АВТОБУС ДВИЖЕТСЯ по трассе М40, минуя маленькие городки с названиями словно из «Гарри Поттера»: Болтморская впадина и Тиддингтон. А между ними километр за километром тянутся зеленые поля и холмы. Мне не сидится на месте. Даже книгу пришлось убрать в сумку. Впервые в жизни я не могу сконцентрироваться на «Гордости и предубеждении». Каждый раз, как мистер Дарси говорит что-нибудь напыщенное, я вспоминаю Джейсона и то мгновение над Темзой, когда мы с ним… что? Долго смотрели друг на друга? Почти поцеловались?
С тех пор Джейсон полностью игнорирует мое существование, только пихнул меня бедром в буфете, чтобы пролезть вперед и взять еще один тост. Несмотря на прямые указания миссис Теннисон сидеть со своими партнерами, Джейсон прошел мимо меня в автобусе и сел на ряд дальше, вместе с Сарой. И пришлось Иви ехать со мной. Всю дорогу Джейсон и Сара передают друг другу записки, хихикают и вообще ведут себя отвратительно.
– Да ладно! – произносит Сара с новым взрывом хохота.
– Поскорей бы они снова стали встречаться, – ворчит Иви, не отрывая взгляда от британского Cosmo. – От искр между ними скоро можно будет поджигать костер.
– Что, прости? – Даже не знаю, что смущает меня больше: то, что Иви изволила говорить со мной (или, вернее, при мне), или то, что она сказала. – Что ты имеешь в виду под «снова стали встречаться»?
– Алло? Ты что, не в курсе? Они встречались. Первый год старшей школы, помнишь? – говорит Иви, закатывая глаза, на ее лице написано: «Ты вообще не в теме». Она закидывает ноги на спинку сиденья, стоящего перед ней, и переворачивает страницу. – И судя по всему, их воссоединение не за горами.
Так вот почему Сара всю неделю пишет мне эти отвратительные сообщения. Она хочет вернуть Джейсона и думает, что я стою у нее на пути. Но ведь я вообще не стою ни у кого на пути. И точно не собираюсь переходить никому дорогу, если дело касается Джейсона.
То есть, конечно, иногда Джейсон очень милый. Например, когда он поет «Битлз» в парке или танцует в книжном магазине. Но это максимум десять процентов от всего времени. В остальные девяносто процентов он либо издевается надо мной, либо – что еще хуже – делает вид, что меня вовсе не существует.
И все-таки от мысли о том, что Сара и Джейсон могут быть вместе, у меня внутри все почему-то переворачивается. И те десять процентов… Ведь Джейсон действительно пел для меня и танцевал со мной. Так?
Всю оставшуюся поездку я вспоминаю события последних дней. Да, мы целыми днями гонялись за Крисом, и да, я убеждена, что мы с Марком СДД, но думать я могу почему-то только о Джейсоне и Саре. Я закрываю глаза и приказываю себе представить Марка и его безупречную улыбку или хотя бы Криса, который машинально поправляет очки, листая карманный томик Шекспира в кафе, но контроль над мозгом я утратила. Я будто смотрю на быстрой перемотке фильм о последних днях с Джейсоном, и от мелькающих картинок меня уже укачивает.
К счастью, автобус вскоре останавливается. Один глубокий вдох свежего воздуха, один взгляд на чудесный пейзаж – и мой стресс улетучился. Городок просто очаровательный, по-деревенски душевный, как с идеальных открыток из Британии. И я не позволю Джейсону (или кому бы то ни было) испортить мне сегодняшнюю экскурсию.
Автобус высадил нас у Королевского Шекспировского театра, вокруг милые маленькие магазинчики и прекрасные виды на реку Эйвон. В отличие от всех предыдущих стереотипно серых дней в Лондоне сегодня на небе ярко светит солнце, и чувство сладостного предвкушения, которое появилось, когда мы выезжали из отеля, вновь возвращается ко мне.
Мы идем на Хенли-стрит и останавливаемся у старого дома с деревянными балками, он утопает в ярких полевых цветах и сочной зелени. Дом Шекспира. Место, о котором я грезила с того дня, когда нам сообщили о поездке, и я в таком восторге, что вот-вот описаюсь. К сожалению (но вполне ожидаемо), место рождения Шекспира – популярная достопримечательность. Потоки людей, затопив садовые дорожки, выливаются на улицу. Семья из пяти человек фотографируется на фоне входной двери, и все крыльцо занято людьми, которые с камерами в руках ждут своей очереди, чтобы сделать такое же фото.
Миссис Теннисон жестом приглашает нас подойти ко входу, где нас уже ждет очередной гид. Я тороплюсь пройти быстрее всех: я была на экскурсиях в сотне домов-музеев и знаю, что в таких местах маленькие комнатки и всегда тесно. А я точно не намерена стоять позади толпы, ловя едва долетающие слова экскурсовода и пытаясь разглядеть хоть что-то за головами одноклассников. Я с нетерпением достаю блокнот и острый свежезаточенный карандаш.
Наш гид – высокий худощавый мужчина чуть старше пятидесяти. Когда он начинает говорить, в его голосе слышится нервное дребезжание.
– Всем добрый день, – начинает он с бесподобным британским акцентом. – Меня зовут Бертран. Добро пожаловать в дом Уильяма Шекспира. Я счастлив провести для вас экскурсию, сегодня мой первый рабочий день. – Он отчаянно пытается казаться спокойным, но в его речи то и дело проскакивают нервные смешки.
Одноклассники начинают хихикать, но я их игнорирую. Я буквально одержима Шекспиром с тех пор, как в шестом классе впервые нашла у мамы пыльное собрание сочинений с золотыми буквами на обложке. Я сразу открыла «Ромео и Джульетту». Конечно, имя Шекспира уже тогда было мне знакомо, но до той поры я не прочитала ни одной его строчки.
Уже тогда я поняла, что это истинный гений. Помню, как тяжело мне давалось чтение, приходилось перечитывать снова и снова, чтобы понять витиеватый старинный язык. И все же я была заворожена. Мне захотелось насладиться пьесой снова, а потом прочесть все, что только написал Шекспир.
Бертран жестом приглашает нас войти и начинает краткий рассказ о жизни Шекспира. Может, наш гид и показался мне немного нервным поначалу, но он преобразился, как только заговорил. Теперь кажется, что это сам Шекспир в вязаной жилетке с разноцветными ромбами ведет нас по своему дому. Бертран щедро сыплет теориями и догадками насчет потерянного года жизни Шекспира, рассказывает слухи о его женитьбе на Энн Хэтэуэй (по некоторым версиям, это был брак поневоле) и приправляет свой рассказ цитатами из его лучших произведений.
Я в раю. Я записываю с таким энтузиазмом, что ломаю карандаш и в спешке ищу новый, стараясь не упустить ни одного слова. Да кого я обманываю? Бертран покорил меня уже тогда, когда поздоровался с безупречным британским акцентом. Я пишу и пишу, и страницы заполняются моей замысловатой системой сносок, табличек и сокращений. Весь остальной мир перестал существовать, и даже Джейсон. Особенно Джейсон.
Ну ладно, может, тут я преувеличила. Может, когда я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что он стоит в толпе одноклассников, а не пропал или, не знаю, не арестован, и вижу, что он болтает с Сарой и даже не пытается прислушаться к словам гида, я чувствую легкий укол разочарования. А может, я даже немного ревную.
Но я быстро переключаюсь обратно. Дурочка. Тебе же даже не нравится Джейсон. Естественно, он будет с Сарой. Вы ведь не СДД, да ему даже на Шекспира плевать. Марк. Мар-р-р-р-р-рк. Вот кто сейчас оценил бы экскурсию. Он бы точно все понял.
– А теперь, господа, приглашаю вас последовать за мной в церковь Святой Троицы, где вы увидите могилу Шекспира, – говорит Бертран и сдержанным жестом приглашает нас выйти на улицу. – Уверен, вам не нужно напоминать об уважительном поведении.
При этих словах Райан и Джейсон, будто по команде, бросаются к двери, стараясь опередить друг друга, и застревают в проходе плечом к плечу. Ни один из них не может сдвинуться с места, но потом подходит Сьюзен и хорошенько толкает Райана вперед. Они с Джейсоном оба вываливаются на улицу и падают на дорожку с истерическим хохотом. Миссис Теннисон подскакивает к ним, и, когда я прохожу мимо, мне слышно, как она угрожает им дополнительными эссе. И это лишнее эссе я точно не стану писать. Я оставляю их разбираться без меня и ухожу вслед за гидом.
Бертран ведет нас по Хэнли-стрит. Миссис Теннисон и я идем следом, остальной класс ползет за нами. По обеим сторонам дороги стоят коттеджи с деревянными балками, и кажется, что если хорошенько дунуть, то дома заскрипят и развалятся. Мы проходим улицу, затем круговой перекресток и оказываемся на Хай-стрит. Узенький тротуар пестрит сувенирными магазинами и разноцветными маркизами кафе, столики и стулья стоят на тротуаре. Все вывески похожи, каждая вторая гласит: «Домик того-то и того-то» или «У старины такого-то». Понятно, что это рассчитано на туристов, но я все равно в восторге.
По пути я приглядываюсь к каждой витрине – вдруг мне удастся найти тот антикварный магазин, о котором рассказывала мама. Я слышала эту историю, наверное, миллион раз. На свадьбе у мамы и папы не было обручальных колец, потому что тогда отец только-только поступил на службу во флот и они были беднее церковной мыши. Они просто бродили по Стратфорду без карт, шли куда глаза глядят и набрели на маленький магазин подержанных вещей, где и нашли парные золотые кольца. Мама сказала, что это был знак и сама судьба привела их туда. Ни одно из колец не нужно было подгонять по размеру – они подошли идеально. Кольца, судя по всему, были сделаны вручную, с неровностями и шероховатостями. Папа любил показывать, как мамино кольцо идеально ложится внутрь его кольца. Теперь они так и хранятся в синей бархатной шкатулке: мамино кольцо лежит внутри папиного.
Через несколько кварталов череда магазинов и кафе уступает место аккуратным таунхаусам и кирпичным офисам. Тротуар сужается, и нам приходится идти вдоль дороги по одному, друг за другом. Несколько минут мы идем в молчании, потом тротуар снова расширяется, вдалеке показывается густая зелень деревьев и церковный шпиль. Мы подходим к кованым воротам. Низкая каменная ограда обхватила парк.
Бертран ждет, пока все соберутся вокруг него; я снова встаю прямо перед ним, практически у него под носом, с блокнотом и карандашом наготове. Мы вот-вот дойдем до могилы Шекспира. Если бы я знала, как правильно преклонять колено, поверьте, я бы это сделала.
– Добро пожаловать в церковь Святой Троицы, или, как часто ее называют, Шекспировскую церковь, – говорит Бертран, глубокого вдохнув и прочистив горло. – Уильям Шекспир был крещен здесь в 1564 году, а спустя пятьдесят два года похоронен здесь же на глубине шести метров, чтобы предотвратить возможное разграбление его могилы.
– Фу, ну и гадость, – шепчет Иви, и сзади раздается несколько глупых смешков.
Квентин добавляет в своей укуренной манере:
– Ромео и Джульетта против зомби. Вот был бы прикол!
– Мо-оз-з-з-зги-и-и-и-и-и-и-и-и-и! – Райан вытягивает руки и бросается на Иви, свесив язык набок.
Иви хихикает и прячется за Джейсоном. Сьюзен, поморщившись, отходит в сторону. Вот оно, «уважительное поведение» во всей красе. Я отодвигаюсь подальше от своих одноклассников и смотрю на Бертрана взглядом, полным сочувствия и понимания. Хочу, чтобы наш гид знал: я на его стороне.
Мы заходим в церковь, и все разбредаются кто куда. Сьюзен тащит Райана к алтарю. Она сейчас прямо лопнет от счастья. Райан же, наоборот, выглядит так, будто предпочел бы вместо этого сдавать выпускные экзамены на латыни. И я его прекрасно понимаю.
Я подхожу к могиле Шекспира. Там стоит его бюст, а на полу лежит шелковый синий шнур, огораживающий надгробный камень. На нем табличка:
Добрый друг, во имя Иисуса, не извлекай праха, погребенного здесь.
Да благословен будет тот, кто не тронет эту плиту, и да будет проклят тот, кто потревожит мои кости [9] .
Я снова и снова перечитываю слова про себя. И представляю, как тут стояли мои родители. Им тогда только исполнилось по двадцать два, они были молодоженами, папа обнимал маму за плечи, а мама прижималась головой к его груди. Я тоже хочу такой любви, как была у них, хочу всем сердцем. Я закрываю глаза и на этот раз без труда представляю Марка, как он стоит здесь со мной и его руки лежат у меня на талии. Я позволяю себе упасть в вымышленные объятия и, пожалуй, чересчур увлекаюсь, потому что буквально начинаю падать.
– Воу-воу, зубрила! – слышу я голос Джейсона за спиной, он ловит меня и ставит на ноги. – Ты что? Причастилась винишком?
– Очень смешно.
Я открываю глаза и, к своей досаде, вижу, что это он стоит сзади. Хочу увидеть Марка, его прекрасную улыбку и темные волнистые волосы, а не дурацкую ухмылку Джейсона и его лохматую рыжую шевелюру.
– Ученики! Все ко мне! – Гнусавый голос миссис Теннисон эхом отскакивает от всех поверхностей в церкви и болью отдается в ушах.
Я рада, что не надо самой выдумывать предлога, чтобы отойти от Джейсона подальше. Миссис Ти держит в руках наше расписание. Изучив его, она начинает обмахиваться им как веером, а потом выводит нас всех из церкви на кладбище, которое оказывается на удивление зеленым. Трава тут настолько мягкая и густая, что мне хочется прилечь на нее, и, оглянувшись, я замечаю, что некоторые мои одноклассники это уже сделали. Сара и Иви расположились в тени под ивой и о чем-то шепчутся (пожалуйста, пожалуйста, только бы не обо мне).
– Что ж, класс, я, кажется, ошиблась в расчетах, составляя расписание на сегодня, – начинает миссис Теннисон, от тревоги вокруг ее глаз легли морщины.
Руки у миссис Ти дрожат, но тут дело скорее не в ошибке, а в литрах крепкого английского чая, которые она вливает в себя с тех пор, как ступила на британский берег. Думаю, эта поездка отняла у нее лет десять жизни. Я-то давно заметила (ведь двенадцать или даже тринадцать тысяч раз перечитала расписание), что между экскурсией и заселением в хостел у нас будет как минимум час свободного времени. Только вот миссис Теннисон явно не готова целый час развлекать двадцать семнадцатилетних подростков. Наконец она складывает бумаги, убирает их в свою гобеленовую сумку, тяжело вздыхает и продолжает:
– Видимо, сегодня у нас будет незапланированный культурный час.
Народ начинает ликовать и давать друг другу пять.
– Шекспир рулит! – кричит Райан Линч.
– Только вместе с вашим партнером! – кричит миссис Теннисон, когда все начинают разбредаться. – Отнеситесь к этому серьезно… это ведь культурные часы! Я надеюсь прочесть в ваших вечерних эссе о том, как вы распорядились своим временем.
Все разбиваются по парам и расходятся в разных направлениях. Мне бы сейчас следовало подойти к Джейсону, но он болтает с Сарой и Иви, а я не хочу выглядеть так, будто мне больше всех надо. Я слышу, как Сара говорит о шопинге. Джейсон мотает головой, и девушки, оставив его одного, уходят к Хай-стрит. Через пару минут на лужайке остаемся только мы с Джейсоном и миссис Теннисон, которая устало опускается на скамейку под ивой. Этой женщине явно нужно время, чтобы прийти в себя.
Мы стоим молча, Джейсон пинает что-то в траве. Через минуту мучительной тишины я сдаюсь:
– Ну, наверное, можно было бы пройтись по кладбищу, посмотреть на могилы, а в эссе написать что-то о надгробиях.
– Могилы? Мертвецы? Да уж, ты просто лучик света, Джей, – отвечает Джейсон.
Он достает из кармана виноградную жвачку, разворачивает ее, откусывает кусочек, потом заворачивает обратно оставшуюся часть и убирает в карман. Видимо, чтобы растянуть удовольствие. Фу!
– У тебя есть предложение получше? – Больше всего я бы хотела сейчас не обращать на Джейсона внимания. Он ведь игнорировал меня целый день. Я могла бы поискать ту антикварную лавку или помечтать о Крисе. То есть о Марке. То есть… ну о них обоих.
– Хочешь, просто побродим? – спрашивает Джейсон.
– Побродим? – переспрашиваю я. Что-то в сумке упирается мне в спину. Я снимаю ее с плеча и заглядываю внутрь, чтобы понять, что не на месте.
– Да, пошатаемся. Без путеводителей, без исторических справок. Просто пойдем куда глаза глядят. Без цели.
Я нахожу то, что мне мешало. Это пенал с карандашами. Он лежит позади блокнота, а не перед ним, как должен. Я быстро перекладываю вещи и снова вешаю сумку на плечо. Так-то лучше.
– Спасибо, я знаю, что значит «бродить».
Пожалуй, не стоит сейчас говорить, что единственное, на мой взгляд, подходящее место для того, чтобы бродить ради удовольствия, – это библиотека. Карты Google не просто так придумали вообще-то.
Джейсон наигранно делает поклон и жестом приглашает меня последовать в сторону, противоположную от Хенли-стрит и остальных одноклассников. Мы идем молча. Он держит руки в карманах и размашисто шагает на своих длиннющих ногах, и мне приходится прилагать немало усилий, чтобы не отставать от него.
– Ну так что, ты хочешь увидеть что-то конкретное? – спрашивает он.
– Я думала, мы решили просто побродить.
Джейсон вынимает руки из карманов.
– Слушай, ты вчера мне все уши прожужжала о том, как ждешь этой поездки. Я просто хочу убедиться в том, что твои детские мечты воплотятся в жизнь.
– Ну, я надеялась, что смогу найти один антикварный магазин… – начинаю я, но Джейсон не дает мне закончить.
– Ну уж нет! – резко останавливается он. – Если бы я хотел отправиться на шопинг, то пошел бы с Сарой и Иви.
Я могла бы объяснить, что речь идет совсем не о шопинге, но тогда придется рассказать о родителях, а мне не хочется.
– Ну а ты тогда куда хочешь пойти?
– Да не знаю. Я ведь такой типа иду-куда-ведет-судьба. Понимаешь? Carpe diem и все такое. Никогда не знаю, что ждет завтра.
Я закатываю глаза, но Джейсон уже ушел вперед и этого заметить не может. Я вздыхаю и бросаюсь за ним.
Мы идем все дальше от центра города, минуя сады. Мы проходим мимо Королевской Шекспировской компании, но не останавливаемся, потому что у входа полным-полно туристов, детей, людей с камерами и рюкзаками. Мы бредем вдоль реки, где лениво плавают утки и катаются на арендованных лодках туристы. Мы с Джейсоном молчим, но молчание не тяготит. Перед нами открывается такой чудесный вид, что не нужно никаких слов. И я прекрасно понимаю, почему именно здесь Шекспир написал свои сонеты. Душистая, аккуратно постриженная трава, сверкающие капли росы, сладкий аромат цветов и пронизывающие все вокруг солнечные лучи. Поют птицы, гортанно квакают лягушки, и кажется, будь у меня возможность посидеть здесь в тишине с блокнотом и карандашом, я тоже написала бы что-то гениальное и вдохновенное. Все красиво, как во сне. Но вдруг солнце заслоняют огромные угрюмые тучи, вот-вот может начаться ливень.
Джейсон идет через мост на другую сторону реки, там заканчиваются жилые дома и магазины и начинаются поля и пастбища. Дорога становится уже, трава по краям выше. Я не хочу задавать вопросов, но мы идем все дальше и дальше в неизвестном направлении, так что вскоре мое терпение лопается.
– Куда мы идем?
– Я же говорил, мы бродим, – отвечает Джейсон так, будто точно назвал пункт назначения.
Мы проходим Стратфордский сад бабочек и старое кладбище. С каждой секундой становится темнее. Никогда не видела, чтобы тучи набегали так стремительно. Не понимаю, как мне вообще могло прийти в голову, что слепо идти за Джейсоном – хорошая идея. Даже если бы он знал, куда мы направляемся (а он не знает), то все равно привел бы нас прямо к неприятностям. Когда я уже это запомню?
Вдруг небеса разверзаются, и на нас обрушиваются потоки воды. Джейсон переходит на трусцу.
– Ты хоть примерно представляешь, куда идешь? – Я пытаюсь перекричать раскаты грома.
Можно уже не торопиться: за тридцать секунд мы промокли до нитки. Изогнутая молния пронзает небо, и прямо над нами раздается чудовищный раскат грома. Я подпрыгиваю от страха.
– Думаю, мы можем быстро вернуться на Хай-стрит, если срежем через сады Бэнкрофт, – громко говорит Джейсон, осматриваясь.
– Я что-то не уверена. – Я пытаюсь поднять в памяти карту, которую рассматривала перед поездкой. Я бы многое сейчас отдала за возможность свериться с айфоном… – И потом, разве во время грозы не нужно держаться подальше от открытых пространств? Я не хочу умереть от удара молнии.
– Тогда можешь оставаться тут и ждать, пока дождь пройдет. Или можешь рискнуть и пойти вместе со мной, – отвечает Джейсон, и в эту секунду, словно по команде, где-то за деревьями снова раздается гром.
Мы перепрыгиваем через мокрый забор и бежим по высокой траве. Для Джейсона эта прогулка сложности не представляет, его длинные ноги, как ходули, быстро двигаются по грязи. А вот мои – короткие – совсем не такие быстрые, к тому же я припадаю к земле на каждую вспышку молнии, как нас учили в четвертом классе. Нет, ну а что? Я не собираюсь рисковать жизнью. Трава настолько высокая, что порой мне приходится подпрыгивать, чтобы не потерять из виду Джейсона. Мокрый свитер прилип к телу, а джинсы издают противный звук при каждом шаге. Поле остается позади, а дождь тем временем стихает и превращается в густую изморось. Я иду, сосредоточено глядя под ноги, чтобы не угодить в лужу или в яму, как вдруг раздается звук, от которого я застываю на месте.
Джейсон делает несколько шагов вперед, а потом замечает, что я отстала.
– Ты чего?
– Ты слышал? – спрашиваю я, и в эту секунду звук раздается вновь: как будто гудит какой-то старый хриплый гудок, покрытый пылью.
– Что? Гусей?
– Что?! Где?!
– Да расслабься, – говорит, смеясь, Джейсон. – Они тебя не тронут.
– Ты уверен? – Я скрещиваю руки на груди. – Я больше ни шага не сделаю, пока ты не поклянешься…
– Да нет там никаких гусей, трусишка, – перебивает он и похлопывает меня по макушке, словно пятилетнюю девочку. – Нет повода для истерики. И почему ты вообще так боишься гусей, а?
– Я не хочу об этом говорить, – бурчу я под нос, снова начиная двигаться вперед.
Я прохожу шагов шесть или семь вверх по холму, но потом он обрывается, и я оказываюсь прямо перед стаей из девяти гусей. Их малюсенькие черные глазки-бусинки нацелены на меня, а рты – или, вернее, клювы – распахнулись в демонической улыбке. Я испускаю жуткий животный крик, разворачиваюсь и бросаюсь прочь. Ни слишком высокая трава, ни слишком короткие ноги, ни лужи, ни кочки, ни молнии с громом больше не имеют значения. За спиной слышится тяжелый топот Джейсона.
– Притормози! – кричит он, задыхаясь. – Джулия, да стой ты! – Он обгоняет меня и сгибается пополам от истерического хохота. Я разворачиваюсь и бросаюсь к Джейсону.
– Ты придурок! – Я подбегаю и со всей силы бью его по плечу. Он так хохочет, что, кажется, даже не замечает удара. – Ты сказал, там нет гусей!
– Да я их не видел! – выдавливает он из себя между смешками. – Вот это был крик! Я уж подумал, ты мертвеца увидела или типа того! Ну и ну!
– Пожалуйста, давай уйдем отсюда скорей, пока…
Но я не успеваю договорить, потому что раздается новый оглушающий раскат грома и на небе зигзагом вспыхивает молния. Изморось в мгновение сменяется проливным дождем. Джейсон этого, кажется, даже не заметил, он все продолжает хохотать. Не удивлюсь, если он не остановится, даже если в нас обоих попадет молния. Зачем я только пошла у него на поводу? Что за идиотский план – таскаться по незнакомому городу без карты! Я достаю телефон и нахожу номер миссис Теннисон в контактах. За целую неделю в Лондоне я еще ни разу не использовала мобильник по назначению.
Я тут же жму на кнопку с зеленой телефонной трубкой, чтобы спросить, что нам делать, но звонок внезапно прерывается, и на экране появляется сообщение: «Доступно 0 минут».
– Что?! – ору я и действительно топаю ногой по луже, которая собралась вокруг меня.
– В чем дело? – спрашивает Джейсон, наконец успокоившись.
– Ну, кроме того что я стою под проливным дождем посреди поля и понятия не имею, где нахожусь, кроме того что на меня чуть не напала стая гусей, переносящих черт знает какие болезни, кроме того что меня в любой момент может убить удар молнии, – я захлопываю мобильник, – у меня еще и кончились деньги на телефоне!
– Ого, – отвечает Джейсон. – Я думал, такие, как ты, все планируют заранее и пополняют баланс перед выходом из отеля.
– Обычно именно так я и делаю, – кричу я, крепче сжимая телефон в руке, чтобы не запустить им в голову Джейсону. – Но, похоже, твой инфантилизм заразен.
– Да ладно! – Он показывает мне язык и тычет меня пальцем под ребра.
– Пожалуйста, заткнись и дай мне свой телефон. – Я протягиваю руку, мои мокрые волосы прилипают к губам.
Джейсон, резко замолкнув, с удивлением смотрит на меня.
– Чего?
– Твой. Телефон. – Каждое слово я произношу медленно. – Мы явно заблудились, и я хочу поскорее вытащить нас отсюда. Позвоню миссис Теннисон, спрошу, что делать. Или ты сам звони.
– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит он и отворачивается.
– Почему? Она не будет злиться. Ты ведь можешь просто, как всегда, прикинуться дурачком и произнести то идиотское приветствие в стиле мальчиков-бойскаутов. Это всегда вытаскивает тебя из неприятностей.
– Слушай, если мы позвоним, она узнает, что мы вовсе не исследовали достопримечательности этого Стратфорда-на-чем-то-там. Да и не нужны нам никакие указания. Если будем идти дальше вперед, то скоро сами выйдем на дорогу, – рассуждает Джейсон, все быстрее шагая по полю. Мне приходится перейти на бег, чтобы не отстать.
– Не хочу я топтать грязь под дождем ни секундой дольше, чем нужно, – говорю я твердо. – Либо ты звонишь ей, либо я сделаю это за тебя.
– Это вряд ли, – отвечает он, не останавливаясь.
– Джейсон, это просто тупо! – Мой голос звенит от бешенства. – Просто дай мне чертов телефон!
– Нет! – кричит Джейсон через плечо.
– Ах нет?!
– Нет! – И он вдруг срывается на бег.
– Джейсон! – кричу я, снова топнув по луже. – Сейчас не время для игры в догонялки!
Но он не останавливается, и я бросаюсь за ним. Он недооценил мои ноги пловца: они могут бегать очень быстро. Вскоре я уже могу схватить его за толстовку. Не раздумывая, я прыгаю ему на спину. Джейсон пробегает еще несколько шагов вперед по инерции, пока я сижу у него на спине, как в каком-нибудь нелепом родео, а потом спотыкается. Мы падаем на землю. Я запускаю руку в его карман и вытаскиваю телефон.
– Эй! – кричит он и, как тогда, в Тейт, в два рывка переворачивается, и вот я уже лежу на спине в грязи и мой свитер наполняется водой. У меня сбивается дыхание, и пока я жадно глотаю воздух, Джейсон выхватывает телефон и дьявольски ухмыляется. Потом победоносно поднимает его вверх, сверкая глазами.
– А ну слезь с меня! – ору я, пытаясь скинуть Джейсона.
Но он не двигается. Вдруг что-то происходит. Я понимаю, что Джейсон уже лежит на мне, его губы в паре сантиметров от моих. Капли дождя скатываются по его волосам и щекам и капают мне на шею. Мое сердце замирает, а пальцы ног начинает покалывать.
Джейсон бросает телефон в траву и свободной рукой убирает в сторону мокрую прядь волос, прилипшую к моим глазам. Потом он проводит пальцами мне по щеке, и странное чувство пронзает меня насквозь. Он заправляет волосы мне за ухо и останавливает пальцы на подбородке. Подушечки его пальцев мягкие и нежные. Я немного приподнимаю голову к Джейсону. Он наклоняется чуть ниже, но тут же отстраняется.
В голове проносятся сотни мыслей, и ни одну я не могу додумать до конца. Он что… Он хочет… А я?.. Мы что, сейчас…
И он целует меня. Его губы прижимаются к моим, жадно и с нетерпением. Все мысли в голове тут же утихают, меня больше не волнует, правильно ли мы сейчас поступаем. Я расслабляюсь, полностью отдаюсь происходящему и тону в удовольствии. Кончиком языка Джейсон нежно скользит по моей верхней губе. Я приоткрываю рот, но Джейсон не ныряет языком мне в горло, как Билли Рассел однажды в кино в восьмом классе, – Джейсон делает все осторожно и мягко. Я сладко вздыхаю. Мои руки ложатся Джейсону на спину, пальцы сжимают мокрую ткань его футболки. Кажется, он целует меня целую вечность, пока мне не становится совсем тяжело дышать.
Где-то вдалеке гремит гром, но сейчас это абсолютно не имеет значения. Такое чувство, будто земля под нами разверзлась и мы тонем. На меня давит огромный вес, но я не чувствую тяжести. Наоборот, я хочу больше. И я притягиваю Джейсона еще ближе, обнимаю еще крепче.
Наконец Джейсон отстраняется. Я молча смотрю на него и моргаю. Мне хочется спросить, зачем он поцеловал меня, хотел ли он этого или все получилось само и что это все значит. Но, кажется, лучше держать рот закрытым, а не то я не смогу совладать с водопадом нечленораздельных вопросительных восклицаний. Джейсон скатывается с меня и ложится рядом на бок, подперев голову рукой, как будто мы лежим на мягком газоне в солнечный денек, а не в луже грязи под мелким холодным дождем.
– Можно я кое-что спрошу? – произносит Джейсон, и я мысленно начинаю готовиться к допросу в стиле «кто учил тебя так целоваться?».
– Ага, – мычу я, прикидывая ответ, но Джейсон заходит совсем с другой стороны.
– Серьезно, что за проблемы у тебя с гусями?
Я смотрю на его лицо: синие глаза сверкают, губы сжаты в тонкую линию. Видно, что он еле сдерживает смех.
– Ой, да просто глупая история из детства. – Я переворачиваюсь на живот и кладу голову набок на мокрую траву. Голова еще кружится, а сердце бешено колотится.
– Да брось. Ты же знаешь, я ведь на самом деле большой глупый ребенок, – говорит Джейсон, ткнув меня в бок. – Давай выкладывай.
И я рассказываю ему историю: запутанный клубок из моих детских воспоминаний и рассказов родителей. Я говорю, и перед глазами стоит картина, как отец со мной на руках несется за глупой птицей и мы оба кричим что есть сил на этого маленького гусенка. К концу истории мы с Джейсоном оба лежим на спине, схватившись от смеха за животы.
– Похоже, твой отец – отличный парень, – говорит Джейсон, когда его отпускает очередной приступ смеха.
– Он действительно был таким, – отвечаю я с тяжелым вздохом.
– Был? – приподнимаясь на локте, переспрашивает Джейсон. Я чувствую на себе его внимательный взгляд.
– Он умер, когда мне было семь, – отвечаю я, глядя в небо.
– Ох, ну да. Мне так жаль, – шепчет он и, притянув меня ближе, обнимает, а потом зарывается носом в мои волосы и нежно целует в висок.
Я сжимаю руку, которой Джейсон меня обнимает, и стараюсь проморгать подступающие слезы. Я глубоко вдыхаю воздух, свежий, тяжелый, пропитанный ароматом мокрой травы. Не могу поверить, что говорю это, но здесь, посреди сырого поля, в объятиях Джейсона намного лучше, чем в любой мягкой кровати отеля, лучше, чем в бассейне. И плевать, что я дрожу от холода, потому что одежда промокла, а ветер свежий. И плевать, что на моих кроссовках и джинсах налипло столько грязи, что хватит на строительство целой хижины. И плевать, что мои волосы, должно быть, спутались в такие плотные колтуны, что придется побриться наголо. Я закрываю глаза и устраиваюсь поудобнее, я готова лежать так вечно.
Я наслаждаюсь воздухом после дождя и этим моментом. Джейсон тоже молчит. И хотя в этой минуте прекрасно все, я должна нарушить тишину и спросить, пусть даже мое сердце выпрыгнет из груди от волнения.
– Джейсон, это значит, что… – Но слова застревают у меня в горле. Я чувствую, как увесистые капли воды падают на лицо.
– Нам лучше… – Но он не успевает договорить, его обрывает раскат грома.
Мы вскакиваем на ноги. Джейсон хватает меня за руку и бросается бежать. Не знаю, понимает ли он, куда мы двигаемся (я – точно нет), но я рада, что могу просто следовать за ним. С каждым шагом мои ноги глубоко утопают в грязи, и каждый раз, когда я отрываю ногу, брызги летят в стороны. Джинсы абсолютно мокрые, на кроссовки налипают новые и новые слои грязи, но мне все равно. Мои кудряшки, мокрые и грязные, с запутавшимися в них травинками, хлещут меня по лицу. Я широко улыбаюсь. Мы бежим по бескрайнему полю. Я поймала ритм Джейсона и вспоминаю ночь, когда мы вместе убегали с той злополучной вечеринки. Сколько всего успело произойти за одну неделю…
Мы останавливаемся под огромным раскидистым деревом, у толстого ствола которого стоит синий велосипед, такой хлипкий старый круизер, на котором больше ржавчины, чем краски. Джейсон быстро проверяет, на ходу ли еще колеса, и садится на сиденье.
– Запрыгивай, – говорит он; его мокрые рыжие волосы прилипли ко лбу.
– Куда?
– Да сюда. – Он хлопает по скользкому рулю. Я смотрю на Джейсона в недоумении. – Что? Хочешь остаться здесь?
Я поднимаю глаза на небо – кругом лишь серые тяжелые тучи и ни одного просвета.
– Что, ждешь, что небеса скинут тебе шлем? – дразнит Джейсон.
– Или «фольксваген», – бормочу я, еще раз бросая взгляд на небо. – Ладно, ладно. Наверное, это безопаснее, чем пытаться поймать машину.
Я пытаюсь влезть на руль, но соскальзываю. Джейсон ловко подсаживает меня, и в следующее мгновенье мы уже несемся по узкой улочке в сторону города.