возбуждающе, она не замолкает. Ни Дайане, ни Шерри не удается вставить ни слова, впрочем, они и так бродят с широко открытыми от удивления и восторга ртами.

– Дорогуша, после всего увиденного ты не убедишь меня, что твой муж обычный провинциальный коп. Поверь, я знаю, что говорю, я тебя старше на целых шесть лет. Думала, что такие мужчины уже вымерли как динозавры. Банальная встреча в баре занюханного городка, и ты превратилась в принцессу! Очень необычный дом, похож на шкатулку с секретом. – Если бы она знала, как близка к истине! – Почему бы вам не жить здесь? Внешность и манеры твоего мужа, твоя известность откроют вам двери в лучшее общество. Впрочем, я выяснила, что друг Мориса, тот, с орлиным профилем, – французский барон, а веселый толстячок – испанский гранд. Мне только не понравился англичанин-блондин… О, какой прелестный столик! Дамы на редкость хороши! А этот красавчик-свидетель! Кстати, Гленда, женат? Держится великолепно, но интереса, которого я заслуживаю, он почему-то не проявляет. А впрочем, это по молодости лет. – Ну да, всего-навсего на шестьдесят один год старше тебя! – И все же странная компания, почти все из Европы, что их связывает с Морисом?

– У тебя острый глаз, подруга, считай, что они принадлежат к особому закрытому клубу для избранных. – Кажется, я уже научилась у своего супруга говорить чистую правду. – В дворянских корнях я не уверена, но по воспитанию и образованию, вполне достойны. Точно знаю, что Морис происходит из семьи плантаторов-южан. Отсюда и этот старый дом, картины, мебель – его наследство. Осторожно с этими рисунками, Рене. На них родители Мориса. Они трагически погибли, и маленькие портреты – все, что осталось. Рене, ты не мог бы увеличить и воспроизвести их в красках? Я хочу повесить их в одной очень интересной гостиной, где уже есть немного странный портрет. Пойдемте покажу, только не удивляйтесь.

Я веду друзей в зал с портретом «молодого» Мориса. Художник Рене, высокий, худой, с быстрыми карими глазами, воскликнул:

– Я, кажется… нет, уверен, узнаю руку своего пра-пра-прадеда! У нас, к сожалению, сохранились только две его картины и еще семейное предание, что Марко Антонио Секеларис после написания одного портрета сошел с ума, утверждая, что видел самого демона. – Если бы ты только знал, как он был недалек от истины! – Ты разве ничего не видишь странного в предке твоего мужа, Гленда? Я бы поклялся, что этот господин и Морис, одно и то же лицо! – Ох, Рене, не дай Бог, с твоей дотошностью ты докопаешься до всей правды! – Невероятно, сколько лет прошло, – больше ста!

Долли перебила художника:

– Прекрати, Рене, а то действительно пойдешь по стопам своего прародителя. У Балантена, в отличие от его пращура, живой, острый ум, довольно саркастическая усмешка. И ко всему прочему едкие замечания по поводу нашей компании. Невозмутимость, скорее всего, показная, но не исключаю и врожденную. Однако ставлю пятьдесят долларов, что с ним в постели Гленда не скучает. Когда он на тебя смотрит, его глаза сверкают, словно бриллианты у тебя в кольце. Дай-ка мне руку! Такого я еще не видела! И малыш Рей его полюбил. Счастливая! Я так тебе завидую!

Я обрадовалась:

– Правда? – и крепко сжала руку Долли. Пока не посыпались очередные вопросы, на которые не всегда можно дать ответ, предложила:

– Пойдем к остальным. Нехорошо надолго оставлять гостей. Долли, как я выгляжу?

– Сногсшибательно! Кстати, здесь хоть где-нибудь есть зеркало?

– В туалетной комнате, в конце коридора.

Я вернулась в большой зал и сразу нашла Мориса.

– Я показывала дом. Представляешь, как тесен мир: Рене Траум – правнук того самого художника, который писал твой портрет. У него недавно успешно прошла выставка последних работ. Часть из них купила известная галерея. Ему можно заказать портрет твоих родителей с маленьких рисунков. Я не очень долго отсутствовала? Никогда еще не была хозяйкой такого большого приема, обычно распоряжалась Долли. Тебе понравились мои друзья? Почему Магистр один? Можно я с ним поговорю?

И, не дожидаясь ответа мужа ни на один заданный невпопад вопрос, упорхнула, послав ему лишь воздушный поцелуй. Стараюсь сохранить плавную походку. Иду через весь зал, расточая улыбки. Главный гость совсем не скучает: он вполне благожелательно изучает присутствующих, слышит все их разговоры и даже мысли. Почему к нему никто не подходит, может, он сам не хочет? Тогда не удивлюсь, если упрусь лбом в стеклянную стену или ноги сами понесут меня в другую сторону. Нет, он приветливо улыбается мне навстречу.

– Можно я с вами погуляю под руку, сэр Соммерсби? Сегодня очень счастливый для меня день. Нет, все дни с Морисом были особенными. Я вас совсем другим представляла, а вы похожи на нашего друга, отца Грегори. Спасибо вам за все: за Мориса, за честь, которую вы нам оказали, почтя своим присутствием, за волшебный танец! – Мы не спеша идем через зал. Вампиры, стоящие на дороге с бокалами, немедленно с поклоном расступаются. Но нет в моем спутнике ни высокомерия, ни превосходства, лишь аристократическая признательность той почтительности, которую проявляют к его особе те, что ниже рангом, да добродушие и искреннее расположение к простым смертным, к людям, ко мне. Это придает мне еще больше смелости, ну, может быть, малую-малую толику нахальства: – Морис тоже проделывал такие штучки в Дак-Сити. Если бы я не была готова к чему-то подобному, могла бы и оконфузиться. – Какой у него юношеский, живой смех! – Мой папа немного напряжен. Он относится к числу людей агностиков, верит только в то, что видят его глаза. Они нам с Морисом поверил не сразу, но опустим подробности. Вы не сердитесь? Остальные гости думают, что вы председатель элитного клуба знатоков. Скажите, неужели можно удержать в голове такой запас информации, да еще на протяжении многих лет, и ничего не забыть? Я еще до Саха не добралась. А вы, поди, еще и старше его? Ой, простите, ваше величество, вы слишком ценны для того, чтобы я вас так мучила, как мой Рей старого гладиатора. Вы знаете, что не очень-то хорошо с вашей стороны так смеяться над невестой в день ее свадьбы! Позвольте вам представить – доктор Тимоти Рик, профессор, мой любимый учитель и не такой зануда, как я!

Гленда, нажми на тормоз, ты разговаривала с самим Магистром! А где священный трепет? Ох, и попадет мне от мужа! Эти господа с холодными носами, уж не надо мной ли они потешаются? И Морис с ними. Ну, держитесь!

– Рей, мама, Долли, Билл, Дилан!.. Играем в фанты?

Один из вампиров показал фокус, мгновенно переместившись из одного конца зала в другой. Профессор Рик под общий смех козлиным голоском спел детскую песенку. Испанский гранд вполне убедительно представил Роденовского «Мыслителя». Рене, о ужас, за две минуты нарисовал шарж на Магистра, и при этом его не поразило молнией! И все в таком духе до самой ночи.

После двенадцатого удара часов я вздрогнула и вспомнила, что половина присутствующих – вампиры. Но ничего ужасного не произошло, и праздник продолжался. Иоахимм исполнил арию Альфреда из «Травиаты», я думала, отобью ладоши, так ему хлопала. Его талант вызвал восторг у всех, а Долли пообещала, что вылезет из шкуры, но устроит Иоахимма в Нью-Йоркскую оперу. Ах, Долли, ты даже не догадываешься, что сорок лет назад, когда тебя еще и на свете не было, он уже блистал в Европе! Припозднилась ты со своей протекцией! Потом мы читали стихи, снова танцевали, играли в шарады, запускали маленький домашний салют.

Еще пара часов, и гости-люди стали расходиться. Полусонный Рей пожелал нам приятного путешествия. Какое еще путешествие? Морис, загадочно улыбаясь, вручил мне конверт. Вот это здорово! Билеты на самолет, в Европу. В Швейцарию!!! Настоящее романтическое путешествие! Интересно, почему это я – бедная девочка? Мы с родителями каждый год куда-нибудь ездили. Ну и что, что не была за океаном? Зато я много читала, хорошо знакома с классической европейской литературой, искусством и знаю даже про Швейцарию. Берн, Женевское озеро, Альпы с ледниками, сыр, часы, красавцы гвардейцы, охраняющие Ватикан. Кажется, в десятом веке она входила в состав Римской Империи. И самые потрясающие видовые картины. О Морис, вот это сюрприз! Ты никогда не перестанешь меня удивлять.

Мама, папа, Долли, короче все те, кто оставался ночевать в нашем доме, разошлись по своим комнатам отдыхать, а для нас вечер еще не закончился.

Мы вернулись в зал. Со стола уже убрали, и во главе на этот раз восседал Магистр. Мне позволили остаться, назвав «посвященной», одной из немногих. Здесь присутствует еще один человек – друг Марики. Я сажусь рядом с Морисом. Магистр смотрит на него долгим пронизывающим взглядом и говорит, очень тихо, мягко, неторопливо:

– Впервые за много лет мы собрались все вместе не для того, чтобы обсудить текущие дела и проблемы. Хотелось бы верить, что не в последний. Сэмюэль, – лорд Артур по-прежнему обращается к одному только Морису, – на тебя ложится серьезная ответственность за судьбу двух смертных. Уверен, ты пришел к такому решению продуманно, основываясь на логике и здравом смысле. Не мне судить, сколь верный ты выбрал путь. Убежден, ты знаешь, что делаешь. И никто не даст тебе более мудрого совета, чем тот, который ты можешь дать себе сам. Но ты еще слишком молод, и в этом единственный твой недостаток. Во всем остальном ты, Мастер Балантен, безупречен. У тебя доброе сердце – великий дар для бессмертного, но в этом же и твоя уязвимость. Со временем это пройдет, а пока ты обязан обуздать юношеский порыв, он может привести к необратимым последствиям. Получая заряд чувственных эмоций, с которыми тебе еще не приходилось сталкиваться, ты можешь не успеть усмирить свою Эготию. С тысяча девятьсот двадцатого года ты не совершил ни одного необдуманного поступка и до сих пор чист. Ты можешь гордиться собой, мальчик. Больше мне нечего сказать. Да прибудет с тобой Суфи.

С последними словами Магистр поднялся. Одновременно с ним встали все, низко склонив головы. Интересно, как мне, посвященной, проститься, если я встать-то со всеми встала, но остальных священнодействий не совершила, слушала Магистра, глядя на него, а не сидела, потупив взор, и склониться не склонилась? Тем не менее сэр Соммерсби подошел ко мне с теплой улыбкой и взял за руки.

– Спасибо, что пригласили меня в свой дом. Вы удивительное создание. Нашему другу Балантену чрезвычайно повезло встретить такую женщину, как вы. Большая редкость в нашем суетном мире. Будьте счастливы!

И исчез, будто его и не было. Мастера оживились немного и тоже начали расходиться. Я не удержалась, подошла наконец к Марике и крепко обняла ее. История этой двухсотвосьмидесятиоднолетней девушки тронула меня до глубины души. Весь вечер я порывалась подойти к ней, но подходящего случая до сих пор не представилось. Разумеется, она прочитала мои мысли и с ядовитой усмешечкой взглянула на Мориса, но мой муж остался невозмутим.

– Буду рада видеть тебя в своем доме с ответным визитом, Гленда. Спасибо за все.

Ее спутник поцеловал мне руку, и они удалились с медлительным спокойствием. Я проводила их взглядом и тут где-то за спиной услышала: «Магистр готовит Балантена себе в преемники». – «Кто бы в этом сомневался». Оглянулась, но никого уже не увидела. Вампиры расходились, растворялись, исчезали, и вот мы остались вдвоем. Я и мой Мастер. Он поцеловал меня в висок и мягко погладил пальцами по щеке.

– Морис, а что такое Суфи?

– Мудрость.

– А ты знаешь, что сэр Соммерсби готовит тебя в преемники?

– Догадываюсь, но я не прошел еще третью степень посвящения.

– Скажи, почему Магистр назвал тебя Сэмюэль?

– До посвящения меня звали Сэмюэль Мак-Каниган. Я родился с этим именем.

– Так значит, на самом деле я теперь называюсь миссис Мак-Каниган?

– Нет, дорогая, забудь. Ты – миссис Морис Балантен. Отныне, и присно, и во веки веков, – он засмеялся и, подойдя к окну, распахнул его настежь.

Зал наполнился звуками ночного сада. Шелестели листья на легком ветру, стрекотали цикады, вдалеке шумело море, чуть слышным эхом доносился крик чаек. Наверное, мой муж своим совершенным слухом улавливал миллионы других звуков, недоступных мне, а потом стоял и, вглядываясь в ночь, видел то, что мне было не дано.

Я подошла к нему и, обняв за талию, прильнула к его спине.

– Скоро наступит тяжелое для тебя время – рассвет. Поспи, я пока соберу чемоданы. Разбужу, когда придет такси. Я люблю тебя и буду самой хорошей женой на свете.