В начале одиннадцатого шпили появились в пределах видимости. Мы довольно долго не решались к ним подойти: Дрыщ объяснял Педерсону, как подобраться к утесу с входом в искомую пещеру. Стояла тьма-тьмущая, хоть глаз выколи, и рассмотреть на волнах судно со спущенными парусами не представлялось возможным. Кстати сказать, если кто там и стоял на швартовых, приходилось ему не сладко — не знаю, какой трос выдержит такую качку.

Я поставил Бриндли за штурвал где-то на середине пролива, и он вел судно ровнехонько на юг, довольно ловко удерживая посудину в неспокойном море. Решено было пристать к берегу в миле от входа в пещеру. Волна вздымалась высоченная, но мой милый «Лоботряс» шел как по маслу. Экипаж здорово швыряло по кораблю; мы то резко летели вниз, то подскакивали вверх, будто на салазках. И что удивительно, Бриндли и в самом деле держался молодцом. Я мельком взглянул на него — вижу, глаза горят, рот скривился в ухмылке, а сам сосредоточен, желваками поигрывает. Черт побери, да он еще и свистеть умудряется! Да уж, крепкий орешек. Глядишь, и не потонет «Лоботряс». Может, целехонькими вернемся.

Я хлопнул помощника по спине и сказал:

— Принимай посудину, капитан.

— Послушная девочка, резво мчится, — ответил он.

— Если доставишь нас целехонькими, так и быть, дам борта поскрести — вылизывай сколько душе угодно.

Бриндли усмехнулся и ответил:

— Пошел ты знаешь куда.

— Слушаюсь, капитан, — ответил я.

Мы шли с выключенными огнями — свет погасили даже в каюте. «Лоботряса» так бросало и кренило на волнах, что передвигаться по трюму было почти невозможно. Я здорово саданулся плечом о переборку; на камбузе рассек ногу о здоровенный локер. Такими темпами, глядишь, сойду на берег инвалидом. Наконец я добрался до утепленного непромокаемого комбинезона и напялил его, отделавшись единственным падением. Темно-синий всегда был мне к лицу — жаль, зеркала нет поблизости.

Я выбрался на палубу. Дрыщ оседлал бушприт и, вцепившись в линь, вглядывался в темноту, отыскивая разведанный накануне лаз.

Педерсон застрял с подветренного борта. Вцепившись в перила, он откровенно блевал. Завидев меня, инспектор отер рот рукавом и сказал:

— Отделался от мурашек.

Думаю, даже я не справился бы лучше, чем Бриндли: парень пристал к берегу тютелька в тютельку. Дрыщ присмотрел местечко, где неплохо было укрыться от высокой волны, — более-менее защищенный участок скалы, этакая выемка в породе. Туда мы и нацелились. «Лоботряс» причалил кормой вперед, мы стояли наготове на транце, придерживая друг друга и вцепившись в планширы и канаты — кто как исхитрился. Педерсон, как самый бывалый, прихватил для своей винтовки водонепроницаемый футляр, я же был не столь прозорлив. Пришлось наспех сунуть ружье в мусорный мешок и перетянуть изолентой. Такой вот я бомжеватый коммандос.

Корма задралась на гребне волны, и на откате Бриндли дал задний ход, плавненько подсадив нас к каменистому выступу, и тут же переключил передачу, пока траулер не хлобыстнулся кормой о скалы. Ну что, прыгать? Сейчас или никогда.

— Давай! — скомандовал Дрыщ.

Мы бросились на выступ и, оскальзываясь на мокром валуне, рванули вперед, к берегу, пока не смыло прибойной волной.

Дрыщ завопил:

— Вверх! Все наверх!

Мы уцепились за скалы и вскарабкались на уступ повыше, спасаясь от следующей волны, которая с грохотом рухнула на каменные глыбы, осыпая нас ледяными брызгами. Мы поднимались все выше и выше — благо было куда поставить ногу и за что уцепиться. Через пару минут, добравшись до середины утеса, мы остановились передохнуть на небольшой площадке размером с двуспальную кровать.

Педерсон вытащил из футляра винтовку, вставил обойму.

— Давай заряжай свою пукалку. Или решил без пуль обойтись? — усмехнулся он.

Я сорвал с ружья упаковку, сунул куда надо патроны. Внизу бушевал лютый шторм. «Лоботряса» застлало пеленой влаги и брызг, и рассмотреть его было невозможно. Инспектор подключил рацию и вызвал помощника.

— Бери управление на себя.

— Вас понял, — ответил тот.

— Так держать, — добавил Педерсон. — Я отключаюсь. Выйду на связь по завершении операции.

— Ясно. Десять-четыре, прием.

Инспектор выключил рацию и осклабился:

— Любит малец эту трескотню.

Дальше инспектор от нас отделился и пошел в южную сторону, чтобы подобраться поближе к главному входу в пещеру. Мы договорились, что он прождет нас три часа. Если услышит внутри какой-нибудь шум — пальбу, точнее говоря, — значит, нас с Дрыщом схватили и, вероятно, уничтожили. Дальше ему решать самому: спасать нас или сматывать удочки. Если же за три часа не произойдет ничего криминального, значит, операция прошла успешно и мы вытащили Барбару с лордом через потайной лаз. В этом случае Педерсон вернется на тот самый уступ, где мы высадились, и будет нас ждать.

План простецкий, а случиться может все, что угодно.