– СЛУШАЙ, ОТ ЭТОГО МЕСТА прямо веет стариной. Шекспир ведь мог стоять прямо вот тут, представляешь?

Мы с Джейсоном стоим на тротуаре и смотрим на «Глобус». Из тяжелых серых туч вот-вот хлынет ливень, и от этого театр выглядит еще внушительнее и драматичнее. Джейсон опять заворожен и заинтересован историей, а мне вновь от этого не по себе.

Холодный сырой ветер подхватывает мои кудри и кидает прямо в лицо. Я тяжело вздыхаю и мотаю головой, стараясь отбросить назад надоедливые локоны. Я борюсь со своей гривой с тех самых пор, как мы вышли из Тауэра, и за время получасовой прогулки по улицам теперь, когда мы оказались у «Глобуса», волосы запутались в узел, как у невесты Франкенштейна.

– Это новодел, – говорю, шаря в сумке в поисках резинки для волос, которых я обычно беру минимум две.

– Серьезно?

Я смотрю на Джейсона: он выглядит разочарованным, у него именно такое выражение лица, какое ожидаешь увидеть, когда говоришь пятилетке, что фей не существует.

– Ага. Это уже третье здание, – объясняю я, собирая волосы в хвост. – Первое сгорело в начале 1600-х – пожар начался прямо во время выступления, второе разрушилось от старости 30 лет спустя, а это построили в конце 1990-х.

– Ну и зачем нужна Теннисон, когда у меня есть ты?

Прекрасно. Я только что получила повышение. От зубрилы до истеричной учительницы английского. Впрочем, все лучше, чем роль грустной влюбленной девочки, так что и на том спасибо.

Он закидывает в рот виноградную жвачку.

– Вперед, на поиски твоего возлюбленного! – кричит Джейсон и бросается вверх по ступеням театра. – Я первый!

Добравшись до верха лестницы, я вижу, что Джейсон изучает висящую за стеклом театральную афишу.

– Вчера был спектакль, – постукивая пальцем по стеклу, сообщает Джейсон. Он указывает на афишу «Сна в летнюю ночь». – Вероятно, твой загадочный ухажер смотрел постановку.

– Да? Ну и что мы будем делать? – спрашиваю я нетерпеливо. – Посмотрим записи камер видеонаблюдения?

– Неплохая идея, Ватсон, но нет. – Джейсон указывает на билетную кассу. – Мы ограничимся методами попроще и поговорим с тем парнем.

Все окошки в билетные кассы закрыты, кроме одного, самого последнего, там пожилой мужчина с кустистыми бровями и розовым от любви к джину носом читает толстую книгу в кожаном переплете. Рядом стоит табличка с именем «Феликс».

Джейсон подходит к кассе, но мужчина настолько погружен в чтение, что не замечает его. Мы стоим еще несколько секунд, покашливая и стараясь обратить на себя внимание. Наконец Джейсон стучит пальцем по стеклу.

– Чего вам? – недовольно ворчит Феликс. Он смотрит на нас своими большими водянистыми глазами сквозь очки в тонкой металлической оправе.

– Да, сэр, прошу прощения за беспокойство, – говорит Джейсон, – но мы надеемся, что вы не откажетесь нам помочь.

– С чем же это? – ворчит мужчина. По его тону вполне очевидно, что он не очень-то настроен помогать.

Джейсон снимает кепку и крутит ее на пальце.

– Видите ли, моя подруга ищет своего друга Криса…

– Кхм, что? – Теперь Феликс даже не пытается скрыть своего раздражения.

– Мы просто надеялись узнать, был ли он вчера тут, – говорю я мило и вежливо, этот тон я использую, когда хочу, чтобы взрослые что-то для меня сделали.

– Милочка, ты хоть представляешь, сколько людей тут было вчера? Полный зал. – Феликс переводит взгляд обратно в книгу.

Я отворачиваюсь от окошка билетной кассы и тяжело вздыхаю. Похоже, тут нам ничего не светит.

– Полный зал? – продолжает Джейсон, ничуть не смущенный отсутствием информации. – Сколько же, Феликс, вмещает полный зал?

Феликс молча указывает на старую сморщенную табличку в углу его крохотной будки: «Максимальная вместимость – 1500».

– Вчера весь театр был битком набит школьниками, так что я понятия не имею, был ли ваш парень тут.

– Школьниками? – Джейсон прижимается носом к стеклу, пытаясь разглядеть бумаги у Феликса на столе.

Феликс резко захлопывает книгу, кидает ее на стол и снимает очки. Похоже, его надежды на то, что наша беседа быстро закончится, не оправдались. Он тоже нагибается ближе к стеклу. Кажется, что они с Джейсоном вот-вот стукнутся лбами.

– Да, юноша. Целая толпа из Академии святого Бонавентуры. Школьная экскурсия или еще какой вздор.

При упоминании школьного похода в театр я навострила уши. На вечеринке точно были старшеклассники. Я вспоминаю пиджаки с золотистыми значками в виде школьных гербов. И Крис может быть одним из этих парней!

– Э-э… просите, сэр, – говорю я уже нормальным голосом, бедром отпихнув Джейсона от маленького окошка. – А не могли бы вы сказать, где находится Академия святого Бонавентуры?

– Телефон, – шепчет сзади Джейсон. – Спроси телефон!

– Ладно! – шиплю я в ответ и толкаю его локтем. – И… эм… может быть, у вас остался их номер? Это было бы просто великолепно. Обещаю, после этого мы уйдем, и вы сможете вернуться к своей книге.

Феликс смотрит на меня с недоверчивым прищуром, как будто уже не верит, что мы можем оставить его в покое. Он переводит взгляд на Джейсона, словно понимает, что этот парень профессионально достает людей. Несколько мгновений спустя билетер диктует нам номер телефона школы.

– Дай ручку, – просит Джейсон. Он порылся у себя в карманах, но нашел только горсть мелочи, какие-то нитки и полпачки виноградной жвачки.

Я достаю из сумки пенал и протягиваю ему один из своих идеально наточенных 2Т.

– Кто носит с собой карандаши? – удивляется Джейсон и смотрит на меня так, будто я предлагаю ему перо и свиток пергамента.

– Я, – отвечаю я, и мой рот вытягивается в тонкую линию.

Мне нужен номер телефона, а не глупая болтовня. Я не ношу с собой ручки с девятого класса, потому что однажды, пробираясь в библиотеку через спортивный зал, я попала в эпицентр игры в вышибалу. Мгновение – и я падаю на попу, ручка в заднем кармане трескается, и по белым льняным штанам растекается огромное темно-красное чернильное пятно. Иви потом рассказала всем, что у меня начались месячные, и убедила нескольких парней, Джейсона в том числе, засунуть мне в ящик тампоны. С тех пор я в команде любителей карандашей.

– Так тебе он нужен или нет? – спрашиваю я. Карандаш направлен заточенной стороной к Джейсону, и я представляю, как я втыкаю острие ему в глаз.

– Да, мисс Лихтенштейн, мэм, – нелепо кланяется Джейсон (и я не могу не заметить, что его левый глаз при этом оказывается в опасной близости от заточенного карандаша).

Потом он хватает карандаш и маленький блокнот на пружине, который я тоже держу в сумке, приседает и, положив блокнот на колено, начинает записывать телефон. Но едва успевает написать первую цифру, как слышится треск. Джейсон поднимает карандаш и смотрит на дырку, откуда раньше торчал грифель.

– Он сломался! – говорит Джейсон.

– Ты слишком сильно давил, – сообщаю я.

– Вот поэтому люди используют ручки, зубрила. Почему ты не берешь с собой ручку?

– Ручки протекают.

– Карандаши ломаются.

– Да, но ведь их всегда можно заточить. А что ты будешь делать со сломанной ручкой?

– Заточить? Да кто станет брать с собой точилку для карандашей? Мы что, в 1943-м году?

Я открываю пенал и достаю маленькую красную точилку. Затем беру карандаш, вставляю его в точилку и трижды резко поворачиваю. И все это глядя Джейсону прямо в глаза.

– Ты чокнутая, – говорит он, рывком забирая карандаш у меня.

Телефон наконец записан, мы благодарим Феликса (который только сердито хмыкает в ответ) и отходим от окошка. Джейсон достает свой мобильник, набирает номер и включает громкую связь. Я придвигаюсь ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Алло? – щебечет жизнерадостный женский голос из динамика.

На мгновение повисает молчание: мы забыли решить, кто из нас будет говорить. Меня захлестывает волна паники, я что-то булькаю, и разговор начинает Джейсон.

– Д-да, добрый день, мадам, – невнятно говорит он, покашливая. – Я ищу кое-кого из вашей школы. Подумал, что вы сможете помочь.

– Вероятно, могу, – отвечает она, и в ее голосе все еще слышна улыбка. – Скажете имя?

– Крис, – растерянно произносит Джейсон и испуганно смотрит на меня. Я не понимаю, откуда в его взгляде паника, пока не слышу ответ женщины.

– А фамилия? – чирикает она.

– Э-э… в том-то и дело, мадам, – говорит он с легким смешком, надеясь так сгладить ситуацию. – Мы и сами не вполне уверены. Видите ли, моя подруга встретила его…

– Его? – прерывает Джейсона голос.

– Да, мадам, – продолжает Джейсон. – Так вот и…

– О, мой дорогой, – снова перебивает Джейсона дама. – Боюсь, вы звоните не по тому номеру. Академия святого Бонавентуры – школа для девочек. Боюсь, мальчиков у нас нет.

Воздух с шумом вырывается у меня из легких. Наша единственная зацепка завела нас в тупик. Джейсон бормочет вежливые извинения и кладет трубку, затем сует телефон в карман.

– Это провал, – говорю я, вновь рассматривая здание театра. – За два часа мы вообще не приблизились к разгадке.

Начинает моросить. А я, несмотря на привычку тщательно собираться и все перепроверять, этим утром все равно забыла зонтик в номере. Пора бы уже взять себя в руки, это совсем на меня не похоже.

– Не знаю, как ты, но я умираю от голода, – говорит Джейсон, запрыгивая под козырек ближайшего крыльца. – Что скажешь, если мы забежим куда-нибудь поесть и переждем дождь?

– Да, хорошо, – соглашаюсь я. Я действительно чувствую некоторую пустоту в желудке, к тому же моя охота за лучшей фиш-н-чипс пока проходит безуспешно. Я ныряю в сумку за путеводителем, но Джейсон решительно останавливает мою руку.

– Ау, на улице дождь льет, – говорит он. – Не время для путеводителей. Мы должны действовать спонтанно. Выберем место, о котором никто из нас даже не слышал. – Джейсон хватается за лицо и с выражением ужаса добавляет: – Ох! Ты сможешь это пережить?

Мы обходим театр кругом и упираемся в «Стар-бакс». Я перелетела через океан точно не для того, чтобы пить коктейли по завышенной цене и есть те же булки, что могу купить в любой другой день моей жизни. Но, к сожалению, когда мы подходим к вездесущей зеленой вывеске, небеса разверзаются, и дождь начинает лить как из ведра.

Тоненький звоночек сообщает всем о нашем прибытии в полупустой «Старбакс». Здесь те же бело-зеленые кружки на витрине, те же горки молотого кофе и та же выпечка в стеклянном холодильнике, что и в девяти миллиардах других «Старбакс», в которых я уже была. Единственное заметное отличие – произведения современного искусства на стенах. Над стойкой с трубочками и крышечками для стаканов висит большая паукообразная конструкция, которая выглядит так, будто ее сделали из металлических вешалок. Есть еще портрет королевы, выложенный драже M&M’s, и в пару к нему – изображение Маргарет Тэтчер из оберток от конфеток Starburst. В углу непонятная инсталляция, как будто художник размотал целый рулон туалетной бумаги и прикрепил скобками к стене. Под каждой работой – белая табличка с именем автора и ценой. И перед каждым знаком фунта очень много нулей. Интересно, что бы сказала обо всем этом Фиби. Такие цифры приглушили бы страхи ее родителей, а то отец Фиби любит повторять, что карьера художника – «это билет в один конец к жизни в картонной коробке».

– Думаешь, кто-нибудь и правда покупает все это? – шепотом спрашиваю я у Джейсона.

– Меня больше интересует, как они собираются отдирать от стены вон то произведение из туалетной бумаги, – отвечает он, и я не могу сдержать смешок.

Мы преодолеваем лабиринт круглых столиков и оказываемся у витрины с выпечкой на ярких керамических тарелках. Над головой висит несколько винтажных меловых досок, на которых аккуратно выведены названия напитков и цены.

– Так, что ты будешь? – спрашиваю я.

– Не знаю. А ты? Чашечку чая? – предлагает Джейсон, изображая английский акцент.

– Фу, нет, – морщу я нос. – Чай – гадость.

– Точно, – отвечает он, глядя на булочки, – на вкус как земля.

За кассой стоит девушка с пирсингом в бровях и с прядями цвета электрик в волосах. Она закатывает глаза.

– Хочу один такой, – говорит Джейсон и показывает пальцем на стеклянный колпак, под которым красуется горка сконов с шоколадной крошкой.

– Давайте сразу два. – Я чувствую, как рот наполняется слюной.

– Тогда уж лучше четыре, – говорит Джейсон и достает бумажник. – Я угощаю.

Джейсон берет нашу тарелку с горой булочек, а я два стакана воды. Мы выбираем маленький столик в углу у окна. Когда мы садимся, я замечаю, что Джейсон прилепил свою фиолетовую жвачку на краешек белой фарфоровой тарелки. Я брезгливо морщусь и пододвигаю свои сконы к противоположному краю. Джейсон уже проглотил половину булки. Как бы мне ни хотелось сейчас неодобрительно на него посмотреть, я занята – во рту тает сладкая, пышная сдоба. Мы жуем в тишине, сосредоточенные каждый на своей порции, и я вновь думаю о том, как странно сидеть локоть к локтю с Джейсоном. Мы обычно сидим в противоположных концах школьной столовой.

Удивительно, но я чувствую себя хорошо и спокойно. Тишина, которая повисла между нами, не раздражает. Как будто наступило нечто вроде перемирия, и это совсем не плохо. В окно я вижу, как группы туристов собираются у «Глобуса», некоторые с нормальными зонтами, но большинство в этих чудовищных, похожих на мусорные пакеты дождевиках из сувенирных лавок. Все стараются укрыться от дождя под выступами зданий вокруг театра, но людей слишком много. Часть туристов решает спрятаться от ливня в «Старбакс», и, когда они заходят в двери, мне кажется, что это армия разъяренных, битком набитых мусорных пакетов прибыла на Землю с захватнической миссией.

– Могу я обратить ваше внимание на диораму, созданную из пластмассовых динозавров и пустых тюбиков помады? – спрашивает Джейсон, жуя булку. Он жестом указывает на инсталляцию у нас над головами, ее с большой натяжкой можно назвать объектом искусства.

– Думаю, она великолепно дополнит интерьер моей спальни, – смеюсь я и закатываю глаза.

Вдруг ни с того ни с сего Джейсон спрашивает:

– Что такое СДД?

В моем мозгу гремят тысячи мини-взрывов.

– Что, прости? – Я, подавившись, откашливаюсь, и крошки вылетают у меня изо рта. Надеюсь, что Джейсон этого не заметил.

– СДД, – повторяет он будничным тоном, смахивая крошки со стола.

Ну отлично.

– Где ты это услышал?

Я мысленно просматриваю файлы своих воспоминаний. Мог ли он как-то подслушать мой разговор с Фиби? Или я, вернее, супер-Джулия, проболталась об этом между пьяными рассказами о супермоделях? О боже…

– Да одна из тех английских школьниц в Тауэре сказала. А я понятия не имею, что это значит, – отвечает Джейсон и откусывает от скона огромный кусок. – Я так понял, это какое-то чисто британское выражение. А ты знаешь кучу всего из этих твоих книг, и вообще ты умная.

– Да неужели? – с сарказмом отвечаю я и откусываю новый кусок.

Я просто тяну время, надеясь, что Джейсон отвлечется на что-нибудь и мне не придется выдумывать ответ.

– Да ладно тебе, – настаивает на своем Джейсон. – Расскажи.

– Не знаю, – осторожно отвечаю я. – Ну, то есть мы с Фибс понимаем под этим выражение «созданы друг для друга».

Теперь очередь Джейсона давиться булкой.

– Что? – спрашиваю я, тут же уходя в оборону.

– То есть, когда вы говорите про СДД, вы имеете в виду типа… парней?

Я прокашливаюсь и отвечаю, стараясь говорить самым непринужденным тоном:

– Ага. Например, можно сказать: такой-то и такая-то просто СДД, что будет значить, что они созданы друг для друга. Или тот парень – мой СДД, то есть мы с ним созданы друг для друга.

Джейсон фыркает. Кажется, он не верит.

– И что, у тебя есть СДД? – спрашивает он.

Этот вопрос застает меня врасплох. Я, конечно, уже целую вечность говорю, что Марк – мой СДД, но Джейсону я этого сообщать не собираюсь. К счастью, мне и не нужно, потому что Джейсон, не дожидаясь ответа, продолжает.

– Созданы друг для друга… – повторяет он с ухмылкой, берет пачку пакетиков с коричневым сахаром из подставки на столе и начинает хлопать ими по ладони. – Что за чушь.

– В каком смысле?

– Ну ты ведь не можешь действительно в это верить! То есть ты же умная. Ты столько всего знаешь. Ты должна понимать, что это просто сказочки. Маркетинговый ход. Мелодрамы, слащавые открыточки с мишками, День святого Валентина и кольца с бриллиантом. Полное дерьмо. – Джейсон отрывает верхушки сразу у трех пакетиков, запрокидывает голову и высыпает сахар в рот. Отлично. От такого количества сладкого он сейчас с катушек съедет.

– Ты не думал, что тоже однажды влюбишься? – спрашиваю я и откидываюсь на спинку стула, металлические перекладины впиваются мне в спину.

– Конечно, думал. – Джейсон сминает пустые пачки из-под сахара в руке и кидает на стол. Они подпрыгивают и разлетаются в разные стороны. Он, не обращая на них внимания, сгребает в кучку крошки на тарелке, облизывает палец и тычет им в эту горку. – Много-много раз. И когда влюблюсь, уверен, причиной тому будет не судьба, или Провидение, или это ваше «созданы друг для друга».

– Да? А что тогда? – с вызовом спрашиваю я, собираю пакетики из-под сахара и кладу на нашу тарелку. Почему я всегда убираю за Джейсоном мусор?

– Не знаю – я никогда не влюблялся, – произносит Джейсон и принимается крошить оставшийся скон. – Но, думаю, ей будет весело, когда я дурачусь, и она будет смеяться над моими тупыми шутками, и нам будет нравиться одна и та же музыка.

– То есть ты хотел бы найти кого-то, кто похож на тебя?

– Конечно. – Джейсон пожимает плечами, а потом широко ухмыляется: – Но с сиськами.

Я инстинктивно скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть то, что она почти плоская.

– Миленько, – отвечаю я и прищуриваюсь.

– Да я не про это. Суть в том, что кому-то, может, и не захочется торчать со мной целый день. Но кому-то ведь захочется. И это люди умные и веселые. И им нравится то же, что и мне, и они ненавидят то же, что и я, а еще они наверняка научат меня чему-то новому. Думаю, это самое близкое к «созданы друг для друга», что я могу себе представить.

– То есть ты не веришь в существование «той самой»?

– Не-а, – говорит он. – Их будет много, тех самых. Если повезет.

На его лице вновь появляется широкая ухмылка, и он мне подмигивает.

– Ты отвратителен, – отвечаю я и кидаю в него салфетку, а он ловит ее на лету.

– Я прав. – Он бросает в меня эту же салфетку.

– Вот и нет. – Я уворачиваюсь, салфетка пролетает над моим плечом, отскакивает от окна и падает.

– Посмотрим, – отвечает Джейсон.

Я хочу ответить ему что-то остроумное, чтобы последнее слово осталось за мной, но ничего, кроме глупого «да уж, посмотрим», в голову не приходит.

– Флиртовать – то же, что и выстраивать грамотную аргументацию или обсуждать условия сделки, – рассуждает Джейсон, катая пальцами последний кусочек скона по столу. – Это просто манипуляция, Джулия. Умелое убеждение. Черт, да это, в общем-то, как театр.

На мгновение мне становится его жаль. Манипуляция? Театр? Вот о чем Джейсон думает, когда речь идет о любви. Грустно, если честно. Все знают, что отец Джейсона и его мачеха развелись с эпичным скандалом. Его отец – довольно известный в Бостоне адвокат, так что подробности быстро разошлись по интернету. Говорили про обзывательства (с его стороны) и про измены (с ее стороны), обсуждали, как она запустила в него тарелку ризотто на благотворительном вечере… Я ничего не знаю про биологическую мать Джейсона (и никто не знает), зато мне известно, что он не видится с мачехой, которая воспитывала его с самого детства. Можете себе представить? Она ведь была для него практически как мать, а теперь исчезла из его жизни. Если верить Саре Финдер, отца Джейсона постоянно видят с блондинками – то с одной, то с другой, и каждая следующая моложе предыдущей. Ничего удивительного, что у Джейсона такое извращенное понимание любви. Думаю, это аргумент № 725 в пользу того, что мы с ним абсолютно разные.

Похоже, через пару минут можно будет идти. Я залезаю в висящую на спинке стула сумку, чтобы найти «Гордость и предубеждение».

– ГО-О-О-О-О-О-О-ОЛ!

Кусочек скона ударяется о мою грудь и падает на пол, оставляя дорожку из взбитых сливок на моей рубашке. Я поднимаю глаза на Джейсона, который с ликованием вскинул руки над головой. Прежде чем я успеваю возмутиться (или хотя бы защитить одежду), он запускает в меня еще один кусок, но промахивается. Тот пролетает над моим левым плечом и приземляется в диораму с динозаврами.

Бариста с голубыми волосами и проколотой бровью, мягко говоря, не в восторге от игры Джейсона. Она взмахивает тряпкой и резко бросает ее на пол. Похоже, бариста вот-вот выйдет из-за стойки и направится в нашу сторону, чтобы вышвырнуть нас из кафе. Но сегодня (как, впрочем, и всегда) я точно не готова к публичному порицанию, так что я беру Джейсона за руку и тяну к выходу.

– Ты чего? – начинает он, но я шиплю на него и киваю на рассерженную бариста.

– Джулия, мне остался один мяч до Кубка мира! – ноет Джейсон, пытаясь меня остановить.

– Пошли, – сильнее дергаю я его за руку, и мы вываливаемся на улицу под дождь.