Глава I

О короле дуболесья, его жене и сыне

В стародавние времена существовала страна, так густо заросшая лесом, что менестрели говорили, будто бы белка могла пройти её из конца в конец, перебираясь с дерева на дерево, и ни разу не коснуться земли. Потому и называлась эта страна Дуболесьем.

Повелитель той страны был суровым и славным воином. Ещё в юные годы он не находил удовольствия ни в чём, кроме сражений и турниров, но когда ему исполнилось сорок лет, он увидел дочь одного из покорённых им правителей. Её красота изумила короля, да так сильно, что он вернул отцу девушки всё, что отнял у того в битве, и попросил отдать ему дочь, дабы не пустовала королевская постель. На том и порешили. Король вернулся домой с невестой, и вскоре в Дуболесье справили свадьбу.

Рассказывают, что король не жалел о своей просьбе. Он любил жену так сильно, что целый год не притрагивался ни к доспехам, ни к оружию, надевая их только на турниры, проводимые по просьбе королевы.

Так проходили дни, и, наконец, королева понесла. Когда же приближалось время её разрешения, случилось так, что трое правителей, объединившись, пошли войной на Дуболесье, местные же вассалы и главы родов просили короля повести их в бой на врага, и он не мог им отказать.

Король разослал по своим владениям приказы, в которых призывал всех подданных явиться в столичный город. Когда же ополчение было в сборе, он распрощался с женой и нерождённым ребёнком и отправился на войну. Сердце его ожесточилось на захватчиков, и теперь в нём не было места для любви и радости.

На своей земле он вступил в бой с повелителем противника. Говорят, вражеские воины падали вокруг него, словно спелые колосья под ударами серпа, но когда он уже гнал врага, кто-то из отступавших обернулся* и метнул копьё. Оно угодило как раз в то место, где кольчуга была уже порвана. Рана оказалась глубокой, и король без сил пал на землю. Лорды и военачальники собрались вокруг него, знахари применили всё своё искусство, но всем было ясно, что душа короля покидает этот мир. Тогда король послал за священником и за коннетаблем. А коннетаблем в то время был очень знатный лорд, двоюродный брат короля. Умирающий король, не тратя лишних слов, попросил его присмотреть за ребёнком, который скоро должен был появиться на свет. Если родится муж, то коннетаблю надлежит взлелеять его и обучить всему, что подобает знать королю, а если родится дева, то следует выдать её замуж за достойного человека. Коннетабль поклялся на своём мече – на клинке и на эфесе поклялся он, – что выполнит волю короля и будет верным слугой его ребёнку, если таковой родится. Затем король попросил коннетабля принять на себя власть на то время, пока наследник не достигнет совершеннолетия, если другие вассалы не будут против такого решения. Коннетабль поклялся исполнить волю короля, и все находившиеся при этом лорды засвидетельствовали клятву. Тогда священник причастил умирающего. Король принял Плоть своего Создателя, и вскоре его душа отошла в мир иной.

Коннетабль же продолжил преследование врагов и в двух последующих битвах разбил их полностью, так что они запросили мира. В Дубфорде, столице Дуболесья, коннетабль был принят с большими почестями, но радости он там не увидел: все оплакивали короля, который никогда не был суров к своему народу. Королева, когда вести о кончине мужа, а затем и его тело, прибыли в Дубфорд, слегла от горя и страха и почувствовала, что пришёл срок родов. Разрешившись от бремени, она умерла, но её ребёнок, крепкий и здоровый мальчик, выжил.

Убитого короля и ту, что была убита его гибелью, похоронили в один день, а когда похороны закончились, маленького наследника принесли к купели и окрестили, дав ему имя Кристофер.

Затем коннетабль собрал всех, кто должен был принести присягу новому королю, и они явились, хотя присягать должны были всего-навсего младенцу, только недавно лежавшему в материнской утробе. Когда же присяга была принесена, коннетабль собрал мудрых людей королевства и сказал им, что умерший король отдал ему в опеку сына ещё до того, как младенец появился на свет, и поручил управление королевством до тех пор, пока принц не достигнет совершеннолетия. Коннетабль просил собравшихся назвать более достойного, если им не нравится выбор, сделанный перед смертью их правителем. Тогда все заявили, что коннетабль – самый достойный и самый могущественный из них, ведь его избрал сам король перед кончиной. Никого они не хотели видеть своим владыкой, кроме него.

Потом созвали большое народное собрание, перед которым был поставлен тот же вопрос, и никто не выступил против воли короля, никто не смог назвать другого человека, достойного понести бремя власти и управления государством, да ни один из собравшихся и не считал себя способным на это.

Итак, теперь коннетабль по имени Рольф стал властителем страны Дуболесья. Правил он хорошо, власть держал крепко и был мужественным воином. Многие из славных королей стали его друзьями, а прочие боялись нового правителя и его друзей. Простолюдины же замечали только, что в королевстве теперь мир, а об остальном и не ведали. Самого повелителя они видели редко, а управляющим и шерифам платили так мало налогов, как было возможно, хотя и больше, чем хотели бы. Так как на еду у них хватало, а во всём прочем их свободу не сковывали, они не могли быть недовольны. Коннетабль преуспевал и не чувствовал недостатка ни в чём из того, что полагается иметь королю, разве что не было у него королевского титула.

 

Глава II

О сыне короля

Вначале, когда прошло ещё немного времени с момента присяги, подданные часто видели ребёнка с няньками у стен дворца, но вскоре прошёл слух о том, что мальчик, якобы болезненный и слабый, отправлен на некоторое время за город. Говорили также, что жил он теперь в замке рыцаря преклонных лет по имени Ричард Тощий. Замок этот стоял в двенадцати милях от столицы, недалеко от северного края Дикого леса, но вскоре лорд Ричард оставил его и отправился на юг. О его уходе почти не говорили, так как он не был популярен при дворе. О маленьком наследнике тоже не заговаривали, молчали даже те, кто знал, что он рос у лорда Ричарда. А если и вспоминал кто о мальчике, то говорил себе, что никогда тот не будет королём.

Ричард же шёл через лес на юг до тех пор, пока не добрался до своего второго дома, стоявшего на открытом месте в лесу, там, где Дуболесье граничило с другой страной, называвшейся Лугодольем. Дикий лес не заканчивался на краю Дуболесья, а простирался и на большую часть Лугодолья. Пограничье же было самым диким краем.

Следует сказать, что среди тех, кто пришёл с Ричардом Тощим в эту лесную крепость, был и маленький король Кристофер, бывший на самом деле довольно крепким ребёнком. Там, в глуши, он и рос среди слуг и рабов замка Крайней марки*. Никто не обращался с ним как с сыном человека знатного происхождения, но многие, особенно женщины, были добры к нему. Мальчик рос, из года в год становясь сильнее и красивее и всё больше привлекая к себе внимание простолюдинов, не только женщин, но и мужчин, и, хотя он был ещё совсем мал, его очень сильно любили.

Наследнику повезло, что он взрослел именно в этом краю, так как, хотя место, где он рос, и было окружено дремучим лесом, оно не было безлюдным. На поляне, недалеко от замка и его пристроек, стояла деревушка – несколько домиков, расположенных вниз по течению красивого прозрачного ручья. Там жили земледельцы с пастухами. Это были славные люди, острословы с храбрым сердцем и приятной внешностью. Женщины их были красивы, добры и верны. Иногда проходили и путники, направляясь в Дуболесье или обратно, в Лугодолье. Среди них попадались менестрели, рассказывавшие, что происходило в те времена, когда мир, по преданиям, был более многолюден. Появлялись и коробейники. Они торговали с деревенскими жителями, обменивая заграничные товары на дары леса.

Так проходили годы, и король Кристофер был уже почти забыт в Дуболесье. В лесном же замке никто не был точно уверен в его королевском происхождении. Сперва, согласно приказу коннетабля Рольфа, от лорда Ричарда каждый год приходил посланник с письмом о здоровье и успехах Кристофера, но спустя пять лет коннетабль приказал присылать сведения о Кристофере раз в три года. Наступил двенадцатый год, а посланник сообщал о том же: ребёнок растёт и преуспевает во всём. Коннетабль уже уверенно сидел на престоле, и никто не смел ему перечить. Тогда лорду Ричарду было сказано, чтобы он больше не писал писем, ибо коннетабль уже достаточно наслышан о мальчике. Если он преуспевает, то это хорошо. Если же нет, то и это не плохо. Так проходили дни и годы.

 

Глава III

О короле лугодолья и его дочери

Рассказывают, что в стране, лежащей к югу от Дуболесья, в Лугодолье, правил в те дни король Роланд. Жена его умерла, оставив милую дочь года на четыре младше короля Кристофера. Роланд был хорошим королём: милосердным, щедрым, беспристрастным в решении споров. Люди любили его, но любовь их не могла продлить ему жизнь, и вот, когда его дочери исполнилось двенадцать лет, король смертельно заболел. Уверившись в том, что приближается его конец, он послал за мудрейшими из мудрецов своей страны. Со скорбью в душе они собрались во дворце столицы, которая называлась Лугфорд. Король попросил всех сесть ближе к его кровати и сказал:

– Верные мои вассалы, вы ясно видите, что наступает время нашей разлуки, ибо я отправляюсь в долгий путь, из которого уже никогда не вернусь, и я хотел бы, впрочем, это мой долг, оставить страну в хорошем состоянии. Кроме того, я желал бы, чтобы моя дочь, когда она достигнет надлежащего возраста, стала королевой Лугодолья и правила им. До её совершеннолетия уже недолго ждать. Я не думаю, что она может не справиться, ведь ей досталась мудрость её матери, а её мать была мудра так, как только возможно женщине. Но что скажете вы, господа?

Придворные дружно согласились, сказав, что не хотят видеть правителем никого, кроме их повелительницы принцессы. Тогда король продолжил:

– Слушайте внимательно, потому что время моё на исходе: сейчас она всего лишь молодая девушка, пусть и мудрая, поэтому требуется муж, который смотрел бы за народом и управлял страной от её имени до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать вёсен, муж, который стал бы для неё затем близким другом и мудрым советником. Кто из вас, милорды, подошёл бы для выполнения этой обязанности?

Все молча переглянулись. Король же поторопил их:

– Не бойтесь, пусть кто-нибудь выскажется, сейчас не время медлить.

Тогда слово взял один мудрец, старейший из собравшихся. Он произнёс:

– Повелитель, на самом деле, никто из присутствующих не подходит для этой должности. Прежде всего, никто из нас не годится для военных дел. Некоторые никогда и не были воинами, а другие уже не в том возрасте, чтобы вести войско в битву. По правде говоря, мой король, есть лишь один человек в Лугодолье, который мог бы выполнить то, что Вы хотите, и сделать это успешно. Он и мудр, и силён в бою, и уважаем народом. Это Джеффри, граф Южной марки.

– Скажите мне правду, – попросил король, – где он сейчас: у себя, на юге, или здесь, в столице?

Старец ответил:

– Сейчас он в Лугфорде и может прибыть к Вам через полчаса.

Король попросил послать за ним, и на время ожидания вокруг умирающего воцарилась тишина. Потом вошёл Джеффри. На нём были надеты котта* и белый плащ, на поясе висел меч. Джеффри оказался высоким, крепко сложенным мужчиной, лицо его было немного бледным, чёрные волосы кудрявыми, глаза голубыми, губы узкими, а нос, что называется, орлиным. Выглядел он воинственно и даже немного свирепо. Он встал перед королём на одно колено и спросил скорбным голосом, что желает его повелитель. Король ответил ему так:

– Я прошу тебя оказать мне большую услугу. Я сам и эти мудрые люди – мы все считаем, что только ты, ты один можешь помочь. Послушай, покидая сей мир, я хотел бы, чтобы ты занял моё место, чтобы ты управлял народом, как управлял бы им я, будь я жив, и заботился о моей дочери, как заботился бы о ней я сам. Я знаю, ты способен исполнить эту просьбу, только будь верен мне после моей смерти так же, как был верен в глазах людей при моей жизни. Что ты ответишь мне на это?

Когда король начал говорить, граф спрятал лицо в покрывало королевской постели, теперь же он поднял голову и со слезами сказал:

– Родич мой, друг мой и мой король, просьбу Вашу несложно исполнить, но если б и было сложно – всё равно я исполнил бы её.

– Хорошо, – уже глухо сказал король. – Сердце моё затихает, а голос слабеет. Поторопись, наклонись ко мне поближе. Послушай, моя дочь Голдилинд, похоже, будет одной из прекраснейших женщин королевства. Я прошу тебя, выдай её замуж только за самого красивого и самого сильного из мужей, ни за кого иного.

Эта просьба была последней, после неё король не сказал ни слова. Он лежал без движения, хотя и был ещё жив. Пришёл священник и причастил его. Наконец, душа оставила тело короля.

Когда же короля похоронили, юная Голдилинд приняла присягу, а граф Джеффри смело взялся за дело, оправдав доверие к себе. Он казался сведущим во всех делах королевства. Дела же эти шли так хорошо, что все подданные не могли не превозносить его царствование, независимо от того, любили они его самого или нет, а по правде говоря, графа не очень-то сильно любили в народе.

 

Глава IV

О юности голдилинд

Среди дел государственных не забыл граф Джеффри и о дочери умершего короля и отдал её под опеку благородной, но небогатой вдовы преклонного возраста. Принцесса поселилась с ней под одной крышей в прелестной долине в двадцати милях от Лугфорда. Там и жили они полтора года. Дама Элинор Лишоу – так звали благородную вдову – не очень сильно любила Голдилинд и заботилась о ней скорее по приказу графа Джеффри. Время от времени в дом Лишоу приходили придворные, рыцари, леди и лорды, чтобы увидеть маленькую королеву. Они целовали ей руку и кланялись, но прошло три месяца, и визиты стали более редкими, спустя ещё три месяца – и того реже, а когда в третий раз прошёл этот срок – они почти прекратились.

И вот, когда таким образом прошли полтора года, прибыл граф Джеффри с рыцарями и воинами. Он поклонился королеве, как подобает кланяться дочери своего господина, а затем ушёл, чтобы переговорить наедине с дамой Элинор. Когда же они вместе с Голдилинд вышли в зал, Джеффри громко обратился ко всем, ожидавшим там:

– Моя госпожа, мне кажется, что Вы живёте здесь в нужде. Дом Лишоу недостаточно хорош для Вас и тесен для приёма всех рыцарей и господ, что приезжают к Вам. Да и состояние Вашей хозяйки не так велико, как следовало бы и как, думаю, приличествовало бы Вам, поэтому, поразмыслив над Вашим желанием улучшить Вашу жизнь, я смею просить Вас сделать дар даме Элинор, если, конечно, Вы сочтёте это уместным. Вы сможете жить, как подобает королеве, если отдадите ей свой замок Зелёной гавани с шестью прилегающими к нему поселениями, с лесами, болотами и холмами. Также, при желании, Вы можете и сами почтить этот замок своим присутствием в течение какого-то времени. Я позабочусь, чтобы Вас сопровождали достойные люди. Что Вы скажете на это предложение, моя госпожа?

Среди собравшихся придворных двое или трое при этих словах с полуулыбкой переглянулись, а двое или трое посмотрели на королеву, которая была хороша для своих лет, как бы с состраданием, но большая часть слушавших сохранила спокойствие, как и полагается придворным.

Тогда заговорила Голдилинд. Голос её дрожал, так как она, будучи проницательной, испугалась. Она ответила так:

– Кузен и граф, я рада исполнить всё, о чём Вы сейчас сказали и вполне разделяю Ваше желание сделать подарок моей доброй опекунше, даме Элинор.

Тогда граф Джеффри произнёс:

– Дама, преклони колени пред твоей повелительницей, протяни к ней руки и поблагодари за этот дар!

И дама Элинор встала на колени, поклонилась королеве и, выражая своё почтение, поблагодарила её за новые земли. Голдилинд попросила её подняться, поцеловала и, посадив рядом с собой, дружелюбно заговорила с ней. Придворные восхищались хорошими манерами и вежливостью королевы, а дама Элинор изо всех сил улыбалась Голдилинд и всем вокруг.

Дама была низенькой и елейной, её щёки уже слегка свисали, карие глаза были узкими, всегда полуприкрытыми, губы тонкими, а подбородок дряблым. Ей не исполнилось и пятидесяти лет, но многие дамы, будучи старше её, выглядели лучше.

 

Глава V

Голдилинд переезжает в Зелёную гавань

Вскоре граф Джеффри начал собираться и на следующее утро отбыл в Лугфорд. Месяц спустя к Лишоу явились его люди. Они должны были подготовить Голдилинд к переезду на новое место. В том числе прибыл отряд воинов, возглавляемый старым, худощавым и весьма раздражительным господином. Он преклонил колени перед Голдилинд, назвавшись новым управляющим Зелёной гавани. С ним был священник – чёрный суровый каноник*, скуластый, молодой и бодрый, но весьма неприятный. Были здесь и три новые служанки для юной королевы, сами уже немолодые, крепкие и рослые женщины: две с грубыми, резкими чертами лица, а третья высокая, чёрноволосая, хорошо сложенная.

Теперь, когда все они прибыли и поступили под управление дамы Элинор, не было причин откладывать отъезд в новый дом. Через два дня замок Лишоу был оставлен. Голдилинд, хотя и была ещё юна, уже отличалась мудростью. Сердце внушало ей дурные предчувствия, когда рядом были эти новые подданные. Ей казалось тогда, что едет она не к славе, не к чести, не к почёту и не к возлюбленным друзьям. Но, как бы то ни было, Голдилинд делала вид, будто ничего не происходит, и обращалась к тем, кто её окружал, с королевской галантностью.

Пять дней они скакали от замка Лишоу на север, мимо деревень и городов, через поля и реки, пока не оказались в глухих местах, а на шестой день путь их проходил уже по лесным дорогам, где люди почти не встречались, разве что изредка проезжали они мимо лачуги лесника или рудокопа. На седьмой день около полудня путники прибыли на небольшое открытое место. Продвигаться там было сложно, поскольку местами почва становилась болотистой, и только один маленький участок земли был возделан и засеян ячменём и рожью. Вокруг поля было разбросано около двадцати каркасных домов*. В дальнем же северном конце поляны стоял серый замок с крепкими стенами и большими, высокими башнями. Он был не намного больше замка Лишоу, как решила Голдилинд. Здесь ей и предстояло отныне поселиться.

Итак, путники вошли в этот замок. Он казался довольно зловещим, но тем не менее в нём было всё необходимое для жизни благородных особ. Долго можно рассказывать о его стенах, дворах и палатах, но будет достаточно упомянуть о том, что у северной его части, со стороны густого леса, был разбит сад с газонами, на которых выращивали зелень и цветы. От леса этот сад защищала только низкая стена из серого камня. Зато с другой стороны, над стеной самого замка, возвышалась высокая башня, которая называлась Замковой башней. Во внешней ограде сада имелось несколько задних ворот, которыми почти не пользовались.

Теперь, когда Голдилинд пробыла в своих покоях несколько дней, она полностью уверилась в том, что её привезли из замка Лишоу – из окрестностей Лугфорда – в самые дальние края королевства для того, чтобы этот замок стал для неё тюрьмой.

Тем не менее, обращались с ней в этой тюрьме довольно любезно. Почтительно прислуживали, кланялись, называли её миледи, королевой и другими подобными титулами. Голдилинд могла свободно ходить из спальни в трапезную или в часовню, хотя повсюду её сопровождали слуги. Могла она пройти и в сад, но и там, чаще всего, ей не удавалось побыть одной. Изредка её даже выпускали за ворота, но кто-нибудь обязательно шёл справа и слева от неё. На самом деле, несколько раз ей даже удавалось выйти за ворота одной, но тогда Голдилинд чувствовала себя сбежавшей узницей, хотя, если уж говорить всю правду, у неё никогда не было ни мыслей о побеге, ни тени надежды на его успешное воплощение, но каждый раз, когда она возвращалась в замок, её распекали словно пойманную беглянку.

Словом, всюду – в замке ли Зелёной гавани, в округе ли – Голдилинд наталкивалась на вездесущую тиранию низенькой елейной вдовы, дамы Элинор, для которой и мужчины, и женщины в этом уголке мира были всего лишь слугами и рабами, исполнявшими её волю. Эта Элинор, которая и вначале не испытывала добрых чувств к своей госпоже – ни на словах, ни во взгляде, – со временем стала ещё более чёрствой, а когда женственная красота королевской дочери расцвела, её тюремщица уже не считала день хорошо прожитым, если не могла как-нибудь огорчить свою пленницу или помучить её. Когда она замышляла что-то против Голдилинд, то ничто в мире не могло заставить её отказаться от своих планов.

Голдилинд же с лёгким сердцем переносила все тяготы и со временем становилась всё отважней. Теперь она уже не склоняла головы перед печалью, а находила утешение во всём, что происходило с ней за день. Её радовали солнечное тепло и свежий ветер, вид зелёного леса и игры диких птиц и зверей, за которыми она часто наблюдала издалека, а иногда и вблизи. Впрочем, временами она вообще ничего не видела, ибо была заперта в четырёх стенах, при этом запирали её не в спальне, а в пустой и грязной замковой тюрьме, где под предлогом покаяния должна была Голдилинд проводить своё время.

Несмотря на эти тяготы, Голдилинд росла такой красивой и милой, что эта красота тронула сердца многих тюремщиков. Некоторые из них – по большей части оруженосцы и воины – оказывали ей небольшие услуги, за которые им, если бы и попало, то не сильно, а могло и совсем не попасть. Весной ей приносили цветы, а иногда даже белочку или певчую птичку. Был один старик-воин, который временами, когда ему удавалось отпроситься со службы, приходил в комнату Голдилинд или встречал её в саду и рассказывал ей, чтобы немного развлечь, истории из тех, что сочиняют менестрели. Голдилинд тронула даже сердце управляющего замком, а ведь он один мог встать между ней и дамой Элинор. Видя это, Элинор обращалась со своей пленницей ещё суровее.

Ко всему сказанному осталось только добавить, что ни один человек из внешнего мира не посещал замка: ни паломник, ни нищенствующий монах не заходили в эти края. Разве что изредка появлялись гонцы от графа Джеффри с посланиями для дамы Элинор или для управляющего.

Так протекали дни, и осень сменялась зимою, а весна летом, пока не прошло четыре года с того времени, как Голдилинд оставила замок Лишоу. Шла восемнадцатая весна её жизни.

Теперь мы прервём повествование о Голдилинд и возвратимся назад, к событиям, совершавшимся в Дуболесье, к судьбе короля Кристофера и коннетабля Рольфа.

 

Глава VI

Как коннетаблю рольфу приснился сон и как он приехал к замку крайней марки

Тем же летом, когда королю Кристоферу исполнилось двадцать два года, в один прекрасный день коннетабль Рольф заснул в королевском саду Дубфорда и увидел сон. Снилось ему, будто в ворота сада входит прекрасная высокая женщина, одеждой ей служат только дубовые листья, и ведёт она за руку двадцатилетнего юношу необычайной красоты, очень похожего на погибшего в битве короля Дуболесья в молодости. Женщина подводит юношу к коннетаблю, и Рольф спрашивает сам себя, не произнося при этом ни слова: «Кто же эти двое?» А женщина отвечает на его мысль:

– Я – Лесная Дама, дух-покровитель Дуболесья. Этот милый юноша, которого я держу за руку, – мой возлюбленный король и твой повелитель – владыка Дуболесья! Очнись же, глупец! Проснись и вспомни о том, что ты должен сделать!

С криком проснулся коннетабль Рольф и сразу же схватился за меч, но, окончательно оправившись ото сна, постыдился своего страха и прошёл в тронный зал, где сел на престол и попытался прогнать из головы беспокойные мысли, но единственное, что у него получилось сделать, – это вновь уснуть. И здесь, в тронном зале, Рольф ещё раз увидел тот же сон, что приснился ему в саду. Но теперь, когда коннетабль очнулся, у него не было иного желания, кроме как быстрее добраться до лорда Ричарда Тощего и узнать, как обстоят дела у сына умершего короля, увидеть его своими глазами и, по возможности, найти средство защитить себя от угрозы, таящейся в жизни наследника. Поэтому коннетабль Рольф не медлил ни секунды и уже через час отправился в путь в компании четырёх воинов и своего старого оруженосца, что всегда без лишних вопросов был готов выполнить просьбу своего господина, не важно, добро ли она несла другим или зло.

Так ехали они долинами да взгорьями, лесными да столбовыми дорогами, пока через два дня не прибыли к месту, с которого был виден замок Крайней марки. Кавалькада въехала на улицы знакомой нам деревушки, неожиданно тихой в этот час. Продвигаясь вперёд, путники изредка замечали, как в дверях показывались старики, старухи да малые дети, не умевшие ещё ходить. И только с ближайшего поля доносились громкие радостные голоса. Там, за рядами домов, сновало взад и вперёд множество людей в ярких одеждах. Они готовились к играм и состязаниям.

Коннетабль Рольф, не обращая внимания на праздник, проехал прямиком к замку. Там его с честью приняли и проводили в зал, куда, чтобы поприветствовать своего повелителя, поспешил прийти немного оробевший лорд Ричард Тощий. В зале, кроме коннетабля и лорда, было только несколько слуг, но они стояли на таком расстоянии, с которого не могли слышать разговора господ.

Коннетабль любезно попросил Ричарда сесть рядом с собой и мягко сказал:

– Я прибыл сюда, чтобы увидеть Вас, сэр Ричард, и узнать, как живётся обитателям Крайней марки. Также мне хотелось бы осведомиться о делах юноши, которого я послал к Вам, когда он был всего лишь младенцем, незаконнорожденным сыном умершего короля, нашего господина и повелителя. Я решил, что Вы достаточно богаты и добродушны, чтобы вырастить его в достатке, но без склонности к гордыне. Но сначала скажите мне, жив ли он?

Коннетабль Рольф даже нахмурился – так он опасался показать, что у него на сердце, но лорд Ричард улыбнулся в ответ, хотя и видно было, что он обеспокоен словами своего повелителя. Он сказал:

– Господин коннетабль, я благодарю Вас за то, что Вы посетили наш бедный дом. Я расскажу Вам всё по порядку: юноша жив и преуспевает во всём. Впрочем, в последний год он стал слегка несдержанным, и нельзя ожидать, что он исправится в ближайшее время, по крайней мере, ещё лет шесть. По правде говоря, здесь никто не знает о его родстве с нашим умершим правителем, но в то же время жители этого далёкого края называют его королём Кристофером, пусть только и в шутку. Зато они не шутят, когда говорят, что не откажут ему ни в чём, а особенно часто это произносят молодые женщины. Ещё я добавлю, что Кристофер вырос мудрым юношей, так как он никогда не просил больше того, что ему требовалось, – на горе многим местным девушкам. Кристофер – настоящий житель леса, он очень силён, и чаще ищет случая показать свою храбрость, чем случая завоевать женскую любовь.

Коннетабль выглядел не более обеспокоенным, чем до этих слов. Он сказал:

– Я бы хотел увидеть этого юношу как можно скорее.

– Да будет так, господин, – согласился Ричард.

Он позвал оруженосца и приказал ему:

– Сходи в деревню и приведи сюда Кристофера, ибо наши края посетил великий правитель, который и послал его получать знания леса, большие, чем требуются обычному человеку.

Оруженосец ушёл, и спустя некоторое время в замке услышали приближающиеся звуки победных песен и ликующие голоса людей. Вскоре они стали слышны прямо у дверей зала, и тогда вошёл оруженосец, а с ним высокий молодой человек, одетый всего лишь в белую льняную рубаху и грубые штаны из оленьей шкуры. На голове у юноши была гирлянда из цветов. Его-то оруженосец и подвёл к господам, сидящим на возвышении, со словами:

– Милорды, я доставил к Вам Кристофера, хотя сам он шёл не очень охотно, ибо его только что короновали на играх там внизу. Остальные деревенские пообещали проводить его до дверей Вашего зала, и только поэтому-то, честно говоря, он и согласился пойти. Было бы нехорошо, если бы здесь его как-то опозорили.

– Угомонись! – прикрикнул на него лорд Ричард. – Какое тебе до этого дело? Ты разве не видишь – у нас господин коннетабль!

Рольф, не поднимаясь с места, рассматривал Кристофера и хмурился всё больше. Сам же Кристофер видел перед собой только великого господина, обременённого многими заботами, поэтому он поклонился и бесстрашно и радостно встал перед ним.

По правде говоря, на прекрасного Кристофера было бесспорно приятно смотреть. Сила его, как сказал лорд Ричард, была огромной, его руки и ноги, да и всё тело были красиво очерчены: легко и точно. Хотя кожа его в тех местах, которые не были прикрыты одеждой, загорела летом, она была нежной и гладкой. Блестящие глаза и пухлые щёки, золотистые волосы с оттенком коричневого и завитки кудряшек среди цветов его гирлянды – всё делало его очень привлекательным.

Следует сказать, что Кристофер был таким юношей, каким могло быть большинство в этом мире, если бы не существовало людской злобы, если бы зависть не наносила людям столько вреда и если бы жадность их не портила.

Наконец, коннетабль Рольф спросил:

– Юноша, мне говорили, что ты искусный охотник и прекрасно знаешь лес. Можешь ли ты поохотиться для меня и принести мне какую-нибудь диковинку?

– Да, мой король, – ответил Кристофер. – Я буду стараться изо всех сил, только скажите мне, где и когда начинать охоту.

– Хорошо. Завтра мой оруженосец (он сейчас стоит вон там, его зовут Саймоном), расскажет тебе о месте, выбранном для охоты, ты пойдёшь с ним. И послушай: ты не должен называть меня королём. Нынче нет короля в Дуболесье, а я не более чем коннетабль и граф, вассал короля.

Юноша подумал с минуту, а затем произнёс:

– Да, господин коннетабль, я выполню Вашу волю. Но мне казалось, я слышал рассказ о том, что у умершего короля Дуболесья есть наследник. Разве это неправда?

– Прекрати разговоры, юноша! – резким голосом закричал коннетабль. – Дожидайся завтрашнего дня. Никому не известно, кто будет королём, да и доживём ли мы с тобой до той поры, когда сможем увидеть его!

Для коннетабля слова, произнесённые им самим, показались злым предзнаменованием. Он побледнел, задрожал и сказал Кристоферу:

– Подойди ко мне, парень. У меня есть дар для тебя. Возьми его, а затем можешь идти.

Кристофер подошёл ближе, а коннетабль снял со своего пальца кольцо и отдал его юноше. Затем он сказал:

– Теперь иди с миром. – И Кристофер, преклонив колено и поблагодарив правителя Дуболесья за щедрый подарок, вышел из зала. Сразу же раздался радостный крик ждавшего его снаружи народа.

Когда же Кристофер вышел, коннетабль Рольф взглянул на свою руку и увидел, что вместо того, чтобы дать юноше специально для этого случая купленное у торговца за пять византинов* колечко, подарил королевское кольцо, на котором были выгравированы первая буква имени короля (а его также звали Кристофером) и увенчанная короной роза. Это кольцо было символом королевской власти. Коннетаблем вновь овладела тревога. Он уже хотел было кинуться через зал за Кристофером, но сдержал себя и, улыбаясь своим мыслям, продолжил спокойную и приятную беседу с лордом Ричардом.

Так прошёл день, и наступил вечер, но прежде, чем отправиться спать, коннетабль Рольф тайно побеседовал с лордом Ричардом, а затем с оруженосцем Саймоном. Что же последовало за этими беседами, вы узнаете позже.

 

Глава VII

О путешествии кристофера в Дикий лес

Кристофер переночевал в малом здании внутреннего двора замка. На следующее утро он поднялся и направился к главным воротам. Хотя он пришёл очень рано, его уже поджидал оруженосец Саймон. Две крепкие лошади стояли наготове. Кристофер пожелал оруженосцу доброго дня, тот также поприветствовал его, хотя и несколько хмуро. Затем оруженосец спросил:

– Ну, король Кристофер, готовы ли Вы отправиться в путь?

– Да, как видишь, – ответил, улыбаясь, юноша. И в самом деле, на нём были надеты рубашка, штаны и сюрко*, ноги были обуты в сапоги из оленьей кожи со шпорами, на поясе висел короткий меч, а за плечами – колчан со стрелами. В руке Кристофер держал длинный лук.

– Вижу, – сказал Саймон. – Ты, вероятно, хочешь быть похожим на пёструю птицу! И больше напоминаешь охотника за оленем, чем всадника. Ты так увешан оружием! Думаешь, мы пойдём на оленя?

Кристофер ответил ему:

– Я не знаю, оруженосец. Великий господин, который сейчас спит вон там, сказал, что даст мне задание. Он говорил об охоте и лесных подвигах, а этот гнутый лук может пробить стрелой и что-нибудь более жёсткое, чем оленья кожа.

Саймон смутился. Он покраснел и, запинаясь, ответил:

– Да-да, так и было, я помню. Я вскоре расскажу тебе о задании.

Кристофер ответил на это:

– К тому же, оруженосец, мы ведь собираемся держать путь через лес, а это нам и следует сделать, если мы не хотим скакать по долине кругами весь день. Не думаешь ли ты, что верхом мы преодолеем большее расстояние? Нет, оруженосец, кони в лесу идут не быстрее человека, и каждый раз у зарослей нам придётся спешиваться, так что большую часть пути мы всё равно проделаем пешком.

Саймон вновь пришёл в себя и был довольно мрачен. Он сказал:

– Ай-ай-ай, маленький король, ты, кажется, стал мудрым мужем в этих лесах? Да, по правде говоря, почему бы и нет? И всё же у меня есть для тебя новости.

– И какие же?

Саймон ухмыльнулся:

– А вот какие: у доктора Всезнайки не было родных, а он взял и умер на той неделе.

Сказав так, Саймон вскочил в седло, а Кристофер весело рассмеялся этой простой шутке и последовал его примеру.

Так они проехали через деревушку, а на южном её конце Саймон натянул поводья и оглянулся на Кристофера, словно собираясь его о чём-то спросить, но не произнёс ни слова. Тогда спросил Кристофер:

– Куда нам теперь?

Саймон ответил ему:

– Это одна из моих новостей для тебя. Послушай, мне сказано сперва поехать с тобой в Лес Красной реки. Знаешь, где это?

– Знаю, – ответил юноша. – Хорошо знаю. Какой же дорогой мы поедем туда – через истоки Красной реки, или Журавлиное болото*, или мимо Длинных озёр?

– Мы поедем к Длинным озёрам. Ты сможешь проводить меня к ним?

Кристофер рассмеялся:

– Ага! Всё-таки у доктора Всезнайки были родственники, раз я так похож на него! Ведь я и правда могу указать туда дорогу. Но смогу ли я показать свою храбрость там? В том месте не водятся ни огнедышащие драконы, ни великаны, ни коварные гномы, только дикие утки, журавли и лысухи. Да ещё тучи малярийных комаров.

Саймон с недовольством посмотрел на юношу:

– Тебя просили пойти со мной, молодой человек. В противном случае ты противоречишь господину коннетаблю. Достаточно ли могуществен ты для этого? О подвигах не беспокойся: придёт день – придут и подвиги.

– Да мне-то всё равно, – сказал Кристофер. – Ведь в этих лесах и пустошах я дома – вместе с моими стрелами, конечно. Расскажешь мне, что от меня требуется, когда пожелаешь.

На самом же деле Кристоферу страшно хотелось узнать цель их поездки, и он сильно волновался из-за мрачности и молчаливости Саймона. Наконец, он сказал:

– Послушай, оруженосец Саймон, а не выехать ли нам на дорогу? Ты же понимаешь, что эту ночь нам придётся провести под открытым небом, ведь к Длинным озёрам мы не доберёмся раньше завтрашнего утра.

– Что ж, почему бы и нет? – согласился оруженосец. – Я ночевал в местах и похуже.

– Ты расскажешь об этом?

– Может быть, если мы оба сможем встретить и проводить завтрашний день.

Так они ехали через лес, а в полдень остановились ненадолго и перекусили тем, что нашлось в седельных сумках Саймона, а затем снова тронулись в путь и не останавливались, пока не наступила ночь. Тогда Саймон спросил, далеко ли до Длинных озёр, и Кристофер сказал, что осталось всего около пятнадцати миль, но из-за болотистой почвы идти придется долго. Поэтому путешественники оставили лошадей пастись, привязав их, и поужинали, а затем там же, в лесу, у разожженного костра легли спать.

Посреди ночи Кристоферу, обладавшему прекрасным слухом, послышались совсем рядом с ним чьи-то шаги. Он проснулся от этого, вскочил и выхватил меч – перед ним стоял Саймон, тоже с обнажённым мечом. Саймон отпрыгнул, но меч не убрал. Кристофер, не вполне проснувшись, закричал:

– Ты что? Что случилось?

Ошеломлённый Саймон, запинаясь, ответил:

– Ты ничего не слышал? Меня разбудил какой-то звук.

– Я ничего не слышал. А что за звук?

– Стук лошадиных копыт где-то в лесу.

– Ах, вот что, – ответил Кристофер. – Это дикие кобылицы с жеребятами. Они пасутся где-то в этих болотах*. Ты снова ложись спать, не прошло и половины ночи, а я немного подежурю.

Тогда Саймон убрал свой меч в ножны, отвернулся, постоял немного в беспокойстве, а затем лёг спать с видом человека, торопящегося заснуть, но на самом деле он не заснул, как казалось. Кристофер же собрал угли костра и сел рядом, положив клинок на колени. Так он и сидел до первых солнечных лучей на летнем небе. Тогда он начал клевать носом и, наконец, лег на спину и заснул. Саймон не спал в это время, но не отважился пошевелиться, поэтому оба они лежали до наступления дня, пока солнечные лучи не пробились сквозь ветви деревьев.

 

Глава VIII

Кристофер прибывает к джеку с Холмов

Когда они проснулись от солнечного света, Саймон первым делом пошёл проверить лошадей, а Кристофер остался у огня готовить. Он был довольно весел и даже немного сам себе напевал. Когда же вернулся Саймон, Кристофер так решительно посмотрел на него, что тот вначале смутился и отвёл взгляд в сторону, и хотя постоянно задавал какие-то мелкие вопросы, но как будто боялся звука голоса Кристофера. Наконец, он поднял глаза и уверенно посмотрел на юношу. Тогда Кристофер спросил:

– Что скажешь, мой спутник? Куда же мы отправимся этим утром?

Саймон ответил ему:

– Ты и сам знаешь – к Длинным озёрам.

Юноша произнёс:

– Что ж, уже совсем скоро мы придём туда, поэтому я и в самом деле не буду расспрашивать тебя до тех пор, пока мы не окажемся у Длинных озёр. Там тебе придётся рассказать мне всё, иначе там же мы и расстанемся, о чём я не буду жалеть.

– Возможно, сегодня ты отправишься в долгую дорогу, – пробормотал Саймон.

Юноша же резко вскричал:

– Да ты, похоже, почти нашёл эту дорогу прошлой ночью! – Его глаза блестели, а щёки пылали. Вскочив, он вытащил меч и тремя ловкими ударами отрубил свисавшую берёзовую ветвь толщиной в мужское запястье. Она с треском упала, осыпав Саймона листьями и мелкими ветками. Кристофер стоял, смеясь над ним, но взгляд его был суров и величествен. Потом юноша повернулся и спокойно начал запрягать и нагружать свою лошадь. Саймон молча последовал за ним и принялся за то же дело. Выглядел он мрачным, и по лицу его было видно, что он задумал что-то недоброе.

Так они и ехали, каждый сам по себе, почти не разговаривая друг с другом, пока не прибыли к месту, где лес сильно редел, и не остановились у подножия низкого каменистого холма, лишь изредка поросшего травой. Когда же всадники поднялись на его вершину и им стали видны земли по ту его сторону, Кристофер указал на них рукой и произнёс:

– Посмотри на Длинные озёра, мой спутник! И посмотри, чей цокот мы слышали прошлой ночью. Там пасутся лошади – они-то и разбудили тебя, но не меня.

И действительно, перед ними простиралась большая травянистая равнина, местами болотистая, а местами с твёрдой почвой и высокой травой. Равнина эта была пересечена тремя длинными мелкими озёрами, отделёнными друг от друга травянистыми гатями, поросшими тут и там старой ольхой. Каменистый склон, на котором стояли путники, огибал равнину с востока, словно морской берег, а далеко на юге синели покрытые лесом холмы. Они были не такими уж и высокими, хотя выше, чем холм Белой лошади*, который можно увидеть с невысоких холмов Беркшира на берегу Темзы. Внизу на сухом лугу паслось стадо диких лошадей, дикие утки и лысухи плавали в озёрах, кроншнепы смеялись со склонов холмов, а три цапли стояли у краёв гати, выискивая в воде рыбу.

Саймон сидел верхом, искоса поглядывая то на болота, то на Кристофера, а потом тихо, хриплым голосом произнёс:

– Вот, юный король, мы и пришли к Длинным озёрам. Теперь скажи мне, заезжал ли ты когда-либо дальше, был ли к югу от этой болотистой земли?

– Я был там, – ответил юноша. – На день пути к югу. Как любят рассказывать люди, я чуть не расстался там с жизнью.

Саймон сделал вид, что не услышал последних слов, и сказал:

– Что ж, тогда, если ты знаешь и пустошь, и лес, ты должен знать и два пустынных холма, что по ту сторону чащи. Они похожи на перевёрнутые чаши, возвышающиеся над деревьями, и на каждом из них стоит по башне, а между ними – длинный дом.

– Святые угодники! – воскликнул Кристофер. – Но ведь ты описал Дом на Холмах! Разве нет, оруженосец?

– Именно его, – отозвался Саймон.

– И ты знаешь, кто там живёт? И ты хочешь, чтобы я проводил тебя туда?

– Я получил такой приказ, и если ты не выполнишь его, то тебе следует найти хорошее укрытие, где можно спрятаться от руки графа-коннетабля.

– Ты разве не знаешь о Джеке с Холмов и о его семерых сыновьях? Разве не помнишь о том, кто он такой? И о том, что он живёт здесь?

– Я знаю о нём, да и его самого тоже. Знаю и о том, что он живёт здесь. Я знаю, что его называют преступником, но многие богачи истратят свои богатства раньше него. Что ещё ты хочешь от меня услышать?

– А вот что, – ответил Кристофер. – Во всех историях, что ходят о Джеке, говорится, что он забирает жизнь каждого, кто въезжает верхом на его земли. А ведь ты, – он повернулся к Саймону, – хочешь, чтобы со мной произошло именно это?

С этими словами Кристофер вытащил меч, ибо лук его был в тот момент без тетивы.

Саймон же остался сидеть, не доставая своего меча. Он сказал Кристоферу угрюмо:

– Глупец ты, если думаешь, что я заманиваю тебя к нему на верную смерть. Я сам не собираюсь умирать, а почему бы ему не убить ещё и меня? Теперь послушай, у тебя есть выбор: либо ты ведёшь меня в Дом на Холмах – а там для тебя найдётся дело, – либо спрячься в какой-нибудь дыре, как я уже говорил тебе, от гнева властителя Дуболесья. А меч свой ты можешь убрать, ибо я не буду драться с тобой. Скорее уж я поведу тебя за собой, привязав за ногу верёвкой, если ты будешь настолько глуп, чтобы не подчиниться приказу своего повелителя.

Кристофер вложил меч в ножны, и на его лице появилась улыбка, словно новая мысль пришла ему в голову. Он сказал:

– Что ж, если ты не будешь драться со мной – ведь я всего лишь деревенский парень, – то я исполню твою волю в точности. Твоё поручение насчёт Джека с Холмов будет выполнено. Может, он и не так чёрен, как его малюют, а может, и не все рассказы о нём правдивы. Впрочем, я ещё поведаю тебе некоторые из них по дороге к нему.

– А некоторые из них я и сам знаю, лесной рыцарь, – ответил Саймон, когда они уже ехали вниз по склону и Кристофер направлялся к зелёной гати, разделявшей озёра. – Скажи, – спросил Саймон, когда они проехали ещё чуть-чуть, – не про него ли рассказывают, что один барон устроил пир на Святки, а Джек пришёл на этот пир под видом менестреля? И как раз, когда вносили голову хряка, он так внезапно отрубил голову барону, что она отлетела и упала на поднос к голове рождественской свиньи.

– Именно про него, – отозвался Кристофер. – Джек тогда закричал: «Вот головы двух свиней! Одну хорошо бы съесть, другую хорошо бы сжечь!» Но послушай, ведь на это убийство у Джека были причины: дело в том, что барон Зелёного озера незадолго до того случая с хряком предательски убил отца Джека, улучив момент, когда тот не мог защитить себя, а ещё барон убил двух его братьев, а самого Джека объявил преступником. Барону же всё сошло с рук. У нас, в Крайней марке, рассказывали, что у Джека были причины мстить барону.

Саймон засмеялся:

– А вот ещё одна история. Если она говорит правду, то Джек с Холмов убил славного рыцаря прямо перед алтарём, и одеяние служившего священника было всё в крови, ибо в тот момент священник поднёс рыцарю Святое Тело Господне, чтобы тот причастился.

Кристофер с жаром отозвался:

– Всё верно, клянусь Крестом Господним! И Джек всё правильно сделал! Этот рыцарь Рауль был мерзкий предатель, и Тела Господня он причащался, только чтобы заставить поверить в свою грязную ложь, поэтому смерть и настигла его на том месте, где он встал на колени. Рядом с ним на коленях стоял человек, которого рыцарь Рауль заманил в ловушку, чтобы лишить его жизни, и в тот самый момент Рауль делал первый шаг своего предательства, лжесвидетельствуя ему у алтаря.

– А что случилось с этим человеком, который тогда стоял рядом с рыцарем Раулем?

Кристофер ответил:

– В ту же минуту, когда Джек поразил рыцаря, он вышел из церкви и пошёл вместе с Джеком к Холмам. Там он и поселился совершенно свободно. Он был отважным человеком. Да и сейчас он также – отважный человек…

Саймон вновь рассмеялся.

– А вот ещё одна: говорят, что семь сыновей Джека как-то увезли силой четырёх прекрасных девиц благородных кровей из замка, где они жили на услужении у одной почтенной дамы, и более того, сыновья Джека повесили эту даму на зубцах крепостной стены её собственного замка. Правдива ли эта история?

– Правдива, как святое Евангелие! Но многие говорят, что повешенная дама получила даже меньше, чем заслуживала. Это была жестокая ведьма, многих она довела до смерти, сама же находила удовольствие в том, чтобы наблюдать, как они изнемогают. И точно так же довела бы она до смерти и тех четырёх благородных девиц, если бы не храбрые сыновья Джека, так что милые девушки больше чем хотели, чтобы их увезли оттуда.

Саймон ухмыльнулся:

– Что ж, парень, я вижу, ты знаешь Джека даже лучше, чем я сам. Тогда почему же, чёрт побери, ты не желаешь привести меня к нему, никак не пойму!

Кристофер покраснел и замолчал. После паузы он сказал:

– Ну, спутник, кое-что мне предстоит узнать о нём ещё до наступления следующей полуночи.

– А разве мы не придём к Джеку засветло?

– Давай попробуем, но нам надо поспешить, ибо после полудня прошло уже три часа.

Они пришпорили лошадей, так как земля под копытами была уже твёрдой, и вскоре уже скакали между деревьями и кустарниками.

Весь день без отдыха они ехали через этот лес, но вот спустилась ночь, а путешественники так и не встретили ни дома, ни человека, ни чёрта. Тогда Саймон сказал:

– Зачем нам ехать дальше ночью? Не будет ли лучше прибыть к этому опасному дому при свете дня?

– В лесу опасностей столько же, сколько и в доме. Если мы заночуем здесь, то люди Джека могут застать нас спящими, а тогда нам не поздоровится. Да и диких лошадей поблизости нет, они не разбудят тебя, предупредив о том, что враг рядом. Давай поднажмём. С неба светит луна, хотя сейчас её и скрыли тучи. Мне кажется, что я отчётливо различаю путь. Да мы и не далеко от Дома на Холмах.

Саймон подъехал вплотную к Кристоферу и сказал умоляющим голосом, придержав его поводья и остановив его лошадь:

– Юноша, ты хочешь моей смерти?

– Возможно, так оно и есть. А ты не хочешь моей смерти?

Саймон ненадолго замолчал. Кристофер не видел выражения его лица, скрытого надвигающейся темнотой. Он выхватил поводья из руки оруженосца, словно торопился ускакать вперёд. Оруженосец же сказал:

– Стой, умоляю тебя, останься, у меня есть что сказать тебе.

– Тогда говори, – отозвался Кристофер, – но поторопись, ибо я голоден, и было бы хорошо, если бы мы поскорее оказались в обеденном зале.

Он засмеялся.

Тогда Саймон произнёс:

– Дело вот в чём: если я вернусь к своему повелителю без доказательства того, что его поручение насчёт Джека выполнено, то плохо моё дело. Если же я явлюсь в дом Джека, то… Я знаю, что Джек жесток сердцем и скор на руку, поэтому прошу тебя теперь: дай мне слово, что поручишься за меня, если это будет возможно, перед этим лесным жителем и его сыновьями.

Кристофер громко рассмеялся, и сумеречный лес зазвенел от весёлого гула его чистого голоса. Наконец, он сказал:

– Ну и ну! Да ты слишком труслив, чтобы быть тайным убийцей! Господу Богу не пришлось бы столько возиться с Каином, если бы он был таким же, как ты. Иди и выполняй своё поручение насчёт Джека, а я постараюсь сохранить тебе жизнь. По правде говоря, я догадался, что это за поручение после того, как прошлой ночью дикие лошади разбудили тебя и вложили обнажённый меч в твою руку. Да, да! Я и не подозревал обо всём этом, когда мы выезжали вчера утром из замка. Тогда я думал, что твой повелитель поручит мне какую-то службу. Тронемся в путь! Или, если хочешь, поезжай на шаг впереди меня. Вон туда, где – видишь? – между стволами берёз что-то светится. Если собьёшься с пути, я буду рядом, чтобы тебя направить. Как я и говорил, нам недолго ждать новостей.

Саймон нехотя тронулся в путь. Они ехали довольно медленно, и Кристофер то и дело кричал:

– Направо, оруженосец! Налево! Теперь прямо! – и так далее, но через некоторое время они внезапно услышали голоса. Лес словно загорелся – вокруг засветилось множество огней. Кристофер закричал и погнал лошадь, чтобы обойти Саймона, который ехал ближе к правому краю тропы. Почти сразу Кристофер заметил блеск стали в руке Саймона и повернулся боком, чтобы защититься, но прежде, чем он успел ещё что-либо сделать, Саймон вонзил широкий кинжал ему в бок, а затем развернулся и поскакал в обратную сторону той дорогой, которую запомнил по пути сюда.

Как только был нанесён удар, Кристофер упал с коня, и сразу же с десяток человек с факелами окружили его. Это были высокие воины, и огонь факелов придавал им свирепый вид. Один из них, стройный молодой человек с длинными рыжими волосами до плеч, опустился перед раненым на колени, тогда как другие держали лошадь и вытаскивали ноги Кристофера из стремян.

Рыжеволосый положил руку себе на грудь и, подняв голову так, чтобы свет факелов освещал ему лицо, воскликнул:

– Господа, здесь произошло преступление: закололи человека, и это преступление касается всех нас, ибо он – не кто иной, как юный Кристофер из Крайней марки, который приковылял к нам в Холмы на прошлые святки и которого мы так хорошо приняли тогда. Подойди сюда, Роберт из Мейзи, опробуй на нём своё знахарское искусство*, – может, он ещё жив. Если же он мёртв или умрёт от раны, то я возьму на себя обязанность отомстить за него и найду его убийцу хоть на краю света – я, Дэвид Рыжий, не будь я младшим из сыновей Джека, ибо я считал, что этот человек будет моим другом в поле и на холмах, пешим и конным, в зале и на престоле, в хижине и в церковном хоре, перед женщиной и воином, священником и гордым принцем. Скажи, Роберт, как он?

Знахарь, осматривавший рану Кристофера, отложил в сторону его куртку и рубашку и сказал:

– Он серьёзно ранен, но, думаю, не смертельно. Нет, похоже, он будет жить столько же, сколько и ты, или ещё дольше, если ты не перестанешь совать свою рыжую голову и длинный нос во все неприятности.

Дэвид поднялся, вздохнул, словно избавившись от тяжёлой ноши, и сказал:

– Ну, Роберт, когда перевяжешь его рану, отведи его к нам в дом. Эй, ребята! У нас достаточно света, чтобы нарубить ветвей и сделать ему носилки. Эй-эй, нет, подождите! Кто-нибудь отправился в погоню за преступником?

Роберт, подняв голову, усмехнулся:

– Нет, Дэвид, первый среди равных, это твои заботы. Может, ты ещё возьмёшь ноги в руки да догонишь его?

Рыжий вскочил на ноги и наполовину вытащил свой сакс, но снова вставил его в ножны и сердито ответил Роберту:

– Я удивляюсь, Роберт, что ты сразу же не отправил одного-двух из наших людей за преступником. Как я могу бросить в диком лесу своего раненого товарища? Или ты уже вырос из наших лесных законов, и в твоём случае безделье поощряется?

Роберт захихикал и сказал:

– Я бы хотел, чтобы ты попридержал язык, приёмыш. Если негодяй сбежит от Ральфа Долгоногого и Антония Зелёного, то ему дьявольски повезёт, – ведь именно они отправились в погоню.

– Это хорошо, – обрадовался юноша. – Хотя было бы лучше, если бы я был с ними.

Сказав это, он начал нетерпеливо ходить взад и вперёд, пока другие сооружали из ветвей носилки.

Наконец, всё было готово. Кристофера уложили на носилки, и отряд отправился в путь по лесной дорожке, а огонь факелов дрожал вокруг них. Наконец, они вышли из леса, и перед ними на фоне неба, где луна как раз появилась из-за облаков, предстали смутно вырисовывающиеся тёмные громады двух холмов. На северном холме в верхнем окне высокой квадратной башни горел свет. В низине же виднелись окна длинного дома, но кроме них не было видно ничего, и только когда лесные разбойники подошли ближе, тусклый свет факелов начал выхватывать из темноты участки стены.

Все поднялись на большой портик, где потушили факелы, оставив только один. Дэвид и двое других высоких юношей зашли в дом первыми, а Роберт Мейзи после, он не отходил от носилок. Зал тускло освещался свечами, и только там, где находилось возвышение, свечей было больше. В очаге среди кучи дров ещё мерцал огонёк, испуская тонкий синий дымок, поднимающийся к дымоходу. В зале за длинными столами сидело около шестидесяти человек. Из них совсем немного женщин, но все статные и миловидные, насколько можно было разглядеть при свете свечей. На возвышении сидели и мужчины, и женщины. Когда же вошедшие подошли ближе к очагу, то увидели во главе стола, на престоле, пожилого рослого мужчину, широкого в плечах и стройного в талии, с небольшой остроконечной бородой и коротко стриженными седыми волосами. Лицо его было узким, скулы высокими, глаза большими, серыми, с мягким взглядом. На нём была зелёная куртка с золотым шитьём. Рядом сидела статная женщина с очень приятным лицом. Казалось, она была несколько моложе своего мужа. На некотором расстоянии от них сидели четверо мужчин и четыре женщины – мужчины отдельно и женщины отдельно, по разные стороны престола. Один из этих мужчин был рыжеволосым, как Дэвид, да и во всём напоминал его, только казался старше. Остальные больше походили на того, кто сидел во главе стола. Одним словом, это были его сыновья, как и Дэвид и двое юношей с ним. Все четыре женщины были молоды и красивы, а одна из них – та, что пила из одной чаши с рыжеволосым, – была настолько изящна и грациозна, что равную ей трудно было бы найти.

Чтобы сократить рассказ, объясним сразу: перед лежащим Кристофером предстали Джек-хозяин, его семь сыновей и жёны четырёх из них. Это были те самые девушки, которые избавились от заточения в замке Печали в тот день, когда отец с сыновьями положили конец власти злобной женщины, великого тирана всех земель от леса до реки.

Когда Дэвид с остальными подошли к возвышению, их остановили, и отец, сидящий на престоле, спросил:

– Что там у вас троих? Что за добычу вы принесли?

Дэвид ответил ему:

– У меня есть надежда, что я добыл жизнь, которую люблю. С нами твой гость с прошлых святок, тот самый юный Кристофер, который боролся с тобой и победил тебя после того, как ты сам победил нас всех. Теперь он лежит здесь, тяжело раненный врагом у окраин наших владений. Что прикажешь насчёт него?

– Что же ещё, – ответил хозяин Джек, – как не то, чтобы о нём заботились, лечили его и ухаживали за ним, а когда он выздоровеет, тогда мы и посмотрим, что делать дальше. А что с ранившим его негодяем?

– Он сбежал от нас верхом прежде, чем мы подоспели. Антоний Зелёный и Ральф Долгоногий отправились за ним и, похоже, поймают.

– А, может, и нет, – возразил хозяин. – Я, кажется, знаю, что это значит. Есть только один человек, который может желать смерти нашего юного гостя, но оставим это до тех пор, пока он не выздоровеет. Тогда он сам расскажет свою историю. Если он расскажет то, о чём я думаю, то настанет наш черёд действовать. Если вы поймаете преступника за это время, то хорошенько присматривайте за ним. Я сам хочу увидеть его. Может, тогда я узнаю правдивую историю ещё до того, как излечится Кристофер.

После разговора Дэвид, Роберт и несколько других парней перенесли Кристофера в спальню. Там он получил лучшее лечение, которое было возможно получить в Доме на Холмах. Сам же Джек, его сыновья со своими жёнами и прочие люди веселились в большом зале.

 

Глава IX

Оруженосец саймон возвращается в дубфорд. граф-коннетабль становится королём дуболесья

Теперь вернёмся к судьбе оруженосца Саймона. То ли действительно дьявол ему помогал, то ли везло ему сильно, то ли пригодились собственная хитрость да выносливость коня, мы не знаем, но, в любом случае, Ральф Долгоногий и Антоний Зелёный так и не настигли его. Он скакал так быстро и так долго, как только мог выдержать его конь, а затем остановился провести ночь в чащобе. Утром он поднялся и отправился дальше, прибыв к вечеру в замок Крайней марки. Следующим утром на свежей лошади Саймон выехал в Дубфорд. Не задерживаясь, оруженосец вошёл во дворец и в тайном разговоре с графом-коннетаблем рассказал ему, как он ударом ножа убил Кристофера, в чём он сам был уверен. Граф-коннетабль мрачно взглянул на него и спросил:

– В таком случае, где теперь кольцо?

– У меня его нет, – ответил Саймон. – Как я мог остановиться, чтобы взять его, когда семеро сыновей уже приближались к нам?

И он рассказал с самого начала всю историю о том, как он вставал ночью, чтобы убить Кристофера, как он позже узнал, что юноша был принят в Доме на Холмах и гостил у его жителей, как осторожно затем ехал Кристофер, так что Саймону пришлось приложить все усилия для того, чтобы ударить его в последний момент.

– Теперь, мой господин, – заключил он, – я вижу, что вызвал Ваше недовольство или даже больше того, ибо Вы можете сказать, что я лжец и никогда не наносил того удара. Сейчас я могу ответить лишь, что Джеку известно лучше, правду ли я говорю или нет. Я оставил нож в груди юноши, а Джек знаком с моим оружием, и если Вы хотите избавиться от меня, то прикажите мне выступить против разбойников с Холмов, и скоро Вам не нужно будет иметь со мной никаких дел.

Граф Рольф ответил без раздумий, хотя на его лице оставалось несколько тревожное выражение:

– Нет, Саймон, я не сомневаюсь в тебе, ни в одном твоём слове. С чего бы ты стал лгать мне? Я и не думаю, что ты обманываешь, потому что я верю тебе, ты достойный человек. И всё же я сильно сомневаюсь в смерти юноши. Что ж, хотя бы и так, всё равно сам я жив, а ведь я безусловно могущественнее Джека, пошлю ли я тебя против него (а с моей поддержкой ты победишь), или как иначе решу эту проблему, но пусть Господь сравняет мою судьбу с судьбой этого юноши, если я не стану ещё могущественнее в ближайшее время! Теперь же можешь идти. Ешь и пей в своё удовольствие – ты сослужил мне хорошую службу. Скоро я сделаю тебя рыцарем и лордом и дам тебе всё, что смогу, чтобы отблагодарить тебя.

Саймон стал пред графом на колени, потом поклонился ему, поднялся и вышел от коннетабля в весёлом настроении. На сердце у оруженосца было легко.

Прошло менее месяца, и некоторые лорды и герцоги пришли к графу-коннетаблю, умоляя его созвать великое народное собрание Дуболесья. Граф ласково ответил им, заверив, что так и сделает. Так он и сделал.

Собрание было весьма многолюдным, и среди общего гомона поднялся знатный лорд, седой и старый, скорбя перед народом о том, что нет короля в Дуболесье, чтобы сохранять законы и защищать землю, и в конце своего плача он воскликнул:

– Быть ли нам вечно нагими, лишёнными короля? Или вы изберёте его и коронуете прежде моей смерти и прежде смерти всех тех, кто уже стар и сед в нашем королевстве?

Лорд сел, и поднялся другой и напрямую предложил избрать королём графа-коннетабля. И тогда один за другим стали подниматься лорды, и каждый из них пел ту же песню до тех пор, пока людские сердца не насытились громкими словами, и тут уже многие начали кричать, и кричали всё громче и громче:

– Король! Король! Графа-коннетабля королём! Графа Рольфа королём!

Наконец, крики перешли в общий рёв, кто-то забил мечами о щиты, и те, кто стоял ближе к графу, повернулись к нему и поставили его на большой боевой щит*. Рольф стоял на нём над народом, держа в руке обнажённый меч, а народ криками приветствовал его.

Затем к коннетаблю, восседавшему на холме народного собрания, подошли главы родов и могущественнейшие из владык той земли и присягнули ему как королю Дуболесья. Так тем вечером в стране вновь появился король, и отныне не граф Рольф, но король Рольф правил людьми.

Но теперь мы оставим этого всевластного мужа и вновь вернёмся к Кристоферу, который оправляется от ранения в Доме на Холмах.

 

Глава X

О жизни кристофера на Холмах

Шесть недель прошло, прежде чем Кристофер сам смог ходить куда и когда пожелает, но уже спустя несколько дней после ранения он рассказал о том, что с ним случилось, хозяину Джеку и его семерым храбрым сыновьям. Они ободряли Кристофера и ухаживали за ним. Особенно старался Дэвид, младший из сыновей, как-то принимавший Кристофера у себя за столом и ставший ему названым братом.

Однажды прохладным вечером почти полностью оправившийся от ранения Кристофер сидел под дубом вблизи дома. К нему подошёл сам Джек, сел рядом и попросил ещё раз рассказать свою историю. Когда же Кристофер окончил, Джек сказал ему:

– Ты мой приёмный сын, поэтому я спрошу тебя: какое твоё самое раннее воспоминание?

– Хижина вне стен замка Крайней марки, добрая женщина рядом, крупная, веснушчатая, с волосами цвета песка, и крепкий светловолосый парень постарше меня. Помню, как я стоял у косяка входной двери этой хижины и смотрел на проезжающих воинов в белых доспехах. Один из них кинул мне яблоко, и я уже хотел было кинуть его обратно, но моя няня (откуда-то я знаю, что это была не моя мама) схватила меня и оттащила от двери, за которой послышался смех воинов. Затем помню, как вскоре няня отвела меня во двор замка, и там я опять увидел того человека, который кинул мне яблоко. Он сидел на скамье, завернувшись в алый плащ, отороченный бурым мехом. Няня подвела меня к нему, а этот человек наклонился и пощекотал меня под подбородком, затем положил руку мне на голову и обратился к няне: «А ведь он уже большой парень! Он быстро растёт, хотя ему всего лишь шесть лет». «Вы ошиблись, мой господин, – возразила няня. – Ему и пяти-то не исполнилось». Рыцарь нахмурился и произнёс: «Нет, говорю тебе, ему шесть». Няня покачала головой, но ничего не ответила. Тогда знатный господин бросил на неё сердитый взгляд и спросил: «Женщина, что твоё слово значит против моего? Знай, что этому ребёнку шесть лет. Итак, сколько ему?» Слабым голосом няня ответила: «Шесть лет». И рыцарь сказал: «Смотри, чтобы ты не забыла теперь этого и всегда говорила так, иначе нам придётся заставить тебя припомнить это вновь». Затем он опять положил руку мне на голову и произнёс: «Итак, повторю, ты большой парень для своих шести лет». И дал мне серебряную монетку. Во время этого разговора подошёл оруженосец в серых одеждах. Он с любопытством разглядывал меня. Потом мы с няней ушли, и я всё думал, почему она так бледна, хотя обычно весела и розовощёка. Когда же она вновь привела меня в хижину, то поцеловала и крепко обняла, и немного поплакала, отчего и я сам заплакал, хотя и не понял, почему. Уже позже я узнал, что человек этот был лордом и управляющим замка, как вы, должно быть, уже догадались, но до сих пор я не взял в толк, зачем он угрожал моей няне.

Джек спросил:

– А сколько тебе сейчас лет, мой Кристофер?

Юноша рассмеялся:

– По подсчётам кастеляна моего господина мне двадцать и два года, но если ты доверяешь моей славной и доброй нянюшке, а старушка всё ещё жива, то из этого следует вычесть ещё двенадцать месяцев.

Джек некоторое время сидел молча, затем неожиданно рассмеялся и сказал:

– А ведь ты очень большой, малыш Кристофер! Возможно, в один день многие мужи узнают об этом, но скажи мне ещё вот что: ты как-то рассказывал уже, что не знаешь ни отца, ни матери, ни братьев или сестёр. Это верно так?

– Никогда у меня не было родственника по крови, хотя много было доброжелателей.

– Что ж, теперь у тебя есть отец и мать, братья и сёстры. Хотя они из рода убийц и воров и стоят вне закона, но они любят тебя, парень, и, возможно, в один прекрасный день ты узнаешь, что им можно доверять.

Кристофер кивнул и весело засмеялся в ответ. Потом он тоже ненадолго замолчал, а Джек-разбойник сидел и наблюдал за ним. Потом Кристофер внезапно спросил:

– Мой приёмный отец, расскажи, кто я, какого рода, прошу тебя. Мне кажется, ты это знаешь, ты ведь такой проницательный!

– Честно говоря, сын Кристофер, я и сам думал об этом, хотя и не только об этом. Вот когда надумаю что-то определённое, так расскажу тебе, но не сейчас. Послушай, у меня есть для тебя другая новость. Ты уже выздоровел и окреп и через несколько дней сможешь передвигаться по лесу так же уверенно, как любой из нас, и поэтому я предлагаю тебе совершить двухдневное путешествие с твоими братьями Дэвидом и Гилбертом и твоей сестрой Джоанной. Они отведут тебя в уютное местечко, в небольшой дом, который я называю своим. Ты ведь согласишься пожить там какое-то время? Мне кажется, парень, что воздух этих холмов не так уж и полезен для тебя.

Кристофер покраснел и, приподнявшись, спросил:

– Но почему, приёмный отец? Здесь ожидается сражение? Поэтому ты не хочешь, чтобы я был с вами? Я что, такой слабак?

Джек рассмеялся:

– Успокойся, ты же ранен! Мы обычно сами выходим на войну, а к нам война приходит редко, да и сейчас я не вижу никакой угрозы. Исполни мою просьбу – так будет лучше и для меня, и для тебя, а возможно, это как раз отдалит войну, что было бы сейчас очень кстати. Если ты поселишься на время в Малой долине, то мы будем общаться через гонцов, ты сможешь ездить к нам, мы вместе, в Холмах, попируем на святки, а потом ты вернёшься, и всегда рядом с тобой будут милые твоему сердцу друзья. Поступи благоразумно, я же не заставляю тебя силой.

– Да, да, – согласился Кристофер, смеясь, – ты никогда не применяешь силу, разве не так, приёмный отец? В любом случае, я отправлюсь туда, отправлюсь по своей воле.

В этот момент из леса к ним вышли Дэвид и Джоанна, жена Гилберта и одна из тех прекрасных девушек, которых освободили из замка Печали, хотя и не самая прекрасная из них. Дэвид с Джоанной возвращались вдвоём с охоты. Эта троица – Гилберт, Дэвид и Джоанна – всегда рады были обществу друг друга. Сейчас же Гилберт задержался, занимаясь разделкой дичи, чтобы потом принести её домой. Кристофер обрадовался этим двоим, как выздоравливающий радуется хорошим новостям. Джоанна в охотничьем костюме выглядела прекрасно. Башмаки её были зашнурованы на голых лодыжках, и стройность ног, которые подобранная зелёная юбка открывала до колен, радовала глаз.

Охотники добродушно приветствовали Кристофера. Джоанна села рядом, чтобы поговорить с ним, а Дэвида Джек взял под руку и увёл домой для более серьёзного разговора.

 

Глава XI

Как кристофер прибыл в Малую долину, чтобы переждать там некоторое время

Со времени того разговора прошла неделя, и четверо его участников отправились к югу от Дома на Холмах, взяв с собой четырёх выносливых лошадей для езды верхом и ещё четырёх вьючных лошадей, нагруженных всем необходимым для путешествия. Все запаслись оружием – на поясе у каждого висел меч, хотя лука не было ни у кого, кроме Кристофера. Сзади путников бежала свора верных собак. Путешественники также гнали с собой двух молочных коров.

Пока шли через лес, все пребывали в радостном расположении духа, но радость Кристофера была такой огромной, что её невозможно было выразить словами. Почти с самого начала пути ему не хотелось говорить. Он сидел в седле и слушал песни и шутки своих товарищей, идущих рядом с ним, правда, ему тоже чаще приходилось идти пешком, чем ехать, да и, честно говоря, стояло приятное для прогулок утро. Так велика была радость Кристофера, что ему казалось, будто всё, что он видел в лесу: стволы древних дубов, скачущие с ветки на ветку белки, удирающие в папоротник кролики, прыгающая на поляне лань, падающий через шелестящие листья солнечный свет, овевающий лицо ветер, сам аромат леса, как и милые спутники, их красота, отвага и доброта, все слова и песни, исходящие из их уст, – всё это, как казалось Кристоферу, было одним большим представлением, поставленным для него, для его удовольствия, ведь он только что вырвался из пут смерти и болезни.

Радостно они провели первую ночь, расположившись под зелёными ветвями. Утром путники поднялись и шли весь день, вновь остановившись на ночлег в лесу, а на следующее утро уже спустились в небольшую лощину, которая называлась Малой долиной. Через неё протекала красивая речка, недалеко от берега которой на покрытом травой холмике расположился длинный, но невысокий каркасный дом. Путники повернули в сторону дома, и вскоре все они стояли перед его входом. Гилберт достал из заплечного мешка ключи и отпер дверь. Они зашли и оказались в маленькой уютной комнате с откидными кроватями по сторонам. В доме, чуть дальше, были также кухня и кладовки. Всё находилось на местах, и всего было в избытке: и пищи, и вина. Прошло только три месяца с тех пор, как один из союзников Джека, сэр Ланселот Зелёный, с женой и двумя детьми покинул долину после того, как его дела были улажены, а жил он там целый год, так как его изгнали из Лугфорда, Джек же был ему близким другом.

Дэвид улыбнулся:

– Теперь здесь твой дворец и твоя крепость, юный король Кристофер. Тебе тут нравится?

– Даже очень, – ответил Кристофер. – По правде говоря, хорошо бы скорее настала ночь. Я, должно быть, устал – мне хочется лечь в постель.

– Конечно, друг, – ответил ему Гилберт. – Ложись спать, а мы сделаем всё, что нужно, пока ты лежишь, как подобает всем королям.

– Нет, – возразил Кристофер, – я скорее буду похож на короля, если не поступлю так. Работать я не буду, но и в постель сейчас не пойду, а там, глядишь, настанет пора взять свой изогнутый лук да крыло серого гуся*, и пойти за добычей.

– Замечательно! – отозвался Дэвид. – По твоим глазам, в которых так и плещется радость, я вижу, что дня через три-четыре ты сможешь ходить по чащам вместе с нами.

– А до того, – добавила Джоанна, – за еду и питьё ты будешь отплачивать нам рассказами, когда мы будем возвращаться усталыми.

Кристофер засмеялся:

– Чтобы вы побыстрее заснули?

Так они разговаривали, радуясь тому, что они вместе и счастливы. За это время они прибрали дом и накидали на крышу ветвей и цветов. В тот вечер Джоанна и Дэвид спели вдвоём, а вот Кристофер не рассказывал историй, он исполнял обязанность менестреля в последующие несколько дней. Настало утро, и началась их лесная жизнь. Сменялись времена года, иногда им везло на охоте, иногда нет, но кроме этого почти ничего не происходило. Дни шли за днями, похожие один на другой, и редкий гость заходил в их жилище. Наступили святки, и они, заперев дверь, отправились в Дом на Холмах. Теперь из всех путников самым сильным и самым выносливым был Кристофер, поскольку бок его уже практически забыл нож Саймона. Джек с большой радостью принял их, и они беззаботно проводили у него время, пока не настала пора готовиться к Сретению. Воспользовавшись тем, что день выдался ясный и солнечный, молодёжь отправилась обратно в Малую долину. Там они перезимовали и дожили до лета. Между их домом и Домом на Холмах ходили посыльные. Было решено, что с наступлением осени все вернутся к Джеку, и тогда придумают, что делать дальше.

Но теперь оставим Кристофера и его верных друзей из Дома на Холмах и вернёмся к Голдилинд, которая всё ещё не видит счастья ни в одном из дней, прожитых в замке Зелёной гавани Северной марки Лугодолья.

 

Глава XII

О том, как голдилинд встретила майское утро в Зелёной гавани

На земле наступил май, и шла уже вторая его неделя. Голдилинд проснулась утром в замке Зелёной гавани, но весна не обрадовала девушку, когда она открыла глаза. Лежала она не в своей спальне, как полагалось и больше подобало ей, и откуда она видела бы небо и зелёный лес, лежала она в комнате, расположенной у самой земли в стене замка. Это было слабо освещённое помещение без каких-либо украшений, и ничто в нём не радовало глаз и не могло доставить удовольствие. Оно было пустым: кроме кровати, на которой спала Голдилинд, там стояли только грубый стул да кувшин с водой. На самом деле, хотя это помещение и называлось комнатой младшей гвардии, оно было тюрьмой, а Голдилинд несла в нём покаяние (так дама Элинор называла свою новую жестокость). Придумали это в качестве наказания для Голдилинд за некий вымышленный грех дама Элинор и капеллан, служивший у неё.

Голдилинд лежала в одной ночной рубашке, и рядом не было никакой другой одежды. Это продолжалось уже третье утро. Она просыпалась и видела вокруг себя лишь печальные голые стены. В этой пустоте время тянулось долго, постепенно проходил час за часом: Голдилинд лежала тихо, размышляя, но не предаваясь унынию. Конечно, она совсем не желала дальше нести епитимью, подобную этой, а потому мысли её были заняты поиском способа освободиться из своего заключения. Кроме того, за эти три дня в её голове созрела одна мысль: она хотела наедине переговорить с управляющим замком и двумя-тремя наиболее верными ей оруженосцами. Им Голдилинд решила доверить свои страдания в надежде получить какое-то облегчение. По правде говоря, когда Голдилинд думала об этом, сердце её начинало стучать сильнее, а щёки горели. Она хорошо знала, что подвергает себя опасности, и могла угадать, что ожидает её в самом худшем случае. Зато то, чего можно было ожидать в лучшем случае, казалось ей отблеском рая.

Так Голдилинд лежала и обдумывала своё положение уже в сотый раз, как вдруг послышался звук поворачиваемого ключа, и дверь отворилась. В комнату вошла бледная высокая тёмноволосая женщина, довольно молодая и привлекательная. Голдилинд осталась лежать, пока вошедшая не крикнула ей грубым голосом, в котором слышались и угроза, и насмешка:

– Поднимайтесь, миледи! Дама Элинор говорит, что с Вас уже достаточно, Вы можете выйти. Подождите, я должна также сказать, что сейчас рано и Ваша комната ещё не готова, поэтому Вам придётся найти себе какое-нибудь занятие в другом месте, пока её не подготовят.

Голдилинд поднялась и с улыбкой ответила:

– Но послушай, Алоиза, ведь ты не принесла мне одежды, сама же видишь!

Служанка сначала ничего не ответила. Она просто стояла и смотрела на Голдилинд с какой-то злостью, но затем она сказала:

– Ну, сейчас ещё и шести нет, я могу попробовать Вам помочь, но, прошу, не требуйте от меня многого. Мне кажется, дама Элинор совсем не хочет сегодня Вас видеть, да и наш капеллан тоже.

С этими словами она развернулась и вышла, заперев за собой дверь. Вскоре она возвратилась, держа в руках зелёное платье и другую одежду. Всё это она положила на табурет перед королевой и сказала:

– Поторопитесь, миледи, и позвольте мне уйти. По правде говоря, если они увидят Вас в этой одежде, будет нехорошо, поэтому лучше снимите её в скором времени.

Голдилинд ничего не отвечала, но только краснела и вновь бледнела, пока одевалась под присмотром служанки. Затем они обе вышли, поднялись по нескольким каменным ступеням и оказались перед дверью, что вела на лужайку около дома. Тогда служанка повернулась к Голдилинд и сказала:

– Вот теперь Вы и одеты, и вышли из дома, миледи. Я не знаю, куда Вы пойдёте, но в свою комнату Вам нельзя возвращаться. Подождите ещё, слушайте! Мы сейчас стоим у дверей, что выходят во двор со стороны Башни Лесничих. Здесь Вы и подождёте, пока я не вернусь за Вами. Ну что, миледи, будут ли ещё какие пожелания?

Голдилинд улыбнулась в ответ и с умоляющим взглядом произнесла:

– О, добрая Алоиза, не можешь ли ты дать мне кусок хлеба? Я хочу есть. Ты ведь знаешь, что мой королевский стол не отличался разнообразием в последние три дня.

– Ха! Если Вы будете желать слишком многого, то придётся поплатиться за это, миледи! Вашу просьбу я выполню, но она будет последней, и больше ничего не просите, пока не окончится время Вашего покаяния. Ждите здесь!

И Алоиза ушла наверх. Голдилинд же была так слаба от долгого пребывания в своём заточении, от внезапного света, от надежды и страха в ожидании того, как она поведает свою историю, что села на ступени там же, где стояла, разрываясь между желанием обрести дом и реальностью, в которой этот дом был адом. Наконец, её сердце оттаяло, и слёзы брызнули из глаз. В этот момент вернулась Алоиза. Она принесла буханку белого хлеба и маленький кувшин молока на серебряном подносе. Поставив его, она отперла дверь в сад и за плечи подтолкнула туда Голдилинд. Затем она развернулась, взяла поднос с хлебом и молоком и, подавая его Голдилинд через порог, сказала:

– Вот я и услужила Вам, миледи. Хорошо подкрепитесь, пока ещё есть время. Я вернусь через час.

Алоиза отвернулась, закрыла дверь и заперла её на ключ, а королевская дочь с жадностью набросилась на хлеб и, пока ела и пила, ни о чём не думала, а только внимала сладкому запаху левкоя и роз, словно этот запах был частью её завтрака.

Закончив есть, Голдилинд медленно пошла через сад, ступая среди цветов. Она взглянула на крепость, стены которой позолотило низкое солнце, что сверкало то в одном, то в другом окне. Хотя Голдилинд предчувствовала, что ни один час этого дня не обещает ей ничего хорошего, она, как могла, старалась примириться с трудностями и насладиться благоухающим майским утром, птичьими трелями и шелестом листвы над головой, но всё же иногда слёзы лились у неё из глаз, особенно когда королева вспоминала о том, как она молода и как беспомощна, и чувство жалости к себе было ей приятно.

 

Глава XIII

О том, как Голдилинд гуляла по саду

Голдилинд ходила по саду, постоянно оглядываясь на боковую калитку, что выходила на поле перед лесом, который располагался на расстоянии в два полёта стрелы от садовой ограды, и вдруг девушка услышала стук копыт по дорожным камням – какой-то всадник подъехал как раз к этой двери. В скважину вставили ключ, дверь отворилась, и в неё неуклюже, как после долгой скачки, вошёл мужчина. На нём была кожаная куртка без рукавов и шлем с забралом, на боку висел меч, а на рукаве его рубахи зелёным с золотом была вышита пламенеющая гора, по которой Голдилинд сразу поняла, что это – один из людей графа Джеффри. Голдилинд видела его раньше, – он приходил и уходил с какими-то поручениями, о которых она ничего не знала. Подобные визиты не имели для неё никаких последствий, поэтому Голдилинд и на этот раз не придала его приходу особого значения и нисколько не обеспокоилась, а посланец тем временем пересёк сад и подошёл прямо к Башне Лесничих, он достал ещё один ключ и вошёл в дверь.

Голдилинд продолжала идти в том направлении, где была дверь сада, как вдруг заметила, что посланец не закрыл её за собой. Когда же она выглянула из неё, то увидела коня, привязанного к кольцу в стене, – это был добрый гнедой жеребец. Его вид, а также свободные земли, открывшиеся её взгляду, разбудили в сердце Голдилинд память о страданиях последних дней, и вместе с тем сильное желание любви в мире, не ограниченном этими стенами, желание беседовать с друзьями, познать сладость ответной любви и надежду на удовлетворение этих желаний. И такое сильное чувство волной накатило на неё, что Голдилинд склонилась к траве и горько заплакала. Но плакала она недолго. Вскоре она поднялась и осторожно оглянулась, потом посмотрела наверх, на окна замка, и никого не увидела. Тогда Голдилинд подоткнула юбки своего зелёного платья за пояс так, что подол только закрывал колени, и проворно переступила порог полуоткрытой двери. Щёки её горели, глаза блестели, и сердце замирало от страха. Голдилинд отвязала поводья от железного кольца и тихо повела коня вдоль стены сада, вверх по склону, который, как и все пути из замка, вёл в чащу, но был короче остальных. Так Голдилинд шла, пока не миновала угол садовой стены, где не было окон. Здесь девушку можно было увидеть только с той стороны, где зубчатые стены возвышались над болотом, но в этом глухом углу замка обычно ничего не происходило, а кроме того, шёл только шестой час.

 

Глава XIV

Побег голдилинд

Там Голдилинд остановила коня и, тяжело дыша и чувствуя, как щёки наливаются краской, проворно вскочила в седло. Она уселась поудобнее и, склонившись над холкой скакуна, ударила его пятками по бокам. Конь был свежий, так как уставший посланец взял его этим утром у лесника милях в шести от замка, так что он живо отозвался на приказ Голдилинд и помчался галопом в лес. Они скрылись в мгновение ока с глаз того, кто мог бы наблюдать за ними из замка.

Не сдерживая своего жеребца, Голдилинд мчалась вперёд, полуобезумев от радости обретения свободы. Это было счастливое утро. Она не знала, куда едет, но думала, что хорошо бы скакать всё время на север. Один старик рассказывал ей о Дуболесье, и Голдилинд помнила, что эта страна лежит к северу от них, поэтому она и гнала коня в том направлении, насколько позволяли деревья в лесу. Когда Голдилинд проскакала галопом уже около получаса, она отпустила поводья, чтобы дать жеребцу отдышаться, и прислушалась, потом обернулась, но не услышала ничего, что могло представлять для неё опасность, так что поскакала дальше, хотя теперь и осторожнее, чем раньше. Так она ехала ещё около двух часов, пока не стало жарко.

Солнце уже сильно нагревало землю, когда она подъехала к чистому озеру. Оно находилось посередине небольшой полянки, и зелёная трава подступала к самой воде.

Здесь Голдилинд остановилась и сошла с коня. Она немного постояла рядом с ним, пока он щипал траву. Птицы пели в лесу, кролики бегали и прыгали на другой стороне озера, и куропатка кричала на берегу. Голдилинд слегка прислонилась к боку коня и так стояла до тех пор, пока не почувствовала, что засыпает. Она и в самом деле заснула и даже видела сон, но он был каким-то болезненным. Голдилинд вскрикнула и, побледнев, отшатнулась от жеребца, но затем она протёрла глаза и, засмеявшись, пошла к озеру, которое теперь покрылось лёгкой рябью. Ей пришла в голову одна мысль, и Голдилинд, схватив застёжки своего платья, расстегнула их и стянула платье с плеч, а с ним и всю свою одежду. Чуть-чуть постояв нагой на согретой солнцем траве, Голдилинд поёжилась и проворно вошла в озеро. Там она купалась и играла, а затем вновь вышла на траву и ходила взад и вперёд, пока воздух и солнце не осушили её. Тогда она опять оделась и легла под терновым кустом на берегу. Хотела она того или нет, но под кустом Голдилинд заснула и теперь спала крепко и не видела снов. Когда же она проснулась, то показалось ей, что сон её был долгим, хотя на самом деле она спала всего лишь минут двадцать. Голдилинд быстро поднялась и подошла к коню. Она поправила подпруги (которые были затянуты недостаточно), вскочила на своего доброго жеребца и отправилась в путь – теперь успокоенная и воодушевлённая.

 

Глава XV

Путь голдилинд через Дикий лес

Голдилинд всё скакала вперёд, стараясь, насколько возможно, увеличить расстояние между собой и Зелёной гаванью. Спустя три часа после своего купания Голдилинд почувствовала голод, но не смогла придумать, что поесть. Наконец, она обнаружила притороченную к седельной луке небольшую сумку, в которой оказался только маленький кусок пшеничного хлеба. Голдилинд взяла его и с радостью съела половину, присев у ручья, из которого можно было попить.

Поев, Голдилинд снова села в седло и теперь скакала, пока не опустились сумерки. В это время она как раз подъезжала к бегущей с севера речке, то разливающейся озерцами, то сильно мелеющей. Голдилинд устала, да и её добрый конь уже выбился из сил, а трава вдоль реки росла очень нежная и выглядела подходящим кормом для жеребца, и густой терновник вырос словно для того, чтобы дать Голдилинд приют, поэтому она решила, что переночует именно здесь. Она сняла с коня седло и уздечку, чтобы он мог пастись, а сама съела вторую половину своего хлеба. Потом Голдилинд легла на траву, подложив под голову седло. Полежав минуту-две и послушав, как пасётся конь, она заснула. Спала она долго и не видела снов.

 

Глава XVI

О том, что голдилинд обнаружила в лесу

Когда Голдилинд проснулась, уже светило яркое солнце. Она поднялась, оглянулась и увидела, что конь стоит рядом с ней в тени, лениво помахивая хвостом. Она обернулась: из озера струился прозрачный поток. Тут и там рыбы выпрыгивали над его волнистой поверхностью или оставляли на ней круги, когда ловили мух. На голубом небе не было ни облачка, воздух застыл без движения. Утро выдалось жарким. Не хуже вчерашнего пели по кустам птицы, но, взглянув через реку, Голдилинд заметила, что в том месте, где на берегу ольха образовывала заросли, дрозд, призывавший до того свою подругу, сейчас с резким криком, предупреждающим об опасности, слетел с ветвей. За ним последовал ещё один. Листва на кусте зашевелилась, хотя ветра по-прежнему не было. Голдилинд как раз нагнулась, снимая обувь, – она собиралась вновь искупаться, но теперь она замерла с башмачком в руке и пристально, с колотящимся сердцем вгляделась в заросли. Ей показалось, что ветви снова зашевелились, но больше ничего не происходило, и вскоре дрозд вновь громко запел на старом месте. Голдилинд собралась с мужеством и продолжила снимать одежду, поскольку упускать возможность искупаться она не собиралась. Раздевшись, она не стала гулять по берегу, как днём раньше, а сразу вошла в озеро. Вначале она продвигалась по мелководью, но постепенно прошла туда, где было поглубже, так что одна только голова да белые плечи остались видны над тёмной водой. Голдилинд пару раз оглядывалась на прибрежные кусты, но там больше никто не шевелился, и, наконец, расслабившись, девушка начала играть в воде. Плескалась Голдилинд недолго: вскоре, подняв тучу брызг, она выбежала на отмель и поспешила к одежде.

Одевшись, Голдилинд вернулась к своему коню, похлопала и погладила его, надела узду и седло и уже сама собиралась сесть на него, как вдруг ей пришло в голову, что на берегу озера часто встречаются ямы, в которые конь может неосторожно ступить, поэтому Голдилинд снова разулась, подоткнула подол и пошла вброд, ведя за собой жеребца. Вода нигде не поднималась выше колен, и девушка беспрепятственно вышла на берег, покрытый луговой травой, короткой и сочной. Местами виднелись крупные кусты терновника, да возвышался зелёный холм, с верхушки которого спускался на луг ряд высоких вязов. Деревья вплотную подходили к северному берегу реки.

Но вдруг Голдилинд остановилась в удивлении и даже некотором страхе: на лугу паслись три дойные коровы, и, что больше всего её напугало, под кустом терновника, не дальше, чем в ста ярдах от неё, стоял, глядя в её сторону, высокий мужчина. Голдилинд была так поражена, что не смогла ни закричать, ни убежать и даже не подумала вытащить юбку из-за пояса, чтобы прикрыть свои нагие ноги.

Какое-то время они так и стояли, а потом мужчина начал медленно приближаться к Голдилинд, но она по-прежнему не смела пуститься в бегство. Когда между ними оставалось шагов пять-шесть, краска бросилась ей в лицо, и девушка всё-таки спустила платье. Незнакомец же прервал молчание и приятным голосом сказал:

– Позволь мне заговорить с тобой, о дева!

Страх охватил душу Голдилинд, и сначала она не могла ничего произнести в ответ, но потом воскликнула:

– О, умоляю, не возвращай меня в Зелёную гавань! – и при этих словах она смертельно побледнела.

Мужчина же ответил:

– Я и не знаю, как добраться до Зелёной гавани, хотя у нас и слышали об этом месте, но успокойся, прошу тебя, меня не стоит бояться.

Голос мужчины понравился Голдилинд, и по мере того, как она слушала его – а он звучал по-доброму и искренне, – она понимала, как много, оказывается, страха смешалось с её радостью новообретённой свободы и с удовольствием от слов весёлого незнакомца. Голдилинд всё ещё молчала, чувствуя стыд, но при этом уже не ощущала страха. По правде говоря, хотя одежды незнакомца были такими, которые носят простолюдины, в нём ничто не внушало Голдилинд мысль о том, что он невоспитанный или жестокий. Она иногда поднимала на него взгляд, а затем снова опускала глаза, и за то время, пока она на него смотрела, она отметила, что это был сероглазый юноша, с гладкими щеками и округлым подбородком. Волосы у него были золотые и вьющиеся, и в целом Голдилинд решила, что не видела никого и вполовину такого же красивого, как он. На нём был надет зелёный плащ, не доходящий до колен, его ноги закрывали грубые башмаки. Больше одежды на нём не было, а вместо шляпы голову юноши украшал венок из белых майских цветов, что очень ему шло. Когда же девушка в очередной раз взглянула на него, она решила, что он подобен ангелу, летящему пред престолом Господним на изображении, украшающем хоры Лугфордской церкви. Голдилинд смотрела на него и восхищалась.

Наконец, она опустила голову и желала только того, чтобы юноша сам заговорил с ней. Он стремился к тому же, а потому сказал:

– О, дева, когда я впервые увидел тебя из-за тех прибрежных кустов, я решил было, что ты лесной дух или кто-то из языческих богинь, вернувшихся сюда. Это уединённое место, и иные говорят, что власть нечистого здесь сильнее, чем в других местах. Когда я увидел тебя, когда понял, что ты собираешься снять одежды, готовясь искупаться, то, по правде говоря, хотя и желал остаться в своём убежище, но испугался тебя, испугался, что ты рассердишься на меня за то, что я посмел увидеть тебя нагой, поэтому я ушёл, но ушёл недалеко, ибо больше всего на свете хотел видеть тебя, и, честно скажу, если бы ты не перешла поток, то я бы сам перешёл его, чтобы найти тебя, будь ты хоть богиней, хоть лесным духом, хоть кем угодно! Но вот ты сама пришла ко мне, и я слышал твой голос, слышал, как ты просила не возвращать тебя в Зелёную гавань, и теперь я уверен, что ты – женщина из рода детей Адамовых, но и сейчас я немного боюсь тебя, а потому, умоляю, не гневайся, если я спрошу, нет ли у тебя какого желания, которое я мог бы исполнить.

Когда юноша сказал так, Голдилинд слегка улыбнулась, посмотрела ему в глаза и ответила:

– Честно говоря, у меня очень простое желание: я хочу есть.

Юноша ударил себя кулаком в грудь и ответил:

– Ну вот, видишь, какой я глупец! Совсем не понял этого, пока ты сама не сказала мне. Я ведь вёл длинные витиеватые разговоры о себе! Пойдём же со мной, милая девушка. Своего коня ты можешь оставить здесь, чтобы он пощипал траву.

И он бросился к тому самому кусту терновника, где некоторое время назад пел дрозд. Голдилинд шла за ним следом, но так, что он не касался её. Когда они остановились, Голдилинд сразу же села на корень дерева и, искренне улыбнувшись юноше, сказала:

– Нет, теперь, когда ты заставил меня пройти этот путь, я выдохлась и устала. Прошу тебя, дай мне поесть сейчас.

Но юноша уже был занят своей сумой, которую он оставил здесь, и вскоре протянул ей большой ломоть хлеба и кусок белого сыра, сказав при этом:

– А теперь я принесу тебе молока.

Он взял чашу из осинового дерева, что лежала возле его сумы, подбежал к одной из коров и надоил в этот сосуд молока до самых краёв. Затем он осторожно вернулся, поставил чашу рядом с девушкой и сказал:

– Это то, что я мог дать тебе быстрее всего, но когда ты поешь и отдохнёшь, мы пойдём в наш дом, если ты будешь так благосклонна ко мне, что примешь это приглашение. Там найдутся и пища, и вино.

Голдилинд, глядя на юношу, молча улыбалась, но из глаз её лились слёзы, настолько сердце девушки радовала доброта незнакомца и пища, которую он ей предложил.

Юноша же стоял перед ней на коленях и с тоской в глазах смотрел на неё. Наконец, он произнёс:

– Признаюсь тебе, я даже рад твоему голоду и тому, что я увидел, как ты ешь. Иначе я решил бы, что ты всё же не принадлежишь к человеческому роду.

– А почему ты не поверил бы моему слову?

Краснея, юноша ответил:

– Я даже боюсь ответить тебе, иначе ты подумаешь, что я слишком дерзок и рассердишься на меня.

– Нет, скажи мне, я хочу знать.

– Моим грубым устам нелегко даются слова, но вот, что я хотел сказать: я видел немало прекрасных женщин, хоть и молод ещё, но среди них ты – чудо… и я дурак, если ты и в правду не женщина из человеческого рода, если ты не создана во славу мира!

Голдилинд потупила взгляд и сперва ничего не отвечала. От этого юноша, казалось, тоже смутился. Наконец, она сказала:

– Ты был добр ко мне, не назовёшь ли теперь своё имя? И если ты не против, не скажешь ли, кто ты?

– Миледи, – отозвался юноша, – имя моё легко будет назвать: меня зовут Кристофером, а некоторые в шутку называют королём Кристофером, наверное, потому что я безродный простолюдин. Что ещё я могу рассказать о себе? Я живу в лесах изгоем, как и мои друзья. Но знайте, что я никогда по своей воле не причинил вреда ни одному сыну человеческому. Также и друзья мои, хотя и не признают законов, но добры со мной и любят меня, все, как мужчины, так и женщины. Мы вынуждены жить вдали от королевских дворцов и замков баронов.

Голдилинд изумлённо смотрела на юношу, словно не понимая его. Она спросила:

– Где же ты тогда живёшь?

– Сегодня я живу совсем близко отсюда, а где я буду жить завтра – кто знает? Со мной разделяют кров трое моих добрых друзей. Самый дорогой из них для меня – это юноша одних со мной лет, мой товарищ во всём. Каждый из нас готов умереть ради другого. Думаю, что если бы ты увидела его, он бы тебе понравился.

– Как его зовут? – поинтересовалась Голдилинд.

– Его зовут Дэвидом, – ответил Кристофер.

Но тут юноша замолчал и нахмурил лоб, словно размышляя о чём-то сложном, потом лицо его прояснилось, и он спросил:

– Если позволишь, я хотел бы узнать, как зовут тебя и кто ты сама?

– Своё имя я пока хотела бы скрыть. Я бедная пленница и испытала много горестей и мучений, так что тело моё – лишь источник страданий, но я не всегда была пленницей, хотя сейчас и не могу рассказать тебе о том, кем была раньше.

Кристофер долго смотрел на неё, затем встал и пошёл обратно, к лугу, по их следам. Там он взял под уздцы коня Голдилинд и привёл его к терновнику, после чего встал перед девушкой и, покраснев, произнёс:

– Я должен рассказать тебе, что я делал в последние несколько минут.

– Да разве, – удивилась Голдилинд, – ты не ходил за моим жеребцом?

– Ходил, – согласился Кристофер. – А кроме того я сделал ещё кое-что, но спроси меня сама. Я не могу решиться и рассказать об этом.

Голдилинд засмеялась:

– Ну хорошо, что же?

– Нет, ты спроси меня, что я делал, иначе я не смогу рассказать тебе.

– Ну хорошо, что ты там делал?

Краснея и заикаясь, Кристофер ответил:

– Я рассматривал твои следы, выходящие из воды. Я хотел увидеть, какие новые, ещё более прекрасные цветы взошли на лугу там, где недавно ступали твои ноги.

Голдилинд ничего не ответила, Кристофер тоже замолчал, но вскоре девушка произнесла:

– Если ты хочешь проводить меня в свой дом, то должен сейчас же сделать это.

И с этими словами она достала из-за пояса обувь, словно собираясь надеть её. Увидев этот жест, Кристофер сразу же отвернулся, хотя и тяжко вздохнул. Девушка покраснела, проворно поднялась и сказала:

– Я пойду пешком. Ты поведёшь моего коня?

Юноша взял под уздцы коня и повёл девушку по самым тихим и живописным местам. За выступом небольшого холма, подходящего к реке, он повернул и направился прямо к кромке воды. Когда они таким образом обогнули холм, перед ними предстала широкая чудесная долина, сплошь поросшая травой. На холмике посреди неё, недалеко от воды, стоял длинный каркасный дом, крытый тростником.

Тогда Кристофер сказал:

– Госпожа, мы в Малой долине, а вон там наш дом.

Голдилинд ответила ему очень тихо:

– Долина чудесна, и дом выглядит красивым. Надеюсь, его жители счастливы в нём.

Кристофер произнёс с сомнением:

– Может быть, он разочарует тебя, когда ты окажешься внутри.

– Я бы с удовольствием проверила, – ответила Голдилинд.

В этот момент они подошли к саду, где цвели яблони. Голдилинд распростёрла руки и запрокинула голову – её переполнила радость от прекрасного вида и аромата. Прежде чем войти в полуоткрытые ворота, Кристофер и Голдилинд немного постояли. В этих местах им некого было опасаться.

Кристофер хотел было взять девушку за руку, чтобы помочь ей войти, но она обеими руками держала подол платья, собираясь переступить порог, поэтому Кристофер не решился этого сделать.

Дом изнутри оказался ярко освещённым. Длинные низкие окна были искусно застеклены, а на зелёных стенах зала были нарисованы Адам и Ева, райский сад и благой Господь, гуляющий по нему. Солнце ярко светило через южные окна, и у выхода было даже жарко, тогда как в глубине стояла приятная прохлада.

Голдилинд села в самом прохладном месте, у стола, а Кристофер стал прислуживать ей. Он принёс вина, белого хлеба, дичи и мёда и сказал:

– Прошу тебя отобедать, дева. Уже почти полдень, а своих друзей я не жду до захода солнца, так как они ушли далеко в лес.

Голдилинд улыбнулась в ответ, немного поела и выпила вина, и Кристофер ел и пил с ней. Сердце её было переполнено счастьем, она уже забыла о своём страхе, но всё же что-то беспокоило её, потому что, хотя Голдилинд и была счастлива, она не могла радоваться так, как хотела бы, словно не хватало ей чего-то. Чего – она и сама не знала.

Но вот Кристофер заговорил:

– Я хотел бы рассказать тебе об одном странном чувстве. Хотя прошло немногим более трёх часов с тех пор, как мы впервые встретились у реки, мне кажется, будто бы ты всегда была частью моей жизни.

Голдилинд смущённо посмотрела на него, и Кристофер продолжил:

– А когда я говорю о моих друзьях, с которыми мы живём здесь, о Дэвиде, Гилберте и Джоанне, то они кажутся мне давними полузабытыми воспоминаниями, хотя их имена – у меня на устах. Мне непонятно и неприятно это… А наш дом, он нравится тебе, моя прекрасная гостья?

– Да, очень. Он кажется мне уютным. Ты не знаешь, но до сегодняшнего дня я в основном жила в домах намного богаче этого, но в них было так уныло.

– И мне он казался вполне уютным, я был здесь счастлив, но теперь мне чудится, что всё это было только для того, чтобы встретиться с тобой.

– Значит ли это, что сейчас он неприятен тебе? – спросила Голдилинд с улыбкой, чуть-чуть покраснев. Кристофер молчал. Девушка потупила взгляд, и наступила тишина.

Наконец, она спокойно посмотрела на юношу и сказала:

– Поистине печально, что ты должен забыть своих старых друзей ради меня. Печально, что тебе пришло на ум, будто этот милый, уютный дом создан не для твоих верных друзей и не для того, чтобы вы в радости проводили здесь время, а для меня, случайной встречной. Послушай, ты говоришь сейчас, что я стала частью твоей жизни, но как такое возможно? Если я вновь стану несчастной пленницей, как ты сможешь вызволить меня? Ты, изгой, ведь так ты себя назвал? Но пусть ты и смог бы, я слишком низка для того, чтобы ты снизошёл до меня, а если я стану той, кем должна быть, то буду слишком высока, чтобы ты смог добиться меня. Нас разлучат так или иначе, и наша встреча не продлится более двух часов.

Кристофер какое-то время стоял перед ней, понурив голову, – они оба уже поднялись из-за стола, но вдруг он пылко взглянул на неё, глаза его блестели, и он произнёс:

– Да, не более двух часов. Зачем же тогда мы медлим, чего мы ждём? Зачем мы говорим то, что совсем не желаем говорить, и молчим о том, что хотят сказать наши сердца?

Произнеся это, Кристофер поймал правое запястье девушки и положил руку на её левое плечо, и как только он впервые коснулся Голдилинд, словно огонь пробежал по его телу, превратив его в продолжение её тела. В глазах Голдилинд он не видел отказа, она, не сопротивляясь, уступала, но как раз в этот самый момент Кристофер, немного отпрянув, повернул голову к двери, словно прислушиваясь:

– Тс! Тише! Милая девушка, ты слышишь?

Голдилинд смертельно побледнела:

– Ой, что это? Что это? Да, я слышу: стук лошадиных копыт и лай собак, но разве это не твои друзья?

– Нет, нет, – ответил юноша, – мои друзья ушли без доспехов. Прислушайся! У этих собак низкий голос – это ищейки! Пойдём же скорее, возможно, ещё есть время.

Он повернулся и, схватив секиру и щит, висевшие на стене, подбежал к окну, что выходило на север. Он осторожно выглянул, но сразу же отпрянул.

– Нет, мы опоздали, этот путь уже перекрыт. Они окружили дом. Дева, поднимись на верхнюю галерею по этой лестнице. Спрячься там за кроватью. Если они уйдут или мои друзья придут вовремя, ты спасена, но если и нет, то, даю слово, они не причинят тебе зла. Я вижу, ты поистине из благородных!

Кристофер уже направился к двери, но Голдилинд бросилась за ним, поймав его за рукав со словами:

– Нет! Нет, я не буду прятаться, чтобы меня потом вытащили из укрытия, словно воришку! Ты прав, я благородного происхождения. Я останусь с тобой и буду приказывать и воспрещать, как королева! О, не иди к двери! Останься со мной, останься!

– Нет, нет! – возразил Кристофер. – Там ты не сможешь помочь, это мужское дело. Смотри! Ты разве не видишь – сталь блестит у порога!

И с этими словами Кристофер оставил девушку и бросился к двери. У самого порога его встретили воины в полном вооружении, и юноша сразу же набросился на них с криками:

– За наш дом! За Холмы! Лесные братья, на помощь!

Кристофер рубил направо и налево. Кто-то из воинов упал, кто-то подался назад, и очень скоро крыльцо было расчищено, но как раз в это время Кристофер ударил по стальному шлему огромного воина, и его секира сломалась от такого удара. Тогда воины набросились на юношу всей толпой, но он сразу прикрылся щитом, а правой рукой так ударил в открытое лицо одного из нападавших, что тот сразу же упал и больше не двигался до самого Страшного Суда. Кристофер мог бы взять его оружие – оно лежало прямо перед ним, – но ему не давали даже нагнуться, чтобы его подобрать, поэтому он подхватил за кожаный ворот крепкого, но довольно-таки низенького воина, с силой поднял его вверх и, словно камень, пущенный из бомбарды*, метнул в остальных, подавшихся назад. Двое свалились наземь. Раздался рёв удивления и страха, а Кристофер снова кинулся на воинов, и на этот раз в его руке блестел топор. Он рубил и гнал нападавших назад, к порогу, но не мог прогнать дальше, а они были так ошеломлены этой атакой, что направили на него длинные копья.

Но вот вперёд выступил рыцарь, не очень крупный с виду, но облачённый в прекрасные доспехи. На его зелёном сюрко был золотом изображён лев. Он ударил по копьям, чтобы их подняли вверх, и дал всем знак немного отойти, а сам встал на пороге. Кристофер понял, что он намерен вести переговоры, и воздержался от атаки. Рыцарь же сказал:

– Ты, птенец, ты сошёл с ума? Зачем ты нападаешь на моих воинов?

Кристофер в ответ яростно закричал:

– А зачем вы осаждаете дома простых людей с оружием в руках? Хотите забрать мою жизнь? Но я сам убью одного или двух из вас прежде своей смерти. Отойдите, милорд, или будете первым!

Но рыцарь, не доставая оружия, остановил его:

– Мы пришли за тем, что принадлежит нам. Мы ищем нашу госпожу, владычицу Лугфорта, что по собственному желанию переехала оттуда в Зелёную гавань. И если ты не будешь мешать нам, то ты свободен, можешь идти ко всем чертям.

Когда Кристофер услышал это, он собрался было вновь с криком ринуться в бой и принять свою смерть, но раздался звонкий и нежный голос, и Кристофер услышал такие слова:

– Добрый мой хозяин, прошу тебя, позволь нам обсудить то, что требуется.

С этими словами Голдилинд вышла вперёд и встала рядом с Кристофером:

– Господин управляющий, мы выехали вчера подышать воздухом, но сбились в лесу с пути и задержались допоздна, так что нам пришлось переночевать под открытым небом, но утром нам повстречался этот добрый лесной житель. Он угостил нас хлебом и молоком, потом привёл к себе домой и там накрыл для нас стол, так что скорее следует наградить его, а не угрожать ему. Теперь же мы желаем, чтобы Вы вернули нас в замок Зелёной гавани. Этому юноше не причиняйте вреда, пусть он останется на свободе, как Вы и сами только что сказали, господин управляющий.

Голдилинд говорила медленно и вяло, словно пересказывала выученный урок. По ней было видно, что на сердце у неё – большое горе, хотя слова её звучали повелительно. Некоторые из воинов засмеялись, но управляющий сказал так:

– Миледи, мы частично исполним Ваше желание. Мы отведём Вас в замок Зелёной гавани со всеми почестями, но что до этого молодого человека, то если мы не убьём его здесь и сейчас, то нам следует взять его с собой. Он убил двоих из наших людей и многих ранил, словно леший вселился в его тело, поэтому попросите его утихомириться, если Вы не хотите видеть сейчас его крови.

Голдилинд обратила к Кристоферу бледное, несчастное лицо и сказала:

– Мой друг, мы просим тебя: прекрати сражение, позволив этим воинам поступить с тобой по их воле.

Кристофер отошёл в сторону, сел на скамью и, рассмеявшись, громко произнёс:

– Воистину, достаточно храбрые воины, чтобы привязать к своему щиту пояс девы!

Тут же воины ворвались в комнату. Полдюжины самых крепких из них подошли к сидящему Кристоферу и связали ему ремнём руки. Он не сопротивлялся, а сидел, откровенно посмеиваясь над ними, словно происходившее с ним было всего лишь святочной игрой, но сердце его горело от гнева, а ещё больше от любви к его нежной гостье.

Воины заставили юношу подняться и выйти из дома, потом усадили на лошадь и связали ему под седлом ноги. Когда это было сделано, Кристофер увидел, как Голдилинд вывели и посадили на конные носилки, а затем весь отряд тронулся в путь. Двое охранников ехали по бокам от носилок. Так они покинули Малую долину.

 

Глава XVII

Голдилинд возвращается в замок зелёной гавани

Ехали они быстро. Их вели люди, знающие лесные дороги, и это путешествие длилось не так долго, как путь Голдилинд из замка. Луна светила ярко, поэтому на ночлег останавливаться не стали и подошли к замковым воротам ещё до полуночи. Голдилинд ждала, что теперь её запрут в тюрьме, но этого не произошло: королеву провели прямо в её собственную спальню, где уже находилась одна из служанок, хотя и не Алоиза. Когда же Голдилинд попыталась спросить её о новостях, то та ей даже не ответила, как если бы была немой. Чувствуя себя совершенно несчастной, Голдилинд легла в постель, представляя самое худшее: как её настигает смерть от рук её тюремщиков. Кристофера она видела в последний раз, когда входили в замковые ворота, поэтому о том, что сейчас происходит с ним, девушка ничего не знала. Как бы там ни было, Голдилинд могла только лежать, и её одолевали мрачные мысли. Наконец, усталость взяла своё – она заснула.

Когда Голдилинд проснулась, стоял уже ясный день, а по комнате кто-то ходил. Королева повернулась и увидела Алоизу. У неё было так тяжело на сердце, что она не стала ничего спрашивать и даже не пошевелилась, но Алоиза сама оглянулась и подошла к её постели. Она поклонилась, но не произнесла ни слова. Тогда Голдилинд подняла голову, устало спросив:

– Что теперь, Алоиза? Что ты мне скажешь? У меня сердце сжимается от страха, и мне кажется, если у них не будет хоть капли жалости, я умру сегодня же.

– Нет, – ответила служанка. – Не тревожьтесь. Здесь рядом есть некто, кому Вы сильно обрадуетесь.

– Ага, а именно дама Элинор, – со стоном закончила Голдилинд. Страх и сердечная тоска так навалились на неё, что она чуть было не потеряла сознание.

Но Алоиза приподняла ей голову, поднесла к губам вино и заставила её сделать несколько глотков, а когда Голдилинд снова пришла в себя, служанка сказала:

– Я же говорю, не тревожьтесь, это не дама Элинор, и розог Вы не увидите. Это могущественный человек, нет, это самый могущественный из людей – граф Джеффри, король Лугодолья, пусть и не коронованный.

Голдилинд и в самом деле успокоили такие новости. Она сказала:

– Интересно, какие у него здесь дела. Всё это время он не заезжал в Зелёную гавань. Может, будь иначе, со мной здесь обращались бы лучше.

– Я не знаю, – ответила Алоиза, – но он здесь. Тот посланец, у которого Вы похитили коня, принёс именно эту новость – что приезжает наш лорд, граф Джеффри. Он прибыл на закате, уже после того, как ищеек наставили на Ваш след, а меня выпороли за то, что позволила Вам сбежать. Теперь, миледи, когда Вы увидите графа и на самом деле станете нашей королевой и госпожой, вспомните ли Вы то утро два дня назад? Вспомните ли Вы меня?

– Вспомню, – пообещала Голдилинд, – если случится то, о чём ты говоришь.

– Обязательно случится, – заверила её Алоиза. – Вы снились мне три ночи назад. Вы восседали на престоле, приказывая и воспрещая знатным людям. По крайней мере, пока никто (кроме моих плеч и боков) не почувствовал ничего плохого оттого, что Вы сами себя похитили. Вы вернулись очень быстро и, говорят, по собственной воле. Но расскажите же о своей прогулке, было ли Вам приятно?

Когда Голдилинд услышала эти слова и вспомнила, что ожидает её утром, то чуть было не расплакалась. Алоиза стояла и молча смотрела на неё. Наконец, Голдилинд тихо произнесла:

– Ответь мне, Алоиза, ты слышала, говорили что-нибудь о том молодом человеке, которого привели сюда прошлой ночью? Они убили его?

Алоиза ответила ей:

– На самом деле, миледи, я думаю, ему не причинили вреда, хотя полностью и не уверена в этом. По крайней мере, на нижнем дворе никому сегодня голов не отрубали и никого не вешали, но я слышала, как воины обсуждали, как они кого-то взяли в плен. Они говорили, что его сила достойна удивления. Рассказывали, как он швырнул одного из них, словно играя в мяч. По правде говоря, они совсем не держали на него зла за это. Впрочем, сейчас я посоветовала бы Вам подняться. Прошу Вас, наденьте всё самое лучшее и нарядное, что у Вас есть. А ещё я скажу Вам на ухо, что дама Элинор несколько побаивается Вас этим утром.

Голдилинд поднялась. Её одели в королевское платье. Алоиза и другие служанки подавали ей всё, что она хотела. Тем утром Голдилинд осталась в своей комнате – в ожидании могущественного властителя Лугодолья.

 

Глава XVIII

Граф джеффри говорит с голдилинд

Голдилинд ждала недолго. За дверью послышались многочисленные шаги, дверь распахнули, и сразу же, словно солнце осветило своими лучами землю, вошёл граф Джеффри, а за ним лорды – все в самых торжественных одеяниях. Граф подошёл к Голдилинд, склонился перед ней на колени и спросил:

– Миледи, моя королева, соблаговолите позволить Вашему слуге поцеловать Вашу руку?

Голдилинд не выказала большой радости от встречи с ним, но всё же протянула свою лилейную руку в золотом рукаве и ответила:

– Поступайте по своей воле.

Граф благоговейно поцеловал её руку и спросил:

– А эти благородные сэры, мои вассалы, могут ли они подойти, поклониться и поцеловать Ваши руки, миледи?

– Я не откажу ни им в выполнении их желания, ни Вам в выполнении Вашего, милорд.

После этих слов лорды приблизились, преклонили пред ней колени и поцеловали её руку. По правде говоря, многие из них с радостью поцеловали бы и обе руки, да и щёки и даже губы, но сама Голдилинд смотрела на приветствующих скорее сурово, чем милостиво.

Затем граф заговорил с Голдилинд и рассказал ей о её королевстве, о том, как благоденствует народ, о крепком мире, царящем в её землях, о славных днях Лугодолья и о хвале, воздаваемой ей народом. Голдилинд ничего не отвечала, но по мере того, как он говорил, грудь её всё чаще вздымалась, и, наконец, на её глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Тогда придворные стали переглядываться, и граф сказал:

– Господа! Мне кажется, что миледи хочет говорить со мной наедине, как со своим ближайшим другом и благожелателем. Я прав, миледи?

Голдилинд не могла ничего вымолвить из-за того, что сердце её обливалось слезами. Она только кивнула головой и улыбнулась графу.

Граф Джеффри махнул рукой, и все лорды, а с ними и служанки покинули комнату. Они остались вдвоём: королева и граф, который стоял перед ней, но прежде, чем он смог произнести хоть слово, Голдилинд поднялась с престола и упала на колени перед ним, молитвенно соединив руки и закричав срывающимся голосом:

– Помилуйте! Помилуйте! Сжальтесь над моей юной жизнью, о достойный лорд!

Граф поднял её, вновь усадил на престол:

– Нет, миледи, так не годится, но я буду готов выслушать Вас, если Вы захотите поговорить со мной и рассказать всё, что случилось.

Голдилинд некоторое время боролась со своими чувствами, а затем сказала:

– Достойный лорд, я умоляю Вас выслушать меня. Имейте терпение к слабому женскому сердцу! Пожалуйста, сядьте рядом со мной.

– Так не полагается. Я сяду ниже.

И граф, взяв себе табурет, сел перед королевой и спросил:

– Что мучает Вас? Чего бы Вам хотелось?

Тогда Голдилинд начала рассказывать:

– Милорд, я живу в заточении. Мне хотелось бы стать свободной.

– Хорошо, значит, это темница?

– Да! Я не могу даже свободно выйти из замка и вернуться. И это ещё не самое страшное. Сходите, посмотрите на комнату младшей гвардии и скажите тогда, подходит ли она для дочери Вашего повелителя.

Граф сперва ничего не отвечал, но затем произнёс:

– Всё же грусть Вам к лицу. Когда я взглянул на Вас, моим глазам предстала красота мира, где тело не может быть недостатком.

Голдилинд покраснела:

– Если это и так, то это милость Божия, и за это я приношу Ему хвалу. Но сколько ещё продержится моя красота? Горе убьёт и её.

Граф долго молча смотрел на королеву. Наконец, он сказал:

– Я поручил заботу о Вас Вашим друзьям и следил за тем, чтобы они ободряли Вас. Что я сделал не так?

– Может быть, умышленно и ничего. Ведь, если я верно понимаю, Вы пришли теперь, чтобы объявить мне об окончании моего временного, но утомительного пребывания здесь, о том, что Вы отвезёте меня в Лугфорд и возведёте на престол, и покажете всему народу дочь моего отца.

Граф молчал. Лицо его потемнело, и Голдилинд видела это. Наконец, граф сказал резким голосом:

– Миледи, это невозможно. Вам следует оставаться в замке Зелёной гавани или в каком-нибудь другом замке, но вдали от народа.

– Что ж, – ответила Голдилинд, – я убедилась теперь – я предчувствовала правду, когда впервые оказалась в этих стенах. Мне почудилось тогда, что Вы убьёте меня, чтобы безопасно восседать на престоле дочери Вашего государя. Вы не решаетесь послать ко мне человека с мечом, что пронзил бы меня, поэтому Вы ввергли меня в темницу к жестоким тюремщикам. Вы приказали им медленно и мучительно лишить меня жизни. До сих пор я выдерживала и их, и Вашу злобу, но теперь я побеждена, теперь я знаю, что меня ожидает смерть, и потому у меня больше нет страха, потому я и дерзнула высказать Вам всё, что Вы сейчас услышали, хотя и понимала, что меня убьют. Теперь я могу признаться Вам: я раскаиваюсь в том, что просила милости у неспособного на милость.

Хотя слова, сказанные девушкой, были резки, голос её оставался мягким и ровным. Граф был сильно задет, он встал и начал ходить взад-вперёд по комнате, то частично обнажая меч, то вставляя его обратно в ножны. Наконец, он подошёл к Голдилинд, сел рядом с ней и произнёс:

– Голдилинд, ты несколько заблуждаешься. Ты не ошиблась, когда сказала, что я уверенно займу престол и буду править землёй Лугодолья так, как не сможет никто другой. Верно и то, что я поселил тебя, законную наследницу, в стороне от мирской суеты, по крайней мере на некоторое время, ибо я не допущу того, чтобы твои белые руки преждевременно сместили меня с моего места, как не допущу и того, чтобы твоё прекрасное лицо послужило знаменем моим недругам, но никогда я не желал твоей смерти или твоих мучений! Если же всё происходит так, как ты мне поведала, а ты настолько правдива, что я не могу сомневаться в твоих словах, то, прошу, расскажи мне, что они делали с тобой!

– Милорд, те друзья, которым Вы передали меня, – мои враги, без различия, были ли они Вашими друзьями или нет. Вы хотите заставить меня поведать Вам всю историю моих унижений? Для них я была лишь невольницей, что временами исполняет на сцене роль королевы. Ваш капеллан, например, которому Вы поручили заботу обо мне, смотрел на меня сладострастными глазами. Он просил расплатиться с ним моим телом, чтобы тем самым купить прекращение страданий. Он угрожал мне ещё большим злом и сдержал своё слово.

Граф вскочил на ноги и вскричал:

– Что? Да как он посмел! Знай тогда, что его клобук не настолько прочен, чтобы защитить его шею! Говори дальше, дитя моё, рассказывай всё. Мои волосы седеют от твоих слов.

Голдилинд продолжила:

– Та льстивая, вкрадчивая женщина, которой Вы поручили заботу обо мне, – просили ли Вы её терзать меня розгами? Темницей? Темнотой? Одиночеством? Голодом?

– Клянусь всеми святыми, нет! И в мыслях у меня этого не было! Поверь, она заплатит за всё, если она осмелилась на такое!

Но Голдилинд сказала:

– Я прошу не об отмщении, я прошу о милости, и в Ваших силах оказать её мне.

И снова оба замолчали до тех пор, пока граф не произнёс:

– Теперь я со своей стороны попрошу Вас об одном, о том, что Вы должны будете сделать. Ваше величество может жить спокойно. Отныне с Вами не случится никакого зла. Будут только удовольствие и радость. Но расскажите мне, как Вы сбежали, устроив себе отдых на эти два дня. Расскажите о том молодом человеке, которого Вы встретили. Расскажите мне, не как дева рассказывает своему отцу или опекуну, а как леди могла бы рассказать лорду. Расскажите, что произошло между вами, ведь Вы же не та, на которую может бесстрастно смотреть молодой и отважный мужчина. Но клянусь всеми святыми, что я вижу? Вы вся покрылись краской, миледи! – И граф рассмеялся.

Голдилинд и в самом деле сильно покраснела, но ответ её прозвучал уверенно:

– Милорд, вы сказали истинную правду. Я, конечно, не могла не заметить, как он смотрит на меня, но обращался со мной этот юноша со всем уважением, словно брат с сестрой.

– А теперь поведайте мне – что он собой представляет?

– Он молод, но силён выше меры. Он совершенно бесстрашен! Я своими глазами видела, как он схватил и поднял одного из наших людей голыми руками, а потом швырнул его, словно комок глины.

Граф нахмурился:

– Да, я уже слышал эту историю от наших воинов. Но каков он из себя?

Голдилинд покраснела:

– Он красив: у него светлые глаза, правильные черты лица, голос добрый и мягкий, – и девушка покраснела ещё сильней.

– Он говорил Вам, кто он, этот юноша?

– Из его собственных слов я решила, что он простой житель леса.

– Ага, простой житель леса? Нет, этот лесной житель – преступник, разбойник! Наши люди рассказывают, что он набросился на них с криком «За Холмы!» Вы слышали о Джеке с Холмов?

– Нет, никогда.

– Он король среди своих друзей, и они опасные воины. Боюсь, если юноша окажется одним из них, то уже завтра для него будет воздвигнута виселица, каким бы пригожим и отважным он ни был.

Голдилинд побледнела, губы её задрожали. Девушка встала и, упав на колени перед графом, зарыдала:

– О, милорд, милости, милости я прошу у Вас! Помилуйте этого несчастного юношу, который был так добр ко мне!

Граф поднял её на ноги и, улыбаясь, произнёс:

– Встаньте, миледи, зачем Вы падаете передо мной ниц? Вы не должны так делать. Что же до лесного жителя, так это Ваша привилегия миловать его, а не моя, и так как он, к счастью, ещё не повешен, Ваши слова спасли его шею.

Голдилинд села обратно в кресло, но всё ещё казалась бледной и напуганной. Граф же продолжал добрым голосом:

– Я не оставлю без внимания всё, о чём мы говорили, миледи, и потому прошу сейчас Вашего позволения покинуть Вас. Завтра я вновь приду, чтобы держать совет. Сегодня же пребывайте в хорошем настроении, потому что Ваше настроение всегда должно быть хорошим. Вы должны жить в радости, и если кто-то посмеет сказать Вам резкое слово – тем хуже для него.

С этими словами граф поднялся, поклонился Голдилинд и вышел. Девушка в это время сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Когда же за посетителем захлопнулась дверь, она закрыла лицо руками и зарыдала, сама не понимая, отчего. Вместе с болью она почувствовала, что тело её расслабляется, а сердце переполняют надежда и любовь, хотя она так и не назвала эти чувства верными именами.

 

Глава XIX

Граф джеффри говорит с кристофером

Надо сказать, что граф уже многое успел узнать о Кристофере и совершенно не имел намерения вешать его, а собирался принять в свою охрану, чтобы Кристофер с честью послужил ему. Что же до слов о повешении, то сказал он их для того только, чтобы испытать Голдилинд. Услышав же её ответ и увидев выражение её лица, граф решил, что следует переговорить с Кристофером наедине, поэтому попросил оруженосца отвести его в комнату, где юноша содержался под стражей. И о многом размышлял граф по дороге туда.

Итак, оруженосец привёл его в ту самую комнату младшей гвардии, где ещё недавно ночевала Голдилинд. Эту комнату и вправду использовали как тюрьму. Граф отпустил оруженосца, вошёл внутрь и запер за собой дверь, оказавшись наедине с Кристофером. Молодой человек лежал лицом вверх на убогой кровати. Руки он заложил за голову, ноги согнул в коленях и напевал последние слова одной старой песни. Когда же юноша услышал стук двери, он сел и, повернувшись к вошедшему, спросил:

– Вы принесли новости? Если так, то скажите мне их побыстрее! Что меня ждёт: виселица или свобода?

– Парень, – строго обратился к нему граф, – ты знаешь, кто я?

– Нет, не знаю, – ответил Кристофер. – Судя по Вашим одеждам, Вы, должно быть, знатный господин, но меня это мало касается, ведь Вы не прикажете меня казнить за одно необдуманное слово.

Граф возразил:

– Я хозяин земель Лугодолья, и нет нужды говорить тебе о том, что твоя жизнь, как и твоя смерть, – в моих руках. Будешь ли ты отрицать, что ты – один из товарищей Джека?

– Не буду. Это правда.

– Что ж, в таком случае ты достаточно храбр, раз пришёл сюда и сам сказал, что ты разбойник. За это можно поплатиться жизнью. Теперь вот о чём: ты вчера отвёл владычицу Лугфорда в свой дом, и вы долго находились там наедине. От того, как ты поступил с ней, зависит, примешь ли ты самую злую смерть, либо награду. Что ты на это скажешь?

Кристофер вскочил и закричал:

– Милорд, кем бы я ни был, я не негодяй! Когда я увидел эту жемчужину из женщин, я и в самом деле полюбил её – кто бы смог устоять! – но полюбил я её так же, как люблю Матерь Бога нашего, ведь она словно сошла с алтарного изображения собора Святой Девы Марии. А если кто скажет обратное, я отобью у него охоту лгать. Я встречусь с ним один на один, и, думаю, этому человеку сильно не поздоровится!

Граф рассмеялся:

– Тогда я не выйду против тебя, ибо слишком дорожу своей шкурой. Мне кажется, что Благодатная Дева нашла бы в тебе горячего почитателя, сойди она на землю близ твоего жилища. Я доверяю твоим словам. Думаю, ты честно поступил с моей госпожой, а поэтому, парень, что ты скажешь на предложение стать одним из моих людей, носить мой герб и выполнять мою волю?

– Что ж, это лучше, чем быть повешенным.

– Тогда пусть так и будет! – вновь рассмеялся граф. – А ведь другие ответили бы лучше, но послушай, если ты принимаешь моё предложение, ты должен будешь остаться здесь, в замке Зелёной гавани, и, возможно, надолго. По крайней мере, на то время, пока здесь будет жить миледи.

Кристофер покраснел:

– Милорд, Вы добры и милосердны, и я приму Ваше предложение.

Граф же ответил ему так:

– Что ж, пусть тогда так и будет, а сейчас ты можешь выйти из этой комнаты свободным человеком, но подожди минутку.

Кристоферу не составляло труда подождать ещё немного и послушать графа, который пододвинул табурет, сел на него и, помолчав длительное время, сказал следующее:

– В один прекрасный день мы, может быть, устроим тебе свадьбу, и неплохую!

Кристофер засмеялся:

– Какая же дама пойдёт за меня? У меня и отца-то нет!

– Даже если сам повелитель Лугодолья будет твоим другом? А что ты скажешь, если твоей невестой станет королева Лугодолья?

– Я бы охотнее выбрал себе невесту сам, когда мне в постели понадобится женщина. Я не хочу никого принуждать и не буду просить других об этом.

Граф поднялся и зашагал взад-вперёд по тюремной комнате. Наконец, он остановился перед Кристофером:

– Послушай, лесной житель, я предскажу тебе твоё будущее: ты станешь знатным благодаря женитьбе.

Кристофер промолчал, и граф продолжил:

– Я не буду тратить время на длинные разговоры. Я считаю, что ты и пригож, и отважен, и можешь взять в жёны знатную даму, а именно – ту, к которой ты был так добр в диком лесу.

Кристофер вздохнул:

– Знатным господам доставляет удовольствие смеяться над бедным людом, и я не должен показывать Вам свой гнев.

– Я не смеюсь над тобой, – возразил граф. – Я хотел сказать именно то, что означают мои слова.

– Но тогда Вы просите меня совершить зло, знатный господин. Я же сказал, что не хочу принуждать никого из женщин, так разве буду я принуждать ту, которую считаю чудеснейшим созданием и единственной моей госпожой?

– Придержи язык, господин дурак, – перебил Кристофера граф. – Позволь я расскажу тебе о том, что она будет так же рада принудить тебя, как ты её! Ты говоришь, она твоя госпожа, так она и останется твоей госпожой, а ещё будет женой, но только не здесь, ведь больше всего на свете Голдилинд желает покинуть Зелёную гавань. Ты же станешь её защитником и поведёшь её по миру, словно странствующий рыцарь.

Теперь Кристофер был настолько смущён, что не знал, как держать себя, и долгое время не мог вымолвить и слова. Наконец, он сказал:

– Господин, я исполню Ваше желание, если это не ловушка, но слишком уж чудно получается – знатная леди станет женой проходимца и мужлана.

Граф рассмеялся:

– Смелому и награда. Я скажу тебе по секрету ещё кое-что: имя этой леди более благородное, чем можно судить по тому положению, в котором она находится. Она хвалила тебе свою жизнь здесь?

– Нет. Я хорошо помню, что она называла себя бедной пленницей.

– Она говорила правду. А ушла она тогда из Зелёной гавани, чтобы сбежать из этого плена. И скажу тебе, что только я могу сделать её счастливой. И ещё кое-что: ты, хотя в битве и кричал «За Холмы!», в то же время не кажешься мне врагом.

Кристофер принял гордое и несколько свирепое выражение. Он сказал:

– Поверьте, господин, мои друзья – хорошие воины, хотя вы их и называете разбойниками и висельниками.

Граф засмеялся:

– Не спорю, защитник. Я не исключаю такой возможности (ведь судьба кого-то возносит, а кого-то низвергает), что наступит время, когда и ты, и твои друзья придёте мне на помощь, и, вероятно, заслужите титулы рыцаря, барона и графа: такая удача уже случалась в былые времена. И настоятельно советую тебе: когда вернёшься в Дом на Холмах, попроси его хозяина совершать набеги в других местах, а Лугодолье, куда он повадился ездить, обходить стороной. А порукой ему станут щедрые дары и грядущий брак, о котором мы сейчас договорились. Что ж, парень, думаю, ты уже выбрал свою роль, но пусть это останется между нами. Смотри, я не закрыл за собой дверь, и кузнец уже идёт к нам, чтобы снять твои оковы. Я также пошлю сюда оруженосца, чтобы он проводил тебя в хорошую комнату и принёс тебе новую одежду. Можешь пока отдохнуть среди других воинов и, если захочешь, показать в мирное время что-нибудь подобное тем подвигам, что ты совершил вчера в сражении, ведь ты, пожалуй, станешь лучшим среди моих молодцов. А завтра жди новостей!

На этом разговор закончился, и граф вышел.

Он сдержал своё слово. Тотчас пришли кузнец и оруженосец, Кристофера проводили в другую комнату, принесли ему красивые вышитые одежды из тонкого льна и шёлка. Переодевшись, он выглядел уже как королевский сын, тогда как ранее был скорее похож на древнего языческого бога. Все хвалили его за учтивость и восхищались его красотой. После ужина наступило время отдыха, и тогда воины графа попросили Кристофера помериться с ними силами и показать своё мастерство. Кристофер не отказывался: он бегал, прыгал, метал бруски и стрелял из лука, и во всём этом далеко превосходил прочих, так что все только удивлялись ему, как удивляются чуду, и радовались тому, что он не был убит за день до этого. В борьбе же Кристофер не смог себя показать, потому что никто не соглашался состязаться с юношей после того, как он поборол первого же из них, высокого и крепкого оруженосца, прекрасно владеющего военным искусством. Оруженосец казался очень сильным, но Кристофер бросил его через плечо, словно это был двенадцатилетний ребёнок. Так весело прошёл день в Зелёной гавани, и для многих добрых людей он был счастливее, чем предыдущие.

 

Глава XX

О свадьбе кристофера и голдилинд

Ранним утром граф пришёл к Голдилинд, и она радостно приняла его, как человека, который изменил её жизнь. Граф сел рядом с ней и произнёс:

– Госпожа, вчера Вы обратились ко мне с двумя просьбами: во-первых, Вы хотели вырваться из заключения в Зелёной гавани, во-вторых, Вы просили сохранить жизнь и даровать свободу своему слуге, который недавно заботился о Вас в лесу. Первая просьба огорчила меня, потому что я узнал, что с Вами здесь сурово обращались. Вторая просьба удивила, но после того, как я увидел этого молодого человека, удивление моё уменьшилось. Он пригож и силён, говорит смело и свободно, и при этом спокоен и учтив. Ему больше подобало бы быть рыцарем или графом, а, может, и самим королём. Теперь я исполню обе Ваши просьбы, и исполню их одновременно. Вы можете покинуть Зелёную гавань свободной, как птица, и Вашему слуге будет дарована жизнь, а также оказаны значительные почести. Согласны ли Вы с моим замыслом, хотите ли поступить так, как я скажу? Тогда оба Ваших желания исполнятся.

– Да, да, хочу, – ответила Голдилинд. – И стать свободной, и сохранить жизнь прекрасному и доброму юноше.

– В таком случае Вам следует поступить так: выйдите сегодня замуж за этого прекрасного и доброго юношу, и он увезёт Вас из Зелёной гавани. Поверьте, он не привезёт Вас в какое-нибудь дурное место, поскольку друзья его могущественнее, чем Вы можете предполагать.

Голдилинд стала красной, как кровь. Она нахмурилась, и, когда отвечала, глаза её горели:

– Разве годится королевской дочери выходить за безымянного мужлана? Я знаю Вас, господин граф, я знаю, что Вы хотите сделать: Вы станете королём Лугодолья, а дочь своего господина выгоните на улицу.

Голдилинд была сильно разгневана.

Граф же, слегка улыбаясь, ответил:

– А разве более подобает королевской дочери умолять на коленях сохранить жизнь этому человеку? Подобает терять голову от радости, когда это желание исполнили?

– Да, – ответила она, – ибо я люблю его всем моим телом и всею душою и хотела бы, чтобы он полюбил меня так же. Я стала бы его госпожой, а он моим слугой, но теперь он станет моим господином, а я должна буду ему подчиняться.

Голдилинд всё ещё очень сильно гневалась.

Граф ответил ей:

– Вы сказали, что я стану королём Лугодолья, и я стану им, что бы ни случилось, или же умру в изгнании. Так что, если Вы не согласитесь с моим решением, Вашего возлюбленного ожидает смерть! Сами же Вы останетесь в Зелёной гавани вместе с дамой Элинор. Иного выбора нет.

Голдилинд громко вскрикнула. Почти потеряв сознание, она упала на стул и разразилась горькими рыданиями. Граф снова обратился к ней:

– Послушайте, моя госпожа, я поступаю так не без основания. Скажите, Вы видели когда-нибудь кого-то прекраснее или отважнее этого юноши?

– Никогда, – был ответ.

– Тогда послушайте меня. Я расскажу Вам сейчас (и я смогу призвать свидетелей), что король, Ваш отец, в свой последний час отдавая дочь под мою опеку, сказал в том числе и следующее: что я не должен выдавать её замуж ни за кого, кроме как за самого прекрасного и самого отважного человека. Именно так я сейчас и поступаю. Что же Вы скажете на это?

Голдилинд не отвечала, продолжая всхлипывать. Граф же произнёс:

– Миледи, позвольте мне уйти. Я отправлю к Вам Вашу служанку, после чего в течение часа буду находиться в большом зале. Если за это время Вы пришлёте её ко мне передать одно-единственное слово – да, то всё будет хорошо. Если же нет, то я немедленно покидаю Зелёную гавань, забираю с собой юношу и вешаю его на ближайшем же дереве. Прошу Вас, проявите мудрость в своём решении!

С этими словами он и ушёл. Голдилинд же, оставшись ненадолго одна, поднялась и начала мерить шагами комнату. Слёзы и всхлипывания прекратились. Могучая, непонятная ей радость, смешавшись с болью тоски, заполнила её сердце, и она никак не могла успокоиться. В этот момент двери открылись и вошли служанки, первой среди которых была Алоиза. Хозяйка сразу же позвала её и попросила найти в большом зале графа Джеффи и передать ему ответ:

– Да.

Алоиза вышла, а Голдилинд обратилась к остальным служанкам с просьбой одеть её в самое красивое платье, какое только они смогут найти. Занимался день.

Нам следует сказать ещё кое-что о графе Джеффри: он, хотя и говорил с Голдилинд довольно сурово, но сам не собирался ни убивать Кристофера, ни оставлять королеву в замке Зелёной гавани на милость дамы Элинор.

 

Глава XXI

О той же свадьбе

Все собрались в зале, граф Джеффри стоял на возвышении возле престола. Рядом с ним находился почтенный священнослужитель, аббат Лугфордского монастыря Святого Бенедикта. За ним стоял управляющий замком Зелёной гавани, а дальше – человек двадцать рыцарей, все в превосходных одеяниях, с оруженосцами и сержантами. В противоположной стороне зала находились воины и слуги, а также полсотни деревенских жителей, как женщин, так и мужчин, которых собрали по случаю торжества и пустили в замок. Голдилинд со своими служанками появились позже. Она сразу же направилась в глубь зала и заняла своё место на престоле. Девушка спокойно огляделась вокруг себя, и заметила Кристофера, стоящего у бойницы рядом с возвышением.

Когда Голдилинд заняла своё место и в зале воцарилась тишина, граф Джеффри выступил вперёд и сказал:

– Вассалы мои и доблестные рыцари, и вы, добрый народ! Леди Голдилинд, дочь нашего усопшего господина короля Роланда, ныне достигла брачного возраста. Да будет вам известно, что король, её отец, просил меня – и это были последние слова, сказанные им, – выдать её лишь за самого пригожего и сильного юношу, какого только я смогу найти, есть и свидетели этого разговора. И такого я искал в Лугфорде и по всей густонаселённой земле Лугодолья, но так и не смог найти, потому что, как бы ни были достойны дела или как бы ни был благороден род претендентов, у меня каждый раз оставалось сомнение, я думал, что смогу найти кого-то прекраснее или отважнее, но в этом полупустынном уголке я нашёл юношу, отважнее которого нет никого, как некоторые из вас уже почувствовали на себе. А теперь скажите мне вы все, видели ли вы когда мужа более красивого, чем он?

С этими словами граф сделал знак рукой, и Кристофер шагнул на возвышение. Котта его была из белой парчи, пояс украшали камни ювелирной работы, на боку висел подобный поясу великолепный меч. Красной парчи плащ с горностаевой отделкой и зелёной подкладкой спадал с его плеч, жемчужный венец украшал его золотые локоны.

И таким прекрасным и бесстрашным он показался вассалам графа и всему народу, что они громко приветствовали Кристофера. Голдилинд встала со своего места, прекрасная, как лилия в июне, и, подойдя к Кристоферу, протянула ему руку, но он не взял её сразу в свою, а подождал сперва, чтобы все смогли увидеть, как красива и нежна её рука. Когда он всё же взял её за руку, то, притянув к себе, поцеловал в губы перед всем народом. Он не отпускал её руки до тех пор, пока аббат Лугфордский не подошёл и, встав рядом с ними, не благословил их.

Тогда граф вновь заговорил:

– Смотрите все! Сегодня эта пара обручилась, и вы видите, что они подходят друг другу и по красоте, и по доброте, и нет преград, что помешали бы тотчас же их обвенчать. В часовне всё уже подготовлено к этому торжеству, и если сей святой муж пройдёт с нами и отслужит мессу, то наша радость будет полной. По окончании же мессы в этом зале вас ожидают пир и веселье. Здесь мы будем приветствовать всех пришедших в замок Зелёной гавани, где долго и счастливо жила наша милостивая госпожа.

Гости переглядывались и слегка улыбались, но никто ничего не говорил, поскольку в зале были только слуги графа да жалкие бедняки.

После речи графа все вошли в часовню, где и провели обряд венчания так пышно, как могли его провести, находясь в Зелёной гавани. Когда же церемония подошла к концу и народ начал покидать часовню, а Голдилинд сидела смущённая, но странно счастливая на большой скамье на хорах, граф отозвал Кристофера к себе и сказал:

– Юноша! Думаю, тебя ожидает великая судьба, раз положено такое удачное начало, но смотри, не прерви свою судьбу, вернувшись в земли Лугодолья со своей прекрасной женой, иначе ты можешь лишиться жизни, а это принесёт ей горе, как я понимаю.

Хотя граф улыбался, когда говорил, лицо его было мрачным. Впрочем, продолжил он более мягко:

– Я не отошлю вас двоих с пустыми руками. В большом мире вам понадобятся две крепкие, хорошо оснащённые лошади для верховой езды. Одна из них должна быть с женским седлом. Кроме них я дам вам ещё и вьючную лошадь. Груз её будет нелёгок, поскольку на одном боку ей придётся нести, во-первых, одеяния миледи, а во-вторых, немного серебра, золота и жемчуга, а на другом пропитание для вас обоих и твою, юноша, одежду. Что ты скажешь, хорошо ли это?

– Это хорошо, милорд, – ответил Кристофер, – но всё же, могу ли я получить ту одежду, в которой прибыл сюда, а также мои лук и сакс?

– Конечно, но зачем? – удивился граф Джеффри.

Юноша ответил ему:

– Мы поедем через Дикий лес, и безопаснее будет, если я оденусь так, как раньше, ведь в лесу есть люди, поджидающие путников.

Когда Кристофер произнёс это, он покраснел, а граф воскликнул:

– Святые угодники! Это недурная мысль. И, возможно, подобная одежда лучше, чем нынешнее одеяние, спрячет королевское звание твоей супруги от глаз лесных братьев.

– Всё верно, господин, – подтвердил Кристофер.

– И всё же, я попрошу вас покинуть замок в господском одеянии, чтобы мои люди не говорили, будто я раздел госпожу и прогнал её из замка, а свою бедную одежду наденете, когда будете уже в лесу.

Он позвал оруженосца и приказал ему найти бедные одежды юноши, который только что женился, а также принести его лук и стрелы и погрузить всё это на вьючную лошадь. Затем он попросил передать одной из служанок госпожи, чтобы та нашла и погрузила на лошадь некоторые из старых и поношенных платьев королевы. Оруженосец выполнил все приказы графа: принёс вооружение Кристофера, а также нашёл Алоизу и передал ей слова милорда.

Алоиза улыбнулась и сразу же ушла, а затем принесла то самое зелёное платье, в котором Голдилинд на днях бежала из тюрьмы. Когда же она уложила его в сундук поверх всего остального, то пошла к лошадям отъезжающих молодожёнов, где уже собрались слуги и оруженосцы, чтобы посмотреть на отъезд.

И вот молодая пара вышла из ворот замка, держась рука об руку. Граф Джеффри следовал за ними. Он сам помог Голдилинд сесть в седло и опустился перед ней на колени в знак прощания, затем граф также помог сесть Кристоферу и любезно попрощался с ним. Но когда молодожёны уже было тронули поводья, чтобы отправиться в путь, Алоиза упала на колени перед графом, и он спросил её:

– В чём дело, женщина?

– Милости, милорд, милости!

– Встань, – сказал граф, – а вы отойдите, чтобы не слышать.

Те, к кому это было обращено, так и сделали, и граф разрешил служанке говорить. Она сказала:

– Милорд, миледи уезжает из Зелёной гавани, и Вы также скоро уедете обратно, а я останусь с этой льстивой дьяволицей, которую вы наслали на нас. Замок превратится в ад, и от этого ада не будет спасения теперь, когда уезжает миледи, поэтому я и прошу Вас взять меня с собой, в Лугфорд, даже если при этом Вы отошлёте меня в темницу, ибо здесь я умру худшей смертью.

Граф Джеффри угрюмо улыбнулся:

– Если я верно понял, ты поднимала руку на миледи. В таком случае, отправившись вместе со мной, ты не пройдёшь дальше первого дерева. Можешь считать везением, что я оставляю тебя здесь. И не следует бояться дамы Элинор. Теперь ты не часто будешь слышать о ней.

Но тут вмешалась Голдилинд:

– Милорд, граф, я прошу Вас проявить милость к этой служанке. То, что она делала со мной, она делала по принуждению, а не по собственной воле, и я прощаю её. Более того, в последний раз она сама пострадала за то, что помогла мне. Я буду рада, если Вы сможете исполнить её просьбу.

– Я исполню Ваше желание, миледи, – ответил ей граф. – Я возьму её с собой при условии, что она будет жить в Лугфорде уединённо, но, клянусь угодниками! если бы не Ваше заступничество, мы прогнали бы её кнутом в Дикий лес, где и повесили бы на первом же дереве!

Алоиза встала перед Голдилинд на колени, поцеловала её ноги и, плача, поднялась. Она была бледна и дрожала. Голдилинд тронула поводья, и серый в яблоках конь вынес её к воротам. Кристофер отправился следом, ведя на поводу вьючную лошадь. Так они и пустились в путь, выехав за открытые ворота замка, на ту самую лесную тропу, по которой Голдилинд убежала несколько дней назад.

 

Глава XXII

О лесной спальне для невесты

Они долго ехали, не разговаривая друг с другом. С полудня прошло уже три часа, и день был светел и ясен, как никогда. Кристофер молчал, ощущая сладкий стыд оттого, что был наедине с самой красивой девушкой, которая к тому же принадлежала ему. Голдилинд тоже молчала, то краснея, то слегка бледнея, по временам искоса бросая взгляды на мужа, который заметил, что взгляды эти могли бы быть и добрее.

Наконец, не глядя на него, она сказала:

– Что ж, лесной житель, я сделала то, что должна была сделать: тебе сохранена жизнь, я сама покинула замок Зелёной гавани, его темницу и его мучения. Куда же теперь?

Голос её звучал сердито, и Кристофер испуганно ответил:

– Я и не знаю, куда ещё, как не в тот дом, который Вы уже благословили своим посещением.

Услышав это, Голдилинд побледнела, задрожала и, ничего не ответив, погнала лошадь вперёд. Кристофер поспешил за ней. Всё ещё не глядя на него, она произнесла:

– Жилище лесных жителей и разбойников. Разве это подходящее для меня место? Разве ты не слышал в Зелёной гавани, как меня называли королевой?

– Конечно, слышал, – ответил он, – но мне показалось, что поступили с Вами совсем не как с королевой.

– И поэтому ты думаешь, что можешь смеяться надо мной? Ты? – И Голдилинд разрыдалась.

Кристофер не отвечал. Ему стало горько, когда он вспомнил, как ещё недавно держал её руку в своей. Голдилинд снова погнала лошадь вперёд, и ему пришлось последовать за ней.

Когда же они поравнялись, Голдилинд спросила:

– А сватался ты ко мне тоже как к королеве?

– Миледи, – возразил Кристофер, – я вообще к Вам не сватался. Вас выдали за меня, не спрашивая моего желания, но для меня это была большая радость.

Она ответила:

– Ты говоришь правду, ты не сватался ко мне, а просто взял меня в жёны. – И она засмеялась, но засмеялась от горя.

Правда, вскоре Голдилинд повернулась к Кристоферу, и он поразился, каким добрым и томным было её лицо, совсем не подходящим к её словам. Он не осмеливался заговорить с ней, опасаясь вызвать её гнев, она же, отвернувшись от него, сказала:

– А если бы тебя отдали мне? Меня отдали тебе вопреки моему желанию, королеву – простолюдину, лесному жителю, разбойнику.

И опять она поскакала вперёд, а Кристофер, скрепя сердце, последовал за ней. Он горевал, удивляясь тому, какая перемена произошла с Голдилинд.

Когда он снова нагнал её, они больше не разговаривали друг с другом, хотя она и поглядывала на него украдкой. Он же ехал, нахмурившись, и лицо его было сурово. Вскоре Голдилинд снова заговорила с ним, но это уже были лишь слова вежливости, и не слышалось в них ни любви, ни ненависти. Она спрашивала Кристофера о жизни в лесу, о птицах и зверях, о ползучих тварях. Вначале он почти не отвечал ей, затем отвечал очень кратко. Наконец, несмотря ни на что, Кристофер начал забывать и горе, и злобу, так глубоко проникал в его сердце её нежный голос. К тому же она стала спрашивать о его друзьях, о том, как они живут в лесу, о Джеке-разбойнике. Теперь уже Кристофер отвечал ей подробно, и когда она смеялась, он тоже смеялся. Он радовался этому разговору, и временами поглядывал на Голдилинд, и тосковал по красоте её тела, и, тоскуя, боялся её гнева.

Так прошёл день. Солнце начало клониться к западу, когда они подъехали к одному лесному озеру, питаемому чистым ручейком. Его окаймлял низкий луг, источающий превосходный аромат. На том берегу над полосой не менее прекрасного луга раскинули свои большие ветви дубы, сквозь них просматривался орешник. Здесь Голдилинд натянула поводья и огляделась. Кристофер смотрел только на неё и ни на что больше, и Голдилинд сказала:

– Утро вечера мудренее. Я уже устала, и если мы не собираемся ехать всю ночь, нам вряд ли удастся найти лучшее место для ночлега, чем это. Ты будешь сторожить, пока я сплю?

– Буду, – сдержанно кивнув, ответил Кристофер и сошёл с коня. Он хотел было помочь сойти Голдилинд, но она легко соскочила сама, встав прямо перед юношей, совсем близко от него. Ему показалось, что лицо её было бледным, а глаза смотрели жалобно. В душе Кристофер тосковал по ней, он протянул было руку, но Голдилинд отпрянула назад, оперевшись на бок коня, и сказала дрожащим голосом, глядя ему прямо в лицо и бледнея ещё больше:

– Лесной житель, неужели ты думаешь, что тебе пристойно ехать со мной, тебе, изгою и разбойнику, как ты сам себя называл. А ещё надел эти господские одежды, которые достались тебе вместе со всем прочим как вознаграждение за то, что ты увёз меня в Дикий лес.

– Миледи, – ответил он, – я не знаю, пристойно это или нет, но, думаю, Вы хотите, чтобы я оделся, как простолюдин, живущий в лесу. Подождите немного, и Ваша воля будет исполнена.

Он снял сундуки с вьючной лошади и поставил их на землю, затем он спокойно взял лошадь Голдилинд под уздцы и отвёл её с двумя другими в тень дубов, привязав так, чтобы они могли пастись. Вернувшись, он достал свою старую одежду из сундука и сказал:

– Сейчас я исполню Вашу просьбу. Более того, завтра утром я оденусь как простолюдин и без напоминаний с Вашей стороны. Но и Вас я попрошу надеть менее роскошное платье, чем то, в котором Вы сейчас. В этом лесу нам следует выглядеть проще, если вдруг мы встретимся с кем-нибудь.

Голдилинд не ответила, и Кристофер направился к орешнику. Она проследила за ним взглядом, пока он не скрылся, потом несколько раз тяжело вздохнула и заплакала, а затем повернулась к сундуку, где лежали её одежды, быстро подошла к нему, сняла своё роскошное платье и надела другое, зелёное, то самое, в котором она бежала. Ноги её так и остались босыми. В этот момент она увидела Кристофера, идущего от орешника. Теперь и на нём было его старое платье. Голдилинд закричала и побежала к нему. Кристофер же решил было, что случилось какое-то несчастье и что за ней кто-то гонится. Он вытащил свой сакс, но Голдилинд, подбежав к нему, воскликнула:

– Убери меч, здесь никого, кроме меня!

Он же стоял недвижно, с удивлением глядя на Голдилинд, которая, приблизившись к нему, остановилась, тяжело дыша. После минутного молчания он сказал:

– Миледи, этим вечером Вам не было нужды переодеваться. Достаточно будет переодеться завтра.

Голдилинд ответила ему:

– Я была бы рада, если бы ты взял меня за руку и отвел к месту нашего ночлега.

Так он и сделал, и когда их ладони соединились и Кристофер почувствовал тепло её руки, он понял, что она всё же любит его. Его сердце захлестнула волна нежности, и всем печалям пришёл конец, но он всё же вёл её спокойно, не подавая виду. Голдилинд обернулась к нему и прошептала:

– Ну вот, ты опять лесной дух, а не придворный, и теперь я буду поклоняться тебе.

Она преклонила колени и, обняв его ноги, поцеловала их, но Кристофер притянул её к себе, обнял и, несколько раз поцеловав в лицо, промолвил:

– А ты теперь снова бедная пленница.

Голдилинд же вздохнула:

– Сейчас ты уже простил меня, но я хочу сказать, что моё жеманство и мои причуды не были только капризами. Я хотела, чтобы твоя мужская уверенность преодолела их, чтобы ты показал мне, как я беззащитна сама по себе, ведь ты единственная моя защита. Мои слова не были и простой прихотью, потому что, признаюсь, мне было до глубины души грустно, когда я думала о Лугфорде и о престоле моих предков. Что ты скажешь об этом? Всегда ли ты будешь жить в лесу, среди этих чащей, оставаясь другом разбойника Джека? Если ты желаешь этого, пусть так и будет.

Кристофер в ответ обнял её за плечи, поцеловал и приподнял в воздух, а затем он, продолжая держать Голдилинд над землёй, качал её из стороны в сторону до тех пор, пока она не почувствовала, какая она маленькая и лёгкая в его руках, хотя на самом деле не была такой уж маленькой. Когда Кристофер поставил её обратно на землю, он простодушно засмеялся и произнёс:

– Милая моя, давай решим всё завтра, а сейчас пусть будет так: я устрою тебе постель из наших накидок, ты ведь устала? Ложись спать, а я посторожу твой сон, как ты и просила.

Кристофер обошёл поляну и собрал охапку молодых папоротниковых листьев. Из них он сделал широкую и мягкую постель, которую застлал накидками.

Голдилинд же стояла и смотрела на него. Когда всё было готово, она спросила:

– Ты не накажешь меня за моё упрямство и капризы и не укоришь меня за то, что я сейчас скажу тебе?

– Нет, – заверил её Кристофер, – конечно, нет.

– Мне не стыдно сказать тебе это: если ты будешь сторожить мой сон сегодня ночью, я не засну, и не засну из-за тебя. Если же ты ляжешь спать, то только рядом со мной. Меня отдал тебе человек, которого я не могу назвать другом, но теперь ты, милый, должен отдать себя мне.

Кристофер смущённо, словно тот, кто только что получил прощение, прильнул к ней, и постель из накидок и листьев стала их брачным ложем, а дубовые ветви заменили им крышу под небесами.

 

Глава XXIII

Кристофер и голдилинд встречают друзей

Голдилинд проснулась, когда стояло ещё раннее утро. Было свежо, и она натянула на плечи накидку. В полусне ей показалось, будто с той стороны, где росли дубы и орешник, послышались голоса дроздов. Голдилинд посмотрела туда и увидела, как по лугу к ним приближаются три человека. Испугавшись, она даже не решалась протянуть руку, чтобы разбудить Кристофера, а только сидела и смотрела, как незнакомцы подходят. Двое были высокими мужчинами, одетыми так же, как Кристофер, а третий, вернее, третья была женщиной, и когда Голдилинд разглядела её, она немного оправилась от испуга. Она заметила, что один из мужчин был темноволосым, коротко стриженным, а второй носил длинные, до плеч, рыжие волосы. Голдилинд, наконец, положила руку на плечо Кристоферу, и в тот же момент рыжий посмотрел на них из-под ладони (так как солнце светило в глаза приближающимся) и с громким криком побежал в их сторону. Тут Кристофер, ещё толком не проснувшийся, вскочил, но рыжий, был уже рядом с ним. Он обнял его за плечи и расцеловал в обе щеки, и тогда Голдилинд поняла, что это и были те друзья, о которых рассказывал Кристофер. Она встала, смущённо улыбаясь.

Но вот подошли и остальные – Гилберт и Джоанна, они также поцеловали и обняли Кристофера, и все были вне себя от радости. Затем Джоанна приблизилась к Голдилинд и сказала:

– Я не знаю, кто это, брат, но, мне кажется, она дорога тебе, а значит, она станет мне сестрой, – и она поцеловала Голдилинд. Джоанна была добра, нежна и хороша собой, и Голдилинд была рада ей.

Джоанне тоже полюбилась спутница Кристофера, и она сказала:

– Выходит, что двое мужчин ворвались в спальню к даме. Пойдём же, сестра, в орешник. Я помогу тебе, и пока они рассказывают свои истории, мы поведаем друг другу свои.

Она взяла Голдилинд за руку, и они ушли в орешник. Двое же мужчин, казалось, не могли отвести глаз от Голдилинд, пока кусты не скрыли её.

Тогда Дэвид обратился к Кристоферу:

– Приносим свои извинения, юный король, за то, что разбудили тебя так рано, но мы не знали, что ты находишься в компании лесных фей, да и, честно говоря, сами почти не отдыхали, пока не нашли тебя, а искали с той самой минуты, как вернулись в долину и увидели вокруг дома все эти следы подков.

– Да! – продолжил Гилберт. – Если бы мы потеряли тебя, то не было бы для нас нигде спасения, потому что мы не смогли бы вернуться ни в Дом на Холмах, ни даже в королевство. Думаю, отец повесил бы нас, если бы мы заявились со словами: «Кстати, Кристофера убили». Но, послушай, расскажи нам, что там у тебя случилось с этой прелестной девушкой?

– Да, да, расскажи нам, – поддержал Дэвид. – Давай, садись между нами, спиной к орешнику, а то нам не терпится узнать, что случилось, – давай, ну! Джоанна вернёт её, и, надеюсь, вернёт скоро!

Кристофер рассмеялся, сел между двумя друзьями и поведал им обо всём, что с ним случилось. Не умолчал он и о Голдилинд, и о том, кто она такая. Оба друга слушали его внимательно, и под конец Гилберт произнёс:

– После того, как произошло всё, о чём ты рассказал нам, брат, мы уже не можем оставаться в Малой долине, это яснее ясного. Как только твоя любимая отдохнёт в нашем доме, нам нужно будет уходить в Дом на Холмах, чтобы посоветоваться с отцом.

Кристофер согласился с этим, и сразу же пришла Джоанна, ведя с собой Голдилинд, одетую должным образом, свежую, раскрасневшуюся и очень милую (только зелёное платье она не захотела менять ни на какое другое). Дэвид и Кристофер поклонились ей, как знатной даме, но сама она приветствовала их как братьев, весело и по-доброму, и попросила поцеловать себя. Они и поцеловали её в щёку, но стыдливо, особенно Дэвид.

Затем все расположились на обед под дубами и весело провели за едой целый час, после чего отправились в путь. Обе женщины ехали верхом, мужчины же шли пешком. Так, незадолго до заката солнца, они прибыли к дому в Малой долине, где провели время в веселье и радости. Они были молоды, беды остались позади, а впереди их ожидало большое счастье.

 

Глава XXIV

Совет в малой долине

Десять дней жили они в Малой долине и всегда пребывали в хорошем настроении. Джоанна водила Голдилинд по лесу и заботилась о ней, так что сердце королевы было полно радости. Свобода дикого леса и жизнь в нём были совершенно новыми для неё. В тот день, когда она сбежала из замка Зелёной гавани, да и в других подобных случаях, к радости примешивался смертельный страх и полностью подавлял её, и лишь упорство ожесточало её сердце и делало его нечувствительным к ожидаемому наказанию. Сейчас же она была действительно свободна. Так же, как Кристоферу, когда он исцелился от своей раны, ей казалось, что вся красота деревьев, цветов, зверей и птиц была сотворена для неё одной. Она изумлялась, как её друг мог быть таким спокойным и степенным посреди всей этой красоты. Теперь королевское достоинство было окончательно забыто, и она всё больше чувствовала себя готовой принять любовь обходительного Кристофера. Когда вечерами в зале она встречала его, вернувшегося из леса, она не могла даже пошевелиться, а только стояла, дрожа и ожидая, когда Кристофер сам подойдёт к ней. В таких случаях Джоанна была более проворной. Она спешила к своему мужу, чтобы выведать, что произошло с ним за день.

Джоанна поведала королеве много историй о подвигах своего мужа и его рода. Рассказала она и о том, как её и ещё трёх девушек освободили из заточения в замке Печали, и о мрачном времени, которое они пережили в нём до прихода своих избавителей, и Голдилинд подумала, что это время было ещё хуже того, что она сама провела в замке Зелёной гавани. Благодаря историям Джоанны и счастливым часам, прожитым в лесном доме, Голдилинд пришла к выводу, что такое новое положение было предназначено ей – настолько тесной стала связь королевы с этими лесными разбойниками.

Но на исходе десятого дня, когда они впятером счастливо сидели в общем зале (разве что Дэвид сидел несколько печально, то любуясь красотой Голдилинд, то вскакивая с места и беспокойно вышагивая по полу), Гилберт сказал следующее:

– Братья! и ты, королева Голдилинд! Возможно, наступает время совершить что-то иное, а не только пускать стрелы по пятнистым оленям, набивать желудок да распевать старые песни у ног наших дам. Ведь хотя и живём мы мирно в этом диком лесу, забыв обо всём, кроме того, о чём стоит помнить, однако в городах и королевских покоях ещё не исчезло вероломство, и жива гордыня, и угнетение только растёт по мере того, как уничтожаются противящиеся ему, поэтому нам надлежит защищаться, и здесь нам поможет и крепкая рука, и смелое сердце, и мудрая голова. И я предлагаю, давайте, не мешкая более, отправимся завтра в Дом на Холмах и посоветуемся со старшими. Что вы скажете, братья?

Ему ответил Кристофер:

– Было время, когда то, что ты сейчас сказал, брат, осталось бы загадкой для меня. Тогда я ответил бы тебе: «Нам хорошо здесь, хотя нас и мало, и если тебе нужна компания побольше, давай я съезжу в Дом на Холмах и привезу человек шесть парней и девушек, и радость наша увеличится, и они расскажут нам о том, куда бы съездить верхом». Но теперь многое изменилось, так как я получил великий дар. Теперь я знаю, что есть некоторые люди из числа знатных, которые хотели бы отобрать его у меня. Кто скажет, какие вероломные планы они могут вынашивать в этот самый момент, так же, как и тогда, любимая, когда ты впервые увидела наш дом?

Голдилинд вздохнула:

– Куда мой муж поведёт меня, туда я и пойду, но здесь красиво, приятно и мирно, и я не думаю, что кто-то может прийти к нам в поисках королевы Лугодолья.

Дэвид возразил ей:

– И всё же мне кажется, миледи, что тот, кто выдал тебя замуж за разбойника, может раскаяться, и тогда он захочет прийти сюда, чтобы изменить содеянное: убить твоего мужа и вернуть королеву её народу.

Голдилинд побледнела, но тут к разговору присоединилась Джоанна:

– Брат Дэвид, зачем ты ранишь её сердце этими страхами? Со своей стороны я считаю, что мы могли бы жить здесь в безопасности целые годы и, вероятно, быть вполне счастливыми, но в то же время нам, конечно, захочется показать эту жемчужину нашим родным в Доме на Холмах, а особенно отцу и матери, так что завтра мы повезём её к ним, желает она того или нет.

И с этими словами Джоанна крепко обняла Голдилинд и поцеловала. Голдилинд же зарделась от удовольствия: она радовалась тому, что её так высоко ценят.

 

Глава XXV

О том, как все прибыли к джеку

Следующим утром, когда солнце только поднималось, друзья все вместе отправились кратчайшей, хорошо известной им дорогой к Дому на Холмах, и снова им пришлось ночевать под открытым небом. Поднявшись ранним утром, они вновь собрались в путь часа в четыре после полудня. Стоял прекрасный тихий день недавно наступившего лета.

Друзья подъехали прямо ко входу в большой зал. Там обнаружилось, что людей в нём совсем мало, да и те в основном женщины и дети. Им сказали, что Джек уехал куда-то по своим делам и вместе с сыновьями ожидается обратно к ужину, поскольку уехал он недалеко.

Между тем, все сошли с лошадей, и женщины с детьми обступили их. Дети сразу бросились к Кристоферу, которого они очень сильно любили. Девушки также проходили в дом не без его поцелуя, но их удивляло появление Голдилинд. Некоторые даже останавливались. Когда же Кристофер взял её за руку и провёл в дом, они поняли, что эта красавица – его жена, и их охватило какое-то подобие страха, а может, то было смущение перед молодожёнами.

Когда друзья вошли в зал, их приветствовали слуги. Они развели путников по комнатам, где омыли им ноги, возложили на их головы венки и, вернув обратно в зал и рассадив на возвышении, принесли им еду и напитки. Туда вышла и леди Маргарита, венчанная жена Джека, которая попыталась занять их. Кристофер рассказал ей, что с ним случилось, словно собственной матери. Все, кто был в доме, и мужчины, и женщины, собрались вокруг них, чтобы послушать, и Кристофер не возражал. Сердце Голдилинд тянулось к этим людям, да и поистине они все были красивыми, искренними и счастливыми, доброжелательными и обходительными, хотя и жили в лесу, а не при дворе короля или герцога.

Прошёл солнечный день, и приближалось время заката, когда в зал по двое и по трое начали входить новые мужчины. Они останавливались у стен, и к ним тотчас подходили мужчина или женщина из зала, говорили им пару слов, и сразу же вновь пришедшие поднимались на возвышение, чтобы обходительно поприветствовать Кристофера и поклониться Голдилинд.

Наконец, в таком тихом вначале зале поднялась суета, словно в улье, и посреди шумной толпы забегали слуги и служанки, расставляя многочисленные приборы (в зале стоял дубовый обеденный стол, тяжёлый и крепкий), а затем накладывая кушанья, кроме тех, что ещё стояли на огне. Когда приготовления закончились, солнце уже клонилось к закату, и в зале стало сумеречно, хотя ясное небо всё ещё было окрашено в золото. На краю опушки громко и нежно пели соловьи, а в помещении стоял гул человеческих голосов, ведь лишь немногие замечали, громко или тихо они говорят.

Среди этого гула зазвучал охотничий мотив множества лесных рогов. Никто не испугался и не изумился, поскольку все знали звук рогов Джека. Разговор приутих – все ожидали прихода хозяина, и сразу же раздались топот и бряцание оружия, и зал заполнился людьми. Заблестели доспехи, и толпа, чтобы дать проход прибывшим, расступилась. Тогда посреди зала раздался ясный, громкий и бодрый голос:

– Света в зал, мужи и девы! Свечей! Свечей! Ну-ка посмотрим, кто у нас в гостях!

Сразу же засуетились слуги, по залу разлился свет, и все увидели Джека с полудюжиной его лучших людей, на каждом из которых висел щит* и красовался шлем. Поверх доспехов были изображены зелёные гербы, а на стальных шлемах лежали венки из молодых дубовых ветвей. Все вошедшие встали посреди зала, и каждый держал в руке обнажённый меч. Джек стоял впереди всех, но одежда его не отличалась от одежды остальных, разве что на голове его не было шлема, только венок украшал её. Никто не вмешивался в происходящее, и никто не произносил ни слова, а Джек смотрел гордо и проницательно, оглядывая зал, пока, наконец, его взгляд не остановился на Кристофере, хотя Джек так и не поприветствовал его. Кристофер почувствовал что-то неладное и, подумав, не случилось ли какого несчастья, тихо спросил своего соседа:

– Что-то не так, Вилли-Погорелец? Я не помню, чтобы здесь был такой обычай.

В ответ он услышал:

– Это ещё до твоего возвращения началось. Семь дней назад стали обнажать оружие перед тем, как мирно сесть за стол.

 

Глава XXVI

О короле дуболесья

Не успел Кристофер что-либо ответить, как раздался голос Джека. Громче и звонче, чем до этого, он произнёс:

– Слушайте все, кто собрался нынче в этом зале! Я принёс вам весть! Король Дуболесья среди нас!

И сразу же разразился шум, поднялась суматоха, со всех сторон послышались крики и возгласы, кулаки поднялись в воздух, оружие сняли со стен, и повсюду уже сверкали наконечники копий да тускло светились красноватым оттенком клинки, поскольку имя Рольфа, короля Дуболесья, было для лесных жителей не менее ненавистным, чем имя самого дьявола, так как он был их недругом и все они считали его последним негодяем. Но Джек поднял руку и крикнул:

– Тише! Трубите, рога! Охота закончилась!

Под крышей зала громко и яростно затрубили рога, и когда они смолкли, стало тише, чем летней ночью. Только голоса мечей было не унять, и то тут, то там слышался тихий лязг да звон.

И снова заговорил Джек:

– Пусть все молчат! Пусть никто не покидает своего места! Я ВИЖУ ИСТИННОГО КОРОЛЯ! И вы все должны увидеть его!

С этими словами Джек перешёл зал и поднялся на возвышение, где, держа за руку бледную и дрожащую Голдилинд, стоял Кристофер. Джек взял его за плечо и развернул лицом к креслу, стоявшему перед столом, так, чтобы все в зале могли его видеть. Затем Джек усадил Кристофера в это кресло, обнажил свой меч, встал перед юношей на колени и, взяв его за правую руку, громким голосом произнёс:

– Я, Джек, хозяин Дома на Холмах, свободный и невинный, незаконно обманутый, ныне признаю себя вассалом Кристофера, короля Дуболесья, и клянусь жить для него и умереть за него. Вот меч моего отца! Не соблаговолите ли повязать его мне, как повязал его когда-то Ваш отец моему?

Кристофер вначале решил, что всё услышанное – некая игра, развлечение ради удовольствия да доброго времяпрепровождения честного люда. Когда же он взглянул Джеку в глаза и увидел в них пыл, страсть и искренность, он понял, что эти слова не были шуткой. Кристофер слышал крики народа, отражаемые эхом от крыши, и ему казалось, что он помнит, словно старый сон, как кто-то говорил рядом с ним о короле и его сыне, да о могучем воине, оказавшемся подлецом и предателем, но разговор происходил, когда Кристофер был ещё слишком мал, чтобы что-то понять. Когда он вспомнил всё это, чело его прояснилось, а глаза ярко засияли. Кристофер наклонился к Джеку, опоясал его мечом и, поцеловав в губы, сказал:

– Поистине, ты мой слуга, мой тан*, мой граф, и я опоясываю тебя твоим мечом, как мой отец опоясывал твоего.

Тогда Джек-разбойник встал и сказал:

– Собравшиеся в этом зале! Подлинно, счастлив сей час, и счастливы вы! Этот человек – король Дуболесья, а тот, во дворце, – подлец и негодяй!

И вновь раздались крики, поскольку мужчины и женщины, старые и молодые, горячо любили Кристофера, а Джек-разбойник был не только их предводителем в набегах и правителем, но и мудрым советчиком, а потому никто и не думал спорить с ним. Но вот Джек вновь взял слово:

– Есть ли среди нас старик или же муж не столь старых лет, который в былое время видел нашего прежнего короля, короля Кристофера, павшего, сражаясь за нашу честь? Если есть здесь такой, пусть подойдёт сюда.

Тогда один седобородый муж поднялся с лавки у стола и прошёл на возвышение. Это был рослый человек, только возраст слегка согнул его. Старец преклонил колено пред Кристофером и, взяв его за руку, сказал:

– Я Вильгельм из Виттенгема, свободный человек, рыцарь, несправедливо оклеветанный, буду служить Вам, о, мой король, служить Вам во всём. И да будет так, даже если судьба отпустит мне нанести всего один удар за сына моего господина, которого я ныне узрел! Ибо, смотря на Вас, мне кажется, что я смотрю на Вашего короля-отца, которому я служил в своей молодости.

Тогда Кристофер склонился к старику и, поцеловав его, произнёс:

– Ты поистине мой слуга, мой тан и мой барон. Кто знает, может, вскоре ты сможешь нанести много ударов, сражаясь за меня.

И вновь раздались крики, и к Кристоферу подходили и подходили вассалы: человек десять оруженосцев, и рыцарей, и владетельных господ. Все они нынче были лесными жителями и разбойниками, но самое плохое из того, что сделал кто-нибудь из них, заключалось в убийстве недруга или врага друга в честном бою. Все подходившие становились на колени перед Кристофером, и протягивали к нему руки, и присягали в верности.

Когда же принесение присяги закончилось, Кристофер увидел, что через толпу пробирается высокая пожилая женщина, выглядевшая даже красивой для своего возраста. Она направилась прямиком к возвышению, туда, где сидел Кристофер, обняла его за плечи и заплакала:

– Ах, неужели я, наконец, нашла тебя, мой любимый, мой дорогой, моя детка? Да ты вырос таким пригожим и таким большим, что теперь уже я не смогу держать тебя на своих руках, как когда-то. И таким высоким, что тебя уже не надо поднимать вверх. Слава Богу и Его святым, что ты стал красивым и статным мужчиной!

Затем старушка обратилась к толпе:

– Вы, предводитель этих лесных жителей, и все вы, собравшиеся в этом зале! Меня сюда привёл один из вас, и хотя я чуть было не померла от радости при этой внезапной встрече, я благодарна ему. Ведь этот ладно сложенный и обходительный молодой человек – сын Кристофера, короля Дуболесья, собственной персоной. Он был моим питомцем – я кормила его грудью. Двадцать один год назад я приняла его у повивальной бабки во дворце Дубфорда, а потом нас увезли в дом лорда Ричарда Тощего, что у Длинных холмов. Там мы и жили, пока его не забрали, и я не знала, куда, а мне не позволили поехать с ним. Вот с тех пор я и брожу по свету, надеясь вновь увидеть моё милое дитя, а сегодня я увидела его, увидела, кем он стал, и я благодарю Господа Бога и всех Его святых за этот дар!

И вновь в зале поднялся шум. Голдилинд же стояла, изумляясь и ощущая страх в душе. Она предчувствовала время войн и беспорядков, и слишком многое, казалось, пролегало теперь между ней и её любимым. Надо сказать, что хотя она и не часто появлялась на королевских приёмах и военных парадах, но она видела земли помимо этого зала, она видела, как маршируют войска, как мощные стены щетинятся копьями, как реют на ветру королевские стяги. Джек же со своими соратниками и верными друзьями казались ей слабой поддержкой в том случае, когда тайное станет явным и малочисленные лесные разбойники потребуют от богатых городов королевства склониться перед ними.

Голдилинд обошла стол и встала рядом с Кристофером. Он повернулся к ней, поднялся, взял её за руку, и она почувствовала, как он был ласков с ней. Радость наполнила её душу, словно Голдилинд была в лесу наедине с мужем.

И тут Кристофер произнёс:

– Вы все, друзья мои! Я понимаю, я хорошо знаю, что вы все хотели бы видеть меня на престоле моего отца, хотели бы, чтобы я был королём Дуболесья. Знаю также, что вы поможете мне, поддержите меня до самого конца. Я не могу не принять этот ваш дар, но вот что я скажу: когда я и в самом деле стану королём, моим желанием, согласным с моей свободной волей, будет остаться одним из вас, верные товарищи и добрые друзья мои, таким, каким вы меня знаете сегодня. Надеюсь, что и тогда вы будете обо мне такого же мнения, как теперь. Но, друзья мои, не скрою, что дорога, по которой вы хотите, чтобы я прошёл, довольно терниста, и может так случиться, что мы станем не королём да королевскими друзьями, а дичью, вероятно, отловленной и убитой, поэтому, произойдёт ли одно или другое, добудем ли мы королевство или умрём, я постараюсь оставаться не менее счастливым, чем сейчас. Думаю, вы поддержите меня в этом. Итак, если вы согласны, грядущее не станет хуже настоящего, а Бог знает, как я теперь счастлив. И ещё об одном я скажу вам: смотрите, я держу за руку прекраснейшую из дам. Она моя возлюбленная жена, а кроме того настоящая королева Лугодолья. На её престоле сидит такой же предатель, как и на моём. Я должен рассказать вам, что когда она полюбила меня, она не знала, да и я не знал, что я сын короля. Она считала меня лесным жителем, изгоем, и как изгой я и ухаживал за ней, надеясь на силу своей любви, и теперь перед всеми вами, мои друзья, я благодарю её и преклоняюсь перед ней за то, что она милостиво приняла меня и мою любовь. Ведь знает Бог, что владычество над всей землёй не было бы для неё чрезмерным, если б вдруг такое стало возможным, но, друзья мои, я говорю о себе словно о короле, а о своей жене как о королеве, тогда как, мне кажется, главный дар, который наш с Голдилинд королевский титул принёс вам этим вечером, – это два могущественных недруга: её враг и мой. Подумайте теперь, может быть, нам более подобает жить в лесу, чем в этом большом зале? Не бойтесь выставить нас за дверь, как возмутителей спокойствия, представляющих опасность для добрых людей. Посмотрите, небо ещё не успело забыть солнце, а скоро оно уже вновь начнёт золотиться рассветом. Лес не сможет причинить нашему летнему жилищу никакого зла. Но знайте, прежде чем настанет зима, мы завоюем себе другой дом, тот, в котором пировали мои отцы. И о помощи в этом, друзья мои, я и прошу вас всех.

Когда все услышали пламенную речь Кристофера и увидели красоту белокурой женщины, чью руку он держал в своей руке, он так полюбился им, что все одобрительно и громко закричали, но без слов, ведь кричали они от радости. От этого крика задрожали брёвна зала, он пронёсся по лесу, словно рёв пирующих древних лесных божеств.

Когда же гомон немного смолк, Джек с Холмов воскликнул:

– Принесите же теперь большой щит, и давайте посмотрим на нашего короля!

И тогда принесли огромный древний щит, обшитый тёмным железом и инкрустированный золотом, и четверо самых крупных в зале мужчин подняли его на плечи и встали на колени возле возвышения перед Кристофером, а Джек громко произнёс:

– Король! Король! Взойди на щит! Ибо этот боевой щит – замок и город, единственно должный быть Вашим, а эти четверо мужей здесь – достойные скалы, держащие его.

Тогда юный Кристофер* легко шагнул на щит, и мужчины начали его осторожно поднимать, пока сами полностью не распрямились. Кристофер же уверенно стоял на щите, словно врос в него, и приветствовал собравшихся со всех четырёх сторон взмахами обнажённого меча.

Тогда старушка-няня пронзительно закричала:

– Смотрите! Как холмы переходят в высокие горы, так и юный Кристофер поднимается на королевский престол!

И люди засмеялись от радости, и все, как один, воскликнули:

– Юный Кристофер! Юный Кристофер – наш король!

И после этих слов, впервые произнесённых няней, звали его Юным Кристофером даже тогда, когда он уже принял власть и стал править обширными землями. Это имя сохранилось за ним и после его смерти, в преданиях о нём.

Наконец, король заговорил снова:

– Друзья, настало время сесть за стол и продолжить пир, приостановившийся на время, и я прошу вас, пусть он будет таким весёлым, словно не было у нас споров и беспокойств, пусть он будет спокойным. Но завтра мы освятим место народного собрания. Мой граф, и мои бароны, и весь мой верный народ, все мы устроим совет, а затем пусть руки сделают то, что подскажут им сердца.

С этими словами Кристофер соскочил со щита и стал ходить по залу, разговаривая то с одним, то с другим до тех пор, пока стол не был полностью накрыт. Тогда он занял своё место на престоле, возле Джека с Холмов. Дэвид и Гилберт сели по другую сторону от него вместе со своими лесными братьями и их жёнами, и все начали пировать и веселиться.

Остаётся рассказать ещё об одном, что произошло на этом пиру. Когда выпили пару чаш и принялись пить за помин умерших и за здравие живущих, один седовласый муж поднялся из-за дальнего конца стола и сказал:

– Пью за Ваше здоровье, Юный Кристофер, и желаю сегодня получить от Вас дар за верную службу.

– Тогда проси его, – сказал Кристофер, добродушно улыбаясь.

– Король, – начал проситель, – мы собрались в этом зале, и среди нас есть прекраснейшая на свете женщина, та, что сидит рядом с Вами. Этим вечером мы все хорошие друзья, и у нас ни в чём нет нужды, но кто скажет, как часто мы сможем собираться и сколько ещё всё останется по-прежнему? Я не говорю, что среди нас возникнут вражда и разногласия, хотя и так тоже может быть, но, вероятно, в другое время Вы, Ваше величество, и Ваша супруга станете более гордыми, чем сейчас, ведь сейчас вы ещё не привыкли к новому положению дел, а если между нами вырастет такая стена, то тогда будет бесполезно просить у Вас этой милости.

– Ну хорошо, хорошо, проси же, друг, – засмеялся король. – Я буду рад закончить день тем, что одарю тебя.

– Тогда вот моя просьба, Ваше величество, – сказал старик. – Поскольку здесь, перед нами, находится прекраснейшая в мире женщина, сделайте нам такой подарок: дайте каждому мужчине в этом зале право по одному разу поцеловать её милое лицо, если она сама позволит, конечно.

При этих словах разразился громкий смех и раздались крики одобрения, а король Кристофер встал, чтобы ответить:

– Друг, дарую тебе это от всего сердца. Любимая моя Голдилинд, ты согласна с моим решением?

Вместо ответа Голдилинд поднялась, зардевшись, как роза, и протянула обе руки перед собой, и сразу же старик вышел из-за стола и спешно, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, прошёл к возвышению, взял Голдилинд за подбородок и охотно поцеловал. И вновь зал разразился хохотом. Тогда к Голдилинд подошли Джек с Холмов и все его сыновья, один за другим, и поцеловали её милое лицо, все, кроме Дэвида, который скромно опустился перед ней на колени и, взяв правую руку Голдилинд, поцеловал её, при этом слёзы лились из его глаз. Затем к Голдилинд подходили многие другие мужчины, присутствовавшие в зале. Одни были смелы, другие же скромны, и, оказавшись перед королевой Голдилинд, не смели целовать ни лица её, ни руки, но, когда они возвращались на свои места, она оставалась в их сердцах, и все восхваляли её.

Так прошёл первый вечер царствования Юного Кристофера.

 

Глава XXVII

О собрании на Холмах

Наступило утро, и с башни одного из холмов зазвучали рога. Все, уже в доспехах, заспешили на вершину другого холма, пустого, на котором не было строений, ибо там всегда было место собраний лесных братьев. Люди приходили не только от Джека и ближайших домов, но и из лесных хижин и соседних поселений. Пришедшие вначале видели короля Кристофера, восседающего на насыпи посреди собрания, и Джека с Холмов, и его семерых сыновей, сидящих рядом с ним. Все они были при оружии, в зелёных плащах поверх кольчуг. Затем пришедшие видели три сотни добрых и верных мужей, прибывших на Собрание на Холмах.

Когда же все пришли, место собрания освятили, и начался разговор. Слова были кратки и резки, ибо все, кто провёл прошлый вечер в зале, прекрасно понимали, что у них не было лишнего времени, потому что, хотя те, кто тогда был в Доме на Холмах, хорошо знали друг друга, среди них случайно не узнанным мог оказаться и соглядатай, прошедший под видом гостя одного из знатных людей, а кроме того, как гласит мудрость, за словом и душа вон. Все были уверены в том, что лучше собрать небольшое войско, прежде чем враг соберёт большое.

Поэтому вначале поднялся Джек с Холмов и вкратце изложил положение дел. Он сказал, что вернулся сын короля Кристофера Старого, что теперь он добивается своего королевства не из-за жажды власти и наживы, но ради дружбы с достойными и верными людьми, чтобы поддерживать их и чтобы они поддерживали его. И сказал он так:

– Посмотрите в лицо этого мужа и скажите, можно ли найти друга, более доброжелательного, чем он, и более чистосердечного?

И с этими словами Джек положил руку Кристоферу на голову. Юный король поднялся, покраснев, как девушка, и ни один лорд ещё долго не мог быть услышан из-за криков радости и бряцания оружия.

Когда же шум немного поутих, Джек продолжил:

– Теперь нам незачем больше говорить об этом, ибо вы все назвали этого кудрявого юношу королём Дуболесья, а некоторые из вас сделали это уже вчера.

Раздался громкий крик одобрения. Когда собрание снова утихло, встал седовласый старик. Он сказал:

– Король Кристофер и ты, наш вождь, которого мы отныне будем называть графом, теперь нам пора заострить боевые стрелы, чтобы с вестью послать их всюду, где мы надеемся найти друзей. Это следует сделать сейчас же, здесь, на этом холме, а воинский сбор назначить через три дня на равнине в Ореховой лощине, которая, как вы знаете, на двенадцать миль ближе к Дуболесью, чем это место.

Все согласились с его словами, и никто не выступил против. Сразу же был разожжён костёр и заколот бык, которого привёл этот старец, была заострена, обожжена и окрашена в красный стрела. Позвали скороходов и передали им решённое слово, и они поспешно отправились в путь со своим поручением.

Затем поднялся другой муж, молодой, и сказал:

– Много здесь отважных воинов, есть опытные и собранные, но есть и горячие, и своевольные. Юный Кристофер теперь король, а мы все знаем, что когда он кидается в драку, то наносит три удара там, где иной добился бы победы и в два. Что до его умения предводительствовать, если он им и обладает, то, видимо, родился с ним, и это похоже на правду, если учесть, кто его отец. Но нам нужен надёжный предводитель, чтобы приказывать, куда идти, где строиться плотнее, а где реже, когда яростно нажимать на врага, а когда отступать и искать укрытия в чаще. Ведь наш противник будет искусен в военных делах, и если кто-то считает, что нам нужен лучший предводитель, чем наш отец по родству и по войне, Джек с Холмов, то пусть он укажет нам его! Что Вы скажете, король Кристофер?

При этих словах раздались громкие крики одобрения и столь же громкий смех. Кристофер же встал и, взяв Джека за руку, произнёс:

– Послушайте, вот моё слово: если даже никто иной не последует за этим человеком в бой, то я всё равно последую за ним, и если никто иной не будет подчиняться его приказам идти назад или вперёд, направо или налево, то я всё равно буду. Ты, Уилфред Мудрый, я знаю, что могу на тебя рассчитывать. Но вы, все люди, что вы решите?

И все согласились с тем, что Джек с Холмов будет их предводителем, да, по правде говоря, они и не могли поступить иначе, ибо он был осторожен и опытен, совершил множество славных деяний и видел немало сражений на своём веку.

Затем поднялся муж лет сорока, крепко сложенный, но из таких людей, которых нельзя назвать красивыми. Он сказал так:

– Король и предводитель! У меня есть слово к вам: если мы направимся на войну, мы, простолюдины, с копьём в руке и с мечом на боку, и если мы погибнем в бою, что может случиться в одночасье, то что делать с нашими родственницами, с матерями и дочерьми, с жёнами и подругами, да с маленькими детьми, которых они родили нам? Эта грядущая война, вероятно, не продлится долго, а возможно, и продлится, и тогда враг может обойти нас и напасть на эту землю, которую мы оставим позади, и никого не будет, чтобы охранять их. С другой стороны, если мы выделим достаточно людей для их охраны, то мы слишком сильно уменьшим наше войско. Что же нам делать?

Ему ответил Джек с Холмов:

– Ты правильно вспомнил об этом, Говард из Белой земли, и мы прислушаемся к твоим словам. По моему мнению, мы должны взять женщин и детей с собой. Почему же нет? Ведь тогда наше поселение на Холмах будет передвигаться вместе с нами! И для некоторых из нас станет скорее домом, чем лагерем. Кроме того, вы знаете, что наши женщины – это не беспомощные кроткие жёны, которые не рискнут провести под дубовыми ветвями ночь-две или перейти вброд там, где вода доходит до щиколотки. Нет, они смелые и добрые, и они смогут нам помочь. Многие из них умеют натянуть лук, как лучшие из нас, а если понадобится, и поднять на врага копьё. Что вы скажете, воины?

Это предложение приняли охотно. На самом деле, воины вряд ли были бы рады оставить женщин позади, по крайней мере, молодых, даже если бы они были в безопасности на Холмах, ведь когда ещё мужчина охотнее держит красивую женщину в объятиях, если не во время войны или смертельной опасности?

После этого предводитель попросил всех разойтись, и собрание закончилось. Кроме того, он дал указания, и теперь каждый знал, что ему делать. Со своей стороны, сказал Джек, он вместе с Юным Кристофером и избранными людьми отправится следующим утром в Ореховую лощину, и тогда какая-то часть войска уже начнёт там собираться. Сказал Джек также и о том, что до захода осталось ещё довольно много времени, и он успеет устроить всё на Холмах.

Итак, люди разошлись по своим делам, которые, по большей части, заключались в сборе продовольствия на время похода.

 

Глава XXVIII

О войске в ореховой лощине

На рассвете Джек с Холмов снарядился в дорогу вместе с Кристофером, Дэвидом, Гилбертом и ещё пятью лучшими воинами, но когда они тем прекрасным утром сходили с крыльца, перед ними предстала Голдилинд в своём зелёном платье, и была она такой свежей и нежной, словно сам ранний день. Джек посмотрел на неё и спросил:

– И Вы, миледи, неужели Вы хотите отправиться в путь с нами?

– Да, – кивнула она. – А почему бы и нет?

– Что скажете на это, король Кристофер? – спросил предводитель.

– Ну что ж, – ответил зардевшийся Кристофер. – Лучше будет, если я отвечу да, чем нет. Хотя, на самом деле, я уже распрощался с ней на два дня.

И они стояли, глядя один на другого.

Джек засмеялся:

– Что ж, пусть тогда так оно и будет, но давайте быстрее тронемся в путь, иначе, если возлюбленные этих парней прознают, что с нами едет женщина, они тоже сядут нам на закорки.

Все, кто слышал эти слова, рассмеялись. На душе у них стало веселее.

Итак, отряд отправился лесной дорогой. Кто-то шёл пешком, кто-то ехал верхом. Джек с Холмов был среди вторых, а Кристофер и Дэвид среди первых. Голдилинд ехала на красивой белой лошади, которую ей дал предводитель.

Король Кристофер всегда находился по правую руку от Голдилинд, и им было весело и радостно. В тот момент, когда они оказались одни на лесной тропе, Кристофер взял её за руку и, поцеловав, спросил:

– Дорогая, почему ты ничего не рассказала мне о своём желании ехать с нами? Я ведь никогда не запрещал тебе этого.

Голдилинд посмотрела на него, покраснев, как роза, и ответила:

– Милый друг, я признаюсь тебе, почему. Я знала, что расставание этим утром будет томительным и нежным, и я не хотела этому мешать. Теперь видишь, как я богата: я и распрощалась с тобой, и осталась с тобой. – Голдилинд склонилась с седла, и они нежно поцеловались. Так проходил день.

И вот отряд прибыл в Ореховую лощину, которая оказалась довольно широкой. Она была разделена пополам петляющей рекой. Заднюю её часть занимал лес, уходящий к Холмам, а передняя часть была безлесной. Только изредка там попадались деревья. Не было здесь ни многолюдных поселений, ни отдельных хижин. По правде говоря, людям нелегко и неспокойно было жить в этой лощине, и только друзья Джека с Холмов могли бы обитать здесь.

Когда отряд вошёл в лощину, было уже три часа пополудни, поэтому никто не удивился, увидев скачущих в разных направлениях всадников, а также разбитые палатки и шатры, поставленные под прикрытием леса. Как только в лощине увидели приближающийся отряд и услышали гул их рогов, раздался радостный крик, зазвучали в ответ многочисленные рога, и все бегом направились туда, где остановились Джек с Холмов, Кристофер и их люди.

Тогда Голдилинд попросила Кристофера помочь ей сойти с седла. Взяв её на руки, юноша не торопился поставить её на землю. Когда же она встала рядом с ним и взглянула на залитое солнцем поле, потемневшее от людей, бегущих по траве, глаза её заблестели, а щёки запылали. Голдилинд спросила:

– Ваше величество, это тоже Ваши люди?

– Да, дорогая, – отвечал Кристофер. – Их цель – жить или погибнуть ради меня.

Голдилинд взглянула на него и тихо произнесла:

– Может быть, это нехорошо желать, чтобы я была на твоём месте. И всё же. Хотя бы на час!

– Но разве твоё желание не исполнится, и дольше, чем на час? Разве не будет так всегда, если мы вдвоём стали одним целым?

– Нет, это только слова, я же твоя раба, и даже сейчас я едва могу удержаться, чтобы не упасть у твоих ног.

Кристофер открыто рассмеялся от охватившей его радости и сказал:

– Подожди чуть-чуть. Пусть эти люди посмотрят на тебя, а затем, вот увидишь, ты загоришься боевым огнём их сердец, перед которым никто не сможет устоять.

Вооружённые жители долины уже собрались и радовались своему королю и его возлюбленной. Все они были крепкие воины, хотя некоторые уже состарились, а другие едва достигли совершеннолетия. Их выстроили и сосчитали, и счёт им был более двенадцати десятков. Столько стояло здесь тех, кто пришёл по зову боевой стрелы. Говорили, что с каждым часом будет приходить ещё больше воинов, а пока местные командиры просили людей с Холмов разделить с ними трапезу. Согласие на это было дано охотно. По приказу принесли мешки и корзины, прикатили бочки, и все сели на лугу. Пир удался на славу, и шумным было веселье на окраине Ореховой лощины.

 

Глава XXIX

Всадники приносят новости в ореховую лощину

Не успела трапеза закончиться (все только начали пить), как на вершине холма, что располагался рядом с пирующими, показались три всадника. Они, не останавливаясь, поскакали вброд через реку, по чему можно было сделать вывод, что всадники хорошо знают, где он. Вскоре они были уже на опушке возле пирующих. Несколько человек поднялись было, но Джек с Холмов попросил их подождать, чтобы первому услышать новости. Он не спешил, так как все были полностью снаряжены для битвы, и не было нужды бежать к оружию, разве что оставалось надеть шлемы. Джек с Кристофером одни отправились на встречу. Первый из всадников сразу крикнул:

– Я знаю тебя, Джек с Холмов! Я знаю тебя! Поднимайтесь и вооружайтесь! Вооружайтесь! Ибо враг близок! Выбирай, будешь ли ты сражаться или бежать!

Джек рассмеялся:

– Я тоже помню тебя, Уот из Белого края. И когда ты расскажешь мне, кто мои враги и сколько их, мы посмотрим, бежать ли нам или сражаться.

– Мы видели знамя, на котором был изображён герб: три красные бегущие волны на серебряном фоне. Ты узнаёшь его?

– Да, конечно, этот герб всегда принадлежал баронам Прибрежного края. А нынешний барон по имени лорд Гандольф, сколько сил у него?

– Десять сотен или больше. А что скажете вы? – обратился всадник к обоим своим товарищам.

И они ответили в один голос:

– Больше, у них больше людей.

Джек спросил:

– И когда, как вы думаете, он будет здесь?

– Менее чем через час, – отвечал Уот. – Примерно тогда он и прибудет, но некоторые из его всадников появятся раньше.

Тогда Джек обернулся, позвал Дэвида и, когда тот подошёл, сказал:

– Эй, долговязый! Залезай-ка на добрую лошадь, скачи назад к Холмам, собирай всех, кто только может нести копьё и управляться с луком, и веди их сюда, парень, ближайшей дорогой. Не задерживайся! Ни слова больше, иди!

Дэвид развернулся, сел на коня и быстро поскакал к Холмам по лесным тропам. Джек же обратился к тем, кто принёс новости:

– А вы, добрые друзья, идите туда и попросите дать вам кружку и закуску, да расскажите им обо всём, о чём рассказали мне. И добавьте, что мы не собираемся бежать от хорошей битвы с Гандольфом из Прибрежного края.

Он повернулся и обратился уже к Кристоферу:

– Прошу прощения, Ваше величество, но в таких делах надо принимать решение сразу. Теперь же помогите мне собрать народ. У каждого из воинов мужественное сердце, как у Вас или у меня, и, возможно, мы покончим с этим делом здесь и сейчас. Кроме того, барон Прибрежного края – крепкий воин, так что, думаю, нам следует драться.

Затем Джек подозвал одного из командиров отряда с Холмов, они спешно переговорили и начали собирать людей. Король Кристофер помогал им, делая всё проворно и быстро, поскольку он был смекалист, особенно тогда, когда требовалось что-то предпринять.

Большинство копейщиков и алебардщиков вышли строем чуть вперёд от того места, где ещё недавно они пировали, к нависшему склону холма, так что сам холм оказался бы перед врагами, а защитники при случае могли взойти на его вершину. Лучники же, которых было уже около двух сотен, так как после первого подсчёта пришло ещё много воинов, рассеялись по левую руку от копейщиков, ближе к реке, где рельеф был изломан, а земля заросла терновником. В одном месте, где излучина реки подходила ближе к расположению войска Холмов, над водой виднелся сухой, плоский островок. Он был около тридцати ярдов в длину и двадцати в ширину. По его периметру росли ивы, а в центре раскинулась лужайка. В таком положении войско и ожидало, когда подойдёт враг. Было же почти пять часов.

Голдилинд стояла посреди копейщиков, заламывая руки и бессмысленно переступая с ноги на ногу. Когда к ней подошёл Кристофер, она приложила много усилий, чтобы не упасть ему на грудь и не заплакать. Он же весело закричал ей:

– А теперь, моя королева, Вам предстоит увидеть честный бой, который свершится даже скорее, чем мы ждали, и если сражение будет многолюдным, Ваши глаза опознают меня по одному знаку: из всех добрых и верных воинов только на мне одном будет надет золочёный шлем с короной.

– Ах, – вздохнула Голдилинд, – лучше бы ты остался без шлема, но зато живым и свободным! Мне кажется, я готова заплатить за это новым заключением в замке Зелёной гавани.

– Что? Чтобы я снова подвергал себя опасности, вызволяя тебя оттуда? – И Кристофер весело засмеялся. – Нет, прежде чем закончиться, бой должен ещё начаться! И клянусь святым Николаем Угодником, я думаю, что сегодня начало это будет благоприятным для нас!

Но Голдилинд закрыла лицо руками, и плечи её задрожали от плача.

– Увы, мой дорогой! – причитала она. – Горе мне, раз моя радость обернётся твоей печалью! Но, умоляю тебя, не думай, что эти смелые воины обратятся в бегство. Ах! Смотри! Смотри!

Она с изумлением и испугом оглядывалась, а вокруг неё, вскочив, кричали воины, потрясая алебардами и мечами. Слева им вторили лучники. Кристофер со звоном достал из ножен свой меч, и солнечный свет заиграл на лезвии над его головой. Затем крики оформились в слова, и вот уже Голдилинд начала их различать. Толпа кричала:

– Юный Кристофер! Король Кристофер!

Потом над её головой раздались какие-то звуки. Словно что-то хлопало и трепетало на вечернем ветру, дующем в сторону леса, и Голдилинд услышала рядом с собой крик:

– Знамя! Знамя! Ура Лесной Даме* Дуболесья!

Тогда её глаза различили поодаль тёмную массу, расстилавшуюся вниз по склону на противоположном берегу реки. Посреди неё она видела сверкающие точки и более крупные мерцающие пятна. С той стороны доносился шум, и Голдилинд поняла – это появилось войско противника. Девушка решила, что в конце концов оно было не таким уж и большим. Она смотрела на воинов, любуясь тем, какие они рослые и ловкие, смотрела на копья с большими наконечниками, на глефы и алебарды* с широкими лезвиями и отбросила страх, охвативший до этого её душу. Голдилинд выбросила из головы возникшее было воспоминание о том времени, когда она, нагая и одинокая, лежала в комнате младшей гвардии в замке Зелёной гавани.

И тогда Кристофер встал перед ней на колени и поцеловал её руку, а вокруг раздался громкий гул голосов. Воины кричали:

– Госпожа Дуболесья! Госпожа Лугодолья! За королеву! За королеву!

 

Глава XXX

О поле битвы, установленном на речном островке в ореховой лощине

Джек с Холмов подошёл к Кристоферу и сказал ему:

– Посмотри-ка, парень, то есть, я должен сказать, Ваше величество. Как-то не похоже это на начало сражения. Они остановились на середине склона. И взгляни, около полудюжины с белым щитом над головой отделились от остальных. Давай выйдем им на встречу – они хотят переговорить с нами.

– Разве мы поверим им, отец?

– Мы можем им верить, сын, – ответил Джек. – Гандольф – расхититель чужих богатств и жестокий человек, но я не считаю его настолько дурным, чтобы полагать, что он нарушит клятву.

Итак, они обтянули щит белой тканью и, подняв его на длинном копье, не медля оседлали коней. Отправились на переговоры Джек с Холмов, Кристофер, Говард из Белой земли, Гилберт да с полдюжины воинов. Все поскакали вниз, к броду, расположенному как раз у оконечности островка, о котором говорилось ранее. Когда же всадники приближались к нему, они видели, что происходит с той стороны. Джек сказал:

– Посмотри теперь, Юный Кристофер, на того, кто едет первым со своим гербом на сюрко. Это сам барон, черноволосый упрямец. Человек рядом с ним – его слуга и оруженосец рыжий Оливер Марсон, воин крепкий, но жестокий и суровый. Видишь, они заходят в воду и идут к островку, а не к нашему берегу. Сын мой, это означает, что сражение в орешнике откладывается. Сейчас они ждут нас. Ага! Они выходят из воды и устанавливают белый щит. Слышишь их горн? Мы должны ответить: играй! Возьми свой горн!

Итак, когда один горн перестал играть свою мелодию, другой подхватил её, и все воины обеих армий знали, что игра эта означает перемирие и приглашение к переговорам.

Отряд с Холмов подошёл к броду и вошёл в реку – с их стороны было совсем неглубоко. Когда же воины приблизились к островку, они увидели, что барон и его люди уже сошли с коней и лежат на зелёной траве, так что они тоже спешились, остановившись, и поприветствовали противников. Тогда лорд Гандольф поднялся и, поприветствовав пришедших, сказал:

– Джек с Холмов, у тебя сегодня много сопровождающих.

– Да, лорд, – ответил Джек. – Как и у тебя. Чего ты хочешь от нас?

– Нет, – отвечал барон, – сперва ответь сам. О своём войске скажу только, что в мой Прибрежный край птичка весть на хвосте принесла. Говорит, мне понадобится компания, если я соберусь пересечься с тобой. И ведь правду прочирикала! Пойдём, рыцарь с большой дороги, расскажешь нам, в чём дело, хотя у меня и так есть предположение, поскольку если б ты собирал людей ради простого набега, то не сидел бы спокойно среди друзей здесь, в Ореховой лощине.

– Лорд, – ответил ему Джек с Холмов, – ты услышишь мои требования, а затем решишь, что тебе делать. Взгляни на излучину за лесом и скажи, можешь ли ты различить герб, изображённый на знамени, под которым выступают мои люди.

– Нет, не могу, – сказал лорд Гандольф. – Но я видел знамя Дуболесья, на котором изображена лесная фея, чьи чресла увиты гирляндой из дубовых листьев. По крайней мере, мне так показалось на расстоянии.

– Верно угадано. То знамя – знамя Короля, и изображёна на нём Лесная Дама Дуболесья.

Лорд нахмурился и ответил:

– По правде говоря, рыцарь с большой дороги, я не знал, что у тебя гостит король Рольф.

– По правде говоря, лорд, люди, похожие на графа-коннетабля Рольфа, не покажутся около моего бедного жилища, а если покажутся, то не останутся в живых.

– Что ж, Джек, – заметил, улыбаясь, важный лорд, – разгадай мне эту загадку, а затем мы посмотрим, что делать, как ты сам говоришь.

– Лорд, – сказал в ответ Джек, – ты видишь этого молодого человека рядом со мной?

– Вижу. Он такой большой, что я вижу его лучше, чем ваше знамя. Если б он был знатного происхождения, что вряд ли, так как он в вашей шайке, он мог бы в один прекрасный день стать значимым человеком, – он хорошо управляется с конём. Так кто же он?

Джек с Холмов произнёс:

– Он мой король, твой король и король всего народа, король Дуболесья. А теперь выслушай, зачем я здесь: я пришёл, чтобы весь народ назвал его королём.

Лорд ответил:

– Я смотрю, в сказке менестреля повторяется то, что сегодня утром напела мне птичка. Что ж, поэтому я и толплюсь здесь со своими людьми, чтобы добыть твою голову, рыцарь с большой дороги, да и голову этого юноши, если она не лучше. Остальные же до времени свободны. А? Что скажешь на это? А ты, юноша? Ведь тебе достанется всего лишь удар мечом, если ты попадёшь в мои руки, а не в руки палача или короля.

– Лорд, ты сначала должен добыть наши головы, – сказал Джек с Холмов. – Что ты на это скажешь? Где мы спустим белый щит и поднимем красный?

– Горячая у тебя голова, рыцарь с большой дороги, и сердце горячее, и рука, – сказал лорд. – Подождите немного.

Он посидел какое-то время молча, а затем произнёс:

– Понимаешь, Джек с Холмов, ты сейчас играешь с огнём. Я не могу вернуться к королю Рольфу без ваших голов, потому что за это мне, скорее всего, придётся поплатиться своей собственной, так что выслушай меня. Если мы сегодня вступим в схватку друг с другом, то я, скорее всего, одолею тебя, но ты и отважен, и хитёр, и, вполне вероятно, проскользнёшь сквозь мои пальцы и улизнёшь в лес, может быть, даже вместе с этим удачливым юношей, а несколько десятков безымянных разбойников, убитых мною, совсем не смогут защитить меня перед королём, поэтому взгляните туда, на ровное поле, которое Господь покрыл орешником. Я предлагаю нам двоим воспользоваться сегодня этим местом и биться там на смерть. Если ты победишь меня, то отрубишь мне голову, и пусть мои люди борются после за неё, как смогут, без меня. Если же я одержу победу, то головы лишишься ты, а мне, в придачу, достанется ещё и этот юноша. После того, как я рассею твоих разбойников и убью их столько, сколько захочу, я отнесу обе ваши головы моему господину, королю. И так непременно случится, если ты будешь убит первым.

Услышав это, Джек с Холмов воскликнул:

– Я приветствую твоё слово, отважное сердце! Ты хорошо сказал, и я принимаю твоё предложение от моего имени и от имени моего повелителя, короля, и в его присутствии.

Все стоявшие рядом и слышавшие этот разговор радостно закричали, и загремела, зазвенела броня, когда воины начали поворачиваться, чтобы поздравить друг друга с решением своих командиров.

Но тут вмешался Кристофер:

– Лорд Прибрежного края, меня не удивляет, что Вы не принимаете меня в расчёт, так как Вы не считаете меня королём или даже родственником короля, но Вы, лорд граф, Вы, кто был когда-то Джеком с Холмов… Меня удивляет, как быстро Вы забыли своего короля. Вам двоим следует знать, что это мой спор и что только я один могу вступить в сражение с лордом.

Вы, слуга Рольфа, предателя и убийцы, слушайте! Я утверждаю, что я король Дуболесья, истинный сын короля Кристофера Старого, и я буду отстаивать это ценой моей жизни перед каждым, кто решится возражать. Вы, лорд Прибрежного края, будете ли Вы возражать мне? В таком случае я утверждаю, что Вы лжёте, и вот Вам моя перчатка!

И Кристофер бросил её к ногам лорда.

Снова поднялся разноголосый шум, притом кричали с обеих сторон, но Джек с Холмов стоял молча и неподвижно, а барон Прибрежного края расхохотался:

– Что ж, пастушок, если тебе надоело жить, то пусть будет, как ты хочешь. Меня это устраивает. А что скажешь ты, Джек с Холмов? Согласен ли ты лишиться своей головы таким образом, поскольку ты знаешь, что я сейчас убью этого твоего короля?

Джек ответил:

– Король Дуболесья может приказывать мне, как и любому своему вассалу, он может сражаться, если желает, и может быть убит, если желает, – затем он неожиданно разразился смехом и начал бить рукой себя по бедру, так что остров вновь огласился звоном брони. – Лорд Гандольф! Лорд Гандольф, поостерегитесь, прошу Вас! Где бы Вы хотели, чтобы Вас похоронили, лорд?

Лорд ответил:

– Я не знаю, что ты хочешь сказать своим шутовством, рыцарь с большой дороги. Но – смотри! – я поднимаю перчатку этого юноши, его судьба отныне в его руках! Теперь о самой схватке. Я желаю, чтобы оба борца сражались пешими и без подмоги и чтобы бой состоялся на этом островке.

– Да будет так, – согласился Джек. – Я добавлю только, что с каждого берега должны стоять по десять воинов и наблюдать за состязанием, а остальное войско пусть останется там, где сейчас.

– Я согласен, – сказал барон. – А теперь ты, рыцарь с большой дороги, иди к своим товарищам и расскажи о том, о чём мы с тобой договорились, а ты, Оливер Марсон, передай нашим воинам то же самое и попроси их уяснить следующее: если кто-либо из них нарушит договор, он потеряет за это не меньше, чем свою жизнь.

И после этих слов каждый пошёл к своему берегу, кроме барона Прибрежного края и Кристофера. Барон опустился на землю, насвистывая весёлую святочную мелодию, а Кристофер смотрел на своего врага и думал, что ему не часто доводилось драться с таким большим и крепким противником, к тому же барон достиг своего зрелого возраста и видел около сорока зим, но он тоже улёгся на траву и ушёл в своего рода сон, наблюдая за парочкой трясогузок, которые, чирикая, приближались со стороны отмели. Внезапно раздались громкие крики, сначала со стороны его берега, потом со стороны вражеского, и Кристофер понял, что народ на каждой стороне только что узнал о сражении, которое должно было состояться на острове посередине реки. Барон поднялся на звук и смотрел на своих людей, которые в числе десяти человек пришли в это время, чтобы наблюдать за битвой с берега. Кристофер не пошевелился, он лежал спокойно посреди цветов в траве, пока не услышал со стороны брода плеск от лошадиных копыт. Это вернулся Джек с Холмов, захвативший с собой шлем и щит для своего короля. Джек сошёл с коня и обратился к Кристоферу:

– Если я не могу сражаться за Вас, мой сын и король, всё же, по крайней мере, право графа – быть Вашим оруженосцем. Прикажите – и я надену на Вас шлем. Ваш противник почти гигант по своей силе и статности. Но всё же, я думаю, Вы сможете его одолеть, и это будет для Вас не труднее, чем лечь спать. Короче говоря, дело обстоит так. Когда ты нанесёшь ему удар, и он зашатается, не давай ему времени, но прыгай на него, как рысь, и покажи, на что похожи мускулы под твоей гладкой кожей. Итак, твой шлем, парень. Вот теперь ты нарядился как следует, и что-то подсказывает мне, что ты вернёшься с победой.

 

Глава XXXI

Бой на острове

Когда Кристофер был снаряжён, Джек поспешно развернулся, перешёл реку вброд и встал на берегу с остальными девятью воинами. К этому времени Гандольф с Прибрежного края также был готов к сражению, и Оливер Марсон, надевший на него шлем, удалился на свою сторону реки.

Затем огромный воин подошёл к Кристоферу, который ждал противника, воткнув конец ножен в землю. Меч он пока не вынул. Тогда барон произнёс:

– Парень, ты красив и, к тому же, отважен, как я погляжу, а мы с Джеком так долго враждуем, что почти уже стали друзьями. Как ты посмотришь на предложение сразу же сдаться? Тогда я покажу твою голову и голову этого изгоя королю Рольфу, но головы будут у вас на плечах, и вы останетесь в живых. Может так случиться, что вам повезёт, и вы доживёте до следующей битвы, став умнее, а если захотите, вернётесь в лес разбойничать. А? Что ты скажешь на это?

Кристофер засмеялся и ответил:

– Вы спешите помиловать того, кто ещё и не приговорён, барон? Всё же Ваши слова мне приятны, так как я вижу, что в случае моей победы Вы можете стать хорошим вассалом. Что ж, барон, возьмите меч в руки!

Гандольф вытащил меч, бормоча:

– Э-хе-хе, он величествен и благороден. Но я сейчас преподам ему урок…

Его огромный древний меч из воронёной стали, как и сам воин, нагонял ужас на любого, кроме самого смелого.

Кристофер же заметил:

– А что Вы скажете, не положить ли нам на землю щиты? Ибо к чему рубить дерево и кожу?

Барон положил свой щит на землю:

– Смелые слова ты произносишь, парень. Если дела твои окажутся достойными их, то тем лучше, а теперь защищайся.

И он прыгнул на врага. Его огромный меч прочертил полукруг в воздухе, но Кристофер быстро увернулся, так что клинок не задел его, а великан качнулся далеко вперёд, и прежде чем он смог вновь взмахнуть мечом, Кристофер так резко ударил его по плечу, что кольчуга барона прорвалась, и из раны потекла кровь. Барон пошатнулся от самой силы удара. Тогда Кристофер, улучив время, подпрыгнул вверх и ударил во второй раз, сбоку, в шлем. Барон опять пошатнулся, но теперь он понял по этим двум ужасным ударам, кто перед ним, и, собравшись с мужеством, изо всех сил отпрыгнул назад, справившись со своим мечом, и сразу стремительно, хотя и осторожно, бросился вперёд с криком:

– За Прибрежный край и короля!

Кристофер ничего не кричал, но отразил своим мечом его меч, и удар пришёлся на правую руку Гандольфа. Кольчуга его была разбита, а сам барон снова ранен. Затем, когда Гандольф опять ринулся вперёд, Кристофер ловко провёл мечом под рукоятью древнего клинка своего противника и умело повернул его, так что меч барона полетел прочь от своего хозяина.

Гандольфа, казалось, не обеспокоило то, что он остался без оружия. Он громко зарычал и бросился на Кристофера. Проворный парень отпрянул и повернулся боком, постоянно держа при этом острие меча перед глазами Гандольфа. Наконец, воспользовавшись тем, что барон устремился на него изо всех своих сил, и понимая, что может больше не бояться его меча, Кристофер, сделав выпад на правой ноге, нанёс противнику такой сильный и точный удар, что если бы одежда не смягчила его, барон лишился бы ноги, но рана и так была настолько серьёзна, что лорд Прибрежного края с грохотом повалился на землю. Кристофер, расставив ноги, крикнул:

– Теперь, мой противник, достаточно ли с Вас?

– Да, пожалуй, а может, даже и с лишком будет, – отвечал барон. – Ты отрубишь мне голову? Что ты будешь делать?

– Мне кажется, достаточно уже нанесено ударов, разве что нашим ребятам тоже захочется подраться, а ведь, посмотрите, с каждого берега к нам бегут люди, но не так, как бежали бы на войну. Да, барон, сюда идёт Ваш угрюмый оруженосец, которого, как я слышал, зовут Оливером, и если Вы собираетесь сдержать слово, то должны приказать ему, чтобы Ваши люди не подходили до тех пор, пока не начнётся настоящее сражение. Тогда, так как Вы не можете идти самостоятельно, Вас отнесут в стан без всяких помех с нашей стороны.

Оливер, а с ним и другие девять воинов, уже были рядом. С противоположной стороны появились Джек с Холмов со своими людьми.

Тогда барон Прибрежного края произнёс:

– Я могу сделать большее, чем просто выполнить Вашу просьбу, поскольку на самом деле я теперь убедился в том, что Вы сын Кристофера Старого. Вы отважны, ваши удары сильны и, кроме того, Вы не боитесь оставить Вашего врага в живых. Поэтому слушайте все! А особенно Вы, Оливер Марсон, мой командующий! Отныне я объявляю себя вассалом моего повелителя короля Кристофера и последую за ним всюду, куда он захочет. Думаю, сейчас мы двинемся на Дубфорд, поскольку там его престол. Теперь слушайте Вы, Оливер. Прикажите моим людям идти под знаменем короля до тех пор, пока я не исцелюсь, а затем, если всё к тому времени не закончится, я сам со щитом на шее и копьём в руке вступлю в бой за моего господина! Помоги мне Господь и святой Иаков!

Тут он замолчал и потерял сознание. Окружающие сняли с барона доспехи и сделали всё, что смогли, чтобы помочь ему. Ранен он был не смертельно. Что же до Юного Кристофера, то на нём не было ни царапины от вражеского оружия. Когда Оливер помог всем, чем было возможно, своему господину, он встал перед королём на колени и на том самом месте поклялся в верности, а затем отошёл от короля, чтобы отдать приказания людям из Прибрежного края. Он поведал им о новом положении дел и принял от них присягу королю Кристоферу.

 

Глава XXXII

О Голдилинд и кристофере

Тогда Джек с Холмов сказал что-то одному из своих людей, и тот поскакал от реки прямо в поле, к лесу, и поговорил с тремя командирами, которые после разговора выстроили сотню лучше всего вооружённых людей, подняли знамя Дуболесья и направились к берегу реки. С ними пошла и Голдилинд. Когда они спустились к реке, Кристофер и Джек были уже на берегу и приветствовали их. Воины громко закричали, увидев короля и графа, и крик этот эхом отразился со стороны леса. Люди Прибрежного края подхватили его. Им уже передали просьбу их лорда, сейчас отдыхавшего в шатре, который для него разбили на лугу. Ранами его занимались знахари. Воины барона боялись своего господина, но, скорее, потому что любили, а не потому что ненавидели. Для них он значил больше, чем король Дуболесья, и они были согласны поступить по его воле.

А что до Голдилинд, то она спокойно шла по лугу, но готова была броситься на грудь Кристофера и плакать от любви, а когда оказалась перед ним, то так смутилась, что просто стояла и смотрела на него, не произнося ни слова. Он тоже был смущен и не мог на виду у всего народа высказать то, что переполняло его сердце. Он с нетерпением ждал вечера, когда они бы остались вдвоём.

Наконец, он произнёс:

– Моя госпожа и королева, видите, как нас любят эти люди, раз радуются даже такому маленькому свершению.

Она же по-прежнему молчала, держа одну руку в другой.

Но здесь возразил Джек с Холмов:

– Клянусь святым Губертом! Дело-то оно для Вас, может, было и маленькое, да есть те, что не считают маленьким делом победить самого большого человека и самого лютого воина Дуболесья, и, по крайней мере, из этого Вашего маленького дела совершенно точно произойдут великие дела. Ваше Величество, Ваш удар принёс Вам сегодня Дуболесье, или я ничего не смыслю в сражениях. Кроме того, Вы спасли от гибели много сыновей. Посмотрите за реку, леди Голдилинд, и ответьте мне, что Вы там видите?

Голдилинд повернулась к нему и сказала:

– Лорд граф, я вижу множество воинов.

– Да, – согласился Джек, – и они крепкие ребята, по большей части. Если бы мы встретились на поле битвы, их сложно было бы заставить показать свои спины, но теперь, посмотрите, мы бок о бок отправимся в Дуболесье, поскольку наш король сделал их нашими друзьями. И не сомневайтесь, что когда они увидят Вас с Кристофером вместе, то обязательно захотят присягнуть Вам. Что? Я заставил Вас плакать? Или это, быть может, из-за того, что подвиг совершил он, а не Вы? Нет, это, скорее, из-за того, что Ваше сердце полно любовью к нему?

Она по-доброму улыбнулась Джеку и при этом почувствовала, как две руки обняли её за плечи, и Кристофер, не произнеся ни слова, поцеловал её.

 

Глава XXXIII

Совет военачальников. войско доходит до реки широкой и направляется к лесной стене

Тем вечером мало кто переходил реку как со стороны войска с Холмов, так и со стороны войска Прибрежного края. Все воины ночевали на своих берегах. А посреди ночи к краю леса пришёл Дэвид с отрядом из всех людей Холмов и округи, которые только могли держать оружие. Он привёл с собой также большую часть женщин, многие из них умели владеть копьём или стрелять из лука. Так что теперь, считая людей с Холмов и тех, кто присоединился к ним из окрестностей Ореховой лощины, было около десяти сотен вооружённых людей, и всё же в течение ночи пришло больше, так как новости распространялись очень быстро.

Наутро король Кристофер был уже на ногах. И он, и Джек, и Дэвид, и Гилберт в компании двенадцати человек спустились к берегу реки, где стояло знамя. Сразу же к ним подошли Оливер Марсон и ещё десять из числа командиров войска Прибрежного края и дали знать, что барон был бы рад, если бы они захотели пройти к его шатру и посовещаться там. Он чувствовал себя неплохо и мог высказывать своё мнение, лёжа в постели. Услышав это, они все с радостью пошли за оруженосцем. Барон дружелюбно поприветствовал их, выразил, как мог, своё почтение Кристоферу и попросил короля поведать ему о своих мыслях и высказать свою волю, но Кристофер хотел сначала дать слово старейшим из военачальников. Барон прямодушно засмеялся и сказал:

– Мне кажется, мой король, Вы кое-чему научились у меня вчера, но так как Вы хотите, чтобы я говорил, я не буду возражать против этого, и, чтобы не бросать слов на ветер, начнём. Я хорошо знаю, что вам нужно делать, а именно, напасть на войска графа-коннетабля прежде, чем он нападёт на Ваши. Сейчас некоторые из воинов считают, что мы должны вернуться в Прибрежный край и набрать там побольше людей, но я с ними не согласен, так как Прибрежный край находится в стороне от дороги на Дубфорд, куда нам и следует направиться, по моему мнению. Путь же к Прибрежному краю займёт шесть дней верхом, кроме того, большинство считает, что два дня уйдут на сражения, но, если мы поедем напрямую с развёрнутыми знамёнами, то каждый день нашей поездки к нам будут присоединяться новые воины, так как я говорю Вам, мой король, Ваша слава распространилась теперь далеко за пределы этой страны. Больше я не произнесу ни слова, потому что я сильно устал, а этим утром мы должны отправиться в дорогу и до наступления ночи прибыть к реке Широкой, где найдём и пищу, и людей.

Все единодушно согласились с этими словами, и Кристофер произнёс:

– Барон Прибрежного края, Вы высказали то, что было у меня в мыслях и на сердце, и если собравшиеся лорды и командиры не возражают, давайте не будем больше медлить, а построим людей в походный порядок и, пересчитав их, отправимся к реке Широкой. Что вы скажете, лорды?

Никто не был против, так что разговоры на этом прекратились, и были слышны только приказы, отдаваемые воинам. Было решено, что люди Прибрежного края под своим знаменем отправятся первыми, во главе войска. За ними последуют смешанные отряды из разных поселений, а замыкать их будут воины с Холмов под знаменем Дуболесья. Так что если войско наткнётся на неприятеля, дорожная пыль скроет всё, кроме первых наших отрядов, и это можно будет использовать для достижения преимущества.

Командиры отправились к своим отрядам, а жители Холмов с присоединившимися к ним перешли на другой берег реки, где стояли воины Прибрежного края, радостно приветствовавшие союзников, появившихся рядом с ними. Какое-то время даже не могли сохранить походный порядок войска, поскольку жители Холмов столпились вокруг короля и королевы. Счастливы были те, кто мог увидеть Голдилинд, а некоторые обладали таким везением и такой храбростью, что им удавалось поцеловать ей руку. Один воин, очень высокий и красивый молодой человек, стоя рядом с королевой, даже умолял позволения поцеловать её в щёку. Королева не была против, и после этого уже ничто не могло даровать юноше большую радость, разве что погибнуть за Голдилинд.

Кристофер же воодушевлял многих, говоря им, что где бы ни было его знамя, он во время сражения всегда будет впереди войска. Когда все вышли на дорогу, он ходил от отряда к отряду и разговаривал с воинами, да так приветливо и дружелюбно, что все восхваляли его и говорили, что он поистине идеальный король, а ведь до настоящего времени они считали бы себя счастливчиками, если бы король их страны был хотя бы наполовину хорош и только наполовину плох.

Весёлой была дорога к реке Широкой. Войско пришло к месту до наступления ночи. На берегу реки стоял торговый городок, не обнесённый стеной, и даже если бы его население собралось защищаться, им не хватило бы на это сил. Когда же в городе услышали, что войско идёт не грабить, а объявить на рыночной площади Кристофера королём, взять пищу для воинов, найти для них кров, но не даром, а под расписку, которую оставят мэру, никто не поднялся на них, а многие даже присоединились, чтобы сражаться за прекрасного молодого короля. Местные жители ещё ничего не слышали о том, чтобы кто-нибудь собирался выступить против Кристофера.

Утром они вновь тронулись в путь и, приближаясь к Торжищу Лесной стены, обнесённому частоколом, отправили всадников на хороших лошадях, чтобы те проверили дорогу. Всадники вернулись назад в спешке и сообщили, что перед Лесной стеной их ожидало войско под знаменем Вальтера Белого, старого воина и хорошего бойца, но какую поддержку могли ему оказать жители Лесной стены, разведчики не знали. Зато они рассказали, что вести об их приходе уже проникли в город и многие горожане ожидали исхода битвы, чтобы присоединиться к тому или иному войску. Когда командиры узнали об этом, они единодушно решили медленно продвигаться вперёд, пока не найдут хорошо защищённое место недалеко от противника. Они надеялись подойти к Лесной стене в стройном порядке до наступления темноты и, если враг не встретится им до этого, ударить по врагу утром.

Именно так они и поступили. На закате войско остановилось на чудесном холме над рекой примерно в трёх милях от лесной стены. Там они и провели ночь, никем не потревоженные.

 

Глава XXXIV

Битва у лесной стены

Когда наступило утро, командиры собрались у короля Кристофера на совет. В это время принесли весть о том, что враг близко и достиг уже берега реки, но эта новость никого не привела в замешательство. Решили ожидать врага на выигрышной позиции. Каждый опоясался мечом и надел шлем. Что же до приказов, то они были уже отданы, и войско построилось на склоне под знаменем Дуболесья в центре. На левом фланге реяло знамя Холмов, а на правом – Прибрежного края.

Когда Кристофер прошёл на своё место и посмотрел на противника, он увидел, что тот переправляется через реку, которая была совсем не глубокой, а в четырёх местах настолько мелкой, что её можно было пересечь вброд. Врага было намного больше, чем людей Кристофера, но король считал, что противник наступал несколько беспорядочно. Когда лучники с Холмов начали стрелять, многие из вражеских воинов остановились посреди реки, чтобы ответить им. Они думали, что подошли уже достаточно близко, но стрелы не долетали, и некоторые из вражеских лучников начали отходить на свой берег, чтобы стрелять увереннее, с сухого места. Другие же отступили ещё дальше, в поле, так что когда сержанты и рыцари подошли ближе, войску не хватало уже около пятой части, и хотя их самих было довольно много, они несколько замешкались, думая, продвигаться ли дальше.

И в самом деле, когда они взглянули на склон и разглядели три знамени – Дуболесья, Холмов и Прибрежного края – развевающиеся над одним и тем же войском, они не знали, что и думать, а со стороны воинов Кристофера, увидевших дрогнувшего противника, послышались насмешливые выкрики:

– Идите сюда, в Прибрежном крае вас накормят обедом, друзья! Идите к Холмам, у нас есть ужин и уже готовы постели! За Кристофера! За Кристофера! – и так далее. Теперь уже все люди короля были на ногах, кроме конного отряда Прибрежного края, воины которого сидели верхом на сильных и рослых лошадях. Тяжёлой брони на всадниках не было, они носили только кожаные куртки без рукавов и шлемы с забралом, а в руках держали копья.

Кристофер смотрел и слушал, и сердце радостно стучало в его груди. Он послал гонцов на правый фланг и на левый, передавая командирам, чтобы они заметили, когда он взмахнёт мечом вверх в знак того, что пора всем вместе броситься в атаку вниз по склону холма. Он велел всадникам Прибрежного края постепенно продвинуться вперёд и вниз по склону, чтобы быть готовыми к преследованию врагов, которым нельзя позволить собраться вместе, пока они бегут. Кристофер чувствовал сердцем, что противник не будет ждать их нападения. День ещё был молод, и до полудня недоставало четырёх часов.

Король Кристофер с трудом дождался, когда воины противника вышли на ровную землю и начали медленно взбираться на склон то сомкнутыми рядами, то сбив строй. Тогда Кристофер выступил вперёд на три шага и, взмахнув высоко над головой мечом, закричал:

– За Кристофера! За Кристофера! Вперёд, защитники знамени королевства!

Он и сам пошёл вперёд, уверенным и сильным шагом. За ним поднялся громкий крик, и никто не уклонился и не отстал. Копейщики и алебардщики, секирщики и мечники – все двинулись вперёд, словно стальная стена, и вражеским воинам показалось, что это ожили мёртвые. Не дожидаясь столкновения, все они развернулись и бежали, кроме Вальтера Белого и десятка-другого его рыцарей, которые были побеждены в два счёта, и тем, кто не погиб при первой схватке, не было пощады после.

Повсюду можно было видеть большие группы людей, не пытавшихся сопротивляться. Они клали на землю оружие и молили о пощаде. Войско противника было таким огромным, что убитые воины составили лишь небольшую его часть. Правда, некоторые сумели перебраться через реку, но их атаковали всадники Прибрежного края, которые рубили направо и налево и мало кого щадили. И ещё некоторые из отставших в самом начале лучников, всего примерно три сотни, вырвались и отступили к Лесной стене, но когда в городе увидели их, то сразу всё поняли и заперли ворота, и бедные беглецы нашли себе конец под стенами от стрел из луков и арбалетов.

Пленённые же на поле битвы несколько боялись, не зная своей дальнейшей судьбы. Они обсуждали это друг с другом и говорили, что хотели бы служить новому королю, раз он настолько силён. Во время одного из таких разговоров и пришли командиры короля Кристофера. Пленники обступили их, а командиры попросили подумать, будут ли они врагами королю, сыну короля Кристофера Старого.

– Если таковым будет ваш выбор, – говорили они, – вас отпустят на свободу. Вы видите, как он отважен и как ему везёт. Счастлив будет тот, кого он назовёт своим другом. Итак, что вы скажете? Возьмёте ли вы снова своё оружие и пойдёте на службу к истинному королю, лучшему из королей, или вы покинете нас и испытаете его гнев в ближайшее время. Скажите, кто из вас будет служить королю Кристоферу?

Ответом им был могучий крик:

– Все! Все! Все, как один!

Правда, было несколько человек, которые крадучись ушли, ничего не ответив, но никто не обратил на них внимания.

И тогда все сержанты и простой народ принесли присягу королю Кристоферу, но из оставшихся в живых рыцарей некоторые присягнуть согласились, а некоторые отказались, и эти последние вынуждены были уйти и ушли безоружными.

К тому моменту, когда всё закончилось, а новым воинам, уже обедавшим вместе с остальным войском, был произведён счёт, день клонился к вечеру. Тогда все отправились к Лесной стене. По пути их встретили мэр и члены городского совета, которые, представ пред королём Кристофером, упали на колени и вручили ему ключи от города. Король милостиво принял их и, поблагодарив, попросил найти пищу и кров для войска, предупредив, что за всё будет позже заплачено. Они же ответили, что всё подготовили ещё до того, как выйти ему навстречу, так что если Его Величество соблаговолит войти в их прекрасный город, он сможет там удобно разместиться. Король был доволен и просил горожан ехать рядом. По дороге он весело разговаривал с ними, и его доброта расположила к нему их сердца.

Так они подошли к воротам, около которых король остановился, чтобы подождать, пока к нему подведут Голдилинд. Он хотел въехать в славный город вместе с ней. Улицы были запружены толпящимся народом. Солнце только недавно стало клониться к закату, так что люди могли хорошо разглядеть короля и королеву. Те же, кто был ближе всего, молчали, поскольку их сердца замерли в восхищении перед красотой молодых правителей.

Так триумфально скакали они по улицам, пока не прибыли к своему жилищу. Оно оказалось довольно большим и хорошим для такого города. На этом закончился день, и началась ночь. Прошли пиры и собрания, и король с Голдилинд снова остались наедине, как обыкновенные муж и жена. Она встала перед ним и произнесла:

– О, король и могучий воин, сейчас, верно, мне должно бояться тебя, но я не испытываю страха, так я соскучилась по тебе. Мне одновременно хочется и плакать, и смеяться, когда я вспоминаю тот день, в который мы с тобой уехали из Зелёной гавани и я мнила себя дамой знатной, хотя и несчастной. Пусть я и любила тебя за красоту, но боялась, что, связав свою жизнь с твоей, могу опозорить себя. Я была горда и жестока и заставила тебя страдать из-за этого. Теперь я признаюсь, как на исповеди, что даже немного радовалась, видя твои страдания, потому что знала – они показывают твою любовь ко мне и твоё желание меня, но скажи мне теперь, ты накажешь меня или простишь, мой король?

Кристофер рассмеялся.

– Дорогая, – сказал он, – весь день мне казалось, что я сражался с пустыми доспехами, а не с людьми, и никто не смел противостоять мне в бою, поскольку они боялись короны на моём шлеме и знамени над моей головой, а когда городская знать принесла мне ключи, как я мог отличить их от простолюдин, как не по пурпурным плащам и меховым капюшонам? И когда они встали передо мной на колени, мне казалось, что это пурпурные плащи кланяются королевским доспехам. Так вот, дорогая, если ты боишься, что король накажет тебя за боль, причинённую несколько дней назад бедняге Кристоферу, а ты, возможно, и заслуживаешь наказания, попроси короля снять свою одежду и поступи сама так же. Тогда ты увидишь, что нет больше короля, имеющего право наказывать, и нет королевской милости, способной уменьшить наказание, но будут лишь Кристофер и Голдилинд, какими они встретились некоторое время назад на росистой траве Малой долины.

Голдилинд покраснела, но ещё прежде, чем её муж закончил говорить, она развязала пояс и расстегнула застёжку. Её платье спало с плеч на землю, а затем были сняты и королевские одеяния Кристофера. Он взял её за руку и подвёл к пышному ложу, где их любовь была тем сильнее, чем меньше времени им оставалось до утра.

 

Глава XXXV

О старом знакомом и злом деянии

В этот день горожане поднялись, едва наступило раннее утро. Распахнули ворота, и вооружённые люди толпами проходили через них, выкрикивая имя короля Кристофера. Король не заставил себя ждать, а с ним и Джек с Холмов с сыновьями, и Оливер Марсон, и командиры из Прибрежного края. Войско было собрано на рыночной площади, где произвели новый подсчёт, и оказалось, что теперь с ними почти что семьдесят сотен человек. Были назначены новые командиры, после чего, не задерживаясь даже, чтобы слегка подкрепиться, все вышли за ворота, следуя за знаменем Дуболесья. Народ желал удачи проходящему воинству.

Ничего плохого в тот день не случилось. По пути к ним присоединялись всё новые отряды. На ночь остановились в другом городе под названием Семивратье, также ограждённом стеной. Ночь прошла спокойно, а количество воинов выросло уже до восьмидесяти сотен.

На следующее утро в путь тронулись рано, и снова к ним приходило множество людей. О врагах же ничего не слышали, и это удивляло Джека с Холмов, так как он и другие считали, что теперь, наконец, Рольф-предатель сам выйдет против них. Действительно, когда они продвигались вперёд весь день до позднего вечера, командирам казалось наиболее вероятным, что он нападёт на них этой ночью, так как они достигли весьма опасного участка и остановиться на отдых должны были в маленькой деревне посреди густого леса, что окружал Дубфорд, как цветочная гирлянда окружает голову, поэтому они выставили дозорных и были более осторожными, чем обычно. Король Кристофер ночевал вместе с Голдилинд в доме знатного человека этой деревеньки.

И вот, когда до полуночи оставалось всего полчаса, и Джек с Холмов, Оливер Марсон и командир ополчения Лесной стены только что покинули их после того, как получили приказы на следующий день, а Голдилинд уже легла в постель во внутренней спальне, вошёл один из стражников и сказал:

– Ваше Величество, здесь пришёл человек, который хочет Вас видеть. Он с оружием, но говорит, что принёс Вам какой-то дар. Что прикажете делать?

Кристофер ответил:

– Приведи его сюда, добрый малый.

Стражник вышел, но вскоре вернулся вместе с высоким вооружённым человеком, лица которого не было видно, так как его скрывал капюшон, накинутый поверх стального шлема. В руке он держал сумку, и казалось, что в ней что-то есть.

Тогда король обратился к нему:

– Человек, твоё лицо скрыто капюшоном, а посему этот верный воин будет стоять рядом во время нашего разговора.

– Милорд, – сказал пришедший, – пусть нас слышит хоть сотня твоих воинов, мне до этого нет дела. Я пришёл, потому что у меня есть для Вас дар, а дароносцев чаще всего встречают благосклонно.

Король ответил:

– Возможно, будет лучше, если я увижу твоё лицо прежде, чем ты откроешь мне, что в твоей сумке. Кажется, я узнаю твой голос.

Капюшон был откинут, и пред Кристофером предстал оруженосец Саймон.

– Ага! – воскликнул Кристофер. – Значит, это действительно ты! Что ж, принёс для меня ещё один кинжал?

– Нет, всего лишь то, что этот кинжал сотворил. – И с этими словами он сунул руку в мешок и за волосы достал оттуда человеческую голову, недавно отрубленную и кровоточащую, а потом продолжил: – Вы видели его ранее, господин? Вчера ещё он был великим человеком, хотя и не таким великим, каким Вы будете завтра.

– Я видел его один только раз, – ответил Кристофер, – он тогда подарил мне это, – и юноша указал на отцовское кольцо на своём пальце. – Ты убил графа-коннетабля, что называл себя королём Дуболесья, предателя и негодяя. Но он, тем не менее, был твоим другом. Итого, два злых деяния, Саймон, за которые я должен воздать тебе по заслугам: ранение меня и убийство его. Не кажется ли тебе, что ты созрел для виселицы?

– Ваше Величество, – возразил Саймон, – а что бы Вы сделали с ним, если бы поймали?

Кристофер ответил:

– Я бы убил его, если бы встретил с оружием в руках, а если бы мы взяли его в плен, я отдал бы его на суд народу.

Саймон сказал:

– То есть Вы либо убили бы его сами, либо отдали бы его другим, чтобы они сделали это, а потому я спрашиваю Вас, Ваше величество, за какое дело вы собираетесь казнить меня: за то, что я не убил Вас, или за то, что я выполнил Вашу работу и убил Вашего врага?

Кристофер обратился к охраннику:

– Добрый парень, приведи-ка сюда хорошего коня, уже осёдланного, да поторопись.

Охранник ушёл, а Кристофер сказал Саймону:

– Нож в боку я уже простил тебе, что же касается убийства твоего друга, то не моё дело – разбирать вашу вражду, но это место не для тебя. Пока Джек с Холмов, или кто из его сыновей, или один из командиров не нашёл тебя здесь, тебе лучше поторопиться, поэтому я советую тебе сделать так: когда тот парень вернётся, покажи мне свою широкую спину, вскочив на коня и проложив как можно больше миль между мной и моим народом, ибо они любят меня.

Саймон ответил:

– Малая плата за то, что я сделал тебя королём.

Кристофер согласился:

– Что ж, ты прав, я вполне могу и золота дать, чтобы избавиться от такого, как ты.

Он сунул руку в сумку, висевшую на стуле, вытащил оттуда кошель и дал его Саймону, который, взяв, открыл его, а заглянув внутрь, швырнул на землю.

Кристофер посмотрел на него гневно, с покрасневшим лицом и закричал:

– Собака, ты что, хочешь стать графом и править людьми? Что тебе ещё нужно?!

– А вот что! – закричал Саймон и прыгнул на Кристофера с ножом. Кристофер был совершенно безоружен, но поймал руку нападавшего правой рукой и схватил за запястье так, что тот вскрикнул, а затем поднял свою могучую левую руку и опустил на голову Саймона около его левого уха, и тот упал замертво.

В этот момент пришёл воин и доложил, что лошадь готова. Он удивлённо посмотрел на мёртвого человека на полу, но Кристофер сказал:

– Добрый парень, тут был один предатель, который хотел проткнуть ножом безоружного, и мне пришлось наказать его за это. А ты теперь сделай-ка вот что: возьми этого мёртвого человека и привяжи его к лошади, которую привёл, да так крепко, чтобы он не смог свалиться с неё, пока не развяжутся узлы, привяжи также и голову этого, другого, что был когда-то великим и жестоким человеком. Привяжи его голову перед его убийцей, тоже накрепко, а затем возьми лошадь за уздцы и отведи её с этой ношей до дороги, ведущей на Дубфорд, там отпусти, чтобы она вошла в городские ворота по Божьей воле. И послушай, добрый парень, видишь золото, которое разбросано здесь по полу. Оно было моим, но я подарил его этому мёртвому человеку как раз перед тем, как он поднял свою руку на меня, а посему я сохраню его для тебя и отдам, когда ты наутро вернёшься ко мне невредимым, в чём я не сомневаюсь. Ты передашь часть этого золота во имя святого Юлиана первому бедняку, который встретится тебе потом на дороге. Ещё пришли сюда другого охранника. Я устал и не хочу больше никого убивать, пока не высплюсь.

С этим поручением счастливый охранник ушёл, а Кристофер снова собрал свои деньги и мирно отправился в постель.

 

Глава XXXVI

Король кристофер входит в дубфорд

На следующее утро первым, кто пришёл к королю, был вчерашний охранник. Он сказал, что выполнил поручение: пять миль ехал по дороге на Дубфорд, а потом оставил лошадь с её страшным грузом и никаких помех на своём пути не встретил. Когда он проходил мимо внешней охраны, народ, узнав его, пропускал свободно. А ещё он сказал:

– Скорее всего, Ваш дар Дубфорду, Ваше величество, ныне уже прошёл через ворота.

Король, как и обещал, дал этому человеку золото, тот поцеловал руку короля и ушёл счастливым.

Затем Кристофер послал за Джеком с Холмов и рассказал ему в нескольких словах о том, что случилось вчерашней ночью и о том, что Рольф-предатель уже мёртв. Джек ответил ему на это:

– Король и мой приёмный сын, никогда ещё не было такого могущественного воина, который мог бы так легко, как Вы, завершить войну за столь славное королевство. Воистину, вчера вечером наша война окончилась. Теперь мы поедем прямо в Дубфорд, если Вы этого желаете. И если будет на то Ваше благоволение, я пошлю отряд всадников, чтобы они побыстрее добрались до города и передали баронам, прелатам и рыцарям, и мэру, и членам городского совета, и мастерам гильдий, что им надо решить, как они относятся к Вам. Но я не сомневаюсь, что они примут Вас так, словно Ваш отец вернулся на престол и снова стал молодым.

Теперь Кристофер был близок к тому, чтобы заплакать. Он хотел увидеть свой народ, среди которого будет жить. Он с радостью согласился с предложением Джека с Холмов, так что всадники были отосланы, а войско построено, и Кристофер скакал посреди него вместе с Голдилинд. Солнце ещё не село, когда они увидели ворота Дубфорда и там, перед воротами, и на полях по обе стороны дороги собралась очень большая и пышная толпа, из которой вышли, чтобы поприветствовать короля, епископ Дубфордский, аббат монастыря Святой Марии и приоры более мелких монастырей, все красиво одетые в вышитые ризы. Священники и монахи, облачённые в торжественные уборы, с пением шествовали за ними. Епископ благословил короля и дал ему освящённый хлеб. Король приветствовал его и просил молиться за себя. Затем вышел управляющий Дубфордского замка, а с ним бароны и рыцари. Все они встали перед ним на колени и назвали его королём, а управляющий передал ему ключи от города. Тогда подошли мэр, члены городского совета и мастера гильдий. Они просили короля оказать им милость и принять под защиту его могущественной длани. Всех их Кристофер приветствовал добро и мягко, скорее как друг, а не великий владыка.

После этого ворота открылись, и король Кристофер вошёл в город. Ему никто не препятствовал и никто не говорил ни слова о предателе Рольфе.

Весело звонили колокола кафедрального собора и всех церквей, радостно пели прекрасные женщины в роскошных одеждах. Король Кристофер и королева Голдилинд спешились и пошли по улицам. Их путь от ворот до королевского дворца Дубфорда народ осыпал розами и другими нежными цветами.

Там, в доме своих предков, в большом зале, Кристофер поднялся на возвышение. Рядом с ним была его Голдилинд. Джек с Холмов и самые главные из командиров, епископ, самые великие лорды из числа баронов и самые достойные рыцари, мэр и члены городского совета, а также мастера гильдий были приглашены на пир с королём и его подругой. Они вместе разламывали хлеб и пили славные напитки, пока не принесли последний перед уходом гостей бокал. Затем, наконец, король и королева, сопровождаемые игрой на струнных инструментах и песнями, удалились в спальню. Это была первая ночь, которую Кристофер проспал в доме, построенном его предками, первая с того времени, когда он был ещё в материнской утробе.

 

Глава XXXVII

О деяниях Юного кристофера среди друзей и народа

Утром Кристофер проснулся в королевской спальне. Голдилинд стояла перед ним. Он обнял её, поцеловал и произнёс:

– Это та самая спальня, откуда мой отец ушёл в последний бой, оставив мою больную мать ждать моего рождения. Он больше никогда не вернулся обратно, а я никогда его не видел. Здесь лежала моя мать во время родов, а потом здесь же она умерла от горя. Её я тоже никогда не видел. Разве что младенческими глазами, а у младенцев нет памяти. А третий из моих родственников стал предателем. Он лишил меня моего наследства и сделал так, чтобы я рос подобно простолюдину и не имел надежд на великие свершения, и в конце концов он постарался убить меня. Поэтому, дорогая, у меня нет родственников и некому меня утешить, разве что ты заменила их всех, ты одновременно для меня и отец, и мать, и брат, и сестра, и все остальные.

Голдилинд ответила:

– Свою мать я никогда не видела, а мой отец умер, когда я была маленькой, и если у меня остались тогда какие-нибудь родственники, то они меня не любили даже самую малость, даже чтобы нанести хотя бы один удар за меня или сказать хотя бы одно слово в мою защиту, когда меня выгнали из дворца и отдали в руки безжалостным людям. Мой плен становился всё хуже год от года, поэтому мне ты тоже заменяешь всех близких людей.

Затем Кристофер держал совет с Джеком с Холмов и знатью своего королевства, и в тот день, в первый день его царствования в Дуболесье, было созвано великое собрание всего народа. Оно совещалось полмесяца, и Кристофер был избран королём единодушно.

Теперь для людей Дуболесья началась прекрасная жизнь. Джек с Холмов остался при короле, его советы были мудрыми, в нём не было жадности, но он видел жадность и пороки других, а потому предупреждал короля, когда их замечал, и тиранов ниспровергали, а простым и бедным людям не нужно было воровать. Сам же Кристофер больше любил отдавать, чем брать. Горе и печали народа доставляли ему боль. Когда он замечал хотя бы одно печальное лицо, ему казалось, что рана была нанесена ему самому. Народ любил его, и слава короля распространилась далеко за пределы страны, так что многие мудрые и отважные покинули собственные земли и пришли в Дуболесье, чтобы поселиться там, где жизнь была спокойной, а соседи – добродушными и радостными, так что жителей в Дуболесье прибавилось.

Хотя Джек с Холмов и жил с королём в Дуболесье, его сыновья вернулись в Холмы, и Гилберт стал главным среди них. Вокруг бывших разбойников собиралось всё больше людей, и дикие места стали заселяться, а Холмы разрослись в хороший торговый город. Братья следили за тем, чтобы все дороги в лесу были безопасными и мирными и чтобы никто из торговцев не нуждался в охране для себя или для своих людей. Даже девушка с золотым поясом могла пройти по лесным дорогам и ничего не опасаться, разве только что подол её платья чуть-чуть помнётся, да и то, если она сама не уследит.

Дэвида Кристофер вначале долго упрашивал остаться во дворце. Он сильно любил его, но тот был непреклонен и уже собрался возвратиться домой, в Холмы. Король, тоскуя, обнял его, и Дэвид сказал ему:

– Мой друг, расставание причиняет мне боль, но я должен признаться тебе, и после этого ты позволишь мне уехать: я люблю твою королеву и жену больше, чем простой подданный. С моим желанием и моей печалью здесь справиться невозможно, но там, в чаще, среди моих лесных братьев, среди мужчин, девушек, женщин и детей, даже среди оленей в лесу, я снова стану мужчиной, а не ворчливым и всем недовольным дураком. Пройдут годы, печаль рассеется, а затем, кто знает, может, я и вернусь.

Кристофер по-доброму улыбнулся и обнял друга, и больше они ни словом не касались этого, хотя и просидели вместе, и проговорили ещё некоторое время. Потом они распрощались, и Дэвид отправился в Холмы. Спустя несколько месяцев, когда у Кристофера родился первенец, Дэвид приехал в Дуболесье, но оставался там не дольше, чем нужно было, чтобы поздравить короля и рассказать ему о том, что он отправляется за море искать приключений. Они расстались хорошими друзьями. Король щедро одарил его и сказал:

– Прощай, друг, я вечно буду помнить тебя и твою доброту.

Дэвид ответил:

– Клянусь крышей нашего домика в Малой долине и очагом там, ты всегда будешь в моём сердце.

Так они расстались на долгое время. Двадцать пять лет спустя, когда Юный Кристофер был в расцвете своих сил и величия, а Голдилинд всё ещё оставалась прекрасной, даром что вокруг их стола сидели сыновья и дочери, в королевских палатах Дубфорда начался святочный пир, во время которого в зал вошёл никому не знакомый человек, статный, сероглазый, со впалыми щеками. Его рыжие волосы были грязны и измяты шлемом. Он был вооружён и выглядел, как воин или вождь. Когда слуги спросили у него, как его зовут, откуда он пришёл и куда направляется, он ответил:

– Я прибыл из-за морей, чтобы взглянуть на короля, а имя моё он сам назовёт, когда меня увидит.

Затем он отодвинул их в сторону, и ему никто не стал мешать. Он прошагал в зал, к престолу, встал перед королём и произнёс:

– Приветствую тебя, маленький король Кристофер, приветствую тебя, крепкое дитя леса!

Когда король взглянул на незнакомца, он сразу же узнал его. Он поднялся с радостным криком, подошёл к нему, взял его руки в свои, поцеловал его, повёл к престолу и посадил между собой и Голдилинд, которая, тоже поприветствовав гостя, взяла его за руку и поцеловала. Джек с Холмов, теперь очень старый человек, крепкий и строгий, сидящий по левую руку от короля, наклонился к незнакомцу, поцеловал его и благословил, ведь незнакомцем этим был Дэвид с Холмов.

Он произнёс:

– Кристофер, сегодня счастливый день.

Король ответил:

– Дэвид, куда ты теперь держишь путь? К чему склонилось твоё сердце?

– К возвращению дней нашей юности и к тому, чтобы остаться с тобой, – сказал Дэвид. – По своей воле я теперь не уйду дальше стен этого дома. Что ты скажешь на это?

– Повторю твои слова, – ответил Кристофер. – Поистине, это счастливый день. Выпей же из моего кубка! Отныне мы будем жить вместе. Нашей разлуке пришёл конец.

И они выпили вдвоём и были самыми счастливыми среди людей в зале. Наконец, король встал и во всеуслышание сказал, что это его товарищ старых дней. Он поведал о подвигах Дэвида, о которых многое слышал, пока они были в разлуке: король сохранял эти истории в своём сердце. Он просил подданных отнестись к Дэвиду так, словно тот был и их другом. Все радовались приходу этого отважного человека, друга короля.

Дэвид остался во дворце, окружённый почётом и любовью Кристофера и Голдилинд. Когда же умер его отец, король передал его графство Дэвиду, своему другу, который больше никуда не уезжал. Он был рядом с королём в мире и на войне, в радости и в горе.

 

Глава XXXVIII

О делах в лугодолье

Теперь вернёмся немного назад, ко времени, когда королевству Юного Кристофера было не более одного месяца. Стоял жаркий август. Король с королевой наслаждались прохладой сада. К ним подошёл один из слуг и сообщил, что приехал заграничный лорд, который желает с ними поговорить.

Король попросил провести лорда в сад. Слуга ушёл, а потом вернулся, ведя за собой пожилого рыцаря, на чьём зелёном сюрко был вышит золотой лев.

Рыцарь подошёл к королю с королевой, поклонился им, но обратился, как показалось, только к одной Голдилинд:

– Королева Лугодолья, – произнёс он, – цель моего приезда в первую очередь касается Вас.

Она ответила ему:

– Добро пожаловать, сэр управляющий замком Зелёной гавани, мы с радостью выслушаем Вас.

Пришедший сказал:

– Миледи, я больше не управляющий, я теперь сэр Гизберт и лорд Зелёной марки, Ваш верный слуга, который просит Вашей милости и прощения.

– Простить я Вас не могу, но благодарна Вам за всё хорошее, что Вы для меня сделали, – отвечала Голдилинд. – И я надеюсь, что Ваш визит носит дружественный характер.

Зелёный рыцарь вместо ответа повернулся к королю:

– Получаю ли я Ваше дозволение говорить, Ваше величество? – и украдкой улыбнулся.

Кристофер посмотрел на его лицо, на его одежду и вспомнил человека, который стоял между ним и смертью на пороге дома в Малой долине далёким-далёким утром, поэтому он взглянул на него дружелюбно и сказал:

– Позволяю, сэр рыцарь, говорите без утайки. Мне кажется, что когда я увидел Вас впервые, за Вашей спиной стояли вооружённые люди, и Вы отвернули наконечники копий от моей груди.

– Совершенно верно, милорд, – подтвердил рыцарь. – Но, честно говоря, я гораздо меньше боялся за Ваше величество, а больше опасался того, что Вы возьмёте да и перебросите меня через своё плечо, если Вам это придёт в голову.

Кристофер засмеялся и попросил рыцаря сесть на зелёную траву и рассказать, что его привело сюда. Рыцарь, не мешкая, сразу перешёл к делу:

– Королева Лугодолья, я друг и товарищ, а в каком-то роде и слуга графу Джеффри, регенту Лугодолья, которого Вы знаете. Он передал для Вас короткую весть. Мне легко будет пересказать Вам её. У графа Джеффри всё идёт вкривь и вкось, люди вооружаются друг против друга, грядёт война, и лишь Вы можете остановить её, поскольку причина этой войны в Вашем отсутствии. Если Вы согласитесь, а мы обеспечим Вашу безопасность, прибыть в Лугодолье и некоторое время посидеть на престоле, приказывая и воспрещая, если Вы назначите одного из лордов своим графом, других своими военачальниками, управляющими, наместниками и так далее, то, когда люди увидят и услышат Вас, мечи войдут в свои ножны, а копья вновь вернутся на стены, и в Лугодолье воцарится мир, ибо все подчинятся Вам, а потому, миледи, я предлагаю Вам пойти со мной и предотвратить бунт и разруху. Каков будет Ваш ответ?

Голдилинд немного подумала, а затем сказала:

– Сэр Гизберт, я, конечно, хочу увидеть своих людей и взглянуть ещё раз на дом моего отца и на место, где он родился и где умер, но, как знать, быть может, я натолкнусь на какую-нибудь подлость со стороны графа Джеффри, ведь он не испытывает недостатка в подлостях.

Но сэр Гизберт поклялся спасением собственной души, что в его предложении нет никакой уловки, что и в самом деле королевство падёт, если Голдилинд не вернётся на престол. На этот раз ответил Кристофер:

– Сэр рыцарь, я бы хотел доставить удовольствие миледи. Мне кажется, она желает увидеть свою страну и свой народ. Кроме того, по Вашему голосу и Вашему лицу я вижу, что Вы не лжёте мне – с миледи ничего не случится. И всё же я спрошу напрямую: как Вы и Ваш господин посмотрите на то, что она вернётся в Лугфорд не одна? Я говорю вот о чём: хорошо было бы, если б я мог сопровождать её, а кроме меня ещё пятьсот хороших всадников. Примете ли вы таких многочисленных и сильных гостей?

Рыцарь охотно согласился и заметил:

– Лишь бы вы приехали, милорд, а там приводите хоть тысячу или больше – всё будет только надёжнее и безопаснее.

Улыбаясь, король ответил ему:

– Что ж, мы подумаем об этом. А пока чувствуйте себя как дома. Я и в самом деле считаю, что именно благодаря Вашей помощи меня не лишили жизни тем утром в Малой долине.

Три последующих дня Их величества принимали посланника из Лугодолья, а затем все отправились в Лугфорд: Кристофер, Джек с Холмов и Голдилинд. Они въехали туда с честью и триумфом в сопровождении семисот рыцарей, и никогда их не принимали так хорошо, разве что в тот момент, когда Кристофер с войском вошёл в Дубфорд.

Графа Джеффри, впрочем, в тот день не было среди встречающих. Зато во время пира в большом зале, когда Голдилинд сидела на престоле в королевских одеяниях и с короной на голове, на возвышение взошёл высокий седой человек с проницательным взглядом. Он был совершенно безоружен, даже меча не было у него на боку. Одет он был в простую чёрную одежду. Он встал на колени перед Голдилинд, коснулся рукой подола её платья и произнёс:

– Ваше величество, миледи, вот моя голова, и Вы вольны поступить с ней по Вашему усмотрению. Я подло обошёлся с Вами и теперь молю Вас о прощении. Я Джеффри.

Голдилинд по-доброму посмотрела на него и подняла с колен. Затем, повернувшись к старшему из прислуживающих на пиру, сказала:

– Принесите меч с ножнами и поясом, да чтобы это был хороший клинок, и чтобы и меч, и ножны, и пояс были украшены.

Это было исполнено. Когда же меч дали королеве, она попросила сэра Джеффри вновь преклонить колена и опоясала его этим мечом со словами:

– Сэр Джеффри, всё зло, что Вы причинили мне, я прощаю и забываю. А то, что Вы сделали во благо, я запомню, ибо Вы даровали мне в мужья могущественного короля, самого могущественного и самого прекрасного на земле, а потому я благословляю Вас и делаю своим графом, которому оставлю управление Лугодольем, если народ не будет против. Пусть слуги принесут подходящую Вам одежду и украшения, а затем садитесь с нами, ешьте и пейте в этот великий день, ибо день, в который я вновь сижу в доме моего отца и вижу свой народ, любящий меня, – это счастливый день.

Голдилинд говорила громко и отчётливо, так что большинство из присутствующих в зале могли её слышать, и все они возрадовались её словам, поскольку граф Джеффри не так уж плохо управлял страной. Он был мудр и опытен, хорошо говорил сам и понимал других, а кроме того был прекрасным воином. Во время его правления никто не соглашался лишь с тем, чтобы их госпожа и королева вдруг стала бы для них чужой, поэтому слова Голдилинд вызвали радостный крик. Все ожидали мира и королевского благорасположения.

Итак, Джеффри сел вместе со всеми к столу, и Кристофер, улыбаясь ему, сказал:

– Видите, лорд, не поступил ли я так, как Вы просили меня, когда давали это сокровище – Голдилинд? Я привёл разбойников на помощь Вам, а не на погибель. Помогите и Вы мне, будьте хорошим графом для миледи и для меня, и тогда Вы проживёте жизнь и умрёте счастливым человеком и моим другом, в противном же случае…

– Противного случая не будет, Ваше величество, – ответил ему Джеффри. – Каждый из присутствующих в этом зале подтвердит, что я умею держать слово.

Им было радостно вместе, и они были счастливы. Спустя же семь дней на опушке вне стен Лугфорда созвали всенародное собрание. Поистине, оно было многолюдным! Голдилинд встала посреди народа и назвала сэра Джеффри графом, поручив ему управлять страной от её имени, и никто не спорил с этим, поскольку все знали, что он, как никто другой, подходит для этого. Затем она называла представителей баронского и рыцарского сословий, о которых ей сообщили, что на них можно положиться. Голдилинд раздавала им должности, и не было никого из названных ею, кем бы народ был недоволен, ибо Голдилинд заранее советовалась с мудрейшими людьми из разных сословий.

Её саму все любили, ей поклонялись. Единственное, что принимали с трудом, это её неизбежное возвращения в Дуболесье через несколько дней. Когда Голдилинд услышала разговоры об этом, она решила, что по одному месяцу каждый год будет проводить в Лугодолье и, по возможности, выберет для этого май. Все хвалили королеву за мудрое решение, и каждый остался им доволен. С тех пор так и повелось, и второго своего сына Голдилинд родила в Лугфорде. Она решила, что он будет править после неё, и это вызвало бурную радость в народе. Ребёнок вырос сильными и пригожим и начал править страной, когда его мать была ещё жива. Он был хорошим человеком, и народ любил его.

Прежде чем Голдилинд вернулась со своим сопровождением в Дуболесье, она попросила привести к себе Алоизу, и когда это исполнили, Голдилинд одарила служанку и спросила, согласится ли Алоиза отправиться с ней в Дубфорд и служить ей там. Алоиза даже обрадовалась этому предложению, поскольку в Лугфорде она жила в бедности, и никто о ней не заботился, так как ходили слухи, что она была одной из тюремщиц молодой королевы.

Когда все вернулись в Дубфорд, то встретили там Гандольфа, барона Прибрежного края, полностью исцелившегося от своих ран. Король мягко приветствовал его и всю жизнь принимал его благосклонно, а барон отвечал ему верностью.

С тех пор жизнь Юного Кристофера и Голдилинд была спокойной, хотя на их пути встречались и войны, и иные беды, но и народ к ним, и они друг к другу всегда испытывали глубокое уважение и чистую любовь.

Ни с кем Кристофер не обращался хуже, чем тот заслуживал, а со многими даже гораздо лучше. Никого он не боялся и ни к кому не испытывал ненависти, разве что к возмутителям простого люда, но и эта ненависть не жила в его сердце долго, потому что она сильно укоротила жизни тех, к кому он её питал, и такие люди быстро исчезли из королевства, и все забыли о них. Преставился Кристофер в глубокой старости, всего лишь год спустя после смерти своей дорогой Голдилинд, и не было ещё короля, которого бы так сильно оплакивал народ, как оплакивали Юного Кристофера.

1895